Горы — отроги Южных Саян — лежали по краю степи и в сумерках были похожи на припавших к земле динозавров. Сумерки густели быстро, и ночь растворяла силуэты гор в непроглядной черноте. Зато в небе разгорались небывало яркие звезды… Посреди этой таинственной — с древними хакасскими могильниками и отбившимися от табунов конями степи стояла мазанка. Она гордо именовалась «полевой стан Карасук».
В мазанке, вместе с несколькими товарищами по студенческому отряду жил автор этой повести. В августе и сентябре далекого 1957 года.
Целина — это вам не фунт изюма. После полновесного рабочего дня — на току или в поле — гудела спина, болели руки. Но физическая усталость ни коим образом не убавляла творческие силы и энтузиазм будущего литератора. Он брал карандаш и тетрадку…
Да, творческих сил было много. А умения мало. Опыта — никакого. Писать же хотелось отчаянно. Причем, писать о необычном. О море (которое автор знал лишь заочно, по книжкам А.С. Грина), о парусах (которые автор изучал лишь по иллюстрациям, чертежам и морским словарям), о приключениях и о мальчишках с рыцарскими характерами дань собственному не к доигранному детству И автор вдохновенно сочинял. У свечи, у керосиновой лампы, а иногда и у костра. А бывало, что и в кузове тряского грузовика, когда бригаду перебрасывали с одного поля на другое.
Иногда на смену энтузиазму приходило отчаяние. Автор в свои почти девятнадцать лет был не совсем глуп, и порой его настигало трезвое понимание, как беспомощна его первая в жизни повесть. Но остановиться не было сил. Казалось невозможным уйти из страны, где ослепительное море, опасности и друзья. К тому же, страна эта (в тощей тетрадке с красными корочками) в те нелегкие дни просто помогала автору жить…
Лишь исписав сорок три страницы, автор окончательно решил, что работать дальше нет смысла, и спрятал тетрадку подальше. И взялся за другую, более реалистическую (как ему тогда казалось) повесть.
А тетрадка лежала, лежала, и вдруг теперь, почти через сорок лет, автору стало жаль ее. Так бывает жаль свою юность. И он вытащил маленькую недописанную повесть на свет. Как архивный документ…
Вот, что я сочинял в 1957 году…
Есть на свете страна — Страна Синей Чайки. Мало кто знает о ней. Она лежит на юге, на полуострове, который очертаниями напоминает голову чайки. А воздух там всегда синий-синий…
От материка полуостров отделяют горы Гранитного Ожерелья. Они совершенно непроходимы, и поэтому в Страну Синей Чайки можно попасть лишь по морю.
Весь год согревает Страну теплое южное солнце. От мыса Белый Зуб и до Зеленых Отрогов Гранитного Ожерелья покрыли ее густые заросли и темные южные леса…
Страна Синей Чайки — страна моряков. Днем и ночью приходят в ее порты и уходят из них в океан гиганты-теплоходы и маленькие парусные шхуны.
Самый большой порт и столица Страны — Город Острых Крыш. Он называется так потому, что прежде всего в нем бросаются в глаза разноцветные острые крыши старинных домов, их жестяные флюгера и кружевные блестящие флажки. Но это лишь в старой части города, в той, что лежит у самого моря, на перешейке, который соединяет небольшой полуостров Нижней Губы с сушей. С одной стороны Старый Город выходит своими улицами к бухте Чайкин Зоб, с другой — к скалистому берегу океана.
А в новой части города совсем другая картина: там нет ни старых домов, ни узких запутанных переулков, где между плитами мостовой буйно растет трава; улицы там широкие, а дома настолько высоки, что крыш и не видно…
Здесь, в Городе Острых Крыш, и начались события, о которых я хочу рассказать. А события эти были тревожны, потому что не все благополучно в Стране Синей Чайки. Чудесна эта земля, но по-разному живут здесь люди.
И даже в ранний час, когда город еще спит, а на море ложится первый отблеск розового утра, когда от тишины стоит в ушах тонкий звон, кажется, что это — отголосок тревожных сигналов.
Тревожно в Стране Синей Чайки…
Темная южная ночь нависла над Городом Острых Крыш. Флюгера и шпили уже не вырисовываются в небе, потому что ночь чернее их. Светятся в темноте желтые квадраты окон с кружевными переплетами. Вдали горят огни и рекламы Нового Города. И еще — в глубоком необъятном небе горят яркие звезды.
Звезды больше всего интересуют сейчас профессора Бенэма Аргона, доктора физических, астрономических, химических, математических и многих других наук. Он то смотрит в окуляр небольшого телескопа, то что-то записывает в клеенчатую тетрадь.
Профессор Аргон — замечательный ученый, известный как многими научными открытиями, так и странным характером. Все знают, что, когда профессор чем-нибудь раздражен, он бьет стеклянную посуду, но когда ему везет в работе — не найти в Городе Острых Крыш человека добрее и веселее Бенэма Аргона.
Профессор живет один со своей десятилетней племянницей Нэви. Но сейчас Нэви гостит у друга профессора, художника Веста. Это очень опасно, потому что в случае какой-нибудь неудачи профессор перебьет в доме всю посуду. Но у девочки каникулы, и ей нужно отдохнуть.
Впрочем, пока профессор спокоен. Он даже что-то мурлычет себе под нос, довольный наблюдениями…
И вдруг Бенэм Аргон вздрагивает и в течение получаса смотрит в телескоп не отрываясь: в кружке звездного неба, видимом в телескопе, появляется новое небесное тело.
Это звезда зеленоватого цвета. Она медленно передвигается среди других звезд. Откуда взялась эта новая планета? Открытие необычайно волнует профессора Аргона, и он всю ночь проводит в маленькой башенке у телескопа, а утром спускается в кабинет, чтобы вычислить путь, по которому движется планета…
На следующую ночь профессор вновь был у телескопа. Он следил за зеленой планетой до тех пор, пока надвигающийся шторм не покрыл тучами небо. Но наблюдений было достаточно. Сидя в кабинете, проофессор покрывал листы цифрами. Он уже не напевал себе под нос, а один раз запустил графином в зазвонивший некстати телефон. Постепенно профессору Аргону становилось ясно, что «Зеленая Искра» (так назвал он планету) на своем пути должна столкнуться с Землей.
На седьмой день, сломав одиннадцать карандашей, разбив еще один графин и восемь стаканов, профессор вычислил, что катастрофа произойдет через шестьдесят семь суток, восемнадцать часов и девять минут. Страшные результаты столкновения нетрудно было представить. Спасти Землю не мог никто… Никто, кроме профессора Аргона.
Недавно профессор закончил работу над изобретением, которое назвал «Разовый Луч». Особый аппарат испускал необычайно мощный поток атомных частиц, который в темноте казался розовым лучом. Даже с помощью маленькой модели аппарата, построенной профессором, можно было разнести в пыль любую из гор Гранитного Ожерелья. Но, разумеется, для уничтожения далекого небесного тела нужно было иметь громадное сооружение; построить его на свои средства профессор не мог. Для возведения гигантского аппарата «Розовый Луч» в короткий срок нужна была работа всех предприятий электроаппаратуры и металлургических заводов.
Владельцем всех этих заводов был самый богатый человек в стране, миллиардер Биром Бахбур. Его называли Железным Бахбуром.
Он не был членом правительства, но с помощью денег держал в кулаке парламент и президента.
Железный Бахбур создал тайный Совет Восьми; в этот Совет входили миллионеры, «короли промышленности». Совет фактически управлял страной, а Советом управлял Биром Бахбур.
Основой политики Бахбура была война. В любое место земного шара, где народы поднимались за свободу своей земли, Совет Восьми направлял войска. Сражались на стороне поработителей и гибли за неправое дело отважные легионы Страны Синей Чайки; днем и ночью с конвейеров заводов господина Бах-бура сходило новейшее оружие; с каждым днем пополнялись сейфы миллиардера и его компаньонов.
Профессор Аргон понимал, как опасно доверять такому человеку свое изобретение. Розовый Луч, с помощью которого можно было с быстротой молнии бурить шахты, проложить многочисленные туннели в горах Гранитного Ожерелья, чтобы соединить полуостров с материком, мог стать в руках Железного Бахбура страшным оружием.
Но не было ни выбора, ни времени. Кроме того, профессор был уверен, что опасность, нависшая над человечеством, заставит миллиардера принять все меры для предотвращения катастрофы, хотя бы ради спасения собственной жизни.
Профессор взял трубку чудом уцелевшего телефона:
— Алло… Дом господина Бахбура. Секретарь? Говорит профессор Аргон.
— Чем могу быть полезен? — осведомился секретарь.
Крайне раздраженный профессор пояснил, что полезен ему может быть не секретарь, а сам господин Бахбур, к которому он имеет разговор по важному и секретному делу.
— Масштаб дела?
— Мировой, черт возьми!
— Профессор шутит?
— Профессор не склонен шутить в данный момент, так как это весьма опасно…
Не верить столь известному ученому и пренебрегать разговором с ним было нельзя.
На вопрос, когда господин Бахбур сможет принять господина Аргона, последовал ответ, что господину профессору не следует беспокоиться. Если дело действительно столь важное, господин Бахбур приедет сам.
— Угодно господину Аргону принять его завтра утром в девять ноль-ноль?.. Великолепно! — Это говорил уже сам Биром Бахбур, подошедший к телефону.
Положив трубку, профессор открыл вделанный в стену сейф и достал прямоугольную пластинку из светлого металла. На этой пластинке, величиной с тетрадку, были выгравированы микроскопические чертежи и формулы — результат многолетней работы ученого над «Розовым Лучом». Бенэм Аргон не доверял бумаге.
Он взял лупу и, подойдя к раскрытому окну, стал рассматривать пластинку. Было около восьми часов вечера. За окном моросил мелкий теплый дождик. По небу бежали низкие рваные облака — остатки бушевавшего несколько дней шторма. Было довольно темно.
Профессор положил пластинку на подоконник и повернулся к столу, чтобы зажечь лампу. При этом он задел пластинку рукавом, и она полетела со второго этажа на улицу.
Схватив карманный фонарик, ученый бросился вниз по лестнице.
Стоит ли говорить, как старательно искал он то, что было для него дороже всех сокровищ! Напрасно обшаривал он каждый квадратный сантиметр на тротуарах и мостовой не только у своего, но и у соседних домов. Часа через полтора, мокрый насквозь, профессор вернулся в кабинет. Копий чертежей и расчетов у него не было. Построить гигантский аппарат по модели, оставшейся у профессора, было нельзя: слишком проста и несовершенна была она. Убедившись в этом, профессор грохнул бесполезный аппарат об пол и лег на диван.
За окном ударил ливень…
Эник любил свой город. Ему нравилось смотреть, как вечерами на фоне желторозовых безоблачных закатов, словно нарисованные тушью, чернеют острые крыши, башни, шпили и флюгера. Он любил широкие улицы Нового города и старые переулки с могучими тополями, высокими крышами домов и мостовыми, поросшими травой. Лююбил Эник густые сады, кружевные мосты над рекою Птичьей Слезы, веселый шум приморского базара, корабли, заходящие в порт, ночные огни и старые дома, хотя своего дома у него в городе не было.
Он был одним из тех, кого горожане называли уличными мальчишками.
Их было немало в Городе Острых Крыш. Этих ребят, выброшенных жизнью на улицу, можно было встретить в садах, на бульварах и в переулках; но больше всего их было в порту.
Оборванные, худые, но всегда гордые и независимые, они искали работу. Только нестерпимый голод заставлял их выпрашивать мелкую монету у прохожих. Что поделаешь, работы не хватало и для взрослых…
Эник не помнил матери. Его отец, шкипер маленькой парусной шхуны, год назад не вернулся из плавания. Денег от проданных вещей хватило на месяц. Родных не было. Целый год Эник жил на случайный заработок. Чтобы поесть вечером, он целый день ворочал в порту тяжелые тюки, помогал грузчикам. Ночевал он, как и большинство других бездомных мальчишек, в больших пустых ящиках из-под разных товаров. Их было много в порту.
В штормовые ночи, когда волны кидались на каменный мол, как цепные псы, Эник уходил в город. Прижавшись к стене дома, он смотрел на другую сторону улицы, где в окнах зажигались желтые огни, и старался представить, как живут там люди. Эник не завидовал.
Просто мальчику становилось теплее, когда он смотрел на светящиеся окна.
Так было и на этот раз. Прислонившись к забору, Эник смотрел на двухэтажный дом с маленькой башенкой над острой крышей. Это был дом професора Аргона. Глядя на два светлых окна, мальчик думал:
«Интересно, чем занят профессор? Вот бы он придумал машину, которая делает хлеб из воздуха! Нажал кнопку — раз, и каравай… Можно было бы накормить всех ребят в порту…» — Голод с утра не давал Энику покоя.
«Или придумал бы профессор такую штуку, которая облегчает вес у корабельных грузов, — мечтал мальчик, — взвалишь на плечи мешок с мукой, а он ничего не весит. Вот было бы здорово!..»
Теплый ливень хлестал по голым плечам мальчугана, мочил непокрытую голову, но Эник не обращал внимания. Он не боялся дождя.
Наконец Эник встряхнулся. Нужно было идти спать. Завтра могла придти шхуна капитана Румба — единственный корабль, на котором всегда была работа для маленьких жителей гавани.
Не успел мальчик сделать нескольких шагов, как что-то острое впилось ему в босую ногу.
Закусив губу от боли, Эник опустился на колено и вытащил из щели между плитами мостовой большую металлическую пластинку с острыми краями. Зажимая порез на ступне, он подскакал на одной ноге к фонарю и стал рассматривать находку. Струи дождя смыли грязь с серебристой поверхности, и Эник рассмотрел чертежи и цифры. «Вдруг эту штуку потрял профессор Аргон, — подумал он. — Если так, то нужно отнести. Пожалуй, можно получить пару монеток на хлеб». Однако, поглядев на свои босые ноги, мальчуган заколебался. Представил, сколько мокрых следов наделает он в доме у профессора. «Выгонят еще», — подумал он. Но голод пересилил робость. «Кроме того, вдруг это что-нибудь важное», — подумалось мальчику, и он направился к дому. Удивившись, что дверь открыта настежь в такой поздний час, Эник поднялся на второй этаж.
Стук в дверь вывел профессора из оцепенения. Он сел на диване, поправил очки и крикнул:
— Войдите!
Когда Эник вошел, профессор увидел не мальчика, а лишь то, что он держал в руках.
Радостно вскрикнув, он выхватил у Эника пластинку и бросился к лампе: ни одной царапинки не было на серебристой поверхности.
Бенэм Аргон положил пластинку на стол и повернулся к своему гостю. Перед ним стоял мальчик лет двенадцати, голый по пояс, в старых, больших не по росту брюках. Капли дождя запутались в густых каштановых волосах. Широко раскрыв большие темные глаза, мальчик с удивлением наблюдал за профессором. А тот был полон благодарности к мальчугану, вернувшему изобретение. Обняв Эника за плечи, профессор Аргон немного торжественно произнес:
— Друг мой, ты даже не представляешь, какую услугу оказал человечеству.
Он усадил мальчика на диван и хотел уже расспросить подробнее, как была найдена пластинка. Вдруг он заметил на полу красные пятна.
— Что это такое?
— Извините, господин профессор, но на улице дождь, — оробел Эник, думая, что речь идет о мокрых следах.
— Дождь, но не кровяной, надеюсь, — возразил профессор, — у тебя нога поранена.
Острая боль напомнила мальчику о порезе, и он объяснил, как наткнулся на свою находку.
— Что же ты молчишь!
Профессор принес йод и бинты.
— Больно? — спросил он, смазывая порез йодом.
Эник закусил губу, но мотнул головой. Разве он скажет, что ему больно!
— Ты совсем вымок, — сказал профессор, окончив перевязку. Тебе нужно согреться. Сейчас мы напьемся чаю, и я отвезу тебя домой.
— Домой? У меня его нет…
Профессор смутился. Черт возьми, ему следовало догадаться. Родители не отпустили бы мальчишку вечером под проливной дождь, да еще раздетого.
— В таком случае переночуешь у меня, — говорит он преувеличенно весело, стараясь загладить ошибку.
Эник пробует отказаться, но профессор не слушает его. Он включает электрокипятильник собственной конструкции.
За окном дождь. Эник не боится дождя, но здесь, на мягком диване, все же лучше, чем на улице или в старом ящике из-под табака.
Упоминание профессора о чае решило дело. Пустой желудок Эника требовал подкрепления.
Через полчаса профессор отвел Эника в комнату Нэви, и тот впервые за целый год заснул в постели…
А Бенэм Аргон не спал. Он думал о Зеленой Искре и о предстоящем разговоре с Железным Бахбуром.
Биром Бахбур приехал в две минуты десятого. Профессор встретил его на лестнице и проводил в кабинет. Когда миллиардер расположился в кресле, Бенэм Аргон обратился к нему:
— Господин Бахбур, дело, по которому я обращаюсь к вам, весьма важно. Поэтому я начну без предисловий.
— Прошу вас, господин Аргон.
— Неделю назад, двадцать седьмого мая, я заметил в телескоп неизвестное небесное тело. По моим подсчетам, его масса немного меньше Луны. Я мог бы назвать его новой планетой, но это светило движется не вокруг Солнца, а почти по прямой линии, навстречу Земле.
— Извините, господин профессор, но я не астроном и не понимаю…
— Одну минуту… Примерно через два месяца это светило столкнется с нашей планетой. Произойдет катастрофа.
— И велики ли будут ее масштабы?
— Сравнительно велики — от Земли ничего не останется.
Бахбур не заметил иронии. Хотя глаза его были скрыты за дымчатыми очками, видно было, что он испугался: его маленькая нижняя челюсть с оттопыренной губой отвисла и начала мелко дрожать.
— Вы шутите?
— Я не стал бы тревожить вас ради шутки.
Вдруг у Бахбура мелькнула мысль:
— Вам не кажется странным, что эта звезда никем больше не замечена? Иначе были бы сообщения в печати…
Действительно, профессор был так увлечен своим открытием, что не подумал об этом. Но он тут же нашел объяснение.
— Вам, вероятно, известно, господин Бахбур, что единственная обсерватория Страны Синей Чайки прекратила работу из-за отстутствия средств.
Напоминание пришлось не по вкусу миллиардеру. Он возразил:
— Но за границей…
— Там, вероятно, не успели сделать окончательных расчетов. Я сам закончил их лишь вчера вечером. А для сообщения нужно время.
— Но чем я могу помочь? Разве можно предотвратить столкновение?
— Можно. И только с вашей помощью. С помощью Розового Луча моего изобретения — можно уничтожить Зеленую звезду. Но для этого нужен гигантский аппарат, который можно построить только на ваших заводах. Это единственное оружие против надвигающейся опасности.
— Оружие? Я его покупаю у вас.
У Бирома Бахбура возникает чудесная мысль: когда будет уничтожено опасное светило, в руках у него окажется могучее оружие, которое сделает его. Железного Бахбура, властителем мира.
— Я покупаю его!
Глаза миллиардера закрыты очками, но чувствуется, что он взволнован: его губы сжаты, пальцы барабанят по столу.
Профессор возмущен:
— О какой торговле идет речь, когда всей планете грозит гибель?!. Я сам буду руководить работами, — добавляет он.
— Но зачем вам заниматься работой простого инженера? Вам, знаменитому ученому!..
— Речь идет о спасении человечества…
Но господину Бахбуру до человечества нет дела. Он встает и говорит довольно резко:
— Я согласен строить апарат, но только при условии, что вы продадите ваше изобретение.
— Но если я его не продам, вы погибнете вместе со всеми.
— На моих заводах закончена постройка межпланетной ракеты. Я улечу на Венеру.
— Вы уверены, что там для вас подходящие условия? — не без ехидства справляется профессор.
— Уверен. Человеку с такими капиталами, как у меня, везде хорошо.
Бенэм Аргон вздрагивает. Он не ожидал такого ответа. «Сумасшедший?» — думает он и вглядывается в лицо Бахбура. Но дымчатые очки непроницаемы.
Профессор решился. Собственно, выхода не было. Он достал из сейфа пластинку, с которой накануне сделал несколько фотокопий.
— Здесь все чертежи и расчеты. Кто будет руководить работой?
— Инженер Вайкип.
— Знаю. Он должен справиться.
— В случае затруднения вы не откажетесь помочь нам? — спрашивает Бахбур.
— Не откажусь.
— Имея в виду важность вашего изобретения, я предлагаю пятьсот миллионов танимов. Вас устраивает?
— Я не намерен торговаться, — сухо ответил профессор.
— Отлично!
Бахбур достал чековую книжку и выписал чек.
— Инженеру Вайкипу многое известно в этом изобретении, мы вместе начинали работать над ним, но затем он забросил работу, находя ее бесполезной, и начал заниматься вашей техникой. Я думаю, он разберется в этом деле.
С этими словами профессор передал пластинку Железному Бахбуру. Тот встал, собираясь откланяться.
— Господин Биром Бахбур, — вдруг остановил его профессор. — На вас лежит ответственность за судьбу человечества. Учтите это!
Бенэм Аргон сказал это так, что у миллирадера снова отвисла челюсть. Но тут же он подумал, что, если катастрофа произойдет, отвечать ему будет не перед кем. Биром Бахбур молча кивнул и вышел.
Профессор вздохнул. Пока он сделал все, что мог.
Эник еще спал, когда проофессор вошел в комнату. Он спал, хотя было уже десять часов. Обычно он вставал рано, но здесь подействовала домашняя обстановка.
Профессор подошел к кровати. Его шаги разбудили мальчика. Он открыл глаза и сел в кровати, сразу вспомнив, что было вчера.
— Доброе утро, — улыбнулся профессор.
— Доброе утро, господин профессор…
Лицо Эника было озабоченным.
— Я, наверно, опоздал, — с тревогой сказал он.
— Куда?
— В порт. К приходу шхуны капитана Румба.
— Зачем?
— Там можно хорошо заработать.
— Хорошо заработать? Сколько же?
— Танимов пятнадцать. Этого хватит на пять дней.
— Не беспокойся, друг мой. Заработок не уйдет. Вставай. Будем завтракать.
«Неужели этот мальчуган, который вчера спас планету, найдя мои чертежи, сегодня пойдет разгружать корабль, чтобы заработать на хлеб?» — думал профессор Эник уже встал и подошел к книжному шкафу. Корешки книг золотились на солнце.
— «Черная стрела», «Робинзон Крузо», «Тайна голубых пещер»… читал Эник.
— Как много у вас книг! — воскликнул он.
— Это книги Нэви, моей племянницы. Она гостит у знакомых, ответил профессор. Потом спросил: — Ты учился в школе?
— Да, я проучился четыре года.
— А еще учиться хотел бы?
— Это невозможно.
— Оставайся жить у меня, — неожиданно сказал Бенэм Аргон. — Ты будешь учиться.
Эник никак не ждал этого. За год уличной жизни он привык быть хозяином самому себе. Ему жаль было терять эту свободу. Но, с другой стороны, холод, голод, ночевки в ящиках давно надоели мальчику.
— В порту у меня много товаришей, — нерешительно проговорил он.
— Разве тебе помешает дружить с ними то, что ты будешь жить у меня?
— А почему вы хотите, чтобы я жил у вас?
Бенэм Аргон не мог точно ответить на этот вопрос. Ему нравился этот мальчуган с открытым взглядом больших темных глаз и густыми, давно нечесанными волосами. Кроме того, не мог же он снова отпустить на улицу того, кого считал спасителем человечества.
— Если тебе не понравится, ты всегда сможешь уйти, — вместо ответа сказад профессор.
И Эник остался.
Вечером, как только появились первые звезды, профессор Аргон снова был у телескопа. Но напрасно он искал среди знакомых созвездий Зеленую Искру. Уже совсем стемнело, стали видны в телескоп самые слабые звезды, а ее не было. Бенэм Аргон был поражен. По его подсчетам Зеленая звезда должна быть сегодня ярче прежнего! Неужели он ошибся? И вдруг он увидел не одну, а две зеленых звезды… на крыше Белой башни городской библиотеки. Профессор не верил глазам. Он подозвал Эника, который сидел у стола, читая «Тайну голубой пещеры».
— Посмотри, друг мой, не видишь ли ты на крыше Белой башни две звезды?
Но Эник не был удивлен. Он спокойно пояснил:
— Это не звезды. Это простые светящиеся жучки. Они часто по ночам блестят на крышах.
Потом Эник добавил:
— Интересно смотреть, как такой жучок ползет по нитке от бумажного змея, повисшей между крышами. Кажется, что на небе появилась новая планета…
Услышав эти слова, профессор разбил о стену колбу с каким-то раствором и бросился по лестнице в кабинет. Там он швырнул будильником в книжный шкаф и стал ходить из угла в угол.
Профессор Аргон понял, что совершил первую в жизни большую ошибку: он принял светящегося жучка за неизвестное небесное тело. Вероятно, этот жучок не мог почему-то улететь и в течение двух суток переправлялся по нитке от одной крыши до другой. А потом шторм сорвал нитку.
Когда в кабинет вошел удивленный и испуганный Эник, профессор, чуть не плача, рассказал ему о своей ошибке. Его ничуть не огорчало, что опасная планета оказалась зеленым жучком. Бенэм Аргон не беспокоился, что его ошибка станет всем известна и над ним будут смеяться. О Зеленой Искре знал лишь один Биром Бахбур, а ему все равно никто не поверит, если сам профессор не подтвердит.
Но профессор не мог себе простить, что отдал в руки миллиардера страшное оружие. Имея Розовый Луч, Железный Бахбур был не менее страшен, чем Зеленая звезда. Профессор позвонил Бахбуру, желая предупредить его о бесполезности постройки аппарата и предложить расторгнуть сделку. Однако тот уже запросил крупнейшие обсерватории мира и убедился в ошибке профессора. Поэтому он не пожелал разговаривать с Бенэмом Аргоном. Секретарь ответил, что господин Бахбур находится в деловой поездке.
Профессору очень хотелось разбить трубку о голову секретаря, но тот был далеко, и он разбил ее о бронзовый письменный прибор. А к полуночи у него поднялась температура.
Профессор простудился, когда искал под дождем пластинку. Он заболел.
Утром профессор выписал сам себе рецепт, и Эник сбегал в аптеку за лекарством.
Потом профессор сказал, что ему лучше, и отправил Эника гулять. Тот помчался в порт. Он был подстрижен и одет в белый матросский костюмчик — обычную одежду «приличных мальчиков» Города Острых Крыш. Хорошо одетые прохожие уже не шарахались от него…
На одном из перекрестков стоял мальчуган, одетый в лохмотья, со скрипкой в руках. Маленький скрипач играл, и многие прохожие останавливались, чтобы послушать. Шляпы у него не было, и люди осторожно опускали мелкие монетки в карман его старой куртки. Чаще всего это были подвыпившие моряки.
Мальчик играл песенку о старом моряке, который, почувствовав приближение смерти, решил умереть в море и вышел в океан на парусном баркасе. Но в море его встретил шторм. Долго боролся старик с этим давним врагом моряков и остался победителем. В борьбе со штормом он помолодел и прожил еще много лет.
Вдруг на перекрестке показался велосипедист. Это был был чрезвычайно толстый человек с красным лицом. Видимо, врачи посоветовали ему заняться велосипедным спортом для борьбы с ожирением. Кажется, толстяк плохо освоил технику езды на велосипеде. Руль не слушался его, и, несмотря на все старания свернуть в сторону, велосипедист наехал на мальчика-скрипача.
Увидев приближающегося полицейского, толстый господин немедленно обвинил мальчика в том, что тот пытался перебежать дорогу перед самым велосипедом. Так он хотел избежать штрафа. Полицейский схватил мальчика за ворот и собрался тащить в управление.
Но тут подоспели еще двое велосипедистов: мальчик в черном матросском костюме и широкополой шляпе и необычайно худой и длинный человек в клетчатом кепи.
До этого они ехали за толстяком и с любопытством наблюдали за его попытками справиться с велосипедом. Сейчас мальчик-велосипедист с разгона остановился перед полицейским, едва не ударив его передним колесом.
— Вы видели, что мальчик не виноват! Отпустите его! — крикнул он. Полицейский шарахнулся от колеса, но скрипача не отпустил.
— Кто ты такой?! — заорал он на маленького велосипедиста.
Худой человек в клетчатом кепи необычайно жалобным и тонким голосом сказал:
— Вы с ума сошли! Это сын господина Бахбура!
Полицейский выпустил скрипача, щелкнул каблуками и, выгнувшись дугой, забормотал извинения.
В это время подошел Эник. Он не слышал, о чем говорил худой человек, но видел, что полицейский отпустил мальчика со скрипкой по требованию велосипедистов. В скрипаче он узнал своего товарища Сколя. Схватив его за руку, он нырнул в переулок — подальше от беды. На бегу он остановился и крикнул мальчику на велосипеде:
— Спасибо, друг!
Когда они пробежали квартал. Сколь остановился, оглядел Эника и спросил:
— Откуда?
— Потом, — отмахнулся тот, — бежим в порт.
По дороге Эник спрашивал:
— Румб пришел?
— Нет капитана.
— Давно пора бы…
— Пора. Но был шторм… а шхуна старая.
— Нет. Он, наверно, просто пережидал шторм.
— Может быть.
Ребята говорили спокойно, как бывалые моряки, но обоим было тревожно.
У портовых складов их встретили два брата — Азик и Рум. Оба голодные, но веселые.
Увидев Эника в новой одежде, Азик свистнул и сказал:
— Эник получил наследство.
— Ничего подобного, его усыновил Железный Бахбур, — возразил Рум.
— Бросьте шутить, ребята, — возмутился Эник. — Бахбур не при чем. Я потом все расскажу.
— Вчера на заводах Бахбура была забастовка, — тихо сказал Азик. — Бахбур приказал стрелять в бастующих. Многих убили.
— Смотри! — указал Рум на высокую стену портового склада. Там была выведена известью громадная надпись:
БАХБУР-УБИЙЦА
— Гад! — сказал Эник.
— Где Нааль? — спросил он через минуту.
— Наверно, у Памятника, как всегда.
— Пойдем к нему, — просит Эник ребят.
— Да расскажи в конце концов, откуда ты свалился в таком виде, — не выдерживают все трое.
— Там и расскажу. Пошли.
Мальчики идут по старым переулкам к пляжу. Вдруг Эник спохватывается:
— Есть хотите?
Он достает из кармана монету в один таним, которую ему сегодня подарил профессор. Потом друзья продолжают путь, жуя на ходу жареную рыбу с хлебом, купленную у бродячего торговца.
Около трехсот лет назад к Городу Острых Крыш подошел трехмачтовый корабль. Не входя в гавань, он приблизился со стороны Белых скал, рискуя разбиться о камни. Пренебрегая опасностью, он встал у самого берега, поднял черный флаг и стал обстреливать город. Все береговые укрепления были у гавани, потому что никто не думал, что вражеские корабли могут подойти к скалам.
Пользуясь безнаказанностью, пираты громили город и готовили десант.
Вдруг в той же стороне появился другой корабль. Он встал рядом с пиратами и, не поднимая флага, дал по ним залп всем бортом. Пиратский корабль сразу загорелся и стал тонуть. Большинство пиратов погибло, уцелевшие высадились под огнем неизвестного корабля на берег и с боем ушли в леса.
Город был спасен, а неизвестный корабль ушел в море…
Благодарные горожане поставили памятник Неизвестному Кораблю. Это был бронзовый корабль, стоявший над самым морем. Перед ним на серой скале, как на гребне каменной волны, сидела белая мраморная чайка с распущенными крыльями. Во время шторма, когда волны достигали бушприта бронзового корабля, казалось, что чайка стремится взлететь на палубу…
Если встать лицом к морю, направо от памятника тянулся большой пляж, налево были скалы, а за ними зеленые заросли заброшенного парка.
На крутой скале у бронзового борта корабля была маленькая площадка — любимое место Нааля, десятилетнего мальчугана, сына капитана Дейка.
Два года назад теплоход, которым командовал капитан, стоял в гавани Города Железного Шума. Портовые рабочие отказались грузить оружие на теплоход. Когда их хотели заставить взяться за работу с помощью полиции, капитан Дейк увел теплоход из порта и привел его в Город Острых Крыш. Через день капитан был убит вместе с женой, когда ехал в автомобиле. Трое личностей в надвинутых на глаза шляпах, те, кто стрелял по машине, не были задержаны полицией…
У капитана остался восьмилетний сын. В квартире Дейков поселились другие люди, но Наалю оставили его комнату. Моряки, товарищи капитана, не оставляли его, но прошло два года, и одни из них уехали, другие погибли в море. Жить стало совсем плохо. Дома мальчик чувствовал себя совсем одиноким и почти не бывал там. В порту он нашел четырех зерных друзей: Эника, Сколя; Рума и Азика. Они вместе боролись за жизнь. Но иногда он хотел остаться один и уходил на площадку, к памятнику Неизвестному Кораблю. Он смотрел в море и вспоминал погибших родителей. Он не плакал. Он всегда носил с собой кортик отца.
Над морем, над пляжем, над скалами знойный полдень.
Нааль на площадке. Он смотрит туда, где синее небо сливается с синим океаном, и поет песенку, которую сам придумал:
В небе высоком
Плывут облака,
Море в дорогу
Зовет моряка.
Море и небо,
Небо и море
Чайка за судном
Летит на просторе.
На пляже полным-полно народу. Даже у самого подножья памятника трудно пройти.
Молодой человек в полосатых трусах сидит перед граммофоном и вертит в руках пластинку. На одной стороне пластинки модное танго «У бабушки скончался Бобик», на другой — не менее модный фокстрот «Трах-бах через голову».
Молодой человек не может решить, что же проиграть сначала. Пение Нааля отвлекает его.
— Эй ты, заткнись! — кричит он.
Но Нааль поет:
Море и небо
Свободны для всех,
В море и небе
Радостен смех.
Море и небо,
Небо и море
Нет в них печали,
Нету в них горя…
Какой-то субъект в темных очках и широкополой шляпе роется в карманах своего костюма. Он достает оттуда монету и, размахнувшись, швыряет ее на площадку. Та падает к ногам мальчика. Субъект, довольный своей ловкостью, оглядывается вокруг. Несколько человек аплодируют ему, а затем смотрят на Нааля. Ударом ноги он сбрасывает монету с площадки, и она, серебрясь на солнце, падает в море.
Поет Нааль:
Будь ты хоть самый
Богатый на суше,
Моря и неба
За деньги не купишь.
Море и небо,
Небо и море
Волны с ветрами
И скалами спорят.
Люди смеются над субъектом в темных очках, и он покидает пляж.
Вдруг Нааль услышал, что его зовут. Внизу стояли друзья.
— Лезьте сюда! — крикнул он им.
Мальчики забрались на площадку. Тут Эник и рассказал обо всем: о своей находке, о том, что он живет у профессора, об ошибке Бенэма Аргона.
— Профессор говорит, что заболел от простуды, но, по-моему, от того, что сильно расстроился. Он не может себе простить, что продал Бахбуру оружие, — говорил Эник.
— Теперь этот убийца будет уничтожать забастовщиков, начнет войну на весь свет и ничего с ним не сделаешь, — волновался Азик.
— Сдох бы он, — мечтательно сказал Рум.
— Толку будет мало. Он не один, — заметил Нааль.
— Надо предупредить всех рабочих, — предложил Эник. — И как можно скорее.
— По-моему, спешить некуда. Всем известно, что Железный Бахбур трус. Он побоится сразу показать инженерам чертежи — вдруг украдут! А еще эти самые пушки построить надо, — сказал Рум.
— Если так, надо вернуть пластинку с чертежами, — вдруг проговорил Нааль.
— Как?
— С ума сошел!
— Как вернуть?
— Невозможно…
Но Нааль упрямо мотнул головой:
— Надо пробраться в дом и достать ее.
— Как пробраться? — спросил Рум.
— Как-нибудь.
— Поймают — убьют, — тихо сказал Азик.
— А если не достать пластинку, сколько человек убьют Розовым Лучом, — скрипнул зубами Эник.
— Шхуна капитана Румба! — вдруг крикнул Азик. В море шел парусный корабль.
— Бежим в порт, — скомандовал Нааль.
И снова друзья помчались по каменным плитам старых переулков.
Шхуна спустила паруса и, включив двигатель, подошла к молу. У причала уже толпились десятка три мальчишек.
— Привет морской гвардии! — воскликнул коренастый человек с обветренным морщинистым лицом и седыми усами. Он помахал ребятам выцветшей морской фуражкой.
Это был старый капитан Румб.
Капитан находился уже в том возрасте, когда большинство моряков лишь вечерами в приморских кабачках вспоминают опасные рейсы, но кораблей уже не водят. Но Румбу повезло больше, чем другим. Ему удалось приобрести старую шхуну, и он продолжал плавать. Правда, он не выходил в дальние рейсы, не надеялся на прочность судна.
Капитан был любимцем всех портовых мальчишек. Для них он всегда находил работу.
Когда он привозил легкие товары, мальчишки разгружали трюм; когда эта работа была им не под силу, они чистили, красили, мыли шхуну. Капитан не стремился к прибыли. Он плавал, потому, что любил море. Поэтому он не скупился, когда платил за работу. Ведь он сам был когда-то таким же беспризорным мальчишкой.
— Вот подождите, — говорил капитан Румб, — подрастёте немного, наберу я из вас команду, подремонтирую свою скорлупу, и махнем мы вокруг света.
Мальчишки знали, что кругосветное плавание — давняя мечта капитана.
И хотя команда капитана состояла из восьми человек, а ребят было гораздо больше, все они верили ему.
— Здравствуйте, капитан! — кричали ему мальчишки. — Работа есть?
— Валите на палубу! Будем мыть, чистить, красить надстройки!
— Разгружаться не будем?!
— Немного! Пять бочонков! — ответил капитан.
— Не откажетесь помочь, орлы? — обратился он к нашим друзьям. Бочонки небольшие. Это вино для Железного Бахбура, чтоб он заржавел от него! Скоро за ними придет машина.
— Поможем, капитан! — сказал Нааль, и глаза его загорелись.
Через полчаса бочонки были на молу. Нааль отозвал друзей в сторону и сказал шепотом:
— Если забраться в бочонок, можно попасть в дом Бахбура.
— В погреб можно, — заметил Эник. — Но не там же пластинка спрятана.
— Лишь бы в дом попасть, а там видно будет.
— В бочонках вино…
— Можно подменить пустым. Их здесь много.
— А если поймают? — тихо спросил Азик.
— Ну и пусть. Можно сказать, что спал в бочонке, а его по ошибке погрузили.
— А если поймают не в бочонке, а в доме да еще с украденными чертежами?
— Если, если… А если море высохнет? — рассердился Сколь.
Все понимали: случись это «если» — хорошего будет мало. Замолчали.
— Я пойду, — вдруг просто сказал Нааль.
— Куда? — не поняли его.
— В бочонок.
И тут оказалось, что готовы идти все. Каждый выдвигал свои преимущества перед другими, но все сходились на том, что Нааль не должен идти. Он самый маленький. Они понимают, что он не боится, но они старше и сильнее.
Но Нааль сказал снова:
— Я пойду.
— Мы не пустим тебя!
— Ведь все равно же пойду. Они убили…
И в синих-синих глазах Нааля, который плакал очень редко, блеснули слезы.
— Тебя могут убить, — сказал ему Эник.
Нет! Его не убьют. Он меньше всех, значит, незаметнее. Он понимает, что чертежи у Бахбура за семью замками, но с ним кортик отца. Он сломает им замки. Кортиком можно обороняться. И притом Нааль маленький, только он и может поместиться в бочонке. А если его не пустят, он найдет другой путь.
Ну, что можно было с ним сделать?
Ребята отыскали пустой бочонок и незаметно подменили им бочонок с вином. У Нааля сжалось сердце, но он быстро забрался и съежился на дне. Мальчики по очереди пожали ему руку и закрыли крышку, слегка забив ее, чтобы не выпала раньше времени. Скоро пришел автомобиль, и ребята закатили в него бочонки. Тот, где сидел Нааль, они не катили, а втащили волоком и поставили. Машина тронулась и ребята бросились за ней.
К дому Железного Бахбура.
Было темно и очень душно. Машину трясло. Нааль съежился в бочонке, стараясь не стукаться головой о крышку. К горлу подкатывал комок, в глазах плясали красные и зеленые пятна. Наконец автомобиль остановился. Бочонок с Наалем взяли последним и долго куда-то несли. Потом Нааль почувствовал, что его закружило, завертело, раздался сильный удар и стало тихо и неподвижно. Крышка от удара вылетела. Мальчик высунул голову и увидел, что находится в подвале среди бочек и ящиков с бутылками. Погреб. Никого…
Дверь была приоткрыта. Нааль вылез из бочонка и пробрался к ней. В голове у него гудело. Он на минуту притаился у двери, потом выглянул. Перед ним виднелся узкий коридор. Больше выходов не было, и Нааль решился.
Он осторожно прошел до конца коридора, свернул направо, поднялся по ступеням и оказался перед стеклянной дверью. Через стекло был виден громадный вестибюль: цветные плиты пола, зеркальные окна, бронзовые люстры.
Только сейчас мальчик понял, что его затея бесполезна. Куда пойдет он в этом громадном доме, как останется незаметным? Где он отыщет маленькую пластинку с чертежами профессора Аргона?
Страшно стало Наалю. Захотелось снова оказаться на солнечных улицах, вместе с друзьями.
А что скажут друзья? Ничего. Он все объяснит им, и они поймут. Если бы они были здесь сами, они бы увидели…
Что сказал бы отец? Он сказал бы: «Сумасшедшая идея».
Но ведь он, Нааль, со слезами уговаривал товарищей отпустить его…
В подвальном коридоре раздались шаги, они приближались. Мальчик вздрогнул. Он посмотрел через стеклянную дверь: в вестибюле никого не было. По бокам широйкой, покрытой ковром лестницы стояли железные рыцари с белыми перьями на шлемах — пустые старинные латы. Нааль решился. Открыл дверь, добежал до лестницы и спрятался за рыцаря. Напротив он увидел стеклянные двери, ведущие на улицу, а у них восемь человек в темных костюмах.
— Господа, прошу подняться в мой кабинет, — говорил один из них, низкорослый, в дымчатых очках.
Господа направились к лестнице. С бьющимся сердцем мальчик бросился на второй этаж. Ковер заглушал шаги, и Нааля не заметили. Он оказался в широком коридоре, в конце которого была дверь. Нааль слышал голоса поднимавшихся по лестнице людей. Он потянул дверь, она открылась. Мальчик попал в полутемную комнату с круглым столом посередине. Громадное окно было скрыто за плюшевой занавесью. Пусто! Нааль спрятался в оконной нише. Окно выходило в парк, за глухой каменной изгородью которого лежала тихая улица.
Вошли люди.
— Что за темнота, Биром, — раздался голос. — Я открою окно.
Под чьей-то рукой колыхнулась занавесь. Нааль замер от ужаса.
— Не надо, — послышался ответ. Над столом зажглась люстра. Прошу садиться, господа.
Нааль услышал шум придвигаемых кресел.
— Господа, — снова раздался голос Бахбура. — Я знаю, что все вы встревожены. В стране растут коммунистические настроения. На заводах забастовки. Вчера гвардейцы морской дивизии и легионеры отказались усмирять рабочих. Можно опасаться восстания, тем более, что в других городах положение такое же. Но… пусть это не беспокоит вас. На моих заводах создана железная армия. Она уничтожит мятежников. Смотрите!
Нааль был заинтересован. Он понял, что на окно больше не обращают внимания, и решился слегка раздвинуть занавесь.
На столе стояла железная кукла высотой в полметра. Она была похожа на рыцаря в латах. Семь человек с интересом разглядывали ее, а восьмой, Бах-бур, стоял у пульта управления в другом конце комнаты. На пульте вспыхнули лампочки.
— Управление очень простое, — говорил миллиардер. — Эти солдаты управляются по радио. Здесь кнопки со всеми нужными командами: шагом марш, кругом, огонь и так далее, около двухстот пятидесяти кнопок. Здесь же маленький телевизор, а в голове солдат телепередатчики. Поэтому на экране можно видеть все, что прооисходит на поле боя. Можно управлять всеми солдатами сразу и каждым в отдельности. В правую руку железного человека вделан пулемет, левая оставлена для рукопашного боя. Все механизмы скрыты под крепчайшей броней, толщина которой десять сантиметров. Здесь вы видите модель, а настоящий рост железного солдата около трех метров. Свалить такую фигуру может лишь прямое попадание пушечного снаряда… Создание железной армии обошлось мне необычайно дорого. Но теперь мы можем быть спокойны и подавлять бунты, не выходя из дома.
— Но это не главное назначение железной армии, — продолжал Бахбур. — Скоро мы распустим нашу живую армию, которая может выступить против нас самих, и будем воевать при помощи механических солдат. Они не будут бояться смерти, а главное — не будут думать. Их батальоны пройдут сквозь огонь и окажутся непобедимыми… А вооружены они будут сверхмощным оружием, схема которого вот на этом металлическом чертеже… — В руках у Бахбура сверкнула прямоугольная металлическая пластинка.
Он подошел к столу, положил пластинку, с натугой поднял железную куклу и опустил ее на пол. Снова отошел к пульту.
— Смотрите…
Бахбур нажал кнопку, и кукла замаршировала в дальний угол комнаты. Все двинулись за ней.
Нааль быстро оглядел комнату. Потом взгляд его опять упал на пластинку с чертежами, лежавшую на краю стола. Стол находился в десяти шагах от Нааля. Люди были далеко и стояли спиной к оконной нише.
Еще сам не поняв, что делает, мальчик осторожно отодвинул занавесь и пошел к столу по мягкому, заглушающему шаги ковру. Он двигался с остановившимся дыханием и окаменевшим сердцем, видя перед собой только тускло поблескивающую пластинку. И вот она уже в его руках! Нааль прижал ее к груди. Глаза его неожиданно встретились с глазами одного из членов Совета Восьми. Тот изумленно смотрел на мальчика, не понимая, что происходит.
Сердце у Нааля словно взорвалось. Он бросился к окну и, прикрыв лицо пластинкой, ударился о зеркальное стекло. И вылетел в пустоту. Упругие ветви подхватили Нааля, подбросили и опустили на землю.
Он смутно помнит шум за спиной, кусты, цепляющиеся за матроску… Что-то теплое бежало по щеке, стекало по шее за воротник…
Одним махом он взлетел на высокий каменный забор. Ему показалось, что около уха кто-то коротко свистнул. Раздался легкий щелчок, и на ногу ему попала каменная пыль.
Прыгнув с забора, он не удержался на ногах, но тут же вскочил…
Потом он помнит бегущих рядом друзей, качнувшуюся под ногами лодку, взревевший мотор, светлую комнату, бородатое лицо, склонившееся над ним. А рядом — другое, и синие глаза незнакомой девочки…
Вот на этом я и оставил работу над сказкой «Страна Синей Чайки».
Впрочем, не совсем оставил, не сразу. В следующем, пятьдесят восьмом году вместе с друзьями Виталием Бугровым и Леней Шубиным я попытался продолжить эту сказку — пусть будет коллективное произведение. Но энтузиазма хватило лишь на несколько страниц. Эти страницы, написанные Витей Бугровым, сохранились у меня. Но ничего нового в сюжет они не вносят, лишь добавляют подробности. А стиль их совсем другой — Витин, — и я не решился вставлять их в свой текст.
Так и пролежала тетрадка много лет. И читателей у этой повести оказалось всего два — Виталий и Леонид. И лишь совсем недавно появился третий. С полгода назад мой сын Алексей попросил разрешения покопаться в старых отцовских тетрадях и прочитал — «Страну Синей Чайки».
Я ожидал критики, лишенной всякого снисхождения. Алексей был в том возрасте, в котором я писал эту свою скажу, но в отличие от меня имел за душой уже две принятых к публикации повести и несколько рассказов. Однако сын сказал с ноткой благосклонности:
— Вроде бы ничего, только почему вы ее не дописали? Втроем-то!
— Видишь ли… Понимали уже, что замысел наивен и подражателен, стиль неуклюж… Ну, а кроме того, веселая студенческая жизнь, нехватка времени, новые планы…
Алексей нелицеприятно высказался о некоторых представителях студенчества середины двадцатого века, а потом спросил:
— Ну, а все-таки дальше-то что было?
— Что должно было быть?
— Какая разница…
Да, что же должно было быть дальше? Или, если хотите, что было? Теперь самое время и место ответить на этот вопрос, если он вдруг возникнет у кого-то из любопытных читателей.
Дальше сюжет должен бы развиваться в соответствии с лучшими традициями известной нам тогда сказочной и приключенческой литературы (от «Трех толстяков» до «Приключений Чиполлино».
Естественно, трудовые массы — рабочие, моряки и докеры поднялись на борьбу с тиранией (мы тогда неукоснительно верили в прогрессивную роль широких народных масс, сметающих всякий гнет). Мальчишки активно участвовали в борьбе. Поселившись у профессора Аргона, два десятка портовых пацанов создали нечто вроде юной морской гвардии. Профессор заботился о развитии интеллекта своих подопечных, капитан Румб — об их морском образовании.
Лишенный чертежей Розового Луча, Железный Бахбур не смог снабдить свою металлическую армию сверхоружием, пришлось довольствоваться пулеметами. Но и пулеметы в открытых столкновениях с рабочими дружинами — страшная сила. Когда дошло до решительного сражения, железные солдаты начали одерживать верх.
Здесь-то и сыграла свою героическую роль мальчишечья гвардия профессора Аргона. Несколько ребят решили проникнуть в особняк миллиардера, где был расположен пульт управления механическими батальонами.
На сей раз это оказалось гораздо труднее. Но мальчишкам помог наследник Бахбура, который (конечно же!) на самом деле был не родным его сыном, а похищенным у очень порядочных родителей. Этот мальчик был угнетен атмосферой, царившей в доме миллиардера, и не разделял воззрений и устремлений приемного папаши.
…Ребячья диверсионная группа ворвалась в кабинет Бахбура. Нааль, мечтающий отомстить за родителей (и, к тому же, вдохновляемый нежной привязанностью к синеглазой девочке Нэви, племяннице Бенэма Аргона) смаху всадил в панель управления отцовский кортик. Лезвие перерубило главные провода. К радости восставшего народа железные болваны на улицах прекратили стрельбу и начали с грохтом падать на мостовые…
В общем, «наши победили».
Бахбуру удалось бежать за границу, но лишенный капиталов и власти, он был теперь никому не страшен.
Страна Синей Чайки ступила на путь социального прогресса. Установки «Розовый Луч» бурили шахты и туннели, тем самым способствуя процветанию демократического государства.
Из гвардии профессора Аргона (включая, конечно, его племянницу и бывшего наследника Бахбура) сложился юный морской экипаж — как раз для громадной парусной яхты, конфискованной у беглого миллиардера. Яхта эта раньше называлась «Железная Дора» (в просторечии «Железная дура»), но теперь ее избавили от недостойного названия и нарекли славным именем «Синяя Чайка». Капитан Румб поклялся своими усами, что через пару лет, когда он сделает из храбрых мальчишек настоящих матросов, они отправятся на «Синей Чайке» в кругосветное плавание…