Расследования судьи Ди. Книги 1-24

Глава 1

– О Небо! – выдохнула она, опуская на мраморный пол разбитую голову старика. – Ох, ну и тяжел этот дурень! Да помоги же мне подтащить его поближе к лестнице.

Какое-то время она разглядывала покойника, вытирая мокрое лицо краем рукава. Прозрачная ночная рубашка не скрывала ни одного изгиба обнаженного тела.

– Оставим его здесь, что ли? – продолжала она, вновь подняв глаза. – Как он упал с лестницы? Оступился, спускаясь, удар его хватил или закружилась голова – пусть выбирают сами. В таком возрасте всякое случается! – Женщина передернула плечами, продолжая размышлять вслух: – Нет, голову надо подтянуть к этой колонне. Тогда все решат, что, споткнувшись на лестнице, он врезался в острую грань камня. Да, она достаточно измазана. Вот так, спасибо. А кровь нa белом мраморе видна ясно, ее нельзя не заметить. Теперь иди в библиотеку, принеси свечу и оставь на верхней ступени. Только будь внимательнее, там очень темно!

Женщина вскинула голову и, пока ее сообщник поднимался по крутой мраморной лестнице, тревожно следила за ним округлившимися от страха глазами. Лестница располагалась посреди высокого, просторного зала, тускло освещенного шипящими факелами, вдетыми в канделябры на деревянной панели у лунной двери.

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем сквозь красную лакированную решетку балкона, окаймлявшего сверху весь зал, пробился слабый огонек. Положив плошку на пол, мужчина стал спускаться по мраморным ступеням. Свеча немного померцала и потухла.

– Да быстрее же ты! – нетерпеливо прикрикнула женщина.

Переступив через труп, она сняла с него одну из домашних туфель и запустила ею в человека на лестнице.

– Лови! Хорошо. А теперь положи на ступеньку, где-нибудь в середине. Да, это очень удачное место!

Глава 2

Судья Ди угрюмо смотрел в беззвездное небо. Масса низких облаков нависла над черными силуэтами крыш и зубцами крепостных стен. Широкие плечи под расшитым золотом парчовым халатом ссутулились, когда судья обеими руками оперся о широкий край мраморного балкона, освещенного единственным фонарем. Из распростертого под ногами города не доносилось ни звука.

– Император и суд уехали, – резко бросил судья. – Теперь Дух Смерти витает над столицей, ставшей Городом Страха.

Высокий мужчина в шлеме и кольчуге молча слушал, и на его красивом, словно выточенном лице отражалась тревога. Значок в виде двух переплетенных золотистых драконов свидетельствовал, что человек этот облечен званием начальника стражи. Он оторвал правую руку от рукояти меча и отодвинул с потного лба остроконечный шлем. Даже здесь, на балконе четвертого яруса дворца, стояла нестерпимая жара.

Судья выпрямился и сунул руки в широкие рукава, по-прежнему глядя на окутанный мраком город.

– Днем только и видишь уборщиков в капюшонах, это везут тележки с покойниками. А ночью – одни тени. Город призраков, вымерший город! – Ди полуобернулся к собеседнику. – Однако, Чао Тай, глубоко внизу, в кромешной тьме трущоб и подвалов старого города, что-то шевелится. Разве ты не чувствуешь, как оттуда поднимаются миазмы смерти и разложения и удушающей пеленой окутывают город?

Чао Тай согласно кивнул:

– Да, тишина жутковата, мой господин. Конечно, люди выходят еще реже, чем в первую неделю. Тогда всякий день статую Императора-Дракона проносили по улицам, чтобы вызвать дождь, а по утрам и вечерам гонги и барабаны буддийского храма призывали молиться милосердной Владычице Гуань-инь. Но сейчас все это забросили. Подумать только, в последние две недели мы не слыхали даже криков уличных торговцев!

Судья Ди, покачав головой, направился к креслу возле большого мраморного стола, заваленного папками с делами и свитками документов. Сзади возвышались массивные красные колонны. Личный кабинет здесь, на верхнем этаже губернаторского дворца, позволял с самой выгодной позиции озирать весь город. Когда Ди опустился в кресло, золотой знак, прикрепленный к подрагивающим крыльям высокой шапочки, громко звякнул. Потянув за тугой вышитый воротник церемониального халата, он пробормотал:

– Этим отвратным, затхлым воздухом и дышать-то невозможно. – Затем, подняв глаза, устало спросил: – Просмотрел ли сегодня Tao Гань доклады городских старост, Чао Тай?

Начальник стражи склонился над столом и, глянув в один из свитков, хмуро ответил:

– Смертей все больше и больше, мой господин. Особенно среди мужчин и юношей. Женщины и маленькие дети погибают не столь часто.

Судья беспомощно вскинул руки.

– Мы даже не знаем толком, как распространяется эта зараза, – посетовал он. – Одни полагают, что во всем виноват загрязненный воздух, другие грешат на воду, третьи толкуют о крысах. Вот уже три недели, как в сих чрезвычайных обстоятельствах меня возвели в ранг временного губернатора столицы империи, а я ничего не смог предотвратить! – Ди гневно потянул седеющие усы. – Староста центрального рынка нынче жаловался, что не в силах блюсти должный порядок торговли продовольствием. Я сказал ему, что надо постараться, ибо заменить торговца Мэя некем. Ни одному из тех сановных лиц, кто не уехал из города, народ не доверяет. Несчастный случай с торговцем Мэем – истинное бедствие, Чао Тай!

– Да, господин Мэй умел замечательно управляться с продажей риса, мой господин. Несмотря на преклонный возраст, он с утра до вечера оставался на ногах и вдобавок, обладая баснословным богатством, нередко закупал для бедных возы мяса и овощей по ценам черного рынка. Очень жаль, что он упал с лестницы, да еще в собственном доме!

– Наверное, Мэя хватил удар, когда он спускался, – проговорил судья, – или закружилась голова. Во всяком случае, оступиться он не мог – я не раз замечал, насколько у старика острое зрение. Из-за этого несчастного случая мы потеряли хорошего человека, и как раз в тот момент, когда более всего в нем нуждались. – Отпив чаю, приготовленного Чао Таем, он продолжал: – Этот новомодный целитель Лю вроде бы присутствовал при его кончине. Кажется, он был семейным лекарем. Выясни, где он живет, Чао Тай, и передай, что я хочу его видеть. Я высоко ценил торговца Мэя, и мне бы хотелось осведомиться у доктора, могу ли я что-нибудь сделать для вдовы.

– Со смертью Мэя угасла одна из самых древних семей города, – сухо заметил чей-то голос у них за спиной.

На балкон бесшумно скользнул худой и сутулый мужчина в войлочных туфлях, длинном халате с широкими, расшитыми золотом полами и воротником, отмеченным знаком, выдающим в его обладателе начальника канцелярии, и высокой черной шапочке. Слегка вытянутое, насмешливое лицо с тонкими усами еще больше удлиняла козлиная бородка. Дернув три длинных волоска на левой щеке, он продолжал:

– Поскольку два сына Мэя умерли молодыми, а во втором браке детей не было, главенство в роду переходит к двоюродному брату.

– Ты уже успел прочитать его дело, Tao Гань? – удивился судья. – А я только утром узнал, что Мэй умер вчера вечером!

– Я познакомился с делом семьи Мэй месяц назад, мой господин, – спокойно ответствовал Tao Гань. – В течение последних шести недель я изучал дела всех сколько-нибудь значимых семейств, по одному за вечер.

– Я видел эти дела в архивах канцелярии, – вставил Чао Тай. – Большинство из них занимают несколько больших ларей! Готов биться об заклад, ты корпел над ними целыми ночами!

– Иногда. Но я все равно почти не сплю, а чтение этих дел весьма успокаивает. А порой и забавляет.

Судья Ди с любопытством посмотрел на своего тощего помощника. Этот спокойный и проницательный человек состоял у него на службе много лет, но судья то и дело открывал в нем новые достоинства.

– Теперь, когда семейству Мэй пришел конец, из старой знати остались только И и Ху, – обронил он.

Tao Гань кивнул:

– Означенные три семьи сто лет назад железной рукой правили этой частью империи. Так было в бурный период варварских нашествий, еще до воцарения нынешней династии задолго до того, как наш город был избран столицей империи.

Судья разгладил длинную бороду:

– Любопытное явление этот так называемый «старый миру». Всех, кто не принадлежит к их кругу, там считают чужеземцами. Даже самого императора, полагаю! Я слыхал, что в разговорах между собой эти люди до сих пор используют устаревшие титулы и какой-то древний диалект.

– Они сознательно уходят от настоящего, мой господин, – сказал Tao Гань. – Так и живут в своем узком кругу, никогда не появляясь ни на каких официальных церемониях. В их среде много кровосмесительных браков и, как ни досадно, весьма вольные отношения между господами и слугами – пережиток старых, разнузданных феодальных порядков. Среди кипения страстей колоссальной, шумной столицы они замкнулись в тесном, обособленном мирке.

– Торговец Мэй являл собой исключение, – задумчиво произнес судья Ди. – Он очень серьезно воспринимал свой долг перед Поднебесной. А с И и Ху я еще даже не встречался!

Чао Тай, дотоле хранивший молчание, позволил себе заметить:

– Люди из старого города считают смерть Мэя дурным предзнаменованием, мой господин. Они твердо верят, будто участь этих старинных семей каким-то таинственным образом сплетена с судьбой города, коим те управляют. Болтают, что всем трем кланам предсказана гибель. На лицах эти слухи раздувают до небес и твердят, будто это сулит скорый конец и самому городу. Чистый вздор, конечно!

– Слухи – странная штука, – покачал головой судья. – Никто никогда не знает, откуда они берутся. Шепоток внезапно возникает неизвестно где и распространяется, словно пожар. Как там поется в той уличной песенке, Чао Тай?

– Да это просто глупый стишок из шести строчек, мой господин:

Раз, два, три,

Мэй, Ху, И.

Один потеряет постель,

Второй – глаза лишится,

А третий, увы,

Останется без головы!

А поскольку господин Мэй умер, проломив при падении череп, народ утверждает, будто последняя строчка относится именно к нему.

– В наше время, – с тревогой в голосе пробормотал судья, – люди придают значение самым нелепым слухам. Что ваши подчиненные докладывают насчет общего положения?

– Все могло быть и куда печальнее, мой господин, – ответил Чао Тай. – Ни грабежей продовольственных складов, ни крупных ограблений или случаев насилия пока не наблюдается. Мы с Ма Жуном готовились к серьезным беспорядкам, поскольку обстоятельства как никогда благоприятствуют любителям поживиться за чужой счет, ведь нам приходится сжигать массу трупов, и потому число ночных обходов изрядно сократилось. А большинство богатых семей в такой спешке удирали из города, что не успели принять должных мер для охраны пустых домов.

Tao Гань, прикусив губу, добавил:

– Более того, те, кто решился не уезжать, отослали в имения большую часть слуг, оставив горстку самых необходимых. Ну не город, а рай для воров! Однако, к счастью, грабители, кажется, не воспользовались случаем!

– Не стоит тешиться обманчивым спокойствием, друзья мои! – сурово заметил судья. – Сейчас люди скованы страхом, но в любой миг он может обернуться паникой. И тогда по всему городу прокатится волна насилия и крови.

– Мы с братом Ма разработали отличную систему сигналов, мой господин, – поспешно объявил Чао Тай. – Наши стражники расставлены в ключевых точках старого и нового города. Людей там немного, зато начальники – из лучших. Я верю, что мы сумеем подавить беспорядки в зародыше. А поскольку закон военного времени допускает безотлагательное отправление правосудия, ……

Судья Ди поднял руки.

– Послушайте! – воскликнул он. – Неужели тут еще остались бродячие певцы?

С улицы доносился тонкий, высокий и мелодичный женский голос, сопровождаемый бренчанием струн. Можно было даже разобрать слова:

Умоляю, меня не кори,

Серебристая Дева Луна,

Что от глаз лучезарных твоих

Я уже затворила окно.

Сколь б я на томилась тоской,

Никогда…

Песню внезапно оборвал пронзительный крик ужаса. Судья повелительно махнул рукой Чао Таю, и тот стремглав бросился к лестнице.

Глава 3

Прижав цитру к груди, девушка снова закричала. С головы первого мужчины упал черный капюшон, обнажив красное одутловатое лицо, покрытое большими синими пятнами. Длинные руки выскользнули из черных развевающихся рукавов и потянулись к жертве. Она испуганно озиралась, но вокруг была словно только вымершая, тускло освещенная улица. Внезапно второй обладатель черного капюшона схватил приятеля за рукав. Из-за угла вышел худощавый мужчина в дорогом халате из синей парчи, и обе черные фигуры моментально растворились в тени узкой боковой улочки.

Девушка бросилась к своему избавителю:

– Эти люди больны! Я видела его ужасное лицо!

Незнакомец успокаивающе похлопал ее по спине изящной тонкой рукой. Бледное лицо под квадратной парчовой шапочкой с черными как смоль усами и коротенькой козлиной бородкой озарила приветливая улыбка.

– Не бойтесь, моя дорогая, – приятными спокойным голосом проговорил он. – Со мной вы в безопасности!

Девушка разрыдалась. Мужчина окинул взглядом открытую спереди свободную куртку из плотной зеленой парчи и широкую длинную, изрядно выцветшую черную шелковую юбку, потом, раскрыв висевшую у него на груди плоскую красную коробочку из свиной кожи, шепнул:

– Успокойтесь, я лекарь.

Девушка вытерла слезы и впервые внимательно разглядела его. Незнакомец показался ей славным господином, очень представительным, несмотря на узкие, слегка покатые плечи.

– Простите, мой господин! Я думала, здесь, рядом с губернаторским дворцом, будет безопаснее. Вечером меня и так сильно напугали… а только я пришла в себя и снова стала петь, как эти два жутких уборщика…

– Надо быть поосторожнее, – мягко посоветовал собеседник. – У вас сильно ушиблена левая грудь.

Девушка быстро запахнула куртку.

– Это… ничего, – заикаясь, выдохнула она.

– Мы смажем синяк какой-нибудь мазью. Я о вас позабочусь, моя дорогая. Вы очень молоды, правда? Наверное, лет шестнадцать?

Она кивнула:

– Большое спасибо, мой господин! А теперь я лучше пойду и…

Мужчина проворно подскочил, взял певицу за плечо и, наклонившись, шепнул:

– У вас, знаете ли, прелестное личико! – Девушка отпрянула, но тонкие пальцы держали цепко. – Нет, нет, вы пойдете со мной, дорогая! Доверьтесь доктору Лю, он будет вас хорошо лечить. Я живу недалеко, а заплачу серебром… быть может!

Девушка с силой оттолкнула его:

– Оставьте меня! Я не торгую собой, хоть и певица…

– Не притворяйтесь недотрогой, моя милая, – резко бросил назойливый господин.

Девушка еще раз попыталась вырваться, и ее куртка опять распахнулась.

– Пустите меня!

Мужчина левой рукой крепко ухватил ее за воротник, а правой злобно стиснул грудь. Певица пронзительно вскрикнула от боли.

По булыжникам застучали кованые сапоги, и грубый голос рявкнул:

– Эй, вы! Что здесь происходит?

Насильник отпустил девушку. Мельком взглянув на огромного воина в остроконечном шлеме, она крепко схватила цитру, подобрала длинную юбку и кинулась прочь. Чао Тай заметил лишь мелькнувшее сквозь разрез юбки обнаженное бедро.

– Неужели лекарю нельзя спокойно заниматься своим делом? – сердито осведомился господин в синем халате. – А я думал, тайвэй, этим грязным подонкам не дозволено в такой час шататься по улицам!

Чао Тай, через плечо поглядев на двух сопровождавших его дворцовых стражей, знаком велел им возвращаться к воротам. А сам засунул большие пальцы за пояс и принялся внимательно изучать скандалиста.

– Ваше имя, пожалуйста! – коротко приказал он.

– Я доктор Лю, живу рядом, в восточной части квартала. По правде сказать, эта женщина приставала ко мне, но так как я спешу…

– Доктор Лю, говорите? Что ж, прекрасно. Вас желает видеть господин верховный судья.

– Это великая честь, тайвэй! Завтра же с утра…

– Вы пойдете к нему прямо сейчас, доктор.

– Я тороплюсь к пациенту, мой господин. Это очень влиятельный человек, и он болен! А…

– Влиятельные или нет, тут все мрут как крысы! Следуйте за мной!

Глава 4

Чао Тай поднимался по мраморным ступеням лестницы, ведущей к балкону четвертого этажа. Шел он медленно, потому как с раннего утра был на ногах. Доктор Лю плелся следом.

Судья Ди сидел за столом, склонясь над большой картой. Рядом с кипой бумаг в руках стоял Tao Гань. Пока Чао Тай отвешивал ритуальные поклоны судье, лекарь достиг верхней ступеньки лестницы и опустился на колени.

– Кричала уличная певица, мой господин, – доложил Чао Тай. – Этот господин утверждает, что она приставала к нему. По удачному совпадению перед вами доктор Лю, коего вы желали видеть.

Судья окинул взглядом стоящего на коленях мужчину:

– А где певица?

– Убежала, мой господин.

– Понятно. – Судья откинулся в кресле и кивнул лекарю: – Можете встать!

Лю торопливо поднялся, просеменил по балкону и, оказавшись перед столом судьи Ди, низко поклонился, почтительно сложив руки, скрытые длинными рукавами парчового халата. Некоторое время судья молча разглядывал его, медленно поглаживая бороду, потом спросил:

– Что произошло на улице, доктор?

– Я шел к пациенту, мой господин, и, как всегда, нес коробку с порошками и травами. – Лю показал судье плоскую красную коробочку. – Завернув за угол, я увидел женщину, к которой приставали два уборщика в черном, из тех, что вывозят трупы. Я прогнал негодяев, но женщина прилипла ко мне, как плющ. Она оказалась певичкой. Вместо того чтобы поблагодарить, эта особа не давала мне проходу, мой господин! Я требовал оставить меня в покое, но она схватила меня за рукав и не отпускала. Пришлось вырываться силой, и она закричала. Наверняка хотела устроить сцену в расчете выклянчить немного денег. К счастью, появился тайвэй, и она убежала.

Чао Тай открыл рот, собираясь что-то сказать, но судья Ди остановил его кивком и вновь обратился к лекарю:

– Я хотел встретиться с вами, доктор, чтобы расспросить о кончине торговца Мэя, что покинул вас прошлой ночью. Мне доложили, что вы были свидетелем несчастья.

Лю грустно покачал головой:

– Нет, мой господин, я не присутствовал при этом печальном событии. Ужасная потеря, не только для…

– Следователь доложил, что вы были там! – резко перебил судья Ди.

– Я действительно находился в доме почтенного Мэя, мой господин, но в западном крыле, а несчастный случай произошел в восточном…

– Что ж, расскажите, что вам известно!

– Охотно, мой господин. Почтенный Мэй приехал за мной рано утром, в самом начале восьмого, чтобы осмотреть его домоправителя. Старик, как обычно, хлопотал по хозяйству, но вдруг почувствовал себя плохо, и господин Мэй велел ему немедленно лечь в постель. В эти дни все, разумеется, склонны думать о… самом худшем. Я осмотрел больного и нашел, что это всего лишь приступ лихорадки – самое обычное дело в такое время года. Потом господин Мэй любезно пригласил меня отобедать. Поскольку домоправитель заболел, а вся остальная прислуга отослана в горное имение, госпожа Мэй прислуживала нам сама. Неловко, согласитесь, когда хозяйка дома играет роль прислуги… Мы встали из-за стола часов в девять вечера, и господин Мэй сказал, что хочет поработать в библиотеке. Она расположена в восточном крыле, наверху. Он говорил, что немного почитает, а потом ляжет спать там же, на скамье. «У тебя был тяжелый день, – заметил он жене, – и тебе надо хорошенько выспаться». Почтенный Мэй был очень заботливым человеком, мой господин. Всегда. – Лю тяжело вздохнул. – Попрощавшись с господином Мэем, я на обратном пути заглянул к домоправителю – благо он живет у самых ворот – и, к своему огорчению, увидел, что лихорадка усиливается. Я тотчас дал ему лекарство, сел у постели и стал ждать, пока оно подействует. В огромном доме, обычно таком шумном, стояла мертвая тишина. Казалось, я попал в какое-то царство снов. Вдруг из восточного крыла донесся женский крик. Я выбежал во двор и там столкнулся с госпожой Мэй. Она была в ужасном состоянии.

– В котором часу это произошло?

– Часу в десятом вечера, мой господин… Госпожа Мэй, рыдая, поведала мне, что нашла своего мужа мертвым у подножия мраморной лестницы в зале. По пути туда она кое-как объяснила, что, прежде чем лечь спать, пошла в библиотеку справиться, не нужно ли господину Мэю что-нибудь принести. Однако, войдя в зал, увидела его лежащим на полу. Бедная женщина с криком бросилась во двор, надеясь, что домоправителю уже полегчало и он…

– Поверим вам на слово! Вы осмотрели тело?

– Очень поверхностно, мой господин! Почтенный Мэй ударился головой об острый угол левой колонны у подножия лестницы. Я сразу обнаружил, что лобная кость раздроблена. По-видимому, он умер мгновенно. Думаю, господин Мэй упал, спускаясь по крутой лестнице, потому что на верхней ступени лежала погасшая свеча, а в середине валялась одна из его туфель. Положа руку на сердце, мой господин, меня не слишком удивил такой поворот событии. В последнее время господин Мэй жаловался на сильные головные боли, и я советовал побольше отдыхать – ведь ему как-никак было под семьдесят! Но почтенный Мэй не внял моим предупреждениям! Он хотел лично наблюдать за ходом торговли. Итак каждый день, с утра до вечера! При этом господин Мэй весьма терпеливо выслушивал все жалобы покупателей! Он был так заботлив! Великий благодетель! Это невосполнимая потеря, мой господин!

– Согласен. И что вы сделали потом?

– Приготовил успокоительное питье для госпожи Мэй, мой господин. Потом проведал старого слугу и, убедившись, что тот крепко спит, велел госпоже Мэй ничего не трогать, а сам отправился в городскую канцелярию доложить о случившемся. Там все были очень заняты, и судебного лекаря не нашли. Кто-то сказал мне, что он проверяет погребальные костры. Тогда я пошел домой, а в канцелярию обратился сегодня утром. Судебный лекарь был на месте, и я отвел его в дом почтенного Мэя. К тому времени домоправитель уже оправился и пошел в похоронное ведомство. Лекарь в моем присутствии осмотрел тело и обнаружил, что…

– Да, я читал его отчет. Хорошо, доктор Лю, это все. Но меня беспокоит судьба госпожи Мэй. Ей сейчас понадобится помощь и в проведении похорон, и во всем прочем. Сходите к ней, доктор, и передайте, что я пришлю несколько людей на подмогу.

– Вы очень добры, мой господин. Почтенная госпожа Мэй это высоко оценит.

Доктор Лю низко поклонился и ушел.

– Льстивый негодяй! – возмутился Чао Тай. – Все, что он рассказал вам о спасении девушки от уборщиков, – наглая ложь! Это Лю приставал к ней, мой господин, а не она к нему!

– Я так и подумал, – спокойно заметил судья. – Этот лекарь не внушает доверия! Поэтому-то я его так подробно допрашивал! И несмотря на все хвалебные отзывы, мне совсем не хочется просить у него совета насчет одного вопроса в отчете судебного лекаря, который меня несколько озадачил. Не мог бы ты дать мне этот отчет, Tao Гань? Он где-то там, среди бумаг!

Порывшись в груде свитков, Tao Гань отыскал заполненную судебным лекарем бирку и протянул судье.

– Как всегда, коротко и по существу! – одобрительно улыбнулся судья Ди, проглядев ответ. – Вот, слушай: "Тело Мэй Ляна, профессионального торговца, шестидесяти девяти лет. Лобная кость насквозь проломлена об острый край колонны у подножия лестницы. К краю вышеупомянутой колонны прилипло несколько седых волосков, на поверхности явственно видна кровь. На левой скуле покойного – черные пятна, предположительно сажа или черная краска. На боках крупные синяки, еще больше их на ногах, плечах и спине. Предварительное заключение: «несчастный случай». – Судья бросил отчет на стол. – Все эти синяки он, безусловно, мог получить падая с лестницы, а вот черные пятна меня смущают… – протянул он.

– Старик работал в библиотеке, так ведь? – заметил Чао Тай. – Возможно, он что-то писал и выпачкал лицо тушью.

– Если провести кисточкой во неровной поверхности, брызги летят во все стороны! – поддержал его Tao Гань.

– Может быть, может быть… – не стал спорить судья Ди. – Кстати, Чао Тай, твои люди закупорили все сточные трубы?

– Те, что на окраинах, забиты железными крышками. В них и крыса не проскользнет! А сегодня начались работы в старом городе. Вечером мы с Ма Жуном хотим нагрянуть туда и посмотреть, как идут дела.

– Хорошо. Увидимся, когда вернетесь. А сейчас мы с Tao Ганем займемся вопросами управления. Их накопилось столько, что, боюсь, нам и до полуночи не разобрать!

Глава 5

Ма Жун сердито вцепился в чашу с вином.

– И эта дыра называется «Домом Пяти Блаженств»! – буркнул он себе под нос. – Брат Чао мог бы выбрать и более приличное место. Времена сейчас такие, что в приличные места трудно попасть!

Он отхлебнул дешевого, кислого вина, поморщился, тяжело опустил чашу на стол, потянулся и широко зевнул. В последние недели поспать удавалось не более нескольких часов в сутки. Но Жун был на редкость сильным человеком, а ростом даже превосходил Чао Тая. Под плотно облегающей кольчугой переливались крепкие мускулы. Ма Жун не носил на груди золотистый значок начальника стражи, а прятал его под шлемом, чтобы избавить себя от необходимости отвечать на приветствие каждого встречного стража.

Сложив руки, он мрачно оглядел длинный узкий зал, освещенный всего одним глиняным светильником, что стоял на грубой дощатой стойке. С низких стропил свисала паутина, а в спертом, почти обжигающем воздухе висел смешанный запах прогорклого жира и кислого вина. Хозяин, угрюмый горбун, обслужив Ма Жуна, тотчас скрылся за дверью в глубине заведения.

Единственным посетителем, кроме Ма Жуна, был пожилой человек, сидевший за угловым столиком. Не обращая внимания на тайвэя, он, казалось, полностью сосредоточился на ярко одетой кукле, которую держал в руке. Еще две куклы лежали на столе. Одеяние посетителя выглядело крайне убого: залатанные штаны и синяя полотняная куртка в тон выцветшей занавеске у него за спиной. Взъерошенную седую голову прикрывала засаленная черная шапочка.

Маленькой коричневой обезьянке, сидевшей на плече у этого странного посетителя, похоже, очень не понравился пристальный взгляд Ма Жуна. Она так вскинула брови, что упругая кожа побелела, а черная шерстка на голове поднялась дыбом. Обнажив зубы, зверек обвил шею хозяина пушистым хвостом и сердито зашипел. Только тут его хозяин наконец поднял голову и, насмешливо взглянув на тайвэя, прогудел низким, хорошо поставленным голосом:

– Если хочешь еще винца, воин, – только крикни. Горбун в задней комнате, воюет со своей старухой. Та расстроена, потому как полчаса назад из дома напротив вынесли три трупа.

– Пусть себе продолжает воевать, – проворчал Ма Жун. – Мне и одной чаши этого поила надолго хватит.

– Тихо! – ласково пожурил обезьянку его собеседник и, погладив мохнатую голову, обронил: – Это заведение, воин, предназначено для вкусов попроще и кошельков потоньше. Зато оно удачно расположено – аккурат между новым и старым городом.

– Надо иметь много наглости, чтобы назвать это «Домом Пяти Блаженств», – досадливо бросил Ма.

– Пять блаженств, – задумчиво повторил незнакомец. – деньги, высокая должность, долгая жизнь, хорошее здоровье и много детей. А почему бы не назвать заведение в их честь, воин? Оно стоит около стены последнего большого дома в этом квартале, а через улицу отсюда начинаются трущобы. Вот и выходит, что харчевня горбуна – своего рода пограничный камень, что делит пять блаженств между бедными и богатыми. Деньги, высокая должность, долгая жизнь и хорошее здоровье – для богатых. Много, очень много детей – для бедных. Но бедные не жалуются, вовсе нет! Им и одного такого блаженства более чем достаточно!

Он поставил куклу на стол и несколькими проворными движениями ловких, чувствительных пальцев отделил голову от туловища. Ма Жун встал и, подойдя к его столику, сел напротив.

– Славное у вас занятие! Мне всегда нравились хорошие кукольные представления признался он. – Удивительно, как вам удается заставить воинов драться на мечах! А что вы ищете?

Кукольник шарил в стоявшей рядом бамбуковой корзине с куклами.

– Не могу найти подходящую голову! – объяснил он. – Мне нужен настоящий, непревзойденный злодей. Тело, как видишь, я уже нашел. Крупный, сильный малый с хорошим аппетитом. А вот голову никак не подберу!

– Господи, да это же очень просто! У всех наших театральных злодеев лица вот такие. – Ма Жун надул щеки, свирепо выпучил глаза и злобно скривил губы.

Кукольник пренебрежительно отмахнулся:

– Это всего лишь театральные злодеи. В театре актеры и актрисы четко делятся на положительных и отрицательных персонажей. А мои куклы больше чем актеры, воин. Я хочу, чтобы они были настоящими людьми в миниатюре. Поэтому-то мне без надобности театральный злодей. Понятно?

– Если честно, нет. Но вы разбираетесь в этом деле лучше и, полагаю, знаете, о чем говорите. Кстати, как вас зовут?

– Юань, кукольник Юань из старого города. – Бросив куклу обратно в корзину, он, в свою очередь, спросил: – Ты знаешь старый город?

– Не очень хорошо. Но собираюсь пойти туда сегодня вечером.

– Посмотри, как там живут люди, воин. В темных, сырых трущобах, в заброшенных подвалах, почти в норах. И все же они мне милее роскошных домов богачей. Всегда! – Почесав лохматую спинку зверька, он задумчиво добавил: – Бедняки всегда озабочены тем, как бы наполнить желудок, им некогда придумывать жестокие игры, способные возбудить пресыщенные аппетиты, как это делают богачи в доме у меня за спиной. – Он ткнул большим пальцем через плечо.

– А что вы о них знаете? – лениво осведомился Ма Жун.

Кукольник оказался страшным занудой. Жуну хотелось, чтобы скорее пришел Чао Тай.

– Больше, чем ты думаешь, воин, – ухмыльнулся Юань. – Иногда в стене за занавесом возникает трещина, и тогда перед нами открывается часть внутренних покоев, своего рода галерея. Иногда там можно увидеть прелюбопытные сцены.

– Чушь! – раздраженно фыркнул Ма Жун.

Его собеседник пожал сутулыми плечами:

– Суди сам! – Он полуобернулся на табурете, отдернул синюю занавеску и заглянул в щель, потом сухо предложил тайвэю: – Что ж, смотри, как забавляются богачи.

Ма Жун с невольным любопытством встали прильнул к щели, указанной кукольником. И тут же у него против воли перехватило дыхание. В узкую, неровную щель среди кирпичей он увидел полутемную галерею, выложенную красным изразцом. На заднем плане было что-то вроде павильона с широкими окнами, закрытыми бамбуковыми занавесками. Слева и справа тянулись ряды красных лакированных колонн. В безмолвном ужасе Ма Жун смотрел на высокого, стройного мужчину, что стоял посреди галереи к нему лицом. Незнакомец, облаченный в черный шелковый халат, размеренно и как-то отрешенно порол длинным кнутом окоченевшую от боли голую женщину, распростертую ничком на низкой скамье. Ее длинные черные волосы свисали на каменные плиты, а спину и плечи заливала кровь. Внезапно истязатель остановился и рука с кнутом неподвижно повисла в воздухе. Две большие птицы проплыли вдоль колонны, лениво хлопая длинными яркими крыльями.

Ма Жун, выругавшись, отвернулся.

– Ну, до этого негодяя мы доберемся! – гаркнул он и, оттолкнув Юаня, схватившего его за руку, быстро добавил: – Не волнуйтесь, я начальник стражи!

– Спешить ни к чему, – спокойно возразил кукольник. – Преступник уже пойман.

Он пошире раздвинул синюю занавеску, явив глазам тайвэя квадратный ящик, установленный возле стены на треножнике. В передней части ящика была узкая щель.

– Это мой маленький волшебный фонарь, – объяснил Юань, с довольной улыбкой наблюдая за смущением Ма Жуна.

– Семь преисподних! – взорвался тот.

Кукольник поводил рукой за ящиком:

– У меня здесь более тридцати картинок. Все сцены из старинной жизни. Взгляните еще раз!

Прижавшись лицом к щели, тайвэй увидел изысканный загородный дом на заросшем ивами берегу реки. Длинные, тонкие ветви шевелились на ветру. Потом появилась небольшая лодка. Мужчина в широкой соломенной шляпе медленно двигал веслами. На корме сидела красивая молодая девушка. Вдруг балконная дверь на верхнем этаже дома открылась, и оттуда вышел старик с длинной седой бородой. Затем изображение померкло.

– Свеча внутри догорела, и представление окончено. Поскольку оно было коротким, денег за него я не возьму.

– Как вам удается делать эти фигуры такими правдоподобными? И как, во имя духов, вы заставляете их двигаться?

– Я вырезаю их из картона и раскрашиваю. Самое трудное – создать глубину, чтобы картина не выглядела плоской. Это моё собственное изобретение! А двигаются фигурки благодаря привязанным к ним конским волоскам. Надо очень проворно шевелить руками, но кроме того…

Он вдруг умолк и повернул голову к двери – на пороге стояла высокая, на редкость ладная девушка.

Глава 6

Минуту-другую она неподвижно стояла, свысока оглядывая зал большими горящими глазами. Наряд ее был довольно беден: выцветшая темно-зеленая парчовая куртка поверх столь же поношенной широкой юбки. Из черного шелка. Широкий вырез куртки обнажал верх пышной груди над тесным черным лифом. Точеное овальное личико казалось удивительно бледным, подчеркивая ярко-алый цвет полных губ. Блестящие черные волосы девушка небрежно зачесала наверх и стянула в узел на затылке.

Ма Жун смотрел на нее как зачарованный, думая, что еще никогда не видел такой красавицы. Даже в таком неказистом одеянии она смотрела императрицей. Глядя на ее тонкую талию и округлые бедра, тайвэй вдруг сообразил, что против обыкновения не смеет мысленно раздеть незнакомку. Она возбуждала в нем дотоле неведомую странную смесь влечения и почтительности. «Наверное, старею», – с досадой решил Ма.

Маленькая обезьянка как-то странно заурчала.

– Тихо! – негромко одернул ее кукольник, мигом приглушив звучный, богатый оттенками голос актера на все роли.

Закончив пристальный осмотр, девушка под шелест шелковой ткани уверенно подошла прямо к стойке, приподняла кувшин с вином и со стуком опустила на деревянный стол. Тотчас явился горбун. От одного взгляда на гостью его сморщенное, угрюмое лицо так и засияло. Он с самой радушной улыбкой наполнил чашу. Девушка осушила ее одним долгим глотком и сразу потянулась за новой порцией.

– Эта юная особа точно умеет пить! – жизнерадостно бросил тайвэй собеседнику, не отрывая от незнакомки глаз.

Девушка, вероятно, почувствовала его взгляд, потому что обернулась и дерзко посмотрела в глаза. Он бы охотно завел разговор с этим чарующим созданием, но во всем облике красавицы ощущалось нечто такое, что заставляло вести себя осмотрительно. Она нахмурила длинные, изогнутые брови, чуть вскинула голову и, снова повернувшись к горбуну, что-то ему сказала. Тот широко улыбнулся и достал из-под стойки тарелку с солеными овощами. Девушка взяла пару палочек и принялась с аппетитом есть.

Некоторое время Ма Жун с нескрываемым восторгом наблюдал, как она поглощает пищу.

– Вы ее знаете? – наконец спросил он Юаня.

Кукольник повертел кончики седых усов.

– Не так хорошо, как хотелось бы, – отозвался он.

Ма хотел пошутить насчет седины в бороду, но тут с улицы вдруг донеслись хриплые голоса. Дверь распахнулась, и на пopoгe выросли четверо головорезов.

– Две чаши… – начал один из них.

Он осекся, вытаращив глаза на девушку, затеребил пальцами грязную бороденку. Парень так зазевался, что даже не заметил тайвэя и кукольника, сидевших в другом конце зала. Мало-помалу тонкие губы скривила жестокая ухмылка.

– Да, нам четыре большие чаши самого крепкого вина! – рявкнул детина горбуну. – И эту отличную рослую девицу! Вперед, братцы!

Они столпились вокруг девушки. Бородатый плюхнул волосатую лапу ей на плечо.

– Тебе сегодня крупно повезло! – хихикнул он, искоса глядя на нее. – У тебя будет четыре пылких дружка, дорогая! Четыре хороших парня!

Девушка поставила чашу на стол и, брезгливо посмотрев на руку, лежащую у нее на плече, спокойно отчеканила:

– Убери свою грязную лапу! – Четверка загоготала.

– Давайте сначала малость ее поколотим, – предложил бородатый верзила. – Так, для разминки и в виде урока!

Ма Жун вскочил. Ну, сейчас он покажет этим подонкам! Однако Юань мигом подставил подножку, и громадина тайвэй рухнул ничком между двумя столами. Шлем свалился с головы, и вдобавок, пытаясь вскочить Ма сильно стукнулся головой об угол стола. Он снова сел и на некоторое время почти потерял сознание. Потом до него донесся вопль:

– Моя рука… Проклятая ведьма!..

Последовал поток грязной ругани, оглушительно хлопнула дверь, со стропил посыпалась штукатурка… и наступила мертвая тишина.

Ма Жун поспешно встал и едва поверил своим глазам. Четверо головорезов исчезли, а девушка как ни в чем не бывало возвышалась над стойкой. В руках она держала чашу, а горбун поспешно наливал туда вино. Но воин заметил большое красное пятно на правом рукаве ее куртки.

Он поднял шлем и, бросив злой взгляд на кукольника, проворчал:

– Девушка ранена! Это была очень грязная проделка, мой друг! Будь вы помоложе, я бы…

– Сядьте! – спокойно остановил его кукольник. – Я поступил так для вашего же блага! Никогда не ввязывайтесь в драку, если у одной из сторон кое-что припрятано в рукаве. Вас могли ранить, и очень тяжело, тайвэй!

Ошеломленный Ма плюхнулся на скамью.

– Девочка легко справилась с ними, – продолжал Юань. – А бородатому просто сломала руку, и эти разбойники исчезли прежде, чем она по-настоящему взялась за них.

Ма Жун задумчиво пощупал шишку на лбу. Он знал о таких «секретах в рукаве». Женщины из преступного мира иногда держали в обоих рукавах по железному шару величиной с крупное яйцо. Поскольку закон запрещал простым гражданам носить с собой кинжалы или другое холодное оружие, эти женщины разработали особое искусство борьбы «набитыми рукавами». Стоило приспустить с плеч куртку и прихватить верхнюю часть рукава, как в каждой руке оказывался отличный кистень. Благодаря длительным упражнениям они с безошибочной точностью могли нанести удар в любую жизненно важную точку противника: сломать руку или ключицу, а в по-настоящему опасной драке – и убить, приложив в висок или шею.

Надо было сказать мне об этом, а не подставлять подножку, – гневно прошипел Ма.

– Слишком уж вы торопились на помощь, тайвэй, – ехидно заметил кукольник.

Девушка вынула из правого рукава железный шар и положила на стойку. Теперь она пыталась отстирать запачканный кровью рукав в тазу с водой. Горбун снова исчез.

Стражник снова встал и подскочил к стойке.

– Позвольте мне вам помочь, – хриплым от волнения голосом предложил он.

Красавица метнула оценивающий взгляд, потом, пожав плечами, протянула руку. Полоща край рукава, Жун хотел сказать, что удобнее было бы просто снять куртку, но что-то в холодном взгляде юной воительницы удержало его от опрометчивых слов. Для юной девушки незнакомка была поразительно высока: всего на голову ниже гиганта Ма. Небрежно причесанные густые волосы так блестели, что казались мокрыми. Теперь тайвэй разглядел, что на ней нет ничего, кроме куртки, юбки и лифа, причем сквозь потрепанный черный шелк просвечивала белоснежная грудь.

– Спасибо, – поблагодарила девушка, когда он отжал рукав.

Красавица и не подумала двинуться с места, и Ма Жуну отчаянно захотелось ее обнять, но он понимал, что эта юная особа привыкла общаться с мужчинами свободно, на равной ноге, и вольностей не потерпит. Глядя, как она берет и кладет железный шар в рукав, он заметил:

– Ловко вы управились с этими негодяями! И всего одной рукой! – Указан на «безоружный» левый рукав, он добавил: – А я думал, такие игрушки всегда носят в обоих…

Девушка лукаво сверкнула глазами.

– Мне и одного хватает, – холодно отрезала она.

Ма Жун был так поглощен разговором, что не услышал, как открылась дверь и кто-то, громко топая, вошел в харчевню. Девушка повернула голову.

– Напрасно вы надумали бежать, госпожа, – укорил ее добродушно-хрипловатый голос. – Следовало бы остаться и подать на доктора жалобу.

Чао Тай постучал костяшками пальцев по стойке, и Ма Жун в полном недоумении уставился на друга.

– Я услышал ее крик, брат, – объяснил Чао Тай, – на улице, как раз под балконом нашего начальника. И все – из-за приставаний некоего Лю, точнее доктора Лю! – Увидев, что горбун вернулся за стойку, он заказал вина и спросил девушку: – Вы будете что-нибудь пить, госпожа?

– Нет, спасибо, – отказалась та и бросила хозяину харчевни: – Я потом заплачу, ладно?

Она плотно запахнула куртку, коротко всем кивнула и тем же быстрым, твердым шагом направилась к двери.

– Где вы ее видели? – вдруг спросил кукольник.

Он незаметно подошел к обоим тайвэям и тревожно глядел на Чао Тая, когда последний, вскинув брови, бросил на него удивленный взгляд. Юань быстро задал новый вопрос:

– И что с доктором Лю?

– С ним все в порядке, – успокоил кукольника Ма Жун. – Познакомься, Чао Тай. Это господин Юань, хозяин бродячего цирка.

– Я встретил эту девушку на улице перед губернаторским дворцом, – любезно объяснил Чао Тай. – Она пела и играла на цитре. Доктор Лю пытался навязать свое общество, но пришел я, и девушка воспользовалась случаем убежать.

Кукольник, что-то пробормотав, чопорно поклонился и быстро зашагал в свой уголок. Там он взвалил на одно плечо волшебный фонарь с треногой, на другое посадил обезьянку и, прихватив корзину, торопливо покинул «дом Пяти Блаженств».

– Нам нельзя тут засиживаться, – напомнил Чао Тай, – давай выпьем по чаше вина и откланяемся. В старом городе вас ждет куча работы, брат. Нужно проверить все эти проклятые сточные трубы.

Ма Жун рассеянно кивнул. Видя, что горбун снова наполняет его чашу, он небрежно спросил:

– Кто она?

– А вы не знаете? Это дочь Юаня, Бирюза.

– Во имя всех демонов Преисподней! Если она дочь старика, почему даже не поглядела в его сторону?

Горбун пожал плечами:

– Вероятно, опять поссорились. Бирюза, если вы обратили внимание, довольно энергичная девушка. Настоящая ведьма, когда рассердится. Зато она великолепная акробатка – вместе с отцом дает представления на площадях старого города. А вот ее сестра-близнец – Коралл – самое милое дитя, какое мне приходилось видеть! Она чудно поет, танцует и играет на цитре.

– Значит, ты спас от Лю не Бирюзу, а Коралл, брат, – сказал Ма Жун Чао Таю.

– Ну и что? Сегодня мой черед платить! Сколько я тебе должен, малый?

– А не знаешь ли ты, где они живут? – поинтересовался Ма Жун, пока его друг расплачивался за вило.

Горбун хитро прищурился:

– Нынче здесь, завтра там! Куда занесет судьба!

– Пошли же! – нетерпеливо позвал ЧаоТай.

На улице Чао Тай неприязненно зыркнул на темное небо.

– Ни ветерка! – с горечью выплюнул он.

– В старом городе будет еще жарче, – посетовал Ма. – Есть что-нибудь новенькое в канцелярии?

– Ничего хорошего. Еще несколько смертей. Развратный Лю побывал у судьи, рассказывал историю о несчастном случае с торговцем Мэем. Мэй был замечательным стариком. А Лю – грязный сын шакала!

Из-за угла выкатила телега, влекомая шестью фигурами в черных плащах. В капюшонах, полностью закрывающих лица, были прорезаны лишь щели для глаз. На телеге лежали завернутые в холст бесформенные фигуры. Ма Жун и Чао Тай поспешно заткнули рты и носы шейными платками. Когда скрипучая повозка наконец удалилась, Чао Тай взволнованно пробормотал:

– Нашему судье следовало бы уехать вместе со служащими управы. Здесь чертовски нездоровое место для такого прекрасного человека, как он!

– Вот пойди и скажи ему об этом! – сухо бросил Ма Жун, и оба тайвэя продолжали шагать по безлюдному городу молча.

Они двигались по главной улице вдоль широкого канала, пересекающего столицу с востока на запад. Вскоре показался мост Полумесяца. Его три проема висели над каналом изящно выгнутыми серпами, откуда и пошло название. Выщербленные кирпичи сдерживали натиск времени и войн уже более трех столетий. Обычно на мосту Полумесяца днем и ночью царило великое оживление, но сейчас он совсем обезлюдел.

У самого моста Ма Жун вдруг остановился и, положив руку на плечо друга, мечтательно проговорил:

– Я непременно женюсь на этой девушке, брат Чао!

– Что ж, твои выходки никому не в новинку, – устало отмахнулся Чао Taй.

– На этот раз все иначе, – заверил его друг.

– И это мы тоже слыхали. Кстати, если ты имеешь в виду девчонку, на которую таращился в «Доме Пяти Блаженств», то она слишком молода, брат! Лет шестнадцать, в крайнем случае семнадцать. Тебе придется всему учить ее с нуля, постепенно. А ты ведь не учитель, правда? Возьми-ка лучше зрелую женщину, брат, понимающую, что к чему! Это поможет тебе сэкономить время и избавит от кучи хлопот. Эй, ты куда?

Чао Тай, протянув длинную ручищу, схватил за воротник юношу в голубой куртке, бежавшего во мосту с непокрытой головой.

– Хозяин умер! Убит! – закричал перепуганный подросток. – Пустите меня! Я бегу в суд, позвать стражников…

– Кто твой хозяин? – спросил Ма Жун. —И кто ты такой?

– Я привратник, мой господин! В особняке И. Моя мать нашла хозяина на галерее. Она горничная госпожи И, и она сейчас там совсем одна.

– Ты говоришь о большом, похожем на крепость доме на другой стороне канала? – осведомился Чао Тай и, когда мальчик кивнул, задал новый вопрос: – Ты знаешь, кто это сделал?

– Нет, мой господин! Я не понимаю, как это могло случиться. Сегодня хозяин весь день был один. Я должен идти в суд и…

– Суд тут ли при чем, – оборвал его Чао Тай. – Господин верховный судья сейчас занят. – Он повернулся к Ма Жуну: – давай-ка, ты предупредишь нашего начальника, брат. Он сейчас на балконе с Tao Ганем. Я только что оттуда. Поэтому лучше схожу с этим юношей в дом И и посмотрю, что там произошло. – Угрюмо поглядев на черный силуэт дворца на том берегу канала, он чуть слышно пробормотал: – О Небо, вот и И мертв!

– Что тебя так расстроило? – грубовато спросил Ма Жун. – Ты ведь не знал этого старикашку, правда?

– Нет, но ты ведь тоже слышал чертов стишок, разве нет? «Раз, два, три, Мэй, Ху, И…» – и так далее? А теперь остался один Ху. Предводители «старого мира» уходят! И как-то уж слишком быстро!

Глава 7

Откинувшись в кресле, судья Ди пристально взирал на стоящую перед ним высокую стройную женщину. Она держалась с достоинством, почтительно сложив руки в широких рукавах и скромно потупив глаза. Длинный траурный халат из простого белого шелка на талии перехватывает пояс, чьи концы тянутся по полу. Волосы аккуратно уложены в высокую прическу, красивое, чуть побледневшее лицо обрамляют длинные золотые серьги с голубыми камнями. Судья прикинул, что посетительнице, вероятно, лет тридцать. Знаком приказав Tao Ганю налить гостье чашку чаю, он любезно улыбнулся:

– Вам не стоило утруждать себя и приходить сюда, госпожа. Хватило бы и коротенького послания. Право, мне очень жаль, что вам пришлось преодолевать столь крутую лестницу.

– Я сочла своим долгом, – мягким, мелодичным голосом ответила гостья – лично поблагодарить достопочтенного господина за щедрость и великодушие. Это великое облегчение среди столь многих забот! В другое время достопочтенный И прислал бы мне в помощь своих слуг, да и господин Ху, конечно, тоже. Они были самыми близкими друзьями моего мужа. Но сейчас никого из слуг нет… – Женщина вдруг запнулась и умолкла.

– Конечно, госпожа! Я прекрасно все понимаю. Tao Гань, предупреди старшего писца, чтобы приготовился сопровождать госпожу Мэй вместе с четырьмя помощниками. – Он снова ободряюще улыбнулся посетительнице. – Мои люди составят для вас все необходимые документы, связанные с кончиной вашего мужа. Сделал ли покойный особые распоряжения относительно похоронной службы?

– Мой муж хотел, что его похоронили по буддийскому ритуалу, мой господин. Доктор Лю любезно сходил в храм и уже все обговорил. Настоятель сверился с календарем и сказал, что завтра в семь часов вечера настанет самое благоприятное время для проведения обряда.

– Я почту за честь присутствовать на нем, госпожа, ибо питал к вашему мужу глубокое восхищение. Он был единственным из так называемой «старой знати», кто деятельно участвовал в жизни города. Большая часть благотворительных учреждений была основана им, и он же, фактически в одиночку, поддерживал их материально. Для вас потеря такого спутника – тяжелый удар, госпожа. И все-таки я надеюсь, мысль о том, что весь город скорбит вместе с вами, хоть немного облегчит вашу боль. Вы позволите мне предложить вам чашку чаю?

Она с поклоном приняла чашку обеими руками, и судья обратил внимание, что ее указательный палец украшает золотое кольцо с прекрасным голубым камнем – таким же, как и в серьгах. Внезапно его охватило глубокое сострадание к этой спокойной, преисполненной чувства собственного достоинства женщине.

– Вам следовало бы уехать из города, госпожа. Когда нас настигло это испытание, большинство женщин из самых лучших семей отбыли, и я считаю это очень мудрой мерой предосторожности. – Судья вежливо пододвинул к гостье белое фарфоровое блюдо с пирожками.

Госпожа Мэй хотела взять угощение, но вдруг застыла и округлившимися глазами уставилась на пирожки. Это длилось всего долю секунды – женщина быстро взяла себя в руки и, встряхнув головой, тихо проговорила:

– Я не могла оставить мужа одного, мой господин. Я знала, как глубоко его волнуют страдания народа, и понимала, что, если меня не будет рядом, он перенапряжется и заболеет. Но муж не слушал меня, и вот теперь…

Госпожа Мэй прикрыла лицо руками. Судья Ди дал ей время прийти в себя, а потом спросил:

– Не угодно ли вам, чтобы я отправил гонца к членам вашей семьи в горное имение, госпожа?

– Благодарю за бесценную заботу, мой господин. Там сейчас двоюродный брат моего мужа, и надо, чтобы он как можно скорее вступил в права наследования. К несчастью, двое сыновей моего мужа от первого брака умерли молодыми и прямого наследника нет…

Tao Гань вернулся с пожилым господином в скромных черных одеждах.

– Четверо помощников ждут у парадных ворот, мой господин, – сообщил Tao Гань. – Они распорядятся, чтобы госпоже Мэй предоставили носилки.

Судья встал:

– Прошу прощения, что не могу предоставить вам закрытый паланкин, госпожа. Но как вам известно, все гражданские носильщики ныне заняты перевозкой тел…

Вдова низко поклонилась и в сопровождении старшего писца направилась к лестнице.

– Красивая женщина, – заметил начальник канцелярии.

Но судья Ди не слушал его. Он взял блюдо с пирожками и стал осматривать их один за другим.

– С пирожками что-то не так, мой господин? – удивился Tao Гань.

– Вот это-то меня и занимает, – досадливо нахмурился судья. – Я только что предложил эти пирожки госпоже Мэй, но их вид ее несказанно напугал. Меж тем это самые обычные пирожки с рисом, какие всегда подают к чаю.

Оглядев блюдо, Tao Гань указал на пейзаж, украшающий его середину.

– Может быть, дело в изображении на блюде, мой господин? Но это опять-таки обыкновенный рисунок, широко используемый по всей Поднебесной. Так называемый трафарет.

Судья, высыпав пирожки на стол, принялся изучать рисунок. На нем был изображен прелестный загородный дом с многочисленными остроконечными крышами и россыпью построек на берегу озера, окруженного ивами. Слева узкий, изогнутый мостик вел к водному павильону. На мосту виднелись две крошечные бегущие фигурки, а третья догоняла их, размахивая тростью. В воздухе плыли две длиннопёрые птицы.

– Если этот сюжет так популярен, должно быть, существуют какие-нибудь легенды о нем? – спросил Ди.

– Таковых существует по меньшей мере десяток, мой господин. Самая распространенная и особенно любимая торговцами гласит, что много столетий назад дом с плакучими ивами принадлежал богатому чиновнику.

У него была всего одна дочь, которую он обещал отдать своему пожилому коллеге, не менее состоятельному господину. Однако девушка влюбилась в помощника отца, бедного молодого студента. Отец проведал об их тайных свиданиях. Молодые люди пытались сбежать, но он преследовал их по мосту. Согласно некоторым версиям, влюбленные с отчаяния утопились и их души превратились в пару ласточек или уток-мандаринок. Другие уверяют, будто у них в павильоне была припрятана небольшая лодка, и бегство увенчалось успехом. Потом они поселились в отдаленных землях, где жили долго и счастливо.

Судья Ди пожал плечами:

– Прекрасная и волнующая сказка. Но я не вижу в ней ничего, что могло бы напугать такую достойную госпожу. Конечно, она сейчас очень расстроена трагической кончиной супруга, но… Куда ты так спешишь, Ма Жун?

Тайвэй, взлетевший по мраморной лестнице, прыгая через три ступеньки, приземлился на балконе.

– И убит, мой господин! – пропыхтел он. – В собственном доме. Чао Тай сейчас там.

– И? Ты имеешь в виду вельможу И?

– Его самого, мой господин. Мы с братом Чао встретили тамошнего привратника по дороге в старый город.

– Я сменю платье и немедленно отправлюсь туда, Tao Гань. А ты, Ма, подожди здесь Чао Тая и сразу иди осматривать сточные трубы, с этим нельзя медлить. Принеси мне толстый хлопчатый халат, Tao Гань!

Глава 8

Четверо солдат опустили паланкин судьи Ди перед сторожевой башенкой, и судья с Tao Ганем выбрались на землю. Вокруг стояла мертвая тишина. Широкая лестница вела к огромным, кованым воротам. В правой створке виднелась узенькая дверца, в которую едва мог протиснуться один человек.

– Проходя мимо, я часто раздумывал, почему этот дворец в центре города построен в виде крепости? – заметил судья Ди.

– В старину, около ста лет назад, именно тут был единственный вход в город. И, тогда самозваный правитель этой части страны, требовал пошлину с каждого судна, проходившего под мостом Полумесяца. Канал в те времена находился за чертой города.

Небольшая дверца в воротах отворилась, и навстречу судье вышел Чао Тай, а за ним юный привратник.

– Все правильно, мой господин, это убийство, – доложил тайвэй. – И убили на галерее, что идет вдоль тыльной стороны дома, обращенной к каналу. Тело нашла мать этого юноши – она прислуживает хозяйке. Я обыскал весь дом, но следов убийцы не обнаружил. Он волей-неволей должен был и войти и улизнуть через одну и ту же дверь, поскольку другого выхода отсюда нет. – Чао показал на возвышающуюся над ними высокую зубчатую стену. – Эта стена окружает дом с трех сторон. Четвертая защищена каналом.

Начальник стражи повел судью и его помощника в просторный мощеный двор, освещенный единственным фонарем, укрепленным над входом в каморку привратника, справа от ворот.

– Маленькая дверца, – продолжал Чао Тай, – запирается на щеколду. Снаружи ее можно открыть только особым ключом, а изнутри она просто поднимается пальцем. Когда же вы входите и захлопываете за собой дверь, щеколда падает на место, и срабатывает замок.

– Значит, убийцу кто-то впустил в дом, – обронил судья, – но ушел он сам. – Ди повернулся к привратнику: – Кому вы сегодня открывали дверь?

– Никому, мой господин! Правда, я по большей части сидел в кухне. Видно, хозяин кого-то впустил сам.

– Сколько есть ключей от этой дверцы?

– Только один, мой господин. И я всегда ношу его с собой.

– Понятно.

При тусклом свете фонаря судья не мог разглядеть лица привратника, но, похоже, тот изрядно нервничал. Ди решил допросить его позже.

– Веди нас на место преступления! – приказал он Чао Таю.

Тот, немного помявшись, осмелился предложить:

– Я думаю, мой господин, вам лучше сначала повидать госпожу И. Ее служанка сказала мне, что старая госпожа сильно расстроена и настоятельно хочет побеседовать с вами.

– Хорошо. И пусть нас проводит привратник, а ты возвращайся в суд, где тебя давно поджидает Ма.

Юноша вынес из своей каморки большой фонарь и привел судью с Tao Ганем в большой темный зал. Вдоль правой и левой стен тянулись покрытые красным лаком стойки с рядами пик и мечей. В дальнем конце зала красовался натянутый меж двух деревянных основ большой кусок ткани, где крупными черными иероглифами было написано «Прочь с дороги!»

– Эти символы власти надо убрать! – раздраженно бросил судья Ди Tao Ганю. – Семья И узурпировала ее более столетия назад!

– Это всего лишь реликвии прошлого, мой господин!

– Вот пусть ими и остаются! – буркнул судья.

Из зала они попали в длинный извилистый коридор с высоким сводчатым потолком, и каждый шаг порождал в тишине опустевшего дома гулкое эхо.

– Раньше тут работали около восьмидесяти слуг, мой господин, – с горечью сказал молодой привратник. – Когда пришла болезнь, многие хотели уехать, но хозяин не отпустил. Только когда десять человек умерло, он испугался и всех отослал в горы. Кроме нас с матерью.

Дальше путь лежал через небольшой, обнесенный стеной садик среди цветущего кустарника. Во влажном, горячем, неподвижном воздухе висел сладкий аромат цветов. Юноша поднял фонарь и тихо постучал в лакированную дверь с причудливой золоченой резьбой.

Дверь открыла высокая костлявая женщина лет пятидесяти в длинном темно-коричневом халате. Неопрятные волосы небрежно стягивала голубая лента. Пока она чопорно кланялась, судья спросил:

– Как давно вы обнаружили тело?

– Примерно час назад, – ответила служанка резким, скрипучим голосом. – Когда принесла на галерею корзину с едой.

– Вы там к чему-нибудь прикасались?

Женщина невозмутимо взглянула на судью глубоко посаженными горящими глазами:

– Только к его запястью. Он был мертв, но тело еще не остыло. Сюда, пожалуйста!

Судья Ди с Tao Ганем следом за прислугой нырнули в узкий коридор, оставив ее сына в садике.

Женщина привела их в зал с круглым сводчатым потолком, освещенный тусклым серебряным светильником в одном углу и раскаленными углями медной жаровни – в другом. На треножнике над жаровней побулькивал сосуд с каким-то лекарственным отваром. Горячий, влажный воздух, пронизанный отвратительным запахом этого снадобья, почти удушал.

Судья изумленно уставился на возвышение из резного черного дерева в дальнем конце зала. На нем стоял колоссальный позолоченный трон, а там, утопая среди бесчисленных шелковых подушек, прямо и совершенно неподвижно восседала худенькая женщина – лишь тонкие пальцы высохших рук перебирали на коленях янтарные четки. На ней был роскошный халат из золотистой парчи, расшитый зелеными и красными фениксами. Седые волосы позаботились уложить в аккуратную, хотя и причудливую прическу и заколоть длинными золотыми шпильками с головками из драгоценных камней. Стену за троном скрывало огромное шелковое покрывало с изображением пары фениксов. По обе стороны трона стояли две красные лакированные подставки с опахалами.

Судья Ди многозначительно взглянул на Tao Ганя. Феникс был священным символом императрицы, тогда как дракон с пятью лапами символизировал императора. А два стоячих опахала являлись исключительной привилегией особ императорской крови. Tao Гань закусил губу.

Служанка торопливо просеменила по мраморному полу и что-то шепнула неподвижной фигуре на троне.

– Подойдите ближе, – приказал надтреснутый, безжизненный голос.

Судья приблизился к возвышению. Теперь он заметил, что глаза госпожи И смотрят как-то странно, «в никуда». Судя по всему, ей было вряд ли немного больше пятидесяти, но болезнь и горе наложили явственный отпечаток на некогда красивое лицо. Разглядел Ди и то, что краски халата выцвели, а кое-где прорехи скрывали неумело прилепленные большие заплаты. Вышивку испортили уродливые пятна плесени, а лак на троне местами треснул и осыпался.

– Это единственное место, где можно достойно принять господина верховного судью, дабы он мог лично расспросить о подлом убийстве вельможи, – изрек лишенный выражения голос.

– Я только выполняю свой долг, госпожа, – спокойно ответил судья Ди. – И приношу вам свои искренние соболезнования. А поскольку хочу тотчас же начать поиски убийцы, прошу вашего разрешения воздержаться от надлежащих церемоний. – Госпожа И чуть склонила голову, и он спросил: – Нет ли у вас каких-нибудь догадок насчет личности преступника?

– Разумеется, коротко бросила хозяйка дома. – Это Е, наш заклятый враг. Он уже долгие годы вынашивает план уничтожения дома И.

Заметив недоумение судьи Ди, Tao Гань быстро подошел к нему.

– Сто лет назад владения семейства Е располагались на другом берегу реки, – шепнул он. – Род их уже лет шестьдесят как угас.

Судья вопросительно взглянул на служанку. Та пожала плечами, подошла к жаровне и, присев, начала перемешивать лекарство двумя медными палочками.

– Е приходил сюда сегодня? – осведомился судья Ди.

– Посещения мужской половины меня не касаются, – холодно отозвалась госпожа. – Спросите военачальника Ху.

Уголки ее губ начали подергиваться. Янтарные четки, прошелестев, упали с ее коленей на пол. Женщина встала с трона и какой-то странной, угловатой и дергающейся походкой спустилась с возвышения, ступая на край каждой ступеньки мыском крошечной вышитой шелковой туфельки.

Неожиданно госпожа И опустилась на колени перед судьей и, воздев руки в мольбе, воскликнула вдруг обретшим глубину и полнозвучие голосом:

– Отомстите за моего мужа, достопочтенный господин! Он был великим и прекрасным человеком. Пожалуйста!

По впалым щекам покатились слезы. Служанка быстро подошла к хозяйке, помогла ей подняться и дала выпить какого-то снадобья из маленькой фарфоровой чашечки. Старая госпожа погладила ее сухонькой лапкой, а когда вновь заговорила, голос совсем утратил на миг окрасившие его чувства:

– Я приказала военачальнику Ху и его воинам помочь вам в поисках убийцы. Вы можете идти.

Судья с жалостью взглянул на безвременно увядшее лицо. Уже повернув к двери, он вдруг увидел, что служанка делает какие-то знаки за спиной своей госпожи, указывая при этом на Tao Ганя. Очевидно, женщина хотела, чтобы его помощник задержался. Судья Ди кивнул в знак согласия и вышел.

– Ведите меня на галерею! – велел он привратнику.

Следуя за юношей по выщербленным полам бесчисленных покоев и длинных безлюдных коридоров, судья ощущал, как с каждым шагом его подавляет все более нестерпимая тяжесть, словно он волок на себе чудовищный груз здешних покрытых вековой копотью и сажей потолочных балок. Встреча с достойной сострадания больной телом и духом старой знатной особой, ведущей мрачное существование среди реликвий иллюзорного прошлого, потрясла Ди до глубины души. Однако еще более его удручала жутковатая, полная непонятной угрозы атмосфера этого старинного, покинутого людьми дворца. На долю секунды судья представил себя призрачным гостем вполне реального мира, существовавшего сто лет назад, зловещего века грубого насилия и отвратительной кровожадности. Может быть, здесь прошлое и впрямь обрело власть над настоящим? Или мертвецы минувших времен встают, дабы присоединиться к неуспокоенным душам жертв чумы, и эта бесплотная орда мало-помалу захватывает вымершую столицу! Не в этом ли причина непонятных страхов и дурных предчувствий, охвативших судью раньше, когда он со своего высокого балкона смотрел на пустынный город?

Ди не без труда взял себя в руки, отер со лба холодный пот и по пятам за юношей вскарабкался по узкой лестнице. Распахнув двустворчатую дверь, привратник отступил, пропуская судью в плохо освещенную галерею.

– Вы можете вернуться в покои госпожи И, – разрешил судья.

От двери он увидел мужчину в зеленом домашнем халате, откинувшегося на спинку кресла у стола, поставленного посреди галереи. Свет оплывающей на столе свечи бросал жутковатые отблески на страшно изувеченное лицо. Ди остановился и, прислонясь спиной к двери, стал оглядывать необычную картину. Вымощенная красными плитами галерея представляла собой длинный и узкий прямоугольник длиной примерно в шесть чжанов. Внешнюю стену, лицом к которой стоял судья, через равные промежутки прорезали вертикальные щели вроде тех, какими пользуются лучники, отбивая нападения врагов на крепость. Вдоль стены шел ряд покрытых красным лаком колонн. В середине прямоугольника, позади стола, за которым сидел мертвый хозяин дома, четыре выступа образовывали нечто вроде павильона. Высокие окна наглухо закрывали занавеси из полосок бамбука. Ближайшую к судье стену украшали панели из темного дерева. Напротив стола располагалось довольно странное возвышение (поверхность его отделяло от пола расстояние примерно в один чи. Судья прикинул, что на нем мог бы устроиться небольшой оркестр, хотя в галерее лучников это было совершенно неуместно. За возвышением виднелась низкая, покрытая толстой циновкой постель – скорее для сидения, нежели для сна. Если не считать полудюжины стульев, расставленных между колоннами, больше никакой мебели в галерее не было. Судья подумал, что в старину эта галерея являла собой важную стратегическую точку, ибо отсюда было очень удобно следить за движением по каналу и мосту. Выступы и павильон, очевидно, пристроили позже для уюта, чтобы превратить караульный пост в покой.

Судья Ди медленно подошел к столу и, внимательно осмотрев тело, против воли поморщился. Он видел смерть в самых разных обличьях, но от такого кого угодно могло стошнить. Часть черепа вдавилась под сильным ударом, один глаз выскочил из орбиты и болтался на нескольких красных нитях, а в другом застыло выражение неизбывного ужаса. Раскрытый в безмолвном крике рот словно бы продолжал взывать о помощи. Вся левая сторона халата задубела от запекшейся крови. Мертвую тишину нарушало лишь надоедливое жужжание мух.

Руки покойного безжизненно свисали, ноги были расставлены. Должно быть, И стоял у стола, когда сильный удар по голове опрокинул его в широкое кресло черного дерева. Судья ощупал руки и ноги усопшего. Тело еще не окоченело. Подняв длинные рукава, Ди убедился, что на теле нет ни ушибов, ни других следов насилия. Он выпрямился и отошел. Остальное – дело судебного лекаря.

На полу, около свалившейся с головы убитого черной шапочки, лежал кнут с короткой толстой рукоятью и длинными, тонкими плетьми. В последних заплуталось несколько увядших цветов и черепки разбитой фарфоровой вазы с голубым рисунком. На столе помимо свечи стояли большой светло-коричневый глиняный кувшин и блюдо с рыжеватыми леденцами, над которыми роилась туча прожорливых черных мух. Рядом с нетронутой корзиной еды судья углядел две фарфоровые чашки. В одной донышко покрывали остатки чая, другая осталась совершенно чистой. К противоположной стороне стола было пододвинуто второе кресло, но им, очевидно, никто не воспользовался.

Судья со вздохом распрямил спину, медленно погладил бороду и еще раз взглянул на неподвижную фигуру. Он очень досадовал, что так и не познакомился с И. Ведь теперь, чтобы получить представление о личности покойного, придется использовать сведения, полученные из вторых рук. Но даже их будет раздобыть весьма затруднительно, поскольку И, в отличие от Мэя, всегда держался замкнуто, общаясь лишь с представителями «старого мира», и не дружил ни с кем, кроме Мэя и Ху. Но с последним судья тоже не был знаком. Он напряг память, пытаясь вспомнить, упоминал ли когда-нибудь Мэй о двух других.

– Жаль, что я даже не могу толком представить, как выглядел этот человек, – в отчаянии пробормотал он.

Теперь же, когда половина головы И просто исчезла, восстановить его облик очень нелегко. Продолговатое бледное лицо с тонкогубым ртом, седыми усами и жиденькой бородкой – вот и все! А тот факт, что убитый был чуть выше среднего роста и довольно худ, ровно ничего не меняет.

Судья тяжело вздохнул. Ладно, в конце концов, внешность – отнюдь не вопрос первостепенной важности, главное – характер покойного. Это всегда самая верная зацепка для раскрытия убийства. Еще раз посмотрев на изуродованное лицо, он лениво подумал, что, наверное, он, как и его жена, обитал по большей части в прошлом…

Глава 9

Появление Tao Ганя и прислужницы хозяйки дома отвлекло судью Ди от раздумий. Tao Гань, знаком приказав женщине подождать у двери, подошел к судье.

– Служанка ненавидела И, мой господин, – тихо проговорил он. – И может рассказать о нем очень интересную историю. – Покосившись на тело, он с нетерпением спросил: – У вас возникли какие-нибудь предположения, мой господин?

– Убийца мог быть либо близким другом, либо человеком самого низкого происхождения, – медленно произнес судья. – К такому выводу я пришел на основе того, что И, хоть и лично впустил убийцу в дом, не предложил ему сесть или выпить чаю. Приведя его сюда, сам И уселся в кресло, попил чаю и съел немного имбирных леденцов, если не сделал этого раньше, до прихода гостя. Потом возникла ссора, а то и рукопашная схватка: видите этот кнут на полу и разбитую вазу? И закричал, и убийца нанес ему удар каким-то тяжелым предметом. Судя по форме и характеру повреждений, я думаю, он орудовал толстой дубинкой с закругленным концом. Удар нанесли с недюжинной силой, Tao Гань. Убийца, по всей видимости, очень крепкий малый. Пока это все, что я могу сказать. А сейчас давай поищем улики.

Ди опустился на край скамьи и подозвал служанку. Та, даже не взглянув на мертвеца, подошла к судье и застыла, почтительно сложив руки. Ди, не обращая внимания на ее угрюмый вид, приветливо спросил:

– Как вас зовут?

– Кассия, мой господин, – коротко ответила женщина.

– Как долго вы здесь работаете, Кассия?

– Сколько себя помню. Я родилась и выросла в этом доме.

– Понятно. У вашей госпожи помутнение рассудка?

– Нет, мой господин. Она начинает путать прошлое и будущее, только если сильно расстраивается. – Служанка метнула полный ненависти взгляд на покойника и скрипучим голосом добавила: – Это все он виноват! Он был подлым, жестоким демоном и с лихвой заслужил такой отвратительный конец! Жаль только, что умер сразу. По справедливости ему бы следовало страдать, как он заставлял мучиться других, особенно свою бедную жену!

– Жена назвала его великим и прекрасным человеком, – холодно напомнил судья. – Именно благодаря любви к нему бедную женщину посетило короткое просветление, когда, опустившись передо мной на колени, она умоляла привлечь к суду убийцу ее мужа.

Кассия пожала широкими, костлявыми плечами:

– А я говорю вам: хозяин был развратником! Почти каждый день он принимал здесь самых распоследних потаскушек. И зачем? Чтобы глядеть на их грязные танцы – если всякие мерзкие ужимки можно так назвать! – вот на этом возвышении. – Заметив, что судья собирается дать ей гневную отповедь, служанка поспешила развить мысль: – Хозяин подхватил кучу гнусных болезней, и по заслугам! Но он передал их своей несчастной жене, совсем расстроив ее здоровье. Но господина И это ничуть не беспокоило. Вот так!

– Тело вашего хозяина еще не успело остыть, женщина! – взорвался негодованием судья Ди. – Вы понимаете, что его дух, быть может, еще здесь и слышит ваши ужасные слова?

– Я не боюсь призраков! В этом старом и злом доме их полным-полно! Когда ночью бывает гроза, мы все слышим, как они воют. Призраки мужчин и женщин, искалеченных и замученных в этом самом проклятом месте или умерших от голода в темницах!

– Вы говорите о том, что творилось сто лет назад, – надменно возразил судья.

– Да, отец и дед были так же порочны, как и он. Дикими зверями – вот кем они все были! Но мне незачем поминать о делах столетней давности, чтобы это доказать. О нет! Всего шесть лет назад хозяин до смерти запорол рабыню прямо здесь, на этой самой скамье, где вы сидите, мой господин!

– Вы нашли запись этого дела? – резко спросил судья Ди Tao Ганя.

– Нет, мой господин. Единственное, в чем когда-либо обвиняли И, было ростовщичество. И он был оправдан.

– Вы солгали, женщина! – рявкнул судья.

– Нет, сказала чистую правду, мой господин! Прикажите своим людям выкопать бамбук у южной стены двора, и они найдут ее кости. Но кто в этом доме посмел бы обвинить хозяина? Наши родители служили его отцу, наши деды – его деду. И был плохим человеком, но он оставался нашим хозяином. Так было угодно Небу.

Судья Ди задумчиво посмотрел на служанку и, немного помолчав, ткнул пальцем в лежащий на полу кнут.

– Вы когда-нибудь видели это раньше? – осведомился он.

Кассия фыркнула:

– Еще бы! Одна из любимых игрушек хозяина.

– А господин Ху? – снова спросил судья. – Он такой же, как ваш покойный хозяин?

Бесстрастное лицо служанки внезапно оживилось.

– Не смейте трогать достопочтенного Ху! – крикнула она. – Это прекрасный, честный господин! Знаменитый охотник и великий воин, как и его предки. А теперь, теперь ему даже не дозволено носить меч! Это глупое правило оскорбляет такого человека как он.

– Господин Ху мог бы подать прошение в канцелярию императорских войск, – сухо пояснил судья Ди.

– Канцелярия! Старшие в роду Ху всегда были военачальниками, мой господин!

Судья вынул из рукава веер. Спертый воздух галереи стал совершенно невыносим. Некоторое время он обмахивался, сверля дерзкую прислужницу взглядом.

– Кто убил вашего хозяина? – неожиданно бросил судья.

– Кто-то из новых, – тотчас ответила Кассия. – Ни один человек из «старого мира» не поднял бы руку на вельможу! Должно быть, какой-нибудь поставщик продажных женщин, которого хозяин сегодня сам пустил в дом.

– В последнее время к вашему хозяину приходило много гостей?

– Нет, мой господин. До чумы к нему чуть не каждый вечер таскались непотребные женщины со своими сводниками. Но после того как в доме умерло несколько слуг, эти негодницы сюда ни ногой. Изредка заходили лишь господин Мэй и господин Ху. Господин Ху живет напротив, нa том берегу канала.

Судья Ди захлопнул веер.

– Кстати, – обронил он, – кто лечит вашу хозяйку?

– Доктор Лю. Говорят, известный целитель. Но развратник такой же, как и ваш хозяин. Он часто принимал участие во всяких безобразиях тут, на галерее. До некоторой степени, конечно, ведь любому известно, что Лю не может иметь дело с женщиной.

– Попридержите-ка свой ядовитый язык! – рассердился судья. – В конце концов, у нас существует закон о клевете! Отправляйтесь и пришлите сюда сына с новой свечой.

– Как будет угодно господину.

И Кассия неуклюжей, размашистой походкой направилась к двери.

Судья Ди задумчиво погладил усы.

– Потрясающе! – пробормотал он. – Удивительная смесь ненависти и слепой абсолютной преданности!

– Это, мой господин, отголоски переворота столетней давности, – заметил Tao Гань. – Поднебесная тогда поделилась на несколько враждующих государств, не было ни единой власти, ни общего для всех закона. Средства существования, сама жизнь людей полностью зависели от хозяев-феодалов. Иметь плохого хозяина было лучше, чем оказаться вообще без покровителя, ибо последнее означало рабство у варваров-захватчиков или голодную смерть.

Судья Ди кивнул.

– Если И на самом деле был таким развращенным выродком, почему торговец Мэй ничего не рассказал мне о его темных делах? – с раздражением буркнул он.

Tao Гань пожал плечами:

– Мэй был человеком самых светлых устремлений, мой господин, но он родился и вырос в «старом мире».

– И видимо, И старался держать свои увлечения в строжайшей тайне. А эта служанка скорее умрет, чем хоть словом выдаст убийцу. Правда, ее сын может оказаться поразговорчивее, он ведь очень молод и, вероятно, не так одержим предрассудками прошлого. Что там у тебя?

Tao Гань нагнулся и поднял с пола какую-то вещицу, лежавшую возле массивной ножки скамьи. Разжав руку, он показал судье серьгу – дешевый красный камешек в простой серебряной оправе. Судья потрогал безделушку кончиком указательного пальца.

– На застежке – следы еще не высохшей крови! Сегодня вечером здесь была женщина, Tao Гань!

Вошел юный привратник с горящей свечой. Ставя ее на стол, он испуганно отвел взгляд от изуродованного трупа.

– Идите сюда! – приказал судья Ди. —Я хочу с вами поговорить.

Широкое плоское лицо юноши побледнело, на низком лбу выступили капельки пота. Судья заключил, что первое впечатление его не обмануло: мальчик не на шутку испугался.

– Что за женщина приходила сюда сегодня вечером? – почти прорычал Ди.

Мальчик затрясся.

– Она… она не могла этого сделать, мой господин! – запинаясь, выдавил он. – Такая молодая.., и…

– Нет, я вовсе не думаю, что эта женщина убила вашего хозяина, – сказал судья Ди на сей раз очень мягко. – Но она может оказаться важной свидетельницей. Поэтому вам лучше не откладывая рассказать все, что вы о ней знаете. Для ее же блага, кстати говоря.

Несколько раз глотнув, юноша ответил:

– В первый раз она пришла десять дней назад, мой господин, уже после того, как хозяин отослал слуг. Он не хотел, чтобы мать или я их видели, и…

– Их, вы сказали? – перебил судья.

– Да, мой господин. С ней всегда приходил мужчина. Я… я однажды подглядывал за ними. Понимаете, я услышал, как она поёт здесь, на галерее… Удивительно нежный, красивый голос! И мне очень хотелось посмотреть, какая она, вот я и…

– А мужчина? – нетерпеливо оборвал его судья.

Юноша немного поколебался, вытер лицо рукавом и медленно, без особой уверенности промямлил:

– Ну, его я не так уж ясно рассмотрел, мой господин, двор был плохо освещен. Это был.., наверное, ее… хозяин… здоровенный такой, просто громадина. И нес с собой барабан. А вот ее я очень внимательно разглядывал, мой господин. Совсем молодая девушка! У нее такое милое, невинное лицо! И все же она, видно, танцевала для хозяина, потому что я слышал барабан…

– А сегодня они приходили сюда?

– Не могу сказать, мой господин. Как я уже говорил, мне пришлось поработать на кухне, я помогал матери мыть посуду.

– Хорошо. Можете идти.

Как только юноша закрыл за собой дверь, судья Ди повернулся к Tao Ганю:

– Эти двое точно приходили сюда сегодня, и доказательство тому – серьга. Стало быть, служанка попала в точку, когда уверяла нас, что И, скорее всего, убил сводник. Кнут наводит на мысль, что И вздумал отхлестать девушку, а ее хозяин этому воспротивился. Подобных людей обычно презирают, Tao Гань, и делом они занимаются, конечно, отнюдь не похвальным, но сводники – тоже люди и порой питают искреннюю привязанность к женщинам, чьими прелестями торгуют. Вполне возможно, что этот парень пришел в бешенство, вырвал у И кнут и стукнул по голове утяжеленной дубинкой, какие зачастую носят при себе такие люди.

Tao Гань кивнул:

– Крепкого сложения профессиональный сводник вполне вписывается в картину убийства, мой господин. Заодно это объясняет, почему И не предложил ему стул или чашку чаю.

– А поскольку они бывали здесь раньше, – добавил судья Ди, – то не могли не знать, что легко выскользнут отсюда незамеченными через дверцу в воротах, которая закроется за ними сама. Найти эту девушку будет не так уж трудно, Tao Гань. Она, должно быть, работает на одной из цветочных лодок в старом городе. – Поразмыслив немного, он с сомнением покачал головой. – Странно, у меня было предчувствие, что с этим убийством мы изрядно намучаемся… А теперь выходит, дело-то совсем простое… – Судья встал. – Что ж, тем не менее будем искать другие улики. Ты возьмешь на себя стол, кушетку и возвышение, а я осмотрю оставшуюся часть галереи.

Ди направился к павильону. В горячем воздухе висел неприятный запах оплывшей свечи, поэтому он поднял бамбуковую занавеску левого окна в привязал наверху лентами. Опираясь на широкий подоконник, судья высунулся наружу и только теперь увидел, что павильон нависает над каналом и опирается на длинные, тонкие колонны, поднимающиеся из черной воды, а стало быть, на самом деле это просто закрытый балкон. Слева кирпичная стена уходила в воду под небольшим углом. А весь берег внизу зарос невысокими деревцами и густым кустарником. А за ним виднелся высокий центральный проем моста Полумесяца. Стену по обе стороны от балкона венчали квадратные сторожевые башни. За правой канал делал резкий поворот, так что остальная его часть была скрыта от глаз.

Ди бросил рассеянный взгляд на двухэтажный дом, стоявший в излучине на том берегу канала. Так вот оно, жилище друга И – военачальника Ху. Дом строили в изящном стиле загородного приюта отдохновения, и его изогнутая кровля четко выделялась на фоне неба. Над вершинами ивовых деревьев с безжизненно обвисшими ветвями высился узкий балкон. Все окна были темными. Проходя по мосту Полумесяца, судья никогда не замечал дома Ху, с левой стороны почти полностью скрытого зеленью высоких деревьев. И все же возникло явственное ощущение, что эта картина ему знакома.

От воды исходил неприятный запах гниющих растений, в судья поспешил отойти от окна. Tao Гань склонился над столом, пытаясь сложить вместе несколько фарфоровых черепков.

– Мне кажется, И попробовал защищаться, мои господин, – сказал он, отрываясь от своего занятия. – Это черепки вазы для цветов. Вкупе с другими предметами они показывают вполне ясную картину. И особенно помогают ее истолковать липкие имбирные леденцы.

Судья подошел к столу, и Tao Гань продолжал:

– Когда пришли гости, И сел за стол и бросил в рот несколько имбирных леденцов. От жары последние немного раскисли – пальцы правой руки испачканы липкой массой, а на верхней части рукава – пятно. Затем И, должно быть, взял кнут, потому что я обнаружил на рукояти опять-таки липкие следы. Убийца, очевидно, пришел в ярость и, как вы предполагали, мой господин, вырвал кнут из рук И. Правда, не исключено, что И просто его выронил. Как бы то ни было, он стал искать оружие, надеясь отбиться, и схватил вазу для цветов. Судя по черепкам, это был сосуд с длинным узким горлышком и массивным основанием. Но убийца нанес удар раньше, чем И успел пустить эту вещь в ход, потому что ни на одном из черепков не видно крови. Видимо, ваза выпала из рук умирающего и разбилась. Кроме того, я пришел к выводу, что И вооружился ею лишь после того, как уронил кнут, поскольку два самых крупных черепка лежали поверх ремней плётки.

– Разумно! – согласился судья Ди. – Но почему ты так уверен, что И собирался использовать вазу для защиты? Возможно ведь, ее просто толкнули или она могла случайно упасть во время драки, не так ли?

– Посмотрите сами, мой господин!

Tao Гань взял крупный черепок, поднес поближе к свече и тонким, костлявым пальцем указал на липкое коричневое пятно.

– Этот черепок был частью горлышка вазы. С какой иной целью И стал бы за него хвататься?

– Отлично! – с довольной улыбкой кивнул судья. – Так вот что напомнил мне дом Ху – известный рисунок!

Он махнул рукой в сторону доброй дюжины фарфоровых черепков, которые Tao Гань аккуратно подогнал друг к другу на столе, так что получилось изображение дома на засаженном ивами берегу реки. Да, это был не дешевый трафарет, а прекрасная старинная ваза с изящным рисунком, мастерски нанесенным тонкой кистью.

– Все осколки – на месте, – сказал Tao Гань, – так что вазу можно склеить. Что до остального, то я заглянул под скамью, мой господин, и обыскал пол. Увы, безрезультатно.

– Давай пройдем вдоль всей галереи и посмотрим вместе. А потом нам надо идти, Tao Гань, впереди слишком много работы! Поиски танцовщицы и ее хозяина мы можем предоставить городскому суду. Начни с оснований и колонн!

Сам судья вернулся на балкон и, опустив глаза, вдруг замер – у цоколя третьей колонны лежал смятый кусок белой ткани. Ди сел на корточки и крикнул:

– Принеси свечу, Tao Гань!

Они вместе осмотрели находку – квадратный лоскут белой ткани, то ли большой носовой, то ли шейный платок с красным пятном посередине.

– Видно, убийца и вытирал им оружие, мой господин! – воскликнул Tao Гань. – А может, руки. – Он вынул из рукава кусок промасленной бумаги. – Дайте-ка, я прихвачу эту улику, мой господин!

Он отнес платок на стол, и оба внимательно рассмотрели ткань.

– Больше никаких следов, – разочаровано протянул Tao Гань.

Судья пощупал все четыре уголка указательным пальцем.

– Странно, – задумчиво сказал он. – Пятно крови посередине почти высохло, а уголки еще влажные, как будто платок побывал в воде. И посмотри! К шву прилип листок водоросли! Заверни платок и возьми с собой, Tao Гань. Это может быть очень существенным доказательством чьей-то вины. – Судья вдруг изумленно уставился на собственные руки. – А вот и еще одна загадка! – воскликнул он. – Поднимая бамбуковую занавеску, я заметил, что весь подоконник – в пыли. Позже, когда выглядывал в левое окно, я опирался о другой, но на пальцах не осталось ни пылинки!

Он быстро подошел к левому окну и знаком попросил Tao Ганя поднести поближе свечу, внимательно осмотрел широкий, покрытый красным лаком подоконник.

– Начисто вытерт, – объявил Ди. – А остальные три черны от грязи! – Судья вернулся к окну и высунулся наружу, да так далеко, что Tao Гань заботливо схватил его за рукав. – Смотри! – взволнованно бросил судья. – Вдоль балкона над колоннами пролегает узкий выступ. Видишь зеленый стебель у самого его края? Это водоросль, Tao Гань! – Ди выпрямился и уже спокойно добавил: – Это означает, что кто-то переплыл канал и проник сюда, взобравшись по колонне!

Судья сердито встряхнул рукава и отошел от окна, потом тяжело опустился на стул и, мрачно взглянув на помощника, вздохнул:

– Вот видишь, Tao Гань, мои дурные предчувствия оправдались. Не такое уж это простое и ясное дело!

Глава 10

Судья Ди стоял у перил центрального проема моста Полумесяца и, опираясь локтями о грубую каменную поверхность, разглядывал темную воду канала, освещенную лишь четырьмя сигнальными фонарями из промасленной бумаги. Tao Гань стоял рядом и по обыкновению наматывал на указательный палец три длинных волоска, что росли у него на щеке. Ожидание затягивалось. Судья приказал двум солдатам завернуть тело И в циновку и в его паланкине доставить судебному лекарю для тщательного изучения. Еще двух солдат он послал за другим паланкином, чтобы они с Tao Ганем могли вернуться во дворец.

– Как тут все изменилось! – посетовал судья Ди. – На этом мосту всегда было самое многолюдное в городе движение и не прекращалось оно до глубокой ночи. Вдоль парапетов выстраивались ярко освещенные лотки уличных торговцев, вокруг сновали толпы народа, а внизу проплывали большие и маленькие суда, весело посверкивающие разноцветными огнями. Теперь все мертво и заброшено. Чувствуешь, какой запах? Вода в канале почти стоячая. Взгляни на бревна, вон там, они едва шевелятся!

– Внизу, наверное, целые тучи москитов, – заметил Tao Гань. – Здесь и то слышно, как они жужжат. Если…

Судья поднял руку:

– Тихо! Там что-то случилось!

То, что Tao Гань счел жужжанием москитов, постепенно перешло в неясный рев. Над домами вдали поднималось багряное зарево.

– В той стороне зернохранилище! – с тревогой воскликнул Tao Гань. – Что, если на солдат набросилась толпа?

Оба чиновника надолго застыли в напряженном молчании. Рев на мгновение затих, но потом стал еще громче. Внезапно послышался оглушительный грохот военных барабанов, невероятно мощный в опустевшем городе.

– Прибыли наши стражники, – с облегчением перевел дух судья Ди, глядя на поднимающиеся вверх всполохи огня и дыма. – Надеюсь, им удастся подавить мятеж без кровопролития.

На мосту, кроме них, по-прежнему не было ни души. Окна дома Ху оставались темными, и ни в одном из домиков, разбросанных вдоль берега вверх по течению от моста, Ди не заметил никаких признаков жизни. Жители столицы, обычно преисполненные любопытства ко всем необычным происшествиям на улице, за эти три мучительные недели утратили интерес к сторонним делам и думали только о том, как бы выжить. Красное зарево потухло, а отдаленный рев смолк. Вновь наступила мертвая тишина. Но она не успокоила судью Ди. Если люди решились ограбить зернохранилище…

– Присутствие третьего человека на месте убийства, безусловно, осложняет дело, – заметил Tao Гань.

– Третьего? Ах да, ты имеешь в виду того, кто переплыл канал! – Судья, размышлявший о возможном бунте, обрадовался, что его отвлекли. – Что ж, переплыть, конечно, было нетрудно. Но для того, чтобы забраться наверх по колонне и перелезть ограду балкона, нужна немалая сноровка и хорошо развитые мускулы. И господин И, видно, знал этого человека, ведь при виде залезающего в окно мокрого незнакомца он наверняка поднял бы тревогу. Отослал ли И женщину и ее спутника, когда появилось третье лицо? Или странный гость был сообщником этой пары? И от кого И рассчитывал отбиться цветочной вазой? Если предположить, что… – Судья умолк и, нахмурив густые брови, пристально уставился на темный дом. – Знаменитый воин и охотник, говорила Кассия… А вдруг?..

– Что – вдруг? – нетерпеливо переспросил Tao Гань.

– Ну, – медленно протянул судья Ди, – мне пришло в голову, что И мог схватить вазу вовсе не для защиты. Служанка описала его как человека порочного и подлого. Что, если он разбил вазу нарочно, желая привлечь внимание к рисунку, и таким образом указать на своего друга Ху, живущего в доме, очень напоминающем изображенный художником?

Tao Гань задумчиво подергал козлиную бородку.

– Да, вполне могло быть и так, – согласился он. – Вообще-то, основываясь на том, что я узнал, изучая дела наших сограждан, могу подтвердить: Кассия не лгала насчет преданности старожилов традиционному предводителю и вряд ли кому-то из их тесного сообщества пришло бы в голову поднять руку на господина И. И все-таки у господина Ху была возможность это сделать…

Судья довольно долго молчал, поглаживая бакенбарды и глядя на темные окна дома напротив.

– Раз уж мы здесь, Tao Гань, – наконец решил он, – пожалуй, стоит неожиданно нагрянуть в гости к господину Ху. Я признаю, что рисунок на вазе – зацепка очень слабая, но Xy, по крайней мере, побольше расскажет нам о своем друге И, и мы проверим показания Кассии. Идем!

Они перешли во мосту на другой берег и, сделав всего несколько шагов, отыскали среди деревьев грубые бамбуковые ворота. Над ними висела деревянная дощечка с каллиграфической надписью: «Ивовый Дом». Извилистая дорожка вела к обиталищу привратника. Красную лакированную дверь украшали позолоченные листья ивы.

Tao Гань решительно постучал в дверь костяшками пальцев, немного подождал и, не услышав отклика, поднял с земли камень.

– Боюсь, мы долго тут простоим, мой господин, – мрачно предрек он, колотя в дверь. – Привратник, похоже, крепко спит.

Однако не успел помощник судьи договорить, как дверь распахнулась и коренастый, широкоплечий мужчина с длинными, как у обезьяны, руками смерил их подозрительным взглядом. Седеющую голову прикрывала темная шапочка. Когда он поднял свечу, широкий рукав домашнего халата соскользнул, обнажив волосатое, мускулистое предплечье.

– Вы не ожидали гостей, господин Ху? – вкрадчиво осведомился судья Ди.

Здоровяк повел свечой, осветив его лицо.

– Кто вы, забери вас семь преисподних, такие? – громыхнул он мощным басом.

– Я верховный судья Ди.

– О боги! Тысяча извинений, мой господин! Мне, разумеется, следовало бы вас узнать. Но я вас видел только однажды, при полном облачении и вдобавок издали. Как…

– Я просто гулял неподалеку со своим помощником господином Tao. Не угостите ли вы нас чашкой чаю?

– Конечно, мой господин! Почту за великую честь, мой господин! Простите, что принимаю вас в столь затрапезном виде и не в должной обстановке, но я, к несчастью, в доме один. Слуг пришлось отослать в горы. Ужасное неудобство! Правда, со мной осталась старая супружеская пара, но сегодня и эти старики уехали на похороны сына. Обещали к вечеру вернуться – и ни слуху ни духу!

Судья Ди невольно задумался, всегда ли Ху так словоохотлив или его болтливость вызвана нервным напряжением. Жаль, что раньше они никогда не встречались. Но почему, тысяча демонов, это лицо кажется таким знакомым?

Оживленно повествуя о своих домашних невзгодах, Ху вел гостей через запущенный внутренний сад, поросший дикими цветами. Наконец они оказались в полупустом покое, освещенном всего одной масляной лампой. Воздух здесь был затхлым и спертым. Ху направился было к столу у дальней стены, но судья Ди поспешно остановил его.

– А нельзя ли нам устроиться где-нибудь так, чтобы наблюдать за мостом? – спросил он. – Я приказал своим людям доставить туда паланкин.

– Разумеется! Пойдемте в мои покои. Правда, я там дремал, зато под рукой будет корзинка с едой и удобный балкон. – Освещая гостям путь по крутой деревянной лестнице, хозяин дома бросил через плечо: – Меня разбудил барабанный бой, кажется, со стороны зернохранилища. В смутные времена толпа всегда устремляется туда, где рассчитывает найти пропитание. Надеюсь, никаких серьезных беспорядков не произошло?

– Поскольку все уже стихло, я думаю, порядок восстановлен, – отозвался судья.

Впустив гостей в небольшую квадратную комнату, Ху быстро сдвинул скользящую дверь на узкий балкон – тот самый, что судья разглядывал из окна господина И. Ху зажег от своей свечи два больших старомодных медных светильника у стены и предложил обоим чиновникам сесть в грубые бамбуковые кресла посреди комнаты. Разлив чай, он устроился на легком складном стуле спиной к балкону.

Потягивая чай, судья Ди думал, что в этой комнате при всей скудности обстановки довольно приятная и очень обжитая атмосфера. Широкую скамью у боковой стены покрывала шкура какого-то зверя, а большой ларь для одежды из потускневшего от времени черного дерева мог бы украсить покои самого богатого любителя старины. На дальней от входа стене висела большая картина в форме свитка с изображением древнего воина в полном боевом облачении, скачущего на покрытом роскошной попоной коне. Картину окружали луки, колчаны, пики и кожаная упряжь, развешенные на железных крюках, вбитых в стену.

Ху уловил направление взгляда судьи.

– Да, охота – мое единственное увлечение, – признался он. – Мой прадед, знаете ли, использовал этот дом как охотничий павильон. В то время этот густонаселенный квартал города был частью прекрасных лесных угодий.

– Я слышал, он был великим воином, – ввернул судья.

Широкое лицо Ху озарилось довольной улыбкой.

– Был, мой господин! Великолепным наездником и хорошим полководцем. Он, а также прадеды И и старого Мэя поддерживали мир в здешних местах в самый разгар драки между владетельными господами и мелкими военачальниками. Да, видят боги, времена изменились! И владел землей, мой прадед командовал войсками, а в казне у старого Мэя всегда водились деньги. Когда командующий Ли – простите, мне бы, конечно, следовало сказать «божественный основатель нынешней династии», – так вот, когда он воссоединил империю, трое стариков собрались на совет. Историческая встреча, мой господин, описанная в наших семейных документах! Мой прадед сказал: «На сегодня хватит, придется уступить. Пускай И примет должность губернатора в отдаленной провинции, я со своими людьми запишусь в новую императорскую армию, а Мэй останется тут копить богатство». Мудрый человек был мой предок! Но старый вельможа И, упрямый негодяй, ничего и слушать не хотел. «Лучше ненадолго затаиться, – сказал он. – Вдруг выпадет случай вернуться к прежнему!» О да, выпал ему случай! Город стал столицей империи, его тут же наводнили тысячи людей из самых разных мест – придворные, чиновники всех рангов, военачальники, стража, – словом, кто только не понаехал, а теперь пойдите поищите в старом городе человека, который знает, кто такой И! – Он с грустью покачал непропорционально большой головой.

– А ваша семья? – полюбопытствовал Ди.

– Мы? О, мы понемногу распродали всю свою землю. Теперь у меня остался только этот дом, да и тот заложен! Но на мой век хватит! Я уже не ребенок и прекрасно справляюсь с трудностями. Охочусь тут неподалеку и время от времени навещаю старого И, так что есть с кем выпить и побеседовать. И, конечно, тоже потерял все земли, но достаточно богат. А уж какой весельчак этот И! Любит приятно провести время с парой хорошеньких девиц, да и я против этого ничуть не возражаю!

– Понятно. Выходит, семья Мэй – единственная, кому удалось сохранить все былое достояние?

– Мэи всегда умели делать деньги, – с горечью бросил Ху. – Подлизывались к новым чиновникам, водили дружбу с крупными торговцами-южанами. Так и накапливают миллионы. Что, судя по всему, не мешает упасть с лестницы и сломать себе шею!

– Смерть господина Мэя для всех нас стала большой потерей, – сухо отчеканил судья Ди. – Но вы только что упомянули о развлечениях господина И. Вам, случайно, не знакома танцовщица, что бывала у него в последние три дня?

Ху изменился в лице.

– Вы имеете в виду Порфир, да? Значит, слухи о ней уже ходят по городу? Да, я видел у И эту девицу два-три раза. Прекрасная танцовщица! И поет хорошо.

Похоже, ему не хотелось развивать эту тему, но судья не отступал:

– Где она работает?

– Представьте, И, хитрый негодяй, держит это в секрете! Я никогда не разговаривал с Порфир или с ее хозяином наедине.

– Вы имеете в виду высокого мужчину, который неизменно ее сопровождает?

– Высокий, говорите? Вообще-то я не особо приглядывался, но мне он показался далеко не гигантом. Обычный пожилой человек, разве что очень сутулый. Зато превосходный барабанщик.

Судья Ди осушил чашку.

– Сегодня вечером в доме И был большой переполох, – небрежно обронил он. – Вы ничего не заметили? С вашего балкона отлично видна галерея…

Ху помотал головой:

– Я спал вон там, на скамье. А когда меня разбудили эти проклятые барабаны, в доме И царила кромешная тьма.

– Вечером у господина И была танцовщица Порфир и там произошло несчастье.

Хозяин дома выпрямился и, непроизвольно сжав мощные кулаки, спросил:

– Несчастье? Какого рода?

– Господин И убит.

Ху поднялся со стула.

– И мертв? – переспросил он и, когда судья кивнул, снова уселся. – О боги, и он – тоже! – пробормотал Ху себе под нос и вдруг, метнув на судью Ди испуганный взгляд, выпалил: – Он потерял глаз?

Судья вскинул брови и, обдумав вопрос, кивнул:

– Да, можно сказать и так. Левый глаз выпал из орбиты.

– Милосердные духи! – Загорелое лицо Ху побледнело, а широкие плечи поникли. – Милосердные духи! – повторил он и, заметив, что судья и Tao Гань не спускают с него глаз, вымученно улыбнулся. – О нет, я, конечно, не придаю никакого значения этой сумасшедшей песенке! Моя голова по-прежнему у меня на плечах! – Он провел рукой по вспотевшему лицу.

Некоторое время судья Ди безмолвно смотрел на него, задумчиво поглаживая бороду. Лицо Ху исказилось до неузнаваемости.

– В уличных песенках зачастую скрыто много такого, что незаметно с первого взгляда, господин Ху! Быть может, у вас есть какие-нибудь догадки насчет того, кто мог желать смерти вашему другу?

– Желать ему смерти? – машинально пробормотал Ху. – И, знаете ли, занимался ростовщичеством и приходил в ярость, если кто-то не возвращал деньги вовремя. А если на человека слишком сильно давить… – Он пожал плечами.

Судью поразило, насколько немногословен вдруг стал хозяин дома. Он вынул из рукава сережку и показал Ху.

– Вы узнаете эту вещицу?

– Конечно. Ее носила Порфир. Полагаю, это связано с именем. – Он на мгновение задумался. – Я не удивлюсь, если эта девица каким-то образом замешана в убийстве. Она кажется милым, невинным юным созданием и, говорят, все еще девственница. Сама себя Порфир скромно называла ученицей. Тоже мне, ученица! Да ей и учиться-то ничему не надо! С виду совсем ребенок, а нутро насквозь прогнило! – По лицу Ху струился пот, и он вытер его платком. – Это воплощение невинности с удовольствием танцевало на галерее нагишом! И во время самых изощренных пируэтов глядела на меня так, будто усердствует только для меня. Порфир все время строила мне глазки за спиной И. А ее хозяину однажды удалось передать мне послание, где она просила помочь, потому что И вроде бы ей угрожает. Ну, я, конечно, сделал бы все возможное, чтобы вызволить Порфир из когтей этого дьявола, как бы непристойно она себя ни вела! – Он нервно передернул плечами. – Ладно, раз И убит и вместе с ним этот род угас, полагаю, не будет вреда, если я вам кое-что расскажу. Больше всего на свете И любил жестоко издеваться над женщинами. В их семье это своего рода традиция. О том, что творил его дед, можно рассказывать часами. Но времена изменились, так что И приходилось себя ограничивать. Он развлекался с проверенными и закаленными девицами с цветочных лодок старого города. Но Порфир на них совсем не походила, у нее был класс! Ну, разве И не жаждал обладать ею! Слыхали б вы, какую чушь он нес, когда она танцевала, видели бы его похотливый взгляд! Но умная маленькая сучка всегда держала И на почтительном расстоянии!

– А И знал, что вы тоже очарованы этой танцовщицей?

– Очарован, говорите? Как ни странно, вы попали в самую точку. Я вообще-то не мастер объяснять, по скажем так: всякий раз, видя эту девицу, я сходил с ума. Но стоило ей скрыться из глаз – и я совсем о ней не думал. Хотите верьте, хотите нет, но дело обстояло именно так. Знал ли об этом И? Еще бы ему не знать! – Ху повернулся и ткнул пальцем в темный силуэт дома на другом берегу. – Недавно старый дьявол придумал новый фокус. Вечерами в этой части города совершенно безлюдно. Так вот, подлый негодяй не говорил мне, что придет Порфир, а поднимал бамбуковые занавески, зажигал в галерее много свечей и заставлял ее танцевать в павильоне, чтобы я это видел отсюда! О боги, какой же он был бессовестный! – Ху в сердцах стукнул кулаком по колену.

– А другие гости участвовали в развлечениях господина И? – поинтересовался судья.

– Только доктор Лю, хотя я всегда считал, что лекари такими вещами не занимаются! Но И никогда не звал его, когда приходила Порфир! Это удовольствие он делил лишь со мной, своим лучшим другом! Да помилуют меня духи предков!

Он заерзал на легком складном стуле, явно надеясь, что гости наконец уйдут. Но судья Ди достал из рукава складной веер, снова сел в кресло и, обмахиваясь, продолжал допрос:

– Я заметил, что мастер, строивший этот дом, взял за образец хорошо известный рисунок на фарфоре.

Ху выпрямился.

– Дом под ивами, да? – пробормотал они, явно пытаясь сохранить прежнюю грубовато-добродушную манеру вести беседу, с жаром произнес: – Все наоборот, мой господин, совсем наоборот! Это дом послужил образцом для рисунков на фарфоре!

Судья Ди быстро переглянулся с Tao Ганем.

– Я об этом не знал, – уверил он хозяина дома, – хотя мне доводилось слышать самые разные истории о происхождении этого рисунка. Например, о старом мандарине и его юной дочери…

Ху оборвал его, нетерпеливо махнув рукой:

– Все это полная чепуха, мой господин! Тоже мне, старик и его юная дочь! Нет, на самом деле все было не так. Совсем не так. Но никто из нашей семьи никогда не распространялся на эту тему. Правда-то, видите ли, никак не прибавляет нам славы. Еще чашечку, мой господин?

Пока Ху наливал чай, судья задумчиво разглядывал его. Настроение Ху снова переменилось. В больших глазах вспыхнул внутренний огонь, а когда он заговорил, голос звучал вполне спокойно, как будто не он только что бормотал и срывался.

– История восходит к моему прадеду, к его последним годам, когда на престол взошла нынешняя династия, а он лишился положения и власти. Впрочем, прадед еще оставался очень богатым человеком. Жил на широкую ногу в большом семейном доме, расположенном в старом городе. И представьте себе, прадед без памяти влюбился в прекрасную молодую певичку с цветочной лодки. Звали ее Сапфир. Любовь с первого взгляда, знаете ли, безумная страсть старика! Он подарил своей милой шесть чертовски дорогих золотых слитков, но она оставалась холодна. Тогда прадед построил для нее этот дом. А так как у Сапфир была тонкая талия, из тех, что наши поэты называют ивовой, старик посадил вдоль берега ивы и назвал имение Ивовым Домом. Вы, наверное, видели надпись на воротах. Это его собственный почерк! Прадед окружил Сапфир безумной роскошью. Но надобно знать этих женщин! Как-то раз Сапфир увидел молодой отпрыск семьи Мэй; они влюбились друг в друга и решили вместе сбежать. В то время здесь во рву стоял водный павильон, соединенный с нашим садом узким деревянным мостиком. Теперь ров превратился в канал, а павильон мой отец снес, поскольку сваи прогнили. Так вот, в назначенную ночь этот Мэй привел к павильону джонку с командой проворных гребцов. Предполагалось, что старик уехал в город по каким-то делам. Но когда Мэй помогал Сапфир собирать вещи в ее покоях, появился мой прадед. Ему уже перевалило за шестьдесят, но он был силен, как бык, и юный Мэй с девицей бросились бежать. Они выскочили в сад, а мой разъяренный предок кинулся в погоню, размахивая дубинкой. Когда беглецы мчались по мостику, старик их догнал. Он бы наверняка убил обоих на месте, но дало себя знать чересчур сильное возбуждение, и он внезапно лишился чувств: Влюбленная парочка даже не оглянулась на старика! Они прыгнули в лодку и были таковы, а потом укрылись во владениях вашего старинного врага И. Юный Мэй вроде бы стал его финансовым советником. Он был чертовски ловким стяжателем, как и все в этом семействе. – Ху убрал с потного лба непокорную прядь седых волос. Глаза его с грустной задумчивостью смотрели в темноту за дверью балкона. – Старик прожил еще шесть лет, но остался полностью парализованным. Его приходилось кормить с ложечки, как маленького ребенка. Каждый день его усаживали в кресло тут, на балконе. Говорят, у него был странный взгляд, и никто не знал, чего там больше – любви или ненависти. Сидел ли он здесь, злорадно вспоминая, как чуть не убил изменницу, или еще надеялся когда-нибудь увидеть, как она вернется?

В комнате надолго воцарилось молчание, и слышалось лишь дыхание рассказчика. Он по-прежнему смотрел вдаль, сцепив руки, и на широком низком лбу проступили глубокие морщины. Наконец Ху вытер лицо рукавом, смятенно взглянул на судью налитыми кровью глазами и с вымученной улыбкой проговорил:

– Пожалуйста, простите мне эту бессвязную болтовню, мой господин! Все это вряд ли имеет для вас значение. Кого волнуют старинные истории о людях, которых давно нет на свете! – Голос Ху сорвался, и он тяжело вздохнул.

– Вы никогда не были женаты, господин Ху? – полюбопытствовал судья.

– Нет, мой господин, не был. Такие семьи, как наша, не принадлежат к современному миру, мой господин. У нас было свое время величия, так стоит ли сетовать на судьбу? Мэй умер. И умер, и я в свое время присоединюсь к ним.

Увидев, что у моста остановился паланкин, Tao Гань подал знак судье.

Ди встал и, разгладив полы халата, слегка кивнул:

– Я был рад узнать подлинную историю рисунка, господин Ху. И большое спасибо за чай!

Хозяин дома молча проводил их вниз.

Глава 11

Ма Жун и Чао Тай ждали судью на мраморном балконе. Тот мельком оглядел унылые, измазанные сажей лица и сел за стол.

– Как дела в старом городе? – бросил он.

– Все опять спокойно, – без всякой радости ответил Ма. – Толпа человек в четыреста собралась у зернохранилища. Большая часть смутьянов, судя но диалекту, из числа «старожилов». По счастью, мы с братом Чао обследовали сточные трубы всего в квартале оттуда и сразу услышали крики. Когда мы прибежали на площадь, там уже разбирали мостовую и бросали камни в стражников, охранявших ворота зернохранилища. А тех было всего двадцать человек. Еще двадцать лучников растянулись вдоль зубчатой стены наверху. Больше людей мы никак не смогли выделить, мой господин. Мы с братом Чао выхватили мечи и пробрались сквозь толпу к своим людям у ворот. Мы пытались заставить буянов внять голосу разума, но зачинщики кричали: «Бейте камнями собак сбежавшего императора!» – и нас никто не слушал. Многие прихватили с собой горящие факелы и бросали их в наших людей и на крышу зернохранилища…

Ма остановился – он совсем охрип, ему было трудно говорить. Чао Тай сменил друга, чтобы тот мог выпить чашку чаю.

– Прежде всего мы приказали стражникам образовать квадрат и попытаться отогнать толпу длинными пиками. Но сразу же стало ясно, что двадцать человек забьют камнями в мгновение ока. И когда загорелся угол крыши зернохранилища, нам волей-неволей пришлось приказать лучникам стрелять.

Ма Жун поперхнулся чаем.

– Зрелище не из приятных, мой госпoдин, – просипел он. – Вы ведь знаете это новое оружие! Железные стрелы насквозь пронзают обычный щит. Кроме того, наконечники у них с шипами. В бою эти самострелы незаменимы, но использовать их против мирных жителей – тошнотворное занятие, мой господин. А там были и женщины. Я видел, как одна стрела пронзила сразу двоих, нанизав, будто жаркое на вертел. В общем, когда наши лучники сделали два залпа, толпа бросилась врассыпную, унося с собой раненых. От этих стрел погибло более тридцати человек.

– Застрелив тридцать человек, вы спасли от голода тысячи граждан, – сурово заметил судья Ди. – Если бы толпе удалось разграбить и сжечь зернохранилище, всего лишь несколько сотен людей наелись бы сегодня досыта. Зато, если запасы выдавать строго ограниченными порциями, можно кормить население целого города по меньшей мере месяц. Тяжкая на вас легла обязанность, да что поделаешь!

– Будь старый господин Мэй жив, до бунта бы не дошло, – спокойно проговорил Tao Гань. – Мэй всегда утешал людей, раздавая на улице рис. Он призывал их к терпению, объясняя, что скоро пойдут дожди и очистят город от болезни. И ему верили.

Судья, подняв голову, взглянул на небо.

– Ни намека на дождь, – с тоской вздохнул он и, опустившись в кресло, взмахнул рукой. – Садитесь! Я расскажу вам об убийстве И. Эта необычная история поможет вам забыть о передряге в старом городе.

Три помощника судьи пододвинули стулья к столу. Tao Гань разлил свежий чай, и Ди коротко поведал двум тайвэям обо всем виденном в доме покойного И и о своем разговоре с Ху. К своему удовлетворению, он видел, что напряженные лица Ма Жуна и Чао Тая разглаживаются во мере того, как возрастает их интерес к рассказу. Наконец судья умолк.

– Ху – тот, кого мы ищем, мой господин! – воскликнул Ма Жун. – У него была возможность, достаточно ловкости и сил, чтобы ею воспользоваться, и сильный побудительный мотив, то есть ревность к И из-за танцовщицы.

– Умирая, И, должно быть, нарочно разбил вазу, чтобы указать на Ху и его Ивовый Дом, – добавил Чао Тай. – Разбитая ваза или кувшин могут быть очень опасным оружием, если их умело использовать, но об этом знают только уличные хулиганы, а не господа благородного происхождения вроде И. Давайте арестуем Ху, мой господин!

Судья Ди покачал головой:

– Не торопитесь. Ху изо всех сил пытается играть роль туповатого деревенского землевладельца, но без особого успеха, поскольку он пребывает в полном смятении чувств. И у меня создалось явственное впечатление, что не последнюю роль тут играет танцовщица Порфир. Вот почему Ху Пэнь так откровенно рассказал нам о девушке и о том, как на него действует ее чувственная красота, не понимая, что тем самым подставляет шею под меч палача. Это наряду со многим другим побуждает меня усомниться в его виновности. До некоторой степени, конечно, и пока время не расставит все по местам.

Tao Гань подергал козлиную бородку.

– Умные преступники частенько говорят уличающую их полуправду, изображая полнейшую искренность, – заметил он. – Мне кажется подозрительным, что Ху не проявил ни малейшего интереса к тому, как умер его друг.

– Зато его очень интересовал глаз И, – вставил судья Ди.

– Он вспомнил уличную песенку, да? – усмехнулся Чао Тай.

– Эта песенка и впрямь ужасно беспокоит Ху, – сказал судья. – Непонятно почему. Еще я хотел бы узнать, чего ради Порфир стала сеять вражду между И и Ху. Первый богат, второй беден, так с какой стати она рисковала потерять хорошего клиента, строя глазки тому, кто не в состоянии платить за услуги? Ах да, чуть не забыл, и служанка И, и Ху Пэнь подтвердили наши подозрения насчет моральной нечистоплотности доктора Лю. Это человек развращенный. Вот почему мне совсем мне нравится, что он постоянно бродит вокруг госпожи Мэй. Она еще красива, а теперь, когда не стало мужа, беззащитна от посягательств. Я допустил оплошность, передав госпоже Мэй сообщение с таким человеком. Посмотри, Tao Гань, не пришел ли обратно старший писец!

– Возвращаясь к положению в старом городе, – сказал Ма Жун, – надо признать, что уборщики становятся самой настоящей угрозой обществу. Как вам известно, мой господин, старостам пришлось нанимать на эту работу кого попало, чтобы набралось достаточное число людей, и в результате там кишат бродяги и плуты. Выбирать, само собой, не приходилось, потому как работа самая незавидная. Но черные капюшоны не только защищают от угрозы, а, к несчастью, скрывают лицо, и, пользуясь этим, немало негодяев грабят умерших, прежде чем свезти на костер.

Судья Ди стукнул кулаком по столу:

– Мало нам неприятностей, так еще и это! Прикажи городским стражникам глаз не спускать с мерзавцев, Ма Жун.. Первого, кто попадется с поличным, выпороть на рынке. И доведи до общего сведения, что за серьезные преступления мы будем обезглавливать на месте. Мы должны наказать несколько человек так, чтобы другим было неповадно, иначе нам эту свору подонков не обуздать!

Tao Гань вернулся вместе со старшим писцом.

– Мы составили опись всех ценностей в доме торговца Мэя, мой господин, – почтительно доложил последний. – В этом очень помог старый домоправитель – к счастью, он уже совсем здоров. Мы также опечатали бумаги и ящики с деньгами в ожидании двоюродного брата покойного. Кроме того, я позаботился, чтобы тело господина Мэя было облачено надлежащим образом и положено во временный гроб.

– Доктор Лю тоже был там?

– О да, мой господин! Он весьма деятельно споспешествовал нам в составлении описи. Когда мы ушли, доктор остался помогать госпоже Мэй в домашних делах.

– Спасибо! – поблагодарил судья, но, как только писец ушел, с раздражением воскликнул: – Этого следовало ожидать! Надеюсь, госпожа Мэй сразу после похорон отправится в загородное имение.

– Ей следовало так поступить три недели назад, – сухо заметил Tao Гань. – Хотя бы из соображений здравого смысла. Честно говоря, хоть госпожа Мэй выглядит и ведет себя как дама благородного происхождения, я сомневаюсь, что она из хорошей семьи. Изучая дело Мэя в архиве, я обнаружил запись о браке, заключенном тринадцать лет назад, и там не было никаких данных, кроме имени, фамилии в возраста невесты. Тогда я проработал дело во второй раз, но нигде не нашел никаких сведений ни об этой женщине, ни о ее семье. Меня бы не удивило, окажись она певичкой, купленной стариком Мэем.

Ма Жун и Чао Тай удивленно переглянулись. Они знали, сколь ненасытно любопытство Tao Ганя и в какую досаду повергают его неразрешимые загадки. Судья Ди улыбнулся, но тут же снова посерьезнел.

– А как со сточными трубами в старом городе? – спросил он.

– Все они забиты грязью и отбросами, мой господин, – ответил Ма Жун. – Кишат крысами. Чудовищно огромными зверюгами с длинным, голым хвостом. Даже самые крупные коты не смеют с ними тягаться. Я велел своим людям накрыть люки железными крышками. Несчастные, которые живут в трущобах, рассказали мне, что нередко крысы откусывают спящему человеку палец руки или ноги. А как-то раз даже загрызли младенца в колыбели.

– Надо срочно открыть шлюзы, соединяющие канал с рекой, – тотчас решил судья, – потом вычистить сточные трубы, и крысы уберутся, как только исчезнут отходы, которыми они питаются. Tao Гань, немедленно отдай соответствующий приказ стражникам у Восточных и Западных ворот!

Начальник канцелярии поспешно ушел, а судья Ди вновь обратился к обоим тайвэям:

– Каковы ваши дальнейшие планы на сегодня?

– Мы хотели немного вздремнуть, мой господин, – ответил Ма Жун, – а потом разок обойти наши военные посты. Брат Чао отправится на окраины, а я в старый город. Как я вам уже докладывал, у нас не хватает людей, и посты пришлось урезать. А призывы к патриотическим чувствам вряд ли поднимут настроение начальникам отрядов. Боюсь, нехватка людей становится очень серьезной проблемой, мой господин. И доказательство тому – бесчинства у зернохранилищ. Может быть, вы позволите нам потребовать у начальника дворцовой стражи выделить нам хоть сотню людей, мой господин?

– Разумеется. Пусть старший писец подготовит приказ, а я подпишу его и скреплю печатью. Императорский дворец окружен широким рвом и высокими стенами, а потому не нуждается в усиленной охране. Более того, сейчас толпу волнует скорее пропитание, нежели богатство. – Судья немного помолчал. – Вот что, Ма Жун, когда будешь неподалеку от моста Полумесяца, погляди, чем занят наш господин Ху, – вдруг у него кто-то есть? Когда мы с Tao Ганем пришли в Ивовый Дом, у меня создалось впечатление, что Ху ждет гостей. Я не исключаю, что он в сговоре с этой танцовщицей Порфир, и она наведывается в дом. Сохранить тайну несложно, потому что Ху в доме совсем один. Если девушка окажется там, арестуйте обоих. Я приказал старостам и стражникам проверить в садах наслаждений и на цветочных лодках сведения об этой танцовщице, но они страшно перегружены работой, и я сомневаюсь, что отыщется возможность довести это дело до конца. Ну а теперь иди! Вымойся и поспи xoрошенько. – Посмотрев на Ма Жуна, он вдруг участливо спросил: – Тебя ударили камнем у зернохранилища?

Тайвэй потрогал пальцем шишку на лбу и смущенно улыбнулся:

– Нет, мой господин, в «Доме Пяти Блаженств», где я ждал брата Чао, случилась небольшая драка. Я хотел помочь девушке, к которой приставали хулиганы, но споткнулся и ударился головой об угол стола. Но юной особе не понадобилась моя помощь! Она и сама недурно отбилась «набитыми» рукавами!

– Очень интересно, – кивнул судья Ди. —Я много слышал об этом искусстве. Оно и в самом деле так смертоносно, как меня уверяли?

– Конечно! Эта девица обратила в бегство четверых, прежде чем вы успели бы сказать «нож», при этом одному из них сломала руку. И все – одним «набитым» рукавом!

– А я думал, всегда используют два, – удивился судья Ди, – как в бою короткими мечами, каковыми так ловко орудуют низкорожденные женщины.

– Эта девушка – вовсе не из низов, мой господин, – возразил Ма Жун. – Она дочь странствующего кукольника, а тот хоть и чудак, но весьма образованный.

– Ее сестра-близнец Коралл, – вставил Чао Тай, – оказалась той самой девушкой, к которой у вас под балконом приставал доктор Лю.

– Я ее не видел, – равнодушно отмахнулся Ма Жун. – Но ее сестра Бирюза – высокая, ладная и очень красивая молодая женщина, мой господин, на редкость спокойная и воспитанная. Нет, Бирюза – не из тех вульгарных и шумных девиц, что так часто попaдаются среди бродячих артистов!

Судья вопросительно взглянул на Чао Тая. Все долгие годы, что Ма Жун состоял у него на службе, огромный вояка всегда проявлял досадный, но неизлечимый интерес именно к вульгарным и шумным молодым женщинам. В ответ на немой вопрос Ди Чао Тай лишь слегка приподнял левую бровь. Лицо его выражало неприкрытое сомнение.

Судья встал:

– Ладно, проверю-ка я, как обстоят дела в канцелярии. Ступайте, встретимся завтра за утренней трапезой. Точнее, уже сегодня, ведь сейчас далеко за полночь!

Глава 12

Подремав около часа, Ма Жун отправился в старый город. Дело близилось к двум часам утра. Тайвэй сменил тяжелую кольчугу на удобную куртку из коричневого хлопка, а вместо громоздкого железного шлема надел плоскую черную шапочку. Путь предстоял неблизкий, а с узнаванием не предвиделось никаких трудностей – все начальники постов стражи, что хотел посетить Ма, знали его в лицо.

Четвертый в его списке пост стоял неподалеку от моста Полумесяца, и тайвэй решил по приказу судьи взглянуть на дом господина Ху.

Посередине моста Ма на мгновение остановился и подошел к перилам – отсюда он мог, не привлекая внимания, оглядеть окрестности. Дом Ху окутывал мрак, лишь за скользящей бумажной дверью балкона на верхнем этаже мерцал огонь светильника.

– Значит, у Ху и впрямь гости! – довольно осклабился Ма Жун. – Что ж, присоединимся к общему веселью!

Снизу доносился негромкий плеск, и тайвэй перегнулся через верила. Звук порождало сильное течение – вода закручивалась вокруг устоев моста, образуя небольшие, покрытые пеной водовороты.

– Эх, жаль, нельзя открыть заодно шлюзы на небе, чтобы малость развеять проклятую духоту, – проворчал гигант. – Мы…

Ма прикусил язык и, ухватившись за край перил, свесился пониже. У левого берега, дальше по течению, как раз под балконом Ху в темной воде что-то белело, потом над поверхностью мелькнула обнаженная рука. Ма, сбежав с моста, рванул сквозь густые заросли кустарника. Колючие ветви царапали лицо и руки, но тайвэй не обращал на это внимания. Наконец он выбрался на берег. Поток воды размывал русло канала, унося с собой большие пласты земли. Ма Жун скинул войлочные туфли, снял штаны, куртку, шапочку и бросил все вместе вод куст у самого берега. Стоя по колено в грязи, он ухватился за ветку полузатопленного растения и стал внимательно изучать поверхность канала, поблескивающую в свете сигнальных фонарей моста. И снова из воды показалась рука. Утопающий отчаянно боролся за жизнь, но, несмотря на сильное течение, как ни странно, почти не двигался с места. Казалось, его удерживает что-то невидимое, скрытое под водой Ма Жун нырнул в канал. Едва отплыв от берега, он понял, в чем дело. Большая часть дна заросла водорослями – сплошной массой крепких стеблей и шевелящихся листиков. В стоячей воде растения так надежно укрепились, что теперь самый сильный поток не мог сорвать их с места. Очевидно, именно водоросли и опутали утопающего. Ма Жун родился и вырос среди рек провинции Цзянсу и в воде чувствовал себя как рыба. Понимая, что от любого торопливого движения его руки и ноги безнадежно запутаются в длинных и цепких стеблях, молодой человек просто плыл по течению, раздвигая руками водоросли, а ногами шевелил, только чтобы не утонуть. Но тот, кого он хотел спасти, больше не появлялся над водой. Внезапно Ма наткнулся на него, нащупав среди водорослей пряди длинных волос. Быстро приподняв левой рукой безвольное тело и отчаянно гребя правой, он сумел вытащить из воды голову утопленника и увидел мертвенно-бледное лицо Бирюзы. Глаза дочери кукольника были полузакрыты.

– Держитесь за мое плечо! – прошипел тайвэй.

К своему облегчению, он увидел, что полные губы дрогнули, извергнув фонтан воды. Ма попытался нашарить ногами дно и не сумел. Повернув к берегу, он прежде всего ловко освободил ноги девушки от спутавшихся стеблей. Тайвэй мгновенно уразумел, что, сражаясь с течением среди этой буйной растительности, ему будет невероятно трудно благополучно дотащить Бирюзу до суши, тем более что глаза ее снова закрылись и, похоже, бедная девочка потеряла сознание. Опасаясь, как бы красавица не умерла у него на руках, Ма, чтобы выиграть время, решил перехватить ношу по-другому. «Мне надо поспешать не торопясь, и это дьявольски нелегкая работенка», – подумал он, глубоко вздохнув.

Молодой человек перевернулся на спину и прихватил безвольное тело ногами, уложив так, чтобы нос и рот девушки все время были над водой. Во время всех этих перемещений ноги Ма тоже опутали водоросли, но он сумел вырваться и поплыл, рассчитывая, что течение отнесет их к свисающим над берегом ветвям ив, за садом господина Ху.

– Ох и тяжелая девица! – проворчал тайвэй, выбираясь на землю с драгоценной ношей.

Вскоре Ма отыскал свободное местечко среди кустов и высокой травы, положил Бирюзу на землю ничком и принялся с великим рвением поднимать и опускать ее руки. Делать это приходилось на ощупь, поскольку кругом стояла кромешная тьма. Изо рта девушки вылилось невероятное количество воды, но Жун, к своему огромному облегчению, убедился, что она еще жива: проведя рукой по лицу Бирюзы, почувствовал, как дрогнули веки и тихонько шевельнулись губы. Ма быстро перевернул девушку на спину и, встав на колени рядом, начал растирать холодные, окоченевшие ноги. Он совсем запыхался и не мог бы сказать, что потоками струится по лицу и плечам: вода капала или пот.

– Уберите руки! – вдруг прошептала Бирюза.

– Молчите! – сердито пропыхтел Ма Жун и, сообразив, что девушка вряд ли узнала его в темноте, добавил уже мягче: – Я тот стражник, что помогал вам отстирать рукав, помните? А до этого разговаривал с вашим отцом.

Ему показалось, что девушка хихикнула.

– Вы упали прямо носом вниз!

– Да, упал, – с досадой признал он. – Торопился вам помочь, но вы и так умеете за себя постоять. Если не принимать в расчет недавнее купание. Как вы угодили в канал?

Растирая бедра Бирюзы, тайвэй с восхищением отметил, какие у нее крепкие мускулы.

– Я чувствую себя премерзко, – вздохнула девушка. – Расскажите сначала, как вы меня нашли. Ведь уже далеко за полночь!

– Ну, это просто! По ночам мы всегда делаем обход. И вот, стоя на мосту, я заметил вас. Кстати, меня зовут Ма Жун.

– Очень хорошо, что вы меня увидели. Спасибо, господин Ма.

– Я выполнил свой долг. А как же насчет вас, госпожа? Не выбросил же вас господин Ху с балкона, правда?

– Как забавно! Нет, разумеется, господин Ху не сбрасывал меня с балкона. Я спрыгнула сама.

– Откуда? С моста?

Девушка тяжело вздохнула:

Коль скоро вы мой спаситель, господин Ма, я, наверное, должна вам все рассказать. Дело в том, что мой отец работал на господина Ху, но оставил службу несколько лет назад по неизвестным мне причинам. Господин Ху велел мне прийти к нему сегодня вечером, так как располагает какими-то сведениями об отце и думает, что я первая должна с ними познакомиться. Я, как дурочка, отправилась туда, но выяснила только одно: что господин Ху – грязная, развратная крыса. Между прочим, можете больше не растирать меня! Я в полном порядке. В общем, как только мы поднялись наверх, он начал ко мне приставать, а я, конечно, стала отбиваться. Я немного знаю эту игру, но у негодяя куда больше опыта и он силен, как бык. В конце концов, господин Ху изодрал в лохмотья мою одежду, но мне удалось хорошенько пнуть его в живот, и он отлетел. Недолго думая я выскочила на балкон и спрыгнула. Плаваю я хорошо, но запуталась в этих проклятых водорослях.

– Гнусный сын шакала! – взорвался Ма Жун. – Как только вы окончательно придете в себя, мы навестим этого мерзавца и я выбью из него полное признание!

Тайвэй вдруг почувствовал у себя на груди руку Бирюзы.

– Пожалуйста, не делайте этого! – попросила девушка. – Ведь господин Ху может погубить моего отца! – И она с горечью добавила: – Кроме того, у меня нет свидетелей. А кто поверит моему слову против такого влиятельного человека?

– Я! – выпалил Ма Жун. – Везде и всегда!

Девичьи руки обвились вокруг его шеи. Бирюза подтянула к себе голову Ма и поцеловала в губы, прильнув обнаженным телом к его широкой груди. Молодой воин стиснул ее в могучих объятиях.

Не было ни ухаживаний, ни робких признаний, что предшествуют первому поцелую. Под покровом тьмы ничто не мешало им целиком отдаться страсти. Ма Жун опустился на траву, одной рукой обнимая Бирюзу за плечи, а другой лаская тяжело дышащую грудь, и с ликованием подумал, что у него еще никогда не было столь восхитительной женщины. Так прошло немало времени, но Ма жалел лишь о том, что это не может длиться вечно. Однако первые слова Бирюзы подпортили ему настроение.

– Все равно это должно было когда-нибудь случиться, – как бы между прочим заметила она. – Кроме того, в такую бурную ночь, как эта, событием больше, событием меньше – значения не имеет!

Молодой человек был так потрясен, что утратил дар речи.

– Да, а как насчет одежды? – вдруг спросила девушка. – Здесь удивительно злющие москиты!

– Пойду поищу что-нибудь на задворках дома Ху, – пробормотал Ма Жун.

– Проклятая темнота, – ворчал, он себе под нос, пробираясь сквозь кусты. – Жаль, что мне не разглядеть ее лица! Бирюза сама все это затеяла, так неужели я ей ни капельки не нравлюсь? Уф – неровная земля и острые камни терзали босые ступни.

Тайвэй перелез через деревянную ограду и нашел в саду на веревке кое-какую одежду, развешанную для просушки и, видимо, забытую сбежавшими слугами. Ма Жун взял залатанную куртку и синие штаны.

– Не знаю, подойдет ли это вам, – сказал он, протягивая Бирюзе одежду, – но в такие длинные рукава очень удобно прятать ваши железные боевые шарики. Кстати, вы не брали их с собой сегодня?

– Нет. Я же говорила вам, что сделала глупость. Верно? Мне казалось, у такого человека, как господин Ху, столько женщин, что хватит на всю оставшуюся жизнь. А обуви там, случайно, не было?

– Я отнесу вас туда, где оставил свою.

Несмотря на возражения девушки, Ма подхватил ее на руки и тронулся в путь. Бирюза была не такой уж легкой ношей, но удовольствие от прикосновения щекой к ее щеке сполна вознаграждало за труды. Посадив ее у обочины дороги, молодой человек отправился на поиски своих вещей. Ма еще не утратил навыки лесного жителя, приобретенные за годы скитаний в «зеленых лесах», и место он отыскал без труда. Вернувшись, Ма Жун разорвал надвое шейный платок и подвязал к ногам Бирюзы задники слишком больших для нее туфель.

– Вот так, – улыбнулся он. – Конечно, вы не сможете скакать в них, как молодая лань, но, по крайней мере, не собьете свои изящные ножки. Где вы живете?

– Очень далеко отсюда, в старом квартале за даосским храмом.

Дальше они шли в неловком молчании. Ма Жун искоса поглядывал на спутницу, но в ночном сумраке не мог разглядеть ее лица и возобновить разговор не решался. Только когда они миновали мост Полумесяца, он застенчиво пробормотал:

– Я бы очень хотел снова встретиться с вами. Может быть…

Бирюза остановилась и, подбоченясь, окинула его презрительным взглядом:

– Если вы думаете, что это начало легкого и необременительного романа, господин тайвэй, я должна вас разочаровать. Вы меня спасли, и я честно расплатилась. Вот и все, понятно?

Пока глубоко уязвленный Ма Жун подыскивал ответ, она с горечью добавила:

– Мой отец прав. Все вы, знатные господа, уверены, что любая женщина из народа готова подчиняться вашим прихотям. Разве вам не достаточно жены и наложниц, мой друг?

– Я не женат! – с негодованием воскликнул Ма.

– Вы наверняка лжете! Не может быть чтобы господин вашего ранга не создал семью много лет назад!

– Ошибаетесь! Не стану врать, что за все эти годы у меня никого не было, но женой я так и не обзавелся. Порой те или иные женщины скрашивают мое одиночество, но постоянной подруги у меня нет. Видно, я еще не встретил свою девушку.

– Все вы так говорите, – холодно бросила она.

– Что ж, будь по-вашему, – устало проговорил Ма Жун. – Пошли. У меня сегодня еще много работы помимо проводов заблудших девиц.

– Слушаюсь, господин тайвэй.

– Оставьте в покое мой чин, глупая женщина! – выпалил он. – Я не принадлежу к числу вельмож, которые с пеленок получают звания, я сын лодочника и очень этим горжусь. Родился в Фулине, маленькой рыбацкой деревушке в провинции Цзянсу. Но это, конечно, пустой звук для такой глупой и высокомерной девицы, как вы.

Ма пожал плечами и насупился. Но Бирюза молча смотрела на него, не двигаясь с места, и оставалось лишь продолжать исповедь:

– Мой отец был прекрасным и сильным человеком. Одной рукой мог поднять мешок риса так же легко, как тюк перьев. Но кроме лодки, у нас ничего не было, а после смерти отца мне пришлось продать ее за долги. – Ма Жун снова замолчал.

– Я знаю, что такое долги, – тихо проговорила девушка. – А что было потом?

Отвлекшись от грустных воспоминаний, он поднял глаза.

– Ну, я всегда много занимался борьбой, неплохо управлялся с мечом, поэтому местный судья нанял меня в телохранители. Платил он хорошо, но был редким негодяем. Как-то раз этот мерзавец подло обошелся с одной вдовой, и я его ударил. Прямо в челюсть! – Ма Жун усмехнулся, сурово посмотрел на Бирюзу и проворчал: – Побить судью считается тяжким преступлением, пришлось удрать и спрятаться в «зеленых лесах», то есть стать разбойником с большой дороги, если вы не знаете этого выражения!

– Я знаю. И как же разбойник мог превратиться в тайвэя императорской стражи?

– Мне повезло встретить своего нынешнего начальника, величайшего мужа во всей Поднебесной. Он сделал меня своим помощником, и я служу у него последние пятнадцать лет. Я обязан ему своей карьерой, чином – словом, всем, что имею.

Девушка пытливо заглянула в его глаза.

– Вы и вправду из Фулиня? – спросила она на тамошнем диалекте.

– Семь преисподних! – воскликнул Ма Жун. – Вы что, из наших краев?

– Нет, там родилась моя матушка. Она была чудесной женщиной, но несколько лет назад умерла. – Бирюза неловко запнулась. —А мой отец – из «старожилов».

– Несмотря на не вовремя подставленную подножку, он мне понравился. Правда, немного ворчлив.

– Папа великий артист, – очень серьезно проговорила девушка. – Но в его жизни произошла страшная трагедия, а это ожесточает.

Они снова пустились в путь. Вскоре показалась крытая зеленой черепицей крыша даосского храма. Большие бумажные фонари над входом еще горели.

Девушка положила руку на плечо Ма Жуна:

– Здесь мы распрощаемся. Отцу не надо знать о моей встрече с господином Ху. Я скажу ему, что случайно свалилась в канал.

Теперь, когда на лицо Бирюзы падал свет больших фонарей, Ма показалось, что холодок ушел из ее глаз, и он рискнул вновь попытать удачи.

– Я был бы рад увидеться с вами, – сказал он. – Просто для того, чтобы получше узнать друг друга. Где и когда мы сможем встретиться?

Девушка откинула со лба мокрые волосы:

– Что ж, коли так, приходите в «Дом Пяти Блаженств»… завтра в полдень. Я постараюсь там быть, и мы вместе съедим миску лапши. Как акробатка я считаюсь парией, но именно поэтому могу показываться на людях с любым мужчиной. Если, конечно, вы не боитесь, что нас увидят вместе.

– За кого вы меня принимаете? Я буду на месте… госпожа акробатка!

Глава 13

Рано утром, едва рассвело, судья Ди в ночном халате вышел на мраморный балкон. Ему хватило одного взгляда на плотную, непроницаемую пелену желтого тумана, со всех сторон обступившую балкон. В последние три недели он каждое утро видел это проклятое марево. Оно означало, что в воздухе опять ни ветерка, погода ничуть не изменилась, а следовательно, нечего и надеяться на дождь. Истерзанный чумой город ожидал еще один удушающе знойный день.

Судья вернулся в кабинет и закрыл за собой балконную дверь. В покоях было жарко, но он не хотел впускать туда пропитанный заразой воздух. Обычно этот зал на самом верху губернаторского дворца использовали для церемоний, а летом устраивали небольшие празднества, и гостям нравилось, выйдя на мраморный балкон, наслаждаться вечерней прохладой. Когда в городе было объявлено о распространении чумы и Великий Совет предоставил судье Ди губернаторский дворец, тот решил устроить штаб именно в этом зале. Четыре пиршественных стола были расставлены в форме квадрата, посредине которого судья приказал установить его собственный. На одном столе были собраны дела и документы, связанные с повседневной работой городского управления, на втором – то, что требовало безотлагательного решения, на третьем – материалы Верховного суда, а на четвертом – приказы, регулирующие снабжение города. Не вставая с кресла, судья мог легко дотянуться до нужной бумаги.

У дальней от входа стены стояли скамья и чайный столик с четырьмя стульями, а в углу – самый простой умывальник. Судья Ди жил, ел, спал и работал здесь с тех пор, как отправил своих трех жен с детьми в горное имение друзей и приказал замкнуть ворота дома, находившегося чуть южнее императорского дворца.

Отсюда, из этого зала, судья управлял городом, вверенным ему три недели назад самим Сыном Неба. А император, суд, государственные советники, ведомства и управы переехали в Летний дворец, расположенный за восемьдесят четыре ли от столицы в прохладной горной долине. Там раскинул шатры временный город, ненадолго став средоточием огромной Китайской империи – Поднебесной. Столица же, чье население сократилось втрое, напоминала остров, отрезанный от остального мира гуляющей по улицам Черной Смертью. Судье Ди не оставалось ничего иного, как приглядывать за этим Городом Страха.

Во временном штабе немногочисленные чиновники и посыльные поддерживали связь между судьей и канцеляриями городского управления, перенесенными сюда же, во дворец. Военное управление во главе с Ма Жуном и Чао Таем размещалось на третьем ярусе. Архивы, вверенные Tao Ганю, – на втором, а на первом, как и в обычное время, размещалась городская управа.

Слуга поставил на столик миску риса и тарелку соленой рыбы с овощами. Судья Ди сел, взял палочки, но почувствовал, что совсем не хочет есть. Накануне они с Tao Ганем засиделись далеко за полночь, составляя приказы и уведомления, а в те два часа, что удалось поспать, его мучили кошмары, и этот беспокойный сон был куда хуже любой бессонницы. От духоты и бесконечных разговоров болело горло, и судья с удовольствием выпил крепкого, горячего чая. Когда он наливал вторую чашку, вошел Tao Гань. Пожелав судье доброго утра, он сел и тоже принялся за чаи.

– На окраинах сейчас все спокойно, мой господин, – объявил Tao Гань. – Но около часа назад произошло тяжкое преступление. Отвратительное дело, доложу я вам! Четверо уборщиков трупов, вызванных в дом умершего от чумы начальника стражи, изнасиловали вдову и двух ее дочерей! К счастью, крики женщин привлекли внимание стражников, и негодяев арестовали. Согласно вашему указу, мои господин, я распорядился немедленно отвести их на площадь, где горит погребальный костер и собираются толпы им подобных. Виновным отрубили головы вместе с черными капюшонами!

Судья Ди кивнул:

– Я уверен, что это станет хорошим предостережением! Сколько на сегодня у нас уборщиков?

– В городском управлении зарегистрировано около трех тысяч, мой господин. Всем выданы таблички с номерами, по которым в конце недели они получают жалованье. Однако есть опасность, что среди честных людей затесалось много мерзавцев, решивших использовать преимущества черного плаща с капюшоном. Эти превратились в уборщиков не ради жалованья, а для того, чтобы безнаказанно воровать и совершать другие преступления.

Судья сердито поставил чашку:

– Нам нужно организовать проверки! Но никто не хочет и близко подходить к уборщикам, а ввиду нехватки людей…

Открылась дверь, и вошли Ма Жун с Чао Таем.

– У меня новости о Ху, мой господин! – со счастливой улыбкой выпалил Ма Жун и, усевшись поудобнее, рассказал судье о своих ночных приключениях.

– Потрясающая история! – воскликнул судья Ди. – Очевидно, именно ее ожидал Ху, когда мы с тобой, Tao Гань, вчера вечером внезапно заглянули на огонек. – И, проницательно взглянув на Ма Жуна, он спросил: – Ты уверен, что девушка сказала правду?

– Не думаете же вы, мой господин, что она прыгнула ночью в канал совершенно голой просто для того, чтобы поплавать ради здоровья! – возмутился Ма Жун.

– Вряд ли, – согласился судья и, немного подумав, добавил: – Эта девушка должна рассказать нам, что связывает Ху с ее отцом. Ты знаешь, где ее найти?

Ма Жун смутился:

– Где-то за даосским храмом, мой господин. Но я увижусь с Бирюзой завтра в полдень.

Судья Ди с улыбкой кивнул:

– Понятно. Что ж, потом приведи ее сюда, а заодно и отца. Во всяком случае, теперь мы вправе арестовать господина Ху. Попытка изнасилования – тяжкое преступление. Так что все получилось очень кстати. – Он подошел к письменному столу, выбрал чистую бирку и, обмакнув кисточку в красную тушь, быстро начертал несколько иероглифов, затем поставил киноварную печать Верховного суда. – Пока Ху будет сидеть под замком, мы сумеем собрать побольше сведений насчет убийства И, – пояснил он своим помощниками хлопнул в ладоши.

Тотчас явился посыльный.

– Срочно передайте приказ начальнику отряда стражи, – распорядился судья. – Пусть возьмет с собой четырех человек. Ху способен оказать сопротивление, но мне он нужен целым и невредимым, понятно?

Стражник поклонился и, бросившись прочь, чуть не сбил с ног старшего писца. Последний доложил судье:

– Господин Фан просит его принять, мой господин. Он из… особого отделения городской управы.

Tao Гань наклонился к начальнику и шепнул:

– Фан возглавляет ведомство по надзору за цветочными лодками и игорными домами, мой господин. Как я слышал, он неплохой человек.

– Пригласите его! – кивнул судья Ди.

Вошел невысокий, плотный мужчина в простом синем халате и круглой шапочке. Поверхностный наблюдатель мог бы принять его за лавочника, но стоило повнимательнее приглядеться к изрезанному глубокими морщинами лицу – и впечатление резко менялось. Левый глаз Фана подергивал нервный тик, а другой смотрел холодным, немигающим, как у рептилии, взглядом. Посетитель хотел было опуститься на колени, но судья нетерпеливо остановил его:

– Опустим церемонии! Что привело вас сюда?

– Мое ведомство получило приказ отыскать танцовщицу но имени Порфир, мой господин, – неторопливо начал объяснять Фан. – Цветочные лодки и игорные дома тут вряд ли дадут исчерпывающие сведения, поэтому я решил лично заняться этим делом и посвятил ему всю ночь. Я поговорил со старостой гильдии владельцев увеселительных заведений и некоторыми ее членами, и мои люди опросили осведомителей, каковые у нас имеются во всех подозрительных местах. Общая картина выглядит так: во-первых, девушка, вне всяких сомнений, ученица. Последним дозволено работать за пределами квартала только под надзором опытной наставницы, которая помогает ей переодеться, подать вино гостям, петь или играть на музыкальном инструменте. Девушкам не разрешают танцевать перед публикой, пока они не сдадут экзамен, и, конечно, не допускаются никакие сладострастные танцы в обнаженном виде: это привилегия танцовщиц особого разряда, получивших дополнительное разрешение. Во-вторых, имя Порфир не фигурирует ни в одном списке – как официальном, так и секретном. В-третьих, ни один «сад наслаждений» или цветочная лодка за последние две недели не получали заказов от покойного господина И, хотя он был их самым постоянным клиентом. – Посетитель перевел дух и, уставив на судью немигающий взгляд, продолжал: – Из этого, мой господин, я делаю вывод, что девушка и ее хозяин лгали. Старосту гильдии такой обман привел в ярость. Он тотчас велел найти самозванцев и предложил солидное вознаграждение. Надеюсь, их очень скоро отыщут. – Судье было трудно понять, подмигнул господин Фан левым глазом или тот просто дернулся от тика, но голос звучал на редкость сухо. – Совет гильдии и ее члены не очень склонны принять их с распростертыми объятиями.

– Спасибо, – поблагодарил судья. – Это весьма полезные сведения.

Он уже хотел отпустить похожего на рептилию человека, но Tao Гань снова зашептал что-то на ухо. Ди немного поколебался и, прочистив горло, спросил:

– Вы привыкли иметь дело с самыми деликатными вопросами, не так ли, господин Фан?

– Поэтому-то уже двадцать лет бессменно занимаю свой пост, мой господин, – тонко улыбнулся тот.

– Дело в том, что я хочу попросить вас, соблюдая строжайшую тайну, собрать сведения о прошлом госпожи Мэй, вдовы моего достойного друга, торговца. Есть основания предполагать, что до замужества она работала в одном из подведомственных вам заведении.

– Я хоть сейчас могу сообщить вам эти сведения, мой господин. Правда, известно мне немного. Ни танцовщицей, ни певицей она не была. В списках значилась как ученица под именем Сапфир. Тринадцать лет назад работала на цветочной лодке в старом городе.

– И господин Мэй ее выкупил?

Нет, мой господин. Она просто стала жить у него. – Увидев, что судья недоуменно вскинул брови, Фан быстро пояснил: – Мне очень жаль, мой господин, но это одно из немногих дел, которые я никогда не смогу выполнить должным образом. И причиной тому две непреодолимые преграды! Во-первых, заведение, где она работала, относилось к старому городу, и я приказал оставить этот район в покое, пока там не совершается преступлений. Более того, вскоре цветочная лодка сгорела, а хозяин и большинство женщин погибли в огне. Сапфир, безусловно, выкупили, но мне не удалось выяснить кто. Во-вторых, после этого она стала женой торговца Мэя. Он, конечно, был самым здравомыслящим из «старожилов», но становился крайне замкнут, как только доходило до личных проблем. В общем, будучи богатейшим торговцем столицы, он не относился к числу тех, кто позволяет вторгаться в свою частную жизнь. Вот почему я так хорошо помню это дело, мой господин. Оно, увы, осталось нераскрытым, а таких очень и очень немного.

– Нисколько не сомневаюсь, – сказал судья. – Я полностью доверяю вашим деловым качествам, господин Фан. Когда нападете на след мнимой танцовщицы Порфир, сразу дайте мне знать.

Едва дверь за посетителем закрылась, судья Ди в гневе вскочил с кресла:

– Ху наговорил нам бессовестной лжи! Не будь серьги, я бы подумал, что танцовщица и ее спутник – всего-навсего плод фантазии Ху и служанки. Я правильно поступил, приказав арестовать этого негодяя и…

Вошел дежурный стражник, и судья с досадой бросил:

– Ну, что там еще?

– Посыльный из городского суда докладывает, что повесилась госпожа И, мой господин. Ее обнаружил доктор Лю. Стражники…

– Я сам займусь этим делом, – перебил его судья Ди и вновь обратился к своим помощникам: – Интересно, кто следующий? И конечно, тело обнаружил доктор Лю! Опять этот угодливый волокита! Что у меня назначено на сегодняшнее утро, Tao Гань?

– Через час вы должны встретиться со старостами, мой господин, и убедить земледельцев продолжать поставки овощей в город. Потом вы собирались принять…

– Хорошо, хорошо! У нас есть целый час, чтобы побывать в доме И. Принесите мне халат и шапочку – мы сейчас же отправимся туда. Все вчетвером!

Глава 14

К дому И судью Ди и трех его помощников доставили в большом паланкине. Судебный лекарь и его подчиненный прибыли следом. Туман растаял, обратившись густой влажной дымкой, и очертания безлюдных улиц немного плыли в горячем воздухе.

Дверцу массивных кованых ворот открыл не кто иной, как доктор Лю, и с ужасом уставился на судью:

– Я… я ожидал чиновника из городского управления, мой господин! И…

– Я решил сам заняться этим делом, – отрезал судья Ди. – Проводите меня!

Доктор Лю отвесил очень низкий поклон.

Сначала они шли теми же дворами, что и в прошлый раз, но, миновав внутренний садик, лекарь повел их не к золоченой двери, а в другие покои, видимо служившие госпоже И спальней. Мельком оглядев изящную мебель из палисандрового дерева, судья направился к постели, где лежало накрытое белым полотном тело хозяйки дома. Он откинул верхний край ткани и, бросив всего один взгляд на искаженное лицо с высунутым, распухшим языком, сделал знак судебному лекарю, что можно приступать к работе. На полу в уголке судорожно рыдала служанка Кассия. Судья решил, что допросит ее позже, развернулся и вышел, поманив за собой доктора Лю. Начальник канцелярии и оба тайвэя стояли у маленького пруда, заросшего лотосом. Судья сел на грубую каменную скамью.

– Когда вы ее нашли? – спросил он лекаря.

– Всего полчаса назад, мой господин, Я хотел справиться о здоровье госпожи И. Убийство мужа стало для нее страшным ударом, и я боялся…

– Это несущественно. Ближе к делу!

Лекарь испуганно вскинул глаза:

– Служанка повела меня в спальные покои. Она обрадовалась моему приходу, потому что незадолго до этого принесла хозяйке чай, но, постучавшись, не получила ответа, а дверь была заперта изнутри. Если госпожа И затворялась, это всегда означало, что она плохо спала и чувствует себя неважно. Я пообещал Кассии дать хозяйке успокоительное, потом, в свою очередь, постучался и крикнул, что это я пришел ее проведать. Госпожа И не отзывалась ни на какие уговоры, и в конце концов я испугался, что ночью ей стало дурно и бедная женщина нуждается в помощи. Тут уж я попросил Кассию позвать своего сына, и он топором выбил замок. – доктор подергал узкую бородку и покачал головой. – Госпожа И висела на потолочной балке, мой господин. Мы немедленно перерезали веревку, но тело уже остыло и окоченело. Видимо, госпожа И подвинула на середину комнаты туалетный столик, а так как рядом лежал перевернутый стул, я решил, что она поставила его наверх, забралась сама, накинула на шею петлю и оттолкнулась ногой. Кроме того, я обнаружил, что у госпожи И сломаны шейные позвонки, а значит, смерть наступила мгновенно. Как домашний лекарь, мой господин, я бы осмелился сделать заключение, что это самоубийство на почве временного помрачения рассудка.

– Спасибо. А теперь ступайте – судебный лекарь, вероятно, захочет задать вам несколько вопросов.

Доктор Лю ушел, и судья Ди обратил взгляд к своим подчиненным:

– Пока они там работают, давайте еще раз осмотрим дом. Сначала галерею. Вдруг при дневном свете мы сумеем обнаружить улики, ускользнувшие от наших глаз вчера вечером. Где этот привратник? – Он хлопнул в ладоши, но никого не дождался. – Что ж, думаю, я и сам найду дорогу!

Судья повел спутников в пустынные коридоры и, немного поплутав, отыскал лестницу на галерею. Он вошел первым и, увидев, что все бамбуковые занавески опущены, повернул голову к Tao Ганю:

– Пожалуйста, подними эти…

Судью прервал удивленный возглас Ма Жуна. Гигант стоял как вкопанный, ошеломленно разглядывая галерею.

– Что с тобой? – сердито поинтересовался судья Ди.

– Это же то самое место, что я видел в волшебном фонаре Юаня! – воскликнул Ма Жун. – Сцена, где человек в черном бьет женщину! – Он возбужденно ткнул пальцем в сторону павильона. – Только скамья стояла там в середине. Женщина лежала на ней лицом вниз и…

– О чем это ты? – изумленно спросил судья Ди. – Кто такой Юань?

Ма Жун снял шлем и смущенно почесал голову.

– Это любопытная история… – начал он.

– В таком случае сядем, – перебил судья Ди. – Но прежде всего подними занавески, Tao Гань. Мне не нравится этот застоявшийся воздух.

Они устроились на скамье, и Ма Жун подробно рассказал о кукольнике с его волшебным фонарем.

– Потом Юань показал мне вторую сцену – дом на берегу. Я видел только ее часть, поскольку свеча в ящике потухла, а вчера вечером, когда стоял на мосту, было слишком темно, чтобы ясно разглядеть жилище Ху. Но теперь я узнал и его. – Он махнул рукой. – Как ни странно, именно этот дом Юань показал мне на второй картинке!

Судья поглядел в окно, задумчиво теребя усы.

– Это может означать только одно, – сурово проговорил он. – Юань знает о том, что на этой галерее шесть лет назад И до смерти засек рабыню, а Ху замешан в этом гнусном преступлении. А так как Бирюза говорила вам, что отец состоял на службе у Ху, Юань, наверное, мог видеть все собственными глазами. Ты должен разыскать этого кукольника, Ма! Мне совершенно необходимо с ним поговорить!

– Я приложу всё усердие, мой господин! —с довольной улыбкой пообещал тайвэй.

Судья встал:

– Я бы хотел, чтобы вы с Чао Таем взглянули на балкон и сказали, прав ли я, полагая, что забраться на него мог только человек сильный и гибкий… два друга отправились выполнять поручение, а судья Ди с Tao Ганем принялись расхаживать по галерее, обсуждая рассказ.

Наконец Ма Жун и Чао Тай, немного поспорив, подошли к судье.

– Вскарабкаться по одной из этих колонн не так уж и трудно, мой господин, – объявил Чао Тай. – А вот залезть на выступ под балконом гораздо сложнее. Заметьте, этот выступ поднимается над колонной примерно на чи, а от него до перил – добрых три чи, и ухватиться не за что. Да, чтобы проникнуть в дом таким способом, нужны силы и умение. Охотнику, привыкшему взбираться на любые деревья, это бы удалось, но он должен быть довольно рослым.

– Ху невысок, – покачал головой судья Ди, – но я заметил, что у него длинные, как у обезьяны, руки. Поэтому…

Tao Гань потянул его за рукав.

– Вчера я кое-что пропустил! – грустно заметил тот, указав на обшивку стены.

Одна из деревянных панелей, как раз у самой скамьи, слегка отошла.

– А ведь это даже не потайная дверь, – продолжал сокрушаться Tao Гань. – У нее самая обыкновенная ручка. Но все эти панели совершенно одинаковы, а так как освещение было никуда не годным…

– Ничего, – успокоил его судья. – давайте заглянем внутрь!

За дверью была маленькая комнатка без окон. В спертом воздухе застоялся запах румян и благовоний. Большую часть пространства занимал туалетный столик с большим круглым зеркалом из полированного серебра. Кроме того, здесь стояли табурет и две высокие вешалки. В дальней стене виднелась еще одна дверь.

Судья выдвинул ящики туалетного столика – пусто. Но в щели на дне самого последнего что-то застряло. Ди, ковырнув ногтем, извлек на свет маленький красный камешек.

– Так-так, – довольно усмехнулся он, – вы только посмотрите! Эта девушка, Порфир, видимо, очень спешила! Вот камень от второй серьги. – Судья положил добычу в карман. – А теперь посмотрим, куда ведет дверь.

Ма Жун открыл ее и обнаружил крутую, узкую лестницу. Последняя вела к длинному коридору без окон. Добравшись до его конца, спутники попали во двор перед домом.

– И пользовался этим коридором, как самым коротким и удобным путем в галерею, – догадался Tao Гань. – Таким образом, он мог водить к себе сомнительных гостей незаметно для слуг.

– А в душном закутке женщины переодевались, точнее – снимали одежду, – добавил Ма Жун.

Судья Ди, казалось, ничего не слышал. Глаза его неотступно следили за юным привратником, идущим по двору с ведром и метлой. При виде высоких гостей он неуклюже поклонился и удрал. Судья повернулся к Tao Ганю.

– Этот юноша тебе никого не напоминает? – спросил он.

Tao Гань растерянно покачал головой.

– Он похож на господина Ху, – объявил Ди. – Вот почему, когда мы пришли в Ивовый дом, лицо хозяина показалось мне знакомым. Теперь, увидев мальчика при ярком дневном свете, я в этом совершенно уверен. Вы сами упоминали о свободных нравах «старой знати», Tao Гань. Этот юнец – внебрачный сын Ху! Так вот что, помимо ненависти к И, заставило Кассию попытаться запутать дело! Именно она, обнаружив труп хозяина на галерее, начисто вытерла подоконник, чтобы скрыть следы пребывания Ху!

Судья надолго погрузился в глубокие раздумья, поглаживая пальцами длинную бороду. Трое его спутников почтительно молчали. А Ди настолько отрешился от действительности, что как будто забыл об их присутствии. Наконец, он поднял глаза и посмотрел на Ма Жуна:

– Давайте вернемся к вашей встрече в «Доме Пяти Блаженств». Как по-твоему, кукольник знал, кто ты такой?

– Нет, мой господин. Он принял меня за обычного воина. Я снял значок, а в шлеме и кольчуге мирный житель Поднебесной не отличит тайвэя от простого стражника. – Ма Жун нахмурился. – Впрочем, это было до того, как он показал мне картинки в волшебном фонаре. Ну а увидев эту ужасную сцену, я назвал свой чин и потребовал проводить меня в тот дом, чтобы я мог арестовать негодяя.

– Понятно. Как бы то ни было, мне надо срочно увидеться с этим кукольником. Завтра будет слишком поздно. Жаль, что его дочь не показала тебе, где они живут! А хозяин «дома Пяти Блаженств» не мог бы нам помочь?

– Нет, мой господин. Я уже спрашивал, но он сказал, что Юань с дочками перебирается с места на место. В конце концов, это же бродячая труппа, мой господин!

– Хорошо. Когда мы уйдем отсюда, вы с Чао Таем поспешите в квартал за даосским храмом и отыщете Юаня, а потом доставите вместе с дочерью Коралл ко мне в кабинет. Вторая сестра мне не нужна. А пока вернемся в дом – лекарь, наверное, уже все закончил.

Он развернулся и зашагал через двор, сунув руки в широкие рукава халата.

Доктор Лю и судебный лекарь ждали во внутреннем садике, сидя на каменных скамейках возле пруда. Увидев судью, они поспешно встали. «Доктор мертвых» протянул ему свиток со своим заключением:

– Я как должно обследовал тело, мой господин. По-видимому, госпожа И совершила это через час или два после полуночи, когда дух особенно подвержен слабости. Следов насилия на теле нет. Я согласен с доктором Лю относительно того, каким образом эта женщина покончила с собой. Все подробности я отметил в заключении. А теперь, если позволите, мой господин, я составлю свидетельство и распоряжусь, чтобы тело поместили во временный гроб. Служанка сказала мне, что следующий в роду – весьма преклонных лет дядя покойного хозяина дома, каковой живет в восточном квартале. Я пошлю уведомление, дабы он приехал сюда и взял на себя расходы.

Судья Ди кивнул.

– Оставьте здесь двух стражников, – приказал он. – А с вами, доктор Лю, я хотел бы еще побеседовать. Пойдемте в более удобное место. Вы, Ма Жун и Чао Тай, можете идти и позаботиться о моем поручении. Тебе, Tao Гань, лучше вернуться во дворец и подготовить бумаги для встречи со старостами. Я присоединюсь к тебе, как только выясню все вопросы с доктором.

В углу соседнего покоя судья увидел чайный столик. Смахнув краем рукава пыль со стула, он сел и, предложив доктору Лю устроиться рядом, вежливо начал:

– Меня поразили ваши рассуждения о самоубийстве госпожи И, доктор. Что побудило ее уйти из жизни, как вы полагаете?

Доктор Лю не мог скрыть облегчение, поскольку явно ожидал страшного допроса с пристрастием. Он важно погладил бороденку:

– Не всегда легко, мой господин, восстановить ход мыслей человека умершего. Но, коль скоро я постоянно лечил госпожу И, полагаю, мне удастся подойти достаточно близко к истине. Конечно, о покойниках плохо не говорят, но мой долг – поставить вас в известность, что господин И был очень неприятным и жестоким человеком, обуреваемым самыми извращенными страстями, а потому вел крайне беспорядочную, распутную жизнь. Госпожа И любила мужа и глубоко страдала, видя, как он опускается все ниже и ниже. Она пыталась бежать от своего горя, внушая себе, что он на редкость хороший человек, и через какое-то время искренне поверила в этот далекий от действительности образ. Тем самым воображение дало необходимый отдых опасно пошатнувшемуся рассудку. Но, когда госпожа И услышала, что ее супруг убит, искусственный образ вдруг исчез, и несчастная в полной мере осознала, как глубоко заблуждалась. Это жестокое потрясение она и не смогла перенести, мой господин.

Судья Ди медленно кивнул. Лю был не лишен проницательности и умел точно выражать свои мысли, поэтому с ним следовало вести себя осторожно.

– Вы превосходно разбираетесь в людях. Позвольте мне узнать ваше мнение и еще об одном деле, на сей раз не медицинском. Как лекарь вы, естественно, слышите много такого, что люди, особенно из так называемой «старой знати», никогда не рассказывают посторонним. Недавно до моего сведения довели, что прошлое госпожи Мэй окутано тайной. А служащие моей канцелярии не любят тайн, когда им надо составлять официальные документы, связанные с наследованием. Может быть, вы рассеете наши сомнения?

Вопрос явно ошеломил Лю, но, встретив упорный и пристальный взгляд судьи, он вяло улыбнулся:

– Упомянутая вами тайна, мой господин, соблюдалась сознательно. Я вам ее открою, но лишь уповая, что это останется между нами. Я оказался в курсе дела… как домашний лекарь.

– Вы имеете в виду то, что госпожа Мэй работала на цветочной лодке?

– О нет, мой господин! Окружая себя излишней таинственностью, мы создаем лишние неприятности, и всегда найдутся безответственные лгуны, готовые распространять всякую чушь! Нет, мой господин, госпожа Мэй никогда не была доступной женщиной. Напротив, она происходит из очень знатной семьи «старожилов».

– Так зачем из этого делать тайну?

– Дело в том, мой господин, что эта семья исконно враждовала с кланом Мэй. Отец девушки всеми силами противился этому браку. Но, несмотря на то что господин Мэй был вдвое старше, она оценила его выдающиеся достоинства и упорно добивалась своего, а когда отец заупрямился, просто сбежала к Мэю, своему избраннику. Вскоре они тайно поженились. Замечательная женщина, мой господин! Ее отец пришел в неописуемую ярость и, не в силах ничего изменить, переехал куда-то на юг. Вот и все, мой господин.

– Изумительная пища для пересудов! Прекрасно, я передам своим людям, что все в порядке. И последнее: не могли бы вы предложить хоть какие-то меры, чтобы свести к минимуму риск распространения болезни, доктор?

Лю пустился в пространные объяснения, которые судья внимательно выслушал. При всей слабости его нравственных устоев этот человек, безусловно, был хорошим лекарем.

Судья Ди тепло поблагодарил за помощь, и доктор Лю проводил его к воротам, где давно ждал паланкин.

Глава 15

Ма Жун с Чао Таем угрюмо взирали на двух монахов-даосов, но те лишь низко кланялись, касаясь пола длинными рукавами желтых одеяний. Все четверо стояли у подножия широкой каменной лестницы, ведущей к высокой башне даосского храма.

На улице появились два уборщика в капюшонах. Один из них приподнял край черного плаща и хрипло прокаркал:

– Наши амулеты продаются получше ваших молитв, жалкие притворы!

Второй загоготал, и отзвук его смеха гулко раскатился в тишине безлюдного квартала.

– Этих наглых воров тут более чем достаточно, – сказал Чао Таю один из монахов. – Но кукольника мы никогда не видели.

– Во всяком случае, последние десять дней наш храм никто не посещал, – заметил другой монах. – А мы день и ночь молимся о дожде.

– Вот и продолжайте! – нелюбезно буркнул Ма Жун. – до свидания!

Он кивнул другу, и оба пошли прочь. Чао Тай уныло оглядел окна лавок напротив. Все ставни были закрыты.

– По-видимому, они открываются всего на час, рано утром, – вздохнул он, – как и на окраинах. Продадут то немногое из еды, что у них есть, – и снова дверь на замок. Ну, кого тут спрашивать о кукольнике и этой девчонке? Не можем ведь мы стучаться в каждую проклятую дверь в этом квартале, правда?

– Это будет нелегко, – мрачно согласился Ма Жун. – И ни одного уличного мальчишки поблизости не видно. Вот бы кто наверняка мог помочь, ведь они обожают кукольные представления! В обычное время…

Чао Тай, подергивая тонкие черные усики, вдруг спросил:

– А как выглядела обезьянка Юаня? В харчевне было так темно, что я не разглядел ее толком.

– Обезьянка? А что тебя интересует?

– У нее был хвост?

– Да. Длинный пушистый хвост. Она обвивала им шею Юаня.

– О Небо! Да это же древесная обезьяна! – расплылся в улыбке Чао Тай.

– Древесная так древесная, и что с того? – сердито проворчал Ма Жун.

Чао Тай в раздумье посмотрел на храм.

– По-моему, – негромко сказал он, – нам стоит забраться на эту пагоду, брат.

– Зачем? Хочешь поупражняться в лазанье по стенам?

– Нет, поискать деревья, брат. Здесь их совсем немного – бедному кварталу такая роскошь, как сад, недоступна. А бродячие артисты, которые держат обезьянок, обходящих публику с блюдом, очень о них заботятся, ведь эти обученные зверьки дорого стоят. Значит, Юань живет в таком месте, где есть деревья, чтобы обезьянке было вольготно. Будь зверек другой разновидности, кукольнику это не понадобилось бы. Все обезьяны, кроме древесных, отлично себя чувствуют, прыгая по всему дому, залезают на лари и постели, потому что им это нравится.

Ма Жун согласно кивнул. За много лет, проведенных в «зеленых лесах», он успел убедиться, что Чао Тай понимает толк в животных. Он вечно кого-нибудь приручал и прекрасно знал все звериные повадки.

– Ладно, – улыбнулся Ма, – залезем на эту проклятую пагоду. Оттуда должно быть видно, где тут растут деревья. Не очень надежная зацепка, но все же лучше, чем ничего. Друзья снова затопали по каменной лестнице. Послушник проводил их через внутренний двор к входу в девятиэтажную пагоду. Обливаясь потом и бормоча проклятия, они поднялись по крутой, узкой лестнице и с площадки девятого этажа вдруг увидели, что знойное марево над волнами крыш немного рассеялось. Весь квартал простирался внизу живописной картой. За храмом среди трущоб торчал одинокий островок зелени. А за ним на высоком шесте висел флаг – значит, неподалеку пост городской стражи.

– Пойдем к тому зеленому островку, брат, – предложил Чао Тай. – Гляди, крыши вокруг него образуют квадрат и высятся над другими. Я думаю, это старинный дом, построенный еще в те времена, когда этот квартал был сердцем города. Теперь в таких домах нашли приют десятки бедных семей.

– Хорошо. Именно в местечке вроде этого и мог поселиться Юань. Надо только придумать, как туда лопасть.

Ма Жун, склонившись над оградой, уставился на лабиринт дорожек и улиц.

– Смотри, вначале нам надо попасть на вон ту небольшую площадку за храмом, потом двинуть по извилистой тропинке и повернуть влево, на прямую дорогу. Это самый короткий путь.

Друзья, изрядно приободрившись, начали спускаться вниз.

Через полчаса утомительных блужданий по грязным улицам настроение опять стало портиться. С каждым шагом в глубь квартала дома становились беднее, а по пути не встретилось ни одного человека, у кого можно было бы спросить дорогу. Наконец, на углу очередной улицы путники увидели старуху в лохмотьях. Она рылась среди отбросов зловонной сточной канавы в поисках съестного.

Нет, старуха не замечала поблизости никаких кукольников или акробатов, но сказала, что через три улицы отсюда действительно стоит высокий старый дом.

– Дом очень большой, – предупредила она, – и бродяги живут в дальней его части. Во двор не заходите – туда мы сносим своих мертвецов, а потом их забирают уборщики. – Нищенка смахнула с потного лица седую прядь. – Вам повезло. Сегодня тут очень много уборщиков. Они хорошие люди, могут вызвать духов умерших и продают амулеты от всех болезней.

Чао Тай поблагодарил старуху, и они двинулись дальше. На следующей улице им повстречалось человек десять уборщиков. Среди них шагал рослый мужчина в длинном халате из дорогой парчи и высокой черной шапочке.

– Эй, доктор! – окликнул его Ма Жун. – Что вы тут делаете?

Доктор Лю, что-то сказан высокому уборщику, подошел к двум друзьям.

– Я осматривал двух молодых женщин в большом старом доме, господин тайвэй, – вежливо ответил он, – но, к сожалению, ничем не сумел помочь – обе были тяжело больны и умерли у меня на глазах.

Ма Жун побледнел. У него екнуло сердце.

– Вы имеете в виду дочерей Юаня?

– Юань? Их звали Юань? – спросил Лю долговязого уборщика.

Тот пожал плечами, укутанными черным плащом.

– Покажите нам дорогу, доктор, – приказал Чао Тай. – Вот уж не думал, что вы так заботитесь о бедняках!

– Я очень серьезно выполняю свой долг, – холодно отозвался Лю. – Что ж, пойдемте, если не верите мне на слово.

Лекарь развернулся, друзья поспешили за ним, а группа уборщиков замыкала шествие. Через некоторое время высокая фигура в черном плаще приблизилась к Чао Таю, приглушенный балахоном голос просипел:

– А я вас знаю, господин тайвэй. Это вы приказали обезглавить четверых наших товарищей!

– Могу лишить головы и вас! – ледяным тоном отрезал Чао Тай. – И даже за гораздо меньшую провинность! Будьте осмотрительнее, мой друг!

Долговязый отстал, и Чао Тай услышал, как он перешептывается со своими спутниками.

На следующей улице к ним присоединилась еще дюжина людей в капюшонах, и все они оживленно загомонили, но так, чтобы блюстители закона не могли разобрать ни слова. Ма Жун оглянулся – глаза в прорезях капюшонов сверкали злобой. Он подтолкнул друга, и тот схватился за рукоять меча – тоже почуял угрозу в поведении уборщиков.

– Ну вот мы и на месте, – сказал доктор Лю, останавливаясь перед полуразрушенными воротами.

Сквозь трещины в штукатурке проступали видавшие виды кирпичи, но кованая дверь казалась довольно крепкой. Лю указал на деревянную щеколду. Двое уборщиков подняли ее и толкнули створку. Лекарь вошел первым, за ним – Ма Жун и Чао Тай, но уборщики оставались снаружи, и узкую улочку буквально запрудили фигуры в черных капюшонах.

Ма Жун приблизился к двум неподвижным фигурам, лежавшим на куче отбросов у входа в высокую полутемную привратницкую, и с облегчением перевел дух – умершие женщины были ему незнакомы.

– Воздух здесь пропитан болезнью, доктор, – проворчал Чао Тай. – Бродяг нужно куда-то переселить.

– Вот и займитесь этим, тайвэй. А я позволю себе откланяться – у меня и своих дел хватает.

– Не могу сказать, что я был рад встрече с вами, – буркнул Ма Жун.

– Осторожно, тайвэй, – злобно огрызнулся Лю. – Очень скоро я могу вам понадобиться.

– Если мы заболеем, – весело вставил Чао Тай, – то позовем нашего лекаря. Он будет несказанно рад для разнообразия поглядеть на живое тело! Доктор Лю повернулся и, не сказав ни слова, вышел.

Два друга зашагали по длинному, узкому проходу. Сквозь прорехи разваливающейся крыши виднелось неласковое небо. Здесь не было окон, зато стены, несмотря на пятна плесени, выглядели довольно крепкими. Проход заканчивался дверью. Чао Тай попытался ее открыть, но тяжелая створка не поддалась. Приложив к ней ухо, тайвэй услышал с той стороны чье-то бессвязное бормотание.

И тут же сверху донесся грубый насмешливый голос:

– Вот вы и попались, грязные собаки!

Сквозь дыру в крыше на них смотрел уборщик. Потом послышался негромкий свист, и в голову Ма Жуна чуть не угодила стрела.

– Назад, к другой двери! – прошипел ЧаоТай.

Они стремглав кинулись обратно. Ма Жун перескочил через трупы двух женщин и потянул дверь. Тщетно!

– Мы в ловушке, – выдохнул Чао Тай. —У этих негодяев луки, и, если мы будем смиренно ожидать своей участи, нас просто подстрелят с крыши. Давай выбьем вторую дверь и прорвемся с той стороны!

– Одним духам ведомо, какое оружие они прячут под своими проклятыми плащами, – возразил Ма Жун. – А соотношение – сорок против двоих. Тут скорее нужна ловкость, а не сила, брат! Помоги-ка мне скорее снять кольчугу! – Прошептав на ухо Чао Таю, что надо делать, он рявкнул во весь голос: – Что вы о себе возомнили, псы! Наши стражники от вас мокрого места не оставят!

Уборщики издевательски захохотали.

– А мы вас обоих аккуратно завернем в полотно, – крикнул кто-то. – И никто ничего не узнает!

– Эй, может, лучше договориться? – ответил Ма Жун, помогая Чао Таю надеть свою кольчугу на одну из умерших женщин.

Чао Тай застегнул на голове покойницы шлем и, когда Ма Жун подхватил ее под руки, воткнул острие меча в затылок, как раз под кромкой железа.

– Прости, девочка, – пробормотал он и двинулся к двери, неся перед собой на мече безжизненное тело.

Ма Жун, одетый только в кожаные штаны и нижнюю рубаху, быстро осмотрел засов – тот был исправен. Оглянувшись, Ма увидел, как труп женщины пронзили две стрелы. Чао Тай медленно опустил ее на пол, подошел поближе и нагнулся, пряча лицо. Первая стрела ударила его в спину, вторая отскочила от шлема. Чао вскрикнул и, упав на распростертое тело, затих.

– Тащи сюда обоих! – завопил кто-то на крыше.

Ма Жун стоял, прижавшись к стене у двери, и ждал, когда поднимут щеколду. Наконец дверь открылась и вошел человек в черном. Ма Жун крепко обхватил его за шею и глубоко вонзил меч в правый бок. Одновременно он захлопнул дверь ногой, потом, подождав, пока корчащееся тело упадет на пол, запер засов.

– Что случилось? – завопили снаружи.

Ма Жун быстро накинул черный плащ своей жертвы, сунул за пояс кинжал и, надвинув на голову капюшон, подскочил к Чао Таю, все еще лежавшему без движения.

– Давай руку! – крикнул он.

Сквозь дыру просунулись две головы в капюшонах и в проход спустили легкую бамбуковую лестницу. Ма Жун мигом поднялся наверх. Два уборщика, вооруженные луками и стрелами, стояли в опасной близости от края крыши. К своему удовлетворению, тайвэй заметил, что чуть поодаль карниз нависает над плоской крышей крыльца с противоположной стороны прохода.

– Что… – начал один из уборщиков – тот, что был повыше.

Ма Жун нанес резкий удар, и любопытный вниз головой полетел в дыру. А тайвэй, распахнув плащ, изо всех сил пырнул кинжалом в живот второго уборщика и хотел было спуститься, но, поразмыслив, вновь плотно обернулся плащом и осторожно пошел вдоль карниза к плоскому навесу над крыльцом. При виде столпившихся у двери уборщиков он заорал:

– Бегите! У главных ворот стражники!

Они колебались всего один миг и, услышав громкий стук в окованную железом дверь, бросились к другому выходу.

Ма Жун, как только мог быстро, не рискуя свернуть шею, заскользил по шаткому карнизу обратно и, несмотря на то что последний оказался довольно надежен, почувствовал себя уверенно, лишь благополучно добравшись до входа в привратницкую.

– Стражники – у дальних ворот! – крикнул тайвэй. – Но с этой стороны пока ничего не видно. Если поторопимся, можем успеть!

Снизу донеслись гневные вопли и ругательства. Ма Жун быстро оглядел толпу. Доктор Лю все еще болтался среди уборщиков.

Ма Жун вернулся к дыре и соскользнул по бамбуковой лестнице. Чао Тай уже снял с покойницы его кольчугу и вместе со шлемом завернул в свой шейный платок, а сам переодевался в черный плащ лучника, сброшенного Ма Жуном в проход. Голова убийцы-неудачника самым неестественным образом болталась на шее.

– Надвинь пониже капюшон и пойдем! – поторопил друга Ма Жун.

Они поднялись по лестнице и огляделись. Людей в черном и след простыл.

Друзья добрались по карнизу к дальнему концу прохода и спрыгнули во двор. Ворота выходили на узкую улочку.

– К посту! – выдохнул Ма Жун.

За поворотом они неожиданно наткнулись на четырех уборщиков.

– В какой стороне стражники, братья? – спросил Чао Тай.

– Везде! Спасайтесь!

Перепуганные смутьяны, оттолкнув обоих тайвэев, рванули в какой-то лаз.

На поиски поста городской стражи у друзей ушло немало времени. По пути они встретили лишь одного мирного жителя, но и тот при виде двух высоких фигур в черных капюшонах быстро исчез.

Чао Тай и Ма Жун скинули плащи и капюшоны только во дворе небольшого домика, где устроились начальники поста. Оба тайвэя разделись догола и присели на каменный пол. Пока двое стражников обливали их холодной водой, другие окуривали одежду и оружие над жаровней с ароматными травами, постоянно горевшей в углу двора.

К своему удовольствию, Чао Тай узнал от дежурного начальника, что лошадь уже оседлана. Это соответствовало плану, задуманному Ма Жуном для быстрого оповещения всех постов: днем на каждом из них следовало держать лошадей, готовых доставить сообщение, а ночью иметь под рукой несколько хлопушек, рассылающих многочисленные цветные огни. Он приказал начальнику стражи разослать конных гонцов на все ближайшие посты, собрать сотню людей и, окружив квартал, обезвредить уборщиков.

– Хватайте всех, у кого есть оружие, – добавил он, – а каждого, кто вздумает сопротивляться, убивайте на месте. Арестованных ведите к нам, в Ведомство охраны общественного порядка.

Чао Тай поморщился, когда Ма Жун залепил ему рану на спине масляной нашлепкой. Кольчуга, конечно, помешала стреле пронзить его тело, зато ее железные кольца вдавились и поранили кожу.

– Радуйся, что это была всего лишь обычная деревянная стрела, – хмыкнул Ма Жун. – Будь у них новомодная штуковина с железным древком, она убила бы тебя, несмотря на кольчугу. Оружейникам сто раз говорили, что теперь, когда появились самострелы, кольчуги надо делать с утолщенными пластинами на груди, спине и по бокам. Но упрямые негодяи твердят, что нельзя жертвовать подвижностью ради безопасности!

Наконец друзья снова оделись, перекусили вместе с начальником поста и вернулись в трущобы. Слухи о стычке стражи с уборщиками, по-видимому, уже распространились по всему кварталу, потому что из окон то и дело кто-нибудь высовывал голову, испуганно озирая грязные улицы. Ма Жун и Чао Тай, расспрашивая любопытных, кое-как добрались до большого старого дома на узкой, но удивительно чистой дороге. Ворота здесь были широко распахнуты.

Облезлый от старости проход был совершенно пуст, но чисто выметен. Друзья осмотрели дверные проемы, ведущие в комнатки по обеим его сторонам, – сами двери, должно быть, давно утащили на дрова.

– Никого! – пробормотал Чао Тай.

– Тише! – поднял руку Ма Жун, уловив отдаленные звуки флейты.

Они миновали привратницкую и, распахнув двустворчатую дверь в конце прохода, оказались в запущенном саду с персиковыми и апельсиновыми деревьями. Вдоль стен открытые балконы вели к высокому дому. Это был тот самый зеленый островок, что друзья видели с вершины пагоды. Звуки флейты стали громче. Чувствовалось, что играет настоящий мастер, – четкая, приятная мелодия невольно завораживала.

– Нашел! – воскликнул Чао Тай, указывая на маленькую коричневую обезьянку, которая повисла на ветке, зацепившись хвостом, и внимательно разглядывала их темными глазками-бусинками.

Чао Тай засвистел, подзывая ее, а Ма Жун быстро побежал но левому балкону с низкой, облупленной оградой. Похоже, этот дом давно не приводили в порядок.

Догнав его, Чао Тай недовольно проворчал:

– Надеюсь, твоя девица дома! Я готов унести отца и сестру, чтобы ты мог потискать ее в уголке! Ты это честно заслужил!

Ма Жун улыбнулся. Из уст его побратима это звучало настоящей похвалой.

Войдя в дом, друзья замерли – в сводчатом дверном проеме их взору предстала очаровательная картина. Юань играл на длинной флейте, сидя посреди просторного зала, казавшегося почти пустым, потому что, кроме грубых скамеек вдоль стен да маленького бамбукового чайного столика, там ничего не было. И вот на этом-то открытом пространстве, размахивая длинными переливчатыми рукавами халата, самозабвенно кружилась Коралл. Носки ее крохотных, расшитых туфелек едва касались пола. После недавней стычки, крови и грубого насилия эта мирная сцена как будто бы перенесла их в другой мир.

Оба воина остолбенели от удивления и восторга.

Наконец Ма Жун вошел и тихонько кашлянул. Юань вынул флейту изо рта и, вскинув брови, оглядел незваных гостей с головы до ног, потом встал и слегка поклонился.

– Чему обязан столь неожиданным визитом, мой господин? – хорошо поставленным голосом спросил он.

– Ваша дочь Бирюза дома? – выпалил Ма Жун.

Юань задумчиво взглянул на него:

– Нет, вышла полчаса назад. Прошу вас, садитесь! – Он указал на скамью и тут же приказал дочери: – Принеси корзину с фруктами, Коралл!

Ма Жун не знал, как начать разговор. Он подергал ус и, решив, что сразу приступить к делу было бы очень невежливо, как бы невзначай обронил:

– Мы тут встретили несколько уборщиков. Говорят, они замешаны в беспорядках. Скажите, вы что-нибудь слышали об этом?

– Нет. Правда, в последнее время эти люди стали нам досаждать. Они устроили какое-то братство и заставляют всех покупать бесполезные амулеты, уверяя, будто их обладатели неуязвимы для болезней. Кроме того, они болтают всякую чушь: мол, чума – это знак, что Небо лишило императора тяньминь и начинается Новая Эра. – Кукольник пожал плечами. – А если и так? Всегда будут правители и подданные, последние – всегда в проигрыше!

– И да помилуют нас духи! – подытожил Чао Тай и, решив избавить Ма Жуна от самой неприятной части разговора, объявил: – Мы пришли сюда по приказу своего начальника, господина верховного судьи. Он желает немедленно видеть вас и вашу дочь Коралл.

– Ах вот как? Господин начальник желает нас видеть? – протянул Юань.

Коралл принесла корзину, подвинула к гостям чайный столик и поставила две чашки. Наблюдая за ней, Ма Жун решил, что девушка очень мила, но ей не хватает гордой и яркой красоты, присущей сестре.

– Эти двое господ хотят препроводить нас в губернаторский дворец! – объяснил дочери Юань.

Она испуганно прикрыла рот рукавом халата.

– Не волнуйтесь! Господин судья Ди просто хочет задать вам несколько вопросов! – поспешил вставить Ма Жун.

– А как же наша обезьянка? – забеспокоилась Коралл.

– Никуда не денется. Она еще не знает окрестностей и не убежит из сада. Да и Бирюза, вернувшись, позаботится о ней! Идем!

Когда они шли по балкону, кукольник махнул рукой в сторону сада:

– В свое время тут было неплохо, правда? Но много лет назад хозяин переехал за город. Потом здесь поселились какие-то бродяги, но и они вскоре ушли. Говорят, в доме водятся привидения. – Он усмехнулся. – Однако сам я еще не встретил ни одного! Зато большой зал очень подходит для танцев Коралл, а в саду сестра упражняется с мечами.

Едва они вышли на улицу, мимо прошел вооруженный до зубов отряд стражи. Охота на уборщиков-смутьянов началась.

Глава 16

Судья Ди сидел за столом, одну за другой подписывая бумаги, которые ему протягивал Tao Гань. При виде вошедших Ма Жуна и ЧаоТая он положил кисточку.

– Арест господина Ху не вызвал никаких затруднений. А что у вас? Отыскали этого кукольника? Уже вторая половина дня!

– Да, мой господин, – доложил Ма Жун. – Юань с дочерью Коралл ждет в приемной! Бирюзы не было дома, но, поскольку вы говорили, что она вам и не нужна, мы не стали ждать ее возвращения. Кроме того, по дороге в трущобы, мой господин, мы обнаружили, что среди уборщиков квартала назревает смута. Эти негодяи основали нечто вроде религиозного братства, продают людям ни на что не годные амулеты и распускают всякие лживые слухи.

Судья Ди в сердцах стукнул по столу кулаком.

– Этого нам только не хватало! – гневно воскликнул он, но тут же, взяв себя в руки, спокойно добавил: – Надо без промедления принять соответствующие меры! В неспокойные времена такие братства разрастаются со скоростью пожара. Именно с этого часто начинаются серьезные мятежи!

– У нас с ними произошла небольшая стычка, мой господин, – вступил в разговор Чао Тай. – Узнав, что эти люди вооружены, мы отыскали ближайший пост стражи и распорядились поднять по тревоге остальные. Сейчас квартал окружен, и наши люди отлавливают зачинщиков. А мы с братом Ма пойдем к себе в Ведомство охраны общественного порядка и допросим задержанных.

– С ними был доктор Лю! – заметил Ма Жун. – Он, видимо, очень дружен с этими буянами. Но когда началась драка, он исчез. Поэтому я не могу сказать точно, насколько Лю замешан в этом деле.

– Выясните во время допроса задержанных, – приказал судья Ди. – И как только закончите дознание, принесите мне подробный отчет. А сейчас позовите Юаня и его дочь.

По знаку судьи Чао Тай и Tao Гань пододвинули к столу два табурета и сели рядом с начальником.

– Господин Юань и его дочь Коралл, мой господин, – доложил Ма Жун.

Кукольник опустился на колени, и девушка последовала его примеру.

– Можете встать! – разрешил Ди.

Юань поднялся и бесстрастно смотрел на судью, опустив руки. Коралл потупила глаза, ее тонкие пальцы нервно перебирали концы шелкового пояса. Судья заметил, что правое ухо девушки заклеено небольшим кусочком ткани.

– Вас зовут Коралл, не так ли? – начал он.

Дочь кукольника молча кивнула.

– Как правило, близнецам дают схожие имена. Почему вы не последовали вековому обычаю, господин Юань?

– Сначала жена назвала их Сапфир и Коралл, мой господин. Однако тринадцать лет назад при таинственных обстоятельствах с цветочной лодки в старом городе исчезла женщина по имени Сапфир. Я испугался, как бы имя не принесло моей дочери несчастье, и сменил его на Бирюзу, что соответствует цвету камня.

– Понятно.

Судья Ди, вынув из ящика серьгу и красный камешек, положил их на стол.

– Где вы это потеряли? – спросил он Коралл.

Девушка подняла голову и, увидев эти два на вид отнюдь не опасных предмета, мертвенно побледнела.

– Хорошо, – кивнул судья Ди. – Можете подождать в приемной. Проводи госпожу Коралл, Tao Гань!

Пока его помощник сопровождал Коралл, судья, медленно поглаживая усы, разглядывал Юаня.

– В каких отношениях вы состояли с рабыней, которую шесть лет назад господин И засек до смерти? – наконец неожиданно бросил он.

– Она была моей женой, – спокойно ответил Юань.

– И каким же образом попала в рабство?

– Я не смог выплатить долг господину Ху.

Судья Ди насупил брови:

– Ху, говорите?

– Да, мой господин. Мой покойный отец служил у господина Ху домоправителем. Жалованье было низким, а семья большая. Жестокая бедность вынудила моего отца украсть деньги у ювелира. Господин Ху замял это дело и вернул украденную сумму законному владельцу. В благодарность за такое великодушие мой отец согласился отдать ему вдвое большую сумму, выплачивая помесячно, но внезапно умер, не успев внести даже первый взнос, так что долг перешел ко мне. Я задолжал за похороны отца и не смог расплатиться вовремя. Тогда господин Ху потребовал, чтобы моя жена стала его рабыней, а ее жалованье вычиталось из долга. Надо признать, обращался он с ней хорошо. Но однажды И, придя в гости к Ху, увидел ее и попросил передать ему долговое обязательство. Так моя жена стала рабыней И.

– Почему вы не подали жалобу? – возмутился судья Ди. – Передача долгового обязательства незаконна!

– Да разве я мог жаловаться, мой господин? – удивленно пробормотал Юань. – Господин Ху был нашим хозяином и благодетелем. Разве не он спас доброе имя моего отца, возместив урон от кражи?

– Тогда почему вы не донесли на И, когда он так зверски убил вашу жену?

– Я, сын домоправителя, мог судиться с господином И, владыкой «старого мира» – усмехнулся Юань. – Здесь, у себя во дворце, мой господин, вы очень плохо знаете, как стражники обходятся с нами, беднотой.

– Я стараюсь узнавать обо всем, что происходит в городе, – сухо возразил судья. – Злоупотребления строго наказываются, но мы не можем преследовать виновного, если люди на него не жалуются. В приемной верховного судьи и у ворот суда Поднебесной висит гонг, и любой гражданин имеет право ударить в него, заявляя тем самым, что он хочет доложить о несправедливости. Это не только привилегия, но и гражданский долг. В империи суд беспристрастен, господин Юань. И так было на протяжении последних двух тысяч лет, исключая времена смут и переворотов.

– Я живу в трущобах старой столицы, мой господин, и этот факт, должно быть, ускользнул от меня, – уныло пробормотал кукольник.

– Обратись вы шесть лет назад к моему предшественнику, убедились бы, что справедливость существует, – невозмутимо сказал судья. – Тогда вам не понадобилось бы затевать такую сложную игру, дергая за нитки сразу несколько кукол, и в том числе подвергать унизительному испытанию свою дочь, что вполне могло стоить ей жизни.

Юань не проронил ни слова, и судья сурово продолжил:

– Будучи кукольником, вы решили, что можете управлять людьми точно так же, как своими деревянными игрушками. Вы знали буйный характер и необузданную чувственность Ху, а также извращенную страсть И к истязаниям, и сочли, что с помощью дочери сумеете разжечь вражду между этими двумя мерзавцами и один из них убьет другого. Ваша жена в любом случае была бы отомщена, поскольку убийцу ожидала казнь. И ради достижения этой цели вы не пощадили свою дочь, прелестное юное существо, заставили ее танцевать обнаженной перед двумя злобными развратниками, рискуя, что один из них просто изнасилует ее на месте.

– Коралл не боялась риска, мой господин. Она очень любила мать и хотела сделать все возможное, чтобы отомстить за нее. Девочка полностью одобрила мой план, потому что он позволял ей совершить возмездие без меня, то есть самой сокрушить наших прежних хозяев. Что до танцев в обнаженном виде, то это тоже искусство. Серьезного исполнителя они не унижают, разве что не повезет со зрителем.

– А что, если один из старых развратников попытался бы овладеть ею насильно?

– Коралл всегда сопровождал хозяин «дома Пяти Блаженств», мой господин. Он мой лучший друг и отлично играет на барабане.

– Я его видел! – гневно воскликнул Ма Жун. – Маленький, тщедушный горбун! И вы ему доверили…

– Этот горбун – лучший метатель ножей в городе, господин Ма, – со спокойным достоинством перебил его кукольник, – и не ведает страха. Кроме того, И не сомневался, что Коралл – танцовщица, а горбун – ее хозяин. Несколько раз он даже подступал к нему, пытаясь купить Коралл, а потому рассчитывал получить ее, как только они сойдутся в цене.

– Ваша вторая дочь знала об этом плане? – полюбопытствовал судья Ди.

– Избави меня, милосердное Небо, от такого кошмара! – в ужасе воскликнул Юань. – Я всегда говорил Бирюзе, что с ее матерью произошел несчастный случай, – работая у И, она якобы упала в глубокий колодец. Ведь узнай Бирюза правду, она бы тотчас бросилась к И и задушила его собственными руками! Это хорошая, честная девочка, мой господин, но у нее необузданный нрав и слишком много жизненной силы. Если Бирюза что-то задумала, даже я, отец, не могу ее удержать. Коралл совершенно другая – кроткая, послушная и мало чем интересуется, кроме пения и танцев. – Кукольник понурил голову и тяжело вздохнул. – Все шло хорошо до прошлой ночи, когда Коралл пошла туда, не сказав мне ни слова и совсем одна. Она…

– Остальное я предпочитаю услышать из ее уст, – перебил судья Ди. – Приведи девушку, Tao Гань!

Коралл вновь предстала перед судьей Ди, и тот начал дознание:

– Ваш отец только что рассказал мне о своем плане отмщения за вашу матушку, госпожа Юань, и теперь я хочу услышать от вас, что именно произошло вчера ночью.

Девушка робко посмотрела на судью.

– В полдень мы с сестрой пошли на рынок, мой господин, – чуть слышно заговорила она, – хотели купить там кое-каких овощей. Вдруг кто-то сзади потянул меня за рукав. Это был господин И. Я до смерти испугалась, но он был очень любезен. «Как поживаете, Коралл? А это ваша сестра-близнец Бирюза, прославленная акробатка? Я хорошо знал вашего отца, когда он служил у моего доброго друга Ху». Я понятия не имела, откуда господин И узнал, кто я такая, и пришла в растерянность. Поэтому лишь низко поклонилась, и моя сестра – тоже. Немного потолковав с нами о том о сем, господин И заметил, что хочет сказать мне пару слов наедине о старинном семейном деле. Как только сестра пошла осматривать лотки, манеры его полностью переменились. Господин И осыпал меня ужасной бранью. Оказывается, кто-то из его слуг, узнав меня, доложил хозяину, что я дочь Юаня. «Твой отец всегда был ловким негодяем», – прошипел он. А еще он пообещал, что расскажет господину Ху, кто я на самом деле, они похитят моего отца и будут пытать до смерти. Я умоляла простить нас, и в конце концов господин И дал себя уговорить. «Хорошо. Обещаю, что оставлю твоего отца в покое. Но при условии, что ты будешь для меня танцевать. Приходи сегодня вечером, и одна», – прошипел он. – Коралл густо покраснела и кинула смущенный взгляд на судью: – Я прекрасно поняла, что приказ господина И подразумевал нечто большее, чем танцы, мой господин. Но ради жизни отца я бы с радостью пошла на что угодно, поэтому дала слово прийти. Сестре я наговорила небылиц, а отцу вечером сказала, что иду к подруге, и в назначенный час явилась в дом И. Я захватила цитру, надеясь, что мне удастся отвлечь его пением. Господин И сам открыл дверь. Он был в хорошем настроении и, ведя меня в галерею, болтал о всяких пустяках. Я предложила поиграть и спеть, но он отказался, с улыбкой заметив, что лишь хочет в последний раз посмотреть, как я танцую, вот и все. Я разделась и вышла на галерею. И сидел в кресле за столом. Я обратила внимание, что скамья передвинута от стены на середину павильона, и подумала: «Опять он хочет подразнить Ху, заставив меня танцевать на виду, чтобы тот смотрел со своего балкона и злился». И И действительно указал мне на скамью. Я взобралась на нее, но не знала, как начать, потому что не привыкла танцевать без музыки. Господин И грыз имбирные леденцы, а я продолжала стоять в ужасном смущении. Вдруг он с улыбкой сказал: «Иди сюда и попробуй леденцы. Это очень вкусно». Я подошла к столу, и тут господин И, неожиданно вскочив, так грубо схватил меня за волосы, что вырвал из уха серьгу, а потом достал из-под кресла кнут и принялся осыпать меня площадной бранью, крича, что убьет меня точно так же, как мою мать, и на той же самой скамье. Потом И отпустил мои волосы и стегнул по груди кнутом. Я отпрянула и упала на скамью, в малодушном страхе закрыв руками лицо. Однако И прекратил неистовство столь же внезапно, как начал. Сквозь пальцы я увидела, что он полуобернулся к одному из окон. На бамбуковой занавеске мелькнула большая темная тень. Я поспешно вскочила и, прикрывая грудь, скользнула в закуток. Там прихватила одежду и цитру и со всех ног помчалась вниз по лестнице, потом через проход выбежала во двор. Там не было ни души, и я выскочила на улицу, закрыв за собой дверь в воротах.

Коралл глубоко вздохнула. Ма Жун предложил налить чаю, но она покачала головой:

– Я долго бродила по безлюдным улицам, пытаясь обдумать происшедшее. Очевидно, господин Ху опять подглядывал за И. Увидев меня обнаженной на скамье, он, видимо, дал волю своему необузданному нраву, прыгнул в канал и залез на балкон. Но И, наверное, объяснил ему, кто я такая, это охладило их ссору, и оба принялись выдумывать самые страшные способы нас уничтожить. Мне опять стало страшно, и, чтобы взбодриться, я запела песенку. Тут же налетели два ужасных уборщика, а потом еще и лекарь… Это была самая ужасная ночь в моей жизни!

На глазах девушки блеснули слезы, но она, нетерпеливо смахнув их, закончила рассказ:

– К счастью, моей сестры не было дома. Отец не стал бранить меня, но сказал, что нам надо немедленно уехать из города во избежание мести господ Ху и И. Однако, услышав, что И убит…

Она запнулась и робко взглянула на судью. Тот, откинувшись в кресле, медленно поглаживал бородку.

– Спасибо, госпожа Юань, – сказал он. – Это и вправду было тягостным испытанием. Но вы смелая девушка и очень молоды, а молодые легко забывают о горестях. Вот людям постарше, к сожалению, это не дано. – Судья повернулся к кукольнику и мягко спросил: Зачем вы воссоздали ужасную сцену убийства вашей жены в волшебном фонаре?

– Чтобы не угасла ненависть, мой господин, – не раздумывая ответил Юань. Он отвернулся. Выразительное и подвижное лицо актера пронзали глубокие морщины. – У меня иногда возникают… сомнения, – снова заговорил он, мучительно подбирая слова. – Сомнения во всем. Я думаю о среде, в которой вырос И, о «старом мире» с его отошедшими в прошлое понятиями об абсолютной власти, о крушении его надежд. – Взглянув на судью, он виновато пояснил: – Боюсь, это мои куклы наводят на такие странные раздумья. Встретив в харчевне господина Ма, я снова стал перебирать былое и вдруг почувствовал, что должен снова посмотреть на… на эту картину, поговорить о ней. – Кукольник встряхнул головой. – Но ведь в конечном счете мой план удался! Между Ху и И, видимо, произошла бурная ссора и привела к смертоубийству. Как я слышал, вы уже арестовали Ху, но я полностью отдаю себе отчет, мой господин, что должен ответить за последствия своего поступка.

Некоторое время судья Ди молча вглядывался в утомленное лицо кукольника, потом посмотрел на Коралл:

– И платил вам за выступления, госпожа Юань?

– Нет, мой господин. Несколько раз он хотел это сделать, но горбун Ван всегда говорил ему, что это войдет в окончательный расчет.

– В таком случае, – заявил судья, – у нас нет никаких обвинений ни против вас, господин Юань, ни против вашей дочери. Вы напрасно пытались вершить правосудие своими силами, но привлечь вас из-за этого к суду крайне затруднительно. Да и кто знает, не было ли у И и Ху каких-то причин для раздора, помимо ревности к вашей дочери? Что до нее, то никакие законы не запрещают девушке танцевать бесплатно, даже голой. Возьмите свои украшения, госпожа Юань. Красный коралл очень подходит к вашему имени!

Кукольник хотел что-то сказать, но судья поднял руку.

– И был пакостным пережитком отвратительного века, – сурово заметил он, – и все-таки, господин Юань, беспристрастное правосудие, о котором я упоминал, требует, чтобы убийца, даже избавив мир от жестокого чудовища, был обезглавлен, если не докажет непреднамеренность своего поступка. Ведь стоит позволить людям творить самосуд, власть закона исчезнет, и никто не сможет чувствовать себя в безопасности. Я арестовал Ху, потому что он пытался изнасиловать вашу дочь Бирюзу…

– Господин Ху напал на Бирюзу? – воскликнул Юань. – Но когда…

– Спросите у нее сами, – отрезал судья Ди.

– Эта упрямица никогда ничего мне не говорит! – сердито проворчал кукольник.

– Так или этак, – продолжил судья, – покушение на честь женщины – тяжкое преступление, так что господин Ху будет обезглавлен. Передайте это своей дочери. Это ее утешит. Можете идти.

Юань и его дочь, упав на колени, стали благодарить судью, но он велел им подняться.

– Если хотите оказать мне услугу, господин Юань, постарайтесь сделать так, чтобы в старом городе узнали: правосудие существует для всех – для людей знатных и простых, для богатых и бедных. И даже в такое время, как сейчас, когда, что ни день, чума уносит сотни жизней, насильственная смерть любого человека будет должным образом расследована и отомщена. До свидания!

Ма Жун проводил посетителей и тут же вернулся, сияя широкой улыбкой.

– Как вам удалось разобраться, что произошло, мой господин? – воскликнул он.

Судья Ди откинулся в кресле.

– Из твоего рассказа о событиях в «доме Пяти Блаженств» я сделал вывод, что Юань как-то связан с убийством рабыни, причем настолько, что ему было просто необходимо показать эту сцену и поведать об ужасном преступлении даже совсем незнакомому человеку вроде тебя. Знай Юань, что ты имеешь отношение к суду, он повел бы себя иначе. Тогда я бы предположил, что сам он ни при чем, а картинку для волшебного фонаря сделал из обычного чувства справедливости, желая покарать И за убийство. Таким образом кукольник надеялся довести дело до сведения какого-нибудь чиновника и возбудить интерес к этой давней трагедии. Именно такого обходного пути и следовало ожидать от человека из народа. Во-вторых, обнаружив, что служанка И Кассия когда-то приглянулась Ху, я понял, что ее показания – странная смесь правды и лжи – сочинялись с расчетом ввести нас в заблуждение. Именно Кассия нашла тело И и наверняка осмотрела галерею в поисках возможных улик. Она оценила силу удара, а увидев на подоконнике мокрые следы, тотчас заподозрила, что убийство совершил Ху, проникнув на галерею через балкон. Потому-то служанка и вытерла подоконник, в спешке не заметив испачканного кровью платка, лежавшего за колонной. Потом, рассказывая сыну об убийстве, Кассия вспомнила про танцовщицу и ее хозяина, которых тот видел, и решила отвести подозрения от Ху, предположив, что убийца – тот человек сомнительных нравов. Юноша возразил, что кукольник очень мал ростом. Однако служанка убедила сына, что в темноте он мог ошибиться и на самом деле хозяин танцовщицы, как большинство ему подобных, – здоровый громила, а потому, когда стражники начнут допрос, им следует описывать ночного гостя именно так. Но юноша сомневался, что полумрак мог настолько изменить восприятие, и к тому же не хотел причинить неприятности девушке, которая его восхищала. Из-за этого он страшно нервничал, когда я расспрашивал о танцовщице и ее спутнике. Когда Ху назвал последнего пожилым и очень сутулым мужчиной, это могло бы убедить меня в том, что мальчик не лгал. Однако потом я соединил несколько, казалось бы, не связанных между собой и противоречащих друг другу фактов, и вдруг все стало на свои места. Наш похожий на рептилию друг из особого отделения сказал нам, что Порфир – мнимая танцовщица и, очевидно, играет эту роль лишь для того, чтобы посеять раздоры между Ху и И. У Юаня есть дочь но имени Коралл, которая хорошо поет, – я сам слышал ее здесь, на улице, а чудесный голос Порфир произвел неизгладимое впечатление на привратника в доме И. А ведь порфир и коралл – похожие камни. Решив назваться вымышленным именем, человек обычно выбирает нечто сходное с его собственным – полагаю, из-за интуитивного, мистического страха потерять лицо. В общем, на основании всего этого я сделал вывод, что убитая И рабыня принадлежала к семье Юаня и он, будучи кукольником, решил отомстить, предоставив Коралл главную роль. Чума предоставила идеальную возможность для осуществления этого плана, так как И отослал почти всех слуг, а женщины с цветочных лодок отказались приходить к нему в дом. Вина Юаня – в том, что он пожелал взять на себя ответственность драматурга. – Судья устало улыбнулся. – Впрочем, не мне корить его за это! Небо, я и сам иногда совершаю подобную ошибку! Ну ладно, выпьем по чашечке чаю, а потом мне надо переодеться, чтобы успеть на похороны Мэя.

– С вашего позволения, мой господин, – возразил Ма Жун, – и мне, и брату Чао хотелось бы поскорее заглянуть в Ведомство охраны общественного порядка. Надо выяснить, как наши люди разобрались с уборщиками.

– Конечно. Но прежде всего зайдите в городскую канцелярию и передайте нашему другу господину Фану, чтобы он отменил распоряжение об аресте Порфир и ее спутника. Иначе господина Юаня и Коралл начнут ловить всякие головорезы и хулиганы, горящие желанием получить награду! Ты, Tao Гань, отправишься со мной в дом Мэя!

Глава 17

– У меня создалось впечатление, что госпожа Мэй – прекрасная хозяйка, – осторожно заметил Tao Гань. – Очень достойная вдова, независимо от того, кем она была прежде.

Судья Ди не ответил. В сгущающихся сумерках они сидели у ограды западной террасы дома Мэя. Отсюда, с высоты два чи над землей, открывался прекрасный вид на усыпанные цветами деревья вдоль извилистых тропинок, вьющихся от дома до замшелой стены, а за ней вырисовывались на фоне серого, угрожающего неба черные силуэты кровель и башенок старого города.

Сзади, из большого зала, доносилось монотонное пение буддийских монахов. Они сидели у высокого погребального ложа, куда для последнего прости положили Мэя, и совершали обряд, сопровождая пение резкими ударами в деревянные гонги в форме черепов. Двоюродный брат покойного принимал немногочисленных соболезнующих, сумевших прийти. Большинство из них представляли благотворительные учреждения, столь щедро поддерживаемые Мэем при жизни, но явилось и несколько значительных лиц. Высокая, стройная госпожа Мэй в белом траурном одеянии скромно стояла поодаль. С высоких стропил свисало множество белых полотен, на коих крупными иероглифами перечислялись разнообразные добродетели усопшего. Судья Ди отдал ему последнюю дань уважения, добавив горсть ароматного порошка в большую бронзовую курильницу на алтарном столе перед ложем. Однако вскоре судья вместе с Tao Ганем вышел на террасу – от едкого запаха крепких индийских курений у него разболелась голова. В саду воздух был не менее жарким, но тишина и безлюдье казались отрадными после мрачной обстановки зала.

– Удивительно, – вдруг пробормотал судья Ди. – Всего три недели назад на этой самой террасе я пил чай с Мэем и он рассказывал, что сам наблюдал за посадками в этом саду. Каким же талантливым он был человеком! Посмотри, как удачно расположены эти кусты молодых побегов бамбука на груде заросших мхом камней! – Он вдохнул тонкий аромат миндальных деревьев в цвету. – Изобилие белых цветов в городе мертвецов кажется не очень уместным, верно, Tao Гань? – Судья погладил длинную бороду и с тяжелым вздохом добавил: – Но ты сейчас говорил о госпоже Мэй… да, она замечательная женщина! Хотелось бы мне знать, каковы ее планы. Я советовал закрыть этот дом и переехать в горное имение.

– По-моему, госпожа Мэй решила поселиться в другом городе, мой господин. Наследник привез с собой несколько слуг, и сейчас они пакуют вещи госпожи Мэй.

– Что ж, у господина Мэя было по дому чуть ли не в каждом крупном городе, и его вдова может выбирать. – Судья ненадолго погрузился в раздумья. – Я давно хотел взглянуть на место, где произошел несчастный случай. Раз уж мы здесь, давай сделаем это, тем более что госпожа Мэй, как ты мне только что сказал, собирается уезжать. Почти все соболезнующие уже ушли, и… – Он вдруг умолк и положил руку на плечо Tao Ганя. – Смотри!

Судья взволнованно указал на несколько белых цветков миндаля, что сорвались с ветки и медленно опускались на мраморную ограду террасы, потом встал и поднял руку:

– А в воздухе действительно ощущается легкое дуновение!

Tao Гань, прищурясь, взглянул на небо:

– Да, похоже, это большое темное облако немного сдвинулось, мой господин!

– Милосердное Небо, значит, погода изменится! – возликовал судья. – Ну что ж, пойдем отыщем домоправителя.

Во дворе еще стояло несколько групп гостей, занятых негромкой беседой. Судья приблизился к домоправителю, прохаживающемуся у ворот, и велел отвести их с Tao Ганем в большой зал восточного крыла.

Старик но длинному проходу вывел их во внушительных размеров зал. Массивная мраморная лестница вела на верхний этаж, окруженный балконом с красной лакированной оградой в виде причудливой решетки. С тяжелых стропил сводчатого потолка свисал огромный красный фонарь, заливая весь зал приятным рассеянным светом. Довольно крутая лестница с мраморными перилами высотой всего в два чи выдавала пристрастие хозяина к древним канонам зодчества. Через равные промежутки вдоль перил стояли колонны, увенчанные резьбой в виде бутонов лотоса. Наверху с обеих сторон от лестницы штукатурку стен скрывал шелк, расшитый сценами из легенд и преданий. В дальнем конце зала зиял круглый дверной проем, так называемая лунная дверь с решетчатыми створками, затянутыми тонким белым шелком. У лунной двери стоял высокий резной стол черного дерева с вазой для цветов.

Домоправитель указал на левую нижнюю колонну.

– Вот тут и нашли хозяина, мой господин, – глухо пробормотал он.

Судья, кивнув, оглядел беломраморные ступени.

– Да, подъем тут крутой, – заметил он. – Полагаю, библиотека господина Мэя где-то наверху?

– Да, мой господин. В самом большом покое из всех, что расположены вдоль балкона, напротив лестницы. Остальные комнаты меньше и используются в основном как склады.

Выгнув шею, судья с любопытством посмотрел на гигантский красный фонарь. Каждую его сторону украшал крупно начертанный иероглиф, один из которых означал «Счастье», другой – «Процветание».

– Как вам удается зажигать этот фонарь? – полюбопытствовал судья.

– Ах, это очень просто, мой господин! Каждый вечер в семь часов я поднимаюсь на балкон и длинной палкой с крюком подтягиваю к себе фонарь, потом удаляю огарки свечей и ставлю новые. А поскольку я использую толстые храмовые свечи, их хватает до самой полуночи.

Tao Гань пощупал заостренную грань колонны у подножия лестницы.

– Даже если бы господин Мэй не ударился головой об эту колонну, – сказал он, – одного падения хватило бы, чтобы его убить. При такой высоте любой удар головой о ступеньку или об пол мог оказаться смертельным.

Судья Ди кивнул – он разглядывал три иероглифа, вырезанные на деревянной табличке над лунной дверью: «Приют изысканного досуга».

– Превосходная каллиграфия, – обронил он.

– Это вырезал мой покойный муж, – услышали они тихий голос.

У входа стояла госпожа Мэй, а рядом с ней доктор Лю. Последний низко поклонился судье.

– Лестница и в самом деле очень крутая, госпожа, – проговорил судья, – а перила – слишком низкие, чтобы, оступившись, успеть за них ухватиться.

– Не думаю, мой господин, что более высокие перила спасли бы почтенного Мэя, – возразил доктор Лю. – Должно быть, у него случился удар, когда он только начал спускаться но ступенькам. Скорее всего, Мэй был уже мертв, когда ударился головой о колонну.

Судья повернулся к вдове:

– Нельзя ли нам осмотреть библиотеку вашего супруга, госпожа? Мне бы очень хотелось побывать там, где мой покойный друг любил читать и писать.

Это был приказ, хоть и облеченный в вежливую форму, и от Tao Ганя не ускользнул недобрый огонек в глазах судьи. Что-то из увиденного или услышанного в доме ему очень не понравилось.

– Конечно, мой господин! – любезно поклонилась госпожа Мэй и знаком велела домоправителю проводить судью.

– Осторожно, мой господин! – предупредил старик, когда они ступили на балкон. – На полу еще остался воск от свечи, выпавшей из рук хозяина. – Виновато поглядев на понимавшуюся вслед за ними госпожу Мэй, он добавил: – Я хотел здесь прибрать, да помешала болезнь…

Домоправитель распахнул двустворчатую дверь, пропуская судью с Tao Ганем в большую комнату. Тусклый свет красного фонаря сюда едва проникал, и судья Ди смутно различал справа и слева от двери сплошные ряды старинных полок для свитков, сделанных из покрытого лаком черного дерева и возвышавшихся до самого потолка. У противоположной стены стояла широкая скамья из того же материала под толстой циновкой. У изголовья аккуратно лежала белая шелковая подушечка. Сверху на стене висела большая потемневшая от времени гравюра с изображением Неба Тридцати Трех Будд.

Судья Ди подошел к резному письменному столу из черного дерева, установленному посреди комнаты на ворсистом темно-синем ковре, и опустился в удобное кресло лицом к двери. Слева от него стоял высокий грушевидный светильник под белым шелковым балдахином. Он взял со стола свиток, но понял, что при таком слабом свете не разберет ни единого иероглифа.

– Зажгите мне светильник, – попросил он домоправителя.

Пока старик возился с трутницей, судья задумчиво теребил свиток, потом отложил его и вскинул глаза на госпожу Мэй, что вместе с доктором Лю стояла у двери.

– Вот и еще одно доказательство преданности вашего мужа общественному благу, госпожа! Этот труд – последнее, что он читал перед смертью! – посвящен борьбе с распространением заразных болезней. Поистине великий человек!

Судья склонился над столом и принялся внимательно изучать все принадлежности для письма. Взял тоненькую овальную пластину для растирания туши и залюбовался изящно вырезанными по кромке цветами сливы. Проведя пальцем по безупречно чистой поверхности камня, он оценил превосходную работу мастера. Потом судья повертел в руках совершенно новую кисточку для письма, небольшую печать из зеленого нефрита и фарфоровый сосуд для воды. Все делалось как бы невзначай, но Tao Гань понял: судья что-то ищет, и, заглядывая ему через плечо, стал следить за каждым движением. Впрочем, как ни старался, он не мог угадать, что именно пытается найти Ди.

Наконец, судья встал, в последний раз бегло оглядел комнату и с удовлетворением кивнул:

– Поистине здесь все дышит исконной любовью к прекрасному!

Хорошо зная своего начальника, Tao Гань по выражению лица определил, что поиски не увенчались успехом.

Они вновь спустились в зал по мраморной лестнице, и госпожа Мэй сказала:

– Наследник ожидает вас в срединном покое, мой господин. Там подают чай и сласти. Надеюсь, теперь ваша честь позволит мне удалиться, я…

Судья, казалось, не слышал ни слова. Указав на лунную дверь, он спросил домоправителя:

– А там что за покои?

– Комната для гостей, мой господин. Ею пользовались редко – разве что приезжал кто-то из старых друзей хозяина. Комнатка небольшая, но обеспечивает полное уединение, поскольку вторая дверь выходит в сад, а оттуда через малые ворота можно выйти на улицу. Таким образом, гости вольны приходить и уходить, не беспокоя хозяина.

– Покажите мне эту комнату, – распорядился судья.

– Она не прибрана, мой господин! – возразила госпожа Мэй. – В последние несколько недель там никто не жил, а слуги…

Но судья Ди уже взобрался но лестнице и широко распахнул лунную дверь. У самого порога он остановился, сунув кисти рук в рукава. Слева стояла огромная кровать, скрытая голубыми шелковыми занавесками, струящимися с высокого резного балдахина из черного дерева на белый мраморный пол. По одну сторону у кровати высилась стойка для одежды, по другую был укреплен умывальник с медной раковиной. Но судья тотчас направился к большому туалетному столику у дальней стены. По пятам следовал Tao Гань.

Судья Ди рассеянно оглядел круглое зеркало из полированного серебра на черной лакированной подставке – его куда больше интересовали фарфоровые горшочки для притираний. Открывая их по очереди, он внимательно разглядывал пудру, белила, румяна и всевозможные снадобья, нисколько не заботясь о том, что госпожа Мэй и доктор Лю остановились посреди комнаты, озадаченно наблюдая за тем, что вполне могли счесть проявлением нездорового любопытства. Наконец, взгляд судьи привлек набор для подкрашивания бровей, лежащий у зеркала: довольно толстая и большая квадратная пластина, тоненькая кисточка и лепешка туши на деревянной подставке, а также серебряный сосуд для воды, чтобы смачивать пластину. Поверхность последней покрывала засохшая тушь, и кончик кисточки тоже был черным.

Судья развернулся и, подойдя к кровати, раздвинул голубые занавески. Поперек ложа валялось смятое белое шелковое покрывало, в углу – красная парчовая подушка. Неприятно пахнуло застоявшимися благовониями.

Госпожа Мэй позвала домоправителя, оставшегося снаружи.

– Велите служанкам немедленно прибрать и проветрить эту комнату! – с раздражением приказала она.

Старик торопливо отвесил поклон:

– Конечно, госпожа! Что-то не так, мой господин?

Он удивленно смотрел на Судью. Тот уже собирался отпустить занавески, но вдруг замер, уставясь в пол. Потом нагнулся, приподнял шелковый полог с левой стороны и начал пристально изучать мраморную плиту под массивной ножкой кровати, вырезанной в форме львиной лапы. Разогнув наконец спину, судья бросил Tao Ганю:

– Приглядись к этим черным пятнам на мраморе!

Тот послушно сел на корточки и, послюнявив кончик пальца, потер пятно.

– Тушь, мой господин, – объявил он, поднявшись. – довольно старые пятна. Пол вытирали, но тушь въелась в мрамор. Его надо потереть песком, и тогда пятна полностью исчезнут.

Но судья Ди уже рассматривал край занавески, поднеся поближе к глазам и разглаживая плотный шелк, а затем подвернул его и показал Tao Ганю большое темно-коричневое пятно.

Опустив занавеску, судья гневно посмотрел на вдову.

– Ваш муж умер здесь, в этой комнате, госпожа, – ледяным тоном отчеканил он. – Точнее, его убили.

Лицо госпожи Мэй мертвенно побледнело. Она попятилась, будто ища поддержки у лекаря, но тот словно окаменел.

– Да, его убили, – повторил судья. – Ударили по голове тяжелой пластиной для растирания туши с этого туалетного столика. А когда он упал, размозженный череп стукнулся об пол прямо здесь, у ножки кровати. Мрамор был испачкан кровью и тушью, которую разводили на пластине незадолго до того, как использовать ее в качестве орудия убийства. Кровь вытерли, но следы туши остались. Вот только никто не заметил, что край занавески тоже испачкан и на обратной стороне осталось красное пятно. Между прочим, это объясняет, откуда взялись черные пятна на щеке покойного, доктор!

Госпожа Мэй продолжала молчать, недоверчиво глядя на судью большими глазами. И вместо нее ответил доктор Лю.

– Я мог бы придумать по крайней мере дюжину других объяснений упомянутых вами фактов, мой господин! – нервно бросил он. – Но вы славитесь умением последовательно мыслить и, конечно, не стали бы расстраивать госпожу Мэй опрометчивыми заявлениями, основанными лишь на весьма неубедительных доказательствах.

Судья насмешливо взглянул на лекаря.

– Разумеется, я бы не стал этого делать, – спокойно проговорил он. – Улики, найденные здесь, только подтвердили правильность моих выводов, а основное доказательство – то, что вы с госпожой Мэй неверно назвали мне время смерти господина Мэя. Вы утверждали, будто госпожа Мэй нашла тело мужа у подножия лестницы около десяти часов. Это означает, что он упал и разбился еще раньше. Тогда зачем бы ему понадобилось брать с собой горящую свечу, если до полуночи зал и балкон прекрасно освещены большим красным фонарем?

Госпожа Мэй и доктор Лю потрясенно смотрели на судью, не в силах издать ни звука, и тот, спокойно сунув кисти рук в рукава халата, объявил:

– Госпожа Мэй и доктор Лю, я арестую вас за убийство господина Мэй Ляна! Позови стражников, Tao Гань, и пусть доставят наш паланкин!

Глава 18

За полчаса до вечернего заседания суда в приемной кабинета судьи Ди Tao Гань помогал своему начальнику облачиться для церемонии. Протягивая судье «крылатую» шапочку, Tao Гань пробормотал:

– Мне никогда не нравился этот лекарь, мои господин.

– Мне тоже, – сухо отрезал судья, аккуратно надевая шапочку перед зеркалом, стоявшим на черном лакированном ларе.

– Вы пошли в библиотеку Мэя, чтобы поискать возможное орудие убийства, да, мой господин?

Судья Ди повернулся:

– Прежде всего я хотел выяснить, писал ли Мэй что-нибудь перед смертью. Понимаешь, мне не давали покоя черные пятна у него на лице. Как ты сам справедливо заметил, тушь могла случайно разбрызгаться, когда он готовил ее, растирая на пластине. Однако я обнаружил, что Мэй ничего не писал, потому что пластина и кисточка на его столе были чистыми. Тогда я предположил, что его убили ударом другой, большой и тяжелой пластины, которой пользовались незадолго до убийства. Такую пластину я и нашел в комнате для гостей. – Поглядев в окно, судья обречено вздохнул: – А погода-то и не меняется!

– И когда же вы заподозрили, что Мэй был убит, мой господин? – не отступал Tao Гань.

Судья Ди привычно сложил руки:

– Еще до того, как домоправитель сказал мне, что фонарь в зале горит до полуночи, у меня было смутное подозрение, что тут что-то не сходится. Дело в том, Tao Гань, что настоящий несчастный случай редко удается так точно воспроизвести, как то, что якобы произошло с господином Мэем. Только представь себе эту картину: свеча упала наверху, туфля посередине лестницы, испачканная кровью колонна и голова покойного – точнехонько возле нее. Слишком уж много подробностей! Словно кто-то нарочно нанизывал их одну за другой! Далее, то обстоятельство, что бывшая обитательница цветочной лодки госпожа Мэй в два раза моложе своего супруга, наводило на мысль о классическом треугольнике: старый муж, молодая жена и тайный любовник. Некоторое время я сомневался в виновности госпожи Мэй только из-за несгибаемой воли и блестящего ума господина Мэя. Я считал, что такой человек не мог взять в жены дурную женщину, но, к несчастью, ошибался!

– Комната для гостей была самым удобным местом для тайных встреч любовников, – ввернул Tao Гань.

– Вот почему я пожелал осмотреть ее, как только старый слуга рассказал, что там есть дверь в сад, откуда можно незаметно выйти на улицу. И я действительно нашел неопровержимые улики. Госпожа Мэй уверяла, будто в комнате давно никто не жил, но туалетным столиком пользовались совсем недавно, причем женщина. На крышках фарфоровых горшочков остались отпечатки пальцев, а на приборе для подкрашивания бровей – следы туши. И на кровати кто-то спал. Увидев пятна на полу и занавеске, я сразу понял, как было дело. Очевидно, старый господин Мэй застал любовников врасплох в полночь или около того, и один из них убил его, ударив по голове тяжелой пластиной, а другой помогал скрыть преступление. Они вытащили труп в зал и бросили его у подножия лестницы, но тут-то и перестарались: поскольку в зале было уже темно, они решили подкрепить видимость несчастного случая, оставив наверху лестницы свечу! – Судья Ди, немного помолчав, лукаво поглядел на Tao Ганя. – Попытка инсценировать несчастный случай в мельчайших подробностях сплошь в рядом выдает преступников. Они хотят сбить правосудие с верного пути, добавляя излишние подробности, и даже не догадываются, что такое нагромождение деталей само по себе подозрительно. В данном случае и свеча, и туфля, в колонна были ни к чему. Как ты сам заметил, одного падения с такой лестницы вполне хватило бы, чтобы убить старого господина Мэя. Любой, кто нашел бы его у лестницы с разбитой головой, воспринял бы это как несчастный случай. Лишние подробности лишь возбудили подозрения. – Судья Ди неодобрительно покачал головой. – Да и доктор Лю дважды совершил промах. Второй раз – когда я разговаривал с ним в доме И после самоубийства. Я спросил доктора о прошлом госпожи Мэй. От господина Фана я уже знал, кем она была, и задал доктору этот вопрос с единственной целью: побольше узнать об их отношениях. Тогда еще у меня было только смутное ощущение, что смерть господина Мэя не так проста, как выглядит на первый взгляд. Лю мог бы ответить, что ничего не знает о прошлой жизни госпожи Мэй, и я остался бы ни с чем! Когда же он стал отрицать, что она работала на цветочной лодке, и рассказал красивую историю о старинной, благородной семье и замужестве против воли отца, я истолковал это как сознательный обман. Лю все знал, по своей ложью пытался оградить госпожу Мэй от подозрении, неизбежных, когда дело касается женщины сомнительных нравов, вышедшей замуж. Ложь Лю укрепила мои сомнения, и я начал…

Дверь распахнулась, и в комнату влетел Ма Жун.

– Бирюза в канцелярии, мой господин! Она твердит, что должна срочно поговорить с вами!

Судья Ди поглядел на сверх всякой меры взволнованного помощника.

– Я бы, конечно, хотел с ней познакомиться, – спокойно проговорил он. – Однако сейчас еще не время. Нам надо со всей поспешностью отправляться в суд. Мы уже опаздываем, и Чао Тай заждался.

– Бирюза говорит, это чрезвычайно важно, мой господин! – возразил Ма Жун.

– Тогда передай ей, чтобы подождала. Идемте!

Судья спустился во лестнице в сопровождении двух своих помощников. На первом этаже Ма Жун заскочил в канцелярию и вновь присоединился к судье Ди и Tao Ганю, когда те садились в паланкин.

– Я попросил Бирюзу подождать, мой господин, – мрачно доложил он. – Она, по-моему, очень рассердилась, но не захотела объяснить мне, в чем дело.

– Очень независимая молодая женщина, – улыбнулся судья Ди. – А что там у тебя с уборщиками, Ма Жун?

Тот хлопнул себя по лбу.

– Совсем из головы вон! – досадуя на собственную забывчивость, воскликнул тот. – Порядок восстановлен, мой господин. Мы арестовали почти шестьдесят человек. Среди них оказалось только два зачинщика – бывший главарь банды грабителей и отступник-даос. Они рассчитывали устроить мятеж, действуя под видом религиозного братства и подстрекая народ противиться власти, чтобы захватить старый город; вволю пограбить в убежать с добычей. Эти двое сегодня будут обезглавлены. Остальных мы отпустили, так проучив, что навеки запомнят! К своему великому огорчению, мой господин, я должен признать, что доктор Лю не участвовал в заговоре. Угадайте, зачем он ходил к этим негодяям, мой господин! Добивался, чтобы ему сообщили, если обнаружат тело с необычными признаками болезни! Не могу я понять этого скользкого типа!

– Я арестовал Лю час назад, – сообщил судья и подробно рассказал Ма Жуну о своих недавних открытиях в доме Мэя. Закончив рассказ, он с тревогой посмотрел на небо и покачал головой. – И все-таки, по-моему, облака чуть-чуть движутся, а воздух не так сух, как в полдень. И как бы то ни было, меня не покидает надежда, что, наконец, пойдет дождь.

Они вышли из паланкина у высоких ворот военного суда. Поскольку в городе было объявлено чрезвычайное положение, все дела слушались здесь, а не в городском и не в Верховном суде. Стражники вскинули оружие, и начальник стражи в парадном облачении повел судью к приемной. Навстречу им вышел Чао Тай.

Усадив судью за простой чайный столик, Чао Тай представил ему чиновника, призванного следить за соблюдением судебной процедуры. Пока судья пил чай, тот почтительно посвящал его в особенности военного суда. В целом он ничем не отличался от гражданского, но процедура значительно упрощалась. Около одиннадцати часов Чао Тай и Ма Жун проводили судью с Tao Ганем в зал суда. Просторное помещение заливали светом фонари. У дальней стены стояли ряды копий, а перед ними возвышался помост со столом, покрытым красной тканью. Слева и справа от помоста застыл десяток воинов с мечами наголо. За столиком в углу сидели два военных писца, держа под рукой бумагу и все необходимое для письма. Этим двоим надлежало записывать все сказанное в зале.

Чао Тай помог судье Ди взойти на помост и подвинул высокое кресло. Судья сел. Чао Тай встал справа от него, Ма Жун – слева. Tao Гань пристроился на табурете на конце стола.

Чао Тай дал знак чиновнику, ведающему протоколом, тот подошел к столу, отдал честь и с поклоном доложил, что все готово.

Судья Ди поднял молоточек.

– Как чрезвычайный губернатор столицы империи, я объявляю заседание открытым! – Он стукнул молоточком. – Рассматривается дело об убийстве известного торговца господина Мэй Ляна. Первым суд желает выслушать обвиняемого доктора Лю. Приведите его!

Чиновник отдал приказ двум стражникам, и те поспешно нырнули в сводчатую дверь слева.

Судья Ди рассмотрел лежащие перед ним бумаги, специально подготовленные на случай особо тяжких преступлений. На каждом стояла большая красная императорская печать, каждый был подписан первым советником и пронумерован. Обычно тяжкие преступления, совершенные в Поднебесной, рассматривал Большой Совет, а потом представлял приговор на одобрение Сына Неба. Однако сейчас вступили в силу законы чрезвычайного положения, требовавшие безотлагательного принятия мер.

Двое стражников подвели доктора Лю к столу. После того как обвиняемый опустился на колени, судья начал допрос:

– Доктор Лю, вы дважды дали заведомо ложные показания. В первый раз, когда заявили, что господин Мэй умер около десяти часов вечера, а второй – уверяя, будто госпожа Мэй не работала на цветочной лодке, а принадлежала к высокопоставленной семье. Почему вы пытались ввести суд в заблуждение? Вы обвиняетесь как соучастник в убийстве господина Мэй Ляна, и я советую вам говорить только правду и ничего, кроме правды!

Доктор Лю поднял голову. Он был бледен, но голос его звучал твердо:

– Обвиняемый решительно отрицает свое участие в убийстве господина Мэя, но признает, что сообщил вашей чести неверные сведения, Я совершил глупость, поверив россказням госпожи Мэй. Мне было известно о ее прошлом, но я полагал, что, несмотря на это, она честная женщина, искренне любила мужа и…

Судья стукнул молоточком:

– Я хочу услышать от вас, что произошло в тот вечер. Вы говорили мне, что остались обедать с господином Мэем, а прислуживала вам госпожа Мэй. С этого и начните!

– Расставшись с господином Мэем, я и вправду пошел к его домоправителю, мой господин, дал ему лекарство, убедился, что беспокоиться не о чем, и отправился домой.

– Значит, история о том, что вы услышали крик госпожи Мэй в восточном крыле, бросились на помощь и так далее, насквозь лжива?

– Да, мой господин. Я вернулся в дом Мэя рано утром. Вообще-то я шел к больному, но решил по пути проверить, как себя чувствует старый домоправитель. Я знал, что это единственный оставшийся в доме слуга, и беспокоился за него. Госпожа Мэй сама открыла мне дверь и сказала, что старику лучше и к полудню он, наверное, встанет. Зато она показалась мне очень расстроенной. Потом госпожа Мэй увела меня в дом и рассказала жуткую историю. По ее словам, увидев, как муж поднимается в библиотеку, она решила переночевать в комнате для гостей, потому что волновалась за его здоровье и хотела быть под рукой на случай, если ему что-нибудь понадобится. Вскоре после полуночи госпожа Мэй проснулась, потому что пришел ее муж и стал жаловаться на плохое самочувствие и бессонницу. Она хотела встать и приготовить успокоительный чай, но господин Мэй вдруг схватился за горло и начал задыхаться. Прежде чем она успела броситься на помощь, он упал и ударился головой о массивную резную ножку кровати. Опустившись рядом на колени, госпожа Мэй с ужасом увидела, что он мертв. – Лю замолчал и умоляюще посмотрел на судью. – Я ей поверил, мой господин! – воскликнул он. – Я звал, что у господина Мэя слабое сердце, а он в последнее время так много работал! Госпожа Мэй очень боялась что, если она скажет правду, люди станут сплетничать. Ни она, ни ее муж никогда не пользовались комнатой для гостей, и злые языки примутся болтать, что муж застал ее там с любовником, и тот убил господина Мэя. Мне это показалось немного странным. Я захотел осмотреть тело, но госпожа Мэй сказала, что перетащила его к подножию лестницы в зале. Она просила меня сказать судебному лекарю, что ее муж упал с лестницы накануне вечером после обеда и что она сразу же позвала меня. Я колебался, но госпожа Мэй… она очень хорошо умеет убеждать, мой господин! А потом она, по сути дела, выставила меня со словами: «Идите скорее в суд за лекарем! Если мы будем тянуть, то у него возникнут подозрения!»

Доктор Лю вытер лицо рукавом. Даже в этом просторном зале с высоченными потолками стояла невыносимая духота.

– Теперь я перехожу к самой мучительной части своего признания. Хочу официально заявить: я полностью отдаю себе отчет, что, давая эти показания, сам себя обвиняю в сокрытии от правосудия жизненно важных фактов, но долг повелевает сказать правду. Так вот, я солгал судебному лекарю, что пытался найти его накануне. При этом никто не мог бы уличить меня во лжи, поскольку он каждую ночь ходит проверять общественные погребальные костры. Однако, войдя в зал вместе с судебным лекарем и его помощником, я испытал настоящее потрясение: череп господина Мэя был проломлен спереди, а ударившись головой о ножку кровати, получить такую рану невозможно! Более того, несчастный случай был так искусно обставлен, что я заподозрил присутствие в этом деле соучастника. Позаботились даже испачкать колонну кровью и прилепить клок волос! Пока судебный лекарь осматривал тело, я напряженно думал. Мало-помалу до меня дошло, что слова госпожи Мэй о любовнике недалеки от истины, правда немного приукрашенной. Я понял, что оказался в затруднительном положении и по милости госпожи Мэй стал соучастником убийства! Разумнее всего было бы тут же признаться, что я дурак, и выдать госпожу Мэй. Но… – Он внезапно осекся.

– Так почему же вы этого не сделали? – спокойно осведомился судья Ди.

Доктор Лю помедлил и, несколько раз прочистив горло, запинаясь, начал путано объяснять:

– Когда лекарь закончил осмотр, мой господин, она… позвала меня. Мы… нам надо было поговорить в боковой комнате. Госпожа Мэй на коленях умоляла меня ее спасти. Муж действительно застал ее с любовником, они поссорились, и любовник ударил Мэя, думая только оглушить его и убежать. Увиден же, что он мертв, они обезумели от страха и, не зная, как быть, в конце концов решили представить дело как несчастный случай. Госпожа Мэй уверяла, будто никто никогда не заподозрит, что Мэй вовсе не падал с крутой лестницы, и…

– Кто был ее любовником? – резко перебил судья.

– Этого госпожа Мэй мне не сказала, мой господин. Я… – Он вдруг вскочил и схватился за голову. – О Небо! Какой же я непроходимый тупица! Она, конечно, заявит, что это я! – доктор Лю снова упал на колени. – Не верьте этой женщине, мой господин! Умоляю вас, не верьте ей! Она – развращенное, лживое существо, она…

Судья Ди поднял руку.

– Вы очень умный человек, Лю! – холодно бросил он. – И я никогда в этом не сомневался. Господин начальник судебной канцелярии, велите писцам огласить показания обвиняемого.

Писцы принялись монотонно бубнить записанное, время от времени останавливаясь и делая небольшие поправки, если в записях было различие. Наконец чиновник передал документ Лю, и тот приложил к нему большой палец. Доктор хотел еще раз обратиться к суду, но по знаку судьи Ди два стражника схватили его за руки и потащили вон из зала.

– Грязная крыса! – шепнул Чао Тай Ма Жуну. – Рассчитывает свалить вину на свою любовницу и отделаться тюрьмой!

Судья стукнул во столу молоточком.

– Приведите обвиняемую, госпожу Мэй! – приказал он.

Два стражника исчезли, но тотчас вернулись вместе с пожилой женщиной в черном – надзирательницей женской тюрьмы.

– Я обязана доложить высокому суду, – заговорила она, – что заключенная, госпожа Мэй, больна. Она мечется, стонет, и думаю, у неё лихорадка. Я посоветовала ей потребовать лекаря и составить прошение об отсрочке разбирательства. Но госпожа Мэй и слушать о том не хочет. Она настаивает, чтобы предстать перед судом, как только ее вызовут. Какова будет воля высокочтимого господина?

Судья немного подумал, недовольно подергал бороду и ответил:

– Поскольку сейчас суд удовольствуется кратким допросом, можете привести обвиняемую сюда. Потом попросите судебного лекаря ее осмотреть.

Судья Ди с тревогой смотрел, как госпожа Мэй в длинном белом траурном халате медленно бредет к помосту. Надзирательница хотела ее поддержать, но та решительно отказалась. Когда женщину поставили на колени, судья Ди милостиво проговорил:

– Обвиняемой разрешается стоять. Суд…

– Я убила своего мужа, – странным, прерывающимся голосом перебила госпожа Мэй и, уставившись на судью большими, лихорадочно горящими глазами, добавила: – да, убила, потому что не могла больше терпеть бессильные попытки старика исполнить супружеский долг. Я вышла за него, потому что…

Голос госпожи Мэй сорвался. Она вскинула голову, и камни в ее серьгах полыхнули синим огнем при свете фонарей. Глаза женщины через голову судьи Ди отрешенно смотрели вдаль.

– Я вышла за него, потому что жизнь мне сильно задолжала. Мне было пятнадцать лет, когда меня продали на цветочную лодку в старом городе. Меня били, унижали и всячески издевались, жестоко пороли без всякой вины, а я мечтала о лучшей доле. Я… – Госпожа Мэй закрыла лицо руками.

Когда она собралась с силами и вновь заговорила, голос на мгновение обрел прежний богатый оттенок:

– Потом я встретила человека, который полюбил меня, и некоторое время была счастлива. Но потом поняла, что мне мало одной любви. Мне хотелось большего! Поэтому я вышла замуж за Мэя. Он дал мне все, о чем я мечтала… кроме любви! У меня были любовники, много любовников. По большей части – грубые неотесанные люди, из-за которых я страдала пуще прежнего. Остальные.. я чувствовала себя запятнанной их жадной похотью, униженной бесстыдным вымогательством. Мужу стало известно о моих связях, и его жалость угнетала меня. Да, она терзала меня гораздо больше, чем самые страшные избиения на цветочной лодке. А когда я его убила, мне пришлось молить о помощи этого ничтожного доктора и обещать, что я выполню все его грязные прихоти… Мне всегда хотелось чего-то еще! Но чем большего я добивалась, тем больше теряла! Теперь я это прекрасно понимаю. Увы, слишком поздно…

Все тело госпожи Мэй сотряслось в мучительном приступе кашля.

– Как мне все это надоело, – запинаясь пробормотала она. – Опостылело…

Она зашаталась и, печально взглянув на судью, рухнула.

Надзирательница присела рядом на каменный пол и ловко распахнула белый халат, но тут же отшатнулась, вскочила и, закрыв рот ладонью, в ужасе указала на предательские пятна, покрывающие шею и грудь госпожи Мэй. Начальник стражи отпрянул от корчащейся женщины. Ее руки и ноги судорожно задергались. Потом все затихло.

Судья Ди встал с кресла и, перегнувшись через стол, взглянул на искаженное мукой лицо умершей, затем снова сел и подал знак начальнику стражи. Тот передал приказ стражникам у входа, и они торопливо покинули зал.

Мертвую тишину внезапно нарушил низкий рокот где-то вдали, но никто не обратил на него внимания.

Стражники вернулись с циновкой и, закутав лица шейными платками, накрыли тело. Начальник стражи подошел к судье:

– Я распорядился позвать уборщиков, мой господин.

Судья Ди кивнул.

– Приведите обвиняемого Ху Пэня, – устало проговорил он.

Глава 19

Из сводчатого дверного проема в сопровождении двух стражей выступила приземистая фигура Ху. Он был в длинном коричневом халате для верховой езды, перетянутом кожаным поясом, и в охотничьей шапочке. Очевидно, перед арестом Ху собирался на охоту, а поскольку ему еще не предъявили ни одного обвинения, не получил тюремной одежды.

Некоторое время Ху мрачно разглядывал зал. Но стражник чуть заметно шевельнул рукой, и он раскачивающейся, неуклюжей походкой двинулся дальше, мимо укрытого циновкой тела, к столу судьи.

– Встаньте на колени вот здесь! – поспешно распорядился начальник стражи, указав мечом на край помоста подальше от трупа.

Судья Ди стукнул молоточком.

– Ху Пэнь, – сурово начал он, – вы обвиняетесь в убийстве господина Мэй Ляна посредством удара по голове тяжелой пластиной для растирания туши, нанесенного в комнате для гостей его собственного дома.

Ма Жун и Чао Тай удивленно переглянулись. Tao Гань, окаменев от удивления, таращился на судью.

Ху поднял голову.

– Значит, она меня выдала! – угрюмо буркнул он.

Судья Ди привстал.

– Нет, – спокойно возразил он, – она вас не выдавала. Это сделали вы сами вчера вечером, когда я был у вас в гостях.

Ху изумленно открыл рот, собираясь что-то сказать, но Судья Ди поспешно продолжал:

– Рассказывая мне и моему помощнику подлинную историю известного рисунка, вы явно пребывали в чрезмерном возбуждении и говорили так, словно это случилось с вами, а не с вашим прадедом сто лет назад. История, прямо скажем, впечатляющая, но вы неоднократно слышали ее в семейном кругу. Нет, дела минувших дней не могли так сильно вас взволновать! И я заподозрил, что вы, по примеру предка, когда-то выкупили рабыню, пожертвовав, вероятно, немалой частью семейного состояния, а она бросила вас и вышла замуж за богатого человека.

Ху не возразил ни слова и лишь исподлобья смотрел на судью.

– Кроме того, – снова заговорил Ди, – когда я сообщил вам о смерти господина И, вы сразу же спросили, не потерял ли он глаз. Уличная песенка о грядущей судьбе трех домов, Мэй, Ху и И, довольно туманна, как и полагается такого рода пророчествам. В ней сказано, что один из них потеряет постель, второй – глаз, а третий голову, но не уточняется, кому какой вид смерти предназначен. И был убит страшным ударом, размозжившим всю левую сторону его лица, но впопыхах убийца не удосужился проверить, что произошло с его глазом. Когда вы спросили об этом, намекнув, что сами можете потерять голову, мне это показалось очень странным, ведь ваши слова подразумевали полную уверенность, что господин Мэй умер, как говорится в песенке, потеряв постель. Но он-то, как предполагалось, упал с лестницы! И я не мог разрешить это противоречие. Никаких выводов я тогда не делал, но принял к сведению, что тут простая какая-то загадка. – Судья откинулся на спинку кресла. – Потом, однако, я узнал из достоверного источника, что госпожа Мэй работала на цветочной лодке в старом городе, была выкуплена неизвестным поклонником и бросила его, предпочтя богатого господина Мэя. Все это разительно напоминает историю Ивового Дома, рассказанную вами о своем прадеде. Мне тут же пришло на ум еще одно любопытное совпадение: госпожу Мэй испугал рисунок на блюде, когда я угостил ее пирожками. И что еще интереснее, кукольник Юань упомянул в разговоре, что тринадцать лет назад с цветочной лодки в старом городе при таинственных обстоятельствах исчезла танцовщица по имени Сапфир. Но ведь так звали женщину, которую выкупил ваш предок! А госпожа Мэй явно питала слабость к этому камню. Удивительные совпадения! И все же я не считаю эти факты неопровержимым свидетельством, что именно вы купили госпожу Мэй и оставались ее любовником даже после того, как она стала женой Мэя, а тем более что Мэй не погиб по чистой случайности, а был убит вами обоими. Во-первых, у меня не было доказательств, что Мэй убит, и, во-вторых, я отказывался верить, что такой умный и многоопытный человек мог жениться на порочной женщине. И я приказал арестовать вас совсем по другому обвинению.

Ху попытался что-то сказать, но судья остановил его:

– Нет, выслушайте меня! Я говорю все с определенной целью. Так вот, сегодня вечером дело наконец прояснилось: я нашел подтверждение тому, что господина Мэя грубо лишили жизни. Убийца ударил старика по голове тяжелой пластиной, а перед этим зверски избивал и пинал ногами. Тело жертвы покрывали ужасные ушибы, которые мы ошибочно приписали ударам о ступеньки при падении с лестницы. Тут-то я и понял, почему вы связали смерть Мэя с «потерей постели»: вы истолковали эти слова в том смысле, что он умер, лишившись брачного ложа, так как жена ему изменила. А значит, это вы были любовником госпожи Мэй и убили старика, когда тот застал вас со своей женой в комнате для гостей. Теперь становится предельно ясной и ваша реакция на смерть И. Вы узнали, что Мэй «потерял постель», и если бы И «потерял глаз», то вам следовало опасаться потери головы. Меж тем раскрытие убийства Мэя и в самом деле грозило вам смертью от руки палача. Наконец, тот факт, что именно вам госпожа Мэй обязана свободой, объясняет, почему он хранил в тайне прошлое своей жены, – это был не только его секрет, но и ваш. Короче говоря, произошло столкновение из-за любви между предводителями «старого мира» – того, что ныне так стремительно угасает!

Судья замолчал. Лицо Ху выдавало внутреннее напряжение, но он ничего не сказал.

– Я объясняю вам все это, господин Ху, потому что счел своим долгом перед госпожой Мэй доказать: я обнаружил вашу виновность сам, без всяких подсказок с ее стороны. Стоя перед моим столом несколько минут назад, она даже не упомянула вашего имени, более того, взяла вину на себя, заявив, будто убила мужа, утомясь от его бесплодных попыток близости.

Ху встал и, вцепившись волосатыми руками в край стола, проскрежетал:

– Где она?

– Умерла, – спокойно ответил судья. – Скончалась, сделав упомянутое признание. От чумы.

Он указал на прикрытое циновкой тело.

Ху повернулся. Округлив глаза и нахмурив густые брови, он смотрел на циновку в порыве немой скорби. И слова издалека донесся слабый раскат грома.

Внезапно Ху застонал, как раненый зверь, и бросился к циновке. Начальник стражи хотел его остановить, но Судья Ди помотал головой. Ху приподнял край циновки и, взяв тонкую белую руку госпожи Мэй, нежно погладил ее, а потом удивительно деликатно, словно боялся потревожить, снял кольцо с сапфиром, поцеловал и надел себе на мизинец.

– Прошу дозволить мне взять это кольцо с собой на казнь, – пробормотал он тусклым, безжизненным голосом. – Я подарил его ей, когда выкупил. – Когда судья Ди кивнул в знак согласия, Ху поклонился и, не отводя глаз от кольца, заговорил: – Она тогда была совсем юной. Маленькой, напуганной девочкой. И звали ее Сапфир – так же как ту, что выкупил мой прадед. «Это не совпадение, – сказал я ей, – а воля Неба. Твоя любовь искупит все муки, которые прежняя Сапфир причинила моей семье». – Он покачал несоразмерно большой головой. – Почему она переменилась, прожив со мной несколько счастливых лет? Может быть, не могла забыть, что я, по сути дела, купил ее? Не знаю. Бросая меня, она сказала всего несколько слов: «Мэй богат, а ты беден. Жизнь все еще очень много мне должна. Парчовые одежды, дорогие украшения, толпы слуг. ..» Вот и все.

Ху задумчиво повертел кольцо. – Мэй и впрямь окружил ее роскошью, но не сделал счастливой, У нее было много беспорядочных связей. И я с грустью смотрел на это, понимая, что она несчастна и одинока. А потом, в один прекрасный день, она позвала меня. Сказала, что не может забыть того, кто ее выкупил. Было ли это правдой? Не знаю. Я чувствовал только, что снова наверху блаженства. И тут в город пришла болезнь. Я уговаривал ее уехать, но тщетно, она сказала, что, поскольку слуг отослали, а старик Мэй весь день торчит на рынке, мы могли бы встречаться чаще. А на прошлой неделе она вдруг заявила мне: «Так больше продолжаться не может. Мне необходимо покинуть этот город, город смерти и разрушения. Я хочу начать новую жизнь далеко отсюда». – «А мне можно уехать с тобой?» – спросил я. «Не знаю, устало ответила она. – Я люблю тебя, но ты всегда будешь напоминать мне о прошлом, которое я хочу забыть».

Ху замолчал. Судья Ди слушал его, неподвижно сидя в кресле.

– А что именно произошло в ту роковую ночь? – наконец спросил он.

Ху поднял взгляд, затуманенный воспоминаниями.

– Что произошло, спрашиваете? Она велела мне прийти к полуночи. В комнату для гостей, как всегда, В это время Мэй обычно уже спал. Мы не стали задергивать занавески у постели, и комнату освещала лишь свеча на ее туалетном столике. Внезапно лунная дверь открылась и вошел старик. На нем был домашний халат, а взъерошенная седая голова не покрыта. «Убей его! – крикнула она мне. – Я больше не могу его видеть!» Я встал, но старик Мэй покачал головой. «Не надо меня убивать, – сказал он. – Забирайте ее. Вы купили эту женщину, и она принадлежит вам по праву». Она вскочила вне себя от ярости, готовясь высказать все, что о нем думает, но Мэй примирительно вскинул руки. «Я знаю, что со мной ты была несчастлива, – заметил он. – Уехать вместе с Ху – твой последний шанс. Возможно, ты наконец найдешь то, что ищешь». И, покачав головой, старик добавил с присущим ему лицемерным видом: «Если бы ты знала, как мне тебя жаль!» Эти слова задели меня за живое. Он простил ее? Нет, только я имею право ее прощать! В приступе слепого бешенства я схватил тяжелую пластину, стукнул Мэя по голове и принялся пинать его злосчастное тощее тело. Остановился я, только когда она обняла меня, умоляя перестать. – Он провел рукой по влажному от пота лицу. – Мы долго сидели на краю постели не говоря ни слова. Да и что было говорить? Она первой нарушила молчание. «Я решила, что ты поедешь со мной. Тело мы перетащим в зал, к подножию мраморной лестницы, и сделаем все так, будто он упал еще вчера вечером. А через несколько дней уедем. Вместе». Мы отволокли старика вниз и оставили несколько доказательств, что с ним произошел несчастный случай. Ну а потом я ушел через дверь в саду. Вот и все.

В зал суда вошли четыре человека в черных капюшонах. Они с привычным проворством завернули тело в циновку, а затем в холстину. Ху проводил глазами скорбное шествие.

Судья Ди подал знак писцам. Те снова принялись читать свои записи высокими, монотонными голосами. Они уже заканчивали чтение, когда вспышка молнии осветила высокие окна. Раздался оглушительный удар грома, но промасленной бумаге окна забарабанил дождь.

Судья развернулся в кресле.

– Ну наконец-то! – ликующе воскликнул он.

Начальник стражи забрал у писцов записи и протянул Ху, чтобы тот приложил к документу большой палец. Судья Ди поднялся и важно расправил халат.

– Ху Пэнь, вы обвиняетесь еще в одном тяжком преступлении, однако мне нет надобности разбирать этот вопрос, так как вашего признания в убийстве господина Мэй Ляна, хорошего человека и благодетеля города, вполне достаточно, чтобы вынести приговор. Суд приговаривает обвиняемого Ху Пэня к смертной казни через отсечение головы, и согласно закону о военном положении приговор будет приведен в исполнение немедленно.

Он снова сел, взял кисточку для письма и заполнил бирку. Скрепив документ печатью, он протянул его Чао Таю:

– Вам, тайвэй, вместе с тайвэем Ма надлежит принять соответствующие меры. Вы, Tao Гань, от моего лица будете присутствовать при совершении казни и составите отчет для канцелярии. – Судья стукнул по столу молоточком.

Два стражника подошли к Ху, но он не видел ничего вокруг, поглощенный созерцанием кольца. Крупный сапфир разбрасывал синие огоньки. Один из стражей похлопал Ху по плечу. Тот повернулся и, ссутулясь под широким одеянием для охоты, безропотно позволил себя увести.

– Суд снова соберется завтра утром, – объявил судья Ди. – Тогда обвиняемый доктор Лю и выслушает приговор. Его ожидает длительное тюремное заключение за дачу ложных показаний, сокрытие важных сведений и нарушение профессионального долга. В суде объявляется перерыв.

Он еще раз ударил молоточком, встал и, спрятав руки в широкие рукава, направился к двери. Все присутствующие застыли в почтительном молчании.

Глава 20

Стражники у ворот военного суда соорудили над сиденьем паланкина судьи Ди небольшой холщовый навес. Пока его несли во дворец, судья, откинувшись на подушках и высунув наружу правую руку, с удовольствием ловил холодные дождевые капли.

Только сейчас он понял, до какой степени измотан. Он попытался сосредоточиться на заседании суда. Зал со сверкающими фонарями казался таким же призрачным и неуловимым, как сцена из недавнего сна. Сумбурные мысли путались. Все вокруг теряло очертания, и у судьи было ужасное ощущение, будто его несут в паланкине уже много дней и так будет продолжаться вечно, ибо он угодил в замкнутый круг. Под ложечкой противно засосало. Судья крепко прижал кончики пальцев к вискам. Тошнота медленно прошла, но чувство бесконечной усталости и полной тщеты всех усилий не исчезло. Он задумался: что это – естественная реакция на три недели страшного умственного и физического перенапряжения или признак надвигающейся старости?

Погруженный в мрачные мысли, судья лениво глядел на пустынные мокрые улицы. То здесь, то там в окнах темных, безмолвных домов вспыхивали огоньки. Вскоре в столице восстановится привычное течение жизни и она вновь станет шумным, кипучим городом. Но и эта мысль не развеяла глубокой грусти.

Только услышав громкие, протяжные крики, судья вдруг выпрямился и посветлел. Впереди послышался стук деревянной трещотки. В неверном свете болтающегося у паланкина фонаря появилось мокрое морщинистое лицо очень старого человека. Старик нес корзину с аккуратно сложенными листками промасленной бумаги. Худые обнаженные руки, торчавшие из потрепанных рукавов, свидетельствовали не только о глубокой старости, но и об ужасной нищете.

– Прочь с дороги! – рявкнули стражники.

– Остановитесь! – приказал им судья. —Я возьму один, – обратился он к первому уличному торговцу, увиденному за последние три недели.

– Пять медных монет или четыре за штуку, если вы возьмете два, благородный господин! – Старик бросил на судью хитрый взгляд из-под лохматых седых бровей. – Самая лучшая промасленная бумага – защищает как от дождя, так и от солнца! Возьмите два листа, мой господин, к вечеру цена поднимется!

Судья взял один лист и достал из рукава серебряную монету.

– Желаю удачи! – сказал он торговцу.

Старик схватил серебро и затопал прочь по мокрым булыжникам, боясь, как бы сумасшедший господин не раскаялся в своей щедрости. И только удалившись на безопасное расстояние, он опять с силой ударил в трещотку.

Судья, улыбаясь, укрыл промасленной бумагой мокрые туфли. Теплая волна гордости смыла всю его усталость и тревогу – огромной гордости за людей, служить которым ему выпала честь. Три бесконечно долгие недели они ютились в своих жалких хибарах – полуголодные и скованные тупым страхом перед неумолимым, невидимым врагом. Однако при первых же признаках перемен к лучшему они вышли на улицы – не сломленные, мужественные люди, полные оптимизма и готовые торговаться из-за нескольких медных монет, необходимых, чтобы купить скромную миску риса.

Прибыв во дворец, судья милостиво отвечал на радостные приветствия всех служащих, кого встречал на пути на четвертый этаж.

Прежде всего он поспешил выйти на мраморный балкон. Стоя у ограды, судья сквозь пелену дождя наблюдал, как в городе зажигается все больше и больше огней. И вдруг до него донесся низкий голос большого бронзового гонга буддийского храма. Монахи начинали возносить благодарственные молитвы.

Судья вернулся в комнату, снял тяжелое церемониальное облачение, а высокую шапочку с крылышками заменил маленькой и скромной. В простом домашнем халате он сел за письменный стол, растер тушь и, взяв кисточку, набросал послание старшей жене в том чопорном, суховатом стиле, что надлежало соблюдать в переписке между мужем и женой.

«Занятость государственными делами помешала твоему господину написать тебе раньше. Однако ныне милостью Неба пошел дождь, и это означает конец Черной Смерти и чрезвычайного положения. Полагаю, в самом скором времени смогу позволить вам вернуться в город. Здесь имели место некоторые непредвиденные события, однако в основном благодаря неустанному усердию трех моих помощников мы исполнили свои долг, сохранив порядок. Посылаю слова привета второй и третей женам, а также детям».

Поставив печать, судья откинулся в кресле. С любовью вспоминая о своих женах и детях, он подумал, что следовало бы сделать приписку, добавив несколько строчек более личного характера. Под стук дождя он стал подыскивать нужные слова и незаметно задремал.

Судья Ди проснулся, когда вошли три его усталых и промокших помощника. Tao Гань протянул ему свиток. Предложив всем сесть, судья проглядел отчет, написанный мелким, аккуратным почерком Tao Ганя. Ху был казнен на площади у общего погребального костра. Когда палач обнажил ему шею, приговоренный бросил долгий взгляд на шипящие под дождем дрова. «Мы уходим вместе», – сказал Ху, и это были его последние слова.

Tao Гань вынул из рукава кольцо с сапфиром.

– Эту вещицу сняли с тела казненного. Полагаю, ее надлежит присовокупить к наследству господина Мэя.

– Да. Приготовь большой чайник крепкого чая, Tao Гань.

Начальник канцелярии принялся священнодействовать у чайного столика, а Чао Тай, сняв шлем, обратился к судье:

– Ведя Ху на казнь, мой господин, я полюбопытствовал, зачем все-таки он убил И. Ху озадаченно посмотрел на меня и бросил всего одну фразу: «И был жестоким демоном и получил по заслугам». Не добавить ли это признание вины в отчет, мой господин? Просто для полноты картины.

Судья покачал головой.

– Нет, это не было признанием вины, – спокойно возразил он, – поскольку Ху не убивал И. – И, поглядев на изумленные лица своих помощников, он стал объяснять: – Ху не мог знать, что в тот вечер Коралл была у И. Разве она не сказала нам, что бамбуковые занавески были опущены? Даже если допустить, что Ху наблюдал за домом И через канал, он не мог видеть того, что там происходит. И было бы неразумно предполагать, будто он переплыл канал и влез на балкон только для того, чтобы подглядывать за И именно в тот момент, когда последний задумал убить Коралл. Нет, друзья мои, слишком много получилось бы совпадений! Кроме того, Ху при всей своей силе был приземист, тогда как И – выше среднего роста. А удар нанесли сверху. Следовательно, это сделал человек не менее рослый, чем И.

– Но Коралл говорила нам, что видела тень Ху за бамбуковой занавеской, мой господин! – воскликнул Tao Гань.

– Так ей показалось, – промолвил судья Ди. – Девушка подумала о Ху, потому что И заставил ее стоять на скамье обнаженной. Но на этот раз изверг поступил так только ради удовольствия но злорадствовать над смущением жертвы, а не для того, чтобы подразвить Ху. Ведь свеча была всего одна, а бамбуковые занавески опущены. А перепуганная Коралл не поняла этого. Увидев какую-то большую тень, она, естественно, предположила, что это Ху.

– Но тогда кто убил И? – взорвался Ма Жун.

Судья пристально взглянул на тайвэя.

– Когда я услышал историю Коралл, – обронил он, – у меня возникло одно подозрение. Правда, не все факты в него укладываются, но у меня не было возможности их проверить. Я надеялся и даже верил, что сегодня произойдет событие, которое подтвердит мои догадки. И эти ожидания сбылись, к моему великому удовольствию. Причем не только потому, что я был нрав…

Судья взял чашку, предложенную Tao Ганем, но чай оказался слишком горячим, и он, решив повременить, выглянул в окно.

– Пошел настоящий ливень! – воскликнул судья и, позвав хлопком в ладоши посыльного, распорядился: – Немедленно отправляйтесь к посту стражи у Восточных городских ворот и велите им закрыть шлюзы. – Затем он вернулся к прерванным объяснениям: – Давайте переберем еще раз показания Коралл. Девушка сказала, что И, встретив их с сестрой на рынке, отвел ее в сторону. Бирюза – умная молодая особа и не могла не насторожиться. Думаю, история, которой ее пыталась обмануть Коралл, была не слишком правдоподобна, потому что это простая, безыскусная девочка. Во всяком случае, Бирюза заподозрила неладное и решила приглядывать за сестрой. Вечером, когда Коралл ушла, она тайком отправилась следом. Бирюза увидела, что И впустил ее сестру через дверцу в чугунных воротах, и слегка растерялась, не зная другого способа проникнуть в эту огромную старую крепость. Однако она девушка находчивая, и потому спустилась к берегу у моста и скинула одежду в кустах, решив подплыть вдоль берега к балкону галереи и попытаться войти в дом оттуда. Не желая идти безоружной, Бирюза прихватила железный шар концом шарфа и повязала стянутые в узел волосы. – Судья сделал глоток чаю и, взглянув на Ма Жуна, снова заговорил: – Для опытной акробатки влезть по колонне – пара пустяков и, поскольку она высокая и гибкая, забраться на выступ тоже не составило особого труда. Стоя там, она слышала, как И с упоением рассказывал Коралл, что до смерти запорол ее мать, и грозил точно так же расправиться с ней. Через бамбуковую занавеску Бирюза увидела, как негодяй хлестнул Коралл по груди, развязала шарф и, подняв занавеску, шагнула на подоконник. Услыхав шум, И развернулся и потрясенно замер. Обнаженная мокрая женщина с длинными, растрепанными волосами, должно быть, показалась ему мстительным призраком из мира духов. Однако он быстро убедился, что это хуже, чем призрак, – сестра Коралл, не кроткая, беззащитная девушка, а опытный боец со смертоносным оружием в руках. Как большинство исключительно жестоких людей, И был трусом. Он выронил кнут и стал звать на помощь. Как ты помнишь, Tao Гань, его рот так и остался широко открытым. Бирюза обрушила на голову И завязанный в шарф железный шар. Сила удара отбросила его в кресло.

Судья умолк и какое-то время тихо созерцал потоки проливного дождя.

– Я уверен, – продолжал он, – что до сих пор все было именно так. Что случилось дальше, можно только догадываться. Полагаю, когда Бирюза убила И, ее гнев несколько поутих и она пришла в ужас от содеянного. Девушка, разумеется, не могла знать, что убийство И, не будучи преднамеренным, полностью оправдывается законом, поскольку И не только зверски убил ее мать, но хотел точно так же расправиться с сестрой. Увидев кровь на своем шарфе, Бирюза, вне себя от страха и отвращения, выбросила железный шар в канал, а окровавленный кусок ткани швырнула на пол. Затем она вылезла в окно, спустилась по колонне и поплыла обратно. Наконец, одевшись на берегу, девушка пошла в «Дом Пяти Блаженств». Вот там-то ты и встретился с ней, Ма Жун.

– Теперь я понимаю, почему Бирюза даже не взглянула на отца! – воскликнул Ма Жун. – Она рассердилась из-за того, что он не сказал ей правды о смерти матери, а сестре доверил эту тайну!

Судья Ди кивнул:

– И тоже решила никогда не говорить ему о том, что сделала. Позже Бирюза вспомнила о брошенном на месте убийства шарфе и начала волноваться, не оставили ли они с сестрой еще каких-нибудь улик. Мы знаем, что, кроме серьги и красного камня, там не было ничего. Служанка Кассия, увидев на подоконнике мокрые пятна, аккуратно их вытерла, как возможную улику против Ху. Но Бирюза, конечно, не могла на это рассчитывать. Она решила вернуться в дом И и проникнуть на галерею тем же путем, что и раньше. Однако бирюза не учла, что из-за открытых шлюзов течение в канале стало очень сильным. – Он поглядел на Ма Жуна. – Ты родился и вырос в речном краю, мой друг, и тебе следует знать, что, когда река делает изгиб, у внутреннего берега течение всегда сильнее. Я не раз это замечал, стоя на мосту и наблюдая за движением сплавного леса. А крутая стена у дома И возвышается как раз на внутренней стороне излучины вниз по течению от моста Полумесяца. Поэтому девушка так и не добралась до цели. Бирюза не справилась с течением, и ее отнесло под балкон дома Ху, где бедняжка и запуталась в водорослях. После того как ты спас ее, Ма Жун, девушке пришлось мгновенно сочинить какую-то историю. Ты не помнишь, быть может, сам ненароком упомянул о Ху?

Ма Жун почесал подбородок.

– Кажется, да, – печально признал он. —Я пошутил, спросив, не он ли выбросил Бирюзу с балкона.

– Вот именно. Таким образом, ты подсказал ей ответ! Ну а я, услышав показания Коралл и сделав кое-какие выводы, нарочно сказал Юаню, что собираюсь предъявить Ху обвинение в попытке изнасилования Бирюзы. Я рассчитывал, что, если мои подозрения верны, она придет сюда и чистосердечно во всем сознается, – ведь Бирюза – приличная девушка и не могла допустить, чтобы из-за выдуманной ею истории несправедливо обвинили человека. Впрочем, мои догадки подтверждали и другие факты. Во-первых, когда мы расстались с Ху, он был явно не в настроении насиловать кого бы то ни было. Он ждал гостя, но не Бирюзу, а посланца госпожи Мэй. Далее, у найденного нами шарфа мокрыми оказались только уголки, и это свидетельствует о том, что пловец обвязал им голову, и, следовательно, это была женщина. Наконец, расправляясь с наглецами в харчевне, Бирюза орудовала только одним железным шаром.

– И волосы у нее были еще мокрыми, – пробормотал Ма Жун и, вздохнув, с восхищением добавил: – Вот почему она пила, как рыба! Ну и девушка!

– Иди в канцелярию, Ма Жун, – сухо распорядился судья Ди, – и посмотри, нет ли ее там. Если Бирюза все еще ждет, ты сам поподробнее расспросишь ее обо всех перипетиях этой истории.

Ма Жун вскочил и без лишних слов выбежал из кабинета.

– Бирюза – очень порывистая и независимая молодая женщина, – с улыбкой заметил судья Ди. – Что ей необходимо – так это хороший муж. Я бы сказал, семейная жизнь заставит ее остепениться!

– Брат Ма с этим успешно справится! —усмехнулся Чао Тай. – Но ему надо последовать старинному обычаю и одновременно жениться на ее сестре-близнеце, взяв Коралл второй женой. Тогда Ма сумеет в полной мере доказать свой пыл! – Он умолк, с довольным видом потирая колени, и вдруг нахмурился испросил: – Может быть, надо заставить девицу дать показания в суде, мой господин, и оправдать ее по закону? Нельзя же представить смерть И как нераскрытое убийство!

Судья вскинул густые брови:

– А почему бы и нет? Я не хочу, чтобы личные дела будущей семьи моего друга Ма обсуждались во всех чайных города. Потому отмечу смерть И как убийство, совершенное неизвестным лицом. Я не возражаю, чтобы на моем счету было несколько нераскрытых дел.

– Выходит, брат Ма, наконец, попался! – с тонкой улыбочкой обронил Tao Гань. – И как! – Затем, однако, его лицо помрачнело и, подергав любимые три волоска на левой щеке, начальник канцелярии разочарованно протянул: – Итак, уликой был вовсе не рисунок! Очевидно, И случайно толкнул вазу, когда ел леденцы, и она упала на пол.

Судья задумчиво посмотрел на своего помощника.

– Нет, Tao Гань, я в этом не уверен, возразил он. – Возможно, ты был прав, придавая разбитой вазе особое значение. К несчастью, мы никогда не сможем этого доказать. Как ты помнишь, испугавшись Бирюзы, И закричал. Он не заметил бегства Коралл и надеялся, что служанка или юный привратник найдут сестер-близнецов на галерее. А так как И был коварным и злобным человеком, я вполне допускаю, что, когда оп узнал мстительницу, его последней мыслью было оставить улику против нее! В таком случае И умышленно разбил вазу, но не потому, что на ней был известный рисунок, а по гораздо более очевидной причине. Дело в том, что рисунок на вазе был нанесен краской цвета бирюзы! Налейте-ка мне еще чаю!