Рассказы. Часть 2

ОСТРОВ СПЯЩЕГО

Никому не нравится бессонница — это подтверждает рекордная продажа снотворных таблеток… но существуют места, где сон может стать опасным. Вам может присниться…

Гаррисон лежал лицом вниз на спасательном плотике и чувствовал, как солнце медленно пожирает его мозги. После четырех дней на плоту единственное, что он чувствовал, это жару и жажду — в бредовом состоянии голода уже не ощущалось. Маленький плот мерно поднимался и опускался на длинных, ленивых волнах Тихого океана, и каждый раз, когда он шел вниз, голубая вода ласково омывала лицо Гаррисона.

Он смутно сознавал, что долго не продержится. Сейчас это было уже делом нескольких часов, когда он, наконец, сдастся и хлебнет голубой воды, которая так призывно плескалась у его лица, а затем умрет в страшных мучениях. Конечно, здравомыслящий человек не станет пить морскую воду, но несчастный, который находился среди Тихого океана в течение четырех дней без пищи и воды, вряд ли останется в здравом уме.

Он вновь с горечью подумал о том, что другие оказались счастливчиками, те, кто обрел быструю смерть, когда взрыв пустил ко дну их судно «Мери Д.». Теперь другие члены команды обрели покой, плавно покачиваясь и погружаясь в прохладный темный донный ил. И лишь он, находившийся в момент взрыва на грузовой палубе, успел выпрыгнуть за борт, чтобы иметь несчастье остаться в живых.

Гаррисон вновь подумал о воде. Он знал, что это только ускорит приближение смерти, но не мог заставить свой слабеющий рассудок отказаться от сладких грез. Перед его мысленным взором проплывали видения серебристых ручейков, бегущих по темным камням, пузырящихся минеральных источников, спокойных рек и голубых озер. Ему виделись хрустальные бокалы, наполненные ледяной водой, запотевшие от холода. Он всхлипнул, прижав лицо к горячему, пропитанному солью брезенту. Часы превратились в вечность. Он не осознавал, что солнце уже село, пока обжигающее раскаленное дыхание ветра немного не утихло. Гаррисон поднял голову, приоткрыл воспаленные, покрасневшие глаза. Была ночь, плот покачивался на темной, убаюкивающей воде, а небо было густо усыпано звездами. Он снова уронил голову на брезент… Где-то рядом послышались монотонный скрежет и шуршание. Сколько прошло времени, прежде чем эти, совершенно незнакомые звуки потревожили его помутившееся сознание? Они звучали в довольно регулярном ритме. Скрежет, шуршание — затем тишина. И снова скрежет, шуршание…

Словно оживающий труп, он медленно и неуклюже приподнялся на локтях и оцепенело уставился вперед. В двух футах от его лица была твердая земля.

Спасательный плот прибило к песчаному пляжу темного острова и сейчас он одним краем терся о песок, издавая шуршащие звуки. Кроме засасывающего шума прибоя больше ничего не было слышно. Крутящиеся скопления звезд торжественно смотрели вниз. Остров простирался перед Гаррисоном темной, загадочной глыбой.

— Это земля, — услышал он проскрипевший сухой голос. — Гаррисон не сразу понял, что голос был его собственным. Он почувствовал, что каким-то образом поднялся на ноги.

— Земля, — вновь прошептали его покрытые солью губы.

Гаррисон сошел с плота и опустился на колени на песок. Каким-то чудом он рывком поднялся, шатаясь, как пьяный, и неуверенно, не видя направления, попытался бежать вперед. Он бежал неуклюже, согнувшись, со свесившейся вперед головой и безвольно повисшими руками. Его затуманенный взор ничего не мог различить в темноте. Он напоминал ослепленное, безумное животное, двигающееся скорее благодаря инстинкту, чем разуму. Он поскользнулся на песке, запнулся о камень, но, удержавшись, продолжал, шатаясь, двигаться вперед. Затем снова споткнулся и упал. На этот раз он уже не встал. Измученное тело бессильно расслабилось, а сознание погрузилось в темный полумрак. Он чувствовал, как священное сумрачное спокойствие овладевает его мозгом. Значит, это и есть смерть? И со вздохом усталого ребенка он опустился в темноту.

Некоторое время спустя Гаррисон снова пришел в сознание. «Странная вещь», — думал он, — «восстать из мертвых». И внезапно понял, что не умер, — жестокая жажда по-прежнему сжигала горло, ведь не может же мертвец испытывать жажду? С трудом он разомкнул слипшиеся; распухшие веки и увидел ослепительный всплеск солнечного света.

Изогнувшись в конвульсии, он сел. Затем тупым диким взглядом осмотрелся вокруг. Его психика была слишком ошеломлена, чтобы полностью оценить то удивительное, что открылись перед ним.

Вокруг Гаррисона поднимался густой лес неземной красоты. Громадные черноствольные деревья возвышались, закрывая небо огромными кронами серебристой листвы. Их переплетенные ветви были опутаны темными, вьющимися лозами, а на них росли огромные, похожие на орхидеи, нежнейших оттенков, удивительные цветы, льющиеся великолепными каскадами на зеленый дери. Меж цветов, пронзительно крича, носились яркие попугаи, и прозрачные звуки птичьего пения доносились нежным звоном колокольчиков. В наступающей убаюкивающей тишине легкий ветерок, наполненный острыми запахами пряностей и легким ароматом изысканных духов, проносился, шепча, меж деревьев.

Гаррисон ошеломленно озирался вокруг. Среди деревьев он заметил сверкающую ниточку воды, крохотный, окаймленный папоротником журчащий ручеек. Безумная жажда четырех дней вызвала у него яростную вспышку борьбы за жизнь. Хрипло вскрикнув, на подкашивающихся ногах он устремился вперед. Минутой позже он лежал на животе, подминая папоротник, с лицом, опущенным в источник холодной, кристально-чистой воды. Вся сила воли ушла на то, чтобы на время прекратить пить. Он дрожал, отрывая лицо от воды, и его иссушенные губы и сморщенный язык, казалось, медленно наливались соками. Слезы задрожали у него на ресницах.

— Я спасен, — простонал он хрипло. — Спасен!

Гаррисон заставил себя подняться и, спотыкаясь, побрел прочь от ручья. Он пока еще не почувствовал голода, но знал, что нуждается в пище.

Неподалеку он нашел высокое дерево, ветви которого склонились от тяжести круглых красных плодов, которые внешне и по вкусу напоминали яблоко, но имели твердую, похожую на круглый камешек, сердцевину. Поев, он почувствовал себя немного бодрее. Теперь ему не грозила опасность умереть с голоду — вокруг росло вдоволь таких фруктовых деревьев.

В этом, полном приглушенных звуков сказочном лесу кипела своя жизнь. Серые зайцы носились между папоротниками, летающие белки резво прыгали с ветки на ветку, а в отдалении о чем-то шумно тараторили обезьянки.

— Мне повезло, что я натолкнулся на этот остров, — пробормотал Гаррисон. — Возможно он и не очень велик, да и выглядит совершенно необитаемым, но ведь большинство островов в этой части Тихого океана — просто голые скалы.

Нетвердой походкой он направился к слышавшемуся в отдалении шуму прибоя. Его все больше удивляло разнообразие живности, попадавшейся ему на глаза: два пятнистых леопарда, хрюканье диких свиней, роющих коренья в зарослях кустарника, вой гиены в чаше неподалеку и множество быстрых и прекрасных оленей. Казалось совершенно невероятным такое разнообразие жизни на маленьком тихоокеанском островке.

Вскоре он вышел из густых зарослей на узкий песчаный пляж. Спасательный плот белым пятном лежал на песке, там, куда его вынесла волна прилива. Окинув взглядом береговой изгиб, Гаррисон прикинул, что остров имеет около пяти миль в длину и примерно две в ширину. Весь покрыт густым лесом, зеленый оазис, словно заснул на широкой груди моря. Не было заметно никаких признаков того, что здесь когда-либо ступала нога человека. Гаррисон побрел вдоль берега, идти по песку было гораздо легче, чем пробираться сквозь чащу леса. Не пройдя и полмили, он внезапно столкнулся с девушкой, появившейся из ближних зарослей так неожиданно, что Гаррисон застыл на месте, уставившись на нее.

— Бог мой! — воскликнул он. — Откуда ты взялась?

— Меня зовут Мирра, — улыбнулась она.

Девушка была белой — он сразу это заметил. К тому-же была молода и привлекательна. Вряд ли ей было больше семнадцати лет. Ее одежда была довольно странной — короткая туника из мягкой белой материи, перетянутая в талии широким поясом, расшитым драгоценными камнями. Ее матовые плечи были обнажены, а туника не доходила даже до округлых колен. Она смотрела прямо ему в лицо. В ее задумчивых, мягких, темных глазах читалось какое-то сомнение, смешанное с радостным ожиданием. Красиво очерченные губы были слегка приоткрыты, темные блестящие волосы, зачесанные мягкой волной назад, открывали лоб.

— Мирра? — ошеломленно повторил Гаррисон.

— Я увидела тебя из леса, — сказал она, делая быстрый жест тонкими пальцами. В ее глазах светилось радостное возбуждение, и она добавила: — Я так рада, что наконец-то появился еще кто-то.

— Ты хочешь сказать, что мы с тобой единственные люди на острове? — вскричал Гаррисон. — И что ты была здесь одна?

Мирра кивнула:

— Да, кроме Спящего, конечно.

— Спящего? — Гаррисон не понимал ее. Он воскликнул: — А как давно ты находишься на острове?

— С того момента, как я помню себя, конечно, — сказала она, глядя на него с удивлением.

— Но как ты сюда попала? — воскликнул Гаррисон.

— Я не понимаю тебя, — сказала озадаченно Мирра. — Я нахожусь здесь с самого начала. Я часть сновидения, так же как и ты, и все, что вокруг нас.

— Часть сновидения? — эхом отозвался Гаррисон. — Ради всех святых, что ты имеешь в виду?

Замешательство Мирры усиливалось. Она взглянула на него с нескрываемым изумлением в ясных глазах.

— Ты хочешь сказать, что не понимаешь этого? — спросила она, — Это странно — ведь я поняла все сразу. Хотя я и не знаю, как мне удалось.

— Перестанешь ты наконец говорить загадками и объяснишь все как следует? — потребовал Гаррисон. Заметив недоумение и обиду в ее по-детски чистых глазах, он неуклюже попытался смягчить разговор. — Прости меня. Я слишком возбужден и нетерпелив. Что ты имела в виду, говоря, что являешься частью сновидения?

Ее ответ ошеломил его.

— Все здесь вокруг — только сон, — сказала Мирра, с живостью ребенка, старающегося что-то объяснить. — Этот остров — просто голая скала, а лес, животные и мы с тобой — только сновидение. Все это, конечно, кажется реальным для нас, потому что мы тоже — часть этого сна.

— Послушай, ты с ума сошла! — взорвался Гарри сон. — Этот лес, животные, ты — сновидение? И я тоже?

— Конечно, — убежденно сказала Мирра. — Ты — часть сновидения, так же как и я.

Гаррисон с трудом подавил в себе желание чертыхнуться, почувствовав жалость к девушке. Он видел, что она верила в то, что говорила. Должно быть, подумал Гаррисон, она выросла здесь одна и сама придумала эту фантастическую теорию.

— А частью чьего сновидения мы являемся, Мирра? — спросил он, посмеиваясь над ней. — Кому мы снимся?

— Спящему, конечно, — тотчас сказала она. У Гаррисона возникло сильное желание расхохотаться. Это, вне всякого сомнения, являлось самым безумным приключением, которое когда-либо у него было.

— А кто этот Спящий? — спросил он.

На нежном лице Мирры появилось выражение благоговения.

— Он просто — Спящий. Он лежит в глубине леса, никогда не просыпаясь. И то, что он видит во сне, является реальностью для этого острова. Спящий увидел во сне лес и ручьи, которые ты видишь вокруг. Ему приснились животные и птицы. Он увидел во сне меня — и внезапно я оказалась здесь. С того времени, как я появилась здесь, ему приснилось много других животных, но до тебя ему больше не снились люди. Я рада, что он увидел во сне тебя. Мне было так одиноко!

И в темных глазах Мирры мелькнул довольный пляшущий огонек. Уверенно и нежно она взяла Гаррисона под руку мягкой обнаженной рукой.

— Так значит Спящий увидел меня во сне, не так ли? — сказал, забавляясь, Гаррисон. — Мне бы хотелось увидеть этого Спящего.

На лице Мирры вновь появилось выражение благоговейного страха, и она медленно ответила:

— Я могу отвести тебя к нему. Но ты должен пообещать мне близко не подходить к нему.

И с какой-то естественной простотой она повела Гаррисона за собой в лес, идя по какому-то только ей известному невидимому следу, который вел окружным путем к центру поросшего лесом острова.

Попугаи и обезьяны бранили их на своих языках, пока они пробирались по зеленому дерну между гигантскими, украшенными цветами деревьями. Легкий ветерок веял дыханием, полным пряных, благоухающих запахов. Воздух полнился жужжанием и гудением мириадов ярко расцвеченных насекомых.

Мирра шла рядом с ним, словно маленькая, веселая лесная нимфа, смеясь над бранящимися птицами. Сорвав с лианы большой голубой цветок, она вплела его в свои прекрасные черные волосы. Но однажды она внезапно остановила Гаррисона и он увидел, как опасно-прекрасный силуэт леопарда растаял впереди в листве деревьев.

— Мне бы хотелось, чтобы Спящему не снились леопарды, — сухо сказал Гаррисон.

— Они приходят из его плохих снов, — серьезно сказала Мирра. — Ему приснилось много прекрасных вещей, которые мы видим здесь, но иногда ему снятся и дурные, злые вещи.

— Достаточно логично, — рассмеялся Гаррисон. — Как ты все это вычислила?

Мирра улыбнулась ему и покачала головой.

— Я не знаю. Все это как-то само собой прояснилось мне, когда я приснилась Спящему.

Они прошли уже больше мили по сказочному лесу и вышли на поляну, на которой росли высокие, могучие деревья, образующие как бы естественный собор, наполненный зеленоватым мраком и приглушенной тишиной. Мирра робко прижималась к Гаррисону, когда они подошли ближе.

— Мы возле Спящего, — прошептала она. — Не произноси громких звуков. Все живое на острове боится подойти к нему и даже я — я тоже боюсь.

Гаррисона охватило любопытство, которое вскоре сменилось нескрываемым удивлением, когда они на мгновение остановились.

Они оказались на краю идеально круглой, чистой площадки, покрытой изумрудным ковром травы, окруженной молчаливой стеной зарослей. В центре круга, освещенный солнцем, виднелся низкий квадратный постамент из сверкающего хрусталя.

На прозрачном помосте возвышалось ложе из красного дерева, украшенное причудливым орнаментом по бокам. А на нем, завернутое в плащаницу из золотой ткани, расписанной черными фигурами, лежало неподвижное тело мужчины.

Он лежал совершенно неподвижно на боку, рукой прикрывая повернутую вниз голову. Когда Гаррисон подошел ближе (а Мирра боязливо пыталась удержать его), он рассмотрел лишь, что у лежащего человека были темные волосы и белая кожа. Больше ничего не было видно.

— Это Спящий, — прошептала Мирра, дрожащими пальцами остановив Гаррисона в дюжине футов от хрустального возвышения. Ее темные глаза широко раскрылись в благоговейном страхе, когда она смотрела на лежащую фигуру.

— Боже праведный, это, должно быть, труп, захороненный какой-то неизвестной расой в давние времена, — вскричал Гаррисон. — Но как ему удалось так хорошо сохраниться на открытом месте столь долгое время!

— Нет, он не мертв, он только спит, — тихо промолвила Мирра. — Не говори так громко, а то разбудишь его.

— Я хочу осмотреть тело, — явно заинтересовавшись, пробормотал Гаррисон и двинулся вперед.

С побелевшим как мел от ужаса лицом Мирра удерживала его, прильнув к нему.

— Нет, ты не должен этого делать! Если ты разбудишь Спящего, его сновидение окончится — мы и все остальное из его грез, что возникло на острове, исчезнет!

— Чепуха, — сказал он, но Мирра продолжала удерживать его.

— Помнишь, ты пообещал мне не подходить к нему! — ее голос дрожал от неподдельного ужаса.

Гаррисон смягчился, увидев как потрясло девушку его намерение.

— Хорошо, — сказал он ей. — Я оставлю его в покое.

Мирра тотчас боязливо увела его с залитой солнечным светом поляны назад в тенистый лес. Тревожно оглядываясь назад, она торопливо шла обратно тем же путем.

— Если бы ты разбудил его, ты бы погубил нас всех, — прошептала она ему дрожащими губами. — Вот почему даже звери не подходят к Спящему — они знают об этом.

Гаррисон решил, что все более-менее становится понятно: когда-то на этом неизвестном острове существовали цивилизованные люди, которые так искусно забальзамировали мертвеца, что он мог лежать, не изменяясь, на этом ложе из красного дерева сколько угодно времени. Звери же, пугаясь мертвеца, будут избегать его.

И было совершенно очевидным предположить, что Мирра, выросшая в одиночестве на этом острове, примет труп за спящего человека и разовьет свою безумную идею о том, что все сущее на острове возникло из сновидений Спящего. У Гаррисона теперь не оставалось сомнений, что Мирра, как и он сам, была такой же несчастной, потерпевшей кораблекрушение, оказавшейся на острове много лет назад.

Она была по-детски счастлива и вздохнула с облегчением, когда они оставили лужайку со Спящим далеко позади.

— Теперь я поведу тебя к себе, Гаир-сон, — сказала она, пытаясь повторить имя так, как он назвал его ей.

Гаррисон задумчиво посмотрел назад и сказал:

— Мне бы хотелось когда-нибудь вернуться сюда и взглянуть на него поближе.

Тотчас же паническое выражение вновь появилось на лице Мирры. Она беззащитно прижалась к нему, и ее глаза выражали отчаянную мольбу.

— Гаир-сон, ты никогда не должен прикасаться к Спящему! Случится так, как я сказала, если он когда-либо проснется, мы — его сновидение, найдем тогда свой конец. Обещай мне, что ты никогда не прикоснешься к нему!

Он не мог не чувствовать, как ее сердце обрывается от ужаса.

— Хорошо, Мирра, — сказал он успокаивающе. — Я обещаю никогда не прикасаться к нему.

Вскоре они подошли к жилищу Мирры. Оно стояло на поросшем лесом склоне в северной части острова, среди больших деревьев. Рядом резво сбегал вниз небольшой пенящийся ручеек, к которому уютно прижалась изящная беседка из сплетенных зеленых веток ивы.

Мирра показала ему, как она сделала из веток дверь, которую можно закрывать по ночам, чтобы не могли пробраться звери, показала фрукты и орехи, собранные ею на обед, и мягкое ложе, которое она соорудила из душистых стеблей папоротника.

— С тобой здесь не будет одиноко, Гаир-сон, — сказала она нежно.

— Но я не могу жить здесь вместе с тобой, — возразил он.

— А почему нет? — спросила Мирра с озадаченным выражением в чистых глазах. — Хижина достаточно просторна для нас обоих.

Гаррисон неуклюже попытался объяснить. Ее глаза наполнились слезами, и мягкие губы задрожали:

— Я тебе не нравлюсь, Гаир-сон.

Торопливо он попытался успокоить ее. Обнимая ее, он внезапно ощутил всю нежную призывную красоту грациозного тела, которое едва покрывала короткая туника, чистого лба и широко открытых обиженных темных глаз под шелковистыми черными волосами.

— Мирра, — прошептал Гаррисон, крепче сжимая девушку в объятиях, его рука гладила шелковистые, пахнущие благовониями волосы. — Мирра… Мирра…

Так началась жизнь Гаррисона с Миррой на острове. Это была фантастическая жизнь, и тем не менее в последующие несколько дней она стала для него более реальной, чем вся его предыдущая жизнь в деловом, суетливом мире.

Именно Мирра своей теплотой сделала этот мир реальным для него. Ему казалось, что он никогда ранее не знал, что такое любовь, пока не встретил эту девушку, так похожую на ребенка в своей простоте, удивительно женственную в своем нежном очаровании и преданности ему.

Он много размышлял о том, как Мирра оказалась на острове, как она выжила и выросла здесь. А она могла рассказать ему очень мало. Ее представления о времени были очень смутными. Она говорила, что жила на острове так же, как сейчас, с тех пор как Спящий увидел ее в сновидении.

И когда Мирра говорила так серьезно о Спящем, Гаррисон обычно улыбался и нежно привлекал ее к себе. Он больше не делал попыток разуверить ее в этой иллюзии, поскольку видел, что ничто не может поколебать ее странную веру. Но Гаррисон часто задумывался о том безжизненном теле, что лежало на ложе из красного дерева.

На третье утро Гаррисон и Мирра спустились из хижины по лесистому склону и остановились в удивлении. У подножия холма появилось небольшое озеро — голубое, сверкающее маленькое озерцо, которого не было там еще предыдущей ночью.

Мирра радостно хлопнула в ладоши:

— Смотри, Гаир-сон! Спящему приснилось озеро!

— Ты думаешь Спящий это озеро тоже увидел в сновидении? — спросил Гаррисон, хотя он и сам был удивлен.

— Конечно, — сказала она с уверенностью.

Он рассмеялся.

— Просто ночью что-то запрудило этот ручеек, — вот откуда взялось озеро.

— Это не так, — заявила Мирра — Это — сновидение Спящего.

— Мы таковы, какими нас делают сны, — процитировал, улыбаясь, Гаррисон — Не важно, откуда оно в взялось, мне оно кажется подходящим местам для того, чтобы поплавать. Пойдем искупаемся!

Но в последующие несколько дней произошли события, которые Гаррисону оказалось объяснить труднее, чем озеро.

Так, например, появились слоны. Однажды в полдень Гаррисон увидел их — двух огромных горбатых серых исполинов, тяжеловесно шагающих в отдалении по лесу. От удивления он прирос к земле.

— Почему ты не сказала мне, что на острове есть слоны? — воскликнул Гаррисон, обращаясь к девушке.

Мирра покачала головой.

— Их не было до сих пор, Гаир-сон. Должно быть они приснились Спящему.

— Чепуха, — сказал он нетерпеливо. — Они были на острове — просто ты с ними раньше не встречалась.

И тем не менее он засомневался. За последние несколько дней они с Миррой обошли весь остров и не видели ни слонов, ни их следов, а сейчас они вдруг появились. Точно так же обстояло дело с гигантскими, размером в три фута, голубыми бабочками, которых он увидел на следующий день, и тюленями, появившимися в озере днем позже. Раньше их там не было — сейчас они там были. И Мирра с обезоруживающей простотой объяснила, что они тоже приснились Спящему.

— Спящему, как бы не так! — сказал нетерпеливо Гаррисон. — Я пойду посмотрю на него снова, — сказал он Мирре.

— Ты не будешь подходить слишком близко к Спящему — не станешь дотрагиваться до него? — взволнованно умоляла Мирра. — Помни, ты обещал мне.

— Я сдержу свое обещание, — успокоил он ее.

— Я пойду с тобой, — объявила Мирра.

— Ты не доверяешь мне, не так ли? — улыбнулся он.

— Не в этом дело, Гаир-сон, — сказала она серьезно. — Но мы были так счастливы — я боюсь, как бы ты не сделал чего-нибудь такого, что может разбудить Спящего и покончить с нами и со всем, что здесь есть.

Всю дорогу, пока они шли по лесу, Гаррисон нежно обнимал Мирру. Вскоре перед ними открылась та самая молчаливая и торжественная поляна, окутанная зеленым полумраком, куда, казалось, не рискнет выйти ничто живое. Гаррисон чувствовал, как колотится сердце девушки, когда они подходили к залитому солнцем кругу в центре поляны.

Как и в прошлый раз ослепительно сверкал хрустальный помост, и на нем по-прежнему стояло ложе из красного дерева, на котором покоилось тело Спящего. Он лежал как прежде, завернутый в золотистую мантию, прикрыв рукой повернутую вниз голову.

— Это необъяснимое чудо сохранности, — пробормотал, уставившись на Спящего, Гаррисон. — Археологи сошли бы с ума, если б смогли осмотреть…

Он замолчал, заметив, что Мирра, стоящая рядом с ним, задрожала. Девушка произнесла, задыхаясь:

— Посмотри — Спящий зашевелился и вздохнул!

На мгновение Гаррисону показалось, что он действительно увидел едва уловимое движение под золотистым саваном, и будто почудился низкий, протяжный стон. Но он тут же отмел эту фантастическую иллюзию.

— Это всего лишь подул ветерок и пошевелил накидку, Мирра, — сказал он.

Но ее лицо было искажено в ужасе.

— Гаир-сон, давай уйдем отсюда, скорее! У Спящего плохие сны, а это значит, что на острове появится зло!

В страхе она торопливо уводила его назад через поляну.

— Я боюсь, Гаир-сон! Спящий стонал — ему снятся дурные сны.

Он крепко обнял ее трепещущее тело:

— Не пугайся, Мирра…

Ночью страх добрался и до самого Гаррисона. Мирра безмятежно спала в его объятиях в маленькой хижине, когда он, внезапно проснувшись, услышал странные тяжелые шаги снаружи, гнусавое ворчание, неуклюжее царапание двери. В следующий миг примитивная дверь была сорвана и на фоне звездного неба он увидел темные силуэты стоящих снаружи существ. Громадные, сгорбленные, покрытые шерстью человеческие существа, больше похожие на зверей, чем на людей, с кривыми, как у горилл, конечностями и звериными рылами, со сверкающими в темноте зелеными глазами. Вскрикнула, проснувшись, Мирра:

— Это они — порождения зла, те самые, что приснились Спящему!

Услышав голос девушки, звероподобные фигуры, выкрикивая и хрюкая, попытались войти. Покрытые шерстью руки потянулись в темноте к ней… Гаррисон наконец вышел из внезапно охватившего его транса, ужаса и отвращения, и совершенно взбесился.

Он вслепую наносил удары по волосатым монстрам, издавая дикие звуки. Люди-звери проворно выскочили из темной хижины и, быстро работая кривыми ногами, побежали назад в лес.

— Мирра, нам нужно выбираться отсюда, пока они не вернулись! — закричал срывающимся голосом Гаррисон. — Бежим скорее!

Подхватив девушку на руки, он выскочил из хижины, и помчался что есть духу. Спустя несколько мгновений они услышали яростный рев чудовищ, ломающих хижину. Поспешное бегство привело их с Миррой в темные заросли высоких кустов.

— Гаир-сон, эти звери — то, что приснилось Спящему сегодня, когда мы наблюдали за ним! — вскрикнула Мирра, содрогаясь от рыданий. — Я знала, что у него был дурной сон.

— Тихо! Слышишь? — внезапно прервал ее Гаррисон.

Они услышали приближающиеся сердитые бормочущие выкрики.

— Боже, они идут по нашему следу! — вскричал ошеломленный Гаррисон.

Он отломил большой сук и, сжав в руке эту примитивную дубинку, они побежали в глубь леса, спотыкаясь в темноте. А следом за ними неслась погоня.

Целую вечность они бежали по ночному лесу, пытаясь оторваться от погони уклоняясь в стороны, но гомонящая грязная орда все время неотступно следовала за ними. Бледная заря застала их у южной оконечности острова. Мирра совершенно выбилась из сил.

— Мы не можем все время бежать, — хрипло произнес Гаррисон, — Рано или поздно они нас настигнут.

И вдруг его изможденное лицо засияло надеждой.

— Может быть они не пойдут за нами на ту поляну, где лежит Спящий! Ни одно живое на острове никогда не появляется там.

— Нет, давай не пойдем туда! — вскричала Мирра.

Но Гаррисон не стал слушать ее протестов и отчаянно потащил ее через лес к молчаливой, полной торжественности поляне, что лежала в такой же как прежде тишине, встречая лучи восходящего солнца.

Он положил теряющую сознание девушку в дюжине футов от хрустального возвышения. Темная фигура Спящего была по-прежнему неподвижна.

— Я боюсь, — прошептала Мирра, боязливо поглядывая на ложе.

— Я думаю, здесь мы в безопасности, — тяжело дыша, проговорил Гаррисон. — Они не посмеют…

— Гаир-сон!

Из леса на поляну выбежала грязная, покрытая шерстью орда — люди-звери!

Крик Мирры подбросил Гаррисона. Оказавшись на ногах, он резко бросился им навстречу. Короткими, яростными ударами тяжелой дубинки он раскроил черепа двух зловещих созданий как яичную скорлупу.

В стремительном натиске, сопровождавшемся пронзительными криками звериной ярости, с обезображенными рылами, исходящими слюной от неистовства, остальные монстры тянулись к нему невероятно мощными лапами. Он исступленно бил дубинкой, сокрушая кости и плоть страшилищ. Мирра снова закричала.

Повернувшись на долю секунды, Гаррисон хрипло закричал. Трое чудовищ в пылу схватки оставили его, обошли вокруг и схватили девушку. Беззащитное тело, бьющееся в волосатых руках, при виде этого зрелища у Гаррисона кровь застыла в жилах. И прежде чем он успел повернуться назад, его тоже крепко схватили мохнатые лапы.

— Мирра! — безумно выкрикнул он, борясь с нападающими, пытаясь пробиться к ней на помощь.

Он заметил мертвенную бледность лица, увидел ее широко раскрытые от ужаса глаза. Услышал ее отчаянный крик.

— Гаир-сон! Разбуди Спящего! Пусть лучше все мы, все, что вокруг лас, исчезнет, чем умереть вот так…

Он не мог пробиться к ней. Царапающие волосатые руки, которые вот-вот свалят его на землю, мешали ему.

— Разбуди Спящего, Гаир-сон! Покончи со всем…

Люди-звери наконец повалили Гаррисона на колени. Он сознавал, что не было никакой надежды спасти Мирру — никакой — кроме той безумной, подсказанной ею самой Он разбудит Спящего, даже если это погубит ее и все вокруг исчезнет, что ж, лучше ей встретить такой конец.

Гаррисон сделал последнюю попытку освободиться от хватающих, рвущих когтей. Ему удалось, замахнувшись, бросить дубину прямо в неподвижное тело на медно-красном ложе. Дубинка ударила по обнаженному плечу Спящего, и он увидел как потекла кровь из нанесенной раны. Спящий беспокойно зашевелился, приподнимаясь на ложе…

Туманная дымка покрыла внезапно все вокруг. Деревья, трава, помост и ложе, белое тело Мирры и волосатые люди-звери — все внезапно начало тускнеть, исчезать. И Гаррисон почувствовал, что его собственное тело тоже исчезает, растворяется.

Тускнеющим взором он наблюдал, как Спящий садится и открывает глаза. И в последний момент, прежде чем его телу и всему вокруг исчезнуть полностью, Гаррисон увидел и узнал лицо Спящего.

Это было его собственное лицо! Он, Гаррисон, исчезал, как, и все вокруг, но Спящий тоже был Гаррисоном, и сейчас он проснулся!

Он успел осмыслить это невероятное происшествие прежде чем сознание окончательно покинуло его с тем, чтобы в следующий момент внезапно снова прийти в себя. Гаррисон обнаружил себя сидящим на солнцепеке, с затекшими конечностями и совершенно одиноким. Мирра, люди-звери и все прочее исчезло. Он, Спящий, пробудился.

Гаррисон осмотрелся вокруг. Он лежал на голой скале, а вокруг него простирался безжизненный, бесплодный, скалистый остров, без единой частицы живого, без единого пятнышка зелени. И Гаррисон зарыдал, осознав это.

Он, который, спотыкаясь, выбрался на берег и измученный погрузился здесь в тяжелый сон, и был тем самым Спящим. И его сновидения создали и лес, и зверей, и Мирру и даже создали Гаррисона — из сна, похожего на него самого, который жил и любил в этом царстве грез. Он проснулся, и сновидение растаяло, и его творения исчезли.

Что-то заставило его повернуть опущенную голову к морю. Там, вдали, виднелось темное пятнышко судна, направлявшегося к острову…

Капитан танкера посочувствовал потерпевшему кораблекрушение, который лежал сейчас на койке в его освещенной лампой каюте, испытывая удовлетворение от того, что его поиски спасшихся с «Мэри Д.», которые он начал сразу же по получении сигнала бедствия с обреченного сухогруза, наконец, увенчались спасением по крайней мере одного человека. Но сейчас добродушное лицо седовласого моряка выглядело обеспокоенным, и он заговорил неохотно:

— Я не сомневаюсь, что тебе приснился какой-то дикий сон. Лежать в бреду на этом каменистом острове — с кем не случится подобное?

— Это был не просто бред — это сновидение было реальностью! — вскричал Гаррисон. — Все эти вещи, которые мне снились — и лес, и звери, и девушка, и другой я — все они существовали в действительности, так или иначе, пока я лежал и видел их в своих снах.

— О послушай, — сказал ему капитан. — Ты слишком умен, чтобы поверить в это.

— И тем не менее я верю в это, — упорствовал Гаррисон. В его глазах блестели слезы. — Я верю, что встретил единственную девушку, которую смог полюбить, в сновидении, которое было реальным и цельным, пока оно продолжалось. Как сновидение превратилось в реальность? Я не знаю… не знаю. Возможно какое-то странное силовое поле окутывало этот остров и настроилось на психо-излучения находящегося в бессознательном состоянии мозга. Что бы ни послужило причиной этого, я уверен, что это было реальностью. Уверен, благодаря вот этому.

И он закатал рукав, обнажив плечо. На плече была свежая, кровоточащая рана.

— Это ссадина, которую тот, другой Гаррисон, Гаррисон из сновидения, нанес Спящему, бросив дубинку. У меня ее не было, когда я заснул на острове.