Разбуди меня в 4.20

Разбуди меня в 4.20Филипп Лис

Инсталляция

I

Мы, как представители большого русского суперэтноса, наделены по жизни чисто обломовскими идеалами. Любим мы полежать на диване, посмотреть телевизор, попить пиво, надеясь, что наши заместители, помощники и подчиненные сделают всю работу за нас. Это заблуждение, потому что наши подчиненные тоже преимущественно представители большого русского суперэтноса. Естественно, это приятно — смотреть, как работают другие люди, но еще приятнее использовать плоды их трудов для удовлетворения своих низменных деградационно-паразитических потребностей: покушать, согреться, напиться, вытереть выступивший от глубокого умственного напряжения пот.

Другие, в силу своей природы, очень не любят, когда они работают, а пользуется этим кто-то другой (это утверждение не относится к производственным рабочим, жизнь которых проходит в постоянном убеждении себя любимого, что они кормят всех остальных представителей общества), тем более, если пользуется безнаказанно.

Вот так однажды я попытался присвоить себе часть печатной продукции в типографии, в которой работал. Все началось с того, что как-то веселая секретарша Маша вошла в цех предпечатной обработки и сообщила, что на складе нет места и новые журналы (уже прошитые и сфальцованные) будут складывать в коридор и к нам. Такое часто бывало, поэтому никто из тех трех человек, включая меня, кто был в цехе, не удивился. Вообще-то, такой расклад мог свидетельствовать только о том, что у нас обилие заказов и обилие работы. А еще обилие денег, которые выплатят нам по окончании недели. Радуясь в тайне подъему в типографском деле, я для себя лично согласился мириться с теми временными трудностями, которые приходилось терпеть.

Не помню, над чем работали мои коллеги, я же занимался исключительно версткой, компьютерной версткой. О верстке я знал все, поэтому в отличие от многих, знал разницу между кернингом и треппингом, а также понимал важность незаменимой процедуры цветоделения. По большому счету, я так же выполнял функцию системного администратора, загружая и разгружая с нашего официального сайта файлы и записки, оставленные в гостевой книге нашими любимыми посетителями и потенциальными заказчиками.

Уголовщина, на которую я пошел, не была связана ни с ожиданием легкой наживы, ни с голодом, который мог подстегнуть меня на это. Даже компания, на которую можно было переложить всю ответственность, не влияла на принятое мною решение. Виной всему было мое любопытство. Однажды, когда я проходил мимо ящиков, в которых тугими пачками были упакованы молодежные журналы, увидел обложку одного из них, наверное, того номера, что остался с пробной печати — опытный образец, на котором тестируют цветопередачу и точность фотоформ в целом.

Сколько себя помню, журналы я никогда не читал, особенно молодежные, хотя и представлял собой это замечательное поколение перестройки и постперестроечной стройки. Может, дело в том, что чем ближе мы подходим к стадии развитого капитализма, тем более бессмысленные и ненужные материалы начинают подаваться молодежи под соусом неоромантизма и психоделики, весьма привлекательной в определенных кругах.

Этот номер журнала «SEEK» (наверняка русские для улучшения продаваемости назвали свой номер на манер иностранного) выходил за все ранее сформированные шаблоны обычного молодежного издания. Он выделялся как цветом, так и формой. На черной квадратной обложке виднелся большой взрыв, который, очевидно, призван был символизировать первородный. Сверху и чуть влево было написано название журнала и то, что этот молодежный ежемесячный журнал выходит с 1993 года. Но важным было не это, а то, что внизу белыми буквами рубленого шрифта «AGAvalanche-Bold» с полутенями и сильной градиентной размывкой было написано: «Инсталляция: элитарное хобби или бегство от реальности».

Надеясь в тайне, что журнал посвящен всяким компьютерным делам, я весь остаток дня провел с ребятами из офсетного цеха. Надо было, чтобы они видели, что я на виду, а те, кто сидел в нашем цехе, знали, что я у офсетчиков. Дождавшись окончания рабочего дня, когда люди начали расходиться, а свет в типографском здании местами уже погас, я вернулся в цех предпечатной обработки и вынул пять или шесть экземпляров этого глянцевого и, очевидно, не самого дешевого журнала.

Будучи потомственным несуном, я не мог ограничиться присвоением одного или двух журнальчиков. Такое штучное хищение лишало как самого азарта процесса, так и выдавало вычурный минимализм души, совершенно несвойственный представителю русского суперэтноса. Умыкнуть нужно было оптом, так чтобы все поняли, что оставлять на произвол сотрудников аккуратные коробочки с партией журналов нельзя. Это вредит как комфорту тех самых сотрудников, вынужденных потесниться, так и имиджу типографии, в которую этот заказчик уже никогда больше не обратится за печатью следующего номера, даже если потеряет в других типографиях в качестве.

Сделав злое дело, я незамедлительно спрятал добычу под куртку и спустился вниз, на первый этаж к выходу, сдал бэйдж охраннику и пожелал ему, седому старику и ветерану Великой отечественной войны, удачной вахты и долгих лет жизни.

Придя домой, я сперва снял с себя куртку, переоделся в домашнюю одежду, поужинал. Только после этих процедур перешел в зал, где растянулся на диване. Телевизор смотреть не хотелось. Сейчас шли новости, а если учесть, что существует социальный заказ на экстрим по телевизору, ничего кроме взрывов и трупов я в этих новостях не увижу. Тут-то я и вспомнил о журнале, о котором успел забыть пока шел домой.

Найдя журналы, я взял один экземплярчик, вернулся на диван, лег и снова вгляделся в обложку издания.

Среди бесчисленного множества молодежных журналов, которые есть на рынке страны, можно выделить, по крайней мере, четыре основных группы: юмор, информационные издания, журналы, которые можно охарактеризовать словами моего босса как «entertainment» — «развлекуха», а так же музыкальную печатную продукцию. Само собой разумеется, самыми доходными были развлекательные журнальчики и газетенки, но и конкуренция среди них была значительно выше, чем среди нищих оборванцев, ходящих по вагонам и просящих милостыню. Информационные же спросом не пользовались, ведь целевая группа таких изданий это думающая молодежь, а она большей частью думать не хочет.

Скорее всего (так мне показалось по внешнему виду номера), это и был один из тех малотиражных, но авторитетных информационных журналов, о которых я никогда не слышал, но которых всегда хотел найти на прилавках.

Вопреки знакомому слову, обозначенному на обложке, о компьютерах там не было почти ничего, если не считать аналитической статьи «Чаты: что можно выплавить из тонны словесной руды». Я прочел. Или автор обладал злым умыслом и в добавок к тому же страшным гением управления словами, или это просто мое субъективное восприятие, но мне показалось, что основная задача материала — показать, что некие силы (спецслужбы вкупе с инопланетянами и искусственным интеллектом), а может, просто представители транснациональных корпораций, анализируют всю ту чушь, что мы выплескиваем в чатах, вписывают в матрицы человеческого восприятия и на основании результатов создают эти таблоиды, книги с банальным сюжетами, фильмы, где герои из пулемета уничтожают орды врагов, сериалы, где люди теряют своих детей, память и беременеют от кого попало. Другими словами, эти страшные люди, что придумали чаты, выявляют социальный заказ. И, конечно же, на то, на что есть социальный заказ, пользуется спросом.

Еще в номере говорилось о растущей детской проституции и феноменах, её порождающих. Глубокомысленная статья, я в ней ничего не понял. Потом рассказывалось о пикаперах. Это такие люди, которые ради спортивного интереса клеют представительниц противоположного пола, а еще открывают школы по пикапу, где учат других пикапировать.

Медленно подбираясь к титульной теме номера, вчитываясь в каждый материал, в каждую информационную колонку, каждый абзац, оттягивая удовольствие от чтения про инсталляцию на потом, я уснул. Очевидно, тяжелое напряжение, проявленное во время хищения типографской собственности, меня совершено вымотало. Как был в одежде, немытый и нечесаный, с нечищеными на ночь зубами, так и отправился в мир бессознательного.

Запах от свалявшейся шерсти устойчиво висел в воздухе. На горе, названия которой пока еще никто не придумал, в утреннем воздухе, медленно разносившей бактерий и зловония, сотни обезьяноподобных существ размахивали дубинами и рогатинами, стараясь если не согреться, то хотя бы привлечь к своей персоне самок. Там, где начиналось пробуждение, разум еще спал, поэтому не видел ничего кроме заляпанного полынью парка у основания горы. Это поле дальнейших завоеваний.

Один из людей-горилл стоял на небольшом камне, примерно около метра в диаметре, размахивал кривым обрубком толстого полена, призывая всех слушать его одного и не поддаваться на провокации недовольных питекантропов.

— Пришло новое время! — завопил вожак. — Третичный период закончился, теперь мы вступили в новую эру, где не будет войн, эпидемий, голода и раздоров! Грядет время новых свершений, и человек займет в нем достойное место! Я хочу спросить у стада, сколько вы собрали кореньев, наловили рыбы и забили животных? Да, у нас трудные времена, но все ровно надо идти вперед, пора переселяться, пора перейти по этому проклятому льду на новое место, тут нет еды, а значит, нет и жизни…

Какой-то гиббон, растолкав всех, кто стоял в дальних рядах толпы, вышел на первый план, но сильно к вожаку не приблизился. Один удар такой дубины как у него мог лишить оппортуниста жизни. Потом он повернулся к стаду, тем самым принимая на себя функции оратора, создавая параллельный митинг.

— Дайте нам этого старого педераста, пора строить нормальное общество! В конце концов, уже все нормальные племена построили свои государства, нам тоже пора, что мы, рыжие что ли!?!

— Это еще что за обезьяна? — крикнул кто-то из стада.

Дубины поднялись в воздух, послышался дикий обезьяний лай и улюлюканье, разноцветные и по-разному испачканные шкуры затрепетали в воздухе в знак протеста против выступления этого персонажа. Это основная эпоха, знаменующая потом собой эру потребления. И сейчас эта эпоха начиналась со слов вожака, поднимающегося над стадом.

Где-то на заднем плане молодежь занималась пикапом, другая её часть пыталась решить собственнические вопросы на право обладания тем или другим ресурсом — грубо говоря, еду делила. А в небе проплывала луна, стыкующаяся с солнцем — черный диск наползал на светлый, но с земли этого пока видно не было. Вой и гогот, вызванные группой обезумевших питекантропов, нарастали в прогрессивной пропорции от числа молчавших. Взрывы криков распространялись от эпицентра к периферии, задевая даже тех, кто кричать и не собирался.

Пользуясь случаем, группа активистов схватила того оппозиционно настроенного гиббона и унесла из круга собравшихся. Ясное дело, что при нехватке продовольствия в их большом стаде надо воспользоваться любой возможностью прокормиться. Через двадцать минут он был зажарен и съеден под общее улюлюканье толпы — источником и гарантом нерушимости нового строя.

В этот момент вождь прорычал, что пора идти на север, туда, где еще находились источники пропитания. Стадо завыло снова. В рамках постиндустриального общества спросом будет пользоваться то, что взывает к методологическим установкам любой нации, этноса или общерегиональным ценностям. Только поэтому в мультфильм, известный нам с детства, включили забавную реплику, брошенную намного раньше тем вожаком (таким же гнусавым голоском): «А мы идем на север! А мы идем на север!!!»

Только когда вся эта клокочущая, шевелящаяся масса тронулась в направлении на полярную звезду, черный диск закрыл солнце, стало темно. И это вызвало ужас.

Единственным питекантропом, кто не упал на колени, влекомый закостенелым анимизмом, был шаман Далл. Он стоял в отдалении от основного стада, наблюдая за прекрасным природным явлением, которое не каждый день увидишь. Стоял и не боялся. Природа, а может, сами духи, наградили его возможностью и желанием посещать далекие миры духов, полные причудливых вещей. Там, где граница между реальностями стерта и превращена в большой забор, духи взывают к живым, а живые взывают к духам. Как? А как мы уповаем на провидение или ставим свечку в церкви? Духи помогают нам, но никогда не забывают о своих должниках.

Шаман Далл мог присоединяться к тому миру, мог видеть вещи, которые раньше не видел, но не мог передать их зверям своего стада. Те все ровно ничего не поймут его, а если и поймут, то власть над стадом будет утеряна. Частично это было проклятьем, общаться с непросвещенными, ничего не видящими животными, но само обладание тайным знанием делало его гордецом, уважаемым гордецом, которому все позволено. К сожалению, нет тех, кто мог бы по достоинству оценить его могущество. Только другие шаманы других племен, которых он видел в том мире, которые тоже посещали забор и проходили в узкую калитку между двумя различными вселенными. Но ближайший из них вел свое стадо в семи неделях пути от этой горы, это очень и очень далеко. Не было возможности, увидеть его в реале.

Кругом была тишина. Это похоже на полет большой птицы, закрывшей крылом небо. Тот, кто пикнет, немедленно будет схвачен этим небесным проклятьем. Природа замерла. Птицы перестали петь, не стрекотали кузнечики, даже ручей, стекающий с горы, казался теперь особенно тихим и далеким. Очевидно, ветер ослабил свой натиск, кроны деревьев стояли не колышась, не шурша, словно ждали развязки.

Лишь только светило снова начало источать и лить свет на землю, все ожило, стадо поднялось с земли и неровным табуном двинулось на север. Шаман шел за ними, точно зная направление движения. Еще вчера духи показали ему, где искать еду, а где искать её бессмысленно. Опираясь на это знание, он поведал вожаку о направлении, вожак согласился, убедил самого себя, что опасный и длительный переход просто необходим для выживания, а потом произнес речь, сформировал этим общественное мнение, и повел стадо.

— Бред какой-то, — решил я вслух, когда на утро проснулся.

Но большим бредом было то, что я позволил себе уснуть, не поставив на завтра будильник. Сейчас, глядя на часы, я понял, что уже сильно опаздываю.

Наспех перекусив большим и черствым куском хлеба, запитого холодной водопроводной водой, я выскочил на улицу и бегом направился к трамвайной остановке, там как раз стоял один такой трамвай, желтый, украшенный жуткой и непримечательной, но противной на цвет рекламой стирального порошка.

Когда я добежал до первой же двери, увидел, что трамвай под завязку набит разноцветными людьми, которые не потеснятся ради меня. Это по их напряженным лицам и недоверчивым глазам, нацеленным на меня, было видно. Взмахнув руками, я показал им, что раз места для меня нет, то пробиваться нет смысла. В этот момент меня слегка задела свей клюкой старенькая бабулька, помнившая, наверняка, эпоху коллективизацию всей страны. Чуть отстранив меня в сторону волевым жестом, она кинула как бы невзначай: «Дай-ка, сынок, я попробую!» — и так вломилась в салон трамвая, что мне стало жалко всех тех людей и радостно за себя, что я не оказался в одной упряжке с ними.

Другой трамвай нужного мне маршрута пришел только через двадцать шесть минут. Я помню точно это время потому лишь, что постоянно глядел на часы и нервно оглядывался на тот поворот, откуда должен был вынырнуть этот красно-белый вагончик. Смирившись, наконец, что начальство будет меня ругать, я перестал нервничать.

Когда я добрался до типографии, оказалось, что наш цех закрыт, а все сотрудники находятся на «лесопилке». Так ласково мы называли разгромные матюги нашего баса, вечно недовольного нашей работой. Но сегодня действо было страшным. Он бегал по кабинету, выкрикивая самые громкие и свирепые проклятья, которые он насылал на нас, наших родителей и дедов, обещал жуткую смерть от разного рода слесарных инструментов (вчера у него ремонт начался дома). А потом заявил, что все трое уволены за кражу на государственном унитарном предприятии, а вместо тех пяти журналов, что пропали, придется подсунуть те нефальцованные и неразрезанные пять штук, на которых тестировали пробную партию.

Так я оказался безработным и никому не нужным вследствие своего чертового любопытства, которое не только кошек губит. Но у меня впереди был целый день, поэтому можно пойти поискать себе новую работу. Бывали случаи, когда босс отходил от своих истерик, но это было редко, да и то после длительных отпираний, как мне говорили.

В тот день, проходя мимо трамвайной остановки, я впервые увидел объявление, которому не придавал значения, даже незамечал, просто так получилось. Случается, что во время потрясений человек начинает замечать вещи, которых раньше не видел, наверное, такое и со мной произошло. С виду обычный клочок бумаги, а на нем небольшая круглая штучка, заштрихованная маркером, а внизу мелко, но разборчиво написано: «Ищу человека в группу инсталляции. Требования: молодой, умный, мыслящий, читающий журналы „SEEK“ и/или „ОТРАВА“, образование высшее или незаконченное высшее, прописка в этом мире». Собственно, все это было написано про меня, даже то, что я читаю журнал «SEEK». Незамедлительно я отодрал от объявления краешек с телефоном и побежал домой.

Весь вечер набирал я номер телефона, но каждый раз оказывалось занято. Уже отчаявшись, я продолжал набирать и набирать, но постоянно слышал настойчивые короткие гудки. Удача, наконец, улыбнулась на сорок седьмой попытке дозвониться. Снял трубку приятный женский голос, который коротко и слегка смущенно произнес «Алло».

— Я… я звоню по объявлению… — произнес я, растягивая каждое слово. — По инсталляции…

— Завтра в одиннадцать пятнадцать на Пискаревском кладбище…

Понятия не имею, почему я пришел на встречу. В коротком уравнении было больше всего неизвестных, выяснить каждое из них мне было не под силу. Например, что я должен был делать на кладбище? Как я их узнаю? Кто они? А может, это очередная пирамида, которая пытается выкачать из меня деньги, красиво и ловко орудуя моим интересом к этому загадочному и непонятному процессу. Это я глупо поступил, что не прочел про инсталляцию в журнале. Насчет элитарного хобби я был бы рад услышать, где элита, там и деньги, а вот бегство от действительности меня настораживало. Почему-то такое бегство у меня устойчиво ассоциировалось с наркотиками, алкоголем и суицидальными актами в виде прыжков из окна, травления газами и химикатами, вязанием морских узлов для импровизированной виселицы.