Расследования Берковича 11 [сборник]

Кофе по-турецки

О смерти Маргалит Кадмон в полицию сообщили из больницы «Ихилов», где она скончалась, не приходя в сознание, поздно ночью с субботы на воскресенье. Инспектор Беркович получил дело к расследованию, как только явился утром на работу. В больницу он поехал один, хотя и хотел взять с собой Рона Хана, однако эксперт рассудил иначе: «Там своих знатоков достаточно, — сказал он. — А если возникнут трудности — звони, подъеду».

Смерть Маргалит, женщины тридцати двух лет, была квалифицирована врачами как следствие отравления мышьяком. Смертельная доза попала в организм примерно за полтора часа до того, как мать Маргалит, Шошана Симхони, вызвала скорую помощь.

Быстро оформив документы о передаче тела для судебно-медицинской экспертизы и сообщив по телефону Хану о предстоявшей ему работе, Беркович вышел в приемный покой, где собрались безутешные родственники умершей. Шошана Симхони оказалась женщиной очень худой и высокой. Алексу Кадмону, мужу Маргалит, было на вид лет сорок или чуть больше — он был бледен и повторял одно и тоже: «Господи, что же это такое?» Были здесь еще две женщины, о которых Шошана, единственная, кто выглядел человеком в здравом рассудке, сказала, что это сестры Алекса Далия и Сильвия.

Разговаривать в приемном покое было, конечно, затруднительно, а везти убитых горем родственников в полицию Беркович не захотел, поэтому поехали домой к Кадмонам — в Рамат-Авив. Семья жила в большой пятикомнатной квартире на шестом этаже нового дома. Устроились в салоне, и Беркович спросил первым делом, откуда в доме взялся мышьяк.

— Это я купила, — мрачно сказала Шошана. — У нас месяц назад на кухне появилась мышь, и я приготовила для нее отраву.

— А мышь съела и сбежала, — хихикнула Далия.

— Понятно, — сказал Беркович. — За полтора часа до того, как Маргалит стало плохо, вы, вероятно, ужинали?

— Нет, — сказала Шошана, которая первой понимала смысл задаваемых вопросов. Алекс молчал, тупо глядя перед собой и время от времени всхипывая, а его сестры, похоже, думали о чем угодно, но не о постигшей всех утрате. — Ужинали мы в шесть, а восемь пили кофе и смотрели телевизор. Дочь почувствовала себя плохо в половине десятого.

— Значит, кофе, — кивнул Беркович. — Кто-нибудь помыл чашки или?…

— Сильвия помыла, — сказала Шошана. — Как выпили, так я ей и сказала: «Помой посуду, не нужно ее оставлять на ночь».

— Могу я посмотреть? — спросил Беркович и пошел на кухню. Фаянсовые чашечки стояли в сушилке, толку от них теперь не было никакого.

— А где вы храните мышьяк? — поинтересовался инспектор.

— Вот, — Шошана открыла шкафчик рядом с плитой и показала стоявшую в самом низу пластиковую баночку, надпись на которой «мышьяк» не оставляла сомнений в том, что каждый мог знать, где хранится отрава.

Вернулись в салон.

— Вы люди умные, — продолжил разговор Беркович, — и понимаете, что есть два варианта. Либо Маргалит сама положила себе в чашку яд, либо это сделал кто-то из вас. Ведь, кроме вас, в квартире никого вчера вечером не было?

— Нет, — подтвердила Шошана. — И я вас уверяю, инспектор, моя дочь не могла покончить с собой! Это глупо! Она была счастлива! Они с Алексом всего год женаты…

Тут Шошана бросила взгляд на безутешного Алекса, и ее губы тоже задрожали, она закрыла лицо руками и разрыдалась, дав, наконец, волю собственным эмоциям.

Пока Шошана приходила в себя, Беркович задал несколько вопросов сестрам Алекса и убедился в том, что умом они не блистали, но в наблюдательности им отказать все-таки было нельзя. Сильвия и Далия жили с братом всю жизнь. Обе никогда не работали, потому что у брата были деньги, чтобы содержать сестер, которых он безумно любил. А деньги Алекс зарабатывал на биржевых операциях, и зарабатывал много.

После смерти родителей Алекс и сестры жили втроем, брат долго не женился — можно было подумать, что сестры заменяли ему других женщин. Год назад он познакомился с Маргалит и полюбил ее. Последовал бурный роман и женитьба, после которой Маргалит переехала к мужу, взяв с собой мать, с которой не могла расстаться, как Алекс не мог расстаться с сестрами.

Беркович не стал углубляться в выяснение, какие дискуссии предшествовали принятию решения поселиться всем вместе. Наверняка без споров не обошлось. Как бы то ни было, четверо женщин и мужчина поселились под одной крышей, и атмосфера постепенно пропитывалась ненавистью.

То, что сестры Алекса возненавидели Маргалит, было понятно и без их признаний — они не способны были сдерживать свои чувства и отвечали на вопросы инспектора со всей откровенностью, даже не думая о том, что переходят из разряда свидетелей в разряд подозреваемых. Обычно они пили растворимый кофе, но вчера Маргалит захотела сделать по-турецки, и Сильвия с Далией, конечно, не согласились. Шошана тоже по-турецки не любила, так что Маргалит приготовила две чашки — себе и мужу. Алексу было решительно все равно, что пить, лишь бы получить напиток из рук любимой жены.

Мышьяк в растворимом кофе был бы ощутим на вкус, а крепкий и горький кофе по-турецки представлял прекрасную возможность для совершения преступления. Скорее всего, убийца действовал по наитию — появилась возможность, и он ее не упустил. То есть, не он, конечно, а она — ибо ясно было, что убийцей стала одна из сестер или обе вместе, ведь только они ненавидели погибшую. Шошана тоже испытывала ненависть, но не к дочери, конечно, и не к зятю, а к его сестрам, которых считала — и не без основания — никчемными существами.

Как развивались вчерашние события? Беркович понимал, что если убила кто-то из сестер, то верить их описаниям нельзя, но Шошана подтверждала то, что сказали Сильвия с Далией, а Алекс, немного придя в себя, показал то же, что женщины.

Итак, Шошана налила три больших чашки растворимого кофе и поставила посреди журнального столика. Кофе по-турецки для себя и мужа приготовила Маргалит и поставила свою чашку на край журнального столика рядом со своим креслом, а чашку мужа — на низкую тумбочку рядом с угловым диваном. В это время зазвонил телефон в спальне, и Маргалит вышла из салона. Вышла и Шошана, чтобы нарезать и положить в вазочку лимон. Вышел Алекс, чтобы найти какую-то бумагу. Сильвия с Далией тоже на минуту вышли — одной нужно было в туалет, другая проверила, закончила ли стирать стоявшая на техническом балконе стиральная машина.

Минуту-другую в салоне не было никого, и убийца при достаточной сноровке мог положить в чашку Маргалит щепоть белого порошка. Правда, на кухне была Шошана, а ее трудно было заподозрить в желании убить собственную дочь, но и она, положив лимон, не сразу понесла вазочку в салон, а отправилась в ванную, чтобы помыть руки. В это время Сильвия или Далия, или обе вместе, могли взять из шкафчика пакетик с морфием…

Вернувшись в управление, Беркович спустился в лабораторию и пересказал свои разговоры эксперту Хану, которому предстояло проводить вскрытие тела Маргалит.

— Самоубийство вряд ли возможно, — закончил инспектор. — У Маргалит не было для этого причин. Да и что это за демонстративное самоубийство при всей компании? И никакого предсмертного письма. А если убийство, то подозревать можно лишь сестер — они ненавидели Маргалит и не скрывают этого.

— Других вариантов нет?

— Не вижу. Мотив был только у сестер. Возможность была у всех. Улик же — никаких. Чашки вымыты, баночка с мышьяком у твоих сотрудников, я заходил к ним, они говорят, что пальцевых следов не обнаружено.

— Значит, нужно заставить сестер сказать правду!

— Каким образом? — вздохнул Беркович. — По-моему, единственный человек в этой семье, кто сохранил здравый рассудок — это, как ни странно, Шошана, мать Маргалит. Пожалуй, я с ней еще поговорю…

Поговорить с Шошаной удалось только на следующий день после похорон. Беркович приехал к Кадмонам, он не хотел вызывать Шошану в управление. Алекс сидел шиву и был похож на привидение с всклокоченными волосами. Сестры смотрели на инспектора с ужасом, и он не мог поверить, что они при всей своей ненависти могли задумать преступление и в считаные минуты исполнить задуманное.

Уединившись с Шошаной в ее спальне, Беркович задал вопрос о том, кто из сестер мог взять мышьяк.

— Никто, — твердо сказала Шошана. — Я бы видела.

— Но кто-то ведь его взял! В прошлый раз вы сказали, что дочь при вас приготовила кофе по-турецки и понесла в салон. Растворимый вы наливали сами. Входили ли в кухню Сильвия или Далия?

— Нет, — покачала головой Шошана.

— Вы понимаете, — задумчиво сказал Беркович, — если исключить сестер, у которых хотя бы мотив был…

— Да о чем вы говорите? Мотив! Они дурочки, они и муху не способны убить…

— Но если не они, остаетесь вы или Алекс. Обвинять вас в убийстве дочери нелепо. Значит, Алекс. Возможность подсыпать яд в чашку жены у него была. А мотив… Вчера на похоронах я услышал кое-какие разговоры и навел справки. Возможно, вам это было не известно, но у Маргалит не так давно появился любовник — некий Ронен Клингер.

— Я знала, — просто сказала Шошана.

— Так что мотив был и у Алекса.

— Нет! — воскликнула Шошана. — Он не мог! Он обожал Маргалит!

— Именно поэтому… — вздохнул Беркович. — Отелло ведь тоже обожал Дездемону.

— Нет! — повторила Шошана. — Это не Алекс! Это я! Я сама…

— Вы? — поразился Беркович.

— Я не знала, что это яд! Я думала, это сахар…

— Погодите, — растерялся Беркович. — Вы не могли думать, что в пакетике с мышьяком находился сахар!

— О Господи, какой пакетик? Я вам скажу, как было дело, только оставьте, пожалуйста, Алекса в покое, это святой человек.

Час спустя Беркович сидел в лаборатории Хана и пересказывал разговор с Шошаной.

— Я прекрасно понимал, — говорил инспектор, — что, даже имея мотив, Сильвия и Далия не смогли бы придумать такое преступление. У них на это мозгов не хватит. Шошану я тоже исключил — она мать. Оставался Алекс, и я решил, что мне просто не известен его мотив. А на похоронах услышал разговоры о том, что Маргалит влюбилась в спортсмена и наставила мужу рога. Вот, подумал я, и мотив нашелся. А все оказалось наоборот.

— Наоборот? — удивился Хан. — Что значит наоборот?

— А то, что это Маргалит задумала убить мужа, чтобы уйти к любовнику. Она знала, что Алекс ее обожает и ни за что не согласится на развод. Ведь именно она решила в тот вечер приготовить кофе по-турецки. И приготовила. И мышьяк из баночки отсыпала в пакетик заранее. На кухне мать была рядом — наливала по чашкам растворимый кофе. Маргалит отнесла чашки в салон и решила, что случай не благоприятствует… Но тут зазвонил телефон, все разбрелись, и когда Маргалит вернулась в салон, там никого не оказалось. Тогда она всыпала содержимое пакетика в чашку мужа.

— А выпила сама? Это же глупо!

— Видишь ли, Шошана видела, как дочь сыпала в чашку Алекса что-то белое. Ни о каком убийстве Шошана, конечно, не подумала. Она только знала, что зять не любит слишком сладкого кофе. Алекса Шошана уважала, считала, что дочери повезло с мужем. Она не хотела, чтобы вечер был испорчен — Алекс обнаружит, что кофе сладкий, начнет ворчать на Маргалит, та ответит… В общем, Шошана вошла в салон и поменяла чашки местами — Маргалит, мол, все равно, сладкий кофе или не очень.

— Ну-ну, — пораженно пробормотал Хан. — А когда она поняла, что натворила…

— Она так и не понимала, пока я не сказал, что подозреваю Алекса. До этого Шошана была уверена, что произошла нелепая случайность, она даже мысли не допускала, что кто-то мог убить ее дочь! И то, что Маргалит хотела смерти Алекса, ей тоже в голову не приходило. А когда я сказал про Алекса и про любовника ее дочери… По ее словам, будто пелена с глаз упала, и она вспомнила о том, как переставила чашки…

— Бедная женщина, — резюмировал Хан. — Это воспоминание будет преследовать ее всю жизнь.