Рассказы

1. Номер Тринадцатый (Джедай Аккерман)

Я старый больной человек. Для непосвященного такое утверждение может показаться странным. Действительно, ведь мой последний земной путь я не прошел и до половины. Однако в преисподней уже побывал. В одной из прошлых жизней я был узником нацистского концлагеря. Там на мне ставили опыты. Весело, правда? Страшная штука — память. Особенно — память веков.

Я мог и не решиться вступить на эту тропу. Был бы здоровым и счастливым обывателем, обитателем плоскости, не знающим иных измерений. Но я решился. И теперь уже не стану прежним.

Я хожу среди людей чужим. Нас разделяет время. Их светлый и радостный мир кажется мне иллюзией. За яркими красками дня я вижу непроглядную тьму. И холодно становится на душе.

Иногда тени прошлого оживают. Мертвецы одевают маски. Тогда я бываю нужен. Меня зовут. Меня используют — и затем выбрасывают

— обратно, в руки врачей.

Бедный доктор Сондерс! Единственный человек, который желал мне добра. Сколько сил он потратил, не понимая: я неизлечим.

Знал бы он, чем обернется наша последняя затея!

Во время одного из наших традиционных чаепитий я в шутку заметил, что неплохо бы сбежать от всех проблем на Луну.

— А что, Джедай, — воскликнул доктор. — Это мысль.

Оказалось, в одном из лунных санаториев работает его ученик, и вполне можно меня туда устроить. Я не сопротивлялся.

Остальное было делом техники. Через неделю я уже любовался лунными пейзажами из окна моей палаты и наслаждался пониженной гравитацией. Недаром говорят, что она продлевает жизнь (впрочем, это мне совсем не нужно). Должно быть, именно в этот период я был ближе всего к «выздоровлению». Потом сработал инстинкт смерти: я включил телевизор. И все началось снова.

Знаете ли вы, как это происходит? Мир словно останавливается, краски его тускнеют. Перед внутренним взором возникает черная точка. Она растет, обретает форму, не прекращая своего вращательного движения. Кровожадная четырехлапая тварь!

Она разрывает мне мозг!

Ее называют свастикой. Люди брезгливо морщатся, когда я говорю им об этом. Банально! Старо! Они не знают, что символы не подвластны времени. Не знают и закона обратной связи. Возможно, когда-то свастика была мирным знаком Солнца, дающим силу древним ариям. Но с тех пор много чего произошло. Этот источник навеки осквернен. Ибо этот знак впитал в себя все зло носивших его людей и их ужасных, недоступных человеческому пониманию дел.

Такого объяснения достаточно?

Итак, тварь вновь ожила. Но, слава Богу, я уже умею с ней бороться — по крайней мере, в собственной голове. Помог аутотренинг. Через несколько минут я пришел в свое обычное состояние — мир по-прежнему был тускл, но видения заблокированы.

Остается душевное напряжение, которое не спадает, пока не исчезнет вызвавшая его причина. А для этого ее нужно найти.

Передача называлась «Тайны Луны». Собственно, ничего удивительного в подобных передачах нет. Людей всегда притягивает все таинственное и непознанное. Тем более, когда накапливается слишком иного необъясненных фактов.

Я впервые услышал легенду об Асгарде — судя по всему, пользующуюся у местного населения большой популярностью.

Асгардом здесь называли таинственный город на Луне, в котором якобы обитали не менее загадочные селениты. Город этот видели многие, но о месте его расположения мнения расходились, из чего делался вывод: город существует в ином измерении, и лишь иногда появляется в нашем. Обитатели города также иногда появлялись, оставляя следы босых ног в лунной пыли и наскальные рисунки.

Также деятельностью селенитов объяснялись «огненные диски» над Луной и прочие феномены.

Легенда была не хуже прочих. Меня задело другое.

Оказывается, селениты в родстве с людьми: то ли когда-то спускались на Землю, то ли наоборот, эмигрировали на Луну из Атлантиды. Самое интересное, что каждый человек может стать селенитом, если пройдет определенный путь духовного развития.

Тогда он сможет покинуть тесные купола поселений и выйти на лунные просторы. Ему не понадобится скафандр или другие технические приспособления. Ему не будут нужны ни воздух, ни пища, ни одежда… Были также слухи о том, что такие люди уже есть. Назывались имена без вести пропавших.

Сомнений у меня не возникло: это старая песня. Я слышал ее еще в начале прошлого века. Высшие Неизвестные, Великие Древние, Тайные Владыки… У меня с ними давние счеты! Очень давние.

2. Шериф Кеннеди

Неладно что-то в датском королевстве, как говаривал старина Купер, мой покойный предшественник и непосредственный начальник.

Под родным куполом творятся такие дела, а ты сидишь, как дурак, и ничего сделать не можешь.

Наш дорогой мэр Майкл Петрович как-то хотел меня похвалить и сказал: «Новая метла хорошо метет». Оказывается, есть такая русская поговорка. Что ж, метла так метла. Только вот объявилась вдруг еще одна, черт знает откуда. Прутья у нее стальные, и метет она без правил.

Когда начали убивать проституток, мы думали: маньяк. Вроде Джека Потрошителя. Но наш Джек этим не ограничился. Стали гибнуть наркоманы — почерк тот же. А кто, интересно, догадался потом добавлять в наркотики медленный яд? Как будто крыс травили.

Понизу прошлись — и наверх завернули. Что я, не знал всех этих сутенеров, торговцев, гангстеров, мафиози доморощенных?

Знал. Но одно дело — знать, а другое — поймать и доказать. Да и то, всех не пересажаешь — места не хватит. А вот Джеку ни доказательств, ни тюрем не надо — нет человека, и проблемы нет.

Признаюсь честно: не осуждал я его поначалу, а только завидовал.

Потом, слава Богу, опомнился.

Это когда до Перейры очередь дошла. Ну не был он преступником. Да, глотку драть любил и митинги устраивал. За это его свои и выбрали — защищать их интересы. Недолго он их защищал. Видно, Стальной Метле демократия наша не по вкусу.

Тогда и подумал я: чем черт не шутит, могут и до меня добраться.

И вообще до любого человека под этим чертовым куполом. Вот жуть-то! Ведь у Джека нашего явно полно змей в голове.

Не знаю, чего и ждать. Старею, наверное. А тут еще этот странный тип, Джедай Аккерман…

Он вошел и посмотрел на меня. Глаза мне его не понравились: старые-старые. И как будто повидал он такого, что лучше и не знать, а то крыша поедет. Я тогда решил, что он наркоман. Не из той шпаны, что травку курит и колется, а из этих, новых, которые с электроникой химичат. У них, говорят, год за десять идет.

— Здравствуйте, господин Аккерман, — сказал вежливо я. — Чем могу помочь?

— Наоборот, — вяло ответил он. — Это я могу вам помочь.

Да неужели? Что, новый Шерлок Холмс родился?

— Насколько я понимаю, вы друг доктора Флетчера. Он просил меня принять вас…

— Нет, — покачал головой этот Джедай. — Я не друг доктора Флетчера. Я его пациент.

Час от часу не легче! Не только наркоман, но и псих. Зачем же его выпустили? Это что, новый метод лечения?

— Да, — сказал он. — Я старый больной человек. В миру известен как Номер Тринадцатый. Может, слышали?

Я аж рот открыл. Еще бы не слышал! Дело «Оборотней», тайны «Сверкающего Мрака», разоблачение Огневика — и так далее, в том же духе. Но действительно ли это он?

— Это я. Вот документы, — он вынул из кармана куртки удостоверение вместе с какими-то бумагами и не глядя бросил на мой стол. Я посмотрел — все было верно.

— Так вы частный сыщик?

— Нет. Я мистик.

Ладно, мистик так мистик. Замнем для ясности. Хотя по-моему, если кто-то крякает как утка и плавает как утка, то это и есть утка. А Номер Тринадцатый ловит преступников. Так в чем же дело?

— Скажите, шериф, не происходит ли в последнее время чего-нибудь странного в ваших владениях?

Да мне его сам Бог послал! Впрочем, лучше повременю…

— Что вы имеете в виду?

— Например, немотивированные самоубийства, исчезновения?

Тут он меня сбил с толку. Попал пальцем в небо, решил я, а потом вдруг вспомнил: да, было такое! Видно, мы на дело с разных сторон смотрим.

В последнее время появилась вдруг мода на прогулки по Луне.

А чем плохо, если за свои деньги? Достал скафандр, купил дыхательную смесь — и гуляй, сколько влезет. Один или с друзьями. Я сам иногда хожу, чтобы развеяться.

И вдруг — самоубийства, одно за другим. Конечно, чего проще

— расстегнул скафандр, и привет! Но почему, отчего — так и не дознались. Люди в основном благополучные, культурные, все у них было о'кей. Как будто помешательство какое-то.

Ввели тогда ограничения на индивидуальные прогулки, обязательную регистрацию выходов — хотя вой, конечно, поднялся… Случаев таких стало меньше, слава Богу. Но ведь это не все.

Как правило, самоубийц мы находили. Другие же, бывало, исчезали насовсем. Как корова языком слизала, говорил тогда Майкл Петрович. Это такой русский черный юмор.

Я рассказал Номеру Тринадцатому все без утайки — и про убийства и про самоубийства. Интересно было на него смотреть.

Конечно, все это ему жутко не нравилось, даже больше, чем мне, а с другой стороны — ничуть не удивляло. У меня возникла идейка насчет того, что все эта чертовщина — дело рук преступников, по следу которых он идет уже давно. За этим он, наверное, и прилетел на Луну, а лечение — только прикрытие.

— Вы не смотрите передачу «Тайны Луны»? — вдруг спросил он.

— Нет, — удивился я.

Тут он мне и выдал историю о селенитах.

— Вы в это верите? — осторожно спросил я. — В Асгард и прочее?

— Асгард — это мир асов, то есть богов, в древнескандинавской мифологии. Но дело не в названии. Очевидно, что наши самоубийцы верили в селенитов, верили в то, что могут стать селенитами и готовы ими стать: снять тяжелые, ненужные больше скафандры и пройтись босиком по Луне. Вы правы: у этих людей было все, им не хватало только безумной мечты.

Этот мистик был чертовски убедителен!

— Тогда надо действовать, — сказал я. — Сначала прижмем парней с телевидения — пусть думают, что говорят. Потом надо пригласить парочку профессоров, чтобы дали научное опровержение всем этим небылицам.

— Возможно, этого от нас и ждут, — мрачно заметил Джедай. — Прежде всего надо понять, что происходит, шериф, а потом уже действовать.

— А вы понимаете?

— Думаю, да. Вы верите в дьявола?

— Ну, не буквально…

— Можно и не буквально. По крайней мере, с терминологией вы знакомы… То, что происходит — это искушение. Страшный соблазн

— не тела, но духа. Представьте себе, что вы играете в шахматы: партия тянется невыносимо медленно, вам кажется, что вы проигрываете… В какой-то момент хочется смахнуть фигуры с доски и начать все заново. Мы осваиваем планеты, открываем иные миры, но играем по старым правилам: мораль, законность, демократия и так далее. От этого устают не только люди, но и народы. Тогда приходит искушение: отряхнуть с ног прах старого мира, погрязшего… неважно, в чем: лицемерии, разврате, коррупции, — и построить новый мир, установить новый порядок с новыми правилами игры. Тысячелетний рейх или Утопия — дело опять-таки не в названии. А что происходит здесь, под куполом?

Здравый смысл уже дал трещину, достаточную для того, чтобы гибли люди. Мораль и законность под вопросом. Стальная Метла устанавливает власть террора, и многим это нравится. Даже у вас, шериф, были сомнения. Вы исполняете свой долг, но не слишком рветесь поймать своего Джека Потрошителя — боитесь, что вас неправильно поймут. Демократия тоже под угрозой. Насколько я понимаю, Перейра представлял цветное население. Раз есть расовые проблемы, на них тоже будут играть…

Далее, в администрации купола наверняка есть нечистые на руку люди — этого может быть достаточно для расправы. А те, кто придет вслед за ними, будут брать уже не долларами, а человеческими головами. Я понятно объясняю, шериф?

Я промолчал. Все-таки он псих, параноик. Ну не может все быть так плохо! Мой здравый смысл еще цел.

— Ладно, — он поднялся с кресла, — мне пора на процедуры. Я еще зайду к вам… Всего хорошего, шериф.

3. Доктор Флетчер

Мне сообщили, что пациент из шестьдесят шестой палаты хочет говорить со мной, и я решил не откладывать это дело.

Случай был по-своему уникальный. Август Троммель был одним из тех, кто ушел из-под купола и не вернулся. Его нашли через сутки в бессознательном состоянии. Дыхательный ресурс скафандра был давно исчерпан, и непонятно, каким образом Троммелю удалось остаться в живых. Должно быть, вследствие отравления углекислым газом в условиях пониженной гравитации все жизненные процессы у него остановились.

Так или иначе, но выйдя из комы и полностью восстановив физическое здоровье, больной обнаружил обширную потерю памяти.

Вскоре память в основном также восстановилась, оставались загадкой лишь события, непосредственно относящиеся к несчастному случаю. При других обстоятельствах это могло показаться неважным, но сам Троммель почему-то придавал происшедшему большое значение. Он хотел вспомнить.

И это ему, наконец, удалось. Только лучше бы этого не случилось! То, что он рассказал, мне очень не понравилось. Я решил, что выпускать его пока рано; более того, все откладывается на неопределенное время.

— Но почему? — спрашивал он удивленно. — Доктор, я же все вспомнил! Я ведь здоров, правда?

А я смотрел в его ясные голубые глаза и умело скрывал свои чувства.

Плохо, когда человек чего-то не помнит, но еще хуже, когда он помнит не то, что было. В какой-то степени это присуще нам всем: мы, например, иногда помним свои сны, однако не теряем чувства реальности. Здесь случай другой: слишком яркие фантазии заполняют пробелы, и выгнать их оттуда гораздо труднее, чем восстановить настоящую память.

— Мне надо идти, — продолжал Троммель. — Я должен поговорить с Джеймсом Хэрришом. Они приказали мне сделать это.

Как вы думаете, он меня примет?

Упоминание о Хэррише в этом контексте мне понравилось еще меньше. Его телевизионные выступления я всегда смотрю с профессиональным интересом. Удивительно, как этому типу удается проходить необходимые психологические тесты. Впрочем, совершенно здоровый человек в политику и не пойдет. В мэры Хэрришу выйти, к счастью, не удалось, но в Совет он пролез и в первый же день поцапался с Энрико Перейрой, обозвав того «грязным латиносом».

Это был не последний скандал с его участием…

Я настоял на том, что Троммелю надо еще подлечиться, а заодно он может обстоятельно продумать свою речь. На этом он, казалось, успокоился.

Однако на следующий день ко мне заявилась группа из трех человек — две полные женщины лет за сорок и один очень элегантно одетый мужчина. Все они носили значки с изображением рогатого серпа Луны, перечеркнутого зигзагами молний. Что-то мне это напоминало, но я так и не вспомнил, что.

— Мы представляем общество «Лунная жизнь», — сказал мужчина, одаривая меня визитной карточкой. — Нам стало известно, что у вас содержится один из членов нашего общества, Август Троммель.

Мне пришлось признать этот факт.

— Однако его психическое здоровье еще не вполне восстановилось, — заметил я.

— Из чего вы делаете такой вывод? Вероятно, он рассказал вам нечто, что противоречит данным официальной науки, закосневшей в предрассудках? А во всем остальном он вполне здоров, не так ли? В таком случае вы не имеете права держать его здесь против его воли, воли его семьи и близких. Не забывайте: мы можем обратиться в суд и потребовать независимой экспертизы!

И я малодушно уступил, подумав: одним психом больше, одним меньше в нашем безумном мире… всех не перелечишь.

4. Джеймс Херриш

Троммель прочно обосновался у меня в кабинете и, видимо, не собирался уходить до тех пор, пока не выскажется полностью или не вылакает весь глинтвейн, заботливо приготовленный моей секретаршей Лаурой (для меня, между прочим!). Каждый раз, когда он ставил стакан на стол, я думал, что повествование вновь продолжится, и мне станет наконец ясна цель его визита. Но вытерев роскошные рыжие усы тыльной стороной ладони, Август снова брал в руки стакан и делал новый глоток. В итоге я не выдержал и, достав сигару из стоящего на столе ящичка в виде пирамиды, блаженно затянулся. Едва табачный дым проник в мои легкие, как Троммель осушил стакан и неосторожным движением поставив его на поднос, смахнул со стола китайского болванчика.

Я вздрогнул и поперхнулся.

— Прошу прощения, — пробормотал он, неловко съезжая на край кресла и пытаясь собрать остатки статуэтки.

— Ладно, оставь… — прохрипел я сквозь душащий кашель. По счастью, Троммель догадался плеснуть в мой опустевший стакан живительной влаги. Кашель понемногу стал стихать.

Вечно от этого типа одни неприятности! Помню еще по университету, где нас угораздило учиться вместе. Ну, меня-то оттуда выгнали за политику, а он выучился и заучился окончательно. С тех пор мы не виделись, хотя я пару раз слышал о нем: известный археолог, бросил вызов джунглям Южной Америки, чуть не погиб в пустыне Гоби, проник в самое сердце Африки… И везде чего-то раскапывал, какие-то древние города. Но, сказать по совести, разве это занятие для мужчины — копаться в земле? А теперь вот он свалился мне как снег на голову.

— Извини, — снова начал Троммель. По опыту я знал, что за этой фразой последует длинный монолог, не относящийся к теме нашей беседы, и поспешил его прервать.

— Ладно, забудем. Оставь в покое останки этого китайского придурка. Нет, лучше выброси, чтоб я их больше не видел. Значит, мы остановились на том, что…

— Да-да, — подхватил Троммель. Глаза его заблестели, как у ребенка, решившего поведать друзьям о достоинствах новой игрушки. — Я, кажется, остановился на том, что пещера, найденная мною, имела совершенно незаметный боковой проход почти у самого дна, ведущий куда-то вдаль.

Я механически кивнул Августу, радуясь, что как минимум четверть часа из его рассказа было пропущенно.

— Я включил фонарь и довольно резво двинулся во мрак.

Спускаться было легко, под ногами почти не встречалось камней.

На всякий случай я обратил внимание на датчик дыхательной смеси.

Гелия для дыхания оставалось еще часов на шесть, так что поворачивать назад не было необходимости. Так что я пошел вперед, почти побежал.

Внезапно я налетел на стену. Да, это действительно был тупик. Фонарь высветил мощный пласт базальта, перегородивший мне дорогу. Столь неожиданно упершись в него, я растерялся и первые несколько минут лихорадочно вертел головой, в надежде увидеть продолжение прохода. Однако ничего такого не было видно. Не знаю, с чего это вдруг, но мне пришла в голову мысль посмотреть камни в инфракрасном диапазоне. Удача снова повернулась лицом ко мне. Неожиданно я обнаружил странное свечение. Температура камня была почти комнатной, это на лунном-то морозе!

Признаться, я находился в полном недоумении. Стоял столбом несколько минут, соображая, в чем дело. Как современный человек, попытался объяснить эту аномалию с научной точки зрения. Ну, вулканическая деятельность, упавший метеорит и так далее. В самом деле, мало ли что на Луне случиться может. Но когда я поточнее определил источник излучения, то чуть не рухнул в обморок. Потому что он находился у меня над головой.

Представляешь? Совсем рядом, буквально руку протяни, что, кстати, я тут же и сделал…

Убаюканный монотонным голосом рассказчика, я не заметил, как задремал. Разбудил меня неожиданно повысившийся голос Троммеля. Он уже привстал в кресле и размахивал рукой, очевидно, показывая мне, что с ним приключилось. Я снова стал вслушиваться в повествование. Да, старина Август рассказал значительную часть своей истории.

— Их было пятеро, — продолжал он бесконечный монолог. — Внешне они так походили на людей, что встреть я их в другом месте — в жизни не заподозрил бы в них пришельцев. Но встретить здесь, на Луне, людей, которые спокойно расхаживают по поверхности без скафандров! Это по меньшей мере жутко.

Признаюсь, Джеймс, я здорово перепугался. Но бежать не смог.

Они словно притягивали меня к себе, иначе это и не назовешь.

Когда один из них подошел ко мне почти вплотную, я почувствовал его дыхание на лице. Ты можешь это себе представить? Дыхание через скафандр!

Я кивнул и снова провалился в сон. Однако мысль о том, что рассказ Троммеля потихоньку начинает меня интересовать, случайно промелькнула в голове, отчего я проснулся и по собственной воле.

— Совершенно не помню, как мы расстались. Последними вспоминаются их лица, глаза… А затем я уже стою у моего лунокара со включенным фонарем. И вот между этими событиями — провал. Но это уже не важное. Главное-то я вспомнил…

— Кстати, а что они сообщили о себе, эти пришельцы? — от скуки поинтересовался я. Не очень-то верилось во всю эту тягомотину.

— Да, о себе. Довольно немного, но обстоятельно. Они именуют себя селенитами, а то место, куда я попал, называется Асгард. Город асов. Высших существ, то есть.

— Ну, конечно, — фыркнул я.

— Не смейся, Джеймс. Я думаю, что нашел то, что искал много лет. Наконец, удается связать воедино древние легенды и мифы…

В Северной Европе их звали асами, в Индии — асурами, в Греции — титанами, в Южной Америке… Да что говорить!

Они достигли совершенства. Как я уже говорил, энергию для поддержания жизни селениты получают отовсюду, будь то солнечная энергия, тепло недр Луны или просто упавший метеорит. Они контролируют длительность своей жизни и могут умереть, а затем воскреснуть, когда им заблагорассудится и сколько угодно раз.

Кстати, они бесполы. Точнее, наоборот: селениты могут становиться мужчинами или женщинами по собственной прихоти. Не думаю, что им так нравится любовные игры в бесконечных вариациях, но некоторые исполняемые ими ритуалы требуют разделения полов. Да-да, не смейся, у них тоже имеется религия.

Законы ее совершенно непонятны нормальному человеку, и понятными, я думаю, не станут никогда. Но цель ясна с самого начала.

Селенитам предназначено стать Хозяевами Вселенной. Но их для этого слишком мало и заняться такой грандиозной задачей им пока не под силу. В некотором смысле они прокляты — селениты лишены способности к размножению. И поэтому единственной возможностью для увеличения их числа является вербовка человеческих существ в свои ряды. Человек может стать сверхчеловеком, если пройдет некоторые метаморфозы. Это долгий и тяжелый процесс, немногие сыны человечества достойны пройти его и обрести невероятные способности. Необходима изначальная чистота крови и стремление души, чтобы трансформация завершилась успешно. Прецеденты, кстати, уже были.

Я только пожал плечами и заметил, что сигара, которую я положил на краешек пепельницы, дотлела почти до конца.

Раскуривать новую не хотелось, поскольку один вид Троммеля отбивал всякую охоту к маленьким удовольствиям.

— Так вот, к чему я клоню. У человечества появился реальный шанс стать хозяином своей судьбы. Неограниченные возможности.

Бесконечная жизнь. Смерть, словно сон.

— За что, интересно, они были прокляты, — меланхолически произнес я, не ставя, впрочем, вопросительного знака в конце фразы, а скорее смакуя ее.

— Неважно, — отмел мои возражения Август и продолжил свои восторженные речи. Но в этот момент мои размягчающиеся мозги озарило:

— Знаешь, тебе надо на телевидение. Есть там такая передача

— «Тайны Луны». Попадешь в самую точку. Обратись к ведущей, как ее там… Да, Магдала Ларсен.

Я задумался, вспоминая. Аппетитная, надо сказать, штучка эта Ларсен, хоть и не первой молодости. Шведка, кажется.

Короткая стрижка, голубые глазки, решительное лицо. Губит себя работой, а сколько, наверное, нерастраченных сил… Уж я бы растратил. Хотел познакомиться, да как-то все было некогда. Ну, может, сойдемся на троммелевской почве.

По счастью, Троммель в одиночку не дошел до моего гениального предложения (о телевидении). А потому ухватился за него, как утопающий за соломинку.

— Послушай, Август, — не выдержал я, — да не теряй ты драгоценного времени. Послезавтра эфир. Опоздаешь — и они поставят что-нибудь совсем другое.

— Верно, старина. Спасибо, что напомнил, а то у меня из головы вон. Мне действительно надо бежать. А после записи обязательно зайду, расскажу, что и как было.

Я тяжело вздохнул, предчувствуя еще один тяжелый день на этой неделе, но тут же нацепил на себя дежурную улыбку и пошел провожать незваного гостя. У самых дверей он вдруг остановился:

— Только ты не мог бы связаться с компанией? Ну, знаешь, намекнуть на мой визит и заверить их, что дело стоящее. Все-таки меня здесь совсем не знают.

— Ладно, попробую…

Он обрадованно затряс мою руку и спешно вылетел из кабинета. Я же с трудом добрел до кресла и рухнул в него.

Слушать бредни этого чудака я был не в состоянии. Чего он прицепился ко мне со своими селенитами?

На звук упавшего тела из коридора вошла Лаура.

Соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к столу.

— Я устала ждать, пока этот противный человек уйдет, — пожаловалась она.

— А я тем более.

Она провела пальчиком по краешку стакана.

— Глинтвейн уже остыл. Может, сделать еще?

— Не стоит, — я поманил ее, и Лаура с удовольствием залезла ко мне на колени. — Мы вполне можем обойтись и без него.

— Конечно, Джем. Я только хотела узнать, о чем вы так долго беседовали. Что-нибудь важное?

— Да нет, чушь какая-то. Как всегда у него, про высшую расу. У старины Августа с детства такие бредни, не стоит обращать на них внимания. Всех знакомых уже доканал, только я остался.

— Ты ужасно устал, милый, — сказала мне Лаура. — Может, сделаешь перерыв?

Ради приличия я взглянул на часы. До приема времени было — вагон и маленькая тележка.

— Против тебя трудно устоять, — Лаура ослепительно улыбнулась, представив моему взору ряд белоснежных зубов, а я почувствовал, что уже освобожден от пиджака и галстука.

И мы приступили к нашему ритуалу.

5. Магдала Ларсен

Когда ко мне в гримерную ворвалась Жаклин, я подумала, что наступил конец света. Ну, в крайнем случае, муж застукал ее с каким-нибудь очередным «увлечением». По крайней мере, именно так можно было истолковать ее красноречивые жесты в сторону двери и удивительную бледность лица.

Не отворачиваясь от зеркала, я поинтересовалась:

— Что там с тобой опять приключилось?

Жаклин рухнула в стоящее рядом кресло. Я обернулась и посмотрела на нее в упор. Очевидно, мое недовольное лицо, на которое я еще не успела наложить косметику, произвело отрезвляющее действие на мою подругу. Она собралась с духом и выпалила:

— В студии псих.

— Если ты о Мике Ольсене, то я этому не удивляюсь. Он и меня порядком достал. В конце-концов, я еще…

— Да нет же. Я совершенно не шучу, — на лице Жаклин появилась гримаска отчаяния. — Сюда кто-то пропустил одного чокнутого, который с пеной у рта клянется, что хочет передать послание от пришельцев.

— Ну, конечно, — раздельно произнесла я, — только такие к нам и обращаются. А он что, действительно не в себе?

— Откуда я знаю? — возмутилась Жаклин. — Я что, по твоему, у каждого обязана спрашивать справку от психиатра? Впрочем, этому она и не нужна, с первого взгляда видно, где его держали.

— Ладно, что еще он успел тебе наплести?

— Ничего, кроме этого. С ним сейчас разбираются охранники.

Непонятно, куда они смотрели, когда он прошел сюда. По-моему, чтобы пропустить такого чокнутого, нужно редкое умение занимать не свое место!

— Слушай, — не выдержала я, — а не могла бы ты объяснить все еще раз и поподробнее?

— Могу.

— Ну, так давай.

— Я столкнулась с ним в коридоре. Он появился прямо передо мной, словно из-под земли вырос. И сразу пристал с вопросом, где может найти тебя, то бишь ведущую «Тайн Луны». Да, я прекрасно знаю, кто тебя может навестить, и только хотела дать ему от ворот поворот, как он тут же насел на меня со своим идиотским требованием устроить ему встречу. Начал орать что-то про свободу слова, про свое важное сообщение и тому подобную галиматью. Типа, по страшному секрету поведал мне, зачем же он таки сюда явился. Меня смех бы разобрал, если бы этот шизофреник не висел на моей новой кофте. В этот момент на наш общий ор вломилась охрана и моментально отцепила меня от него. Видишь, какая после этого у меня измятая кофта. Едва спаслась. А больного потащили успокаивать в студию компьютерной анимации.

Только он и слышать ничего не хочет; дай ему с тобой повидаться и баста. Там интересуются, вызвать тебя или врачей. Как решишь?

— Не вижу пока необходимости во врачах. — Я тем временем взвешивала все «за» и «против». Конечно, рисковать не из-за чего тоже смысла не имеет. Ну, охрана его потрясла на предмет оружия, это понятно. Неизвестно, что он без него может выкинуть.

С другой стороны, если его бред окажется стоящим, то послезавтрашняя передача…

— Ладно, — медленно произнесла я. — Схожу посмотрю на твоего психа. Вдруг что интересное скажет, тогда наш следующий выпуск заимеет хоть какой-то смысл.

— Ты так думаешь? — Жаклин с сомнением посмотрела на меня, будто проверяя, не заразилась ли я случайно тем же самым.

— Ох, прекрати ты свои истерики по любому поводу. — Решимости во мне стало, хоть отбавляй. Вероятно, не последнюю роль сыграла неуверенность подруги. — Не хочешь, так сиди здесь.

Насильно никто тебя не тянит.

— Подожди, Магда. Конечно, я же не говорю, что он так на тебя и набросится, дело скорее в другом.

— А в чем же?

— Честно говоря, у меня плохое предчувствие.

Я с изумлением уставилась на дизайнера.

— Ты это о чем? О перекройке выпуска?

— И да, и нет. Мы можем здорово вляпаться в какую-нибудь грязную историю. Ну, знаешь, военные секреты, государственные тайны…

— Я об этом слышала тысячу раз. Плевать я хотела на все эти игры патриотов! У нас, в конце концов, независимый телеканал.

Выйдя в коридор, я резко хлопнула дверью прямо перед носом Жаклин. Догонять меня она не стала — наверное, обиделась всерьез. Может быть, она опять окажется права. В любом случае, надо будет попросить у нее прощения.

Человека, столь рьяно искавшего меня, найти не составило труда. Сейчас, когда он уже отошел от первоначального беспокойства, то выглядел вполне нормальным. Обычный бюргер с обязательным брюшком. Одет по последней моде — правда, еще земной — скорее всего, прибыл к нам недавно, вот и не успел перестроиться. Меня сразу же очаровали его пышные рыжеватые усы, придающие лицу какую-то неожиданную привлекательность.

Подбежав ко мне с неестественной быстротой, он с горячностью пожал протянутую мною руку и представился. Я предложила ему сесть. Не успев принять сидячее положение, Август Вильгельм Троммель начал свое повествование.

Сперва все то, о чем он рассказывал, казалось мне сплошным бредом, лишенным даже намека на смысл. Однако первое впечатление постепенно прошло. Я заинтересовалась историей. В конце концов, она была значительно инереснее той, что мы намечали поместить в послезавтрашнюю передачу. Даже если это и плод его больного воображения, то весьма привлекательный для неискушенной публики.

Такое они любят. Шеф, наверное, останется недоволен: ему нравятся обстоятельные программы, наподобие той, которая должна пойти следующей в расписании. Да уж, материала там собрано дай Боже, а что касается остроты восприятия… С этим значительно хуже. Впрочем, если постараться, то и его можно будет убедить.

А если можно, значит, нужно.

— Ага, это вы, Ларсен! Добро пожаловать! — плотоядно ухмыльнулся шеф. Я насторожилась: такой прием не предвещал ничего хорошего. — Угадайте, кто меня посетил сегодня утром?

— Селениты, — выдохнул Троммель.

— Нет! Это были полицейские. И приходили они, между прочим, по вашу душу.

— По мою? — я сделала большие глаза.

— Именно. Шерифу Кеннеди не нравятся ваши передачи. Он полагает, что вы ответственны за все самоубийства, происходящие вне купола.

— Но почему?

— Было сказано, что любой может стать селенитом.

Естественно, нашлись желающие попробовать. Конечно, ни один суд не признает это подстрекательством, так что тюрьма вам не грозит. Однако я вынужден был прослушать лекцию об ответственности журналиста, и теперь вы у меня в долгу, Мэг.

Я расслабилась и сделала игривое выражение лица. Очень удобно, когда кто-то думает, что ты у него в долгу.

— Что там у вас планируется в следующем выпуске?

— Неопознанные летающие объекты.

— Прекрасно. Но никаких селенитов!

— Мы как раз хотели сделать новую запись, — возразила я. — Вот этот человек лично общался с ними!

Шеф перевел свирепый взгляд на рыжие усы Троммеля.

— Вы, наверное, большой любитель баварского пива? — вдруг спросил он.

— Да, — растерянно ответил Троммель.

— А с розовыми слонами вы не общались?

Троммель, естественно, обиделся:

— Я говорил с самим Джеймсом Хэрришем — он выслушал меня и посоветовал обратиться к вам. Я думал, что у вас независимый канал, а оказывается, мнение полиции для вас дороже истины.

Шеф промолчал, закусив губу и бесцельно вертя в руках электронный карандаш.

— Доказательства! — наконец воскликнул он. — Вы можете предъявить вещественные доказательства? Предметы, аудио- или видеозаписи?

— Контакт произошел в пещере неподалеку от купола, — заявила я, не давая Троммелю открыть рот. — Мы можем поехать туда и все там заснять. Наверняка мы найдем следы пребывания этих существ.

— Прекрасно! — взмахнул руками шеф. — Поезжайте. Но без доказательств не возвращайтесь. Иначе ничего не будет, ясно?

— Ясно, — поддакнула я.

— Тогда вперед!

6. Майкл Петрович

Господи, ну когда же это кончится? Как же я устал от всего этого! Иногда думаю: зачем полез в политику? Сказали бы мне лет пять назад, что я, Смирнов Михаил Петрович, стану мэром лунного городка — не поверил бы. Должно быть, бес попутал. Впрочем, такая формулировка больше подходит для этого шута Хэрриша.

Скажем по-другому: кого Бог любит, того и наказывает. Я не реформатор. Больше всего на свете ценю мир и покой. Кто за меня голосовал? Люди, которые хотят того же. Тогда их было большинство. Сейчас — не знаю.

Я стоял и смотрел, как догорает новый Культурный центр.

Вокруг суетились роботы-пожарные, похожие на больших пауков, обдавая здание пенными струями. Поодаль собирался народ. Мне сообщили, что никто не пострадал, но вряд ли что-нибудь удастся спасти.

Больше всего мне было больно за библиотеку. Конечно, электроника — это хорошо, но в нашей семье всегда любили настоящие книги. Их бережно передавали из поколения в поколение

— некоторым было более ста лет. Я взял их сюда, на Луну, а потом отдал часть городу.

Тому, кто не понимает, вряд ли объяснишь: нельзя жечь книги. Они как дети — прекрасны и беззащитны. Это прошлое, без которого невозможно будущее.

Под куполом любой пожар — страшная опасность, не то что на Земле. Выгорает драгоценный кислород, ядовитые продукты сгорания и частицы дыма могут нарушить хрупкое экологическое равновесие.

И к виновникам пожаров здесь относятся соответственно. В прежние времена, говорят, доходило до линчевания.

Если раньше еще были какие-то сомнения относительно поджога, то теперь для них не осталось места — поперек стены красными каракулями было выведено: «Помни Перейру». Скрыть эту улику было невозможно. Теперь все пойдет вразнос. Не исключено, что завтра белые начнут ловить цветных на улицах, а потом двинут на «цветные» кварталы, а кто кого побьет — это еще вопрос.

Точнее, нет никакого вопроса: в таких конфликтах победителей не бывает, зато жертв сколько угодно. Одна надежда на нашу доблестную полицию во главе с бравым Ником Кеннеди. Впрочем, вид у него на этот раз был совсем не бравый, а не по должности задумчивый. Последними раз у него был такой вид, когда он сообщил мне (строго конфиденциально) о Джеке Стальная Метла. Или он называл его как-то иначе? Я сразу понял: дело это не уголовное, а политическое. Замечательный способ дискредитации власти: показать, что кто-то может делать ее работу лучше нее.

Таинственный супергерой, например. Он же кровавый маньяк по совместительству. Все в лучших традициях…

На этот раз Ник сбивчиво рассказал мне о встрече с неким Джедаем, который возвестил нашему тихому городку новый Апокалипсис, и в, частности, предупреждал о расовых волнениях и о том, что их будут использовать некие темные силы. Для такого предположения, впрочем, не надо быть семи пядей во лбу. Я даже могу назвать этого дьявола по имени — Джеймс Хэрриш. Не его ли люди устроили провокацию?

Да нет, какой он дьявол! Скорее мелкий бес. И тогда есть два варианта: либо он не ведает, что творит, либо за него это делают другие, а сам он — лишь пешка в большой игре. Возможно, игра выходит за рамки нашего купола и за грань нашей реальности вообще… Я тоже могу быть мистиком!

7. Номер Тринадцатый

В ту ночь мне снился огонь. Красный зверь, выходящий из-под земли, хищный и всепожирающий. Горели дома и люди; все, что создано человечеством, обращалось во прах.

Этот сон был мне знаком. Ночные кошмары — одна из нитей, связывающих все известные мне жизни. «Огненный сон» впервые посетил меня перед тем, как нацисты подожгли рейхстаг. Ничего хорошего он не предвещал.

Проснувшись, я почувствовал, как изменилась атмосфера. Не в прямом смысле, конечно. Но волны тревоги, страха и ненависти докатывались и сюда. Наверняка это скажется на состоянии больных. Доктору Флетчеру, лучшему ученику доктора Сондерса, придется повозиться.

Пожар показали в утренних новостях. По моим меркам, он был мелковат, но здесь это, конечно, было событие номер один.

Событие, способное разорвать купол пополам.

Поэтому я не очень удивился, когда ко мне явился доктор Флетчер самолично и передал, что в моем обществе срочно нуждаются отцы города. Он также высказал мне все, что думает о моем увлечении политикой и о том, как пагубно это может отразиться на моем здоровьи. Похоже, он обещал своему любимому учителю пыль с меня сдувать, а я подложил такую свинью!

Я, в свою очередь, обещал после того, как исполню свой гражданский долг, обратно стать паинькой и исполнять все предписания врачей. Флетчер обреченно покачал головой и дал «добро». Так я во второй раз выбрался из этого санатория.

В городе было неспокойно. По улицам расхаживали патрули.

Однако чувствовалось, что и полицейские не в своей тарелке. По этой причине они были неестественно суровы, разгоняя народ, имевший тенденцию собираться в группы и обсуждать происходящее.

Так я узнал, что в поджоге обвиняют людей Перейры — якобы есть улики, которые власти пытаются замолчать.

У мэрии выставили охрану, которая не хотела меня пускать без письменного разрешения. Пришлось позвонить наверх, и через несколько минут я уже находился в кабинете Майкла Петровича.

Здесь же присутствовал мой знакомый шериф Кеннеди. Настроение у обоих было мрачное.

Мэр встал из-за стола и пожал мне руку:

— Добрый день, господин Аккерман. Мне передали, что вы готовы предоставить городу свою помощь. Город, в свою очередь, готов принять ее от вас, какой бы необычной она ни была. При нынешних обстоятельствах мы готовы рассмотреть любые ваши условия…

— Оплатите мое лечение, — сказал я. — Больше ничего не нужно. Я не зарабатываю деньги, я борюсь со злом.

Шериф посмотрел на меня с явным одобрением.

— Давайте к делу, — продолжил я, усаживаясь в кресло. — Что за улики вы скрываете?

Оказывается, они не то что бы скрывали, а просто решили не заострять внимание по официальным каналам. Независимые средства массовой информации вправе были сообщать все факты, хотя им это было не рекомендовано. Это напомнило мне кое-что.

— Шериф, вы помните, мы говорили о Джеке Потрошителе — не о нынешнем, а из позапрошлого века. Вы не знакомились специально с материалами того дела, нет? Помнится, после всех этих убийств на одном из лондонских домов появилась надпись: «Евреи — не те, кого можно обвинять безнаказанно». По приказу инспектора Скотланд-Ярда она была уничтожена. К счастью, до погромов тогда дело не дошло… Нет, господин мэр, я не был Шерлоком Холмсом. В той жизни я был католическим священником.

Майкл Петрович понял, что я прочел его мысли, и посмотрел на меня с благоговейным ужасом. Это не входило в мои планы.

— Не беспокойтесь, мои скромные способности будут служить только на благо города. Так вот, в обоих случаях мы имеем дело с провокацией. Просто замечательно, что вы на нее не поддались.

Теперь хорошо бы найти истинного виновника.

— Да, хорошо бы, — пробормотал Кеннеди.

— В этом я попробую вам помочь, и даже не советом. Если вы не возражаете, господин мэр, мы сейчас съездим на место преступления.

Мэр не возражал…

Миновав оцепление, мы прошли на пепелище. Пресловутую надпись почти не было видно из-за грязно-серых потеков высохшей пены. Мои надежды оправдались: духи огня еще не покинули это место. Они очень неохотно отпускают свою добычу. Я устроил поудобнее свое тело среди мусора и вступил в контакт.

Я попал в хоровод разноцветных искр. «Кто открыл вам путь? - беззвучно взывал я к ним. — Кто зажег огонь?» Они пытались увлечь меня в хоровод — в этом случае мое тело сгорело бы заживо

— но я был непреклонен. Моя настойчивость возымела действие: на мгновение передо мной развернулась картина чужого разума.

Ухватившись за эту нить, я пошел по ментальному следу, пока не дошел до конца.

Когда я открыл глаза, рядом со мной стояли озабоченные полицейские, один из которых тыкал в меня дубинкой, проверяя, жив ли я еще.

— Все в порядке, парни, — сказал я. — Я нашел его.

8. Шериф Кеннеди

Слышал я о таких вещах, но думал — байки. А для него это, похоже, обычное дело. Наверное, так он и Огневика поймал. В общем, дал он нам полное описание этого типа и рассказал, где его найти. Я поехал с ребятами, чтобы лично взять зверя в его берлоге.

Местечко, я вам скажу, было еще то. Вся конура разрисована какими-то жуткими рожами, глазами, пятиконечными звездами и фашистскими крестами. Всяких надписей там тоже хватало. Самого хозяина мы нашли сидящим посреди изорванных в клочья книг и пустых банок из-под пива. Он пел по-немецки про какого-то Хорста Весселя, а нас в упор не видел.

Когда его доставили в участок и привели в чувство, он тут же раскололся и признался в поджоге. Похоже, на себя ему было наплевать. Но показания его окончательно выбили меня из колеи. Я уже стал сомневаться, на каком мы свете.

Оказывается, все преступление спланировали Высшие Силы, а сам он был лишь простым исполнителем. Ему приказал Голос. Я подумал, что этот псих мог быть и Стальной Метлой, задал ему несколько наводящих вопросов. Похоже, он ничего об этом не знал, но сразу же высказал предположение, что он не единственный проводник воли Хозяев. Я понял, что с ним лучше разберется Джедай, а пока что у нас был арестованный преступник, чистосердечное признание и куча вещественных доказательств из этой помойки.

— Значит, маньяк, — задумчиво проговорил Майкл Петрович, меряя шагами свой кабинет. — Надо же, как некстати!

— А вы думали, это человек Хэрриша? — спросил Аккерман.

— Это вполне могло быть!

— Помню дело лондонского вампира, — произнес Джедай. — Он убивал своих друзей, выпивал их кровь, а трупы растворял в кислоте — шел в ногу с эпохой. Было это уже где-то в середине прошлого века… Так вот, он тоже ссылался на Высшие Силы, но суд не принял это во внимание.

— Вы ему покажите на всякий случай фотографии — вдруг он признает своего Хозяина.

— Хозяева не выступают по телевидению и не участвуют в выборах, — возразил Номер Тринадцатый. — Они обычно в тени.

— Вы заразите нас всех своей паранойей!

— На этот случай всем рекомендую доктора Флетчера.

В этот момент запиликал телефон. Мэр снял трубку и лицо его скривилось:

— Господа, наш мелкий бес выступает по второму каналу. Ник, включайте телевизор.

9. Джеймс Хэрриш

Никогда не верил в байки о Христе. На мой взгляд, он был натуральный хиппи, из тех, кто косил от армии, когда настоящие американские парни сражались за справедливость во Вьетнаме. Ну, две классные штуки он отмочил: когда превратил воду в вино и когда накормил пятью тостами ораву поклонников. Мог бы стать президентом Иудеи, а кончил, как дешевка. Апостолы его здорово приняли на поминках, отсюда и все «воскресение».

Но кто-то есть там, наверху, кто дергает за ниточки. У этого типа есть на меня виды. В это я верю твердо.

Когда мне было двадцать лет, я написал книгу, в которой доказал, что все происходящее с Америкой — результат заговора и совместных действий японской, русской и латиноамериканской мафий. Ни одна сволочь-редактор не захотела ее печатать! Потом было уже поздно. Под разговоры о «мирном конституционном процессе» начался развал Соединенных Штатов, величайшей державы мира. Я понял — это конец, пора сваливать куда подальше. Так и попал на Луну, думал, тут будет чисто. Как бы не так! С этого, пожалуй, и начну…

Я сел перед камерой, размял губы (очень подходит для этого выражение «Фак ю» — не вслух, конечно) и дал знак оператору.

— Хай! С вами Джеймс Хэрриш, ваш любимый депутат. Давно не виделись. Честно скажу вам, ребята, в нашем доме воняет! Чем? Не чем, а кем! Я предупреждал: они размножаются! Они плодятся как кролики и расползаются как черви! Они загадили всю Землю, а теперь добрались до нас. У этих поганцев нет ничего святого. Они сожгли Культурный центр, мстительные ублюдки! Они украли наш воздух. Задохнемся или зажаримся — хороша перспективка? Я спрашиваю вас, братья и сестры, сколько мы будем это терпеть?

Мы не дикари. У нас демократия. Мы выбрали людей, которых посчитали достойными, и вручили им власть. Мы вправе спросить с них. Мы вправе задать вопрос: куда смотрит наш уважаемый мэр Майкл Петрович? Кстати, вы помните, что его фамилия — Смирнов?

Ха-ха! Комментарии излишни. Мы вправе спросить нашего бравого шерифа Кеннеди: как идет борьба с преступностью? Может быть, найдутся те, кто справится с этим делом лучше? Иначе, шериф, вы рискуете разделить судьбу вашего легендарного однофамильца.

Я призываю вас к спокойствию, братья и сестры. Не поддавайтесь на провокации! Я обещаю вам, что на ближайшем заседании городского Совета поставлю вопрос о перевыборах мэра.

Придите поддержать меня. Помните — наша сила в единстве! Мы сменим всю администрацию и очистим наш город. Мы наведем здесь порядок, достойный честных тружеников — покорителей Космоса. Я жду вас, дорогие мои! С вами был Джеймс Хэрриш, ваш будущий мэр.

Оператор показал большой палец: снято. Я вытер пот со лба и закурил. Что на меня находит во время этих выступлений, сам понять не могу. Попросят повторить — не сумею. Но получается, говорят, здорово. Ладно, надо расслабиться. Я достал радиотелефон и стал звонить Лауре…

10. Шериф Кеннеди

— Что вы об этом думаете? — спросил Номер Тринадцатый.

Майкл Петрович ответил по-русски, вероятно, ругательством.

— Ну, зачем же так! — улыбнулся Джедай. — Это еще не конец света, а, напротив, его отсрочка. Я очень доволен. Похоже, за последние сто лет демократия достигла больших успехов. Ведь дело могло обернуться гражданской войной или массовыми репрессиями, а все свелось к досрочным перевыборам мэра. Мы все еще играем по старым правилам — и мы должны постараться выиграть. Готовьтесь к предвыборной кампании, господа. Только умоляю: не перенимайте методы и лозунги у оппозиции, будьте самими собой. На вашей стороне — здравый смысл и добрые традиции. Впрочем, что я вас буду учить — это не моя сфера. Скажу о другом. Шериф, помните, мы говорили о самоубийствах?

— Да, конечно. Я уже принял необходимые меры. Больше не будет никакой пропаганды селенитов.

— Хотелось бы. Однако остаются пропавшие без вести. Не дай Бог, они начнут возвращаться. Возможно, это уже происходит. Эти люди должны быть по возможности изолированы. Прежде всего, от общественной жизни города.

Откуда же они могут вернуться, тоскливо подумал я. Неужто с того света? Но теперь уже я верил: Номер Тринадцатый слов на ветер не бросает — значит, надо проверять. Работы на всех хватит. Наш пророк отправился обратно в свою психушку, Майкл Петрович сел писать ответную речь, а я пошел проконтролировать работу над сенсационным репортажен о поимке опасного маньяка-поджигателя силами правопорядка.

11. Магдала Ларсен

Никогда не чувствовала себя такой дурой…

Мне удалось быстро собрать съемочную группу, и мы поехали.

Настроение у всех было приподнятое. Дорогу показывал сам Троммель. Мы нашли следы его лунокара и отпечатки его сапог у входа в пещеру. Однако через несколько минут уперлись в тупик: лучи прожекторов высветили ровную поверхность базальтовой стены.

Троммель принялся шарить по ней руками, но безрезультатно.

Никаких источников тепла не было, а портативный эхозонд не обнаружил за стеной никаких пустот — сплошной камень в пределах видимости.

— Ну, что скажете? — обратилась я к Троммелю.

Он молчал. Я не могла видеть выражение его лица за щитком гермошлема.

— Это неважно, — наконец вымолвил он.

— Как, неважно?! — рассердилась я.

— Вы не понимаете. Здесь могло не быть и пещеры, и моих следов. Это не наш мир, а их. Здесь они всемогущи. Они могут открыть путь и могут закрыть его. Не всякому дано увидеть их и говорить с ними…

Он еще что-то молол в том же духе, но я не слушала. Мысль была только одна: все, передачи не будет. Купилась, как дура. А этот псих все испортил! Все мечты разлетелись вдребезги.

— Мы возвращаемся, — сухо сказала я, повернулась и зашагала по осыпающимся камням, не оглядываясь назад. За мной потянулись остальные.

Придя домой, я уткнулась носом в подушку и разрыдалась, как девчонка. Так я сама не заметила, как заснула.

12. Шериф Кеннеди

Было начало второго — я как раз принялся за сэндвичи, заботливо приготовленные женой — когда позвонил начальник охраны мэрии и сообщил, что здание атаковано группой журналистов, причем всем почему-то нужен заместитель мэра Сэм Кашин. Там все еще сохранялся режим пропусков. Атмосфера в городе пока оставалась тревожной, хотя напряжение постепенно спадало. Не все поверили, что мы нашли настоящего поджигателя, а другим было все равно, лишь бы побузить. При других обстоятельствах я приказал бы пропустить прессу или, наоборот, послал бы наряд в подкрепление, рискуя навлечь на себя обвинения в нарушении закона об информации. Теперь же я решил лично разобраться, в чем дело — пусть видят, что полиция не дремлет.

Я взял пару своих парней, и мы поехали. У входа в здание мэрии действительно ошивалась стайка журналистов и вяло переругивалась с не пускавшей их внутрь охраной. Заметив нас, самые бойкие переключили свое внимание на меня:

— Эй, шериф, что происходит?

— Это я у вас хотел спросить. И если не получу удовлетворительного ответа, то немедленно арестую всех за нарушение общественного порядка. Вы меня знаете!

Мне тут же наперебой стали рассказывать одну и ту же историю в разных вариациях. Оказывается, несколько редакций газет и телевидения получили анонимные послания. В них говорилось, что сегодня в тринадцать ноль-ноль будет казнен за коррупцию Сэм Кашин, заместитель Майкла Петровича.

Я посмотрел на часы, потом решил, что хуже не будет, и приказал охране пропустить нас вместе с журналистами.

Вся процессия со мной во главе, сопровождаемая удивленными взглядами муниципальных служащих, поднялась на второй этаж и с трудом вместилась в приемную. Навстречу нам поднялась испуганная секретарша — блондинистая девица в мини-юбке:

— Господин Кашин обедает!

— У себя в кабинете?

— Да, он не выносит есть на людях. Его нельзя беспокоить.

— Ничего, переживет. Позвоните ему.

Девица несколько раз нажала кнопку селектора, но безрезультатно. Дверь в кабинет была заперта изнутри.

— У вас есть ключ?

— Да, — пролепетала секретарша и под хихиканье журналистов стала рыться в своем декольте. Наконец, ключ был извлечен на свет, я приложил его к замку, и дверь отворилась. Оттуда вдруг вылетел порыв невесть откуда взявшегося холодного ветра, а потом нашим взглядам предстало довольно жуткое зрелище.

Заместитель лежал на полу, совершенно голый, в луже крови.

Голова его была свернута на сторону, глаза выпучены, в зубах застрял недоеденный бутерброд. Кисть левой руки была отрублена и лежала на животе, сжимая какие-то бумаги. На ладони правой руки лежало сердце, вынутое из проломленной грудной клетки. В первый момент мне показалось, что оно еще бьется.

Наступившее молчание было прервано истеричным воплем секретарши. Журналисты, опомнившись, защелкали аппаратами и зажужжали камерами.

— Всем очистить помещение! — рявкнул я. — Вы получили, что хотели, парни, а теперь выметайтесь. Здесь работа для полиции.

Когда захлебывающуюся в истерике секретаршу увели, я позвонил из приемной, чтоб прислали экспертов, а сам в ожидании принялся осматривать место преступления, вспоминая то время, когда был простым патрульным. Всякого тогда повидал… Но чем больше я думал, тем больше склонялся к выводу, что неизвестный убийца — не кто иной, как наш старый знакомый Стальная Метла.

Его стиль. Пророчества Джедая продолжают сбываться. Но как некстати!

Следственная группа уже работала, когда явился сам Майкл Петрович — он только вернулся с обеденного перерыва и при взгляде на труп его чуть не вырвало. Мы вышли в приемную и выпили уже остывший чай, оставшийся от секретарши.

— Ты знал, что он вор? — спросил я.

— Подозревал, — пробурчал мэр.

— Так надо было гнать пинком под зад!

— А я, видишь, держал его — для пользы дела. Деловой был человек, почти все хозяйственные вопросы на нем. Проекты мои, исполнение — его. Очень было удобно. Я теперь без него, как без рук.

Я тут же вспомнил о зажатых в отрубленной руке документах.

Оказывается, они обличали Кашина в присвоении средств города и махинациях с подрядами — в частности, при строительстве ныне сгоревшего Культурного центра. Как это все связано?

— Тебе нужна охрана, — сказал я.

— Толку-то, — покачал головой Майкл Петрович. — Все равно недолго мне осталось быть мэром. А без меня — пусть делают, что хотят. Улечу на Землю, вернусь в Россию-матушку. Там у меня дом в деревне…

Очень мне не понравились его слова, но я решил, что когда человек так расстроен, лучше его не доставать — со временем уляжется. Поэтому я приказал одному из своих парней отвезти мэра домой и постеречь его там незаметно, а сам вернулся к следственным действиям.

По словам секретарши, Кашин заперся без пяти час, а в двадцать минут второго мы нашли его еще не остывшим — таким образом, время соответствовало объявленному. Дверь в кабинет вела только одна, окна были герметично закрыты, кондиционеры работали исправно. Если преступник мог войти и до перерыва, то совершенно непонятно было, как и когда он вышел. Орудия преступления не нашли — если оно, конечно, вообще было. Похоже, Кашину сначала свернули шею, а остальные повреждения нанесли позже. Кисть и ребра казались просто сломанными и оторванными — трудно представить, какую силу для этого пришлось приложить.

Дело снова пахло чертовщиной.

Можно, конечно, было вновь обратиться к нашему другу Номеру Тринадцатому. Я уже собрался звонить доктору Флетчеру, но передумал. Получается, что благополучие города зависит от одного человека, который, при всех его талантах, все-таки с приветом. Я решил подождать и посмотреть, как пойдет расследование. Но помощнички мои, похоже, думали совсем о другом: в тот же день ко мне на стол легло несколько объяснительных с прошениями об отставке: «грязные полицейские» каялись во всех своих прегрешениях. При других обстоятельствах я бы этому только порадовался, но не сейчас. На следующий день лихорадка охватила весь город.

Прежние преступления Стальной Метлы мало кого волновали, кроме полиции. Вроде это разборки мафии и тому подобное. А теперь пресса расписала убийство Кашина так, что каждый клерк принял его на свой счет — подобными впечатлениями у нас народ не избалован. Вот и побежали, как тараканы: одни сдаваться, другие

— в космопорт и на Землю. Нескольких мы словили прямо в очереди на посадку. Но и без них забот прибавилось выше крыши. Я все вспоминал слова Джедая: «те, кто придет им на смену, будут брать уже не долларами, а человеческими головами». Тут он, конечно, загнул, но действительно, эта кадровая чехарда могла преподнести в будущем много сюрпризов. А как это все скажется на предвыборной кампании, и сказать нельзя. Может все пойти вразнос. Впрочем, если наш дорогой Майкл Петрович не придет в чувство, то и говорить не о чем.

Так я думал тогда. Я кое-что забыл, а напомнить мне было некому. Дело в том, что после нашего последнего разговора с Номером Тринадцатым я дал полицейскому компьютеру одно задание, которое, естественно, было выполнено через некоторое время. Но составленный список затерялся среди множества других файлов, и в суматохе свалившихся нам на голову дел я так и не вспомнил о нем. Жаль, все могло быть иначе.

13. Журналист Белкин

Толпа, собравшаяся у здания Совета, насчитывала уже не менее тысячи человек, и число их с каждой минутой все увеличивалось. Некоторые (наиболее предусмотрительные) демонстранты захватили с собой кроме на скорую руку сделанных плакатов еще и спиртное. Крики с каждой минутой становились все громче и яростней. Самого зачинщика мероприятия, Джеймса Хэрриша, видно не было. Скорее всего, он должен был появиться в последний момент. Впрочем, как бы то ни было, его успех гарантирован мощной поддержкой снаружи. Не думаю, что Совет сможет долго противостоять такому натиску. Сдастся при первом же удобном случае, сделав хорошую мину при плохой игре. Господин мэр уже проходил по живому коридору как на казнь. Его отовсюду встречали свистом и насмешками, а то и откровенными издевательствами. По счастью, никто не решился остановить его.

Иначе потасовки было бы не избежать.

Неожиданно со стороны магистрали раздался крик — его тут же подхватили стоящие рядом. Машина Хэрриша выехала из-за поворота, сопровождаемая эскортом мотоциклистов и бегущих людей. Рев толпы усилился чрезвычайно, еще немного — и не выдержали бы барабанные перепонки. С визгом и ревом мотоциклисты остановились у кромки поля. Толпа нехотя подалась назад. Машина медленно подъехала к тротуару и остановилась. Людская масса на мгновение стихла, чтобы затем разразиться восторженными воплями при виде кумира.

Хэрриш неторопливо, как бы с ленцой, вышел из авто.

Остановившись на мгновение, помахал рукой, и, услышав ответный рев, прошел в здание. На пороге снова обернулся, что-то крикнул собравшимся людям. Те подхватили его слова, прокричали их как лозунг. Хэрриш, более не останавливаясь, прошел внутрь.

Толпа постепенно стала стихать. Ожидание могло быть продолжительным, поэтому некоторые из собравшихся попросту разошлись по ближайшим забегаловкам. Остались только самые преданные. И через сорок минут их верность была вознаграждена.

Хэрриш все той же победной походкой вышел из здания и остановился на его пороге. Помедлил немного, чувствуя на себе взволнованные взгляды собравшихся, и неожиданно выбросил вверх руку с растопыренными двумя пальцами: виктория!

Умолкшая было людская масса восторженно заорала. Хэрриш попросил тишины. Было видно, как он доволен.

— Друзья мои, — начал он, — братья и сестры! Большущее вам спасибо за поддержку! Ну что бы я делал без вас, ребята? Ваш голос был услышан. Это — голос народа. Они, — он показал рукой назад, — поняли все. И более не станут препятствовать нам. Мы победили. Только что, буквально десять минут назад, я поставил вопрос об перевыборах мэра. Те, кто смотрел в окно во время моего выступления, убедились в том, что я говорю не один. Со мной были вы, друзья. Счастлив сообщить, что решение было принято положительное. У вас будет новый мэр! Готовьтесь голосовать за меня!

Ликованию толпы не было предела. Правда, большая ее часть кричала из-за самого желания разрядиться как следует. Однако и фанатов Хэрриша здесь хватало. Сам победитель под восторженные вопли сошел с импровизированного подиума и двинулся к машине.

Его тут же окружили журналисты. Первой на пути оказалась Магдала Ларсен, известная телеведущая. Что она здесь делала — оставалось загадкой. Однако то, что женщина не была вооружена микрофоном, говорило о конфиденциальной беседе.

Как говорится, рыбак рыбака…

14. Номер Тринадцатый

«…еще не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час; они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю…» Когда-то я знал Апокалипсис наизусть, хоть и не все мне там нравится.

Я сидел в больничном холле и смотрел телевизор. В этот час никто не нарушал моего гордого одиночества. Остальные психи обычно сбегались только на телесериалы. Считалось, что это им даже полезно, дабы отвлечься от собственных проблем.

Телевидение, радио и газеты — вот истинные боги постиндустриальной цивилизации. Их безличная власть больше, чем мы думаем. Они примитивны и жестоки, но не злы, пока кто-нибудь не вложит в них свою злую волю и изощренный разум.

Доктор Флетчер подошел и встал рядом. Я почувствовал излучаемое им неодобрение, но не подал вида. Шел репортаж с митинга на Центральной площади. Это заставило меня задуматься, воспользовался ли шериф моим последним советом. Похоже, что нет.

Камера выхватывала из толпы отдельные лица — их можно было читать, как раскрытую книгу. На мгновение экран заполнила чья-то полная усатая физиономия. Я услышал удивленный возглас доктора, но в этот момент меня вдруг скрутило.

Я слышал свой нечеловеческий вой: мир угасал и распадался, черный паук вновь терзал мой мозг…

— Я предупреждал! — назидательно говорил Флетчер, отпаивая меня какой-то сладковатой дрянью из пластмассового стаканчика. — Вот, у вас опять был приступ.

— Кто он? — шепотом спросил я.

— Август Троммель, — не удивился вопросу доктор. — Лежал у меня в другом крыле. Вы знакомы?

— Нет. Что с ним?

— Несчастный случай вне купола. Амнезия с конфабуляцией.

Бредит селенитами.

— Почему его выпустили?

— Вы слишком устали, — недовольно заявил Флетчер. — Вам надо поспать.

Скоро я погрузился в сон — долгий и пустой, без сновидений.

Когда я проснулся, то почувствовал себя лучше и с удовольствием съел запоздавший обед. Потом ко мне зашел доктор, удостоверился, что со иной все в порядке, но не ушел.

— Что-нибудь случилось?

— Вам звонили из мэрии, но я сказал, что вы спите.

— Ладно.

— Еще пришел посетитель.

— Кто?

— Журналист. Хочет взять у вас интервью.

— Как он, на ваш взгляд?

— На мой взгляд — нормален. Будете говорить с ним?

— Буду.

— Хорошо. Даю пять минут в моем присутствии.

— Договорились.

Я был готов к худшему, но у этого симпатичного лопоухого парня не чувствовалось никакой враждебной ауры. Я решил, что он станет моим союзником. Мне они нужны.

— Игорь Белкин, «Лунная радуга», — представился он.

— Это так газета называется?

— Да. Вы не читали?

— Я не читаю газет. Мне и телевизор смотреть вредно — вот, доктор подтвердит.

Флетчер состроил недовольную мину.

— Ладно, — Белкин посмотрел на часы. — Вас зовут Джедай Аккерман, не так ли? Это ваше настоящее имя?

— Это имя я получил от родителей. Если хотите знать, я был зачат на заднем сиденьи автомобиля во время киносеанса «Звездных войн». Им очень нравился этот фильм.

— О! — вымолвил Белкин. — Тогда следующий вопрос: почему вы называете себя Номером Тринадцатым?

— Потому что я несчастлив.

— А почему вы несчастливы?

— По Экклезиасту. Знание умножает скорбь, читали?

— Ага, — с умным видом кивнул Белкин.

Я был уверен, что Экклезиаста он не читал, но постарается теперь сделать это при первой возможности.

— Видите ли, — продолжал я. — Я прожил не одну, а много жизней. Я помню только последние пять, но этого более чем достаточно. Я — живая история: викторианская Англия, Первая мировая война, нацистская Германия, Советская Россия, Вторая Культурная революция в Китае и освобождение Тибета, наконец — разъединенные Штаты.

— Это, должно быть, очень интересно, — заметил Белкин, — и может представлять большую ценность для историков и социологов.

Почему же вы подались в частные сыщики?

— Я не частный сыщик, сколько можно повторять. Я борюсь со злом, а не с преступностью. Меня интересуют не тени, а то, что их отбрасывает. За деревьями я вижу лес. Впрочем, доктор вам скажет, что это просто параномия.

— Но вы оказывали помощь нашей полиции в поимке маньяка-поджигателя?

— По-моему, об этом нигде не сообщалось.

— Да, — кивнул Белкин. — Но у нас есть свои каналы.

— Прекрасно! Ладно, действительно, это я поймал его. И не сомневайтесь: больше никто здесь не замешан. Из людей, я имею в виду.

— Угу. А что вы можете сказать об убийстве заместителя мэра Кашина? Вы не собираетесь принять участие в расследовании?

— Я предупреждал, что такие вещи будут происходить. Ведь террор начался не вчера, были загадочные убийства и раньше. Об этом можете поговорить с шерифом Кеннеди.

— Он не слишком жалует прессу.

— Значит, вы должны сами искать информацию, анализировать факты. Например, вы что-нибудь слышали об Августе Троммеле?

— Да, — спокойно сказал журналист. — На днях он устраивает пресс-конференцию. Наша редакция уже получила приглашение.

— Что?! — воскликнул доктор Флетчер, до этого молчавший, как рыба. Он даже забыл, что установленное время вышло. — Но этот человек болен! У него конфабуляция. Он не может отличить вымысел от реальности.

— Да? — в свою очередь удивился Белкин. — Вам, наверное, видней. Было сказано, что он известный археолог и хочет поделиться своими новыми открытиями. Пресс-конференцию организует общество «Лунная жизнь».

— Они-то и забрали его отсюда, — мрачно кивал Флетчер. — Угрожали судебным разбирательством. Шарлатаны чертовы!

— Это первый случай в вашей практике? — поинтересовался я.

— Первый и, надеюсь, последний!

— Я хотел спросить, как часто несчастные случаи за пределами купола приводят людей в заведения, подобные вашему.

— Бывает, — пожал плечами Флетчер. — Вообще-то не так уж много происходит несчастных случаев. Но посудите сами, какое это испытание для психики — оказаться затерянным в абсолютно чуждом человеку мире, где вас окружают только сумерки, холод и космический вакуум, а с неба смотрят мириады звезд… Есть от чего прийти в ужас. Тогда разум отказывает, и человек попадает под власть бессознательного.

— Говорят, что ужас сменяется эйфорией, сопровождаемой видениями, — как бы невзначай заметил Белкин.

— Это зависит и от личности пострадавшего, от тонкостей его душевной организации.

— Кстати, — сказал Белкин, поворачиваясь ко мне: по лицу было видно, что у него наготове сюрприз, — ваш поджигатель работал водителем грузовика, занимался перевозками от купола к куполу. По официальной версии, попал под метеорит, заработал сотрясение мозга и получил инвалидность.

Я вежливо улыбнулся: для меня это была не новость.

— Вы полагаете, эти люди опасны для города? — допытывался журналист. Я поморщился: еще не хватало мне стать инициатором очередной «охоты на ведьм». Странные шутки играет судьба…

— Все мы опасны, и каждый по-своему. Меру вины определить трудно, почти невозможно. Скажем по-другому: на город надвигается болезнь — называйте ее космической чумой или как хотите. Мы должны выделить группы риска. Этим людям нужно помочь.

— Вы говорите о психиатрической помощи? Намекаете, что возможны рецидивы? — уточнил доктор Флетчер.

— Можно и так сказать, — вздохнул я. Вот люди: как трудно им выйти из плоскости! Приходится объяснять все на уровне проекций.

— Но что прикажете делать с Троммелем? Они его так просто не отдадут. Он весь город сведет с ума!

— Не отчаивайтесь, доктор. А вы, Игорь, в детстве любили подшучивать над приятелями?

— Не понимаю, какое это имеет отношение…

— Увидите!

15. Игорь Белкин

На Луне я недавно. Не за длинным рублем погнался, а за романтикой. Зачитывался в детстве советской фантастикой. Думал писать о трудовых подвигах отважных космопроходцев. А тут вся романтика если и была, то кончилась еще до моего рождения. Есть, конечно, и космопроходцы, но гробят они себя исключительно за большие деньги. Есть ученые: астрономы, физики — они, конечно, делают свои открытия, от которых никому ни тепло, ни холодно.

Остальная масса — обычные земные люди, живущие в почти земном городе, а что вокруг — их мало заботит. Может, так и должно быть?

Коллеги мои — люди симпатичные, но недалекие. Любят быть в гуще событий, ловить «жареные факты», распускать сплетни. Есть у нас и пара аналитиков, пользующихся большим уважением, хотя весь их анализ — компьютерный. Нет полета мысли!

Меня в редакции считают чудаком и философом. Вот и решили, что с Аккерманом я найду общий язык. А уж Троммеля послушать сам Бог велел. Возражений с моей стороны не было.

Честно говоря, я и сам чувствовал: что-то неладное творится под куполом, все как-то вышло из равновесия. Но ведь предчувствия в компьютер не заложишь! Теперь Номер Тринадцатый их только усилил. Он знает больше, чем говорит. Может, потому, что никому до конца не доверяет, или у него просто нет понятных нам слов. Шутка его, конечно, дикая и о состоянии психики свидетельствует, но что тогда сказать обо мне, исполнителе?

Для пресс-конференции «лунатики» арендовали помещение старого кинотеатра «Полярис». В фойе продавалась обычная для подобных мероприятий литература: гороскопы, книги по уфологии и оккультизму. Как все-таки живучи суеверия! Большая часть этой ерунды была написана более ста лет назад, а ее заботливо переиздают и оформляют, используя все достижения современного дизайна. Значит, кому-то это нужно, верно?

Публика была разная: из солидных изданий, которые честно купились на «археологическую сенсацию»; были странные типы не от мира сего, которые попали в родную стихию; были и обычные проныры-журналисты вроде меня.

Наконец, все началось. В президиуме сидели несколько женщин бальзаковского возраста, пара благообразных старичков, один весьма элегантный господин с прилизанными волосами и сам Троммель, то и дело подкручивающий свои усы. На столе стояла пластмассовая бутыль с водой — этикеткой наружу, чтобы все могли видеть фирменный знак спонсора.

Встал элегантный господин и начал речь. Прежде всего он поблагодарил всех, благодаря кому эта конференция стала возможна, и туманно упомянул о неких недоброжелателях. Затем он начал перечислять научные заслуги Августа Вильгельма Троммеля, бесстрашного и свободно мыслящего исследователя, беззаветно преданного своему делу. Заслуги эти сводились к участию в экспедициях по раскапыванию каких-то древних поселений с непроизносимыми названиями. Но главным было не это, а смелая теория о существовании цивилизации Великих Древних, следы которой он неоднократно находил в своих раскопках. Окончательное подтверждение он нашел здесь, на Луне.

Во время речи бесстрашный исследователь глушил воду стаканами, так что у меня возникли сомнения, не произойдет ли задуманное раньше времени — тогда шутка не удастся.

К тому времени, когда Троммель получил слово, зал уже был изрядно заинтригован. Оратор зачем-то встал, уперся руками в стол и обвел собравшихся холодным взглядом голубых глаз.

Наступила тишина, в воздухе повеяло средневековой жутью. Должно быть, это был обман чувств, но только Троммель весь как-то переменился — не бюргер стоял перед нами, а рыцарь, хоть и без доспехов. Голос у него стал таким низким, что шел словно из-под земли:

— Внимание, люди! С вами говорят Высшие Неизвестные, наследники Великих Древних. Наш мир погиб, но вместе мы сможем возродить его. Вы достигли Луны, обители богов, но путь откроется только избранным. Тех, кто пойдет с нами, ждет великое будущее. Вы станете владыками звезд, повелителями миров. А тот, кто отринет нас, падет во прах и исчезнет без следа. Пламя Асгарда очистит мир от скверны…

Последние слова Троммель вымолвил с явным трудом — его аж скрючило, глаза лезли из орбит, но неведомая сила не хотела отпускать его, пока вдруг все тело не свело судорогой, изо рта брызнула жидкая рвота — на стол и на сидящих в первом ряду.

После этого Август Вильгельм в бессилии опустился поперек стола, закатил глаза и уже нисколько не интересовался царящей вокруг суматохой. К нему спешили санитары; председатель попытался было им что-то втолковать, но это было бесполезно. Шутка удалась на славу.

16. Шериф Кеннеди

Настроение у меня было скверное, а хлопот прибавлялось с каждым днем.

Во-первых, не давали покоя штурмовики Хэрриша. Назвал их так не я, а Майкл Петрович, который все видел в еще худшем свете. Народ, конечно, собрался разный, что и говорить. Всех объединило желание навести порядок — кто как его понимал. Был организован штаб, но никто его по-настоящему не слушался, а там и не настаивали. В результате получилась куча народу, которая шаталась по городу, встревала во все дела, цапалась с полицией и задирала всех, кто им не нравился. Хорошо еще, что им не дали серьезного оружия — хотя у многих, видимо, было свое. Официально нам предписывалось сотрудничать, а по сути мы вынуждены были контролировать эту ораву и далеко не всегда успешно. Вместо обещанного порядка получался дополнительный беспорядок.

Участились драки на почве расовой вражды. При невыясненных обстоятельствах было ранено несколько человек. Виновники оставались безнаказанными, прячась под крылышком Хэрриша.

Ситуация становилась все более взрывоопасной.

Во-вторых, расследование дела Кашина зашло в тупик, как и прежние дела о преступлениях Стальной Метлы. Сразу можно было предположить, что так будет, но общественность это никак не устраивало. Оппозиция начала разговоры о «русской мафии» и ее разборках. Гадали о степени причастности мэра к преступлениям его заместителя. Относительно личности убийцы делались самые дикие предположения — вплоть до кары Господней или происков дьявола.

В один из этих сумасшедших дней мне передали, что со мной хочет встретиться журналист Игорь Белкин. Я подумал, что раз он русский, то вряд ли из оппозиции. Не думайте, что я уж так политизирован — шериф должен охранять закон при любой власти. Но не при такой, которая сама устраивает беспредел!

Я думал, он хочет взять у меня очередное интервью, но дело было в другом. С заговорщическим видом Белкин достал из-за пазухи фотографию и положил на мой стол. Я вгляделся и понял, что сделан снимок во время моего проникновения в кабинет Кашина

— был виден труп, однако его почему-то загораживал чей-то темный силуэт. Не понятно, кому он мог принадлежать, — не мне, точно, но больше никто в кабинет тогда не вошел.

— Кто это? — спросил я.

— А вы как думаете? — усмехнулся Белкин.

— Там никого не было! Должно быть, это фотомонтаж.

— Нет. Если бы я не был в этом уверен, то не пришел бы к вам. Дело серьезное.

— Вы хотите сказать, что на фотографии — убийца?

— Разумеется.

— Послушайте, там был я и еще человек десять репортеров — все отлично видели, что кабинет пуст.

— Да, и у большинства оказалась потом засвечена пленка, а видеокассеты размагничены. Вы не знали об этом?

— Нет. Не интересовался.

— Жаль. Этот снимок — единственный, на котором видно, с чем мы имеем дело. Когда фотограф понял это, то хотел его уничтожить. Я отговорил.

— Почему бы вам тогда его не опубликовать? Будет сенсация: человек-невидимка на Луне! Мало нам было селенитов…

— Потому и не публикуем. Представьте себе, что начнется, — массовая истерия. Все будут искать невидимку у себя под кроватью. А за порядок в городе отвечаете вы, даже за молодчиков Хэрриша. Так что считайте это проявлением гражданской сознательности и доброй воли с нашей стороны.

— Вы действительно верите в невидимку?

— Это не так уж невероятно. Вам не приходилось часами искать какую-нибудь вещь или бумагу, которая все это время была у вас под носом? Можете не отвечать: это риторический вопрос. Мы часто смотрим, но не видим. А учитывая достижения современной психологии, и говорить не о чем. Ходят слухи, что это входит в практику некоторых спецслужб, но почему тогда не воспользоваться и преступнику, верно? Снимок я оставляю вам. Могу достать и негатив, если это поможет в расследовании.

— А с чего вы решили нам помогать?

— Потому что под этим куполом есть еще люди, которым небезразлично, когда все катится в пропасть. Кстати, вам привет от Номера Тринадцатого. Он просил передать: вы кое-что забыли.

17. Номер Тринадцатый

Я сидел у кровати мирно спящего Августа Троммеля и думал о разных вещах. Глядя на него, трудно было поверить, что пару часов назад он запросто рвал металлические скобы, которыми мы пытались его удержать, и нечеловеческим голосом сулил нам страшные кары и бедствия. Доктору удалось вколоть ему какой-то наркотик, и больной затих. Но лишь на время.

Я сидел и думал о том, готов ли перейти к активным действиям вместо подсказок. Последний раз я занимался экзорцизмом лет двести назад. Правда, можно вспомнить и тибетскую практику незадолго до моей последней смерти… Что делать, если моя чувствительность — оборотная сторона силы и знания, а каждый приступ отнимает их? Похоже, ничего не остается, как рискнуть.

— Я все устроил, — сказал Флетчер, входя в палату. — Он наш. А «лунатиков» я теперь и на порог не пущу. Хотят судиться

— пусть попробуют. Правда на нашей стороне.

— Не волнуйтесь, доктор. В случае чего, можете все списать на заговор кровожадного безумца и продажного журналиста.

— Вы не безумец, Джедай! Вы больной, но не безумец.

— Спасибо за комплимент.

— Вы были правы насчет рецидивов — они наблюдаются.

Несколько человек госпитализировано. Еще несколько подались в бега. Надеюсь, они еще где-то под куполом. Я предупредил моих коллег — к сожалению, не все мне поверили. Я говорил с психоаналитиками: они говорят, что многие жалуются на сны о Луне

— с ними несчастные случаи происходят во сне, представляете?

Похоже на психическую эпидемию, если такая возможна. Вы знаете об этом больше нас, Джедай, вы должны нам помочь.

— Всем я что-то должен. Не сомневайтесь, доктор, я не собираюсь отступать. Пожалуйста, достаньте мне мел.

— Мел? Зачем?!

— Чертить магический круг. Что, никогда в кино не видели?

Сумерки сгустились над Лондоном. Густой туман рассеивал тусклый свет газовых фонарей. Каждая улица казалась дорогой в бездну, а город — обителью привидений. Но Церковь мою не сокрушат и врата адовы…

Я вошел в исповедальню, сел, привычным движением поправив сутану, и приготовился слушать.

— Благослови, отче, ибо я согрешил, — раздался голос. Было в нем что-то пугающее, нездешнее…

— Слушаю тебя, сын мой.

— Я убил всех тех женщин.

— К-каких?

— Разве вы не слышали об этом, святой отец? Весь город только и говорит обо мне. Называют меня Джеком, а настоящего имени не знают.

— Джек Потрошитель?!

— Он самый, святой отец. Только зачем же так грубо? Я ведь не мясник. Я сделал все так, как приказал мне Хозяин. А это целое искусство!

— Кто приказал тебе? Кто твой хозяин?!

— А вы как думаете, святой отец? Вы должны его знать.

И я понял, о ком он говорит. Ужас охватил меня и в то же время — непреодолимое искушение взглянуть в лицо врагу рода человеческого. Я нагнулся к окошку, разделявшему нас. В лицо мне брызнул пучок тонких серых щупалец. Они опутали мою голову: одни лезли в уши и ноздри, причиняя дикую боль, другие пытались выдавить глаза и пролезть сквозь сомкнутые челюсти в рот, третьи холодным кольцом сжимали шею. Я терял сознание от боли и удушья, душа моя была охвачена невыносимым ужасом. Ад шел по земле!

И тогда меня постигло озарение. Я вспомнил все и понял, что происходит: Сила, избравшая Троммеля своим проводником, играла на поле моей памяти. Поняв это, я усилием воли разрушил кошмар и перешел на следующий уровень.

Я лежал в зловонной луже, истекая гноем и сукровицей, на металлическом полу моей камеры, изнемогая от адской боли и моля Господа о смерти. Но смерть забыла меня.

Открылась тяжелая дверь и вошел человек. Раньше я не видел его. Он был без защитного костюма, в новенькой форме СС. Лицо вошедшего перекосила омерзительная усмешка:

— Привет, Светлячок.

Так прозвали меня мои палачи. В темноте я действительно испускал тусклое зеленоватое сияние — это светилась моя кровь, насыщенная радиоактивными изотопами. Атомный огонь пожирал мою плоть. Экспериментаторов интересовало, сколько я проживу. Они даже делали ставки. Каждый день кто-нибудь проигрывал.

Человек подошел ко мне и пнул сапогом:

— Ты можешь говорить?

— Да, — прохрипел я и удивился: этот звук не было похож на человеческий голос.

— Хорошо, — вновь усмехнулся он. — Поговорим. Но сначала…

Он небрежно взмахнул рукой, и камера моя преобразилась: стены и потолок разошлись куда-то вдаль, все переменилось.

Теперь я лежал на полу в каменном подземелье, освещенном багровым светом факелов. Кругом происходило какое-то движение, слышались звуки шагов, шелест одежды и гул голосов. Рядом с человеком в эсэсовской форме появились три ведьмы в полупрозрачных одеяниях. Повинуясь движению его руки, они подошли ко мне и, вонзив свои острые зубки в мое разлагающееся тело, стали отсасывать радиоактивную кровь — так, во всяком случае, мне казалось. Боль уходила, я чувствовал невыразимое облегчение. Раны стремительно заживали, силы возвращались ко мне. Через пару минут я уже смог встать.

— Хорошо, — повторил мой «спаситель», — я хочу заключить с тобой договор. Я дам тебе здоровье и долгую жизнь, полную наслаждений. Я щедр к моим слугам. А после смерти ты отправишься в мой мир. Поверь, он прекрасен. Ваша Земля — лишь жалкий его отблеск. Там люди равны богам.

— Я не верю тебе.

— Почему же?

— Я знаю тебя.

— Ничтожество! Никто не знает меня. Я отправлю тебя обратно

— гнить заживо. Ты боишься попасть в ад? Для тебя есть ад на Земле. Твоя агония будет длиться вечно!

Стены вокруг начали сжиматься, и в этот миг перехода я смог разорвать цепи мучительных иллюзий. Еще один шаг был сделан.

Сверху сыпалась мелкая водяная пыль. Казалось, небо падает на землю. Ночь царила в городе и в стране. В оранжевом свете фонарей мы забывали о времени. О нас скажут потом: они пришли защитить демократию, парламент, Президента… Плоские газетные слова! Я пришел потому, что устал бояться. Я пришел, чтобы спасти свою душу от надвигающейся тьмы и безумия. Я был частицей живого кольца. Я ждал свой Армагеддон.

Они возвестили о себе гулом, подобным гулу землетрясения.

Но чем ближе, тем отчетливей были слышны зловещий скрежет и рев бронированных чудовищ. Я стоял посреди пустой улицы — у них на пути. Они появились из-под моста как из преисподней, готовые нести смерть и разрушение. Так сбывались кошмары и пророчества.

Нельзя бояться! Страх — оружие тьмы. Я шел навстречу ревущим машинам. Я знал: смерти нет. Металл гусениц проскрежетал по моим костям и кровь смешалась с дождем на мокром асфальте…

Я очутился на вершине мира. Нас было трое посреди вечных льдов: я, мой враг и Огненный Камень — Сокровище Гор. Враг подошел ближе. В сиянии Камня я увидел его лицо. Некогда этот человек был моим другом, но с тех пор осталась лишь оболочка.

Существо, стоящее передо иной, убило нашего Учителя. Хранителем Камня стал я. На моих плечах отныне лежала судьба человечества.

Голос мой нарушил тишину вечности:

— Как посмел ты войти в Святилище? Душа твоя черна.

Запятнавший белизну снегов должен покинуть Шамбалу.

— Вошел в роль, брат? — ответил мне насмешливый голос. — Настоящий Хранитель — аж мороз по коже. Быстро ты занял место Учителя, прилежный ученик! А ведь, пожалуй, я больше достоин править миром. Впрочем, можно и на пару с тобой, не возражаю.

Твои знания, моя сила воли — что еще нужно? Поверь, Земля станет веселым местечком…

— Не лги Хранителю, враг! Ты не получишь Сокровище Гор.

Камень не подчинится тебе.

— Да? А мы посмотрим. Я за свободную конкуренцию.

Я собрал все свои силы для ментального удара, и он сделал то же самое. Наши импульсы сошлись в центре Камня и вызвали ослепительную вспышку. Далее все напоминало перетягивание каната — это была битва сил. Секунды растекались в века. И вот я понял, что мой контроль слабеет. Тьма наступала. Настал миг последнего решения. Мой враг понял это, и злорадный восторг его сменился испугом и отчаянием:

— Ты не сделаешь этого!

Но я сделал. Камень на миг утратил сияние, а затем брызнул струями жидкого огня. Содрогнулись земля и небо. Так не стало Сокровища Гор.

Я оказался между миров — это дало мне возможность собраться с мыслями и вспомнить, как все было на самом деле.

На самом деле мы погибли тогда оба, а Камень остался целехонек. Лежит себе на Тибете и ждет Того, Кто придет в конце времен. Я проверял.

У Белого Дома я действительно был. Стоял в «живом кольце», подхватил воспаление легких, но под танк не бросался.

Светлячок сгнил заживо без всяких фокусов.

А человек, назвавшийся Джеком Потрошителем, двинул мне в глаз и сбежал самым банальным образом.

Препятствий больше не было.

Выйдя из каменной стены, я увидел невдалеке свет — это Троммель спускался в свою пещеру — словно мышь на запах сыра, не зная, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Мне оставалось только остановить его. Затем я взял великого археолога на руки, как ребенка, и отнес к лунокару. Там я взглянул на небо, где среди немигающих звезд сиял голубой шар Земли и, почерпнув из этой картины достаточно вдохновения, сказал:

— Оставь мертвецов в покое, приятель, иначе они сожрут тебя. Все погибшие цивилизации заслужили свою погибель. Зачем повторять чужие ошибки? Важно не делать своих. Думай о жизни, Троммель. Жизнь прекрасна и удивительна.

Потом я медленно и с наслаждением вернулся в реальность, которую люди считают единственной.

18. Доктор Флетчер

Я нарушил все инструкции. Я стал пособником опасного сумасшедшего. Кто-нибудь из моих коллег наверняка уже успел сообщить об этом, а значит, меня ждут большие неприятности. Но я ни о чем не жалел. Потому что я верил ему. И верил в него.

Он пытался объяснить мне вещи, которых я так и не понял до конца. Получалось так, что город подвергается психической атаке неких сил, пытающихся превратить нас в своих рабов. И дело не в физических границах купола, а в духовных границах человеческого бытия. Всякий выходящий за эти границы подвергается смертельной опасности.

Что делает человека уязвимым? Страх, боль, одиночество и отчаяние, а равно и неуемный восторг. Когда затуманен разум и ослаблена воля, человека можно превратить в игрушку Тьмы.

Многое из того, о чем он говорил, было мне знакомо. Пара веков после Фрейда не прошла даром: психология глубоко проникла в тайны человеческой природы, и иногда она может быть не менее опасна, чем физика. Но все же мы никогда не признавали существования души, а тем более боялись думать о том, откуда она берется и куда уходит. Для него, напротив, все было ясно.

Точнее, его вопросы и проблемы лежали дальше, за пределами нашего познания. Оставалось только верить.

Он сказал: «Костер горит. Искры гаснут во тьме…»

И еще он сказал: «Если я не смогу выйти из круга, пристрелите меня. Цельтесь в голову. Это лучшее, что вы сможете сделать, и да поможет вам Бог!»

Но он смог и вышел, скорее — выполз, стирая меловую линию.

Открыл синюшные глаза и улыбнулся мне:

— Вы принесли поесть? Я голоден, как волк.

Потом он жадно хлебал бульон и грыз сухари.

— Сколько времени я отсутствовал?

— Отсутствовал?

— Ну хорошо, был в трансе.

— Около двух часов.

— Надо же! Это рекорд.

— Вы, должно быть, потеряли много сил. Вам надо отдохнуть.

— Совсем наоборот. Поймите: я выиграл!

— Душу Троммеля?

— Нет. Игра шла на мою душу, и я выиграл себя. Открываются новые пути, новые возможности… Уже выиграв, я освободил Троммеля. Скоро я смогу освободить всех, кого вам удалось поймать, доктор. Это хорошая новость.

— А что, есть и плохая?

— Да. Меня должны убить.

— Боже мой, почему?!

— Я раскрыл себя. Теперь они знают, что у них здесь есть противник — не достаточно сильный, чтобы их победить, но способный сорвать им победу. Духовно уничтожить меня они не смогли, значит, попробуют сделать это физически. У них есть основания предполагать, что тогда я не смогу помешать их планам.

Это логично.

— Но как они могут убить вас?

— Послав убийцу. Ведь они действуют руками своих слуг.

— Так же, как убили Сэма Кашина?

— Стальная Метла — слишком ценный агент, хотя возможно, пошлют и его. Поймите: я не боюсь физической смерти, мне жалко вас, живущих здесь. И в следующем воплощении мне придется иметь дело с более могущественным злом. Нет, это никуда не годится!

— Что вы собираетесь делать?

— Как это ни прискорбно, доктор, но я вынужден буду вас покинуть. Я становлюсь опасным соседом. Все более и более опасным…

19. Майкл Петрович

После смерти Кашина и этого злосчастного митинга у меня наступила жуткая депрессия. На работу ходил, как автомат, подписывал какие-то бумаги не глядя, пугал своим видом подчиненных. Знаю, они шептались за моей спиной, но мне было все равно. Все потеряло смысл.

Я стал тосковать по Земле, по России. Взыграла запоздалая ностальгия. Предательница память! Там, в прошлом, меня ждало не успокоение, а ловушка — моя несчастная любовь, как ни банально это прозвучит. Но соперником моим был не человек.

В нашей семье всегда с уважением относились к религии, но по-настоящему верующих людей среди нас не было. Должно быть, меня настигла расплата — или испытание. Сила земной любви проиграла иной, высшей силе. Попросту говоря, моя невеста ушла в монастырь и стала невестой Христовой. Я видел ее последний раз в черном одеянии и черном платке, скрывавшем ее чудные золотистые волосы. Ее лицо светилось каким-то неземным счастьем и вечным покоем. Она нашла свой путь, а я — нет.

Я так и не смог с этим смириться. С головой ушел в работу, а когда появилась возможность — улетел на Луну. Думал, что не будет здесь земных печалей, что утоплю я в заботах свою тоску.

Вроде получалось до недавних пор. А теперь вдруг вспомнилось. Но кому это интересно?

Говорят, в те дни многих в городе мучили кошмары. Мне тоже приснился странный сон. Я говорю так потому, что именно он вывел меня из депрессии и заставил активно действовать. И хотя время было потеряно, кое-что сделать все же удалось.

Мне снился город, лежащий в руинах, и я двигался через него. Кое-где попадались надписи на немецком языке. Развалины не мешали моему движению: в этом мире я был призраком, и у меня была какая-то цель. Наконец, я увидел человека, одиноко сидящего на развалинах. Он был одет в солдатскую форму времен Последней Мировой и курил папиросы. Лицо его показалось мне знакомым. Он тоже увидел меня:

— Ну, здравствуй, сынок.

— Здравствуйте. А вы кто?

— Не узнаешь? Верно, забыл. Смирнов я, Иван Евсеевич, твой прапра… черт его знает, сколько раз, дедушка.

Теперь я вспомнил, где я его видел: сохранились старые фотографии, плоские и черно-белые. Иван Евсеевич погиб на войне, защищая нашу Родину.

— Что это за место?

— Берлин, туды его мать. Всю войну прошел, и перед самой Победой… В общем, убили меня. Так с тех пор и сижу здесь, курю. О вас думаю, о живых. Как ты, Петрович? Говорят, на Луну залез, большим начальником стал.

— Стал, — вздохнул я, присаживаясь рядом с ним. — Да видно, кончились мои светлые денечки.

— Что так?

— Обложили меня, батя. Со всех сторон. Кругом виноват.

— Э, завел! Давай-ка рассказывай, только все по-порядку.

Глядишь, и придумаем что-нибудь.

Я стал рассказывать: сначала неуверенно, подбирая слова, а потом даже увлекся. Когда я закончил, в воздухе повисла тишина.

Потом Иван Евсеевич смачно сплюнул, и его плевок прошел точно сквозь мои призрачные ботинки.

— Экая же ты сопля, сынок! А с виду — взрослый мужик. Да, видать, измельчали Смирновы. Выродились, как яблочки…

Я не знал, что ответить.

— Ты знаешь, дурачина, что такое война? А что такое лагеря, знаешь? Что ты повидал-то на своем веку? Щенок!

— У нас нет больше ни войн, ни лагерей.

— Будут, туды их мать! Как пить дать, будут, ежели ты руки опустишь. Страдалец хренов! Дело надо делать, вот что.

— Какое дело?

— Свое дело! Ты начальник, ты за все и ответчик. Город надо спасать. А то будут у вас такие дела — мало не покажется. Ты мне тут про Хэрриша рассказывал. Что он есть? Щенок, как и ты. Да ведь из такого щенка волк может вырасти! Что мы, не знаем таких крикунов? Был вот один, и чем кончилось, — предок кивнул на окружающие нас руины. — Вот и думай.

— Что тебе плакаться? — продолжал он. — Жив, здоров, на свободе, руки-ноги на месте, голова тоже. Бороться надо! Мало ли что говорят — злые языки всегда найдутся, туды их всех, а ты не дрейфь! Хоть и разный там у тебя народ, а все ж не дурак. К выборам своим готовься. А проиграешь — невелика беда. Это еще не конец света. Будешь дело делать — отыграешься. Всех за пояс заткнешь. Так-то, сынок!

Помню, меня покоробила его грубость. Я думал о том, что он ничего не знает о нашем мире и его законах. Но грубая правда его слов запала мне в душу. Хотя на самом деле это, наверное, был разговор с самим собой, игра подсознания, открывшая для меня второе дыхание. Но с тех пор я не раз вспоминал Ивана Евсеевича, и мне уже было не все равно.

20. Джеймс Хэрриш

С некоторых пор мне стали сниться чудные сны. О них я не рассказывал даже моему психоаналитику. Мне вдруг пришло в голову, что он продаст меня врагам, а они могут сорвать мне выборы и даже запрятать в психушку, как Троммеля.

Другой лакомый для них кусочек — личная секретарша. Кто лучше нее знает своего шефа и все его слабые места? Я стал с подозрением относиться к Лауре; она, в свою очередь, строила из себя оскорбленную невинность, и наши отношения окончательно испортились. Вместе с тем меня тянуло к Магдале. Чувство наше оказалось взаимным, но было в нем что-то странное: словно Судьба задела нас одним крылом.

Так вот, о снах. Чтобы сказать проще, это были сны о власти и могуществе. Где все происходило, не знаю, — может, в ином времени или на другой планете. Я никогда не видел таких городов и стран. Хотя я, конечно, многого не видел…

Я стоял на вершине ступенчатой пирамиды и смотрел на плещущееся внизу море голов. Это был мой народ. Я говорил с ним, и голос мой был подобен грому. В мою речь я умело вплетал магические слова и жесты. Толпа становилась моим телом, а я — ее душой. В других снах я видел, как маршируют мимо меня мои легионы. Звучала музыка — было в ней что-то варварское и непобедимое. Движение колонн не прекращалось не на минуту.

Казалось, ничто не может их остановить. Даже мертвые, они будут маршировать в вечность. Но что-то все же произошло — великий город опустел, зарастая джунглями, и по ночам его оглашал вой неведомых тварей.

Сны становились все страньше и страньше — кажется, так говорила Алиса в Стране Чудес. В одних я был драконом, летящим над городами и селами, улавливая исходящие от них волны ужаса и с мрачным весельем предавая их огню. В других я был ни больше ни меньше, как богом: то деревянным идолом, пьющим кровь ритуальных жертв, то каменным гигантом, лицезреющим мистические танцы прекрасных жриц.

Но то, что произошло у нас в ту ночь с Магдалой, перекрыло все предыдущие фокусы. Помню, мы легли в постель и принялись за дело, как вдруг нас сморило.

Я висел в космическом пространстве, в центре звездного вихря, на пересечении энергетических потоков. Я видел Магдалу.

Мы летели навстречу друг другу. И чем ближе мы были, тем быстрее меняли облик. Она была прекрасна — человеческое тело неспособно достигнуть такого совершенства, это была красота богини. Мы соединились и предались экстазу божественной любви. Тела наши светились, вокруг сверкали молнии. Но это не принесло нам полного удовлетворения.

Тогда мы превратились в драконов. Моя подруга была прекрасна с ее холодной чешуйчатой кожей, большими перепончатыми крыльями, когтистыми лапами, клыкастой бородавчатой мордой и черным раздвоенным языком. Мы предавались первобытной страсти, в упоении хлопая крыльями, кусая друг друга за шеи и царапая когтями. Но и это был не конец.

Мы стали гигантскими слизнями и слились в сладострастном объятии двойной спиралью. Невероятная чувствительность тонкой, покрытой слизью кожи дарила неописуемое наслаждение. Мы больше не были мужчиной и женщиной, самцом и самкой. Слизни — гермафродиты. Потом я прочел об этом в книжке, а сначала испытал на собственном опыте. Там, во сне, я сознавал, что это моя истинная сущность. Но когда мы выпустили из голов голубоватые трубки половых органов, когда они сплелись венчиками щупалец, мое человеческое «я» не выдержало. Сила отвращения выбросила меня из этого эротического кошмара.

Мы лежали с Магдалой обнаженные, вцепившись друг в друга до боли. Наши глаза были пусты и безумны. Я опомнился первым и выпустил ее из объятий. Она отстранилась и взгляд ее стал более осмысленным:

— Что это было?

— Откуда я знаю?

— Мне снилось, что мы были… улитками, что ли.

— Мне тоже.

Она посмотрела на меня с подозрением, как будто это я все подстроил. Я тупо глядел на нее — она мне нравилась.

— Не смотри на меня! — наконец, не выдержала она. — Я ухожу. Это кошмар какой-то…

— Куда, в такой час? На улицах опасно.

— Ладно, тогда я лягу в гостиной, на диване.

— Давай, я — на диван. Здесь тебе будет удобней.

— Нет, здесь я не останусь!

Я пожал плечами и завернулся в одеяло. Мне снились боевые марши. Стальные легионы двигались в вечность.

21. Доктор Флетчер

Он уходил. Мог ли я остановить его? Мог, конечно, запретить, запереть, поставить специальную охрану… Но это означало предать его, посадить в ловушку, на блюдечке преподнести его силам, которые желали его смерти. Я все равно не смог бы их остановить. Он решил уйти, не говоря куда, и, возможно, даже сам этого не зная, полагаясь только на интуицию.

Перед уходом он захотел попрощаться с Игорем Белкиным. Я позвонил ему, и тот сразу примчался — с диктофоном. Нашел время для интервью! Но Джедай не возражал, его это забавляло.

— Говорите! — то и дело умолял его журналист.

— Что говорить-то?

— Все, что знаете. Все, что думаете. Все, что хотите.

Джедай смеялся и говорил. Многое из того, что он рассказал, было вполне правдоподобно, многое — просто невероятно. Я впервые узнал, с какими ужасами сопряжены его странствия по невидимому миру, и благословил свою судьбу за то, что она избавила меня от этого дара.

Я нервничал. Я боялся, мелочно боялся того, что смерть настигнет его здесь, в моих владениях. Как будто если это произойдет за порогом, то я буду не при чем. Как будто вообще можно быть не при чем в нашем безумном мире! Наконец, он сказал:

— Пора.

— Куда вы? — в последний раз спросили мы его.

— В путь.

— Как с вами связаться?

— Лучше со мной не связываться.

Он ушел ночью и исчез во мраке. Я снял очки и закрыл лицо, чтобы не были видны слезы. Белкин дружески взял меня за локоть:

— Помните, доктор, — тихо произнес он. — «Свет во тьме светит, и Тьма не объяла его…» Я верю, все у него получится.

22. Агент «Ястреб»

Моим заданием было убить Невидимку.

Это был совершенно секретный проект. Неудивительно, что он оброс столькими слухами и сплетнями.

Конечно, человеческое тело нельзя сделать невидимым так, как об этом писал Герберт Уэллс. Но один человек может внушить другому, чтоб тот его не видел. Для применения этой технологии необходимо довести такое внушение до автоматизма. Невидимок делали из самых обычных людей. Разумеется, для присмотра за ними понадобились люди, нечувствительные к гипнозу. Я оказался в их числе.

Испытуемый под номером «шесть» сначала показывал хорошие результаты, его способности быстро прогрессировали, однако затем появились симптомы шизофрении: он утверждал, что слышит какие-то голоса. Проще всего было уничтожить его еще тогда, но вместо этого экспериментаторы попытались что-то исправить у него в мозгу, и неудачно. Невидимка сбежал, зверски расправившись с охраной, и мы надолго потеряли его след.

Позже Аналитический отдел заинтересовался событиями на Луне. Возникло мнение, что там проходят какие-то испытания, но кто и что испытывает, не удавалось выяснить даже в первом приближении. Наконец, они пришли к выводу, что серия загадочных убийств, о которых сообщалось, — дело рук нашего подопечного.

Я был послан его убрать. Но прежде всего необходимо было убедиться, что он там. Для этого я был снабжен специальной аппаратурой. На Земле эта предосторожность нам не помогла, но здесь, под куполом, на экране радара сразу возникла мерцающая точка.

Я решил не пороть горячку, а понаблюдать за действиями Невидимки. Однако он в течение нескольких дней не покидал своего логова. Вряд ли он догадывался о моем существовании.

Но вот однажды ночью зеленая точка сдвинулась с места и начала быстрое движение к границам города. Я почему-то решил, что он удирает. В любом случае не хотелось упускать его из виду.

Труп смотрителя шлюза со свернутой шеей подтвердил мою правоту.

У внешней границы купола лунная поверхность перетоптана, и различить на ней нужные следы невозможно. Стараясь не терять сигнал, я двигался в направлении его источника, и вскоре передо мной уже было только два неровных следа от лунокаров, идущие по целине. Не надо было быть большим специалистом, чтобы понять: это погоня.

Либо Невидимка гнался за своей жертвой, которая уже проявила удивительную изобретательность или поразительное везение, избегнув непосредственной встречи, либо кто-то гнался за Невидимкой, а тот удирал, и непонятно, кто бы это мог быть — разве что секретный агент конкурирующей разведки, желающий знать, как работает механизм невидимости. Вообще-то, если рассуждать логически, загадочные события должны были привлечь внимание не только нашего аналитического отдела.

Неожиданный толчок выбросил меня из лунокара. Следующий помешал мне подняться на ноги. Телом я ощутил глухой глубинный гул. Это было лунотрясение — явление, как мне говорили, очень редкое. Впереди по ходу моего движения я вдруг увидел багровый свет, идущий из-под земли. Этот свет играл на поднятой пыли, которая не образовывала облака, как на Земле, а опадала веером.

Это было очень красиво, но тогда я об этом не думал. Потому что свет померк, а зеленая точка на моем экране исчезла.

Не теряя времени, я двинулся на место происшествия. Мой лунокар остановился на самом краю жуткой пропасти, которая разверзлась, можно сказать, на моих глазах. В глубине уже было совершенно темно. Следы тех, за кем я гнался, кончались здесь.

Это был конец пути. Можно было возвращаться домой.

23. Номер Тринадцатый

Смерть — конец и начало пути. Точка отсчета. Виток судьбы.

Я разрываю оковы мучительных снов. Грядет пробуждение. Я открываю глаза и вижу свет…

24. Майкл Петрович

Невозможно поверить, что это продолжается всего месяц. Я все еще исполнял обязанности мэра. Решил держаться до конца, пока не выкинут из кресла.

Дела шли неважно. Атмосфера в городе оставалось прежней. Не знаю, Хэрриш ли запалил этот костер, или мы стали жертвами цепи несчастных случайностей, но этот тип сделал все, чтобы огонь не погас. Напряженность стала нормой. Что-то происходило и с простыми жителями города: они стали хуже работать и больше злиться. Я не философ, но позволю себе одно обобщение: люди словно отпадали от реальности, меньше стали уделять внимания повседневным заботам, все как бы искали и в то же время боялись чего-то иного. Главным настроением стало тревожное ожидание — то ли выборов, то ли конца света, то ли пришествия селенитов. А чтобы избавиться от тревоги и неуверенности, все средства казались хороши. Никого уже не удивляли случаи вандализма и хулиганства, грабежи и драки. Не последнюю роль во всем этом, конечно, играли штурмовики, вовсю реализующие свои идеалы порядка и справедливости.

Но зачем обвинять других? Я, как мэр, видел, что мое хозяйство тоже приходит в упадок. Городские службы работали все хуже. Административные меры вели только к озлоблению и скрытому саботажу. После смерти Кашина в моем аппарате появилось много новых людей, и было неизвестно, на кого они в действительности работают. Все это относилось и к моей предвыборной кампании.

Один дурак не придумал ничего лучше, как развесить плакаты с моей физиономией по всему городу, а другие дураки тут же с радостью стали вносить коррективы, пририсовывая мне то усы, то рога, то звезды на лбу. Ругательных надписей тоже хватало.

Решив в оставшееся время сделать для города все, что можно, я организовал людей на восстановление Культурного центра. Хэрриш тут же обозвал это показухой (первоочередной задачей, по его мнению, была борьба с преступностью), но работа пошла. Я впервые увидел, какие замечательные люди есть у нас — казалось, их совершенно не коснулось общее поветрие. Это давало повод для оптимизма. Но в каждой бочке меда есть своя ложка дегтя: у стройки начали регулярно собираться какие-то подозрительные личности и провоцировать скандалы. Я не сомневался в том, кто за этим стоит.

Что еще сказать? Я держал связь со всеми, кто оказался причастен к загадочным событиям. Джедай Аккерман исчез или, может быть, точнее будет сказать — скрылся, опасаясь за свою жизнь. После его исчезновения доктор Флетчер лишился работы и даже лицензии на занятия врачебной деятельностью. Насколько я знаю, появившееся свободное время он посвятил работе над книгой, которая должна была явить миру некую истину с большой буквы.

Игорь Белкин вовсю делал карьеру на гневных и язвительных статьях против партии Хэрриша, проводя смелые исторические параллели. В общем, я числил его в союзниках. Ник Кеннеди оставался на своем боевом посту и на компромисс с руководством штурмовиков не шел, хотя ему делали разные предложения. Наконец, выплыл на свет Божий список людей, по мнению Аккермана, представлявших собой «группу риска». Часть из них уже находилась под врачебным присмотром, а другая попряталась. Это тоже стало приметой времени: таинственные исчезновения, словно город медленно проваливался в небытие. Слава Богу, Стальная Метла больше не объявлялся, и мы имели дело только с его жалкими последователями, которых полиция ловила без труда.

Подводя итог, скажу: если мы правильно поняли предсказания Номера Тринадцатого об «эпидемии», то он оказался прав. Мы не смогли предотвратить ее, разве что немного сбить температуру.

Что делать дальше, мы по большому счету не знали. Всеобщее ожидание заразило и нас.

25. Номер Тринадцатый

Я открываю глаза и вижу свет… Свет от лампы на столе следователя бьет в лицо.

— Ваше имя?

— Джедай Рональд Аккерман.

— Год рождения?

— …

— Год смерти?

— …

— Хорошо, — я услышал шелест бумаг. — Господин Аккерман, вы обвиняетесь в неоднократном и умышленном нарушении границ между мирами, а также в активных действиях на приграничной территории.

Вы признаете эти факты?

— Да.

— Что можете сказать в свое оправдание?

— Я действовал по велению совести и в интересах сил Света.

— Позвольте нам самим определять наши интересы. Действия таких дилетантов, как вы, представляют угрозу стабильности метафизического континуума.

— Но я пытался остановить вторжение демонов! Какая уж там стабильность…

— Это только ваша оценка ситуации.

— А ваша?

— Я пока не уполномочен обсуждать этот вопрос. Но заверяю вас, что суд примет во внимание все обстоятельства дела, включая ваши прежние заслуги перед Светом.

— Премного благодарен.

— Не стоит.

Он вызвал конвой: двое ангелов подхватили меня под руки, унося в мир предварительного заключения.

26. Джеймс Хэрриш

Говорят, время движется по спирали. Кажется, совсем недавно старина Август, размахивая руками и захлебываясь моим глинтвейном, плел здесь свои небылицы. У его последователя, напротив, манеры были безукоризненны. Высокий голубоглазый блондин с прилизанными волосами, в модном сером костюме и с ослепительной улыбкой — таким предстал передо мной Курт Менге, сопредседатель общества «Лунная жизнь», эмиссар Высших Сил Луны (как значилось в его визитной карточке).

— Так кого вы все-таки представляете? — неприязненно спросил я. — Селенитов, что ли?

— Если вам будет угодно так их называть.

— Угу, — кивнул я, намереваясь сказать какую-нибудь вежливую гадость, но, как назло, ничего не приходило в голову.

— Кажется, совсем недавно, — продолжал гость. — В этом кресле сидел Август Вильгельм Троммель, знаменитый археолог, почетный член нашего общества, ваш старый друг. Он пришел к вам с миссией, но вы отвергли его. Тогда он обратился на телевидение. Но духовный опыт нельзя снять на пленку! Мы организовали пресс-конференцию, но она была сорвана. Троммель пал жертвой подлого русско-еврейского заговора — его засадили в психушку, промыли мозги и отправили на Землю. Теперь он потерян для нас.

— Ну хорошо, хорошо… — пробормотал я. Напоминание об этой истории было мне весьма неприятно. Этот тип знал, чем меня задеть.

— Я знаю, вы пока не верите в селенитов. Возможно, вы считаете меня психом или мошенником, или и тем и другим сразу.

Что ж, пусть. Тогда почему бы двум психам и мошенникам не договориться между собой?

— Логично, — ухмыльнулся я. — Так что вы хотите?

— Я пришел сказать вам, что вы избраны — не толпой, которая от века жаждет лишь хлеба и зрелищ, но Высшими Силами, чья непобедимая воля вершит судьбы людей и направляет мир к великой цели.

«Неплохо сказано», — с завистью подумал я, а вслух сказал:

— Вы предлагаете мне оставить политику и вступить в вашу секту?

— Вовсе нет. Я предлагаю сотрудничество. Мы поможем друг другу.

— Каким образом?

— Вы стремитесь к власти — и это правильно, ибо только так может исполниться предназначенное свыше. Но вы не видите верного пути, размениваясь на мелочи. Ваша энергия расходуется впустую.

Ваши приверженцы без толку буянят на улицах. У вас нет положительной идеи. Мы дадим ее вам.

Избиратели сейчас охвачены тревогой и страхом, неуверенностью в завтрашнем дне. Им нужна вера и мечта. Пусть почувствуют себя не сборищем неудачников, а народом избранным!

— А я, стало быть, сыграю роль Моисея?

— В каком-то смысле. Наши цели близки. Многое вы чувствуете интуитивно, и это поистине достойно восхищения.

Да, современная цивилизация движется к упадку. Демократия вырождается. Культура загнивает. Общество захлестывает волна преступности. Грядут хаос и анархия, сумерки богов… Мы должны основать новую цивилизацию, установить новый порядок. Мы создадим общество, совершенное как кристалл. Мы покончим с войнами, преступностью и развратом. Нам не нужна оппозиция — ни политическая, ни генетическая. Наш путь прямой, как стрела.

Нужно отсечь все лишнее, слишком человеческое.

Конечно, мы встретим ожесточенное сопротивление со стороны старого мира, прежде всего — со стороны гниющей заживо Земли.

Поэтому уже сейчас нам нужна независимость — не только политическая, но и духовная. Нужно привить народу новые идеалы…

Он говорил еще многое в том же духе. Нельзя сказать, чтобы я со всем был согласен, да и не привык я, чтобы мной командовали, пусть даже боги, хотя, с другой стороны, быть избранником богов не так уж плохо! Глядишь, твоим противникам во-время упадет на голову кирпич. Мало ли что… Вряд ли в их «совершенном обществе» выживет нормальный человек, ну да и черт с ним! Я-то свое возьму в переходный период. А награда — хоть и туманна, но соблазнительна: сверхчеловеческие способности, божественные наслаждения, бессмертие… Войду в историю — не мэром лунного городка, а отцом-основателем. Обо мне еще песни слагать будут!

27. Номер Тринадцатый

Миры, в которые человек попадает после смерти, являются, в некотором смысле, отражениями его души, воплощением его тайных страхов или надежд. Так, во всяком случае, говорят. Но связь эту проследить бывает достаточно трудно, и проще не забивать себе голову метафизикой.

Я очнулся лежащим на жесткой черной траве под тусклым красноватым солнцем. Лежать было неудобно, я встал и осмотрелся.

Вокруг простиралась холмистая черная равнина. Невдалеке виднелись руины довольно мрачного вида — то ли это когда-то была большая крепость, то ли небольшой город в средневековом стиле.

Делать было нечего, и я побрел туда…

Город казался пустым, вымершим. Большинство зданий было разрушено, все поросло травой и мелкими корявыми деревцами.

Возможно, это был рай для археологов, в который я попал по ошибке. Блуждать в лабиринте пустых улиц было скучно, пока я не вспомнил, что здесь могу летать.

Поднявшись на высоту птичьего полета, я парил в холодном и неподвижном воздухе сумеречного мира, размышляя о вечном. И вдруг увидел далеко внизу маленький трепещущий огонек. Это был, несомненно, костер, и кто-то его разжег! Двигаясь по снижающейся спирали, я опустился на землю и вышел из темноты к сидящим у огня.

При виде меня они всполошились и похватались за оружие. Это были маленькие человечки, темнокожие и большеглазые, ростом мне по колено, а оружием им служили заточенные деревянные колья. Я дал им время рассмотреть меня получше, улыбаясь и не делая резких движений. Вид мой их, конечно, удивил, но некоторых почему-то обрадовал — они стали что-то горячо втолковывать остальным. Похоже, им это удалось. Все разом замолчали, а один из человечков — видимо, самый авторитетный из собравшихся — жестами предложил мне разделить с ними трапезу.

Еда, пекшаяся на углях, была почти безвкусной для меня, но я съел несколько кусочков и выразил свое одобрение. Этого оказалось достаточно для установления дружеских отношений.

После ужина меня торжественно проводили в большое полуразрушенное здание, некогда служившее, вероятно, дворцом или храмом. Там, в просторном зале и анфиладах комнат, словно цыгане табором, расположилось целое гномье племя. Они так и кишели у меня под ногами, я все время боялся на кого-нибудь наступить. Меня провели к их вождю.

Вождь (или король?) восседал на возвышении, примерно на уровне моей груди, так что, глядя друг на друга, мы были как бы на равных. Он осмотрел меня без страха, даже с некоторым высокомерием, а затем обратился ко мне с речью. Скоро выяснилось, что я не понимаю ни одного слова. Тогда он вздохнул и крикнул своим приближенным, чтоб помогли спуститься.

Спустившись, он махнул мне рукой и зашагал вперед, куда-то вглубь здания. Я двинулся следом, стараясь не наступить на его мантию из серых шкурок; замыкали шествие стражники с кольями.

Мы пришли в необитаемую, почти нетронутую разрушением часть здания. Я увидел на стенах барельефы, изображающие людей — не гномьего, а моего роста. Очевидно, это было своего рода повествование о жизни некогда обитавшего здесь народа. Местами стены были покрыты неизвестными письменами, похожими на древние руны. Если бы я мог их прочесть! По-моему, это был великий и прекрасный народ. Конечно, эти люди построили город (не гномы же!), но время их ушло. Может быть, меня приняли за пришельца из прошлого?

Наконец, король гномов привел меня к нужной картинке и горделиво приосанился, обернувшись ко мне. Мы стояли перед изображением человека, который некогда был повелителем этого города или страны. Человек восседал на троне, в одной руке у него был меч, в другой — шар Земли, над головой Солнце. Гном, очевидно, намекал на преемственность власти, а может быть даже… на сходство? Внезапное озарение посетило меня: да, этот человечек — потомок великих королей прошлого. Его убогий народец, ютящийся в развалинах, ведет свое происхождение от сильных и мудрых строителей города. Значит, этот сумеречный мир постигло вырождение.

Гномы, однако, не комплексовали по этому поводу. Должно быть, они считали, что им послало меня само Небо (и это действительно было так), и что я призван их защищать. Из неведомых тайников был извлечен меч (не знаю, сколько веков назад его выковали, но сталь блестела так, как будто это произошло вчера) и в весьма торжественной обстановке вручен мне.

Я по обычаю склонил колено перед «троном» и король гномов посвятил меня в рыцари.

Мне показалось, что на небесах в это время кто-то от души посмеялся.

28. Игорь Белкин

Коллеги прозвали меня «охотником за вампирами». По рукам ходила карикатура (или дружеский шарж, как мне объяснили): я, со зверской ухмылкой, собираюсь загнать осиновый кол в сердце скалящегося из гроба Хэрриша. И хотя все свелось к шутке, над которой я посмеялся вместе с остальными, некоторая прохлада в отношениях осталась.

Я решил, что это естественное неприятие со стороны тех, кто скользит по поверхности жизни, ко всему, что напоминает о ее мрачных глубинах. Я почему-то считал, что после исчезновения Номера Тринадцатого мой моральный долг — продолжить его борьбу доступными мне средствами. После каждой разоблачительной статьи ходил гордый, как индюк, снисходительно принимая похвалы от начальства. Я не понимал тогда, что веду бой с тенью, что вся моя деятельность давно просчитана и учтена в чьих-то дьявольских планах, и мне милостиво разрешено изливать свою пассионарность на бумаге.

Тем временем Джеймс Хэрриш из неразборчивого в средствах политикана, демагога и шута горохового превращался в харизматического лидера. Превращение это прошло для всех как-то незаметно, но настал момент, когда нас ткнули носом в факты.

В один прекрасный день по всему городу оказались расклеены плакаты, которые проще увидеть, чем описать. Текст был прост: «С Хэрришем — в будущее!» Был на плакате и сам кандидат в мэры, но удивительным образом преображенный: и лицо, и фигура сочетали в себе силу, красоту, мудрость и благородство, тем не менее сохраняя высокую степень сходства с оригиналом. Человек на плакате простирал руку над миром — точнее, над серебристой лунной равниной. На равнине стоял город — фантастический, с арками, куполами и башнями — по-видимому, олицетворяющий светлое будущее. Подпись готическим стилем гласила: «Новый Асгард».

Стало быть, что-то вроде священного града Китежа в местной мифологии.

Увидев такой плакат по дороге из дому на работу, а затем еще один, и еще (кто-то здорово потрудился за ночь) я испытал острое чувство вины (накаркал!) и бессилия (навоевался!). Может быть, зря я тревожил в своих статьях зловещие тени прошлого — они взяли и приняли вызов!

И что же я нашел в редакции? Полный штиль. К новому этапу предвыборной кампании здешняя публика отнеслась равнодушно.

Обсуждали богемные новости, в частности — выход на сцену новой музыкальной группы «Белые Братья» местного производства. Их клипы, оказывается, в последние несколько дней без конца крутили по телевидению. Знатоки глубокомысленно рассуждали о неопостмодернизме.

Ради интереса я решил выяснить, о чем идет речь, и зашел к двум чудакам, которые вели рубрику «Музыкальный привет» — и сами они были с приветом; один ходил с длинными, до плеч, волосами, а другой брил голову наголо. Вообще-то они были друзьями неразлей-вода, но в этот раз готовы были вцепиться друг другу в физиономии. Спор шел, как ни странно, опять-таки о «Белых Братьях». Бритый твердил, что это круто, а волосатый визжал, что это фуфло. Ко взаимному удовольствию я взял на себя роль третейского судьи, и мне дали просмотреть все клипы.

Не берусь хвастаться, что дар Джедая каким-то образом перешел ко мне, но очень скоро я почувствовал себя нехорошо.

Ритмичная музыка и череда быстро сменяющихся кадров оказывали гипнотическое воздействие. Зрителя словно затягивало в некий космический водоворот, внушая чувства ужаса и восторга одновременно. Подбор кадров тоже был примечательный: новейшие компьютерные спецэффекты и черно-белая хроника времен Второй Мировой, картины стихийных бедствий и загадочные лунные пейзажи.

Мне не понравилось, как часто мелькает на экране свастика — впрочем, в череде других мистических знаков: от египетского креста до советских звезд.

— Да, — сказал я наконец. — Это не фуфло. Это гораздо хуже, — и посоветовал устроить покадровый просмотр. Интуиция не подвела: в клипах было полно «невидимых» кадров — тех, что влияют на подсознание. Язык, на котором вещали «Белые Братья», не был нам вполне понятен — тут требовалась консультация специалиста — но при желании их можно было привлечь за пропаганду сомнительных идей. Интересно, что в общий калейдоскоп попал и знакомый плакат с Хэрришем. Можно было, конечно, заняться немедленным разоблачением, но у меня тогда возникли сомнения: кто тут и за чей счет решает свои проблемы?

Ответы на них давала сама жизнь. В тот же день Хэрриш провел очередной митинг (люди уже ходили на них, как на работу)

— и на нем вместо обычных «Нет — коррупции», «Очистим наши улицы» и «Долой русскую мафию» прозвучали заклинания о светлом будущем и Новом Асгарде, а равно о разлагающем влиянии Земли и особом пути селенитов. Народ, похоже, был не против. Однако позднее один из моих информаторов в движении Хэрриша сообщил, что новые веяния вызвали в верхушке серьезные разногласия. Дело чуть не дошло до раскола, но чудесным образом все как-то утряслось.

Скоро я выяснил, откуда ветер дует. Тем более, что люди, которые были к этому причастны, оказались старыми знакомыми. Да, свою руку к политическим событиям приложили «лунатики». Они и не скрывали этого. Я беседовал с главным «лунатиком» по фамилии Менге, который запомнился мне еще по троммелевской конференции, и он с приятной улыбкой ответил на все мои вопросы. Да, художник, рисовавший плакат, принадлежит к его организации. У них есть также композиторы, поэты и скульпторы, в прошлом — самые заурядные люди, чей талант открылся в служении Высшим.

Нет, они работают не за плату, а по велению долга. Да, мы поддерживаем Хэрриша и его движение, поскольку их победа станет шагом на пути к Новому Асгарду. Нет, это не политическое, а мистическое понятие. Читайте нашу литературу, там все написано.

Да, «Белых Братьев» мы тоже поддерживаем. Замечательные ребята, талантливые. Кстати, все родились здесь, на Луне. Новое поколение — задумайтесь об этом!

И в самом конце нашей беседы, когда я убрал диктофон и собирался откланяться, он вдруг посмотрел на меня. Этот взгляд я никогда не забуду — разве что отгремит Армагеддон. Он показал мне, что все знает о моих проделках, но не хочет марать руки. Я почувствовал себя ничтожным насекомым, докучливым, но безвредным, которое в любой момент можно уничтожить одним хлопком. Это было ужасное ощущение.

Пробормотав что-то прощальное, я как в тумане вышел на улицу, не помню как дошел до дома, а в себя пришел только после третьей чашки кофе. Теперь я уже сомневался, было ли вообще все это, даже — встречался ли я с Куртом Менге. Запись на диктофоне оказалась стерта.

29. Номер Тринадцатый

По приказу короля для меня была сшита подстилка из шкур и положена рядом с «троном», заставив потесниться остальных придворных. Здесь я и должен был нести свою службу.

Сначала я, разумеется, не знал, от кого мне придется защищать этих человечков. Во всяком случае, охрана правопорядка не входила в мои обязанности: большинство конфликтов решалось в спорах и драках, а королю это зрелище доставляло только удовольствие. На его авторитет никто не покушался: местная иерархия соблюдалась строго.

Но вот однажды ночью меня разбудил пронзительный гномий писк. Я вскочил, ничего не соображая, и в тусклом свете факелов увидел посреди залы что-то большое, белое и двигающееся. Это было существо, похожее на змею, но со щупальцами на морде, как у полипа. Змея медленно заглатывала схваченного ею гнома, как тот ни трепыхался. Не долго думая, я выхватил свой меч и бросился на змею. Она тут же выплюнула свою добычу и поднялась на хвосте почти до моего роста, шипя и брызгая слизью. Жгучие капли попали мне прямо в лицо — боясь ослепнуть, я зажмурился и наугад взмахнул мечом. Дело было сделано.

Открыв глаза, я увидел, что жирное белое тело извивается у моих ног в последних судорогах, а голова цепляется щупальцами за мои ботинки. Я с омерзением раздавил ее.

Кругом нарастал шум голосов. Сонные гномы поднимались со своих постелей, расталкивали соседей и рассказывали друг другу, что произошло. Вокруг меня образовалось кольцо зевак, некоторые с удовольствием пинали мертвое тело змеи, другие маленькими ручонками старались прикоснуться к моей одежде и мечу. Возникла давка, которую прекратил только громкий возглас короля. Он поманил меня пальцем со своего насеста — я подошел, стараясь ни на кого не наступить.

Король с благодушным выражением лица протянул мне руку. Я в ответ протянул свою. Но это оказался неверный ход: король вновь вздохнул о моей непонятливости, подозвал одного из придворных и протянул руку ему. Тот, пыхтя от оказанной чести, прикоснулся к царственной длани губами, но получил по зубам: не заслужил.

За мой подвиг король оказал мне великую милость: мне пришлось поцеловать этому ничтожеству руку! Церемония сопровождалась радостным писком подданных.

30. Джеймс Хэрриш

Большая игра продолжалась. Древние боги Луны поставили на меня — что ж, господа, будьте уверены, не подведу. Я свое дело знаю туго, только дайте развернуться. Вас ждет неплохое шоу здесь, внизу — животики надорвете!

Я был словно под кайфом. Сила, дремавшая внутри меня и лишь изредка высовывавшая свои рожки, теперь переполняла меня, даря ощущения власти и могущества, как во сне. Значит, пришло время снам сбываться.

Магдала улыбалась мне — должно быть, чувствовала то же самое. На экране пошла заставка: быстро растущий серп Луны в кольце зеленых молний. Круто у них получается, у этих очкариков, свихнувшихся на виртуальной реальности.

— Добрый день. С вами вновь «Тайны Луны». Сегодня у нас в гостях необычный гость — это известный политик, депутат городского совета; человек, чье имя стало символом бескомпромиссной борьбы за нашу безопасность и процветание. Это Джеймс Хэрриш!

— Всем привет. Знаю, некоторые сейчас морщатся, словно у них живот схватило — опять этот тип со своей пропагандой! Вы, конечно, можете выключить телевизор, братья и сестры, только тогда не услышите чего-то очень важного. Потом будете ходить и переспрашивать у знакомых. Кому это надо?

Сегодня я не буду говорить о выборах. Ну их побоку! У кого глаза открыты, тот видит, за кого надо голосовать, а другим, может, суждено всю жизнь блуждать в потемках. Помолимся за них на досуге. Сегодня я не буду вас агитировать. Сегодня я открою вам тайну. Настоящую тайну Луны.

Братья и сестры! Вас обманули. Вас обманывали всю жизнь.

Всю жизнь вам внушали, что Луна — холодный и безжизненный мир, где нет ничего интересного. Это ложь! А тем, кто говорил правду, приходилось туго. Сотни лет длится этот заговор, но мы положим ему конец.

Вы верите в селенитов, друзья мои? Может быть, да, а может, и нет. Вы не хотите, чтобы над вами смеялись. Вы не хотите, чтоб вас засадили в психушку. Иногда вы боитесь признаться даже себе.

Хватит! Пришла пора раскрыть карты.

Я верю в селенитов. Они существуют. Они здесь, рядом с нами. Наша Луна — не мертвая пустыня, а обитель древней и мудрой расы. Эти существа намного обогнали нас в развитии, они обладают невероятными возможностями. Хотят ли они завоевать нас? Нет, им это не нужно. Они не такие дикари, как мы. Подумаем лучше, кому выгодно запугивать нас кровожадными пришельцами. Конечно, тем, кто не хочет контакта. Тем, кто хочет украсть у нас будущее.

С нами готовы поделиться всем — опытом, знаниями и возможностями. Сбудется то, о чем вы мечтали, друзья. Не станет больше войн, болезней, старости. Живите вечно, братья и сестры!

Вы увидите своих правнуков и отдаленных потомков. До звезд будет подать рукой, Млечный Путь покорно ляжет вам под ноги. Не желаете прогуляться? Новый человек станет повелителем Вселенной.

Но готовы ли мы к контакту? Посмотрим вокруг. Сначала надо навести порядок в своем доме. Надо навести порядок и в умах, остановить разброд и шатания. Задумаемся: способны ли мы взмыть в небо, способны ли оторваться от Земли, преодолеть ее жуткую силу тяжести.

Там, на Земле, миллиарды жалких людишек размножаются, грызутся из-за пустяков и отравляют все, к чему прикасаются их грязные руки. Нам удалось вырваться из этого кошмара. Мы забрались на небо и можем теперь смотреть оттуда сверху. И нас уже ненавидят за это!

Пусть каждый спросит себя: как я попал сюда? Что это было — случай? Я не верю в случайности. Это судьба. Это воля небес. Нам дали шанс, так не упустим его!

Мы — люди великой судьбы. Нам нужно небо. Нам нужны звезды.

Нам нужна вечность. И мы получим это! Мы отвоюем себе место под солнцем. Мы построим новый прекрасный мир. Мир мечты, мир волшебных сказок и фантастических снов. Я вижу его!

А тем, кто не видит, говорю: смотрите! Восходит звезда новой эры. Те, кому нужны доказательства, скоро их получат.

31. Профессор Коллинз

Честно говоря, раньше я никогда не интересовался местной политикой, а имя Джеймса Хэрриша было для меня пустым звуком. В выборах я не участвовал, полагая это мероприятие бессмысленной тратой времени и денег. Мышиная возня, и больше ничего.

Позволю себе напомнить историю вопроса. Первоначально колония создавалась для нормального жизнеобеспечения научно-исследовательских станций. Это потом сюда понаехало множество сомнительных личностей и просто случайных людей, которые развернули здесь свой бизнес и принялись делить сферы влияния. Мотивы были, вероятно, самые разные, но корень у всех один — лень и бездарность, неумение или нежелание наладить свою жизнь там, на Земле. Разве могли эти люди понять всю ценность и значимость ведущихся здесь научных исследований? Увы. После распада последней сверхдержавы мир погряз в мелочных склоках, и никто не думает о будущем; все меньше уделяется внимания фундаментальной науке — ее место занимают культы и суеверия. А наше поколение уже слишком старо, чтобы противостоять этому безумию.

Та знаменательная ночь ничем не отличалась от предыдущих.

Нет, я не ждал появления Звезды, примкнув глазом к окуляру телескопа. Современная астрономия опирается прежде всего на компьютерные технологии. Вся информация собирается и обрабатывается автоматически, а затем выводится на мониторы.

Даже дежурство — простая формальность. Настоящая работа заключается в интерпретации полученных данных…

Итак, в четыре утра локального времени сработала программа регистрации Сверхновых, и аппаратура переключилась в особый режим. Здесь нам действительно пришлось посуетиться. Как всегда в подобных ситуациях выявился ряд недоработок и просто откровенной халтуры. В общем, нам удалось замерить спектры электромагнитной, гравитационной и нейтринной волн, возникающих при коллапсе. Более подробная информация, боюсь, будет непонятна неспециалистам.

Спать мне в ту ночь почти не пришлось, а утром лаборант сообщил, что со мной хочет поговорить какой-то журналист по поводу Сверхновой.

Я был рад лишний раз привлечь внимание общественности к научным проблемам. Полагаю, даже закоренелому обывателю иногда полезно обратить свой взор к небу. Тем более, надо думать и о молодежи, которая придет нам на смену.

Журналист оказался прилично одетым, но несколько развязным молодым человеком. Я попытался изложить ему современные взгляды на строение и эволюцию звезд, но оказалось, что мы говорим на разных языках. Его вопросы весьма удивили меня.

Он спросил, как я оцениваю факт сбывшегося предсказания Хэрриша и какое влияние может оказать вспышка на исход предстоящих выборов. Разумеется, я ответил, что ни о каких предсказаниях мне ничего не известно, и что не следует путать астрономию с астрологией. Взрыв Сверхновой за сотни парсек от Солнечной Системы ничем нам не грозит.

Журналист, в свою очередь, также был удивлен моей неосведомленностью в местных интригах. Узнав, что я не имею привычки смотреть телевизор и читаю только специальную литературу, он начал снисходительно разъяснять мне ситуацию, и чем больше он рассказывал, тем большим безумием это казалось. Я поспешил откланяться, сославшись на усталость…

А ведь он оказался прав. В тот день весь город говорил о «Звезде Хэрриша». «Взошла звезда новой эры!» — трубили средства массовой информации. Общественные обсерватории, ранее посещаемые только туристами, заполнились народом, жаждущим увидеть чудо.

Другие граждане толпами бродили по Луне, задрав головы к небу и распевая молитвы. Через несколько дней сияние стало угасать, но исход выборов был уже предрешен.

32. Номер Тринадцатый

— Да уберите вы эту чертову лампу!

— Пожалуйста. Только лампа эта — ваша. Все, что вы здесь видите, почерпнуто из ваших личных представлений.

— Знаю, я ведь не новичок… в ваших краях.

— Тогда, возможно, пребывание в мире гномов навело вас на некоторые мысли, и мы сможем более конструктивно продолжить нашу беседу.

— Возможно. «Не мечите бисера перед свиньями» — это вы хотели сказать? По-моему, слишком жестоко для Света. Значит, я всю жизнь занимался никому не нужным делом, спасая людей, недостойных спасения? Думал, что служу силам добра, а сам играл в игрушки и тешил свое самолюбие?

— Вы ничего не поняли, жаль. Попытаюсь объяснить. Речь идет не о ваших деяниях, а о вашей душе. Ваше первое, человеческое «я» — карлик в руинах былого величия. Ваше второе «я» — рыцарь-защитник всех карликов. Благородно, конечно, но для наших целей недостаточно. Ни в первой, ни во второй ипостасях вы нам не нужны. По закону вас следует вернуть в Колесо Жизни, причем на более низкий уровень. И все начнется сначала.

— Значит, все уже решено?

— Не совсем. У вас есть выбор.

— Какой?

— Третья ипостась. Вы должны найти ее в себе. Станьте тем, кто построил город и начертал руны. Верните себе былое могущество. Иначе ваша борьба бессмысленна.

— Сколько у меня времени?

— Вся вечность. Но у ваших друзей на Луне его осталось не так уж много, а вы ведь хотите им помочь, верно?

33. Игорь Белкин

В очередной раз я плюнул против ветра.

Получив информацию из первых рук, быстренько обработал ее, выделив наиболее важные моменты, и получилась прекрасная статья

— гимн современной науке и отповедь суевериям.

Честно говоря, мне просто не хотелось, чтобы «Лунная радуга» — газета, которой я отдал несколько лет жизни, участвовала в общем мракобесии. По этому поводу редактор устроил мне нагоняй. Оказывается, по данным социологических опросов, наука народу не нужна, а излишнее умствование может нанести травму чувствительной душе обывателя.

Что ж, пускай. Я не стал спорить. Механически вернулся на свое рабочее место и уставился в темную пустоту монитора, словно в окно в грядущее. Мысли были разные. Первая и наиболее легко осуществимая — бросить все и вернуться на Землю. Там, конечно, тоже не сахар, но тем не менее… А здесь нас все равно разгонят к чертовой матери или заставят писать какой-нибудь бред. Уже сейчас куча желающих этим заниматься. Жаль, редактор этого не понимает. Уж больно прост, одно слово — американец. Целая страна не заметила, как развалилась. Мы-то это сто лет назад прошли…

Однако собирать вещи я не спешил, а вместо этого взялся за свою картотеку. Речь шла о письмах читателей, небезразличных к моим статьям. Письма, конечно, были разные — одни за здравие, другие за упокой. Судя по последним, я давно уже попал в «черный список» тех, кому при новой власти придется несладко. А те, что поддерживали меня, могли пригодиться. Не письма, конечно, а люди.

Не занимающие никаких постов, не вошедшие ни в какие партии, разобщенные, смутно ощущающие приближение беды и ищущие, с кем поделиться. Молодые и старики, рабочие и служащие, бизнесмены и интеллектуалы…

У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе с тем это означало перейти невидимый Рубикон, из пленника истории стать ее творцом. Но разве не об этом я мечтал всю жизнь?

34. Шериф Кеннеди

— Нет, — сказал я. — Никаких незаконных вооруженных формирований. Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не думайте.

Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза.

Стыдно сказать, но я дошел до того, что в каждом встречном видел тайного агента и все время ожидал каких-то провокаций. Когда психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.

— Но почему? Не будьте бюрократом, — в голосе журналиста звучала досада. — Если плохие парни хорошо организованы, всем хорошим парням тоже надо объединиться, — помолчав немного, он добавил: — Это не я сказал, а Лев Толстой.

— Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись.

— Послушайте, люди Хэрриша наглеют с каждым днем. Против этих «вооруженных формирований» вы ничего не имеете?

— Они вполне законны.

— Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было оказано на Совет. Это просто насмешка над демократией.

— Закон есть закон.

В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным кретином. Собственно, многие меня таким и считают. Иногда это даже бывало полезно, но не сейчас.

— Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать закон — даже от вас.

Журналист неожиданно улыбнулся.

— А если вы не будете шерифом?

— Тогда и поговорим.

— Заметано! — Белкин заговорщицки подмигнул мне.

— Вон! — прорычал я. Терпеть не могу фамильярностей от малознакомых людей.

Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком обольщался на свой счет в случае победы оппозиции, но полагал, что до конца исполню свой долг. Теперь я видел, что конец этот может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка романтиков-идеалистов, не знающих, с какого конца держать излучатель. Человек с моим опытом будет просто необходим.

Пожалуй, Лев Толстой был прав.

35. Майкл Петрович

Вот и настал он — последний день, когда ничего уже нельзя изменить. Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым ожиданием. Еще вчера ты вновь и вновь пытался достучаться до чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки. Осталось выполнить свой — возможно, последний — гражданский долг.

Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать за самого себя. Но в глубине души, должно быть, лукавил. Теперь вопрос уже не стоял. Потому что решалась не моя личная судьба, а судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.

Под утро мне снились кошмары. Когда я вынырнул из их темной круговерти, обратно возвращаться уже не хотелось. Я поднялся с постели, привел себя в порядок, выпил две чашки черного кофе для бодрости и отправился на окружной избирательный участок.

Народу на улице было немного: воскресным утром большинство предпочитало поспать. Редкие прохожие узнавали меня — одни приветливо улыбались и здоровались, другие хмурились исподлобья и бормотали что-то нелицеприятное. На подходе к участку меня словила съемочная бригада — молодые, симпатичные ребята, готовившие репортаж о выборах. Несмотря на их живой интерес, мне показалось, что они не воспринимают ситуацию всерьез. Для них политика была частью индустрии развлечений. Что ж, иногда и мне представлялось, что мы все участвуем в бесконечной пьесе абсурда на потеху неведомым зрителям.

Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе витало в воздухе. Меня пробрал озноб. Весело болтавшие репортеры притихли. Представшая нашим взорам картина не предвещала ничего хорошего.

Во-первых, здесь были штурмовики. В этот день по приказу Хэрриша они занимались «охраной правопорядка» на всех избирательных участках «в целях защиты свобод граждан и во избежание провокаций». Эти, судя по всему, с удовольствием выполняли возложенную на них миссию, поигрывая бейсбольными битами и железными цепями, посасывая пиво из банок и распугивая слабонервных избирателей.

Во-вторых, здесь были несколько темных личностей, в которых по нелепым балахонам и рогатому знаку Луны легко было узнать адептов секты «Лунная жизнь». Нечасто они одевали в миру свою парадную форму, разве что по большим праздникам своего странного культа. Я знал, что «лунатики» тоже на стороне Хэрриша, что это они подкинули ему идейку о Новом Асгарде. Но формально придраться было, как всегда, не к чему. «Наблюдатели от общественных организаций» пользовались своими неотъемлемыми Должно быть, они торжествовали, но, в отличие от штурмовиков, молча.

Я увидел, как трое парней преградили дорогу маленькому, но гордому японцу и вступили с ним в дискуссию. Как оказалось впоследствии, ему объясняли, что узкоглазым макакам голосовать не положено; японец в ответ цитировал Декларацию прав человека на безупречном английском.

— Что здесь происходит? — начальственным тоном спросил я, полагая, что во главе свиты из репортеров и приставших по дороге сторонников выгляжу достаточно внушительно. В конце концов, я все еще был мэром. Но этим глумливым физиономиям было, похоже, все равно, лишь бы покуражиться.

— Кто это? Никак, господин мэр!

— Какой мэр? Не видишь, что ли, это русский медведь.

— Эй, медведь, катись в свою Москву.

— Пожалуй, не стоит пускать его в участок.

— Он там нагадит. Эти русские везде гадят.

— Смотрите, какая рожа — сейчас зарычит…

— Дорогу! — рявкнул я.

Штурмовики неохотно расступились, пропуская нас.

— Мы еще поохотимся на тебя! — злобно шептали мне вслед.

Я прошел внутрь и направился прямиком к столику за бюллетенем…

У клерка из комиссии было что-то с лицом: оно гнило прямо на глазах. Белесые черви копошились в чернеющем мясе, и обнажались желтые кости черепа. Сама Смерть смотрела на меня.

Мне не было страшно — кто в наши дни не знает, что такое наведенная галлюцинация? — но стало невыносимо противно и жалко себя. Почему именно я должен противостоять силам Тьмы? Я закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, но омерзительное видение все еще стояло перед глазами, а в воздухе пахло гниющим мясом и серой.

И тогда вдруг мое сознание провалилось куда-то в иной мир.

Я оказался под сумрачными сводами храма. Горели свечи. Невидимый хор пел осанну. Рядом стояла она — моя последняя любовь — светлые волосы убраны под черный платок, а голубые глаза сияют как прежде. Она смотрела на меня, улыбаясь, но видела дальше.

Тонкие губы шевелились, и нежный голос звучал в моей душе повторяя слова молитвы. И сила Того, Кому она служила, освободила меня.

Должно быть, это продолжалось всего мгновение. Когда я открыл глаза, злобный морок уже испарился. Кто-то держал меня под руку, сочувственный голос произнес:

— Что с вами, Майкл Петрович? Вам плохо?

— Ничего, все в порядке. Голова закружилась.

— Может, присядете? Принести лекарство?

— Нет, не нужно. Я буду голосовать…

Сделав то, что я должен был сделать, я вышел из участка и, не обращая внимания на происходящее вокруг, добрел до дому. В тот день я больше никуда не ходил и ни с кем не разговаривал, отключив телефон — возможно, зря. Время от времени включал телевизор, чтобы посмотреть новости о ходе выборов. Сообщения эти только больше вгоняли меня в тоску.

Где-то к полуночи стали известны результаты голосования.

Кого выбрали, вы сами знаете. С горя я напился, как свинья. А проснулся уже в совсем другом месте.

36. Шериф Кеннеди

Отправившись с утра на работу, я встретил около полицейского управления толпу оборванцев, выкрикивающих мое имя.

«Долой копов! Кеннеди в отставку!» — кричали они. Не знаю, по каким притонам их собрал Хэрриш, но дело свое эти подонки знали.

Однако инструкции нападать на меня у них не было. Не так это делается.

Внутри меня встретила моя команда. Похоже, увидев меня живым и невредимым, все испытали заметное облегчение. Ребята здорово нервничали, но держались молодцом. Они ждали моих приказаний, искренне веря, что я вытащу их из любой переделки.

Хотелось бы мне тогда так верить хоть во что-нибудь! Я сказал не поддаваться на провокации и усилить охрану здания, потом прошел в свой кабинет.

Зазвонил телефон. Мне сообщили, что со мной будет говорить мэр. Я надеялся услышать голос Майкла. Может, вместе мы что-нибудь придумаем? Но в ухо полился ядовитый шепот Хэрриша:

— Вы еще здесь, мистер Кеннеди? Я просто решил проверить.

Похоже, вы не прислушиваетесь к голосу народа. Это очень, очень плохо. Какой же вы после этого демократ!

— Что вы хотите?

— Отставку! Кеннеди в отставку! Готов принять ее прямо по телефону. Формальности нам ни к чему.

— Не дождетесь.

— В таком случае, я увольняю вас. И все ваше поганое управление. Сдавайте значки.

— Вы не можете этого сделать.

— А кто мне запретит?

— Закон…

— Можете подтереться вашим законом. Вы мастодонт, Кеннеди, осколок прошлого. Объясняю для дураков: здесь больше нет закона.

Есть только моя несокрушимая воля. Боги на моей стороне. Прочь с дороги. У вас есть шанс, пока я добрый.

— Господин Хэрриш…

— Зовите меня Зигфридом!

Я понял, что он окончательно спятил, и повесил трубку.

Затем приказал не соединять ни с кем. Мне нужна была тишина, чтобы немного подумать.

Наконец я решился. Собственно, сделать это следовало уже давно. Я нащупал в кармане пластинку электронного ключа, вынул ее, полюбовался кричаще-красной наклейкой — знаком опасности, поднялся из-за стола и, буркнув помощнику: «Я в подвал», направился прямиком к заветной двери. Давненько я здесь не был…

За этой дверью находился терминал спецсвязи с Землей.

Несколько раз мне пришлось набрать код экстренного вызова, пока на экране не возникло лицо — к сожалению, мне не знакомое.

Какой-то пижон в штатском.

— Слушаю вас, шериф.

— Мне нужно срочно переговорить с генералом Свенсоном.

— Вы будете говорить со мной.

— Хорошо. Слушайте: город во власти экстремистов. Наш новый мэр — сумасшедший…

— Вы имеете в виду Джеймса Хэрриша?

— Так вы знаете?

— Мы знаем все, что необходимо.

— Тогда вот вам последняя информация: он только что уволил меня и распустил полицейское управление. Все, что он делает, противозаконно. Ситуация чрезвычайная. Нам необходима помощь.

— Выполняйте приказ.

— Что?!

— Выполняйте приказ вашего мэра.

— Оставить город безумцам? Но что будет со всеми нами?

— Мы вышлем следственную комиссию.

— Нам нужна не комиссия, а спецназ!

— Вы забываетесь, господин Кеннеди. Всего хорошего и спасибо за сотрудничество.

— А пошел ты!.. — я действительно жутко рассердился. Да и терять мне было уже нечего. Но экран погас, и тот в штатском меня не услышал.

Пару минут я тупо сидел перед терминалом. Давно меня так не подставляли… А затем пришло озарение: о чем речь, теперь я свободен!

37. Номер Тринадцатый

Я решил выяснить, откуда все-таки приползают змеи (гномы, очевидно, не задавались этим вопросом) и заодно исследовать здание. Так я нашел мрачные сырые подземелья и заплесневелые ступени, ведущие Бог знает куда.

Уничтожив несколько змеиных гнезд и вручив королю связку отрубленных голов — пусть порадуется напоследок — я отправился в путь. Я блуждал в бредовом лабиринте подземелий, по бесконечным темным коридорам, спускаясь все глубже и глубже — к основанию этого мира, к истокам моей загубленной души. Путь шел сквозь толщу земли и напластования памяти. По дороге мне приходилось сражаться с отвратительными чудовищами и давно умершими врагами, со страхами и сомнениями.

И когда прежняя жизнь стала казаться сном, а мой путь — единственной реальностью, передо мной открылись Врата.

Я вошел в склеп и остановился перед каменной гробницей. Это был конец пути. Мой меч зашевелился в руке, по клинку забегали молнии — он жаждал действия, и я с размаху опустил его на могильную плиту. Та разлетелась тысячей осколков. И я увидел человека, лежащего внутри, скованного чарами тысячелетнего сна; и человек этот был — я!

Настала пора пробуждения. Затрепетали веки, открылись глаза

— стены моей темницы рухнули в грохоте и сверкании молний, и слышен стал хор далеких голосов, поющих осанну.

«И увидел я новое небо и новую землю…»

Это — Свет Иерусалима.

Это — Начало бытия, Источник жизни.

Тот, кого люди называют Богом.

Маленькими искорками мы купались в лучах Его любви, и так могло продолжаться вечно — мы хотели этого — а Он отталкивал нас

— мягко, но настойчиво, и приходило знание: нам придется покинуть Его, чтобы вернуться. Ибо мы сотворены воинами для великих битв в новом витке Армагеддона, и силой Его мы должны сразиться с силами Тьмы, освобождая людей от ее дьявольской власти во множестве миров и времен.

Я вернулся на тропу, с которой свернул.

Я нашел себя и вернулся к себе.

Я знал теперь, что делать дальше.

38. Майкл Петрович

Я приходил в себя постепенно. И не сразу понял, что сон уже кончился, а то, что я вижу — реальность. Но это было именно так.

Я лежал на каком-то тюфяке в комнате, судя по всему, недавно приспособленной под жилье. Напротив меня сидел Белкин, неторопливо и вдумчиво собирая из деталей металлическую штуковину, здорово смахивающую на оружие. При этом он мурлыкал себе под нос что-то классическое. «Попробуй спеть вместе со мной, Вставай рядом со мной…» Кажется, Цой.

Увидев, что я проснулся, он кивнул мне.

— Добрый вечер, Михаил Петрович.

— Почему «вечер»?

— По часам. Иначе теперь не разберешь — наш великий вождь отменил времена суток. Вот и жжет электричество напропалую. Это называется Великий Полдень. В общем, времени больше не будет, как и было сказано.

— Бред какой-то…

— Угу. Доктор Флетчер того же мнения.

Я сел и попытался собраться с мыслями. Голова гудела.

— Как я попал сюда?

— Мы вас эвакуировали. Правда, пришлось выломать дверь…

Зато очень вовремя: как раз перед приходом штурмовиков. Они очень злились… Даже хорошо, что вы этого не видели. В квартире придется делать ремонт.

— А что вы здесь делаете?

— Защищаю демократию. Здорово, правда? Сбылась мечта идиота.

— Вы ведь журналист. Четвертая власть. Сейчас самое время говорить с народом, сказать ему правду…

— Увы, Михаил Петрович! — развел руками Игорь. — Я больше не журналист. И вы не мэр. А наш общий знакомый Кеннеди — не шериф. Такая вот перемена в судьбе. Теперь все мы — подпольщики.

В прямом и переносном смысле.

— Что с Ником?

— Жив, здоров. Тренирует новобранцев. За вас беспокоился.

Да все в порядке, прорвемся. Главное — не падать духом.

Меня покоробило его легкомыслие.

— Надо срочно связаться с Землей.

— Уже.

— Когда прибудет помощь?

— Прибудет комиссия.

— Какая, к черту, комиссия?!

— Следственная. Ну что вы так смотрите? Я их понимаю. В принципе, они правы. Зачем устраивать мясорубку раньше времени?

Надо сначала разобраться. Мы же не в двадцатом веке живем.

— Так что же делать?

— Вам надо прийти в себя. Вы — наш лидер. Придется сказать пару речей, наметить план мероприятий, назначить ответственных за исполнение… Да что я вам рассказываю, вы же на этом собаку съели!..

Сначала мне было тошно, как будто я действительно съел собаку. Но потом втянулся и словно помолодел лет на двадцать.

Люди верили в меня. Может быть, даже больше, чем я того заслуживал.

39. Номер Тринадцатый

Сила лунных недр выбросила меня в край ночи. Я оказался на серой равнине под звездным небом. Я видел, как Они прорастают из праха цветами зла и смерти, принимая облик поглощенных Ими людей, доводя его до совершенства. На мгновение я залюбовался Их нечеловеческой холодной красотой, а Они почувствовали это и стали обволакивать меня невидимой паутиной чар и иллюзий.

Звучала прекрасная музыка, нежные голоса звали меня, обещая неземные радости и могущество бога.

Усилием воли я разорвал колдовские сети и плюнул в Них огнем. Опаленная полупрозрачная масса, завывая и корчась от боли, стала свиваться в темные жгуты, собираясь для нового удара в новом чудовищном облике. Гигантский черный паук вырос передо мной, сверкая девятью парами безумных человеческих глаз. На то, чтобы подбить их все, понадобилось бы немало времени.

Я сражался с пауком врукопашную: огонь его не брал, а обнажать меч раньше срока не следовало. Зрелище было не из приятных. Оторванные конечности дергались вокруг, стараясь как-нибудь зацепить меня. Потоки густеющей слизи затмевали глаза и сковывали движения. Тогда я сжигал ее, превращаясь в живой факел, и вновь крушил все подряд.

Вдруг оказалось, что я сражаюсь с пустотой. Тело чудовища растаяло, превратившись в мерцающее эктоплазменное облако. Оно вырастало до небес, обретая свою последнюю и окончательную форму.

Нимб мертвого света воссиял над увенчанным рогами черепом, скалящем зубы в зловещей ухмылке. Окаменевшие кости гиганта вновь сомкнулись, послушные нечеловеческой воле. По черной броне доспехов заструились молнии. Когтистая рука вынула из ножен меч, исчерченный рунами разрушения и гибели. Он стоял передо мной — великий воин Зла, страж Тьмы, хранитель Асгарда. Шутки кончились. Настал час битвы.

40. Джеймс Хэрриш

Что-то произошло. Я словно проснулся, и это было далеко не приятное пробуждение. Я стоял на балконе какого-то здания, а площадь внизу была запружена толпой, жадно ловящей мои слова.

Только слов больше не было. Я забыл их, как забывают сон — он словно утекает в небытие, и ты бессилен удержать его. Да, я помнил, как говорил что-то — должно быть, важное, а толпа одобрительно стонала в ответ, и я упивался своей властью над ней. Но это все вдруг разом кончилось. Со все большим ужасом я осознавал, что не помню темы и повода своей речи, не помню даже, выбрали меня уже мэром или нет.

В растерянности я посмотрел вокруг, словно ища чьей-нибудь поддержки, и наткнулся на испуганный взгляд Магдалы Ларсен. Как же она изменилась! Нездоровый цвет лица, морщины, покрасневшие глаза, растрескавшиеся губы — все разом бросилось мне в глаза.

Неужели это моя богиня? Через мгновение я вдруг понял, что она испытывает точно такие же чувства, глядя на меня. Что-то было не в порядке.

Рядом раздался сдавленный стон. «Лунатики», стоявшие на балконе вместе с нами, были неподвижны как статуи — вероятно, поэтому я сначала вообще не заметил их. Но они были здесь, застывшие в ужасной судороге, и только глаза горели невыразимой болью и бешеной злобой. Потом один из них упал и забился в припадке, словно сражаясь с невидимым врагом; за ним последовали остальные. Один вдруг поднялся на ноги, что-то ища перед собой руками, будто слепой, и вывалился вниз через перила.

Магдала жалась ко мне, истерично вскрикивая, а я, оторвав взгляд от ужасного зрелища, перевел его на толпу внизу и как-то отстраненно подумал, что это конец моей политической карьеры.

Но внизу тоже происходило нечто странное. Толпа бесшумно опадала. Я видел, как люди медленно опускаются на асфальт, валясь друг на друга, устраиваясь поудобнее, сворачиваясь калачиком или заваливаясь на спину. Картина при всей своей безумности была на редкость мирной. Народ засыпал. Должно быть, для того, чтобы проснуться с ясными головами и отвергнуть прежнее свое бытие как ночной кошмар. Кто-то переписывал историю, и мне это не предвещало ничего хорошего. Неужели мы с Магдалой останемся одни? Впрочем, так даже лучше: больше шансов на спасение.

— Пошли, — сказал я самым решительным тоном.

— Куда?

— В Асгард.

— Что?!

— Ты знаешь, где Врата. Будешь показывать дорогу.

— Но там ничего нет… Ничего!

— Нам они откроются. Так было обещано, помнишь? Не зря же мы старались, черт побери! Нам причитается.

По опустевшим коридорам и лестницам мы вышли из здания мэрии, преодолели завалы недвижных тел, стараясь не наступать на спящих, и наконец вырвались на оперативный простор.

Оказалось, что и город я помню плохо. Прошлое словно затянула пелена. На очередном повороте мы увидели вдруг впереди группу вооруженных людей. Сначала мне показалось, что это мои штурмовички — но тогда почему не в форме? Они тоже увидели меня и среагировали однозначно, направив в мою сторону раструбы излучателей. К счастью, стреляли они плохо. Не знаю, сколько зарядов рассеялось в пространстве, но в нас они не попали. Мы с боевой подругой бросились в ближайший переулок. Переждав некоторое время под прилавком какой-то лавчонки рядом с храпящим продавцом, продолжили свой путь в небеса.

Некоторые опасения у меня вызывал шлюз — сумеем ли мы благополучно справиться с ним и покинуть пределы купола? Я как-то раньше не интересовался этим вопросом. И нужно было еще угнать лунокар…

Зря я боялся: там все оказалось на автоматике. За что только платят деньги смотрителям! Как только мы выехали под звезды, настроение у меня сразу улучшилось.

Теперь пришла очередь Магдалы вести нас к желанной цели. Ей не сразу удавалось вспомнить маршрут, и тогда она начинала ныть и причитать, что мы заблудимся и никто нас не найдет. Мне приходилось использовать всю оставшуюся силу внушения, чтобы привести ее в чувство.

Наконец она радостно воскликнула, углядев знакомые скалы.

Мы проехали туда точно по колее, оставленной Троммелем. У меня мурашки бежали по телу от предчувствий, да и Магдала как-то нервно дышала в микрофон. Осторожно мы начали спускаться в пещеру. Впереди мерцал свет…

41. Игорь Белкин

Их искали и в конце концов нашли. Два обезображенных трупа в пещере Троммеля. Там все началось, там и закончилось. Их разорвало давлением и тут же заморозило космическим холодом.

Экспертиза установила, что они сами сняли шлемы своих скафандров, а значит, речь идет о самоубийстве.

Мои собратья по перу не преминули провести параллель с гибелью Адольфа Гитлера и Евы Браун. Но на мой взгляд, если здесь и есть аналогия, то лежит она гораздо глубже.

То, что обычный человек совершает от отчаяния и малодушия, подавленный грузом своих проблем, для этих людей диктуется совсем иными мотивами. Смерть для них — ритуал. Они верят, что уходят в лучший мир, где их служение Хозяевам будет оценено по достоинству. И, возможно, они получат новое задание…

Нам трудно судить об этом. Надеюсь, они ошибаются.