Расплата по счетам

Глава 26

— Господа, не могу считать себя знатоком военных действий на суше, но одно мне сразу бросилось в глаза на диспозиции, составленной командующим Маньчжурской армии, покойным генералом Куропаткиным…

Наместник здесь сделал расчетливую паузу, перекрестился — все присутствующие на совещание последовали его примеру. Версию о случайной гибели от вражеской пули бывшего военного министра восприняли с изрядным скепсисом, гораздо ближе многим пришелся слух, что Алексей Николаевич просто покончил с собою, что в русской армии было вполне обыденным явлением. Офицеры шмаляли в себя из табельных наганов и «высочайше» разрешенных к ношению браунингов, пускали в ход маузеры и даже снятые с вооружения «смит-вессоны» — в общем, самый широкий выбор оружия для свершения в свою голову или сердце последнего выстрела. И поводов к самоубийству было вполне достаточно, и все вполне обоснованы. Тут и дела «сердечные» — несчастная любовь, супружеская измена или получение неизлечимого сифилиса — «венерическое» ведь заболевание, с амурными делами связанное, как и женитьба, после которой выясняется, что супруга в молодые годы была носительницей «желтого билета», и вполне легально занималась проституцией. С позором увольняли со службы, и офицер, потрясенный чудовищной метаморфозой, тут же стрелялся.

Но основным моментом было банальное казнокрадство, когда за руку хватали — это интенданту можно плевать в глаза, утрется — они к этому привычны. Но что делать боевому офицеру, растратившему денежные средства вверенной ему части. А соблазнов и пороков много — от тех же любовниц до карточных игр, где в груди бушует азарт. Потом приходит понимание, что проиграл все — и казенные деньги, и выдал векселя на огромную сумму, или прилюдно взял заем под «честное слово». Карточный долг дело первостепенное, нет денег, не садись играть — нехитрое, но жизненное правило. Вот и стреляли в себя и пехотинцы, и артиллеристы, и ученые саперы в пенсне, и моряки в своих каютах, и особенно лихие кавалеристы, воспитанные на стихах Дениса Давыдова, тот еще был гусар, теперь они только в гвардии остались, закончились уланы с флюгерами и гусары в ментиках, всех «царь-миротворец» драгунами сделал в мерлушковых шапках и мужицких шароварах. И по этому поводу тоже стрелялись, но чаще увольнялись со службы, не желая вместо ментика носить «кафтан».

А вот генералы стрелялись крайне редко, потому, что их было мало, все на виду. И каждый такой случай в той или иной мере связывался с «высочайшим неодобрением» или недовольством «света». Так что сейчас все гадали, что стало причиной самоубийства — страх ответа перед монархом за череду поражений, или прямой обман «венценосца», либо казнокрадство во впечатляющих размерах. Алексеева устраивала любая версия из ходящих по армии, и он напускал на себя загадочный вид при неудобных вопросах, что порождало новую волну кривотолков. Но тягостного впечатления на генералов самоубийство командующего перед генеральным сражением не произвело, многие даже откровенно злорадствовали. Куропаткина не любили и не уважали, слишком часто покойный перекладывал всю ответственность за сделанные им самим ошибки на подчиненных. И такие «манеры» откровенно бесили заслуженных генералов, что вопреки традициям отзывались об усопшем исключительно матерно, не стесняясь в выборе словосочетаний…

— Я адмирал, но между войной в поле и в море много общего, как это не странно. При встрече с вражеской эскадрой мы ставим в боевую линию все корабли, обладающие достаточной огневой мощью, чтобы причинить ущерб неприятелю, и в то же время имеющих достаточную броневую защиту и способных выстоять в сражении. Но как можно победить в сражении, если треть эскадры находится в резерве, при этом противнику представляется великолепная возможность бить твой флот по частям⁈

Вопрос был из разряда риторических, и ответа на него не требовалось. Все генералы прекрасно знали, что данные японцам сражения имели отнюдь не решительный характер, а во исполнение оперативного плана покойного командующего, стремившегося всячески оттянуть время для генерального сражения, и успеть сосредоточить войска, каковых было собрано действительно немало, да что там — уже в своей численности превышающем японскую армию. Перед началом войны с японцами в армии имелось всего девять Восточно-Сибирских стрелковых бригад, из них три в Порт-Артуре, две в Приморье и четыре собственно в Маньчжурии. С объявлением мобилизации в Сибири были сформированы из призванных запасных три Сибирские пехотные дивизии по 16 батальонов в каждой, в составе четырех полков. Восточно-Сибирские стрелковые полки получили по одному кадровому батальону, выдернутых из состава гренадерских и пехотных соединений военных округов центральной России, их пополнили мобилизованными сибиряками молодых возрастов, а бригады развернули в дивизии 12-ти батальонного состава. И стрелки уже прекрасно показали себя в боях — сибиряки оказались отличными солдатами, физически крепкими и выносливыми, и на тяготы службы не роптали, воевали умело и ожесточенно, что показали боевые действия под Дальним и Порт-Артуром, Тюренченном и Вафангоу.

По плану войны предполагалась переброска в Маньчжурскую армию всего двух армейских корпусов — 10-го и 17-го, в 32 батальона каждый. А также проводилась мобилизации в Казанском военном округе, где должны были сформировать 5-й Сибирский армейский корпус, никакого отношения к сибирякам не имеющий, кроме своего наименования, и состоящий из двух резервных дивизий — 54-й и 71-й. Кроме того, запасные из этого округа отправлялись в Маньчжурию в качестве маршевого пополнения.

Одно это запланированное военным министром действо, при наличии кадровой армии мирного времени численностью свыше миллиона человек, вызвало резкие протесты, как генералов, так и наместника. Все категорически возражали против мобилизации Казанского округа, так как такая мера порядком деморализовала призванных из запаса людей, которые стали задаваться простым вопросом — почему мы должны ехать умирать, в то время как других не трогают, и мобилизации не объявляют. Ведь можно было обойтись без мобилизации, силами одной кадровой армии, для чего удержать старослужащих солдат на службе, а не проводить для них демобилизации в мае месяце. Это вполне допустимая мера была бы встречена с пониманием, и в армии осталось бы до двухсот пятидесяти тысяч отлично подготовленных кадровых солдат, которые могли пополнить действующие в Маньчжурии дивизии до полного штата, и быть отправлены пополнением — для чего можно было отправить из каждой дивизии несколько четвертых батальонов каждого полка. А для компенсации провести «усиленный» призыв новобранцев, ими и пополнить все корпуса, что продолжали находиться в прежних местах дислокации. Мобилизацию можно было провести исключительно в Сибири и в казачьих войсках империи, а не только среди сибирских, забайкальских, амурских и уссурийских станичников. Сами казаки народ служивый и воинственный, отправка дополнительных казачьих дивизий и всех трех кубанских пластунских бригад значительно усилила бы Маньчжурскую армию.

Однако покойный генерал Куропаткин продолжал гнуть свою линию, требуя отправить ему не только непригодный к службе человеческий материал, такой как запасные старших возрастов, но и вытребовал еще 1-й армейский корпус, эшелоны которого уже начали прибывать в Мукден — подошла головная бригада, первая из четырех. Так что к концу месяца с прибытием этого корпуса армия значительно возрастет в числе войск, и составит 17 дивизий (плюс две в Квантунском укрепрайоне, и одна во Владивостоке). Численный состав в две с половиной сотни батальонов при шестистах орудиях полевой артиллерии даст полуторный перевес в силах над противником по числу штыков и пушек, при подавляющем превосходстве в коннице — там перевес по числу шашек тройной…

— Господа, как вы знаете, Дальний освобожден, войскам генерала Стесселя достались огромные склады японской армии, и главное больше ста тысяч снарядов, которые не будут применены здесь против нас. Более того, всего две наши дивизии нанесли поражение неприятелю — в 3-й армии генерала Ноги три дивизии и две резервные бригады. И вчера я получил сообщение — на перешейке у Цзиньчжоу появились еще одна пехотная дивизия с резервной бригадой. А это означает только одно — эти двадцать батальонов взяты отсюда, вот потому противник не продвигался вперед, и отнюдь ему не только помешали одни дожди, но и славные стрелки и моряки Квантуна. Но сейчас неприятель снова двинулся вперед, надеясь в одном генеральном сражении нанести поражение нашей армии. Маршалу Ойяме ничего другого не остается — благодаря победам нашего флота он лишен подвоза боеприпасов и продовольствия, не могут прибывать подкрепления. Ситуация полностью изменилась, а потому нам надлежит действовать совсем не так, как было задумано покойным генералом Куропаткиным…

Так британская пропаганда представляла действия русских казаков в Маньчжурии во время 1904–1905 гг., да и в период Крымской войны рисунки были не лучше. Но пройдет всего десять лет, как уже в 1914 году в английских газетах станут появляться совсем другие картинки, но так и обстоятельства изменятся…