Рай земной

ГЛАВА 20

– Нам надо встретиться с Гуаканагари и его воинами на гребне горы, с которой открывается вид на равнины, – сообщил Аарон Кристобалю и Бартоломе, подъехав на своей лошади к ним. Он только что вернулся со встречи с Каону.

– Это не слишком близко к враждебным касикам? – обеспокоенно нахмурившись, спросил Бартоломе.

Аарон покачал головой и отбросил влажные золотистые волосы со лба. Он истекал потом под своими кожаными доспехами.

– Как только эти распри закончатся, клянусь, что не буду надевать на себя ничего, кроме льняной рубашки, даже если доживу до девяноста лет! Каонабо собирает свои войска на южной стороне долины. Разведчики Гуаканагари донесли мне об этом. Пройдет целый день, пока прибудет какой-нибудь еще восставший касик.

– Тогда, если мы столкнемся вначале с Каонабо, будет лучше, – сказал Кристобаль, поправляя седло на своей норовистой лошади. – Мне не терпится закончить сражение.

Бартоломе засмеялся:

– Тебе не терпится еще раз поставить ногу на палубу и бросить все эти передряги на земле ради трепета открытий новых земель.

– И тем не менее губернатор прав, – согласился Аарон. – Если мы быстро победим Каонабо, это сможет отпугнуть его союзников. Дйже Бехечио из Ксарагуа решил вступить в альянс с восставшими касиками и выступить против Гуаканагари и нас.

– А разве у этого негодяя Ролдана нет множества последователей-мятежников в Ксарагуа? – спросил Бартоломе.

На лице Аарона появилось встревоженное выражение.

Проезжая по узкой тропинке, он согнулся под низко свисавшими над ней ветвями.

– На полуострове Ролдану верны несколько таинских деревень. И поскольку люди с тех двух каравелл объединились с ним, он безусловно может бросить вызов касику.

Может быть, они перебьют друг друга и избавят нас от дальнейших забот? – угрюмо предположил Бартоломе.

Думая о сыне и Алие, которые сейчас были по пути в Ксарагуа, где она должна была выйти замуж за Бехечио. Аарон по-настоящему беспокоился, но пи с кем не хотел советоваться о своей бывшей любовнице и о сыне. Сражение будет в широкой плодородной долине, которая простиралась перед ними. Он молил Бога, чтобы Бехечио не оказался таким глупцом и не присоединился бы к сражению против своего нового шурина Гуаканагари. Аарон уже выполнил свой долг тем, что служил губернатору. Теперь ему предстоит разобраться, что делать с Наваро.

– Когда прибудут люди Гуаканагари? – спросил Кристобаль.

Аарон посмотрел на густо поросшие лесом горы, которые окаймляли северную часть равнины.

– Они уже здесь. Как только все наши всадники и люди с собаками ступят на земли долины, наши таинские союзники покажутся, но только на расстоянии. Вы ведь знаете, как они боятся больших животных.

– Трусливые людишки, они сами не лучше собак, – произнес Хойеда, подъехав поближе к Колонам и Торресу.

Голубые, похожие на стекло, глаза губернатора укоризненно просверлили Хойеду.

– Гуаканагари – наш друг. Без него и его людей мы не пережили бы кораблекрушение. Он храбрый и верный. Я не потерплю клеветы на него.

Аарон с явным презрением поглядел на высокомерного низенького кастильца.

– Вас когда-нибудь застигал ураган в лодке-долбленке и с одним веслом? Таинцы перебираются на тысячи миль по этим островам и выдерживают невероятные бури, которые могли бы вышвырнуть португальский флот на берег.

Хойеда вернул Торресу враждебный взгляд и сказал с неприязнью:

– Я не повернусь спиной к тем дикарям, которые предпочли стать нашими союзниками, – во всяком случае не больше, чем к тем, кто является нашими открытыми врагами.

– Именно так и используйте стрелы и мечи против воинов Каонабо! – с решительным Холодком в голосе воскликнул Кристобаль. – Давайте поведем наших людей вниз. Мы будем там поджидать людей Гуаканагари. – С этими словами он поднял руку, и Бартоломе приказал всем солдатам следовать за ними.

Аарон провел остаток дня, передвигаясь между двумя вооруженными лагерями испытывающих подозрение друг к другу союзников, прикидывая, какую выработать стратегию для развертывания пеших солдат Гуаканагари с их копьями и дротиками и куда разместить более тяжело вооруженных кастильцев с их пушками, арбалетами и мечами. Больше всею его тревожили собаки. Даже если он сможет завладеть вниманием недисциплинированных солдат, как они смогут сдержать эти проклятые своры? Ведь собаки могут напасть на их таинских союзников! Собаки были обучены убивать индейцев, любых индейцев, причем самым жестоким образом. Лучше всего было бы использовать людей Гуаканагари, отправив их в джунгли, что окаймляли равнину. Пусть бы они докладывали о передвижениях Каонабо, следили за прибытием союзников из глубины острова, а возможно, даже Бехечио. Но если бы он так сделал, Гуаканагари счел бы, что задета честь воинов. В конце концов Аарон выработал план.

Когда он подошел к Гуаканагари и его людям, стоявшим на маленькой поляне по пути к долине, то попросил касика и его брата Каону отойти немного от других. Трое мужчин поговорили на таинском, острыми палками нарисовали схемы на мягкой черной земле и договорились о перемещении войск.

– Ты должен отправить двадцать своих лучших людей на юг, чтобы они наблюдали за тропами, ведущими в долину. Здесь и здесь… – Аарон отмстил места, откуда может появиться Бехечио.

Лицо Гуаканагари было мрачным.

– На сердце у меня тяжело, потому что мужу моей сестры придется пролить кровь его родственников. Но ты прав. Мы должны принимать во внимание возможность, что он может удивить нас и примкнуть к остальным.

– Ксарагуа далеко отсюда. Может, он не придет, – с надеждой сказал Аарон.

Гуаканагари обреченно пожал плечами:

– Будь что будет. Один из солдат адмирала, Ролдан, воюет с Бехечио. Если Каонабо одержит здесь великую победу, Бехечио сможет надеяться, что к нему на помощь в Ксарагуа придут победившие новые союзники.

Аарон покачал головой: это бессмысленная бойня. До того как пришли белые люди, таинские касики жили в основном в мире, изредка ссорились друг с другом, но гораздо чаще объединялись между собой, чтобы отразить нападение карибцев. А теперь это будет кровавая бойня, и эти простые люди будут убивать друг друга. „А что не уничтожат наши арбалеты и своры собак, доделают наши солдаты“, – печально подумал он.

– Где буду! стоять и драться остальные мои воины? – спросил Гуаканагари. На его молодое лицо легла тень.

Отбросив в сторону сомнения. Аарон выложил свой план:

– Адмирал хотел бы, чтобы вы спустились отсюда вниз, когда нападет Каонабо. – Он нарисовал еще одну схему на земле, показывая простые маневры на флангах на востоке. Он планировал разместить людей с собаками на западном фланге.

Гуаканагари кивнул:

– Мы нападем, когда ты нам подашь знак. Аарон молил Бога, чтобы битва быстро закончилась – до того, как бойня вырвется из-под контроля и людям Гуаканагари будет грозить такая же опасность, как и племени Каонабо.

В тот вечер, когда были поставлены часовые, Аарон, Кристобаль, Бартоломе и несколько других офицеров уселись вокруг тлевшего костра. Воздух был угнетающе тяжелым от влажности, а над богатой плодородной долиной нависла напряженность. К югу, западу и востоку от них простирались прекрасные возделанные поля Веги. Они напоминали затейливый тканый рисунок на мавританских коврах. Ирригационные каналы приносили воду с гор на эту богатую землю, на которой произрастали маниок, бобы, ямс и маис.

– Стыдно уничтожать такие поля сражением, – сказал Кристобаль.

– Конечно, ведь Изабелла могла бы воспользоваться этими продуктами, – согласился Бартоломе.

Могли бы и таинцы, которые их сажали, – тихо ответил Аарон. Ради наших животов, давайте постараемся свести повреждения к минимуму. – Аарон устремил свой многозначительный взгляд на Алонсо Хойеду.

– Больше всего я хочу захватить в плен этого старого лиса Каонабо. Что это будет за трофей, который мы привезем ко двору их величеств! – откровенно радовался коротышка.

Бартоломе невесело засмеялся:

– Если вы сможете привезти его сюда живым, я позволю вам переплыть Атлантику с ним на борту!

Кристобаль и Аарон обменялись смущенными взглядами. Они знали, насколько неблагоприятными были донесения с королевского двора с тех пор, как вернулись Маргарит и Буил, и начали злословить по поводу правления Колонов на Эспаньоле. Что скажет Хойеда о генуэзце, если он прибудет к королевскому двору с закованным в цепи вождем мятежных таинцев?

– Не думайте, что захватить в плен Каонабо так просто. Он так же изворотлив, как вы, Алонсо, – с обманчивым великодушием заметил Аарон.

Тем лучше нам будет с ним повстречаться, – ответил Хойеда.

– Может, вы убьете друг друга? – вмешался Бартоломе без малейшего намека на сожаление в голосе.

– Всем нам нужно отдохнуть перед завтрашним днем, – сказал Кристобаль, утихомиривая разыгравшиеся страсти своей спокойной властностью. – Пойдемте спать, господа.

Аарон лежал без сна в затихшем лагере и не отрываясь смотрел на луну, которая висела низко в небе. Ее накрывало красноватое облако. Кровь на луне – дурное предзнаменование в ночь перед битвой. Наконец сон одержал над ним победу.

Ролдан посмотрел на растрепанных людей и их добычу. Он был изумлен, что они благополучно пересекли всю Эспаньолу и нашли его укрепление в горах Ксарагуа, хотя их вел раб-индеец Хойедьт.

– Заберите женщину и отведите ее к моим женам, – на таинском сказал он двум индейцам, стоявшим возле него.

Когда они подошли к Магдалене. Гусман запротестовал:

– Она моя, дон Франсиско!

Ролдан с насмешливым недоверием покачал кудрявой головой.

– По правде говоря, она принадлежит Диего Торресу, но дело не в этом. Я не испытываю вожделения к этой даме. Мои жены вымоют и накормят ее. Она выглядит совершенно измученной а усталой.

Магдалена постаралась выпрямиться и твердо посмотрела в темно-карие глаза бандита. Лицо его было непроницаемым, но они с Аароном когда-то были друзьями. Возможно, он поможет ей справиться с Гусманом. Магдалена не могла подавить возмущения, что ее обсуждают, как ребенка или полоумного, и пылко воскликнула:

– Я в высшей степени благодарю за гостеприимство, дон Франсиско! После того как я оправилась от недельного путешествия по болотам, я буду вам очень признательна, если вы вырвете меня из болота этих подонков, – Она перекинула свои спутанные грязные волосы через плечо и посмотрела на Лоренцо и Пералонсо.

Ролдан откинул назад свою большую кудрявую голову и расхохотался:

– Торрес наверняка наелся вами досыта. Быть может, эти подонки сделали ему доброе дело, что увели от него такую сварливую девчонку.

– Мой муж будет преследовать их и сдерет с них живых шкуру – как на войне поступали с пленными мавры! – „Только если бы я сама верила, что он достаточно беспокоится обо мне, чтобы совершить это!“

Когда Лоренцо подошел поближе и поднял руку, чтобы ударить ос, Ролдан сошел с деревянной платформы, на которой стоял. Он был одного роста с Гусманом, но намного тяжелее.

– На вашем месте я не стал бы делать этого, – очень тихо сказал он. Потом подал знак двум таинским слугам, которые проводили Магдалену к бохио. Она слышала, как Ролдан сказал:

– Хойеда хорошо отзывался о вас, дон Лоренцо, но мне не понравилось, что вы выкрали жену Торреса. С ней будет много неприятностей. Почему вы сделали это?

После этого она утратила нить их разговора, ибо се привели в большой тростниковый бохио. Грязная, искусанная москитами, измученная, она была готова упасть в обморок, но гордость помогала ей держаться прямо, пока три любопытных таинки рассматривали свою добычу. Пожилая женщина быстро обменялась несколькими словами с мужчинами, потом выпроводила их вон и хлопнула в ладоши, отдавая скупые приказания. Насколько ей позволяло знание таинского языка, Магдалена поняла, что Ролдан – человек слова, по крайней мере пока продолжалось купание.

Она погрузилась в освежающую воду маленького ручья, а две женщины Ролдана, взяв мыльное растение, натерли им ее кожу и волосы. При этом они болтали и восхищались цветом того и другого.

Магдалена закрыла глаза, вспоминая ужасы их поездки верхом по джунглям, где она рисковала свернуть себе шею. Она была привязана к лошади, пока они ехали верхом, а на ночь ей связывали руки, как крылья курице, пока они спали на влажной земле. Хвала Пресвятой Деве, что они не изнасиловали ее! Лоренцо и Пералонсо поссорились из-за нее в первую же ночь, и, наконец, Лоренцо решил, что никто не попользуется ею, пока ее благополучно не доставят в лагерь Ролдана. Каждый из них из боязни, что соперник может убить его, пока он, овладевал ею, согласился с таким решением.

„Что произошло со мной в этой смертельно дикой земле?“ Магдалена удержала слезы, понимая, что должна во что бы то ни стало выжить. Когда закончится вражда с Каонабо, станет ли искать ее Аарон? Он не будет знать, где ее схватил Лоренцо, пока она не убедит Ролдана послать ему записку. Она зависела от милости мятежного солдата, восставшего против губернатора и придворного, виновного в государственной измене, и она не знала, станет ли муж спасать ее.

Две молодые женщины, которые купали ее, помогли ей облачиться в небольшой кусок мягкой хлопковой ткани, выкрашенной в бледно-оранжевый цвет, прекрасно сочетавшийся с ее каштановыми волосами. Она повертела ткань и так и эдак, пока не оделась как можно приличнее. Получилось платье до колена, закрывавшее одно плечо и обнажавшее другое. Служанки расчесали ее волосы гребнем, сделанным из рыбьих костей, и помогли ей закрепить самодельное платье несколькими булавками также из рыбьих костей. Потом они предложили ей красивое ожерелье из морских раковин и два великолепных золотых браслета.

С таким во многих местах открытым телом и волосами, свободно струившимися по спине, Магдалена выглядела как экзотическая индейская принцесса. Ей предстоял обед с ее „хозяином“ Франсиско Ролданом и ее гнусными похитителями.

Пока ее провожали через деревню. Магдалена осмотрела крепость Ролдана, прикидывая, что за ее стенами живет не менее тысячи душ. Крепость была построена из тяжелых тростниковых рам и соломы, которую еженощно поливали водой, чтобы враги не смогли поджечь сооружение. Люди были такого же таинского племени, как и жители деревни Гуаканагари. Они жили среди горстки кастильцев, которые были обеспечены снаряжением и отправились на кораблях в империю Ролдана, предпочитая оставаться с ним, чем покориться власти семьи Колонов и королеве Изабелле.

– Даже если бы я смогла выбраться из-за этой ограды, мне понадобилась бы лошадь. А если я найду лошадь и сумею украсть ее, то как пробраться в Изабеллу? – бормотала она себе под нос. Потом охранники подали ей знак войти в бохио Ролдана.

Когда ее глаза привыкли к тусклому освещению факела, сердце Магдалены подпрыгнуло к горлу. Там, вытянувшись чувственно, как кошка, на соломенном тюфяке возле, низкого обеденного стола возлежала Алия. Красавица, с волосами цвета воронова крыла, рассматривала свою соперницу. В се эбеновых глазах сверкала ненависть.

От звуков битвы голова Аарона разрывалась. Вокруг него пушки изрыгали пламя и пробивали огромные рвиные ямы на черной рыхлой земле. Вопли раненых и умирающих смешивались с предсмертным рычанием и высоким тонким лаем огромных свор, которые преследовали отступавших таинцев. Он попытался остановить избиение находящихся поблизости индейцев, но он мог дотянуться не до каждого, других же ловили эти адские своры испанских собак. Псы опрокидывали людей наземь и рвали их обнаженную плоть. Индейцы корчились в собственной крови.

Кастильцы, ехавшие верхом, прорубали себе дорогу сквозь живую стену индейцев. Как только таинцы падали, острые копыта огромных лошадей топтали побежденных. Сначала, когда Аарон направлял атаки каждой группы – кавалерии, пехоты, руководил стрельбой из пушек, он молился, чтобы Каонабо признал поражение. Однако касик не сделал этого. Среди проносившихся со свистом ядовитых стрел он вел своих солдат, удерживая стену из наиболее дисциплинированных людей между воинами Гуаканагари и кастильскими псами.

Это было не сражение, а резня, какой он никогда не видел за время своей двухлетней военной службы на равнинах Андалузии. Мавры так же хорошо владели искусством убивать, как кастильцы. Нападавшие таинцы не владели этим искусством, но в то же время не отступали. Они бросали одну стену воинов за другой и шли по плоским открытым полям " пасть смерти. Только одна их горстка смогла чуть приблизиться, чтобы более эффективно использовать свои копья.

Люди Гуаканагари сражались в восточной части равнины с большим отрядом людей Каонабо. Эти воины, равные по силе, приблизившись друг к другу, яростно дрались копьями и дубинками. Аарон смотрел на этот хаос, разыскивая взглядом своего высокого молодого друга. Он хотел присоединиться к битве, но испугался, что, если оставит свой пост, солдаты спустят собак на таинцев, которых они не различали в этой бойне. Он удерживал их, отчаянно пытаясь завладеть вниманием Бартоломе, который с мечом в руке сражался в гуще битвы.

Губернатор едва держался в седле. Он наблюдал с вершины холма за побоищем и время от времени отдавал спокойные приказы, однако приказов было значительно меньше, чем когда он находился в открытом море. „Если это был ураган, Кристобаль, то ты бы находился в своей стихии, и будь она проклята, эта опасность!“

Блеск стали привлек внимание Аарона: это Хойеда взмахнул своим большим мечом и обезглавил пытавшегося убежать таинца, потом повернул лошадь на восток, где сражались два индейских отряда. Аарон рванулся вперед, отрезая дорогу невысокому солдату как раз в тот момент, когда он приблизился к отступающему отряду Каонабо. Большой гнедой конь Аарона толкнул плечом маленького темно-коричневого мерина Хойеды. Торрес закричал, пытаясь перекрыть шум битвы:

– Возвращайся к своим! Вы не можете отличить людей Гуаканагари от воинов Каонабо!

– Зато я различаю старого ублюдка – вон он! – закричал Хойеда, указывая на пожилого человека, отдающего приказы. – Мы встречались с ним несколько раз. – Он отстранил свою лошадь от Аарона, потом яростно вонзил шпоры в бока бедного животного и поскакал к Каонабо, который в конце концов стал отступать, окруженный маленькой группкой особой военной охраны.

Видя, что Хойеда в самом деле находится в пылу преследования дичи, Аарон повернулся к остаткам войска старого человека. Грохот пушек потихоньку стих, шипенье стрел арбалетов смолкло. И только раздавались жестокие ликующие крики кастильцев, добивавших умирающих таинцев, яростный лай псов, стоны и страдальческая мольба поверженных. Аарон стоял на страже с небольшой горсткой людей, вооруженных пиками, между теперь уже победными войсками Гуаканагари и остальными колониальными солдатами. Когда один пес, волочивший свою измазанную в кровь цепь, промчался мимо него в сторону дружественных таинцев, Аарон мощным точным ударом отрубил ему голову.

Кристобаль Колон – адмирал морей и океанов, губернатор Эспаньолы – посмотрел вниз на страшную картину, развернувшуюся перед ним, и почувствовал себя уставшим и старым, как само время. Это не Катэй, и все же это было прекрасным мирным местом, раем, в котором жили невинны, люди, не тронутые алчностью и ненавистью. Ну а теперь посмотрите, что мы принесли с собой, – надломленно прошептал он.

– Они больше никогда не восстанут против кастильцев, ваше превосходительство, – сказал ему, один из капитанов.

Аарон подъехал к холму и натянул поводья возле своего предводителя. Он чувствовал такое же опустошение, как и Колон.

– Да, организованный мятеж касиков сокрушен. Те, кого мы не убили на поле сражения, все равно медленно погибнут от голода и наших болезней.

– А что бы ты хотел o? меня. Диего? Надо было позволить Каонабо и опальным завладеть Эспаньолой? Свернуть все наши поселения и уплыть прочь? – Он оглядел равнину. В глазах его застыла печаль.

Аарон вздохнул:

– Нет, Кристобаль. Ты ни в чем не виноват. И если бы мы не противостояли Каонабо и его союзникам, они напали бы на деревню Гуаканагари и убили бы каждого таинца в Марьене, а потом всей массой набросились на нас.

– Они были так похожи на детей, гак великодушны и доверчивы, до того как к ним пришли мы, – тихо произнес Кристобаль.

– Мы не можем восстановить утраченное, но мы можем попытаться остановить распространение того, что вызвало потерю их невинности, – ответил Аарон. – Мы должны сотрудничать с касиками, чтобы оберегать порядок и не допускать порабощения таинцев колонистами, заставляющими их искать золото.

Сказать Легче, чем сделать, Торрес, – заметил Бартоломе, подъехав к ним. – Ты сам чужак и видишь, как хорошо подчиняются генуэзцам Колонам кастильцы. У нас уже есть послание от королевского совета, что полномочия передаются другим – кастильцам, что они начали разведывать воды Индия. Фердинанд хочет получить свою долю. Если мы ничего не отправим ему, нас сместят.

Понимая истинную придворную политику. Аарон посмотрел на Кристобаля и спросил:

– Что вы будете делать?

Исследователь вглядывался в даль, словно видя за горами чужие земли. Потом, насильно возвращая себя к отвратительному побоищу вокруг них, сказал упавшим голосом:

– Прежде всего мы отправим королю и королеве дань, которую сможем собрать. Пленные из вражеских племен будут проданы в Севилью как рабы, потом все то немногое представляющее ценность золото, которое у нас есть под рукой, и другие товары: хлопковую одежду, специи, травы… – Голос его угас.

– Ты должен вернуться ко двору их величеств и просить о преданных солдатах, которые будут выполнять твои приказы. Прекратить ложь Маргарита и Буила, которые вливают яд в уши короля, – пылко произнес Бартоломе.

Аарон огляделся вокруг. Разве смог бы обойтись с таинцами хуже какой-нибудь кастильский или арагонский бюрократ? Или устранить раздоры среди алчных колонистов? По правде говоря, он больше не был в этом уверен. И все же Кристобаль и Бартоломе были известными людьми. Какие-нибудь безликие дворяне были бы неизмеримо хуже.

– Возможно, вам удастся убелить короля и королеву прислать побольше честных поселенцев забрать бесполезных, жадных до золота дворян, которые отказываются жить с индейцами в мире.

Старший Колон внимательно всматривался в лицо Аарона, словно понимая сомнения и страхи своего друга. Наконец он ответил, И в голос его вернулось немного старой решимости:

Подготовить корабли и привести все в порядок в Изабелле займет довольно много времени, но потом я отправлюсь в Кастилию.

– Готовить корабли окажется легче, чем приводить все в порядок в Изабелле, – мрачно заметил Бартоломе.

Кристобаль перевел взгляд с коменданта на брата:

– Вы единственные люди, которым здесь я доверяю больше всех. Вы должны пристально следить за Алонсо Хойедой, иначе он снова начнет охоту за золотом в глубинной части острова.

– Или попытается воссоединиться с твоим старым другом Ролданом, – добавил Бартоломе, бросив многозначительный взгляд на Аарона. Аарон вздохнул:

Франсиско всегда был для меня источником переживаний. Я не думаю, что он будет потакать тщеславию Хойеды и направит армию из Ксарагуа в Изабеллу, но в то же время, поскольку Ролдан не признает вашу власть, это создает неблагоприятное впечатление при дворе. Может быть, мне удастся убедить его заключить с вами мир. После того как мы вернемся в поселение, я отправлю ему письмо и посмотрю, откуда дует ветер в отдаленном Ксарагуа.

Бартоломе похлопал Аарона по спине, а Кристобаль спокойно улыбнулся и сказал:

– Я верю в твою дипломатию, Аарон.

Верный своему слову, Хойеда привез Каонабо, привязанного к лошади. Он привез старою надменного касика в лагерь на следующую после сражения ночь и при этом сообщил, что отправится вместе с партией рабов и лично подарит старого вождя королеве. Быть может, ее старый исповедник Торквемада спасет душу Каонабо.

На рассвете Аарон распрощался с Кристобалем ч Бартоломе, объяснив, что должен вернуться в Изабеллу после того, как проводит Гуаканагари и его воинов в их деревню. У них тоже было довольно большое количество рабов среди побежденных. И все же даже в таинской деревне с пленниками обращаются лучше, чем среди белых. Сердце Аарона болело, когда он видел, как поверженных таинцев загоняют на просмоленные палубы каравелл и отправляют на погибель в холодный северный климат.

– У тебя на сердце печаль, – сказал Гуаканагари Аарону. Они спускались по узкой извилистой тропе, а воины следовали за ними на почтительном расстоянии. – Алия поехала к Бехечио, чтобы выйти за него замуж. Ее не будет в деревне.

Аарон так же не хотел обсуждать Алию, как и сложную проблему рабства, но его сейчас беспокоило совсем другое.

– Я буду скучать по Наваро, – с сожалением сказал он.

– Может быть, когда она будет носить ребенка Бехечио, она согласится отдать твоего? – очень осторожно предположил Гуаканагари. – Я думаю, твоя жена хорошо примет Наваро в вашем доме.

Глаза Аарона устремились на друга. Несмотря на смуглый цвет лица Гуаканагари, Аарон заметил, что тот покраснел.

– Из-за ревности Магдалены вспыхнула драка, и это привело к тому, что я потерял своего мальчика. Откуда ты знаешь о ее чувствах к Наваро?

Некоторое время Гуакапагари молчал и продолжал идти, не замедляя шага, потом сказал:

– Алия очень жестоко оскорбила твою жену, мой друг. Она тоже ревновала, хвасталась, что у нее есть от тебя сын, а твоя худенькая белокожая жена бесплодна и бесполезна. Поэтому Магдалена напала на нее. Я узнал об этом только тогда, когда Алия уехала на свою свадьбу. Я слышал, как она рассказывала одной своей двоюродной сестре, что она в тот день на вашем языке сказала Магдалене.

Он дал Аарону переварить что, потом, когда они прошли еще немного вперед, спросил:

– Ты когда-нибудь задумывался, отчего ревнует твоя жена? Если я не ошибаюсь, она гораздо ревнивее Алии.

Знакомое раздражающее чувство вины вновь захлестнуло Аарона. И опять причиной этого была его жена.

– Я не могу объяснить это, но с тех пор как у себя на родине мы были детьми, она преследовала меня. Она окрутила моего отца, и он дал ей обет, что я женюсь на ней. – Аарон печально улыбнулся Гуаканагари. – И сейчас в первый раз я признаю, что она говорила мне правду. У нее было кольцо моего отца, но я отрицал значение этого. Я даже тогда думал, что он это сделал, но мне было слишком горько, я был горд, чтобы признать но, и слишком преисполнен ненависти к ее отцу. Но теперь все это кончено. Бернардо Вальдес мертв, а род Торресов отомщен… Магдалена одна за тысячи миль от дома, замужем за человеком, который не по-доброму относится к ней.

Она преследовала тебя столько времени, поехала за тобой так далеко. Разве это не означаем, что она любит тебя? – предположил Гуаканагари.

– Да, думаю, это так, – признался Аарон. Возможно, ее семья, прошлое, целый мир, что остался позади, больше не имеют значения.

– А ты любишь ее?

Эти слова, казалось, повисли между ними, и джунгли вдруг зашумели с новой силой. Попугаи хрипло кричали, маленькие животные легко шуршали под густой листвой, низкий рокот речного потока, сбегавшего с горы, казалось, взывал к нему: „А ты любишь ее?“

Наконец Аарон заговорил:

Она околдовала меня, словно какая-нибудь ваша богиня земи. Я вожделею к ней, я оживаю с ней рядом, и не важно, занимаемся ли мы любовью или спорим… Это любовь, Гуаканагари?

Молодой касик недоуменно пожал плечами:

– Наверное, да, для людей с небес. Я не знаю, потому что у вас другие, чем у нас, обычаи. То, что для нас просто, для вас составляет трудности. Мы сажаем достаточно растений, чтобы питаться. Вы должны хранить их в больших деревянных посудинах. Мы деремся только тогда, если кто-нибудь оскорбит честь моей семьи. Вы бьетесь за золото и землю. Каждая таинская семья молится своим семейным земи, и они благословляют ее. В то же время никто не заставляет их молиться. У вас есть много богов, и, похоже, всеони злятся друг на друга, каждый требует, чтобы вы поклонялись только ему, и не разрешают белым людям молиться своим богам. – Он остановился и подал знак идущим позади них воинам, чтобы те присели отдохнуть. Потом подошел к берегу реки, которая пробивала себе путь недалеко от их тропы.

Аарон пошел за ним, и они сели подальше от остальных.

– Ты прав. Временами мы и в самом деле слишком усложняем жизнь. Может быть, поэтому я с таким удовольствием изучал ваши обычаи.

– И все же ты остаешься белым человеком. Твое сердце не принадлежит нам, – мягко сказал Гуаканагари.

– По правде говоря, мое сердце не принадлежит и белым людям, которые находятся здесь, – ответил Аарон. – Я нигде – ни здесь, ни в Изабелле, и уж конечно не на той земле, где родился. Мой дядя и то, что осталось от моей семьи, – в холодной дальней стране. Во Франции я тоже не буду жить.

– А ты будешь жить с твоей женой? Разве Магдалена не может создать для тебя семейный очаг.

Аарон вспомнил, как все было – ив деревне Гуаканагари, и в Изабелле, когда он вошел в свое простое жилище и увидел ее каштановую голову, склонившуюся над простыми домашними делами, или как она раскрывала навстречу ему объятия и он нес ее к кровати по ночам – ночам? наполненным страстью и любовью. Вдруг он почувствовал, что ему необходимо увидеть ее лицо. Любил ли он Магдалену?

Гуаканагари некоторое время всматривался в выражение лица Аарона, а потом сказал:

– Я обещал ей, что не буду говорить об этом… Но сейчас я готов употребить мое королевское право переменить решение, ибо вы мне напоминаете двух детей, блуждающих в потемках. Может быть, мой факел слишком мал, чтобы осветить ваш путь навстречу друг другу. Перед тем как Магдалена уехала из нашей деревни с тобой, она приходила ко мне, очень рано утром…

Когда Гуаканагари закончил рассказ о коричневой бархатной накидке и отчаянной попытке Магдалены завоевать для Аарона Наваро, он взглянул на своего друга.

Мягкая задумчивая улыбка коснулась губ Аарона.

– Значит, вот что на самом деле произошло с ее лучшим платьем. Она будет любить Наваро как своего собственного ребенка. Теперь я знаю это. Так же как и я. Моя жена многому научилась от таинцев. Мы оба благодарны вам.

Хорошо, – ворчливо ответил Гуаканагари, поднимаясь и подавай знак свите, чтобы они следовали за ним. – Тогда давай поторопимся, чтобы ты поскорее вернулся к своей жене и рассказал ей, каким большим дураком ты был.