Меня зовут генерал-майор Тук-Тук Минимус, эльф на службе у сира Гарри Дрездена, Рыцаря Зимнего Двора и волшебника Чикаго, и капитан его личной гвардии. Когда небо потемнеет от дыма и пепла, когда стенания о несправедливости и горе будут оглашать ночь, когда мой господин вступает в войну с титанами и невыразимыми ужасами из Запределья, кто-то должен защитить его от угроз, которые слишком малы, чтобы их можно было легко разглядеть.
Это моё место: не рядом с моим господином, а у его лодыжек.
За несколько дней, прошедших с тех пор, как милорд победил безумную богиню в бою лицом к лицу и получил в награду свой Замок, доставка пиццы стала нерегулярной. Солдаты начали выражать беспокойство. В конце концов, они сражались за своё право на пиццу. Запас некачественной замороженной пиццы в Замке позволял протянуть недолго.
Существовала тёмная смертная сущность, которую милорд называл кономи. Она был крайне вредной, потому что после битвы остались одни руины и заваленные улицы. Битвы делают кономи, которые когда-то были хорошими, очень плохими. Теперь плохая кономи мешала доставлять пиццу.
Это вызывало серьёзное беспокойство.
Солдаты постоянно говорили о кономи испуганным шёпотом.
— Милорд, — вежливо сказал я. — Войска снова беспокоятся о кономи.
Милорд открыл один глаз и слегка выдохнул воздух губами. Он сидел на подушке на полу и ничего не делал, поэтому я и выбрал этот момент, чтобы поговорить с ним. Его волосы были всклокочены. Под глазами у него были круги. На одной руке у него был гипс, а лодыжка была забинтована так сильно, что одна казалось больше другой.
— Тук, — сказал он усталым голосом. — Я медитирую.
Он вообще ничего не делал, когда я с ним разговаривал, так что, должно быть, он имел в виду какое-то другое время.
— И когда тогда? — спросил я.
Он резко наклонил голову вперёд и вздохнул. Затем он поднял на меня глаза и устало улыбнулся.
— Пойдём, поставим пару пицц в духовку?
— Это значительно ослабит напряжение, — сказал я ему своим самым серьёзным тоном. Хорошо быть очень серьёзным, когда речь заходит о делах, чтобы он знал, что не в моих правилах беспокоить его по пустякам.
— Дай мне секунду, — сказал милорд. Я ждал практически целую вечность, пока он поднимался со своего места и медленно вставал на ноги.
Милорд выглядел неважно. Смерть пришла за его миледи во время битвы. По ночам он отгораживался от мира в своих покоях, и, хотя позволял себе спать сутками, никогда не казался отдохнувшим. Милорд двигался так, словно на его плечи давила тяжесть океана.
— Ладно, — сказал он суровым голосом мгновение спустя. — На кухню.
Позади него раздался шорох. Секунду спустя большой серый котяра по кличке Мистер пронёсся мимо его лодыжек, очевидно, пытаясь свалить его с ног. Милорд отразил нападение рефлекторно, благодаря долгой практике, и зашагал дальше. Он медленно шёл по коридорам Замка и спускался к кухням в первом подвале.
Кухня мне не нравилась. Всё здесь было сделано из Погибели и казалось совершенно ненужным. Неужели они не могли сделать всё из пластика? Милорд уверял меня, что Погибель помогает уберечь смертных от болезней, но я не понимал, как это возможно. Один из смертных беженцев, проживавших в гостевых покоях Замка, оставил маленькую тканевую мышку с кошачьей мятой для Мистера, который стал талисманом всех, кто останавливался в замке. Его ласкали, как и когда хотели, и он всегда выглядел довольным. Старый кот радостно набросился на мышь и принялся методично гонять её по полу большой кухни.
Милорд затянул пояс своего халата, слегка дрожа от холода Замка, включил духовку и прошёл в морозильную камеру, чтобы выйти оттуда с парой замороженных пицц. Он щёлкнул выключателем на потрёпанном, древнем на вид ящике, и из него полилась очень причудливо звучащая человеческая музыка, вся потрескивающая, словно она звучала по ту сторону большого огня.
Не мне судить, почему милорду нравится музыка с треском. Он волшебник. А они все странные.
Милорд подождал, пока духовка разогреется, потом засунул обе пиццы, покрутил маленький пластмассовый циферблат на пластмассовой коробке, и тот начал тикать.
Потом он опустил лицо на руки, сгорбил плечи и замолчал.
Я хотел предложить ему утешение. Думаю, это было правильно. Но я только недавно узнал о смерти. Это была не та тема, которую мне можно было обсуждать с кем-то из моих друзей среди Маленького Народца. Смерть была не той темой, о которой они могли думать, что затрудняло разговоры о ней. Смерть не была частью мира Маленького Народца.
Только моего.
Милорд потерял свою миледи. И мне было известно, что это его печалило. Но я не понимал всех причин этого. Я не знал, как утешить друга, который страдает, как он. Мне самому никогда не было так больно. Когда кто-то другой из Маленького Народца пытался подбодрить меня, иногда мне становилось больно внутри. Я не хотел сказать или сделать что-то не то и по ошибке ранить чувства моего господина ещё больше.
Смерть — это очень сложно.
Послышалось тихое жужжание крыльев, и моя любовь Лакуна приземлилась рядом со мной. Она была одета в свои дорожные доспехи из чёрной кожи, а её тёмные волосы были заплетены в длинную косу. Её крылья выглядели очень красиво. Из всего Маленького Народца она была одной из немногих, кто был такого же роста, как я. Она яростно сражалась, и у меня было несколько шрамов, способных доказать это.
— Привет, лизоблюд моего ужасного похитителя, — сказала Лакуна своим мечтательным монотонным голосом. Она не стала кричать, так что мой господин, вероятно, не услышал бы её, если бы не был особенно внимателен. — И снова я отдаю себя тебе на унижение.
— Ты думаешь, что даже пицца унизительна, любовь моя, — сказал я.
Она сложила руки и сгорбила плечи.
— Пицца для пленника немногим лучше смерти. И она не полезна для твоих зубов.
— Ты проиграла честно и справедливо и попала в плен! — сказал я ей. — Таковы были правила!
— Я обязана служить твоему господину, так как он победил моего господина, — ответила Лакуна мрачным тоном. — Я должна служить. Но мне это не нравится.
В коридоре раздались громкие шаги, и сэр Уильям, служивший моему господину, просунул голову в кухню. Сэр Уильям был невысок для человека, но выглядел очень квадратным и сильным, как будто мог бы удержать угол Замка, если бы часть стены там рухнула.
— Гарри? — позвал Уилл. — О, привет.
Милорд провёл руками по лицу и поднял голову. Его лицо было красным, особенно нос и глаза.
— Уилл.
— Малышку Веласкесов выписали из больницы, — сказал Уилл. — Они привезут её сюда сегодня вечером.
Слабая улыбка коснулась лица милорда.
— О, слава Богу. Лихорадка прошла?
Сэр Уильям кивнул, возвращая улыбку.
— После визита Майкла Карпентера.
В уголках глаз милорда на мгновение появились тёмные складки.
— Ну, очевидно. — Он повысил голос. — Боб?
Секунду ничего не происходило. Затем в камне стен Замка появилась и замерцала точка голубого света, как будто твёрдый камень стал полупрозрачным. Затем из камня раздался голос:
— Я тут, босс!
Мистер пронёсся по полу кухни, вскочил на стойку с грацией, не соответствующей его годам, и набросился на голубой свет в стене, размахивая лапами.
— Эй! — сказал Боб. — Гарри! Это просто не уважительно!
Милорд взял Мистера на руки, и большой кот на мгновение мурлыкнул, прежде чем снова спуститься на пол.
— Боб, проследи, чтобы температура в покоях Веласкесов сегодня ночью оставалась тёплой и отрегулированной, — сказал он. — Последнее, чего я хочу, это вернуть её к родителям, чтобы она простыла и снова заболела.
— Будет сделано! — ответил Боб Замок, и свет исчез.
Мистер на мгновение оглядел кухню, явно надеясь, что огонёк вернётся, а потом разочарованно махнул своим обрубком хвоста и зашагал прочь.
— А вот и бюджет кухни, который нужно просмотреть, — сказал Уилл. Он протянул планшет, покрытый листами странного гибкого дерева, которые так нравятся людям.
— Адские колокола, — сказал милорд.
— Знаю, знаю, — сказал сэр Уильям, — но здесь ежедневно обедают от тридцати до пятидесяти человек, поставки нестабильны, а цены становятся всё более странными. Это нужно сделать.
Милорд проверил кухонный таймер, кивнул и сказал:
— У меня есть несколько минут. Генерал-майор, я вернусь до того, как пицца будет готова, и мы вынесем её на крышу.
Я чётко отдал честь.
— Слушаюсь, милорд. Я буду охранять кухню.
Милорд и его кастелян ушли по жизненно важным делам, не ведомым простым солдатам вроде меня, их громкие шаги и низкие голоса ещё долго, долго звучали после того, как они удалились.
— А теперь мы ждём, чтобы отравиться пиццей, — сказала Лакуна в своей плоской, очаровательной манере.
— Ерунда! — ответил я. — Это мой милорд отравляет нас!
Мистер гонял по кухне свою мышь с кошачьей мятой и резво бегал за ней. Нам с Лакуной пришлось улепётывать с его пути, чтобы не получить травм. Хоть мы и подросли, но Мистер был всё ещё могуч и грозен.
Только когда жужжание наших крыльев стихло, я услышал, что злодеи ворвались в замок.
Раздался далёкий, слабый, но странно пронзительный шипящий звук, треск, как от жарящегося на плите бекона, и он вгрызался мне в уши, словно там копошились крошечные жучки. Мы пробыли в Замке всего две недели (а милорд сказал, сказал, что именно поэтому это называется «две недели»!), но я и раньше слышал, как зачарованные камни Замка гневно реагируют на захватчиков.
Лакуна вскинула голову одновременно со мной, как и Мистер. Большой кот издал низкое злобное шипение, и его серая шерсть встала дыбом.
— На нас напали! — воскликнул я. — Пицца должна быть под охраной!
Клинок Лакуны зашипел, выскользнув из ножен.
— Конечно, пиццу надо охранять, — ласково прошептала она. — А я без доспехов. Ты должен идти в авангарде. Я останусь здесь.
— Да, любовь моя! Боб Замок! — прогремел я.
Появился голубой свет, который был гораздо более нечётким, чем когда его вызывал Гарри.
— Что? О, привет, ты, э... как там тебя зовут. Тот маленький парень, который становится всё больше и больше. Что случилось, малыш?
— На нас напали! — крикнул я.
Голубой свет на мгновение замерцал ярче, но потом голос сказал:
— Я уверен, что это полная ерунда.
— Ерунда! — сказал я, потрясённый. В конце концов, я был генерал-майором и капитаном Гвардии Ца-Лорда. — Сам ты ерунда!
— Малыш, оборона этого места почти такая же мощная, как и на острове. Ничто не сможет проникнуть сюда без моего ведома. Ты уверен, что не перевозбудился? Вы что, опять наелись «Фруктовых Колечек»?
— Это было только один раз! — запротестовал я. — Милорда нужно предупредить!
— Твоего милорда нельзя отвлекать, — ответил Боб Замок очень самодовольным и высокомерным голосом, который мне ни капельки не понравился. — У него важные дела, касающиеся Волшебника Чикаго. Заседания по бюджету.
Я не знал, что это за чудовище — бюджет, и как его лучше всего извести, чтобы отвлечь внимание моего господина, но волосы на моей шее встали дыбом, а пальцы закололо так, что я едва не попятился — враг был близко.
— Враг близко! — крикнул я. — Разве ты не слышишь шума?
Мистер пронёсся по полу и с яростью набросился на голубой огонёк.
— Ах тыж! — сказал он. — У меня и так дел по горло, а тут ещё эльфы и кошаки пытаются оскорбить меня каждый раз, как только я отвернусь!
— Бесполезный дух! — Выругался я, выхватил меч и подпрыгнул в воздух.
Я достал свисток, который использовал для координации действий Гвардии милорда, и начал дуть в него так сильно, как только мог. Бесполезно было бы пытаться предупредить людей, так как их уши были слишком дурацкими, чтобы услышать его, но любой из моих услышал бы и прилетел.
Замок был создан для обороны с самого основания. Здесь не было лестниц длиннее одного этажа. Захватчикам пришлось бы подниматься по каждой лестнице, пробиваться через весь замок к следующей, и так далее. Я пробирался по затемнённым коридорам и по близко расположенным винтовым лестницам к проходу на крышу — и обнаружил, что он занят врагом.
Мне хватило одного мгновения, чтобы заметить, как в воздухе, по которому я летел, мимо меня, пронёсся поток дротиков, и что-то зеленоватое и покрытое бородавчатой чешуёй полетело в мою сторону. Я отклонился и ударил со всей силой, которую мог вложить в удар мечом, и почувствовал, как лезвие глубоко вонзилось во что-то. Раздался гулкий вопль, и существо отлетело от меня.
— Отведай стали, злодей! — Завопил я, увернулся от новых дротиков и сел на плечо человеческого доспеха, стоявшего в коридоре, стараясь не касаться Погибели своей плотью, и оценив ситуацию, присел за шлемом.
По лестнице с крыши спускалась целая толпа существ размером с канализационных крыс. Все они принадлежали к одной общей породе, но внешне отличались друг от друга — гуманоиды, покрытые кожистой зеленоватой кожей, с висячими ушами, огромными руками и ногами. Черты лица были раздутыми до нелепости, и у каждого из них были одинаково острые, оскаленные в злобе зубы и тошнотворно-золотистые глаза рептилий. Они носили доспехи, как и моя Гвардия, имели при себе оружие и снаряжение, и я знал их, поскольку они были древними врагами моего народа.
— Гремлины, подлейшие из тварей! — крикнул я.
Раздался грохот, когда с крыши спустилась более крупная фигура, почти моего размера. Он медленно поднялся, гремлин, крупнее и массивнее остальных, с одним зрячим глазом, и дркгим заросшим ужасной массой шрамов. Шрамоглаз сжимал в обеих руках человеческий тесак, и его холодный взгляд встретился с моим.
— Пикс, — сказал он голосом, сотканным из размолотого асфальта и гудящего улья. — Нам нет нужды сражаться с тобой. Отойди в сторону.
— Мерзкий гремлин, убирайся отсюда! — крикнул я, направив на него свой меч. — Ты вторгаешься в законно завоёванное земли моего милорда Дрездена!
Слово прозвучало с силой, и мы оказались в его владениях. Гремлин вздрогнул и зарычал при упоминании имени моего повелителя, а затем посмотрел на меня с медленно растущей, торжествующей злобой.
— Тогда нам действительно нужно сразиться. Прыщ.
— Сам ты — прыщ! — яростно крикнул я.
Четыре очень больших гремлина спустились по лестнице, таща на себе большой пакет. Он имел вид прямоугольников, соединённых с маленьким сосудом с жидкостью, подключённым к спиралевидным проводам, идущим к круглому циферблату, который делал тик-так.
Я почувствовал, что мои глаза широко раскрылись.
Это было смертоносное устройство. Я видел такие устройства по телевизору и в кино. Это были штуки, которые взрывались.
Шрамоглаз перевёл взгляд с меня на бум-штуку и обратно, его зубы показались ещё больше в медленной, злобной улыбке.
— Убейте пикса.
Гремлины заревели, как бешеные звери, внезапно освобождённые из клеток, и в меня полетела туча копий. Я бросился прочь со своей позиции на доспехах, дротики со звоном ударились в стоящую позади меня Погибель. Шрамоглаз выждал, пока моё местоположение изменится, затем выхватил копье у одного из своих лакеев и метнул его сильно и точно в то место, где я должен был бы находиться, если бы не ожидал нападения. Вместо этого мне удалось отбить дротик в сторону своим клинком, расправить крылья, изловчившись не упасть на пол, и помчаться по коридору с маленькой армией гремлинов, завывающей за мной по пятам.
— Генерал-майор! — крикнул дружеский голос.
Я поднял голову и увидел Синенос и Шатун в тёмных, маслянисто-блестящих доспехах, с копьями в руках, с крыльями, превратившимися в размытые пятна, когда они подлетали ко мне на подмогу и выстраивались в строй по флангам.
— Мы должны замедлить врага и собрать Гвардию! — крикнул я им.
— Так точно, генерал! — крикнул Синенос. — Гобелены, сэр!
— Гобелены! — крикнул я. — Идем!
Один из людей, стоявших ночью на страже, проходил мимо по поперечному коридору, когда мы молнией приближались к нему. Я крикнул ему, но, как это всегда делают здоровяки, он не обратил внимания. Кричащие пикси, воющие гремлины, смерть и разрушение, несущиеся по коридорам Замка — и большой глупый человек даже не замечающий этого.
Иногда кажется, что мы должны ударить вас камнем, чтобы вы поняли, что мы находимся рядом.
Мой отряд помчался по коридорам в сторону большого зала, где рабочие повсюду развешивали гобелены, пока ремонтировали дыру в потолке. Гобелены были ужасного качества, поскольку были обычным холстом, и я чувствовал, что такое ремесло не соответствует стандартам моего повелителя, но для целей Гвардии количество было важнее качества.
К тому времени две дюжины гвардейцев откликнулись на мой сигнал, и, когда мы влетели в зал, почти все были наготове. Я быстро отдал распоряжения. Гвардейцы разделились на команды по четыре участника, каждый захватил один из больших плотных гобеленов — вес, с которым едва справлялись наши крылья, — и моя команда возглавила движение, с трудом возвращаясь к врагу.
Мы настигли их у подножия лестницы ведущей на верхний этаж.
— Гвардия Ца-Лорда! — крикнул я. — За мной!
Мы устремились вниз, на врага, и в этот момент мы перехватили сложенный гобелен, дав ему развернуться, а затем бросили его, как массивную сеть, на гремлинов. Упав вниз, пустые гобелены, громыхая и хлопая, накрыли более дюжины врагов.
Другие команды тоже сбросили свой груз вниз, повсюду падало полотно, и Шрамоглаз завыл от ярости, видя, как его войска застряли.
— Клинки! — крикнул я.
Мечи выскочили из ножен, а копья взлетели в воздух, когда две дюжины моих людей с криком бросились на врага.
— Пикируем! — крикнул я и повёл отряд вниз, навстречу врагу.
Гремлины по природе своей злы, так же, как мой народ по природе своей любопытен. Они жестокие, умные, злобные, практичные и безжалостные. Их бронированная шкура делает их очень трудноубиваемыми. Тёмные сородичи таких существ, как гномы-сапожники, они разделяют ловкость рук своих родственников, но постоянно обращают свои таланты на вредительство и разрушение. В их руках появились грубые, но острые и эффективные клинки, и враги начали прорубать себе путь, освобождаясь от гобеленов.
Мы встретили их своими клинками из металла Фэйри, сделанными свартальфами, и всякий раз когда враги пытались освободиться, их чугун не мог противостоять нам и нашему оружию. Враги превосходили нас числом три к одному, но это компенсировалось их пребыванием под гобеленами, что дало нам возможность протыкать их прямо сквозь ткань.
Мы не могли достать их всех — они были слишком крепкими, чтобы умереть достаточно быстро. Но нам удалось сократить их число до количества два к одному, как вдруг из-под угла гобелена вынырнул Шрамоглаз и своим смертоносным тесаком сокрушил Рыжего Каллена, сбив гвардейца на пол изломанной грудой.
Я закричал и бросился на Шрамоглаза. Он успел вовремя поднять тесак и не дать мне переименовать его в Безглазого, но мне удалось рассечь ему щеку и пустить кровь из предплечья, и, если бы двое его дружков-вредителей не встали на пути, я мог бы прикончить его прежде, чем он смог бы восстановить равновесие.
Затем к первой паре гремлинов присоединились еще двое, и я оказался слишком тесно прижатым к земле, чтобы лететь и бороться за свою жизнь: оружие гремлинов, сделанное из Погибели, обрушилось на меня, его тошнотворно холодная аура заставила мою плоть содрогаться, даже когда моя броня остановила удары, ослабив мои конечности и заставив их дрожать.
На мгновение всё стало выглядеть очень плохо. Потом появился Синенос — эльф, чья голова почти полностью скрывала моё плечо, его копье ударило в сторону, — и это дало мне передышку. Я использовал её с толком — отсек клинком болтающееся ухо одному гремлину, ударил другого по его бандитской шее, а третьего схватил за непомерно длинный и острый нос и повалил на землю, где Синенос вонзил в него своё копье. Затем мы вместе развернулись и направились на помощь ближайшему из сражающихся гвардейцев.
— Стойте! — крикнул я. — Где Шрамоглаз и бум-штука?
— Что? — спросил Синенос, как будто мы не стояли в схватке с древними врагами.
— Бум-штука! — крикнул я. — С её помощью они взорвут весь Замок!
Синенос, моргнул один раз. Затем он сказал:
— Только не пиццу!
Гремлин ударом огорошил Синенос и повалил его на землю, отправив копье гвардейца в полёт.
— Задорез! — крикнул я и бросил свой меч.
Синенос схватил моё оружие в воздухе, вогнал его в заднюю часть бедра гремлина и повернул. Существо закричало и бросилось прочь, а Синенос поднялся на ноги, продолжая сражаться.
Битва была отчаянной. Мои люди сражались изо всех сил, но их шансы на победу уменьшались по мере того, как всё больше гремлинов выходило из своих временных узилищ. У меня не было времени объяснять всё всем. Прямо сейчас Шрамоглаз с бум-штукой находился где-то там, где их не было видно, и планировал сделать что-то плохое. Я должен был остановить его.
— Бейся с ними Задорезом, — крикнул я. — Их лидер сбежал! Я иду за ним!
— Догоните его, сэр! — крикнул Синенос, разрубая своим клинком меч, сделанный из Погибели. Он разрубил своего врага, от души рассмеялся и начал петь, и все гвардейцы поблизости присоединились к нему.
Я перешагнул через упавшего гремлина, схватил его грубое копье и поднялся в воздух, ища какие-нибудь признаки Шрамоглаза и бум-штуки. Отблеск в дальнем конце коридора явил мне руку Шрамоглаза с распухшими костяшками пальцев, волочащую за собой по полу смертоносный тесак, и я молнией устремился за ним.
Гремлины уродливые, грязные, жестокие, подлые и злобные, но при этом быстрые и тихие, даже по меркам Маленького Народца. Когда я добежал до угла, они уже были у подножия лестницы, а клыки Шрамоглаза сверкнули в крокодильей улыбке, когда он с грохотом закрыл тяжёлую дубовую дверь у подножия лестницы — почти вовремя, чтобы я успел не сломать об неё все зубы.
В последнюю секунду я покачнулся и свернулся в клубок, чтобы принять удар на плечо, отскочив от двери и рухнув на пол. Мне потребовалось мгновение, чтобы собраться и, пошатываясь, подняться на ноги. Мои крылья были ушиблены. Мне пришлось подпрыгнуть, чтобы схватиться за дверную ручку и открыть её, а затем начать бежать вперёд на своих нерасторопных, глупых ногах, как какой-то медленный, глупый здоровяк.
Но я всё равно бежал, прыгая и взмахивая крыльями изо всех сил, помогая себе делать длинные шаги, как в гонконгских фильмах, но это было всё, что было в моих силах, чтобы не отстать от гремлинов, спускавшихся вниз по лестнице Замка самым быстрым путём в подвал.
Я догнал их на кухне, и только когда вошёл в двери, мои крылья снова заработали, и меня молнией подбросило к потолку, откуда можно было наблюдать за происходящим.
Четыре больших гремлина, несущих бум-штуку, мчались к...
Замороженные козявки Мэб.
Они устремились к печам для пиццы.
Внезапно я понял их план. Печи были полны газа, который мог гореть. Произошёл бы взрыв, и тогда Замок сгорел бы и развалился на части.
И это убило бы всех внутри.
Я почувствовал, как у меня похолодело в животе. Потому что это будет не маленькая смерть, такая смерть, которую мой народ едва заметит. Это была бы большая смерть, такая, какую я вижу сейчас. Это был бы конец истории, который должен был произойти рано или поздно.
Я схватил своё трофейное копье, стиснул челюсти и приготовился пикировать на гремлинов с бум-штукой.
— Не так быстро, пикс! — прорычал Шрамоглаз своим ужасным гудящим голосом.
Я обернулся и увидел, что гремлин стоит на одном из сделанных из Погибели столов, сжимая в одной руке смертоносный тесак.
Другая его рука была сжата в кулак, а вокруг неё была намотана тёмная коса Лакуны. Когда мои глаза расширились, он поднёс острие тесака к её горлу, но остановился только тогда, когда она вздрогнула от прикосновения Погибели и издала резкий крик.
— Злодей! — крикнул я. — Отпусти её!
— Вот что произойдёт, пикс, — сказал Шрамоглаз. — Ты приземлишься, бросишь оружие и пойдёшь с нами. Как только мы окажемся снаружи, я отпущу твою подружку.
— О! — возмущённо сказала Лакуна, её тёмные глаза сверкнули, когда она посмотрела на меня. — О нет, ты слышал, что он сказал?
— Не бойся, любовь моя! — заявил я. — Я спасу всех!
Шрамоглаз зарычал и ещё немного надавил тесаком на горло Лакуны. Я услышал шипение, когда Погибель коснулась её кожи, и она издала тонкий крик боли.
Я закрутился по кругу, перебирая варианты. Четыре гремлина с бум-штукой прислонили её к боковой стенке печи для пиццы и повернули циферблат. Она начала издавать звуки «тик-так-тик-так» — именно такие звуки издают бум-штуки по телевизору перед тем, как взорваться. Эти четверо были очень крупными и крепкими на вид воинами, все покрытые шрамами. Какими бы тупыми ни были гремлины, с таким количеством шрамов они должны были чему-то научиться.
— Сейчас же! — сказал Шрамоглаз. — Или я убью её!
— Нет! — сказал я и бросил копье на землю. — Подожди! — Я молнией спустился к столу, подняв руки. — Не делай ей больно.
— Ха, — сказал Шрамоглаз. — То, о чём я и подумал. Глупый пикс. — Он протянул мне моток кожаного шнура. — Теперь свяжи свои ноги.
Я медленно нагнулся и взял шнур, пытаясь думать. Ситуация была скверная. Бум-штука продолжала тик-такать. Четыре здоровенных гремлина вскочили на стол и окружили меня.
Весёлые шарики Крингла, как вкусно пахла пицца. Даже гремлины это заметили. Один из них с очень большими, словно резиновыми, губами осмотрел печь и облизал их.
— Давай, пикс, — почти промурлыкал Шрамоглаз. — Всё кончено. Ты проиграл.
И тут в комнате появился синий огонёк. Он беспорядочно заметался по полу, потом по ножке стола, сделанного из Погибели.
И тут за огоньком весело вбежал тридцатифунтовый серый кот, возбуждённо прыгая за ним. Кот Мистер в погоне за голубой светящейся точкой вскочил на стол и резко остановился. Все семеро из Маленького народца, стоявшие на столе, застыли на месте. Затем кот наклонил голову на одну сторону и, едва выдержав паузу, набросился на ближайшего гремлина.
— Шевелись, малыш! — закричал Боб Замок. — Шестьдесят секунд на таймере!
Истерзанный гремлин издал вопль ужаса, когда когти Мистера начали сгребать его, и я начал действовать, метя мотком кожаного шнура в морду Шрамоглаза. Кожаный шнур попал ему в единственный зрячий глаз и заставил его отшатнуться назад и в сторону от Лакуны, которая вдруг достала неизвестно откуда маленький острый нож и ударила им по своей косе, освободив её из хватки Шрамоглаза.
Я бросился на Шрамоглаза и врезался плечом ему в грудь, отбросив его от края стола, пронёсся через всю кухню и врезался в сделанные из Погибели дверцы морозильной камеры для пиццы.
Позади я увидел, как Мистер сгребает и трясёт второго гремлина, а Лакуна отклоняет копье рукой в стиле кунг-фу и метко бьёт третьего своим маленьким ножом.
Шрамоглаз завыл, когда его спина коснулась Погибели, и схватил меня с ужасающей силой. Его руки вцепились в мои крылья, и мы оба рухнули на пол. Он вскочил на ноги, как резиновый, поднял свой тесак и обрушил его на меня. Я отлетел в сторону, когда он нанёс ещё три удара на одном дыхании, смертоносный тесак высекал искры из бетонного пола и отправлял в полёт осколки каменной плитки.
Тик-так тик-такала бум-штука.
Я поймал запястья предводителя гремлинов, когда он занёс тесак для удара, и мы стали бороться за оружие, напрягая тела.
— Твой повелитель падёт, — прошептал мерзкий голос гремлина. — Его дом будет разрушен. Это лишь вопрос времени. Одной ночи, одного дня.
— Но не в эту ночь! — прорычал я, а затем со всей мощью своего тела рванулся вперёд и вихрем пронёсся вместе со Шрамоглазом, вгоняя острие смертоносного тесака в тонкую сталь дверцы холодильника. Тесак погрузился в неё до упора и застрял там.
Шрамоглаз уставился на оружие, широко раскрыв глаз, а затем вихрем бросился ко мне.
Крылья Лакуны зажужжали, когда она опустилась рядом со мной, по её отвоёванному мечу капала кровь гремлина. Раздался грохот, и труп гремлина упал на пол со стола, сделанного из Погибели. На краю стола появилась фигура большого кота, ярко-зелёные глаза смотрели на Шрамоглаза.
Гремлин совершил роковую ошибку.
Он запаниковал.
С ловкостью, свойственной его виду, Шрамоглаз метнулся в сторону и устремился к двери.
Мистер поднял одну лапу, оценил скорость своей цели и одним ленивым движением спустился со стола.
Это решило проблему гремлина.
— Пицца! — пискнула Лакуна.
— Точно! — сказал я. Мы подлетели к бум-штуке. Тикающая штуковина была круглой и имела множество маленьких значков.
Загорелся синий огонёк и сказал:
— Дрезден будет здесь через сорок секунд.... О, чёрт, осталось всего тридцать шесть.
Круглая штука, которую мой господин установил ранее, зажужжала, и все трое подпрыгнули и издали пронзительный крик.
— Подождите! — сказала Лакуна. — Вот она!
И она решительно направилась к бум-штуке.
— Ух ты! — сказал Боб Замок. — Ты знаешь, что делаешь... А хотя, знаешь что, тридцать секунд, к черту всё.
Лакуна опустилась на колени возле стрелы, схватила пластиковый циферблат и с силой повернула его. Он вращался до тех пор, пока красная метка не оказалась рядом с цифрой 30.
— Вот так, — твёрдо сказал Лакуна. — Теперь у вас есть тридцать минут, чтобы спасти пиццу.
Синий свет на секунду заколебался, а затем сказал:
— О. Да. Похоже, это не совсем команда спецназа или что-то в этом роде. Хорошая работа, Крошка Тиш.
Лакуна сузила глаза глядя на голубой огонёк, когда тяжёлые шаги здоровяков приблизились, и милорд с сэром Уильямом ворвались в кухню. Милорд остановился, тяжело дыша, его тёмные глаза расширились, и он осмотрел помещение.
— Это что, гремлин? — спросил он секунду спустя. — Боб, какого черта ты сделал с моим котом!?
Час спустя мы все были на крыше Замка, смотрели на звёзды и ели пиццу.
— Как дела у гвардейцев, генерал-майор? — спросил милорд.
— Несколько раненых, один тяжелораненый, но ни одного погибшего, — сказал я. — Нам повезло, милорд. Мы прогнали врага прочь.
— В следующий раз постарайся взять одного живым, — сказал он. — Было бы неплохо узнать, кто их послал.
— Вам придётся обсудить это с Мистером, милорд.
Большой кот, растянувшись на коленях милорда, удовлетворённо мурлыкал. Очевидно, он не жалел о том, что не оставил в живых никого, кто мог бы рассказывать о себе.
— Милорд? — сказал я после затишья.
Грустные тёмные глаза посмотрели на меня.
— Да, генерал?
— Мне очень жаль, — сказал я. — Что ваше сердце болит. Она была храброй.
Он перестал жевать пиццу и долго смотрел на меня. Затем милорд несколько раз моргнул и сказал:
— Да, она была храброй. Спасибо, Тук.
Я неловко похлопал его по колену. В ответ он на мгновение положил кончики пальцев на моё плечо.
— Ты отлично справился сегодня вечером, — сказал он. — Боб говорит, что все защитные системы Замка были настроены на более серьёзные угрозы. Он не настроил их так, чтобы они видели что-то такое маленькое и коварное, как гремлины. Если бы не ты и не Гвардия, Замок мог бы сгореть. Люди под моей защитой могли пострадать.
Я почувствовал, что моя грудь выпятилась ещё больше.
— Ничего страшного, милорд. Просто ночная работа. — Я сделал паузу и смущённо сказал: — Сожалею о вашем холодильнике, милорд.
— Необходимая мелочь. Я стараюсь никогда не сомневаться в парнях занимающихся своим делом. — Он взял целый кусок пиццы и протянул его мне.
Я принял его с серьёзным видом.
— Милорд, — сказал я. — Эта битва окончена. Но что мы будем делать с кономой?
Он взял ещё один кусок пиццы и протянул его мне. Мы с ним аккуратно поделили пиццу, а потом стали есть.
— Тоже, что мы и всегда делаем, дружок, — сказал он. — Будем держаться вместе.
Я сел рядом с ним. Мгновение спустя Лакуна села рядом со мной. Я отдал ей половину своей пиццы.
— Ты пришёл в первую очередь за мной, — сказала она. — Не за пиццей.
— Ты, — сказал я, — важнее пиццы.
Она уставилась на меня в задумчивом, гробовом молчании на мгновение, прежде чем сказать:
— Ты большой дурак.
Но она прижалась ко мне, пока ела.