Эти боги пользовались большим уважением. Когда они приехали, все хотели им помогать — Сохнут, министерства абсорбции, жилищного строительства. Все. Но сами они ничего не хотели. Они прибыли без ничего, ничего не просили; работали, как арабы и были довольны. Так вот как они устроились — Меркурий — посыльным, Атлас — грузчиком, Вулкан — на мусоровозе. На простом мусоровозе. А Венера попала в нашу контору. Ксерокопирование документов.
У меня тогда был дерьмовый период. Просто не знал, куда себя деть. Я был один, совсем один. Мне очень хотелось большой любви. Каждый раз, когда я въезжаю в такое состояние, я учу для себя что-нибудь новое — гитара там или рисование.
И когда у меня что-то получается, я начинаю чувствовать себя получше — забываю, что у меня, в сущности, никого на свете нет. Но сейчас я впервые понимал, что мне никакой кружок керамики не поможет. Мне хотелось чего-то, во чтобы я смог поверить. Чего-то вроде такой большой любви, которая никогда не кончается, чтобы она меня никогда не бросила. Мой психолог выслушал меня и предложил мне купить собаку. Да ну его.
Она работала с полдевятого до шести, иногда даже позже. Копировала листы в десятках экземпляров и складывала их.
Даже когда она нагибалась, вспотевшая, над машиной и поток света из машины вынуждал ее закрывать глаза, она была самым красивым из всего, что я когда-либо видел. Я хотел ей это сказать, но не осмелился. Я написал ей это и оставил ей записку на столе. А утром я увидел эту записку, размноженной в 50 экземплярах. Она не так уж хорошо владела ивритом. Она была богиней, и получала у нас полставки — я как-то раз увидел ее ведомость на зарплату. Я хотел на ней жениться, хотел ее спасти. Я жутко верил, что и она может меня спасти.
Я не знаю как это случилось, но в конце концов я спросил ее, не хочет ли она пойти со мной в кино. Девушка, которую Парис выбрал, улыбнулась мне самой нежной и стеснительной улыбкой, которую только можно вообразить и согласилась.
Перед выходом из дому я взглянул на себя в зеркало. У меня на лбу выскочил маленький прыщик. Я с римской богиней красоты иду сегодня в кино. Я выдавил прыщик и промокнул это место туалетной бумагой. Кто ты, жалкий смертный, осмеливающийся купить ей попкорн, и даже помышляющий в своей дерзновенности о том, как бы коснуться ее рукой в темноте зала? После сеанса мы поехали в какой-то бар. Я надеялся, что она не станет говорить о фильме — у меня не было о нем ни малейшего понятия. Весь фильм я смотрел только на нее. Мы немного поговорили про работу, и про то как ее семья устроилась. Ей здесь нравилось. Она хотела достичь большего, и достигнет, но пока что ей нравилось.
— Господи, сказала она, коснувшись меня рукой, если бы ты знал, как нам там было хреново.
Когда я отвозил ее домой, я спросил — действительно ли она верит в Бога. Она рассмеялась:
— Если ты спрашиваешь, знаю ли я, что он существует, то я отвечу «да». И не только Он, но и другие боги. Но если ты спросишь, верю ли я в Него, то я отвечу "конечно нет". Мы прибыли к ее дому и она уже собиралась открыть дверцу машины. Я себя проклинал, что ехал по короткой дороге. Мне так хотелось, чтобы она еще немного побыла со мной. Я молился, чтобы случилось какое-нибудь чудо. Чтобы нас полиция арестовала, чтобы случилось что — нибудь, чтобы она со мной осталась. Когда она уже вышла из машины, я предложил ей заехать ко мне на чашку кофе.
Вот она спит возле меня. Лежит на животе, голова погружена в подушку. Губы слегка шевелятся, будто она что-то себе говорит.
Ее рука меня обнимает, ее ладонь на моей груди. Я стараюсь дышать потихоньку, чтобы мое дыхание ее не разбудило. Она действительно красавица, совершенство. И очень симпатичная. Ну и что? Завтра куплю собаку.