Колдун избирается в шерифы

1.

Аллан Вандо был одним из самых популярных людей в городе. Он входил во все клубы, братства и гражданские движения. Он посещал больше общественных собраний, чем остальные четыре сотни жителей вместе взятые. Знал всех по именам и устраивал самые необычные вечеринки в местном обществе.

Я ненавидел его до глубины души. Возможно, это следует объяснить. Может быть, большинству мужчин нравится, когда их хлопают по спине в общественных местах, пока у бедняг не треснет хребет. Возможно также, большинству мужчин нравится, когда у них от смеха лопаются барабанные перепонки. А вот мне нет, и все. И когда Аллан Вандо встал в банкетном зале и затрубил о «государственной службе и помощи ближним», я вспомнил только, что этот мистер Вандо платил своим фабричным рабочим самую низкую зарплату в городе и был известен политическими махинациями в бизнесе.

Отсюда моя неприязнь к внутреннему миру Аллана Вандо. С таким же успехом я мог признать, что моя ненависть касалась его внешности. Он был слишком толст, и улыбка, растянувшаяся на его трех подбородках, казалась слишком маслянистой.

Когда я увидел это жирное тело и маслянистую улыбку, маячившие передо мной в коридорах офисного здания, мне захотелось ускользнуть от него, но было слишком поздно. Вандо увидел меня и шагнул вперед, выставив вперед руку, словно штык, готовый вонзиться мне в живот. Это означало, что он хочет поздороваться. Поэтому я протянул ему пальцы, и через тридцать секунд они оказались не в лучшем месте.

— Так-так-так… рад вас видеть… заходите.

Я пробормотал, что у меня назначена встреча, что я просто оказался в офисном здании по делам, и что у меня нет времени-и не успел закончить, как он втолкнул меня в свой кабинет. Интересное дело. Вандо, очевидно, знал, как я к нему отношусь, и сердечно ответил мне взаимностью. Зачем ему понадобилась такая муха, как я, в его паучьем логове?

Но вот он я, стою в его обшитой панелями красного дерева комнате с большим застекленным столом и флуоресцентными лампами, отражающимися в надписях «Служба», украшающих стены. Как только за мной закрылась дверь, Вандо перешел к делу.

— Я подумываю заняться политикой, — торжественно объявил он.

«Ты слишком плох для политики», подумал я, но промолчал.

— Да, друзья в городе убеждали меня исполнить свой гражданский долг и баллотироваться на государственную должность.

Для такого парня, как Вандо, было бы довольно трудно провернуть и то, и другое. Я еще мог вообразить, как он баллотируется на должность, но, чтобы выполнить свой гражданский долг, ему придется умереть. Я не упомянул об этом, но ждал новых откровений.

— Итак, — ухмыльнулся Аллан Вандо, — я почти решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах шерифа.

— Шерифа? — эхом отозвался я. — Это сюрприз.

Так оно и было. Но при этом он мог бы стать хорошим стрелком — если бы умел стрелять пистолетом так же хорошо, как собственным ртом.

— Я подумал, что вы захотите знать. Естественно, я ожидаю, что мои друзья поддержат меня в гонке.

Возможно, он имел в виду, что слишком пьян, чтобы находиться в одиночестве.

— И когда я увидел вас, — заключил кандидат, — я сказал себе: вот человек, который мне нужен. Не желаете написать для меня несколько речей? Вы писатель, не так ли?

— Ну… — начал я.

— Знаете, нужно просто собрать несколько досок для моего помоста.

Я бы предпочел сколотить несколько досок для его виселицы.

— Надо подшутить над публикой, не так ли? Просто выбейте из меня несколько патриотических фраз, немного помашите флагом, и я сделаю все остальное. Я обеспечил себе финансовую поддержку, и помощники будут раздавать пиво — обычная кампания. Так что скажете?

Для того, что мне хотелось бы сказать, я был достаточно вежлив, чтобы произнести это себе под нос. И все же нужен был предлог, чтобы сменить тему.

— Дайте мне время подумать, — сказал я ему.

Мои глаза блуждали по комнате в поисках возможности сменить тему разговора. Я нашел кое-что. На столе рядом со столом Аллана Вандо лежали самые нелепые предметы, какие только можно встретить в офисе делового человека. Предмет номер один — обложка журнала ужасов. На ней были изображены руки ведьмы, втыкающей булавки в крошечную восковую куклу. Вторым номером шла газетная вырезка о колдовстве. И предмет номер три, самый поразительный, — дюжина грубых, крошечных восковых фигурок, стоящих в ряд.

— Послушайте, — выпалил я, — на кого вы пытаетесь навести порчу?

— Порчу?

— Ну да. Кого вы собираетесь убить этими колдовскими куклами? — спросил я.

Аллан Вандо расплылся в тройной улыбке.

— Приходите сегодня ко мне на вечеринку и узнаете. Это будет очень необычное дело, обещаю вам.

Я так и сделал. А он не обманул.


2.

— Что у нас здесь? — пробормотал Вандо торжественным голосом, держа обложку журнала в тусклом свете.

Дюжина гостей, сидевших вокруг большого камина в его квартире, вытянули шеи и уставились на изображение рук ведьмы, вонзающих булавки в воскового человечка. Мрачная, намеренно напускная таинственность Вандо и несколько крепких коктейлей настроили их на нужный лад.

— Я вам скажу, — сказал хозяин, устроивший необычный прием, с торжествующим видом хозяина, прекрасно знающего, чем он занимается. — Это фотография куколки.

— Как Пиноккио? — спросила Мирна Вебер, хихикая со всей девичьей наивностью своих сорока лет.

— Вовсе нет. Это не кукла, а куколка из воска, выплавленного из церковных свечей. В прежние времена колдуны и ведьмы крали священные свечи, плавили их и лепили изображения своих врагов. Затем, с соответствующими церемониями, они вонзали иглы в восковые тела — и реальные люди, изображенные в восковых фигурах, заболевали и умирали. Это было колдовство.

— Как интересно, — улыбнулась Мирна Вебер, нервно проводя рукой по своим светлым локонам.

— Я слышал об этом суеверии, — сказал Джо Адамс. — Разве Уильям Сибрук не упоминал об этом в своей последней книге?

— Я рад, что вы упомянули о нем, — сказал Вандо. — Потому что мы как раз подходим к этому моменту. Да, он говорил о куклах в своей книге, и есть сотни трактатов по магии и демонологии, которые вторят ему. Дикари практикуют эти обряды сегодня, и они работают. Психиатры говорят нам, что сила внушения может убить — если человек знает, что на нем лежит проклятие, он заболеет и умрет. Но волшебники называли это симпатической магией, и сегодня она известна нам как черная магия.

— А что насчет Сибрука? — настаивал Джо Адамс.

— У меня есть вырезка, где говорится о нем.

Вандо показал нам полоску бумаги, которую я видел у него на столе днем.

— Вот газетная статья, появившаяся несколько месяцев назад. Несколько человек, читавших книгу Сибрука о колдовстве, писали ему письма, спрашивая, нельзя ли «пожелать» смерти жертве. Он написал в своей книге о силе мысли — о том, как круги магов, поющих вместе и концентрирующих свою ненависть на враге, могут на самом деле убить его. И эти люди, вступая в контакт с Сибруком, просили формулу, чтобы пожелать врагу смерти. И он дал им это.

— Он это сделал? — хихикнула Мирна Вебер. — Но если бы он был серьезен — если бы он верил в это… он бы помог совершить убийство!

— Совершенно верно, — Аллан Вандо загадочно улыбнулся. — Но он дал им формулу заклинания, они собрались на вечеринку, и сидели, сосредоточившись.

— Что произошло? — спросила Мирна.

— Пока ничего. Но возможно всякое, если они все сделают правильно.

— Кто же был этот Сибрук и эти люди, которым так не терпелось умереть? — спросил Джо Адамс. Вандо снова улыбнулся.

— Гитлер, — сказал он.

— О! Звучит странно.

— Вот газетная вырезка в доказательство.

— Чертовски интересно, — рискнул вставить я. — Но это не сработало.

— У меня есть теория на этот счет, — сказал Вандо. — Сибрук изобрел что-то вроде заклинания для этих людей, но в нем не было ничего настоящего. Просто шутка. Теперь я предлагаю попробовать свои силы в сегодняшней игре, но с настоящим колдовским оружием.

— Что?

— Вот этим.

Вандо отступил в сторону. На столе позади него стояла дюжина восковых фигур, грубо вырезанных из свечей. Там была также куча разной ткани, несколько креповых волос и большая коробка с булавками и иголками. Мы все встали и столпились вокруг.

— Вот ваши куколки, — сказал хозяин. — Все сделано из настоящего церковного свечного воска. Теперь суть затеи состоит в том, чтобы взять фигуру, обработать воск пальцами, пока не получится лицо Гитлера, положить креп на куклу, одеть ее в соответствии с вашей фантазией, а затем вставить булавки. Кто знает, может, получится! По крайней мере, это лучше, чем идея Сибрука, и мы все можем стать колдунами на этот вечер.

Так вот что Вандо прятал в рукаве! Я сразу же увидел статью в завтрашней газете — хорошая шутливая статья, прекрасная реклама для потенциального кандидата!

Но остальные ухватились за эту идею всерьез. Женщины, возглавляемые Мирной Вебер, кудахтали о том, как это было замечательно.

— Слишком мило! Представьте, что вы снова делаете кукол!

И мужчины, даже практичный Джо Адамс, взяли фигурки и застенчиво улыбнулись, когда заговорили о прогрессе в европейских делах.

— Стойте! — Вандо поднял руку. — Это серьезное дело, друзья мои. Давайте сохранять достоинство. Возможно, мы на пороге чего-то важного — нельзя сказать наверняка. Мы собираемся убить человека. Это серьезный эксперимент. Он может иметь научную основу — по крайней мере, это настоящая магия. И если бы мы совершали это деяние в средневековой Европе три столетия назад, нас бы сожгли на костре!

Он говорил полусерьезно, но слова подействовали. Как и тусклый свет, и гротескное зрелище дюжины мужчин и женщин, держащих в руках крошечных восковых кукол.

— За работу!

Вандо велел очистить стол в гостиной. Мы расселись вокруг него на стульях, каждый со своей куклой, волосами, заколками. Был открыт иллюстрированный журнал с портретом Гитлера, и он лежал лицом вверх, чтобы служить моделью. Мы заняли свои места в почти зловещем молчании. Держа в руках восковую куклу, я был почти уверен, что мы приступаем к серьезному плану убийства. Руки начали лепить и размягчать воск. Пальцы начали формировать черты лица. Лица сосредоточенно хмурились, и тусклый свет скрывал комнату, где рождалось заклинание. Мирна Вебер, беспрестанно проводившая рукой по волосам, была потрясена еще сильнее, чем я. Она сидела справа, рядом с Вандо, и почти дрожала, когда шептала мне:

— Ты писатель, Боб. Ты в этом разбираешься. Это действительно работает?

— Кто знает? — ответил я. — На протяжении сотен лет миллионы людей верили в это. За тем, что мы называем колдовством, скрывается очень странное и смертоносное первобытное знание; тайное знание, которое уходит корнями в первобытные эпохи. Бог создал Адама из глины и вдохнул в него дыхание жизни. И с тех пор люди сами лепили глину, чтобы отнять жизнь у врагов. Лепка куколок известна во все времена и во всех странах; тайное волшебство так же старо, как и человечество. И когда люди верят в факты, не опровергнутые известной наукой, возможно, эти факты истинны.

— Ты хочешь сказать, что булавки в этих куклах могут убить? — прошептала Мирна.

— Говорю тебе, я не знаю, — сказал я и вернулся к своему человечку.

Через несколько мгновений практически у всех нас были готовы куклы. Мы принялись их одевать, разрезая ножницами тонкие полоски ткани, приклеивая клеем креповые чубчики и усы. Над некоторыми результатами смеялись; многие из восковых фигур не имели никакого сходства ни с Гитлером, ни с чем-либо человеческим, если уж на то пошло. Но смех был натянутым. Заставьте человека что-нибудь сделать, и через некоторое время он отнесется к этому серьезно. Когда Вандо снова потребовал тишины, смех немедленно прекратился. Лица вновь помрачнели. На стене мелькали тени рук, держащих крошечных кукол.

Как часто подобные тени мелькали в хижинах ведьм и в логовищах колдунов? Как часто смертоносные куклы танцевали, зловеще насмехаясь, на стенах тайных и запретных мест? Я был не одинок в своих мыслях. Губы Мирны Вебер задрожали. Даже Джо Адамс хмурился, глядя на восковое лицо куклы диктатора. И Вандо заговорил.

— Теперь самый важный шаг, — объявил он. — Я собираюсь раздать иглы. Будьте осторожны — они очень острые. Достаточно, чтобы достать до сердца, если у Гитлера оно есть.

Он улыбнулся.

— Думаю, будет лучше всего, если мы уколем наших кукол одновременно и в одно и то же место. Я бы предложил голову.

Тишина. Никто не уронил иглу, и никто не смог бы услышать этот звук падения, потому что все мы максимально сконцентрировались на происходящем.

— Берите оружие.

Появились иглы. Острые и блестящие, крошечные кинжалы, смертельные для кукол.

— Давайте на минуту сосредоточимся на нашем враге. — голос Вандо звучал тихо. — Давайте соберем нашу ненависть, нашу волю. А потом, когда моя рука опустится, пусть сверкнет и ваша — и вонзит оружие в мозг тирана.

Поэзия — и в исполнении Вандо! Но в разгар колдовства это казалось естественным. Двенадцать волшебников в круге. Двенадцать кукол, одетых на погибель. Двенадцать острых игл, чтобы протыкать. Мирна Вебер вздрогнула. Я тоже. И мы смотрели на наших кукол в тишине, смотрели и ненавидели, и тени комнаты были наполнены ненавистью. Ненависть пролилась из наших душ, побежала по рукам, в пальцы, держащие иглы, в острия иголок.

— Сейчас!

Игла Аллана Вандо опустилась. Свистнул воздух, когда двенадцать орудий вонзились в двенадцать восковых лбов — пронзили, рассекли, разорвали. Было ли это игрой воображения, или сама моя душа спустилась, чтобы разорвать крошечные черты куклы? Было ли это фантазией, или комната пульсировала в одном ритме нашей общей ненависти? Мне показалось или я услышал вздох? Нет, это была не фантазия. Когда острия вонзились в куклу, я ахнул. Тело Мирны Вебер упало на стол.

— Стойте! — я поднялся на ноги и склонился над ней. Увидев меня, Вандо включил дополнительный свет. Колдовское настроение испарилось в возбужденном бормотании. Я поднял белокурую голову Мирны. Ее глаза смотрели в пустоту.

— Она в обмороке, — сказал я.

— Слишком много волнений, слабое сердце. — рядом со мной был Джо Адамс. Он взял ее за запястья и подержал. Потом повернулся. Он не смотрел ни на меня, ни на Вандо. Он разговаривал со стеной.

— Она мертва, — объявил он.

— Мертва?

— Кровоизлияние в мозг, — он указал на ярко-красную каплю на столе, упавшую, как кровавая слеза из ее глаза.

— Но это не обязательно кровоизлияние… — начал я и осекся.

Так и должно было произойти. Слишком много волнений. Джо Адамс был врачом Мирны Вебер. Он знал. И все обстояло именно таким образом.

— Убирайтесь все отсюда, — сказал Адамс. — Я подтверждаю это.

Конечно, он сказал гораздо больше, и все остальные тоже. Глупой болтовни, домыслов и вздохов ужаса хватило бы, чтобы заполнить небольшую книгу, но Джо Адамс прогнал их всех как можно быстрее. Он, Вандо и я остались одни. Мы посмотрели друг на друга. Это было лучше, чем смотреть на мертвую Мирну. Лицо Вандо побелело от страха.

— Я знал, о чем она думает. Мой мозг заполнила черная мысль. Как вы думаете, мы… то, что мы делали, имеет к этому какое-то отношение? — ему наконец удалось озвучить свои опасения.

Я ответил за него.

— Конечно, нет. И поскольку все кончено, и вы больше не станете выкидывать такие глупые и сенсационные трюки, я могу сказать вам, что вы не смогли бы убить Гитлера таким способом.

— Нет?

— Нет. Потому что вы пренебрегли самой важной частью магии. Когда вы хотите убить кого-то с помощью кукол, нужно позаботиться о том, чтобы ваша свеча из церковного воска включала часть человека, которого она представляет. Вы должны смешать с воском кусочек ногтя, или слюну, или, возможно, прядь волос жертвы. Это важно. И у вас не было ни волоска гитлеровских усов в куклах, поэтому, естественно, не имело значения, представляли ли они Гитлера или Чарли Маккарти. Эти куклы не способны убить.

— Но эта ненависть… я чувствовал ее. И Мирна умерла.

— Забудьте об этом, — эхом отозвался Адамс. — Клянусь, произошло кровоизлияние в мозг. И вы только что услышали, что куклы не могут убивать, если в них нет чего-то от человеческого тела.

— Я хочу выпить. — Вандо тоже не шутил. Он пошел к бару.

— Иди домой, — посоветовал мне Джо Адамс, когда мы остались одни. — Забудь обо всем этом. Я уверен, что никто из остальных никогда не упомянет об этом инциденте, они все поклялись не делать этого. Случится скандал, а все это просто смешно. Я составлю отчет и все улажу.

— Хорошо, — сказал я.

Мои руки скользнули к столу и подняли одну из кукол. Это был та, над которой работал Вандо, сидев слева от Мирны Вебер. Я тупо посмотрел на восковое лицо. Вандо не очень-то походил на художника. Даже усов у Гитлера нет. И что-то застряло в воске головы! Я вытащил это. В литой воск был воткнут длинный золотой волос. Такой же, как и с головы Мирны Вебер!


3.

«ПОБЕДИТЕ С ВАНДО!», кричали рекламные щиты.

«ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЧЕСТНОГО ЭЛА!», вторили плакаты на окнах.

Почему бы и нет? Кампания «Вандо в шерифы» шла полным ходом. Я бы не остановил это. После несчастного случая на вечеринке у Вандо прошло несколько недель. Джо Адамс сдержал слово и замял дело. Конечно, никто из присутствующих не стал говорить о случившемся — слишком неприятная тема. Что касается меня, то я тоже молчал. Что толку говорить об этом Вандо? Мне не нравился этот человек, но все равно было бы несправедливо расстраивать его. Он ничего не мог с собой поделать. Наверно, пока он лепил свою куклу, один из волос Мирны Вебер упал, расчесанный ее руками, и застрял в воске. Мирна Вебер умерла по случайности. Но, конечно, Вандо ее не убивал. Мы все одинаково испытали ненависть. Более того, сама идея была глупой. Ненависть и восковые куклы не убивают женщин. Нервное возбуждение, вызывающее кровоизлияние в мозг — это можно понять. Это разумно и просто. Такое способно убить. Но дикое колдовство — никогда! По крайней мере, я на это надеялся. И я поклялся, что не буду проверять эту версию на достоверность.

Итак, мистер Вандо начал свою кампанию без моего вмешательства — но и без моей помощи. На самом деле я работал по другую сторону баррикад. Хотите верьте, хотите нет, но у Джо Адамса тоже имелись свои амбиции. После того странного вечера молчаливый маленький медик доверился мне. Я никогда не подозревал, что он хочет баллотироваться на государственную должность, но док рассказал мне о своих планах, и в них было много здравого смысла. Моя работа заключалась в том, чтобы добавить штрихов и красок к его идеям. Джо Адамс подумал о том же, что и Вандо: попросить меня написать речи для кампании. Так что, по воле судьбы, я взялся за эту работу, и мы автоматически стали противниками нашего бывшего хозяина. Адамс не был дураком. Честный, способный, проницательный наблюдатель, он полагался на меня в подготовке своих публичных выступлений. Я порылся в газетных файлах, чтобы найти факты о нынешнем шерифе, а затем воспроизвел их в форме речи для предвыборных митингов и радиопередач.

Не прошло и трех недель, как Джо Адамс стал кандидатом в шерифы. Его растущая популярность была удивительной. Еще более удивительной, на мой взгляд, оказалась кампания самого Вандо. Я ожидал, что Вандо как политикан будет тратить деньги, словно воду, бегать, размахивая членскими карточками, и убеждать своих товарищей поддержать его. Я предвкушал его бесплатную пивную кампанию, щедро оплаченные рекламные щиты и плакаты. Щиты и плакаты в кампании действительно использовали, но в ней не было самого Аллана Вандо.

Он не проводил публичных собраний, не распространял никакой агитационной литературы. Не выступал по радио. Он даже не удосужился пожать руку всем желающим на церковном ужине. Подобная сдержанность совершенно была непохожа на него. Я начал думать, не потряс ли его до глубины души несчастный случай на вечеринке. До меня постоянно доходили слухи, что Вандо всюду ходит с группой подозрительных незнакомцев — иностранцев или безграмотных малых. Это озадачило больше всего.

Потом я увидел это собственными глазами. Однажды утром стало известно, что нынешний шериф вступил в предвыборную гонку против Вандо и моего кандидата Джо Адамса. Я помчался в избирательную комиссию за подробностями — и наткнулся там на Вандо. Он стоял у стола, окруженный высокими смуглыми незнакомцами — тремя горбоносыми мужчинами, чьи гнусавые голоса звенели иностранным выговором.

Мое появление заставило его обернуться, и мужчины повернулись вместе с ним. Аллан Вандо бросил на меня взгляд, и я понял, что слухи верны, как и моя теория. Этот человек сошел с ума. На меня смотрело толстое заурядное лицо бизнесмена с тремя подбородками, но глаза его горели. Полыхали сами по себе, неуместные на этом самодовольном лице. Они были похожи на глаза змеи, выглядывающие из деревянных глазниц детской куклы.

Вандо уставился на меня, но не без узнавания, а только со смертельной ненавистью, исходящей из его неестественных глаз. Затем пухлая рука подтолкнула мужчин в мою сторону. Его губы мягко двигались.

— Это один из них — запомни его, — сказал он. Или, казалось, что сказал. И темные люди посмотрели на меня с ухмылкой, затем ухмыльнулся и Вандо, а это оказалось даже хуже, чем его ненависть.

Признаюсь, я там не задерживался. Ушел, не выполнив своего задания, не сделав ни шагу дальше дверного проема. Конечно, это глупость с примесью мелодраматизма. И конечно, я струсил. Но лучше быть живым трусом, чем мертвым храбрецом. Не могу объяснить лучше. Вандо и темные люди посмотрели на меня, и я понял, что должен убраться от них подальше. Это легко объяснить. Не прошло и пяти минут, как я уже проклинал себя за глупость.

— Значит, он смотрит на тебя, — сказал я. — Значит, ты сразу решил, что он сошел с ума. Этот блеск в его глазах мог означать несварение желудка.

Я мысленно пнул себя, но сильно.

— Значит, с ним три мулата в качестве телохранителей. Что это значит? Пусть он хоть гуляет по улице с оркестром Кэба Кэллоуэя, и все равно это не должно было так расстраивать тебя.

О, это были отличные доводы, чтобы успокоить себя, когда я снова вышел на улицу. Но я не вернулся назад, а пошел постричься. Откинувшись на спинку стула в парикмахерской Тони, я вспомнил, что должен сочетать приятное с полезным. В конце концов, сегодня в гонке участвовал сам шериф, и я должен прощупать пульс публики — посмотреть, как это повлияет на выборы. Поэтому после нескольких замечаний о погоде, Европе и нынешнем положении в бейсболе я направил мысли парикмахера Тони в политику.

— Что вы думаете о выборах? — начал я.

— Довольно жаркие, а? — рискнул спросить Тони.

— Верно. Особенно насчет поста шерифа. Как ребята отнесутся к тому, что шериф выйдет сегодня и скажет, что снова будет баллотироваться?

— Почему бы нет, — сказал Тони. — Шериф, с ним будет проще. Он хороший человек, шериф.

— Вы правда так думаете? — я хотел спросить о шансах Джо Адамса, но глаза Тони заблестели.

— Знаете, есть одна забавная штука. Каждый день я брею шерифа прямо здесь, в этом кресле.

— Вот как?

— Ага. А сегодня я брил двух шерифов.

— Двух?

— Точно. Сначала настоящего шерифа, он пришел побриться. Потом, сразу после этого, я побрил этого парня Вандо, который выступит против него.

— Вандо? — я прикинулся дурачком. — Как вы думаете, Тони, у него есть шансы победить?

Тони рассмеялся.

— Нет — он из тех, кого называют сумасшедшими. Еще бы, — усмехнулся он. — Чокнутый парень. Вы же в курсе, что он делает?

— Что?

— Он спросил меня… спросил прямо здесь, клянусь богом, был ли здесь сегодня шериф? Я отвечаю: конечно. Потом он сказал, что хочет купить кружку для бритья шерифа.

— Продолжайте, — сказал я запененным ртом.

— Я говорю ему, что она еще грязная — не вычищенная. Но он говорит: молодец, это как раз то, что нужно. Потом дал мне пятьдесят центов за кружку шерифа и ушел. Сумасшедший парень!

— Грязная кружка для бритья с волосами и все такое? — уточнил я.

— Еще бы! Сумасшедший парень, Вандо, он не годится на эту должность.

— Вы мне это говорите?

— Зачем ему погоны шерифа? Что он… Эй, Бобби!

Но я не вернулся. Я выскочил оттуда с порезанным лицом, перебежал улицу и нырнул в телефонную будку аптеки. Я позвонил Джо Адамсу.

— Джо, — выдохнул я. — Может, я и сумасшедший, но я только что наткнулся на что-то большое. Наш друг Вандо…

Я должен был заметить, что все трое смуглых незнакомцев следуют за мной с тех пор, как я направился в парикмахерскую. Мне следовало видеть, как они приближаются к телефонной будке, пока я говорил. Но я этого не сделал. В результате, когда произнес первые слова моего предложения Джо Адамсу, связь оборвалась. Никто не перерезал провода. Но кто-то — перерезал мне горло!


4.

Вот на что это было похоже. Последнее, что я помню, — это руки, сжимающие мою шею в телефонной будке, холодная сталь, скользнувшая по лицу. Очнувшись в больнице скорой помощи рядом с Джо Адамсом, я обнаружил, что голова у меня забинтована.

— Чуть не попали в яремную вену, — заверил меня Адамс. — Кто-то их заметил, и они, наверное, испугались. Порезали лицо в нескольких местах, но ничего серьезного. Через несколько недель все будет в порядке.

— Кто они такие? — прошептал я, может быть, потому, что не хотел слышать ответ.

— Трое смуглых незнакомцев. Парень за прилавком не заметил их, когда они вошли. Все вместе стояли вокруг телефонной будки, пока ты звонил, а когда продавец поднял голову и начал что-то говорить, они убежали. Он нашел тебя, вызвал полицию. А те парни сбежали.

— Конечно, — прошептал я, так как не мог громко говорить через бинты. Джо Адамс склонился надо мной.

— Что это было? — спросил он. — Что ты хотел мне сказать? Ты знаешь, кто они?

— Они не сторонники Адамса в качестве шерифа, — сказал я ему.

— Потом объясню. А теперь нам пора идти.

— Хочешь встать? Тебе придется полежать в постели несколько дней.

— Не могу. — Я сел прямо, отбиваясь от шаров, стучавших в голове. — Поэтому я и позвонил тебе. Сегодня вечером мы должны пойти на политический митинг. Шериф проводит свою первую встречу.

— Но…

— Ты не можешь видеть выражение мрачной решимости на моем лице под этими бинтами, Джо, — сказал я. — Но оно там, и мы уходим. Мы должны, говорю тебе.

И мы пошли. Зал в западной части города был переполнен. Шериф пользовался популярностью у избирателей. Мы с Джо опоздали. Он все еще пытался заставить меня говорить, а я не хотел. Он спорил со мной, пока мы занимали свои места в дальнем конце зала, а другие оборачивались и ворчали.

— Тссс! Заткнитесь, ладно? Мы хотим послушать!

Мы притихли и уставились на освещенную сцену. Шериф уже говорил. Его высокая, властная фигура, увенчанная гривой серебристых волос, склонилась в оживлении, когда он произносил свою речь. Опершись на стол и для пущей убедительности опустив кулак, он разразился потоком ораторских речей, рассчитанных на то, чтобы утопить слушателей в политических банальностях. Поначалу я делал вид, что слушаю. Затем до моих ушей донеслось бормотание из толпы впереди. Да, прямо здесь. Вытянув шею, я увидел то, чего боялся. Впереди, лицом к сцене, сидел Аллан Вандо. А рядом с ним три темные фигуры, со склоненными головами. Бормотание шло из их глоток. Пока я смотрел, кто-то из зрителей похлопал Вандо по плечу. Он пожал плечами, отвернулся и продолжал бормотать неразборчивые звуки. Как будто он и его спутники были в церкви и пели.

Пение! Они пели!

Шериф продолжал. Он, должно быть, услышал это, потому что повысил голос, чтобы заглушить крики толпы. Он наклонился к аудитории.

Пение тоже усилилось. И я это почувствовал. Среди пятисот чумазых граждан, втиснутых, как извивающиеся сардины, в дымную, потную атмосферу политического митинга, я почувствовал дыхание древнего зла. Мое забинтованное лицо стало мокрым от пота. Я привстал. Нужно остановить это, чем бы оно ни было. Я двинулся по проходу, а пение и голос шерифа достигли крещендо. Я смотрел на его искаженное, багровое лицо. Он кричал в бессознательном апоплексическом ударе, подняв руки. А потом — голос и пение заглушил вздох пятисот глоток. Шериф остановился на полуслове. Высокое тело покачнулось, наклонилось вперед и внезапно рухнуло на пол. Раздался крик из зала. Все разом поднялись. Менеджеры выбежали на платформу и столпились вокруг скрюченного тела шерифа.

Я пробирался по проходу, Джо Адамс следовал за мной. Толпа оборотилась к выходам. Это была почти паника. Человек на сцене пытался успокоить толпу, крича в микрофон о «внезапном сердечном приступе». Но это не возымело действия; люди толпами побежали прочь. Приехали полиция и «скорая помощь», но от них не было толку. Что действительно имело значение, так это то, что Вандо и трое его спутников исчезли вместе с толпой, затерявшись в водовороте борьбы за выход. Что действительно имело значение, так это то, что шериф был мертв до того, как его вынесли со сцены. Я склонился над сиденьями, которые занимали Вандо и его приспешники и ощупывал пол пальцами. Что-то пронзило мой большой палец. Я поднял этот предмет. Это была длинная игла, вроде тех, что Вандо использовал на своей роковой вечеринке. Потом я снова наклонился и взял другой предмет. Джо Адамс стоял рядом со мной, когда я поднял его к свету. Мы увидели крошечный черный сюртук, полосатые брюки и галстук были покрыты пылью с пола. Но дьявольская кукла плотоядно смотрела на свет, и ее лицо было лицом мертвого шерифа. В сердце торчала длинная серебряная игла. Под ним в воске лежал пучок седых волос — волос из человеческой бороды. После того, как мужчину побреют в парикмахерской, в кружке всегда остаются волосы от бороды. Джо ахнул. А я — нет. Я схватил его за руку.

— Пошли, — рявкнул я.

— Куда?

— Увидеть парикмахера, в первую очередь. А потом мы нанесем визит мистеру Аллану Вандо.


5.

Патрульная машина подобрала троих темнокожих иностранцев возле здания ИМКА[13]. Мы с Джо не вдавались в подробности, только намекнули, что этих людей следует задержать по подозрению, поскольку они присутствовали на собрании. Потом мы оставили полицейских и поспешили к Вандо домой.

— Почему бы нам не взять их с собой? — спросил Джо. — А еще лучше, почему бы не послать их за ним?

Я покачал забинтованной головой.

— Завтра его не будет, — сказал я. — Сложно обвинять человека в колдовстве.

— Колдовстве? — голос Джо звучал напряженно. — Все это так странно — и то, что ты мне рассказал, и то, что сказал цирюльник, и то, что он собирается сделать.

— Он сделает это, если мы не поторопимся. Надо действовать.

Я нажал кнопку звонка. Вандо открыл дверь. Джо протиснулся внутрь. У Вандо отвисла челюсть. Я взглянул на стол и увидел две фигурки. Вандо шагнул мне за спину. Джо выругался. Вандо вытащил пистолет. И вот мы здесь. О, это было просто. Как в кино. Но не так приятно. Я вспомнил, как думал о том, чтобы пойти в кабинет Вандо — это рандеву паука и мухи. Что ж, теперь это правда. Мы были двумя мухами, попавшими в паутину Вандо.

Восковая паутина и безумный паук. Прясть — и обрывать нить жизни. Мы с Джо Адамсом стояли в его квартире. Его пистолет был нацелен нам в грудь, а глаза горели.

— Я ожидал этого визита, — усмехнулся он. — У вас очень умный менеджер кампании, мистер Адамс. Но к сожалению, ваша избирательная кампания закончилась.

Мы с Джо уставились на стол позади него — на стол, над которым я только что склонился, глядя на двух восковых кукол, стоящих на нем. Мы с Джо уставились на свои миниатюрные «я» — крошечную толстенькую фигурку Джо Адамса в нелепых очках и высокую фигуру с забинтованным лицом, изображавшую меня. Вандо поймал наш взгляд и улыбнулся. Пистолет не дрогнул.

— Полагаю, вы знаете, что я собираюсь сделать, — сказал он. — Должно быть, так, иначе вы не пришли сюда.

— Верно, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, так же как дуло пистолета, нацеленное мне в грудь. — Я все понял. Вы убили Мирну Вебер намеренно, не так ли?

— Верно, — согласился Аллан Вандо. — Это был эксперимент. И все сработало.

— Тогда вы, наверное, немного сошли с ума.

— Сошел с ума? Кто, я? Колдовство — это наука, а не плод больного воображения. Колдовство может убивать, и, убивая, человек обретает силу.

Крик Вандо был пронзительным.

— Да, но только безумец способен на такую дерзость, как вы, — сказал я. — Вы где-то раздобыли этих иностранцев, чтобы они помогали вам в работе. Они помогали вам в пении, в концентрации вашей ненависти. Сегодня вечером, сделав куклу из шерифа и смешав с воском часть его бороды, вы пошли в зал и убили его.

— Кто в это поверит? — рассмеялся Вандо. — Если ты расскажешь эту историю полиции, то психом посчитают тебя, а не меня! Но, конечно, вы никогда не расскажете эту историю, потому что следующие на очереди.

Он подошел ближе.

— С твоим образом покончено, — сказал он мне. — С твоей стороны было так любезно сделать то, что сделал шериф, — пойти в парикмахерскую и побриться. После того, как мои люди не смогли прикончить тебя сегодня, я вернулся за твоими волосами.

— Парикмахер сказал мне об этом сегодня вечером.

Вандо улыбнулся в ответ.

— Очень умно! Но, боюсь, это не даст вам чего-то хорошего. Я также должен поблагодарить тебя за то, что ты привел ко мне мистера Адамса. Я еще не закончил его куклу. Мне нужна прядь его волос.

Рука Вандо потянулась к столу и сжала ножницы. Подойдя к Адамсу, он щелкнул у его лба, держа пистолет наготове другой рукой. Отхватив прядь волос, он повернулся к столу. Свободной рукой безумец стал мять восковую фигуру Адамса. Вандо лепил ее формы, держа нас под прицелом. Мы стояли и ждали. Все пошло наперекосяк. Как писатель, я это чувствовал. Даже перед лицом смерти я чувствовал это. Колдун не лепит кукол одной рукой, а другой держит пистолет. Колдун не получает волос из бритвенных кружек в современных парикмахерских.

Колдун не работает под флуоресцентными лампами в современной квартире, и, прежде всего, колдун не баллотируется в шерифы. Потом Вандо повернулся ко мне, и я забыл обо всем. Зло есть зло во все века, каково бы ни было его внешнее обличье. Толстого лица бизнесмена, политика, своего парня больше не было. Глаза некроманта метнулись вверх, и бледная рука, лепившая куклу смерти, нащупала иглу. Глаза, кукла и игла — вот все, что имело значение. Двадцатый век, бизнес, политика; что такое эти понятия, как не пустые слова, скрывающие древний ужас? Смертельные куклы убивали в прошлом, и они могли убивать снова. Волосы, кожа или обрезки ногтей человека, смешанные с воском церковной свечи, сформированной по его образу. Игла, воткнутая в воск и смерть человека — если колдун ненавидел и верил в свою ненависть. Это была реальность, черная реальность, поднимающаяся волнами, бьющимися в моем мозгу.

Эти глаза, и рука с иглой, и куколка с забинтованной головой, которая была мной. Вандо уставился на меня.

— Теперь ты знаешь, — прошептал он. — Называй это безумием или черной магией, если хочешь. Эпитеты не имеют значения. А дела имеют. И я буду делать дела. Мирна Вебер, шериф, потом ты и Адамс. Я буду новым шерифом.

Он снова смущенно рассмеялся.

— Глупая мысль, не правда ли? Такая сила и для такой цели? Но человек должен встать на четвереньки, прежде чем научиться ходить, а я пока только экспериментирую. Ты знал это, не так ли?

Его взгляд ужасал своей пронзительностью.

— Ты знал, что я не остановлюсь на этом. Цель и средства, мой друг. Я буду шерифом, но ненадолго. Следующими будут настоящие, серьезные соперники. Я могу стать губернатором, президентом, даже больше! Ты думаешь, я сумасшедший, но я использую здравый смысл. Я возвышусь, медленно, но верно, и всеми доступными средствами. Я буду переходить из кабинета в кабинет, пока люди умирают от несчастных случаев, но все это будет политика, только политика. Старый добрый Американский путь.

Некромант сжимал толстыми руками восковую фигурку рока.

— У меня будет власть, великая власть. И никто ничего не узнает, никто не заподозрит. Потому что тебя не будет здесь, чтобы сказать им об этом, не так ли?

— Тебе это с рук не сойдет, — сказал я. — Они найдут нас здесь, а потом…

— Вас найдут дома, в ваших постелях, — поправил меня Вандо. — Я отведу вас туда через несколько минут. Всего несколько мгновений. Сначала тебя, потом Адамса. Нет, стойте спокойно — я выстрелю, если придется. Но я предпочитаю кукол, моих маленьких кукол и иголки, которые…

— Это не сработает, — возразил я. — Некому петь, и я… я не верю!

Вандо поднялся, держа куклу в одной руке, пистолет и иглу — в другой.

— Ты веришь в это, — медленно произнес он. — Потому что это правда. Через минуту я воткну иглу в восковое сердце, и ты умрешь. И Адамс умрет следующим. И другие умрут, многие другие. Так все и закончится.

Я не слышал. Смотрел на руку, держащую куклу с забинтованной головой, смотрел на иглу, опускающуюся к крошечному тельцу, смотрел на восковую грудь, смотрел в полные ненависти глаза Вандо.

— Вандо! — завопил Джо.

Но было уже поздно. Игла вонзилась в восковую куколку. Долгое время ничего не происходило. Мы стояли втроем. Рука Вандо держала крошечную фигурку, а длинная серебряная игла проткнула ей грудь. А потом на его лице медленно появилось выражение ужаса, страха, жгучей агонии. Рука уронила куклу. Другая рука выронила пистолет. Аллан Вандо схватился за сердце, глядя на меня с ужасающей болью. Затем, словно пугало, снятое с шеста, Вандо осел на пол. Джо подошел к телу.

— Позвони в полицию, — сказал я. — Он мертв. Шок.

Джо позвонил. Я развел огонь в камине и, когда пламя разгорелось, бросил туда оставшиеся несколько восковых свечей, иголки и куклу Джо Адамса. Сначала я очень осторожно вынул из нее волосы друга. Потом приготовился бросить в огонь куклу с иглой — куклу с забинтованным лицом, которую Вандо заколол, когда умер. Джо Адамс наблюдал за мной.

— Жаль, что Вандо сошел с ума, — заметил я. — Он так верил, что убьет меня, воткнув булавки в восковую фигуру, что пришел в возбуждение. Что за вздор!

Внезапно Джо Адамс протянул руку.

— Давай посмотрим куклу, — сказал он.

Я быстро бросил ее в огонь.

— Будь ты проклят! — сказал Джо Адамс. — Ты…

Огонь принялся за куклу. Мы обернулись. Огонь разъел повязки на голове куклы, и мы увидели, как пламя вспыхнуло над открытым лицом. На кукле было не мое лицо. Это был Аллан Вандо.

— Так вот что ты сделал, — прошептал Адамс. — Сегодня ты опять ходил к парикмахеру, постригся, сделал новую куклу и поменялся куклами, когда мы пришли сюда. Так что, когда он думал, что протыкает твою куклу, на самом деле закалывал себя.

Я достал из кармана вторую куклу, вытащил волосы и бросил и всё в огонь, когда Адамс отвернулся. Потом рассмеялся.

— Ты не сможешь в это поверить, — усмехнулся я. — Вандо покончил с собой.

Мы оба синхронно уставились на восковую фигурку куклы. Лицо таяло, оплывало, сочилось жидким воском. Черты Аллана Вандо исчезли, как и формы куколки. Скоро от нее осталось только бесформенное пятно.

— Игра света, — уверенно заверил я Джо. — Тебе показалось, что ты видел его лицо. Но это была не его кукла, и в ней не было части тела Аллана Вандо. Кроме того, то, что происходит с восковым изображением, не влияет на реального человека.

— Хорошо, если ты так считаешь, — пожал плечами Джо Адамс. — Может, так даже лучше.

И мы отвернулись от расплавленной восковой фигуры в огне. Жаль, что мы это сделали. Я знаю, что было бы лучше, если бы Джо Адамс поверил мне. Но он не мог.

Отвернувшись от костра, мы увидели на полу тело Аллана Вандо. С ним что-то происходило. Лицо медленно исчезло. Таяло. И тело превратилось в бесформенный комок. К тому времени, как мы распахнули дверь, от Аллана Вандо не осталось ничего, кроме расплавленной лужи, блестевшей в свете камина. Он был похож на жидкие липкие останки гигантской восковой куклы. И огонь продолжал гореть…



(A Sorcerer Runs for Sheriff, 1941)

Перевод К. Луковкина

Загрузка...