Растерянный континент. В защиту демократии и независимости Европы

Для сторонников объединения Европы прошлого не существует. История вызывает беспокойство. Ее вычеркивают из текстов и официальных речей. Из Конституции Европейского союза были удалены все ссылки на христианство, чтобы не задевать чувства атеистов, агностиков и нехристианских религиозных меньшинств. История Европы оставлена на усмотрение составителей учебников каждой отдельной страны. А для представителей элиты история континента попахивает гнильцой: это запах народа, самоопределения, крови, грязи, terroir, национальных языков и провинциального фольклора. Все, что имеет глубокие корни, вызывает подозрение. Довольно прошлого, надо смотреть вперед! «Tabula rasa!» – таков официальный лейтмотив.

В лучшем случае история нашего континента сводится к нескольким символическим понятиям: Карл Великий, Ренессанс, Эразм, Гитлер, Сталин, Шоа, высадка союзников в Нормандии, мировые войны – все эти темы давно согласованы и заслуживают, чтобы их торжественно отмечали или использовали как общий европейский фон. Действительно, единственная общепризнанная история Европы начинается с 1951 года, когда было подписано первое соглашение по углю и стали, а официально – с Римского договора 1957 года. Все, что было до этого, причисляется к протоистории, к темным временам и непонятному, националистичному ancien régime[6].

Каждое новое поколение верит, что может достичь большего, чем предыдущее, и наше поколение – не исключение. «Цифровая революция», «четвертая промышленная революция», мистическая Кремниевая долина, туманные обещания искусственного интеллекта, воспевание свободной торговли и неограниченного роста, культ Илона Маска и перманентной инновации, триумф либеральной демократии и мирового господства – все это изменило мир, отменило его старые парадигмы и отбросило все варианты прошлого, как твердят СМИ и прочие ваятели мира. «Разве вы не понимаете, что ничто уже не будет, как прежде, что наш мир больше нельзя сравнивать с прежним?» Так проповедуют апостолы технологического рая, словно безумные монахи Средневековья, расписывавшие яркими красками загробную жизнь, чтобы поразить воображение толп неимущих.

Такое стремление смотреть вперед любой ценой, отбрасывая за ненадобностью уроки и опыт прошлого, является ложным и порождает серьезные ошибки. Оно неизбежно ведет к совершению все тех же промахов, хотя после каждого кризиса экономисты уверяют нас, что этот – последний и что в отличие от их бездарных предшественников они приняли все необходимые меры, чтобы избежать нового. Когда речь заходит об отрицании прошлого, то Ницше и Черчилль правы: технологический гений оказывает лишь незначительное влияние на человеческую сущность, которая практически не изменилась со времен Перикла и Карла Великого и остается все той же, несмотря на технические достижения. Еще меньшее влияние технологии способны оказывать на мировую экосистему, кроме как разрушать ее понемногу под предлогом улучшения. Ведь прекрасно известно, что экосистема никогда не сможет давать больше, чем получает.

Но роботы, смартфоны, высокочастотные финансовые спекуляции, сверхзвуковые самолеты и «умные» машины не отменяют ни истории, ни человечества, как ничего радикально не изменили изобретения телефона, парового двигателя, компьютера. Конечно, армии теперь наступают со скоростью танков, самолетов и крылатых ракет, а не в темпе пехоты или кавалерии. Но потребность главенствовать, стремление к власти, мечта править миром, патологическая и ничем не утоляемая жажда признания – все страсти «тумоса», как назвали бы их Фукуяма и Слотердайк вслед за Платоном, по-прежнему живы и не дают человечеству освободиться от оков истории.

Если история человечества обречена на продолжение, по крайней мере, до тех пор, пока жив хоть один человек, то, на наш взгляд, Европа в ее сегодняшнем виде не является для европейцев недостижимым горизонтом. Евросоюз, в частности, может добиться успеха или потерпеть неудачу, восторжествовать или рухнуть, разрастись или исчезнуть, претерпеть постепенные реформы или пережить революцию, которая изменит его до неузнаваемости. Это то, что нас интересует и что мы намерены рассмотреть в свете прошлого. Греки прекрасно понимали, что, если мы хотим знать, что нас ждет впереди, то сначала нужно узнать, откуда мы пришли, изучить свое прошлое и извлечь уроки из провалов и достижений предыдущих цивилизаций. А чтобы это сделать, мы должны постараться понять исторический момент, в который нам выпало жить.

Объединенная Европа – далеко не новая идея

Итак, идея создания объединенной Европы вовсе не нова. В пятидесятые годы основатели Европейского сообщества очень старались показать, что идея, лежавшая в основе их проекта, уходила далеко в прошлое. Они стремились оправдать ее исторической глубиной вопроса и выставляли практически воплощением вековой мечты.

Один из главных вдохновителей этой идеи, Дени де Ружмон[7], основатель и координатор Европейского культурного центра, созданного в Женеве в 1950 году при поддержке американского капитала, в своем исследовании авторов, способствовавших формированию европейского сознания, уходит вглубь истории на двадцать восемь веков. В его книге также содержится перечень программных документов по созданию Евросоюза, начиная с 1922 года. Бернар Вуаян, со своей стороны, цитирует поэта Гесиода, который впервые использовал в тексте слово «Европа», имея в виду нимфу Европу, дочь Океана и Тефиды. На протяжении истории строилось много планов по созданию европейской федерации. С раннего Средневековья до эпохи Просвещения многие мыслители пытались доказать преимущества единства Европы, сначала под знаменами христианства, позже – призывая к идеалам разума. Для папаы римского Иннокентия III (1198) воплощением Европы является Christiana Republica во главе с Папой Римским: «Господство папского Святого Престола совместит в себе полномочия империи и духовенства»[8].

В начале XIV столетия правовед Пьер Дюбуа ставил задачу «предотвращать войны через соответствующие государственные структуры» и «учредить международный арбитраж». Он призывал к созданию светского совета или собрания представителей для урегулирования конфликтов, что стало бы первой конфедерацией королевств Европы. Позже его идеи были подхвачены разными авторами, в том числе Уильямом Пенном – квакером из Пенсильвании, написавшим в 1693 году «Очерк о настоящем и будущем мира в Европе путем создания европейской ассамблеи, парламента или штатов» с эпиграфом: «Блаженны миротворцы! Пусть оружие уступит место тоге».

В XVIII веке в Европе велись дебаты вокруг создания проектов о вечном мире, пока Французская революция не подняла вопрос о правах человека и граждан в целом, а чуть позже Виктор Гюго не высказался в пользу Соединенных Штатов Европы. Относительно недавно несколько исследователей привели имена мыслителей XIX и первой половины XX веков, которые внесли прямой вклад в создание будущего Европейского сообщества, в том числе некоторых критиков[9]. Следует отметить, что злопыхатели, даже когда они высказывались во имя высших интересов европейской интеграции, были немногочисленны и никогда не получали такой широкой поддержки, как сторонники официального проекта. И это неудивительно.

Так что идеологическая сторона создания единой Европы и многочисленные дискуссии вокруг нее широко известны. Однако странно, что никто из создателей Европейского сообщества не поинтересовался прошлыми попытками объединения, как будто за тысячу пятьсот лет ничего подобного не происходило. Словно этих попыток вовсе не было, или они не имели ни малейшего значения в процессе формирования современной Европы, и все политические варианты интеграции, применявшиеся за последние полторы тысячи лет, так и остались никому не известными. Похоже, что ни идеологи, ни политики, стоявшие у истоков формирования Европейского сообщества, не интересовались тем, что делали в этом направлении их предки. Несомненно, причина в том, что те потерпели поражение, к тому же большинство из них не без греха, ведь они были прямыми последователями таких ныне осуждаемых завоевателей, как Карл V или Наполеон. Или проповедовали ложную идеологию в духе гитлеровской «Новой Европы», или даже были носителями исступленной, подрывной социальной эсхатологии вроде советского коммунизма.

Однако отказ от рассмотрения начинаний прошлых поколений должен служить предупреждением во времена, когда Евросоюз переживает беспрецедентный кризис легитимности, – хотя бы для того, чтобы лучше понять причины их появления, недолговечных достижений и окончательных поражений. Мы не должны оставаться равнодушными к истокам и заветам тех дерзких устремлений.

Прошло уже семьдесят с лишним лет с тех пор, как бесчеловечным экспериментам нацистов был положен конец, и более четверти века назад советский коммунизм потерпел крах. Теперь мы можем свободно задуматься над попытками объединения Европы, начиная с самых ранних до недавних, не боясь прослыть сторонниками роялистов, нацистов или коммунистов.

Карл Великий: первая попытка насильственного объединения

Договор 1951 года, учредивший Европейское объединение угля и стали (ЕОУС), а затем Римский договор 1957 года, в результате которого появился Общий рынок, стали продолжением нескольких очень разных, но неудачных попыток объединения различных европейских государств под одной крышей.

Если не считать Римской империи, которая в свое время раскинулась на три континента и центром тяжести которой было Средиземноморье, то первый порыв объединить Европу принадлежал Карлу Великому. Захватив обширные территории, которые сегодня включали бы в себя северную Испанию, Францию, Бельгию, Нидерланды, Швейцарию, северную Италию и западную Германию, основатель династии Каролингов сформировал государство, господствовавшее практически над всей христианской Европой того времени. Но империя Карла Великого была чрезвычайно разнородной. Она была похожа на лоскутное одеяло, в котором сошлись разные народы, языки и традиции, у которых не было того общего, что бы удерживало их вместе.

Карл Великий стремился создать эту внутреннюю связь и придать своим владениям новую идентичность путем реформирования христианского богослужения и символов веры. И был готов заплатить дорогую цену, а именно инициировать раскол с ранним православным христианством, определенным первыми вселенскими Соборами.

Благодаря тому, что ранее он оказал поддержку папе Льву III, Карл Великий мог диктовать свои условия: чтобы он был коронован как император и чтобы формула христианской Троицы была пересмотрена. Папа Римский принял первое условие, и коронация нового императора состоялась в Риме в рождественскую ночь 800 года.

Этот поступок, который напрямую затрагивал власть императора Восточной Римской империи – единственного законного наследника Римской империи, положил начало геополитическому конфликту между Востоком и Западом, который длится по сей день. Именно в тот момент Европа превратилась в захватническую гегемонистскую силу. Сегодняшние лидеры континента и экстремистские партии правого толка хорошо это понимают и чтят память Карла Великого как ангела-хранителя современной Европы, «самоуверенного и властного», как сказал Шарль де Голль по отношению к Израилю.

Хотя Карл Великий был беспринципным полководцем, он оказался мудрым руководителем и понимал, что должен придать своим разрозненным землям нечто объединяющее. Он знал, что одной военной силы недостаточно, чтобы консолидировать завоеванное, и что ему придется задействовать мощные интеллектуальные и идеологические ресурсы, чтобы удержать части своей империи вместе. Поэтому при поддержке Алкуина, своего министра, Карл Великий опирался в своей пропаганде на два краеугольных камня: он выбрал стратегию одновременно разрыва и преемственности.

В основе идеи раскола лежала видоизмененная версия христианства, прямо противоречившая изначальным ортодоксальным традициям религии Восточной Европы и напрямую нарушавшая положения Канонического права, установленного Соборами. Карл Великий был первым, кто вознамерился изменить формулировку определения Троицы, введя понятие filioque[10], что в итоге два века спустя послужило причиной раскола между католиками и православными.

Что касается преемственности, то ему импонировала идея о возвращении мифа о величии мирных времен Римской империи, по которым тосковали просвещенные умы эпохи. Впервые в истории континента территории Западной и Центральной Европы – латинская и германская – были объединены в общей структуре, что надолго оставит глубокий след в воображении европейцев. Поэтому неслучайно, что двенадцать столетий спустя, в 1957 году, «Внутренняя шестерка» (первые члены ЕС) будет занимать практически ту же территорию, что империя Каролингов (за исключением лишь Швейцарии). Как при первой попытке объединения неохваченными оставались восточная Греция и православная Европа, так и сегодняшняя попытка исключает славянские страны и европейскую часть России. Когда-то инициатива Карла Великого провалилась из-за несогласия Папы с его требованиями в сфере религии. Но распад начался, и разрыв, которому предстояло произойти через двести лет, создал трещину, которая до сих пор не заделана и по сей день, как мы увидим далее, разделяет континент. Со времени граница между римско-католической церковью и православием сдвигалась дальше на восток и сегодня проходит вниз от Финляндии и стран Балтии до Украины, Румынии и Балканских стран[11].

Таким образом, Карл Великий был не только первым строителем современной Европы, но и главным ее раскольником.

Более того, к несчастью для его преемников, империя Карла Великого страдала от серьезных недостатков государственной организации. И вскоре после его смерти распалась по двум основным причинам. Первая заключалась в том, что после неудачи с проведением религиозной реформы император не сумел дать своим территориям необходимой объединяющей динамики. Идеология filioque, как бы она ни импонировала многим в его окружении, провалилась, так как ее не приняли ни Папа Римский, ни итальянские епископы. Потребовалось еще два столетия, чтобы католицизм окончательно оформился и отделился от восточных ортодоксальных церквей, ослабленных завоеваниями арабских мусульман.

Вторая проблема возникла вследствие того, что институты власти Каролингов не были приспособлены к управлению такими обширными и сложными территориями. Процедура наследования престола – слабое звено во всех монархиях – была полна лазеек. Преждевременная смерть двух старших сыновей Карла Великого привела на трон его третьего сына Людовика, прозванного Благочестивым, который совершенно не был подготовлен к такой ответственности. Престолонаследие по праву рождения еще не было четко оформлено, и сразу после смерти Людовика три его сына оказались вовлечены в братоубийственные войны. В 843 году после подписания Верденского договора империя была поделена на три продольные части: Западную Франкию, Лотарингию (исторические Нидерланды, Бургундия и Италия) и Восточную Франкию (Германия).

Такое разделение сыграло роль при формировании вертикально ориентированной Европы, когда пути сообщения проходили с севера на юг через Альпы, но их границы на востоке и западе были закрыты. Такое внутреннее деление, присущее территории, впоследствии ставшей Западной Европой, было усугублено религиозным расколом 1054 года, и в итоге весь греко-восточный блок, от России до Греции, оказался изолирован от остального континента. В итоге, по вине Карла Великого (а по мнению некоторых, благодаря ему) в Европе транзит по оси Восток – Запад так никогда и не заработал.