Рассказы о неизвестных героях

Брестский вокзал

С фактами этой необычайной истории я столкнулся совсем случайно в те годы, когда собирал материал о героической обороне Брестской крепости. Роясь в наших архивах, разыскивая оставшихся в живых защитников цитадели над Бугом, я обратился также и к иностранным источникам, ища в книгах, вышедших за рубежом, какие-то упоминания о Брестской обороне. Многие немецкие офицеры и генералы в своих послевоенных мемуарах вспоминали о стойкости и упорстве наших войск в Бресте, и их высказывания при всей тенденциозности бывшего противника в освещении событий, конечно, представляли немалый интерес.

Несколько лет тому назад за границей вышла книга воспоминаний известного гитлеровского диверсанта подполковника Отто Скорцени, военного преступника, который после разгрома фашистской Германии нашел себе безопасное убежище во франкистской Испании. Это тот самый Скорцени, что в годы войны со своей шайкой отборных головорезов выполнял самые ответственные поручения Гитлера и его генералов похитил у союзников арестованного Муссолини в 1943 году, а зимой 1945 года, переодевшись в американскую военную форму, во главе своих диверсантов сеял панику в тылах войск Эйзенхауэра в дни их поражения в Арденнах. Книга его, весьма саморекламная, так и называется «Легион Скорцени». На одной из ее страниц есть любопытное упоминание о Брестской крепости.

Оказывается, Скорцени побывал в Бресте в первые дни войны и, видимо, имел самое прямое отношение к действиям гитлеровских диверсантов в нашей пограничной полосе. Впрочем, об этом он не обмолвился ни одним словом. Зато не лишена для нас интереса та оценка упорства защитников крепости, которая дана здесь.

«Русский гарнизон цитадели, — пишет автор, — в буквальном смысле слова вел борьбу до последнего патрона, до последнего человека». Скорцени рассказывает, как он однажды под огнем выполз на гребень крепостного вала и увидел усеянный трупами гитлеровских солдат двор цитадели.

И вдруг, несколько ниже этого рассказа о крепости, я наткнулся на строки, где описывалось события, тогда еще неизвестное мне.

«То же самое было в районе Брестского вокзала, — писал Скорцени. — Там войска противника сосредоточились в глубоких вокзальных подвалах и отказывались сдаваться. Как я узнал позже, пришлось затопить подвалы, так как оказались неудачными все другие попытки взять вокзал».

Так из этих строк, написанных врагом, я узнал о том, что не только в крепости, но и на Брестском вокзале происходила упорная и, видимо, долгая борьба.

В 1955 году, приехав в Брест, я пришел в управление железнодорожного узла и просил свести меня со старыми служащими, работавшими на станции еще до войны. Побеседовав с некоторыми из них, я, наконец, нашел человека, принимавшего участие в событиях, о которых пишет Отто Скорцени. Это был старший диспетчер железнодорожного узла А. П. Шихов. Он провел восемь дней в подвалах вокзала и оказался свидетелем этой упорной обороны. По его словам, вокзал защищали несколько десятков наших военных, во главе которых стояли какой-то лейтенант, политрук и старшина с голубыми — авиационными петлицами на гимнастерке. Никаких фамилий А. П. Шихов не помнил и утверждал, что все, кто был в подвалах, погибли в боях. Я узнал от него некоторые подробности этих боев, но все же и после нашей беседы с ним оборона вокзала по-прежнему оставалась «белым пятном»

Но вот год спустя, когда по Всесоюзному радио передавались мои рассказы о героях Брестской крепости, почта принесла мне большое письмо от электромонтера Ивана Игнатьева из города Ростова-на-Дону. Бывший сержант одной из авиационных частей, стоявших в 1941 году в районе Бреста, Иван Игнатьев случайно оказался в день начала войны на Брестском вокзале и стал участником его обороны. Он сражался там с группой товарищей по службе под командованием старшины — того самого, о котором вспоминал диспетчер Шихов. Игнатьев называл старшину Басовым и сообщал о нем немало интересного, а также подробно писал мне о многодневных боях за вокзал.

Позднее по воспоминаниям Игнатьева я рассказал об этой обороне по радио, и тогда откликнулись и другие ее участники: капитан буксирного теплохода Днепро-Бугской флотилии Николай Ломакин, живущий сейчас в городе Пинске, инвалид войны Фома Зазирный из города Канева Черкасской области, бывший зенитчик, а сейчас слесарь паровозного депо в Новгороде Анатолий Пинчук, бывший сержант авиационной части, ныне учитель из поселка Новая Ляда Тамбовской области Алексей Русанов, житель Запорожья Владимир Дубинский, инженер Игорь Кислов из города Воронежа и т. д. Они дополняли картину, нарисованную Игнатьевым, новыми важными подробностями и помогли исправить одну допущенную им существенную ошибку — фамилию старшины, руководившего обороной, Игнатьев помнил неточно. На самом деле старшину звали не Басовым, а Павлом Петровичем Басневым, и он был родом из Ивановской области, где позднее мне удалось разыскать его родных.

Вот как складывалась история героической и трагической обороны Брестского вокзала по воспоминаниям ее участников, обороны, которую с полным правом можно назвать родной сестрой славной защиты Брестской крепости.

В субботу, 21 июня на вокзал Бреста прибыла группа сержантов одной из наших авиационных частей. Часть эта находилась в летних лагерях около границы, но команда была послана к месту постоянного расположения полка в районный городок Пружаны Брестской области, чтобы там принять бойцов нового пополнения и начать с ними занятия. Командовал группой старшина-сверхсрочник Павел Баснев.

В Пружаны надо было ехать поездом, который отходил только в 6 часов утра на следующий день. Военный комендант станции приказал старшине и его товарищам переночевать на вокзале. Они погуляли по городу, посмотрели в вокзальном агитпункте кинофильм и остались на ночлег в этом же зале. Здесь же вместе с ними расположилась небольшая группа бойцов-зенитчиков, которые везли в свою часть партию сапог, полученных на складе в Бресте, и несколько других военных пассажиров, тоже ожидавших утренних поездов.

В полусумраке наступающего рассвета все были разбужены близкими взрывами. Выбежав на привокзальную площадь, Баснев и его спутники увидели широкое зарево в стороне границы и столбы снарядных разрывов, то и дело вскидывавшиеся на железнодорожных путях у вокзала. Сомнений не оставалось началась война.

Прежде всего надо было позаботиться о боеприпасах: сержанты ехали со своими винтовками, но патронов у них было мало. Баснев кинулся назад в вокзал разыскивать военного коменданта. К счастью, на вокзале оказался небольшой склад оружия и боеприпасов железнодорожной охраны, и через полчаса, выполняя приказ коменданта, маленький отряд старшины и еще несколько групп наших бойцов в полной боевой готовности заняли оборону на западных подступах к станции, чтобы прикрывать отправку поездов на восток.

Между тем вокзал заполнялся людьми. Из города сюда сбежались местные жители, семьи военных в надежде уехать на поезде в сторону Минска. Но немецкие снаряды то и дело рвались на путях, и удалось отправить лишь два-три коротких состава, погрузив только малую часть пассажиров, которые все прибывали.

Звуки перестрелки постепенно приближались. Потом на привокзальной площади показалась группа пограничников, отступавших от железнодорожного моста на границе. Они присоединились к Басневу и его товарищам.

Вслед за тем на дороге, ведущей к вокзалу, раздался треск моторов, послышались пулеметные очереди, и наши бойцы впервые увидели своих врагов. Десятка два немецких мотоциклистов с пулеметами на колясках мчались к станции, иногда постреливая по сторонам, видимо, больше для острастки.

Их подпустили почти вплотную и встретили дружным залпом. Колонна резко затормозила, словно наткнувшись на невидимую преграду. Машины опрокидывались, съезжали в кювет, старались развернуться назад. В несколько минут все было кончено, и едва ли половина мотоциклистов успела на полной скорости умчаться обратно.

Победа воодушевила людей, но радоваться было рано. Не прошло и часа, как издали снова послышался шум моторов. На этот раз противник оказался посерьезнее: к вокзалу подходили немецкие бронетранспортеры с автоматчиками. Силы были неравными: с одними винтовками бойцы не могли долго держаться против бронированных машин. Пришлось отойти внутрь здания вокзала и отстреливаться из окон.

Вокзальные помещения уже были забиты людьми, главным образом женщинами и детьми. Между тем снаряды все чаще падали у вокзала и раза два пробивали стеклянный потолок зала ожидания. Появились убитые и раненые среди пассажиров. Надо было искать для них более надежное убежище.

Под всем зданием Брестского вокзала раскинулась обширная сеть подвалов, разделенных как бы на отсеки бетонными перегородками. Сюда, в эти помещения, темные или полутемные, там, где они освещались небольшими окнами, выходящими наружу на уровне земли, хлынула толпа людей, скопившихся на вокзале. И сюда же вскоре, теснимые врагом, вынуждены были отойти и военные. Теперь сам вокзал был в руках гитлеровцев, а в его подвалах около сотни советских бойцов держали оборону, поражая противника меткими выстрелами из подвальных окон.

Немцы сделали попытку ворваться в подвал через дверь, ведущую туда со стороны вокзального ресторана. Но как только офицер и группа солдат открыли дверь и спустились на несколько ступенек по лестнице, из темной глубины подвального коридора грянули выстрелы. Офицер и один из солдат упали убитыми, а остальные опрометью кинулись бежать назад. В этот день враги уже не пытались войти в подвалы и лишь два или три раза через рупоры обращались к осажденным с призывом сдаться в плен и выжидали, надеясь, что обстановка заставит их сложить оружие.

А обстановка и в самом деле становилась критической. Многие сотни мирных людей — детей, женщин, стариков — тесно набились в отсеки подвалов. Говорят, что здесь собралось до двух тысяч человек. Дети плакали, женщины порой бились в истерике, мужчины, растерянные и подавленные, не знали, что предпринять. И только горсточка военных с винтовками и гранатами, то и дело стрелявших из окон, без колебаний выполняла свой долг, свою боевую задачу. Этот подвал стал их боевым рубежом, и они были готовы стоять тут насмерть.

Но чтобы оборона была крепкой, ей необходим крепкий тыл. А тыл подвального гарнизона, хотя его трудно назвать так — ведь он был здесь же, где и фронт, — этот «тыл» отнюдь не способствовал укреплению обороны подвала. Все эти растерянные, охваченные тревогой люди, подверженные панике женщины, голодные плачущие ребятишки создавали обстановку крайней нервозности, невольно угнетавшую бойцов. Как ни зорко наши стрелки сторожили окна, все же гитлеровским солдатам удавалось иногда незаметно подобраться сбоку и забросить гранату то в одно, то в другое помещение. Гранаты рвались в толпе пассажиров, убивали, ранили детей, женщин, и каждый раз при этом возникала такая паника, что военные лишь с большим трудом наводили порядок. Да и кормить эти сотни людей было нечем: маленький склад вокзального буфета, находившийся здесь, наполовину растащили, прежде чем его успели взять под охрану. Впрочем, все равно для такой массы народа продуктов не хватило бы даже на день.

Выход оставался один — отправить всех штатских наверх, в немецкий плен. Тут, в подвалах, их все равно ожидала смерть от пуль, от гранат врага и от голода. В плену они могли уцелеть и сохранить своих детей. И штатским было приказано выходить. Исключения допускали только для коммунистов — по предъявлении партийного билета им разрешали остаться и вручали оружие.

К утру 23 июня подвал опустел. Теперь здесь были только те, кто защищал его с оружием в руках, всего около сотни человек. Военный комендант станции то ли был убит, то ли уехал с одним из поездов, и командование принял на себя какой-то молодой лейтенант-артиллерист, который тоже совсем случайно оказался в это утро на станции Брест. К сожалению, никто из уцелевших защитников вокзала не помнил его фамилии, все звали лейтенанта просто по имени — Николай. Неизвестна была им и фамилия политрука Кости, ставшего комиссаром этого подвального гарнизона. Третьим организатором и руководителем обороны был старшина Павел Баснев. Потом, уже в последние дни боев, он болел, порой не мог даже ходить, и его заменяли тогда сержанты Федор Гарбуз и Алексей Русанов.

Рассказывают, что вместе с военными в подвалах осталась одна женщина, по имени Надя. Кое-кто вспоминает, что якобы до войны она работала следователем брестской прокуратуры. Надя взяла на себя уход за ранеными, как ни трудна была такая задача в этих тяжких условиях.

Не было ни медикаментов, ни бинтов. Но многие пассажиры, отправленные наверх, оставили в подвалах свои чемоданы. Там нашлось белье, которое и пустили на бинты.

В первые дни не было и воды. Лишь кое-где на полу зеленели затхлые вонючие лужи. Эту воду цедили через ткань и пытались пить, хотя каждый глоток вызывал тошноту. Потом бойцы обнаружили под потолком подвала колено водопроводной трубы и с трудом сломали его. Теперь у осажденных появилась питьевая вода.

Немногим лучше обстояло дело с едой. В складе буфета еще оставались ящики с печеньем, конфетами и мешки с кусковым сахаром. При строгой экономии этих запасов могло хватить более или менее надолго. Но уже вскоре положение изменилось к худшему.

Весь первый и второй день гитлеровские агитаторы через рупоры пытались уговорить подвальный гарнизон прекратить сопротивление, обещая ему «почетную капитуляцию». Чтобы смутить осажденных, передавались ложные известия о падении Москвы и Ленинграда, о том, что Красная Армия повсюду прекратила сопротивление. Впрочем, последнее доказать было трудно: совсем близко от вокзала, километрах в двух-трех к юго-западу, не умолкая, гремело сражение слышались орудийные выстрелы, взрывы снарядов и бомб, взахлеб строчили пулеметы. Это дралась окруженная Брестская крепость, и сознание того, что рядом ведут борьбу товарищи, помогало защитникам вокзала стойко сносить все обрушившиеся на них испытания.

На третий день противник перешел от уговоров к угрозам. Осажденным предъявили ультиматум — в течение получаса сложить оружие, иначе будут применены «крайние меры». Убедившись, что этот ультиматум не принят, враг начал действовать.

Сверху, из вокзального зала, саперы пробили отверстие в один из отсеков подвала. Через дыру туда вылили несколько ведер бензина и следом бросили гранаты. Отсек был охвачен огнем.

К несчастью, это оказалось помещение продуктового склада: защитникам подвалов грозила опасность остаться без пищи. И они бросились спасать продукты. Но вынести успели только несколько ящиков с печеньем и карамелью, все остальное сгорело. С трудом удалось и остановить распространение пожара в сторону отсеков, занятых гарнизоном. Огонь пошел в другую сторону — к вокзальному ресторану.

Немцы спохватились — пламя грозило всему зданию вокзала, которое они собирались использовать. К перрону срочно пригнали паровозы и принялись шлангами заливать огонь. А гарнизон подвала продолжал держаться.

Новые попытки проникнуть вниз не дали результатов. Теперь против входной двери осажденные устроили баррикаду из мешков с сахаром. Укрываясь за ней, бойцы встречали залпом каждого, кто открывал дверь. А у всех окон по-прежнему день и ночь дежурили стрелки, подстерегая зазевавшихся гитлеровцев, и на платформах и на путях станции то и дело падал то немецкий солдат, то офицер, настигнутый меткой пулей.

Огонь из подвалов мешал немцам: они торопились наладить движение поездов через Брест. Саперы получили приказ закрыть эти окна снаружи. Им приходилось подкрадываться к каждому окну сбоку или сзади и стараться неожиданно прикрыть чем-нибудь оконную амбразуру. Иногда это не удавалось сделать сразу и бесшумно. Тогда из одна вылетала граната, саперы врага все время несли потери. Но в конце концов им удалось заложить все окна толстыми листами железа, шпалами и рельсами. Однако стрелки, засевшие в подвалах, ухитрялись отыскивать какие-то щели или пробивали рядом маленькие амбразуры и продолжали стрелять, хотя, конечно, уже с меньшим успехом: немцы теперь могли вести восстановительные работы.

На пятый или шестой день последовал новый ультиматум врага. Теперь гитлеровцы угрожали защитникам подвалов газами. И хотя противогазов было всего несколько штук, эта угроза также не возымела действия.

Приоткрывая заложенные окна, гитлеровские солдаты начали бросать в подвал бомбы со слезоточивым газом и химические гранаты. Едкий газовый туман заволок подвальные отсеки. Люди кашляли, задыхались, нестерпимо резало глаза, и те, у кого не было противогазов, могли спасаться от удушья лишь одним способом — какой-нибудь кусок ткани мочили в воде и, закрывая лицо, дышали сквозь него.

Газовая атака продолжалась несколько часов. К счастью, погибли при этом немногие. Газ же, видимо, находил какие-то выходы наружу, и концентрация его постепенно уменьшалась. Мало-помалу воздух очистился. Гарнизон подвалов продолжал борьбу.

Но положение осажденных становилось все более тяжелым. В перестрелках с противником, от взрывов гранат, которые то и дело неожиданно кидали в окна гитлеровские солдаты, от болезней погибали люди. Стонали раненые — их нечем было лечить. Трупы убитых и умерших оставались тут же и смрадом разложения отравляли и без того спертый и душный воздух. Мертвых негде было хоронить в этих бетонных коробках с такими же бетонными полами. Таяли запасы печенья и конфет — единственной пищи осажденных. Их приходилось экономить, и голод становился все более нестерпимым.

Но сдаваться никто не собирался. И так же, как защитники Брестской крепости, этот подвальный гарнизон жил одной надеждой — на то, что вот-вот с востока подойдут наши войска и снова отбросят врага за Буг, за линию границы. Они и не представляли себе, как далеко за эти дни ушел фронт, как несбыточны все их надежды. А голос сражающейся Брестской крепости как бы звал их к борьбе, укреплял их волю и упорство.

Между тем враг торопился покончить с этой горсточкой упрямцев, засевших в подвалах вокзала. Они заставляли немецкое командование держать на станции отряд солдат, и им время от времени удавалось сквозь щели в забитых окнах подстрелить какого-нибудь офицера. Не помогали ни уговоры, ни ультиматумы, ни огонь, ни газы. И гитлеровцы решили затопить подвалы водой. Было открыто одно из окон, и в подвал просунули брезентовый шланг.

Вода шла весь день, всю ночь, весь следующий день. Защитники подвала попробовали отгородить этот отсек от остальных, устроить своеобразную плотину. В двери поставили большой лист железа и обложили его мешками с мелом, которые хранились здесь, в подвалах. Но вскоре вода размыла мел, и плотина была прорвана. Вода медленно распространялась по всем отсекам, и уровень ее неуклонно поднимался. Тогда стали отдирать доски деревянного пола, кое-где настеленного на бетоне, и строить из них подмостки вдоль наружной стены, чтобы с этого настила по-прежнему охранять окна.

А вода поднималась.

Подвалы Брестского вокзала устроены так, что пол находится на разном уровне: есть более глубокие и более мелкие отсеки. В одних вода стояла по колено, в других уже доходила людям до пояса, а были и такие помещения, где человек погружался по горло или даже не доставал до дна и мог передвигаться только вплавь.

По неосторожности от воды не уберегли остатки продуктов. Погибло все печенье, а карамель превратилась в сплошной мокрый и липкий ком, от которого отщипывали по кусочку ежедневный «паек».

Наконец вода перестала прибывать. Говорят, что в районе вокзала вышел из строя водопровод, и поэтому затопить подвалы доверху немцам не удалось. И из этих залитых подвалов по-прежнему раздавались выстрелы.

Тогда озлобленные этим упорством враги прибегли к последнему, уже издевательскому средству. К вокзалу одна за другой стали подъезжать машины, нагруженные нечистотами, которые сливали в окно подвала.

Трудно представить себе страшную картину этих последних дней обороны вокзала. В темноте, с трудом дыша воздухом, пропитанным запахом нечистот и смрадам гниющих трупов, увязая по пояс или по грудь в отвратительной зловонной жиже, в которой плавали раздувшиеся мертвецы, молчаливо бродили люди, исхудавшие, шатающиеся от голода и болезней, но продолжающие сжимать в руках винтовки. У них уже не было никаких надежд на то, что их выручат из осады, и только бешеная ненависть к врагу да гордое, упорное желание не подчиниться его злой воле даже ценою своей жизни, только эти чувства еще заставляли их жить и бороться, как заставляли они драться и героев Брестской крепости.

Их теперь было всего два-три десятка человек, самых выносливых и стойких. И они уже понимали, что долго не продержатся. Мысль о плене была им ненавистна. Выход оставался один — попробовать с оружием в руках пробиться из осады, постараться подороже продать свою жизнь в этом бою.

Но дверь, выходившую в ресторан, немцы плотно забили снаружи, а все окна были заложены листами железа и шпалами. Казалось, осажденные наглухо заперты в этом бетонном ящике.

К счастью, с бойцами почти до конца обороны оставался какой-то железнодорожник, хорошо знавший и вокзал и станцию. Он вспомнил, что в другом конце здания находится такое же подвальное помещение котельной и там есть дверь, ведущая наружу, на станционные пути.

Под потолком подвалов тянулись, уходя во все стороны, узкие и извилистые обогревательные ходы. Циркулируя по этому лабиринту, теплый воздух зимой обогревал полы в вокзальных помещениях. Ходы эти были достаточно широки, чтобы по ним мог проползти человек. Несколько бойцов отправились в разведку и сумели отыскать путь в котельную. Там действительно оказалась дверь. Снаружи она тоже была забита шпалами, но ночью ее все же удалось открыть. Дверь выходила в сторону, противоположную перрону, на запасные пути, и к тому же сверху была прикрыта бетонным козырьком, тянувшимся вдоль всего здания вокзала. Отсюда и решено было прорываться на следующую ночь, на исходе второй недели обороны.

Весь следующий день с помощью железнодорожника, на память знавшего окрестности станции, обсуждали подробный маршрут прорыва. Надо было от двери пробраться под бетонным козырьком к дальнему углу здания, оттуда перебежать запасные пути, перелезть через станционную ограду и северо-восточной окраиной выходить из города.

Около двадцати человек под командованием лейтенанта Николая и старшины Баснева шли на прорыв. Троих — сержанта Игнатьева с двумя бойцами оставляли на месте. Они должны были залечь на трубах под потолком подвала, ничем не выдавая себя, и осторожно выбраться, когда немцы снимут охрану.

Глубокой ночью, распрощавшись с оставшимися, защитники подвалов один за другим вышли наружу через дверь котельной. Несколько минут спустя Игнатьев и его товарищи услышали выстрелы, разрывы гранат, крики «ура!». Потом все смолкло. И трудно было решить, прорвались ли защитники вокзала сквозь кольцо врага или все пали в неравном бою.

На следующее утро немцы открыли заложенные окна подвалов. Внутрь помещений с перрона бросили гранаты, чтобы убедиться, что никого не осталось внизу. Потом охрана была снята.

На вторую ночь Игнатьев с бойцами выбрались наружу, переползли станционные пути и нашли приют в домике одного из местных жителей на окраине Бреста. Отдохнув и подкормившись, они через несколько дней двинулись на восток, в сторону фронта.

Позднее из писем участников этих событий стало известно, что основная группа защитников вокзала тоже сумела выйти из кольца осады, хотя половина людей погибла в ночном бою. Неизвестный лейтенант Николай, политрук Костя и старшина Павел Баснев оказались в числе уцелевших. Им удалось под огнем перелезть через забор, отделявший станцию от северных окраин Бреста, выбраться за город и укрыться в каком-то болоте, где они просидели всю первую ночь, пережидая погоню. Потом они двинулись на росток, добыли в деревнях гражданскую одежду и два дня спустя пришли в район местечка Жабинки, в 25 километрах от Бреста. Там им пришлось разделиться: в деревнях повсюду стояли немецкие войска, уже действовали гитлеровские комендатуры, и большая группа мужчин была бы сразу взята под подозрение. Лейтенант и политрук Костя пошли в одном направлении, Павел Баснев с сержантом Федором Гарбузом — в другом. С тех пор судьба этих людей осталась невыясненной.

После того как несколько лет тому назад я рассказал по радио о защитниках Брестского вокзала, отозвалась жена Павла Баснева — Александра Алексеевна, которая вот уже 32 года работает прядильщицей на текстильном комбинате в городе Родниках Ивановской области. Связанная с Павлом давней дружбой, она стала его женой совсем незадолго до войны — в мае 1941 года, когда старшина приезжал на родину в отпуск. Потом он писал ей почти каждый день и обещал вскоре взять ее к себе в Пружаны. Последнее письмо было датировано 18 июня, и с тех пор Александра Алексеевна уже ничего не знала о своем муже, считая его пропавшим без вести. Из моей радиопередачи она впервые услышала о том, где ему пришлось воевать в начале войны. От нее я получил и фотографию героя.

Так и остается неизвестной его участь. Но года три назад я получил письмо от одного бывшего узника гитлеровского лагеря для пленных в городе Барановичи. Он писал мне, что осенью 1941 года в этом лагере произошло восстание узников, закончившееся массовым побегом. По его словам, одним из главных организаторов этого восстания был военнопленный по фамилии Басов или Баснев. Уцелел ли он при этом побеге или погиб под пулями гитлеровских охранников, неизвестно.

Что ж, хотя утверждать что-нибудь с определенностью нельзя, вполне могло быть, что организатор побега в лагере Барановичи и герой обороны Брестского вокзала — одно и то же лицо. Баснев с товарищем шел на восток от Бреста, приближаясь к Барановичам и мог попасть в плен где-нибудь в районе этого города, а потом оказаться в ближайшем лагере.

Совсем недавно, уже в 1964 году, пришло другое важное письмо. Его прислал каменщик из зонально-опытной станции Бахчисарайского района Крымской области Константин Миронович Борисенко. Оказывается, он и был тем политруком Костей, которого вспоминают защитники вокзала как одного из руководителей обороны. Только звание его было другим — заместитель политрука.

Константин Борисенко, наконец, назвал нам фамилию лейтенанта, командовавшего обороной вокзала. Его звали Николаем Царевым, и был он командиром огневого взвода в артиллерийской батарее одной нашей стрелковой части, стоявшей перед войной в Туле. Борисенко служил в этом же взводе.

Незадолго до войны лейтенанта Царева, Борисенко и еще двух бойцов отправили в командировку в город Пинск, где они должны были получить для своей части обозных лошадей и артиллерийские орудия. Из Пинска их направили в Брест, куда они попали 21 июня. Оказалось, что лошадей и пушки им придется принимать в летних лагерях под Брестом, и, дожидаясь поезда, идущего туда, они и заночевали на вокзале. А дальше происходило все то, о чем рассказано выше.

К. М. Борисенко вспоминает, что Николаю Цареву было всего 20 лет и незадолго до прибытия в часть он окончил Ульяновское артиллерийское училище. После того как главная группа защитников вокзала вырвалась из вражеского кольца и, придя в район Жабинки, разделилась, Борисенко и Царев вместе направились на восток. Им удалось пройти мимо Минска и около Борисова перейти Березину. Но когда уже близ Шклова они попытались под видом крестьян перейти по мосту через Днепр, немецкая охрана задержала их. Оба они были отправлены в лагерь для военнопленных в Могилеве. А потом однажды Борисенко попал в партию пленных, которых увезли на дорожные работы, а оттуда отправили в Германию. Так он потерял из виду своего лейтенанта, не записав даже его довоенного адреса.

Вот что мы знаем сейчас об обороне Брестского вокзала. Будем надеяться, что со временем выяснятся окончательно и судьбы Павла Баснева и Николая Царева и участь других героев этого необычного эпизода первых дней войны.

А в Бресте, в центре разросшейся и оживленной станции, стоит теперь новый красавец вокзал, построенный несколько лет назад. Но в земле под этим высоким красивым зданием по-прежнему тянутся те же бетонные отсеки подвалов, где почти двадцать пять лет назад шла эта удивительная трагическая борьба, не менее упорная и стойкая, чем борьба героического гарнизона Брестской крепости.