Не успели вернуться Жорж и Фоконьяк домой, как слуга принес к ним визитную карточку.
– Маркиз, – сказал Жорж, прочтя, – адъютант генерала Савари желает с нами говорить.
Он передал карточку Фоконьяку. Тот взглянул на нее, а потом сказал слуге:
– Скажи этому капитану, что маркиз Алкивиад де Фоконьяк от имени своего и кавалера де Каза-Веккиа извиняется, что не может немедленно его принять, и просит его подождать несколько минут, пока они переоденутся. Ступай!
Слуга ушел. Де Фоконьяк посмотрел на Жоржа.
– Уж не напал ли Савари на наш след? – сказал он на языке, изобретенном их шайкой.
– Не думаю, – сказал Жорж с равнодушным видом. – Жак уверял нас, что в настоящую минуту опасаться нечего.
– Чего хочет этот Савари?
– Дать ответ на наши просьбы.
– Это правда. Уже не принес ли он и патенты?
– Вероятно.
– Что нам делать?
– Отказать.
– Предоставь мне вести разговор.
– Охотно.
Жорж позвонил. Явился слуга.
– Проси! – сказал Жорж. – Не забудь, что ты должен разыгрывать роль оригинала, – шепнул он на ухо Фоконьяку.
– Как же! – сказал гасконец с беспримерной самоуверенностью. – Оригинальность благородных маркизов де Фоконьяк известна…
Он не успел закончить – вошел адъютант Савари. Несмотря на аксельбанты и эполеты, которые, как ярлык на склянке, показывали положение и чин молодого человека, синие очки, закрывавшие глаза, беловатый цвет лица, кошачьи ухватки скорее принадлежали к дипломатическому, чем к военному ремеслу. Он был верным представителем своего начальника, этого разнородного существа, наполовину адъютанта императора, наполовину полицейского. После всех формул известной вежливости, бросив взгляд вокруг, взгляд, угаданный, но не виденный Жоржем и его товарищем – синие очки мешали видеть, куда глядел адъютант, – он сказал с заученной улыбкой, что он пришел от Савари, своего генерала, доложить маркизу Алкивиаду Фоконьяку и его благородному другу Жоржу Каза-Веккиа, что его величество, удостоив принять в соображение особенные достоинства этих господ, принимал их поручиками в свою армию.
После подобного вступления эти три лица поклонились друг другу. Потом де Фоконьяк величественно заговорил:
– Капитан, скажите его величеству, что маркиз де Фоконьяк…
– Благородный друг, – сказал Жорж, – я замечу тебе, что ответ твой императору отнесет не этот господин.
– Это правда! Но видишь ли, мой милый, когда мы, Фоконьяки, имеем привычку говорить с королями, нельзя вообразить, что есть на свете люди, которых нельзя допустить к императору. Я забыл, что этот господин не знатный дворянин. Капитан извинит эту ошибку.
Адъютант, ошеломленный подобной дерзостью, наклонился еще ниже, чем в первый раз, и еще глубже постарался рассмотреть комнату и сердца обоих людей, которых он имел перед собой.
– Скажите же генералу Савари, капитан, что мы отказываемся от патентов, и прибавьте, что мы очень обижаемся, что с нами поступили так скупо.
– Друг мой, – сказал Жорж с притворным спокойствием, – ты мог бы не упоминать о нашей законной щекотливости, но, конечно, хотя мы очень желали бы служить государю, которому служите вы, знатный дворянин не может принимать некоторые должности, не роняя себя А мой благородный друг маркиз де Фоконьяк принадлежит, так же как и я, к такой фамилии, где чин поручика считается слишком ничтожным. Нашим величайшим честолюбием было бы отдать наши шпаги к услугам такого гения, какой управляет Францией в эту минуту, но будьте так добры и сообщите генералу причины отказа, к которому побуждает нас то, что другие могут считать предрассудками, а мы считаем священными преданиями. Предки моего благородного друга командовали полками при Конде и Дианкуре, так же как мои предки в Италии. Император наверняка поймет, что благородная кровь не может изменить прошлому, и даст нам единственную должность, которая по традиции принадлежит нашему дому, – должность полковника.
– Да, именно полковника! – с твердостью подтвердил Фоконьяк.
Дипломат-адъютант был поражен этими притязаниями.
Отказать в чем-нибудь Савари казалось ему до того непостижимым, что он осмотрелся вокруг себя, как человек старающийся возвратить потерянное равновесие, и совершенно растерялся. Алкивиад подоспел к нему на помощь.
– Господин адъютант, – скромно сказал он, – мы с кавалером могли бы предложить наши услуги Англии. Правда, полк стоит там довольно дорого, но подобная безделица не могла бы остановить Фоконьяка или Каза-Веккиа. Мы могли бы также бросить наш взор на германскую конфедерацию; там за ничтожную цену можно купить три полка и, следовательно, быть три раза полковником. Мы приехали во Францию, для того чтобы иметь честь служить гениальному человеку.
Уроженец Лангедока в доказательство своей вежливости любезным движением руки сделал знак смущенному адъютанту, что тот может выйти. Тот ушел, пораженный дерзостью Фоконьяка и надменностью Жоржа.
– Ты увидишь, – сказал Алкивиад, как только удостоверился, что офицер не может его слышать, – ты увидишь, он произведет нас в полковники.
– Я начинаю думать, что они довольно глупы для этого, – сказал Жорж, пожимая плечами. – Все-таки нам не надо полагаться на это. Савари, этот полицейский генерал, – злая обезьяна, хотя мы и побили его. Будем остерегаться его засад. Надо, однако, отдать тебе справедливость, ты великолепен в твоей роли оригинала. Но смотри, чтобы не было преувеличения.
– Не бойся! – ответил уроженец Лангедока своим настоящим голосом и на своем родном языке.
– Фуше все же меня тревожит, – сказал Жорж.
– Полно! – сказал Фоконьяк. – Он не подаст признака жизни против нас. Я подкупил одного из секретарей самого важного начальника департамента. Человек этот должен сообщать мне все, он совершенно в моих руках. Он знает, что изменить мне – значит обречь себя на верную смерть; я доказал ему это.
– Потом Жак, которому он дал место возле себя, наблюдает за ним.
– Я не думаю, чтобы он подозревал это, – сказал Фоконьяк улыбаясь.
– Он не сообщал мне ничего, – сказал Жорж.
– Стало быть, Фуше спокоен.
Опять постучали в дверь. Явился слуга.
– Господа, – сказал он, – вас спрашивают.
– Кто?
– Жак от имени Сернефа. Он мне сказал, что этих имен достаточно для того, чтобы вы их приняли.
– Пусть войдет.
В эту минуту Крот, разыгрывавший роль нищего, явился в обыкновенной одежде чиновников. Он поклонился и подал Жоржу письмо. Лакей ждал, смотря на эту сцену. Жорж, вместо того чтобы отослать его, прочел письмо при нем и, улыбаясь, сказал Жаку:
– Поблагодарите господина де Сернефа за его приглашение к обеду. Он хорошо сделал, напомнив мне, что его отец был знаком с моим. Скажите ему, что я буду у него.
– Хорошо, – ответил Жак и ушел.
Лакей все слышал. Он делал вид, будто стирает пыль. Де Фоконьяк понял хитрость Жоржа относительно этого шпиона.
– Кто такой этот Сернеф? – спросил он.
– Младший сын мелкого дворянина. Отец его оказал кое-какие услуги моему отцу, и я весьма ему обязан.
– Заплати свой долг, кавалер, заплати, если представится случай. Долги надо платить всегда.
– Я думаю, что этот господин пригласил меня к обеду с намерением потребовать от меня какой-нибудь услуги.
Он передал письмо Фоконьяку. Тот прочел про себя: «Фуше берется преследовать Кротов».
В эту минуту на двор гостиницы шумно въехал всадник. Через минуту он вошел к двум мнимым дворянам и подал им конверт. Жорж распечатал. Это был приказ Фуше явиться к нему. Жорж слегка побледнел, Фоконьяк удивился. Оба предвидели большую опасность.