Раздвоение личности

Веснин тогда разъезжал на отцовской “копейке”, и к Ивану на ней приехал.

— Да, отвези, — быстро согласился Иван. — Пойдем, Ника.

Веснин поступил правильно, выйдя к ним…

— Прошу вас! — Серега галантно распахнул перед Никой переднюю дверь, Иван сел сзади.

Рядом с Серегой она разительно изменилась. Просто милая девчушка, примерная такая, сидит, и смотрит в окно. И даже не верилось, что она только что сказала ему: “Я хочу, чтобы первый раз это было с тобой!”

В сущности, он ведь должен быть польщен. Наверное. На самом деле он не чувствовал ничего подобного. Только то, что, оказывается, у него есть проблема, и зовут ее Вероника Гордиенко. И еще — то, что уже выразил Веснин, несколькими словами: “Я очень сочувствую твоему будущему мужу”. Он действительно тогда сочувствовал этому будущему, ему пока неизвестному, и еще недоумевал — он, будущий, что, слепой дурак, раз жениться собрался на этом чокнутом младенце? Ну, коли собрался — ничего, разберется, куда денется. Флаг ему в руки! Да, вот именно, и злорадство какое-то было. И еще он радовался, что Ника выходит замуж. Теперь-то она от него отстанет, ей придется, ей не до того будет! Она просто еще этого не поняла! Она думает, замуж — это игрушки!

К самому Никиному дому Серега подъезжать не стал, остановился поодаль. Протянув руку, он открыл Нике дверь.

— Счастливо, девочка.

— Можно тебя на минуточку? — она умоляюще посмотрела на Ивана.

Они отошли от машины несколько шагов. Когда Ника подняла лицо, глаза у нее были страдающие, и две дорожки слез бежали по щекам.

Она сказала:

— Извини меня. Я больше никогда не скажу тебе ничего такого. Ты больше обо мне вообще не услышишь.

Иван почувствовал что-то вроде раскаяния. Действительно, она поставила себя в такое уязвимое, беззащитное положение, чтобы услышать отказ и еще немножко нотаций в придачу.

Вот поэтому девчонкам и не надо браться за то, что должны делать мужчины.

— Ты меня тоже извини, малышка, — сказал он, осторожно коснувшись пальцем ее щеки. — Все будет хорошо, не беспокойся. Пройдет время, сама смеяться будешь. Знаешь что, не выходи замуж. Не надо тебе пока этого делать.

— А ты — женишься?..

— Безусловно. В этом даже не сомневайся.

— Хорошо. За совет спасибо. Ты никому не скажешь про нас? Про меня?..

— Конечно, нет.

Он обрадовался. Он никому не скажет. Он вообще забудет. Главное, чтобы и она тоже…

Ника ушла, он глубоко вздохнул и вернулся в машину.

— И влип же ты, друг, — с сочувствием сказал Веснин. — Тебе за такое сто грамм надо, а потом еще сто…

— Ничего, обойдусь, — буркнул Иван.

Весь текст “Онегина” он в свое время, конечно, и не пытался осилить, но суть уловил, а то место, где Онегин объяснялся с Татьяной, прочитать пришлось. Так вот — он был на стороне Онегина. Всецело.

— Ты Ринке расскажи все, как есть, — посоветовал Серега. — А то, мало ли что.

— Ничего, разберемся.

— Хочешь, я расскажу? Я тут без комплексов, сам знаешь.

— Этого не хватало…

— Ну и глупо. Дело твое, конечно, но глупо. У этой девчонки, по моему, что-то с головой — тебе еще аукнется, — заявил Серега.

Тоже, пророк выискался…

Интересно, как бы дело повернулось, если бы он тогда объяснил все Регине? Так, и что бы он сказал?

“Понимаешь, тут в меня ни с того, ни с сего влюбилась твоя сестра, но я ни при чем. Я уже было решил, что она от меня отстала, оказывается — нет”.

Это даже представить смешно. К тому же, ему совестно, что ли, было посвящать Ринку в эту историю. Его собственная роль казалась сомнительной донельзя. Ведь, расскажи кому — неужели поверят? Такая записная красавица бегает за взрослым мужиком, который, может, и получше обезьяны, но ненамного. Иван насчет своей внешности никогда не обольщался.

И он обещал Нике.

Конечно, он не собирался Ринке ничего рассказывать. Припечет — придется объясняться, но заранее — нет, увольте.

— Когда ты женишься? — спросил Веснин.

— Вернусь из Тулы, и сразу. Чем скорее, тем лучше.

Ему светила командировка в Тулу — он и еще трое парней, и замначальника цеха ехали туда получать новые станки, и еще учиться на них работать. Точнее, зам — получать, они учиться. После Тулы они с Региной подадут заявление, он так решил. Так и вышло.

Ника пообещала: “Я больше никогда не скажу тебе ничего такого. Ты больше обо мне вообще не услышишь”.

Зная немножко Нику, Иван был уверен, что она захочет сохранить в секрете все случившееся. Поэтому он успокоился тогда.

“Ты никому не скажешь про нас? Про меня?..”

— Сделать бы какой-никакой ремонт, — вспомнил он. — Хоть обои переклеить. Ринка же испугается, увидев мою помойку.

Обои у него в квартире были еще со времен отчима. Если при матери отчим просто пил, не теряя способности иногда останавливаться, то после ее смерти он эту способность начисто потерял. Когда Иван вернулся из армии, жилище уже напоминало сарай. Потом, сдав квартиру, Иван уехал на Север, жильцы платили исправно, но благоустройством заниматься тоже не собирались. Он до сих пор не жил в своей квартире, продолжал сдавать, койка обломилась в общежитии, и ему хватало пока. Теперь надо срочно все решать с жильцами, и…

И почему, интересно, ему раньше не пришло в голову привести все в порядок, о чем думал, дурья башка? Дождался, чай в магазине — и тот по талонам!

— Интересно, где-нибудь сейчас можно купить обои?

— Где-нибудь, конечно, можно, — ответил Веснин. — Я с матерью поговорю, она все знает. Не волнуйся, это быстро — обои клеить. Сделаем.

Тогда они с Весниным всего неделю, как снова начали общаться и разговаривать. Они не разговаривали те самые три, примерно, месяца, которые Иван встречался с Региной.

Снег летел навстречу машине, прилипал к стеклу, дворники мотались туда-сюда, отбрасывая снежные комочки, и впереди тоже был снег, снег, и больше ничего. Никакой дороги. Для Регины, по крайней мере. С мужем она никогда не ездила по такой погоде.

И не верится, что всего час назад светило солнце. Она стояла возле автовокзала, когда позвонил Ваня. Он спросил про телефон. То есть — он спросил про Лару. Она испугалась. Он ведь не должен был об этом спрашивать! Он, что же, подозревает ее в чем-то? Неудивительно. Последнее время она говорила одно, а делала другое. Но это скоро закончится. Совсем немного осталось.

Подвернулась счастливая оказия добраться до Поляковки — возле автовокзала Регина увидела соседа Григория, что жил как раз напротив дачи Ведерниковых. Дача эта, вообще говоря, была обычным деревенским домом, который достался Виталику в наследство, и находится дом в самой Поляковке, а не в дачном поселке за перелеском. Регине предстояло еще добраться до дачного поселка, найти ту, проданную дачу, и убедиться, что Жени там нет.

А может — есть?..

Если точнее — это Лара соседа увидела. Она воскликнула:

— Смотри, Гриня, с машиной! Он нас и довезет. Ох, подруга, здорово как — нам опять везет, видишь? Ты знакома с ним, надеюсь?

Конечно, они были знакомы.

— Но он же Виталику расскажет, что меня подвозил, — возразила Регина.

— Да брось ты. Больше ему делать нечего, как докладывать Виталику. А иначе придется ехать неизвестно с кем. Или хочешь автобус ждать?

Короче говоря, Регина согласилась. И вот, пожалуйста — метель. Просто стихийное бедствие какое-то.

Гриня крутил руль и не терял оптимизма.

— Ничего, доставлю, как обещал, — повторял он бодро. — Мне не впервой. Я и без всякой видимости доеду.

Регина уже смирилась. За последнее время она стала сильной духом фаталисткой, в смысле — будь что будет, но мы воюем до победного конца. Хотя, чего там, поначалу она испытала панику. Еще ведь до дач пешком топать! Какая там сейчас дорога? Страшно подумать. И этот снег! А потом придется бродить между пустых дач. Кто там считает, что им повезло?

Дома, на мягком диване, этот рейд показался Регине не таким безумным. Что ж, в крайнем случае, она постарается быстрее вернуться домой. Он деревни до шоссе всего пара километров, а по шоссе один за другим идут рейсовые автобусы.

— Кончится снег, — продолжал болтать Григорий. — Вроде по радио буран с заносами не обещали? Я, вообще-то, не слушал, но, вроде, не обещали. Вот ученые, паразиты, что с погодой сделали, а? Это все их космические челноки, летают туда-сюда, а нам тут расхлебывай.

Машину тряхнуло, мужик с чувством выругался, покосился на Регину.

— Пардон.

А утро сегодня было дивное — небо чистое, солнце, и тихо, никакого ветра. Правда, основательно подморозило, над оком повисли сосульки, и лужи на дороге, это было хорошо видно в окно, застыли сплошной зеркальной броней. Пришлось повоевать с Сережкой, чтобы надел свитер, и шапку тоже. Конечно, едва выйдя за дверь, шапку он сдернул и сунул в карман, но, по крайней мере, она у него есть. Наденет, когда замерзнет, куда денется.

— Какая погода хорошая! — радовалась Лара. — Смотри, все для нас, все одно к одному. Не придется грязь месить. Подруга, нам везет, разве не видишь? С самого начала везет. Едем, обязательно едем!

Вот, поехали. Теперь придется месить снег.

— Надолго к нам? — не отрываясь от дороги, или что он там видел впереди, спросил Григорий.

— Нет, сегодня же обратно.

— Гм… Ну, не знаю, не знаю…

Собственно, сначала она вполне допускала, что даже подходить не будет к дому Виталика — ей там делать нечего. А теперь, видно, придется. Регина похвалила себя за то, что захватила ключи. Не придется обращаться к Мишане, соседу, который у Виталика за домом присматривает. Ключи у Регины были свои, Виталик когда-то сделал по комплекту им с мамой, это, в сущности, означало приглашение — приезжайте, когда хотите. Вот она и приехала.

— Так ты, что ли, по делу? — не отставал Григорий.

— По делу…

— Вот оно что. А то, я смотрю, и женка приезжала. Случилось что? Все цело в доме-то?

— Наверное. Я не знаю, — Регина даже растерялась.

— Все в порядке, значит. Да, ясное дело, в порядке, дом-то на людной улице стоит, соседи рядом, и присматривают за домом. Это вон на дачах шарят, говорят. Там и горело что-то, зимой еще. Да там бомжи живут какие-то, из города, наверное, не здешние. Они, может, и подожгли. Конечно, тут и в деревне пьяни хватает, но чтобы они жгли — это вряд ли. А чего же Виталька сам глаз не кажет, все женщин шлет?

— Работает много!

— Оно конечно, — сосед рассмеялся, как будто не поверил, что Виталик может много работать. — Летом хоть заедет? На рыбалку сходим…

— Обязательно, — пообещала Регина.

Скорей всего, так оно и будет — летом Виталик сюда ненадолго заедет, порыбачить. Потом Вероника утащит его куда-нибудь в Египет. Сестра в деревне бывать не любит, потому что в доме никаких удобств, вода во дворе, туалет деревянный в конце огорода, и никакой ванны с душем тоже нет, а для Вероники это невозможные условия. Вот мама сюда приедет обязательно, может быть, на целый месяц, когда начнут спеть ягоды. Маме здесь нравится, и еще она не может видеть, как добро пропадает — вишня, смородина, слива, яблоки.

— Ну, мы и на месте, сейчас за угол завернем… — сообщил Григорий.

Регина даже вздрогнула, огляделась. Она и не заметила, как въехали в деревню, как мимо поплыли ряды домов. Собственно, их, домов, не очень было видно. Кругом — беспорядочное мельтешение снежных хлопьев, как стена, а уже дальше чуть просматриваются заборы и темные стены. Вот, еще до конца улицы, и за угол…

Григорий довез ее до самой калитки. В последний момент вдруг вспомнил:

— Знаешь, Вероника ведь мне пилу так и не вернула. Оно, конечно, не горит, однако верни уж, будь добра. И еще она перчатки, что ли, оставила. Небось, думает, что потеряла.

— Пилу? — поразилась Регина. — Вероника взяла у тебя пилу?

Представить сестру с пилой было сложно. Почти невозможно. К тому же, Регина это точно знала, в доме, в темном чулане, стоял ящик с полным набором инструментов, и пила там тоже была. Иван точил ее прошлым летом, и они с Сережкой пилили сухое дерево у калитки.

— Я посмотрю, — пообещала Регина. — Если найду, принесу обязательно.

— Да оставь на крыльце, я заберу. Или вот что: утихнет маленько, я сына пришлю, он и перчатки принесет, и пилу заберет.

— Спасибо. Только я ведь ненадолго.

— А это вряд ли. Через пару часов так заметет, что и до шоссе не доберешься. Рейсовый автобус будет завтра утром, он один раз в день бывает. Но, думаю, отменят автобус, если заметет, конечно. Так я пришлю сына. За пилой.

— Да, да, конечно, — вздохнула Регина. — Спасибо тебе…

Гринины предположения про “занесет” и завтрашний автобус, который отменят, были ужасны, потому что Регине нужно вернуться домой сегодня, и точка.

Калитка закрывалась на незаметный снаружи кованый крючок, чтобы открыть, надо просунуть руку между рейками забора. Свет на веранде не зажегся, не было лампочки. Зато на полу — ледяная лужица. Крыша протекает. Как только мама весной начнет ездить сюда и обнаружит течь, она примется звонить им, и Иван в ближайший выходной приедет заниматься ремонтом.

В просторной кухне Регина первым делом огляделась в поисках пилы и очень скоро нашла: пила стояла в углу у печки. В сторонке, незаметно, поэтому Вероника и забыла вернуть ее соседу. Такая новенькая, блестящая пила с пластиковой ручкой. Регина перенесла ее к двери, чтобы тоже не забыть. Потом заглянула в чулан. Ящик с ручкой оказался на месте, задвинутый в дальний угол, и все его содержимое тоже было на месте — пила, молоток, какие-то клещи и разводной ключ, и целая коробка длинных толстых гвоздей, и еще что-то, на дне.

Регина аккуратно вытащила пилу. Эта пила была старой, тяжелой, с деревянной, явно самодельной рукоятью, но очень острой и, конечно, годилась для того, чтобы пилить. Вероника просто могла забыть, что в доме есть инструменты. А могла и не знать.

Но это не важно. Интересней другое: зачем вообще Веронике понадобилась пила?

— Вот именно, — согласилась Лара. — Дров во дворе целая поленница, а что еще здесь пилить?

— Я говорю вслух?

— Конечно, вслух. Хотя, ну ее, сестрицу твою, вместе с пилой и всем прочим. Вскипяти лучше чайник.

В доме, конечно, было холодно. Чтобы согреться как следует, придется растопить печь, но это на крайний случай. Пока можно просто выпить горячего. Вскипятить электрический чайник, благо он закипает почти мгновенно, и заварить чай.

Банку с заваркой Регина нашла сразу, а вот чайника в шкафу не было.

— Чайник на столе, — подсказала Лара. — И вообще, разденься, а? Тепло ведь.

— Тепло? Да у меня зуб на зуб не попадает!

— Да нет, тебе кажется. Довольно тепло. Расстегни куртку.

Регина подумала: почему чайник на столе, а не в шкафу? Обычно Вероника всегда и все убирала на место. У них это рефлекс, надежно привитый мамой в детстве. Вероника торопилась?..

Около чайника ровной стопочкой сложены конфетные обертки. Вероника пила чай с конфетами? Вполне возможно. Но странно, что она оставила обертки на столе, а не бросила их в корзину с дровами.

— Смотри — стружки, — заметила Лара. — Она, и правда, здесь пилила.

Угол возле печки действительно был припорошен мелкой стружкой, как будто Вероника подмела ее, но небрежно. Значит, и впрямь торопилась.

— Нам нужна вода, — вздохнула Регина. — Колонка не замерзшая, интересно?

— Не должна бы. Послушай-ка, а вот в ведре вода, посмотри.

Точно, в ведре была вода, на вид чистая, и запах у нее был нормальный, свежий. Вероника и воду не выплеснула — странно. Как будто она собиралась в скором времени приехать еще.

Неужели собиралась?..

Чайник вскипел через полминуты, Регина заварила чай в большой керамической кружке, накрыла ее блюдечком, и подошла к окну.

— А тебе не кажется, что уже не так метет? Вот увидишь, скоро утихнет, — сказала Лара. — Знаешь, а у меня идея. В чулане ведь лыжи стоят, так?

— Предлагаешь прогуляться на лыжах?

— А тебе лучше шагать по сугробам без лыж? Даже не сомневайся. Обернемся в два счета. Нет, ты только представь — я в больнице, ни жива ни мертва, а мне обломился такой кайф — на лыжах побегать! Буду потом рассказывать, а мне скажут, что я бредила!

Надо же, Лара радовалась.

— Конечно. А если я буду об этом рассказывать… — буркнула Регина. — Там хоть ботинки найдутся подходящего размера? По-моему, все огромные были.

— Нет, что ты, там есть мои ботинки, я же каталась. У тебя нога меньше, но подойдет. Ты, только, подруга, не бойся. Я буду помогать, здорово добежим!

— Не надо, — отрезала Регина. — Помогать не надо. Я умею. Жалко только, что лыжни нет.

В сложившихся обстоятельствах лыжи — это было не так уж плохо, гораздо лучше, чем идти пешком. В том, то справится, Регина не сомневалась — когда-то она каталась много, а это как велосипед, не разучишься. А потом можно будет на лыжах добежать до шоссе — опять же, лучше, чем брести по колено в снегу. Она еще засветло успеет поймать что-нибудь попутное и вернуться домой!

Да, домой. С парой лыж наперевес. Придется опять что-нибудь врать, но это лучше, чем не вернуться сегодня вовсе…

В дверь громко постучали. Это было так неожиданно, что Регина чуть не подпрыгнула. Уже пришли за пилой?

Вовсе нет. За дверью стоял молодой парень в куртке и “трениках”. Мишаня Егоров, сосед, и по совместительству сторож.

— Это вы? — удивился Мишаня. — Здравствуйте… А то я гляжу — шарит кто-то!

— Нет, все в порядке, это я, — утешила его Регина. — Здравствуй. Я ненадолго приехала, забрать кое-что, вечером уже уеду. Все в порядке.

— Хорошо, я понял. А то я забеспокоился, сами понимаете. Мне ведь Виталий Денисович всегда звонил перед тем, как кто-то приезжал, а тут и Вероника без предупреждения приехала, и вы вот. Вечером домой, говорите?

— Обязательно. Я ведь не думала, что попаду в снегопад, хотела быстро, туда и обратно. А Вероника когда приезжала?

— В прошлый понедельник. Значит, вы можете и не уехать? — продолжал беспокоиться Миша, и это Регине было уже непонятно.

— Должна, — объяснила она. — Буду очень стараться. Так что, наверное, уеду.

Сосед продолжал стоять, и лицо его выражало некую борьбу чувств.

— Вам нужно что-нибудь? — спросил он.

— Ничего, спасибо. Миш, ты извини, мне некогда. Я ухожу сейчас.

— Можно зайти на минуточку?

— Да, — растерялась Регина, и отступила от двери.

Он прошел через сумеречную веранду в кухню, в дверях остановился, огляделся.

— Так вы одна?

— Да, — совсем растерялась Регина, и подумала тут же, что, может, зря она призналась, что одна?

Да нет же — это сосед Мишаня. Парень спокойный и безобидный. Вот только сейчас он странный какой-то. Может быть, надо было сказать, что она с мужем, он переодевается, к примеру, или на чердак полез, и выпроводить, наконец, настырного этого?

— Мишенька, что случилось? Все в порядке?

— Так вам ничего не надо? Точно? Может, дров принести?

— Не надо, спасибо. Я не буду топить, зачем?

— А, так вы прям на минуточку, заглянуть, и обратно?

— Да! Я же сказала.

— Ну, тогда я пошел. Если что, обращайтесь, я сегодня дома весь день! А если ночевать, так приходите к нам, у нас тепло, а здесь замерзнете.

— Конечно, спасибо большое. Думаю, что мне не придется.

Он ушел, наконец. Регина закрыла дверь на крючок и вздохнула с облегчением. Помочь Мишаня никогда не отказывался, если попросят, но предлагать свои услуги, и так настойчиво… Странно.

— Пей скорее свой чай, — посоветовала Лара. — Смотри, почти утихло, пора!

Кружка была горячей, и Регина с удовольствием глотнула из нее.

— Видишь, там, на полочке, в пакете, что-то лежит? — заметила Лара. — У меня такое чувство, что это что-то вкусное!

В пакете на полочке оказался кекс с изюмом, надрезанный, но почти целый. Неудивительно, что целый, удивительно, что Вероника вообще его сюда принесла. Ее силе воли позавидуешь — она всегда любила сладкое, но употребляла его гомеопатическими дозами. Тем лучше для Регины. Она проголодалась, поэтому с удовольствием вонзила зубы в толстый ломоть кекса.

Вероника трепетно следит за весом. Регина вот не следит совсем. Результат примерно одинаковый…

Нет, не совсем так. У Регины, определенно, имеются привычные и вполне удобные лишние килограммы. Ни на каких диетах она не сидела никогда. Может, наследственность такая, удачная? Мама тоже всю жизнь имела нормальную фигуру, именно фигуру, когда талия тонкая, а все формы на месте. Казалось бы, и у Вероники такая же наследственность, и ей тоже можно жить спокойно. Почему сестра изводит себя ограничениями, Регине всегда было непонятно.

Однажды на какой-то праздник мама приготовила хрустящие песочные пирожные с кремом. Вороника съела целых три штуки. Ела и восхищалась, а мама чувствовала себя именинницей. Потом Регина, случайно выйдя следом за сестрой, услышала из ванной характерные рвотные звуки. И это при том, что Вероника минуту назад была свежей и веселой — на отравление не похоже, и на разные гадости вроде мигрени тоже. А Виталик намекал недавно, что ему нужен сын!

Вероника появилась из ванной чуть бледная и без губной помады.

— Ника, тебе плохо?

— Мне хорошо! Сейчас только подрисуюсь, и порядок, — она полезла в сумку за косметичкой.

Регина не поверила.

— Тебе на воздух надо, здесь же духота. Давай выйдем? Или лучше полежать? Ты… послушай… у тебя… давно?

— Что — давно? Ах, вон ты о чем. Я не беременна, что ты. Эти пирожные, мама их, между прочим, на сливочном масле готовит!

— Так ты специально?! — поразилась Регина. — Не ела бы, и все дела. Вредно же!

— А если хочется? Вы уминаете за обе щеки, мне, думаешь, легко на это смотреть? И потом желудок очищается. Даже йоги так делают.

Они вернулись в комнату и как ни в чем ни бывало сели за стол…

— Ну вот! — сказала Лара. — Маленький был кексик! Но вкусный.

Снег под лыжами аппетитно похрустывал, бежать было легко. Не так легко, конечно, как по лыжне, но все равно, Регине нравилось. Сколько лет назад она последний раз каталась на лыжах? Много.

Съезжая с горки, Регина упала.

— Классно! — засмеялась Лара. — Послушай, давай еще раз съедем!

— Некогда. Не переживай, впереди еще один спуск, а может, и все два.

— Тогда хорошо. Знаешь, а ты неплохо катаешься, я даже не ожидала. Осторожнее, опять упадешь!

Нет, обошлось. Регина лихо съехала, развернувшись на спуске, и, довольная собой, рассмеялась. А правда, почему она так давно не каталась на лыжах? Что мешало?

Позади остался лесок, и показались дачи. Она ускорила шаг.

Вдруг с какого-то из крайних участков выскочило несколько крупных собак, и через минуту они с громким лаем окружили Регину. Она застыла, вцепившись руками в лыжные палки.

— Спокойно, подруга, спокойно! — шептала Лара. — Только не убегай. Если не бросились сразу, значит, уже не бросятся, полают и уйдут. Не шевелись.

Какое там — не убегай. Она заорать — и то не могла! Что делать?!

Собаки, действительно, только лаяли, и больше ничего. С другой стороны, прекращать, они, похоже, тоже не собирались.

Откуда-то появился потрепанного вида мужик в ватнике и свистнул, собаки умолкли и отошли. И все.

Регина перевела дух. Мужик ей кивнул, повернулся и ушел. Молча.

Регина расплакалась. От облегчения. Действительно, она испугалась, очень. Подумала уже, что — все, пропала, и вдруг ужасное закончилось быстро и хорошо. Это же глупость быть такой беззаботной, когда кругом — пустые заснеженные дачи, своры бродячих собак, и еще неизвестно что. Она ехала дальше, просто вперед, потому что не знала дороги, шмыгала носом и вытирала слезы краем варежки.

— Ну, брось. Все хорошо, что хорошо кончается, — это Лара попробовала утешить.

Молчала бы лучше.

— Сейчас направо, — подсказала Лара. — Мы почти у цели. Ну, как, успокоилась?

Регина повернула направо.

— Это что еще такое? — пробормотала вдруг Лара убитым голосом.

— Сгоревший дом, — ответила Регина, — помнишь, Григорий говорил, что был пожар?

Кучка черных, обугленных бревен — деревянный дом сгорел дотла. Два молоденьких деревца около дома тоже обгорели, раскорячились мертвыми черными ветками. Мрачное зрелище. Где-то рядом взлетела, каркая, ворона, и у Регины мороз прошел по коже.

— Погоди, — догадалась она, — так мы… Тебе этот дом был нужен? Ты думала, он здесь, твой Женя?!

— Вот именно, — прошептала Лара.

— Погоди. Нет! Он ведь сказал, что пожар был давно.

— Кто, Гриня? Он не говорил. Он не говорил, когда был пожар.

— Но не две недели назад, иначе он так бы и сказал! Он явно имел в виду, что пожар был давно. А Женя пропал недавно.

— Откуда ты знаешь, что он имел в виду? Подойди поближе.

— Он же письма присылал! Электронные! Недавно совсем!

— Молчи уж. Это ничего не значит.

Забор вокруг участка был свален, наверное, его сломали, когда пытались тушить пожар, поэтому Регина без труда приблизилась к самому пепелищу.

— Давай посмотрим, — попросила Лара бесцветным голосом. — Вдруг он здесь?

— Ты совсем с ума сошла?!

Регине стало нехорошо. Она оперлась о палки, вздохнула глубже, собираясь с силами, и с мыслями тоже.

— Ты предлагаешь мне копаться в углях? Зачем? Смотри, головешки явно разгребали. Там никого не было.

— Там никого и не искали. Да и не тушили тоже. Ты посмотри, сгорело все. Пока собрались тушить, уже ничего не осталось. Никто не знал, что он там, он ведь прятался, забыла?

— Наоборот, раз загорелось, должны были заподозрить, что там кто-то есть. Почему-то ведь загорелось? Электропроводка замкнуть не могла — дом пустой и все отключено. Молний тоже не было, значит, подожгли, иначе никак.

— Вот именно! Ты сама это сказала — там кто-то был! В доме! Иначе он бы не загорелся! А Женька, знаешь, какой он рассеянный?

Регина уже пожалела о том, что начала рассуждать.

— Могли поджечь, из баловства или случайно, — упрямо возразила она. — Григорий говорил, тут бомжи какие-то живут. Во всяком случае, копаться в головешках мы не будем, уж извини. Это бессмысленно, и у меня сил не хватит, да и невозможно без инструментов — видишь, все смерзлось и слежалось. Сейчас мы вернемся в деревню и выясним, когда был пожар, потом решим, что делать.

Лара ответила ей звуком, похожим на сдавленный плач. И больше ничего. Регина повернулась, переступая лыжами, и поехала обратно. У того места, где она повстречала собак, сердце екнуло. Но на этот раз ничего, обошлось. Теперь дорога шла в гору, и бежать, вообще-то, было тяжелее, но Регина этого почти не замечала, может быть, от волнения, да и собственная лыжня помогала экономить силы. Лара молча страдала — Регина чувствовала это страдание, своими нервами, своими клетками, и сильнее отталкивалась палками, ее свитер под курткой быстро промок от пота.

До деревни оставалось всего ничего, метров сто до крайних домов, когда Регина вдруг остановилась и тяжело задышала.

Мысль. Одна. Она сверкнула, и …

Регина не сразу осознала, что именно она поняла, а осознав — не поверила. Это было чересчур. Но, пожалуй, именно так все и было!

Она вытерла пот со лба тыльной стороной варежки, и громко расхохоталась — просто не могла сдержаться и не хохотать. Но это был не веселый смех. Что угодно, только не веселье.

И все же, это — все! Сделано!! Наверное…

— Я знаю, где твой Женя, — сообщила она, отсмеявшись, Ларе. — Он жив и здоров, и не сгорел на пожаре, так что прекрати переживать.

— Что ты говоришь?..

— Я говорю, что знаю, где твой драгоценный Женя! Через двадцать минут его увидим, если он еще не сбежал, конечно.

— И где он, по-твоему?

— Там. В доме. Наверное, спрятался где-нибудь. Дом ведь большой, а я дальше кухни не ходила.

— Постой. Ты говоришь, он — там, у нас? Да этого быть не может. Это дом Виталика, а с ним Женя ни за что не стал бы связываться. Ни за что, понимаешь?

— Именно так оно и есть. Ну, подумай сама, — Регина поехала медленно, и принялась объяснять, и продолжала удивляться тому, что говорила.

— В доме не так холодно, как должно бы, да? Ты сама заметила. Значит, там немного топят, по ночам, наверное. Кстати, в корзине дрова лежат. И газета. А газета не старая и пожелтевшая, а довольно свежая. Я тогда подумала, что ее привезла Вероника, но это вряд ли. Она привезла бы журнал, а не газету. Идем дальше. Чайник стоит на столе, и вода в ведре хорошая, кекс тоже, конфетные обертки около чайника. Вероника не стала бы оставлять кекс, если не собралась приезжать на следующий день, и вообще, она бы убрала за собой, понимаешь? А кекс уже превратился бы в сухарь. Мы сразу должны были это понять. Бестолочи мы с тобой. И еще — конфеты. Ты заметила, какие были фантики?

— А какие они были?

— Один — от шоколадной конфеты, остальные — от карамелек. Вероника не ест карамель никогда, бережет зубы. Она признает только шоколадные конфеты, потому что шоколад полезный. И всегда, слышишь, всегда она сразу же сминает бумажки от конфет в один комок, а те бумажки были сложены ровненькой стопочкой.

— Как они были сложены? — тут же переспросила Лара. — Именно ровной стопочкой, не путаешь?

— Разве ты сама не видела?

— Подруга, ты гений! — и Регина физически ощутила Ларину бурную радость, которая разбежалась щекотными мурашками по всем конечностям.

— Если фантики стопочкой, то это именно Женя! Он всегда так делал. Аккуратненько так складывал бумажки… Ох, как хорошо! По крайней мере, он жив и здоров, если ест конфеты, так ведь?

— Вот именно, — Регина прибавила шагу.

У нее тоже повысилось настроение.

— Но все-таки мне непонятно. Как Женя мог тайком там поселиться? Откуда у него ключи? — это Лара спросила.

— Странный вопрос, — хмыкнула Регина. — А почему, ты думаешь, Миша прибежал такой взволнованный, и так жаждал в дом зайти, чтобы оглядеться, и все расспрашивал, надолго я или нет? Он же знает про Женю, и помогает ему, конечно. Не сам ведь Женя в магазин за продуктами ходит, так? Это в деревне-то? Здесь только один раз нос высуни, и про тебя уже все знают. Уж лучше бы он куда-нибудь в Москву уехал, там спрятаться легче.

— Ты права, — согласилась Лара. — Ну, Мишаня, ну, ничего себе! За спиной у Виталика!

— А точно Виталик не в курсе? Ты как думаешь?

— Точно, — подумав, решила Лара. — А вот что касается Ники — даже не знаю. Зачем она приезжала? Может, к Жене?

— А что, ты допускаешь такой вариант?

— Вообще-то вряд ли, но кто знает? Хм… Интересно! А зачем ей понадобилась пила? Что она пилила?

— А может, это Жене понадобилась пила?

— Ты сказала! — Лара рассмеялась. — Я думаю, он в жизни пилу ни разу в руках не держал. Так что пилила она, не сомневайся.

— Не будь такой категоричной. Люди меняются. Ему здесь скучно, нечем себя занять. Может, он решил сделать что-нибудь, или отремонтировать.

— Гм…

— По крайней мере, Вероника тоже не стала бы столярничать просто для удовольствия, мне так кажется.

— Конечно. Значит, это было нужно, — сказала Лара задумчиво. — А вообще, все очень странно, ты не находишь? Что-то тут еще есть. То, что все объединяет…

— Давай вначале найдем Женю? — предложила Регина. — Может, он нам все и объяснит? И окажется, что ничего странного нет.

Она больше не сомневалась, что загадочный Женя сейчас отыщется, и — решена задача.

Вот дом, вот калитка. Большие мужские следы идут от калитки к крыльцу, и обратно.

Регина прислонила лыжи около двери и спустилась с крылечка, огляделась. Все правильно, это Миша приходил. Почему же она забеспокоилась?

Он приходил один раз, а следов было слишком много.

Регина еще раз огляделась. Действительно, цепочка следов была не одна. Миша пришел в первый раз, потом ушел, потом пришел опять, после того, как она уехала — след его сапога накрыл след лыжи. Он поднялся на крыльцо, потом спустился и пошел вокруг дома, остановился у одного из окон и топтался там, потом вернулся и вышел через калитку.

Регина все поняла, и широко улыбнулась. Надо же, она столько всего поняла по следам! Даже не ожидала от себя такого.

Миша не зашел в дом, потому что не мог его открыть. Странно, разве Виталик не дал ему ключ? Наверняка дал. И Женя в доме.

Регина вынула из кармана свою связку ключей. Так и есть. Ее ключи от дома — вот они. И еще пара ключей на колечке. Она внимательно рассмотрела их бородки — без сомнения, это тоже ключи от дома.

— Они лежали на полке, возле кекса, ты их взяла и положила в карман, — объяснила Лара. — Хотя, кажется, это я положила, а ты не заметила. Я подумала, это твои.

— Ты поняла? — спросила Регина.

Ей стало жарко, она рывком расстегнула ворот куртки.

— Ключи от запертого дома находились внутри дома. Значит, в доме заперлись изнутри. Все сходится. Мы, уходя, Женю заперли и унесли ключи, он не мог впустить Володю!

— Я поняла.

— Тогда вперед. Сейчас начнется интересное.

В доме на первый взгляд ничего не изменилось. Правильно, так и должно быть. В маленькой спальне…

В маленькой спальне никого не было, но одну деталь Регина сразу отметила — лоскутные одеяла на ватине, тоже когда-то сшитые мамой, лежали на кровати, хотя осенью их определенно завернули в полиэтилен и убрали в шкаф. Регина отвернула одно одеяло, под ним была подушка в наволочке. Наволочка несвежая, пора бы сменить. Значит, Женя спит здесь, завернувшись в это одеяло. Наверное, спит одетый — так теплее, и другое белье ему не требуется. Ага, белье тоже есть — чистые простыни, сложенные стопочкой, лежат на стуле. На подоконнике — скомканное одеяло. Наверное, Женя им наглухо занавешивает окно, чтобы можно было включить свет.

Где же он? Регина обошла весь дом — никого. Она набралась храбрости и громко крикнула:

— Женя!

Тишина.

— Вот что — посмотри на чердаке, — догадалась Лара. — Больше ему деться некуда.

Лаз на чердак располагался как раз в кухне. Регина с опаской взглянула на люк в потолке.

— Мне туда… залезть?

— А что, есть варианты? Да не бойся ты Женьки! Он безобидный. Точно говорю.

Осторожно Регина поставила ногу на ступеньку, потом на другую, третью. Деревянная крышка люка охотно подалась под рукой, чуть скрипнули петли. Теперь сверху зияла дыра, подняться еще немного и просунуть в нее голову Регина боялась, несмотря на Женину безобидность.

Наверху, на чердаке, было тихо. И в то же время Регина больше не сомневалась, что Женя Хижанский там. Почувствовала, что ли? Он сидит, затаился, и решает, что ему делать. А может, уже решил.

Она позвала опять:

— Женя, вы здесь?

Никто не ответил, и Регина вдруг рассердилась. Взрослый мужчина с ней в прятки играет! Она хочет помочь, а он… Правильно, он этого не знает. И он не просил ее ни о чем. Все равно, она рассердилась, это придало решимости.

— Женя! — громко крикнула Регина в отверстие люка. — Не отзоветесь, вам же будет хуже! Не бойтесь меня. Я одна. Я подруга Лары. Пожалуйста, не прячьтесь, давайте поговорим!

— Ну, давайте, — ответил негромкий голос совсем близко, и Регина покачнулась на лестнице. — Вы действительно одна? Впрочем, ладно. Не имеет значения.

Регина обрадовалась. Наконец-то.

— Сойдите с лестницы, я спущусь, — попросил голос.

Из лаза показалась нога в стоптанном кроссовке, потом другая, и так, постепенно — высокий худой мужчина в расстегнутой куртке, из-под которой выглядывал старый шерстяной свитер. Еще на нем были спортивные штаны, потертые на коленках, очки в немодной роговой оправе, к лохматым волосам прилипла паутина. Щурясь, он посмотрел на Регину, словно недоумевая, чего ей от него надо.

— Здравствуйте.

Итак, наконец, — вот он, Женя, собственной персоной. Свершилось.

Что прикажете с ним делать?

Она протянула руку.

— Меня зовут Регина. Я дочь Виктории Андреевны Гордиенко. Приятно познакомиться.

— Меня Евгений. Тоже очень приятно, — Женя улыбнулся и пожал ее руку, но взгляд его так и остался напряженным.

— Позвольте-ка, — она пальцами сняла паутину с его волос. — Вот, теперь нормально. Я напугала вас?

— Все равно, — вздохнул он. — Давайте печку растопим как следует, раз уж вы здесь. Я устал мерзнуть.

Он подвинул корзину с дровами ближе к печке, и занялся растопкой. Дело это у него отлично получалось, маленький огонек быстро превратился в большой, и в печке загудело. Только тогда Женя повернулся к Регине.

— С кем вы приехали? Я слышал, как вы разговаривали.

Все правильно. Она же разговаривала с Ларой в полный голос.

— У меня привычка — говорить сама с собой. Это я так думаю вслух.

Женя не стал спорить.

— Давайте поедим, — предложил он. — У меня колбаса есть, и суп, — он вышел и через минуту вернулся с кастрюлькой, сверху которой громоздились свертки — хлеб, колбаса, еще что-то,

Свертки Женя сгрузил на стол, а кастрюльку поставил на печку.

— Суп вкусный. Вчерашний, но он, если постоит, вкуснее становится.

— Сами варили? — поинтересовалась Регина с некоторой опаской.

— Нет. Сам не умею.

Женя требовался Ларе, а не Регине. Теперь — пожалуйста, вот он, а Лара затаилась и молчит.

— Давайте еще чайник вскипятим, — предложила Регина. — Я сама…

— Да, конечно, пожалуйста.

— Извините, я съела ваш кекс.

— На здоровье.

Он разлил суп в две глубокие миски, и опять принялся набивать печку дровами.

Регина нарезала хлеб и колбасу. Прямо идиллия.

— Ложки в столе. В ящике, — сказал Женя.

— Я знаю.

— Кстати, кто вам дал ключи от дома?

— Никто. У меня свои.

— Понятно. Вы хорошо знаете мою жену?

Он не сказал — “бывшую”.

— Довольно хорошо, — соврала она.

А может, и не соврала?

— Как она сейчас?

— Пока не очень.

Что ж, тоже чистая правда.

Они съели суп и бутерброды, потом пили чай. Регина, оказывается, здорово проголодалась — попробуй не проголодайся, побегав на лыжах. За окном пошел снег, теперь он падал медленно и торжественно, и, поглядывая на него, Регина думала — хоть не метель! Чем же, все-таки, закончится приключение, которое она себе сегодня организовала? На свою бедную голову? С Иваном может быть сложно. Он явно сердится, и кто его знает, что он там себе придумал…

Женя спросил:

— А куда вы ходили? На лыжах?

— На вашу бывшую дачу. Мы… Я считала, что вы можете быть там. Но дача сгорела.

— Да. Я ведь сначала и думал там обосноваться. Не знал про пожар. Как вы догадались?

— Случайно. А сюда вы как попали, Женя? С соседом договорились?

— Я бы и пробовать не стал. Это… — он улыбнулся и замолчал. — Я не буду об этом говорить.

— Мне не доверяете?

— Можно и так сказать.

— Я поняла! — вдруг неожиданно воскликнула Лара, и Регина вздрогнула. — Светка — медсестра! Ну, я и тупая, однако. Только как я могла подумать?

Регина молча ждала дальнейших объяснений, и дождалась:

— Помнишь Светлану, к которой мы ездили платье ушивать? Она же медучилище заканчивала. Она нам всем уколы делала. Так вот, она сестра соседа Мишани. Только в другом конце деревни жила, с родителями. Я сама ее к нам в ателье и устроила, она не захотела в больнице работать.

— Гм… — пробормотала Регина, которую такой поворот даже несколько обескуражил.

Ведь она искала медсестру! По больницам и поликлиникам. А рядом со Светой-Дюймовочкой, между прочим, был еще неласковый Геннадий, родственник Шурика, который практически выставил Регину за порог, и который якобы Женю люто ненавидит. Правда, Шурик уверен, что это не так. Все равно, с ним как быть? Женя тут с какого боку?

— Вам Светлана помогла? Мишина сестра? — спросила Регина.

Женя нахмурился.

— Значит, знаете? Только она ни при чем.

— Перестаньте вы меня опасаться. Я только сейчас догадалась. Раньше я думала, что ваша девушка — медсестра. Мне так соседка ваша сказала.

— А… И что теперь? Что вы от меня хотите?

Вот. Подбираемся к сути.

— Уговори его идти домой, — сказала Лара. — Мне он дома нужен.

— Вам надо вернуться домой. Знаете, что Вера Михайловна в больнице?

— Да. Я получил письмо от Виталия.

— Вы звонили… в больницу?

— Я не включаю мобильный. Видите ли, с его помощью меня элементарно засекут. Впрочем, вы обошлись без этого, восхищаюсь. А про маму мне рассказывают. Я знаю, что опасности нет, она в общей палате, и ее продержат еще недели две. Было сотрясение мозга. Мне жаль, правда, но я не могу…

— Женя! — воскликнула Регина. — Но все в порядке, вы можете вернуться. Я знаю это совершенно точно.

— Простите, а как вы можете знать точно? Вы кто? — Женя смотрел спокойно и строго.

А и правда, кто она, чтобы знать?

— Хотите позвонить с моего телефона? — предложила Регина. — Шурику, или Сергею Веснину, например? Я ведь могу не бояться, что меня засекут?

— Вас прислал Веснин? Сергей Викторович? — уточнил Женя.

— Что? Нет, конечно. Меня никто не присылал.

Регина протянула Жене телефон, он взял его и положил в карман.

— Что это значит? Звоните или отдайте немедленно!

— Нет, я не буду звонить и телефон не отдам, — отрезал он и посмотрел виновато.

— Но мне надо поговорить с мужем, — она совсем растерялась. — Женя, вы что?

— Не могу. Извините, — он усмехнулся и покачал головой.

Регина метнулась, схватила свою куртку — в кармане ничего не звякнуло.

— Ваши ключи я взял, — сообщил Женя. — Извините. По правде говоря, понятия не имею, что мне теперь с вами делать.

Оп-ля! Регина поняла, что, кажется, у нее начинаются проблемы.

— Ну, давайте подумаем вместе, — предложила она мягко. — Собственно, я знаю, что нам делать — ехать по домам. Все за вас очень переживают.

— Вы приехали парламентером от этих “всех”? А конкретнее — от кого?

— Женя. Я только от себя.

— И зачем вы сюда пришли? Что вам нужно?

— Уговорить вас вернуться домой.

— Верю, процентов на пятьдесят. Вам, что, больше делать нечего?

Что ему сказать, чтобы убедить? И какие основания она имеет его убеждать, если сама-то ни в чем не уверена? Она просто доверяет Сережке Веснину. Но сидеть и молчать — это бесполезная трата времени. И она просто стала рассказывать. Все, что узнала от Виталика, от Веснина и от Шурика Мамонтова. Только про Лару, конечно, она опять не сказала ничего. Пришлось значительно приумножить мамины переживания за несчастную Веру Михайловну, у которой пропал сын.

— Помолчите немного, — попросил Женя, когда Регина замолчала. — Пожалуйста. Мне надо подумать.

— Хорошо.

Она присела на маленькую скамеечку возле печки, приоткрыла дверцу, чтобы смотреть на пламя. Все нормально — он ей не верит. Будь она на его месте, тоже бы не поверила. На это нужно время, и дополнительные аргументы. Все нормально.

Женя сказал:

— Несколько дней назад приезжала Вероника. Зачем?

— Понятия не имею. Я только сегодня узнала об этом.

— Я что-то тоже не понял…

— Женя. Какое нам сейчас дело до Вероники? Лучше собирайтесь, пойдем к шоссе ловить попутку до города.

Женя пересел поближе к ней, на толстенькое полено, которое выдвинул из-за печки. Оно затем там и лежало, чтобы было на чем посидеть возле огня. Виталик, оснастивший свой домашний кабинет холодильником и кофеваркой, не чурался таких радостей, как посидеть у печки на полене.

— Я вижу два варианта, — сказал Женя. — Вы искренне заблуждаетесь, действуете от своего имени, и действительно мне не враг — это один вариант. Второй — вас обманули и используют.

Регина не удержалась:

— Все ясно. Враги — это ФБР и МОССАД?

— Я не знаю, кто. Вещь, которую якобы я украл, слишком дорого стоит. Но я не брал ее…

— Да это всем известно, поймите. Женя, поехали домой.

А она-то думала, что договориться с ним будет нетрудно. Собственно, она ведь считала, что Лара будет договариваться.

Регина опять забоялась — а не ошибается ли именно она? Но нет, нет. Как-то не верилось в то, что прав может быть Женя, и ему угрожает реальная, не мифическая опасность. И Венин сказал… Все, все происходящее было как-то … неправильно.

Когда Регина подслушала разговор Веснина с Иваном, тот говорил: “Пускай Хижанский пересидит еще несколько дней, не мешает…” “А кому он мешает?” — это Ваня спросил. Да, именно так.

Женя? Мешает?

Еще Сережа сказал, уже ей, что имеет некое отношение к этому делу, и что все будет нормально. Только велел не вмешиваться. Он сказал: “Там — не только я, поэтому…” И еще: “Я не хочу неприятностей на твою голову”.

А она вмешалась. Вот балда.

Но ведь — было нужно! Веснин же не понимает, насколько нужно. Для Лары.

И еще, еще… Что-то важное было сказано еще. Но что?

Надо договориться с Женей. Надо, так или иначе, выбираться отсюда.

— Я хочу в туалет, — Регина встала. — Удобства на улице, если не ошибаюсь?

Она не могла ошибиться, потому что знала точно.

— Будешь меня конвоировать?

Женя хмыкнул.

— Дверь заперта. Удобства на веранде за ширмой. Там ведро стоит. Заранее извиняюсь, оно, там, в общем… ну, не пустое оно уже, это ведро.

— Ах, за ширмой… — она села на место. — Ладно, мне, пожалуй, не к спеху.

А Лара молчала. Как партизан. Как будто ее и не было тут.

— А кто выносит? Миша? — спросила Регина зловредно.

Кажется, Женя покраснел.

— Я по ночам сам выхожу.

— А соседи увидят? — несло ее. — А следы? По следам тебя МОССАД не обнаружит?! И печку по ночам топишь. Как долго собираешься так жить?!

Взгляд Жени потемнел, и Регина торопливо отвернулась.

Так же нельзя. Если его злить, они вообще не договорятся.

— Не было следов, — объяснил Женя удивительно спокойно. — Вот теперь будут, потому что снег свежий выпал. Надеюсь, ненадолго. А соседям не видно. Там угол дома, дальше — постройки. Напротив — деревья. Я старался осторожно.

Она опять замолчали надолго. Регина сама подкладывала дрова в печку, печка раскалилась, и стало по настоящему тепло, даже жарко.

— Женя, — опять начала Регина. — Ты считаешь, что кто-то думает, будто ты взял микросхему, и твоя жизнь в опасности?

— Примерно так.

— Жень, может, это я чего-то не понимаю? Объясни мне, а?

— Хорошо, слушай, — он чуть-чуть подвинулся к ней. — Случилось это ЧП. Все встали на уши. А мне показали запись с камеры слежения, где я подхожу к тому самому столу, что-то беру и кладу в карман. А я про микросхему и не знал, что она на столе. Не обратил внимания. Вот и все. А потом я получил электронное письмо, анонимное. От доброжелателя, так скажем. Он посоветовал мне скрыться, как только представится возможность, и предложил деньги за микросхему. Огромные деньги. Он тоже думал, что микросхема у меня. Я выполнил его пожелание … наполовину. Я скрылся. Я потом еще получал письма. Мне угрожают, требуют… На Светку напали в подъезде. Точнее, не напали, поговорили просто, но ей пришлось с квартиры съехать. В общем, я не верю, что все в порядке и все нашлось, поняла, почему?

Вот, они перешли на “ты”, как-то само собой, незаметно.

— А что ты взял с того стола?

— Пинцет. Это был мой пинцет. Дал попользоваться, а когда понадобилось, пошел и забрал. Предупредил Лешку… ну, человека, которому одолжил, так что он подтвердил. Да на меня и не наседали особо, так что я поначалу решил, что проблем нет. А потом понял, почему не наседали — они следить решили. Я видел. Вот мы с матерью и сбежали. Видела бы ты, как мы это делали — прямо кино! И кто ее только просил возвращаться! В этот день приносили пенсию, вот она и вернулась, понимаешь? Как это так — пенсию не получить?!

— А что ты взял, не видно было? — уточнила Регина. — На записи? Почему же так?

Он покачал головой, улыбнулся.

— Потому что, дорогая миссис Марпл… В общем, ты для меня проблема. Какого лешего ты тут, и что мне с тобой делать?

Регина задумчиво потерла переносицу. Да уж, ситуация. С одной стороны, она уверена, что опасности нет, потому что Веснин так считает. С другой — убедить в этом Женю, похоже, невозможно.

Надо спокойно подумать, спокойно поговорить. Они договорятся, иначе нельзя.

— Если мне позвонит муж, пожалуйста, дай трубку, — попросила Регина. — Я обещаю сказать только самое необходимое. Что ты разрешишь.

— Нет, — он посмотрел виновато. — Я отключил телефон.

— Чтобы не засекли?

— Это не смешно.

— Не сердись, — сказала она. — Я и не думаю смеяться. Просто ты неправ. Муж сразу хватится, и начнет меня искать. Он такой, всех, кого надо, на уши поставит.

Она подумала — это чистая правда. Будет искать. Поставит. И легко найдет. Почему-то она была уверена — найти ее здесь Ване будет не слишком сложно.

— Понятно, — сказал Женя. — То есть, он не знает, что ты здесь. А кто знает? Никто?

— Ага, ясно. Размышляешь, первый вариант или второй? Или я враг, или меня используют?

Он напрягся.

— Я просто … допускаю. Теория вероятности допускает.

— Ах, да. Понятно.

— В этом даже есть смысл, чтобы в контакт со мной вступил человек, который может рассчитывать на мое доверие.

Так. Это без комментариев.

— Жень, меня сюда сосед привез. Из дома напротив, Григорий. Он меня знает, мужа моего тоже. Он знает, что я тут.

Женины плечи опять качнулись. И только.

— Он скоро зайдет, он обещал. Ему надо пилу забрать.

Женя кивнул.

— Я буду иметь это в виду.

Вот так. Она зря это сказала?

— Я к тому, что нет никакого смысла выключать мой телефон. Напротив, лучше воспользуйся им — позвони. Позвони Веснину! Ну, пожалуйста!

— Нет, — он опять качнул плечом. — Ему я не буду звонить ни в коем случае.

— Давай так, — упрямо продолжала Регина. — Я, не понимая всей тяжести твоей проблемы, искренне хочу тебе помочь. Давай, я помогу тебе? Скажи, чем?

Он улыбнулся. Регина продолжала:

— Тогда давай предположим вот что: я засланный агент … не знаю чей. Но, раз я здесь, врагу известно твое местонахождение. Можешь смело включать любой телефон.

Он опять улыбнулся.

— Жень, враги сюда прислали бы не меня. Есть лучшие специалисты…

— Серьезно? Я верю, допустим, в твои хорошие намерения. Ты сама можешь не знать, в чьих интересах действуешь.

— Ах, вот оно что…

Регина подумала: она не умеет убеждать таких умных кандидатов наук, которые… Впрочем, ладно. Она ведь, можно сказать, только начала.

— Жень, задумайся, пожалуйста — почему я тебя нашла? Ты всерьез полагаешь, что если тебя искали серьезные люди, они бы тебя еще не нашли? Я, далеко не сыщик, нашла, а специалисты — нет? Раз то, что ты не украл, очень дорого стоит, тобой бы специалисты занимались, а не дилетанты, так? Помнишь анекдот про неуловимого Джо? Почему он неуловимый — потому что его никто не ловит!

— Во всем есть элемент случайности, — Женя усмехнулся. — Факты, которые ты обдумывала, вычисляя мое местонахождение, могут быть больше никому не известны. Кстати, а как тебе пришло в голову, что я тут?

Регина промолчала. Факты — это яблоки для варенья, про которые рассказала соседка. И еще — те яблоки, которые притащил Веснин. Что до соседки, то она могла рассказывать про свое варенье каждому встречному и поперечному. И вообще, это же Лара догадалась!

“Ты, дорогой, зачем-то нужен своей бывшей жене. Так нужен, что она, даже будучи при смерти, и далеко отсюда, занимается не собой, не своими близкими, не ребенком, наконец, а твоей драгоценной персоной. И это, дорогой, мне дико и непонятно, хотя я уже малость привыкла. Она и сейчас здесь. Она — во мне. Мое второе “Я”. Хочешь с ней поговорить?”

— Случайно пришло, — вздохнула она.

Женя поскучнел и отвернулся.

— Я верю в теорию вероятности, — сказал он. — А она допускает все. Поэтому, извини, я не могу тебе верить. Не могу себе этого позволить.

Ну надо же, еще и теория вероятности…

— Тогда конечно! Лара говорила как-то, что у нее исключительно умный муж. Как Эйнштейн прямо. А я — в меру тупая заурядность. Нам сложно понять друг друга.

Когда Регина упомянула Лару, глаза Жени тут же метнулись к ней, в них появился живой, жгучий интерес. Не злость, нет. Не досада. Что обычно испытывают к женщине, которая бросила? Если не равнодушие?

Вот ты как, Женя Хижанский… Прошлое — оно только прошлое. Кажется, Лара тоже так… Зачем же тогда было расходиться?

Лара, ну, где же ты?! Отзовись и помогай!

Регина встала — надоело сидеть.

— Что такое? — спохватился Женя.

— Ничего. Я просто налью нам чаю.

— Я сам.

— Ах, да, конечно. Пожалуйста. Я же могу добавить чего-нибудь в чай, теория вероятности это допускает. Ты будешь бояться всего, что допускает теория вероятности?

— Я сейчас налью чай, — ответил Женя спокойно. — Две ложки сахара хватит?

Он дал ей кружку с чаем.

— Спасибо, — Регина опять присела на свою табуретку.

Огонь почти прогорел, черные головешки изнутри светились алым, свечение мерцало, переливалось, перекатывалось. Это было очень красиво. Вспомнилось, как они с Иваном последний раз топили здесь печку…

В том, подслушанном, разговоре Иван предположил, что виной всему шкатулка, а Веснин над ним посмеялся, предложил писать детективы.

А Женя — мешает. Кому-то. Почему он мешает?

— Что такое была шкатулка, которую вы недавно продали?

— Шкатулка? Ну, просто шкатулка. Только старая. Когда мать сказала, за сколько ее продала, я страшно удивился. Еще был ящик с бумагами — письма какие-то, журналы, кажется, еще дореволюционное все. Их купил Веснин, Сергей Викторович. Ты, кстати, призывала меня ему позвонить.

— Веснин купил? — поразилась Регина. — А… как это получилось?

— Я так и думала, — сказала Лара, но не было никакой возможности вступать с ней в дискуссию.

— Да просто, — ответил, улыбнувшись, Женя. — Случайно. Случайно поговорили, я случайно увидел у него пару конвертов в пластиковом “файле”, он объяснил что это подарок знакомому, который коллекционер, и я брякнул, что у меня этого добра целый ящик, и я его чуть не выкинул. Он и купил, весь ящик, не глядя.

— Дорого? — уточнила Регина, и откашлялась — голос сел.

— Нет. Собственно, мне не жалко. Рука не поднималась выбросить такие старые бумаги. Я думаю, это была иллюзия какая-то. Понимаете? Иллюзия чего-то ценного, значительного. Не у всех ведь найдется ворох макулатуры начала прошлого века?

Темнело. Как странно, что сегодняшний день уже кончается. Он пролетел. Пронесся. Быстро и незаметно. Ваня, наверное, не раз пытался ей дозвониться на выключенный телефон.

Хотя бы вызволить свой телефон и позвонить она сможет сегодня? Хотя бы…

Тут раздался стук в дверь, сначала осторожный, потом основательно-громкий.

— Я говорила тебе, — обрадовалась Регина и вскочила.

Она не успела и шагу ступить, как Женя поймал ее, крепко стиснул, а его длинная и сильная ладонь крепко зажала ее рот. В дверь стучали настойчиво, она пыталась вырваться, мычала, пыталась лягаться и толкать Женю локтями. Потом смирилась и затихла. Случать престали, и Женя отпустил ее. Она тяжело дышала, сердце колотилось. Ей страстно хотелось … ну, стукнуть его чем-то тяжелым, табуреткой, например.

Она ограничилась тем, что бросила Жене:

— Как же ты меня достал! — в эти слова был вложен, по меньшей мере, удар табуреткой.

— Начнем с того, что я тебя сюда не звал, — парировал тот.

Она попросила опять:

— Жень, позвони Веснину. Сергею Викторовичу. Пожалуйста.

Он отвернулся, не удостоив ее ответом.

Конечно, характер человека, его сущность не сразу поймешь. Недаром придумали пословицу про пуд соли. Но это для нормальной жизни. А случись нечто экстремальное, можно без пуда соли обойтись, и так многое видно. Вот, если представить, к примеру, Ивана на месте Жени… Любопытно было бы посмотреть!

Ее Ваня все делал бы иначе.

Регина во всем запуталась. Устала. Мозги опухли, вот…

Они опять сидели и молчали. Долго. За окном давно уже темным-темно. Сколько времени? Часов на руке нет, она забыла надеть часы. Это на работу она их не забывала, а если не на работу — могла и не надеть. Телефон показывает время, но он у Жени.

Кажется, у нее есть реальная возможность просидеть тут неделю. С ним вдвоем. Попалась, спасительница…

Правда, еще есть Светлана-Дюймовочка, которая тут суп варит, и сосед Мишаня. Они должны появиться рано или поздно, поодиночке или оба вместе. Тогда есть возможность сдвинуть события с мертвой точки. Вопрос только — куда?

А может, не Светлана, а Мишаня суп варит?..

Она подумала — какая чушь. Теперь ей лезет в голову всякая чушь.

— Послушай, а Света — твоя девушка, да?

— Она моя… знакомая, — буркнул Женя. — Только какое это имеет значение?

— Да никакого не имеет, — согласилась Регина. — Я пойду в комнату, прилягу?

— Пожалуйста. Только не пытайся сбежать, окно забито.

— Представляешь, я это знаю.

Женя встал, достал из стенного шкафа бутылку, распечатал — Регина удивленно следила за его действиями. Он, определенно, только что открыл бутылку красного вина. Еще он вытащил из того же шкафа пару мутных граненых стаканов, еще покопался немного и добавил ко всему шоколадку. Чудесно. Прямо — то, что доктор прописал.

Перед тем, как развернуть плитку, Женя поломал ее пальцами. Оба стакана он наполнил одинаково, до половины.

— Давай за знакомство, — сказал он.

— Ну, уж нет, спасибо.

— А зря. Вино — высший класс. Но как хочешь, — Женя взял свой стакан и отвернулся.

— А давай, — сказала вдруг Лара. — Мне хочется красного.

Регина охотно объяснила бы Ларе, что она думает и о Жене, и о его вине, неважно, красное оно или зеленое… И тут же ей захотелось выпить вина. Именно красного, хотя бы капельку. Наверное, это опять было Ларино желание. Выпить, не выпить?

— Не бедствуешь тут в заточении, — она взяла стакан.

— На брудершафт, — улыбнулся Женя. — И “чокнемся”. Чтобы не как на поминках.

— Мы и так уже на “ты”.

— Чтобы было на законных основаниях.

Ишь ты, законные основания ему подавай! Теперь он глядел весело, и еще теплота появилась какая-то в его глазах, и даже участие.

Ого — подумала Регина. Как это следует понимать?

— Ты же дочь Виктории Андреевны. Я… Не сердись.

— Что ты, я радуюсь. Ты все-таки веришь, что я не враг?

— Обязательно. Просто уверенности такой у меня нет. Ну, тут уж извини.

— Понятно. Вера — это что-то противоположное уверенности.

— Получается так. Хотя, нет. Вера недалека от уверенности. Но — на некотором от нее расстоянии.

— Жень, есть в нашей жизни что-то такое, в чем можно быть абсолютно уверенным? Вера — это когда нет никакой уверенности, а ты все равно веришь. Или это — доверие? Знаешь, доверять — это здорово, и не надо тратить силы на поиски аргументов для стопроцентной уверенности. Столько ты их все равно не найдешь…

Вот так — они с Женей стоят посреди кухни со стаканами в руках, и она говорит речь о вере и доверии. Нет, правда, ей это не снится?

— Я знаю, что доверять — это здорово, — ответил Женя глухо. — Но это не всегда себя оправдывает. На брудершафт не хочешь. Значит, пьем за веру?

— Давай, — она легонько стукнула своим стаканом о Женин.

За веру, так за веру. Какая разница, за что пить? Главное — чтобы не как на поминках!

Вино — густое, душистое, терпкое. Как-то оно специфически пахнет, кажется, так пахнет виноград сорта “изабелла”. Очень вкусное вино.

Вместо того, чтобы пить, Женя смотрел на нее. У него глаза были такие яркие, серо-голубые. Скорее голубые….

Женя вдруг шагнул к ней, и его ладонь оказалась у нее на затылке. И когда он коснулся ее губ своими, она не отстранилась. У обоих еще на губах было вино. Поцелуй со вкусом “изабеллы”. Это оказалось так приятно, волновало, кружило, и она не собиралась отстраняться, ей не хотелось. Хотя сознанием, которое было не в ней сейчас, а где-то рядом, поблизости, она понимала, что продолжать это, с Женей — безумие. Ей эе стукнуть его хочется, а не целовать! Ей же он даже не нравится… Не нравится, да… И спать с ним она не будет точно, ни за что… А вот целоваться с ним здорово… Еще немного, совсем немного, и …

Ее руки, обе, резко оттолкнули Женю — раньше, чем собиралась сделать это она сама.

Это Лара оттолкнула Женю.

— Хватит, — сказала Лара. — Хорошенького понемножку.

У Жени блуждал взгляд, и грудь тяжело вздымалась. Интересно, она сама сейчас — какая?..

Красная и растрепанная, наверное.

— Извини, пожалуйста, — сказал Женя, когда его дыхание успокоилось. — Не знаю, что вдруг нашло. Ну, ты и целуешься, между прочим. Даже не скажешь, что это я тебя насильно…

И он улыбался! Да, теперь он улыбался…

— Уже забыли, — отрезала Регина. — Нашло — и ушло.

Она же хотела его — табуреткой! И никак не ожидала, что губы у него — такие твердые и вкусные, а руки — сильные. Она решила было, что он — слюнтяй малохольный со степенью кандидата наук!

Возможно, так оно и есть.

Минутное помрачение, вот что это такое. Пишут ведь, что любовь — чистой воды химия. Вот, и между ними реакция началась. Химическая. Случайная и неконтролируемая.

Впрочем, нет, как раз контролируемая.

Зато Женя больше не казался малохольным слюнтяем. Вообще, вот чудо — ее отношение к нему значительно улучшилось, хотя признаваться в этом самой себе не хотелось.

А если бы они с Женей не остановились, а продолжали дальше … и дальше… как бы это все получилось, интересно?

Вот об этом как раз — не думать и забыть!

Женя Хижанский вообще, как мужчина, не имел шанса ей понравиться — ну, не ее это тип. Да он же казался последним человеком на земле, с которым можно бы целоваться!

Она сама налила себе еще полстакана вина, не дожидаясь, пока это сделает Женя. К черту этикет. Изначально глупо было пить с ним, рассуждать о вере и доверии — еще глупее, а чем все закончилось — вообще нет слов. Когда, наконец, она научится … делать все, как надо?

— Тебе подушки достать? — спросил Женя.

— Сама возьму. Я знаю, где подушки.

— Ах, да. Конечно. Я пока не буду гасить свет, почитаю немного, — он посмотрел виновато.

— Читай на здоровье. Я дверь прикрою.

Какие церемонии! Какая вежливость!

— Жень, я тебя очень прошу — дай все-таки мужу позвонить?

— Нет.

Постель Жени Регина вынесла в кухню, достала одеяло и подушку для себя. Простыни решила не стелить, легла одетой. Подумалось — Женя, случайно, не всю ночь собрался читать и ее караулить?

Да уж, смешно. Еще бы. Как-то она с Иваном станет смеяться, объясняя, что с ней случилось. Что он думает сейчас, Иван? Ему, конечно, тоже не позавидуешь.

— Что, отомстила? — хмыкнула Лара. — Я с твоим супругом и то так не увлекалась.

— Это все ты, — шепнула ей Регина.

— Ага. Приятно, когда есть на кого свалить, да?

— Ты еще будешь отрицать?!

— Я же тебе помешала, так? Знаешь, почему? Сейчас объясню. Помнишь, как ты меня заставила клясться в церкви, что ни на что плохое я тебя не толкну. Вот я и удержала тебя от греха, подруга! Хотя, кажется, захотеть — уже согрешить, но все же хотение — это меньшее зло, чем реальное действие, ты согласна? Мне вот ни к чему они сейчас, лишние грехи. Кто его знает…

— Ничего себе. Это ты захотела, а не я… — Регина зачем-то упрямо спорила.

— И ты. Не отпирайся.

— Я — случайно. Из-за тебя.

— Может быть. Может, я и вспомнила что-то, в последний раз. Знаешь, подруга, если выживу, в жизни не посмотрю ни на кого, кроме своего мужа! С Женей я … попрощалась. Все.

— Понятно.

Понятно, не понятно — какая тут разница? Она и не напрягалась, чтобы понять Лару. Забыть, забыть, и все! Чур меня!

— Чего же ты, все-таки, от него хотела? — спросила Регина. — Ты его искала — зачем?

— Это потом. Сначала он должен вернуться домой. Ты не волнуйся. Завтра что-нибудь придумаем. Я другого боюсь. Этот твой Веснин — по-моему, он опасный человек. Я, правда, боюсь его.

— Сережку боишься? Что ты…

— Наверняка ты и раньше не знала его толком, да еще не видела столько лет. Подумай спокойно, и тоже все поймешь.

— Объясни мне лучше, если любишь Женю, почему ушла от него?

Теперь Лара отозвалась не сразу.

— Ты не поняла? Я его вовсе не люблю. Точнее, мы слишком разные. Мне стало казаться, что еще немного — и я его возненавижу.

— Погоди. Он, конечно, странный немного, но точно тебя любит, и ты его любишь!

— Нет. Я Герхарда люблю. Точнее, если бы было можно, я бы любила обоих, но раз обоих нельзя, я выбираю Герхарда…

Сон подполз незаметно. Некоторое время она как будто еще разговаривала с Ларой, спала и разговаривала, говорила что-то длинное, и сразу забывала, о чем. Потом она перестала отвечать Ларе, и та тоже умолкла.

Регина проснулась от прикосновения. Открыла глаза, и сразу зажмурилась.

— Иван?!

Может, он все-таки приснился ей, весь вчерашний день?!

Она заморгала, протянула руку, чтобы дотронуться. Все правильно. Иван. Здесь. А она — на кровати в маленькой спальне. У Виталика, в Поляковке. Ничего ей не приснилось, и ничего не кажется.

— Ваня! — радостно завопила Регина, и повисла у него на шее, глаза сразу намокли. — Ванечка, мой милый, дорогой мой, как ты меня нашел?

— Ух, ты, — он улыбнулся, потерся колючей щетиной о ее щеку, — вот это прием. Даже не ожидал.

— А чего ожидал?

— Да ничего особенного. Все в порядке. Ты продолжай спать, если хочешь.

— Спать?!

— Ну, да. До утро далеко.

Она села, пригладила растрепанные волосы.

— Как ты меня нашел?

— Да так. Не спалось мне что-то одному. Вот я и подумал — раз все равно не спится, поеду-ка я проветрюсь…

Она держалась за Ивана, и ему было неудобно нагибаться над ней, поэтому он присел на край кровати. Вдруг крепко обнял, прижал к себе.

— Ринка. Ну — камень с души! Что же ты делаешь, а? Что ты делаешь? Я, пока сюда доехал, решил, если что — убъю…

Это ее потрясло. Такого от Вани она еще не слышала. Никогда.

— Что ты? Кого?..

— Сама понимаешь. И тебя тоже — немножко. Чтобы ты думала впредь, что делаешь. Я же так испугался за тебя…

— Как, наконец, ты меня нашел?

— Виталька позвонил. А ему Гриня. Сказал, что привез тебя сюда. И еще сказал, что в доме кто-то живет, он давно заметил, просто Мишаню решил не закладывать. А тут вот заволновался. Ну, мы сразу…

— Кто это — вы? Ты и Виталик?

— Нет, я и Серега. Зачем нам тут Виталик?

Бутылка, стаканы со следами вина и разломанная шоколадка остались на столе, и Иван обратил внимание, конечно.

Он смотрел на Регину … внимательно очень.

— Ринка, все в порядке? С тобой… все хорошо?

— Да. Ты здесь, значит, все в порядке.

Он смотрел странно. Как-то … вглубь. Сказал:

— Ладно. Ничего. Теперь ничего. Если с тобой все в порядке. Я тоже лягу. А то до утра, правда, долго еще.

— А где … Женя? И Сережа?

— Там, — Иван показал в сторону большой комнаты, гордо именуемой залом. — Им поговорить нужно.

— Вань, — она замерла, — Вань, а о чем им нужно поговорить?

— Откуда я знаю? Это их дела. А у нас своих хватает. Или тебе не хватает?

— Ваня!

Иван хотел встать, но Регина вцепилась ему в свитер и не пустила. Она вспомнила, что говорила Лара про Веснина, и это казалось чем-то таким, что нужно решить сразу.

— Ринка, все будет хорошо, — Иван высвободился из ее рук. — Ты не волнуйся. Я сейчас.

— Вань, ты только мне скажи, Сережка, он виноват, или нет?

— Нет, — Иван ответил сразу. — Все?

Она кивнула.

— Ринчик, — сказал Иван. — Знаешь, я очень рад, что ты цела, и теперь спать хочу. Давай поспим, а? Погоди только, я сейчас.

Он вышел, Регина слышала, как хлопнула дверь на улицу.

Она встала, прошла на цыпочках и заглянула в зал, увидела спину Веснина, из-за которой почти не видно было Жени, и поспешно вернулась в кухню.

— Он соврал тебе, — заявила Лара. — Слышишь меня? Я про твоего любимого Веснина. Твой драгоценный муж тебе соврал…

Теперь Регина застелила кровать бельем. В крохотной спаленке было тепло — они с Женей знатно натопили.

Они с Женей. Смех.

Вкус его губ, смешанных со вкусом красного вина. Что делать с этим?

Ничего не делать. Ей не нравится Женя. Представить его рядом с собой в постели — невозможно. Даже, скажем так, ужасно. Он ей не нравится как мужчина! А целоваться с ним? Это — да. Это ей понравилось. Значит, так тоже бывает?

Где спать Веснину и Жене? Тоже в зале. Там два дивана и раскладное кресло, полно народу можно уложить. Регина достала из шкафа еще белье и сложила его у печки, чтобы согрелось. Захотят они стелить себе постели — их дело.

Вернулся Иван, заглянул в спальню, улыбнулся Регине.

— Почему вы трубу не закрыли? — заметил он. — Выстудится же к утру.

— Закрой.

— Закрыл.

Может быть, Женя и не знает, что, протопив печь, нужно закрывать трубу? Он топил по ночам, а за день все остывало, и ему приходилось мерзнуть, бедняге.

— Возьми вот, — Иван отдал ей телефон.

Ее телефон. Точнее, Ларин. Он был почти разломан на две части, и крышка треснула.

— Что случилось? — ужаснулась Регина.

Жалко было телефончик.

— Сам не понимаю, как вышло. Он у Хижанского в кармане был, ну, и выпал, и кто-то наступил, наверное. Он ведь сопротивляться пытался.

— Женя? А дверь вам он сам открыл?

— Нет, конечно. Я дверь открыл, Сереге. А сам я через чердак залез.

— А Женя?

— Он сидел, над книжкой дремал. Потом разглядел нас, заволновался, вот так все и случилось. Как теперь с твоей подругой быть?

— Никак. Я же сказала тебе, чей телефон. Я думаю, она меня простит, — Регина неловко улыбнулась.

Лара ей простит все, вот в чем дело. Она — это Лара. Лара — это она.

С этим надо кончать.

— Почему же ты сразу не сказала мне правду? Когда, вообще, он к тебе попал?

— Вань, не надо, а? — взмолилась Регина. — Ну, пожалуйста. Или — потом.

— Хорошо.

— Вань, — она потерлась лбом о его свитер. — Вань, хватит, а? Я поняла все свои ошибки. Я исправлюсь.

— Хорошо…

Обычные его, грубовато-нежные ласки, которые ей нравились, которых она всегда искала, явно или не очень, теперь были не нужны — она слишком помнила тот пьянящий винный поцелуй. Будь он неладен.

Она слегка отстранилась.

— Что ты? — он посмотрел ей в глаза, опять как-то не так посмотрел. Опять — вглубь.

Им надо спать, и — все. Как ни крути, она пережила стресс. Впрочем, они все его пережили. Поэтому все кажется не так, даже Иванов взгляд, и все наперекосяк. Надо спать, а потом, как-нибудь, наладится.

— Вы не голодные, ты и Сережка? Может, вам что-нибудь сообразить перекусить? — предложила она просто так, чтобы что-то сказать. Чтобы отвлечь и его и себя.

— А ты тут что, за хозяйку? — глаза у Ивана неприятно сузились. — При этом придурке?

— Нет, конечно, — ответила она нарочито спокойно, и удивляясь — как это у нее получилось. Внутри как будто закипело что-то, коротко и бурно, и обдало жаром — изнутри. И глаза заблестели ярко — это он заметил сразу.

— Нет, — повторила Регина. — Тут сейчас сосед Мишаня не хозяйстве. И его сестрица Светлана. Она Женина девушка. А ты подумал, я тоже? В смысле, его девушка? Вовсе нет. Я просто знаю, где тут чайник.

— Не сердись, — он улыбнулся, опять не так. — Обойдемся без чайников в два часа ночи.

Иван, кажется, не собирался засыпать. Она хотела прижаться к нему, к его горячему большомутелу, и спать, только спать. С ним лучше, много лучше, чем без него, но — спать. Или еще можно поговорить. А ее увертки не проходят. Вообще. Он не понимал, не обращал никакого внимания, что она — не хочет, и все тут. Раньше — всегда обращал. Теперь — нет.

Не так было все. Он целовал ее, еще и еще — не так. Его руки гладили ее под майкой, сжимали и теребили — тоже не так. Обычно это заводило ее рано или поздно, теперь — нет. Она не могла стать такой, как обычно, и быть со своим родным, любимым и привычным мужем — ради кого? Ради человека, который даже не нравится?

Нет. Она же хочет спать…

На секунду она представила на месте Ивана — Женю. Глаза были закрыты, и все, что угодно, было легко представить. Но Женя на месте Ивана, Женя, который делает все так, как Иван — это еще хуже, это вообще никуда не годится…

Она попыталась вывернуться и соскочить с кровати — он вовремя угадал это ее желание, прижал и не пустил. У Жени, когда тот ее целовал, был другой взгляд, такой мягкий и теплый, и растерянный немного. Глаза Ивана сейчас — рассудочные, и даже злые. Интересно, как он может — с такими глазами?..

За тонкой стенкой — двое мужчин, Женя и Сережка. Сопротивляться и устраивать шум — это нельзя. Она в первую очередь такого не хотела бы. Тогда она решила — пусть. Просто уступить. Пусть делает что хочет. Только без нее. Ее нет.

Вот так, без нее, все закончилось очень быстро.

Может быть, так проявлялся его стресс. А она ведь и не подозревала даже, что Иван способен испытывать этот самый стресс, и реагировать на него вот так. Никогда раньше такого не было.

Это тоже надо будет скорее забыть.

Какое-то время они лежали не шевелясь, минут, наверное, десять. Она даже подумала, что он уснул.

Нет, Иван не спал.

— Извини, — вдруг сказал он. — На меня это как-то … нашло.

— Нашло, — повторила она. — Пришло, ушло, вышло.

— Что? — он дернулся.

— Так. Однокоренные слова. Все хорошо, Вань. Спокойной ночи.

Она действительно почувствовала себя лучше, после того как он сказал это “извини”.

— Ринка, — он обнял ее. — Все наладится, вот увидишь.

— Угу. Конечно, — она повернулась на другой бок, удобно пристроила голову ему на плечо.

Вот теперь нормально. Теперь, пожалуй, можно жить дальше.

— Зато я теперь уверен, что с ним ты не спала…

— Что?! — она не сразу поняла.

Точнее, не была уверена, что поняла правильно.

Приподнявшись на локте, она посмотрела на Ивана. Нет, похоже, все так — он сказал именно то, что она услышала. Да что было не понять, если все так отчетливо и конкретно?

— Точно знаешь? Тебе надо было убедиться? Слушай, а ты точно уверен? Может, плохо убедился?

Он поморщился.

— Перестань, Ринка. Да, мне надо было знать точно.

— А если бы … не убедился?

— Тогда бы я … знал. Вот и все. И больше не спрашивай — я не знаю, что было бы дальше. И знать не хочу.

— Так… — она села на кровати, продолжая смотреть на него.

Иван негромко сказал:

— Я, наверное, могу простить тебе все. Только дурака из меня не пытайся делать, никогда.

— Да, помню, ты говорил. Все остальное можно.

— Точно.

— Я думала, тут один идиот — Женя Хижанский.

Он улыбнулся неожиданно легко и весело. Ему понравилось, что она так высказалась о Жене?

— Он не идиот. И я, по-моему, тоже. Хотя допускаю, что со стороны виднее.

— Мы с ним тут о доверии толковали, я все обижалась, что он мне не доверяет.

— Рин, доверие — это чувство. Оно либо есть, либо его нет. С тобой что-то случилось, и я, действительно, тебе не верю, даже если и хотел бы. Извини. Ты можешь объяснить мне, что произошло, так, чтобы я понял? Что, вообще, случилось, Ринка?

— Ничего. Абсолютно ничего не случилось.

Было тошно.

Она слезла с кровати, завернулась в простыню и вышла, вернулось через полминуты с бутылкой и своим стаканом. Осторожно наполнила стакан чуть больше, чем до половины. Муж молча наблюдал.

— Если я это выпью, я, наверное, сразу усну, — объяснила ему Регина. — А ты хочешь? Знаешь, очень вкусно.

Он покачал головой.

— Если мне кто-нибудь понравится, я тебе сразу скажу. Первому. А ты мне это простишь. Договорились?

— Спасибо, — он усмехнулся.

— Можешь не прощать. Мне тогда будет все равно, наверное.

На это он усмехаться не стал. Глянул, и отвел глаза.

— Ты не то говоришь.

— Почему — не то? Скажи, а ты мне изменял когда-нибудь?

— Нет.

Он правду сказал, что самое интересное. Ника? Это было — вообще ничего.

Регина забралась под одеяло, отвернувшись от мужа, и постаравшись не дотрагиваться до него. Он тоже ее больше не трогал.

Кстати, она даже не вспомнила про Лару. Не разу. Как будто ее и не было.

Утро оказалось ярким. Голубое небо и много солнца. Регина только открыла глаза, и сразу увидела небо и солнце. Стекло на окне почему-то прозрачное, незамерзшее, за ним еще дерево видно с припорошенными снегом ветками, это кроме неба и солнца. Рядом — никого. И очень хорошо. Она прислушалась. Во всем доме, похоже — тоже никого. И ладно. Она сладко, так, что косточки хрустнули, потянулась под одеялом. Вставать не стала, полежала немного, чтобы проснуться окончательно и собраться с мыслями. Все быстро вспомнилось — вчерашний день, их бредовые беседы с Женей, потом — Иван. Злости, как ни странно, не было. Ночью была, еще какая. Тогда казалось — никогда он не делал ей так больно. И забыть это — как? Нет, она не забудет.

Утром все казалось как-то проще. И еще, теперь она подумала о нем, об Иване. Ему тоже было плохо. Он ей не доверял. И был прав, что не доверял. А она — была права? Могла она быть с ним честной эти, последние дни, когда появилась Лара? Нет же, не могла. Значит, никто не виноват?

Он мог доверять ей, несмотря ни на что, да?

Безусловно, мог. Но не обязан. Как он сказал? “Доверие — это чувство. Оно либо есть, либо его нет”. Не всегда от человека зависит, есть ли у него какое-то чувство. Теперь было больно от другого — прежнего мужа больше нет. Тот, который есть сейчас, может думать и делать вещи, для прежнего Ивана невозможные. И виновата в этом, наверное, она, как ни оправдывайся.

Волна раскаяния, боли за того, прежнего Ивана подступила к ее горлу, и…

Нет, вот этого не надо. Только раскиснуть не хватало.

Она тоже изменилась, между прочим. Это — хорошо или плохо? Ей-то казалось, что, скорее, хорошо.

— Знаешь, подруга, любой человек — это много, много больше, чем то, что ты о нем знаешь и думаешь, — сказала вдруг Лара. — А вообще, доброе утро.

— Привет, — отозвалась Регина. — Что ты мне сейчас сказала? Я имею в виду — зачем?

— Просто так. А что, не надо было?

Громко хлопнула входная дверь, и шаги раздались — слишком быстрые, легкие, свершено не мужские. Кто-то спокойно, уверенно прошел по кухне, дверь в маленькую спаленку со скрипом растворилась, Регина поспешно приподнялась на локте, натянув повыше одеяло…

Света. Света-Дюймовочка. Она остановилась, застыла у входа в комнатку. Глаза — сначала непонимающие, через пару секунд — потрясенные, в пол-лица.

Регина перевела дух, улыбнулась. Она-то особенно не удивилась. Должна была когда-нибудь здесь появиться Света-Дюймовочка, все правильно.

Светино лицо словно перекосило, и она резво выпрыгнула за дверь.

— Света! — крикнула Регина. — Света, постой! — она соскочила с кровати и выбежала в кухню.

— Негодяйка! — донеслось откуда-то из сеней, и опять хлопнула дверь.

А в кухню не торопясь вошел Иван, в куртке, со снежинками на волосах.

— Ты чего это? — удивился он.

Регина стояла посреди кухни лишь в трусиках с кружевной вставкой, которых было очень мало, и в короткой маечке, лифчик она, естественно, сняла, ложась спать.

Она метнулась обратно в спальню, и принялась торопливо одеваться. Иван заглянул к ней.

— Это кто такая только что отсюда выскочила?

— Женина девушка. Она неправильно поняла.

— И что же она такое поняла? — не сообразил Иван.

— Женя спал в этой комнате. Она увидела меня в постели, и — сам понимаешь…

— Ага. Ясно.

— Бедняжка. Ты тоже черт-те что подумал, а ведь даже не видел меня у него в постели, — буркнула Регина раздраженно.

На него она старалась не смотреть, все время в сторону.

Она боялась смотреть. Казалось, если посмотреть на него прямо, можно не узнать. Чепуха, конечно, но что поделаешь?

— Не видел, — усмехнулся Иван. — Повезло мне.

— Что?!

— Да ничего. Завязывай злиться, пожалуйста. Мы уже в магазин сгуляли, накупили, чего покушать.

— Молодцы, — похвалила Регина, но все равно на него не посмотрела.

Входная дверь опять скрипела и хлопала, там громко топтались и разговаривали.

— А вода, вода есть? — громко вопрошал Веснин.

Иван тихо вышел.

— Жалко как, — сказала Регина. — Как с ней теперь быть, со Светой?

— А никак, — ответила Лара беспечно. — Она у нас девушка отходчивая, не волнуйся. И потом, ей надо было соображать, а не носиться сломя голову. У тебя, кстати, пуговица на джинсах оторвалась. Видишь, вон валяется, возле шкафа?

— Сейчас пришью, — вздохнула Регина. — Здесь в шкафу были нитки-иголки…

— Ага, быстрее давай — завтракать пора…

— Подождут! — отрезала Регина, с трудом выдвигая очень тяжелый, неудобный ящик шкафа.

Она всегда выдвигала его чуть-чуть, чтобы только достать коробку со швейными принадлежностями, а что там лежало в глубине… Много всякого хлама, вот что там лежало.

— У нас была цель — найти Женю, — говорила тем временем Лара. — Мы справились. Можем себя поздравить. А у твоего любимого Веснина цель другая. Интересно, что ему надо?

— Опять за свое?

— Как бы я ни относилась к Женьке, я не хочу, чтобы его обижали!

В это время из кухни донеслись странные звуки: голоса, возгласы, стуки и бряки какие-то. Регина быстро, несколькими стежками закрепила пуговицу, застегнула джинсы, сгребла в коробку нитки с ножницами, и осторожно, бочком, выглянула.

Она уж было решила, что ничего занятного пока не привидится. Ан нет. В кухне появилось еще одно действующее лицо. Лицо лежало животом на столе и материлось, и вынудил его к этой неудобной позиции Иван, который придерживал лицо за вывернутую руку.

Регина смотрела на эту сцену с интересом, но удивляться — нет, не удивлялась. Неужели она когда-то чему-то удивлялась?

— Пусти, дядя! Это дело не твое, так что пусти, пожалеешь ведь! — выдал неизвестный персонаж, решив, видимо, перейти на общеупотребительный великий и могучий.

— Ну, какой я тебе дядя? — удивился Иван почти весело. — И почему не мое? И почему пожалею?

— Да я ж ему только морду начищу, и все! Я ж ему только ребра поломаю, и все будет хорошо! Ты меня лучше пусти, потому что я его все равно урою, и тебя тоже, если хочешь! Он мужик, или нет? Почему он со мной поговорить не может? Почему трое на одного?!

— Почему трое? Я один, видишь?

Действительно, Женя стоял у дальней стенки, практически руки по швам, и чувствовал себя явно неудобно, а Веснин вольготно сидел на табурете и держал в руке надкусанное яблоко.

Гость двинул ногой, намереваясь попасть Ивану по коленке, не попал, рассердился, и выдал еще одну очередь непереводимого.

— Ну, хватит! — Иван покосился на Регину, пожал плечами в ответ на ее вопросительный взгляд, и легонько стукнул неизвестного головой об стол. — Здесь дама, выражайся культурно.

— Какая, на х…, дама? Я эту даму…

— Эй, — сказал Иван. — Дама — моя жена. Сейчас язык вытяну до колен, племянник.

— Это же Гена! — закричала Лара.

— Гена? — неуверенно озвучила Регина.

Ой-ой. Она как-то сразу поняла, что за Гена, может быть, потому, что сама вспоминала о нем недавно. Женя и Света. Света и Гена. “Женина девушка” Света, которую обхаживает Гена и кормит тортом, по-хозяйски расположившись в кресле. Такой вот треугольник.

— Ты что, знаешь его? — Иван ослабил хватку, и “гость”, приподнявшись немного, повернулся лицом к Регине.

— Один раз видела, — ответила Регина. — Может, пустишь его? Если он пообещает вести себя хорошо?

Гена моргал и не узнавал Регину.

— Что, дорогой, поговорим спокойно? Не будешь ничего ломать и чистить? — предложил Иван.

— Ладно, мужик, — согласился Гена неожиданно миролюбиво. — Поговорим.

Иван сразу отпустил его. Гена выпрямился, стал растирать руку, поглядывая на Регину.

— А где же мы виделись?

— У Светы в ателье. Недавно совсем.

— А-а! Помню. Вы от Ларки приходили, с приветом.

— Точно.

Одет Гена опять был с иголочки, а получив возможность стоять прямо, он сразу как-то приобрел стать и достоинство. Еще — он смотрел на Регину, а отчасти и на всех прочих с нескрываемым любопытством.

Он спросил:

— Это что же здесь за собрание такое, господа?

— Вот-вот, ты бы поинтересовался сначала, — Веснин с хрустом откусил от яблока. — Потом бы постучался, зашел и поговорил, как приличный человек, если есть, что сказать. А ты вломился, и сразу кулаками махать…

— Это, мои дорогие, Геннадий, брат Шурика Мамонтова, — сказала Регина. — Вань, ты ведь слышал про него? Он Женю, как бы это сказать, давно не любит, обижен на него, что ли. Хотя это так глупо, что даже Шурик уверял меня, что все ерунда, и Гена на Женю давно не обижается…

— Ах, Геннадий, вот оно что, — отозвался Иван почти светским тоном. — Очень рад познакомиться. Рука не очень болит?

— Да пустяки. Спасибо, что не сломали.

Он, очень удивился, услышав про Шурика.

— Пожалуйста, — ответил Иван вежливо.

— Меня зовут Иван Константинович Дымов, — тем же монотонным, вежливым голосом представился Иван. — Это — Сергей Викторович Веснин. С моей супругой вы уже даже немного знакомы, я вижу, а про нашего друга Евгения нечего и говорить. Итак…

— Дымов, вот как? — переспросил удивленный Гена уже совсем по-другому. — Честно говоря, с вами мне хотелось бы иначе познакомиться.

— Так мы успеем, почему же нет…

Регина это наблюдала уже неоднократно — Иван называл себя, и собеседник менял выражение лица и восклицал: “А я слышал о вас и хотел бы познакомиться!”

Популярный, однако, у нее муж. В некоторых кругах…

Регина, решив вдруг не обращать внимания на весь этот политес, подошла к столу и выставила на него кружки, пять штук, то есть, в количестве, включающем и Гену тоже, и принялась нарезать хлеб и колбасу.

— Пьем чай, друзья, — объявила она. — Правда, кофе тоже есть… Жень, кофе ведь есть?

Еще она заметила пакет с конфетами, с шоколадными, и решила, что перво-наперво напьется чаю с этими конфетами, и жаркие страсти между Геной, Женей и Светой показались ей менее существенными, чем чай с конфетами.

— Жень, где у тебя сахар?

— Там оставался, кажется, на полке…

— Достань, пожалуйста. Ты, Жень, не волнуйся, Геннадий уже немного успокоился, сегодня он не будет ломать тебе ребра.

Веснин смотрел на нее и широко улыбался, Геннадий опять угрожающе раздул ноздри, но на пару-тройку секунд, не больше, а Иван глянул на нее недовольно — не болтай, дескать, чего не знаешь.

А Регина, действительно, решила в упор не замечать все эти мужские “танцы”. Не хочет, потому что. И будь, что будет, а там посмотрим.

— А мы скоро на свадьбе встретимся, — она посмотрела на Гену. — На свадьбе Шурика и Юли. Ведь встретимся же?

Гена кивнул.

Он не знал, куда ему себя девать. Пришел сюда вроде бы с ясной целью — избить Женю, потому что душа требовала, и мало того, душа считала это самой честной и правильной миссией на текущий момент. Получилось — ничего хорошего. Так, мало того, еще за стол хотят посадить. С Женей. Причем, люди вокруг — как будто даже не совсем чужие, так что все еще непонятней.

— Не смотри так, — сказала Регина, которая его почему-то поняла. — Ты тут не один такой. Тут все мы, как бы сказать, в замешательстве. Чай будешь, или кофе?

Не дожидаясь ответа, она повернулась к Жене.

— Жень, ты бы догнал Свету, объяснил ей, что к чему, а? Она меня увидела в постели, она же не знала, что ты в зале ночевал, а в спальне мы с Иваном.

Вот тут Гена засмеялся. Точнее, бурно заржал и захрюкал, при этом он упал на стул и мял лицо ладонями.

— Вот как, значит, — всхлипнул он, мало-мальски отсмеявшись. — Ну, ладно. Значит, ты не такая скотина, как я уж было решил. Но что-то я должен с тобой сделать, ты меня понимаешь? Одна Ларка — это ладно, переживем как-нибудь. Но ты, понимаешь, ты, уводишь у меня уже вторую женщину, женщину, к которой я — всерьез! Ты, пень недоделанный! Это, по-твоему, как? Ты! Ты, определенно, мне вреден, слышишь, Хижанский?

Регина тем временем разливала чай, откусывая между делом от конфеты.

— Ты идиот! — осмелел Женя. — Я не увожу у тебя женщин, даже не думаю! Когда я женился на Ларисе, я о тебе даже не подозревал. И о том, что ты со Светланкой знаком, я тоже ни сном ни духом. И потом, я ей ясно сказал…

— Это ты — придурок, — Гена отхлебнул из кружки, обжегся и закашлялся.

Беседа выходила содержательная.

— Ты ей ясно сказал, что жениться не собираешься…

— Нет. Я сказал — пока не собираюсь. Я, пока квартиру новую не куплю, не женюсь. Только тебе-то какое до этого дело?

— Ей ты сказал — пока машину не купишь!

— И машину. Повторяю — тебе какое дело?

— Это значит — она тебе не нужна! Раз тебе сначала нужны квартира с машиной!

— Еще раз спрашиваю — тебе какое дело?!

Женя осмелел настолько, что подошел и сел на соседний стул.

— Может, вы во дворе поговорите? — предложил Иван. — А мы пока покушаем.

— Да погоди ты, — махнул рукой Веснин. — Не надо их во двор. Пусть лучше здесь договариваются, а то мало ли что. Продолжайте, дети мои!

“Дети” переглянулись и замолчали.

Гена с некоторым сомнением взял бутерброд, который подвинула ему Регина, откусил от него пару раз, и запил чаем. И сказал со знанием дела:

— Дело в том, что все бабы дуры. Любую взять — полная клиника. Если бы не это, жить было бы проще.

— Не обязательно, — возразила Регина. — Может, наоборот, было бы только сложнее.

— К вам, мэм, это не относится, разумеется, — запоздало поправился Гена. — Вы исключение.

— Да ладно. Дура я, или исключение, на твое мнение об этом мне совершенно наплевать.

Гена продолжал растекаться мыслью:

— Я просто хочу сказать — он же ей объяснил, кто он есть. Любая умная давно послала бы его подальше. А я-то ведь как раскис, из меня можно бы любые веревки вить. Для нее на все готов. А она решила изобразить, как это, подружку агента 007. Или нет, какой из тебя агент. Она решила спасти несчастного героя, за которым охотится страшная и загадочная мафия. Слышь, друг, я так и не понял, от кого ты тут прячешься? Кто на тебя наехал-то? Растолкуй она мне все раньше, я бы выяснил. Дружки кое-какие остались, есть, с кем поговорить. Знаешь, когда я это узнал? Только вчера. На твое счастье. И я ей сразу сказал — милая, что-то это на какую-то хрень похоже, и мафия твоя, и прочее. Пардон, мэм, — он легонько наклонил голову в сторону Регины.

— Ничего, — отозвался Веснин. — Хрень она и есть хрень. А сало — оно и в Африке сало!

Услышав про дружков, он широко улыбнулся, и продолжал сидеть и улыбаться.

— А все просто, — Гена зло блеснул глазами. — Интересно-то как, да? Сидишь тут, прячешься. Героя корчишь. Девочка за тобой трепетно ухаживает. Регулярно. Романтика. Хоть кино снимай. А главное — обоим нравится. И ты доволен. И девочка довольна. Она — даже больше. Она думает — все, попался, голубчик, теперь-то никуда не денешься, теперь ты ее оценишь, дуру такую!

Женя дернулся, словно собирался ударить Гену, но сдержался. Гена усмехнувшись, продолжал:

— А я рядышком — тоже как дурак. Для массовости. Только из меня дурака не сделаешь! Безнаказанно, во всяком случае!

Ах, какие слова знакомые! “Не делай из меня дурака, все остальное можно!”

Женя опять дернулся, уже менее отчетливо.

— Я повторяю, я о тебе не знал, и знать не хочу. Век бы тебя не видел.

Веснин встал, достал откуда-то бутылку, а из шкафчика — мутные граненые стаканы. Регина вспомнила, что осенью, когда убирали на зиму дом, все до одного стаканы были отмыты до голубоватой прозрачности…

— Ванька, тебе налить?

— Нет, я машину поведу.

— Да хочешь, я поведу.

— Я сам.

Веснин налил в два стакана, и подвинул их Жене с Геной.

— Хряпните, друзья. Так вам проще будет договориться.

— Зря ты водку достал, — заметил Иван.

— Ничего. Мы будем контролировать процесс.

Гена, не глядя, глотнул из поданного стакана, и снова окрысился на Женю.

— То есть, она виноватая, а ты у нас весь такой хороший. Козел! Она же беременна. Наигралась в кино, идиотка! Хорошо, хоть ты и в самом деле не… — он покосился на Регину. — А то я бы тебя точно пришиб бы.

— Нет. От меня — вряд ли. Впрочем, я понимаю, что стопроцентной вероятности быть не может…

Регина не удержалось, хихикнула. Вот-вот, самое время — про теорию вероятности.

— Где же там Света? — напомнила Регина. — Найдите ее, кто-нибудь, с ней все в прядке? А рассказать друг другу, кто есть кто, вы и потом успеете.

— Да в порядке она, ничего, — буркнул Гена. — Домой побежала. Я проконтролировал.

— Какой молодец, — похвалил Веснин.

Гена опять было шевельнул ноздрями, уже в сторону Веснина, но того эти номера не трогали вовсе. Он теперь не улыбался, но, все равно, был совершенно спокоен и даже весел.

— Ничего, Ринка, — сказал он. — Я за девушкой еще Мишаню отправил. Он присмотрит.

— Понимаешь, в чем проблема? — опять завел Гена. — Может, конечно, такая твоя карма, но меня это не устраивает, понял? Ты, шнобель недоделанный, уводишь на раз-два моих женщин. Одна — это случайность, но две — уже закономерность, и я этого не потерплю. Если это случится в третий раз, я, сам догадайся, что с тобой сделаю? Поэтому ты должен жениться и сидеть тихо. Понял? И мне дорожку больше не переходить. Ясно?

— Даже так? А ты сам женись.

— А как? Как жениться, если ты, козел, мне все время на дороге попадаешься?!

— Если ты еще раз скажешь, что я козел…

Ничего интересного. Регина набросила куртку и вышла на крыльцо. Там, под крышей, было сумеречно, зато дальше все блестело и сверкало. И тихо было. И пусто. Все пусто, в голове тоже. И спокойно. И хорошо. Вот, как ни странно — именно спокойно и хорошо. Она, кажется, долго так стояла, и еще постояла бы, но стукнула дверь, и рядом появился Иван. Она его так узнала, не оглядываясь, по шагам, или по запаху, может быть — по чему-то слабо уловимому она всегда узнавала мужа, и не нужно было для этого оглядываться.

Он спросил:

— Ты чего тут?

— Так, — ответила она. — Воздухом дышу.

— Это правильно, — она услышала его улыбку, для этого тоже не нужно было оглядываться. — Тут куда лучше воздух.

Она тоже улыбнулась, не ему, а просто так.

Спокойно и хорошо.

— Что я должен сделать, чтобы ты на меня не дулась?

— Ничего не нужно делать.

Повисла пауза, довольно долгая, пока Регина не нарушила ее, наконец.

— Вань, неужели ты ревнивый?

— Конечно. Ты ничего глупее не могла спросить?

— Почему же я раньше этого не замечала, а?

— Потому что ты на редкость тупая женщина, не вообще, а так, кое в чем. Понятно?

— Нет.

— Ну и ладно. Еще объясню, слушай. Ринка, раньше я всегда знал, что ты моя. Вот знал, и все, понимаешь? А последнее время этого не было. Последнее время чепуха какая-то началась. Ты временами была чудо как хороша, прямо скажем, но не моя.

Он все правильно сказал.

— Да, ты прав, — признала она, и тут же ощутила тревожное покалывание в членах — напряжение, исходящее от Ивана, от его сначала недоумения, потом растерянности, от ярости, может быть.

Регина оглянулась, чтобы убедиться. Да, все тут — и недоумение, и растерянность, а еще капельку подождать — и ярость тоже будет. И еще что-то.

Она не заволновалась и не поторопилась объяснять, с удовольствием рассматривала страдающее лицо мужа. Ее слова его ударили. Больно. А сама она сразу почувствовала себя лучше. Мелкая женская месть. Сегодня ночью ей тоже было больно.

Да. И ему тоже, наверное. Сегодня ночью. Что же она сейчас делает, а?

Она быстро сказала, взяв его за руку:

— Нет, ты не понял. Другой мужчина тут ни при чем. Мне, кроме тебя, никто не нужен.

На его лице — опять недоумение, и — облегчение, облегчение видно явно. Он неловко улыбнулся:

— А что — при чем?

Она помедлила — как ответить?

— Вань, у тебя ведь есть на памяти что-то такое, о чем ты не расскажешь мне ни при каких обстоятельствах?

На мгновение Иван замер, и в его широко раскрытых глазах Регина увидела изумление. Не сразу, но он кивнул.

— Допустим, есть. Но это не имеет отношение к нам с тобой. Что ты сейчас имела в виду?

— Абсолютно ничего. Просто то, что я тебе не расскажу, тоже не имеет отношения к нам с тобой. А что, по-твоему, я имела в виду?

— Хорошо. Допустим. Я тебя понял.

Он притянул ее к себе, обнял.

— Но мне это не нравится. Я думал, ты мне доверяешь.

— Извини. Ничего не поделаешь.

— Ринка, ты сказала сейчас, что тебе, кроме меня, никто не нужен. Ты ведь так и сказала, точно?

Его куртка была не застегнута, и под ее щекой оказался шершавый свитер. Они кивнула, уткнувшись носом в это свитер.

— Мне тоже только ты нужна, Ринка. И ты мне очень нужна. Не пугай меня больше.

— Очень надо, — буркнула она в его свитер, и потерлась щекой. Теперь стало совсем хорошо. Можно и повредничать.

— Я, знаешь, не думала, что ты пугливый. Я, кстати, думала, это ты тупой, к тому же в упор меня не видишь…

— Что-о? Что ты думала? Повтори, пожалуйста?

— Ничего. Я пошутила.

— То-то.

— Ты спрашивал, что тебе сделать? Сказать?

— Ага?

— Скажи мне еще раз, что ты меня любишь. Только так и скажи — что любишь…

— Понятно. Слушай. Ринка, я люблю тебя. Я тебя очень люблю.

Она шмыгнула носом и мечтательно закрыла глаза.

— Я тебя очень люблю, — повторил Иван, запустив пальцы в ее волосы — привычным движением, как делал миллион раз. — Я правильно сказал?

— Да. Просто великолепно.

Он коротко рассмеялся.

— Ринка. Все же вы, женщины, странные какие-то. Ну, что такого значат эти три слова? Это на первых порах, когда надо объяснить, что к чему, они годятся, я понимаю. А мы с тобой? Мы же с тобой так давно вместе, и вся моя жизнь — это то, что я люблю тебя. Я же живу только для тебя. Ну, для вас… — поправился он. — Для тебя и Сережки, но все равно, это и значит — потому что я люблю тебя… — он сбился, помолчал, улыбнулся.

— Разве это непонятно? Или неважно? Почему эти три слова для тебя так важны? Это, что, формула такая? Заклинание?

— Вань! — Регина подняла голову, чтобы посмотреть на него. — Ты что такое говоришь?

— А что я не так сказал?

Она улыбнулась, опять пристроила голову на прежне место.

— Значит, я глупая. Все, как положено. Вань, мне просто это заклинание очень приятно слышать. Так приятно, ты просто не представляешь. Ты пользуйся им иногда, хорошо?

— Заметано. Я запишу себе, чтобы не забыть. Будильник поставлю в телефоне, чтобы звонил и напоминал, что тебе надо сказать…

— Ваня!!

Он поднял руками ее голову, крепко поцеловал в губы — тело налилось горячей тяжестью, и голова закружилась. Получилось слишком хорошо для просто поцелуя. Даже чересчур.

Иван разглядывал ее сверху вниз, чему-то усмехаясь, пока она глубоко дышала, приходя в себя. Потом сказал:

— Ты собирайся. Нам уже пора. Да, вот — я тебя люблю. Не забыла еще? Смотри, не забудь. Будильник я сейчас поставлю.

Он ушел в дом, а Регина прислонилась к деревянной стене. Собираться? Уже? Впрочем, что ей собирать?! Взять свою сумку. Все.

— Получила? — хихикнула Лара. — Но ты молодец, подруга. И он тоже. Нет, все-таки, нравится мне твой муж, поняла?

— Даже не думай. Грешно, — заметила Регина.

Лара захохотала:

— Не бойся — не буду! Я не о том. Я — так…

— Вот и хорошо.

Регина подумала — ведь опять забыла про Лару…

Она продолжала стоять, как стояла. И Лара замолчала, к счастью, как будто поняла. Не хотелось суеты, не хотелось разговаривать, отвечать, выяснить хотя бы любопытства ради, до чего договорились Женя с Геной и сильно ли они напились при этом. Не было любопытства. Хотелось постоять одной, подумать, вспомнить кое-что…

Ишь ты, он ей целую нотацию прочитал, про глупых женщин, которые любят глупые слова! А вспомнила она, как он сказал ей их, эти слова, в первый раз. Тогда, значит, нужно было, “чтобы объяснить, что к чему”. Ну, да, точно, Регина хорошо помнила, когда это было — в их третью встречу. Они встретились после работы и пошли гулять. Родителям она соврала, что должна идти на профсоюзное собрание. Зачем соврала? Чтобы мама не смотрела с любопытством и не пыталась расспрашивать. Они прогуляли тогда долго, до поздней ночи. Какое уж тут собрание.

Как это случилось? Он почему-то замолчал, просто стоял и смотрел. И взгляд его стал напряженный, странный какой-то. Она его не поняла, тронула за руку:

— Ты что?

— А если я стану сейчас тебя целовать, что будешь делать?

Сильно она тогда не удивилась. Скорее, ей понравилась такая перспектива.

Она пожала плечами, прищурилась, спросила с легким вызовом:

— Откуда я знаю? Ты зачем дурацкие вопросы задаешь?

Ничего лучшего, чтобы ответить, просто не пришло в голову. Она его немного боялась. Или стеснялась — так точнее, пожалуй.

— Не знаешь? — он улыбнулся. — Тогда будем выяснять. На практике.

Это было даже похоже на шутку. Сначала. Его руки легли на ее плечи, и она очень ясно почувствовала его большие ладони, несмотря на толстую куртку, и ей показалось, что они очень теплые, его ладони.

Это был не первый в ее жизни поцелуй. Она не испытывала особого трепета, скорее — любопытство. Ей нравился парень. Ее тянуло к нему. А поцеловаться — интересно, как это получится с ним? Когда ее последний раз целовал парень, который, кстати, забыл спросить разрешения, она почувствовала только гниловатый запах изо рта, и это надолго отбило у нее интерес к такого рода опытам. Но теперь, с Иваном, ей казалось, должно быть по-другому. Должно быть намного лучше. Но получилось, чего даже не ждали…

Его губы прикоснулись к ее рту сначала слегка, потом настойчивей, еще настойчивей…

Приятно было с первого же мгновения, и чем дальше, тем приятней. А потом — как будто теплая волна подхватила и понесла куда-то, дальше, дальше, тело стало тяжелым и горячим, и было так хорошо…

И остановиться, оказывается, не получалось, ни сил, не желания не было, чтобы остановиться. Это нужно было сделать сразу, с самого начала, а теперь — поздно…

Это сделал Иван — остановился и отстранился, чуть-чуть, но все равно, он продолжал стоять очень близко. Кажется, с той самой минуты и появилось у нее это чувство — что нет между ними никакого расстояния…

Она замерла, удивленная и счастливая, и боялась поднять на него глаза. Почему боялась? Да кто же его знает.

Еще она слышала его сердце. Оно стучало, очень громко. Такого с ней не было ни до, ни после, чтобы она так явственно слышала сердце человека, стоящего рядом…

— Ничего себе, — сказал тогда Иван, и погладил ее пальцем по щеке, — ты просто…

— Я просто что?

Он и второй рукой осторожно коснулся ее лица.

— Я люблю тебя, Ринка. Слышишь? Я люблю тебя.

Вот тогда она подняла голову и посмотрела на него. И хорошо, потому что ей надо было увидеть его лицо, и запомнить его, она помнила его и сейчас — то его лицо…

Она спросила с усмешкой:

— Вот так сразу — любишь?

Опять не придумала ничего лучше, да она и не думала — не могла. Потом ей было просто мучительно вспоминать, какой она была тогда с Иваном — такая неловкая дура!

Но это было все неважно. Совсем неважно…

— Конечно — сразу, — тут же согласился он. — А чему ты удивляешься? Я как тебя первый раз увидел, и — все, готово дело. Я так и думал про тебя — ведьмочка ты, вот кто. Я ведь и не надеялся. Но теперь-то ты точно моя, даже не думай, что я тебя отпущу.

Все правильно. Если ей чего тогда и хотелось, так это чтобы он не отпускал ее, не отпускал никуда и никогда…

Опять вышел Иван, уже спустившись с крыльца, он приостановился и бросил через плечо:

— Так собирайся же. Или ты тут до вечера отдыхать собралась? — и ушел куда-то за дровяной сарай.

Регина нехотя пошла в дом.

Женя с Геной сидели за столом рядышком. Гена, положив руку на Женино плечо, бубнил что-то насчет того, кому надо жениться, а кому не надо. Веснин сидел поодаль и опять грыз яблоко. Регине он подмигнул. Молодец, Веснин, устроил все, как надо, никто никого не поубивал, скорее, наоборот, бывшие враги теперь почти приятели. Надолго, интересно? Или пока не протрезвеют?

Иван вернулся быстро, с большой проволочной корзиной, наполненной дровами. Ну, да, конечно, они же с Женей все вчера сожгли. А в доме у печки должны быть дрова, чтобы приехать и сразу затопить, если нужно.

— Серега, ты погляди-ка, — сказал Иван. — Это в поленнице лежало.

Веснин подошел, присвистнул, покачал головой.

— Ага. Вот и шкатулочка нашлась.

Регина тоже подошла, присела на корточки. Иван раскладывал на полу чурбачки из корзины, двигал их, как пазл, и быстро стало понятно, что некогда это был покрытый резьбой сундучок.

— Видишь, от пилы след? — показал Иван. — Сначала шкатулку распилили пополам. Потом каждую половину — опять пополам. А потом оттащили на поленницу, и Володька порубил топором…

— Надо же, — заметила Лара. — Это та самая шкатулочка, что Вера Михайловна продала внукам бывшей русской старушки.

— Но зачем? — изумилась Регина. — Кто это сделал?

— Таинственный кладоискатель, — объяснил Веснин. — Ты слышала про сундуки с двойным дном, в которых иногда можно найти нечто очень интересное?

— Я слышала только про сокровища Флинта, — попробовала съязвить Регина. — По-моему, там сундук был обычный. Ребята, что здесь происходит?

— Тебе Ванька потом расскажет, — махнул рукой Веснин.

— Вероника, — Регина подскочила. — Это она пилила шкатулку? Это она ее купила?! Нет, может, вы еще скажете, что она и покушение на Веру Михайловну организовала?!

Она вертела головой в поисках пилы, которую поставила у входа, чтобы вернуть соседу. Женя, помнится, пилу не передвигал, даже внимания на нее не обратил.

Иван с Весниным сначала онемели, потом дружно расхохотались.

— Нет, Рин, — успокоил ее Иван. — Все не так.

— А где… пила?

— Гриня забрал. И перчатки принес, сказал, что это Никины. Вон, на полке — не забудь, ладно?

До перчаток надо было лишь руку протянуть, и Регина взяла их. Рассмотрела и удивилась.

— Это мои!

— Как — твои? Это Никины. Я много раз их у нее видел.

Она удивилась еще сильнее. Много раз видел? Когда это? Они же с Вероникой почти не видятся, у родителей только разве. Иван ведь бывает у Ведерниковых, то только когда там Вероники нет — Регина давным-давно отметила этот момент. И потом, Иван наверняка не скажет, какие у его жены перчатки, те, которые он видит каждый день. В лучшем случае, он знает, какого они цвета.

Иван мог бы уточнить, что Ника пару-тройку раз именно эти перчатки забывала у него в тренерской, и один, кажется — у него в машине, когда он, случайно, конечно, ее подвозил. А на одном пальце, сверху — пятнышко от голубой краски, замытое, но еле заметный след остался. Это она испачкалась у него в тренерской. Он еще потом ходил и искал по подсобкам, чем эту краску отмыть, и отмывал собственноручно и ругался при этом!

Конечно, он не стал уточнять.

Регина бросила перчатки на место и принялась искать свою сумку. Когда она отвернулась, Веснин взял перчатки и положил в карман.

— Женю мы домой отвезем, — сказал он. — Пока доедем, будет свеж, как огурчик. Ген, с тобой как быть? Ты на машине, что ли?

Гена что-то пробурчал, но Веснин его понял.

— Ладно, сейчас Мишаню позовем.

Он выудил из кармана телефон, нажал пару кнопок.

— Алле, Миша?..

— Видишь, — хмыкнула Лара, — и ты еще сомневаешься? Подруга, ну не слепая же ты?

— Что ты имеешь в виду? — Регина ушла в спальню, притворила дверь.

— Твой Веснин тут появился вроде бы сегодня ночью, и только. А с Мишкой он, как с наймитом, и номер Мишкин у него в мобильнике!

— Ну и что?

— Ладно, ничего. Ты уверена, что это твои перчатки?

— Мои. Даже помню, где купила их — в лотке на остановке Пушкина. Там еще подкладка зашита — брак оказался, я сама зашивала. А потом потеряла где-то. Но точно не здесь…

Оказалось, что машина, на которой приехали Иван с Весниным — черный джип Виталика.

— А что ты хотела? — улыбнулся Иван. — Забыла, какой вчера снегопад был? Мы и на этом звере чуть не застряли.

Она села в машину впереди, рядом с Иваном, Веснин с Женей — сзади.

— Рин, а мы с Серегой свою учительницу бывшую встретили, — сообщил Иван. — У Сережки в школе, представляешь? Давай соберемся, сходим к ней в гости на следующих выходных?

— Хорошо, сходим, — Регина рассеянно кивнула, потом спохватилась:

— У Сережки, говоришь? А кто эта учительница?

— Карнелия Ивановна.

— Ничего себе…

Столько солнца за окном, и снег какой яркий — просто невероятно! А небо, небо какое…

Регина стояла посреди чужого двора и смотрела, как играют дети. В руках у нее был пакет, в пакете — коробка с игрушкой, большой пожарной машиной на радиоуправлении. Машину Лара приобрела для своего племянника Вадимки. И теперь Регина стояла и наблюдала, как четырехлетний Вадимка в сине-красном комбинезончике, круглый как колобок и очень деятельный, лепил снежки-снаряды и складывал их в кучку. Чуть поодаль высилась целая стена из снежный катышей, которую юные герои собирались обстреливать снежками-снарядами. В сторонке сгрудились в кучку приглядывающие за детворой тетки, все пожилые, и говорили они не переставая о чем-то своем.

Вадимка — сын Виталика. Незаконный, но признанный. В его свидетельстве о рождении записано — Ведерников Вадим Витальевич. Еще бы — как Виталик мечтал о сыне! Еще Соня маленькая была, он все твердил — следующим обязательно пацан будет, Вадька, наверное. И подмигивал Веронике. Так что — вот он, Вадька. Только Вероника здесь побоку. Маму Вадима Витальевича зовут Анжела.

Это Лара захотела пообщаться с племянником и подарить ему игрушку. Сначала Лара опять сказала — попрощаться, Регина ее одернула — какие, дескать, прощания, договорились ведь, что умирать никто не будет? Лара согласилась и даже посмеялась. Пообщаться. Повидаться. Встретиться. Как ни скажи — какая разница?

Идея с игрушкой с самого начала Регине не понравилась. Просто прийти и взглянуть на ребенка — на это она согласилась сразу. И даже, сказать по правде, не только из-за Лары, а еще из-за собственного, низменного бабьего любопытства. Стало интересно увидеть другую, тайную сторону Виталькиной жизни. Как-то ей в эту другую жизнь не очень верилось. Нехорошо — подсматривать? Наверное, нехорошо. Ну, и ладно. Она ведь не сама по себе, а с Ларой, которая, как будто, имеет право.

Но — игрушку дарить? Как незнакомая тетка может вручить ребенку дорогую вещь, кто позволит? Значит, придется объясняться со взрослыми, с Анжелой этой, или с ее мамой. Ненужная сложность.

Лара на подарке настаивала. Уперлась, и все тут. Будто бы когда-то Виталик не разрешил подарить сыну вот именно такую машину, чем страшно расстроил и ребенка, и его тетю Лару. Регину это немножко удивило, потому что той же Сонечке Виталик позволял практически все. Но если сына он предпочитает воспитывать иначе, наверное, ему виднее.

Пора была уже что-то предпринимать, и Регина прикидывала, что она скажет…