Шумным бьет крылом петух,
День встречая пеньем…
Жуковский, «Светлана»
Что было бы, если бы не было часов?
Как много значат в нашей жизни эти две маленькие стрелки, которые бегают по кругу как будто без всякого толку!
Представим себе, что завтра во всем мире сразу испортятся все часы. Какой страшный беспорядок это вызовет!
На железных дорогах произойдет множество крушений, потому что без расписания нельзя управлять движением поездов, а расписание без часов бесполезно.
В море корабли потеряют дорогу, потому что без часов ни один капитан не сможет определить, где находится его корабль.
На заводах работа станет невозможной — ведь машины на заводе работают по точному расписанию. Изделия непрерывным потоком движутся от станка к станку, от рабочего к рабочему.
Весь завод работает, как одна огромная машина, состоящая из сотен машин. И всеми этими большими, сильными машинами командует крошечная машинка, помещающаяся в кармане, — часы.
Остановятся часы — и сразу же начнется разнобой: одни станки отстанут, другие убегут вперед.
И через короткое время вся огромная заводская машина разладится и остановится.
А в школах? Учитель математики, увлекшись своим предметом, продержит вас в классе не сорок, а сто сорок минут, пока у вас не зайдет ум за разум.
Если вам вздумается вечером пойти в театр, вы придете слишком рано и застанете перед неосвещенным еще зданием толпу товарищей по несчастью. Или, наоборот, вы явитесь только для того, чтобы полюбоваться на публику, берущую с боя вешалки.
Но предположим, вы решили лучше провести вечер дома и позвали к себе гостей. Вы ждете их, как вам кажется, час, другой, третий. Чай уже давно остыл, веки у вас слипаются. Наконец вы ложитесь спать в полной уверенности, что гости не придут, — в полночь никто в гости не ходит. А через несколько минут вас будит отчаянный трезвон и стук в дверь. Это ваши гости. По их мнению, сейчас часиков десять, не больше.
Можно бы еще много порассказать и веселого и печального о том, что было бы, если бы часов не было.
А ведь когда-то часов и в самом деле не было — никаких, ни с пружинами, ни с гирями.
И все-таки люди не могли обходиться без распределения времени и как-то его измеряли. Чем они его мерили?
Лавка антиквара
Я уверен, что, прежде чем приняться за чтение этого рассказа, вы пересмотрели все картинки — от первой до последней. Так поступаем мы все, чтобы при первом же знакомстве узнать, интересна ли книга.
Не знаю, что вы подумаете о самих рассказах, но картинки, должно быть, вас немало озадачили.
И в самом деле, что это за куча предметов, у которых, на первый взгляд, нет между собой ничего общего и которые собраны в этой книге вместе так же случайно, как вещи в лавке старьевщика.
На одной странице посох индийского брамина, изрезанный древними письменами.
На другой — позеленевший от времени бронзовый колокол с рельефными изображениями святых.
А вот какая-то старая книга с застежками. Ее переплет из толстой кожи, каких теперь не делают, пробит во многих местах как будто гвоздем.
Это работа крыс, которых уже давным-давно нет на свете.
Дальше- масляная лампа, непохожая на теперешнюю, керосиновую. Нет ни стекла, ни горелки. Фитиль, сделанный из тростника, чадит и заволакивает стены паутиной черной копоти.
Рядом — китайская безделушка в виде лодочки с головой дракона. Восковая свеча, разделенная полосками на двадцать четыре части. Два амура, стоящие у подножия колонны: один из них плачет, а другой указывает палочкой на что-то, начертанное на колонне.
И, наконец, среди всего этого старого хлама, которого давно уже не касалась человеческая рука, — петух, настоящий живой петух, хлопающий крыльями и горланящий:
— Кукареку!
Что все это значит?
Лампа, дракон, посох, книга, свеча — все это часы, которые показывали людям время, когда не было еще настоящих часов с пружиной или гирями.
История одного монаха
Вряд ли загадочные картинки, нарисованные в этой книге, показались вам менее загадочными после такого объяснения.
Палка, книга, лампа — да разве это часы?
В том-то и дело, что мерить время можно миллионом разных способов.
Все, что продолжается сколько-нибудь времени, может быть мерой времени, как все, что имеет длину, может быть мерой длины.
Чтобы прочесть эту страницу, вам нужно некоторое время. Значит, вы могли бы мерить время числом прочитанных страниц. Вы могли бы сказать, например, что пойдете спать через двадцать три страницы или что ваш брат зашел в комнату две страницы тому назад.
Вот и объяснение одной из загадочных картинок. Толстая книга в изъеденном крысами переплете — псалтырь, который принадлежал брату Августину, монаху Бенедиктинского ордена. Этот монах был у себя в монастыре звонарем. Каждую ночь, через три часа после полуночи, он должен был ударами колокола будить братьев к заутрене. А как ночью узнаешь время, когда часов нет? Ведь дело было около тысячи лет тому назад, когда не было ни карманных, ни столовых, ни башенных часов.
Брат Августин мерил время просто. С вечера начинал он читать свои псалмы и как доходил до слов: "Начальнику хора Идифумова. Псалом Асафов", так и бежал на колокольню.
Правда, случился с ним один раз грех — заснул он над книгой. А когда проснулся, солнце уже было на небе. Досталось же ему от отца Дезидерия, настоятеля!
Ясно, что книга — часы неточные. Вы, например, читаете быстро — страниц двадцать в час, а ваш брат и двух за это время не одолеет. У вас будет одно время, а у него другое. А нужно, чтобы у всех время было одинаковое.
Вот почему из миллиона способов измерять время только очень немногие хороши.
Часы на небе
История монаха Августина еще не кончена.
Дело в том, что по удару его колокола вставали не только монахи, но и жители городка, около которого расположен был монастырь.
В это утро ткачи, красильщики, торговцы сукнами, продавцы пуговиц и четок, башмачники, которые жили около монастыря, так и не дождались колокольного звона. Проснувшись от ярких солнечных лучей, некоторые из них подумали сперва, что свершилось чудо — солнце встало посреди ночи. Но, придя в себя, они сообразили, что солнцу можно верить больше, чем брату Августину, ибо солнце вина не пьет, а за братом Августином этот грех водится.
Но не только тогда, а и во все времена люди считали солнце самыми верными часами.
Задолго до того как день был разделен на двенадцать часов, люди узнавали время по солнцу. Мы и сейчас еще, вместо того чтобы сказать "в таком-то часу", говорим: на рассвете, в полдень (то есть когда солнце выше всего на небе), на закате, в сумерки, после захода солнца.
Когда-то, когда городов и фабрик еще не было, люди не чувствовали нужды в точном измерении времени.
Но когда там и сям повырастали города, запестрели ярмарки и базары, застучали молотки в мастерских ремесленников, потянулись по дорогам купеческие караваны, небесные часы стали казаться людям неточными.
В самом деле, разве можно сколько-нибудь правильно определить на глаз путь, который солнце успело пройти после восхода? А как точнее определить этот путь?
Самое простое было бы вымерить его шагами, как это люди привыкли делать на земле. Но ведь небо — не земля, на него не вскарабкаешься.
К счастью, всегда находились на свете люди, которые делали возможным то, что другим казалось невозможным.
Как в наше время люди научились летать по воздуху, плавать под водой, разговаривать, находясь в разных городах, так в старину люди решили другую неразрешимую задачу — научились мерить время шагами.
Как люди мерили время шагами?
В комедии, которая была написана греческим писателем Аристофаном две тысячи триста лет тому назад, есть такое место. Афинянка Праксагора говорит своему мужу Блепиросу: "Когда тень будет в десять шагов, умасти себя благовониями и приходи ужинать".
Нужно отметить, что в то время люди заботились о своем туалете очень странно: вместо того чтобы смывать грязь с тела, ее замазывали всякими благовонными мазями и маслами, лишь бы не видно было и пахло хорошо. Но дело не в этом. Что значит это выражение: "тень в десять шагов"?
По-видимому, недалеко от дома, в котором жили Праксагора и Блепирос, стоял столб или памятник. В солнечный день (а в Греции почти все дни солнечные) памятник отбрасывал тень. Чтобы узнать, сколько времени, прохожие мерили тень шагами.
Утром она была длиннее, в полдень становилась совсем коротенькой, а к вечеру опять удлинялась.
Вот вам и ответ на вопрос, как люди мерили время шагами.
Как всегда, разгадка кажется настолько же простой, насколько загадка казалась сложной.
Фокус индийского факира
Столб, которым пользовались как часами, назывался гномоном.
Конечно, гномон был очень неудобными часами. Мало того что он показывал время только в солнечный день и очень неточно, — его нельзя было брать с собой в дорогу. А ведь часы в дороге необходимы.
Индийские нищенствующие монахи — факиры — решили задачу просто и остроумно: они превратили в часы обыкновенную дорожную палку.
Отправляясь в далекое путешествие, в священный город Бенарес, факир брал с собой посох особенного устройства.
Посох этот не круглый, как наши палки, а восьмигранный. Наверху в каждой грани высверлено отверстие, в которое вставляется маленькая палочка.
Чтобы узнать, который час, факир поднимает свой посох, держа его за шнурок. Тень, падающая от палочки на грань отвесно висящего посоха, показывает время…
Длину тени здесь не приходится каждый раз мерить, потому что на грани вырезаны черточки, обозначающие часы. Но зачем нужно столько граней? Казалось бы, достаточно и одной.
дело в том, что в разное время года видимый путь солнца различен. Поэтому и тень, которая во всем зависит от солнца, ведет себя летом и зимой неодинаково. Летом солнце поднимается на небе выше, чем зимой; оттого тень в летний полдень короче, чем в зимний.
Вот почему посох сделан многогранным. Каждая грань размечена для одного какого-нибудь времени года и не годится для другого.
Положим, дело происходит в начале октября. Факир втыкает палочку в ту грань, на которой начертано древнее слово «Ариман» — название месяца, который продолжается с середины нашего сентября до середины октября.
Вы легко можете сами сделать такие часы.
Достаточно будет трех граней — для летних месяцев, которые вы проводите за городом. Зимой вам посох не понадобится, да и солнце бывает редко.
Чтобы разметить часы, вам придется затратить три дня — по одному на каждый месяц. Утром, когда вы встанете, положим, в семь часов, воткните палочку в одну из граней и сделайте зарубку в том месте, где кончается тень. В восемь часов сделайте вторую зарубку, и так до самого захода солнца.
Часы с циферблатом, но без стрелок
Во времена наших старых знакомых Праксагоры и Блепироса в Греции можно было уже кое-где встретить новые часы, гораздо более удобные. По преданию, новое изобретение пришло в Грецию из Азии, из города Вавилона, который давно уже славился учеными.
Вавилон в те времена был одним из самых больших городов мира. Шумное движение на улицах; отряды солдат, проходящие в стройном порядке; торговцы, продающие благовонные мази, сладости, украшения; щеголи с искусно завитой бородой, с перстнями на пальцах и с тростью, украшенной золотым набалдашником; и над всей этой пестрой восточной толпой — высокие многоэтажные здания, — таков был Вавилон две с половиной тысячи лет тому назад. Не удивительно, что и наука процветала в этом богатом и многолюдном городе.
Вавилоняне научили греков многому, подобно тому как нашими учителями были во времена Петра голландцы и шведы. Вавилоняне научили греков делить время на равные промежутки- часы, а от греков это деление перешло через много лет к другим народам Европы. Они же, говорят, научили греков строить новые часы — первые часы с циферблатом. Правда, надо сказать, что у этих часов не хватало одной безделицы — стрелок.
"Стрелок? — спросите вы. — Но разве бывают часы без стрелок?" Чтобы убедиться в том, что такие часы бывают, вам не придется ездить в Азию, туда, где когда-то высились дома Вавилона. У нас в Ленинграде, да и во многих других городах СССР, вы можете найти часы вроде тех, которые были у древних вавилонян.
На старой дороге, ведущей из Ленинграда в Москву, до сих пор стоят кое-где каменные верстовые столбы, поставленные еще при Екатерине II. Есть такие столбы в Ленинграде на Международном проспекте (у Фонтанки и у 7-й Красноармейской) и в городе Пушкине — у Орловских ворот.
Там на столбе с одной стороны надпись:
От Санкт-Петербурха 22 версты
А с другой — плита с железной треугольной пластинкой посередине и римскими цифрами вокруг.
Римские цифры обозначают часы. А стрелки заменяет тень от пластинки. По мере того как солнце проходит свой путь по небу, тень от пластинки движется, как стрелка часов, и показывает время.
Это солнечные часы вроде тех, которые были в ходу еще в древнем Вавилоне.
Проезжая мимо верстового столба, путешественник узнавал выглянув из окна своей кареты, сколько верст ему осталось проехать и сколько времени он уже провел в пути.
Солнечные часы были, конечно, лучшими часами, чем гномон или посох факира. Они показывали время гораздо отчетливее и вернее.
И все-таки этим часам было далеко до наших теперешних. Вряд ли вы были бы довольны своими часами, если бы они шли только в ясную погоду, а ночью и в плохую погоду стояли. А между тем солнечные часы вели себя именно таким образом. Как говорили в старину, это были "дневные часы".
Очень давно — вероятно, в одно время с солнечными часами- были изобретены и ночные часы.
Разговор Ивана Иваныча с Иваном Петровичем
Два старых приятеля, Иван Иваныч и Иван Петрович, десять лет не встречались.
И вдруг они столкнулись на улице лицом к лицу.
Что в этом случае должен был сказать Иван Иваныч и что ему ответил Иван Петрович?
Не сомневаюсь, что Иван Иваныч в промежутке между двумя поцелуями воскликнул:
— Сколько воды утекло, почтеннейший Иван Петрович!
А Иван Петрович ему ответил:
— Немало, Иван Иваныч, немало.
Но понимают ли они оба — Иван Иваныч и Иван Петрович, — что эта странная фраза значит?
О какой воде идет речь? Куда она утекла? Откуда? Думаю, что наши приятели не смогли бы дать каких-либо пояснений на этот счет.
Фраза, произнесенная Иваном Иванычем, давным-давно утратила всякий смысл, и люди повторяют ее, как попугаи, не думая, что она значит.
А значит она вот что., Уже очень давно догадались, что время можно измерять с помощью воды.
Если наполнить водой самовар и приоткрыть кран, вода вытечет. Положим, для этого нужен час времени.
Если мы, не трогая крана, снова нальем в самовар столько же воды, сколько раньше, она вытечет в то же самое время — не в полчаса и не в полтора часа, а ровно в час.
Значит, самоваром можно пользоваться как часами. Для этого надо только каждый раз, когда он опустеет, наполнять его снова.
В Вавилоне такие часы были в ходу еще две тысячи пятьсот лет тому назад. Только, конечно, воду наливали не в самовар- самоваров тогда не было, — а в высокий узкий сосуд с отверстием около дна. Особые люди, приставленные к часам, на восходе солнца наливали сосуд водой.
Когда вся вода выливалась, они громкими криками извещали об этом жителей города и снова наполняли сосуд. Так они поступали шесть раз в день.
Водяные часы были очень неудобны: с ними было много возни. Но зато они могли показывать время и в плохую погоду, и даже ночью.
Вот почему их называли в древности «ночными» часами, в отличие от дневных, солнечных часов.
Недавно еще в Китае можно было видеть старинные водяные часы.
Четыре больших медных котла расположены один над другим на ступенях каменной лестницы. Вода переливается из одного сосуда в другой. Каждые два часа (или «ке», как говорят китайцы) сторож вывешивает дощечку с надписью, обозначающей, который «ке» идет. Нетрудно понять, зачем нужно было такое расположение котлов. Сторожу приходилось наливать только верхний котел, а остальные наполнялись сами собой — самотеком, один за другим.
Не знаю, пользуются ли этими часами сейчас, когда и в Китай проникли всевозможные машины, радио, аэропланы. Но в прошлом веке эти часы, говорят, еще были в ходу.
Молочные часы
Молочные часы? Это еще что за ерунда? Бывают молочные поросята, молочные телята, молочный шоколад, молочные зубы.
Но что такое молочные часы?
Об этих молочных часах я прочел в одной старой книге о часовом искусстве.
В ней говорится, что в древнем Египте на одном из нильских островов был храм бога Озириса. Посреди храма стояло вокруг триста шестьдесят больших сосудов с отверстиями у дна. К каждому сосуду был приставлен особый жрец, так что всего было триста шестьдесят жрецов. Ежедневно один из жрецов наполнял свой сосуд молоком. Молоко выливалось ровно в двадцать четыре часа. Тогда другой жрец наполнял следующий сосуд, и так далее — круглый год.
Нам, конечно, трудно понять, зачем египтянам понадобилось столько молочных часов и почему египетские фараоны не догадались произвести в храме Озириса сокращение штатов.
Ведь содержать триста шестьдесят человек, которые занимались только тем, что переливали из пустого в порожнее, стоило недешево.
Воду в водяных часах заменяли не только молоком.
Были в ходу, да и сейчас еще употребляются, песочные часы. Чтобы «завести» часы, их нужно только перевернуть. Такие часы очень удобны для отмеривания небольших промежутков времени: по 3- 5- 10 минут.
Во флоте они были в ходу еще недавно. Каждые полчаса вахтенный переворачивал «склянку» песочных часов.
Приготовление песка для часов считалось в старину делом, требующим особого умения.
Говорили, что самый лучший песок получается из мраморных опилок, если их прокипятить девять раз с вином, снимая каждый раз пену, и после этого высушить на солнце.
Часы и микстура
Сосуд с отверстием в дне, из которого вода вытекала капля за каплей, был самой простой и первоначальной формой водяных часов. Но уже очень скоро водяные часы были изменены и улучшены.
Первым делом надо было позаботиться о том, чтобы сосуд приходилось наполнять как можно реже.
И в самом деле, скоро догадались, что вместо маленького сосуда, рассчитанного на какой-нибудь час, можно взять большой, с запасом воды на целые сутки. А для того чтобы отмеривать все-таки не дни, а часы, разделили сосуд черточками на двадцать четыре части. Теперь уровень воды сам говорил, который час. Для этого достаточно было взглянуть, до какой черточки он опустился.
Вы, вероятно, видали стаканчики с делениями, в которых больным дают микстуру.
На стенке стаканчика три черточки: у нижней написано: "чайная ложка", у средней — «десертная», а у верхней — «столовая».
В этом роде был устроен и сосуд водяных часов. Только вместо трех черточек на его стенке было взято двенадцать или двадцать четыре, и мерили им не микстуру, а время.
Но было одно неудобство, с которым приходилось считаться.
Дело в том, что вода не всегда вытекает из сосуда одинаково быстро. Сначала, когда ее много, она течет быстрее, чем потом, когда ее становится все меньше и меньше. Это и понятно. Чем выше уровень воды в сосуде, тем больше давление, а чем больше давление, тем и скорость воды будет больше. Все равно что в водопроводе: чем выше поставлен водонапорный бак, тем скорее бежит вода по трубам.
Выходило так, что вначале за час вытекало больше воды, чем под конец.
Уровень воды сначала опускался быстро, а потом все медленнее. Чтобы часы все-таки не врали, приходилось ставить черточки не на одинаковом расстоянии одну от другой, а так, чтобы верхние были реже, а нижние чаще. Как, видите, разметить водяные часы было совсем не так просто.
Был и другой способ, более удобный. Сосуд делали в виде воронки. Тогда, если воронка была правильно подобрана, можно было черточки ставить на одинаковом расстоянии.
В самом деле, между верхними двумя черточками воды помещается больше, чем между следующими двумя. Но так и должно быть. Ведь за первый час, когда скорость воды больше, ее вытекает больше, чем за второй.
Часок и часище
Если я говорю, что эту главу я писал ровно час, всем понятно, что это значит.
Но в старину — этак тысячи две лет тому назад — меня бы спросили, про какой час я говорю: про большой или про маленький.
Дело в том, что древние египтяне, греки, римляне делили сутки тоже на двадцать четыре часа, но не совсем так, как мы.
Прежде всего они делили сутки на день — время с восхода солнца до захода — и ночь, то есть время с захода солнца до восхода. А день и ночь, в свою очередь, делили на двенадцать часов.
Но ведь дни и ночи бывают разные. Поэтому летом дневные часы были длинные, а ночные короткие, а зимой дневные часы были короткие, а ночные длинные. Где-нибудь в Египте дневной час летом продолжался по нашему счету 1 час 10 минут, а зимний дневной час — всего только 50 минут.
У нас на севере, где солнце зимой показывается совсем ненадолго, зимний дневной час продолжался бы только каких-нибудь сорок минут. Это был бы маленький часок. Зато ночной час был бы не час, а часище — целых 1 час 20 минут.
Из-за этой путаницы водяные часы, устроенные для летнего времени, не годились для зимы, и наоборот.
Надо было как-нибудь поправить дело. Зимой день короче, чем летом. Значит, нужно зимой наливать в воронку меньше воды, чтобы она скорее выливалась. Если летом, положим, нужно налить две кружки воды, то зимой достаточно будет одной.
Но задача решается совсем не так просто, как кажется. Ведь наполнять надо воронку и зимой и летом доверху — до первой черточки. А если мы нальем вместо двух кружек одну, воронка останется неполной. Как же тут быть? Как сделать, чтобы и волки были сыты и овцы целы — чтобы воды было меньше, а воронка все-таки была наполнена доверху?
Придумали вот что.
По форме воронки сделали конус — такую же воронку, но не пустую внутри, а сплошную. Если этот конус погрузить в воронку, положим, до середины, в ней останется меньше свободного места, и воды в ней поместится меньше. Зимой, значит, конус придется опускать, летом поднимать. А чтобы всякий мог это делать, линейка, на которой держится конус, разделена черточками. Эти черточки показывают, на какую глубину нужно опускать конус, смотря по времени года.
Эти часы, как видите, были сложнее первоначальных. Правда, если бы люди догадались разделить сутки на равные часы, как это делаем мы, водяные часы были бы гораздо проще.
Живой будильник
Из Вавилона и Египта, где водяные часы появились в незапамятные времена, они попали затем к грекам, а от греков к римлянам.
Первые водяные часы были поставлены в Риме на городском рынке рядом с солнечными часами. Сделано это было для того, чтобы по солнечным часам проверять водяные.
Водяные часы могли легко испортиться — достаточно было засориться отверстию, из которого вытекала вода. А солнечные часы, если только солнце было на небе, показывали время всегда честно и добросовестно.
Можно было найти водяные часы и в частных домах — у богатых людей. Особые слуги должны были наливать воду в часы и следить за их исправностью.
Но таких счастливцев, у которых были свои часы, насчитывалось очень немного. Все остальные граждане довольствовались по-прежнему солнцем днем и петухом ночью.
Услышав ночью сквозь сон протяжные крики петухов где-то на окраине города, люди, утомленные дневной работой, засыпали снова с радостной мыслью, что ночь еще впереди. Ведь так кричат петухи только глубокой ночью — протяжно и изредка. Это, как говорили в древности, был только "первый крик петуха".
Но вот петухи начинают кричать все чаще, все быстрее. Это "второй крик" петуха. Скоро и рассвет. И опять начнется день, такой же, как вчера.
В течение тысяч лет люди свыклись со своим живым будильником. Не потому ли крик петуха ночью пробуждает в нас какую-то непонятную тревогу?
История Марка и Юлия
Две тысячи с лишним лет тому назад люди легко обходились без помощи часов. Утром "солдата будит рожок, а горожанина петух", как тогда говорили, а днем легко было определить время по солнцу. Но и тогда в некоторых случаях часы считались не роскошью, а необходимой вещью.
Не могли, например, обходиться без часов судьи. Чтобы не затягивать судебного заседания, они назначали каждому, кто хотел произнести речь, определенное время. А для этого нужны были часы.
Греческие и римские судьи пользовались водяными часами самого простого устройства. Это был сосуд с отверстием в дне, из которого вода выливалась приблизительно в четверть
часа. Водяные часы называются по-гречески «клепсидра», поэтому, когда хотели сказать, что речь такого-то длилась целый час, говорили: "Его речь продолжалась четыре клепсидры". Одного оратора, который говорил на собрании целых пять часов подряд, прервали наконец вопросом:
— Если ты можешь говорить столько времени без передышки, то сколько клепсидр ты в состоянии молчать?
Оратор не нашелся что ответить и при общем смехе доказал, что он умеет и молчать.
В одной старой книге я прочел рассказ про человека, которому водяные часы спасли жизнь.
В городе Риме судили однажды гражданина, который обвинялся в убийстве. Звали его Марк. Был только один свидетель- его друг Юлий, — который мог его спасти. Но суд подходил к концу, а Юлия все еще не было.
"Что с ним случилось? — думал Марк. — Неужели он совсем не придет?"
По закону, который тогда существовал, обвинителю, обвиняемому и судье давалось равное время для произнесения речи. Каждый из них мог говорить по две клепсидры, то есть по получасу.
Сначала говорил обвинитель. Он доказывал, что все улики против Марка. За убийство надо предать его смерти. Обвинитель кончил. Судья спросил Марка, что он может сказать в свою защиту.
Трудно было говорить Марку. Ужас сковывал его язык, когда он видел, как падала вода из клепсидры капля за каплей. С каждой каплей уменьшалась надежда на спасение. А Юлия все не было.
Уже одна клепсидра пришла к концу, началась другая. Но тут случилось чудо. Капли стали падать медленнее, гораздо медленнее, чем раньше.
У Марка снова появилась надежда. Он нарочно затягивал рассказ, говорил о своих родственниках, которые все были честными людьми, о своем отце, дедушке, бабушке. Он уже принялся за рассказ о двоюродной сестре своей бабушки, когда обвинитель, наклонившись над часами, воскликнул:
— Кто-то бросил в часы камешек! Вот почему преступник говорит уже не две, а по крайней мере четыре клепсидры.
Марк побледнел. Но в это самое мгновение толпа зрителей раздвинулась и пропустила вперед Юлия.
Марк был спасен.
Но кто же бросил камешек в клепсидру?
Об этом в книге, из которой я взял рассказ о Марке и Юлии, не сказано ничего. Как вы думаете, не сделал ли это судья, пожалевший бедного Марка?
Александрийские часовщики
В те времена, о которых идет речь, две тысячи лет тому назад, особенно славился производством водяных часов город Александрия в Египте.
Это был богатый торговый город. Говорили, что в Александрии можно найти все, кроме снега. Здесь, по-видимому, появились первые в мире мастерские часовщиков. Производство часов, которым раньше занимались только немногие ученые-изобретатели, перешло в руки ремесленников — часовых дел мастеров. Называли их тогда аутоматариями-клепсидрариями. Это название, которое не так-то легко произнести, означало: мастер самодействующих водяных часов — автоматических клепсидр.
Что же это за автоматические, или, по-русски, самодействующие клепсидры? Ведь те клепсидры, с которыми мы уже имели дело, были далеко не самодействующими. Возни с ними было достаточно.
Лет за двести до того как в Александрии появились первые лавки часовщиков, жил в этом городе изобретатель, которому удалось придумать новые, очень остроумно построенные водяные часы.
Звали его Ктезибий. Был он сыном парикмахера, но отцовское ремесло не пришлось ему по вкусу, и, вместо того чтобы брить бороды александрийским гражданам, он усердно занимался изучением наук, особенно механики.
Больше всего он интересовался машинами, в которых движущей силой была вода. Ведь силой пара и электричества тогда еще не умели пользоваться, и единственными механическими двигателями были вода и ветер. Падение воды заставляло работать колеса водяных мельниц, а ветер поворачивал крылья ветряных. И вот Ктезибию пришла в голову мысль: нельзя ли устроить такие водяные часы, которые работали бы сами собой, автоматические водяные часы?
Часы, которые устроил Ктезибий, были, пожалуй, хитроумней наших. Ведь и задача у него была гораздо сложнее. Надо было построить часы, которые заводились бы сами собой и которые показывали бы время правильно и зимой и летом. Не надо забывать, что длина часа изменялась тогда каждый день. Ктезибий должен был это принять в расчет.
Часы, которые Ктезибий поставил в храме Арсиноэ, нарисованы на картинке. Устроены они так.
На колонне обозначены римскими и арабскими цифрами часы. Римские цифры обозначают часы ночи, арабские — дня. Забавный циферблат, не правда ли? Не круглый, как у наших часов, а прямой.
Стрелку в этих часах заменяла палочка, которую держал в руках маленький крылатый мальчик, стоящий на трубочке.
Трубочка выдвигалась из часов сама собой и понемногу поднимала мальчика снизу до самого верха колонны. А вместе с мальчиком двигалась и стрелка — его палочка — и показывала время. Само собой разумеется, что мальчик поднимался снизу доверху ровно в двадцать четыре часа. После этого мальчик быстро падал вниз и затем снова начинал медленно подниматься вверх.
Но этого мало. Часы в те времена были в разное, время года разной величины. Поэтому на колонне был не один циферблат, а двенадцать — для каждого месяца свой. Колонна сама собой понемногу поворачивалась вокруг оси и подставляла под палочку мальчика как раз тот циферблат, который нужно.
Вы видите, что часы были очень хитроумные. Но вам нетрудно будет разобраться в их устройстве, если вы внимательно прочтете то, что я сейчас расскажу, и при этом не забудете о картинке, на которой нарисованы часы Ктезибия.
По другую сторону колонны стояла фигурка другого крылатого мальчика, который все время лил горькие слезы, горюя, по-видимому, о потерянном времени.
Вода попадала в него по трубке из водопровода, а выливалась в виде слез из глаз. Капля за каплей слезы мальчика падали к его ногам и отсюда по особой трубочке текли в узкую коробку, расположенную как раз под другим мальчиком. В этой коробке находился поплавок, сделанный из пробки, а на нем была укреплена та самая трубочка, на которой стоял мальчик с палочкой.
По мере того как вода в коробке накоплялась, поплавок поднимался, а вместе с ним и мальчик с палочкой. Когда мальчик поднимался доверху и конец палочки останавливался против цифры XII, вода из коробки быстро выливалась по коленчатой трубочке, сделанной в виде буквы Л, поплавок падал вниз, а вместе с ним и мальчик. Начинался новый день, и мальчик опять пускался в свое путешествие.
Снова вода приходила по трубке из водопровода и опять выливалась из коленчатой трубки.
Надо еще разобраться, как было устроено, что колонна сама вращалась вокруг оси.
Из коленчатой трубки вода выливалась на мельничное колесико, которое, вращаясь, заставляло вращаться насаженное на ту же самую ось маленькое зубчатое колесико,
или, как говорят, шестеренку. Шестеренка своими зубцами захватывала зубцы другого колесика и заставляла его тоже вертеться. А это колесико, в свою очередь, вертело вторую шестеренку, а вторая шестеренка вертела второе зубчатое колесо. Так с помощью четырех зубчаток мельничное колесо заставляло вращаться ось, на которой была укреплена колонна.
Каждые двадцать четыре часа вода выливалась из коленчатой трубки, поворачивала немного мельничное колесико, а от этого поворачивалась немного и колонна. За год она делала полный оборот, и через год все начиналось сначала.
Как видите, это были вечные часы, и, для того чтобы они шли, достаточно было простого водопровода. Такая клепсидра вполне заслуживала название автоматической.
После Ктезибия стали делать еще более искусные и сложные часы. Сохранилась, например, картинка, на которой нарисованы водяные часы, снаружи ничем почти не отличающиеся от наших: с круглым циферблатом, вращающейся стрелкой и даже гирей. Только гиря эта была не тяжелая, как в наших часах, а легкая — из дерева. Она плавала, как поплавок, в маленьком бассейне, из которого все время вытекала струей вода. По мере того как уровень воды опускался, опускался и поплавок, приводя в движение механизм.
Часы из "Тысячи и одной ночи"
В то время как по берегам Средиземного моря — в Италии, Греции, Египте — жили образованные народы, почти вся Европа была населена полудикими, варварскими племенами.
Но время шло.
Понемногу изобретения, обычаи, порядки проникали с берегов Средиземного моря на север, в толщу отсталых народов.
Около семисот лет прошло со времен Ктезибия, прежде чем во Франции появилась первая клепсидра. Это были часы, присланные королем Италии Теодорихом соседу его и союзнику королю Бургундии Гондебо.
У короля Теодориха, который жил в прекрасном городе Равенне на севере Италии, был мудрый и ученый советник, по имени Боэций. Этот Боэций был, кроме того, искусным ме
хаником. По заказу короля он делал часы, которые показывали не только время, но и движение светил.
Услышав об этом, король Бургундии Гондебо, царствовавший в городе Лионе, приказал написать Теодориху письмо с просьбой прислать ему: 1) солнечные часы и 2) водяные часы, которые показывали бы и время и движение светил.
По приказу Теодориха Боэций изготовил весьма искусные часы, которые были посланы в Лион с письменным наставлением, как надо с ними обращаться.
Переписка Теодориха с Гондебо сохранилась до настоящих времен.
Водяные часы долго еще после этого продолжали считаться во Франции величайшей редкостью. Делать их здесь не умели. Изредка тот или другой король получал в подарок водяные часы из Италии или с Востока, где сохранилось еще часовое искусство.
Так, в 761 году король Пипин Короткий получил в подарок от папы римского водяные, или «ночные», как тогда говорили, часы. Но самыми удивительными были часы, которые халиф Гарун-аль-Рашид, властитель государства арабов, прислал из далекого Багдада в Аахен королю франков Карлу Великому.
О том и о другом сложено множество рассказов, песен, баллад.
Многие из нас увлекались сказками "Тысячи и одной ночи" и помнят халифа, который нередко переодевался в платье бедняка и бродил со своим визирем — главным министром- по улицам Багдада.
И вот этот самый Гарун-аль-Рашид прислал Карлу Великому водяные часы, которые были для того времени чудом искусства.
Друг и советник Карла Великого Эгингард так описывает эти часы:
"Абдала, посол персидского короля, и два иерусалимских монаха предстали перед императором. Монахи Георгий и Феликс поднесли Карлу несколько подарков от персидского короля и, между прочим, золоченые часы, изготовленные весьма искусно. Особый механизм, приводимый, в движение водой, указывал часы. Каждый час раздавался бой. Несколько медных шариков, а именно столько, сколько нужно, падало в медный таз, расположенный у подножия часов. Каждый час открывалась одна из двенадцати дверей, ведущих внутрь часов. В полдень из всех двенадцати дверей выезжало двенадцать маленьких рыцарей, которые закрывали за собой двери. Было здесь много других удивительных вещей, которые никогда еще не приходилось видеть нашим французам".
Огненные часы и огненные будильники
Водяные часы долго еще оставались во Франции, да и в других европейских странах, редкостью. Лет через триста после Карла Великого можно уже было найти кое-где в богатых монастырях и во дворцах князей клепсидры с боем. Но большая часть монастырей и почти все население деревень и городов по-прежнему обходились без часов.
Особенно трудно было жить без часов монахам. Восемь раз в сутки, через каждые три часа, колокола монастырей призывали монахов к молитве. За утренней молитвой шли молитвы первого церковного часа (по-нашему, 7-й, 8-й и 9-й час утра), потом третьего часа (по-нашему, 10-й, 11-й и 12-й час дня) и так далее, круглые сутки.
Ясно, что бедняге звонарю приходилось плохо. То и дело выглядывал он со своей колокольни, чтобы определить время по солнцу или по звездам. Но если солнца или звезд не было видно, приходилось ему поступать так, как поступал наш старый приятель монах Августин, — мерить время числом прочитанных псалмов.
Был, правда, и другой, лучший способ. Время определяли по количеству масла, сгоревшего в лампе, или воска в свече. Одно время "огненные часы" стали настолько употребительны, что на вопрос "сколько времени?" отвечали "одна свеча" или "две свечи". Ночь разделяли на три свечи, и сказать, что сейчас две свечи, было все равно что сказать: прошло две трети ночи. Были в ходу также лампы и свечи с делениями, которые служили для более точного отсчета часов.
Но масляные лампы того времени горели неровным, коптящим пламенем, свечи были неодинаковой толщины. Поэтому для измерения времени они не годились. С ними мирились потому, что других часов не было: на безрыбье и рак рыба. Некоторые монастырские уставы, не мудрствуя лукаво, попросту советовали звонарям прислушиваться ночью к пению петухов.
В Китае, говорят, и сейчас еще пользуются "огненными будильниками". Из опилок и смолы делают прутик, который кладут в небольшую лодочку. Поперек лодочки на нитке вешают два медных шарика. Один конец прута зажигают. Когда пламя доходит до нитки, она сгорает, и шарики со звоном падают в стоящую под лодочкой металлическую тарелку.
По церковным колоколам распределяли в Париже свой день горожане. Сапожники, обойщики, суконщики, позументщики кончали работу с первым ударом к вечерне.
Булочники пекли хлеб до заутрени. Плотники кончали работу с первым ударом большого колокола церкви Нотр-Дам. В восемь часов вечера летом и в семь часов зимой колокола давали сигнал: туши огонь. И все поспешно тушили лампы и свечи и ложились спать.
Любопытно, что в те времена, когда люди с таким трудом определяли время, когда ошибиться на целый час ничего не стоило, хитроумные мудрецы ломали голову над вопросом: на сколько частей следует разделить час? Один, например, предлагал разделить час так: 1 час 4 долям 15 частям 40 моментам 60 минутам 22 560 атомам.
Другой с ним не соглашался и полагал, что час надо разделить таким образом: 1 час 4 долям —40 моментам — 480 унциям 5640 минутам.
Разумеется, вся эта чепуха давно забыта. Только тогда, когда появились часы с гирями и маятником, стало возможно деление часа на части — на минуты и секунды.