Часть 2 Борьба за долину.

Глава 1 Гость с юга.

Конфликт с амазонками возник внезапно и, можно сказать, на пустом месте. Вдруг всплыла одна деталь, не обозначенная в контракте – кому кормить рожденных младенцев. До года их, естественно, вскармливали материнским молоком и желтками яиц эпиорнисов, перетертыми в питательный порошок. Агроном без споров выделил женщинам три полновесных мешка по полцентнера каждый. Но он никак не ожидал, что претензии амазонок с каждым годом будут увеличиваться. По мнению Божевича, которое он не постеснялся высказать Марианне и Лани, явившимся для деловых переговоров, полтонны зерна для шестидесяти трех годовалых младенцев, это слишком много.

– Так не о зерне речь, а о муке, – повела плечом Марианна и своим уточнением ввергла Агронома в шок.

– Помилуйте, девушки, это же грабеж среди бела дня, – всплеснул руками Милош. – Ваши дети нас просто разорят.

– Мальчики не наши, а ваши, – уточнила существенное Лань, бросив при этом недовольный взгляд на Свена Лумквиста. – Мы и без того оказались в убытке, поскольку девочек родилось на треть меньше.

– Позвольте, – возмутился Божевич. – Можно подумать, что это мы их рожали, мало по одному, так еще и по двое и по трое.

Двойню произвела на свет Лань, тройню – Марианна, так что Агроном знал, в чей огород он кидает свой камешек. Правда, он не учел одного немаловажного обстоятельства, рикошетом его камешек угодил в Бурова и Лумквиста, сидевших за тем же столом. И эта промашка опытного в торге человека, в конце концов, оказалась роковой.

– Дай им все, что просят, – махнул рукой Буров. – Не обеднеем. Девочек тоже надо кормить, они нам не чужие.

Конечно, Феликса можно было понять: во-первых, его заботила судьба двух сыновей и дочери, во-вторых, он пытался щедрыми подачками вновь завоевать утерянное расположение женщин. Великая Мать разгневалась на неуемных жителей долины и после рождения детей запретила амазонкам с ними встречаться. А виной тому были стриженные во главе с лейтенантом Калининым и примкнувшие к ним Вучко с Барсуком. Нерастраченные силы гнали их по горной тропе в долину амазонок, что какое-то время ускользало от взора Великой Матери и ее жриц. Увы, все тайное рано или поздно становится явным. Нарушители контракта были изобличены, дозоры на тропе усилены, а поселенцам выставили счет в двадцать пять дополнительных патронов. Буров счет оплатил, не желая ссориться с женщинами, но в общине поведение молодежи расценили как скандальное. Вучко с Барсуком были отправлены в форт Лавальер, а стриженные к Десантнику для исправления. Понесли наказание их подруги или нет, Феликс не знал, а спросить постеснялся. После громкого скандала, бросившего тень на обе договаривающиеся стороны, амазонки держались на переговорах сухо и официально, никак не реагируя на вздохи и орлиные взгляды мужчин.

– Ну что же, – развел руками Божевич, доставая из кармана свой драгоценный блокнот. – Так и запишем. Полтонны муки ежегодно в течение ближайших четырех лет.

– И сто литров пива, – дополнила Лань.

– А вот это извините, – вскипел Божевич, – дети пиво не пьют! Им алкоголь вреден. Я категорически против.

– Берите лучше овощами, – посоветовал Лумквист.

И кто его за язык тянул, скажите на милость! А то у них в долине своих огурцов нет! Божевича даже затрясло от возмущения. Зато Марианна прямо-таки вцепилась в это предложение обеими руками.

– Пять мешков моркови, три мешка свеклы, картофеля двадцать мешков. И хорошо бы арбузов десятка три.

– Ты от кого узнала об арбузах, милая? – ласково спросил Божевич, кося при этом злым глазом на Феликса. – На этой планете арбузы не водятся.

– У вас же есть, – возразила Марианна.

Арбузы были гордостью Агронома. Как эта горсточка семян попала на планету Эдем, не знал никто. Предпоследней партии заключенных их точно не выдавали. Видимо, головорезы Кабана отобрали их у предыдущих смертников, но не сумели ими распорядиться. Зато Божевич быстро нашел семенам применение. Над первыми арбузами он трясся как над новорожденными младенцами. И горе было тому поселенцу, который случайно вместе с мякотью проглатывал семечко. Однако минуло всего два года, и теперь Милош мог по праву гордится бахчей, дававшей до двух сотен сочных арбузов, особо ценимых полеводами в жаркую пору.

– Пять арбузов, – жестко произнес Агроном. – Да и то из личного расположения к вам, Марианночка. Семена попрошу сохранить, и если сами не сможете ими распорядиться, то верните нам.

– На последнее не рассчитывайте, – сухо отозвалась гордая амазонка.

Милошу Божевичу ничего другого не оставалось, как только развести руками и отправиться с капризными барышнями в Новую пещеру, прихватив с собой Цапу, запряженную в тележку. Рябой, последний животновод, оставшийся в полеводческом стане, выразил Агроному решительный протест против эксплуатации немолодого человека, которому в одиночку приходилось отдуваться за пятерых провинившихся лоботрясов.

– Вы не их, а меня наказали, – орал скандалист, не стесняясь присутствием дам. – Пять протоцератопсов на одного человека, это, по-вашему, справедливо? Я уже не говорю про эпиорнисов, эти опять заграждение в щепки разнесли.

– Тебе же дали двух человек в помощь? – поморщился Божевич.

– А какой с них толк! – надрывался Рябой. – К животным подход нужен, а эти шарахаются от птиц, как черт от ладана.

– Я не могу отменить решение схода.

– Если не вернешь хотя бы Курносого, то завтра страусы-переростки все твои поля вытопчут, помяни мое слово, – пригрозил Рябой.

– Ладно, – вздохнул Агроном. – О Курносом я похлопочу. А пока помоги женщинам переправить продовольствие к тропе. Там уж они без тебя разберутся.

– Это мы с превеликим удовольствием, – расплылся в улыбке Рябой, чей отпрыск, родившийся год назад, благополучно обитал в поселке амазонок. Скандалист каким-то непостижимым образом умудрился войти в доверие Медведице и единственный из поселенцев получил право навещать своего сына раз в месяц. Что он и делал, регулярно выпрашивая у Божевича, то банку сгущенки, то десяток-другой помидоров. Агроном, скрепя сердце, вынужден был потакать шантажисту, доставлявшему сведения о здоровье всех без исключения детей, включая и отпрыска самого Агронома. Буров неоднократно предлагал амазонкам расширить горную тропу с помощью динамита, но в ответ получал решительный отказ. Похоже, жрицы, заправлявшие всем в бабьем поселке, всерьез опасались, утратить контроль за ситуацией. Уж слишком велика оказалась тяга амазонок и поселенцев друг к другу.

Проводив женщин, Буров вопросительно посмотрел на Лумквиста. Свен только что, перед самым приходом амазонок, вернулся из экспедиции на базу «Последний приют» и не успел еще рассказать об увиденном. По его словам, база была разрушена полностью. Взрывники Ковальского свое дело знали. Тем не менее, Штурману и Кузнецу удалось добыть, по меньшей мере, тонну железа, разбирая завалы комендатуры и казарм. В этом деле им очень помог резак, извлеченный из чрева транспортного корабля.

– Вы что же тонну железа на себе приволокли? – удивился Буров.

– Мне удалось проникнуть в трюм, – усмехнулся Свен. – Как это ни странно, но электронные замки продолжают действовать. А коды я знаю. В трюме мы нашли много интересных вещей и в частности два бронированных вездехода.

– Неужели за два года никто не наведался на базу?

– Скорее всего, нет. Знающие люди опасались радиации, а глупцы просто боятся проклятого места. К тому же большинство люков и дверей на корабле либо заклинило от взрыва, либо их наглухо закрыла аварийная система защиты. И без знания кодов их открыть невозможно. Даже с помощью газовых резаков. Один из вездеходов, груженных под самую завязку, мы оставили на том берегу.

– Его нельзя переправить через Делавар?

– Можно, – пожал плечами Лумквист. – Он способен преодолевать водные преграды. Но я не стал бы этого делать.

– Почему?

– Видишь тот сверток? – кивнул Свен в угол. – Это ручной пулемет. Второй, станковый, остался в вездеходе. Плюс двадцать дисков к первому и сорок лент ко второму. Плюс три сотни гранат. Плюс пять тысяч патронов к автоматическим винтовкам.

– Но это же целый арсенал! – воскликнул потрясенный Буров.

– Вот именно, – кивнул Лумквист. – И ты предлагаешь, взять оружие и поделить его между поселенцами? По-моему, ты просто забыл, с кем имеешь дело. Как только эти люди почувствуют себя хозяевами положения, они тут же бросят работать и пойдут грабить соседей. Так думаю я, так думает Кузнец, так думает Десантник. Если хочешь знать, это наше общее решение.

– Люди у нас, конечно, разные, – нахмурился Буров. – Но пока что нам удавалось избегать конфликтов и между собой и с соседями.

– Я верю тебе, Феликс, я верю Агроному, которому ревность затуманила мозги, о чем он будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Я верю Десантнику, который мстил подлецу за своих погубленных товарищей, я верю Кузнецу с его безумными политическими идеями, я верю многим поселенцам, попавшим сюда по глупости и горячности, но я не могу равнять их с теми, для кого преступления, это образ жизни. С такими как Лавальер, Шнобель, Мансур и Вилье с Галушкой. Да они отчаянные люди и отличные стрелки, но тем, между прочим, и опасны.

– И что вы предлагаете?

– Пусть вездеход остается на том берегу. Он станет нашим передвижным складом. Даже если его найдут, то все равно проникнуть внутрь, а тем более завести не сумеют. Я перекодировал замки на люках. Коды будем знать ты, я, Десантник и Кузнец. По мере надобности мы будем брать оттуда нужные нам вещи. Кстати, Щербак считает, что большую часть динамита следует переправить туда же. Он верит Лавальеру еще меньше, чем я.

– Базиль вполне лояльный член общины, – возразил Буров. – Его люди работают не хуже других.

– В Старой пещере и поселке при форте Лавальер живут уже более полусотни человек, причем отобраны они с великим тщанием. Не знаю, к чему готовиться, Снайпер, но выпускать их из виду я не стал бы.

Лумквист терпеть не мог Лавальера и Соломона Когана, не говоря уже о капралах-предателях. И Феликс отлично знал причину этой ненависти. Но он не мог просто так взять и выкинуть из памяти первые дни своего пребывания на планете Эдем, когда его собственная жизнь зависела именно от этих людей. И они ни разу не подвели его ни в опасности, ни в великих трудах. Это Снайпер застрелил Кабана, рискуя собственной головой. Он же построил форт, который ныне носит его имя. Во всяком случае, от работы Базиль никогда не отлынивал, да и сейчас трудится, не покладая рук, расчищая землю под посевы. Однако и в словах Лумквиста была своя правда. Лавальер авантюрист до мозга костей, всегда готовый лить кровь ради собственной выгоды. Гуманисты в профессиональные убийцы не идут. А те, кто избрал преступный образ жизни, сходят со своей стези гораздо реже, чем этого хотелось бы нормальным людям.

– Наверное, ты прав, – вздохнул Буров. – Соблазн уж слишком велик для некоторых общинников. Одного пулемета нам пока хватит.

– Мы прихватили еще два десятка гранат. Половину Десантник взял себе. Он сумеет ими распорядится.

– А это что за коробка? – кивнул Буров на лавку.

– Портативные рации, – широко улыбнулся Лумквист, довольный, видимо тем, что Феликс внял его аргументам. – Двадцать штук. И аккумуляторы к ним, подзаряжающиеся от солнечного света. Их нам хватит лет на сто. Щербак уже взял три рации, еще три мы отправим Лавальеру. Пару раций будем выделять часовым у пристани. Все они работают на одной волне. Расстояние не должно превышать полсотни километров. Словом, для нашей долины в самый раз.

– Надо бы выделить несколько передатчиков амазонкам, – вздохнул Феликс. – Не дай Бог, нагрянут к ним незваные гости, а мы тут знать ничего не будем.

– Я уже думал об этом, – кивнул Лумквист. – К сожалению, сигналу будет мешать гора. Но если мы выставим пост на берегу ручья, то связь можно будет поддерживать регулярно.

Буров взял одну рацию, очень похожую на спутниковый телефон и нажал красную кнопку. Индикатор вспыхнул зеленым огоньком, вызвав у Феликса чувство, похожее, на оторопь. Он уже успел отвыкнуть на этой планете от многих благ цивилизации, казавшиеся когда-то неотъемлемой частью его жизни. Лумквист, заметивший смущение Феликса, усмехнулся.

– А это тебе лично от меня подарок, – протянул он товарищу небольшую коробочку. – Вечная книга. Подзаряжается от солнечных лучей. Здесь более десяти тысяч томов по всем отраслям человеческих знаний. Ты ведь историк, если не ошибаюсь?

– Закончил университет шесть лет назад, – сказал дрогнувшим голосом Феликс. – И много у тебя таких сюрпризов?

– Кое-что есть, – загадочно улыбнулся Свен. – Например, записная электронная книжка для Агронома, а то он свой блокнотик измусолил до полного безобразия. Но главное – свет. Мы прихватили генератор и целую коробку ламп. Кузнец пока не решил, какую энергию использовать – ветра или воды. Но, думаю, в потемках мы больше сидеть не будем.

– Форт Щербака вызывает базу, – раздался вдруг из коробочки знакомый голос, заставивший Бурова растерянно оглянуться. – Лумквист, ты что, заснул?

– База слушает, – солидно откашлялся Феликс, обретая по ходу дела утерянную уверенность. – Что там у тебя?

– Лодка на горизонте, – бодро доложил Десантник. – Большая. Я таких на Делаваре еще не видел. Одних весел у нее с каждого борта по пятнадцать штук. Обстрелять ее?

– Не надо, мы ее встретим у пристани. А больше здесь высадится негде.

Лумквист уже распаковал пулемет и вставил в него диск с патронами. Пулемет был довольно тяжел, и обычно обслуживался двумя солдатами, но Свен, обладавший бычьей силой без труда вскинул его на плечо. Вернувшийся как раз в эту минуту из Новой пещеры Агроном, с удивлением уставился на товарищей:

– У нас что, война?

– Гости пожаловали, – бросил на ходу Феликс. – Объяви полеводам общий сбор.

На звон колокола, отлитого для такого случая Кузнецом, сбежались все жители центрального поселка – без малого семьдесят человек. В последние полтора года община приросла на пятьдесят членов, значительная часть которых пошли в полеводы. Сейчас и старожилы и новички поселка поспешно разбирали карабины, хранившиеся в центральном срубе, который Шнобель в шутку окрестил комендатурой. Кроме «комендатуры» в поселке было еще четыре дома, способных без труда вместить сотню человек. Напротив пристани, где стояли на приколе десять пирог и две деревянные лодки, была построена цитадель в три яруса, с бойницами для прицельной стрельбы, у которых сейчас десятники размещали своих людей. Со стороны реки цитадель, сложенная из огромных бревен секвойи смотрелась очень внушительно, и одним своим видом могла отпугнуть незваных гостей. Наверное, поэтому большая деревянная ладья, способная по прикидкам Феликса поднять до пяти тонн груза, сначала замедлила ход, а потом и вовсе остановилась, держась противоположного берега. На носу судна появился человек с большим куском белой материи в руках. Судя по всему, это должно было символизировать мирные намерения пришельцев. К сожалению, этого не понял Анкилоша, угрожающе взревевший в сторону чужих людей.

– Ох уж эта псина! – поморщился Агроном, не любивший поселкового тунеядца за гордый и надменный нрав. «Псина», между прочим, уже почти достигла размеров слона, обросла костяным панцирем с шипами и вполне способна была напугать человека с робким сердцем. Слушался Анкилоша только своего хозяина и почему-то Бурова, доперев, видимо, своими куриными мозгами, что именно он в поселке главный. Феликс, вышедший на пристань, похлопал анкилозавра по голове и настоятельно посоветовал ему покинуть пристань. Анкилоша критике внял и гордой поступью отступил вглубь долины.

– Мы торговцы, – прокричал человек с белым полотном. – Мирные люди.

– Оставайтесь там, где стоите, – посоветовал ему Буров. – Сейчас мы пошлем к вам пирогу.

Фермер уже запрыгнул в утлое суденышко, отличавшееся завидной плавучестью, и ударом весла направил его в сторону ладьи. Через несколько минут чужак, облаченный в черные полотняные штаны и красную рубаху, уверенно шагнул на пристань. Сапоги на нем были из бычьей кожи, а вязанная шапочка из овечьей шерсти, как успел шепнуть Феликсу наблюдательный Ривьера. Сведения были важными, ибо Буров полагал, что на этой планете нет ни овец, ни коров. Во всяком случае, ни ему, ни его товарищам Федеральное правительство домашних животных не выделяло.

– Фридрих Манн, – представился гость, дружелюбно улыбнувшись хозяевам. – Торгую полотном, как льняным, так и хлопковым. Могу предложить нитки, фрукты и немного железа.

– А оружие? – спросил Буров.

– Только луки и арбалеты, – развел руками Манн.

– Ну, что же, – гостеприимно повел рукой Феликс. – Пойдемте в дом.

Остров, на котором обитал тороватый Фридрих, находился в море, в десяти днях пути от долины. Динозавры на этом клочке суши не водились, ни травоядные, ни хищные, а потому первые переселенцы, направленные на планету Эдем, обосновались именно там. За пятьдесят минувших лет население острова возросло до десяти тысяч человек. Свою новую родину переселенцы назвали Островом Благоденствия, бог весть по какой причине. Ибо сам Фридрих был куда критичнее настроен по отношению к земле, его породившей.

– Темнит, торговец, – шепнул Агроном Феликсу.

Манн действительно не производил впечатления простодушного человека. Роста он был среднего, кареглаз, темноволос и, видимо, обладал достаточной сноровкой и смелостью, чтобы пуститься в чужие края, не имея огнестрельного оружия на борту. Впрочем, по поводу карабинов Фридрих мог и солгать.

– А овец вы, значит, не держите, – задумчиво протянул Фермер, глядя при этом на вязанную шапочку гостя.

– Овцы есть, – поморщился Манн. – Но вывоз шерсти с острова строго запрещен – самим не хватает. О животных я вообще умолчу, ибо их всего полторы сотни.

– А питаетесь чем? – участливо спросил Агроном.

– Фрукты, овощи, мясо и яйца черепах.

– Льняная ткань у нас есть, – задумчиво произнес Божевич. – А вот хлопковую я бы взял. Вы чем интересуетесь, уважаемый?

– В основном шкурами динозавров, – развел руками Манн. – Особенно хищных. Но сойдут и травоядные. Пшеницу могу взять. На острове она есть, но я ведь собираюсь плыть дальше, вверх по реке. А трапперы охотно ее берут в обмен на шкуры.

– Двести метров хлопкового полотна в обмен на тонну пшеницы, – предложил Агроном.

– Ну, уважаемый, – разочарованно протянул Фридрих. – Это же грабеж среди бела дня.

– Ваша цена? – холодно спросил Буров.

– Две тонны пшеницы за сто метров полотна, – отрезал торговец.

Теперь пришел через возмущаться уже Божевичу, который заявил, что лучше будет ходить голым, благо климат благоприятствует, чем позволит какому-то пришельцу облапошить себя. Торг принимал затяжной характер. Буров и Лумквист прямо-таки изнемогали под бременем аргументов, которые валили на их головы Божевич и Манн. Зато Фермер слушал спорщиков с огромным интересом, и любопытство на его простоватом лице было написано самыми яркими красками.

– С пшеницей-то у них проблемы, – шепнул Ривьера Бурову и добавил уже вслух для гостя: – А овес возьмете, любезный?

– Возьму, – с ходу отозвался тот.

– Для лошадок? – уточнил Фермер.

– Но почему же, – смутился Манн. – И люди овес едет.

– Особенно когда пшеницы вдоволь, – хмыкнул Агроном.

Торг возобновился с новой силой, но теперь уже преимущество перешло к хозяевам, и настырный гость с трудом отражал выпады Божевича и Ривьеры. После часа препирательств, стороны, наконец, нащупали почву для соглашения, однако ударить по рукам им помещал голос из рации, удививший Фермера с Агрономом и до икоты перепугавший гостя:

– База ответьте форту – у вас все в порядке?

– В полном, – подтвердил Буров. – Гость оказался торговцем.

– Отбой, – с облегчением вздохнул Щербак.

Чужак, сообразивший, что голос из странной коробочки ничем особенным ему не грозит, вновь обрел утерянное равновесие, и сделка была заключена к удовлетворению обеих сторон. За полторы тонны пшеницы и полтонны овса, Фридрих Манн согласился отдать двести метров хлопкового полотна и пятьдесят килограммов сушеных фруктов. После чего подобревший Агроном выставил на стол кувшин отличного ячменного пива, которое гость отхлебнул не без опаски.

– Хмельной напиток? – спросил он на всякий случай.

– Слабенький, – успокоил его Фермер. – Зато отлично утоляет жажду. К нему пошла бы вяленая рыбка.

– Рыбу мы не едим, – покачал головой Манн. – А из хмельного у нас только виноградное вино.

– Мы виноградник разбили совсем недавно, – посетовал Агроном. – Приходится ждать.

– Так вы новоселы, – сообразил гость и кивнул на черную коробочку: – Такие штуковины всем теперь выдают?

– Нет, – разочаровал его Лумквист. – Только особо отличившимся.

Феликса интересовали поселения, как на морском побережье, так и вдоль реки Делавар. В отличие от амазонок, которые свято блюли чужие тайны, торговец отвечал охотно. Остров Благоденствия поддерживал взаимовыгодные отношения практически со всеми общинами, осевшими у моря. В частности с охотниками за черепахами, жившими многочисленными общинами по правую сторону от реки Делавар. Нельзя сказать, что их поселения процветали, но и с голоду там люди не умирали, это точно. Слева от реки находился обширный остров, скорее даже полуостров, соединенный с материком небольшой заболоченной перемычкой, там жили существа, которых островитяне называли аборигенами.

– Они что местные? – удивился Буров.

– Потомки переселенцев и самок белых обезьян, – брезгливо поморщился Фридрих. – Аборигены почти не умеет разговаривать, тупы, но очень агрессивны.

– Странно, что обезьяны дают потомство от людей, – покачал головой Лумквист. – Раньше я думал, что это просто местная легенда.

– Увы, – развел руками Манн. – На остров Благоденствия аборигенам вход запрещен, но чисто внешне они ничем не отличаются от людей, разве что кожа чуть голубовата. Я полагаю, что многие общины на планете Эдем в этом смысле не без греха. Ведь женщин здесь всегда было меньше, чем мужчин. А в последние десятилетия их вообще перестали присылать. Только в первых партиях старались соблюдать половое равенство. И в этом смысле нашему острову очень повезло.

– Но ведь вы сами сказали, что аборигены отличаются от других общин?

– Сказал, – кивнул Манн. – Видимо, все зависит от процента чужой крови в жилах. Потомки переселенцев на полуострове продолжали совокупляться с самками обезьян, а охотники за черепахами предпочитают браки с представительницами других общин. Потому и человеческого в них гораздо больше. Зато аборигены переняли у обезьян способность договариваться с ящерами и даже использовать их в своих целях.

– А какова, по вашим прикидкам, численность общин на морском побережье?

– Тысяч двадцать-тридцать, не меньше. Но я, как вы понимаете, торгую только с теми, кто живет у воды, а есть еще племена охотников за динозаврами, об их численности можно только догадываться.

– А берегом до этих общин добраться можно? – спросил Буров.

– Не советую, – покачал головой Манн. – Сразу за вашей долиной на противоположном берегу Делавара начинается болото, кишащее тварями, и тянется оно на многие сотни километров, постепенно переходя в савану, а потом в хвойные леса с преобладанием араукарий. Вот среди этих араукарий и живут охотники за черепахами. Люди довольно мирные и не склонные к насилию. Далее, в глубь материка, тянется лес из гинкговых деревьев, перемежающийся болотами. Вообще на этой планете очень много болот, поросших хвощами и плаунами. Такие долины как ваша, защищенные природными препятствиями, – редкость. И драка за них идет нешуточная.

– Ничего, – усмехнулся Лумквист. – Мы сумеем за себя постоять.

– Не сомневаюсь, – кивнул Манн. – Более процветающей общины, чем ваша, я за годы странствий по планете еще не видел.

– А по берегам Делавара много поселений?

– В основном они расположены по левому берегу и жмутся к горам. Мне доводилось ходить по притокам Делавара. Общин там даже больше, чем по берегам большой реки, но все они не очень многочисленны и редко превышают сотню-другую человек. Правда, вооружены они, как правило, лучше, чем охотники за черепахами, но чистотой крови похвастаться тоже не могут. Что делать, человек слаб. Правда, есть несколько десятков общин, живущих в странном симбиозе с амазонками. Странном для меня, а для них, видимо, естественном. Это полноценные люди, с которыми я настоятельно советовал бы вам установить контакт. Уж извините за назойливость.

Манн, судя по всему, умел договариваться с людьми, иначе он не был бы торговцем да еще на такой планете, как Эдем. Фридрих очень охотно рассказывал о быте других общин, но сразу же умолкал, когда речь заходила о его родном острове. Или же отделывался уклончивыми ответами. Буров указал ему на это. Однако Манн не смутился:

– Вы тоже не станете выкладывать пришельцу все свои секреты. Что касается моей общины, то она самая многочисленная на планете и умеет за себя постоять. Я очень надеюсь, что нам удастся наладить с вами взаимовыгодный обмен, и в ходе этого обмена, мы больше узнаем друг о друге.

Позиция Манна была, в общем-то, понятна, более того разумна, а потому Феликс не стал настаивать, он только спросил о знакомстве Фридриха с прежним хозяином этой долины. Гость не стал отрицать своих связей с Марком Кабаном. Он действительно выкупал у него пленных, но ни о каком рабстве и речи не было. Просто остров нуждается в притоке свежей крови, ибо старейшины не без причин опасаются вырождения в результате близкородственных связей. Кроме того, новые поселенцы, это новые знания. Федерация планет за полсотни лет далеко продвинулась вперед, а остров Благоденствия не желает уступать первенство по части мудрости другим общинам.

– Мы бережно храним свои знания и стараемся их приумножить с помощью новых поселенцев.

– Умно, – усмехнулся Агроном. – Мы готовы поделиться с вами и нашими знаниями, и нашим хлебом, но только в обмен на вашу откровенность.

– Я передам ваше пожелание старейшинам и, думаю, их ответ будет позитивным.

– А других островов в вашем море нет? – спросил Лумквист.

– Есть еще один, но очень далеко от побережья. Этот остров называют Мертвым, я ни разу там не был. Говорят, что он населен демонами. Можно в это верить, можно сомневаться, но зачем торговцу лезть туда, где он ничего не найдет кроме убытков.

– Пожалуй, – не стал спорить с гостем Буров. – А куда вы держите путь сейчас?

– Я попытаюсь пройти вверх по Делавару, а потом по впадающему в него Ирокезу. Мне сказали, что там появилась новая большая община во главе с человеком по имени Хромой Тимур.

– Тимура мы знаем, – усмехнулся Буров. – Но по нашим сведениям он погиб во время штурма базы «Последний приют».

– База уцелела? – насторожился Манн.

– Ее сравняли с почвой, – холодно отозвался Лумквист. – Связь с Федерацией прервана навсегда.

– Старейшины будут потрясены, – покачал головой Фридрих. – Они еще помнят о своей прежней жизни. А мне, признаться, все равно. Я родился на Эдеме, прожил здесь тридцать пять лет и ничего не хочу менять в своей судьбе. Вы позволите, господа, раскинуть моим людям палатки на вашей территории? Я не обижусь, если вы выставите охрану. На берег сойдут двадцать пять человек. Безоружных. Вы можете проверить.

– В этом есть крайняя необходимость? – нахмурился Феликс.

– Поймите нас правильно, господин Буров, мы две недели просидели на веслах. Люди валятся с ног от усталости, а на ладье слишком тесно, чтобы создать хотя бы минимум удобств.

– Какие будут предложения? – обратился Феликс к своим товарищам.

– Пусть высаживаются, – махнул рукой Агроном. – Место под стан мы отведем им на краю кипарисового леса, неподалеку от цитадели. Они будут все время у нас на виду.

– Возражений нет? – спросил Буров. – В таком случае, я даю вам добро на высадку, господин Манн. И надеюсь, что ваши люди не будут злоупотреблять нашим гостеприимством.

– В этом можете не сомневаться, господа. Жизнь научила нас ладить с сильными и не обижать слабых. По-иному в нашем трудном деле успеха не добьешься.


Рябой заявился в форт Лавальер под вечер вместе с Цыпой, впряженным в гружёную тележку и неизменным Анкилошей, крайне редко покидавшим хозяина. Поселковый тунеядец не замедлил отметить свое появление в форте огромной кучей, наваленной прямо перед добротно отстроенным срубом. Шнобель, вышедший на крыльцо, чтобы принять товар был потрясен чужой наглостью до глубины души.

– Это что такое?! – заорал он на всю долину, тыкая пальцем в груду дымящихся шаров.

– Навоз, – пожал плечами Рябой. – Ценное удобрение, как говорит ученый Агроном.

– Я тебя сейчас в этом удобрении урою, скотина! – рассвирепел Коган. – Нашел место для сортира, гад.

– И прогадаешь, любезный Соломон, – огорчил хозяина незваный гость. – Я ведь к вам спешил не только с продовольствием, но и с ценными вестями. Разумеется, я готов возместить моральный ущерб, причиненный моим животным не со зла, а исключительно по недомыслию.

– Вот гнида, – обратился Шнобель к товарищам, собравшимся вокруг телеги. – Моральный ущерб, видите ли! Эта куча еще неделю здесь вонять будет.

– Две заварки чая тому, кто приберет за Анкилошей, – громко объявил Рябой. – Не сомневайтесь, чай первосортный, опробован на собственном организме.

– А откуда он у тебя? – насторожился Шнобель. – Мы чай вроде не выращиваем. У амазонок, что ли, выменял, паразит?

Душистые листья, поднимающие общий тонус и улучшающие настроение, Рябой выменял у островитянина. По прикидкам животновода чаю должно было хватить ему лично, по меньшей мере, на полгода. К сожалению, характер не позволял ему сохранить свою покупку в тайне, и желание пустить пыль в глаза окружающим пересилило осторожность. Чтобы окончательно добить замшелых обитателей форта Лавальер, Рябой достал сигару и щелкнул зажигалкой, которую успел выпросить у Лумквиста. Реакция собравшихся превзошла все ожидания животновода, анкилошино дерьмо было убрано с глаз разъяренного Шнобеля в мгновение ока, за что особо отличившиеся были вознаграждены щедрым гостем не только чаем, но и парой затяжек.

– Где табак взял? – надвинулся на гостя Коган.

– Не только о себе думал, любезный Соломон, но и о тебе, – сказал с печальным вздохом Рябой, протягивая сердитому хозяину целенькую сигару. – Я ведь добро помню. Купил у гостей на подаренные тобой патроны.

– Ты что, закона общины не знаешь? – цыкнул на нарушителя Шнобель, но подарок все-таки взял.

– Так ведь патроны не учтенные, – пожал плечами Рябой. – И за мной они не числятся. А без чая и курева я не могу. Два года мучился и вдруг такая удача.

– Откуда взялись чужаки?

– Может, в дом пригласишь, – обиделся животновод. – У меня к тебе и Снайперу есть разговор и не только.

– Ладно, проходи, – махнул рукой Шнобель и, обернувшись к своим людям, добавил: – А вы что встали? Разгружайте.

Дабы не прослыть в глазах Лавальера невежей, Рябой отдал недокуренную сигару его людям, а сам, прихватив с возка небольшой сверток, торжественно проследовал в дом. Базиль с Мансуром сидели за столом и тщательно размазывали по глиняным чашкам овсяную кашу. На посетителя они взглянули без особого дружелюбия, зато принесенный сверток их заинтересовал.

– Если вы не в курсе, то я могу проинструктировать, – сказал Рябой, передавая одну из раций Лавальеру. – Вот на эту кнопочку надо нажать.

– Без тебя разберусь, – угрюмо буркнул Снайпер. – Откуда?

– Свен принес, – развел руками Рябой. – Со мной они, сам понимаешь, не откровенничали, но, думаю, – с транспортника. Кузнец, Штурман и Десантник куда-то отлучались на два дня.

– За два дня до базы и обратно не обернешься, – покачал курчавой головой Мансур.

– Туда пехом уходили, это я знаю точно, поскольку сам же их через реку переправлял. А вот на чем вернулись, не скажу. Но кумекаю своим недалеким умом, что возвращались они не на своих двоих.

– Что еще принесли? – спросил Лавальер и кивнул на лавку: – Ты садись, в ногах правды нет.

– Может, и кашей угостите? – осмелел животновод. – Разговор, я чую, долгим будет.

– Дай, – кивнул Шнобелю Базиль.

– Пулемет я видел с дисками, – продолжал Рябой, придвинув к себе чашку. – Новенький. Муха не сидела. По-моему, такие на вездеходы ставят.

– Пригласи сюда Галушку, – попросил Лавальер Мансура. – Он должен знать.

Бывший капрал охотно подтвердил, что вездеходы на базе были. Более того, их погрузили на транспортник в первую очередь, вместе с запасами оружия и патронов. Что же касается раций, то они точно не с базы. Во внутренних войсках рации попроще, да и радиус их действия поменьше. А эти – последняя модель, такие в первую очередь выдают космолетчикам и десантникам.

– Они элита все-таки, а мы серая кость.

– Что еще видел? – спросил Лавальер у Рябого, уплетающего кашу за обе щеки.

– Вот ведь аппетит у человека, – хмыкнул Шнобель. – А ведь наверняка поужинал перед тем, как отправиться к нам.

– Молод ты еще, Соломон, не в обиду тебе будет сказано, – укоризненно покачал головой гость. – Пища лишней не бывает.

– Зажигалка у него новенькая, – кивнул на животновода Шнобель.

– Это да, – охотно подтвердил Рябой. – Инерционная. С большим запасом газа. Выпросил у Свена. У него их целый ящик – тысяча штук не меньше. Удобная вещь – чиркнул и готово. О гранатах чуть не забыл – десять штук. Их будут выдавать только часовым в цитадели. Под строжайшую ответственность. Что, естественно, внушает надежду и уверенность в робкие сердца. А то ведь ныне по реке разные людишки шастают – по виду сладкие как сахар, а нутро-то наверняка с гнильцой. Прирежут и спасибо не скажут. Ты бы заварил кипяточку, Соломон, хочу чаем угостить уважаемых людей.

– А сигарами? – напомнил рассеянному гостю Шнобель.

Рябой без большой охоты выложил на стол две сигары для Базиля и Мансура, а потом, немного подумав, добавил к ним еще и третью – для бывшего капрала Галушки.

– Врать не буду, эти сигары не от меня подарок, а от Фридриха Манна, того самого островитянина, что приплыл к нам в долину. По всему видно, типчик жутко прижимистый, а тут расщедрился – дело у него к вам есть.

– А почему он к тебе обратился?

– Я ведь умный человек, любезный Базиль, – довольно ухмыльнулся Рябой. – Сразу сообразил, что у людишек Манна тоже кое-что припрятано для обмена. Каждый ведь свою выгоду стережет. Вот я возле них и потерся не без пользы для себя. Ну и для вас тоже. Зачем вы ему понадобились, не имею понятия. Он ведь меня сначала о Хромом спрашивал, но я ему и сказал, что есть в долине человек, который о Тимуре куда больше меня знает. Вот тут он сначала угостил меня сигарой, а потом налил чарку вина. Винишко, я вам доложу, нечета нашему пиву – сразу в голову шибает. В общем, он тебе, Базиль предлагает три бочонка вина и тысячу сигар.

– За что? – насторожился Шнобель.

– Кто их, чужаков, поймет, – пожал плечами Рябой. – Сказал только, что дело выгодное и для него, и для вас. Поутру он мимо вашего форта проплывать будет, и если у вас появится охота, с ним словечком перемолвиться, он охотно откликнется на ваш зов.

– Трепло ты все-таки, животновод, – бросил гостю Базиль.

– Я – да, – не стал спорить Рябой. – Но Фридрих мужик серьезный, с ним стоит поговорить.

Глава 2 Облава.

В форт гостя приглашать не стали, да он туда и не рвался. Серьезный разговор велся на берегу, куда Фридриха Манна доставили на пироге. Островитянин оценивающе прищурился на встречающих его людей и, видимо, остался доволен осмотром.

– У нас в такой коже только знать ходит, – криво усмехнулся он, ступая на чужой берег. – Шкура эпиорниса, да еще с таким искусством выделанная, на живого барана потянет.

– Мы думали, гость нас вином угостит, а он прикидывает, как бы нас раздеть половчее, – пробурчал недовольный Шнобель.

– Хорошая шутка для знакомства, – оценил Фридрих остроумие хозяев.

К делу он перешел почти сразу, присев на корточки у кромки воды. Торговцу с далекого острова нужны были белые обезьяны, и он очень надеялся, что Лавальер со своими людьми помогут ему в охоте. Предложение гостя показалось Базилю более чем странным, и он вопросительно посмотрел на Мансура, но тот лишь плечами пожал в ответ. Три бочонка вина за голых и практически беззащитных существ – это слишком щедро, чтобы не вызвать подозрений у разумных людей.

– А кто вам сказал, что они беззащитные? – удивился Манн. – Их стоянки охраняют своры дейнонихусов. Ящеров луками и стрелами не возьмешь, а у моих людей нет карабинов.

С белыми обезьянами поселенцам пока что иметь дело не доводилось. Собственно, они их ни разу не видели, пользовались только слухами, исходившими от амазонок и трапперов. Амазонки плевались, упоминая этих странных животных, трапперы хитренько посмеивались в отросшие бороды. Фридрих Манн оказался первым человеком, который сказал им что-то конкретное о жизни загадочных существ.

– Раньше я с Кабаном на них охотился, – объяснил свои затруднения гость. – Самцы – мне, самки – ему. Но Марка вы отправили на тот свет, оставив меня без надежной опоры в этом краю.

– А почему такой странный дележ? – насторожился Шнобель.

– Ввоз самок на остров категорически запрещен, – поморщился Манн. – Не хватало нам еще полукровок. А самцов мы используем как тягловую силу на полях и рудниках.

– А детенышей куда?

– На детенышей запрет не распространяется. Есть на них охотники даже среди старейшин. Как только самочки входят в возраст их убивают, а самцов отправляют на работы.

– Сволочи вы, однако, – ласково улыбнулся гостю Шнобель.

– А вы член общества защиты животных? – не остался в долгу Фридрих. – Или я имею дело с ангелами?

– Не лезь в чужой монастырь со своим уставом, – посоветовал Соломону Мансур. – Какое нам дело, как они живут и чем занимаются. Речь об оплате.

Гость снял с плеча мешок и извлек из него глиняный сосуд, заткнутый деревянной пробкой.

– Для пробы, – сказал он с добродушной усмешкой.

Вино пробовали по очереди: начал Базиль, закончил Мансур. Вердикт вынес Шнобель, подняв большой палец вверх. Товарищи с ним согласились. Соломон заикнулся было о четвертом бочонке, но Манн только руками развел:

– Это все, чем я на данный момент располагаю. Могу предложить мешок чая.

– С сахаром, – зачем-то добавил Шнобель, даже не надеясь на отзывчивость.

– Два литра отсыплю, но не более того, – насупился Фридрих. – Но тогда шкуры, убитых вами дейнонихусов – мои.

– Тогда три литра сахара и два мешка чаю, а обдирать ящеров будешь сам, – поставил точку в претензиях Снайпер.

– Согласен, – махнул рукой прижимистый наниматель.

Лавальер без труда набрал среди своих людей двадцать добровольцев. Были среди них и бывалые трапперы, исходившие гинкговый лес вдоль и поперек. Среди новичков выделялся силой и сообразительностью рослый бородатый человек по прозвищу Судак. Имени своего он не назвал новым товарищам, да, по правде сказать, его никто и не спрашивал. А прозвище он получил за глаза, красные как у вытащенной на берег рыбы. Судак хорошо знал местность, а потому, переговорив предварительно с Фридрихом Манном, вызвался быть проводником для общинников.

– Знаю, я эту протоку, – сказал он Снайперу. – До нее километров тридцать от форта.

У Базиля под рукой была всего одна пирога, а обращаться за помощью к полеводам ему не хотелось. Поэтому решили добираться до протоки своим ходом. Шнобель выразил по этому поводу недовольство, но Базиль в ответ плечами пожал:

– Лень ноги бить – не ходи. Охотников и без тебя хватает.

К сожалению, Соломона в очередной раз подвело любопытство – уж очень ему хотелось взглянуть на самочек обезьян, дабы составить о загадочных существах собственное мнение. Вальтер Шварц тоже присоединился к отряду Лавальера, чем вызвал оторопь у Шнобеля. Химик откровенно побаивался дейнонихусов, хотя патологическим трусом не был.

– Я ведь биолог, – неохотно ответил он на вопрос Соломона. – Мне как исследователю это интересно.

– А я поклонник женского пола, – усмехнулся Шнобель. – Мне это интересно как практику.

– Ничего особенного, – обернулся к ним Судак, торивший своим товарищам путь в густых зарослях. – Бабы как бабы, только не разговаривают.

У Химика на счет белых обезьян имелась своя теория, которую он стал на ходу излагать заинтересованным слушателям в лице Соломона, Вучко и Барсука. По мнению Вальтера, приматы не были местными уроженцами. На той же Земле между динозаврами и людьми лежала пропасть в миллионы лет. На Эдеме просто не могло быть иначе. Здесь, правда, уже появились млекопитающие, но до высших ступеней им еще расти и расти.

– А самая высшая ступень, это мы? – полюбопытствовал Вучко, отмахиваясь веткой от докучливых насекомых.

– Кто бы сомневался, – криво усмехнулся Шнобель и тут же глухо выругался, споткнувшись о торчащий из почвы корень.

Из всего вышеизложенного Шварц сделал неожиданный для своих слушателей вывод – белые обезьяны, это одичавшие потомки переселенцев с Земли. Видимо, попав в трудные условия, они не смогли сохранить хотя бы подобие прежнего образа жизни и за минувшие столетия деградировали до нынешнего состояния.

– А когда приблизительно они могли попасть на эту планету? – полюбопытствовал Соломон.

– Освоение планет Федерации началось пятьсот лет назад. Проходило оно в несколько этапов и порой заканчивалось для первопоселенцев трагически. Исследователи до сих пор находят человеческие кости на планетах, вроде бы не никогда не значившихся в реестре обитаемых.

– А что тебя, как ученого, привлекает в здешних обезьянах? – удивился Соломон. – Деградировали и ладно.

– Они не только деградировали, но и приспособились, – уточнил существенное Химик. – Судак утверждает, что белых обезьян на Эдеме гораздо больше, чем людей.

– Ну и что?

– Хотелось бы проверить – возможен ли обратный процесс.

– Иными словами, ты хочешь из обезьяны вновь получить человека? – догадался сообразительный Шнобель. – Ну, Вальтер, не ожидал.

– А что в этом плохого?

– По мне, – нахмурился Соломон, – пусть они и дальше живут обезьянами. Хлопот меньше – и им, и нам.

Возможно, Судаку, десять лет блуждавшего по эдемским лесам и болотам, расстояние в тридцать километров действительно казалось сущим пустяком, но Шнобель был человеком деликатного воспитания. Его жизнь, до недавних пор, протекала исключительно на асфальте, а о допотопных лесах он знал только понаслышке. Теперь же Соломону, как последнему идиоту из арнаутских боевиков, приходилось прорубать себе дорогу топором в густом подлеске. Со стороны его путь через джунгли, наверное, выглядел героической одиссеей, но сам он в эту минуту не испытывал никаких иных чувств, кроме ненависти к хитрому островитянину, втравившего разумных по виду людей в гиблое дело. Особенно он почему-то невзлюбил папоротники, которых на планете Эдем насчитывалось бесчисленное количество видов, включая древовидные. По словам Химика, любой ботаник отдал бы жизнь, чтобы оказаться на месте Соломона.

– Мог бы мне об этом раньше сказать, – вздохнул Шнобель. – Я бы поменялся с придурком местами. Ради науки Соломон Коган готов на многое, можно даже сказать, на все.

По всем приметам залитая солнцем поляна, проступившая, наконец, сквозь густую зеленую завесу вполне годилась для отдыха. Увы, того же мнения придерживались трицератопсы, облюбовавшие заросшее сочной травой место для выгула своего потомства. Спорить с пятитонными монстрами, достигавшими девяти метров в высоту и обладавшими аж тремя рогами, ушлый Соломон не рискнул. Он лишь посетовал то ли на Бога, то ли на природу, породивших подобных уродов, отдаленно напоминавших земных носорогов и буйволов одновременно.

– А щиты у них как у протоцератопсов, – обрадовался невесть чему Барсук.

– Рылом твои Цыпа с Цапой не вышли, – рассердился Соломон. – Я уже не говорю о росте и весе. Эти раз в шесть их превосходят. Вот бы Агроном порадовался на них глядя. Они бы ему рогами всю долину взрыли.

– Может подстрелить одного? – предложил Вучко.

– Я тебе подстрелю, – цыкнул на него Судак. – Враз все на нас кинутся. Они хоть и травоядные, но становится на их пути, я бы никому не советовал. Даже тираннозавру.

– Понял, примат? – спросил Шнобель у Вучко. – Слушай бывалого человека, он тебя дурному не научит.

– Я что, по-твоему, обезьяна?! – обиделся на Соломона арнаутский хулиган.

– Слушай, Химик, ты хотя бы просветил молодежь по поводу видов, родов и отрядов, – возмутился Шнобель. – Образованному человеку с ними разговаривать невозможно.

– Мы все приматы, – сухо сообщил Вальтер насупленному Вучко.

– И амазонки тоже?

– Вот неуч! – покачал головой Соломон. – Сказано же тебе – все.

– А зачем мы тогда идем обезьян ловить? – резонно заметил Барсук.

– Приматы всегда охотились друг на друга, – утешил юношу Шнобель. – Этим они и отличаются от всех живых существ.

– Дарвинист, – прошипел в сторону Соломона сухопарый мужчина в широкополой шляпе, которого в форте Лавальер все называли Проповедником. – От Адама и Евы мы произошли, молодые люди, божьим соизволением. И приматы здесь совершенно не при чем.

Проповедник появился в долине всего полтора месяца назад. По мнению Соломона, этот постный тип был сумасшедшим. Во всяком случае, по лесу он ходил безоружным, целиком полагаясь на Святую книгу, которую не выпускал из рук. Почему он решил поселиться в форте Лавальер, не знал никто. Ибо полеводы, по мнению многих, были бы для него куда более подходящей компанией. Впрочем, пайку свою он отрабатывал честно, а на его чудачества Снайпер просто рукой махнул.

– Ты среди тираннозавров проповедовать не пробовал? – спросил у безумца Соломон. – Вот кто нуждается в слове праведника.

Дейнонихусы как всегда появились внезапно, и если бы Шнобель не разрядил свой карабин в чудовище, достигающее в длину четырех метров, то путь Проповедника по впавшему в грех Эдему на этом бы завершился. А так он отделался всего лишь царапиной и падением, не ставшим для него роковым. Хищники атаковали сразу со всех сторон. Это была их любимая тактика, отработанная, видимо, бесчисленными поколениями. К сожалению для дейнонихусов, сотворившая их природа не учла одного обстоятельства – сегодня им противостояли не тупоголовые травоядные, а двуногие приматы, обладающие не только разумом, но и карабинами с разрывными пулями. Вучко, слывший отличным стрелком, не замедлил последовать примеру старшего товарища и не только завалил одного из хищников, но успел подстрелить и второго, которого тут же добил Барсук. Надо признать, что отчасти нападение дейнонихусов было спровоцировано самими охотниками, растянувшимися цепочкой по лесу. Легкомыслие стоило им потери двух человек из старожилов и одного траппера, прозевавших собственную смерть.

– Ну, Судак, – покачал головой Шнобель, разглядывая растерзанные тела товарищей, – ты куда смотрел, близорукие твои глаза. По-твоему, мы уже прошли тридцать километров?

– Пусть будет двадцать пять, – пожал плечами тапер. – До протоки отсюда рукой подать.

– Сколько вы завалили хищников? – спросил Снайпер, догнавший товарищей.

– Трех, – гордо отрапортовал Вучко. – Нет, вон четвертый лежит. Но это Судак постарался.

– Значит, всего двенадцать, – подвел итог отгремевшей битвы Лавальер. – А Фридрих говорил о двух десятках дейнонихусов.

– Это смотря какой стан, – не согласился с островным авторитетом Судак. – Бывает и до трех десятков. Не знаю, чем этих уродов прикармливают обезьяны, но обычно у каждого взрослого самца свой дейнонихус.

– А если это дикая стая? – спросил Шнобель.

– Дикие так близко от чужого стана не охотятся, – покачал головой Судак. – Белые обезьяны ревниво стерегут свои охотничьи угодья. Я как-то завалил детеныша стегозавра в километре от их гнезд. Так они гнали меня потом до самой реки. Хорошо хоть плавать научился в детстве – тем и спасся. Хотя обычно они мирные. На трапперов не нападают, а иных пускают к себе. Надо только одежду скинуть и все.

– Они что на деревьях гнезда вьют? – удивился Вучко.

– Вроде того, – кивнул Судак. – Причем делают это так искусно, что с земли не всякий заметит. Конечно, дейнонихусы для них серьезная защита, но против тираннозавров или горгозавров им не устоять. Особенно если эти гигантские хищники охотятся стаей по пять шесть особей.

– Горгозавров я еще не видел, – поежился Барсук.

– Они в росте и весе превосходят тираннозавров, но в скорости им сильно уступают. Атакуют они обычно внезапно из зарослей или из-за больших камней. Но бегуны они никудышные, и долго выбранную жертву не преследуют.

– От этого места до протоки далеко? – спросил озабоченный Снайпер.

– Шагов семьсот, – прикинул Судак.

– Выстроиться в цепь, – распорядился Базиль. – И вперед, черт бы вас побрал.

Вучко пристально всматривался в заросли, в надежде увидеть обезьяну, но в поле зрение его попал только дейнонихус, кравшийся в высокой траве. Хищник, значительно превосходивший человека и в росте и в весе, передвигался удивительно бесшумно. И только оторвавшись от земли в решающем прыжке, издавал грозный рык. Этот дейнонихус прыгнуть не успел, арнаутец разнес ему башку раньше, чем тот продемонстрировал ему свое искусство акробата. Увы, отпраздновать свою победу у Вучко времени не достало. Огромная тяжесть рухнула ему на плечи и придавила к земле. Арнаутец, вообразивший, что на него напал еще один хищник, издал дикий вопль, на который успел откликнуться Барсук. Вучко почувствовал, как давящая грудь тяжесть сползает в сторону и открыл глаза. Выстрела он не слышал, а потому удивился, как это его товарищу удалось убить здоровенного монстра ударом приклада.

– Это обезьяна, – прошипел Барсук, напуганный не меньше своего товарища.

К удивлению арнаутцев, самец оказался очень похожим на человека. Разве что, в отличие от Вучко и Барсука, он был бородат, а его пышной прическе позавидовала бы любая женщина.

– Надеть на него штаны – вылитый траппер, – покачал головой Барсук. – Он на тебя с дерева прыгнул. Я побоялся стрелять. Чего доброго, в тебя бы угодил.

– Примат! – сделал вывод Вучко, оглядывая обезьяну. – Добить, что ли.

– Зачем? – удивился Барсук, доставая из сумки, висевшей на боку, моток бечевки, сделанной из шкуры диплодока. – Мы его свяжем.

Впереди послышались крики и выстрелы, похоже, там шла нешуточная драка, и Вучко заторопился на помощь товарищам, пинком подняв с земли очнувшегося самца. Самец взревел было раненным зверем, но связанные за спиной руки и тугая петля на шее сделали его покладистым.

– Вы где пропадали? – накинулся на расторопных приятелей Шнобель.

– Дейнонихуса завалили, – буркнул Вучко. – И этого вот поймали.

– Самца сдай Фридриху, – махнул рукой в сторону реки Соломон. – Договоры следует выполнять. Тем более что плату мы взяли вперед.

Островитяне оказались расторопными ребятами. Пока их союзники отстреливали хищных сторожей, они отлавливали сетями бросившихся к реке самцов. Непокорных безжалостно избивали дубинками, а особо буйных просто рубили топорами и длинными заточенными с одной стороны тесаками. Зрелище было настолько отвратительным, что Вучко даже поморщился.

– Обезьяны всегда бегут к воде в минуту крайней опасности, – сказал Фридрих арнаутцу, оглядывая приведенного им самца. – Плавают они как рыбы.

– Берешь, что ли, этого? – спросил Вучко у островитянина.

– Хороший экземпляр, – прицокнул языком Манн. – Грузите его, гребцы.

Отлов самцов, похоже, закончился, и островитяне дружно взялись за детенышей. Самых маленьких они просто убивали ударами дубин, а тех, что постарше, вырывали из рук самок и швыряли в трюм своего судна.

– Без материнского молока они все равно передохнут, – счел нужным объяснить поведение своих людей Фридрих. – А тащить самок с собой, чтобы потом утопить на виду острова – накладно. Их ведь кормить надо. К тому же у нас договор, не так ли, молодые люди?

– А пошел ты, – огрызнулся Вучко, круто отворачивая от берега. – Мясник.

– Очень впечатлительный юноша, – осудил арнаутца островитянин. – Так мы в расчете, господин Лавальер?

– Вы получили свое, мы – свое, – пожал плечами Снайпер. – Остальное спишем в издержки. Пятнадцать дейнонихусов вы найдете на поляне, еще одного в двухстах метрах отсюда и двенадцать – в лесу шагов через семьсот.

– Я уже послал людей, снимать шкуры, – кивнул Фридрих. – Я рад, Базиль, что нашел в вас надежного партнера.

– Какие пустяки, – усмехнулся Лавальер. – Обращайтесь еще, Манн, если у вас возникнет потребность.

– Возникнет, – дружелюбно улыбнулся Фридрих. – Я очень надеюсь на долгосрочное сотрудничество.

– Доживем – увидим, – махнул на прощание рукой Снайпер.


Весть о том, что Лавальер вернулся в долину с необычной добычей, всколыхнула весь полеводческий поселок. Источником информации, как вскоре выяснилось, стал Рябой, успевший смотаться до форта и обратно. Очень скоро возле «комендатуры» собралось едва ли не все население поселка, требуя объяснений от отцов-командиров. Несчастный животновод, которого опять подвел длинный язык, даже и не предполагал, что его намеки и подмигивания способны вызвать такую бурю в угрюмых сердцах. От Рябого потребовали объяснений, теперь уже вполне официально, устами Феликса Бурова. Глава общины был мрачен ликом, а его глаза не сулили болтуну и скандалисту приятного время препровождения в ближайший час.

– Так я ведь ничего такого не говорил, – заюлил струхнувший Рябой. – Ну, вернулись люди с охоты, что здесь такого.

– Ты амазонкам про эту охоту рассказывал? – прошипел Лумквист, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость.

– Только в общих чертах, – попробовал Рябой уйти от ответа на вопрос, поставленный в лоб.

Амазонки наглухо перекрыли тропу, ведущую в долину, не удостоив удивленных парламентеров ответа. Буров и Лумквист никак не могли взять в толк, чем же, собственно, полеводы так рассердили жриц Великой Матери. Подозрение пало на Курносого, но тот клялся и божился, что не покидал птичника все эти дни, пытаясь успокоить расходившихся эпиорнисов. Последнее ему, в конце концов, удалось и теперь уже не только крикливые птенцы, но и взрослые особи спокойно расхаживали по вольеру, даже не пытаясь ломать ограждение. О Лавальере и его людях Буров даже не подумал и, как теперь выясняется, зря.

– Островитянин их соблазнил, – дал, наконец, признательные показания Рябой, сообразивший, что дело его совсем плохо. – Отвалил три бочки вина, тысячу сигар, два мешка чая и три мерки сахара.

– За что? – сухо спросил Буров.

– Ты так на меня смотришь, Феликс, словно это я притащил в форт самочек, – обиделся животновод. – А я всего лишь пытался открыть людям глаза на чужое непотребство.

– Почему ты сразу мне об этом не сказал?

– Я ведь не знал ничего, – развел руками Рябой. – Они ведь еще неделю назад вернулись. Спрятали самочек в Старой пещере и выставили там часового. А мне и невдомек, чего это все население форта с довольными рожами ходит. То, что пьяные, это понятно. Но вино ведь имеет скверную тенденцию заканчиваться от неумеренного потребления, а радость у них на лицах почему-то остается. Однако нашлись и недовольные, которым, значит, мяса не хватило. Не в смысле гастрономическом, а совсем в другом смысле. Я это к тому, что у них ведь нет души. У самочек то есть. Мне Медведица так и сказала – отщепенцам не место среди людей. Она нас всех имела в виду, но ведь мы-то здесь ни при чем. А про самочек амазонки вовсе не от меня узнали. Что я совсем из разума выпал, чтобы мести языком в чужой общине.

– Все сказал? – спросил Буров.

– Не все, – вздохнул Рябый. – Лавальер еще два десятка самочек прикупил у трапперов, чтобы, значит, всем его людям хватило. И тем самым пресек ропот в рядах своих приверженцев.

Сход слушал животновода молча, но не приходилось сомневаться, что это затишье перед бурей. Рябый это почувствовал спинным мозгом, а потому попытался оправдать своих приятелей:

– Спьяну они оскандалились. Трезвый же к животному не полезет. А тут, шутка сказать, три бочонка выдули после стольких лет принудительной трезвости. Теперь, небось, локти кусают, а обратного хода для них нет. Амазонки предосудительных связей не прощают. Медведица сказала, что детей они нам не вернут. Потому как нельзя, чтобы люди росли среди животных. Вот такие дела. Что знал, то сказал, мужики. А за остальное не взыщите.

Претензии жриц Великой Матери к общине из долины Кабана сход признал абсурдными. С другой стороны вина поселенцев из форта Лавальер многим казалась очевидной, поскольку их поведение иначе как омерзительным назвать было нельзя. Ключник предложил исключить срамников из общины, его тут же поддержали Фермер и Свирь. Агроном высказался в том смысле, что по сути да, а по факту нет, поскольку подобные решения нельзя выносить на основании показания всего одного свидетеля, не слишком надежного, кстати сказать.

– Мы не суд присяжных, – возразил ему Скороход, один из самых работящих полеводов общины.

– В данном случае, мы выступаем именно в роли судей, – возразил ему Божевич, – и решение нам предстоит вынести очень серьезное. По сути дела нам предстоит исключить из общины сорок семь человек. А это неизбежно повлечет за собой раздел территории и имущества. Я хочу, чтобы все присутствующие прониклись ответственностью момента и не рубили с плеча.

– И что ты предлагаешь? – спросил Кузнец.

– Во-первых, мы должны послать в форт Лавальер делегацию, наделив ее всеми необходимыми полномочиями, во-вторых, выслушать мнение наших товарищей из форта Щербака, ибо без их участия решить этот вопрос мы не сможем в любом случае.

– Предложение Милоша я считаю разумным, – высказал свое мнение Буров. – Давайте для начала разберемся в ситуации, возникшей не по нашей вине.

Сход избрал для переговоров с провинившимися охотниками наиболее уважаемых членов общины Бурова, Бонека и Ривьеру. Им вменили в обязанность не только выяснить все обстоятельства скандального происшествия, но и потребовать изгнания самочек из долины. Только в этом случае сход готов был к продолжению диалога с поселенцами форта Лавальер. В случае отказа, их объявят отщепенцами.

В отличие от многих полеводов Буров отлично понимал, что раскол в общине ни к чему хорошему не приведет, а потому готов был приложить максимум усилий, чтобы его избежать. Об этом он сказал по дороге своим товарищам. Огорченный происшествием Фермер только плечами пожал, в отличие от Феликса он готов был пойти на крайние меры из страха потерять годовалого сына, свою последнюю надежду в этом мире. Кузнеца ссора с амазонками волновала куда меньше, поскольку его партнерша родила дочь, которую Бонеку даже не показали. Станислав опасался не просто разрыва, но и откровенной вражды, поскольку от Лавальера всего можно было ожидать.

– Они, чего доброго, войной на нас пойдут, – криво усмехнулся он, – если мы обнесем их при разделе. У Базиля под рукой собрались отпетые людишки.

– По-твоему, Вучко с Барсуком отпетые? – удивился Буров.

– Они озабоченные, – засмеялся Бонек. – Кровь в жилах играет, а амазонки, не в обиду им будет сказано, слишком привередливые особы, чтобы удовлетворить молодых.

В форте Лавальер гостей ждали и не ждали, просто здесь полагали, что полеводы, занятые своими проблемами, не так скоро отреагирую на чужое вызывающее поведение. Тем не менее, Снайпер, Шнобель, Мансур и Шварц проявили в отношении своих товарищей редкостное гостеприимство, выставив на стол не только ячменное пиво, но и чай, причем с сахаром.

– Хотели вином вас угостить, – развел руками Соломон, – но его, к сожалению, выпили отдельные наши несознательные сограждане.

– И много у вас этих несознательных? – спросил с усмешкой Кузнец.

– Увы, – развел руками Шнобель. – Непьющий у нас один Мансур.

Посланцы полеводов сразу же обозначили пределы своих полномочий. От чая они не отказались, за стол сели с охотою, но Буров дал понять Базилю и Соломону, которых считал главными зачинщиками безобразий, что разговор им предстоит очень серьезный. Однако, к удивлению Феликса, главным их оппонентом стал Химик. Вальтер начал с того, что обвинил гостей в расизме. Что это такое понял только Буров, получивший в свое время университетское образование. Однако Шварц не замедлил разъяснить Ривьере и Бонеку ошибочность, чтобы не сказать гнусность, их образа мыслей.

– Расизм в наше время, это уже клиника, дорогие друзья, – осуждающе покачал головой Химик.

Кузнец с Фермером, пришедшие в форт Лавальер, обличать виновных, слегка подрастерялись от такого напора.

– Речь идет о животных, – напомнил Буров.

– Если ты, Феликс, найдешь хотя бы одно анатомическое или физиологическое различие между амазонкой и самкой так называемых обезьян, то я первым посыплю свою лысеющую голову пеплом. К сожалению, я не могу провести сравнительный анализ на генетическом уровне в здешних условиях, но уже сам факт получения потомства у представителей двух рас является доказательством их общих корней.

– Но ведь у обезьян нет души! – привел свой главный аргумент Ривьера.

– Так утверждают старые жрицы, – усмехнулся Шварц. – Но я атеист по убеждениям и поэтому не склонен углубляться в этот вопрос. Однако замечу вскольз, что есть иное мнение на этот счет. В частности наш местный праведник Мэтью Хьюз, известный вам как Проповедник, уже окрестил наших партнерш. И хотя среди поселенцев имеются люди разного вероисповедания, никто против этого его решения не возражал.

– У вашего Проповедника мозги не в порядке, – нахмурился Кузнец.

– А у ваших жриц? – усмехнулся Химик. – Впрочем, у пожилых дам есть и шкурный интерес. Они не хотят выпускать из-под своего влияния молодых, работоспособных женщин, боясь остаться без куска хлеба на старости лет. Проституция во все времена являлась доходным предприятием, но не в этом суть. Каждый приспосабливается к жизни, как умеет. Амазонки обособились от мужчин, те, кого называют белыми обезьянами, слились с природой. Они приручают дейнонихусов и строят хижины на деревьях, но это вовсе не означает, что у них нет разума, скорее уж наоборот.

– Но ведь они не разговаривают!

– Молчаливые жены во все времена ценились куда больше, чем болтливые, – хмыкнул Шнобель.

– Я не исключаю, что они обладают даром речи, – продолжал Химик, – но, возможно, они общаются между собой телепатически. Пока что у меня слишком мало фактов, чтобы делать окончательные выводы. В любом случае, эти женщины обучаемы. Они пока боятся огня, но уже научились стирать, мыть половицы и вообще выполнять посильную работу. Немудрено, что островитяне используют самцов как рабочую скотину. Им просто выгодно считать этих несчастных животными. Ты ведь историк, Феликс, а потому знаешь лучше меня, что подобное в прошлом происходило и на старушке Земле. Люди иной расы объявлялись неполноценными только потому, что в силу каких-то причин, чаще всего природных, отставали в своем социальном развитии от соседей. Нечто подобное произошло и на Эдеме. Воля ваша, но я не считаю грехом сожительство с женщиной, не получившей в силу объективных условий должного воспитания и образования. Все это поправимо. Думаю, что дети рожденные самками ничем не будут отличаться от детей амазонок, но, разумеется, если мы приложим к этому необходимые усилия. Я, например, читал о случаях, когда дети человеческие, воспитанные в волчьей стае, приобретали волчьи повадки и уже никогда не становились людьми. В этом корень проблемы, Феликс, а вовсе не в физиологии.

– Я могу взглянуть на ваших подруг? – спросил Буров, не рискнувший вот так с порога отбросить рассуждения маститого биолога.

– Да Бога ради, – пожал плечами Шнобель. – Если только вас не смутит их первозданный вид. Проповедник утверждает, что наша общая праматерь Ева именно в таком виде разгуливала по райским кущам. Кто же знал, что история повториться.

– А в качестве Змея искусителя выступит Соломон Коган, – добавил Кузнец.

– Искусителем был не я, – засмеялся Шнобель, – а Вучко. Впрочем, не будем делиться подробностями, это не в наших интересах.

Глава 3 Раскол.

К немалому смущению Феликса, красноречивый Химик оказался прав. Самки белых обезьян внешне ничем не отличались от амазонок. Немудрено, что мужчины, истосковавшиеся по женской плоти, не устояли и впали в великий соблазн, грозивший общине серьезными осложнениями. Прежде чем созвать сход, Буров обсудил создавшуюся ситуацию с ближайшими помощниками. В принципе решение схода можно было предугадать. Большинство поселян видели в обезьянах только животных, и вряд ли красноречие Шварца могло поколебать их убежденность в своей правоте. Плюс нежелание порывать с амазонками. Фермер, тучей, сидевший за столом «комендатуры», был живым воплощением этой железобетонной позиции. Зато в форте Щербака, где собрались в основном люди молодые и, как сказал бы Шнобель, «озабоченные», наверняка найдутся сочувствующие отщепенцам.

– А что ты обо всем этом думаешь? – прямо спросил Бурова Свен.

– У меня нет оснований не доверять Шварцу и собственным глазам, – поморщился Феликс. – Внешне самки ничем не отличаются от женщин – в этом вся проблема. Если амазонки откажут нам в очередной раз, то у обитателей форта Лавальер найдутся последователи. И тогда община затрещит по всем швам.

– Согласен, – кивнул Бонек. – Не в интересах амазонок нам отказывать. Ты, конечно, извини, Феликс, но, по-моему, мы слишком деликатничаем с этими особами. Я, собственно, старух в первую очередь имею в виду. Не думаю, что потеря таких богатых клиентов как мы, окажется для них в радость. И уж если они ставят нам условия, то должны взять на себя определенные обязательства.

– Какие например?

– Не препятствовать общению амазонок и поселенцев, – отрезал Кузнец. – Это выгодно и им, и нам. А у них получается – то Великая Мать дает добро, то Великая Мать отказывает. Мы тут не железные, чтобы без конца потакать их причудам.

– Но у них свой уклад, – развел руками Буров. – Обычаи.

– Обычаи не складываются за пятьдесят лет, тем более такие, которые трудно поколебать, – усмехнулся Бонек. – Химик, между прочим, прав. Старухи просто боятся, что все работящие бабы убегут к мужикам, оставив старых и слабых умирать с голоду.

– И что ты предлагаешь?

– Дать взятку, – спокойно произнес Кузнец. – Большую.

– Вот так просто прийти и предложить? – с сомнением покачал головой Агроном.

– Ох уж эти мне специалисты с дипломами, – покачал головой Бонек. – Зачем же так обижать людей. Продукты мы будем передавать Великой Матери в качестве искупительной жертвы, а так же с надеждой на будущий щедрый урожай. Поскольку община у нас богатая и вклад будет щедрым, то почему бы Великой Матери не объявить нас своими самыми любимыми и стойкими сыновьями.

– Ну, ты циник, Станислав! – восхищенно прицокнул языком Агроном и тут же спохватился: – А каким будет это вклад?

– Зерно мы им все равно выделяем, как и желток эпиорнисов, но теперь значительную часть дани будем передавать непосредственно старухам. Разумеется, если они будут скрупулезно выполнять все предписания Великой Матери. Рации мы им вручим, как послание богов. Пару-тройку гранат добавим. Сотню зажигалок. Золотые нашивки и звездочки.

– Какие еще звездочки? – удивился Буров.

– Ящик мы один прихватили с транспортника, думали, что патроны, а там всякая мишура.

– Ну, это положим, – запротестовал Лумквист.

– Да ладно тебе, Свен, – махнул рукой Бонек. – Кому их здесь носить? Пусть хоть женщины порадуются. Так что решим – поручаете мне переговоры с амазонками?

– А кому еще, как не тебе, – усмехнулся Феликс.

– Смотри, шантажист, – предупредил самоуверенного Кузнеца Агроном. – По минному полю пойдешь. Один твой неверный шаг – и вся община развалится на куски.

Сход решили провести вечером, дабы местное светило не подогревало и без того раскаленные гневом души. Чувствовалось, что недовольный маневрами командиров Фермер подбросил от себя дровишек в разгорающийся костер, и это вполне могло привести к вселенскому пожару в рамках отдельно взятой долины. Нарастающее напряжение слегка погасило прибытие Десантника со своими людьми. Охотники за эпиорнисами склонны были отнестись к происшествию в форте Лавальер с юмором. Однако их игривое настроение вызвало недовольство полеводов. А слухи о демарше амазонок и вовсе едва не повергли их в шок.

– Начинай, что ли, – предложил Бурову Агроном, зябко передергивая плечами. – А то мы, чего доброго, между собой передеремся.

Феликс открыл сход, призвав людей к терпению. Всем желающим будет дана возможность, открыто высказать свое мнение. Но прежде следует выслушать аргументы обвиняемых, которым, надо полагать, есть что сказать в свое оправдание. Химик, прибывший в стан полеводов в сопровождении Шнобеля и Мансура, как всегда блистал красноречием. К сожалению, для новаторов на сексуальной почве, Вальтер не учел уровень аудитории. А потому его экскурсы в древнюю историю вызвали среди большинства общинников ропот и недоумение. Что же касается перспектив создания новой цивилизации, о которых Шварц распространялся добрые полчаса, то они и вовсе породили лютый гнев у радикально настроенных общинников.

– Обезьянышей, значит, предлагаете разводить?! – сделал неожиданный вывод из блистательной речи Химика разгневанный Фермер. – Кровь человеческую поганить?! А Бога вы спросили, захочет ли он считать своими подобного рода созданий? Хотите быть отщепенцами – ваше дело, а нас ты к скотскому делу не приобщай.

– Проще надо было, – прошипел Шнобель в спину смущенному Химику. – Нашел, кому теорию эволюции излагать.

Дабы не доводить кипящий котел до взрыва, Буров дал слово Кузнецу, только что вернувшемуся от амазонок. Однако накал страстей оказался таков, что Бонеку пришлось приложить немало усилий прежде чем ему, наконец, позволили говорить.

– Начну с главного – амазонки в лице своих жриц настаивают на удалении самочек из долины, однако, – Кузнец воздел руку к небу, призывая всех собравшихся к вниманию, – они не собираются обвинять всех поселенцев огульно в порочащих связях. И если отщепенцы будут изолированы от добропорядочных общинников, то жрицы готовы пойти нам навстречу и разрешить встречи мужчин и женщин круглый год, в независимости от сезонных факторов и прочей многим непонятной мистики.

Сход был потрясен открывшимися перспективами до такой степени, что умолкли даже вечные антагонисты Рябой и Ключник, а в задних рядах, где разместились добрые молодцы Щербака, послышались аплодисменты.

– Разумеется, – умерил ликование собравшихся Кузнец, – это удовольствие не будет бесплатным. Хотя не скажу, что цена уж слишком высока. Надо отдать должное жрицам Великой Матери в этот раз они проявили дальновидность и мудрость. Так что дело за вами, общинники, как вы решите, так и будет.

Голос, поднятый Рябым, в защиту былого единства, был заглушен дружным ропотом большинства. Вальтера Шварца, вскочившего было на ноги, вообще не стали слушать. Сход требовал изгнать отщепенцев из долины, и Бурову с огромным трудом удалось перевести дискуссию в более мирное русло. Помог ему в этом Десантник, предложивший выделить отщепенцам землю по ту сторону ручья, где они, к слову, и так обитают. Сход принял это предложение, но с условием, что ни один отщепенец не должен более появляться в долине Кабана без разрешения общины.

– Отныне у них своя жизнь, у нас своя, – подвел итог бурным спорам Фермер. – Пусть сами пашут, сами сеют и сами выкармливают своих обезьянышей, а мы здесь обойдемся без них. Предлагаю всем проголосовать поднятием рук за это мое предложение.

Решение приняли единогласно. Заколебавшийся было Рябый вскинул руку одним из первых под суровыми взглядами соседей.

– Часть урожая им следует выделить, – подал голос Кузнец. – Все-таки они честно пластались на пахоте. Опять же животные – может им Цыпу отдать?

– Зерно дайте, пусть сеют, – крикнул Фермер. – А насчет Цыпы, я категорически против, они с Цапой всегда ходили в одной упряжке. Отдайте им Бусю или Пусю – Вучко с Барсуком их быстро доведут до ума.

– А с мостом что делать будем? – спросил Агроном.

– Разрушить! – дружно рявкнул сход.

Однако мост Бурову все-таки удалось отстоять. По его мнению, отщепенцы имели полное право пользоваться мельницей, построенной с их участием по эту сторону ручья. Молоть зерно они, естественно, будут сами, но лишать их этой возможности было бы бесчеловечно. Кроме всего прочего, жизнь врозь вовсе не означает тотальной вражды. А потому две вновь образованные общины вполне могут поддерживать деловые отношения.

– Пусть будет по-твоему, – махнул рукой Фермер. – Но тогда возле моста следует поставить цитадель и держать там вооруженных людей.

– Цитадель – это лишнее, – запротестовал Щербак. – Мы же не собираемся с ними воевать. Но пост можно организовать – для порядка. И перекрыть мост шлагбаумом.

Предложение Десантника прошло на ура среди основной массы общинников, которым вовсе не улыбалось пластаться на строительстве новой цитадели, столь дорогой сердцу радикалов. А шлагбаум можно соорудить за один день. Решение уже было принято большинством голосов, но соратники Фермера не унимались, апеллируя к Кузнецу, которого почему-то считали своим сторонником. Однако Бонек с блеском вышел из создавшейся ситуации, пообещав общинникам, вновь впадающим в раж, продемонстрировать чудо. Крики сразу же стихли, и взоры всех присутствующих обратились на Курносого, стывшего в напряженной позе на крыльце «комендатуры».

– Включай! – махнул рукой Кузнец.

Свет ударил по глазам собравшихся с такой яркостью, что многие прикрыли глаза ладошками. А в следующий момент откуда-то сверху полилась музыка, которую общинники не слышали уже много лет.

– Ну, Станислав, – выдохнул Щербак. – Удивил. Теперь амазонок из нашей долины палкой не выгонишь. Придется их танцам учить.

– Танцы только по выходным, – отрезал Агроном, ловко воспользовавшийся всеобщим умиротворением. – Предлагаю проголосовать.

– А кино будет? – послышался вопрос из задних рядов.

– Будет, – обнадежил собравшихся Кузнец. – Со временем.

На этом, собственно, сход и завершился, приняв, как сказал Агроном, но уже в узком кругу, историческое и ответственное решение. В ответ на это Химик ему указал, что сегодня вечером полеводы, люди наивные и необразованные, поставили под вопрос будущее эдемской цивилизации. Спор двух ученых мужей грозил затянуться до полуночи, а потому Шнобель быстро положил ему конец.

– Уймись, Вальтер, иначе нас с тобой арестуют, как нарушителей пограничного режима.

– Какого еще режима? – удивился Химик.

– Только что введенного общиной. Я ведь правильно трактую решения схода, господин Буров?

– Правильно, Соломон, – кивнул Феликс. – Только винить в этом вам следует самих себя. Я допускаю, что Вальтер, в конце концов, окажется прав. Но его теорию следовало бы проверить, вы же поставили людей перед фактом сожительства с непонятными существами, да еще и обижаетесь на их реакцию.

– А кто обижается, – пожал плечами Соломон. – Фермер правильно сказал – у вас своя жизнь, у нас своя. Будущее покажет, кто был прав.


Исключению из общины огорчились разве что Вучко с Барсуком, уже успевшие откуда-то узнать о чудесах в поселке полеводов. Шнобель никому кроме Снайпера об очередных изобретениях Кузнеца не рассказывал. Мансур никогда не отличался болтливостью. Оставался Химик, который, однако, клятвенно заверил Соломона, что ни Вучко, ни его приятелю он о грядущих танцах с амазонками даже не обмолвился, не желая разжигать страсти в только что образовавшейся общине. Источник информации озабоченных юнцов Шнобель, в конце концов, не только вычислил, но и прихватил за ворот в густом подлеске, куда тот нырнул, спасаясь от преследователей.

– Знаешь, как поступают со шпионами во время военных действий? – спросил рассерженный следователь у перепуганного животновода.

– Так ведь это я у них шпион, а у вас, значит, разведчик, – запротестовал Рябой. – Доставляю ценные сведения заинтересованным людям.

– За плату?

– А где ты видел агентов, работающих даром? – развел руками Рябой. – Я же рискую если не жизнью, то местом в общине. Если Фермер узнает, что я здесь бываю, у меня будут крупные неприятности.

– Выкладывай свои сведения, агент, – хмыкнул Шнобель. – И запомни впредь. Главный контрразведчик в форте Лавальер, это я, Соломон Коган.

Сведения, принесенные липовым разведчиком, оказались плевыми. Касались они в основном амазонок, которые, по словам животновода, оказались редкостными меломанками и теперь с удовольствием навещали полеводов по выходным дням. Кузнец соорудил еще несколько ветряков, что позволило полеводам построить лесопилку. И теперь здоровенные бревна распиливались не вручную как прежде, а с помощью электрического привода.

– Буров задумал ладью строить, – пояснил Рябой. – Не меньше чем у островитян. Штурман с Кузнецом чего-то там кумекают. Вроде как хотят двигатель на эту посудину поставить.

– А где они его возьмут?

– На транспортнике, видимо, – пожал плечами агент. – Вот только горючего у них маловато, но Свен сказал, что, в крайнем случае, можно использовать спирт. Агронома после такого заявления чуть удар не хватил. Это сколько зерна уйдет на его изготовление.

– Ну что же, капрал Рябой, выношу вам благодарность за проявленное мужество от лица маршала Лавальера.

– А почему всего лишь капрал? – обиделся животновод. – Дайте звание лейтенанта.

– Уймитесь, агент, – предостерег Шнобель. – Я сам хожу всего лишь в полковниках. А офицерское звание следует заслужить. Все понятно?

– Так точно, – четко, по-военному, ответил Рябой. – А как с жалованием?

– Две сигары в месяц. Торговля исключена. Идите, капрал, и помните о своем долге. Я сообщу о вашем рвении маршалу, возможно, вам выдадут медаль.

– Лучше щепотку сахару, – попросил агент.

– Иди, жлоб, – вскипел «полковник» Коган. – Пока я не вынес тебе приговор.

Полтора месяца назад Снайпер снарядил экспедицию на разрушенную базу. В нее вошли Шнобель, бывшие капралы Вилье и Галушка, а также Судак, отлично ориентировавшийся в лесу и, похоже, знавший все тропинки в округе. Увы, поход, на который возлагались большие надежды, закончился неудачей. Разведчики проникли через развороченный взрывом люк в нутро «Элиота», но дальше рубки продвинуться не смогли. Все люки транспортника были заблокированы аварийной системой, а кодовые замки оказались глухи к мольбам и угрозам мародеров. Шнобель, помнивший подробности неудавшегося штурма, немало подивился тому обстоятельству, что трупы старожилов и космолетчиков, вперемешку лежавшие перед рубкой, куда-то исчезли. Скорее всего, и тех, и других похоронили Штурман, Кузнец и Десантник, опередившие своих бывших друзей. Что же касается фиолетовых и мятежников, убитых в бою или погибших при взрыве, то их тела слизал с асфальта огонь, бушевавший на базе несколько дней. А налетевшая буря разметала по планете Эдем кучи пепла – все, что оставалось от людей, еще недавно полных сил и надежд. Шнобелю ничего другого не оставалось, как, пробурчав несколько ругательств по адресу Хромого, втравившего несчастных смертников в гиблое дело, и повернуть назад. Зная Свена Лумквиста, можно было не сомневаться, что все ценное с транспортника он уже снял. И не просто снял, а припрятал в укромном местечке, не только от чужих, но и от своих. Если верить Галушке и Вилье, то на вооружении фиолетовых находились не только винтовки и пулеметы, но и гранатометы, способные прожигать броню тяжелых танков. Наверняка их погрузили на транспортник в первую очередь, поскольку никакой нужды на планете Эдем в них не было, и они десятилетиями лежали в арсенале базы, раздражая оружейников и офицеров, которым приходилось за них отчитываться. Вопрос был только в том, добрался до гранатометов Лумквист, или они так и остались лежать в трюме застывшего памятником самому себе «Элиота».

– В любом случае нам с полеводами лучше не связываться, – сделал вывод из открывшихся печальных фактов бывший капрал Вилье. – Им хватит пары пулеметов, чтобы размазать нас по земле.

– А кто тебе сказал, что мы собираемся с ними воевать? – цыкнул на фиолетового Шнобель. – Соображай все-таки, что городишь.

В срубе, предназначенном для начальственного состава форта Лавальер, Соломона ждал сюрприз, нельзя сказать, что приятный. Хромой Тимур поднялся ему навстречу из-за стола с широко раскинутыми руками. Шнобель не стал уклоняться от объятий гостя, но про себя отметил, что бывший главарь арнаутской мафии здорово облинял за два с лишним года, миновавших со дня их последней встречи. Судя по всему, Роберт Хаксли тяжело пережил крушение своих надежд. И далеко не сразу обрел присущий ему от рождения дух предприимчивости и авантюризма. Впрочем, время уныния для Тимура уже миновало, и сейчас перед Соломоном сидел мужчина полный сил и желания действовать. Похоже, в этой курчавой тронутой сединой голове зародился еще один план, способный потрясти планету Эдем до основания. Участвовать в затеях Хромого Шнобель не собирался, но не станешь же гнать с порога старого знакомого, не выслушав его добрых пожеланий.

– Этого разрыва следовало ожидать, – продолжил Тимур разговор, прерванный появлением нового собеседника. – Уж слишком разные вы с Буровым. Ваш Везунчик принадлежит к той породе людей, которые стойко и безропотно переносят все выпадающие на их долю невзгоды. Я его за это не сужу, но идти избранным им путем не собираюсь. Ковыряние в земле не моя стезя.

– Есть-то надо, – пожал плечами Мансур. – Хлеб сам на стол не падает.

– А мне мало хлеба, дорогие друзья, – усмехнулся Тимур. – Я хочу еще и масла.

– Корову надо сначала завести, – посоветовал мафиози Шнобель. – А уж потом из молока наделать масла.

– А ты растешь, Соломон, – похвалил приятеля Хромой. – Жизнь, полная лишений, делает тебя сообразительным.

– Живем мы, положим, неплохо, – возразил гостю Снайпер. – Во всяком случае, в пище недостатка не испытываем. Опять же люди к нам просятся в общину.

– А сколько у тебя сейчас человек под началом? – спросил заинтересованный Тимур.

– Шестьдесят. Но можно набрать и сотню.

– А в чем загвоздка?

– Пахотной земли маловато, а корчевать секвойи – себе дороже, – пояснил Мансур.

– Так ведь у вас под боком целая долина? – прищурился на Снайпера Хромой.

Лавальер взгляд гостя выдержал, но спуску ему не дал и произнес как раз те слова, которые Шнобель от него ждал:

– Ты нас, Тимур, опять в кровавое дело втянуть хочешь, но одно дело – убивать фиолетовых, а другое дело – своих.

– Так ведь они вас объявили отщепенцами?

– Темные люди, – пожал плечами Химик. – Рано или поздно, они поймут очевидное. Буров прав – время нужно. Вот пойдут у нас дети, тогда и сравним.

– Прибавление, значит, ожидаете?

– Через пару месяцев наши женщины начнут рожать, – кивнул Вальтер. – А пока мы здесь перетопчемся. Урожай хороший собрали. Муки намололи с излишком. Фридрих вот только задерживается с чаем, мы бы с ним поторговались.

– Никогда не поверю, Соломон, что тебя такая жизнь устраивает? – хлопнул по столу ладонью Хромой.

– Может, и не устраивает, – нахмурился Шнобель, – но убивать своих я не пойду. И тебе не советую соваться в долину Кабана. У Бурова крупнокалиберные пулеметы и автоматические винтовки, взятые с транспортника. Плюс сотня отчаянных ребят, умеющих обращаться с оружием.

– А мне долина не нужна, Соломон, – покачал головой Тимур. – Что я там буду делать – хлеб выращивать?

– И куда же ты нацелился?

– Мне нужен остров Благоденствия, – спокойно отозвался Хромой. – Кто владеет островом, тот владеет планетой. Мне понятен твой скепсис, Шнобель, – я потерпел поражение на базе «Последний приют». Но вспомни – сколько нам не хватило до победы?

– Две минуты, – подсказал Мансур.

Хромой провел рукою по лицу, отгоняя прихлынувшие воспоминания. Шнобель ему посочувствовал, как и себе, впрочем, тоже. Какая бы сейчас у Соломона была бы жизнь, если бы не фиолетовые, ставшие на его пути к цели.

– Транспортников больше не будет, – глухо проговорил Снайпер. – Так считает Свен Лумквист и в этом случае ему можно верить.

– Если я не могу покинуть планету Эдем, то должен стать ее хозяином, – холодно произнес Тимур. – Вот цель для уважающего себя человека.

– А ты собери всепланетный сход общин, – насмешливо посоветовал ему Шнобель, – глядишь, они выберут тебя президентом.

– Я хочу стать императором, Соломон, а тебя сделать своим первым министром, – серьезно сказал Тимур.

– Мне больше нравится пост начальника тайной полиции, – продолжал ерничать Коган. – Я чувствую в себе талант к сыскной работе. Мне не удалось реализовать его на Арнауте, где я находился по другою сторону баррикад. Так почему бы не попробовать себя в новом качестве здесь на Эдеме.

– Издеваешься?

– Нет, ваше императорское величество, я уже завел себе агента в преддверии славных дел. Капрал Рябой сегодня принес мне в клюве ценную информацию.

– И что сказал животновод? – насторожился Снайпер.

– Феликс Буров собрался строить деревянный флот и уже соорудил лесопилку.

На Лавальера это сообщение не произвело ровным счетом никакого впечатления, зато Тимур лесопилкой заинтересовался. Шнобелю пришлось рассказать ему о чудесах долины Кабана, так поразивших наивных амазонок.

– У Бурова голова варит, – прицокнул языком Тимур. – Леса на планете с избытком, зато доски в страшном дефиците. Мне нужна эта лесопилка, Базиль. Мне нужна долина Кабана, как опорная база для броска на остров. Я уже построил несколько судов, способных поднять до сотни человек, но мне нужны еще столько же, по меньшей мере.

– На острове живет десять тысяч человек, – напомнил гостю Мансур. – Так, во всяком случае, утверждает, Фридрих.

– Манн лжет, – покачал головой Хромой. – Там их гораздо больше. Это самое настоящее рабовладельческое государство. Десять тысяч, это те, кто имеет право голоса, то есть мужчин. Управляет всей этой богадельней ареопаг из семи старейшин. Добавьте сюда пятьдесят тысяч рабов. А в рабстве у них не только белые обезьяны, но и поселенцы. Они отлавливают их по всему побережью.

Шнобель был поражен. До сих пор он полагал, что на райской планете нет никого, кроме общинников, добывающих хлеб в поте лица своего. И вдруг оказалось, что здесь обитают десять тысяч тунеядцев, живущих за счет других. Не то, чтобы Соломон осудил их за это, он просто пожалел, что не попал в число избранных. Но, если верить Тимуру, ситуацию еще можно исправить. Решительные люди имеют полное право спросить с зарвавшихся рабовладельцев за бессовестную эксплуатацию себе подобных. По натуре Коган не был революционером, зато он не без оснований считал себя приобретателем и потребителем жизненных благ, а потому весть о том, что на планете Эдем есть деляги, живущие много лучше его самого, подняла в душе Соломона бурю, которую он не смог скрыть от наблюдательного гостя.

– Три сотни трапперов, пусть и вооруженных, не справятся с тысячами мужчин, защищающих свою землю, – остудил закипающие страсти Химик.

– У них мало огнестрельного оружия и мало патронов, – возразил Тимур. – Иначе бы они не шастали по нашим протокам с луками и стрелами. Не забывай, что островитяне высадились на эту планету пятьдесят лет назад. Конечно, четыреста стрелков лучше, чем триста, но вы ведь отказываетесь присоединиться ко мне.

– Мы не будем воевать со своими, – возразил Снайпер, – но на чужих наше миролюбие не распространяется.

– Вот именно, – поддакнул Соломон. – У нас есть карабины, у нас есть патроны, у нас есть десять кусков динамита. Сотню человек мы соберем без труда и даже обеспечим их продовольствием.

– У вас нет судов, – напомнил Тимур.

– А мы их можем заказать полеводам, – возразил Химик. – Почему нет? Или выменять у них доски на зерно. Для сотни человек нам понадобятся две посудины, такие как у Фридриха Манна.

– Мне этого мало, Вальтер, – покачал головой Тимур. – Я должен вооружить триста головорезов, по меньшей мере. Мне нужно продовольствие, чтобы их прокормить. Остров Благоденствия по площади превосходит вашу долину, по меньшей мере, в сто раз. К тому же мы не знаем его топографии, и рискуем заблудиться в незнакомой местности. Я не хочу рисковать.

– Иными словами: тебе нужна лесопилка, тебе нужен арсенал, тебе нужно продовольствие и тебе нужна долина Кабана для сбора людей, – подытожил Снайпер. – Но я тебе уже сказал, Тимур, что со своими воевать не буду. Во-первых, многие мои люди меня не поймут, а во-вторых, полеводы нас просто уничтожат. У них наверняка есть осведомители в нашем поселке. Как только мы начнем подготовку к войне, они тут же взорвут мост и заминирую подходы. А бросать людей на пулеметы через начиненную взрывчаткой местность, это безумие.

– Поищи идиотов в другом месте, – поддакнул Базилю Химик.

– Спасибо за совет, Вальтер, но я их уже нашел, – усмехнулся Хромой. – Если аборигены атакуют долину амазонок, то как поведут себя ваши друзья?

– Бросятся с оружием в руках спасать женщин и детей.

– Вот именно, – кивнул Хромой. – Ваша задача тем самым упроститься до предела. Вы спокойно пройдете в долину, под предлогом помощи соседней общине, свяжете охрану, блокируете форт Щербака, приберете к рукам Новую пещеру и перекроете тропинку, ведущую к амазонкам. Чтобы не пропустить полеводов обратно, вам потребуется всего десяток хорошо вооруженных людей. Потом вы продиктуете Бурову свои условия. Ни вам, ни мне долина не нужна, но мы не можем исключать поражения. Да и люди чувствуют себя увереннее, когда им есть куда вернуться. Если мы сгинем в походе, полеводы вернутся в долину. Если победим – то же самое. Но если наш морской поход закончится неудачей, нам придется вернуться на базу, чтобы накопить силы для нового штурма.

Замысел был хорош во всех отношениях. К сожалению, жизнь имеет скверную привычку вносить свои дополнения и изменения даже в самые грандиозные планы. Все могло пойти совсем не так, как грезится сейчас Хромому. И все люди, сидевшие за грубо обтесанным столом, это отлично понимали. Но понимали они и другое – альтернативой морскому разбою станет тихая размеренная жизнь с маленькими радостями, завоеванными трудом до седьмого пота. Наверное, трудягам, подобным Фермеру, подобное существование греет сердце, но Коган, Лавальер и Шварц родились не в борозде. И большую часть жизни провели в самых богатых и процветающих городах Федерации. Остров Благоденствия был всего лишь жалким подобием цивилизации, но он все-таки существовал на этой планете, а потому манил к себе тех, для которых дорога к успеху, богатству и роскоши закрылась уже навсегда.

– Сколько времени тебе потребуется на подготовку? – спросил Лавальер у Хромого.

– Год или чуть больше, – развел руками Тимур. – Эти чертовы аборигены тупы и упрямы как мулы, а их звероподобные вожаки никак не могут взять в толк, какое это все-таки счастья умереть за интересы цивилизованных людей.

– Хорошая шутка, – вздохнул Соломон. – Нам остается только надеяться, Тимур, что твое красноречие прошибет стену дикарского непонимания, и грязная орда аборигенов развлечет капризных амазонок своими воплями.

Глава 4 Нашествие аборигенов.

Соломон Коган был страшно удивлен, когда сопливый полуторагодовалый обезьяныш назвал его «плохим дядей». А ведь Шнобель всего лишь отстранил небрежно его мать, вставшую неосторожно на пути спешащего человека. Соломон остановился и с интересом уставился на карапуза, осмелившегося дать оценку моральных качеств будущего главы тайной полиции Эдемской империи. Его поразило, что обезьяныш может говорить, да еще в столь юном возрасте. Да мало говорить, так еще и высказывать претензии людям, наделенным властью. Вот тебе и животное, рожденное в порыве пьяной страсти. И что теперь прикажете с ними делать? Кстати, у самого Соломона тоже где-то был такой же заморыш, но ему и в голову не приходило, назвать детеныша обезьяны своим сыном. Чтобы там ни говорил Вальтер Шварц по поводу будущей эдемской цивилизации, Шнобель ставил самого захудалого поселенца гораздо выше любой самки. И вот такой неожиданный сюрприз.

– Это Вучко их обучает, – пояснил Соломону Мансур. – Он большой специалист в животноводстве. Правда, протоцератопсы у него только пашут, а эти научились щебетать как попугаи.

– Нет, брат, – покачал головой Шнобель. – Обезьяныш ведь не просто говорит, он, паршивец, дает оценку, а это требует немалого интеллекта.

– А если бы он назвал тебя хорошим дядей?

– Тогда мне ничего другого не оставалось, как признать его равным себе. Ибо умение льстить начальству, это самая высшая ступень, на которую способен взобраться человеческий разум.

Хромой Тимур не появлялся в форте Лавальер почти два года. Шнобель уже решил, что его затея провалилась. Но именно сегодня бывший арнаутский мафиози напомнил о себе, прислав к подельникам своего человека. Этого ражего бородатого мужика, по прозвищу Громила, поселенцы видели не в первый раз. При Хромом Тимуре он исполнял роль, то ли телохранителя, то ли адъютанта. Если судить по маленьким острым глазкам, буравившим собеседников, то человеком он был неглупым и много чего повидавшим. Впрочем, набитому дураку осторожный Тимур в любом случае не стал бы доверять большого дела.

– Вторжение уже началось, – сказал Громила после того, как Соломон с Мансуром заняли места за столом. – Орда аборигенов численностью в десять тысяч особей уже разорила несколько общин и движется в сторону долины амазонок сразу с двух сторон. При них целая стая тираннозавров.

– А как они с ними управляются? – удивился Шнобель.

– Черт его знает, – пожал плечами Громила. – Но именно тираннозавров они бросают вперед на стены укреплений. А эти девятиметровые уроды своими когтями и клыками перегрызают бревна как карандаши. Видел я одно поселение, где порезвились хищники. Верите, даже костей не осталось. Все начисто подмели.

– Ну что же, – сказал Снайпер, – у нас все готово. Сто тридцать человек обучены, вооружены и готовы выступить по первому же сигналу.

– У вас связь с долиной Кабана есть? – спросил Громила.

– Нам сообщат сразу же, как только Буров покинет поселок, – отозвался Шнобель.

– Думаю, это случится если не сегодня, то завтра, – усмехнулся посланец. – Тимур просил вас сохранить лесопилку, во что бы то ни стало. Ему нужны ладьи.

– Одна у нас есть, – порадовал гостя Мансур. – Буров снизошел к нашей просьбе. Еще две стоят у пристани в поселке полеводов практически готовые к отплытию.

– В таком случае будем ждать сигнала, – вздохнул с облегчением Громила. – Тимур обещал приплыть со своими людьми через два дня. Думаю, столько времени вы сумеете продержаться?

– Продержимся, – заверил Лавальер. – Лишь бы твои аборигены не подвели.


Трудно сказать, почему жрицы не обратились сразу за помощью к поселенцам. Возможно, недооценили силу нападающих, возможно, понадеялись на защиту Великой Матери. Когда прозвучал сигнал тревоги поселенцы уже вышли в поле, готовить почву под будущий урожай. Заунывный вой сирены заставил их бегом ринуться к поселку, где уже находились Буров и Лумквист. Коротко обрисовав ситуацию, Феликс приказал поселенцам разбиться на десятки. Десятка Агронома оставалась в долине для охраны поселка и арсенала. Десятки Бурова и Кузнеца немедленно выдвигались в долину амазонок. Остальным приказано было ждать прибытия Десантника с людьми, чтобы присоединиться к ним. Груженный кар, ведомый Фермером, уже подкатил к поселку. Общинники быстро расхватали патроны и динамит, и Буров отправил грузовик обратно в Старую пещеру за боезапасом для Щербака. Лумквист со своими людьми бросился к пристани, дабы переправиться через Делавар к вездеходу, замаскированному в зарослях. Тяжелая машина, вооруженная пулеметом и гранатометами должна была обойти гору и зайти нападающим в тыл. Но для этого ей требовалось, по меньшей мере, полтора-два часа. У Бурова не было уверенности в том, что амазонки, чьи отчаянные призывы беспрестанно неслись из рации, сумеют продержаться так долго. Именно поэтому он во главе передового отряда, насчитывающего двадцать человек, почти бегом ринулся к тропе. Ее успели расширить серией взрывов почти втрое, но, к сожалению, электрокар по ней не проходил. Взрывчатку поселянам пришлось тащить на себе, что, конечно, сдерживало скорость их продвижения. Бурову кроме динамита пришлось еще нести тяжелый пулемет и три диска к нему. К счастью, за время, проведенное на планете Эдем, он не растерял физических кондиций, помогавших ему побеждать на ринге самых сильных бойцов Федерации.

Феликс догадывался, что положение амазонок трудное, но ему и в голову не приходило, насколько оно окажется отчаянным. В поселке хозяйничали тираннозавры. Горстка женщин еще удерживала тропу, ведущую к пещере, но разъяренные хищники упрямо лезли в гору, не обращая внимания на выстрелы.

– Стреляй, Феликс! – заорал Кузнец, вскидывая карабин.

Бурову пришлось открывать огонь прямо с рук, да еще при движении вниз с горы, что не могло не сказаться на точности. Он очень боялся зацепить ненароком амазонок, а потому бил короткими очередями, стараясь целить в головы огромных животных. Тираннозавров насчитывалось не менее трех десятков, а им на помощь по дну ущелья уже валила громадная толпа двуногих, вооруженных луками и топорами. Нападающих оказалось не менее пятисот. Судя по всему, это и были аборигены. Их следовало остановить раньше, чем они ворвутся в полуразрушенный поселок амазонок. Десять общинников Кузнеца попадали среди камней в двадцати пяти шагах от поселковой стены и открыли огонь по атакующим. Феликс послал им на помощь половину своих людей, а сам с пятью остальными ринулся в самую гущу тираннозавров. Громадные хищники, наконец, заметили опасность. Их громкий рев перекрыл треск карабинов, но не сумел заглушить грохот работающего пулемета. Разрывные пули буквально раздирали на часть плоть хищников, но этого было слишком мало, чтобы остановить почуявшего кровь тираннозавра. Один из них, с вывалившимися наружу кишками буквально рухнул сверху на замешкавшегося общинника. Буров разнес хищнику череп, но это не спасло несчастного полевода от смерти. За стеной послышались взрывы динамита. Это люди Кузнеца прибегли к последнему средству, чтобы остановить аборигенов. Феликс уже полностью опустошил один диск, а по развалинам поселка продолжали прыгать более десятка чудовищ.

– Сутулый, прикрой, – крикнул он своему товарищу.

Прикрыть командира общинник сумел только ценой своей жизни. Выстрелом из карабина Сутулый разнес череп ближайшему тираннозавру, но гигант, уже издыхая, сумел достать его задней лапой. Буров вставил новый диск и открыл огонь. Он словно обезумел от потерь и теперь без страха шел прямо на монстров, оставляя за собой огромные туши поверженных гигантов. Наверное, это было жуткое зрелище, во всяком случае, Феликс опомнился только тогда, когда вместо зубастой морды хищника увидел перекошенное бешенством и страхом лицо Скорохода. Общинник что-то кричал ему в правое ухо, но Буров, оглушенный грохотом пулемета, не сразу расслышал его слова:

– Десантник атакует!

Судя по всему, Щербак подоспел на помощь людям Кузнеца как раз вовремя. Полсотни его людей выдали такой мощный залп из карабинов, что крик аборигенов за спиной стих почти мгновенно. Феликс увидел Лань, спускающуюся с горы вместе с десятком амазонок, и окончательно пришел в себя:

– Где дети?

– В пещере, – коротко бросила женщина. – Никто из них не пострадал.

– А где Марианна?

– В Западном форте.

– Но ведь вас атакуют с востока? – удивился Буров.

– Нас атакуют с двух сторон, – крикнула Лань. – В восточном форте была Медведица, но ей не удалось его удержать. Великая Мать отвернулась от нас!

– Успокойся, – ободряюще похлопал ее по спине Феликс. – Мы здесь, а значит худшее уже позади.

Восточный проход в ущелье Буров видел, когда исследовал вместе с Лавальером Новую пещеру. Тогда они прошли по горной тропе едва ли не до самого края хребта и даже увидели узенькую полоску моря у горизонта. Форта амазонок они не разглядели, но, видимо, он там все-таки был, что, однако не спасло женщин от решительной атаки аборигенов.

– Много женщин ушло с Медведицей?

– Двадцать, – неожиданно всхлипнула Лань. – Еще пятнадцать обороняло Восточный форт. Мы не ждали атаки с той стороны. Ведь аборигены сначала напали с Запада. Там до сих пор дерутся. Их много! Тысячи! И целая стая тираннозавров с ними.

Буров вышел за ворота поселка. Десантник и Кузнец со своими людьми преследовали бегущих аборигенов. От полутысячной орды осталась жалка горстка. Феликс достал из-за пояса ракетницу, подаренную Лумквистом, и выстрелил. Общинники правильно поняли сигнал и остановились. Буров поднес рацию к губам и передал Десантнику и Кузнецу приказ вернуться.

– Почему? – уточнил Бонек.

– Долину атакуют с запада.

Кузнеца с его людьми Феликс оставил в полуразрушенном поселке. Станислав должен был заминировать все подходы к нему и в случае нужды не жалеть динамита. Опасность атаки с востока казалась Бурову маловероятной, зато на западе разгорался нешуточный бой. Марианна по рации взывала о помощи, и Феликс повел к ее форту своих людей. Долина амазонок, как и долина Кабана, была рассечена на две части ручьем Быстрым. Вот только ее восточная часть, переходящая в ущелье с каменистым дном, была гораздо меньше западной. Через ручей был переброшен мост, довольно хлипкий, надо признать. А сам форт располагался в пяти километрах от поселка практически на голой равнине и не был даже обнесен рвом. С этой стороны долина вообще была плохо защищена. Собственно аборигены могли обогнуть деревянную цитадель амазонок и продвинуться к поселку, но, видимо, не рискнули оставлять у себя за спиной вооруженных людей. Впрочем, с десяток тираннозавров уже проникли в долину, и их пришлось уничтожать на ходу. Для разгоряченных боем общинников это не составило особого труда. Той же участи подвергся и отряд аборигенов в полсотни человек, кравшийся вдоль кромки хвойного леса. Их просто забросали гранатами, не дав ни единого шанса для бегства.

Западный форт был окружен практически с трех сторон. С четвертой его защищала гора, поросшая у подножья густым кустарником, где засели десяток амазонок. Под прикрытием этой горы общинники во главе с Буровым и Десантником сумели добраться до Западного форта. Весьма солидного сооружения, в три яруса, способного вместить, по меньшей мере, две сотни человек. Первый ярус форта, который следовало бы назвать цитаделью, был сложен из камней, плотно пригнанных друг к другу. Второй и третий – из стволов кипариса. Ни ворот, ни дверей в первых двух ярусах форта не имелось. Проникали в него через третий ярус, куда с горы вел плетеный из прутьев хлипкий мостик. В случае крайней необходимости этот мостик можно было разрушить, сильно осложнив тем самым атакующим жизнь. Первым делом Буров осмотрел местность перед фортом, она была буквально завалена телами убитых аборигенов и тушами животных. Цитадель, обороняемая сотней амазонок, оказалась слишком крепким орешком для нападавших.

– Они бросают на нас сначала тираннозавров, а потом бегут за ними следом, – просипела обрадованная подоспевшей помощью Марианна. – У нас кончаются патроны, а их становится все больше и больше.

– Неужели хищники их слушаются? – удивился Щербак.

– У аборигенов в плену несколько десятков общинников. Они выпускают людей в чистое поле, а те бегут в сторону форта. Хищники устремляются вслед за ними и пытаются взломать стены. Бревна с левой стороны пока еще держаться, а справа третий ярус практически разрушен. Зверей слишком много, мы не успеваем их уничтожать. Сейчас аборигены скапливаются за горою, а тираннозавры бродят у кромки гинкгового леса. Там их больше сотни.

Бинокль, взятый несколько лет назад из потерпевшего аварию вертолета, позволил Бурову вдоволь налюбоваться грозными хищниками. Такого количества ящеров, собранных в одном месте, Феликсу видеть еще не доводилось. Кем бы ни были эти аборигены, но повадки животных они изучили, видимо, в совершенстве. Странно только, что грозные хищники не нападали на своих коварных союзников, всегда готовых воспользоваться плодами их усилий.

– Говорят, что аборигены делают мазь из какой-то травы, и ее запах отпугивает хищников, – пояснила Марианна. – Но, думаю, дело здесь не только в запахе. Этим обезьянам помогают демоны с острова Мертвых.

В другой ситуации суеверия амазонки позабавили бы Бурова, но сейчас ему было не до смеха. Аборигены готовились к решительному штурму, и их атака вполне могла стать роковой для защитников форта. Тираннозавры ростом достигали девяти метров, построенная амазонками цитадель возвышалась над землей всего лишь на семь. Если напор хищников будет слишком силен, то часть из них вполне может проникнуть за стены и натворить здесь тысячу бед.

– Надо заминировать подходы, – предложил Десантник. – Я боюсь не столько тираннозавров, сколько аборигенов. Мы израсходуем патроны на хищников, а останавливать многотысячную орду нам будет нечем. По-моему, вся их тактика на этом и строится. Они бросают хищников на стены, чтобы лишить амазонок их главной защиты – разрывных пуль. И вот тогда пробьет час аборигенов. Воля ваша, но эти существа, кто бы ни был их матерями, слишком хитры для животных.

– А ты успеешь? – нахмурился Буров.

– Я возьму с собой трех человек. По десятку мин мы сумеем заложить.

– А маячки сработают на таком расстоянии?

– Дистанция у них максимум полторы сотни метров, – кивнул Десантник. – Нам этого хватит вполне.

Со стен форта сбросили веревки из шкур диплодока, по ним спустились Десантник и его подручные. Тираннозавры пока что были слишком далеко, чтобы заметить минеров. Буров опасался аборигенов, которые вполне могли оставить разведчиков для наблюдения за фортом.

– Что-то Лумквист задерживается, – досадливо крякнул Скороход.

– Возможно, он просто затаился в лесу, – глянул на часы Буров. – Двух часов ему должно было хватить для выхода на рубеж.

– Будем надеяться, – вздохнул общинник.

Минеры возвратились как раз вовремя. Товарищи едва успели поднять их наверх, как стая тираннозавров заволновалась в предчувствии добычи. По огромному полю, поросшему невысокой травой, бежали люди. Десять человек. Буров, наблюдавший за происходящим в бинокль, успел их пересчитать. Тираннозавры вроде бы неспеша тронулись с места, но их шаги по длине раз в шесть превосходили человеческие. Первую жертву они настигли уже через пять минут после начала безумной гонки. Несчастные поселяне действительно бежали к форту, ибо больше им просто некуда было бежать. В этой гонке у людей не имелось ни единого шанса на спасение. Но Феликс не выдержал и вскинул пулемет.

– Не надо, – остановил его Десантник, с трудом обретавший дыхания после трудной работы. – У нас слишком мало патронов, чтобы так рисковать.

Амазонки и поселенцы открыли огонь, когда тираннозавры находились в трехстах метрах от цитадели. Залп из полутора сотен карабинов оказался роковым для половины хищников и спасительным для трех беглецов, воспользовавшихся замешательством динозавров. Впрочем, это замешательство было недолгим. Тираннозавры ринулись вперед, подгоняемые собственной яростью и грозным гулом, нарастающим за их спинами. Огромная поляна из зеленой стала практически серой. Буров, поливавших хищников из пулемета, успел оценить надвигающуюся опасность и ужаснулся количеству врагов. Марианна оказалась права, аборигенов насчитывалось никак не меньше пяти-шести тысяч. Разрывных пуль на них у амазонок точно бы не хватило. Зато их было в избытке у Лумквиста, чей вездеход как раз сейчас показался у кромки леса.

– Дождались, – усмехнулся Десантник и швырнул гранату в кучу подбегающих тираннозавров.

Аборигены приближались стремительно, ловко прячась за тушами своих павших союзников, благо защитники форта навалили их немало. Особенно густо тираннозавры лежали в сотне метрах от стен, где по стае прошелся пулемет Бурова. Именно здесь и стала накапливаться первая волна атакующих.

– Давай! – крикнул Феликс Щербаку.

Взрыв оказался такой силы, что Буров едва удержался на ногах. Первые ряды аборигенов были буквально разодраны в клочья. А следом за первым последовали еще несколько, менее мощных, но не менее губительных взрывов. Впрочем, первая неудача аборигенов не остановила, они продолжали волнами накатывать на цитадель. Огромное численное превосходство придавало им уверенность до той поры, пока у них за спиной не заработал тяжелый пулемет Свена Лумквиста. Дабы усилить впечатление Десантник взорвал свои последние мины. Опустошения в рядах аборигенов были просто чудовищными. По меньшей мере, треть из них уже расстались с жизнью, а остальных могла спасти только быстрота собственных ног. Они бежали к спасительной горе, из-за которой совсем еще недавно ринулись в атаку, но тяжелая машина успела сделать крутой вираж и зайти аборигенам в тыл. Люди Лумквиста пустили вход гранатометы и огнемет. Даже здесь в цитадели Буров почувствовал запах паленого мяса.

– Прекратить стрельбу, – крикнул Феликс своим людям. – Лумквист справится и без нас.

– Это кара Великой Матери? – спросила Марианна побелевшими губами.

– Нет, – засмеялся Щербак. – Всего лишь вездеход. Правда, бронированный. Очень хорошая машина, особенно в руках тех, кто умеет с нею обращаться.

Войну с аборигенами можно было считать оконченной. Вряд ли эти существа в ближайшие десять лет рискнут еще раз наведаться в долину. Теперь предстояло подсчитать ущерб, понесенный амазонками и поселенцами в этой однодневной, но очень кровопролитной войне. Поселенцы потеряли пять человек, а вот среди амазонок убыль оказались куда существеннее. Это стало ясно, когда победители, оставив в форте гарнизон, вернулись в поселок. Лумквист предлагал Бурову и Марианне подвезти их на вездеходе. Но смелая амазонка испугалась грозной машины и предпочла проделать путь к родному дому пешком. Атаки с восточной стороны больше не повторялись. Об этом Феликсу доложил Кузнец, но, к сожалению, население поселка и без того существенно поредело. Под ударами тираннозавров и аборигенов пало шестьдесят три женщины. Тридцать пять во главе с Медведицей полегли в Восточном форте, еще двадцать восемь были убиты здесь, в поселке, когда спасали детей. В живых не осталось ни одной жрицы, все они до конца выполнили свой долг перед общиной, которая за один только день сократилась на треть. Таких потерь амазонки не несли еще никогда за пятьдесят с лишним лет существования общины.

– Прими мои соболезнования, – сказал Буров Марианне, но та или не расслышала его слов, или не поняла их смысла. Слез не было, но от этого горе женщин, потерявших близких, отнюдь не становилось меньше.

– Надо убрать эту падаль, – кивнул Кузнец на огромные туши, валяющиеся по всему поселку. – Иначе они начнут разлагаться.

– Скажи Свену, чтобы задействовал вездеход, – согласился с ним Феликс. – И подберите тела аборигенов, их тоже придется зарыть.

Буров попытался связаться с Агрономом, дабы сообщить Божевичу о результатах битвы с аборигенами, но долина Кабана не отозвалась на его зов. Феликс решил выйти на тропу, дабы гора не мешала серьезному разговору. Однако стоило Бурову только приблизиться к ущелью, как раздался выстрел, выбивший мелкие крошки из скалы, нависшей над его головой.

– Ого, – вслух произнес удивленный Феликс. – У нас появился новый враг.


Рябой прибежал в форт Лавальер ранним утром, когда его обитатели еще не вырвались из сладких объятий сна. Животновод с трудом переводил дух, а его неизменный спутник Анкилоша недовольно фыркал. Этот закоренелый тунеядец если и переходил на бег, то только в крайних случаях, когда впереди маячила сладкая морковка.

– Свершилось, – выдохнул агент прямо в лицо начальнику тайной полиции.

– Форт в ружье! – рявкнул Шнобель во всю мощь своих легких.

– Ушли почти все, – продолжал тараторить капрал, которого щедрый Соломон тут же на радостях произвел в лейтенанты. – И Щербак со своими тоже. В восточном форте остался только Калина с десятью общинниками. А в поселке полеводов – Агроном со своей десяткой. Люди у него в основном не шибко резвые, вроде меня.

– Не прибедняйся, – тонко польстил агенту Шнобель. – Ты у нас бегаешь как эпиорнис.

– Так ведь такой случай, Соломон, бывает раз в жизни. Меня Божевич в цитадель загнал, чтобы наблюдал за рекой. А я прихватил Анкилошу и сразу к вам.

– Двадцать патронов получишь за добрую весть, – пообещал Коган, – и еще двадцать, если поможешь нам повязать без шума и пыли Агронома и его людишек.

Лейтенант Рябой прямо-таки обомлел от такой неслыханной щедрости начальства. С другой стороны, ему боязно было открывать свое истинное лицо товарищам. Еще неизвестно, чем дело обернется.

– Ладно, – свеликодушничал Шнобель. – Мы тебя свяжем вместе со всеми. Пусть считают, что Снайпер и Шнобель обвели вокруг пальца простодушного животновода. Можем и в морду дать для убедительности.

– Не надо, – вскинул руки Рябой. – Мне и так поверят.

Сотня вооруженных до зубов общинников Лавальера выступила из лагеря через десять минут. Дабы избежать излишних споров и разговоров в собственных рядах, людям было объявлено, что они идут на помощь соседям, атакованным аборигенам со всех сторон. У Шнобеля больше всего сомнений вызывали Вучко и Барсук. Эти вполне могли поднять бучу в самый неподходящий момент.

– Ты начальник тайной полиции, – усмехнулся Лавальер. – Тебе и карты в руки. Можешь пристрелить их в случае крайней нужды.

Соломон не рискнул оспаривать приказы маршала, вступающего на тропу войны, и приказал Свищу и Судаку присматриваться за потенциальными смутьянами в сплоченных рядах отважных повстанцев.

– Кто у вас стоит на шлагбауме? – спросил Снайпер у Рябого.

– Ключник, – с готовностью отозвался агент. – Полное чмо.

Характеристика, данная товарищу Рябым, оправдалась полностью. Увидев на мосту Шнобеля, Ключник вместо того, чтобы доложить Агроному о госте, вступил с Соломоном в длительные препирательство. За это время Шнобель успел приблизиться к нему вплотную и изготовиться для решительного удара.

– Чего ты ерепенишься, – рыкнул он на растерявшегося часового. – Ты что не слышишь, что у тебя в эфире творится.

Из рации действительно неслись вопли людей, выстрелы и отрывистые команды Десантника. Потом раздался рык разъяренного зверя и крик Бурова «Сутулый, прикрой меня!». Пулеметный треск оборвался, из чего Шнобель сделал вывод, что Феликсу каюк. Дальше из рации доносились только ругательства Кузнеца и одиночные выстрелы из карабинов.

– Спишь тут, скотина, а там люди гибнут, – почти искренне возмутился Шнобель и нанес Ключнику удар под дых. Рация выпала из рук часового и полетела через перила моста в ручей. Соломон досадливо крякнул и махнул рукой своим людям, таившимся в кустах. Ключника связали и бросили в сторожевую будку. Столь легкое решение проблемы приободрило авангард армии Лавальера до такой степени, что они готовы были тут же атаковать цитадель.

– Нет там никого в той цитадели, – остановил их Рябой. – У Агронома людей кот наплакал.

План у Шнобеля сложился незамысловатый. Новоиспеченный лейтенант тайной полиции должен был вывести его самого и еще двух отчаянных ребят к «комендатуре», где в данную минуту находился сам Божевич и двое общинников. Еще троих трапперов Соломон послал, заблокировать вход в Новую пещеру, дабы избежать сюрпризов. Остальные десять человек залегли за камнями, где когда-то Буров устраивал засаду на Кабана.

– Не стрелять, – свирепо глянул на своих подручных Шнобель. – Нам только крови здесь не хватало. Как только мы войдем в «комендатуру» начинайте прочесывание домов. Действуйте быстро и бесшумно.

У крыльца «комендатуры» стоял часовой, выставленный Божевичем, надо полагать, по случаю начала военных действий. Разумеется, он узнал и Рябого и Соломона, но, видимо, не почувствовал опасности, исходившей от них.

– Милош у себя? – небрежно спросил Шнобель. – Мы ведем людей на помощь амазонкам.

– Ага, – кивнул растяпа, опуская карабин.

Соломон ткнул ему кулаком под дых и добавил ребром ладони по шее. В «комендатуру» ворвались уже по-разбойничьи, с гиканьем и свистом. Агроном метнулся было к карабину, стоящему у окна, но завладеть оружием ему помещал Шнобель, сбивший оппонента с ног ловкой подножкой. Помощник Божевича не успел даже рта открыть, как его ткнули носом в половицы, завернув за спину руки. Заодно связали агента Рябого, который очень натурально пучил глаза и хлопал ладонями по ляжкам, выражая тем самым свое изумление и возмущение. Однако Шнобелю некогда было аплодировать талантливому самородку, и он выскочил на крыльцо, чтобы помочь своим подчиненным. Впрочем, трапперы справились и без него. Не прошло и пяти минут, как они приволокли в «комендатуру» еще троих упирающихся полеводов.

– Обезврежены восемь человек, – быстро прикинул Шнобель, стоя на крыльце. – Осталось извлечь из Новой пещеры Фермера и часового. Этих придурков уложите рядом с Агрономом, а мне подайте сюда Рябого. И рацию прихватите со стола.

Распоряжение Соломона подчиненные выполнили с похвальной быстротой, и агент был представлен начальнику тайной полиции уже через минуту. Вид у Рябого оказался самым что ни на есть арестантским – то есть синяк под глазом и полная растерянность на лице.

– Дерутся еще, – пожаловался он начальнику на расторопных трапперов.

– Это издержки подпольной работы, – утешил расстроенного лейтенанта Шнобель. – Ты должен выманить из пещеры Фермера и часового. Задачу уяснил?

– А что я ему скажу? – шмыгнул носом Рябой.

– Больше паники в голосе, – посоветовал растерявшемуся агенту Соломон. – На форт Щербака напали неизвестные. Агроном увел ему на подмогу своих орлов. А ты остался в цитадели один как перст, на виду у неприятеля, высаживающегося на пристани.

– А сколько их? – спросил Рябый, растирая затекшие руки. – Врагов на пристани?

– Двадцать!

– Лучше шесть, – покачал головой агент. – Иначе Фермер прикажет мне отступать к пещере.

– Голова у тебя варит, лейтенант, – кивнул Шнобель, передавая Рябому рацию. – Дерзай.

– Ты выстрели пару раз, – попросил тот. – Для убедительности.

Фермер ринулся на помощь попавшему в беду товарищу, прихватив часового. Их повязали у самого входа в пещеру, не дав Ривьере ни единого шанса на сопротивление. Шнобель мог, наконец, вздохнуть с облегчением и доложить засевшему на краю кипарисового леса Снайперу, что поселок полеводов очищен от неприятеля. Лавальер по рации поблагодарил подручного за успешно проведенную операцию и приказал своим людям занять мельницу, лесопилку и пристань. Шнобель проник в Новую пещеру и собственноручно сбил замок с дверей арсенала. Здесь он обнаружил не только зерно нового урожая, но и пять коробок взрывчатки, пятьдесят карабинов и почти тысячу патронов к ним. По части продовольствия осмотр Соломона удовлетворил, а вот оружия, по его расчетам, у полеводов было гораздо больше.

– Часть Буров взял с собой, – обиделся на его претензию Рябой. – А остальное они припрятали. Я же тебе докладывал о вездеходе. А неделю назад Лумквист пригнал бензозаправщик, правда, без горючего. Они собирались снять с него двигатель и поставить на ладью.

– Теперь уже не поставят, – криво усмехнулся Соломон. – А ты почему у нас не связанный?

– Раскусили меня, – огорченно вздохнул агент. – Фермер, гад, так двинул мне сапогом в поясницу, что до сих пор болит.

– Держи, – сунул Соломон пачку патронов в руки расстроенному животноводу. – Я свое слово держу.

– Здесь больше, – удивился Рябой.

– Будем считать это компенсацией за понесенное увечье.

В поселок Шнобель покатил на электрокаре, оставив в пещере трех часовых со строгим наказом, ничего не трогать и ждать приказа. Снайпер уже разместился с удобствами в «комендатуре», а Соломону пришлось еще выдержать на крыльце нелицеприятный разговор с разъяренным Вучко.

– А чего ты разорался, приятель? – цыкнул на него Соломон. – Мы что, кого-то убили или изувечили? Просто заняли долину, которая иначе досталась бы аборигенам. Буров твой убит, я сам слышал по рации его предсмертные хрипы. А для остальных ты отщепенец. Не говоря уже о твоем милом отпрыске. Спроси вон Фермера, что он думает по поводу таких как ты, и получишь четкий и исчерпывающий ответ.

– Врешь ты про Бурова! – скрипнул зубами Вучко.

– Я ему смерти не желаю, но драка там идет не шуточная. Если хочешь – иди, поучаствуй. Только смотри, чтобы тебя амазонки не пристрелили, животновод.

Громила со Снайпером с интересом разглядывали электронную записную книжку Агронома. Сам Божевич сидел со связанными руками на лавке и сплевывал прямо на пол кровавую слюну. Судя по всему, скорый на руку Базиль не удержался и отвесил словоохотливому Агроному полноценную оплеуху.

– Так и не вспомнил, где Лумквист прячет свой вездеход? – спросил Громила у Милоша.

– Память отшибло, – холодно отозвался тот.

– Во-первых, кроме вездехода есть еще и бензозаправщик, – поправил посланца Хромого Соломон. – А во-вторых, мы ничего не добьемся, даже если их найдем. Замки у них заблокированы. Придется обходиться тем, что есть.

Шнобель добросовестно перечислил все припасы, хранившиеся в арсенале, как продовольственные, так и оружейные. Двадцать карабинов, патроны и две коробки динамита Соломон привез в поселок, чтобы раздать людям.

– Я рассчитывал на большее, – покачал головой Лавальер. – Пулемет нам не помешал бы.

– Ты тропу перекрыл? – спросил у огорченного «маршала» Соломон.

– Боишься, что Буров вернется? – впился глазами в приятеля Снайпер.

– Я тираннозавров боюсь, – вздохнул Коган. – Судя по крикам в рации Ключника, бой шел уже в поселке амазонок. Эти милые животные ревели так, что заглушали треск пулемета. С пулеметом был, Буров, ведь так Агроном?

– Допустим.

– Вечная ему память – хороший был человек, – покачал головой Соломон и, обернувшись к Лавальеру, добавил: – Усиль охрану тропы, Базиль, иначе эта орда доберется и до нас. Их там сейчас десять тысяч, если я правильно тебя понял, Громила.

– Может, чуток поменьше, – пожал тот плечами. – У амазонок не хватит патронов, чтобы их всех перебить.

– Мы собирались атаковать форт Щербака, – нахмурился Снайпер. – Там осталось всего десять человек.

– Во главе с фиолетовым лейтенантом, – дополнил его Шнобель. – Этот стриженный не сдастся. У него автоматические винтовки, динамит и гранаты. Мы положим там половину ребят и ни черта не получим взамен, кроме развалин. Не зарывайся Базиль. Даже если Буров убит, то есть еще Штурман, Десантник и Кузнец. Эти вполне могут посчитаться с нами за пролитую кровь.

– Крови пока не было, – пожал плечами Базиль.

– О чем я тебе и толкую. Пока наши действия можно расценить как хамство, но не более того. Пусть Калина сидит в своем форте. А про долину мы скажем, что не хотели ее отдавать аборигенам. Если, конечно, будет, кому говорить.

– Я бы подождал, – согласился с Соломоном Громила. – Через день-два объявится Хромой, тогда и будем решать.

– Нам нужны люди, чтобы перекрыть надежно тропу и обезопасить себя от придурков Калины, которые, чего доброго, захотят умереть героями, – сказал Шнобель. – Тебе решать, Базиль, но я бы отозвал людей, оставленных охранять наш форт и Старую пещеру. Продовольствие мы можем перебросить сюда. Самок и детенышей тоже. Ручей Быстрый на время станет нашей новой границей.

– Передавил бы я всех ваших обезьянышей, чтобы не висели грузом на ногах, – пробурчал Громила.

– Химик тебе этого не простит, – усмехнулся Шнобель. – Подсыплет отравы в чай. Он у нас великий мастер на подобные дела.

– Торопиться не будем, – поморщился Базиль. – А Вальтеру передай, чтобы переправлялся через ручей вместе с людьми продовольствием и обезьянами. Протоцератопсов с телегами за ними пошли, пусть Вучко с Барсуком поработают. И пленных отправьте в пещеру, нечего им здесь воздух портить.


Весть о том, что тропа, связывающая их с домом, перекрыта, потрясла общинников до глубины души. Недоверчивый Десантник решил убедиться во всем собственными глазами и едва не схлопотал пулю в голову. Тут уже ни у кого не осталось сомнений в том, что одержанная в долине амазонок победа аукнулась неприятностями в тылу.

– Лавальер, – высказал свое мнение Лумквист. – Больше некому. Улучил момент и переправился через ручей. Я тебе говорил, Феликс, что его община за эти годы увеличилась вдвое, а ты только отмахивался.

– Так и мы людьми прирастали, – возразил Кузнец. – Чему тут удивляться.

– У нас земли много, мы еще три сотни человек можем принять и не поперхнуться. А Лавальеру расширяться некуда. Лес из секвой так просто не вырубишь. Вот он и точил зубы на долину Кабана. Теперь их придется оттуда гранатометами выбивать.

Лумквист огорченно вздохнул и прислонился спиной к горячей броне своей тяжелой машины. Ситуация складывалась – хуже не придумаешь. Конечно, большинство полеводов были в обиде на отщепенцев, но врагами их никто не считал. А теперь, благодаря подлости Лавальера, горстке людей придется истреблять друг друга за клочок земли, на котором они могли бы без труда разместиться.

– Я только здесь, при виде атакующих аборигенов, почувствовал, как нас мало, – глухо сказал Щербак. – Нас очень мало, Свен. Пятисот человек не наберется вместе с женщинами и детьми. А эта новая война унесет еще несколько десятков жизней. Плюс частичная потеря боеспособности из-за расхода патронов. А если у нас появится еще один сильный враг?

– Кто? – с вызовом спросил Свен.

– Островитяне, – подсказал Кузнец. – Даром, что ли, этот Фридрих Манн здесь крутится.

– Он торговец.

– Торговец, это почти всегда шпион, – возразил Бонек и, обернувшись к Бурову, спросил: – А ты что молчишь, Феликс?

– Семен прав, нас слишком мало для войны, но вы забыли, что в долине остались наши товарищи, и мы не можем бросить их на произвол судьбы.

– И что ты предлагаешь? – насторожился Щербак.

– Я хочу поговорить с Лавальером для начала, а потом уж будем решать, что нам с ними делать.

– Снайпер на переговоры не пойдет, – покачал головой Бонек. – Он ведь и без того хозяин положения. Долина Кабана у него в руках. Тропу он блокирует.

– Может, попробовать пройти по ущелью на восток, а потом через гинкговый лес и саванну выйти к нашему форту, – предложил Десантник. – Я почти уверен, что Калина его удержал.

– Вездеход через ущелье не пройдет, – покачал головой Буров. – А пробиваться через заросли пешком слишком долго, да и небезопасно. У меня другой план. Мы ударим Снайпера в самое уязвимое место – Новую пещеру.

Общинники удивленно переглянулись. Выход из пещеры на тропу, по которой несколько лет назад прорвались в долину Кабана тираннозавры, был наглухо заделан по приказу самого Бурова. Да и саму тропу на всякий случай разрушили в самом уязвимом месте. Перегородку в пещере можно разнести динамитом, но подойти к ней по тропе не удастся теперь ни тираннозавру, ни человеку.

– Снайпер об этом знает, – напомнил Феликсу Кузнец. – Мы вместе с ним разрушали тропу.

– Мы поднимемся на тропу по отвесной скале и ворвемся в пещеру уже сегодня ночью, – спокойно произнес Буров.

– Ты с ума сошел, Феликс, – засмеялся невесело Щербак. – Я десантник, а не альпинист.

– Я тоже не альпинист, – почесал затылок Кузнец. – Но в молодости был мойщиком окон арнаутских небоскребов. Высоты с тех пор не боюсь.

– Проблема не в высоте, а в способности проделать путь в сто метров по практически отвесной скале, – покачал головой Лумквист. – Воля ваша, но, по-моему, это невозможно.

– Я бы попробовал, – развел руками Десантник, – если бы кто-нибудь скинул мне сверху веревку.

Среди полеводов альпинистов не нашлось, зато он обнаружился среди спасенных от зубов тираннозавров общинников. Этот еще относительно молодой человек проявил завидную прыть, когда речь шла о его собственной жизни. Он вскарабкался на семиметровую стену форта без всякой поддержки в течение нескольких секунд, и Феликса еще тогда поразила его воистину обезьянья ловкость. Спасенный общинник долго осматривал склон в наступающих сумерках. Щербак был уверен, что парень откажется лезть на безумную высоту практически без страховки. Но этот смуглый человек, затянутый в хорошо выделанную шкуру эпиорниса, неожиданно согласился. И тут же возникла еще одна проблема: надо было не просто подняться на тропу, но и втащить туда веревку, способную выдержать вес человека. Задача практически невыполнимая, если учесть, сколько весит стометровый канат из шкуры диплодока.

– Есть моток капроновой нитки в вездеходе, – вспомнил Лумквист. – Не знаю, правда, зачем она понадобилась фиолетовым.

– Подметки подшивать к ботинкам, – усмехнулся Десантник. – Мы всегда таскали с собой такие же.

– Ну что же, – вздохнул Буров. – Ждать больше некого. Как тебя звать парень?

– Зовите Скалолазом, – усмехнулся общинник. – Чего уж там.

Глава 5 Друзья и враги.

Утро началось для Лавальера с неприятности. Общинники Бурова открыли военные действия на тропе, обстреляв дремавших таперов. Пока что убитых и раненных не было, но Базилю пришлось отправить на помощь Свищу двадцать человек с коробкой динамита. Больше он ничем им помочь не мог, поскольку опасался активизации действий со стороны форта Щербака, где упрямый лейтенант Калинин не захотел даже выслушать парламентеров и настоятельно посоветовал им не появляться в пределах его видимости, в противном случае он будет стрелять.

– Военная косточка, – с усмешкой глянул Шнобель в сторону Громилы. – Дисциплина прежде всего.

– Ты всю взрывчатку вывез из пещеры? – спросил Снайпер у говорливого помощника.

– Нет, – нехотя отозвался Соломон. – Три коробки там еще оставались. И тридцать карабинов, но они нам пока ни к чему.

– Тогда садись в свою карету и дуй в пещеру, – распорядился Лавальер. – Надо заминировать проход из форта Щербака в поселок полеводов. Тогда мы будем чувствовать себя в безопасности хотя бы с этой стороны.

Шнобель отправился выполнять приказ без особого желания. По его мнению, Снайпер явно перестраховывался, гоняя людей туда-сюда. А Свищ просто паникер. Надо быть воистину сумасшедшим, чтобы прорываться по узкой тропе на виду у вооруженного до зубов неприятеля.

– Ты в стратегии разбираешься? – спросил начальник тайной полиции у приунывшего лейтенанта.

– Нет, – честно признался Рябой.

– Разжалую, – пообещал Шнобель.

– За что? – удивился агент, не проходивший в лейтенантах даже суток.

– За безделье, – уточнил Соломон. – И за недостаток образования. Электрокар водить умеешь?

– Умею, – буркнул животновод.

– Тогда бери Клеща, и дуйте с ним в пещеру. Заберете из арсенала весь динамит и все карабины и пулей обратно.

– Слушаюсь, господин полковник, – вытянулся в струнку Рябой.

– Вот шут гороховый, – покачал головой Шнобель вслед отъезжающему грузовику.

С реки дул ветерок, и Соломон с удовольствием вдохнул в легкие наполненный ароматами трав воздух. Агроном наверняка собирался в сегодняшнее утро начать сев зерновых, но, увы, жизнь распорядилась по-иному. Приготовленные семена так и остались лежать в хранилищах вместе с изрядным запасом продовольствия, накопленного общиной за долгие годы. Шнобель с интересом прищурился на голопузых обезьянышей, затеявших строительство из песка прямо перед крыльцом «комендатуры», причем у них хватило ума сначала полить строительный материал желтоватой жидкостью, задействовав ресурсы собственного организма. Сооружение, которое они возводили, очень напоминало своими очертаниями базу «Последний приют», что не могло не удивить Соломона. К сожалению, долго предаваться размышлениям по этому поводу Шнобелю не пришлось, выстрелы, прозвучавшие из пещеры, заставили его вздрогнуть и заняться насущными делами. Стреляли, конечно, часовые, которым он лично отдал приказ, не подпускать никого к пещере. Вот ведь идиоты! Ну ничего им доверить нельзя. Впрочем, Рябой и Клещ тоже повели себя в безобидной ситуации не слишком умно. Вместо того чтобы разъяснить часовым неуместность их хамского поведения, они бросили грузовик и ринулись вниз к поселку.

– Разжалую, – пообещал сам себе Соломон, спускаясь с крыльца.

Брошенный грузовик недолго пребывал без движения. Клещ с Рябым еще не успели добежать до поселка, а электрокар уже сдвинулся с места и легко покатил в гору. Через пару минут он скрылся в пещере.

– Где доверенный вам транспорт? – грозно рыкнул на паникеров Соломон.

– Так ведь стреляют! – попытался оправдаться задохнувшийся от быстрого бега Рябый.

– Вы меня удивляете, капрал, – осуждающе покачал головой «полковник» Шнобель. – Дело здесь уже не в стратегии, а в тактике.

– В Бурове дело, – заверещал разжалованный животновод. – Это он в нас стрелял!

– Ты что, рехнулся? – удивился Соломон.

– А с ним Десантник с гранатометом на плече, – дополнил Рябого Клещ. – Сейчас как жахнет, так всему поселку каюк.

– Мама дорогая! – ахнул Шнобель. – А как они туда попали? Ведь Кузнец, чтобы ему пусто было, разворотил тропу динамитом.

– Откуда нам знать? – взвизгнул несчастный капрал. – Может, это призраки?!

– Идиот, – констатировал очевидное Соломон. – Откуда у призраков гранатометы.

– Сейчас узнаешь, – опасливо оглянулся назад Рябой и развил с места такую скорость, что буквально потряс Шнобеля своей расторопностью.

– Химик, – заорал Соломон, оборачиваясь к товарищу, вышедшему на крыльцо «комендатуры», – где твоя труба?

Вальтер скрылся в срубе, а Шнобель поспешно взбежал по ступенькам, чтобы с возвышения полюбоваться открывающимся видом. С крыльца вход в пещеру был как на ладони. Соломон, обладавший острым зрением, даже увидел человека, стоявшего в проеме, но не сумел его опознать. Шварц со своей астрономической оптикой появился рядом с Коганом как нельзя кстати.

– Это Буров, – сказал Вальтер дрогнувшим голосом.

– Дай сюда, – отобрал у него оптический прибор Шнобель.

Сомнений у него не осталось. Идиотов и паникеров обстреляли Везунчик с Десантником. Первый в который уже раз оправдал свое прозвище, выскользнув из зубов тиранозавра. А Соломону тогда показалось, что он слышит по рации хруст человеческих костей. К сожалению, это были всего лишь помехи в эфире. У Десантника в руках действительно был гранатомет, предназначенный прожигать броню тяжелых танков. Так что взорвать «комендатуру» со всем содержимым ему не составило бы труда.

– А почему интересно он медлит? – нервно поежился Шнобель.

– Дети, – негромко подсказал Химик.

– Ты обезьянышей имеешь в виду? – переспросил потрясенный Соломон.

– Десантник не выстрелит пока они здесь, идиот, – взвизгнул Вальтер. – Буров ему не позволит.

– Больная совесть, – догадался Соломон. – Вот повезло, так повезло. Иначе мы все бы уже гоняли чаи в аду. Пойду порадую наших командиров. А ты за детишками смотри, Химик, не дай бог они вздумают сменить диспозицию.

Шнобель не отказал себе в удовольствии позлорадствовать над побледневшими Снайпером и Громилой. Отцы-командиры мигом сорвались с лавки и, схватив карабины, ринулись к окнам. Паникеры еще почище Рябого. Впрочем, умирать одинаково не хотят как глупцы, так и умные люди. Соломон присел к столу и налил себе душистого напитка из котелка.

– А сахару у нас разве нет? – спросил он у товарищей.

– Ты что, умом рехнулся?! – вскипел у окна Громила.

– Не туда смотришь, Базиль, – проигнорировал обидную реплику Соломон. – Видишь, там карапузы играют в песочек. Взрыв превратит этих ангелочков в прах. Теперь понял, почему я спокойно пью чай на виду у неприятеля?

– Сукин сын, – усмехнулся Снайпер, отходя от окна. – Но умный.

– Наверняка они поднялись в пещеру по отвесной скале, – продолжал спокойно Соломон. – Но сделать это могут только очень сильные и очень тренированные люди. Такие как Буров и Десантник. Другим бы я испытывать судьбу не советовал. Эти двое крепышей повязали наших часовых и освободили пленных. Твоя ошибка, Базиль. Агронома следовало держать здесь, в качестве страховки. К счастью, у нас нашлась защита. Я уже приказал Клещу выгнать всех обезьянышей на свежий воздух и рассадить вокруг поселка. Больная совесть Бурова станет гарантией нашей безопасности.

– Он бредит! – воззвал к Снайперу Громила. – Полеводы сметут одним выстрелом и нас и ваших выродков.

– Я попрошу выбирать выражения! – повысил голос Шнобель. – Лично я горжусь своим отпрыском, который, не достигнув еще и двух годков спас жизнь своему отцу, а заодно и глупому дяде, мешающему умным людям пить чай.

– Хватить тебе ерничать, – осудил товарища Снайпер и, обернувшись к Громиле, добавил: – Ты присаживайся к столу, Майкл, не маячь у окна. Я не исключаю, что у них кроме гранатомета найдется и снайперская винтовка для тебя.

– Ты что, так и собираешься здесь сидеть до приезда Хромого? – нахмурился адъютант генералиссимуса.

– Я жду Бурова, – спокойно пояснил Лавальер. – Он объявится с минуты на минуту, и мы с ним договоримся.

– Какое самомнение, однако, – насмешливо покачал головой Громила.

– Я просто хорошо знаю людей, с которыми много лет хлебал баланду. Наверное, Буров и Десантник отправили бы нас троих на тот свет бестрепетной рукой, благо есть за что, но наших людей они убивать не хотят.

– Почему?

– Жалеют, – пожал плечами Шнобель. – Все же наши трапперы посимпатичнее твоих аборигенов. У Бурова и Десантника наверняка была возможность, убедиться в этом собственными глазами.

– Посмотрим, что скажет на это Хромой?

– Я обещал Тимуру лесопилку, и он ее получит. Кроме того, я подарю ему три ладьи, двести зарядов динамита, тысячу патронов и двадцать карабинов, – сухо отозвался Лавальер. – Если этого мало, то пусть поищет более состоятельного союзника.

– Запасов продовольствия нам хватит, по меньшей мере, на тридцать дней, – дополнил Снайпера Соломон. – Конечно, придется обездолить наших самочек и обезьянышей, но чего не сделаешь ради верных друзей.

– Ну что? – спросил Базиль у вошедшего Химика.

– Буров тебя ждет на полдороге к пещере, – отозвался Вальтер.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся мудрый Соломон.


Лумквист остался недоволен достигнутыми договоренностями, о чем без обиняков заявил вернувшемуся в поселок амазонок Бурову. По мнению Свена, Феликс пошел на поводу у откровенных бандитов и отдал им все, чего они добивались. Такое поведение, по мнению разгорячившегося Штурмана, попахивало предательством.

– Ты все-таки выбирай выражения, – вежливо попросил его Десантник. – Я бы с удовольствием поднял на воздух Снайпера и Шнобеля, но стрелять в детей не буду.

– Это же обезьяныши!

– Тогда иди и убей их, – сунул Щербак гранатомет в руки Штурмана. – А меня уволь от такой работы.

– Бросьте вы, – примирительно заметил Кузнец. – Не о том сейчас спорите. Хромому Тимуру и Лавальеру не наша долина нужна, а остров Благоденствия. Через две недели, через месяц они все равно уйдут. Арнаутский мафиози к плугу не встанет, это тебе не Фермер. И людей он подбирал соответствующих. А чтобы выжить в нашей долине, работать надо с утра до ночи. Вы лучше подумайте, что с амазонками делать. Жрицы убиты. Великая Мать молчит. Короче – без нас им не выжить и детей не прокормить.

– А что ты предлагаешь? – нахмурился обиженный Свен.

– Слить две общины в одну и жить нормальной жизнью.

Предложение Бонека потрясло до глубины души даже его товарищей, что уж тут говорить об амазонках, привыкших к совсем иному способу существования. Справедливости ради, однако, следовало признать, что этот способ в любом случае нуждался в корректировке. Соседние мужские общины, располагавшиеся вдоль притоков Делавара, были частью уничтожены, а частью разогнаны аборигенами. Платить амазонкам им сейчас просто нечем. Кроме того, женщины потеряли значительную часть собранного урожая, а для того, чтобы вновь засеять поля потребуется много сил. Хорошо еще, что Бурову с Десантником удалось отбить у Лавальера запасы продовольствия, иначе и амазонкам, и поселянам пришлось бы если не голодать, то значительно урезать свои потребности.

– Поселок придется строить заново и, скорее всего, на новом месте, – вздохнул Кузнец. – Все-таки кровь здесь пролилась. Негоже по ней топтаться. Поэтому нам следует договориться с амазонками раньше, чем мы приступим к строительству. Пусть Свен поговорит с Ланью, а Феликс – с Марианной. Они сейчас верховодят среди амазонок и от их слова многое зависит.

– Не захотят, – покачал головой Десантник. – И среди наших найдутся противники. Многие привыкли к безалаберной жизни. А тут семья, ответственность…

Буров был согласен и с Кузнецом, и с Десантником – жить вместе трудно, а врозь уже невозможно. Лумквист, считавший до этой минуты, что главное сейчас выбить Лавальера из долины, тоже впал в задумчивость. Было о чем подумать Штурману, у которого на Эдеме родилось двое детей. И пусть родились они вне брака, но со счетов их точно уже не спишешь. Да и другие общинники тоже не были бездетными. Многие завели уже по второму ребенку. Любовь амазонок к музыке не прошла бесследно.

Марианна выслушала Феликса молча, ни разу не перебив его, что уже можно было считать успехом. Буров, встречавшийся все эти годы с женщиной только урывками, поймал себя на мысли, что практически не знает ее. А ведь три месяца назад Марианна родила ему четвертого ребенка, правда девочку, которую он, кстати, еще ни разу не видел и, скорее всего, не увидел бы, если бы обстоятельства не изменились столь круто.

– Ты мне нравишься, – произнесла, наконец, Марианна. – Я хотела бы видеть тебя чаще. Но жить под одной крышей с мужчиной, это, наверное, очень тяжело.

Феликс засмеялся, потом внезапно оборвал смех, словно вспомнил что-то важное для себя.

– Моя жена боялась грозы и очень просила меня переждать. Но я был уверен в себе. Я чувствовал машину как никто. К тому же я очень хотел похвастаться новым домом на побережье, который построил для нее и для детей. Молния ударила прямо в кабину. И все для меня кончилось в том мире.

– Но в этом мире у тебя есть дети, – мягко сказала Марианна. – Двое мальчиков.

– И двое девочек, – напомнил ей Феликс. – Медведица сказала, что мне воздастся и, похоже, она оказалась права.

– Думаешь, это пророчество?

– Надеюсь, что это именно так.

Сход решили собрать вечером, когда все трупы тираннозавров и аборигенов были вывезены из окрестностей поселка и брошены среди камней на потеху кружащим в небе существам, которых Лумквист назвал птеродактилями. Был ли он прав, не знал никто. Но питались эти подобия птиц падалью. Ибо не прошло и нескольких минут, как они десятками и сотнями стали слетаться на пир смерти. Погибших амазонок, а точнее, то, что от них осталось, погребли в долине, у кромки хвойного леса в одной для всех могиле. Вместе они жили и ушли из этого мира тоже вместе, в один далеко не самый счастливый день.

Мужчины и женщины собрались у огромного саговника, одиноко возвышавшегося на склоне горы, в ста метрах от развалин поселка. Под саговником соорудили подобие стола, за который сели Буров, Лумквист, Марианна и Лань. Все остальные разместились прямо на траве полукругом. Агроном, срочно вызванный из Новой пещеры для такого случая, объявил о начале собрания. В кратком вступительном слове Божевич обрисовал сложившуюся ситуацию и предложил присутствующим высказываться по столь деликатному и важному вопросу. Пауза, однако, затягивалась, никто почему-то не спешил ни соглашаться с планами реформаторов, ни спорить с ними. Люди словно бы оцепенели в преддверии грядущих перемен. Пришлось автору идеи Кузнецу прояснить свою мысль до конца.

– Сразу же скажу, что я за полное и абсолютное равенство мужчин и женщин в общине. Брак, если таковой состоится, должен расторгаться по требованию одной из сторон. Женщины, как и мужчины впрочем, имеют полное право не вступать в брак, а жить отдельно или со своими подругами или друзьями. Мы построим для них два больших дома – один для женщин, другой для мужчин. Пусть ищут партнеров когда и где им заблагорассудится. Что касается семейных пар, то каждая из них вправе претендовать на собственный дом, хотя, конечно, общине придется попотеть на их строительстве. Но мы ведь не хоромы будем для них строить. Небольшой домишко из досок, если, конечно, удастся вернуть лесопилку. Если же нет, то мы построим новую, благо все необходимые материалы у нас есть.

– У нас женщин больше, чем мужчин, как с этим быть? – спросил Бонека Скороход.

– Если две женщины согласятся жить с одним мужчиной, то это их право. И наоборот.

Скороход ошарашенно почесал затылок и на всякий случай уточнил:

– А если мужчина с таким раскладом не согласен?

– Что ж у мужчины тоже есть свои права, и он волен либо согласиться с предложением женщин, либо отказаться от него. Еще вопросы есть?

Сход долго переваривал предложение красноречивого Бонека. Конечно, мужчинам, увидевшим свет на планетах Федерации, отлично были известны все недостатки и преимущества, как семейной жизни, так и холостяцкой. Что же касается женщин, родившихся на Эдеме и не знавших иной жизни, кроме общинной, причем в отрыве от мужчин, сделать выбор оказалось куда труднее. Станислав это понял, а потому поспешил успокоить роптавших амазонок:

– Никто вас к семейной жизни принуждать не будет, дорогие дамы. Каждая сама решит, связывать ей свою судьбу с мужчиной или подождать.

– А что скажет на это Великая Мать? – спросила одна из амазонок, поставив своим вопросом в тупик не только красноречивого Кузнеца, но и Агронома, никогда не лезшего за словом в карман. И вновь наступила долгая пауза, чреватая для организаторов большими неприятностями.

– Твое слово, Марианна, – негромко произнес Буров.

Отважная амазонка, не раз проявлявшая чудеса храбрости при обороне общинного гнезда, в этот раз попросту испугалась. Похоже, молодым женщинам прежде не приходилось принимать решения самостоятельно. Всем в общине распоряжались старые жрицы, опорой которых была таинственная богиня.

– Великая Мать никогда не покидала и не покинет своих детей. Она прислала нам на помощь этих людей в тяжкий для общины час. Без их поддержки мы просто не выжили бы. А значит отныне, нам предстоит вместе продолжить путь, предназначенный для нас той, что печется о планете Эдем, о ее прошлом, настоящем и будущем. У нас появилось право выбора, амазонки, и пусть каждая из нас сделает этот выбор в соответствии со своими желаниями и потребностями. Одного только мы не имеем права делать – отвергнуть протянутую руку людей, пришедших сюда по воле нашей Богини.

Возражений со стороны притихших женщин не последовало, и Агроном с облегчением перевел дух. Однако Божевичу пришлось долго объяснять амазонкам, что же из себя представляет голосование, и почему все важные решения в общине будут приниматься на сходе. Увы, его красноречие оставило женщин равнодушными, они отказывались понимать, как можно простым поднятием рук решать вопросы, которые прежде находились в исключительной компетенции жриц.

– Жрицы погибли, – пришел на помощь растерявшемуся Агроному Буров. – Теперь каждая из вас становится малой частицей Богини, а совокупность ваших и наших голосов будет выражением воли Великой Матери. Конечно, каждая из вас по отдельности может ошибиться в толковании воли Богини, но, сложив свои усилия, вы получите нужный результат.

– Речь идет о коллективном пророчестве, – первой догадалась Лань. – Так делали жрицы, когда боялись ошибиться в толковании ее воли.

– Вот именно, – поддакнул ей расторопный Агроном. – А поскольку мужчины тоже наделены божьей искрой, именуемой душой, то будет разумным выслушать и их мнение тоже.

– А если мнение всех амазонок не совпадет с мнением всех мужчин? – спросила въедливая молодая особа по имени Вера.

– В этом случае мы создадим согласительную комиссию, – пожал плечами Агроном. – И постараемся прийти к приемлемому для обеих сторон результату.

– А кто будет приносить жертвы Великой Богини?

– Жертвы будет приносить вся община, но вершить обряд – только женщины, – быстро нашел выход из трудного положения Божевич.

Ответ его явно польстил амазонкам и больше возражений с их стороны не последовало. Решение было принято единогласно, что, впрочем, еще не сулило вновь созданной общине райской жизни. Это понимали и мужчины, и женщины, которым предстояло притереться друг к другу и распределить между собой многочисленные обязанности. Впрочем, решение этих вопросов были возложены на совет, куда вошли по пять представителей от упраздненных общин. Во главе коллегии поставили Бурова и Марианну. Штурман и Лань были назначены ответственными за строительство. Десантник и Вера – за оборону. Агроном и Элина – за полеводство. А Кузнец и его давняя пассия Олениха – за орудия труда и прочие технические приспособления. Надо отдать должное членам коллегии, пока что они находили общий язык без особого труда. Первой по значимости задачей Буров назвал оборону долины. И с ним согласились все. Агроном предложил не затягивать с посевом. Но для начала следовало почву вспахать, причем не только ту, что уже перелопатили амазонки, но и большой кусок целины. К сожалению, под рукой у Божевича не оказалось его любимцев протоцератопсов, а лопатами много не накопаешь.

– Я бы задействовал вездеход, – вздохнул Агроном, – но, во-первых, он слишком тяжел, во-вторых, использует много горючего.

– И в-третьих, он понадобиться нам на строительстве фортов, – дополнил Милоша Десантник. – Таскать бревна вручную, это слишком тяжкий труд.

– И что ты предлагаешь?

– Использовать для пахоты грузовой электрокар. Он много легче вездехода, а его батареи способны подзаряжаться от солнечной энергии.

– А как ты его доставишь в долину? – удивился Божевич. – По тропе он не пройдет. Да и Лавальер не позволит нам беспрепятственно перемещаться по своей территории.

– В вездеходе есть лебедка и трос из легких и прочных металлопластиковых волокон, – пояснил Десантник. – Мы установим лебедку в Новой пещере и с ее помощью спустим в долину не только грузовик, но и приготовленное для посева зерно.

– Мы рискуем потерять машину, – покачал головой Лумквист.

– Другого выхода нет, – вздохнул Буров и кивнул Кузнецу и Десантнику: – Действуйте. А мы со Свеном осмотрим восточный форт.

Именно с восточной стороны прорвались в долину амазонок тираннозавры и аборигены, натворившие столько бед. Здесь воинственные женщины понесли самые ощутимые свои потери. Форт, сложенный из массивных бревен, не смог устоять перед натиском гигантских ящеров, и был разрушен почти до основания. Свену не удалось провести вездеход по узкому ущелью, а потому часть пути руководителям новой общины пришлось проделать пешком. Проход, соединяющий долину амазонок с морским побережьем, был довольно узок, деревянный форт перекрывал его почти полностью, но это не спасло амазонок от крупных неприятностей.

– Эту дыру лучше всего закупорить наглухо, – предложил Лумквист. – Тогда все свои усилия мы сможем сосредоточить на западе. Более того, прихватить еще добрый кусок земли до ближайшего притока Делавара. Скалолаз говорит, что многие люди из его общины сумели спастись от аборигенов и сейчас бродят по гинкговому лесу. В одиночку им вряд ли удастся выжить, а потому они будут проситься к нам в общину. Наверняка их примеру последуют и другие беглецы.

– Такой прирост населения может разрушить наш далеко еще не сложившийся уклад, – с сомнением покачал головой Буров.

– Согласен. Поэтому мы поселим их отдельно на берегу Ирокеза. А новый форт поставим между горой, где прятались аборигены и рекой. Там можно будет прокопать ров и пустить туда воду.

– Остается проблема с юга, – вздохнул Феликс.

– Если мы выживем из долины Кабана Лавальера, то сможем расширить наши земли от ручья Быстрого до самого Ирокеза. Через приток, правда, есть несколько бродов. С одной стороны это хорошо, поскольку ладьи там не пройдут, с другой – динозавры в этих узких местах минуют речушку, не замочив колен. Впрочем, броды можно заминировать, оставив там наблюдательные посты.

– Зачем тебе столько земли? – удивился Буров.

– Во-первых, община будет расти за счет наших детей, во-вторых, нашествие аборигенов напугало многих поселенцев, и они будут тянуться к нам, прося защиты. Защиту мы им дадим, но и работу тоже. Пусть образуют свои поселки, но подчиняться они будут нам.

– Ты что, решил стать феодалом? – усмехнулся Феликс.

– Неплохо бы, конечно, собирать с них дань, однако пока что нам придется их кормить. Воля твоя, Феликс, но наши общинники вряд ли согласятся делать это даром. В конце концов, продовольствие мы добываем своим горбом, а в бедах соседей мы не виноваты.

– С этим трудно спорить, – пожал плечами Буров.

– По моим прикидкам на старых и новых землях мы сможем прокормить десять тысяч человек. А это уже сила, на которую не каждый осмелится посягнуть. Разве что островитяне.

– Думаешь, полезут?

– Непременно, Феликс. Не исключаю, что это именно они подбили аборигенов к войне с амазонками. Разведка у них, в отличие от нас, кстати, поставлена очень хорошо. Мы даже не знаем, где находится их остров Благоденствия, а они излазили притоки Делавара вдоль и поперек.

– Ты забыл сказать, как собираешься заткнуть дыру в ущелье, – напомнил Буров.

– Взрывом, – охотно отозвался Свен. – Видишь ту скалу, нависающую над проходом. Если Кузнецу удастся ее свернуть с помощью динамита, то считай, что наша цель достигнута. Мы установим здесь наблюдательный пункт и эти ограничимся. Проникнуть к нам смогут с этой стороны разве что люди, подобные Скалолазу, но таких, как ты понимаешь, на этой планете немного.

Планы Свена Лумквиста были обширны и требовали для своей реализации огромных усилий, но Бурову они понравились. Штурман, поначалу сильно тосковавший по родной планете, похоже, обретал себя в новой жизни и готовился свернуть горы, чтобы сделать ее более удобной для себя и двоих своих сыновей.

Десантник с Кузнецом справились с задачей, казавшийся Феликсу невыполнимой. Когда вездеход подкатил к полуразрушенному поселку, там уже стоял электрокар, «впряженный» в плуг на колесах. Вокруг грузовика сновали ребятишки, которых амазонки впервые со дня войны с аборигенами выпустили из пещеры. Детей оказалось даже больше, чем Буров ожидал. Видимо, он просто привык считать только мальчиков, а тут вдруг оказалось, что новая община и в девочках не испытывает недостатка.

– Надо бы их всех пересчитать, – задумчиво проговорил Лумквист, вылезая из вездехода. – Да и общинников тоже.

– Завтра же разобьем людей на десятки, – согласился Буров. – И приступим к работе.

Впрочем, первую борозду решили провести уже сегодня. Агроном сел за руль электрокара, Фермер взялся за ручки плуга.

– Не гони, – предупредил Ривьера. – Я тебе не спринтер. Да и почва требует аккуратной работы.

Амазонки, с трудом привыкшие к вездеходу, к новой машине присматривались с большим недоверием. Марианна, стоявшая рядом с Буровым, авторитетно предрекла пахарям полное поражение. К счастью, ее прогноз не сбылся. Грузовик легко вытянул плуг на поляну, никогда не знавшую ни лемеха, ни лопаты и первая черная извилина быстро побежала по зеленой траве.

Ахнула не только Марианна, но и Скалолаз, стоявший в двух шагах от нее. Дети радостно взвыли, а над толпой амазонок и поселян пронесся одобрительный гул. Кроме всего прочего, и мужчин, и женщин радовало, что не придется орудовать лопатой – инструментом бесспорно полезным, но требующим огромных физических затрат.

– Плуга я в пещере не видел, – покосился Феликс на Кузнеца.

– Мы его выменяли у Шнобеля на пять мешков отборного зерна, – пояснил Бонек. – Мы с Десантником решили, что агрегат того стоит. Иначе пришлось бы горбатиться всей общиной на пахоте. Конечно, я могу сделать новый, но, во-первых, нет колес, а во-вторых, еще кузницу надо поставить. Да и железа у нас в обрез. Все запасы остались в долине Кабана.

– А Лавальер, выходит, пахать не собирается?

– К походу готовятся, – усмехнулся Кузнец. – Хромой Тимур должен скоро в долине появиться, теперь он у них будет за главного. Шнобель хвастался, что армию они собрали в пятьсот рыл. И все с карабинами.

– К пещере не лезут?

– Пока нет, – покачал головой Бонек. – Там Курносый за пулеметом. Ну и Десантника я оставил на всякий случай. Черт его знает, что взбредет в голову этим головорезам.

– А детей они куда собираются деть?

– Бросят, наверное, – вздохнул Кузнец. – Не все же такие сердобольные, Феликс, как ты. Придется нам их кормить. Представляю, как заголосят амазонки. Они ведь обезьян на дух не переносят.


Хромой прибыл в долину Кабана на трех ладьях и с целой флотилией пирог. Пироги были самые обычные, из шкур тираннозавров, а вот деревянные суда, по мнению Шнобеля, оставляли желать много лучшего. Во-первых, по вместительности они уступали не только ладье Фридриха Манна, но и тем, что построили полеводы и для себя, и для своих воинственных соседей. Во-вторых, доски для ладей Хромого обтесывали дедовским способом, с помощью топоров, предварительно расщепив цельное бревно клиньями. Снаружи суда просмолили, но особого блеска они после этой процедуры не обрели. Судя по тому, как ладьи причаливали к пристани, можно было судить об их разворотливости и скорости хода.

– На таких, с позволения сказать, каравеллах мы далеко не уплывем и Америки не откроем, – очень вовремя вспомнил историю Земли Соломон.

Громила, переминавшийся с ноги на ногу на краю пристани в ожидании высокого начальства, зло глянул на хулителя, но промолчал. Спорить с хитроумным Шнобелем по столь сомнительному вопросу, он не рискнул. Тем более что ладья отщепенцев, построенная на местной верфи, и людей вмещала в полтора раза больше и на ходу оказалась легка, не говоря уже о внешнем виде. Не ладья, а произведение искусства, как горделиво заметил Соломон.

– Можно подумать, что ты построил ее собственными руками, – не удержался от язвительного замечания обидчивый Майкл.

Ответить Шнобель не успел, поскольку как раз в этот момент адмирал разношерстного флота вступил на пристань. Вступил, надо признать уверенно, причем прострелянной когда-то ногой. Из чего Соломон заключил, что со здоровьем у Роберта Хаксли все в порядке, а от былой хромоты осталось только прозвище, которое прилипло к нему навсегда.

– Хороши, – прицокнул языком Тимур, оглядев чужие посудины. – А почему третья ладья без весел?

– Судно под двигатель готовили, – вздохнул Лавальер, – но, к сожалению, не успели его поставить.

– А вы что, не могли сами весла настрогать? – нахмурился Хромой.

– Так ведь война у нас была, – возмутился его придиркам Соломон. – Только вчера мирный договор заключили. У нас две ладьи есть, а третью мы дарим тебе. Пусть твои люди по своим рукам делают весла.

– Большие потери?

– Не без них, – усмехнулся Шнобель. – Анкилошу третий день поносит, всю округу провонял, гад.

– Они отдали пещеру Бурову, – пожаловался адмиралу Громила. – Везунчик установил там пулемет и гранатомет. Живем мы тут как на вулкане.

Хромой Тимур лично осмотрел вход в пещеру, воспользовавшись оптикой, любезно предоставленной Химиком. Вид Десантника, стоящего в проходе с гранатометом на плече, произвел на него большое впечатление.

– У него труба поболее будет, – пошутил Хаксли, возвращая астрономический инструмент хозяину. – Да и склон слишком крут.

– О чем и речь, – развел руками Шнобель. – Именно поэтому наш мудрый маршал Лавальер решил заключить мир с противником на вполне приемлемых для нас условиях. Месяц мы можем пользоваться лесопилкой. Еще месяц они будут ждать нашего возвращения и только потом займут долину Кабана.

– Думаешь, Везунчику можно верить? – обернулся Хромой к Снайперу.

– Воевать с нами он не будет, это точно, – пожал плечами Базиль. – Хотя сил у них в достатке. Твои аборигены оказались хреновыми бойцами. Размазал их Буров тонким слоем по долине амазонок вместе с тираннозаврами.

– Стратег! – восхищенно прицокнул языком Шнобель. – Мне Десантник сказал, что аборигенов они навалили три тысячи. А тираннозавров более ста пятидесяти. Причем треть ухлопал сам Феликс, оказавшийся редкостным пулеметчиком. Теперь они из шкур твоих союзников, Хромой, палатки для полеводов шьют.

– Из шкур аборигенов? – ужаснулся конопатый траппер из свиты адмирала.

– Тираннозавров, дурак, – засмеялся Соломон. – В общем, расклад, как ты видишь, Тимур, не в нашу пользу. Да, чуть не забыл, у них ведь вездеход есть. Тяжелая машина, которую разрывной пулей не прошибешь.

Для адмирала пришлось строить хижину на опушке кипарисового леса. Там же разместился его штаб. Предлогом для такого выбора явилась близость лесопилки, заработавшей на всю свою мощь. Однако Шнобель не без основания полагал, что Хромой Тимур побоялся опасного соседства с Новой пещерой. Сам Соломон место жительства менять не собирался, а порукой его безопасности были обезьяныши, размещенные в соседних домах. А также «сторожевой пес» Анкилоша, чуявший людей за версту. Работать на лесопилке Шнобель категорически отказался – за что боролись, спрашивается? – и проводил дни в позорной праздности. Зато Тимур не знал ни сна, ни отдыха, гоняя своих людей то на рубку леса, то на заложенную возле пристани верфь. Большинство отщепенцев не рискнули отказаться подобно Соломону от трудовой повинности, но особо себя не утруждали, переложив основную часть работы на пришлых трапперов. В конце концов, ладьи строились для них.

– Я с вами на остров не пойду, – огорошил Шнобеля однажды вечером Вальтер Шварц.

– Почему?

– С детьми останусь, – отвел глаза Химик. – К тому же кому-то надо охранять долину.

– Так ведь Буров слово нам дал? – возмутился Соломон.

– Здесь и без полеводов хватает желающих, – поморщился Шварц. – Десантник сказал, что трапперы из разоренных аборигенами общин толпами ходят по лесу, не зная где голову приклонить. А тут такой сладкий кусок…

– Щербак, значит, беспокоится?

– Ты же знаешь, Соломон, что я сумею договориться и с Десантником, и с Кузнецом, и с Буровым, а других они просто слушать не будут. Договор договором, но если тут появятся чужие, то полеводы этого не потерпят и будут правы. Долину мы у них взяли, а сохранить не сумели.

Шнобель был почти уверен в благополучном завершении похода, но это «почти» не давало ему спокойно спать по ночам. Конечно, трапперы и отщепенцы куда лучше вооружены, чем их будущие враги, но, с другой стороны, на острове Благоденствия обитают не только овцы. Даже если островитяне владеют только луками и стрелами, то это еще не гарантирует захватчикам победы. В глухих зарослях и с таким оружием можно воевать довольно успешно. Чего доброго они вытеснят армию Хромого Тимура со своей земли. И тогда придется возвращаться, не солоно нахлебавшись, в долину Кабана. Больше просто некуда. Конечно, большую часть долины придется вернуть полеводам, поскольку битым отщепенцам ее не удержать, но кое-что у Бурова можно выторговать. В конце концов, крови между отщепенцами и полеводами нет, а значит, нет и повода для взаимного истребления. Надо отдать должное Базилю, у Снайпера хватило ума остановиться там, где это и следовало сделать.

– Ты поговори с Лавальером, – попросил Шварц. – У нас в общине сто тридцать пять человек. Он обещал Хромому только сотню. Остальных вполне можно оставить в долине.

– А они согласятся?

– Далеко не все рвутся на этот остров. Многие полагают, что синица в руках лучше журавля в небе.

– И Вучко с Барсуком среди них? – нахмурился Шнобель.

– Нет, эти пойдут с вами. Не за добычей. Вучко хочет найти на острове доказательства тому, что обезьяны тоже люди.

– Вот упрямый парнишка, – хмыкнул Соломон. – Дались ему эти дикари.

– Дети-то получаются умные, не глупее обычных. Разговаривают. Соображают. Я плохо знаю детскую психологию, но, по-моему, они развиваются быстрее, чем обычные ребятишки их возраста.

– Шварц в своем репертуаре, – оскалился Шнобель. – Растишь цивилизацию эдемских гениев?

– И что в этом плохого?

– Пожалуй, ничего, – согласился Соломон. – Ладно, Вальтер, я поговорю с Соломоном. Страховка нам не помешает.

Глава 6 Поход Хромого Тимура.

На строительство судов у Роберта Хаксли ушло три недели. Зато теперь у него под рукой оказалась целая флотилия из десяти ладей, легко вместивших четыреста пятьдесят человек. На весла садились тридцать гребцов, остальные пятнадцать находились в резерве. Испытания на реке Делаваре прошли вполне успешно, но пока неизвестно было, как суда поведут себя в море. Шнобель и Снайпер поместились на своей ладьей, которую Соломон наименовал «Ласточкой». Вторую ладью, кормчим которой стал Вучко, назвали «Пираньей». И ту и другую ладью построили старательные полеводы по чертежам Феликса Бурова, который, будучи историком, неплохо разбирался в древних посудинах. Тимуровы мастера попытались скопировать достижения полеводов и даже добились в этом кое-какого успеха, но в скорости их суда уступали «Ласточке» и «Пиранье». Именно поэтому Хромой облюбовал для себя третью ладью, позаимствованную у полеводов, окрестив ее «Викторией». Еще четыре посудины, построенные в долине Кабана трапперами Хромого, назвали «Щукой», «Драконом», «Соколом» и «Динозавром». На большее у трапперов фантазии не охватило и три оставшиеся безымянными ладьи именовали просто каракатицами. Построенные из грубо обтесанных досок посудины оказались тихоходными и требовали от своих гребцов значительных усилий, чтобы просто удержаться в хвосте победоносной флотилии.

Провожать в поход адмирала Хаксли высыпало все население долины Кабана от мала до велика, во главе с Химиком и Анкилошей. И если Вальтер вел себя скромно, то анкилозавр ревел так, что у отплывающих закладывало уши. Похоже, этот сукин сын просто радовался, что спровадил, наконец, из родных мест столь не понравившихся ему чужаков. Анкилоша почему-то не жаловал бородатых мужчин, зато благосклонно относился к бритым, а также к самкам и детенышам. Последним даже дозволялось в особо торжественных случаях взбираться по хвосту на бронированную спину динозавра, что они и делали с превеликим удовольствием. Вот и сейчас Анкилоша был буквально облеплен обезьянышами, колобками выкатившимися на пристань, чтобы проводить своих отцов.

– Все-таки Вальтер прав, – сказал Шнобель, оглядываясь назад. – Будущее планеты Эдем именно в их руках.

– Ты кого имеешь в виду? – удивился Лавальер.

– Обезьянышей, конечно.

– Нашел чем голову забивать, – недовольно фыркнул Снайпер.

Адмиральскую «Викторию» Базиль любезно пропустил вперед. «Пиранья», ведомая твердой рукой Вучко, гордо восседавшего на корме и не выпускавшего из рук довольно тяжелое рулевое весло, держалась рядом с «Ласточкой». Каракатицы пока что болтались в конце вереницы судов, но не приходилось сомневаться, что они, в конце концов, станут обузой для флотилии.

– Все-таки знания, это великая сила, – вздохнул мудрый Соломон. – Я тут покопался на досуге в Вечной книге Бурова и нашел-таки рисунки древних земных судов. Конечно, Феликсу пришлось пошевелить мозгами, чтобы изображения на экране стали явью, но, согласись, это стоило того. В конце концов, даже здесь на Эдеме интеллект очень скоро возьмет верх над грубой силой.

– Ты опять про своих обезьянышей? – рассердился Базиль.

– Нет, – покачал головой Соломон. – Я про островитян. На месте Хромого я бы сначала выяснил, чем располагают эти люди, а уж потом направился бы к ним с визитом.

– Тебе же сказали, что огнестрельного оружия у них нет. За пятьдесят лет они наверняка расстреляли все патроны, выданные им федеральным правительством. Согласись, по два патрона на год, это слишком мало.

– Это нам выдали по сто патронов и сухой паек сроком на две недели, а первых поселенцев снабжали куда щедрее. Рябой мне сказал, что на острове есть коровы, овцы, свиньи, куры, утки и даже лошади. Нельзя исключать и того, что на патронах для первых поселенцев тоже не экономили.

– Нашел, кого слушать? – фыркнул Лавальер.

– Не скажи, Базиль, – покачал головой Соломон. – Рябый редкостный проныра, прямо-таки прирожденный шпион. А сведения об островитянах он почерпнул у Фермера, который с первого взгляда определил, что шапочка на Фридрихе Манне из овечьей шерсти, а сапоги из бычьей кожи. Иной раз тупицы, не оторвавшиеся от родной почвы, куда более наблюдательны, чем такие интеллектуалы как Хромой.

К веслу Шнобель даже не притронулся. Гребцов на «Ласточке» и без того хватало. Для себя он выбрал должность наблюдателя, безусловно ответственную, но не требующую больших физических затрат. Пока ладьи шли по Делавару, у Соломона хватало забот, он пытался запомнить окружающую местность и старательно заносил свои впечатления в бумажный блокнот, одолженный у Агронома.

– Зачем это тебе? – удивился Снайпер.

– Начальник тайной полиции должен знать все о землях, принадлежащих империи, – наставительно заметил Шнобель. – Информация всегда и во все времена была и будет в большой цене. Даже если мы потерпим поражение в этом походе, то я продам добытые сведения Феликсу Бурову. Уж он-то оценит мои труды, в отличие от тебя.

– Типун тебе на язык.

– Умный человек должен быть готов ко всему. Ты ведь согласился оставить Шварца с третью наших людей в долине, значит, и у тебя нет полной уверенности в победе. И это правильно. Человеку свойственно сомневаться. Сомнение мать предусмотрительности, а предусмотрительность залог успеха.

– Трепло, – бросил с досадой Снайпер.

В открытом море Шнобель затосковал, и хотя погода благоприятствовала агрессорам, у Соломона стали появляться нехорошие предчувствия, мешавшие ему наслаждаться жизнью. Он даже сгоряча присел к веслу, но, к сожалению, монотонная работа не отвлекла его от плохих мыслей, а физическая усталость только ухудшила и без того скверное настроение. Тимур, одержимый своей идеей, гнал флотилию вперед, не останавливаясь на ночной отдых. Гребцы спали попеременно, сменяя друг друга на веслах. У Шнобеля появилась новая обязанность. Ему приходилось до рези в глазах всматриваться в темноту, чтобы не потерять корму адмиральского судна. Соломон полагал, что ничем хорошим эта безумная гонка закончиться не может и оказался прав. На пятый день забастовали гребцы каракатиц, окончательно выбившиеся из сил. Выстрелы прозвучавшие в арьергарде ранним утром заставили адмирала Хаксли развернуть «Викторию», чтобы сделать внушение своим людям.

– Нам осталось всего два дня пути, – орал он во всю мощь своих легких. – Мы мечтали об этом походе несколько лет, так неужели же мои орлы спасуют практически на виду у неприятеля.

Тем не менее, отдых измученным людям все-таки пришлось дать. Ближайшую ночь флотилия провела без движения, связав ладьи крепкими веревками. Хромой Тимур, воспользовался случаем и собрал на борту «Виктории» всех кормчих. Хаксли выглядел бодрым и уверенным в себе. Он даже был столь любезен, что сообщил своим верным подручным, на чем эта уверенность покоится. Оказывается, у Тимура имелся компас, позволяющий путешествовать по планете Эдем. Показания компаса он сверял с положением звезд. Вот почему ночью ему проще было ориентироваться в море, чем днем. Шнобель, не будучи знатоком астрономии и навигации, внимательно выслушал лекцию, прочитанную адмиралом. И с удивлением узнал, что Хромой уже дважды подходил к острову и даже отыскал бухту, подходящую для высадки десанта. К этой бухте он сейчас и вел свои ладьи. Объяснения адмирала приободрили кормчих, и, судя по всему, они сумели вдохновить своих гребцов, во всяком случае, с первыми лучами эдемского светила флотилия дружно двинулась вперед. Не отставали даже каракатицы, грязными утицами бултыхавшиеся в арьергарде. А «Пиранья» так резво рванула с места, что едва не обогнала адмиральскую «Викторию», грубо нарушив морской устав. Судя по всему, у Вучко на ладье собрались лучшие гребцы, способные обставить в гонке, не только величественную «Викторию», но и гордость флотилии – «Ласточку».

– Вот ведь молодежь, – осудил Шнобель поведение арнаутского хулигана, – никакого представление о субординации.

И все-таки первым очертания острова, выступившего вдруг из предутренней дымки, разглядел Соломон. Он же выстрелом из ракетницы, позаимствованной у полеводов, известил флотилию о скором окончании пути. Ответом ему был дружный вопль, вырвавшийся из четырехсот пятидесяти глоток. Остров оказался настолько велик, что его трудно было охватить взглядом, и все же, присмотревшись к береговой линии по пристальней, Шнобель обнаружил бухту, к которой устремилась гордая «Виктория» с адмиралом Хаксли на борту. Соломон уже собирался крикнуть гребцам, чтобы приналегли на весла, когда вдруг увидел судно островитян, выплывающее навстречу пришельцам. Галера почти втрое превосходила ладью адмирала Хаксли и вмещала в себя никак не меньше сотни человек. Впрочем, остальные суда, коих насчитывалось около дюжины, уступали в размерах галере и были очень похожи на ладью Фридриха Манна, хорошо известную как трапперам, так и отщепенцам.

– Нас, похоже, собираются окружить, – встревожено воскликнул Шнобель.

– Прорвемся, – оптимистично заявил Лавальер, бросивший рулевое весло на Мансура, и переместившийся на нос судна.

Однако на «Виктории», судя по всему, думали иначе, во всяком случае, адмиральская ладья сначала замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. Ее маневр вынуждены были повторить все суда флотилии, включая «Ласточку», и только «Пиранья» Вучко решительно рванулась вперед.

– Хромой, похоже, не торопиться умирать, – усмехнулся Шнобель. – И уступает нам право первыми схватиться с неприятелем.

– Пусть молодежь старается, – пожал плечами Снайпер.

Похоже, кормчие других ладей думали сходно с Базилем, а потому судна трапперов, включая каракатиц, собрались в кучу вокруг «Виктории» на небольшом пятачке. Хромой Тимур что-то кричал с кормы ладьи, энергично махая руками, похоже, призывал товарищей к решительным действиям, но трапперы, привыкшие равняться на своего начальника, то ли не поняли приказ, то ли не захотели его выполнять. «Пиранья» решительно атаковала прямо в лоб неприятельское судно, вставшее у нее на пути. До столкновения оставались считанные метры, когда у островитян не выдержали нервы, и они отвернули в сторону, подставляя быстроходной ладье свой левый борт. Залп из пятнадцати карабинов был им наградой за трусость. «Пиранья» неслась к берегу, не замедляя ход, и Шнобель успел заметить лишь какой-то небольшой предмет полетевший с ее правого борта в чужую посудину. Ладья Вучко была уже достаточно далеко, когда прогремел чудовищный взрыв, отправивший на дно дрогнувших сердцем чужаков.

– Орел! – одобрил действия арнаутского хулигана Шнобель. – А мы тут сбились в кучу, как клуши при виде ястреба. Вперед, Базиль!

Однако разогнать остановившуюся ладью оказалось делом далеко не простым. Неопытные гребцы ударили веслами вразнобой, и «Ласточка» вместо того, чтобы рвануться вперед, закружилась на месте. Пока Лавальер выравнивал курс, отдавая отрывистые команды то правому, то левому борту, суда островитян уже приблизились к пришельцам на расстояние выстрела, охватывая флотилию полукругом. Никакой робости в их действиях не наблюдалось, наоборот чужаки, в отличие от трапперов, знали, чего хотят. Шнобель поднял карабин и пальнул в людей, копошившихся на палубе галеры. Один из островитян упал, но на его товарищей этот печальный факт не произвел особого впечатления. Они продолжали суетиться вокруг странного сооружения очень похожего на катапульту, виденную однажды Соломоном в каком-то историческом боевике.

– Похоже, в нас будут метать камни, – порадовал Шнобель Снайпера, разгневанного нерасторопностью гребцов.

Однако Соломон ошибся, в пришельцев полетели не камни, а огненные шары. Первой вспыхнула одна из каракатиц, причем столь ярким пламенем, что у Шнобеля потемнело в глазах. Потом загорелся «Динозавр», следом – «Щука». Да что там ладьи, если горело само море.

– Вперед, – надрывался Лавальер, пытаясь вывести свою ладью из огненного круга, в который она угодила по вине глуповатого адмирала Хаксли. Впрочем, Хромой Тимур уже, похоже, сполна расплатился за свою ошибку, его «Виктория» полыхала по правому борту от уходящей в свой последний полет «Ласточки».

– Какая жалость, – закашлялся в дыму Шнобель. – Если бы моего кормчего звали Вучко, а не Базиль Лавальер, я бы сейчас пил вино с красавицами-островитянками, а не горел в аду вместе с дураками.

– Навались! – взревел Снайпер. – Гребите, отщепенцы, если вам дорога собственная жизнь.


«Пиранья», легко вырвавшаяся из окружения, вынуждена была сбавить ход, чтобы дождаться своих. Вучко обернулся назад и обомлел: там, где несколько минут назад качались на морской волне ладьи гордого Тимура, бушевал огонь. Люди прыгали с горящих посудин прямо в воду, но не находили спасения. Поскольку вода тоже горела. И это обстоятельство потрясло молодого кормчего до глубины души. Черный дым, клубящийся над гладью моря, мешал увидеть все подробности катастрофы, и, наверное, это было к лучшему. Флотилии Хромого Тимура больше не существовало. Одну из каракатиц, пытавшуюся спастись бегством, настиг огненный шар, запущенный с галеры, и она вспыхнула мгновенно, словно была сделана из соломы.

– Какая-то горючая смесь, – предположил бледный Барсук. – Чувствуешь, как пахнет серой?

Спасать тонущих было бессмысленно, поскольку они не столько тонули, сколько горели. А «Пиранью» тем временем уже окружали вражеские суда. Выход, по мнению Вучко, был только один, повторить прорыв, удавшийся ему однажды.

– Греби, – крикнул он товарищам и повернул руль вправо. «Пиранья» сделала полукруг и устремилась прямо на галеру. Маневр оказался неожиданным для островитян. Галера хоть и отличалась быстрым ходом, но оказалась недостаточно разворотливой. Вучко пришлось всем телом навалиться на кормовое весло, чтобы избежать рокового столкновения. Всего несколько секунд суда находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но Свищу и Клещу, стоящим на носу этого хватило, чтобы испортить островитянам настроение. Два взрыва слились в один, и галера развалилась на части, словно картонная коробка после увесистого пинка.

– Уходим, – крикнул Вучко товарищам. – Их слишком много.

В «Пиранью» летели огненные шары, грозя спалить ее чудесным огнем, но Вучко уже успел, круто изменив направление, выйти из-под удара островитян. Собственно, их огненные снаряды были не столь уж опасны для быстроходного и маневренного судна. Таперов погубила то ли робость, то ли глупость Хромого Тимура, собравшего свои суда в кучу вместо того, чтобы атаковать неприятеля сходу.

– Идиот! – процедил сквозь зубы Свищ. – Боже, какой же он идиот, этот арнаутский мафиози. Это же надо угробить столько людей.

– К морю он не привык, – попробовал защитить Хромого Клещ.

– А Вучко у нас корсар со стажем, – сплюнул за борт Свищ. – С малых лет грабит дальние острова. Теперь эти сволочи придут в долину Кабана, чтобы наказать нас за дурацкий налет.

– Химик их, конечно, не удержит, – вздохнул Клещ. – А вот Везунчик, наверное, смог бы.

– Не станут полеводы спасать обезьянышей, – покачал головой Свищ. – Им бы своих детей защитить.

– Мы должны опередить островитян, – зло выкрикнул Барсук. – И встретить на берегу во всеоружии.

– Осталось выяснить, куда плыть, – горько усмехнулся Свищ. – Кругом одна вода. И она везде одинаковая.


Проводив флотилию, Химик попытался подсчитать запасы. Увы, считать было практически нечего – трапперы Хромого вымели почти все продовольствие, накопленное за несколько лет общиной Лавальера. Зерна оставшимся отщепенцам хватило бы максимум на три недели, да и то, если бросить кормить обезьян и их беспокойное потомство.

– А нам больше и не надо, – ухмыльнулся Судак, почувствовавший себя после отплытия Лавальера вожаком отщепенцев. – Самок с обезьянышами из поселка выгоним, чтобы не пищали. Снайпер обещал прислать за нами «Ласточку», если им удастся закрепиться на острове.

– А если не пришлет? – поежился Рябой.

– Пришлет, – твердо сказал Судак. – Лавальеру очень скоро понадобятся люди, чтобы урвать свой кусок завоеванного пирога. Мы его резерв, больше ему людей взять негде. А Базиль не такой человек, чтобы ходить под рукой у Хромого. Я предлагаю проголосовать, поселяне, за мое предложение.

К огромному удивлению Судака никто из отщепенцев, собравшихся вокруг секвойи, даже не пошевелился. Такой гуманизм, проявленный по отношению к обезьянышам со стороны прожженных негодяев и авантюристов, мог потрясти кого угодно, и бывший траппер не был в этом длинном ряду исключением. Удивление прошло, когда Судак почувствовал затылком ствол чужого карабина.

– Еще раз предложишь нечто подобное – убью, – услышал он за спиной спокойный голос Химика. – Для сведения присутствующих: полеводы уступили нам эту долину на определенных условиях. Одним из них были самки и детеныши, которых мы обязались кормить. Как только мы выгоним обезьян из долины, они вышибут нас отсюда на счет раз-два.

– А кто такие условия предложил? – спросил один из отщепенцев.

– Шнобель, – холодно отозвался Вальтер. – Он знает, что полеводы не будут стрелять в детей.

– Это правда, – неожиданно поддержал Шварца Рябый. – Как только Десантник увидит, что мы прогнали обезьянышей, он просто уничтожит и нас и поселок из гранатомета. У тебя, Судак, ума не больше, чем у моего Анкилоши, а ты лезешь в вожди. Пусть Химик командует, он все-таки ученый человек.

– Вам выбирать, – развел руками бывший траппер, медленно опускаясь на землю. – Есть-то все равно надо.

– Вопрос с продовольствием я решу, – холодно бросил Химик. – А пока ты, Судак, отправишься со своими людьми в форт Лавальер и будешь его охранять, впредь до моего распоряжения. Голосуем, общинники.

В этот раз отщепенцы дружно вскинули руки. Одни, потому что верили Шварцу больше, чем пришлому трапперу, другим, среди которых преобладали друзья Судака, не хотелось ссориться сразу и со своими, и с чужими в лице Десантника, ставшего вечной угрозой для отщепенцев, занявших долину Кабана.

– Раз такое дело, – обиженно пробубнил Судак, – то я подчиняюсь решению схода. Но тебе, Химик, придется нас кормить. Ибо продовольствия в форте Лавальер нет.

– Продукты я пришлю вам сегодня же вечером, – с облегчением вздохнул Вальтер. – Ваша задача – не пропускать в долину чужаков.

– Нам бы несколько кусков динамита, – мечтательно протянул один из отщепенцев.

– Динамита у нас нет, Ворон, и ты это знаешь не хуже меня, – отрезал Химик. – Снайпер выбрал наш арсенал подчистую. Берегите патроны, больше их взять неоткуда.

К Десантнику Шварц направил Рябого. Животновод обладал редким даром, подлаживаться под настроение собеседника и выпытывать то, о чем его визави предпочел бы умолчать. Нельзя сказать, что разжалованный лейтенант тайной полиции пришел в восторг от предложения начальства, но уклоняться от выполнения важного поручения не стал. Во-первых, потому что другого выхода все равно не было, а во-вторых, Семен Щербак не казался ему опасным противником в виду легкости характера и склонности к юмору. Вот и сейчас он встретил гостя фразой, которую Рябой решил расценивать как шутку:

– Ну что, Иуда, растерял все свои серебряники?

В пещеру животновода, однако, пропустили, что можно было расценивать как успех. Кроме Десантника здесь находился коллега Рябого по избранной стезе Курносый и два полевода Сапсан и Куцый.

– Ты уж извини за прямоту, Семен, но не тянете вы на святых апостолов, хотя грешок за мной, конечно, есть. Для меня ведь все свои, и те, что ушли с Буровым, и те, что пришли с Лавальером. Если бы не я, то перестреляли бы они и Божевича, и его людей. Не говоря уже о Ключнике, который как последний дурак лаялся со Шнобелем, вместо того, чтобы предупредить своих.

– Ладно, миротворец, – усмехнулся Щербак. – Рассказывай, с чем пришел.

– Ребятишек кормить нечем, – вздохнул печально животновод. – Хромой Тимур выгреб все наши запасы.

– Я так и знал, – взмахнул рукой Десантник. – Мало того, что захватили долину, так еще и своих обезьянышей хотят на нас повесить. Ты что, тоже спутался с самкой?

– Ни с кем я не путался, чай не жеребец вроде тебя или Вучко, – обиделся Рябой. – Просто у меня трое детей осталось на Дейре, и одного я здесь завел. От амазонки, между прочим. А обезьянышей мне жалко. Я вон и Анкилошу пожалел, когда его сожрать хотели, а теперь из него вон какой знатный зверь получился.

– Тунеядец, – процедил сквозь зубы Курносый.

– Моя вина, – сокрушенно вздохнул Рябый. – Не приучил к труду. Таланта, видимо, не хватило.

– Ладно, лицемер, – остановил его Десантник. – Говори, что тебе надо.

– Порошок из яйца эпиорниса, пшеницы десять мешков, овса два мешка, ну и овощей, сколько не жалко.

– Раскатал губенку, – покачал головой Куцый.

– Так ведь не за просто так прошу, – развел руками Рябый. – Химик готов вам сдать в аренду лесопилку, кузницу и мельницу, а также обеспечить свободный проход к восточному форту, где кукует лейтенант Калинин со своими ребятами. Единственное условие: полеводов, то есть вас, не должно быть одновременно больше десятка в долине Кабана.

– Вы посмотрите на этого торгаша, – возмутился Щербак. – Он наше же имущество нам в аренду сдает.

– Имущество ваше, – не стал спорить Рябой, – но ведь и наше тоже. А по договору между Буровым и Лавальером оно еще два месяца будет у нас в руках. Такой вот расклад, Семен.

Расчет Химика, надо признать, оказался верным. Полеводы, во всяком случае их вожаки, не могли допустить голодной смерти обезьянышей, что легло бы тяжким грузом на их совесть. Скорее всего, они выделили бы продовольствие и так. Даром. Но Вальтер, вот что значит умный человек, опасался не столько полеводов, сколько людей Судака, и этим своим маневром пресекал все возможные интриги в собственном стане. Стратегический замысел Химика во всей его полноте мог оценить только Рябой, а Десантник легко заглотил наживку. Полеводы получали доступ ко всем нужным им объектам, это правда, но при этом сами становились гарантами столь невыгодного для них договора, ибо исчезал повод для вмешательства в дела отщепенцев. А таким поводом вполне могла стать буча, поднятая Судаком и его людьми.

– Я сообщу коллегии старейшин о вашем предложении, – важно произнес Щербак. – А пока можешь прихватить один мешок пшеницы и коробку с желтком в подарок своим обезьянышам. Окончательный ответ получишь вечером.

В поселок Рябой вернулся на коне. То есть шел-то он пешком, а презентованное продовольствие забросил на спину Анкилоши, изредка позволявшему использовать себя как вьючное животное. Тем не менее, победа над упрямыми полеводами была одержана, ибо в положительном ответе вожаков ни Рябой, ни Химик, выслушавший внимательно отчет своего посла, уже не сомневались.

– Растешь, Филипп, прямо на глазах, – одобрил он действия животновода. – Зря ты подался в тайную полицию, тебе бы в министерстве иностранных дел служить.

– Так ведь одно другому не мешает, – пожал плечами Рябый. – Где дипломат, там и разведчик.

Ответ отщепенцам принес Курносый, сильно горевавших по поводу своих почти прирученных эпиорнисов, убитых и съеденных трапперами Хромого Тимура.

– Уроды, – посочувствовал животновод птицеводу. – Они и Пусю с Бусей хотели сожрать, еле отстояли. Вот и скажи мне, Константин, как человек молодой и продвинутый, кто после этого обезьяна – этот карапуз, который смотрит на тебя смышлеными глазами, или Хромой Тимур, погубивший семь сотен человек на базе и затеявший еще один кровавый поход? Ответ, по-моему, очевиден.

– Подождем, когда твой карапуз вырастет, тогда я скажу тебе, дядя, прав ты или нет, – усмехнулся Курносый.

– Варит у тебя голова, Константин, – похвалил стриженного Рябый. – Только многое зависит от того, кто мальца воспитывать будет, люди, привыкшие к труду, или волки, вечно рыскающие в поисках добычи.

– А он, правда, умеет разговаривать? – сел на корточки перед малышом Курносый. – У меня в долине амазонок точно такой же. Только постарше.

– Хороший дядя, – взял печенье из рук гостя обезьяныш. – Приходи еще.

– Видал! – торжествующе воскликнул Рябой. – А ведь мальцу еще двух лет нет.

Курносый растерянно почесал затылок, к слову уже заросший густой светлой шевелюрой, что, однако, не мешало ему оставаться в глазах окружающих «стриженным». Судя по всему, он был уверен, что рассказы о сообразительности обезьянышей всего лишь байки и теперь с трудом переваривал полученную из первых рук информацию.

– У меня соседи были немыми, а детей наплодили таких говорливых, что мы просто диву давались, – усмехнулся Рябой.

– А чего они у вас голые ходят, – смущенно кивнул в сторону самок Курносый. – И детей надо бы приодеть.

– Слышишь, Вальтер, – обернулся к Химику Рябой. – А парень-то верно говорит. По одежке встречают. А если на тебе нет ничего, то ты либо извращенец, либо дикарь.

– Где я тебе столько материи напасу, – возмутился Химик. – К тому же самки не привыкли ходить одетыми.

– Я тебе так скажу, любезный Шварц, – усмехнулся Рябой. – Плохо ты баб знаешь. Тебе надо уговорить только одну, пристроить материю на бедра. Все остальные тут же последуют ее примеру. А материю на складе поищи. Агроном обязательно где-нибудь кусок запрятал. Запасливый он человек.

– Значит, договорились, – обернулся Курносый к Химику. – Вы присылайте Цыпу с Цапой за продуктами, а Бонек уже сегодня вечером займется кузницей. Сев у нас в долине. Опять же форты и поселок восстанавливаем. Топоры и пилы нужны.

– Я готов выделить вам людей на лесопилку, – кивнул Химик. – Впрочем, мы об этом с Кузнецом поговорим.

Курносый приветливо помахал своему новому знакомому рукой, а тот в ответ важно наклонил голову.

– Чей это такой шустрый? – полюбопытствовал Рябый, с интересом разглядывая малыша.

– Сын Вучко, – нехотя отозвался Шварц.

– Весь в отца. Я бы на твоем месте, Вальтер, поговорил с Кузнецом насчет пахоты здесь в долине. Чует мое сердце, что поход Тимура добром не кончится – полководец он еще тот. А нам здесь жить и твоих обезьянышей выкармливать.

– Ладно, Филипп, я подумаю, – вздохнул Вальтер. – Полеводам тоже палец в рот не клади – откусят.

– Это верно, – согласился Рябый. – Но у нас выхода нет. Тридцать пять мужчин, это слишком мало для такой долины.

То ли предчувствия, то ли пророчества животновода сбылись уже через три недели. Калина из форта Щербака передал по рации о приближении судна. К счастью, он опознал в нем ладью, сделанную полеводами и захваченную Лавальером. Судак, пришедший утром в поселок с очередной претензией по поводу нехватки овощей, а скорее просто для разведки, криво усмехнулся в густую бороду:

– Ну, вот вам и посланец Снайпера. Будет с тебя спрос, Химик, можешь не сомневаться.

На пристань двинулись, было, все жители поселка, но Вальтер окриком заставил самок вместе с детенышами вернуться, а отщепенцем приказал занять цитадель. Предосторожность, по мнению Судака, излишняя, что, однако, не помешало самому трапперу зарядить карабин. Рябой распоряжение Химика одобрил – береженого Бог бережет. И на всякий случай придержал Анкилошу, ринувшегося на пристань вилять своим чудовищным хвостом.

– Это «Пиранья», – опознал посудину Химик, однако своего приказа не отменил.

Впрочем, Рябый уже приметил Клеща, стоявшего на носу судна, и вздохнул с облегчением. Возможно, преждевременно, ибо неизвестно с каким распоряжением вернулся в долину Вучко. То, что распоряжения уже некому отдавать, животновод узнал от Свища, первого же спрыгнувшего на пристань отщепенца.

– Как же так? – ахнул потрясенный Рябой.

– Сгорели все к чертовой матери, – выругался обозленный Свищ. – Мы уцелели благодаря Вучко, который оказался умнее всех.

Подробности морского сражения у острова Благоденствия люди Химика узнали уже в поселке во время схода, созванного по просьбе Вучко. Рябой особенно скорбел по поводу нелепой гибели своего непосредственного начальника. Вот вам и полковник Шнобель! Умнейший человек и так опростоволосился.

– Мы два их судна потопили, галеру и ладью, – начал свой рассказ Свищ. – А Базиль, как последний дурак, стоял и ждал, когда ему на голову упадут огненные шары. Выгадывали они с Тимуром, как не рискуя собственной шкурой, урвать побольше добычи. Вот и прогадали. Четыре сотни человек ушли на корм рыбам хорошо прожаренными. Теперь ждите гостей в долине. Островитяне, вдохновленные победой, нас в покое не оставят.

Вучко, неожиданно повзрослевший за время похода, молча сидел под саговником, глядя прямо перед собой. Рябой с изумлением увидел седые пряди в его некогда черных волосах и наконец-то осознал весь ужас произошедшего события у далекого и, как выяснилось, не беззащитного острова. От таинственного и смертоносного оружия чужаков можно было, по мнению Свища, увернуться в море, но если островитяне поднимутся вверх по Делавару, то спалить поселок и все постройки на берегу реки, им труда не составит. Огнестрельное оружие у них, вопреки устоявшемуся среди поселян и таперов мнению, есть, и пользоваться им они умеют.

– А сколько у них ладей? – поинтересовался Судак.

– Против нас они выставили пятнадцать судов, включая галеру, но, я не исключаю, что это далеко не весь их флот. За пятьдесят лет они могли много чего настроить. Времени у них было в избытке. А теперь считайте, общинники. На этом острове, по словам Фридриха Манна и сведениям добытым покойным Тимуром, одних мужчин десять тысяч человек. Собрать армию в тысячу стрелков им труда не составит. А нас с вами меньше сотни. Патронов у нас мало. Динамита нет. С продовольствием не густо. Вот и решайте.

– А чего тут решать, – пожал плечами Судак, косо поглядывая на умолкшего Свища. – Гинкговый лес велик, а нас здесь ничего не держит. Если кому-то охота умирать за обезьянышей – воля ваша. А мы уходим – я правильно говорю, трапперы?

Двадцать человек сразу же встали и отошли в сторону вслед за Судаком. Были среди них как те, что оставались в долине с Химиком, так и те, что вернулись из неудачного похода с Вучко. Судя по всему, отказники сговорились еще до начала схода и теперь придерживались заранее избранной тактики. После некоторого раздумья к двадцатке Судака присоединились еще десять человек. В основном это были трапперы из новичков, приставшие к Лавальеру в расчете на легкую добычу, но к ним присоединились и несколько общинников из старожилов.

– Наши законы вы знаете, – поднял, наконец, голову Вучко. – Каждый вправе уйти из общины, но ушедший никогда не вернется обратно.

– Возвращаться будет некуда, – криво усмехнулся Судак. – Передай от меня привет Хромому, парень, тебе недолго ждать этой встречи.

Тридцать два отказника покинули долину, сократив число ее защитников до пугающей цифры в сорок восемь человек. Рябой лично пересчитал всех оставшихся и пришел к неутешительному выводу, что с такой армией войны не выиграть. Сотни полторы островитян могли без труда вышибить растерявшихся людей из долины и порезвиться здесь в полное свое удовольствие.

Вучко с Барсуком и Химиком заперлись в «комендатуре» и о чем-то горячо спорили. Отдельные слова долетали до ушей общинников, сидевших вокруг саговника, но сути спора никто из них не понимал. Впрочем, догадаться, о чем спорят вожаки, никакого труда не составляло.

– Надо отдавать долину Бурову и уходить в форт Лавальер, – высказал свое мнение Клещ. – Если форт сожгут, мы засядем в Старой пещере.

– Выкурят они нас оттуда в два счета, – покачал головой Свищ. – И передушат, как котят.

– Леса выжгут, долине конец, – сказал Рябой. – Тут даже морковка расти не будет. А поселок нам не удержать, это точно. Надо уходить в долину амазонок.

– Думаешь, они нас пустят?

– Нас – да, самок с обезьянышами – вряд ли. Островитяне самок перебьют, а детенышей возьмут в рабство. Ваших сыновей и дочерей, между прочим.

– Ты нам на психику не дави, животновод, – взъярился Свищ. – Скажи лучше, что делать.

– Вучко детенышей не бросит, вы это знаете не хуже меня. Химик тоже человек идейный, и если ему шлея под хвост попадет, он тоже сдохнет здесь на пепелище.

– Это мы и без тебя знаем!

– У вас выбор, общинники – либо погибнуть вместе с ними, либо послушать умного человека, то есть меня, – усмехнулся Рябой.

– Уйти к амазонкам, что ли? – не понял красноречивого животновода Клещ.

– Нет, – покачал головой Рябой. – Доверить мне посольскую миссию. Я попытаюсь договориться с Десантником. Мы укроем детей в Новой пещере, где, к слову, есть отличный дымоход, расширенный Кузнецом, а сами рассредоточимся по долине. Посмотрим для начала, что за люди к нам пожалуют и в каком числе. Пустой поселок они жечь не будут. Наоборот, постараются его занять, а дальше мы будем действовать по обстоятельствам. Полеводы Новую пещеру островитянам не отдадут – у них там запасы продовольствия до нового урожая. А нам это только на руку.

– Ну, ты хитер, животновод, – восхитился чужому коварству Свищ.

– Животновод, но в ранге посла, – поднял палец к небу Рябой. – Я пока пойду договариваться со Щербаком, а вы проследите за Вучко, чтобы он глупостей не наделал.

В Новой пещере о возвращении «Пираньи» уже знали, но жаждали подробностей, потому и встретили Рябого куда любезнее, чем обычно. Однако принесенные отщепенцем вести повергли полеводов в растерянность, а Щербака в ярость. Его ругательства могли разбудить и мертвых, но в данном случае пользы от них не было никакой.

– Ты так на меня смотришь, Семен, словно это я затеял дурацкий поход за смертью, – печально вздохнул Рябый. – Ты лучше предупреди Калину о неизбежном появлении островитян.

– Без тебя знаю, – рявкнул на советчика Десантник.

Однако его нелюбезный тон посла отщепенцев не смутил, и он настоятельно посоветовал Щербаку в случае опасности отозвать людей из форта, ибо их героическая смерть пойдет на пользу только врагам.

– Огнестрельное оружие у них, значит, есть, – сделал вывод Десантник.

– Увы, – развел руками животновод. – Плюс еще какая-то адская смесь, горящая даже в воде. Они запускают ее катапультами с довольно-таки приличной точностью. Во всяком случае, флот Хромого островитяне спалили без труда.

– Вот гнида, этот Тимур, – стукнул кулаком по каменной стене пещеры Щербак. – Теперь нам придется расхлебывать кашу, которую он заварил.

– Я ведь с великой просьбой к тебе явился, Семен, – жалостливо запричитал Рябый. – Прими протоцератопсов под свою руку. Жалко животных, они ведь столько лет на нас пахали.

– Пахарей приму, а своего тунеядца прячь, где хочешь, – отрезал Десантник.

– Речь не об Анкилоше, а о детях, – почти всхлипнул животновод. – Неужели откажешь, Семен, в убежище несчастным погорельцам. Они хоть и обезьяны, но на людей больше похожи, чем Цыпа с Цапой.

– Ну, ты, жох! – восхитился чужим коварством Щербак. – Ведь как подвел базу, паразит! Ладно, собирай своих обезьян. Пещера большая, места хватит.

Рация заговорила так неожиданно, что Рябый даже вздрогнул. Голос Калины звучал вроде бы спокойно, но чувствовалось, что это спокойствие давалось ему большой ценой:

– Нас атакуют, командир, с суши и с реки.

– Огнем палили?

– Пока нет, – отозвался лейтенант, – У них автоматические винтовки и пушка, неизвестного мне образца, но садит с удивительной точностью. А вот и огненные птицы полетели.

– Калина, уводи людей из форта, – приказал Десантник. – Но постарайся задержать островитян хотя бы на час, пока мы эвакуируем людей из поселка. Отступайте к Новой пещере и не жалейте ни динамита, ни патронов.

– Понял, командир, – отозвался лейтенант, после чего связь прервалась.

– Курносый, – рявкнул Щербак, – лети пулей вниз и выводи людей к пещере.

– Отщепенцев, что ли? – не понял стриженый.

– Самок и детенышей, чудак, – поморщился Десантник. – Ты, Рябый, гони сюда своих животных. Куцый – вниз к Бурову. Сапсан – к пулемету. Мы покажем этим сволочам, как соваться в чужой дом без разрешения хозяев.

Глава 7 Вторжение.

Буров молча выслушал доклад Куцего и сразу же взялся за карабин. Марианна смотрела на него с удивлением, Лань с недовольством. Похоже, амазонки не собирались спасать ни попавших в беду отщепенцев, ни тем более их самок и детенышей. Среди мужчин единства не было. Война с островитянами могла дорого обойтись общине, выбив из ее рядов самых сильных и работящих. Об этом сказал Феликсу Агроном, без всякого, впрочем, расчета на отзывчивость. Буров был человеком долга, даже если бы отщепенцы не просили его помощи, он все равно бы пошел туда, где гибли люди ему не чужие. Всем остальным предстояло решать, присоединяться к Феликсу или нет.

– Я, пожалуй, пойду, – вздохнул Кузнец. – Без взрывника в таком деле будет трудно.

– Подождите, – поднялся с места Лумквист. – Мы еще не договорились. Я, например, против.

– Поздно уже митинговать, Свен, – буркнул Феликс. – Калина ведет бой с пришельцами. Щербаку его тоже не избежать. И если островитяне захватят Новую пещеру, то мы останемся без продовольствия.

Этот довод сразил Божевича. Для него потеря запасов зерна, означало крах всех надежд. Нечем будет засевать целинные земли, которые общинники уже вспахали и те, что им еще предстояло вспахать.

– Со мной пойдут только добровольцы, – сказал Буров. – Амазонки перекроют тропу, ведущую в долину Кабана. Пулемет и гранатомет придется оставить им. Если ты, Свен, надумаешь присоединиться к нам, то обойди гору и займи форт Лавальера. После ухода Судака он пуст. Вопросы есть?

Вопросы имелись у Марианны, и она не замедлила обвинить Бурова в предательстве и трусости. Амазонки дружно ее поддержали, и очень скоро бабий крик заполнил все помещение только что построенного сруба.

– Сожалею, – повысил голос Буров, – но согласительную комиссию нам создавать некогда. Ты, Милош, возьмешь свою десятку и поднимешься по веревочной лестнице в пещеру. Мы с Бонеком проникнем в долину по тропе. Разговор считаю оконченным. Прощаться не будем – плохая примета.

Практически все общинники-мужчины вызвались помочь своим бывшим товарищам. Кроме всего прочего, им жаль было терять долину, в которую вложили столько сил. Тот же Бонек буквально заходился от ярости при одной только мысли, что лесопилка, кузница и мельницы скоро превратятся в груду обгоревших бревен. Феликс очень хорошо понимал и общинников и Станислава, но для него главным сейчас были люди, которых следовало сохранить. С собой Буров взял только сорок человек, вооруженных карабинами и взрывчаткой. Остальным он приказал охранять тропу и в случае чего лечь костьми, но не пропустить островитян в долину. Командовать сводным отрядом полеводов и амазонок он поручил Марианне, которая только фыркнула в ответ на его слова. Лумквист, злой как черт, уже заводил двигатель своего вездехода, на Бурова он даже не смотрел, но Феликс не сомневался, что Свен свой долг выполнит, несмотря на окрики Лани и собственную нелюбовь к отщепенцам.

Отряд Бурова спустился в долину как раз в тот момент, когда первая ладья подошла к пристани. Еще дюжина судов островитян держалась у противоположного берега, видимо опасаясь обстрела. Феликс ждал дружного залпа из цитадели, но его не последовало. Отщепенцы, похоже, отступили в кипарисовый лес, опасаясь таинственного оружия чужаков.

– Правильно сделали, – одобрил действия Химика и Вучко Кузнец. – Если островитяне подожгут цитадель, тогда и лесопилке конец со всем оборудованием.

– Они и так все сожгут, – пожал плечами Феликс.

– Не думаю, – возразил Станислав. – Чужаки, похоже, уверены в своем превосходстве и надеются поживиться нашим добром.

Полеводов островитяне не заметили, во всяком случае, отряд Бурова благополучно добрался до кипарисового леса. Здесь уже скопилось полсотни людей, слегка взволнованных, но не потерявших присутствия духа. От Вучко Феликс узнал, что самок и детенышей отщепенцы уже переправили в Новую пещеру. Туда же отошли люди Калины, задержавшие продвижение островитян на целый час.

– Похоже, пушку они подорвали, – предположил Химик. – Прежде она бухала с завидной регулярностью, а теперь молчит.

– А пушка, значит, была? – уточнил Кузнец.

– Была, – подтвердил Вучко. – Правда, Калина говорит, что это старая модель, он о таких даже не слышал.

Феликс поднес к глазам бинокль и оглядел пристань, на которой суетились островитяне. Видимо, они все-таки опасались подвоха со стороны цитадели, а потому перемешались по доскам либо пригнувшись, либо ползком. Ползущие, наконец, добрались до цитадели и приступили к ее осмотру.

– Вы цитадель заминировали? – спросил Феликс у Вучко.

– Подвесил я там несколько консервных банок и очень надеюсь, что они их найдут.

– Не понял, – нахмурился Буров.

– У нас другой план, – ухмыльнулся Вучко. – Нужно только, чтобы их побольше собралось на пристани. Вы динамит принесли?

– Две коробки.

– Тогда навешайте заряды на Анкилошу, – кивнул на динозавра Вучко. – Этот в любом случае до них добежит.

Буров покосился на Рябого. Вид у животновода был несчастный, но протестов с его стороны не последовало. Видимо, он уже смирился с потерей близкого друга, а возможно сам предложил этот коварный план. Как и предвидел Вучко, островитяне легко разминировали цитадель. С пристани замахали руками, подавая, видимо, сигнал застывшим в отдалении ладьям.

– Обрати внимание, как стоят суда, Феликс. Из пещеры их не достанешь. Значит, они знают и про Щербака и про его гранатомет. Из чего я делаю вывод, что кто-то из трапперов Хромого уцелел и слил им всю необходимую информацию. Имей это в виду.

Буров оценил прозорливость Вучко и ободряюще похлопал его по плечу:

– Ты плавать умеешь?

– Как рыба. Разве что Барсук со мной в этом может поспорить.

– В таком случае, прихвати своего друга, и отберите с ним десятка полтора хороших пловцов и ныряльщиков. Кузнец снабдит вас взрывчаткой. Отправляетесь в форт Лавальер, там вас ждет Лумквист. На вездеходе вы переправитесь на тот берег, выйдите ладьям в тыл и под прикрытием пулемета твои ныряльщики должны подплыть к судам островитян и забросать их динамитом. Дождитесь только взрыва на пристани и постарайтесь сохранить свои жизни.

– Понял, – усмехнулся Вучко. – И вам тут не пропасть.


Фридрих Манн считал, что его превосходительство адмирал Кларк слишком торопится с высадкой. Конечно, имея под рукой четыреста десантников, вооруженных автоматическими винтовками при двух пушках и трех пулеметах, можно было не слишком церемониться с поселянами. К сожалению, одну пушку десантники уже потеряли. Нерасторопность майора Сименса была отмечена адмиралом строгим выговором и обещанием сократить нашивки на его рукаве, если тот не выйдет в нужное время на предназначенные для его отряда рубежи. К счастью и для себя, и для всего десанта Сименс исправился. Ему удалось выбить защитников из форта и продвинуться к самой пещере. Там он и остановился, в ожидании подкрепления со стороны реки. Адмирал Кларк, рослый, худой и очень самоуверенный человек лет тридцати пяти, поднес к губам рацию и отдал приказ о высадке десанта. Пристань к этому времени уже была захвачена взводом лейтенанта Валенты, а цитадель, взрыва которой все опасались, успешно разминирована.

– Средства связи у вас допотопные, – усмехнулся Шнобель, стоящий на палубе адмиральского судна рядом с Фридрихом.

– На вашем месте, Соломон, я бы вел себя скромнее, – зашипел на старого знакомого Манн. – Кларк истинный патриций, а потому в случае чего пристрелит вас, не моргнув глазом.

Адмирал чудом уцелел в победоносной для себя битве, но потерял при этом галеру, гордость фигирийского флота. И теперь он прямо-таки сгорал от желания посчитаться с наглецом, заставившим его нахлебаться морской воды. Пленных, коих набралось два десятка человек, он собрался тут же отправить на корм рыбам, но оглушенным неприятностями трапперам все-таки удалось заинтересовать разгневанного фигирийского аристократа чудесами долины Кабана. Шнобель при этом отличился особенным красноречием, именно поэтому адмирал прихватил его с собой.

– Траппер, подойди, – коротко бросил через плечо Кларк, и Шнобель поспешно ринулся на зов.

Адмирал ткнул пальцем на ветряки, возвышающиеся вдоль ручья. Он полагал, что эти странные сооружения предназначались для помола зерна, но Соломон развеял его заблуждение.

– Полеводы используют энергию ветра для получения электричества. А электричество приводит в движение мельничные жернова и пилы. С помощью этой лесопилки Хромому Тимуру удалось за три недели построить четыре вполне приличных ладьи. Конечно, трапперы никуда не годные корабелы, но я слышал от господина Манна, что у вас на острове есть первоклассные мастера.

– Фридрих много болтает, – буркнул себе под нос адмирал и тут же добавил специально для разговорчивого пленного: – Пошел вон, раб.

Шнобель был абсолютно уверен, что Буров найдет способ сбить спесь с этого надутого индюка. К сожалению, Феликс не торопился оправдывать надежды Соломона – со стороны долины пока что не прозвучало ни единого выстрела, а сопротивление островитянам оказал только стриженный Калина со своей десяткой упрямых молодцов. Кроме пушки, отряд майора Сименса потерял двадцать пять бойцов.

– Идиот он, этот ваш Сименс, – осудил действия фигирийского офицера обиженный Соломон. – Кто же атакует крепость в полный рост.

– С вашим умением вести боевые действия мы уже имели возможность познакомиться, – ехидно заметил Манн. – Кларка увенчают лавровым венком за эту великую победу, а вы, мой друг, до конца своих дней будете носить железный обруч.

– Стоило ли так тратиться на такое ничтожество как я, – вздохнул Шнобель, поправляя ожерелье на собственной шее.

– В Великой Фигирии статус раба немногим выше, чем статус обезьяны, – пустился в объяснения Манн. – Порядочные люди должны видеть издалека, с кем им предстоит иметь дело.

Фигирийские ладьи одна за другой подходили к пристани и высаживали десант, после чего возвращались на свое место в строю. Гребцы своих мест не покидали, хотя были вооружены карабинами, и в случае нужды вполне могли за себя постоять. Шнобель предположил, что статус гребца ниже статуса десантника, и Фридрих охотно подтвердил его догадку. Гребцов набирали из простонародья, тогда как десантники сплошь принадлежали к сословию всадников.

– А почему они тогда воюют пешими, а не верхом?

– Если потребуются, дорогой Соломон, они вас оседлают. Так что стойте, смотрите и помалкивайте.

Три сотни десантников уже толпились на пристани и около нее, когда на чужой берег изволил ступить адмирал Кларк. Похоже, фигирийский патриций решил лично возглавить атаку своих людей, благо возможные защитники долины пока не оказывали пришельцам ни малейшего сопротивления. Вслед за адмиралом выгрузились артиллеристы с двумя пушками и несколькими ящиками со снарядами. Пулеметы на подставках уже стояли возле цитадели, в полной боевой готовности. Шнобель выпрыгнул на настил вслед за Фридрихом Манном и неожиданно даже для себя оказался в кругу блестящей свиты патриция. Однако ни сам адмирал, ни его офицеры не обратили внимания на столь явное нарушение субординации, ибо их взоры были обращены в сторону лесопилки, из-за которой вдруг вывалилось огромное чудовище, покрытое костяным панцирем. Анкилоша в этот раз атаковал врага молча. Несколько выстрелов, прозвучавших ему навстречу, он проигнорировал, поразительно быстро семеня своими короткими, но толстыми ножищами.

– Мама дорогая! – успел крикнуть Шнобель, прежде чем прыгнуть в воду.

Взрывной волной Соломона отбросило на средину реки, в какой-то миг ему показалось, что наступил конец света, и он решил никогда больше не всплывать наверх. Однако нехватка кислорода заставила инстинкт подавить свихнувшийся разум, и Шнобель пробкой вылетел наружу. На пристани вповалку лежали трупы, среди которых бесновался адмирал Кларк и стоял соляным столбом невредимый Фридрих Манн. Судя по всему, контуженный патриций призывал на помощь суда, стоящие в отдалении, но подплыл к нему только Шнобель, ибо кормчие и гребцы чего-то выжидали. Возможно, новых взрывов на пристани. И дождались. Сначала на воздух взлетела одна ладья, потом другая, а далее последовала целая серия взрывов, слившаяся в протяжный гул. Соломон с трудом выбрался на полуразрушенную пристань, залитую не столько водой, сколько кровью. От вида разодранных человеческих тел его вырвало прямо под ноги адмиралу Кларку. Но доблестный патриций этого не заметил, он тупо наблюдал, как гибнет его победоносный флот, а по выныривающим из воды гребцам садит пулемет, установленный на крыше вездехода.

– Спасайся, кто может! – заорал Шнобель и, пробегая по настилу, потянул за собой Фридриха Манна. В цитадель они ввалились раньше, чем Свен Лумквист развернул пулемет в сторону пристани. Доблестный адмирал с трудом поспевал за пленным и торговцем, но длинные ноги в этот раз сослужили ему добрую службу, и он все-таки избежал встречи с пулей, выпущенной из смертоносной тарахтелки озверевшего Штурмана. В цитадели укрылись не менее двухсот десантников, правда, часть из них пострадала от взрыва, но все-таки это была реальная сила, на которую можно опереться. После довольно продолжительного молчания адмирал Кларк настолько обрел себя, что потребовал доклада уцелевших офицеров. Самое забавное оказалось в том, что даже сейчас разгромленные в пух и прах островитяне числом превосходили защитников долины. Да и вооружены они были никак не хуже. Подсчеты показали, что во время чудовищного взрыва погибли семьдесят пять человек. Тридцать были тяжело ранены. Десант лишился обеих пушек и трех пулеметов, покореженных взрывом. О судах, чьи обломки уносили в море спокойные воды Делавара, никто даже не упомянул. Зато много говорили о майоре Сименсе, удерживавшим выход из долины. Адмирал Кларк решил соединиться со своим отважным подчиненным, что увеличило бы его силы почти на треть. И уж потом, по мнению патриция, которое никто не рискнул оспорить, следовало принять решение – либо отступать к морскому побережью, либо продолжать столь неудачно начавшуюся войну.

Выстрелы, зазвучавшие со стороны Новой пещеры, заставили всех присутствующих подхватиться на ноги. Выстрелы, впрочем, были одиночными, и только однажды прозвучало нечто похожее на залп.

– Это майор Сименс к нам прорывается, – обрадовался невесть чему молоденький лейтенант Валента.

– Идиот, – констатировал Шнобель так громко, что заставил обернуться всех присутствующих, включая адмирала. – Теперь вы в ловушке, господа, с чем я вас и поздравляю.

Майор Сименс объявился в цитадели через десять минут, донельзя довольный выигранным сражением. С собой он привел пятьдесят пять человек, разгоряченных боем и еще не сообразивших, какую чудовищную глупость они сейчас совершили. Их героический прорыв лишил Кларка возможность вырваться из трижды проклятой им долины. Однако патриций, надо отдать ему должное, не потерял присутствие духа. Первым делом он приказал сорвать все нашивки с Сименса, одним мановением руки превратив бравого майора в рядового. Вслед за этим он предпринял героическую попытку, прорваться к форту Щербака. Пулеметная очередь и несколько взрывов заставили его воинство метнуться к ручью Быстрому, именно туда, где начиналась тропа, ведущая в долину амазонок. Дружный залп из карабинов и треск пулемета отрезвил если не самого адмирала, то, во всяком случае, его бойцов. Тем более что выстрелы звучали не только от тропы, но и из леса, расположенного в тылу у сбитых с толку десантников. Шнобель уже совершенно открыто материл адмирала, заставляющего своих людей метаться под пулями без всякой цели, а главное – без надежды на успех. Наконец, патриций приказал отступить к цитадели, но, увы, вновь запоздал с решением – цитадель была уже занята хозяевами. Островитянам ничего другого не оставалось, как занять оборону на пятачке, обстреливаемом со всех сторон.

– Скажи этому индюку, что пора начинать переговоры, – зло прошипел Шнобель бледному как смерть Фридриху Манну. – Иначе нас просто забросают гранатами. Передай ему, что я готов выступить в качестве посредника.

Адмирал Кларк, наконец, осознал всю гибельность создавшейся ситуации. Однако гордость патриция мешала ему признать свое поражение вслух. Именно поэтому он начал свои наставления Шнобелю с высокопарных фраз, от которых замутило не только Соломона, но и фигирийцев. Коган счел своим долгом разъяснить адмиралу и его приближенным, что о почетном отступлении с оружием в руках можно даже не заикаться.

– Буров не идиот, он отлично понимает, что загнал вас в угол, из которого только два пути – либо на тот свет, либо в плен. Поэтому речь может идти только об условиях сдачи.

Вас могут отправить в каменоломню или отпустить за выкуп. Вот о размерах этого выкупа можно поторговаться.

– У вас нет рабов, – сердито напомнил Шнобелю Манн.

– Будут, – утешил его Соломон. – Прогресс ведь не остановишь. Общинники задумали построить каменную крепость у входа в долину амазонок и двести здоровых мужиков на этой грандиозной стройке не будут лишними.

– Я предпочту смерть позору, – гордо вскинул голову Кларк.

– Воля твоя, патриций, но я бы поторговался, – пожал плечами Соломон. – Во-первых, у вас есть двадцать пленников, помимо меня. Во-вторых, на острове Благоденствия имеется домашний скот, в котором общинники очень нуждаются.

– Вы слышали, господа, – саркастически усмехнулся адмирал, – меня, патриция Кларка, обменяют на барана.

– Вас обменяют на маршала Лавальера, – пролил бальзам на его уязвленную гордость Соломон. – По-моему, это вполне пристойный обмен. И снимите с меня, наконец, этот дурацкий ошейник, раб не может выступать в качестве парламентера, это роняет авторитет адмирала Кларка.

К сожалению, среди фигирийцев не нашлось умельца, способного разомкнуть кольцо, умело спаянное специалистом своего дела. Пришлось Соломону отправляться к общинникам в совершенно непотребном виде, ущемляющим его человеческое достоинство. В качестве компенсации он прихватил с собой Фридриха Манна, хорошо знакомого полеводам.

– Пристрелят они и тебя, и меня, – заскулил торговец в самый ответственный момент.

– Меня-то за что? – искренне удивился Соломон.

– Это ты рассказал Кларку о пещере, где прячутся полеводы с пулеметом и гранатометом.

– А про вездеход он от меня узнал? И про Феликса Бурова, который не бросает друзей в беде, я тоже промолчал. Зато я подробно поведал ему о вражде между отщепенцами и полеводами. На что гениальный полководец сразу же клюнул. Нельзя судить людей по себе, Фридрих. Это говорю тебя я, первый на Арнауте мошенник. Если бы все люди были похожи на Соломона Когана, мне пришлось бы поменять профессию. К счастью, честных и порядочных людей много больше, чем думают люди, подобные Кларку.

– Для кого к счастью? – ехидно спросил Манн.

– Для меня, естественно, – пожал плечами Шнобель.

Несмотря на оптимизм, переполняющий его душу едва ли не с самого дня рождения, Соломон отлично понимал, что полеводы встретят оплошавшего отщепенца без большого восторга. И оказался прав в своем предвидении. В цитадели находилось около полусотни хорошо вооруженных бойцов, к тому же изрядно обозленных на островитян, оторвавших их в самый неподходящий момент от работы. Впрочем, Буров и Бонек выслушали рассказ Соломона довольно спокойно. Шнобель, естественно, давил на жалость, описывая приключения отщепенцев на острове рабовладельцев. А для убедительности он даже показал Везунчику и Кузнецу кольцо на собственное шее, которое должно было определить его судьбу на долгие годы.

– Именно поэтому ты нас предал, – вздохнул Бонек.

– Вот тебе раз, Станислав, – развел руками Шнобель. – Я что показал им тайные тропы? Я провел их через непроходимые заросли? Меня как мешок погрузили на адмиральскую ладью и приволокли сюда. Вот и вся одиссея Соломона Когана, начальника тайной полиции несостоявшейся империи Хромого Тимура.

– Мы потеряли пять человек убитыми, – хмуро бросил Буров. – Десять общинников ранены.

– Прими мои искренние соболезнования, Феликс. Но ты напрасно думаешь, что причиной появления островитян в долине был наш неудачный поход. Повод – да. Но эти люди до сегодняшнего дня считали себя хозяевами планеты и беззастенчиво грабили всех подряд. На их острове одних рабов пятьдесят тысяч. А о белых обезьянах я вообще молчу. Хромой Тимур просто не знал, куда сует свой арнаутский нос. Островитяне живут в городах, обнесенных каменными стенами. Патриции владеют обширнейшими поместьями. Они научились добывать и обрабатывать металл. И, наконец, у них есть то, о чем мы с вами мечтаем со дня появления на Эдеме, я имею в виду домашний скот. Я привел в долину не десантников, Феликс, я привел сюда стадо коров, отару овец, сотню свиней и, по меньшей мере, десяток коней. О курицах, утках, гусях и прочей ерунде, я просто молчу.

– И где все это богатство? – усмехнулся Кузнец.

– Пока на острове. Ждет своего часа.

– Выкуп? – спросил Буров.

– А что им еще остается, – пожал плечами Шнобель. – Бравый адмирал Кларк потерял половину своих десантников и флот. Кстати, сколько вы отловили гребцов?

– Пока сто двадцать. Остальные по лесу рыщут на противоположном берегу. Но деваться им все равно некуда.

– Гребцы, конечно, второй сорт, но это не значит, что вы должны возвращать их на остров даром, – начал что-то быстро подсчитывать Соломон. – Значит так, я предлагаю следующий расклад: адмирала и его офицеров мы обмениваем на Лавальера и наших общинников. Десантников – на домашних животных. Причем за одного человека две скотины. Гребцов меняем на птицу из расчета один к пяти. Возражения будут?

Бонек и Буров переглянулись. Фридрих Манн издал горлом звук очень похожий на протест, но взгляд Соломона пресек словесный поток торговца в самом начале, и тот лишь безнадежно махнул рукой.

– Нам нужно посоветоваться, – сказал Буров. – Со специалистами.

Феликс имел в виду, конечно, Фермера, который пока молча слушал красноречивого посла, но по глазам Ривьеры Соломон без труда определил, что в его лице он найдет самого горячего союзника. Полеводы отошли в угол цитадели и принялись что-то горячо обсуждать. Несколько раз Буров брался за рацию – наверняка разговаривал с Агрономом.

– Видел средство связи? – покосился на Манна Шнобель. – Не вашим хрипунам чета.

– Старейшины не согласятся, – почти простонал Манн. – Столько скота и птицы!

– Не смеши, Фридрих. Скот дело наживное. Ты лучше подумай, чем аукнется вашим патрициям потеря четырехсот десантников. Их надежды и опоры. Наверняка среди простонародья найдутся вожди, которые попытаются воспользоваться ситуацией и спихнуть надоевших старцев с Олимпа. Об этом ты подумал? Подобные поражения часто заканчиваются социальными революциями. Так что сиди и не вякай. Мы с вас по-божески берем, как с добрых соседей.

Перспектива грядущего социального катаклизма напугала Фридриха Манна, принадлежавшего к сословию всадников, до икоты. Ситуацию на острове он знал гораздо лучше Шнобеля, а потому нарисованная последним картина грядущих бед не показалась ему фантастической.

Совещание Бурова со своими помощниками не затянулось. Уже через десять минут он официально заявил парламентером, что принимает предложение адмирала Кларка о сдаче и со своей стороны гарантирует всем фигирийцам жизнь. А что касается свободы, то они получает ее только после того, как выполнят все взятые на себя обязательства. Однако никто не собирается кормить их даром, и до получения выкупа им придется поработать на заготовке древесины и ремонте поврежденной ими пристани.

– Одно маленькое замечание, Феликс, – почти простонал Шнобель. – Освободи от работ адмирала и офицеров, иначе этот надутый индюк вздумает сопротивляться и погубит массу людей.

– Черт с ним, – махнул рукой Кузнец. – Пусть тунеядствует.

Его превосходительство патриций Кларк пришел в ярость, узнав об условиях сдачи. В конце концов, у него под рукой оставалось еще две сотни отборных бойцов, готовых умереть за своего адмирала. Увы, воинственное настроение флотоводца, бездарно проигравшего битву на сухопутье, отказались разделять даже офицеры его свиты, не говоря уже о простых десантниках. А намек Фридриха Манна на то, какими бедами может обернуться для острова Благоденствия бесславная гибель его доблестных защитников, подвел под панические настроения крепкую идеологическую базу.

– Офицеры могут сохранить холодное оружие, – кивнул на кортики Соломон. – Тем самым их честь не пострадает. Что касается принудительных работ для рядовых, то они продлятся не более двух недель. Именно столько времени нам с Фридрихом Манном потребуется, чтобы сплавать на остров и вернуться обратно. А дабы ускорить процесс загрузки выкупа, господину адмиралу следует написать письмо в Совет старейшин, а господам офицерам неплохо бы известить родных о своем непростом положении.

– А полеводы сдержат слово? – спросил лейтенант Валента. – Чего доброго они заберут выкуп и сошлют нас на рудники.

– У общинников нет рудников, – успокоил его Фридрих Манн. – И держать в плену такое количество людей для них слишком накладно. Поэтому если Совет старейшин откажется выкупить десантников и гребцов, то вас либо утопят, либо выгонят в гинкговый лес безоружными.

– Скажу честно, сам бы я выбрал первое, – вздохнул печально Соломон. – Поскольку в эдемских лесах безоружный человек не проживет и суток. Так что решайте, господа. Времени у нас в обрез.

Десантники начали сдаваться раньше, чем адмирал Кларк принял историческое решение. Офицерам пришлось поторопиться, дабы не оказаться в хвосте стихийно разрастающегося процесса. Пленных решили разместить в цитадели, возле которой уже скапливались гребцы, переправляемые с противоположного берега на пирогах. Их оказалось много больше, чем предполагалось поначалу. Динамитные патроны, падающие на дно ладей, разносили деревянные суденышки, но люди при этом почти не несли потерь. В панике гребцы, выбравшись на берег, побежали было в гинкговые лес, но очень скоро сообразили, чем для них может обернуться путешествие по эдемским джунглям. Островитяне, выросшие на благословенном острове, панически боялись динозавров, не отличая травоядных от хищников. Их пугали даже протоцератопсы, выпущенные, наконец, из Новой пещеры, чтобы порезвиться на травке. Вучко и Лумквист собрали по окрестным зарослям две с лишним сотни человек, которых на пирогах переправляли в долину.

– Что значит, «с лишним»? – возмутился Соломон. – Лишних у нас не может быть. За каждую человеческую голову мне дадут по пять птичьих.

– Ты что, убивать их собрался? – удивился простодушный Барсук.

– Ну, ты даешь, парень, – засмеялся Шнобель. – Я же фигурально выразился.

Пришлось Когану обращаться за помощью к Ривьере. Фермер хоть и не отличался грамотностью и выдающимся интеллектом, все-таки понимал ответственность задачи куда лучше Барсука. Гребцов он пересчитывал трижды, каждый раз получая новый результат. Чем довел несчастного Соломона до точки кипения.

– Ты пойми, дорогой Джанни, мне же их по головам сдавать придется. А вдруг одной не хватит? А птицу за нее мы уже взяли. И придется нам краснеть перед островитянами.

Окончательную цифру удалось получить только с помощью Вучко, вернувшегося, наконец, в долину с последней пирогой. Гребцов оказалось двести семьдесят два человека. Прямо скажем, устрашающая цифра. Фермер сомлел, когда попытался перемножить ее на пять.

– Тысяча триста шестьдесят, – сжалился над ним Вучко.

– Птицу бери молодую, – наставлял Фермер Соломона. – Надуют они тебя, печенкой чую.

– Не исключено, – вздохнул Шнобель. – Я ведь гусака от селезня отличаю только в вареном или жареном виде. Придется тебе, Джанни, со мной плыть. Как эксперту по домашним животным.

– А куда это вы плыть собрались? – удивился Вучко. – А главное на чем?

Вопрос заслуженного кормчего попал, что называется, не в бровь, а в глаз. Единственным уцелевшим судном в округе оказалась его «Пиранья», болтавшаяся в тихой заводи возле форта Лавальер. Ладью успели увести от пристани в самый последний момент, когда Калина уже вел бой с высадившимися островитянами. Вучко никак не мог взять в толк, откуда в долине взялся Шнобель, потерянный в далеком море, и почему он здесь всем распоряжается. Пришлось Соломону, в который уже раз за сегодняшний день пересказывать невеселую историю своего плена.

– Значит, Лавальер жив, – криво усмехнулся герой отгремевшей баталии.

– Только не надо уточнять, кто и что у нас не тонет, – вздохнул Шнобель. – Базиль в данном случае виновен не больше, чем мы с тобой. А его страдания в плену могут искупить любую вину.

– А что за украшение у тебя на шее? – не стал спорить с Соломоном Вучко.

– Вот черт, – ругнулся Соломон. – Совсем забыл, мне же Кузнец нужен.

Бонек находился в «комендатуре», где уже собрались вожаки общинников, одержавших нешуточную победу. Даже Лумквист успел перегнать в поселок свой вездеход. Грозную машину поставили на виду у пленных десантников, и гордый от оказанного доверия Сапсан стоял столбом за турелью, время от времени водя дулом пулемета над головами островитян.

Агроном пересчитывал автоматические винтовки как отобранные у десантников, так и подобранные на поле боя. Вызванный в качестве эксперта лейтенант Калинин только пыхтел от напряжения, силясь припомнить их марку и возможную дату выпуска. По его словам выходило, что в ближайшие двести лет такое оружие на планетах Федерации не производилось.

– Патроны, однако, ксилиновые, а не пороховые, – блеснул знанием предмета Агроном.

– Так пороховые вот уже лет пятьсот не производят, – развел руками Калинин.

– Вот я и говорю, – подвел черту под дискуссией Агроном, – патроны, начиненные порохом, за пятьсот лет пришли бы в негодность, а ксилиновые могут пролежать и тысячу. Отсюда вывод: где-то на планете есть склад, построенный много сотен лет тому назад. Островитяне взяли оттуда не только винтовки с патронами, но и артиллерийские орудия.

– Не верю я, что подобные пушки использовались в армии даже пятьсот лет тому назад, – покачал головой Калина. – Ими только ворон пугать.

– Про ворон ты, конечно, загнул, – вздохнул Агроном. – Но убойная сила действительно маловата. Придется к Бурову идти за консультацией, все-таки он историк, пусть покопается в памяти, если не своей, то электронной.

И, надо признать, Феликс оправдал надежды своих товарищей. Он без труда отыскал в своей Вечной книге изображение орудия калибром в сорок пять миллиметров, изготовлявшихся специально для обороны поселков на новых планетах пятьсот лет тому назад. Трудно сказать, насколько кучно орудия били по воронам, но обнаглевшую стаю зверья они, конечно, могли отпугнуть. Хотя, по мнению Бурова, подобные орудия давали скорее психологический эффект, позволяя новоселам уверенно чувствовать себя на чужой планете.

– Вот вам еще одно подтверждение моей теории, – торжествующе усмехнулся Шварц. – Не было на этой планете обезьян. А приматы прилетели сюда на космических кораблях. Кстати, те, кого мы называем самками, разговаривают между собой, вот только язык их мне непонятен. Согласитесь, пятьсот лет в изоляции достаточный срок для того, чтобы изменился не только язык, но и социальное поведение.

В этот раз промолчал даже Фермер, обычно крайне агрессивно настроенный против обезьян. Причем на него подействовали не столько доводы Химика, которые он просто не понял, сколько вид одетых самок, которые стали настолько похожи на амазонок, что даже самый придирчивый глаз не смог найти между ними внешние отличия.

– Я считаю, что следует уравнять самок, в смысле наших женщин, в правах с амазонками, – отрезал решительно настроенный Вучко.

– Ты сначала их со своими общинниками в правах уровняй, – посоветовал арнаутцу Штурман. – А то ведь вы сами их за людей не считаете. Кроме разве что Шварца и Проповедника. Вон Шнобель наверняка свою подругу даже в лицо не помнит.

– Свен прав, – похлопал Соломон Вучко по плечу. – В таком деле нельзя действовать сгоряча. Суеверия, брат, штука серьезная. Тут голосованием многого не добьешься.

– Но вы-то признаете их людьми? – прямо спросил упрямый кормчий.

– Признаем, – ответил за всех Буров. – Ваши дети получат те же права, что и наши, но я согласен с Коганом, мнение членов коллегии в данном случае не будет решающим. Надо приучить людей к мысли, что те, кого они называют обезьянами, потомки переселенцев с Земли. А для этого нам нужны доказательства, что такие поселения на Эдеме действительно существовали.

– Мне надо руками потрогать, – честно признался Фермер. – А в ваших ученых словах я не разбираюсь.

– Руками ты будешь трогать коровье вымя, Ривьера, – засмеялся Соломон. – И очень скоро. Надеюсь, коллегия позволит мне завершить начатое дело?

– Вучко доставит вас на остров, – нахмурился Буров. – Но ты уверен, что вас выпустят назад?

– Видишь ли, Феликс, десантники – это цвет фигирийской нации и опора ее старейшин. Если их число сократиться до критической отметки, то патрициям придется несладко. Им просто не удержать в повиновении, как простых поселян, так и многочисленных рабов. Но спасти десантников и бросить без помощи гребцов, им никто не позволит. Думаю, лобызать старейшины нас не будут, но выкуп заплатят без споров.

– Похоже на правду, – поддержал Соломона Свен Лумквист. – Островитяне потеряли убитыми двести с лишним человек в войне с нами. Для общины в десять тысяч человек, это ощутимая потеря. Поэтому они сделают все от них зависящее, чтобы вернуть полтысячи уцелевших.

– Подождите, – подхватился Агроном. – Еще недавно речь шла о четырех сотнях. Я уже рассчитал пайки.

– Придется пересчитать, – пожал плечами Лумквист. – Ты лучше подумай, как мы будем их использовать все эти две недели.

– Десантники пусть восстанавливают пристань, – предложил Кузнец. – А гребцов, они к работе более привычные, я бы задействовал на вырубке гинкгового леса перед фортом Лавальер. Ты же собирался, Свен, расчистить территорию до самого Ирокеза, вот и расчищайте. А бревна можно пустить на строительство укреплений перед долиной Амазонок.

– А кто эти бревна туда перетащит? – покачал головой Агроном.

– Вездеход, – спокойно отозвался Свен. – Трос у меня есть. Горючего пока хватит. Грех не воспользоваться такой оказией. Да и амазонкам будет что предъявить. А то они на нас здорово обижены.

– Решено, – кивнул Буров. – Что у нас с оружием?

– Автоматических винтовок собрано триста восемьдесят штук. Патронов к ним шестьдесят тысяч штук. Карабинов взято пока тридцать, но надо учесть, что большая их часть покоится на дне Делавара. Так же как и патроны к ним. Однако имеются добровольцы, готовые за ними нырять. Мы договорились, что половину патронов они берут себе, половину отдают мне. То же самое с карабинами. Об орудиях и пулеметах вам лучше расскажет Кузнец.

– Одно орудие восстановлению не подлежит. Его разнесло при взрыве. Снаряды в ящиках почему-то не сдетонировали. Вторую пушку отбросило взрывом в реку. Ее уже достали. Она практически не пострадала и уже сейчас готова к стрельбе. А про третью сорокопятку тебе доложит Калина.

– У орудия заклинило затвор, – поднялся с подоконника лейтенант. – За день мы его разберем, почистим и соберем. К пушке имеется боезапас в пятьдесят снарядов. Мы просим коллегию оставить орудие и боезапас в форте Щербака.

– Присоединяюсь к просьбе, – отозвался со своего места Десантник, ныне отвечающий за оборону обеих долин. – Место там опасное, а форт еще предстоит восстановить.

– Ну что же, – сказал Феликс, вставая. – Вучко, Когану и Ривьере я желаю доброго пути, а всем остальным хорошей работы.

Глава 8 Остров мертвых.

Возвращение Соломона Когана с далекого острова получилось далеко не таким торжественным, как он ожидал. Караван, состоящий из двадцати торговых судов, остановили напротив форта Щербака и тщательно обыскали. Островитяне отнеслись к бесцеремонному поведению хозяев с пониманием. Во-первых, потому, что это были мирные люди, чьи суда мобилизовали по приказу Совета старейшин отнюдь не для войны, а во-вторых, вид вездехода и пушки мог отбить охоту к действиям даже у предприимчивого человека. И хотя Шнобель клятвенно заверял, что оружия на борту фигирийских посудин нет, упрямый лейтенант Калинин упорно искал запрещенный груз, пугая своим воинственным видом мирных гребцов.

– Военная косточка, – обернулся Соломон к Фридриху Манну, уныло стоящему на носу галеры. – Не то что ваш чумовой адмирал.

Калина, наконец, сжалился над утомленными долгим переходом людьми и животными и дал добро на проход каравана к пристани, восстановленной нешуточными усилиями старательных островитян. Хитроумный Агроном воспользовался счастливой оказией и расширил пристань в полтора раза, что позволило встать под разгрузку не только галере, но и следующей за ней ладье.

– Коней берегите! – надрывался с кормы галеры Фермер. – Голову оторву!

Три жеребца и семь кобыл были гордостью Джанни Ривьеры, выбиравшего их с такой тщательностью, словно он собирался взять все призы на арнаутском ипподроме. Соломон за это время дважды едва не упал в обморок от чудовищной жары и вони, но Фермеру на Шнобеля было наплевать. Он оказался в своей стихии и набрасывался коршуном на каждую скотину, которую вели ему островитяне. Тридцать коров и пять быков, надевших Соломону за неделю плавания своим дурацким мычанием, он выбирал два дня, забраковав при этом полтора десятка животных. Сто свиней, правда, прошли на ура. Зато блеяние овец едва не свело впечатлительного Шнобеля с ума. Овец Фермер прихватил с острова аж две сотни. Плюс полсотни коз, поражавшей глаз своей грацией. Но больше всего досадили Соломону верблюды и ламы, которых всего-то прихватили полтора десятка, первые в буквальном смысле наплевали на посла, вторые забрызгали его мочой. Что касается птиц, то Шнобель, измученный торгом, даже не стал на них смотреть, а уж тем более пересчитывать. Он нисколько не сомневался, что Фермер выбьет у несчастных старейшин все до последней головы.

– С ослом поосторожнее, – почти простонал Ривьера. – Их всего семь штук.

– А мы разве брали ослов? – спросил Шнобель у молчаливо взирающего на суету общинников Лавальера.

Базиль в ответ лишь пожал плечами. Надо признать, что плен здорово изменил Снайпера, хотя пробыл он на острове Благоденствия всего лишь месяц. Лавальер уже заявил Соломону, что в общине не останется, а пойдет искать счастья в других краях. Его решение Шнобеля не удивило. Снайпера всегда тяготила чужая власть. Возможно, сказалось детство, проведенное в редконаселенных горах Дейры. Возможно, служба в армии, где Лавальер достиг офицерских чинов. О своих боевых подвигах Базиль никогда не рассказывал, но Соломон краем уха слышал, что этот вечно хмурый человек участвовал в подавлениях мятежей на Гере и Абсалоне. Бои, по слухам, там шли нешуточные, так что было, где развернуться талантливому стрелку.

Шнобель торжественно ступил на берег, когда Ноев караван, наконец-то выгрузил на берег последнюю птицу. Соломон сердечно распрощался с Фридрихом Манном, озабоченным приемом людей, которым предстояло возвращение домой в не совсем комфортных условиях. Первым обратил на это внимание адмирал Кларк, как только поднялся на галеру. Фигирийскому патрицию не понравился запах навоза, пропитавший судно от носа до кормы.

– Запах выветрится, – сухо отозвался Фридрих, – позор – никогда. Я бы на вашем месте в первую очередь подумал об этом. Совет старейшин крайне недоволен вами, патриций Кларк.

Зато десантников и гребцов запах не смущал. Они всей душой рвались на родной остров, проклиная долину, ставшую для них местом позора и каторжного труда. Свен Лумквист и Милош Божевич сполна воспользовались дармовой рабочей силой, решив за этот месяц кучу накопившихся проблем.

Шнобель сразу же отправился к «комендатуре», дабы отчитаться перед коллегией о проделанной работе. Фермер и Агроном суетились вокруг животных и птиц, размещая их по загонам и клеткам, а вожаки общины тем временем изнывали от недостатка информации. Кормчий Вучко на остров не высаживался, в переговоры с врагами не вступал, а потому в ответ на вопросы товарищей лишь разводил руками. Соломон начал свой доклад с порога и, надо признать, более благодарных слушателей у него еще не было.

– Старейшин шокировало поражение адмирала до такой степени, что они едва не впали в столбняк. Потом по острову прошелестел слух, что на несчастных фигирийцев катиться волна дикарей, вооруженных до зубов. В городе Акре, это столица Фигирии, с населением в пять тысяч человек едва не вспыхнул бунт. К счастью, простонародье вовремя известили, что речь идет не о нашествии, а о выкупе. Бунт так и не разразился, зато закряхтели патриции и всадники, которым предстояло лишиться значительной части своего имущества. Вот жлобье, доложу я вам. Мы с них взяли три процента от силы всей имеющейся на острове живности, а они подняли такой вой, словно с них сняли последнюю рубаху.

– Урок, значит, пошел на пользу? – спросил с усмешкой Лумквист.

– Мы уничтожили половину их военного флота и сильно проредили всадническое сословие. Думаю, в ближайшие двадцать лет они к нам не сунутся. Зато постараются возместить свои убытки за счет более слабых общин. Благо фигирийцы, в отличие от нас с вами, очень хорошо знают планету и своих ближних и дальних соседей. Собственно, они ведь и нас прощупали основательно, и если бы не Свен с вездеходом и динамитом, упавшими, можно сказать, с неба, нам пришлось бы очень нелегко.

– И какой ты из этого делаешь вывод? – прямо спросил Буров.

– Нам следует создать ведомство внешней разведки, – спокойно отозвался Шнобель. – Если мне будет оказано доверие, то я готов его возглавить.

– Твои условия? – усмехнулся Десантник.

– Паек и освобождение от полевых работ. Кадры я подберу сам. Зато я гарантирую вам, что максимум через год мы будем иметь карту окрестностей с обозначением поселений, как старожилов, так и белых обезьян.

– По-моему, он дело говорит, – неожиданно поддержал Шнобеля Лумквист. – С помощью старательных пленных нам удалось за месяц выйти к левому берегу Ирокеза. Но что делается на противоположном берегу, мы не знаем. К нам приходят люди, мы собираемся организовывать из них новые общины, но не имеем не малейшего понятия, чем они дышат.

– Мы хапнули слишком много земли, – покачал головой Кузнец. – И рискуем ею подавиться.

– У нас мало земли, Станислав, – горячо возразил ему Шнобель. – А ведь у общины появился скот. Одних овец и баранов двести штук. Ты знаешь, сколько эти скоты жрут? Это кошмар какой-то. Фермер собирается еще и лошадей разводить. Нет, брат, не пройдет и десяти лет, как нам станет тесно в этих долинах. Именно поэтому я предлагаю снарядить дальнюю экспедицию в гинкговый лес. Человек, готовый ее возглавит, у меня есть. Я Лавальера имею в виду, он все равно собирается покидать общину. Десять трапперов Хромого уходят с ним. Мы дадим им оружие, патроны и продовольствие, а взамен потребуем карту местности.

– А Снайпер сумеет ее составить?

– Так ведь он бывший офицер, воевавший и служивший на многих планетах, его учили ориентироваться на местности.

– Дружка хочешь пристроить? – прямо спросил Бонек.

– Хочу, Станислав. Лавальер авантюрист и перекати поле, в общине ему будет скучно. Так пусть поработает на нее в чужих краях.

– Возражения есть? – обвел глазами всех присутствующих Буров. – В таком случае решено – выдать Лавальеру и его людям оружие, боеприпасы и продовольствие. Когана назначить руководителем внешней разведки, с освобождением от всех прочих работ. Смотри, Соломон, если не справишься – взыщем.

Из «комендатуры» Шнобель выходил именинником, что сразу же отметили отщепенцы во главе с Лавальером, сидевшие под саговником. Часть уже решили остаться в долине Кабана и ждали решения коллегии на свой счет. Однако десять человек надумали уйти вместе с Базилем, поискать счастья в других краях.

– Карабины и по пачке патронов вам выдадут, – начал с главного Соломон. – Продовольствием на несколько недель обеспечат. Взамен вы должны представить точную карту местности по берегам реки Делавар и ее притокам. Вот тебе электронный планшет, Базиль, обращаться с ним ты умеешь.

– Откуда такая роскошь в здешних Богом забытых местах? – удивился Лавальер, принимая из рук товарища плоскую обтянутую кожей вещицу.

– От Лумквиста, естественно. Свен лично заинтересован в успехе твоей экспедиции, Базиль, имей это в виду. Я за вас поручился, братки. Не подведите.

– А корзину кому? – спросил один из отщепенцев.

– Есть у меня тут один агент, заслуживший поощрение.

Рябого Соломон обнаружил на краю кипарисового леса. Филипп сидел на бугорке, венчающем могилу его героически погибшего четвероногого друга. Шнобель присел рядом и с интересом уставился на пристань, от которой отчаливала последняя ладья островитян, груженная гребцами.

– Тоже люди, – вздохнул Рябый. – Матери, наверное, ждут. А ты зачем пришел, Соломон?

– Принес презент герою войны от коллегии, – усмехнулся Шнобель. – Придется тебе переквалифицироваться, Филипп. Был ты у нас животноводом, станешь собаководом.

– Ты посмотри! – ахнул Рябой, заглядывая в корзину. – Щенки!

– От десяти разных собак взял, – похвастался Шнобель. – Пять сучек и пять кобельков. Ростом они поменьше твоего Анкилоши будут, но с овцами управляются на загляденье.

– Спасибо, Соломон, – прослезился Рябой. – Угодил.

– Простой благодарностью не отделаешься, лейтенант, – сразу же перешел на деловой тон Коган. – Начальника тайной полиции империи из меня не вышло, зато перед тобой, Филипп, руководитель внешней разведки союза общин, только что утвержденный Высокой коллегией.

– Ты нигде не пропадешь, Шнобель, – покачал головой новоиспеченный собаковод. – Я в тебе не сомневался.

– И я в тебе тоже, Филипп. Выкладывай, что ты выпытал у фигирийцев.

– Пустяки, – махнул рукой Рябой. – В письменной форме докладывать или в устной?

– Секретаршей я пока не обзавелся, архива у меня тоже нет – давай, в устной.

– Оружие фигирийцы взяли на острове, именуемом Мертвым. Мне об этом один десантник рассказал за краюху хлеба и десяток огурцов. Сам он там не был, но слышал от отца. Вроде как база там функционировала много столетий назад. Правда, фигирийцы на острове пробыли недолго, испугались излучения.

– Какого излучения? – насторожился Соломон.

– Информатор мой на Эдеме родился, а потому знаниями не блещет, но, скорее всего, на острове Мертвых реактор атомный взорвался. А старейшины фигирийцев не знают, когда это произошло. Соображение у них есть, а вот счетчиков радиоактивности нет. Вот они на всякий случай объявили тот остров проклятым, убоявшись лучевой болезни.

– Так ведь оружие может быть радиоактивным! – возмутился Шнобель. – Что же ты молчал?!

– Оружие в полном порядке, – отмахнулся Рябый. – Я тут одного щипача уговорил, он мне приборчик у Свена выкрал. Я проверил и пушки и винтовки – с ними все в порядке. Счетчик мы вернули хозяину, а я сделал вывод, что реактор гробанулся давно, по меньшей мере, лет триста назад. Думаю, на том острове и кроется разгадка тайны, над которой так бьется Вучко.

– А где находится остров Мертвых, десантник сказал?

– Якобы в пяти днях пути на веслах от его родной Фригии. Идти следует строго на север.

– Ну, Рябой, орден я тебе не выдам, негде взять, но шеврон ты получишь. Быть тебе отныне капитаном.

– А довольствие на собак? – спохватился Филипп.

– Припишем их к нашему ведомству, – решил Шнобель. – Ты будешь числиться скромным хозяйственником. А о том, что ты капитан внешней разведки будут знать кроме меня всего несколько человек.

– Кто именно? – уточнил Рябой.

– Буров, как верховный руководитель. Десантник. Его обойти никак нельзя, все-таки военный министр. Ну и Агроном. Он пайки раздает. А тебе ведь двойной положен.

– Обойдусь одним, – отмахнулся Рябый. – Пусть только на собак еды выделяет побольше.

– На этот счет можешь не сомневаться, Филипп. Внешняя разведка – ведомство серьезное.

– Трепло, – покачал головой Рябый вслед убегающему Шнобелю. – Но пронырливый.

Вучко идеей Соломона загорелся сразу. Его не остановило даже то, что решением коллегии он был назначен заместителем Химика, возглавившего отщепенцев. Дабы не травмировать амазонок, и без того расстроенных поведением своих недавно обретенных мужей, решено было не принимать отщепенцев в общину полеводов, а организовать союз двух общин, каждая из которых будет сохранять автономию и контролировать собственную территорию. Животных и птиц поделили пропорционально количеству людей в каждой долине. Охрану внешних границ осуществляли совместно. Кузницей, мельницей и лесопилкой пользовались все. Пристанью тоже. «Пиранья» осталась в собственности отщепенцев, вездеход и электрокар – полеводов, которые, впрочем, становились теперь еще и животноводами. Внутреннюю границу между общинами охраняли амазонки. Руководящим органом союза двух общин стал Совет избранных, куда вошли Буров, Десантник, Штурман, Агроном, Кузнец – с одной стороны, Химик, Вучко, Барсук и Шнобель – с другой. Именно на ближайшем Совете избранных, Вучко и Соломон решили вынести вопрос об острове Мертвых.

Буров, слегка удивленный горячностью лидеров отщепенцев, тем не менее, выслушал доклад начальника внешней разведки с большим вниманием. Ибо собранные Соломоном сведения давали изрядную пищу для размышления.

– Если мы не почистим остров Мертвых, то это сделает кто-нибудь другой с печальными для нас последствиями, – сказал в заключение своего доклада Шнобель.

– Радиация – штука серьезная, – вздохнул Агроном.

– У Свена есть прибор, – напомнил Вучко. – Если уровень излучения окажется слишком высок, то мы быстренько ретируемся обратно.

– Проверить надо, – поддержал отщепенцев Десантник. – Мы не можем проигнорировать столь важные сведения.

– Не хотелось бы отрывать людей от работы, – покачал головой Агроном. – У нас на руках скот и птица, а рабочих рук не хватает.

– А ты найми трапперов, – посоветовал Шнобель. – Пусть они накосят тебе травы за рекой. Кстати, коровы папоротник жрут, только подавай. Верблюды предпочитают хвощи.

– Специалист! – выдохнул Агроном обиженно.

– Я ведь неделю этот скот по морю вез – насмотрелся, – усмехнулся Соломон. – Коней и лам вообще можно выгнать за форт Лавальер, на очищенные земли. Что ты их в загоне держишь. А овцы и козы по горам лазают, что ваш Скалолаз. Подыщите для них несколько поросших травой склонов, приставьте пастухов и пусть сами кормятся.

– Все равно пашню надо расширять, птиц кормить нечем, – зудел Агроном. – Не дам я вам людей и не просите.

– Форты у нас не достроены, – вздохнул Кузнец. – Дома в поселке амазонок без крыш стоят. Курносый требует птичник для своих проглотов. А тут еще вы со своим островом.

– На дизеле пойдем, – вдруг сказал Лумквист. – Я, Буров, Десантник, Шнобель и Вучко с Барсуком. За неделю обернемся.

– Дизель еще установить надо, – засомневался Кузнец.

– Установим, – махнул рукой Штурман. – Тем более что винт и вал у нас уже готовы. Нельзя откладывать этот поход, слишком уж он важен для будущего планеты.

– Это чем же он так важен? – удивился Агроном.

– Если мы добудем сведения о предках белых обезьян, то сможем смело приобщать к цивилизации не только самок, но и самцов.

– Ты что же рабов собрался завести, Свен? – насторожился Десантник.

– А почему сразу рабов, – заступился за Штурмана Химик. – Просто на первых порах мы окажем им покровительство. В конце концов, надо же как-то выводить их из дикого состояния. Ведь за этими несчастными охотятся не только островитяне, но и трапперы. Последние их, извините, просто жрут. С этим пора кончать, Феликс. Нравится это тебе, Агроном, или не нравится, но мы превращаемся в серьезную силу на планете Эдем, и окружающие общины будут на нас равняться.

– В смысле самок и их потомства? – уточнил Божевич.

– И в этом тоже, – подтвердил Химик. – Вы вот слились с амазонками в любовном экстазе и забыли о том, что есть и другие общины, пользовавшиеся их услугами. Что им теперь делать и как продолжать свой род? Если мы не предпримем решительные меры, то война из-за женщин обязательно разразиться. И вам придется с оружием в руках доказывать свои права на жен.

Аргументы Шварца показались присутствующим слишком вескими, чтобы от них можно было просто так отмахнуться. По прикидкам того же Божевича по берегам Ирокеза обитало несколько общин, сильно пострадавших от аборигенов, но сохранивших людской потенциал. А сколько их расселилась по другим притокам, не знал никто. Экспедиция Лавальера пока что не давала о себе вестей, да и времени со дня их ухода прошло всего ничего. Самки обезьян, что там ни говори, могли стать решением очень большой проблемы не только внутри двух общин, но и за пределами их территории.

– Значит, будем снаряжать экспедицию на остров Мертвых, – подвел итог дискуссии Буров. – Или есть еще возражения?

Возражений не последовало ни от Агронома, ни от Кузнеца, а что касается остальных, то они уже паковали чемоданы, как с усмешкой заметил Шнобель. До раскрытия тайны Эдема оставалось всего несколько дней, и Соломон предвкушал грядущий триумф.

– Живыми вернитесь, – махнул в его сторону рукой Бонек. – Не до праздников сейчас.


Дизель, снятый Штурманом с заправщика, работал как часы. Соломон, уже имевший сомнительный опыт плавания по морю на веслах, радовался как ребенок. «Пиранья» и без того легкая на ходу, получив в упряжку почти тысячу лошадей, буквально летела над волнами. Острова Благоденствия путешественники достигли за два дня, но дабы не травмировать и без того огорченных фигирийцев видом пулемета на носу, обошли его по крутой дуге. Далее путь лежал строго на север, если верить сведениям, добытым сотрудником внешней разведки Рябым. По прикидкам Шнобеля, база таинственных первопоселенцев должна была появиться на горизонте дня через полтора. Больше всех волновался Вучко, которому все время казалось, что Лумквист неправильно высчитал курс. Свен в ответ только плечами пожимал, поскольку карту звездного неба Эдема он помнил практически наизусть. Спор между Кормчим и Штурманом достиг апогея, когда минули сутки, пошли вторые, а остров Мертвых продолжал оставаться неведомой землей.

– Время еще есть, – утешал Вучко Соломон. – Никуда он от нас не денется.

Оптимистический прогноз Шнобеля блестяще подтвердился к исходу вторых суток, когда Барсук, сидевший на носу ладьи, заорал во весь голос:

– Земля.

Первым делом Лумквист бросил взгляд на свой прибор, извлеченный из специального кармашка на рукаве мундира. Радиационный фон превышал обычный в три раза. Впрочем, для людей он не представлял серьезной угрозы. Именно поэтому Буров дал добро на высадку. Уже с первых шагов исследователи поняли, что попали именно туда, куда стремились. Остров Мертвых за минувшие столетия успел покрыться гинкговыми и хвойными лесами, но даже гигантские деревья не смогли до конца скрыть следы человеческой деятельности. От бухты в глубь острова вела вымощенная гигантскими плитами дорога. Самое удивительное, что плиты не потрескались от времени, хотя кое-где сквозь швы сумела пробиться изумрудная трава. Радиационный фон повышался по мере продвижения полеводов, но все же не настолько, чтобы всерьез обеспокоить педантичного Лумквиста. Развалины гигантского сооружения первым обнаружил Барсук, рыскавший по обочинам дороги. Судя по всему, это были останки реактора, служившего искусственным сердцем базы исследователей. Чем дальше путешественники продвигались вперед, тем яснее им становилось, что попали они отнюдь не в поселок первопоселенцев. Даже на Арнауте, освоение которого шло особенно интенсивно, первые атомные электростанции появились через двести лет. Что касается других, заселенных землянами планет, то на многих из них и по сию пору обходились более дорогими, но и более безопасными источниками энергии. Лумквист настоятельно советовал товарищам не задерживаться в месте, где его счетчик зафиксировал всплеск радиоактивного излучения. Тем более что разнесенные взрывом стены никакой ценной информации в себе не несли.

– По-моему, его взорвали извне, – предположил Десантник. – Уж очень странно выглядят эти развалины.

Всем остальным на предположение, высказанное Щербаком, оставалась только плечами пожать. Благо никто из них при взрывах подобных объектов не присутствовал и мог только гадать, как они должны выглядеть после столь прискорбного события.

– Если бы рванул сам реактор, то взрывной волной снесло бы все постройки на острове, а они, как видите, стоят. Хотя, конечно, выброс радиации оказался чудовищным и погубил все живое на многие мили вокруг. Обратите внимание на секвойю, растущую прямо посреди развалин. Вряд ли ее посадили люди. И вряд ли она проросла сквозь почву в пик радиационной активности. Но, если судить по толщине ствола ей никак не менее трехсот лет. Из чего я делаю смелый вывод, что основана эта база была приблизительно полтысячи лет назад.

Главное здание базы практически не пострадало от взрыва, но минувшие столетия, конечно, оставили на нем свой след. Радиационный фон здесь оказался значительно ниже, чем на развалинах электростанции, а потому полеводы проникли внутрь шестиэтажной постройки без особой опаски.

– Не могу понять, зачем им понадобилось столько энергии, неужели не могли обойтись солнечными батареями? – задумчиво почесал подбородок Буров. – В конце концов, они всего лишь исследовали незнакомую планету.

– А если они ее не только исследовали, но и преобразовывали, – предположил Лумквист. – Судя по величине этого здания, здесь трудилось не меньше тысячи человек. Допустим, половина из них принадлежали к обслуживающему персоналу, все равно количество ученых, собранных в одном месте, поражает воображение.

Буров вынужден был признать правоту Штурмана, когда осматривал внутренние помещения, очень похожие на лаборатории. Во всяком случае, количество компьютеров и прочего электронного оборудования, находящегося здесь, превосходило все разумные пределы. Но еще больше Феликс удивился, когда вдруг выяснилось, что шесть верхних этажей, это всего лишь верхушка айсберга, а главные мощности этого странного объекта расположены под землей, где имелись, по меньшей мере, десять уровней. Свен Лумквист явно ошибся в своем предположении. Людей здесь работало гораздо больше, и счет им шел на тысячи, а отнюдь не на сотни. Профинансировать и осуществить столь грандиозный проект пятьсот лет тому назад могла только Земля. Поскольку все остальные планеты в ту пору находились в зачаточной фазе социального и технического развития. Тому же Арнауту потребовалось почти триста лет, что догнать в своем развитии свою далекую прародину.

– Надо было Химика захватить, – сказал Лумквист, разглядывая большой прозрачный саркофаг, от которого отходили сотни стеклянных трубок.

– Думаешь, здесь работали генетики? – спросил Шнобель.

– Во всяком случае, не археологи, – усмехнулся Свен. – Думаю, местная флора и фауна, это их рук дело. Обратите внимание, многие здешние монстры соответствуют земным динозаврам юрского периода. Все, конечно, бывает в этом мире, но я не верю в простую случайность столь разительных совпадений.

– А белые обезьяны им зачем понадобились? – спросил Вучко. – Или это одичавшие потомки здешних ученых?

– Последнее исключено, – покачал головой Лумквист. – Выброс радиации был такой силы, что исследователи вымерли в течение нескольких дней или месяцев. Видите, даже здесь, под землею, спустя пятьсот лет, радиационный фон превышает норму.

– На Земле существовала когда-то теория, что люди существовали еще в эпоху динозавров, – припомнил университетский курс Буров. – Возможно, они хотели ее проверить.

– И выпускали в здешние леса добровольцев?

– Клонов, – возразил Феликс. – Как я сразу не догадался. Лет восемь назад, когда я вплотную занимался историей Великого Переселения, мне попался кристалл с информацией о преступниках-ученых, основавших лабораторию на одной из отдаленных планет. Под предлогом изучения планеты, они занимались выращиванием клонов людей, а также их органов из эмбрионов. Лаборатория была уничтожена силами специальных служб, но подробности этой операции не сообщались. Я запросил в архиве дополнительные материалы по этому странному делу, но мне отказали. Более того, из каталога исчез и тот кристалл, с которого я считывал информацию. Потом меня посетил компетентный господин, настоятельно посоветовавший любопытному аспиранту не лезть туда, куда его не просят.

– Но ведь клонирование людей было запрещено всегда, – припомнил Вучко. – На всем протяжении человеческой истории.

– Что не помешало нашему Химику погореть на этом весьма прибыльном деле, – засмеялся Шнобель.

– Шварц здесь потому, что отравил деда и двоюродного брата, – удивился Барсук.

– Святая простота, – вздохнул Соломон. – Вальтеру дали деньги на исследования очень солидные люди, и когда его схватили за руку шустрые ребята из спецслужб, он просто вынужден был выдумать эту историю про отравления и наследство, чтобы не подвести своих благодетелей. Следователи, работавшие по его делу, оказались умными и покладистыми ребятами, а потому не стали копать слишком глубоко.

– Но ведь за выращивание органов ему дали бы максимум пять-шесть лет, – возмутился Вучко. – Зачем же он взял на себя два убийства!

– Пулю он получил бы от своих заказчиков, – просветил юношей всезнающий Шнобель, – дабы лишнего не болтал. В таких делах всегда замешаны серьезные дяди, очень не любящие, когда их имена упоминают в прессе, а уж тем более в зале суда.

– Значит, обезьяны не люди? – сделал неожиданный вывод Вучко.

– Люди, дорогой мой Кормчий, – возразил Соломон. – Причем их предки отличались отменным здоровьем. Больных бы никто клонировать не стал. Их выращивали на этой планете, а потом переправляли в нужное место. Идеальный транспортный контейнер для нужного больному человеку органа. Хотя не исключаю, что операции по пересадке проводились и здесь. Тихое место, научное учреждение. Благородная цель. Динозавры были всего лишь прикрытием для главного, весьма прибыльного занятия по омолаживанию подгнивших организмов богатых людей. Теперь понял?

– Да, – кивнул Вучко. – Боюсь, что другие не поймут.

– А мы им про клонов рассказывать не будем, – пожал плечами Шнобель. – Зачем забивать людям мозги. Скажем только, что нашли богатейшее поселение, где жили прибывшие с Земли предки наших самок. В смысле женщин.

– Доказательства нужны, – солидно сказал Барсук.

– Вот это правильно, – поддержал его Соломон. – Давайте разобьемся на пары и осмотрим все закоулки. Где-то здесь должны быть склады с разной полезной дребеденью.

– Так ведь пятьсот лет прошло, – удивился Вучко. – Все давно уже проржавело и превратилось в труху.

– Феликс, я тебя умоляю, прочти юношам лекцию по Великому Переселению, а мы с Десантником начнем не менее великий шмон.

Буров охотно объяснил Вучко и Барсуку, что снаряжение для поселенцев старались делать из материалов если не вечных, то, по крайней мере, долговечных. Механизмы должны были функционировать не десятилетия, а столетия. Ибо, если трактор выходил из строя, то взять другой поселенцам было просто негде. Это же касалось и оружия. Все необходимые для поселенцев инструменты и механизмы делались из сверхпрочных сплавов и композитов. Конечно, механизмы и электронику упрощали до предела, но зато изобретатели добивались главного – прочности и надежности.

– Видите этот стул, ему пятьсот лет, а он выглядит так, словно сошел с конвейера. Сейчас таких не делают – нет необходимости. Нынешняя мебель, так же как и техника, впрочем, не говоря уже об электронике, морально устаревают раньше, чем приходят в негодность. Именно поэтому никто не думает о долговечности и прочности.

– Так может, прихватить с собой компьютер? – кивнул Барсук на солидный монитор.

– Ты знаешь, сколько он энергии жрет, – возмутился Вучко. – Кузнец удавится после такого подарка.

– Вы ищите лучше солнечные батареи, – посоветовал Феликс. – Они должны здесь быть.

– Так ведь у них электростанция находилась под боком, – пожал плечами Барсук.

– Это стационар, а исследователи работали на всей планете. Значит, им требовались переносные источники питания.

Солнечные батареи Вучко и Барсуку не попались, зато они почти сразу же наткнулись на арсенал, предназначенный, видимо, для командного состава. Для этого арнаутцам пришлось всего лишь поколдовать минут десять над замком, самой обычной конструкции. От Барсука, специалиста по взлому сейфов, больших усилий не потребовалось. Зато его труды не пропали даром. Вучко это стало ясно с первого взгляда. В этой комнате хранились револьверы с изрядным запасом патронов. А также кобуры к ним, сделанные из искусственной кожи, которая ничуть не пострадала от времени. Здесь же лежали бинокли стократного увеличения, в отличном состоянии.

– Не выстрелит, – с сомнением покачал головой Барсук, заряжая револьвер.

– Тебе же Феликс сказал, что их делали с расчетом на тысячу лет, – рассердился Вучко и первым нажал на спусковой крючок. Пуля разнесла стеклянную вазу на пластиковой подставке, но сам стрелок нисколько не пострадал. Револьверов оказалось больше сотни, пуль для них – две тысячи. К счастью, здесь же в комнате нашлись три огромных баула, куда охотники за удачей погрузили свою добычу.

Однако таскать за собой тяжелый груз Вучко и Барсук не собирались, а потому оставили баулы в зале, из которого начали свой обход подземных кладовых. Парочку револьверов они естественно прихватили с собой. Шнобель и Десантник гостей не ждали, а потому вид перепоясанных ремнями товарищей произвел на них сильное впечатление. Соломон даже вскинул карабин, который тут же, впрочем, и опустил:

– Спасибо, юноши за остроумный розыгрыш, а я уже подумал, что местные охранники решили нас с Семеном задержать. Честно говоря, я боюсь привидений. А привидений с револьверами тем более. Кстати, оружие мы конфискуем для нужд внешней разведки. Согласитесь, агент-нелегал с карабином это же нонсенс.

– Их там сто штук, – махнул рукой Вучко. – В кобурах с ремнями, и две тысячи патронов к ним. Пули разрывные, я проверил.

– Значит, вооружим еще и командный состав, дабы они своими карабинами не травмировали психику мирных общинников.

– А вы над чем колдуете? – полюбопытствовал Барсук.

– Эти посудины из сверхпрочных сплавов называются глиссерами, молодой человек. Очень дорогая штучка даже по нынешним временам, а тогда они наверняка стоили бешеных денег. Аккумуляторы подзаряжаются энергией любого дневного светила. Причем на ходу. Двигатель практически вечный. Грузоподъемность четыре тонны. А сам глиссер весит сто килограммов. Чудо земной техники. На Арнауте такого вы не найдете. У нас все ляпают на скорую руку. В лучшем случае из алюминиевых сплавов. Не советую их брать – потеряете последнее здоровье.

Глиссер размерами раза в два превосходил пирогу, главное транспортное средство планеты Эдем. На его носу помещалась небольшая каюта, а корма, видимо, предназначалась для груза. По мнению Вучко, которым он не замедлил поделиться с товарищами, четыре тонны для подобной посудины – непосильная тяжесть.

– Проверим, – обнадежил его Шнобель, – и в случае обнаружения неполадок, отправим рекламацию на завод-изготовитель.

– Так ведь воды нет, – вздохнул заинтересованный спором Барсук.

– Вода есть, – кивнул на металлическую заслонку Соломон. – Шлюз открыть не можем.

– Это пустяки, – сказал даровитый юноша. – Тут везде простые замки.

Шнобель скептически хмыкнул, но мешать Барсуку, осрамиться в глазах товарищей, не стал. К его величайшему удивлению, арнаутский умелец справился с земным запором. Вода хлынула в бассейн так неожиданно, что Соломон даже отпрыгнул в сторону.

– Ну, парень, за каким чертом при таких талантах ты подался в убийцы?

– Не убивал я его, – вздохнул Барсук. – Сестра ему попала в висок случайно. А ей всего шестнадцать лет. Вот мне и пришлось взять вину на себя. Пропала бы она здесь.

– Где здесь, – даже взвыл огорчения Шнобель. – Ей максимум грозило за убийство в состоянии аффекта пять лет. Да еще малолетка. Любой адвокат добился бы сокращения срока вдвое. А ты получил пожизненное за предумышленное убийство! Ты хоть понимаешь, что натворил?

– Мне здесь нравится, – буркнул Барсук. – Мать умерла, отец пьет горькую. Что мне на том Арнауте делать. А здесь люди хорошие.

– Ну, ты даешь, юноша, – Шнобель, похоже, не решил плакать ему или смеяться. – Нашел хороших людей. Здесь же убийцы!

– Так ведь и я вор, – пожал плечами Барсук. – Мне среди своих веселее.

– Оставь ты его, – махнул рукой Щербак. – Лучше заводи движок. Мне, кстати, на Эдеме тоже нравится.

Глиссер рванул с места на такой скорости, что Вучко едва не вывалился за борт. Этот канал, длинной в три километра, почему-то не пересох за полтысячи лет. Скорее всего, его подпитывали грунтовые воды. Но в любом случае быстроходное суденышко миновало его за считанные минуты и пулей вылетело на морской простор. Соломон повернул рулевое колесо и погнал глиссер вдоль берега.

– Сбрось скорость, – попросил Десантник. – Посмотрим, как он работает на малых оборотах.

Глиссер зарылся носом в воду, сильно сбавил ход, но его движок работал четко, как часовой механизм. Соломон гонял посудину на разных скоростях еще целый час, после чего торжественно объявил себя хозяином водных просторов планеты Эдем. Никто с ним спорить не стал, тем более что Шнобель уже подруливал к импровизированной пристани, где мирно покачивалась на волне деревянная «Пиранья».

– Развлекаемся, – раздался с кормы ладьи недовольный голос Свена. – А мы тут с Феликсом пупы рвем.

– Неужели трактор, – удивился Соломон, разглядывая махину, стоявшую на берегу. – Поздравляю, Штурман, теперь ты лучший друг Агронома. Дополнительный паек обеспечен и тебе, и твоим детям.

– Два трактора, – поправил товарища Лумквист. – И сотня солнечных батарей. Считай, что электроэнергией мы на тысячу лет вперед запаслись.

«Пиранью» загрузили под самую завязку. А на берегу еще стояло множество ценных вещей. Три глиссера взяли на борт только малую их часть. Шнобель почесал поясницу, протестовавшую против каторжных работ, и расстроенно плюнул в сторону барахла:

– Цените жизнь, дорогие друзья, а не вещи к ней прилагаемые.

– Хватит, – принял важное решение Буров. – Иначе до дома не доплывем. Кто бы ни были люди, построившие эту лабораторию, пусть покоятся с миром. А нам на Эдеме жить.

– Ну, – сказал Соломон, садясь за руль глиссера. – Лети душа в рай.


Шведов Сергей Владимирович.

630064 г. Новосибирск.

Ватутина 55 кв. 43

Телефон – 346-26-31

Загрузка...