Разговор за рюмкой чая. Прививка от любви

Степаныч и тёщи

Я логист.

Словечко новомодное, с претензией на исключительность, а на самом деле ничего необычного: дирижёр с правами администратора и талантом самодеятельного композитора.

Шучу.

Сижу себе за компом, клавиши телефона тюкаю, графики рисую и инструкции всем и каждому даю.

Перед учредителями по стойке смирно стою, общаясь с клиентами, изображаю Папу Римского и Юлия Цезаря в одном лице, с руководством и менеджерами на равных, с персоналом и водителями по-отечески строго, с остальными – рубаха-парень.

Короче, работа – не бей лежачего.

Иногда, правда, накосячим чего либо, и понеслось…

Вот и сегодня.

По цепочке: от менеджера, небрежно принявшего заказ, и бухгалтера, выписавшего накладную с ошибками, до невнимательного кладовщика и рабочего, перепутавшего полеты с товаром, до меня, не успевшего или не захотевшего проверить, отличились все.

Клиент, оплативший европейскую керамическую плитку на два с лишним лимона, обратился с рекламацией, объясняя учредителям непечатными словами, что им пипец.

Так-то..

Еду разруливать.

Я ведь в нашей кампании за няньку, терапевта и психолога.

На такие переговоры обычно езжу с одним и тем же водителем – Виктором Степановичем Черномырдиным, полным тёзкой незабвенного политика, наговорившего невзначай афоризмов на большую книгу.

– Курс у нас один – правильный, вещал этот забавный дядька.

Или вот это: секс – это тоже форма движения.

Степаныч тоже был юморист ещё тот. А ещё…

Действует он на меня как экстрасенс и гипнолог.

Характер у Степаныча мировой: водила, а ума палата. Чего угодно по косточкам разберёт, диагноз поставит и совет даст.

Клиента я уболтал, хоть и с трудом.

Долго мы с ним шары катали, но аккорд был мелодичный: спели под гитару “в лунном сиянии”, уговорили бутылку марочного дагестанского коньяка с лимоном и сёмужкой. Он меня на рыбалку пригласил, намекнул, что подругу подгонит не хуже своей секретарши.

А та…

У меня… челюсть отвалилась и слюна капала.

Но я не о том, о Степаныче.

– Начальник, – говорит он, друг ты мне или не друг?

– Ато, – отвечаю, – для тебя, Степаныч, хоть звезду с неба, хоть пи…

Пошутил, короче.

– У меня тут, извини, конечно, тёща любимая, Алевтина Кондратьевна. Не могу мимо проехать, сам понимаешь. Я ведь как есть дамский угодник, тебе ли не знать.

– Уговорил, – говорю, подожду, сколько нужно, только я несколько экземпляров экспонатов под названием тёща уже знаю…

– То вторая. По счёту. Самая любимая, но ты со мной должен зайти. Алечка гостей любит. Доставим женщине радость.

Набрал Степаныч гостинцев. Три сумки.

Мясные и рыбные деликатесы, килограмма два мороженого, торт, шампанское, коньяк и так, по мелочи.

Как на свадьбу.

Дверь в квартиру в обшарпанной пятиэтажке открыл своим ключом.

– Кондратьевна глуховатая и ходит с трудом, но, тёща мировая. Сам увидишь.

К комнате с наглухо зашторенными окнами сидела сухонькая старушка с огромными очками на носу.

– Анюта, ты пришла, – скрипучим голосом спросила бабуля.

– Нет, Кондратьевна, это Степаныч, серый волк, зять твой любимый.

– Ой, солнце моё, а меня и угостить тебя нечем.

– Всё с собой, мамулечка, всё с собой. Анька-то часто приходит?

– Куды там. Не припомню, когда была последний раз. Светулёк заходит через день.

– Светка, Антон Петрович, дочуля моя. Умница-красавица. Как она, Кондратьевна, не хвасталась? Я ведь ей на окончание института Тойоту купил. Замуж соберётся – квартиру подарю.

По дороге обратно Степаныч взахлёб рассказывал про Светочку, про Анюту – самую-самую любимую жену.

– У меня, Петрович, до сих пор при виде Аньки сердце замирает. По секрету скажу: помнишь, недели две назад я отгул брал? С Анюткой в пансионате зависали. Ох, как я её… Люблю, заразу!

– А развёлся чего?

– Устал. Сколько можно по одному маршруту агрегат гонять? Я неожиданность люблю, приключения и романтику. Ты не думай, я её не обижаю: денег шлю, подарки там, интим время от времени, понятное дело. Когда соскучусь.

– Многостаночник ты, однако, Степаныч.

– Не без этого. Есть ещё порох в пороховницах.

Про бывших Степаныч рассказывал часто и много: сочно, восторженно, с картинками, перескакивая с одной на другую, вспоминал многочисленных детей и самых любимых тёщ.

Степаныч не забывал никого из некогда отвергнутых пассий. Такой вот, понимаете, феномен – впечатлительный и влюбчивый.

Я с ним почти пятнадцать лет катаюсь. Фаину, последнюю жену знаю и детей. Мы частенько бываем в одной компании.

Замечательная женщина.

В начале нашего знакомства, когда я был менеджером и экспедитором, отправили нас с довольно сложным заказом в Зеленоград.

Клиент был придирчивый: проверял каждую коробку, скандалил.

Освободились только к вечеру.

Степаныч так же, как сегодня, попросил зайти с ним к тёще. К другой.

– Валентина Сергеевна, тёщенька любимая – мировая женщина. Штучного изготовления особа. Наговориться с ней попросту невозможно. На любую тему беседу поддержит. Добрая, справедливая. А как поёт…

Я тогда ничего про Степаныча не знал. Понял из разговора, что сын у него, Павел, дочка Людмила и жена Софья.

Собственно, мне эти знания без надобности были, только через месяц Степаныч меня с женой и детьми познакомил. Не специально, так вышло.

Звали супругу, почему-то, Фаина. А детей Виктор и Катенька.

У меня память профессиональная – цепкая. Сразу уловил – не срастается, но спрашивать не стал. Будет нужно – сам расскажет.

Спустя какое-то время мы с ним мотались в Ногинск. Я уже старшим кладовщиком был.

Сдали мы товар, а по пути Степаныч говорит, – Антон, тёща у меня здесь живёт, Клавдия Филипповна. Неудобно мимо проезжать и не навестить. Мировая женщина. Человечище. Самая любимая тёщенька, че слово.

Потом Степаныч познакомил меня с Анной Фёдоровной, с Елизаветой Юрьевной, с Викторией Олеговной и с Ефросиньей Серафимовной.

Возможно, что пока я не всех тёщ знаю.

Каждая из этих женщин была любимая и исключительная.

Он не забывал никого: посылал тёщам, жёнам и многочисленным потомкам поздравления, и деньги, привозил подарки.

Оказалось, что кроме этой работы у Степаныча есть бизнес, связанный с товаром нашей фирмы, но держал это в секрете, чтобы не вызвать недовольство начальства.

Все деньги до копейки он тратил на бывших и настоящих тёщ, жён и детей.

Как ни странно, его обожали и те, и другие, и третьи. И никто не осуждал.

Время от времени Степаныч крутил романы с кем-нибудь из бывших пассий, от которых по-прежнему угорал.

– Прикидываешь, Антон, я опять в свою Люську влюбился. Она у меня такая, – с обожанием восклицал он, имея в виду четвёртую жену.

– Я ей кольцо с бриллиантом купил. Как думаешь, может мне опять с ней сойтись?

– А Софья Игоревна как?

– Она женщина с понятием. Я ведь не собираюсь её совсем бросать. Софочку я тоже люблю.

Романтик, авантюрист, искатель приключений – это всё про него.

По отношению к нему любвеобильность и непостоянство были настолько естественными процессами, что создавалось впечатление, будто Степаныч взял на себя социалистическое обязательство – охватить счастливыми брачными узами всех женщин страны.

Как-то я думал: что было бы, если всех, кто был ему дорог, перезнакомить. Взять и собрать за одним столом.

Сам я однолюб, мне хватает одной единственной, а Степаныч…

Наверно у него безразмерное, гуттаперчивое сердце.

Интересно, не болит оно от настолько интенсивного обожания сразу всех?