Распутин. Вера, власть и закат Романовых

1. Происхождение

Выходящая на севере к Северному Ледовитому океану, а на юге – к бескрайним степям Центральной Азии, Сибирь протянулась на почти 5000 миль от Уральских гор до Тихого океана. Поезда из Москвы до Урала идут примерно сутки, а оттуда до Тихого океана – еще пять суток. Если поместить все Соединенные Штаты в центр Сибири, то остается еще почти два миллиона квадратных миль свободного пространства. Это край сосновых и березовых лесов, озер и болот, могучих рек, текущих на север в Ледовитый океан. Это земля крайностей: температуры здесь могут падать до –71 градуса по Цельсию зимой, а летом подниматься до 34 градусов. Это суровый край, который ничего не прощает.

С древнейших времен эта огромная, удаленная земля порождала в представлениях чужаков самые фантастические образы. Говорили, что родители здесь убивают и поедают собственных детей. Говорили, что сибиряки умирают от насморка: вода, изливающаяся из их носов, замораживает их до смерти. Говорили, что у жителей Сибири нет голов: глаза расположены у них на груди, а рты – между лопатками. Даже в XVIII веке очень многие имели весьма смутное представление об обычаях и морали жителей Сибири. В 1761 году французский астроном Жан-Батист Шапп д’Отрош побывал в исторической столице Сибири, городе Тобольске, рядом с которым расположена родная деревня Распутина. Он писал: «Обычные люди – мужчины, женщины и дети – ложатся вместе беспорядочно, без какого бы то ни было стыда. Поскольку их страсть воспламеняется тем, что они видят, представители двух полов рано предаются распутству»¹. Сибирь издавна стала синонимом страданий – сюда всегда ссылали тысячи узников. Кто-то просто жил в изгнании – в ссылке, кого-то за совершенные преступления отправляли на тяжелые каторжные работы. На протяжении веков преступники, революционеры и другие нарушители законов отправлялись в Сибирь «великим кандальным путем».

Но были и те, кто отправился в Сибирь добровольно. Для многих этот край был шансом на лучшую жизнь. Экспансия России в Сибирь началась в XVI веке, и тому были экономические причины – в частности жажда «мягкого золота», мехов, в особенности соболей. Спрос на меха никогда не снижался, и промысел этот был весьма прибыльным. Торговля мехом многих сделала сказочно богатыми. Именно эта отрасль и стала экономическим стимулом к экспансии. Кроме того, Сибирь, как бы парадоксально это ни звучало, сулила людям свободу. К востоку от Урала крепостного права не существовало, а правление государства было необременительным и даже, можно сказать, справедливым. В XVII–XVIII веках ярмо крепостного права стало невыносимым, и многие крестьяне бежали в Сибирь. В период с 1678 по 1710 год количество крестьянских хозяйств в Сибири выросло почти на 50 процентов. В то же время в европейской России это количество снизилось более чем на 25 процентов. По ту сторону Урала не было хозяев, которым приходилось отдавать плоды своих трудов. И такая свобода порождала дикую, беззаконную атмосферу русского фронтира. На протяжении веков Сибирь была для России Диким Западом. Военные губернаторы царского режима были чиновниками продажными, коррумпированными и жестокими – такими же были многие торговцы и трапперы. Здесь торговали не только мехом, но еще и женщинами и спиртом. А насилие считалось нормой жизни².

Русские, которым удалось бежать в Сибирь, были самыми предприимчивыми людьми. Наблюдая за местными крестьянами, английский путешественник, который в 1861 году пересек Сибирь по пути в Китай, отмечал поразительную «независимость в манере держаться». Поведение сибиряков было совершенно не похоже на то, что он видел в европейской части России, где господствовали «нищета, нерадивость и страдания». Он добавлял: «Положение их семей свидетельствует о значительном самоуважении». В деревнях присутствовал «определенный комфорт». Англичанин почувствовал, что эти люди готовы пойти на риск, надеясь на лучшую жизнь³. Сибирские крестьяне обладали определенной гордостью, достоинством и ответственностью за собственную жизнь, чего были совершенно лишены крепостные из европейской части России, к западу от Урала.

Одним из первых русских пионеров в XVII веке в Сибирь отправился Изосим Фёдоров сын. Бедный, безземельный крестьянин из деревни Палевицы на реке Вычегде (приток Северной Двины), расположенной примерно в восьмистах милях к северо-востоку от Москвы, Изосим со своей женой и тремя сыновьями, Семеном, Насоном и Евсеем, перешел Уральские горы и поселился в форпосте Покровское примерно в 1643 году.

Село Покровское было основано годом ранее по приказу местного архиепископа. К моменту прибытия Изосима здесь уже проживало двадцать крестьянских семейств. Покровское было расположено на западном берегу реки Тура, на почтовой дороге, соединяющей Тобольск и Тюмень. Здесь ямщики могли отдохнуть и сменить лошадей. Поселение получило название в честь построенной крестьянами церкви Девы Марии – покровительницы и защитницы. Местные крестьяне охотились на лис, медведей, волков и барсуков в окрестных лесах, ловили рыбу в Туре и соседних озерах, где водились стерляди, щуки и осетры. Они обрабатывали землю, растили скот и дубили кожи. В этой части Сибири народ жил относительно хорошо, в добротных деревянных домах, часто двухэтажных. К 1860 году – ко времени рождения Распутина – в Покровском проживало около тысячи крестьян. Деревня насчитывала около двухсот домов. Здесь было несколько молочных хозяйств, конюшни, пекарни, харчевни, постоялые дворы, рынки, лесопилки, кузница и небольшая школа⁴.

В старых документах не сохранилось фамилии Изосима, но его сын Насон в 1650 году именуется «Роспутиным». Почему он выбрал такую фамилию, неясно. Возможно, у него было прозвище «Распута» («Роспута»), откуда и пошла фамилия Распутин (так ее стали писать в XIX веке) – довольно распространенная в Сибири. Тем не менее приняли и сохранили фамилию Распутин только потомки Насона⁵. Именно Насон Роспутин и является предком Григория, родившегося спустя восемь поколений.

Фамилия Распутин долгое время являлась предметом бесконечных споров и обсуждений, чаще всего абсолютно некорректных. Многие пытались связать ее с русским словом «распутник» или «распутничать», то есть вести непристойный образ жизни. То есть сама фамилия Распутина говорила о его порочном поведении либо была дана ему позже по той же причине. Ложные слухи преследовали Распутина и при жизни. В декабре 1911 года в газете «Вечернее время» была опубликована статья, в которой утверждалось, что прозвище «Распутин» он получил в юности за свою аморальность, а затем фамилия стала официальной и была записана в его паспорте. Даже сегодня некоторые историки продолжают утверждать, что фамилия Распутина отражает давнюю порочность его семьи⁶.

Истинное происхождение фамилии точно не известно. Но даже если давний предок Григория действительно был распутником, то в этом нет ничего необычного, поскольку такую фамилию носят очень многие сибиряки. Впрочем, есть более вероятное предположение. «Распутой» или «распутьем» в русском языке называли перекрестки. Издавна такие места считались обиталищем злых духов. Возможно, Распутиными называли тех, кто умел общаться с подобными силами. Есть русская поговорка «пустили дурака на распутье», которая говорит о нерешительности человека. Кроме того, в русском языке есть непереводимое понятие «распутица» – сырое, слякотное время ранней весны, когда русские дороги становятся непроезжими. Вполне возможно, что ребенка, рожденного в это время, могли назвать Распутой⁷. Каково бы ни было происхождение этой фамилии, ее носили и Григорий, и все остальные члены его семьи, следовательно, она никак не могла быть связана с его личным характером.

Отец Григория, Ефим Распутин, родился в Покровском в 1842 году. Судя по некоторым источникам, он был «человеком плотным, типичным сибирским крестьянином», «толстым, неопрятным и сутулым». А вот политический ссыльный, встречавшийся с Ефимом в 1910 году, отзывался о нем по-другому: «крепкий, трудолюбивый и бодрый старик»⁸. На жизнь он зарабатывал по-разному – рыболовством, возделыванием земли, сенокосом. Какое-то время он работал грузчиком на баржах, ходивших по Туре и Тоболу, потом стал ямщиком – перевозил людей и товары между Тобольском и Тюменью. Денег вечно не хватало. Однажды Ефим даже оказался в тюрьме за неуплату податей. Сведения о его характере весьма противоречивы. Он был старейшиной в местной церкви. Один из местных жителей говорил о «просвещенной беседе и мудрости» Ефима. Другие же отмечали его любовь к «крепкой водке»⁹. Несмотря на пьянство, Ефиму все же удалось добиться видного положения в деревне. Он приобрел участок земли и десяток коров, а также около двадцати лошадей – богатство не великое, но по стандартам русского крестьянства его можно было назвать вполне процветающим человеком.

Судя по церковным книгам, 2 февраля 1862 года Ефим женился на Анне Паршуковой из деревни Усалка. Жена была на два года старше мужа. Вскоре у супругов родились дети – и умерли. В период с 1863 по 1867 год Анна родила четырех детей – трех девочек и одного мальчика, но никто из них не прожил дольше нескольких месяцев. Первым выжившим стал мальчик, родившийся 21 января 1869 года, почти через семь лет после свадьбы родителей. 22 января его окрестили Григорием в честь святого Григория Нисского, христианского мистика IV века, праздник которого в этот день отмечался Русской православной церковью. Вместе с Ефимом и Анной в церкви присутствовали крестные родители Григория – старший брат Ефима, Матвей, и женщина по имени Агафья Алемасова¹⁰.

После этого в семье родилось еще два или три ребенка. В 1874 году Анна родила близнецов, и оба умерли через несколько дней после родов. Возможно, появился и девятый ребенок, девочка Феодосия. Она родилась в 1875 году и сумела выжить. По документам мы не можем с точностью утверждать, что Феодосия была родной сестрой Григория – вполне возможно, что родство было более дальним. Тем не менее они были очень близки. В 1895 году Григорий был свидетелем на ее свадьбе, а позже стал крестным отцом двоих ее детей. Часто повторяемые слухи о том, что у Распутина был родной или двоюродный брат Дмитрий, который утонул и в смерти которого Григорий увидел предвестие собственной кончины, являются чистым вымыслом¹¹.

О юности Распутина – точнее, о первых тридцати годах его жизни – мы не знаем почти ничего. Это настоящая черная дыра. Неудивительно, что этот период окружен самыми разнообразными вымыслами. В 1910 году, во время одного из первых скандалов, связанных с Распутиным, газета «Утро России» опубликовала статью, в которой утверждалось, что вскрылись шокирующие детали касательно жизни родителей Распутина. Ефим, по утверждению авторов статьи, был «очень развратным сластолюбцем». Он требовал от жены секса даже во время беременностей. Однажды, когда Анна попыталась сопротивляться, он закричал на нее: «Вытуляй его (ребенка) скорее, вытуляй!» И жители деревни стали называть мальчика Гришкой Вытулом¹². Ходили и другие слухи. На позднем сроке беременности, когда живот Анны сильно увеличился, Ефим стал требовать у жены анального секса, свидетелем чему якобы стал человек, работавший в доме и впоследствии рассказавший об этом односельчанам¹³. Подобные истории выдумывались десятками, чтобы подтвердить сексуальную извращенность, процветавшую в семье Распутиных.

Мы знаем, что Распутин не получил никакого образования и оставался неграмотным, даже став взрослым. В этом не было ничего необычного. Большинство крестьян, работавших на земле, редко посещали школу. В 1900 году в Сибири грамотными были лишь около 4 процентов крестьян, а во всей России – всего 20 процентов. Родители Распутина тоже не учились в школе. Согласно переписи 1897 года, в семье Распутина грамотных не было¹⁴. Маленький Гришка, как и другие мальчишки в Покровском, стал помогать отцу сразу же, как только вошел в силу. Он научился ловить рыбу, ухаживать за скотом, работать в поле. По воскресеньям вся семья отправлялась в церковь. Семья вела обычную крестьянскую жизнь, и в юности Распутина не было ничего такого, что предвещало бы Григорию судьбу, отличную от судьбы его предков.

Поскольку нам очень мало известно о раннем периоде его жизни, то многие выдумывали собственные версии. Очень типичное описание мы находим в газете «Петроградский листок» в декабре 1916 года:

В «Петроградском листке» пишут о том, что «постоянным бездельем он вызывал гнев своего отца, и тот его неоднократно поколачивал». Но самым серьезным обвинением было обвинение в воровстве. Судя по местным документам, его привлекали к ответственности за конокрадство и лжесвидетельство.

В 1917 году Павел Распопов из Покровского рассказал Комиссии о характере и привычках Распутина. В юности они вместе рыбачили, но никто из молодых парней не хотел находиться рядом с Распутиным. У него постоянно текло из носа во время еды, а когда он курил свою трубку, слюна капала у него изо рта. Впоследствии Распутина выгнали из артели – по утверждению Распопова, за воровство общественной водки¹⁶. Есть сведения о том, что Распутин воровал также сено и дрова, но наиболее распространенными являются обвинения в конокрадстве – самое страшное преступление в дореволюционной России¹⁷. Как многие истории о Распутине, эти слухи при каждом новом пересказе обрастали новыми подробностями. Если сначала говорилось о том, что Распутин украл одну-две лошади, то позже стали утверждать, что он вырос в семье потомственных конокрадов. Шведский композитор Вильгельм Гартевельд, который не раз встречался с Распутиным, после его смерти говорил, что Григорий родился в семье конокрадов. Предположительно, семейному промыслу сына обучил Ефим, и к шестнадцати годам тот стал одним из лучших конокрадов той местности. О том же говорил и князь Феликс Юсупов в своих мемуарах¹⁸. Если бы эти истории были правдивы, они нашли бы отражение в архивах Тобольска или Тюмени, но, как ни старались историки, никаких упоминаний о том, что Распутину предъявлялись подобные обвинения, они не нашли¹⁹.

Но определенная информация о буйной юности Распутина все же имеется. В 1909 году жители Покровского сообщали тюменским жандармам о том, что Распутин был подвержен «разнообразным порокам», а именно «склонен к пьянству» и совершил ряд «мелких краж» до своего исчезновения. Но затем он вернулся в деревню совершенно другим человеком²⁰. Очень важна дата этого документа, поскольку он был составлен задолго до того, как Распутин стал притчей во языцех во всей России, и, скорее всего, отражает истину – или определенный ее аспект. Вряд ли в 1909 году крестьяне сообщали жандармам то, что хотели от них услышать власти.

Кроме того, в тобольском архиве имеется ряд документов, которые вплоть до недавнего времени оставались неизвестными. Согласно официальным данным, в конце июня 1914 года из столицы в волостное правление Покровского прибыли журналист с секретарем. Они утверждали, что были посланы генерал-губернатором Санкт-Петербурга для сбора официальной информации о конокрадстве Распутина. Чиновник Налобин был слишком напуган, чтобы спрашивать у подобных людей какие-то документы. Он просмотрел деревенские документы и сообщил, что Распутина никогда не задерживали и не осуждали за подобные преступления. Но он упомянул о том, что у него есть документы, согласно которым в 1884 году волостной старшина на два дня поместил пятнадцатилетнего Распутина в тюрьму за «грубое отношение» к нему лично. Налобин сказал, что это единственное упоминание о криминальном прошлом Григория. Он попросил журналиста подписать расписку в получении информации, но тот отказался и очень быстро уехал²¹. Когда Распутин узнал о том, что сделал Налобин, он пришел в ярость и настоял на том, чтобы делом занялся губернатор Тобольска. Расследование установило, что Налобин действительно показал двум приезжим деревенскую книгу. За то, что чиновник не спросил у приезжих удостоверений личности, он был оштрафован на пять рублей.

Это замечательное открытие, которое раз и навсегда кладет конец рассказам о конокрадстве Распутина – а также и историям о других его преступлениях. Если «мелкие кражи», о которых говорили односельчане и Распопов, и имели место, то они действительно были «мелкими» настолько, что местные власти не обращали на них внимания. Кроме того, подобное открытие доказывает, что истории о бунтарской и даже дикой натуре юного Распутина, о которых многие говорили и на которые уклончиво намекал он сам, не имеют под собой убедительных оснований. Конечно, подобные выходки в юности весьма распространены – даже христианские святые вели себя не лучшим образом, примером чего может служить святой Августин. В юности он крал и развратничал, но, обратившись в христианство, изменился к лучшему. О Распутине сказать этого нельзя. Он боролся со своими пороками до конца жизни, часто терпел крах и поддавался греху, чего, следует отметить, никогда и не отрицал.

Примерно в восемнадцати милях к юго-востоку от Тобольска на высоком обрыве над рекой Иртыш стоит Святознаменский монастырь в Абалаке. Монастырь этот был построен на том месте, где в 1636 году старой крестьянке было видение: Богоматерь приказала ей построить здесь церковь. В Абалакском монастыре хранилась чудотворная икона Богоматери, славившаяся по всей Сибири своей целительной силой. В Абалак со всех концов страны стекались люди, чтобы поклониться чудотворной иконе и обратиться к ней со своими просьбами.

Именно здесь летом 1886 года Распутин встретил крестьянскую девушку Прасковью Дубровину, пухлую блондинку с темными глазами. Она была старше Григория больше, чем на три года – Прасковья родилась 6 ноября 1865 года и по крестьянским меркам считалась старой девой²². Как и Распутин, она пришла в монастырь на праздник Успения. Григорий ухаживал за ней несколько месяцев. Они поженились вскоре после восемнадцатилетия Григория, в феврале 1887 года²³. О Прасковье почти ничего не известно. Все, кто ее знал, отзывались о ней очень доброжелательно. Она была работящей, верной, преданной (и даже покорной) женой и невесткой. Поскольку она засиделась в девках, Прасковья была благодарна Григорию. Она обрела дом, семью, ощущение безопасности и стабильности. Крестьянская Россия была плохим местом для одиноких женщин. Хотя Григорий пьянствовал, изменял и долгое время отсутствовал, Прасковья всю жизнь хранила ему верность, вела хозяйство в Покровском и терпеливо ждала его возвращения. А Распутин всегда заботился о том, чтобы у нее было все необходимое. Он нанимал молодых женщин, чтобы те помогали Прасковье в хозяйстве и развлекали ее, пока его не было дома.

После свадьбы молодые, как того требовал обычай, поселились у родителей Григория. Вскоре появились дети. Всего у Прасковьи было семеро детей, хотя многие умерли в детстве. 29 сентября 1888 года родился Михаил. Он умер от скарлатины, когда ему не исполнилось и пяти лет. В мае 1894 года Прасковья родила близнецов – Георгия и Анну. Через два года они и еще несколько детей в деревне умерли от коклюша. Первым из детей Распутина до взрослого состояния дожил Дмитрий, родившийся 25 октября 1895 года. 26 марта 1898 года родилась Матрена (более известная как Мария), а 28 ноября 1900 года – Варвара. Седьмой ребенок, которого Прасковья родила через три года после рождения Варвары, не прожил и трех месяцев²⁴.

По данным переписи 1897 года Григорий, которому было уже двадцать восемь лет, не имел собственного дома и продолжал жить с отцом (Ефиму было уже пятьдесят пять лет), матерью (пятьдесят семь лет) и их годовалым сыном Дмитрием. Все были неграмотными, мужчины были записаны как государственные крестьяне²⁵. До этого момента жизнь Распутина развивалась в точности, как и у миллионов русских крестьян: работа в поле, посещение церкви, молитвы, покорность отцу, женитьба, рождение детей и сохранение вечного ритма крестьянской жизни. Но потом все изменилось.

2. Странник

В 1907 году Распутин рассказал о своей юности одной из своих прислужниц, некоей Хионии Берладской. Она записала его слова и способствовала их изданию в книге «Житие опытного странника». Берладской Распутин говорил так:

Причины, которые побудили Распутина изменить свою жизнь, а впоследствии из Покровского привели его в царский дворец, издавна были окутаны легендами. Николай Соколов, который в 1919 году возглавлял следствие по убийству Романовых, утверждал, что Распутин покинул Покровское не для поисков Бога, но чтобы избежать тяжелого труда. Другие писали, что Распутин пытался скрыться, чтобы не попасть в тюрьму за конокрадство. По-видимому, Распутин отправился в паломничество в Свято-Николаевский монастырь в Верхотурье – за триста миль от дома – чтобы отмолить свои грехи². Обе версии не представляются убедительными. Давний друг Распутина, Дмитрий Стряпчев, в 1914 году сообщил журналистам, что в юности Распутин не пользовался особо хорошей репутацией. Кроме прочего, он очень любил выпить. Но однажды ночью ему было видение. Перед ним появился святой Симеон Верхнетурский и сказал: «Григорий! Иди странствуй и спасай людей»³. В своем жизнеописании Распутин говорит о святом Симеоне Верхнетурском, рассказывает, как святой избавил его от бессонницы и энуреза – эта проблема мучила его и во взрослой жизни. Святой сотворил чудо – помог Григорию обрести смысл жизни и посвятить себя Богу⁴. Дочь Распутина, Матрена, которая родилась уже после этой трансформации, писала, что ее отец пил, курил и ел мясо, как и другие крестьяне, но потом неожиданно изменился. Он бросил все, стал совершать паломничества в далекие монастыри. В одном из изданий мемуаров Матрена утверждала, что отцу ее было видение: когда он работал в поле, в небе перед ним появилась Дева Мария и указала за горизонт. Распутин почувствовал, что Дева смотрит на него и повелевает ему стать святым странником. Всю ночь он провел возле иконы Богородицы. Проснувшись на следующее утро, Григорий увидел на лице Девы Марии слезы и услышал голос: «Я плачу о грехах людских; иди, странствуй, очищай людей от грехов их и снимай с них страсти»⁵.

Даже если эта история верна, то, чтобы убедить Распутина искать Бога за горизонтом, потребовалось нечто большее, чем ободрение Богоматери. В 1910 году жители Покровского говорили, что неожиданная перемена в поведении Распутина совпала с посещением Тюмени. Туда Григорий отправился с молодым студентом-богословом Мелетием Заборовским. Заборовский впоследствии стал монахом и ректором духовной семинарии в Томске. О Заборовском упоминает и Матрена. Она пишет, что отец случайно встретил его, возвращаясь с мельницы. Распутин стал рассказывать Заборовскому о своих видениях и спросил его совета, на что тот отвечал: «Тебя Господь позвал. Господь позвал – ослушаться грех»⁶.

Почти столь же, как и причины перемены, туманна и дата, когда это случилось. Отчасти это связано с самим Распутиным. Так, например, в 1908 году он утверждал, что начал свои странствия примерно в 1893 году, когда ему было двадцать четыре года⁷. И здесь он явно ошибается. В своем жизнеописании он пишет, что начал совершать паломничества, когда ему было двадцать восемь, то есть в 1897 году. Ту же дату он называет отцу Александру Юрьевскому во время беседы с ним в Сибири в 1907 году⁸. И вот эта, более поздняя, дата кажется наиболее вероятной.

По меркам того времени, Распутин был крестьянином средних лет, когда решил покинуть свою деревню и отправиться на искания Бога. Это было весьма радикальное решение, явно отражавшее переживаемый эмоциональный или духовный кризис. Возможно, это была некая разновидность кризиса среднего возраста: Григорий уже десять лет был женат, у него был маленький сын, должен был родиться второй ребенок, и его жизнь текла однообразно и тяжело. Решение подняться и покинуть дом было своеобразной формой бегства, попыткой начать новую жизнь. Распутин уже ощутил вкус другой жизни, когда совершал короткие паломничества в Абалакский монастырь и в собор Тобольска. Теперь же ему захотелось пойти дальше и провести в странствиях больше времени. Его натура не знала покоя. Он никогда не мог долгое время оставаться на одном месте и всю жизнь проводил в странствиях. Но в решении Распутина было нечто большее, чем простое желание сбежать из дома. Религиозное устремление, явственное из приведенной выше цитаты, было искренним. Распутин был неутомим в своих религиозных исканиях, и на его вопросы о природе Бога и религии местные священники, весьма ограниченные в своих мировоззрениях, ответить не могли.

Никакой информации о том, как родные отнеслись к поступку Григория, у нас нет. Конечно, покинуть дом было непросто. Григорий был единственным сыном Ефима, и отец нуждался в нем для работы по хозяйству. Вряд ли он обрадовался тому, что сын отправляется на поиски Бога. Есть свидетельства того, что их отношения после этого пострадали⁹. Прасковья тоже была не рада, но в патриархальном крестьянском мире ей оставалось только смириться. Многие забывают о том, что к тому времени, когда Распутин покинул дом, за его плечами была уже добрая половина жизни.

Странники или религиозные паломники были весьма характерны для России того времени. В XVIII–XIX веках идея паломничества к святым местам получила широкое распространение – и среди бедных, и среди богатых. Но если богатые могли позволить себе путешествовать в экипажах, бедным приходилось идти пешком, неся в руках весь свой скарб. Паломники шли от деревни к деревне, полагаясь на щедрость чужих людей, чтобы раздобыть какую-то еду и кров на ночь. Им часто приходилось ночевать под открытым небом и оставаться голодными. Одетые в тряпье, часто босые, в веригах, они брели по России. Суровая жизнь… В 1900 году в России насчитывалось около миллиона странников, бродящих из одного святого места в другое в поисках спасения и просветления. И все они твердили Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешнаго»¹⁰.

Многие русские относились к странникам с глубоким почтением. Великий русский поэт XIX века Федор Тютчев посвятил им стихотворение «Странник»:

Но для властей странники были вовсе не скромными искателями Бога. Алексей Васильев, последний директор Департамента полиции при царском режиме, называя странников «бегунами», писал о них так: «Бегуны представляют собой совершенно анархический элемент российского крестьянства. Они скитаются по стране без цели и без отдыха, тщательно избегая контактов с представителями закона. У них нет удостоверения личности и никаких других документов, даже фальшивых, они упорно скрывают свои настоящие имена и таким образом избегают всех общественных обязательств»¹². Васильев полагал, что подобный образ жизни следует запретить во имя общественного блага[4].

«Когда я стал ходить по святым местам, – много лет спустя вспоминал Распутин, – то стал чувствовать наслаждение в другом мире». Он видел, как по-разному люди служат Богу, и понял, что человек может участвовать в Его работе, живя в миру, если он глубоко осознал Божественную благодать. Жизнь странника была трудна. Распутин проходил в день тридцать миль, причем в любую погоду. Он просил милостыню или брался за любую работу, чтобы заработать несколько копеек. На него нападали грабители и убийцы. Сам дьявол искушал его «помыслами нечестивыми». Распутин смирял себя, чтобы испытать собственную решимость. Он заставлял себя целыми днями идти без пищи и воды. Шесть месяцев он странствовал, не переменяя белья и не касаясь собственного тела. Три года он брел по России в веригах. Подобное умерщвление плоти приближало его к Христу, подобно древним христианским мученикам. Со временем Распутин стал называть свои железные оковы «веригами любви». Он научился читать Евангелия, постигать их смысл и искал Бога во всем сущем – в особенности в красоте русских пейзажей. Любовь Христова наполняла его душу. «Я любил без разбора», – говорил он. Когда его ограбили разбойники, он отдал им все, что у него было, сказав: «Это не мое, а все Божье», чем немало их изумил. Как бы мало ни было у него пищи, он делился ею с другими странниками, ибо все они были чадами Божьими¹³.

Изумление при виде красоты природы. Убежденность в том, что дьявол живет в мире рядом с нами. Борьба с желаниями плоти. Небрежение деньгами и материальными благами. Преклонение перед силой любви. Аскетизм и необычные религиозные практики в сочетании с независимостью духа. Во всем этом Распутин раскрывает то, что будет определять его жизнь в будущем.

Верхотурье в Уральских горах – это одно из самых священных мест России. Здесь находятся десятки церквей и монастырь святого Николая. Среди странников это место пользовалось огромной популярностью. Бывал здесь и Распутин – здесь он встретил одного из самых почитаемых старцев России, Макария, в миру Михаила Поликарпова. Макарий жил в маленьком скиту в лесах, неподалеку от монастыря. В 1910 году Макария посетила Маргарита Сабашникова, первая жена поэта-символиста Максимилиана Волошина. Возле скита Макария она увидела множество кур, о которых он с любовью заботился. «Лицо его было вне возраста, – писала она. – Глубокие морщины говорили о заботах, но заботах не о себе». Глаза его, казалось, не знали сна. Он был одет по-крестьянски и вел себя странно – смотрел в небо, обращался к курам и говорил с ними. Но Маргарита ощутила таинственную власть старца над собой. «Нечто захватывающее было во всем его существе, чувствовалось какое-то настоящее присутствие, как будто прямой взор от лица к лицу. «Он, должно быть, старец», – подумала я и стала у двери на колени, потому что знала, что к старцу обращаются на коленях»¹⁴.

В романе «Братья Карамазовы» Достоевский так объяснял, кто такой старец:

Старцы обладали редкой внутренней мудростью, харизмой, которой их наделил сам Бог. И это давало им силу быть духовными наставниками тех, кто искал просветления. Первым и самым знаменитым старцем был святой Антоний Египетский (251–356). Он удалился от мира, чтобы вести одинокую жизнь в пустыне, где провел более двадцати лет. Только после этого периода одиночества и созерцания начал он принимать гостей, алчущих мудрости и веры. Главным в жизни Антония, которая стала образцом для подражания будущих старцев, стала идея предварительного удаления от мира, необходимая для возвращения в мир.

Величайший русский святой, Сергий Радонежский (1314? – 1392), вел жизнь старца. Он удалился в густые русские леса, основал там скит и жил там в молитвах. Со временем прошел слух о ските и святом Сергии, и люди стали обращаться к нему как к духовному наставнику. Количество учеников у него росло, и он основал монастырь, расположенный севернее Москвы. Этот монастырь стал самым священным местом Московии. Но Сергий никогда не прекращал своей аскезы, и паломники были потрясены тем, что видели, встречаясь с ним. Хотя Сергий был благородного происхождения, он работал в огороде, одевался, как бедный крестьянин, одежда его была грязна, он редко мылся. Он напоминал нищего и жил в глуши. Тем не менее он был другом великих князей Московии и не чурался политики. В 1380 году, перед Куликовской битвой с татарами, правитель Москвы, князь Дмитрий Донской, обратился к нему за благословением.

Хотя старцы всегда присутствовали в православии, и о них говорилось в разные времена, наибольший расцвет этого явления приходится на XIX век, который даже называли «веком старцев». Начиная со святого Серафима Саровского и великих старцев Оптиной пустыни (Леонида, Макария, Амвросия), эти харизматичные личности оказывали огромное влияние на духовную жизнь России. К ним обращались не только простые люди, но и писатели и философы. Прототипами великого старца Зосимы из «Братьев Карамазовых» были старцы Оптиной пустыни¹⁶. Как и многие другие, Распутин находился под сильным влиянием старца Макария. Этот скромный искатель истины глубоко погрузился в православие и помнил наизусть значительную часть Библии. Его поклонники считали, что он не просто цитирует Священное Писание, но живет по нему, будучи живым воплощением учения Иисуса. Нам неизвестны детали общения Распутина и Макария. Возможно, Распутин провел в монастыре в Верхотурье несколько месяцев и стал своего рода учеником старца. Возможно, именно здесь монахи начали обучать его чтению и письму (сам Макарий был неграмотным) – впрочем, в полной мере овладеть этими навыками ему так и не удалось¹⁷.

Макарий произвел глубокое впечатление на Распутина, чего нельзя сказать о монастыре и монахах. Впоследствии он говорил Матрене, что «порок», который поразил многие монастыри, проник и в Верхотурье. Скорее всего, под «пороком» он имел в виду гомосексуализм. Распутин чувствовал, что в монашеской жизни присутствует элемент принуждения, и это отталкивало его. Он говорил: «Монашеская жизнь не для меня. Насилие над людьми творится здесь». Единственно верным путем к христианству он считал поиск спасения в миру. Памятуя о беспокойной натуре Распутина, в подобных словах нет ничего удивительного. Он никогда не смог бы подчиниться никому, кроме Бога и царя. Матрена пишет, что именно посещение Макария убедило ее отца избрать для себя жизнь странника¹⁸.

Со временем Распутин уходил все дальше от дома. Возможно, что в 1900 году он посетил Афонский монастырь – главный центр православия с Х века. На скалистом греческом полуострове в Эгейском море высится «Святая гора» Афон. Высота ее составляет 6670 футов. Здесь расположено более двадцати монастырей, монашеских поселений и скитов. Вместе с Распутиным на Афон отправился еще один странник, Дмитрий Печеркин. Жизнь на Афоне так потрясла его, что он решил остаться в Греции и поступил в Пантелеймоновский монастырь под именем Даниила. В 1913 году многих русских монахов выслали с Афона, и Дмитрий вернулся в Покровское¹⁹.

Из-за своих странствий Распутин не был дома месяцами, а то и годами. Когда он возвращался, то даже родные не всегда узнавали его. Матрена вспоминала, как отец вернулся домой осенью 1903 года. Они с Дмитрием играли вместе с деревенскими детьми, мать позвала их ужинать. Когда они сели за стол, в дом вошел высокий человек в пыльном овчинном армяке, с торбой в руках. Он был похож на обычного странника, которые не раз проходили через деревню. А потом Прасковья узнала в нем своего мужа. Они не виделись два года. Матрена с братом прыгнули на колени отцу и осыпали его поцелуями.

В мемуарах Матрена довольно точно отмечает любовь отца к родной деревне – эту любовь он сохранил на всю жизнь. И все же каждую весну его охватывала тяга к странствиям. «Прогулки по ближайшим окрестностям, – писала она, – более не удовлетворяли его. Неожиданно его охватывала жажда странствий, и одним прекрасным утром с котомкой на плече он уходил, отправлялся в очередное дальнее странствие в знаменитое место паломничества или просто случайным образом, полагаясь на гостеприимство деревень, через которых он проходил, и на свой дар проповедника и рассказчика». Мария и Дмитрий начинали упрашивать отца взять их с собой – больше всего им хотелось избавиться от злобных наставлений местного священника, отца Петра Остроумова, о котором Распутин был очень плохого мнения²⁰.

У святых странников редко имелись дом, жена и дети, к которым они могли вернуться. Семья отличала Распутина от других. Он никогда не признавал стандартов и отказывался придерживаться норм. Он всегда шел собственным путем. Он сам определил для себя путь странника. Отказ от вериг явился примером нетривиального мышления. В 1907 году Распутин рассказал отцу Александру Юрьевскому, как он начал носить вериги: «Нет в них ничего хорошего: начинаешь думать только о себе, полагаешь себя уже святым. И я снял их и начал носить одну рубаху целый год, не переменяя ее. Это лучший способ смирить себя»²¹. Любознательный, умный и открытый, но в то же время независимый и даже обладавший бунтарским духом, Распутин брал все, что мог ему предложить русский религиозный мир, но оставлял себе лишь то, что его устраивало. Так он сформировал собственный вариант крестьянского православия.

Годы странствий стали университетом Распутина. Подобно страннику Луке из пьесы Максима Горького «На дне», он видел почти все, что творилось в огромной империи царей, и общался с самыми разными людьми: истомленными работой крестьянами и рабочими, ворами и убийцами, святыми старцами и деревенскими священниками (и праведными, и неправедными), продажными чиновниками, нищими, калеками, развращенными дворнями, кающимися монахинями, жестокими полицейскими и закаленными солдатами. Он обладал глубоким знанием русского социального устройства и еще более глубоким пониманием человеческой психологии. В странствиях Распутин развил в себе талант понимания людей. Он мог заглянуть в душу человеку при первой же встрече. Он сразу понимал, что у человека на душе, что он пережил в прошлом, что он за человек. И он умел разговаривать с людьми. Он свободно говорил о Священном Писании и о Боге – говорил так, как не мог говорить ни один священник, учившийся по книгам. Его речь была прямой, личной, абсолютно живой и земной, наполненной реалиями повседневной жизни и красотой окружающего мира.

«Отец часто брал нас на колени, моего брата Митю, мою сестру Варвару и меня, – писала Матрена. – Он рассказывал нам удивительные истории с поразительной нежностью и с тем отсутствующим взглядом, в котором отражались страны, где он побывал, и удивительные приключения, пережитые им по дороге». Он вспоминал чудеса Российского царства – тысячи золотых куполов, устремленных к небу, сверкающие сокровища татарских базаров, могучие реки, священную тишину сибирских лесов, дикую красоту степей. Иногда голос его опускался до шепота, когда он рассказывал детям о своих видениях. Матрена навсегда запомнила рассказ о прекрасной женщине «с чертами Пресвятой Богородицы», которая появлялась перед ним и говорила о Боге. Закончив рассказ, он инстинктивно сотворил крестное знамение над головами детей. Бог был смыслом его жизни. Распутин учил детей молиться. Он говорил, что это умеет не каждый. Нужно верить всем сердцем и изгнать из разума все мысли, думая только о Боге. Он заставлял детей поститься, готовясь к молитве. Он говорил, что пост необходим не для здоровья, как считали образованные русские, «но для спасения наших душ». Распутин всегда произносил молитву перед трапезой и каждый вечер служил небольшую службу. Во дворе у него был небольшой сарай с иконами – приют для паломников, проходивших через Покровское.

Но не следует думать, что в доме говорили и думали только о Боге и религии. Распутин любил посмеяться с детьми, поиграть с ними. Он катал их на телеге, учил Дмитрия управлять лошадьми. Распутин любил деревенские праздники с музыкой и танцами²².

Матрена, ее братья и сестры постепенно стали понимать, что в их отце есть нечто особенное. В их дом стали приходить гости – местные крестьяне и странники издалека. Они хотели раскрыть Григорию сердце, получить от него наставление и совет, Распутин и Прасковья принимали их в своем доме, давали им пищу и кров, и Григорий говорил с ними. Узнав, что многие хотят видеть ее отца и считают его старцем, Матрена преисполнилась гордости.

К началу ХХ века вокруг Распутина сложилась группа последователей, среди которых был его шурин Николай Распопов, двоюродный брат (сын старшего брата Ефима, Матвея) и местный крестьянин Илья Архипов. В этот круг входили и две женщины, Евдокия Печеркина, крестьянка из Тобольска, и сестра Дмитрия и племянница Евдокии, Екатерина Печеркина. Дуня и Катя приехали в дом Распутина примерно в 1906 году. Сначала они просто помогали Прасковье по хозяйству, но вскоре стали считаться членами семьи и оставались с Распутиными до убийства Григория. Последователи Распутина собирались в его доме по воскресеньям и религиозным праздникам, а также в любое свободное время. Они пели религиозные гимны и читали Библию, а Распутин толковал им прочитанное. Под конюшнями в доме отца Распутин вырыл небольшую пещерку и устроил там своеобразную часовню для таких встреч. Собрания эти были окутаны атмосферой тайны. Крестьяне относились к ним с подозрением. Пошли слухи. Некоторые говорили, что Печеркины ритуально моют Распутина в бане. Другие утверждали, что слышали странные песни из дома Распутиных – не традиционные гимны, исполняемые по воскресеньям в деревенской церкви. Ходили слухи, что в кружке Распутина исполняются некие таинственные ритуалы²³.

Матрена вспоминала, что после каждого возвращения отца домой его популярность росла, но вместе с ней росли и подозрительность и недоверие со стороны односельчан. Говорили, что Распутин странствует с молодыми женщинами – и, соответственно, «живет» с ними. Отец Остроумов относился к нему с особой враждебностью. Он считал себя истинным религиозным главой Покровского и не терпел рядом с собой крестьянина-выскочку, к которому за наставлением и чудесным исцелением тянулся непрерывный поток паломников. Остроумов был так взбешен, что попытался разбить кружок Распутина. Он уговорил Илью Арапова покинуть дом Распутина²⁴. Но Илья оказался не единственным. Остроумов вел заведомо проигранную битву. Слухи об удивительном старце из Покровского начали распространяться по всей Сибири.

3. Николай и Александра

Николай Александрович, шестнадцатилетний наследник русского престола, впервые увидел ее в июне 1884 года. Принцессе Аликс тогда было всего двенадцать лет. Она приехала в Россию на свадьбу своей старшей сестры Елизаветы, которая вышла замуж за великого князя Сергея Александровича, младшего брата императора Александра III. Стоя в часовне Зимнего дворца, Николай и Аликс постоянно переглядывались. Перед возвращением принцессы на родину, в Германию, Николай подарил ей небольшую брошь.

Аликс была внучкой королевы Виктории, дочерью принцессы Алисы и принца Луи, наследника великого герцогства Гессенского. Она родилась в июне 1872 года в тихом немецком городке Дармштадт. Аликс (приняв православие, она стала называться Александрой) была очаровательным, счастливым ребенком. В семье ее называли Санни («солнечная») – как же не подходило это радостное прозвище ее мрачному характеру в будущем! Аликс была любимицей бабушки, королевы Виктории. «Она слишком красива, – однажды сказала королева об этой маленькой девочке. – Самый прелестный ребенок, какого я когда-либо видела».

Прошло пять лет после первой встречи, и Аликс и Николай встретились вновь. Николай не забыл ее, и, когда она вновь вернулась в Россию, он сделал все, чтобы уговорить ее стать его женой. Они танцевали на балах и сидели рядом на официальных ужинах. Днем Николай катался с ней на коньках. Но Аликс раздумывала. Главным образом ее смущали религиозные разногласия: она была истинной лютеранкой и не собиралась отказываться от своей веры.

Ходили разговоры и о других женихах – среди претендентов был принц Джордж, второй сын Берти, принца Уэльского. В 1889 году Аликс отклонила предложение Эдди, герцога Кларенса, следующего в очереди на британский трон после своего отца, принца Уэльского. Королева Виктория страстно желала, чтобы обожаемая Аликс вышла замуж за англичанина, но девушку не прельщала перспектива стать когда-нибудь английской королевой. Русский брак беспокоил Викторию. Она писала, что подобный брак «не приведет к счастью […] Состояние России настолько плачевно, страна настолько прогнила, что в любой момент может произойти нечто ужасное»¹.

Очередная встреча Николая и Аликс произошла на свадьбе ее брата Эрнеста, в Кобурге, весной 1894 года. Николай твердо решил завоевать ее сердце, но ей было слишком трудно принять решение. Она просто разрыдалась. Элла, так в России звали Елизавету, уже приняла православие. Она решила поговорить с сестрой, чтобы успокоить ее. Это ей удалось, и Аликс согласилась выйти замуж за Николая.

Трагедии начались еще до брака. 1 ноября 1894 года в Ливадийском дворце в Крыму неожиданно умер отец Николая, император Александр III. Николай, который находился там вместе с Аликс, был в отчаянии. Груз, упавший на его плечи, оказался тяжелее, чем он мог себе представить. В слезах он повернулся к своему зятю, великому князю Александру Михайловичу (Сандро): «Сандро, что мне делать? […] Что будет со мной, с тобой, с Ксенией, с мамой – с Россией? Я не готов быть царем! Я никогда не хотел им стать! Я ничего не понимаю в правлении. Я не представляю даже, как говорить с министрами». Его слова оказались пророческими².

На следующий день Аликс впервые приняла причастие в православной церкви. Теперь ее звали Александра Федоровна. Вскоре после этого, 26 ноября, Николай и Александра поженились в Зимнем дворце, в Санкт-Петербурге.

Это был счастливый брак. Супруги глубоко и преданно любили друг друга, не предав этой любви до самой своей смерти. Но это не означает, что жизнь их была простой. С самого начала Александра страдала от тягот жизни русской царицы. Она не представляла, что новое положение сделает ее публичной фигурой с определенными обязательствами перед новыми подданными, Александра хотела жить тихо и спокойно, тщательно охраняла приватность семейной жизни. Ей казалось, что они – простые немецкие дворяне, ведущие спокойное житье где-то в провинции. Würde bringt Bürde, как говорят немцы, – положение обязывает. Но Александра видела только обязанности подданных перед короной и не считала себя обязанной ничем. (Впрочем, в то же время Александра никогда не забывала о мощи русского трона и отказывалась слышать даже о мельчайших политических реформах.) Но приватность, которой она так жаждала, лишь усиливала в ней чувство изоляции, одиночества и тоски. Она не понимала, почему даже члены большой семьи Романовых начали перешептываться у нее за спиной. А ведь большинство этих сплетен порождалось ее нежеланием никого впускать в жизнь царственной четы. И это имело трагические последствия. Николай тоже оказался слеп и слишком слаб, чтобы осознать проблему и заставить Александру измениться. Он чувствовал, что слишком нуждается в ней, чтобы на чем-то настаивать. Брат Александры Федоровны однажды сказал: «Царь святой, с ангельским терпением, но он не знает, как с ней обращаться. Ей необходим человек с сильной волей, способный укротить и взнуздать ее»³.

Главный долг Александры заключался в рождении наследника, и в этом ее ожидало глубокое разочарование. Она страдала на протяжении шести лет. С 1895 по 1901-й она родила четырех дочерей – Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию. Но сына так и не было. Страна начинала терять терпение.

4. Месье Филипп

Их называли по-разному: «черные дамы», «черногорские паучихи», «черные души», «черные вороны» и «черные принцессы». Дочери князя, а впоследствии короля Черногории Николы I Миркова Петровича-Негоша, Милица и Анастасия, родились соответственно в 1866 и 1868 годах в балканском городе Цетинье. Когда сестры были еще девочками, царь Александр III пригласил их в Россию учиться в Смольном институте благородных девиц. Вскоре они начали вращаться в высших кругах российской столицы. Летом 1889 года принцесса Милица вышла замуж за великого князя Петра Николаевича, двоюродного брата будущего царя Николая II, а Анастасия (Стана) стала женой князя (позже герцога) Георгия Лейхтенбергского, члена большой семьи Романовых. Брак Станы оказался неудачным, Георгий ее бросил и уехал в Биарриц к любовнице. Но Стана не огорчилась и тоже нашла себе любовника.

Сестры были неразлучны. Стана большую часть времени проводила в доме сестры и зятя – либо в особняке на Галерной, либо в Знаменке, роскошном дворце на берегу Финского залива близ Петергофа. Именно в доме сестры Стана познакомилась со старшим братом Петра, великим князем Николаем Николаевичем, которого в семье звали Николашей. Настоящий гигант с голубыми глазами и мощным темпераментом, Николай производил глубокое впечатление. Армейский офицер, он безжалостно муштровал и распекал своих подчиненных, вселяя в их сердца настоящий ужас. Рассказывали, что однажды во время званого ужина он разрубил пополам свою собаку, чтобы продемонстрировать потрясенным гостям, что его сабля – лучшая во всей российской армии. За глаза его прозвали «Лукавым», а в семье называли «грозным дядей». Вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать Николая II, как-то сказала о нем: «Он болен неизлечимой болезнью – он глуп». Один из крупнейших государственных деятелей того времени называл Николашу «тронутым»¹. Стана влюбилась в Николая Николаевича и добивалась его несколько лет. В конце 1906 года царь все-таки позволил ей получить развод, и в следующем году они с Николашей поженились. Стана и Николай являли собой потрясающую пару. Она была одной из ближайших подруг Александры, он был весьма близок с Николаем. Аристократическое общество мгновенно поняло, что Стана и великий князь получили колоссальное влияние при дворе.

Оба великих князя полностью подчинялись своим женам. Особым влиянием пользовалась сильная черноволосая Милица, безумно увлекавшаяся всем сверхъестественным. Она была хорошо начитана, изучала фарси и увлекалась всеми видами мистицизма и оккультизма. Те же интересы она навязывала мужу, Стане и Николаше. В сентябре 1900 года Милица получила диплом «доктора герметизма (ad honorem)», выписанный Высшей школой герметических наук в Париже. Школу возглавлял известный в оккультистских кругах человек, Жерар Анкосс (1865–1916), более известный как Папюс. Доктор медицины, Папюс увлекался изучением древних эзотерических учений, которые, как он полагал, дошли до нас из Древнего Египта, Вавилона и даже из Атлантиды. Он изучал различные символы, эзотерические традиции и идеи. Его книги пользовались безумной популярностью. Папюс был не только ученым и писателем, но еще и видным франкмасоном. Он основал во Франции орден мартинистов, а также был членом[5] Каббалистического ордена розы и креста. На рубеже веков Папюс несколько раз бывал в России. Зимой 1900/01 года он прочел лекцию для великих князей и княгинь, среди которых были и «черные принцессы» с супругами. Он рассуждал на различные эзотерические темы, включая и археометрию. Считается, что примерно в тот период Папюс создал ложу ордена мартинистов (разновидность французского масонства, уходящая корнями в XVIII век) в Петербурге, и членами этой ложи стали Петр и Николаша. В некоторых источниках утверждается, что Николаша познакомил Папюса с Николаем II, и русский император тоже стал членом ложи. Посол Франции в России, Морис Палеолог, писал, что во время революции 1905 года Папюс проводил при дворе спиритический сеанс, во время которого он вызвал дух царя Александра III. Дух императора повелел сыну оставаться сильным и смелым перед лицом опасности и подавить революцию любой ценой. Папюс говорил Николаю, что и он сам использует всю свою силу, чтобы противодействовать революции в России, но сила эта будет эффективна только при его жизни. Папюс умер в конце октября 1916 года, за четыре месяца до краха династии Романовых².

Вернувшись во Францию, Папюс познакомил графа Валериана Муравьева-Амурского с таинственным французом по имени месье Филипп, который в то время буквально ошеломил высший свет. «Он мудрец, – восторженно восклицал Папюс. – Он говорит, и в каждом его слове звучит великая тайна его силы»³. Полное имя месье Филиппа – Филипп Назье-Вашо (его также называли Ансельмом Низье Филиппом или Низье-Ансельмом Вашо). Он родился в Савойе в 1849 году в крестьянской семье, был учеником в мясной лавке своего дяди в Лионе, а затем начал изучать медицину. Сам ли он покинул университет, или его исключили, нам неизвестно. Медицинского диплома он не получил, но это не помешало его карьере. Он утверждал, что целительные силы проснулись в нем уже в тринадцать лет. Покинув университет, он сосредоточился на развитии своего дара и погрузился в изучение оккультизма, гипноза и, как иногда утверждали, магии. В 1881 году он создал собственную лабораторию и начал принимать пациентов. В лечении он применял собственные приемы и вещества, в том числе так называемые «психические флюиды и астральные силы». Ни один европейский институт не выдавал ему диплома, но, судя по некоторым источникам, в 1884 году он защитил в университете Цинциннати диссертацию на тему «Принципы гигиены, применяемые при беременности, деторождении и в младенчестве»⁴. Наличие диплома никак не влияло на рост славы и популярности месье Филиппа во Франции. У него появилось множество поклонников и последователей в высших кругах. Хотя внешне он был непривлекателен – полный, среднего роста, с темными волосами и огромными усами, с набрякшими веками, – все, кто его видел, восхищались его шармом и обаянием. Журналисты называли его «Калиостро нашего времени»⁵.

Один из тех, кто присутствовал на сеансах, отмечал поразительное влияние месье Филиппа на женщин. Он входил в комнату в тапочках, на которых была вышита собака, курившая трубку. Собравшихся он приветствовал легким хлопком в ладоши. Затем к нему поочередно подходили женщины и шептали ему на ухо свои «сердечные тайны». Он сообщал, что у него слишком мало времени, чтобы заниматься каждой в отдельности, но если они верят по-настоящему, то все исцелятся. Затем он улыбался женщинам, и под влиянием его обаяния они практически взмывали над полом. После этого месье Филипп пускался в туманные рассуждения о Боге и магнетизме, о том, что он – абсолютное ничто. Эти рассуждения должны были окончательно убедить собравшихся в его уникальных способностях. На одном из сеансов месье Филиппа в Париже присутствовал граф Муравьев-Амурский. Сеанс этот проводился в годовщину казни короля Людовика XVI. Филипп вызвал дух казненного короля, и вдруг, к всеобщему изумлению, в темной комнате неожиданно появилась отрубленная голова, из которой капала кровь. Прежде чем кто-то опомнился, голова исчезла во мраке⁶.

По-видимому, «черных принцесс» с Филиппом в начале 1900 года познакомил именно граф Муравьев. Стана обратилась к нему за помощью – ее мучили жестокие мигрени. Милица и Петр хотели излечить своего больного сына Романа. Филипп произвел на них настолько глубокое впечатление, что они пригласили его в Россию, желая представить его при дворе и познакомить с императрицей⁷. Сестры были одними из немногих придворных, кто по приезде в Россию принял Александру с распростертыми объятиями. Они старались, чтобы она почувствовала себя любимой, и относились к ней с тем уважением, какого она требовала. Милица любила разговаривать с Александрой на оккультные и мистические темы. Она очень убедительно говорила об истинно божьих людях, пророках и провидцах, вышедших из простого народа. Ей удалось убедить императрицу, что такие люди действительно существуют и живут среди нас. Эти люди чужды суеты и разврата, царящего при дворе и в аристократическом обществе. Милица утверждала, что Антихрист реально существует и его силы пронизывают современное общество. Александра слушала – и заслушивалась. Она целиком и полностью верила Милице. Как вспоминала ближайшая подруга императрицы, Анна Вырубова, Александра считала Милицу «пророчицей» и верила каждому ее слову. Милица сумела убедить Александру даже в том, что королева Италии, сестра «черных ворон» Елена, одержима злым духом⁸. По возвращении из Франции сестры сообщили королевской чете об удивительном человеке, с которым они познакомились за границей, и о своем желании представить его их императорским величествам.

Николай описал первую встречу в своем дневнике 8 апреля 1901 года: «Вечером виделся с одним замечательным французом Mr. Philippe! Долго разговаривал с ним». Филипп пробыл в России около трех месяцев, затем вернулся вновь в июле. Николай и Александра встретились с ним 22 июля, в день приезда, и весь вечер провели с Филиппом, «черными принцессами», Петром и Николашей в Знаменке. Они часами слушали экзотического гостя, его слова их буквально зачаровывали. На следующий день Николай и Александра снова приехали, чтобы встретиться с ним. После этого император записал в дневнике: «Что за чудные часы!» 24 июля Филипп обедал с царственной четой. Он долго беседовал с Александрой наедине, а затем был представлен четырем дочерям Романовых, включая и маленькую Анастасию, родившуюся в июне. «Показали ему наших дочек, – восторженно писал Николай, – и помолились с ним в спальне!» К этому времени они уже называли Филиппа просто «наш друг». Филипп уехал 3 августа, и все это время Николай и Александра виделись с ним каждый день.

Николай был особенно привязан к Филиппу. Он ездил к нему в Знаменку 25 июля, и они провели наедине более трех часов. «Пути Господни неисповедимы!» – записал император в дневнике после возвращения во дворец. Француз постоянно присутствовал в их мыслях. 28 июля император и императрица в антракте покинули театральное представление, чтобы повидаться с ним, и слушали его до половины третьего ночи. Филипп мог часами рассуждать о чудесах Господних и порой впадал в настоящий религиозный экстаз, поражая своих слушателей. Николай и Александра отменили все свои официальные мероприятия, чтобы проводить с Филиппом как можно больше времени. Посещения этого человека стали главным событием их жизни. Царь даже пригласил Филиппа принять вместе с ним участие в публичных церемониях – так, 27 июля Николай инспектировал войска в соседнем Красном Селе, а 30 июля принимал там же парад. Вечером 31 июля император имел «важный разговор» с Филиппом в Знаменке, а через два дня молился вместе с ним. Николай и Александра виделись с Филиппом в день его отъезда 3 августа. «Нас всех охватило чувство осиротелости!» – вечером записал несчастный Николай в своем дневнике. Через восемь дней император вновь посетил Знаменку, и ему было очень «странно» не видеть там «нашего друга»⁹.

Хотя Филипп уехал, влияние его сохранилось. Император отплыл на яхте «Штандарт» на встречу с кайзером Вильгельмом в Данциг, где велись переговоры по обстановке на Дальнем Востоке (Вильгельм отчаянно нуждался в поддержке России) и проводились маневры германского флота. 8 сентября Александра писала ему: «Мои мысли и молитвы всегда будут с тобой. И я знаю, что и месье Ф[илипп] тоже думает о тебе, и это утешает меня, ибо иначе разлука была бы слишком ужасна. […] В субботу в 10.30 все наши мысли полетят в Лион… Как богата стала наша жизнь с тех пор, как мы его узнали… кажется, все стало легче переносить»¹⁰.

Из Данцига Николай направился во Францию. Вместе с президентом Эмилем Лубэ он поездом направился на северо-восток от Парижа, в Компьен, где к нему присоединилась Александра. И тут их неожиданно посетил месье Филипп. Это произошло 19 сентября. На следующий день Николай и Александра вновь встретились с ним и познакомились с его зятем, доктором Эммануэлем Анри Лаландом, автором книг по оккультизму, выходивших под псевдонимом «Марк Авен». Николай пригласил Филиппа на встречу с министром иностранных дел Франции, Теофилом Делькассом. Во время этой встречи император попросил министра выдать его другу французский диплом врача. Декласс, как и Лубэ, был шокирован просьбой царя и той твердостью, с какой она была высказана. Оба они считали Филиппа обычным шарлатаном, и просьба Николая осталась без ответа¹¹.

Важный разговор. Молитвы. Просьбы к президенту Франции. С самого начала было ясно, какое огромное впечатление месье Филипп произвел на Николая и Александру. Не следует считать, что это было приятное отвлечение от тягот управления страной. Совсем наоборот. В своем новом друге император и императрица нашли человека, который помог им нести это бремя. Филипп в мгновение ока стал одним из самых доверенных лиц Николая, и он смело использовал свой авторитет, давая императору советы по управлению страной. Записки Милицы после сеанса в Знаменке сохранили некоторые советы Филиппа Николаю. «Война надвигается на Англию, – предсказывал он. – Витте сеет проблемы». Граф Сергей Витте, министр финансов, а впоследствии председатель совета министров, проводивший курс на индустриализацию и модернизацию российской экономической и политической структуры, постоянно подвергался критике со стороны Филиппа. Однажды в разговоре с «черными принцессами» он назвал Витте ядовитым «пауком» и сказал, что нечистый дух овладел его душой. Филипп постоянно старался убедить Николая не проводить никаких политических реформ, способных ослабить единоличную власть царя. Он твердил, что конституция ознаменует собой крах России и самого Николая – эти слова Николай и Александра запомнили на всю жизнь. Филипп внушал Николаю, что его будущее – это не будущее конституционного монарха, не обладающего истинной властью, что его ждет нечто более великое. Он должен стать «сияющим царем Востока» и защитников интересов Европы на Востоке. Императрице он внушал, что она обладает поразительной способностью читать в душах людей и интуитивно отличать друзей от врагов.

На этом влияние Филиппа не заканчивалось. Оно простиралось даже на утробу Александры. Представляя Филиппа императорской чете, им сообщили, что он обладает способностью определять пол зачатого ребенка. Как именно он это делал, неизвестно. Некоторые утверждали, что он производил ряд «гипнотических пассов» над животом беременной, другие полагали, что он использует приемы астрономии, герметической медицины и психургии¹². После сокрушительного разочарования – весной у Николая и Александры родилась четвертая девочка, Анастасия – Николай, Александра и вместе с ними вся империя отчаянно надеялись на рождение мальчика, наследника престола. Филипп вселил в них надежду, и царственная чета с радостью поверила в него.

В Россию Филипп вернулся в ноябре 1901 года. Он поселился в небольшом доме возле загородной резиденции Романовых в Царском Селе. 20 ноября Николай весь вечер провел в обществе Филиппа, Николаши, Петра и их супруг. Они недавно вернулись из Крыма, где принимали своего французского друга. Повторно они встретились 22 ноября в Знаменке. На сей раз Филипп привел с собой свою дочь Викторию и зятя, Лаланда. У Николая были для гостя хорошие известия: в тот день царь получил выписанный на имя Филиппа медицинский диплом, выданный Военно-медицинской академией. А Николаша приготовил для друга мундир военного врача. Филипп пробыл в России два месяца. В это время он убедил Александру в том, что она беременна, – и на этот раз мальчиком. Александра была так счастлива, что поцеловала ему руку. До отъезда Филипп велел держать новости в секрете и не позволять врачам обследовать императрицу. Когда он уехал, Николай, Александра, «черные принцессы» и их супруги не могли говорить ни о чем, кроме чудотворца Филиппа.

Когда они встретились в марте 1902 года, Александра действительно была беременна. Живот у нее увеличился, она перестала носить корсет. Пророчество друга оказалось верным. В конце месяца Николай и Александра три вечера провели в обществе Филиппа. 11 апреля они засиделись до часа ночи, слушая «поучения». Николай вздыхал: «И все бы его слушать и слушать без конца». Николай и Александра пригласили Филиппа провести последние моменты пребывания в России вместе с ними, в саду Зимнего дворца. 12 апреля они расстались с ним «с грустью», но долго еще с теплотой вспоминали о нем после его отъезда¹³.

Весной 1902 года члены семьи Романовых и императорский двор узнали о новом таинственном иностранце. 8 мая государственный секретарь Александр Половцов записал в своем дневнике, что из надежнейшего источника слышал о том, что их величества целиком подпали под влияние оккультиста из Лиона. «Черные принцессы» пригласили его в Россию, где он проводил спиритические сеансы для Николая и Александры, вызывал духов, чаще всего дух Александра III, чтобы тот наставил сына в деле государственного управления. Витте узнал, что Филипп пытался убедить Николая, что тому не нужны советы по управлению страной. Достаточно будет бесед с видными церковниками, которых он, Филипп, представит императору. Говорили, что Филипп создал при дворе тайную оккультную ложу, что он был послан в Россию евреями и франкмасонами для того, чтобы полностью подчинить императора их влиянию¹⁴.

Среди тех, кто верил этим слухам, была вдовствующая императрица. Она была настолько уверена в том, что Филипп имеет сильнейшее влияние на ее сына, что приказала дворцовому коменданту, генералу Петру Гессе, все разузнать об этом человеке. Мария Федоровна была убеждена в том, что он был «сатанистом», агентом международного масонства, желающего подчинить себе русскую монархию. Гессе поручил это дело Петру Рачковскому, главе заграничной агентуры Департамента полиции в Париже. Рачковский быстро сообщил, что Филипп «личность темная и подозрительная», шарлатан, занимающийся черной магией, и «еврей», имеющий связи со Всемирным еврейским союзом. К своему отчету он приложил статью из «Le Temps», в которой Филиппа называли шарлатаном и самозваным гипнотизером и где приводилась информация, полученная от французской полиции. Когда Гессе показал этот отчет Николаю, император лишь взглянул на документы, разорвал их в клочья, бросил на пол и растоптал. Затем он приказал министру внутренних дел Вячеславу фон Плеве немедленно прекратить расследование Рачковского, а Александра попросила Милицу принести Филиппу искренние извинения за те неприятности, которые Рачковский мог причинить ему и его семье¹⁵. В октябре Плеве уволил Рачковского, чтобы доставить удовольствие императору. Дело Филиппа сыграло определенную роль в этом увольнении, хотя и не являлось решающим фактором. Великий князь Сергей Михайлович, брат Сандро, начал распускать слухи о том, что, прочитав отчет, Николай приказал уволить Рачковского в двадцать четыре часа. Говорили, что Филипп через Милицу прислал императору письмо, в котором писал, что «сами небеса» требуют увольнения Рачковского.

В июле в Петергоф приехала сестра Александры, Элла. Она пыталась поговорить с ней о дурной репутации Филиппа. 23 июля Александра писала Николаю: «Она слышала о нем много очень неблагоприятных вещей и говорила, что ему нельзя доверять. Я не спрашивала, что о нем говорили, – я объяснила, что все это проистекает из ревности и любопытства. Она сказала, что все это было окутано тайной. Я же отказалась, сказав, что мы все делали открыто, и в нашем положении никогда и ничего нельзя скрыть, потому что мы живем на глазах всего мира»¹⁶. Александра не прислушалась к предостережениям Эллы. Всего за день до этого она написала Николаю, направлявшемуся в Ревель (ныне Таллин) на переговоры с кайзером Вильгельмом, поразительное письмо: «Так ужасно отпускать тебя, зная, какие трудности тебя ожидают. Но наш дорогой Друг будет рядом с тобой, и он поможет тебе ответить на вопросы Вильгельма».

Филипп вернулся в Россию в начале августа. Николай и Александра были в восторге от того, что видят его. 25 августа 1902 года Николай записал в своем дневнике: «Счастливый день – около 5 ч. на Знаменку приехал “наш друг”! […] Обедали и провели весь вечер на Знаменке в обществе “нашего друга”. Что за радость его видеть!» Но в это время в семье произошел кризис. Летом стало ясно, что с императрицей что-то происходит. Живот ее не увеличивался, и не было никаких признаков того, что плод развивается. Тем не менее во дворце строили планы появления нового долгожданного ребенка. Были заготовлены императорские манифесты по поводу рождения наследника. Весьма неохотно Александра все же дала обследовать себя доктору Дмитрию Отту, лучшему гинекологу России. И тот установил, что императрица вовсе не беременна. Это был тяжелый удар. Чтобы выйти из неловкого положения, было объявлено, что у императрицы произошел выкидыш¹⁷.

31 августа смущенная Александра была вынуждена сообщить правду вдовствующей императрице и другим членам семьи, а потом они с Николаем уехали к Филиппу в Знаменку. Тот постарался утешить царственную чету, требуя, чтобы они позабыли про «всякое горе». Николай записал: «“Наш друг” говорил чудесно!» Но семья не была готова забыть все так легко. 2 сентября мать Николая и его сестра Ксения приехали во дворец, чтобы узнать, что это за странный француз, который так близок императорской чете. Супруги утверждали, что ничего плохого в их отношениях с Филиппом нет, что они никогда ничего не скрывали, а просто не говорили лишнего, Ксения была подавлена. В тот день она написала княгине Александре Оболенской, которая долгое время была фрейлиной вдовствующей императрицы: «А тайна все-таки остается тайной – кто он такой, мы так и не выяснили! Они сказали, что он очень скромный человек и что с ним приятно говорить, т. к. он так хорошо понимает вещи и говорит. Но все-таки и то хорошо, что la glace est rompue! [лед тронулся!]». Раздраженный Николай 3 сентября записал в дневнике: «Вообще о нем разносят такой вздор, что тошно слушать, и не понимаешь, как люди могут верить чепухе, о кот. сами болтают». И многое из того, о чем болтали, действительно было чепухой. Великий князь Константин Константинович (КР), дядя Николая, верил слухам о том, что Филипп присутствовал на заседаниях Государственного совета¹⁸. Он же верил слухам о том, что Николай отдает приказы министрам, опираясь на советы Филиппа, – судя по собственным словам Николая и Александры, это действительно могло быть правдой. Государственный секретарь Половцов считал, что история с ложной беременностью, которая могла быть результатом гипноза со стороны «авантюриста» Филиппа, постыдна. «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», – записал он в своем дневнике¹⁹.

Николай не обращал никакого внимания на беспокойство родных. 11 сентября он прибыл в Курск на военные маневры. «Не знаю, почему, но перед прибытием сюда сегодня я чувствовал себя так спокойно, – писал он Александре. – Это исполнение обещания “нашего друга”»²⁰. Что это было за обещание, нам неизвестно, но слова царя отражают его абсолютную веру в способность Филиппа предсказывать будущее. В тот день, когда царь прибыл в Курск, Элла написала вдовствующей императрице о своем разговоре с Александрой и о беспокойстве, которое вызывают у нее встречи императора с человеком типа Филиппа. Она понимала желание Николая общаться с интересными людьми «без положения в обществе», но считала, что ему нужно быть очень осторожным и делать это только в присутствии других людей, иначе возникнут пересуды. Боже сохрани, если подобные встречи будут происходить втайне, поскольку это может иметь «фатальные последствия». Элла испытывала серьезные подозрения в отношении Филиппа и характера его отношений с ее сестрой и зятем. Она осуждала «черных принцесс» (их она называла «тараканами») за то, что они привезли Филиппа в Россию. Элла считала, что сестры используют оккультизм для того, чтобы управлять императором и императрицей. «C’est un crime», – так мать Николая описывала положение при дворе²¹.

В последний день августа Ксения снова написала княгине Оболенской:

К осени слухи о Филиппе распространились за пределами двора и аристократического общества и стали всеобщим достоянием. Русский журнал «Освобождение», издаваемый в Париже и Штутгарте, в октябре опубликовал статью, в которой утверждалось, что Филипп приобрел такое влияние, что без его разрешения царь не принимает ни одного решения ни касательно личной жизни, ни в государственных делах. Страной управляет человек, который утверждает, что может общаться с душами умерших и готов сделать императрицу беременной посредством «психологического лечения»²³. Хотя журнал был запрещен в России, его доставляли контрабандой и передавали из рук в руки.

1 ноября престарелый князь Владимир Мещерский, архиконсервативный защитник монархии и личный друг Александра III, решил поговорить с Николаем и Александрой о том, какую опасность люди, подобные Филиппу, представляют для монархии. Обращаясь к Александре, он рассказал ей о фантастических слухах, которые ходят вокруг ее французского друга. Подобные слухи уже распространились по всей стране, что чрезвычайно опасно. Александра слушать отказалась: «Я не давала никому права говорить об этом, и никто не смеет касаться моей личной жизни».

Мещерский сказал императрице, что она может его не слушать и прогнать, но ей необходимо понять: духовная жизнь императрицы России небезразлична ее подданным. Он рассказал ей о том, какие ходят слухи: говорили, что в доме великого князя Петра и Милицы Филиппа считают почти что богом, не садятся в его присутствии и даже кланяются ему в ноги. Говорили, что они хотят настроить Александру против православия, что царь тоже начинает слабеть в своей вере. Простые люди говорят, что иностранцы послали «колдуна», который околдовал императрицу и теперь управляет ее утробою. Конечно, князь понимает, что все это пустое, но ведь подобными слухами могут воспользоваться враги. Представляет ли Александра, насколько опасно распространение подобных слухов среди образованных классов и среди народа? Понимает ли она, какую опасность это представляет для престижа и стабильности самодержавия? Впрочем, Александра не обратила никакого внимания на слова старого князя.

А вот Николай к предостережениям Мещерского прислушался. Хотя мы не можем сказать, когда именно и почему Николай принял такое решение, но он отослал своего друга прочь и оборвал все связи с ним. Возможно, свою роль сыграло письмо великого святого того времени, Иоанна Кронштадтского, в котором он приказывал Николаю порвать отношения с Филиппом. Перед возвращением Филиппа во Францию император и его друг обменялись подарками. Николай подарил Филиппу дорогой паровой автомобиль «Серполле», купленный во время поездки в Европу. Филипп вручил Александре засушенные цветы, к которым, по его словам, прикасался сам Христос. Кроме того, он подарил ей икону и колокольчик, сказав, что при приближении врага колокольчик чудесным образом начнет звонить, и это поможет императрице защититься. Александра сделала для цветов рамку и хранила их в своей спальне. Она никогда не забывала о магической силе колокольчика и всегда верила, что он защитит ее семью²⁴. Виктория Лаланд написала Стане жалобное письмо, в котором оплакивала свою судьбу и жаловалась на то, как несправедливо отнеслись к ее отцу²⁵. Александра и Николай страдали в равной мере. Императрица расставалась с Филиппом в слезах. Филипп же оставил ей надежду. Он сказал, что она всегда сможет найти учителей, которые помогут ей в ее исканиях. «Будьте спокойны, ваше величество, – сказал он. – Другой учитель придет и защитит вас, когда меня не будет рядом»²⁶. Императрица восприняла эти слова как пророчество. Она рассказала о них, и они стали широко известны. Великий князь Константин описал в дневнике, как это было сказано: «Миссия Филиппа на земле подошла к концу… что он скоро умрет, но явится в кругу друзей под видом другого человека. Что за чепуха!»²⁷

Общее отношение к проблеме Филиппа в середине ноября 1902 года выразил Лев Тихомиров, бывший революционер, ставший монархистом и главным идеологом консерватизма: «Этот Филипп – позорнейшее явление для императорской семьи. Он какой-то заграничный шарлатан, гипнотизер, магнетизер, фокусник, выдающий себя за обладателя оккультными силами». Тихомиров был уверен, что предостережение Иоанна Кронштадтского спасло царскую семью от гибели. Он надеялся, что они усвоили урок и забудут Филиппа навсегда²⁸. Но они не забыли. Когда в 1907 году Николаша и Стана наконец-то смогли пожениться, Николаша счел их союз чудом, которое стало возможным благодаря мистической силе Филиппа²⁹.

Если во времена правления Екатерины Великой многие молодые офицеры при дворе мечтали стать официальными фаворитами императрицы и тем самым обеспечить свое будущее и состояние, то при Николае II многие мистики, странники и старцы надеялись занять место провидца при царственной чете. После отъезда Филиппа при дворе стали появляться подобные люди – в том числе странник Вася (Ткаченко), Матрена Босоножка и юродивый Митя «Гугнивый» Козельский. С самого детства Митя не мог разборчиво говорить, однако приобрел известность своими пророчествами и вдохновенными словами, которые вылетали из его рта. Эти странные сочетания звуков слушателям толковал человек по имени Ельпидифор. Митю считали божьим человеком. На него обратил внимание высокопоставленный чиновник, который и привез его ко двору из Оптиной пустыни. Митю и его «переводчика» представили царю, и Николай был очарован юродивым. Впрочем, вскоре положение Мити при дворе пошатнулось – появился Распутин. После этого Митю часто видели на улицах Петербурга. Даже зимой он ходил босиком, в черной рясе. Длинные спутанные волосы падали ему на плечи³⁰.

5. Алексей

Перед тем, как оставить Россию навсегда, Филипп впал в транс и изрек пророчество. «Ищи заступничества святого Серафима Саровского, – сказал он Александре, – и он даст тебе сына». Но существовала серьезная проблема: в Русской православной церкви не было такого святого. Однако в начале XIX века был великий старец Серафим. Почти всю свою жизнь он прожил в полной бедности и уединении. Сначала он жил в лесном скиту, а затем в келье монастыря в Сарове. Он был истинно святым человеком, смиренным, но обладающим великой духовной силой. Серафим не прошел испытания святости: его тело не осталось нетленным, поэтому Церковь отказалась признать в нем святого. Но Николай, к великому раздражению Святейшего синода, отменил это решение («Император может делать все, что угодно», – заявила Александра) и приказал канонизировать Серафима. В высшем свете многие восприняли это как свидетельство чудотворных способностей Филиппа. «Было трудно отличить, где заканчивается Филипп и где начинается Серафим», – едко замечала фрейлина Елизавета Нарышкина.

В июле 1903 года Николай и Александра вместе с другими членами семьи и почти тремястами тысячами паломников присутствовали на церемонии. Это было очень трогательное религиозное событие, которое окончательно убедило Александру в нерушимой связи царя с народом. Канонизация Серафима имела также определенные политические обертоны. Продолжая политику, начатую отцом, Николай старался связать династию с русским народом, возвращаясь к допетровскому прошлому России. И Серафим, который осуждал растленное влияние западноевропейского Просвещения на русскую духовность, идеально подходил для этой цели. Благодаря этой фигуре царь пытался восстановить средневековое понятие о мистической связи монарха с его народом. Вечером 1 августа царственная чета, как и предписывал Филипп, вошла в святые воды реки Саровки, надеясь, что на них и на Россию снизойдет благословение и на свет появится долгожданный наследник¹.

Через три месяца Александра забеременела. 12 августа 1904 года в 13.15 она родила сына. Мальчика назвали Алексеем. Радость и чувство облегчения были непередаваемыми. Праздновала не только семья, но и вся страна – по всей империи стреляли пушки, звонили церковные колокола. Вернувшись в детскую, императрица записала в свой блокнот: «Вес 4660 гр.; длина 58 см. Окружность головы 38 см, груди 39 см»². Но самого главного в малыше она не могла ни увидеть, ни измерить, ни записать. У мальчика была гемофилия.

Болезнь он получил от матери. Бабушка Александры, королева Виктория, была носительницей гемофилии. Ген этой болезни унаследовали сын и двое дочерей, в том числе и мать Александры. От матери ген унаследовали Аликс и ее брат Фредерик. (Сестра Александры, Ирен, тоже была носительницей этого гена.) У Фредерика (Фритти) первые симптомы болезни проявились в 1872 году – в том самом, когда родилась Александра. В мае 1873 года трехлетний Фритти, которого мать буквально боготворила, упал с подоконника на каменную террасу. Он ничего не сломал, и казалось, что все обошлось. Но через несколько часов малыш умер от внутреннего кровотечения. Двое племянников Александры тоже болели гемофилией. Один из них, принц Генрих Прусский, умер от этой болезни в 1904 году в возрасте четырех лет. Это произошло незадолго до рождения Алексея.

Болезнь мальчика могла бы стать жестоким шоком для родителей, но уже в середине XIX века медики установили наследственную природу болезни. В 1876 году один французский врач писал, что «всем членам семьи гемофиликов следует воздерживаться от брака». Но члены королевских семейств Европы не спешили прислушиваться к подобным советам, предпочитая жить в неведении законов науки. Как писал британский генетик Дж. Б. С. Холдейн, «гемофилия царевича – это признак разрыва между монархией и реальностью»³. Впрочем, реальность быстро вторглась в жизнь семьи Романовых. В первые два месяца Николай и Александра заметили, что у младенца из пупка постоянно сочится кровь. Потом у него стали образовываться синяки и темные пятна на нежной коже. К этому времени родителям стало ясно: у Алексея гемофилия. Радость сменилась горем.

Великая княгиня Мария Павловна (младшая), двоюродная сестра Николая II и сестра великого князя Дмитрия Павловича, одного из убийц Распутина, в мемуарах писала:

Если Николай и Александра связывали рождение сына с влиянием Филиппа, то все остальные связали это с его преемником. Говорили, что Распутин предсказал рождение Алексея, и Александра верила в то, что это произошло благодаря его молитвам. Именно в этом многие видели основу его влияния на императрицу. Другие шли дальше и утверждали, что Распутин вовсе не молился за императрицу, а был отцом мальчика⁵. Конечно, в этих словах не было ни грана правды, потому что первая встреча Николая и Александры с человеком, которому было суждено занять такое важное место в их жизни, состоялась только через год.

Английский историк, сэр Бернард Пэрс, спустя десятилетия писал: «Детская стала причиной всех проблем России». Именно болезнь царевича Алексея привела Распутина во дворец, а его удивительная способность успокаивать мальчика стала основой его влияния и власти⁶. Такое восприятие природы отношений между Распутиным и царственной четой, главным образом с Александрой, было весьма распространено. Александра действительно тяжело переживала болезнь сына. Ее вера в то, что только Распутин может сохранить ее мальчика, играла большую роль. Но потребность Александры в Распутине была гораздо более сложной и глубокой.

Как показывает история месье Филиппа, даже до рождения сына Александра и Николай искали святого человека, который мог бы поддержать императрицу советом, наставлением и утешением. Отчасти это было связано с ее материнской ролью. Александра отчаянно искала того, кто подскажет, как ей родить сына. И происхождение такого человека не имело для нее никакого значения. Но с самого начала Александра не намеревалась ограничивать влияние Филиппа ни на свою утробу, ни на свою душу – и об этом часто забывают. Как явствует из ее писем к Николаю, Александра искала в Филиппе политической поддержки и силы, силы не для себя, но для Николая, слабость и фатализм которого были слишком хорошо ей известны. Александра любила Николая, но не могла не видеть того, что его личные слабости лишают его силы, уважения и эффективности как императора. Она была готова сделать все необходимое, чтобы помочь ему, даже если это означало поиск другого мужчины, обладавшего волей, которой не хватало ее мужу.

И вот здесь, в истории Филиппа, мы видим зарождение истории Распутина: Александра нуждалась в духовном наставнике, божьем человеке, который изрекал бы высокие истины и пророчества. Ему она была готова слепо довериться. Она всегда была склонна к мистицизму и очень религиозна. Она была готова участвовать в политике – ей казалось, что наставления святых людей помогут Николаю править страной эффективно. Ни Александра, ни Николай не понимали, что их личная жизнь чревата публичными последствиями. Уровень недоверия членов Дома Романовых был очень высок, и это недоверие порождало слухи и сплетни, которые еще более ослабляли семейные узы и впоследствии окончательно их разрушили. Сплетни быстро распространялись в просвещенном обществе и подтачивали имидж монархии. А любые сомнения в святости и попытки открыть царю глаза на происходящее еще более углубляли пропасть между троном и остальной Россией. И со временем это привело к революции.

6. Горящий факел

Где-то между маем 1904 и началом 1905 года² Распутин впервые попал в исторический татарский город Казань на реке Волге. Казань вошла в состав России в 1552 году после кровавой осады войсками Ивана Грозного. Распутина в Казань привезла богатая купчиха, вдова Башмакова. Они познакомились во время паломничества, возможно, в Абалакском монастыре, вскоре после смерти мужа купчихи. Горе ее было безмерно, но Распутин поговорил с ней и облегчил ее страдания. Она потянулась к нему и стала одной из первых его последовательниц. Купчиха предложила ему за ее счет отправиться с нею по святым местам. «Простая душа, – говорил о ней Распутин. – Богатая была, очень богатая, и все отдала […] Новое наследство получила и все раздала […] И еще получит, и опять все раздаст, такой уж человек»³. В Казани Башмакова познакомила Распутина с богатыми местными купцами и видными клириками. Распутин произвел на всех хорошее впечатление – сильный, стройный, здоровый сибиряк тридцати пяти лет, гордый и независимый. К этому времени Распутин уже стал называть себя старцем. Жители Казани были поражены его внутренней силой, глубоким проникновением в человеческую душу и знанием Писания. Да, он мог быть резким и грубым, он откровенно пренебрегал социальными условностями. Но при этом он был истинно божьим человеком, и духовная его миссия не оставляла времени на подобные мелочи. Слух о святом человеке из Сибири распространился быстро, и к Распутину за помощью потянулись люди. К нему пришла молодая пара, оплакивавшая смерть двух своих маленьких детей. «Отчаяние супруги моей граничило с безумием, – позже говорил муж, – и врачи ничего не могли сделать. Кто-то посоветовал мне послать за Распутиным… Представьте себе: он поговорил с ней полчаса, и она совершенно успокоилась. Вы можете говорить против него все, что угодно. Может быть, это и так. Но он спас мою жену – и это правда!»

Распутин познакомился с Гавриилом, старцем из Седмиезерского монастыря близ Казани. У них было много общего. Оба родились в крестьянских семьях, совершили паломничество в Верхотурский монастырь и молились у мощей святого Симеона Верхотурского. У них были общие знакомые, в том числе монах, а впоследствии епископ и митрополит Мелетий (Михаил Заборовский). Оба обладали особыми целительными силами. Гавриил даже привлек внимание сестры императрицы, Эллы, которая часто посещала его. Распутин сдружился также с архимандритом Андреем, в миру князем Александром Ухтомским, происходившим из одной из древнейших дворянских семей России. Распутин был частым гостем в доме архимандрита, и Андрей даже дал ему рекомендации в Санкт-Петербург. Об Андрее Распутин говорил так: «Я не знаю другого человека, в котором было бы столько любви»⁴.

Позже Распутин так вспоминал свои встречи с казанскими клириками: «Я больше беседовал с ними о любви, но они много изумлялись о любви более из опыта, которая пережита мною»⁵. Распутин не уточняет, какая любовь пережита им, но позже стали говорить о весьма непристойном его поведении в Казани – сомнительные встречи наедине с разными женщинами, посещения городских бань с молодыми девушками, сманивание их из семей и развращение⁶. Говорили, что Распутин признался в своих грехах Гавриилу, рассказал, как он гладил и целовал женщин, хотя и утверждал, что делал это с любовью и подобающим образом. Гавриил ему поверил, но, как и многие ранние сторонники Распутина, впоследствии обратился против него. Перефразируя народную поговорку, он говорил, что Распутин подобен пауку: убей его, и Господь простит тебе сорок твоих грехов.

Однажды Распутин пил чай с Гавриилом и группой студентов-богословов. За чаем он сказал о своем намерении отправиться в Санкт-Петербург. Гавриил это намерение не одобрил, подумав про себя: «Пропадешь ты в Петербурге, испортишься в Петербурге». Неожиданно Распутин наклонился к Гавриилу: «А Бог? А Бог?» Эти слова доказали Гавриилу, что Распутин умеет читать в сердцах людей⁷.

Из Казани Распутин отправился в Санкт-Петербург. В «Житии опытного странника» Распутин писал: «В одно прекрасное время проникла мне мысль и глубоко запала в сердце». Он хотел построить в Покровском церковь, ибо, как говорил апостол Павел, «кто устроит храм, того адовы врата не одолеют никогда». Но Распутин был беден. Где же он мог достать денег – не меньше 20 тысяч рублей, – чтобы построить церковь, образ которой уже поселился в его сердце? Он путешествовал по Тобольской губернии в поисках благотворителей, но местные дворяне предпочитали проматывать деньги на свои удовольствия. Ему не дали ни рубля. И тогда он решил отправиться в царскую столицу.

«Приезжаю в Петербург. Все равно как слепой по дороге, так и я в Петербурге». Первым делом Распутин отправился в Александро-Невскую лавру помолиться. При нем был только мешок с грязной одеждой и несколько копеек, которые он потратил на свечи. Уходя, он спросил у проходящего мимо полицейского о епископе Сергии. «Какой ты есть епископу друг, ты хулиган, приятель», – возмутился полицейский при виде нищего крестьянина. Напуганный Распутин убежал к задним воротам монастыря и разыскал швейцара. Перед ним он упал на колени, и тот что-то понял в нем и понял, почему он ищет епископа. Слова Распутина тронули швейцара. Он позвал епископа Сергия (Ивана Старогородского). Епископ, который был также и ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии, позвал Распутина к себе и долго беседовал с сибирским старцем. Сергий стал покровителем Распутина, познакомил его с представителями городской элиты, рассказал о нем в императорском дворце и представил его царю. Николай выслушал рассказ Распутина о его планах постройки церкви – и дал ему денег! Распутин вернулся домой, исполненный радости⁸.

Эта трогательная история не имеет ничего общего с правдой. Распутин приехал в монастырь вовсе не бедным и никому не известным искателем истины. Он был «покорителем Казани», и при нем имелось рекомендательное письмо к Сергию от влиятельного епископа Хрисанфа (Христофора Щетковского), викария Казанской епархии. Не слова Распутина, преклонившего колена перед швейцаром, позволили ему попасть в апартаменты Сергия, но слова Хрисанфа⁹. И произошло это, скорее всего, где-то между концом осени 1904 и весной 1905 года¹⁰.

Студент-богослов и последователь юродивого Мити, Иван Федченков, ставший в 1907 году монахом и принявший имя Вениамина[6], а в сталинские времена получившим сан митрополита Русской православной церкви, вспоминал встречу с Распутиным в апартаментах Сергия в лавре: «Распутин сразу произвел на меня сильное впечатление как необычайной напряженностью своей личности (он был точно натянутый лук или пружина), так и острым пониманием души». Вениамин еще не сказал ни слова, а Распутин уже понял его будущие планы. Молодой студент был ошарашен.

Практичный епископ Сергий был одним из немногих, на кого этот горящий факел из Сибири впечатления не произвел. Встретились они лишь однажды, и после этого епископ не желал иметь с Распутиным никаких дел¹². А вот коллега Сергия по семинарии, Феофан, дело другое.

Василий Быстров родился в 1873 году в семье бедного сельского священника. Архимандрит Феофан блестяще учился в Санкт-Петербургской духовной академии и в 1905 году стал инспектором семинарии, а через четыре года – ректором. Все отзывались о нем в превосходной степени, считали его истинно божьим человеком огромной духовной глубины. Религиозный писатель и государственный чиновник, князь Николай Жевахов, называл Феофана «монахом исключительной настроенности и огромного авторитета», человеком, влиявшим не только на семинаристов, но и на представителей высшего света столицы. Даже писательница Зинаида Гиппиус, весьма критически относившаяся к русским клирикам, называла Феофана «монахом редкой скромности и тихого, праведного жития». Гиппиус навсегда запомнила встречу с Феофаном: «Помню его, маленького, худенького, молчаливого, с темным строгим личиком, с черными волосами, такими гладкими, точно они были приклеены»¹³. Как и другие священнослужители того времени, Феофан привечал религиозных людей из народа. Они приходили в семинарию простыми, необразованными, но полными живой Церкви. Феофан говорил семинаристам, что «есть еще Божьи люди на свете. Не оскудела русская земля преподобными. Посылает Господь утешенье людям своим, время от времени воздвигая им праведных мужей… Вот ими-то и держится еще Святая Русь»¹⁴. И он окружал себя такими людьми. Он любил беседовать с ними, слушать, как они говорят о Боге и вере. Их слова переносили его в другой мир, далекий от столичной суеты. Епископ Сергий пригласил Феофана побеседовать с Распутиным, когда тот впервые появился в Петербурге. Феофан был зачарован этим божьим человеком из Сибири, который носил имя брата Григория. Как и Вениамин, Феофан был поражен удивительной психологической восприимчивостью Распутина, граничившей с чтением мыслей. Из разговора было ясно, что этот человек не имеет книжного образования, но после революции Феофан вспоминал, что он обладал «острой способностью духовного опыта, приобретенного посредством личных знаний»¹⁵. Феофан стал регулярно встречаться с Распутиным, и сибирский старец не переставал его удивлять. Он стал рассказывать о брате Григории другим и приводил людей слушать его речи. Среди них были две женщины, которых Феофан пригласил в семинарию, чтобы разделить с ними благую весть о своем открытии. Когда они вошли в сад семинарии, Феофан восторженно принялся рассказывать им о человеке редкой святости и духовности, недавно прибывшем из Сибири. «Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь молился так, как он», – сказал Феофан. После молитвы с ним жизнь становится яснее, а переносить ее гораздо легче. Более того, странник этот обладает даром пророчества: он может узнать прошлое и будущее любого человека – этот дар он получил через пост и молитву¹⁶.

Феофан стал рассказывать о чудесных силах Распутина всем, кто соглашался слушать. Летом 1906 года, будучи в Житомире, Феофан жил в семье Анны Обуховой. Дочь богатого купца, Анна переживала духовный кризис и собиралась стать монахиней[7]. Феофан отговорил ее. «Ищи спасения в миру», – сказал он, а потом рассказал ей о святом человеке из Сибири. – «Он святой, истинно святой», – и посоветовал девушке встретиться с ним. Феофан был абсолютно уверен, что Распутин ей поможет¹⁷.

Что же привело Распутина в Санкт-Петербург? На этот вопрос нет четкого ответа. Некоторые современные историки-националисты пытаются убедить нас в том, что он искал деньги на постройку церкви в Покровском. Историк-драматург Эдуард Радзинский видит более грандиозную и гораздо более зловещую цель: «Уничтожить и Петербург, и весь мир царей». Дочь Распутина, Матрена, видит более обыденную цель – найти для нее лучшую школу, оставить ее на попечение состоятельной семьи в Казани и доставить радость Феофану и другим клирикам, которые звали его приехать и жить в Петербурге¹⁸.

Скорее всего, ответ кроется в сочетании характера Распутина, его духовных исканий и успешного пребывания в Казани. Странник Распутин обязательно должен был тянуться в Петербург. Он пешком прошел тысячи миль, видел много городов, церквей и монастырей. Одним из немногих оставшихся мест была Александро-Невская лавра. Какой русский не хотел бы увидеть царскую столицу империи? Распутин обладал врожденным любопытством, к которому примешивалась определенная доля честолюбия. Он побывал во многих святых местах и беседовал со святыми людьми. Его духовная одаренность на всех производила глубокое впечатление, и Распутин этим гордился. Мы никогда не узнаем, сам ли Хрисанф решил написать рекомендательное письмо к епископу Сергию или об этом его просил Распутин. Но Хрисанф явно писал свободно и убежденно (да к иному и не было причин), а Распутин не испытывал трепета и сомнений перед этим важным шагом своего личного странствия.

Прибытие Распутина в Санкт-Петербург, по воспоминаниям Матрены, стало «отправной точкой для многих беспокойств в его жизни».

В Петербурге Распутин потерялся. Князю Владимиру Мещерскому, архиконсерватору, открытому гомосексуалисту и близкому другу царя Александра III, он несколько лет спустя говорил: «Тяжело жить здесь. Нет здесь нормальных часов, нормальных дней, ничего, кроме праздников, а это смерть души. […] Судьба забросила меня в столицу. Здесь так шумно, люди здесь разум теряют… Это шумная круговерть… От всего этого у меня голова пухнет»²⁰.

Распутин называл себя слепцом на дороге. В городе было шумно, у него кружилась голова, но это привлекало его в той же степени, в какой и отталкивало. И все же, вкусив столичной жизни, Распутин уже не мог от нее отказаться. Жизнь бедного странника или деревенского учителя простых истин его более не привлекала. Привычки, которые сближали его с народом, независимость, свобода, пренебрежение условностями светского общества – все это здесь умерло. Власть оказалась слишком соблазнительной. Конечно, Распутин не забыл страннической жизни и отлично умел пользоваться тем, что было ему полезно. Гавриил боялся, что Петербург уничтожит Распутина, и оказался прав.

Матрена писала, что переезд в столицу стал центральным событием жизни отца, и городская жизнь со временем его развратила. Если поначалу жизнь Распутина мало чем отличалась от жизни в Покровском, то со временем отец стал все больше поддаваться искушениям и позволял себе «уступать соблазнам столицы»²¹. Но перемены происходили не вдруг. Вениамин так вспоминал первые дни Распутина в Петербурге: «Благочестивые люди, особенно женщины, стали восхищаться необыкновенным человеком, круг знакомства стал расширяться все больше… «Святой, святой», – распространялась о нем слава. И, голодный духовно, высший круг потянулся на «свет».

Князь Жевахов замечал, что, хотя петербургская элита и интересовалась религиозными вопросами, эти люди мало что знали о православии и редко общались с клириками. Они были наивны и легко поддались обаянию старца из Сибири с его странными манерами и загадочными пророчествами. Кстати, на самого Распутина богатство и статус, золоченые дворцы аристократов и пышные титулы не производили ни малейшего впечатления. И он ко всем обращался на «ты» вместо формального «вы»²². Феофан спешил всем показать свое открытие. Он начал водить Распутина в лучшие салоны Петербурга, которые в то время играли важную роль в культурной жизни столицы. Здесь собирались сливки общества – аристократы, церковники, представители мира искусства и культуры, журналисты, придворные и государственные чиновники. Разговоры в салонах часто велись на духовные темы.

Наибольшим влиянием пользовался салон графини Софии Игнатьевой (урожденной княгини Мещерской) и ее супруга, графа Алексея Игнатьева, товарища министра внутренних дел. В их большом особняке на Французской набережной собирались известные деятели Церкви, в том числе монах и впоследствии митрополит Серафим (Леонид Чичагов) и епископ Гермоген (Георгий Долганов), писатели и журналисты (например, Василий Скворцов, редактор монархической газеты «Колокол») и представители высшего общества (например, Любовь Головина и Александра Танеева). Многие из них стали сначала последователями, а потом злейшими врагами человека, которого Феофан представил им в салоне Игнатьевой. Графиня сама была склонна к мистицизму, поэтому в ее салоне часто обсуждали ее пророческие сны. В одном таком сне ей явился отец Серафим и сказал: «Великий пророк здесь среди нас. Его цель – раскрыть волю провидения царю и повести его по пути славы»²³. Графиня не сомневалась, кто этот пророк: конечно же Распутин.

Распутин часто бывал в салоне баронессы Варвары Икскуль фон Гильденбанд, в ее роскошной квартире в доме 18 по Кирочной улице. Круг интересов баронессы был очень широк – от литературы и искусства до политики и дел Церкви. И гости в ее салоне были самыми разнообразными – великие князья и княгини, министры, социалисты, священники и толстовцы. Хотя сама она не считала Распутина святым, но он казался ей интересным и экзотичным, поэтому она ввела его в круг своих петербургских друзей. Ее забавляло то, что при встрече и расставании он всех целует, вне зависимости от социального статуса – в петербургском обществе это было не принято, но баронессе казалось, что простые русские люди в деревне именно так и поступают²⁴.

Историк Владимир Бонч-Бруевич, изучавший русские религиозные секты, верный большевик и впоследствии личный секретарь Ленина, оставил подробное описание своей первой встречи с Распутиным в доме баронессы:

В 1912 году баронесса пригласила Зинаиду Гиппиус познакомиться с Распутиным. К этому времени он уже стал знаменит – или, скорее, печально известен – во всей России. Но Гиппиус и ее муж, философ Дмитрий Мережковский, отклонили приглашение. Гиппиус заявила, что в отличие от всех остальных ей не хочется примыкать к толпам любопытных, чтобы посмотреть на Распутина. Причем решение свое она считала проявлением уважения и к себе самой, и к Распутину²⁶.

Но такие люди были в меньшинстве. Большинство людей не могло насытиться Распутиным, и в петербургских салонах стали появляться другие странные святые люди. Причина тому, как писал один журналист, была довольно проста:

Россия, заключает автор статьи, переживает «странные времена».

7. Безумный монах

В Духовной семинарии Санкт-Петербурга Распутин познакомился с еще одним церковником, которому было суждено стать одним из главных его союзников и одним из злейших врагов. Сергей Труфанов родился в 1880 году в семье донских казаков на юге России. Его жизнь почти так же невероятна, как и жизнь Распутина. В Санкт-Петербургскую духовную академию он поступил в 1901 году, пользовался покровительством Феофана и епископа Сергия. В 1903 году он стал монахом и принял имя Илиодора. Окончив Санкт-Петербургскую духовную академию летом 1905 года, он отправился в Ярославскую семинарию, в 1906 году – в Новгородскую семинарию, а затем в том же году в Почаевскую лавру на западе Украины.

Быстрая смена постов вовсе не говорит о повышении. По натуре Илиодор был настоящим бунтарем. В местной газете в Почаевске о молодом монахе писали так: «Этот удивительный человек, почти юноша, с нежным, красивым, женственным лицом, но с могучей волей, где бы он ни появился, сразу привлекает к себе толпы народные. Его страстные, вдохновенные речи о Боге, о любви к царю и отечеству производят на массы глубокое впечатление и возжигают в них жажду подвига»¹.

Даже враги вынуждены были признать, что Илиодор – великий оратор. Он умел увлечь людей и убедить их следовать за собой – таким даром обладали немногие. Но ужасно было то, куда он хотел вести их. Илиодор обладал лицом ангела и душой разбойника. Один из биографов назвал его «протофашистом». В эпоху антисемитизма Илиодор выделялся своей невероятной ненавистью к евреям. Он открыто поддерживал Союз русского народа (часть зловещей Черной сотни) и нападал на каждого, в ком видел врага. Свои взгляды он начал высказывать в ряде статей и памфлетов, где изображал Россию «в еврейских оковах»².

Свой памфлет 1906 года «Когда же конец?» Илиодор адресовал непосредственно царю. В нем он нарисовал картину своей России. Страну разрушают евреи, журналисты, Дума и «преступная гуманность» законодательства России. Конец времен близок. «Мы твердо верим и непреклонно проповедуем, что время Антихриста скоро наступит на Святой Руси». Но Россию можно спасти. Еще не слишком поздно, но царь должен действовать, и действовать твердо: единственный выход – насилие. Необходимо восстановить смертную казнь. Любой, кто посмеет оскорбить имя Господа, должен быть «казнен самым жестоким образом». Русские суды должны вернуться к своей традиционной роли – стать «кратчайшим путем на виселицу, под топор или пулю». И подобные наказания должны применяться не только к преступникам, но и к «клеветникам, лживым газетчикам и подстрекателям!» По всей стране и особенно в императорском суде «каждый, в чьих венах течет иностранная кровь», должен быть согнан и изгнан из России. Окно в Европе, открытое двумя веками раньше Петром Первым, должно захлопнуться – и навсегда. Илиодор был готов помочь царю в этой эпохальной борьбе. Он называл себя самым преданным подданным царя, готовым смыть с России весь западный налет. И вместе с ним марширует армия не Черной сотни, но Черных миллионов: «Мы не черные сотни, мы миллионы, мы черные миллионы, десятки миллионов»³.

Его бывший покровитель, архиепископ Антоний (Алексей Храповицкий), был вынужден признать, что Илиодор впал в «истерическое безумие». А вот Ленин увидел в этом памфлете нечто больше. Он писал, что Илиодор воплощает в себе нечто новое для России – «темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий»⁴. Официальная Церковь не была готова к подобному крестьянскому демократизму (темному или иному), и Илиодор стал для нее постоянным источником проблем. В Ярославле он схлестнулся с ректором, отцом Евсевием (Евстафием Гроздовым), который был противником Союза русского народа. Из-за этого ему пришлось перебраться в Новгород. То же происходило с Илиодором в течение нескольких лет – его переводили с одного места на другое, грозили наказаниями и пристально следили за ним, пока он в порыве ярости не отрекся от своей веры.

Автобиографию Илиодор назвал «Безумный русский монах». Она проникнута духом той же параноидальной мании величия, как и все его труды. Эта странная смесь фактов, ошибок и бесстыдной лжи оказала серьезное влияние на формирование мифа о Распутине – «святом черте» России. Автобиографию Илиодор писал, уже покинув Россию после безуспешного покушения на жизнь Распутина. Не сумев убить Распутина физически, Илиодор решил уничтожить его в печати.

«Моя жизнь началась в бедной крестьянской хижине, – удрученно начинает Илиодор, – расцвела среди царских дворцов и заканчивается в изгнании и тревожном пребывании в чужой земле». Илиодор описывает жизненный путь, сходный с путем Распутина, – от бедности к власти, влиянию, признанию и даже славе. Он, как и Распутин, пользовался милостью царя. Но Илиодору этого было недостаточно. В отличие от Распутина, он не удовольствовался милостями мирскими, он хотел большего. Он искал «света истины», и этот поиск привел его к осознанию дурной истины о Распутине⁵. Илиодор боролся со своей совестью и в конце концов вступил в бой с Распутиным, чтобы спасти Россию. И в этой битве, по словам Илиодора, Распутин его сокрушил.

Илиодору было суждено пережить Распутина более, чем на тридцать лет, но он так и не смог выйти из его тени.