Никогда не теряйте мужества

Едва они засыпали могилу, начался дождь.

Квейт склонил голову и скороговоркой произнес традиционные слова прощания. Чака посмотрела на доску с именем Флорджиана, датами рождения и смерти и надписью «Вдали от дома».

Флорджиан не особенно нравился ей. Этот эгоист вечно ныл, жаловался и считал себя умнее всех. Но все-таки на него можно было рассчитывать, а теперь их осталось только двое.

Квейт взглянул на нее и кивнул. Пора и ей попрощаться. Она радовалась, что все позади. Этого недоумка угораздило свалиться с развалин и разбить голову, и целых четыре дня они мало чем могли облегчить его страдания. Так нелепо и бессмысленно погибнуть.

— Флорджиан, нам будет тебя не хватать, — произнесла она, чем и ограничилась, потому что так и думала на самом деле, да к тому же дождь явно усиливался.

Они направились к лошадям. Квейт приторочил лопату позади седла и так неуклюже взгромоздился на лошадь, что Чака, как обычно, подивилась, почему Быстроног не сбросил его.

Она стояла, глядя на Квейта.

— Что-то не так? — Он утерся ладонью. Шляпа низко нахлобучена на лоб. Вода струями стекает с полей шляпы на плечи.

— Самое время бросить все, — сказала Чака. — И вернуться домой. Пока можно.

Прогремел гром. Сумерки сгущались.

— Не самое подходящее время спорить об этом.

Квейт ждал, пока она сядет на лошадь. Дождь бил струями по рыхлой земле, хлестал по веткам деревьев.

Она обернулась и бросила последний взгляд на могилу. Вот и остался Флорджиан среди развалин, холмов и лесных зарослей. Она вдруг подумала, что такая могила ему бы, пожалуй, понравилась. Ему нравилось все старинное. Она поплотнее застегнула куртку и вскочила в седло. Квейт тут же рысью тронулся с места.

Они похоронили Флорджиана на самом высоком из окрестных холмов. Теперь они пробирались по гребню холма между разрушенными бетонными каркасами, окаменевшими бревнами и проржавевшим металлом — обломками былого мира, медленно поглощаемыми землей. Время наложило на развалины благородный отпечаток: земля и растительность окружили весь этот мусор и прикрыли его, сглаживая острые края. Когда-нибудь, подумала она, от этих руин не останется ничего, и кто бы сюда ни забрел, он даже не заподозрит об их существовании.

Квейт сгорбился под дождем, натянув шляпу на самые глаза и упираясь правой рукой в круп лошади. Он выглядел таким изнуренным, усталым и сломленным, что Чака впервые поняла, что он уже сдался. Он просто ждет, чтобы кто-нибудь взял на себя ответственность и возвестил о неудаче.

Они спустились с холма и теперь продвигались по узкой тропе между бетонными блоками.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил он.

Чака чувствовала себя хорошо. Чувствовала себя напуганной. Утомленной. Чувствовала себя ответственной за то, что предстоит сообщить матерям и вдовам по возвращении домой. Когда-то они отправились в путь вшестером.

— Все хорошо, — сказала она.

Они добрались до своего убежища, темного грога, обрамленного известняком и скрытого зарослями папоротника. Уходя, они не загасили костер, и теперь там было тепло и уютно. Они спешились и завели внутрь лошадей.

Квейт подбросил в огонь пару поленьев.

— Ну и холодище, — сказал он.

В небе сверкнула молния.

Они поставили чайник на раскаленный камень, покормили и напоили лошадей, переоделись в сухое и уселись возле костра. Надолго замолчали. Чака сидела, закутавшись одеяло, наслаждаясь теплом. Квейт внес несколько записей в журнал, уточняя местоположение могилы Флорджиана, чтобы будущие путешественники, если таковые объявятся, смогли ее найти. Потом вздохнул и взглянул — не на Чаку, а в пространство.

— Ты действительно считаешь, что нам следует вернуться?

— Думаю, да. По-моему, мы хлебнули достаточно. Пора домой.

Он кивнул:

— Но мне жаль вот так все бросить.

— Мне тоже. Но все же пора.

Трудно представить, что собой представлял этот грот прежде. Не пещера — стены явно рукотворные. Краски, какими бы они ни были изначально, полностью выцвели. Теперь стены были серыми, все в пятнах и переходили в высокий сводчатый потолок. По ним разбегались какие-то косые линии, возможно, остатки былого орнамента. Это был просторный грот, побольше, чем зал заседаний на сотню человек, и уходил глубоко внутрь холма.

По возможности она избегала развалин. Но это не всегда удавалось, потому что руины были всюду. А в руинах водилась всякая гадость. И сами постройки таили опасность, что испытал на себе Флорджиан. Сплошные ловушки и засады, вот что такое развалины, как она говорила. По правде сказать, она в свое время наслушалась всяких россказней о привидениях и духах, обитающих среди развалин. Не то чтобы она испытывала суеверный страх и уж ни за что не призналась бы в этом Квейту, но береженого бог бережет.

Они наткнулись на этот грот несколько часов спустя после падения Флорджиана и забрались сюда, радуясь хоть какому-то укрытию. Но теперь ей не терпелось убраться отсюда.

Гром сотрясал стены, и доносился мерный шум дождя. Было еще сравнительно не поздно, но сумрачно.

— Чай, наверно, готов, — сказала Чака.

Квейт покачал головой:

— Жаль все бросать. Нам всегда будет казаться, что мы могли достичь цели прямо за следующим холмом.

Едва она взяла чайник и принялась разливать, как громыхнуло прямо над укрытием.

— Близко, — сказала она, радуясь, что у них есть крыша над головой.

Квейт ухмыльнулся и поднял чашку насмешливым жестом, словно выказывая почтение неведомым силам.

— Может, ты и права, — сказал он. — Может, нам так намекают.

Молния ударила в проржавевшую крестовину на склоне холма. Большая часть энергии ушла в землю. Однако часть ее проникла в кабель, пробежала по нему до оплавленной распределительной коробки, потом дальше но сети добралась до нескольких старых печатных плат. Одна из плат подала ток в давно бездействующую вспомогательную систему; другая — на датчики антенны, которые начали записывать звуки в гроте. Третья, хотя и не сразу, подключила и активировала единственную уцелевшую программу.


Они плотно поели. В то утро Чака наткнулась на невезучую индейку, а Квейт добавил ягоды и свежеиспеченное печенье. Запас вина давно истощился, но в глубине грота, всего в нескольких метрах, оказался ручей с холодной чистой водой.

— Не похоже на то, что мы подобрались близко, — сказала Чака. — Во всяком случае, я в это не верю. Даже если это совсем близко, слишком дорогую цену мы заплатили.

Ближе к ночи гроза утихла. Дождь все еще продолжался, но уже не лил, скорее моросил.

Квейт оживленно болтал весь вечер, рассказывал о своих замыслах, о том, как важно выяснить, кто построил эти гигантские города, разбросанные по всей пустыне, что случилось с этими строителями и как освоить эти древние чудеса. Но, признал он, искоса поглядывая на Чаку и как бы давая ей возможность возразить, скорее всего она права.

— Разумеется права, — сказала Чака.

У костра пригревало, и вскоре Квейт заснул. С тех пор как они покинули Иллирию, а это случилось три месяца назад, он похудел на десяток килограммов, постарел и утратил то беспечное добродушие, которое так привлекало ее вначале. Теперь он был сосредоточен только на делах.

Она попыталась избавиться от чувства безнадежности. Они находились далеко от дома, одни в дикой глуши, среди диких зверей, призраков и заброшенных городов, где мигают огни, звучит музыка и движутся механические вещи. Она закуталась в одеяло и слушала, как вода капает с деревьев. Полено треснуло и обрушилось в огонь.


Внезапно очнувшись, она не сразу поняла, что вывело ее из дремотного состояния.

У входа в грот стоял человек, и его неясные очертания освещались с одной стороны лунным светом, а с другой — огнем костра. Он разглядывал что-то снаружи.

Рядом с ней мерно дышал во сне Квейт.

Под головой у нее вместо подушки лежала седельная сумка. Плавным незаметным движением она достала оттуда пистолет.

Человек у входа выглядел полноватым и был одет весьма примечательно. На нем был черный пиджак, такие же брюки, круглая шляпа, а в руках он держал трость. Возле губ у него то тускнел, то вспыхивал красный огонек. Она ощутила нечто вроде запаха горящей травы.

— Не двигаться, — тихо приказала она, поднимаясь навстречу привидению. — У меня пистолет.

Он повернулся, взглянул на нее с любопытством, и над головой потянулась струйка дыма. Он и в самом деле что-то курил. И запах такой противный.

— У вас пистолет, — произнес он. — Надеюсь, вы им не воспользуетесь?

Похоже, на него это не произвело впечатления.

— Я серьезно говорю, — сказала она.

— Извините. — Он улыбнулся. — Я не хотел вас будить.

На нем была белая сорочка и синий галстук-бабочка в мелкий белый горошек. Седые волосы и резкие, даже свирепые черты лица. Чем-то он напоминал бульдога. Он сделал несколько шагов внутрь грота и снял шляпу.

— Кто вы такой? — спросила она. — И что вы здесь делаете?

— Я здесь живу, юная леди.

— Где это — здесь? — Она оглядела голые стены, словно колыхавшиеся в неровном свете костра.

— Здесь. — Он повел рукой вокруг и сделал еще один шаг вперед.

Она посмотрела на пистолет и снова на него.

— Расстояние подходящее, — сказала она. — Я не промахнусь, уж будьте уверены.

— Уверен, что не промахнетесь, юная леди. — Суровое лицо смягчила дружелюбная улыбка. — Но поверьте, я не представляю никакой опасности.

— Вы один? — спросила она, быстро оглянувшись.

В глубине пещеры ничего не шелохнулось.

— Теперь да. Раньше был еще Франклин. И Авраам Линкольн. И еще один американец. По-моему, гитарист. Вообще раньше была целая толпа народу.

Чаке не понравилось, как развивается разговор. Похоже, он старается отвлечь ее.

— Надеюсь, сюрпризов не будет. Если что, первая пуля ваша, — сказала она.

— Хорошо, что здесь снова люди. Когда я заходил сюда в прошлые разы, здание пустовало.

— Вот как?

Какое еще здание?

— О да. Мы собирали огромную аудиторию. Но теперь нет ни партера, ни балкона. — Он медленно осмотрелся. — Интересно, что произошло?

— Как вас зовут? — спросила она.

Он выглядел озадаченным. Даже потрясенным.

— Вы не знаете, как меня зовут? — Он оперся на трость и вгляделся в Чаку пристальнее. — В таком случае, думаю, нет смысла с вами разговаривать.

— Откуда мне знать? Мы никогда с вами не встречались. — Она подождала ответа, но не дождалась и продолжила сама: — Я Чака из Иллирии.

Мужчина учтиво поклонился.

— Полагаю, в данных обстоятельствах вы можете называть меня Уинстон. — Он одернул пиджак. — Сквозняки здесь. Почему бы нам не подойти к костру, Чака из Иллирии?

Имей он враждебные намерения, они с Квейтом были бы уже покойниками. Могло быть и еще хуже. Она опустила пистолет и заткнула за пояс.

— Странно, что здесь вообще кто-то появился. Не хочу вас обидеть, но место выглядит давно заброшенным.

— Да, так оно и есть.

Она посмотрела на Квейта: спит без задних ног. Пользы от него как от козла молока, если бы призрак прокрался незамеченным.

— И где же вы все это время были?

Он задумался.

— Не могу сказать, — сказал он, — но вообще-то здесь. Я ведь постоянно здесь нахожусь. — Он с трудом опустился на пол и протянул руки к костру. — Приятно.

— Холодина.

— Не найдется ли у вас глоточка бренди? Нет, наверное.

Что еще за бренди такое?

— Нет, — ответила она. — У нас нет бренди.

— Жаль. Хорошо согревает старые кости. — Он пожал плечами и огляделся. — Странно, — сказал он. — Не знаете, что здесь случилось?

— Нет. — Она даже не поняла вопроса. — Понятия не имею.

Уинстон положил шляпу на колени.

— Здесь все выглядит совсем запущенным, — сказал он. Странно, но факт запустения приобрел значительность, когда он упомянул об этом. — Прошу меня простить, но я никогда не слыхивал об Иллирии. С вашего позволения, где это находится?

— Несколько недель отсюда на юго-запад. В долине Мавагонди.

— Понятно. — Судя по его тону, он ничего не понял. — А кто такой Мавагонди?

— Это река. Вы и про нее не знаете?

Он взглянул ей прямо в глаза.

— Боюсь, я мало что знаю про те места. — Он помрачнел — Вы со своим спутником направляетесь домой?

— Нет, — ответила она. — Мы ищем убежище Хейвен.

— Убежище? Вы, конечно, можете остаться здесь, — предложил Уинстон. — По сдается мне, что вам здесь будет не слишком уютно.

— Спасибо, но я же сказала, что нам нужно не вообще убежище, а убежище Хейвен. Так называется это место.

Уинстон кивнул, наморщив лоб. По его глазам видно было, что он усиленно размышлял.

— Это возле Бостона?

Чака снова взглянула на Квсйта и подумала, не стоит ли его разбудить.

— Не знаю, — сказала она. — А где этот Бостон?

Уинстон улыбнулся.

— Ну и ну, — сказал он, — похоже, кто-то из нас заблудился. Интересно только кто.

Она уловила блеск в его глазах и улыбнулась в ответ. Несмотря на его старомодную манеру изъясняться, она поняла, что он сказал: они оба заблудились.

— Так где же этот ваш Бостон? — снова спросила она.

— Сорок миль к востоку. Прямо по автостраде.

— Какой автостраде? Нет здесь никакой автострады. Но крайней мере, я ничего подобного не видела.

Огонек сигары разгорелся и снова потускнел.

О боже. Да, должно быть, прошло слишком много времени.

Она обхватила руками колени.

— Уинстон, должна признаться, что я не понимаю, о чем мы говорим.

— Я тоже. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Что такое Хейвен?

Ее потрясло такое невежество.

— Вы шутите?

— Вовсе нет, я серьезно спрашиваю. Пожалуйста, просветите меня.

Ладно, все-таки он живет в такой глуши.

— Хейвен — это родина Авраама Полка, — с надеждой пояснила она.

Уинстон в недоумении потряс головой.

— А кто такой этот Полк? — спросил он.

Полк жил в конце эпохи Строителей Дорог. Он знал, что миру приходит конец, а города умирают. Он спасал все, что мог. Ценности. Знания. Историю. И он спрятал все это в убежище, куда ведет подводный вход.

— Подводный вход, — повторил Уинстон. — Как же вы надеетесь проникнуть туда?

— Боюсь, что никак, — сказала Чака. — Боюсь, что мы прямо здесь откажемся от этой затеи и повернем домой.

Уинстон кивнул.

— Костер прогорает, — сказал он.

Она подгребла угли кочергой и подкинула полено.

— Никто не знает, был ли Полк на самом деле. Может, это просто миф.

Снаружи мелькнула молния. Секундой спустя прогремел гром.

— Этот Хейвен чем-то напоминает Камелот, — сказал он.

Что еще за Камелот?

— Вы имеете в виду, — спросил он, затянувшись своей горящей травой, — что мир там, снаружи, весь в развалинах?

— Нет, снаружи все очень красиво.

— Но там руины?

— Да.

— Обширные?

— Да, повсюду. В лесах, в реках. Даже на мелководье в морских гаванях. Повсюду. Некоторые из них даже каким-то непонятным образом действуют. Например, едет поезд, которым никто не управляет.

— И что вам известно о Строителях?

Она пожала плечами:

— Очень мало. Почти ничего.

— Их тайны скрыты в Хейвене?

— Да.

— И вы собираетесь повернуть назад?

— У нас не осталось сил, Уинстон.

— У меня просто дух захватывает от любознательности, что вами движет, Чака.

Черт бы его побрал.

— Послушайте, вам легко говорить. Вы и понятия не имеете о том, что нам пришлось пережить.

Уинстон не отрывал от нее глаз.

— Согласен, не имею. Но какая награда ждет в конце пути! А море уже близко.

— Нас осталось только двое, — сказала она.

— Историей движут не толпы, — сказал он. — И не благоразумные обыватели. Курс всегда прокладывает отважный капитан.

— Нет, все кончено. Нам еще повезет, если мы доберемся до дома.

— Может, и не доберетесь. А на пути к цели риск вам обеспечен. Но вы должны решить, что для вас ценнее — риск или награда за него.

— Вот мы и решим. У меня есть спутник.

— Он подчинится вашему решению. Все зависит от вас.

Она пыталась удержать злые слезы.

— Мы такого натерпелись. Сделали все, что могли. Идти дальше неразумно.

— Ценность разума часто преувеличивают, Чака. В тысяча девятьсот сороковом году было бы разумно принять условия Гитлера.

— Принять что?

Он отмахнулся от вопроса:

— Не имеет значения. Но разум, находясь под давлением, обычно склоняется к осторожности, когда требуется отвага.

— Я не труслива, Уинстон.

— Уверен, что нет.

Он затянулся своей сигарой. Сизый дым доплыл до Чаки. Глаза защипало, и она отшатнулась.

— А вы не привидение? — спросила она.

Вопрос звучал вполне резонно.

— Боюсь, что да. Я то, что остается на песке, когда отступает прилив. — В его глазах играли отблески костра. — Интересно, если никто из живущих не помнит события, то сохраняет ли смысл само событие? Ведь оно в таком случае как бы и не происходило.

Квейт заворочался во сне, но не проснулся.

— Боюсь, что не знаю, — ответила Чака.

Они надолго замолчали.

Уинстон поднялся на ноги. Ей показалось, что он недоволен ею.

— Старому человеку жестковато сидеть на полу. Разумеется, вы правы: вам придется решать, стоит ли идти дальше. Камелот никогда не существовал в действительности. Единственный смысл его заключался в том, что он существовал как идея. Может, и ваше убежище Хейвен — тоже всего лишь идея.

— Нет, — твердо сказала она. — Хейвен существует на самом деле.

— Кто-нибудь, кроме вас, ищет его?

— Была еще одна группа, они тоже потерпели неудачу. Думаю, что больше никто не возьмется за поиски.

— В таком случае, Чака из Иллирии, вы должны хорошенько подумать, ради чего вы вообще пустились в путь. Ради чего погибли ваши товарищи. Что вы ищете на самом деле.

— Деньги. Все очень просто. Древние рукописи бесценны. Мы бы прославились на всю Лигу. Ради этого и пошли.

Он задумался.

— Тогда ступайте назад, — сказал он. — Если это чисто коммерческое предприятие, пошлите все к черту и вложите деньги в недвижимость.

— Простите, куда?

— Но, скажу я вам, вы вовсе не по этой причине отправились на поиски. И домой вы возвращаетесь, потому что забыли, ради чего взялись за это дело.

— Мы не забыли.

— Забыли, забыли. Хотите, я скажу вам, ради чего вы на это отважились? — Какое-то время он, казалось, не мог подобрать слова. — Ваш Хейвен не имеет ничего общего ни со славой, ни с деньгами. Конечно, если бы вы туда добрались, разгадали эту тайну, вы бы и прославились, и заработали неплохо — если бы еще и домой сумели вернуться. Но в действительности вы получили бы нечто неизмеримо большее, и, подозреваю, знаете об этом: вы открыли бы, кто вы такие на самом деле. Разве вы не обнаружили бы, что являетесь потомками тех, кто построил Акрополь, написал «Гамлета», долетел до спутников Нептуна.

— Нет, — сказала она. — По-моему, нет.

— Тогда мы утратили все, Чака. Но вы еще можете вернуть утраченное. Если захотите. Если и не вы, то кто-нибудь другой. Но оно того стоит, любую цену можно заплатить за это.

Он почти слился с темнотой.

— Уинстон, — окликнула она. — Я вас не вижу. Вы еще здесь?

— Я здесь. Система устарела, и зарядки хватит ненадолго.

Сквозь него просвечивало небо.

— Да вы и в самом деле привидение, — сказала она.

— Вполне возможно, вы не достигнете цели. Наверняка можно предвидеть только трудности и испытания. Но держитесь. Никогда не сдавайтесь.

Она уставилась на него во все глаза.

— Никогда не теряйте мужества.

Внезапно ее пробрала дрожь и появилось ощущение, что она бывала здесь раньше, встречала этого человека в какой-то другой жизни.

— В вас есть что-то знакомое. Может, я где-то видела ваше изображение?

— Не могу сказать.

— Может, дело в словах. Они отдаются эхом.

Он смотрел прямо на нее.

— Может быть. — Сквозь его очертания у входа в грот просвечивали звезды. — Не забывайте, что бы ни случилось, вы — одна из избранных. Член братства избранных. Вы не одиноки.

Она смотрела, как он постепенно исчезает, оставался только едва тлевший кончик сигары.

— Вы ищете самое себя.

— Вы все это себе придумали.

— Я знаю вас, Чака. — Он совсем исчез, оставался только голос. — Я знаю, кто вы на самом деле. И вы тоже вскоре выясните это.

— Это его имя или фамилия? — спросил Квейт, пока они седлали лошадей.

— Не могу сказать. — Она нахмурилась. — Я вообще не могу сказать, был ли он на самом деле или только привиделся мне. Никаких следов. Никаких отпечатков.

Квейт взглянул на восходящее солнце. Утро было ясное.

— Вот так всегда в этих местах. Не то действительность, не то иллюзия. Жаль, что ты меня не разбудила.

— Мне тоже жаль. — Она вскочила в седло и потрепала лошадь по холке. — Он сказал, что море всего в сорока милях отсюда.

Над ними струился теплый утренний воздух.

— Так ты решила ехать дальше?

— Квейт, ты когда-нибудь слышал о Нептуне?

Он покачал головой.

— Может быть, — сказала она, — в следующий раз мы отправимся туда.

Загрузка...