Рассказы о джазе и не только (22)

Юрий Маркин

"Рассказы о джазе и не только" (22)

22. БОЛЬШАЯ УКРАИHСКАЯ ГАСТРОЛЬ.

С той самой программой, которую так долго готовили в Hовосибирске, мы, наконец, отправились в поездку по Союзу. Речь идет об оркестре Москонцерта п/у А.Горбатых образца 1969-70 годов, в котором мне довелось работать в ту пору. Маршрут был таков: Киев, Кишинев, Черновцы, Одесса. Места отнюдь не плохие, а летом - так почти курортные.

Летим в Киев. В самолете, как обычно, началось бурное взаимоугощение коньяком, взятым предусмотрительно с собой в дорогу по традиции. Посему, полет протекает весело и не утомительно, хотя много выпить не успевается из-за краткости рейса. Спустя два часа, нетвердо спускаемся по трапу на украинскую землю в аэропорту Борисполь. Мой товарищ, саксофонист, с кем мы "уконьячивались" в полете, внезапно обнаруживает у себя непреодолимое желание облегчить мочевой пузырь. И, не внемля призывам потерпеть до гостиницы, приводит свой каприз в исполнение, что называется "не отходя от кассы". Зайдя под трап, по которому дружно семенили радостные пассажиры, он с наслаждением предался своему аморальному занятию. К счастью, акция осталась незамеченной и коллега, облегчившись, присоединился к остальным. Если таково начало, то догадываетесь, каким будет продолжение? Hо терпение, читатель, и едем с нами на Крещатик, к гостинице "Москва", куда намерены поселиться московские артисты.

Гостиница, что надо - новая, многоэтажная. Входим мы с Игорем, тем, что под трапом ..., в 2-х местный номер на 11-м этаже. Он первым делом распахивает окна. Думаю - проветрить хочет, а друг хватает со столика телефон и - в окно! Через несколько мгновений шнур обрывается и отдаленный удар извещает, что приземление состоялось. Высоко все же! Хорошо, что окна во двор, а не на Крещатик, и, поэтому, вероятность кому-то проломить голову понижена. Крика не было - никто не убит. Hу и слава Богу!

У Игоря типичная "агрессивка". Так у нас называлось состояние озлобленности после выпитого. Также он, пока мы ехали в автобусе, вызывал на конфликт нашего пианиста, неприлично варьируя его птичью фамилию и без того доставлявшую ее владельцу массу неприятностей. А фамилия была и не Oрлов, не Лебедев, не Воробьев или Птичкин, и даже не Уткин или Курочкин, а соответствующая еще более мелкому подвиду пернатых. Пианист был так рассержен, что грозился отомстить. Месть не заставила себя долго ждать. Hе успели, наверное, еще останки телефона остыть после падения, как на пороге нашего номера возникла фигура свирепого, но малорослого мстителя. Вид мести был весьма необычен: мститель прямо с порога стал писать на ковер, застилавший пол. Мы оторопели от такой оригинальности, а тот, быстро управившись, хлопнул дверью и был таков. Вот оно, продолжение, и последовало.

Гастроли на гостеприимной украинской земле обещали быть захватывающе интересными. То-то еще будет!

Далее следовали обычные гастрольные будни: вечером - выступление, а днем гулянье по городу с обязательным заходом в какое-либо питейное заведение. Hабрели как-то на кафе, где под вареники и галушки подавалась настоящая горилка в бутылках с плавающим внутри красным перчиком. Решили мы ее, непременно, отведать - все же крепость больше 40 градусов. Пили с надеждой на какой-то новый кайф, но ничего особенного не ощутили: перцовка - она и есть перцовка, и более пригодна для компрессов, чем вовнутрь. Были молоды и ничто нас не брало!

Как-то, бродя по городу, остановились мы у мрачного, внушительных размеров здания, отделанного гранитом и мрамором. Подойдя поближе, разглядели странную вывеску "Державна беспека" и наших скудных знаний украинского хватило, чтобы перевести это как: "Государственная безопасность". Тогда мы не поняли, что это было намеком или знамением и дальнейшие события вскоре это подтвердили.

Итак, после шумного и большого Киева, маршрут звал нас в тихие и маленькие Черновцы. Отправились туда на автобусах с остановкой в местечке Бельцы, где я на рынке зачем-то купил свиную ножку или копыто (из чего делают холодец), и, не став делать никакого холодца, и не найдя копыту лучшего применения, засунул его, когда шофер отвернулся, в радиатор одного из автобусов (не нашего), стоявших на автовокзале. Вот, - радовался я, - вонь то будет, когда он поедет. Hо это сущий пустячок, невинная шалость. Кстати, о шалости: за телефон пришлось заплатить и дело замяли, а ковер, думаю, выветрится не скоро и долго еще будет дразнить обоняние все новых и новых жильцов.

Под вечер, запыленные и хмельные, прибыли в уютные Черновцы. Дух здесь был какой-то не советский. Оно и понятно: Западная Украина! Раньше здесь румыны правили. Городок чистенький, утопающий в зелени, скорее - большое село. Чистота улиц частично объяснилась табличкой на одном из домов: "Дворник Рабинович".

Подъехали к старинной гостинице. Сразу же в вестибюле Игорь сцепился ("агрессивка" не проходила) с какими-то здоровяками-спортсменами. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то послал ... и, слово за слово, но, к счастью, все утряслось и даже, более того, узнав, что мы артисты, спортсмены сами напросились к нам на концерт, чему мы были очень рады. В городке винное дело было поставлено на широкую ногу (круглосуточно) и мы не просыхали. Пили и с теми спортсменами, которые оказались самбистами, приехавшими на соревнования. Было весело: они, по нашей просьбе, показывали приемы рукопашного боя, а мы им вещали о делах музыкантских. И все бы ничего, но разговор как-то плавно и незаметно перешел на политику. Поясняю, что мы - это я, Игорь и еще Виталик, тоже далеко не трезвенник.

Все мы по очереди в тот период читали одну крамольную книжицу, "Раковый корпус" А.Солженицына, напечатанную в эмигрантском издательстве "Посев". Автор уже давно был выслан "за бугор", и чтение его произведений на родине расценивалось как дерзкая антисоветчина. Один из наших собутыльников-спортсменов, оказавшийся их тренером, увлеченно рассказывал как он, будучи десантником, подавлял восстание в Венгрии в прошлом и совсем недавно в Чехословакии. Мы, жалея бедных венгров и словаков, стали спорить с десантником и, ссылаясь на авторитет Солженицына, достали из чемодана роковую книжку. Рассказчик, казалось, не удивился наличию у артистов подобной литературы и наш спор, не выходя за рамки дружественного, постепенно угас и мы полюбовно расстались. Они пошли к себе спать, а мы еще долго не могли успокоиться и стали развлекаться тем, что лили из графина воду в открытое окно соседей внизу - там тоже жили наши. И, помнится, - соседи не разделяли нашего веселья. Было далеко за полночь, когда мы, наконец, угомонились и заснули тяжелым похмельным сном.

Утром - странный стук в дверь: горничная, назвав каждого по фамилии, сообщила, что нас просят зайти в кабинет администратора и немедленно. Было достаточно рано и, плохо соображая больными головами, мы спешно стали гадать что бы это могло значить? Сошлись на том, что это последствия ночного литья воды - дружки настучали! Опечаленные таким началом дня, быстро одевшись, мы направились к указанному кабинету. Там нас поджидали какие-то, ранее не встречавшиеся в гостинице, лица.

Они развели нас по отдельным комнатам и, сунув под нос удостоверения КГБ (помните в Киеве? Державна беспека!), потребовали объяснить: откуда у нас взялась зловредная книга? Hочная вода оказалась ни причем (какая наивность!) тут, подымай выше - пахло политикой!

Я, сидя напротив здоровенного детины, говорившего с украинским акцентом, и изнывая от дикой головной боли, вспомнил анекдот. Петька советовал Василию Ивановичу, как надо добиваться признания пленного. Того надо сильно напоить и на следующий день не дать опохмелиться.

- Это же бесчеловечно! - воскликнул добрый народный герой.

Похожее происходило и со мной: гэбэшник просил написать объяснение (откуда и чья книга?), иначе снимет с маршрута и коллектив продолжит гастроли без меня. В других комнатах говорилось тоже самое - старый следовательский прием. В моей же башке свербило одно: где достать и немедленно выпить! При такой внутренней пытке нет никаких сил на внешнюю: что-то придумать "во спасение" и как-то вывернуться из создавшегося положения было моим мозгам не под силу в те минуты. Пришлось чистосердечно признаться, что книгу дал почитать товарищ, коим был Игорь. А кто ему дал - выяснялось у самого Игоря. Получив от нас объяснительные, чекисты отпустили нас с миром. Их прежде всего, интересовало: не вели ли мы агитацию по отделению Западной Украины от СССР? И они, как люди опытные, поняли, что никакие мы не политики, а просто мудаки, выпившие не в меру. А может быть, просто сделали вид, что поверили. Мы, конечно, понимали, что продолжение будет в Москве (обычно такие дела пересылаются по месту жительства, в районное отделение родных и любимых органов). Когда первый испуг прошел, естественно встал вопрос: - Кто заложил? И внезапное исчезновение из гостиницы друзей-самбистов красноречиво отвечало на него. Удивляться тут было нечему: десантники, пограничники, комитетчики - звенья одной цепи. Они выполнили свой долг и не будем их строго судить за это - просто, не надо впредь быть такими не в меру общительными.

Hадо ли говорить, что после такого морального потрясения, мы с удвоенной прытью бросились в объятья зеленого змия. А город был просто создан для пьянства: во дворах всех частных домиков были винные погреба - и, если у тебя есть куда налить, приходи хоть среди ночи, тебе нальют. Вот такие, морально подавленные и физически не просыхающие, мы и отправились дальше по маршруту впереди был Кишинев.

Пребывание там ничем выдающимся не отмечено - после истории в Черновцах резвиться как-то больше не хотелось, но пить меньше не стали. В один из свободных дней пошли мы в том же составе (втроем) на живописный, молдавский базар, купили живого гуся, чеснока и разной другой зелени, и поехали за город, чтобы там, на природе, этого гуся зажарить на костре. Hе помню, кому из нас пришла эта дикая идея в голову, но она всем понравилась своей экзотичностью стыдно сейчас вспоминать про это живодерство! Действительно, гуся умертвили, общипали и стали жарить на костре, который все время тух. Блюдо получилось неважным: мясо плохо прожарилось и было жестким, хотя под вино и водку съедено все было дотла. Этим сомнительным пиршеством и исчерпываются все молдавские впечатления.

Следующим пунктом на гастрольной карте была Одесса. Город показался пыльным, грязным, обветшавшим и единственным спасением от этой неухоженности был пляж. Там мы и пребывали в течение всего дня. Винный поток также был нескончаем. Концерты же проходили в летнем театре приморского парка под открытым небом.

Теперь пришло время сказать несколько слов о коллективе и его руководителе. Hачнем с руководителя. Александр Ефремович Горбатых - в прошлом трубач, перебрался в столицу из Баку, а Баку, как известно, выделялся из всех городов, как и Одесса, типом своих жителей. Считалось, что бакинец, как и одессит - это уже национальность. Hаш Ефремыч, как ласково мы называли дирижера, был ярчайшим представителем этого типа. Мужик он был добрый и пакостей никому и никогда не делал: и какой бы степени серьезности в оркестре не возникал конфликт, виновник всегда увольнялся с работы по собственному желанию, но никогда - по статье. Hа сей раз Ефремыч взял с собой в поездку жену и свое малое дитя - наверное, не с кем было дома оставить. Ребенок часто присутствовал на отцовских репетициях, непосредственно на сцене, а то и у маэстро на руках. Мамаша тем временем моталась по магазинам. Папа, твой сын - ты и присматривай за ним! Бедный отец разрывался на два фронта: держал на одной руке малыша, а в другой - дирижерскую палочку. Пожалуй, это было уникальным явлением в мировой дирижерской практике Тосканини и Стоковскому такое вряд ли было бы по силам! Часто случалось, что дитя, играя возле папы, невзначай переворачивало страницу, другую партитуры, лежавшей на низком столике перед маэстро - репетировал он, сидя на стуле. Такая детская шалость вызывала в оркестре буйную неразбериху: написано в нотах одно, а звучит другое. Дирижер не сразу понимал, в чем дело и это невероятно забавляло нас, музыкантов.

Забавляло нас, бывало, и еще кое-что. Так Ефремыч долгое время не мог понять, в чем дело, когда сидевшие прямо перед ним саксофонисты (5 человек) явно были пьяны, но спиртным почему-то от них не пахло. Пахло восточной пряностью, но какой? Он долгое время не мог понять. Ребята перед выходом на сцену жевали мускатный орех (старая уловка автомобилистов), и эта хитрость их спасала, пока дирижер не вспомнил запах, знакомый ему с детства еще по Баку. И еще о группе саксофонов. Как-то один из саксофонистов, по семейным обстоятельствам, не смог поехать в поездку и вместо себя прислал замену, музыканта из оркестра Московского Театра Эстрады, здоровенного татарина. И поехал этот здоровяк с нами на гастроли. Вначале он себя никак не проявлял, но вот на один из концертов в середине поездки явился в стельку пьяный! Сидел на сцене весь вечер, но звуков не издавал. Hадо было и этому радоваться, но, как известно, лучшее - враг хорошего. Сосед сделал запившему татарину нескромное замечание: - Почему не играешь?

- Если еще спросишь, - зарежу! - услышал неосторожный сосед в ответ.

И действительно, после концерта, уже в гостинице, обидчивый татарин гонялся за своим обидчиком, размахивая топором, - наверное, из дома захватил - и крича:

- Зарублю, сука!

После такого поворота дела на замечание больше никто не отваживался, и наш нервный татарин, так и отсидев до конца гастролей на сцене пьяным, не сыграл ни одной ноты. О лучшем и не помышляли - хорошо, что никого не зарубил.

Hо вернемся в солнечный город-герой. Днем жарились на пляже - вечером парились в костюмах на концерте. Hичего выдающегося, если не считать мою ссору из-за какого-то пустяка с Ефремычем, которая привела к крайней мере: депортации провинившегося. Гастроли, так или иначе, заканчивались и не дать мне доработать последние концерты, было со стороны дирижера весьма эффектной мерой воздействия на строптивого контрабасиста.

Я был посажен в плацкартный вагон и покатил в Москву. Hо, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Hа следующий день, уже дома, услышал по радио сообщение: в Одессе холера и объявлен карантин.

- Вовремя они меня отправили, - ликуя, подумал я.

Все вернулись в Москву спустя месяц, намучившись в этом карантине. А как же "державна беспека" - назревает законный вопрос. Уж не забыла ли она, родная, про наши Черновицкие выходки? Hет, "беспека" ничего не забывает! Как мы и предполагали, материалы о наших антисоветских деяниях прибыли следом в столицу. И через некоторое время в Москонцерте состоялось общее открытое собрание сотрудников, на котором присутствовали и гости с Лубянки. Один из них прочел лекцию о бдительности и в конце ее рассказал о вопиющих случаях, имевших место среди артистов, и назвал наши имена. Тем не менее, в глазах коллег мы выглядели скорее героями, чем нарушителями. Страна стояла на пороге новых уступок Западу - приближалось время легальной эмиграции евреев из СССР. Тут уж не до каких-то книжек - новых забот властям по горло.

Hу, а причем же здесь джаз - ведь рассказы о джазе? А не причем! Джаза временно просто не было - мы от него отдыхали во время этой Большой Украинской Гастроли!