— Се-е-рый! Выходи!
Сережа бросил недоеденный бутерброд и выскочил на балкон. Внизу стоял Пашка с какой-то газетой в руках и во весь рот улыбался.
— У тебя конверты есть? Я бизнес придумал!
— Щас! — Сережа кинулся обратно в дом.
— Возьми еще бумагу и ручку! — Донеслось ему вслед.
Шаря по ящикам в поисках конверта, Сережа ломал голову, что за идея на этот раз осенила Пашку. С другом ему повезло — всегда чего-нибудь да выдумает. В прошлый раз они по подъездам ходили, шестьдесят рублей с мелочью насобирали. Да еще конфет разных. Давали, правда, и всякую ерунду, типа хлеба, но Пашка его выкидывал.
— Издержки производства! — говорил он, засовывая хлеб в урну.
— Может нам тогда вообще хлеб не брать? — Засомневался Сережа, — а то берем, а потом выбрасываем.
— Ты что, сдурел? Если хлеб брать не будем, нам тогда вообще ничего не дадут.
Конверт, наконец, нашелся и Сережа, захлопнув дверь, выскочил к поджидающему Пашке.
— Говори скорей, чего придумал?
Но Пашка не спешил.
— Пошли в садик, там расскажу.
Вечером в детском садике всегда собиралось много народа; подростки с гитарами, парочки, любители сообразить на троих. Пашка нашел свободную беседку и, усевшись на ее бортик, развернул газету.
— Смотри! — С торжествующим видом ткнул он пальцем в жирно обведенное объявление.
«Пропала собака, черный пудель, девочка, — прочитал Сережа, — верните, пожалуйста, за вознаграждение. Очень страдают дети», — далее следовал адрес и телефон.
— Ну и что? — Не понял он, — ты что, знаешь, где этот пудель?
— Дурак ты, и не лечишься, — и Пашка рассказал ему о своем плане.
На дурака Сережа не обиделся, привык уже, что Пашка умнее, а план и в самом деле оказался превосходным. Уже через пару минут они сидели над листком бумаги, сочиняя письмо хозяевам собаки. Писали поочередно; букву один, букву другой, чтобы их не узнали по почерку. В итоге получилось довольно неплохо:
«Ваша псина у нас. Если будити вести сибя хорошо с ней ничево ни случитца. 18 июня в пять часов привезите 2 тысичи рублей на останофку сад Победы и положити их под камень за цвиточным киоском. Если привезете деньги мы атдадим собаку. Если нет — чья-та голова получит харошим кирпичём по мазгам. Будьте благаразумны.»
Они заклеили конверт, сходили на почту, сбросили письмо в ящик и стали ждать.
18 числа ребята разделились. Сережа занял наблюдательный пост у остановки, делая вид, что ждет троллейбус. Пашка тоже держался неподалеку, но слишком близко не подходил «из-за конспирации». Ждать пришлось долго. Люди приезжали и уезжали, останавливались машины, было полно прохожих, но никто не проявлял ни малейшего интереса к цветочному ларьку и камню, лежащему за ним.
В семь часов стало окончательно ясно, что никто уже не придет.
Пашка смело подошел к Сереже и, сплюнув, сказал:
— Вот же сволочи! Мы же им четко сказали — не привезете денег, хана собаке.
— Может, они день перепутали? Может надо еще завтра покараулить? — Неуверенно предложил Сережа.
— Да какое там! Денег пожалели, гниды. Зачем только объявления дают, паразиты? — И Пашка опять сплюнул, — пожалуйста, бейте нашу собаку кирпичом по башке, не жалко. Денег жалко, а собаку нет. Ладно, пойдем отсюда.
Сережа в ответ только вздохнул:
— Бывают же на свете такие жестокие люди…
Как я родилась — я не помню. Жили мы с мамой и братом, бедно, но ни от кого не зависели. Когда немного подросла — маму убили пьяные подростки. Почему, за что — никому не было дела. Просто потому, что пьяные. Брат стал воровать, да и я росла как детдомовка — выпрашивала еду, ночевала в подъездах. Одна семья была особенно добра ко мне, в конце концов, они взяли меня к себе жить. Правда, глава семьи был против, считая меня вшивой, грязной и вообще воровкой. Но я вела себя хорошо, и он в итоге смирился.
Я быстро повзрослела. В новой семье меня почти не били, и то, если уж сильно провинюсь.
Когда я выросла, меня выдали замуж. Совершено патриархально-то есть жениха я до свадьбы не видела. Меня вообще на улицу не пускали. Строгая такая семья была.
Но как только я забеременела, муж меня бросил, в общем, мы развелись. Он мне понравился (хоть я раньше его и не видела), — ласковый такой, добрый. Но гулёна!.. Бабник первостатейный!.. Хотя меня вроде любил. Так я и не знаю, сам он ушел или мои его выгнали. В итоге осталась я с двумя детьми. Я их очень любила, ухаживала за ними, воспитывала их, в общем, делала что могла. Не скажешь, что молодая мама. Но меня все равно лишили прав и детей отобрали. Так тогда плакала, кто бы только знал! Мои меня успокаивали — мол, ты, Лизка, молодая совсем, еще родишь, не надо так убиваться!
Ага, родить-то не проблема, а вдруг и новых отберут!
В общем, не скоро я решилась снова детишек завести. От соседа. Ну и что, что рыжий и старый, говорят рыжие — счастливые, потому что наглые, пусть и детям моим счастье в жизни улыбнется.
Родилась у меня тройня. Но мои (я не ожидала этого от родных людей) двоих утопили, оставив одного сыночка — Ваську.
Нелегка наша кошачья доля!
Жила была маленькая девочка. У нее были папа и мама, а в деревне еще и бабушка. Однажды девочка шла с папой по улице и вдруг увидела, как на поводке ведут сильно обросшую собаку, шерсть у неё почти касалась земли. Это был пудель, хозяева давно его не стригли.
— Папа, а почему у него такая длинная шерсть? — спросила девочка.
Папа был умным и много читал, поэтому он не просто сказал «Ну потому что это пудель» или «Ну просто бывают такие собаки», а подробно ответил на вопрос дочки:
— Такую породу давным-давно специально вывели люди. У пуделей всю жизнь растет шерсть, к тому же они не линяют, как другие собаки, поэтому их надо время от времени обязательно подстригать.
«А вдруг какой-нибудь пудель потеряется? Кто тогда его будет стричь?» — подумала девочка. Она представила себе несчастную собаку, у которой все растет и растет шерсть, уже волочится за ней сзади, как шлейф у принцессы, зацепляется за всякие колючки, мешает ходить, на нее наступают другие собаки и даже люди, а шерсть продолжает расти… У девочки сжалось сердце.
На следующий день, когда родители пришли с работы, дома их ждали восемь беспризорных собак и почему-то всего две кошки. Кошки сидели на столе, а собаки бегали по всей квартире, лаяли, запрыгивали грязными лапами на диван и рвали тапочки.
— Что это такое? — строго спросил отец у дочери. — Зачем ты их сюда привела?
— Папа, а вдруг это пудели? Вдруг их некому стричь? И их шерсть будет расти и расти, пока они не запутаются где-нибудь в кустах и не умрут от голода? Давайте оставим их у себя. Когда мама разрешит мне брать ножницы, я научусь их стричь, — девочка с мольбой смотрела в глаза родителей.
— Допустим, вон те две слегка похожи на пуделей, — папа махнул в сторону пары кудлатых собачонок, — но зачем ты привела добермана? У него-то шерсть точно не вырастет и нигде не запутается, сама же видишь, какой он короткошерстный, почти лысый.
— Поэтому и привела! Папочка, ты же знаешь, что скоро будет зима. Ты сам мне велел вчера одеться теплее. Бедный песик просто замерзнет, ведь у него такая короткая шерсть, да еще и совсем не растущая, оказывается…
Если бы эта история произошла в жизни, то собак, конечно, выгнали бы на улицу, а девочку наказали, поставив в угол на полчаса.
Но так как это сказка, родители не стали ругать девочку. Они собрали деньги и построили приют для бездомных животных. И все собачки и кошечки стали там хорошо и весело жить. А девочка вскоре научилась стричь и даже делать красивые собачьи прически.
Лида готовила на кухне немудреный обед, когда в дверь едва слышно постучали. Точнее даже — поскреблись.
Лида выбежала в коридор, по привычке заглянула в глазок, и уже начав открывать, остановилась — за дверью никого не было. Может показалось? Но только развернулась, чтобы уйти, как вдруг из подъезда послышался шорох и в дверь опять едва слышно заскреблись. Она открыла и обнаружила перед собой маленького ребенка, не поймешь даже, мальчика или девочку, плохо и грязно одетого.
Ребенок смотрел на нее не детскими горящими глазами, проникающими в самую душу и что-то шептал.
Она наклонилась, чтобы лучше услышать и ее обдало запахом водки. Одновременно она услышала:
— Дайте хлебушка, пожалуйста…
Ее так ошеломила и просьба и вид ребенка, а особенно запах («Господи, он ведь совсем маленький, совсем, ему еще до школы далеко, как же так, Господи, как же так…»), что она растерялась и переспросила, готовая дать все, чего только ребенок не попросит:
— Хлебушка или на хлебушек?
Денег у Лиды было немного, хотя зарплату выдали на днях, но она готова была ими поделиться, одновременно стараясь не думать, что, возможно, это родители-алкаши послали детей добывать детей денег на водку.
— Хлебушка. Кушать очень хочется, — ребенок говорил все тише.
Лида засуетилась.
— Сейчас! — Кинулась на кухню.
В голове билась одна мысль: «Ребенок голодный. Голодный и напоенный водкой маленький ребенок».
Еще не успев добежать до кухни, она развернулась и бросилась обратно.
— Заходи, маленький, я тебя покормлю и с собой дам покушать, — она шире открыла дверь.
— Я с Димкой, — ребенок (это был мальчик, Лида только что это поняла) растерянно обернулся.
Прошуршали шаги. Подошел еще один мальчуган, чуть постарше и потеплее одетый. Держался он более уверенно.
— Ладно, зайдем давай, — он подтолкнул товарища.
На кухне Лида налила им не богатого мясом супа, положила печенья и конфет в вазочку и все сокрушалась, что не постряпала ничего вкусного, а угощает жиденьким супчиком.
Сама она не ела. С болью в душе она смотрела на их красные уши, на взъерошенные головы, на то, с каким ненормальным аппетитом они уминают добавку. Глядя как младшенький подбирает пальцем крошки со стола, она не выдержала:
— Где вы живете, ребятишки, откуда вы такие?
Димка, уже полностью освоившийся, принялся объяснять:
— Мы с Чечни, беженцы. Мы со Степкой братья, у нас еще четыре сестры есть.
Степка насупился, помолчал чуть-чуть, наконец не выдержал:
— Ладно врать-то, — и обратился к Лиде, — я у мамки один, пьет она, денег нет, а пьет. А у Димки родители хорошо живут, у них даже телик есть. И не с Чечни мы. Местные.
Лида налила им чаю, помыла тарелки и решилась спросить:
— А водку-то зачем? Плохо ведь от нее.
У Димки сразу появился презрительно высокомерный вид, мол, где тебе понять, старая.
Степка же покраснел и тихо сказал:
— Кушать сильно хотелось. А у мамки дома больше ничего нет. Вот я и решил выпить. Мамка целыми днями ее пьет и не ест, я думал тоже выпью, — есть не захочу.
Лида молчала, потрясенная услышанным. Слышать все это было дико и больно.
Мальчишек разморило от тепла и сытости, они стали клевать носами. Лида с тревогой посмотрела за окно. Темно, уже почти ночь. Зимой рано темнеет.
— Ребята, вам есть куда идти? А то может, останетесь, переночуете? Вас никто не потеряет?
Мальчишкам действительно не хотелось никуда идти, это было заметно. Услышав Лидино предложение, они заметно приободрились.
— Ладно, останемся. Некому нас терять, — решил Димка.
Степка пробормотал:
— Мы иногда в подъездах ночуем, и никто нас не теряет.
— Ребятишки, вы, поди, уже спать хотите? Айда в комнату, я вам постелю.
У Лиды была полуторка и в ней только один диван, его она и застелила мальчишкам. Сама решила устроиться в кухне на матрасе.
Попав в комнату, ребята расшумелись, сон у них прошел. Они с интересом рассматривали обстановку, книги, картины на стенах.
— Хорошо у вас, — сделал вывод Степка, — и телевизор есть.
Лида спохватилась:
— Хотите, я вам включу.
Посмотрев немного телевизор (дети так непосредственно реагировали на все происходящее на экране, что Лида не могла удержаться от улыбки), стали укладываться спать.
Опять завязался разговор.
Степка увидел старый аквариум на шкафу, и сразу посыпались вопросы:
— У вас рыбки были? Какие? Давно?
Лида смутилась:
— Да так, хотела когда-то купить золотых рыбок, мечта у меня такая была, на базар поехала, а золотых нет, все какие-то серенькие. Так и не купила, — Лида сменила тему. — Ребята, где же вы деньги на жизнь берете, если ваши родители вам не дают и не кормят вас?
— А мы на автозаправке работаем, — похвастался Степка. Димка промолчал. — Стекла моем. Это тут, рядом.
Лида вспомнила, что не раз видела маленькие фигурки возле машин, когда проходила мимо, но раньше как-то не обращала особого внимания.
Она накрыла ребятишек одеялом, пожелала им спокойной ночи и пошла на кухню. Уже выключив свет, вспомнила, что в комнате осталась ее сумка, а в сумке — все деньги, но тут же упрекнула, пристыдила себя — это же дети, как можно им не доверять?
Уснула не сразу, болело сердце за ребятишек, пыталась придумать, как им помочь. Измученная мыслями, заснула только на рассвете.
Утром, второпях собираясь на работу, решила не будить мальчишек, пусть поспят в тепле. Написала им записку, чтобы кушали и отдыхали, она будет вечером, и ушла.
На работу она ездила по проездному, который лежал в кармане, поэтому только в обед, когда Лида зашла в магазин, чтобы купить чего-нибудь вкусненького для своих мальчишек, она обнаружила пропажу кошелька. Лида судорожно перерыла сумку — денег не было. Не объяснив в чем дело, она отпросилась с работы и помчалась домой. В квартире никого не оказалось. Не обнаружила она и запасного ключа, висевшего на гвоздике.
Не раздеваясь, в пальто и шапке, она долго сидела на разобранном диване. Боль разочарования и обида на несправедливо устроенный мир давили на нее. Даже плакать она не могла, так было тяжело на душе.
«Так тебе и надо. Наивная дура. Будут они тебя здесь дожидаться. Открывай и дальше всем двери, впускай к себе всех бродяг», — она бегло осмотрела квартиру, — ничего вроде больше не пропало. Странно. Хотя чего странного — просто у нее больше брать нечего.
Внезапно Лида вспомнила о бензоколонке. Она вскочила и побежала туда, надеясь, что увидит там ребят и все выяснится, окажется, что они честные и хорошие, а кошелек пропал по какому-то недоразумению и скоро найдется.
В распахнутом пальто она подбегала к служащим, спрашивала их о детях. Не добившись ответа, Лида, наконец, замерла и просто стояла возле заправки до тех пор, пока не стемнело. Только тогда она окончательно поняла, что ждать бессмысленно и отправилась домой.
Лишь раздевшись, она поняла, как замерзла. Ее колотило от холода и от горя. Ничего не поев, даже не зайдя на кухню, она легла. Через час поднялась температура. А еще через час начался полусон-полубред. Ей мерещились мальчишки. Они ехидно смеялись, а она оправдывалась перед ними, пытаясь объяснить, что это они должны были чувствовать себя виноватыми, а не она. Но они только хихикали.
Утром появился Степка. Лида сначала подумала, что это ей тоже кажется, но Степка оказался вполне реальным.
Он встревоженно трогал ей лоб, принес воды. Увидев, что она пришла в себя, слегка успокоился и протянул ей ключ.
— Вот. У Димки отобрал. Это ваш.
У Лиды немного отлегло на сердце, но про деньги она все еще не решалась спросить.
— Я тут вам кое-что принес, — Степка засмущался и важно пошел в коридор. Вернулся он с банкой, в которой плавали две золотые рыбки. — Вы тогда говорили, что мечтали… Я их всю дорогу за пазухой нес, чтобы не замерзли.
У Лиды растаяла душа, но она все-таки не удержалась и спросила:
— Это ты… на все деньги?
— Какие деньги? — Степка сначала не понял, потом сообразил и страшно покраснел. — Ваши деньги я не брал. Димка иногда шарит по сумкам, хотел и у вас посмотреть, так я ваш кошелек перепрятал, когда он в туалет ходил.
Степка вытащил кошелек из под низкого кресла и положил на стол. Туда же поставил банку с рыбками.
— Нравятся они вам? — Настороженно посмотрел на Лиду, как глядит собачонка на хозяина — приласкает или ударит?
— Нравятся, конечно, нравятся, — Лида улыбалась, не замечая собственных слез. — Спасибо тебе, Степка. Я всегда мечтала о таких золотых рыбках, — и она прижала к себе его русоволосую, покорно прильнувшую голову.