Рассказы разведчика

4 На связь с партизанами

С началом операции "Багратион" по освобождению Белоруссии в июне 1944 года резко повысилась роль партизанских отрядов, действовавших в глубоком тылу у фашистов на своей оккупированной территории. Они взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны, разрушали линии связи, нападали на комендатуры врага и его гарнизоны в белорусских городах и селах. В буквальном смысле слова земля горела под ногами оккупантов. Появилась необходимость в совместных действиях партизанских отрядов и регулярных частей Красной Армии. Для этой цели командование Красной Армии послало в тыл врага к партизанам несколько небольших групп разведчиков. В составе одной такой группы был и я. Ниже я подробно описываю свои приключения во время перехода через линию фронта и свое пребывание и участие в совместных боях в нескольких отрядах белорусских партизан.

27 Июня 1944 года в только что отвоеванном у фашистов селе Бацевичи я был срочно вызван к командиру полка. Там уже были разведчики – старшие сержанты Федор Акимов и Виктор Кирсанов. Подполковник К.В. Боричевский поднял на нас глаза и сказал:

– Слушайте меня внимательно, посылаю вас троих на связь с партизанами. Вам нужно в районе села Свислочь перейти линию фронта, переправиться на ту сторону Березины, углубиться в лес, найти там партизан и передать им маршрут движения нашего полка, чтобы они смогли координировать свои действия с нами. Все это надо передать на словах, карт и планов вам не даем, сами понимаете почему. Задание срочное, ответственное, ведь вам надо идти к партизанам по занятой врагом территории. Старшим назначаю старшего сержанта Акимова, запомните маршрут движения полка: Свислочь – Новоселки – Каменичи – Лочин – Пуховичи. До Березины вас "подбросят" самоходчики. Где будете переправляться через реку, решите сами. Начало выполнения задания – сейчас, немедленно. Вопросы есть?

Мы стояли перед командиром молча, не зная, что сказать. Боричевский подождал немного и потом сказал:

– Вижу, вопросов нет. Приступайте к выполнению задания.

На улице нас уже поджидали три самоходные установки СУ-76. Каждый из нас выбрал себе по машине, я же забрался в кузов головной машины, моторы взревели, и мы, поднимая пыль, понеслись по улице села Бацевичи. Я с любопытством стал рассматривать внутреннее устройство самоходки – ведь я впервые сижу и еду в ней. Командир машины стоит впереди меня у пульта управления и все время что-то говорит в микрофон. Изредка он высовывает голову за борт, чтобы видеть, как и где двигаются остальные машины. У самоходок этого типа крыши нет, во время дождя ее верх закрывается брезентом, который сейчас скручен в рулон и закреплен ремнями к борту. Кузов со всех сторон огорожен высокими бронированными бортами. Весь центр кузова занимает казенная часть 76-миллиметровой пушки. По левую сторону от пушки у прицельной панорамы сидит наводчик, а позади него – заряжающий. Далеко впереди за рычагами управления сидит механик-водитель. Командир поддерживает с ним связь по внутреннему телефону. Вскоре я обнаружил и неудобства: это теснота и скученность в кузове. Меня сильно качало и бросало на ходу в разные стороны, и я больно ударялся головой о железные выступы кузова. Так вот почему самоходчики и танкисты носят на голове шлемы с резиновыми утолщениями! Я гляжу вперед, и сердце мое радуется стремительному бегу нашей машины, ровному гулу работающего двигателя и упругому, бьющему в лицо, ветру. Кругом, насколько хватало глаз, виднелось заросшее травой и редкими посевами ровное поле. Но вскоре мы въехали в густой и высокий лес. Первые километры по лесу мы проехали без особых трудностей, но потом начались болота и искусственные завалы. Наконец, мы выехали на просеку, которая, согласно карты самоходчиков, должна была нас вывести к железнодорожной станции “Тачанка”. Скорость машин увеличилась. Я стою у борта самоходки с автоматом наготове, на ремне висят подготовленные ручные гранаты. Сейчас, за поворотом, должны показаться первые дома поселка. Есть ли в нем немцы? Вот и поселок, но пока никого не видно. Вдруг из переулка выезжает груженая повозка. С нее соскакивают немецкие солдаты и успевают скрыться за дощатым забором. Лошадь, увидев мчащееся на нее чудовище, развернула повозку и загородила всю улицу. Наша самоходка, не сбавляя скорости, врезалась в телегу и разнесла ее в щепки. Ошалевшая лошадь понеслась в переулок, волоча за собой оторванные оглобли. Из домов выбегают немецкие солдаты, поспешно делают один-два выстрела из карабинов и скрываются за строениями. Я стреляю по ним из автомата. Вдруг раздался сильный удар, самоходка качнулась и резко сбавила ход. "Подбили"– подумал я. В нос ударил едкий запах пороха, стреляная гильза упала на железный пол – это был выстрел из нашей пушки. Я смотрю вперед и вижу, как под откос насыпи скатываются немецкие солдаты. Я хватаю гранату, выдергиваю чеку и с занесенной рукой жду, когда самоходка поравняется с этим местом. Резким движением бросаю гранату вниз и вижу, как после щелчка летит в сторону прижимная планка. Но разрыва не слышу, так как самоходка вылетела на насыпь и понеслась к станции. Я заметил, что Федор Акимов, по грудь высунувшись из "своей" самоходки, тоже бросил гранату под насыпь. Меня охватил задор боя, в груди поднялась волна ярости и я кричу во все горло:

– "Эх, тачанка – ростовчанка,

Наша гордость и краса…"

На станции было еще больше солдат, чем в поселке. Я продолжаю стрелять из автомата по разбегающимся солдатам и орать песню:

– "…Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!"

На большой скорости мы проскочили станцию, проехали еще километра два и остановились в небольшом лесочке. У разведчиков и самоходчиков было приподнятое возбужденное настроение.

– Дали прикурить фашистам!

И вот мы снова в пути. Лес кончился, самоходки выехали на широкую равнину. Впереди в конце засеянного рожью поля виднелось длинное село под названием Вирков. А за ним в болотистой пойме протекала Березина. Машины выстроились в одну линию по фронту и на предельной скорости понеслись вперед, подминая под гусеницы еще не созревший хлеб. Ровно гудят моторы, плавно покачиваясь на рессорах, без толчков несутся к селу самоходки, оставляя за собой широкие следы. "Какой же русский не любит быстрой езды" вспоминаю я гоголевские слова, знакомые еще со школьной скамьи. Только сегодня подо мной не лихой конь, а боевая машина, и мчусь я не на вечернюю прогулку, а в бой с врагом. Село все ближе и ближе. В машине все притихли и замерли, приготовились к схватке. Самоходки, ломая сухие жерди забора, влетели в огороды. Мимо промелькнула приземистая, покосившаяся банька, за ней с оголенной крышей деревянный сарай. Сломав гнилые ворота, наша самоходка с обломками забора на броне, вылетела на главную и единственную улицу села. Точно так же, в клубах серой пыли, на улице появились и остальные машины. Ни одного выстрела! На улицах ни одной живой души – ни немцев, ни мирных жителей. Разворот – и самоходки на большой скорости прошли все село насквозь. Было уже совсем темно. Командир приказал найти большой двор, вогнать в него все три самоходки, замаскировать, и остановиться на ночь.

На другой день командир самоходчиков сказал нам, что самоходки дальше не пойдут, так как впереди на гати все мосты и мостики подпилены фашистами. Мы попрощались с дружным коллективом артиллеристов-самоходчиков и пошли дальше уже втроем. Идем через болотистую пойму по высокой гати. Пахнуло холодной свежестью, скоро река. Но что это? В нос ударил запах дыма и гари. Мы ускорили шаг и вышли, наконец, на берег Березины и увидели, что горел деревянный мост через реку. Пока что пламенем был охвачен всего один центральный пролет, остальные были целы и хорошо просматривались. Мы сделали попытку потушить пожар, но куда там, огонь бушевал свирепо и не давал подойти к себе. Противоположный берег был высоким, и на нем находилось большое село Свислочь. В бинокль мы заметили, что по его улицам ходили празднично одетые жители. Немцев не было видно. Ширина реки в этом месте была не более ста метров. На том берегу мы увидели человека с лодкой. Мы стали кричать и делать ему знаки. Человек заметил нас, сел я лодку и стал переправляться в нашу сторону. К берегу он пристал много ниже и мы побежали к нему. В лодке сидел, поджидая нас, лысый, но еще крепкий с виду старик в старом немецком мундире.

– Здравствуйте, дедушка. Скажите, немцы в селе есть? – спросил я.

Старик долго и внимательно смотрел на нас, потом вдруг встрепенулся и воскликнул:

– Не уж- то наши?

– Наши, наши, дедушка, – подтвердил Кирсанов, – Вы нам не сказали, есть в селе немцы или их нет.

– Какие там немцы! Нет их, со вчерашнего дня нет. Убег фашист, только вот мост поджег напоследок. Чтоб ему ни дна, ни покрышки!

Мы сели в лодку и поплыли по тихой и спокойной реке. Старик рассказал нам, что жители села не спали всю ночь, ждали прихода наших войск. Утром все от мала до велика вышли на улицу.

– Все ждут вас от поселка Октябрь, а вы вот откуда появились. Выходит, что я самый первый вас повстречал- то.

Мы решили не портить праздничного настроения жителям села (три разведчика, это еще не войско), и с помощью старика обошли село огородами и вышли на его западную окраину.

– Вот сюды, по тракту, сначала будут Прудищи, а потом Новая Нива. Все знают, что Новая Нива партизанское село, там и ищите партизан, – напутствовал он нас.

Мы идем по пустынному тракту. По обе стороны его высятся огромные тополя, а за тополями распростерлась заросшая кустарником низина. Устроить засаду в этом месте врагу не представляет никакого труда. Впереди, где тракт выходит из низины, мы заметили какой-то темный предмет, вокруг которого копошились люди. Даже в бинокль не смогли определить, кто эти люди – мешали деревья. Подойдя ближе, мы увидели, что темный предмет есть завязшая в грязи брошенная немецкая грузовая автомашина. Люди, возившиеся около нее – деревенские ребятишки из деревни Прудищи, которые растаскивали по домам немецкие галеты. Увидев нас, парнишки попрятались в кусты и стали наблюдать за нами. Я заметил в кустах одного из них и подмигнул ему. Парнишка высунул свою грязную мордашку и непонимающе смотрел на меня.

– Немцы в деревне есть? – спросил я.

– Немцы? – протянул он неопределенно, потом выскочил из кустов и воскликнул, – Вы наши, да? – и с громким криком "Наши идут" он умчался в деревню. Жители ее старики и дети выскакивали из своих домов, бежали нам навстречу, обнимали и целовали нас. Одна пожилая женщина насильно затащила нас в свой дом, что мы не могли отказать ей. Войдя в ее дом, мы, на первых порах просто-напросто растерялись от чистоты и опрятности комнат. На столе стояли угощения, а в верхнем углу красовалась небольшая иконка. Мы сняли пилотки, и, неуклюже ступая грязными запыленными сапогами и поглядывая на образ, прошли к столу.

– Слава Богу, кончились наши мытарства и терзания, расступилась тьма, и опять пришел светлый день, – сказала старушка. Она встала, подошла к образу и трижды перекрестилась. – А еще говорят, что нет Бога. Есть он, есть, наш всемогущий повелитель и избавитель.

– Бабушка, мы комсомольцы и в Бога не верим, – сказал Виктор Кирсанов.

– Это ваше дело. Вы не верите, а мы верим, если бы не Он, то ни за что бы вам не одолеть черного вopoгa, фашиста проклятого. Это Он помог вам, а вы об этом даже и не знаете.

Мы не стали спорить, и разговор перевели на другую тему. Мы хорошо покушали у набожной старушки, которая была хорошо осведомлена о партизанах и показала нам дорогу в Новую Ниву.

Встреча с жителями села Новая Нива оказалась не такой, какой мы ожидали. Еще издали мы заметили, что в селе был какой-то переполох, люди бегали тревожно по улицам, скрывались в своих дворах. Мы остановили одну бежавшую мимо нас женщину, которая указала на центр села и крикнула: "Там немцы, их много."

Мы побежали в указанном направлении. Вдруг из небольшого переулка вылетела ватага местных ребятишек и остановилась, увидев нас.

– Где немцы? – спросил их Акимов.

– Вон там, они к сараю сбегаются. Мы вам покажем.

– Хорошо, а теперь марш по домам! – прикрикнул на них Федор.

Но не тут-то было. Ребятишки слегка отстали от нас и побежали следом. Мы выбежали из узкого переулка и увидели фашистов. Они стояли у раскрытых ворот большого сарая и о чем-то совещались. Их было четверо, но сколько пряталось в сарае, мы не знали. Увидев нас, эти четверо фашистов скрылись в сарае, затворив ворота. Сарай стоял на задворках села. Мы вплотную подошли к сараю и постучали в ворота.

– Фриц, выходи! – крикнул Акимов.

В ответ молчание. Я начал кричать по-немецки, а Акимов дал очередь из автомата в воздух. И тут медленно со скрипом стала отходить одна половина ворот, образовав узкую щель, в которую с гранатой в руке протиснулся Акимов.

– Руки вверх! – крикнул он.

Мы тоже вошли в сарай и увидели вражеских солдат в дальнем углу с поднятыми руками. Их оружие – автоматы и карабины, было сложено в одну кучу в центре сарая. Так мы взяли в плен шестнадцать бродячих солдат противника, которые не оказали нам сопротивления. К нам подошла группа местных жителей, в которой мы заметили молодого вооруженного парня с красным бантом на груди.

– Партизан? – обрадовано воскликнул я, подбегая к нему.

– Павел, связной партизанского отряда, а вы красноармейцы?

– Ты нам, как раз и нужен, – сказал я, хлопнув его по плечу.

Мы объяснили ему свою задачу и попросили его проводить нас в какой-нибудь партизанский отряд. Павел охотно согласился. Через местного старосту мы достали четыре конных повозки, на две из них усадили пленных немецких солдат, многие из которых оказались больными, на третью погрузили их оружие. На неё же уселся старший сержант Виктор Кирсанов и вместе с пленными отправились в поселок Свислочь, где по нашему предположению уже должны быть наши. На четвертой повозке я, Павел и Федор Акимов отправились в лес. Через несколько часов трудной ухабистой дороги мы въехали в какую-то небольшую деревеньку. Наш проводник остановил лошадь у крайней, вросшей в землю избы. Забор был сломан, большинство окон были выбиты и заткнуты соломой.

– Вы посмотрите, кого я привез! – воскликнул наш проводник, бесцеремонно проталкивая нас в избу.

– Боже мой, да не уж-то наши! – воскликнула, стоявшая у печи женщина. Она выронила из рук ухват и кинулась на шею Феде Акимову. С печи сполз тощий старик, схватил меня за руку и потащил поближе к окну, чтобы получше рассмотреть меня. Оказалось, что проводник Павел привез нас в свою родную деревню, и сейчас мы находимся в его доме. Женщина с ухватом была его женой, а старик – отцом. Видимо, он сделал порядочный крюк, чтобы нас, как самый драгоценный подарок, привести сюда. Мы плотно поужинали, отдохнули, и, когда на дворе стало совсем уже темно, снова отправились в путь. Жители этого села почти все собрались в доме проводника и никак не хотели нас отпускать. Здесь были все свои, все партизаны, немцы в деревню вообще не заглядывали, боялись. Но жители были постоянно начеку.

Несколько часов мы ехали в полной темноте, и мне было не понятно, как Павел выбирал путь. Обняв свой автомат руками, я примостился на краю телеги и вскоре заснул. Только под утро мы приехали в отряд партизан. И не просто в отряд, а в объединенный штаб партизанских отрядов. В его подчинении были все партизанские отряды, расположенные в треугольнике Бобруйск – Минск – Борисов. В сопровождении вооруженных партизан нас провели в бревенчатый домик и представили командиру объединенных партизанских отрядов полковнику Фелиновскому. Он выслушал мой сбивчивый рассказ, из которого понял, что мы являемся бойцами одной из действующих частей Красной Армии и посуху по занятой врагом территории пробрались в его штаб. Только один этот факт для партизан имел огромное значение. Полковник немедленно собрал весь свой командный состав и, указывая на нас, сказал :

– Дорогие товарищи партизаны. Смотрите, перед вами два разведчика из одной наступающей части нашей родной Красной Армии. Часть эта успешно гонит фашистов с нашей земли, она уже в селе Свислочь, скоро будет здесь. Вы понимаете, о чем я говорю? – он остановился, оглядел присутствующих торжественным взглядом и продолжил, – Но нам нужно помочь нашей славной Армии, нам нужно перекрыть все пути и дороги, по которым будут отходить оккупанты, чтобы ни один фашист не смог унести свои ноги.

Мы стояли рядом с полковником и на нас были устремлены все взгляды партизанских командиров. На столе появилась карта, и я с удовольствием показал на ней маршрут наступления нашего полка.

В это время в штаб вошли два человека, как мне показалось, в необыкновенной военной форме. На них были синие кителя и золоченые погоны. Это были наши военные летчики, прилетевшие к партизанам сегодня ночью. В честь этих гостей прямо под открытым небом под сенью огромных ракит был накрыт длинный стол. Их ждали, а мы вовремя подоспели. Нас тоже пригласили к столу и усадили на почетное место. Первый раз в жизни я оказался на таком роскошном званом обеде. И где это произошло? В Белорусском лесу в тылу у немцев. На столе стояли: жареная картошка, дичь, говядина, рыба и даже фрукты. От вина я отказался, но поел с аппетитом. Рядом сидел Федор Акимов и вел себя развязно и не скромно. С рюмкой в руке он тянулся через стол, чтобы чокнуться с каким-нибудь партизаном. Что говорил Фелиновский, он не слушал, а сам хвастался и нес несусветную чепуху. Показывал свои медали, говорил, что он танкист и в одном бою подбил десять танков, за что его, якобы, представили к званию Героя Советского Союза. Я знал его эту слабость, когда он немного подопьет, и мне было стыдно за него и за себя.

После обеда нас с Акимовым провели по расположению штаба и показали, как живут, работают и воюют белорусские партизаны. Мы осмотрели жилые землянки, конюшню, склады боеприпасов, пекарню, кухню и оружейную мастерскую. В мастерской нам показали два автомата: один сделан на заводе, а второй – здесь, в партизанской мастерской, и попросили определить, который из них заводской. Мы не смогли этого сделать. Оказывается, в самых примитивных полевых условиях партизанские мастера и умельцы делали для своих нужд патроны, мины, гранаты, различные взрывные устройства, автоматы, пулеметы и даже пушки небольшого калибра, не говоря уже о пистолетах и револьверах. Удивительно! Я был поражен. А сколько других приспособлений делалось здесь для партизан и подпольщиков! Различные ключи и замки, запоры и сейфы. В отдельной комнате работали художники и граверы, они изготавливали фальшивые фашистские документы, печати и даже фальшивые деньги. Мы надолго задержались в этих мастерских и упоенно слушали рассказы мастеров.

Переночевали мы в отведенных для нас "апартаментах” – в небольшом деревянном сарайчике. На следующее утро проснулись мы поздно. Акимов, натягивая брюки, недовольно ворчал:

– Что-то нас на завтрак не приглашают.

А я выглянул за дверь и воскликнул:

– Федя, смотри – часовой!

– А ну, не высовывайся, – строго сказал часовой и прикрыл дверь. Вскоре пришел посыльный и пригласил нас в штаб.

– Автоматы и гранаты оставьте здесь, их никто не возьмет.

Акимов начал было возмущаться, но я на него так цыкнул, что он надолго умолк. Мы вошли в штаб, где нас встретил не полковник Фелинский, а его заместитель в звании майора, который закончив разговор по телефону, сказал:

– До выяснения всех обстоятельств, прошу вас обоих сдать свои документы.

– Но, вчера их уже несколько раз проверяли, – сказал я.

– Проверим еще.

Боже мой, как возмутился Федор Акимов и чего он не наговорил в гневе! Он требовал немедленно связать его по радио с командиром нашего полка.

– Нас ждут в полку. У нас ответственное государственное задание. Вы будете отвечать за самоуправство! – кричал он.

– Молодой человек, предъявите документы и не заставляйте нас прибегать к силе, – спокойно, но твердо сказал майор. В дверях показались два вооруженных партизана. Свои документы мы отдали, и нас снова отвели в сарай, и заперли снаружи. Ни автоматов, ни гранат в сарае не было.

– Ну, вот, приехали, – раздраженно сказал я. – Это все из-за тебя, из-за твоей глупой болтовни. Танкист, Герой, куда там! Вот, возьмут и продержат в сарае до прихода полка, и ты ничего не сделаешь.

Акимов молчал и правильно делал, у меня все клокотало в груди, я готов был разорвать его на мелкие кусочки.

Через несколько часов нас снова вызвали в штаб. На столе лежали наши документы и оружие. Майор опять долго разговаривал по телефону, а я думал, что он сейчас нам скажет.

– Так вот, – наконец сказал он, внимательно оглядывая нас с ног до головы. – Хотели мы вас отправить в район Пуховичей, где предполагается, будет встреча партизан с частями Красной Армии, чтобы передать вас вашему начальству. Да раздумали, нам просто некогда возиться с вами, своих дел по горло. Забирайте ваши документы и оружие и валяйте на все четыре стороны.

– Как? Без проводников и охраны? Весь лес напичкан бродячими немцами, – воскликнул я.

– Вы же сами утверждали, что у вас какое-то специальное задание, так выполняйте его, – ответил майор, он повернулся к стоящим в дверях партизанам, – Ребята, проводите гостей.

Мы вышли на лужайку, и оба наших конвоира посоветовали нам пройти в ближайший партизанский отряд, который расположен недалеко отсюда на северном краю леса и уж оттуда сделать попытку пробраться к своим.

Идти пешком по дремучему лесу без карт было делом не легким. К тому же мы еще и не завтракали. Но дорогу мы все же не потеряли и точно вышли к партизанскому отряду. Здесь о нас знали и отнеслись к нам по-человечески, покормили и указали дорогу на тракт, по которому уже, якобы, идут наши войска.

– Но этот тракт на севере, а нам надо на юг, – резонно заметил я.

Акимов же ухватился за это сообщение и ничего не хотел знать, кроме того, чтобы немедленно идти на этот тракт. Я возражал, но убедить его не смог. Пришлось подчиниться его очередной прихоти. Наконец, лес кончился, и мы вышли на его опушку. Перед нами распростерлась огромная безлесная равнина, а впереди виднелось большое село. Мы знали, что оно называется Ляды. Ляды – типичное белорусское село: небольшие побеленные хаты, маленькие дворики, узкие улочки. Все село оказалось забито народом. Празднично одетые люди ходили по улицам в ожидании встречи с первыми отрядами Красной Армии. На сельской площади стоял стол, покрытый белой скатертью. На столе традиционные хлеб-соль и фрукты. У стола, сменяя друг друга, стояли две женщины и держали большой портрет Ленина, увитый живыми цветами. Около стола толпились жители с подарками своим освободителям, кто с тарелкой вареной картошки, кто с кувшином молока. Маленькие ребятишки, умытые и причесанные, сновали между взрослыми и надеялись первыми увидеть наших красноармейцев.

– Идут, идут! – раздались в толпе восторженные голоса.

Люди заволновались, некоторые из них побежали вперед. Действительно, с дальнего пригорка, поднимая столб пыли, двигался армейский обоз. Чем ближе подходил обоз к селу, тем сильнее волновались люди, вот уже это волнение переросло в общее ликование. В село входила батарея 45-миллиметровых пушек. Уставшие и запыленные артиллеристы сразу же оказались в объятиях жителей. Поцелуи, цветы, радостные возгласы, слезы и плачь – все смешалось в неповторимую радость встречи.

А нам с Федором нужно узнать, в какую дивизию входит эта батарея. Но попробуй это сделать, кругом такое столпотворение! И все же мы нашли "свободного" офицера, который нам растолковал, что их батарея относится к части, которая входит в состав 2-го Белорусского фронта. Услышав это, Федор Акимов только присвистнул, ведь наша дивизия воевала 1-ом Белорусском! Нам ничего не оставалось делать, как побыстрее покинуть это объятое радостью село.

И вот мы снова идем по лесу, на этот раз двигаемся с севера на юг. Акимов впереди, он идет ходко, я еле успеваю за ним. В лесу тихо и сыро, мы идем по какой-то пересеченной дороге и не знаем, куда она нас приведет. Когда наступил вечер, мы потеряли ее и теперь уже шли прямиком через лес, выдерживая направление по компасу. Воздух начинает обдувать нас свежей прохладой, хотя земля все еще отдает теплом. Мы тихо переговариваемся о том, где бы нам переночевать. И вдруг из темноты раздался грубый и резкий окрик:

– Стой! Кто идет?

– Свои, – ответил Акимов.

– Кто свои? Пароль?

– Мы красноармейцы, пароля не знаем. Идем на соединение к партизанам, – говорю я как можно спокойнее.

– Брось дурить, какие красноармейцы! Бросай оружие и ложись на землю!

– Но, но. Полегче там, – возмутился Акимов.

– Ложись, а то стрелять буду! – зло и властно кричат из кустов.

– Попробуй только, – огрызаюсь я. – Фашисты нас не прикончили, так может быть, ты это сделаешь, трус несчастный! Повторяю, нас всего двое, мы разведчики Красной Армии, идем к партизанам с особым заданием. Теперь понял, что к чему? А стрелять мы тоже умеем.

– Выходи на поляну и бросай оружие на землю! – послышалось из кустов, но голос был уже не таким строгим и злым.

– Вот это другое дело. А то сразу ложись. Ложиться мы не будем, не привыкли, – бормочет Федя Акимов, выбираясь на поляну.

Мы сразу поняли и не ошиблись, что наткнулись на заставу партизанского отряда. Нас повели в хорошо оборудованную землянку, к командиру отряда, который о нас уже слышал и встретил нас, как давнишних знакомых. Он спросил, кто мы, и как сюда попали. Нам пришлось опять подробно рассказывать о своих не очень-то героических похождениях и встречах.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил он.

– Искать свой полк или дивизию, – ответил я. – Нас там уже давно, наверное, считают пропавшими без вести.

– Вам нужно идти в район Пуховичей, а продвигаться вы можете от одного партизанского отряда до другого, пока не выйдете в этот район. Завтра я дам вам проводника, и он проводит вас к нашему соседу в отряд майора Подлесного. А сейчас идите отдыхать, – сказал командир отряда и, повернувшись к стоящим в дверях партизанам, добавил, – Отведите их в землянку 1-ой роты, там, кажется, есть свободные места.

Мы вошли в тесную землянку, где спали люди. Дружный храп доносился из каждого угла. Воздух был тяжелый и спертый. Наш проводник чиркнул спичкой, и мы увидели партизан, спящих на нарах и на сене под ними. Он растолкал спящих и освободил место в углу на нарах.

– Отдыхайте, – сказал он, – Я сегодня дежурный, мне надо еще посты проверить.

Акимов подложил автомат под голову и, не разуваясь, лег рядом с партизаном и мгновенно заснул. Я снял сапоги, положил их и автомат себе под голову и с удовольствием вытянул свои уставшие ноги. Я уже начал засыпать, чувствуя теплую спину Феди Акимова, как в землянку влетел дежурный партизан и крикнул:

– Тревога! Немцы!

Мгновенно поднялась невообразимая суматоха. Партизаны соскакивали с нар и пулей вылетали наружу. Федор Акимов оказался среди самых первых, его словно ветром вынесло из землянки. В кромешной темноте люди сновали туда и обратно. На первых порах я растерялся, не зная куда бежать и что делать. Искать Акимова, конечно, было бесполезным занятием. Мимо пробежала группа партизан, и я пристроился к ней. Вдруг прямо перед нами сверкнуло несколько ярких вспышек, это с близкого расстояния бил ручной немецкий пулемет.

– Ложись! – раздалась команда, партизаны попадали на землю и дружно ударили из автоматов и винтовок. Беспорядочные выстрелы, взрывы ручных гранат, треск ломающихся сучьев, крики и стоны людей, все перемешалось в знакомый шум ближнего боя. Я еще не мог определить, в каком направлении он развертывается, даже не понимал, где немцы, а где партизаны. На первых порах я делал машинально то, что делали партизаны из этой группы. Но вот я уже определяю, что немцы отходят в глубь леса, и что наша группа пытается опередить их и зайти к ним с тыла, в то время как другая группа партизан ведет лобовой бой. Коротким броском нам удается выполнить обходной маневр и мы, зайдя с фланга (это уже хорошо), ударили по фашистам из автоматов и винтовок. Сопротивление их сразу прекратилось, и немцы неорганизованно стали разбегаться по лесу. Позже выяснилось, что в этом ночном бою было уничтожено около десяти фашистов и шестеро взяты в плен. Среди партизан оказалось двое убитых и один раненый. В этом бою отличился Федор Акимов, он действовал в передних рядах основной партизанской группы и в рукопашной схватке заколол двух фашистов, так как стрелять было очень опасно. Партизаны восхищенно отзывались о нем и даже предлагали ему остаться в их отряде.

Утром на небольшой поляне состоялись похороны двух погибших партизан. Хоронили их со всеми почестями, которые были приняты у партизан. Два наспех сколоченных гроба стояли на невысоком столе на поляне. На крышке каждого гроба лежала фуражка, перетянутая наискось красной лентой – партизанской эмблемой. Здесь же был выстроен весь партизанский отряд, за исключением боевых постов, дозоров и патрулей. Баянист, сидевший на перевернутой бочке, непрерывно играл траурный марш. Вдруг, была подана команда: "Смирно!" На импровизированную трибуну поднялся командир отряда и открыл траурный митинг. Он говорил о том, какими прекрасными были погибшие партизаны и они погибли в бою, как Герои и Родина их не забудет. Оставшиеся в живых должны отомстить за их смерть. Командир поднял вверх руку со сжатым кулаком и громко крикнул:

– Смерть, за смерть!

Разом над шеренгами партизан взметнулись сотни сжатых кулаков и над лесом эхом отозвалось:

– Смерть, за смерть!

– Кровь, за кровь! – еще громче воскликнул командир.

– Кровь, за кровь! – отозвался опять строй.

– Смерть немецким оккупантам! – проскандировал командир отряда, и ему в ответ мощно прозвучало:

– Смерть немецким оккупантам!

– Клянемся, что не выпустим живыми с нашей родной земли ни одного немецкого изверга!

– Клянемся!

– Клянемся, что будем драться с врагом до последнего патрона, до последнего человека, до последнего вздоха!

– Клянемся!

– Клянемся не выпускать оружия из своих рук до полной и окончательной победы над ненавистным врагом!

– Клянемся!

– Вечная слава павшим в боях за свободу и независимость нашей священной Родины!

– Слава!

– Слава!

– Слава!

Я стоял недалеко от трибуны на виду всего отряда и вдруг почувствовал, как меня подхватил какой-то душевный невероятной силы вихрь и понес ввысь. Мне тоже захотелось кричать о своей ненависти к фашистам, о своей великой любви к Родине.

Под звуки Государственного гимна оба гроба одновременно стали опускать в одну широкую могилу. Когда первые комья брошенной земли застучали по крышкам гробов, прозвучал мощный залп из винтовок.

Звучат второй, третий залпы. Потом был парад. Партизаны с оружием в руках четким шагом прошли перед свежей братской могилой, отдавая честь своим павшим товарищам.

Я стоял и думал, что только ни делали фашисты, чтобы уничтожить или хотя бы нейтрализовать действия партизан, которых народ называл "народными мстителями". Их бомбили с самолетов, устраивали облавы и засады, пытались задушить голодом, бросали на них карателей, засылали шпионов и провокаторов. И все напрасно – они все выдержали и продолжали громить оккупантов. С приближением Красной Армии к границам Белоруссии, партизанская борьба еще больше усилилась, и, по существу, вся многострадальная Белоруссия стала огромным партизанским краем.

Наконец, командир отряда освободился, и смог уделить нам немного времени и внимания.

– Кого же послать с вами, все люди на счету, – задумчиво сказал он, выслушав нашу просьбу.

Мне было неудобно за то, что мы обременяем этого до предела занятого человека. Но он все же нашел нам проводника и наказал ему:

– Проводишь этих разведчиков во второй взвод отряда Подлесного и сам там останешься для связи, – потом он повернул свое лицо к нам и добавил, – Там, куда я вас сейчас направляю, не спокойно, немцы большими группами пытаются пробраться через наши посты, выйти к своим. Будьте осторожны.

Мы попрощались с гостеприимным хозяином, каким был командир отряда, и отправились в путь. Осторожно, в полной готовности вступить в бой в любую минуту, двигались мы по лесной чаще без дорог и тропинок. Наш проводник нервничал, часто останавливался, прислушивался к лесным шорохам и не раз принимал их за шаги немецких солдат. Зато Федор Акимов был невозмутим. Он давно идет впереди проводника, который знаками показывал, куда надо сворачивать, если у Федора возникали сомнения.

– Скоро 6удет передовой пост отряда Полесного, а там рукой подать до деревни Маковье, – сказал повеселевший проводник.

Действительно, в конце поляны из кустов выскочил человек с винтовкой, несколько pаз поднял ее над головой и быстро исчез из вида. Наш проводник остановился и тоже поднял над головой несколько раз свой автомат, держа его обеими руками в горизонтальной плоскости.

– Что это значит? – спросил Федор.

– Эго пароль, – ответил проводник.

– Какой же это пароль? Каждый дурак такую физзарядку может проделать.

– А ты сосчитал, сколько раз он поднял винтовку?

– Нет, а что?

– А то, что он поднял ее шесть раз, значит, мне нужно поднять свое оружие три раза, что я и сделал. Если бы он поднял, к примеру, пять раз, то я в этом случае должен был бы поднять четыре раза. Общая сумма на сегодня должна обязательно составлять девять. Это и есть пароль.

– Интересно, – воскликнул Акимов, – Вот же придумали такую штуку! Молодцы.

Я тоже был доволен очередной хитростью партизан. Вскоре мы оказались среди дозорных, их было всего три человека. Они были сильно возбуждены и встревожены – немцы за этот день уже несколько раз нападали на их пост. В сопровождении все того же проводника мы вошли в Маковье, через которое по тракту отступали фашисты. Фелиновский приказал майору Подлесному оседлать этот тракт, чтобы помешать безнаказанно уходить с белорусской земли. Все жители ушли в лес, взвод партизан был занят сооружением укреплений на восточной окраине села, откуда чаще всего появлялись фашисты.

– Позицию выбрали правильно, но вот окопчики мелковаты, – co знанием дела сказал Акимов командиру взвода партизан.

– Нам некогда копать их, только сегодня два нападения фашистом отбили.

И как бы в предупреждение его слов, один из наблюдателей подбежал к нему и доложил:

– Товарищ командир, немцы опять появились!

Командир взял из его рук бинокль, приложил к глазам, и тот час вернул обратно.

– К бою! – крикнул он и, взглянув на нас, спросил, – А вы?

– Мы тоже, – ответил Акимов за нас обоих.

Я расположился в неглубоком окопчике у самой обочины дороги рядом с массивным столбом. Здесь когда-то была зaплотина, часть изгороди еще сохранилась, сохранились и два высоких столба по обе стороны дороги, которые раньше были частью ворот. У второго такого же столба на той стороне дороги так же в окопчике залег Федор Акамов. Небольшая группа немцев осторожно и медленно приближалась по тракту к селу, где для их встречи приготовились партизаны. Чем ближе подходили немцы, тем чаще они останавливались и тем длительнее были их остановки.

– Ну, чего они тянут, жрать хочется, – слышу голос Акимова.

Командир взвода, не поняв шутки моего друга, серьезно ему ответил:

– Подожди немного, покормим.

Вот немцы поднялись на холмик и опять остановились. В бинокль мы хорошо видим их лица, определили их командира. Да, положение у фашистов серьезное, им надо определить, есть ли в селе партизаны. Ведь каждый куст, каждая опушка леса для них может обернуться партизанской засадой. День был удивительно ясным и жарким. Солнце почти с зенита посыпало на землю свои горячие лучи. Прошло уже более получаса, а немцы все еще стояли на холме и не решались двигаться дальше. Позже нам стало известно, что они пошли на хитрость, которую не раскусили ни партизаны, ни мы с Федей Акимовым. Пока основная группа немцев стояла на холме на виду у партизан, вторая малочисленная группа в это время пробиралась по заросшей кустарником лощине к северной окраине села в обход его. Но здесь она неожиданно наткнулась на один из партизанских дозоров и сразу же завязалась сильная перестрелка. Услышав выстрелы, немцы, стоявшие на холме перед селом, немедленно повернули обратно, и, что было сил, побежали не по тракту, а прямо через поле в лес.

Акимов первым бросился вдогонку и на ходу крикнул:

– Ребята за мной!

Застрочил партизанский ручной пулемет, но тут же замолк. Вдогонку за фашистами побежали партизаны. Партизаны растянулись по всему полю, бежали медленнее немцев и командир, поняв, что погоня не удалась, приказал прекратить преследование.

Остаток этого дня и всю последующую ночь партизаны многократно поднимались по тревоге и вступали в скоропалительные схватки с немцами, которые пробирались на запад в одиночку и группами. Мы с Федором Акимовым участвовали в двух или трех таких стычках. Потом эта суматоха нам надоела и уже после полуночи, не обращая внимания на тревоги и перестрелку, спали в сарае на куче сена.

Утром в Маковье приехал командир отряда майор Подлесный, о котором мы много слышали. Количество партизан в селе заметно увеличилось. Увидев нас с Акимовым, он подошел и поздоровался с нами за руку.

– Ну как? Воюете? Наши ребята довольны вами. Молодцы, – сказал он улыбаясь. Было видно, что ему приятно разговаривать с нами.

– Какая это война? Баловство одно и только, – ответил Акимов и, подойдя к нему ближе, в упор спросил: – Где наши? Вы должны знать.

– Через несколько часов они будут здесь. Мы готовимся к встрече с ними, так что потерпите еще немного.

Это известие ошеломило нас, от радости мы не знали, что делить. Но вместе с тем в душе я не надеялся, что передовым отрядом Красной Армии, который войдет первым в Маковье, окажется наш полк. Уж слишком мало было шансов.

Среди партизан царило праздничное оживление. Кто-то предложил Подлесному послать на встречу частям Красной Армии небольшой отряд партизан. Подлесный согласился и назначил командиром его, того самого командира 2-го взвода, который оборонял Маковье. Акимов и я, конечно, оказались в составе этого отряда. Мы уселись на телегу и вместе с молодыми и веселыми партизанами покатили по тракту. Не успели мы проехать и несколько километров, как на тракте впереди нас появилась небольшая группа вооруженных людей.

– Наши! Наши! – заволновались партизаны.

Между тем из лесу на поляну вышла еще одна колонна вооруженных людей, за ней еще одна, потом потянулись обозы. Я с облегчением вздохнул, так как это были действительно подразделения регулярной Красной Армии. Первым, кого я узнал из шагавших по тракту красноармейцев, был разведчик взвода пеших разведчиков нашего полка Игнат Омельченко. Я не поверил своим глазам и бросился к нему. Игнат остановился, посмотрел на меня каким-то не понимающим взглядом. К нам подбежал старший сержант Василий Костин, за ним Николай Москалец, Валентин Щетинкин и другие разведчики. Они обступили нас, глядели нам в глаза и загадочно улыбались.

– Чего вы улыбаетесь? – обиженно говорю я, – Объясните!

– Чего, чего. Да мы вас в число погибших записали, – опустив виновато голову, ответил Василий Костин, – Понимаете, вы не в курсе. Под селом Октябрь позавчера был страшный бой, погибло много разведчиков, да и не только разведчиков. Мы подумали, что и вы тоже. Мы же не знали, что у вас было особое задание, – Потом он решительно проговорил, – Идите скорее в штаб и заберите свои "похоронки".

– Какие похоронки? – воскликнул я.

– А те, что на вас выписаны. Может быть, их еще не успели отправить. Так вы поторопитесь.

Эго известие стегануло меня. Я представил себе, что будет дома, когда мои родители получат эту похоронку. Я сорвался с места и побежал в штаб. Но меня опередил Федор Акимов. Он стоял у штабной машины и на мелкие кусочки рвал какие-то листы. Увидев меня, он радостно воскликнул:

– Это наши с тобой похоронки. Теперь ты и я бессмертны. Есть такая примета – кого хоронят живым, тот второй раз не умирает.

– Ладно, – сказал я, – Идем к командиру полка и доложим о выполнении задания.

– А я уже доложил. Он нам обоим объявил благодарность. Понял!

Между тем, головной отряд полка в составе 1-го батальона и роты автоматчиков входил в село Маковье. Командир батальона майор М.Т. Ершов шел впереди отряда. Увидев его, равного себе по званию, майор Подлесный дал знак партизанам прекратить шум и крики и когда батальон остановился, он по-военному четким шагом на виду у всех партизан и бойцов Красной Армии подошел к М.Т. Ершову, приложил руку к фуражке и громко, так чтобы все слышали, отрапортовал:

– Товарищ майор, командир Красной Армии, докладываю Вам, что партизаны вверенного мне отряда "За Советскую Беларусь" выстроились для встречи на родной земле непобедимой Красной Армии. Наш партизанский отряд в последних боях перекрывал все пути отхода немецких оккупантов и уничтожил не одну сотню фашистов. Командир отряда майор Подлесный.

Михаил Ершов, выслушав доклад партизанского командира и не опуская руки, в свою очередь сказал:

– Товарищ майор, командир партизанского отряда, бойцы вверенного мне батальона, как и всей доблестной Красной Армии, успешно гонят фашистскую нечисть, и гонят ее прочь с Белорусской земли. Я рад встречи с Вашим отрядом и надеюсь, что мы еще вместе будем добивать фашистского зверя в его собственной берлоге. Командир батальона майор Ершов.

Ершов и Подлесный подошли друг к другу, крепко пожали руки и потом под возгласы всеобщего ликования, крепко обнялись и трижды целовались. Затем они вместе обошли сначала партизан, а затем строй и бойцов батальона. Всюду их сопровождали радостные возгласы и нестихаемые крики "Ура!".