Разгром Деникина

Глава шестая ЗИМНЯЯ КАМПАНИЯ

Положение на Южном фронте к концу 1918 г. характеризуется рядом боев местного значения, причем лобовые атаки частей 8-й и 9-й армий на северной границе Донской области не имели крупного успеха, и противник, Донская армия, сосредоточивая наибольшие усилия на Воронежском направлении, сдерживал натиск красных армий, переходя временами в контратаки. Вся борьба этого периода была в значительной доле связанной наличием германских оккупационных войск к западу от линии Белгород — Валуйки — Чертково — Миллерово — Новочеркасск — Ростов. Революция в Германии и очищение немцами занятой ими территории вызывают оживление на Южном фронте, ибо красное командование перестает опасаться за свой правый фланг[75] и получает большую свободу маневрирования. С другой стороны, для Донской армии обстановка значительно видоизменилась, ибо открывался новый обширный фронт — Западный, настойчиво требовавший немедленного привлечения донских войск, вследствие чего часть войск Воронежской группы меняет фронт на северо-запад и на запад.

На Царицынском направлении в декабре 1918 г. обозначается успех Донской армии, которая занимает Калач и продолжает теснить центр 10-й красной армии к Царицыну, угрожая взятием этого города. Пользуясь некоторым затишьем у Воронежа, донское командование усиливает Царицынскую группу и к концу года распределяет свои силы по следующей схеме[76] (схема 1).

Оценивая эту группировку, легко установить неясность стратегических целей и планов донского командования. Основных групп две — Воронежская и Царицынская, причем первая немного сильнее второй. Очень незначительна третья группа, Султанова (конная), на Еланском направлении. Казалось, центр усилий должен быть на Воронежском направлении, однако наибольшую активность проявила Царицынская группа. Наконец, 600-километровый фас Донского театра оставался не прикрытым, позволяя красным свободно действовать в охват левого фланга и в тыл Воронежской группе. Сил у донцов для занятия этого нового фронта не было, вследствие чего они были вынуждены пойти на поклон к Деникину и просить у него помощи. Эта помощь была куплена за счет подчинения всей Донской армии главнокомандующему вооруженными силами Юга России генералу Деникину[77]. А ведь еще недавно, в августе месяце, тот же Краснов в ответ на письма Деникина, в которых указывалось на необходимость командующим всеми вооруженными силами Юго-Восточного союза назначить командующего Добровольческой армией — гордо написал: «Никогда»[78].

Уступчивость, которая пришла на смену этой непримиримой позиции объяснялась также начавшимся разложением войск Донармии вследствие общего утомления, нежелания продолжать войну за пределами области Войска Донского, убеждения в безуспешности борьбы и антагонизма между молодым и старым поколениями. Вмешательство частей Добровольческой армии и подчинение Донской армии Деникину имело большое политическое значение и резко отразилось на планах наших противников. Атаман Краснов хотя и выдвинул войска Донской армии за пределы области, но стремился главным образом к обеспечению этих пределов захватом важнейших железнодорожных узлов[79].

Деникин же и Доброволия ставили себе задачей борьбу с большевизмом до окончательной победы нал ним и похода на Москву. Вступив одной ногой на Дон и выпутывая, правда, не без труда, другую свою ногу с Северного Кавказа, командование Донской армией, а с января «главное командование вооруженными силами Юга России» постепенно прибирает к рукам донцов и ставит общие цели борьбы.

С самого начала 1919 г. перед Деникиным встает дилемма: либо продолжать переброску Добровольческой армии на крайний левый фланг Донского театра, в район Донбасса, либо направить усилия на Царицынское направление. Оба направления имели свои преимущества и серьезное значение.

Хотя политическое, экономическое и оперативное значение Донбасса как крупнейшего рабочего центра, источника минерального топлива и огромного железнодорожного узла было, казалось бы, достаточно очевидно, тем не менее обе стороны в начале 1919 г. отказываются от сосредоточения усилий в этом направлении. Деникин в январе месяце решает перенести центр тяжести на Царицынское направление, что полностью совпадает с предположениями красного командования. Значение этой большой ошибки красного командования, о которой подробнее мы скажем ниже, усугубляется тем, что к моменту новой переброски белых войск Деникин резко меняет свое решение и с начала февраля переносит центр тяжести своих усилий в район Донбасса.

Об этой перемене направления сам Деникин (т. V, с. 72) говорит следующее:

«В январе (старого стиля) месяце намечена была переброска армии на Царицынское направление, с одновременным наступлением против Астрахани, для захвата стратегического опорного пункта Царицына и нижнего плеса Волги и для установления связи с армиями адмирала Колчака. Это движение в тесной связи с наступлением в Харьковском и Воронежском направлениях должно было вылиться впоследствии в общее наступление к центру России… В этом смысле штабу Кавказской (Добровольческой) армии было предложено разработать план операции. Но к тому времени, когда явилась возможность начать переброску сил, т. е. к началу февраля, обстановка на северном фронте коренным образом изменилась. Первоначальная линия фронта, подходившая к Курску и Воронежу и обусловившая возможность выполнения этого плана, с падением гетмановской и петлюровской Украины откатилась уже к Азовскому морю. Донская армия, доходившая до Лисок, Поворина и Камышина… находилась в полном отступлении к Северскому Донцу и Салу… на крайнем левом фланге Донской армии прикрывал Ростовское направление… отряд генерала Май-Маевского… выдерживал напор значительно превосходящих сил… На это направление сосредоточено было особое внимание Москвы: там бился пульс хозяйственной жизни страны… Передо мной встала дилемма: приводить ли немедля в исполнение первоначальный план движения главными силами на Царицын и, следовательно, бросить на произвол судьбы Дон и отдать большевикам каменноугольный бассейн… или, не оставляя Царицынского направления, сохранить Донецкий бассейн — этот огромной важности плацдарм будущего нашего наступления, сохранить от окончательного падения и разложения Донское войско».

В этих рассуждениях Деникина (написанных много времени спустя после событий) заметна забота оправдать перемену направления и, следовательно, оправдать и отрыв от Колчака в момент, когда наступление последнего к Волге только еще начиналось и когда, конечно, нельзя было предвидеть, что оно окончится так неудачно, как это случилось. Антанта делала ставку на Колчака, и отрыв от него действительно требовал оправданий. Но, по существу, в январе у Деникина, как видно, просто не было еще ясного плана действий; опора не то на гетмана, не то на Петлюру для наступления к «центру России» (о Москве пока не говорится) была слишком непрочна. Твердого намерения соединиться с Колчаком тоже не было — Деникин очень легко от него отказался.

Позднее, в середине апреля старого стиля (когда уклонение от соединения с Колчаком все еще нельзя было оправдать его неудачей), Деникин в письме к Колчаку, отправленном с Гришиным-Алмазовым, пишет: «Даст Бог — встретимся в Саратове… получаем широкую помощь снабжения от англичан и широкое противодействие со стороны французов (написано под впечатлением эвакуации французов из Одессы и Крыма), но все это менее важно, чем наше соединение…» Но после охарактеризованного нами выше решения все это было пустыми фразами[80].

Так или иначе, но в начале февраля старого стиля Деникин решительно склонился к сосредоточению главных сил Добрармии в Донбассе, куда и были направлены Кавказская дивизия генерала Шкуро, 1-я Кубанская дивизия корпуса генерала Покровского, 1-я Терская дивизия и другие части.

Конечная цель красного командования заключалась в решительной борьбе до полного уничтожения контрреволюции на Юге России и в освобождении территории, т. е. источников продовольствия, сырья и топлива, без чего Советская республика не могла ни развивать борьбу, ни поддерживать свое существование. В программе этой борьбы на первом плане стояло уничтожение организованных вооруженных сил противника, но эта задача не могла быть достигнута одним ударом. Нужна была известная последовательность действий, не упускающая из виду конечных общих целей борьбы с контрреволюцией.

Перед красным командованием был поставлен прямой вопрос: какой объект действий избрать, начиная решительную кампанию на Южном фронте, живую силу, т. е. Донскую армию, или территорию? Красное командование остановилось на живой силе. Верным ли было это решение? Отвечаем: верно как общий принцип, но неверно для данного положения. Вся суть в том, что, когда армии Южного фронта приступили к выполнению поставленных им задач, живая сила Донской армии уже разваливалась. Казаки целыми полками бросали фронт и расходились по домам. Вот факты: с 4 по 23 января сдались 3000 казаков, взяты красными 31 орудие, 115 пулеметов, 3 броневика, 3 бронепоезда, 8 февраля на станции Арчеда 7 казачьих полков сдались с артиллерией, бронепоездом и самолетами, 11 февраля на станции Котлубань сдались еще 5 полков, и т. д. Это было разложение Донской армии, для завершения которого не требовалось слишком больших усилий.

В то же время новая живая сила противника в виде лучших добровольческих частей под командованием генерала Май-Маевского накапливалась в Донбассе и скоро не только захватила весь этот важнейший район, но и парализовала «красные резервы», которые там находились.

На вопрос, могло ли красное командование учесть эти данные при составлении плана решительных действий против Донской армии, мы отвечаем: могло, ибо в конце декабря было ясно, что Донская армия разлагается.

Какое же направление надо было избрать для развития главного удара? Ответ теперь ясен: Донбасс, как могучий политический фактор, как важнейший экономический район, как стратегический плацдарм, обеспечивающий тыл красных при движении их навстречу пачками подходящим частям Добровольческой армии на Ростовском направлении, отделяющем Донскую армию от Добровольческой.

Были ли войска Южного фронта в состоянии проделать эту работу? Были — судя по тому, что они позднее проделали еще более тяжелую работу. И тем не менее был принят другой план действий, который в первое время отвлек главные силы Южного фронта в северные пределы Донской области и оставил в стороне Донбасс.

Этот план[81] состоял в том, чтобы, усиливая состав фронта частями 11-й дивизии и всей 4-й армии с Восточного фронта, поставить Южному фронту задачу решительно наступать 8-й и 9-й армиями, имея объектом действий сначала Воронежскую группу противника (18–20 тысяч штыков и сабель), а затем Царицынскую, причем разгром Воронежской группы мыслился территориально в районе к северу от параллели Павловска. Содействие выполнению этой задачи оказывает усиленная одной бригадой группа Кожевникова, охватывая левый фланг — тыл Воронежской группы в направлении от линии Валуйки — Купянск на Богучар — Миллерово. 10-я армия активно обороняет Царицын до выхода прочих армий в тыл и на левый фланг Царицынской группы донцов, после чего всеми армиями предпринимается наступление на Ростовское направление.

Последующие директивы командюжа Славена уточняют эту общую задачу, оставляя, в общем, идею главного командования в том же виде.

Изображая эту идею схематически, мы получаем такую картину (схема 2).

Эта схема наглядно рисует сложность и некоторую запутанность маневра, Армии фронта вынуждены дважды менять свое направление в чрезвычайно тяжелых условиях бездорожья и ряда водных рубежей, с чем надо было считаться, ибо вскрытия рек юга Донской области можно было ожидать уже к началу марта. Кроме того, обширность театра делала содействие группы Кожевникова весьма проблематичным, а охват Воронежской группы противника далеко не глубоким. Выбор же объектом дальнейших усилий Царицынской группы противника при почти полном игнорировании Донбасса означал пренебрежение к громадному политическому, экономическому и оперативному значению этого района.

Общее количество сил Южного фронта, 100 000 штыков и 17 000 сабель при 2000 пулеметах и 450 орудиях[82] распределялось по армиям таким образом: 8-я и 9-я армии вместе имели около 50 000 штыков и 5500 сабель. 10-я армия на Царицынском направлении имела всего около 30 000 штыков и 8000 сабель. Группа Кожевникова, по очень приблизительным данным, имела не более 20 000 штыков.

Прежде чем перейти к вопросу об оценке плана красного командования, нелишне отметить следующие обстоятельства.

Оценка любой исторической ситуации чрезвычайно облегчается временем. Сейчас, когда от эпохи Гражданской войны нас отделяет уже десятилетие, события этой войны приобретают все большую и большую ясность. Зная самое событие, а главное — его конечные результаты, легко вскрыть и причины, вызвавшие тот или иной результат. Но находясь в самом центре кипящих событий, в водовороте нарастающей динамики фактов, данных, отдельных эпизодов и наслоения беспрерывного потока отовсюду поступающих сведений, крайне трудно взять самое основное, отбросить ненужное и принять наиболее четкое, резко очерченное решение. Военная обстановка динамична и скоропреходяща. Она не ждет. События происходят быстро, одно за другим и влекут за собой многочисленные жертвы, разрушение планов, крах решений. И величайшая задача полководца — не дать увлечь себя случайному потоку, суметь противостоять ненужным, не отвечающим действительности требованиям, как бы это ни казалось в данную минуту настоятельно необходимым. В этом — значимость вождения войск. Но разобраться в обстановке и поставить верный диагноз бывает не легко и не просто.

Если взглянуть на обстановку, то мы увидим, что было невозможно откладывать ни сокрушение до конца Донского войска, ни борьбу с деникинской армией на Северном Кавказе. Обе эти задачи являлись неотложными. Направить же одновременно сильную группу в Донбасс представлялось затруднительным ввиду трудности переброски войск с других фронтов и малой успешности новых формирований. Та же цель могла быть достигнута: а) выделением для занятия Донбасса достаточно сильных и стойких украинских формирований, б) мобилизацией рабочих дружин в Донбассе и формированием из них новых дивизий. Но то и другое требовало кадров и политической работы. По тем или иным причинам эти условия не были выполнены, а главное — было упущено время. Именно здесь сказались особенности требований Гражданской войны, с которыми не успели вовремя справиться.

В итоге дело ограничилось выдвижением в сторону Донбасса группы Кожевникова с Украинского фронта, но она ни по своей силе и составу, ни по своей политической подготовке не отвечала такой задаче, как утверждение в Донбассе и борьба с Добрармией, с кадровыми офицерскими частями.

Что касается Южного фронта, то над решениями красного командования здесь более всего тяготели: а) забота об оказании помощи Царицыну — этому оплоту пролетарской революции на нижней Волге, который, по сведениям, поступившим к главкому и командюжу, находился в критическом положении, и в то же время б) намерение использовать для активных действий крупную Царицынскую группу в общем направлении на станцию Лихая.

На решениях главного командования отразилась также уверенность в успешности действий Кавказско-Каспийского фронта, который 19 декабря 1918 г. получил от главкома задачу: «Базируясь на Пятигорский район, наступать вдоль Владикавказской железной дороги». Ближайшей целью здесь было также оказание содействия 10-й армии наступлением 11-й армии в общем направлении на Армавир — Тихорецкую. Одновременно преследовалась цель — сковать Добровольческую армию, а затем совокупными усилиями всего Южного фронта и 11-й армии, не растягивая сил в западном направлении, поразить сразу обоих противников, т. е. Добровольческую армию и Донское войско, наступлением с северного, северо-восточного и восточного направлений.

Сведения о развале Донской армии до двадцатых чисел января 1919 г. были неясные, что также отразилось на решениях командования Южным фронтом и на последующих действиях. Командование все еще опасалось возможного прорыва казаков на стыке 8-й и 9-й армий.

Наконец, в намерения по крайней мере главного командования, как уже упомянуто, входило именно быстрое поражение Воронежской группы противника (до параллели Павловска), чтобы развязать себе руки для дальнейших действий. Широкий маневр Деникина с переброской сил в Донбасс не был учтен в достаточной мере.

Таким образом, не стремясь оправдать план действий, принятый в конце декабря 1918 г. как главным, так и фронтовым командованием на Южном фронте, можно привести целый ряд объяснений, почему был принят именно этот, а не лучший план, который не упустил бы из виду развития более решительных действий через Донецкий бассейн. История должна принять во внимание эти объяснения, но она же должна отметить все значение сделанной по тем или другим причинам основной ошибки как в плане, так и в развертывании сил, которую потом пришлось исправлять с неимоверными трудностями и без успеха.

Перейдем теперь к краткому изложению действий войск Южного фронта по выполнению поставленных им задач и проверим попутно правильность сделанных нами выводов о плане красного командования.

Мы уже указывали на то значительное преимущество, каким обладали донские части по сравнению с красными войсками: большую часть Донской армии составляла конница, тогда как красные имели только незначительные конные соединения. Это обстоятельство играло крупную роль в двух отношениях:

1) противник при гораздо меньшей численности сил имел возможность широко применять маневр, перебрасывая свои конные части по различным направлениям, создавая у красных впечатление более значительных сил;

2) наши части, прибывая с других фронтов, где конницы было значительно меньше, не обладали достаточным опытом для борьбы с конницей и легко поддавались панике. Противник умело пользовался этими двумя факторами.

Идея, которую командюж вкладывал в свои директивы в развитие указаний главного командования, состояла в следующем:

а) Наибольшие усилия требовались от правофланговой группы Кожевникова, которая должна была охватить левый фланг противника (Воронежскую группу). 12 января она должна была сосредоточиться в районе станций Митрофановка и Кантемировка.

б) 9-я армия в свою очередь должна была, заслонившись от возможных контрдействий Царицынской группы, действовать главными силами в направлении на Урюпинскую, охватывая правый фланг Воронежской группы.

в) Центральная 8-я армия получила задачу небольшого фронтального наступления. 10-я армия сохранила задачу активной обороны Царицына и Камышина.

Идея — совершенно ясная, задачи поставлены четко. К 13 января Воронежская группа должна была быть разбита. Это и являлось ближайшей задачей армий Южного фронта. И тем не менее эта директива, как это часто бывает, не была выполнена. Ибо и хорошей директивой зачастую нельзя предусмотреть те действия противника, которые произойдут в действительности. Так случилось и здесь. Группа Кожевникова и правый фланг 8-й армии (12-я дивизия) усиленно продвигались, встречая незначительное сопротивление противника, и к 10–12 января заняли положение: Старобельск — река Черная Калитва. Но левый фланг 8-й армии и 9-я армия испытывают ряд сильных потрясений и неудач: левофланговая дивизия 8-й армии (Инзенская) несет крупное поражение у станции Абрамовка, а 9-я армия вынуждена отойти от станции Поворино. 8 января она вновь овладевает этой станцией, и к 15 января части 9-й армии выходят на линию Новохоперска. Только 21 января 9-я армия овладела Урюпинской.

Но еще 17 января казаки, чувствуя на обоих своих флангах нависание противника (правый фланг 8-й армии и 9-я армия), вынуждены были начать отход с участка Абрамовка — Колено, что делало усилия группы Кожевникова излишними. Тогда командюж новой директивой, от 18 января (№ 534) направляет эту группу по линии Марковка — Талы с одной дивизией на Луганск. С этого момента Воронежская группа, по существу, перестает оказывать серьезное сопротивление и катится на юг почти без боев. 21 января командюж считает необходимым перейти к исполнению своей второй и главнейшей задачи — разбить Царицынскую группу. Для этого он в тот же день отдает директиву № 671, ставя задачи армиям: группе Кожевникова, не достигшей еще по предыдущей директиве намеченного рубежа, продолжать выполнение поставленной задачи; 8-й армии — окончательно изменить свое направление на восточное и выйти на рубеж Журавлевка — Казанская; 9-й армии — рубеж Бурацкая — Павловская — река Бузулук с дальнейшим движением вдоль железной дороги Поворино — Царицын, т. е. уже в юго-восточном направлении.

Таким образом, с 10 по 25 января армии Южного фронта прошли в среднем около 100 км (только группа Кожевникова — около 200 км). Столь медлительное продвижение войск и неудача Инзенской дивизии под Абрамовкой вызывают неудовольствие главного командования. 21 января вместо товарища Славена в командование войсками Южного фронта вступает товарищ Гиттис, бывший до того командармом-8.

Новый командующий застает войска в следующем положении (схема 3).

Из этой схемы видно резкое изменение общего направления фронта: из юго-западного и южного оно стало восточным и юго-восточным — перемена почти на 90 градусов. Из схемы видно и другое: сходящееся направление наступающих армий фронта к Царицынской группе с каждым днем подвергается вдвое большей опасности со стороны Донбасса. Правый фланг и тыл фронта обнажаются все более и более, и направление одной дивизии (4-й) и группы Кожевникова от Луганска на участок Лихая — Каменская со слабыми отрядами в Дебальцеве и Попасной, конечно, не представляло серьезного обеспечения операций фронта.

Это положение не привлекает, однако, достаточного внимания нового командюжа. Между тем еще 19 января (накануне смены командования) была получена директива главкома с указанием, что противник напрягает все силы, дабы взять Царицын, и что необходимо его отстоять. Поэтому товарищ Гиттис, развивая планы главного командования, 24 января в своей первой директиве приказывает 14-ю дивизию 9-й армии направить по железной дороге к Красному Яру, несмотря на протесты командарма-9, который считал, что переброска по железной дороге займет не менее двух недель, а потому дивизия выпадет из операций, и что гораздо выгоднее направить ее походным порядком.

Действительность полностью подтвердила мнение командарма-9. Впрочем, Донская армия потеряла боеспособность, и Камышинская группа, помочь которой должна была 14-я дивизия, смогла беспрепятственно перейти в наступление без поддержки этой дивизии.

Еще 22 января последовала директива главкома, в которой он:

а) запрашивал о мерах, принятых ввиду отступления 9-й армии[83],

б) извещал о том, что Каспийско-Кавказский фронт достаточно силен для решительных действий, и

в) требовал сокращения фронта движения и выделения резервов.

Намечалось выделение в резерв 13-й дивизии 8-й армии к станции Таловая (за центром фронта) и Уральской дивизии 9-й армии южнее устья реки Кардаил (на полпути между Поворином и Арчедом, за левым флангом фронта).

Директива главкома от 25 января снова напоминала о тяжелой обстановке в 10-й армии, а директива от 27 января указывала, что группа Кожевникова уже угрожает южной части Донской области (Новочеркасску и Ростову). 8-я армия и правый фланг 9-й армии уже значительно продвинулись вперед, а потому ставится задача — овладеть железной дорогой Поворино — Царицын, чтобы упрочить левый фланг и создать охватывающую базу. Таким образом, по-прежнему преобладает забота о Царицыне.

В директиве от 30 января № 974 командюж ставит армиям задачи по продолжению движения: группе Кожевникова и 8-й армии — на восток, 9-й армии — на юг. 31 января товарищ Гиттис уже прямо ставит задачу — преследовать противника, по все еще в прежних направлениях.

Наконец, главное командование, учитывая низкое морально-политическое состояние войск противника, а может быть, и начиная сознавать опасность нависания на правом фланге сил белых, меняет направление армий фронта на более южное и 1 февраля (директива № 519) ставит новый объект действий Южфронта: Новочеркасск — Ростов. Для этого, уничтожив оставшиеся силы противника в районе к северу от реки Дон, армии должны выйти к 6–8 февраля на рубеж Миллерово — Кафалинская. Дальнейшие задачи — овладение Ростовом и выход на рубеж Донбасс — Ростов — Великокняжеская.

Надо отдать справедливость командюжу: ему предстояло решить трудную задачу. Приходилось коренным образом менять направление армий с восточного на южное и рокировать силы к западу, причем в условиях весьма нелегких; даже при слабом сопротивлении противника такая перемена фронта не могла быть выполнена безболезненно. Положение осложнялось еще начавшейся в феврале оттепелью и бездорожьем, ожиданием в самом непродолжительном времени вскрытия Дона и некоторыми организационными мероприятиями, которые намечались по переформированию дивизий армий.

Легко представить себе те неимоверно тяжелые условия, в каких всем армиям фронта (кроме 10-й) приходилось устраивать свой тыл и переносить центр тяжести на новое направление.

Командюж директивой № 1038 от 1 февраля указывает: группе Кожевникова — занять район Лихая — Каменская[84]. (Донбасс все еще не привлекает к себе внимания командюжа), 8-й и 9-й армиям — к 6 февраля выйти на фронт Кошары — Усть-Медведицкая, 10-й армии — наступать вдоль железной дороги.

Пока армии фронта были заняты приведением в исполнение этой директивы и пока войска, усталые и измученные месячным движением по степям Донской области, медленно поворачивались на юг, на их правом фланге незаметно нарастал новый грозный фактор борьбы — части Добровольческой армии, направленные в Донбасс Деникиным, ранее красных оценившим все огромное значение этого района. Именно здесь открывался новый фазис борьбы революционных войск, причем условия этой борьбы складывались для них явно невыгодно.

Появление этого нового фактора борьбы, возникшего внезапно в ходе операций как результат неверной начальной оценки положения на Южном фронте, вынудило направить значительную часть сил на Донбасс и предопределило в будущем разделение армий Южного фронта по двум объектам: Донбасс привлек к себе группу Кожевникова и 8-ю армию, а направление на Ростов через Лихую и Великокняжескую — 9-ю и 10-ю армии. И весь дальнейший характер борьбы, вплоть до окончательной победы красных войск над силами контрреволюции, определился этой двойственностью целей.

Выше было указано, что Деникин, решив сначала направить свои освобождающиеся от борьбы на Северном Кавказе силы в Царицынский район, очень скоро, к моменту получения фактической возможности начать эти переброски, меняет их направление и приказывает им двигаться в район Донецкого бассейна. С 25 января (день высадки первой добровольческой дивизии в Мариуполе) в Донбасс начинают прибывать разные части Добрармии с Северного Кавказа.

Уже 5 февраля, когда группа Кожевникова приступила к перемене фронта, части Добровольческой армии, действуя со стороны Миллерова, отбросили левый фланг этой группы к Кантемировке. Наряду с захватом добровольцами станицы Попасная — это было первое проявление новой силы против армий Южного фронта. Такое положение сразу заставляет командюжа другими глазами взглянуть на свой правый фланг, и 9 февраля директивой № 1279 он ставит следующую задачу фронту: разбить группу противника в районе Миллерово — Чертково и прорвать линию железной дороги Царицын — Лихая. Однако в этой директиве командюж хотя и направляет армии на юг, но сдвигает их к западу, к Донбассу (группа Кожевникова направляется на фронт Ясноватое — Колпаково — Первозвановка — Красновка) и ничем не выражает своих намерений в отношении характера их действий. Поэтому уже 13–15 февраля главное командование считает нужным вмешаться в распоряжения товарища Гиттиса. В директиве главкома прежде всего выражается неудовлетворенность назначением в резерв за группой Кожевникова одной лишь бригады 13-й дивизии, направленной на Сватово; главком требует, чтобы весь главный удар был произведен в Луганском направлении и был обеспечен сильными резервами. Затем отмечается, что фронтовое командование растягивает свои армии в одну линию с весьма слабыми резервами и нигде не собирает своих сил, однако в силу почти полного разложения войск Донской армии фронт наступления мог бы быть значительно сокращен и освободившиеся части Южного фронта следовало бы выделять в сильные кулаки для сосредоточивания их на важнейших направлениях. Таковыми являлись: Кантемировка — Ростов, Царицын — Лихая и Царицын — Великокняжеская. Впервые здесь главное командование указывает новый метод наступления на широком фронте сосредоточенными группами на важнейших направлениях и подчеркивает, что центром внимания должен явиться Донецкий бассейн.

Последующими распоряжениями фронтового командования к концу февраля фронт окончательно меняет свое направление на Донбасс, и директивой командующего Южфронтом от 26 февраля № 1875 ближайшей задачей армиям фронта ставится овладение Донбассом.

Этим завершается первый период борьбы на Южном фронте кампании 1919 г. Донская армия была разбита, но момент окончательной победы над силами контрреволюции Юга не приблизился, а, наоборот, отдалился. Перед войсками фронта встали новые трудности и новые объекты борьбы.

Краткая оценка разобранного периода приводит нас к следующим выводам:

1. Действия войск имели своим результатом ухудшение положения фронта, несмотря на занятие обширной территории Донской области.

2. Сама по себе эта территория не давала существенных выгод красному командованию, ибо настроение казачества никоим образом не было сочувственным по отношению к советской власти. Кажущиеся здесь противоречия (бунты в пользу советской власти в некоторых районах, переход частей Донской армии на сторону соввласти и т. д.) объясняются нежеланием казаков продолжать борьбу против большевиков до полного уничтожения советской власти и затем возобновлять войну с Германией. Донское казачество вообще хотело мира и готово было идти на компромиссы с советской властью, лишь бы Дону были обеспечены его привилегии; до безоговорочного же признания советского строя дело не доходило.

3. Царицынская группа и часть Воронежской вышли из окружения и отошли за реку Дон, хотя разложение армии было несомненным; Деникин отмечает это, указывая, что «Донская армия отошла за Дон с 15 тысячами»[85].

Таким образом, сильно потрепав части Донской армии, красное командование не достигло полного ее уничтожения. Появление же в феврале в Донецком бассейне частей Добровольческой армии сыграло, как мы уже указывали, крупную роль в деле поднятия боеспособности донцов.

4. Значение Донбасса было осознано Южфронтом только к середине и даже к концу февраля. Но и тут мы не видим крутой перемены в развертывании армий, и фронт постепенно, нерешительно переносит свое внимание к западу от Царицына. Эта нерешительность сыграла крупную отрицательную роль и существенно отразилась на всем дальнейшем ходе кампании.

Глава седьмая ВЕСЕННЯЯ КАМПАНИЯ

В начале марта противник группировал свои силы, как показано на схеме 4.

Положение белых армий было следующее:

1. На Царицынском направлении — донские части под командой генерала Мамонтова. Находясь под сильным нажимом нашей 10-й армии, группа эта численностью в 5–6 тысяч бойцов занимала положение в районе между реками Сал и Маныч, упираясь своим левым флангом в реку Дон у станицы Константиновская. За ней у Великокняжеской располагалась группа генерала Кутепова, которая должна была составить резерв для Мамонтова. Наиболее боеспособной частью здесь был 2-й Кубанский корпус генерала Улагая.

2. На южном берегу Донца стояли донские части (генерал Сидорин) численностью в 12–13 тысяч.

3. Наконец, от станции Колпаково на Волноваху (на половине расстояния между Юзовкой и Мариуполем) тянулся фронт Кавказской армии[86] численностью в 12 тысяч бойцов.

Силы всех белых армий на юге составляли, по данным Деникина, до 45 тысяч штыков и сабель[87]. Красные армии занимали следующее положение:

1. Переименованная в 13-ю армию группа Кожевникова располагалась на правом берегу Донца в направлении на Никитовку.

2. 8-я армия располагалась на фронте Митякинская — Калитвенская — Усть-Белокалитвенская (на левом берегу Донца).

3. Далее на восток располагалась 9-я армия, из состава которой 23-я дивизия, продвигаясь от станицы Екатерининская, успела захватить плацдарм на правом берегу Донца, но поблизости от нее была лишь 16-я дивизия, остальные части протягивались в тыл на 70–90 км до станицы Нижне-Чирская на Дону.

4. 10-я армия достигала станицы Ремонтная на реке Сал.

5. К югу от Юзовки за правым флангом 13-й армии выходили отряды Махно, подчиненные в оперативном отношении Южному фронту. Задачи сторон выражались в следующем:

Генерал Деникин 2 марта отдает директиву, по которой его войска должны были, обороняясь на западном фронте Донецкого бассейна и по Донцу и Дону, нанести главный удар правым флангом Добровольческой армии и левым флангом Донской (группа генерала Коновалова) в направлении линии фронта Луганск — Дебальцево[88].

В свою очередь, красное командование, осознав теперь полностью всю важность занятия Донецкого бассейна, указывало армиям Южного фронта основную задачу — овладение Донецким бассейном.

Таким образом, обе стороны имели одну и ту же цель, что и определило весьма упорный характер борьбы на Донецком театре военных действий в продолжение всей весны 1919 г.

Бои, впрочем, начались уже в феврале, но не приводили ни к каким результатам, несмотря на усиление состава 13-й армии бригадой 13-й дивизии, взятой из фронтового резерва. Малоуспешность действий Южного фронта объясняется, во-первых, недостаточной увязкой боевого сотрудничества 13-й армии и группы Махно и, во-вторых, не отвечающей целям группировкой армий фронта. 11 марта командюж, очевидно, сознавая это, директивой № 2289 пытается придать фронту более отвечающее обстановке положите и, не изменяя задач, указывает армиям: 8-й — сосредоточиться на участке Веселогородск — Луганск, Луганская — Митякинская для наступления на Новочеркасск; 9-й и 13-й — в целях обеспечения этого наступления занять более широкие фронты, а именно — 9-й до Митякинской, а 13-й до Гундоровской включительно. Ввиду того, что Гундоровская лежит, как и Митякинская, на реке Донце, но южнее, оказывалось, что 13-я армия своим левым флангом должна была прикрыть 8-ю и правый фланг 9-й армии.

Беглый взгляд на карту показывает всю путаность указанной директивы. 8-я армия отводится к западу и занимает фронт около 50 км, 13-я и 9-я армии растягиваются в пространстве (9-я армия свыше 200 км), причем эта растяжка требует ряда длительных передвижений по фронту и ненужной смены одних частей другими. И вместе с тем ясного и определенного сосредоточения усилий против сильнейшего противника в Донбассе все же не оказывается.

Вмешательство главного командования было поэтому вполне естественным. Директивой от 12 марта № 115[89] главное командование резко ставило вопрос о скорейшем выполнении основной задачи — захвата Донбасса и овладения Ростовом, причем командюжу предлагалось отказаться от столь непроизводительной траты времени и сил и внести надлежащую ясность в задачи армий. Надо было также устранить ту путаницу, какая наблюдалась в разграничительных линиях.

Эти указания не были, однако, восприняты командюжем[90], и перегруппировка по директиве № 2289 начала осуществляться. Армии были поставлены в неимоверно трудные условия, причем эти трудности усугублялись еще разливом реки Донец, что совершенно не было предусмотрено командованием, и 13-я армия, находясь на правом берегу реки, оказалась предоставленной самой себе.

Противник этим воспользовался, и усилия добровольческих частей с этого момента переносятся исключительно на 13-ю армию, которая в непосильной борьбе, неся крупные потери, стойко отбивала все атаки белых, переходя сама нередко в контрнаступление. Наконец такие непосильные для 13-й армии действия, вконец ее измотавшие, обращают на себя внимание командюжа, который 27 марта (телеграмма № 155) приказывает армии перейти к обороне, пользуясь для этого благоприятными естественными условиями. Это указание следовало бы оценить как весьма положительную сторону руководства армиями со стороны командующего фронтом, если бы на другой же день, 28 марта, командюж сам не отменял этого указания, опираясь на незначительный успех 13-й армии в направлении на Никитовку[91].

Дело в том, что главком продолжал требовать более решительных действий (телеграмма 22 марта). К концу марта 1-я Московская рабочая и Инзенская дивизии были уже подтянуты к левому флангу 13-й армии, ожидалась 12-я дивизия, к правому флангу 13-й армии подошла украинская дивизия Махно. Поэтому 26 марта был намечен новый план действий — обрушиться двойным охватом через Рутченково (южнее Юзовки) и Колпаково на более слабый корпус Май-Маевского (6000 штыков и 1400 сабель), выставив заслон (около 12 000 штыков и 800 сабель) против более сильного корпуса генерала Покровского (дивизии Шкуро и Пржевальского, 12 000 штыков, 7500 сабель), который сосредоточивался в районе: Павловка (юго-восточнее Луганска) — Гундуровская — Лихая — Александров-Грушевский. Начало исполнения было намечено на 30 марта. Инзенская дивизия была еще в пути, 12-я — на северном берегу Донца. Снежные бури и оттепели задерживали движение. Но требование решительных действий и успех под Никитовкой побудили назначить переход в наступление 13-й армии с рассветом 29 марта, не закончив сосредоточения сил.

Выполнение этой задачи было, однако, не по силам 13-й армии. За предыдущие бои она заметно ослабела, к тому же в процессе боевой работы армия совершала коренные переформирования. Партизанские части, составлявшие ранее группу Кожевникова, должны были составить две дивизии — 44-ю и 42-ю. Перешедшие в подчинение командующего армией 13-я дивизия (фронтовой резерв) и 9-я дивизия (с Украинского фронта) не могли оказать серьезной поддержки в этот период: переброска дивизий шла по частям и весьма медленно из-за бездорожья, весенней распутицы и неблагоприятных взаимоотношений командований Южным и Украинским фронтами.

Общая численность боевого состава армии не превышала к этому моменту 8000 штыков и около 200 сабель. 8-я армия, до того не проявившая активности главным образом по причине разлива реки Донец, получила задачу: вместо намечавшегося, но не осуществленного удара вдоль железной дорога Лихая — Ростов поддерживать частью сил удар 13-й армии.

Группа Махно нацеливалась для действия по тылам противника со стороны западного фаса Донецкого театра.

Несостоятельность этой директивы станет очевидной после оценки группировки противника. Район Донбасса занимает корпус генерала Май-Маевского[92]. Состав его определялся нашими источниками в 6000 штыков и 14 000 сабель. Восточнее его в Луганском направлении — корпус генерала Покровского (дивизии Шкуро и Пржевальского) в составе 12 000 штыков и 7500 сабель.

Итак, 8-я и 13-я армии общей численностью около 26 000 штыков и 3300 сабель, при поддержке 10 000 партизан Махно, выделяя незначительные силы против генерала Покровского, нацелились на слабейшую группу генерала Май-Маевского. Главные силы против слабейшего и незначительный заслон против сильнейшего из противников — группировка, способная принести успех, если бы сильнейшая группа противника покорно и безучастно ждала своей очереди подвергнуться нападению. Успех был бы еще возможен при условии широкой предприимчивости и подвижности нападающего, а главное — при наличии тактической маскировки и стратегической внезапности. Ничего этого у армии Южного фронта не было. Наоборот, белые в силу подавляющего превосходства в коннице обладали в несравненно большей степени подвижностью и предприимчивостью. Маневр фронта был своевременно ими разгадан, как это можно предполагать, и уже 27 марта войска генерала Покровского перешли в наступление на Луганском направлении. Этот контрманевр противника срывает намеченную операцию. Части 8-й армии (две дивизии) вынуждены изменить свое направление, и вместо действий против Май-Маевского с севера они бросаются командованием Южфронта на Луганское направление против генерала Покровского. В свою очередь, изменение плана намеченной операции поставило 13-ю армию и группу Махно в тяжелое положение. Начальные успехи этих войск были быстро ликвидированы конницей противника. Направленный между Волновахой и Мариуполем генерал Шкуро нанес ряд сильных ударов малоустойчивой и не стойкой в моральном отношении группе Махно, и вследствие этого войска генерала Май-Маевского в первых числах апреля вновь занимают первоначальное положение[93].

Теперь, последовательно потерпев неудачу в трех направлениях, командование Южфронтом считает необходимым привлечь к боевому сотрудничеству 9-ю армию. 1 апреля своей директивой № 278 командюж ставит ей задачу облегчить положение 8-й армии путем перехода в наступление с форсированием реки Донец (см. — обзор второго периода весенней кампании). В течение всего рассмотренного периода предоставленная самой себе 10-я армия вела наступление на Великокняжескую[94], тесня перед собой донские части и группу генерала Кутепова. К 1 апреля эта армия занимает Великокняжескую (схема 5).

Взгляд на эту схему создает впечатление, как будто бы белые находились в отчаянном положении. Красные армии Южного фронта сплошным почти кольцом окружают добровольческие и донские войска, начиная от Мариуполя через Дебальцево, Луганск, Каменскую и Великокняжескую. Казалось, еще несколько усилий — и белые либо будут принуждены сдаться, либо должны быть сброшены в море. И тем не менее, как мы уже видели, успехи красного оружия на этом прекратились.

Невольно возникает вопрос о причинах этого перелома. Можно ли неудачное завершение маневра красных объяснить только причинами ошибочных действий командования фронтом или были к тому какие-либо объективные условия, не позволившие довести намечавшееся окружение до конца? На этом важном историческом моменте следует немного остановиться.

Мы уже указывали на ошибки в первоначальной группировке армий фронта. Нам приходится возвращаться к этому вопросу и для освещения причин неудачи намеченного плана. Ибо что получилось в конечном счете? Армии фронта, опоясывая Донбасс до Луганска, пересекая дважды Дон и от станицы Мариинской (примерно) загибая свой левый фланг на Великокняжескую и далее по реке Маныч — даже при условии замыкания круга у Мариуполя и Ростова, — растягивались в пространстве примерно на 700 км с фронтовой насыщенностью, по самым грубым подсчетам, 100 000 штыков и сабель. Наиболее вредным для такого положения армий являлось отсутствие глубины, мощных сосредоточений на определенных направлениях и надлежащей увязки в действиях армий. Мы видели, как развернулись боевые действия армий. 8-я армия, которая по первоначальной идее командюжа должна была наносить главный удар вдоль железнодорожной линии Лихая Ростов, сосредоточивается, собственно говоря, за фронтом и рокируется к своему правому флангу (нечто напоминающее стратегию Фоша в конце 1917 г., который сосредоточивал за главными направлениями, за линией фронта свежие армии). Но что же могла дать в наших условиях бездорожья, распутицы и отсутствия обозов такая операция?[95]

К этому следует добавить отдаленность района действий 10-й армии и весьма сомнительные боевые качества бригады Махно. Таким образом, крайние фланги — 10-я армия и группа Махно — не оказывают значительного влияния на ход операции, совершая прогульные переходы для занятия исходного положения. Остаются 13-я и 9-я армии. Но 9-я армия в значительной мере сковывается непредусмотренным разливом реки Донец (что могло быть предусмотрено), и поэтому вся тяжесть операции ложится па плечи 13-й армии.

Анализ причин неудачного завершения для нас этого периода операций был бы не полон, если бы мы обошли молчанием еще ряд факторов.

На первом месте и в первую голову здесь следует поставить политико-моральное состояние войск. Неслыханно тяжелые условия материального порядка, в каких приходилось драться армиям, отсутствие планового снабжения, скудость обмундирования, массовые эпидемические заболевания при тех чрезвычайных усилиях, которые требовались от войск, постепенно подтачивали устойчивость армии и разлагали ее боевую силу. Начинают развиваться массовое дезертирство, отказы исполнять боевые распоряжения командиров, появляются случаи открытых возмущений.

Вторая группа причин неудачи — это состояние тыловых районов. Уже с марта начинает проявляться кулацко- эсеровская стихия на Украине, доходящая до случаев открытых бандитских выступлений; уже в марте донское казачество, отказываясь принять основные принципы советской власти, преподносимые, впрочем, сплошь и рядом в изуродованных формах, начинает выражать недовольство — сначала в довольно безобидных тонах, а затем в виде открытого восстания, вспыхнувшего в районе знакомой уже нам Вешенской станицы. Последнее имело огромное значение для войск Южфронта не только в качестве фактора, отвлекшего часть войск с нашего фронта, но и как событие, подымающее у противника новые силы для борьбы с советской властью.

Наконец, третья группа причин неуспеха красных войск — боевая устойчивость и боевая организация противника.

К этому моменту для всех белых войск определяется характер их борьбы как борьбы за собственное существование. Или победа над большевиками, окончательная и полная, или окончательное и полное поражение, вернее — уничтожение. Третьего пути — нет. Нет никакого мирного разрешения борьбы, мирного сожительства для обеих сторон. Или белые, или красные. В этом — своеобразие всякой Гражданской войны в отличие от войн внешних.

Пространственностъ театра, столь отрицательно сказавшаяся на положении красных армий, для белых, наоборот, служила фактором, облегчающим ведение операций, предоставляя им благоприятные условия для действий по внутренним операционным линиям. Этому вполне отвечало наличие у них крупных кавалерийских масс, чем белое командование блестяще воспользовалось. Кроме того, богатая железнодорожная сеть во всей западной половине занятого белыми района делала все их операции совершенно неожиданными для красного командования.

Мы видели, что в течение всего описанного периода 9-я армия в силу разлива реки Донец была лишена возможности принять участие в общей оперативной работе остальных армий фронта. Теперь, когда вода начала спадать, командование фронтом решает привлечь к участию в наступлении и эту армию.

План командюжа от 1 апреля заключался в следующем:

а) Правый фланг 9-й армии и левый 8-й армии должны были образовать нечто вроде ударного кулака (без организационного соединения) и наступать: 16-я и 23-я дивизии 9-й армии — от станицы Гундоровская и Новобожедаровка в направлении правого фланга и тыла Добровольческой армии;

12-я дивизия — с той же задачей, атакуя из станицы Митякинская;

8-я армия направляет прочие свои силы на Луганск.

б) Задачи 13-й армии и группы Махно — без изменения. По этой директиве 9-я армия должна была растянуть свой левый фланг, занимая одной 14-й дивизией левый берег реки Донец от станицы Каменская до устья (свыше 100 км), и две свои дивизии, 16-ю и 23-ю, сосредоточить на правом фланге у Гундоровской и Новобожедаровки для форсирования реки. 9 апреля обе эти дивизии приступили к форсированию реки, но не в тех пунктах, как указывалось директивой фронта, а именно: 16-я дивизия у станицы Каменская, а части 23-й у Бело-Калитвенской. 14-я дивизия не сменила 23-й, как это было ей приказано, а сама переправилась частью сил близ устья Донца. 12-ю дивизию было приказано направить в район Луганска и южнее[96].

Вследствие этого, а также по причинам разновременности нанесения удара этими дивизиями, армия не получила крупного успеха, хотя обладание станицей Репная и станицей Каменская создавало тяжелое для белых положение.

В свою очередь, и 8-я дивизия приступила к выполнению поставленных ей задач, и к 13 апреля ею охватывается район Колпаково — Штировка на линии железной дороги Дебальцево — Первозвановка.

Последние усилия истощенной 13-й армии обозначили и на западном фасе некоторые успехи красного оружия.

Положение для обеих сторон достигло крайней степени напряжения ввиду истощения сил. Но общее состояние красных было гораздо хуже. Слишком тяжелы были предшествующие условия борьбы, слишком много сил было потрачено на операции в Донской области и Донецком бассейне. Дальнейшая борьба без вливания свежих сил, новых подкреплений была немыслима, а их не было и не ожидалось в ближайшем будущем. И здесь в сильнейшей степени начало сказываться влияние Вешенского восстания уже не только в отношении политико-моральной поддержки белых войск, но как фактор, отвлекающий значительные силы с фронта. Восстание охватывало к началу мая громадный район.

К тому же деятельность восставших, силы коих к концу апреля доходили до 30 000 бойцов при 27 пулеметах и 6 орудиях[97], далеко не ограничивается указанным районом. Повстанцы выходили на сообщения армий, грабя обозы, нарушая железнодорожное сообщение и затрудняя управление армиями, главным образом 9-й. Наличие такого крупного и территориально, и по числу бойцов района восстания, служившего магнитом для белых, сказалось и на всем последующем ходе операций фронта.

Вернемся к положению на левом фланге и в центре фронта белых. Из-за разрозненности действий армий фронта и крайне слабой их моральной устойчивости добровольческие войска, вынужденные оставаться в занимаемых районах во что бы то ни стало, проявляют вновь широкую активность и предприимчивость и, умело маневрируя своими конными частями, всюду восстанавливают положение. Но 16-я дивизия 9-й армии сохранила за собой плацдарм у Каменской, на правом берегу Донца, что вскоре сыграло довольно значительную роль.

Теперь перед белым командованием вновь ставится все тот же вопрос о дальнейших судьбах операции: куда и где наносить главный удар? Положение, которое заняла 10-я армия красных на Маныче, заставляло белых невольно принимать все меры и переносить всю энергию на борьбу с этой новой опасностью, которая угрожала им в случае дальнейших успехов этой армии. В связи с этим вновь возникал вопрос о направлении главного удара, выбор которого все еще возбуждал сомнения в стане белых. В этом вопросе столкнулись точки зрения двух ответственных руководителей Белого движения — Деникина и Врангеля, причем эти разногласия, вначале на принципиальной почве, скоро, как мы увидим, перешли в чисто личные, неприязненные, а затем и прямо враждебные отношения, под которыми крылась простая борьба за власть.

Генерал Врангель, к тому времени командующий Добровольческой армией, которому был подчинен Май-Маевский, считал единственно правильным и главнейшим направление на Царицын, имея в виду установление связи с Колчаком. Для этого он не останавливается перед оставлением каменноугольного района, в котором, по его мнению, белым все равно не удержаться[98]; всю Добровольческую армию, по мнению Врангеля, следовало перебросить на Царицынское направление и, прикрываясь Доном, вести ею наступление. Приводим следующий документ самого Врангеля:

Деникин резко возражал против этого предложения. Он считал, что донцы не смогут удержаться ни одного дня на правом берегу Дона и советская армия получит полную возможность ударить в обнаженный фланг Донской армии и выйти на Ростовское направление:«… план этот (генерала Врангеля) приводил к потере не только каменноугольного бассейна, но и правобережной части Донской области с Ростовом и Новочеркасском, к деморализации Донской армии и к подрыву духа восставших казаков Верхнедонского округа»[100].

Далее Деникин рассуждает: «…я хотел удержать в наших руках Донецкий бассейн и северную часть Донской области по соображениям моральным (поддержание духа Донского войска и восставших казаков), стратегическим (плацдарм для наступления кратчайшими путями к Москве) и экономическим (уголь). Я считал возможным атаковать или, по крайней мере, сковать действия четырех большевистских армий севернее Дона и одновременно разбить 10-ю армию на Царицынском направлении. А наше победоносное наступление, отвлекая большие силы и средства Советов, тем самым облегчало бы в значительной степени положение прочих белых фронтов».

Таким образом, Деникин считал очень важным остановить действия красных сил на Царицынском направлении, но он не считал возможным отказываться при этом от защиты Донбасса и Дона, которые должны были послужить ему исходными районами для наступления на Москву. Если вспомнить, что именно к этому периоду времени (вторая половина апреля 1919 г.) относится развитие Уфимской операции армий Колчака, то легко понять ту серьезность положения для красной стороны, какая создавалась в результате действительного взаимодействия двух фронтов контрреволюции. Но это взаимоотношение достигалось вовсе не выходом главных сил белых на Юге именно на Царицынское направление и даже не соединением крайних флангов Колчака и Деникина (как бы слабы они ни были), но нанесением ударов, решительных поражений красным фронтам, увязанных во времени с развитием успеха в направлении наиболее жизненных центров Советской республики. На Южном фронте это были Донбасс и Орловское направление, а не Царицынское, несмотря на исключительную важность Царицына и на то значение, которое мог бы иметь захват белыми Царицына в период времени, когда наступление Колчака и Врангеля не успело выдохнуться[101].

Итак, Деникин остался, в общем, при своем прежнем плане действий, но начал принимать решительные меры, чтобы отвязаться от угрозы со стороны Царицына. 14 (27) апреля он предложил барону Врангелю, который после выздоровления от тифа находился в Екатеринодаре, объединить командование всем Манычским фронтом, но Врангель выставил условием переброску на Царицынское направление всего штаба и органов снабжения Кавказской (Добровольческой) армии. Тогда Деникин решил лично принять руководство операциями на Маныче и 18 апреля (1 мая) переехал из Екатеринодара в Тихорецкую. К 20 апреля (3 мая) сосредоточение войск Манычского фронта было закончено, и Деникин отдал директиву ««разбить и отбросить противника за Маныч и Сал», а группе Улагая — развить успех, перехватив железную дорогу[102]. 21 апреля (4 мая) началось наступление белых, и к 25 апреля (8 мая) 10-я армия с упорными боями отошла за Маныч[103].

Тем временем, пишет Деникин, напор на Май-Маевского становился все отчаяннее. 25 апреля (8 мая) начальник штаба корпуса Май-Маевского доносил, что командир корпуса — накануне решения об общем отходе корпуса. «Быть может, — стояло в донесении, — противник не будет делать того, что подсказывают ему обстановка, здравый смысл и соответствие сил, и начнет митинговать и забудет, но это такие элементы, которые командир корпуса, конечно, использует, но на которых он не считает возможным строить свои планы».

Генерал Врангель уже указывал: «В случае полной невозможности удержать фронт отходить, прикрывая Иловайскую, в Таганрогском направлении». Деникин решил, однако, сохранить фронт и не давать директиву об отступлении.

После отхода 10-й армии за реку Маныч из войск Царицынского фронта была образована новая Кавказская армия, во главе которой был поставлен барон Врангель (на этот раз согласно его желанию), а командиром прежней Кавказской Добровольческой армии, переименованной в Добровольческую, был назначен Май-Маевский, от которого, как пишет Деникин (т. V, стр. 84), «с тех пор тревожных сведений не поступало».

Между тем на фронте Донской армии 5 мая конница генерала Секретова сбила части левого фланга 8-й армии и прорвалась в направлении на Белое, ввиду чего командарм-8 отдал приказ об отходе от Луганска в северо-западном направлении (на линию Белое — Желтое, ближе к станице Родаково). Противник занял Луганск.

Тем временем 9-я армия приступила к выполнению директивы командюжа от 30 апреля № 3442, согласно которой она должна была овладеть железнодорожным участком Лихая — Зверево и выйти на фронт Гундоровская — Зверево. В течение 6–9 мая ударные группы 16-й и 23-й дивизий, преодолевая упорное сопротивление, с трудом продвигались в указанный им район (заняли Говейный — Северо-Донецкая), но под давлением превосходящих сил противника принуждены были отойти в исходное положение, причем весь комсостав, до командиров рот включительно, выбыл из строя, а в некоторых полках осталось по 120 штыков. 7 мая противник вновь потеснил части 8-й армии, устремившись через Белое на Родаково, что вынудило армию к 10 мая отойти дальше на север (на линию Селезневка — Исаковка — Михайловка). Того же числа часть конницы противника переправилась через Донец севернее Гундоровской (у Ново-Грачинской).

Однако красное командование считало невозможным оставить в руках противника Донбасс, а в частности — Луганск.

8 мая главком получил указание председателя Реввоенсовета республики, что «потеря Луганска — жестокий удар советской власти». Это вынуждает командование Южным фронтом сделать еще одну попытку наступления с целью овладеть Донецким бассейном, несмотря на почти полное отсутствие к тому предпосылок. Почти разложившаяся 13-я армия, крайне ненадежная по своему отношению к советской власти 2-я Украинская армия (бывшая группа Махно), измученная и усталая после тяжелых боев 9-я армия давали командованию Южным фронтом весьма слабую уверенность в успехе предпринимаемого наступления. В несколько лучшем положении была 8-я армия, менее других пострадавшая в предыдущих боях и принявшая к тому же в свои ряды небольшое пополнение в виде двух свежих полков, прибывших из Центра; и так как эта армия находилась на Луганском направлении, то командование Южфронтом решило возложить на нее главный удар. По директиве командюжа от 9 мая № 3711 8-я армия должна была занять участок Донца от Ново-Теплой до Митякинской и подготовиться к наступлению на Луганск; 9-я армия получила задачу активной обороны Донца до устья; 13-я армия, усиленная бригадой 7-й дивизии, должна была овладеть районом Кутейниково, 2-я Украинская — продолжать исполнение прежней задачи (в направлении на Таганрог).

Затем, исполняя требования высшего командования об обратном овладении Луганском и стремясь ликвидировать прорыв казачьей конницы на северный берег Донца, командование Южфронтом директивами от 11 мая за № 3809 и 3812 приказывает: 13-й армии продолжать наступление на Иловайскую — Кутейниково (наиболее южный из железнодорожных узлов Донбасса — около 70 км южнее Никитовки, на половине расстояния от Бахмута до Таганрога); 8-й армии овладеть Луганском; 9-й армии — ликвидировать прорыв белых севернее Гундоровской, где казаки к 11 мая уже распространились на запад до железной дороги Луганск — Миллерово и на восток до железной дороги Каменская — Миллерово.

С полным напряжением всех своих сил эти армии еще раз приходят в движение, причем 8-я армия к 15 мая овладевает Луганском, а 13-я и 2-я Украинская армии продвигаются в глубь Донбасса с прорывом на станции Кутейниково, использовав для этой тяжелой операции все свободные силы. На этом положении следует заострить наше внимание. Для современного исследователя совершенно ясна та тяжелая картина состояния красных войск, какая создалась к описываемому моменту для Южного фронта. Силы фронта окончательно выдыхались. Резервов не было. Удачно начатое в боях на реке Салмыш (во второй половине апреля) и продолженное в Бугурусланской операции в начале мая контрнаступление против армий Колчака на Восточном фронте еще далеко не было закончено. Противник отошел к Уфе и закрепился за рекой Белой. На северном участке этого фронта пришлось отойти за реку Вятку. Осажденный казаками Уральск едва держался. Снять что-либо с этого фронта не представлялось возможным. Южный фронт был, таким образом, предоставлен собственным силам, когда почти все силы его были совершенно расстроены.

В тылу широкой волной разливались восстания. Вешенское восстание не прекращалось. «Атаман» Григорьев поднял новое восстание, захватившее Елизаветград, Знаменку и Александрию. Представлялось неизбежным столкновение с Махно, поведение которого становилось вызывающим. По всей Украине действовали «атаманы», не признававшие никакой власти. Хотя эти восстания были ненадежной союзной силой для Деникина, но они расстраивали фронт, и Деникин решил ими воспользоваться.

Будучи, видимо, хорошо ориентирован в состоянии тылов Южного фронта через своих агентов, Деникин двинул свои армии в решительное наступление в следующих направлениях:

а) Освободившиеся части белых на Северном Кавказе после разгрома войск Каспийско-Кавказского фронта должны были выделить отряд для движения на Астрахань.

б) Кавказская армия (так были названы части, действовавшие на Царицынском направлении) получила задачу взятия Царицына.

в) Донской армии было приказано разбить Донскую группу красных войск и, наступая на линию Поворино — Лиски, очистить от красных войск север Донской области, причем, войдя в связь с восставшим Вешенским районом, армия должна была отрезать район Царицына от Поворина.

г) Наконец, Добровольческая армия имела наиболее ответственную задачу по разгрому 13-й и 8-й армий на путях к Харькову.

Таким образом, белые упредили красные армии Южфронта в начале активных действий.

Разновременность действий наших армий, попеременное проявление ими активности позволили белым, как мы уже указывали, широко пользоваться подвижностью своих частей и перебрасывать их на любое направление по мере возникновения надобности в этом.

Первый удар был направлен против Махно и 13-й армии.

К 23 мая задача эта была выполнена. Части Махно, а за ними и 13-я армия были отброшены на запад и на северо-запад. В дальнейшем с потерей 1 июня Бахмута 13-я армия перестала представлять собой какую-либо серьезную опасность для белых в силу своего почти полного разложения, равно как и части Махно, который всегда не внушал доверия красному командованию. Белые, таким образом, имели возможность совершить крупные переброски к своему центру и на правый фланг, что и определило их дальнейшие цели на всем фронте.

Несмотря на это, они проявляют все же крайнюю осторожность в развитии своих операций. Обеспечив себя на левом фланге, белые, прежде чем перейти в решительное наступление на своем главном направлении (против 9-й армии), делают все необходимое для обеспечения этой операции с правого фланга. Конница Мамонтова 21 мая занимает Великокняжескую, чем вынуждает 10-ю армию начать отход. Правый фланг этой армии отошел к Каргальской, что определило наличие разрыва между флангами 9-й и 10-й армий протяжением около 100 км. Тогда, вводя в действие свежие силы, белое командование приступило к своей главной операции — соединению с Вешенским районом.

В ночь на 25 мая конные части генерала Секретова прорываются у Н. Сазонова и, отбивая все попытки перехода в контратаки со стороны 16-й дивизии, развивают успех и последовательно занимают Дубовый, Н. Ерохин и Гусев. Это движение сопровождалось для красных крупными потерями, нарушением связи между войсковыми частями, разрушением управления. Вдоль железной дороги Лихая — Царицын одновременно наступал 2-й Донской корпус, движение которого облегчалось конницей генерала Мамонтова. Части 9-й армии, неся тяжелые потери как в людском составе, так и в материальной части, отходили медленно и с упорными боями, но слаженность действий отдельных частей противника, нарушение управления у себя и враждебное состояние ближайших тылов определили катастрофу: 31 мая белые занимают Миллеровскую, Криворожий, безудержно стремясь к соединению с восставшими. Это удается им 7 июня, что и обусловило дальнейший общий отход всех армий Южного фронта.

1. Весь ход событий на Южном фронте обнаружил мало благоприятные на Украине и крайне неблагоприятные на Дону условия борьбы. Это выразилось:

а) в недостаточной предварительной оценке политической обстановки, в том числе и в неверной оценке наступательных и оборонительных тенденций Войска Донского, в недооценке крестьянских движений на Украине, на Дону и на Кубани, в недооценке Добровольческой армии как контрреволюционного фактора, в недооценке Донбасса как источника революционной силы;

б) в слабости органов советской власти там, где она распространилась, в ошибках нашей политики в Войске Донском и на Северном Кавказе, в Донбассе и на Украине;

в) в переключении на военную силу таких задач, которые не могли быть успешно разрешены без соответствующего политического обеспечения.

2. Состояние фронтового тыла сыграло едва ли не решающую роль в неудачах Южного фронта. Совпадение во времени ряда восстаний в Донской области и на Украине (Вешенское восстание, григорьевщина и махновщина) не являлось простой случайностью.

Продразверстка, постоянные реквизиции, частые мобилизации, агитация контрреволюционных и кулацких элементов при известных колебаниях середняка толкали значительные слои крестьянства на борьбу с советской властью.

Состояние фронтового тыла неизбежно вызвало разложение целых частей, резкий упадок дисциплины и массовое дезертирство.

3. Действия Южного фронта развернулись в описываемый период на трех географических театрах — в Донской области, в Донбассе и на Украине, из коих каждый, имея свои собственные операционные направления и коммуникации, обладал весьма характерными особенностями и немало отличался от другого в отношении удобств, какие эти театры представляли для действия войск. Наличие только одного фронтового управления в таких условиях значительно усложняло работу командования по ведению операций, по взаимной увязке действий армий, вело к расползанию в необъятном пространстве слабонасыщенных частей фронта и далеко не обеспечивало твердости и постоянства управления.

Однако, как показал ход событий, пределы Южного фронта были установлены все же недостаточно широко[104]: в них надлежало включить еще и Украинский фронт или по крайней мере Левобережную Украину; самостийность этого театра была одним из проявлений недостаточной политической подготовки и повела к целому ряду затруднений, которые сами по себе сделались одной из главнейших причин военной неудачи. Для того чтобы облегчить управление фронтом, нужно было создать группы армий.

4. Общее экономическое положение страны не давало возможности наладить сколько-нибудь сносное снабжение фронта. Отсутствие обмундирования, обуви, продуктов питания, огнеприпасов при катастрофическом состоянии транспорта, определяло в сильнейшей степени усиление начавшегося процесса разложения армий.

5. Активизация колчаковской армии с весны 1919 г., прорыв фронта, развиваемый противником до крупнейших стратегических масштабов, невольно отвлекали усилия главного командования в сторону востока, почему произошла некоторая изоляция Южного фронта.

6. Наконец, неудачное время года, географическое начертание рек, бездорожье и распутица завершают тот цикл причин поражения красного оружия — поражения, которое по своему значению вышло даже за пределы операций одного Южного фронта. Обращаясь к оценке операций Южного фронта, мы должны установить следующее:

а) Желание вначале разрешить проблему разгрома сил южной контрреволюции одной операцией, одним ударом, протянутым через Воронежскую группу противника на Царицынскую, не отвечало ни соотношению сил, ни условиям пространственности театра. Вместо ряда последовательных операций, строго отграниченных одна от другой во времени и пространстве, мы видим стремление командования одним броском от северных границ Донской области разбить Воронежскую и Царицынскую группы противника.

б) Недооценка значения Донбасса и неучет состояния Донской армии привели части Южного фронта к неожиданному результату: возникновению нового, фронта борьбы, и притом с противником во много раз более грозным и мощным, чем Донская армия, — с «добровольцами».

в) Далее мы видим некоторый стратегический «хвостизм» красного командования: реагирование на действия противника, целиком захватившего инициативу борьбы в свои руки. Тяжелое маневрирование наших армий, не отвечающее реальным условиям борьбы, массовые передвижения частей, приводившие только к «прогулам» и изматыванию боевой энергии бойцов, разновременность действий армий и нередко переоценка собственных возможностей (директива о стратегическом и тактическом окружении всех сил противника) — все это давало в руки белого командования неоценимые преимущества, коими оно и воспользовалось.

г) Наличие крупных конных частей у противника давало ему возможность успешно бороться с пространственностью театра, а при медлительности и слабой предприимчивости нашего Южного фронта белые, действуя по внутренним операционным линиям, сравнительно легко ликвидировали отдельные успехи красных армий.

Глава восьмая ЛЕТНЯЯ КАМПАНИЯ

Ввиду создавшегося на фронте положения главное командование решает отказаться от постановки Южному фронту активных задач и сначала ограничивается указанием на необходимость сохранения армий фронта, а 13 июня директивой № 2637 приказывает всему фронту перейти к обороне. В этот же период меняется организационный состав Южного фронта: вследствие расформирования фронтового управления Украинского фронта части, его составлявшие, были распределены между Южным и Западным фронтами, причем в состав первого вошла 2-я Украинская армия, которая по приказу РВСР № 104 от 4 июня переименовывалась в 14-ю армию. 1-я и 3-я Украинские армии составили одну армию — 12-ю, которая вошла в состав Западного фронта. Разграничительная линия между Западным и Южным фронтами прошла через Курск — Валуйки — Екатеринослав и далее по Днепру до Херсона.

Однако это усиление состава фронта на первых порах доставляло командованию Южного фронта только ряд забот, ибо приходилось заниматься вопросами ликвидации восстания группы Махно, который в конце мая открыто отказался бороться за советскую власть и, объявив анархистские лозунги и наименовав себя начальником 1-й повстанческой дивизии, совершенно обнажил порученный ему участок фронта. Резко отрицательное влияние этого события сказалось сейчас же и на положении соседней 13-й армии. Указанное состояние правофланговых армий и наличие за центром фронта восставшего района определили собой события первых периодов наступательной кампании белых армий, командование которых по-прежнему выгодно для себя использовало возможность действий по внутренним операционным направлениям: 13-я и 8-я армии были отброшены белыми на северо-запад, 9-я и 10-я — на северо-восток. Между этими двумя группами образовался разрыв, который с каждым днем отступления все более и более расширялся. 2 июня командование фронтом отводит 9-ю армию на линию Екатериновка — Ермаковская — Балабинская, что сразу отразилось и на положении 10-й армии, против которой войска Кавказской армии генерала Врангеля развивали усиленную деятельность. В первых числах июня бои шли уже на последней преграде к Царицыну — реке Есауловский Аксай.

Наибольший же успех белые, как и следовало ожидать, имели на участке 9-й армии. Удачно начатый прорыв групп Мамонтова, форсировавшего Дон выше устья Донца, развивался в течение всего начала июня под знаком непрерывных восстаний казаков против Советов на всем пути продвижения этой группы; 7 июля войска белых соединились с вешенскими повстанцами.

Между тем положение на правом фланге фронта становилось близким к катастрофе. Командование фронтом не имело здесь никакого реального обеспечения, и даже распоряжение главкома 11 июня (№ 3819 оп.) о присоединении к Южному фронту и 12-й армии Западного фронта с объединением действий этой армии с действиями 14-й армии не принесло существенной пользы. Предполагалось путем организации ударной группы из двух армий в районе Синельниково и выхода этой группы на фланг добровольцев в район Славянск — Юзово остановить наступление противника на Харьков и вывести из-под ударов 8-ю и 9-ю армии. В дальнейшем та же группа должна была продолжать развивать успех и вернуть Донецкий бассейн. Попытка эта не удалась с самого начала. Корпус Шкуро, нанеся крупное поражение Махно под Гуляйполем, был брошен белыми против 14-й армии в Екатеринославском направлении и вынудил эту армию к отходу на Днепр.

Таким образом, к середине июня оба фланга и центр фронта находились в состоянии безнадежного отхода. Противник всюду теснил красных, развивая наибольший успех против

9-й армии и обеспечивая оба своих фланга.

Наибольшие трудности, следовательно, выпали на долю 9-й армии. 18 июня Мамонтовская группа вышла уже восточнее железной дороги Поворино — Царицын и здесь, разделившись, пошла по двум направлениям: одна часть — вверх по реке Медведица, другая — в тыл Царицыну[105].

Вторая основная группа Донской армии форсировала Дон у Калитвы и шла прямо на реку Хопер и по ней на Поворино. И, наконец, третья группа перешла реку Донец у Юго-Восточной железной дороги и направлялась на Воронеж, всюду тесня перед собой 8-ю армию.

Окончательное поражение 9-й армии было нанесено у Зимняцкой, где была окружена 23-я дивизия и уничтожены 199-й и 201-й полки. Остатки дивизии отошли к станице Арчедипская[106].

23 июня армия вынуждена была отойти к линии рек Терса — Елань.

26 июня командующий 9-й армией, бывший полковник Всеволодов, находясь в течение нескольких дней один с двумя телеграфными аппаратами в хуторе Сикачево, тогда как штаб и реввоенсовет армии были в Елани, захватив с собой семью, сел в автомобиль и переехал через Михайловку на сторону белых. Как было указано, армия боролась в неслыханно тяжелых условиях явного преобладания и бесконечного наседания подвижного и предприимчивого противника. И если этой тяжелой объективной обстановке сопутствовала еще злая воля изменника командарма, то тем более заслуг перед революцией имеют части этой армии — 14-я, 16-я и 23-я дивизии, поведение которых было действительно героическим.

Вместо Всеволодова в командование 9-й армией вступил по приказанию командюжа начдив-14 товарищ Степин.

Вернемся теперь к главному деникинскому направлению — Харьковскому.

Мы оставили части 14-й армии отступающими к Днепру после неудавшейся попытки нанесения ими флангового удара белым. Теперь Май-Маевский, не опасаясь за свой левый фланг, смог развить дальнейшее наступление на север. На Харьковском направлении были сосредоточены: 1-й армейский корпус генерала Кутепова (лучшие добровольческие части) и Терская дивизия генерала Топоркова. Безостановочно наступая и тесня перед собой части 13-й и 8-й армий, Терская дивизия 14 июня занимает Купянск, затем, выйдя в тыл Харьковской группе, 23 июня занимает Белгород, а на другой же день после ожесточенных боев в течение пяти часов левая колонна генерала Кутепова занимает и Харьков.

Однако здесь начинают обнаруживаться симптомы уклонения от выполнения основной цели — стремления на север. Увлекаясь преследованием красных, части белых распространяются стихийно на запад помимо воли главного командования белых. Части Шкуро по своей инициативе, как свидетельствует генерал Деникин[107], занимают Екатеринослав. В дальнейшем это устремление на запад поведет к распылению деникинских сил в необъятном пространстве. Да и теперь уже оба его фланга упираются один в Волгу, другой в Днепр, занимая пространство, которое требовало новых сил и средств для ведения дальнейших операций.

К концу июня положение нашего Южного фронта определяется схемой 6.

В этой схеме бросается в глаза наличие крупного разрыва между внутренними флангами 8-й и 9-й армий, причем последняя находилась на уступе сзади. Командюж вынужден был заполнить этот прорыв особым корпусом, составленным из 12-й и 36-й дивизий, пока этот корпус вместе с 16-й дивизией, которая по условиям обстановки была включена в 8-ю армию, не влился в 9-ю армию (30 июня, приказы командюжа № 642 оп. и 5784)[108].

10-я армия, с самого начала кампании предоставленная сама себе, дралась на подступах к Царицыну и только 30 июня вынуждена была очистить город и отойти на север по Волге.

Теперь Деникин мог считать по внешним стратегическим признакам свое положение блестящим. Вся Донская область была очищена от красных войск, Царицын, этот стратегический камень преткновения многочисленных попыток белых, наконец был взят. В центре Деникин стоял на подступах к Воронежу, причем перед собой он имел слабые, мало боеспособные, измученные тяжелым отступательным маршем части красных. Харьков и вся Слободская Украина[109] — в руках белых; левобережная Украина также становится составной частью новоявленного государства — Доброволии. И вот, упоенный блестящими успехами, а главное, широчайшими перспективами ближайшего будущего, Деникин, сидя в Царицыне, отдаст свою пресловутую Московскую директиву. Директива эта датирована 20 июня старого стиля (3 июля нового стиля).

«…Имея конечной целью захват сердца России, Москвы, приказываю:

1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов — Ртищево — Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее — Нижний Новгород — Владимир — Москва.

Теперь же направить отряды для связи с Уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.

2. Генералу Сидорину правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин — Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях:

а) Воронеж, Козлов, Рязань

б) Новый Оскол, Елец, Кашира.

3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлениях Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линии Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатсринослав — Брянск»[110].

Имел ли право Деникин в начале июля ставить такие задачи своим армиям? Не было ли здесь проявления не соответствующего действительной обстановке оптимизма? Этот вопрос до сих пор мучает почтенного генерала. История дала на это ясный и определенный ответ. В чем же дело?

Главный удар силами Добровольческой армии наносился по кратчайшему к Москве направлению, по тому историческому пути, но которому когда-то направлялись татарские набеги, а именно — по водоразделу между Доном и Днепром. Направление это было, в общем, принято верно и обеспечено от удара с запада. На правом фланге Кавказская армия через Пензу и Н. Новгород (намек на взаимодействие с колчаковскими армиями и оказание им боевой помощи) также наносила удар на Москву. Наконец, Донская армия, окрыленная двумя «движущими наступление силами» и наступавшая в центре, через Елец и Рязань, в двух группах, должна была быть, по мнению Деникина, также увлечена общим порывом. Здесь-то и оказалось слабое место деникинского плана: донцы воевали только для того, чтобы прийти домой, в свои станицы. Москва, которая, по Деникину, должна быть «символом» (чего?), не прельщала их и не возбуждала никаких вожделений. Да и одна из «движущих сил», а именно — кубанцы, не оправдала надежд.

В конце концов, и донцов и кубанцев должна была тянуть небольшая офицерская армия, сильно разбавленная текучим крестьянским элементом, против действительно «движущих сил революции», которые таили в себе еще огромные силы, как сильно сжатая пружина.

Вторым показателем нереальности намерений Деникина являлась обширность театра. Директива охватывала своими задачами огромные пространства, примерно в 800 000 кв. км. Рассчитывать в таких условиях на достижение конечной цели можно было бы только при условии поголовного втягивания всего населения в борьбу против советской власти или совершенного разложения армий красных как боевой силы. Наконец, третьим коренным недостатком деникинской директивы было намерение достигнуть конечной цели одним прыжком.

В действительности перед белыми армиями, особенно для правого крыла, стояли промежуточные задачи, от последовательности разрешения которых зависело дальнейшее поступательное движение белого оружия. В частности, директива говорила о смене Донской армии войсками Врангеля и о выходе этого последнего на рубеж Саратов — Балашов — Ртищево как о чем-то само собой разумеющемся, не составляющем ни малейшего затруднения для тех и других. Деникин, являясь одновременно и главой правительства и верховным вождем своих армий[111], должен был, считаясь с конечной целью (Москва), учитывать и реальные условия данного периода операций. Но он этого не сделал. В 1926 г. Деникин, подводя «базу» под эту директиву, наивно заявляет: «Все мечтали идти на Москву, и всем давалась эта надежда»[112]. Эта «надежда» поставила Деникина далеко за пределы «практического стратега».

Из трех основных элементов предпринимаемой операции — силы, пространство и противник — ничто не находилось в соответствии с предположениями директивы. С другой стороны, пренебрежение к важности промежуточных целей, и среди них в первую очередь — к занятию и обеспечению исходного положения, обрекло намеченную Деникиным операцию на гибель.

Здесь следует заметить, что многими современниками вся цепь дальнейших событии и конечное поражение белых сил Юга представляется как нечто фатальное, неизбежное, не оставляющее никаких сомнений. Однако игра исторических сдвигов, нагромождение событий, причины, их обусловливающие, и следствия, из них вытекающие, становятся понятными только в известном историческом аспекте. В процессе, в динамике происходящего можно на базе ясного диалектического анализа и учета реальной обстановки и расстановки сил твердо верить в конечную победу, но нельзя было быть совершенно уверенным в достижении целей, встающих на данном отрезке времени. Борьба пролетарской революции с силами, противопоставленными ей, разрешилась в положительную для пролетариата России сторону, но можно ли на основе этого сказать, что в любой момент хода этой борьбы партия, армия, весь пролетариат могли спокойно ждать развязки, уверенные в благополучном исходе? Без проявления бешеной, нечеловеческой энергии, напряжения всех сил трудящихся, без железного руководства твердой, сплоченной ленинской партии и без правильного стратегического руководства нашими операциями нельзя было рассчитывать на успех. Жизнь ставила задачи неслыханной трудности, и мы видим, как разрешение их нашей стратегией имело часто условный, а иногда и ложный характер. Следствия же таких неверных решений бывали очень близки к катастрофе.

Вернемся к положению наших армий. Теперь, с падением Царицына и продвижением Врангеля на север по западному берегу Волги к Камышину и Саратову, вырастала новая опасность — взаимодействие белых сил Юга и Востока. К началу июля красные армии Восточного фронта заканчивали Златоустинскую операцию и начинали выходить на пути к Челябинску, гоня перед собой армию Ханжина, но на правом фланге этого фронта, примыкающем к левому флангу Южного, положение было менее благоприятно для красных (Уральск до 11 июля оставался в осаде) ввиду активности белых[113] на Саратовском направлении. 2 июля главное командование опасается возможности нанесения белыми удара в направлении Урбах — Саратов, что в связи с врангелевским наступлением грозило, по мнению командования, весьма пагубными последствиями для войск Южного фронта. Для устранения этой опасности 4 июля было приказано Восточному фронту обеспечить тыл фронта и железную дорогу Саратов — Кирсанов. Восточным фронтом намечались переброски в указанный район 28-й стрелковой дивизии и 25-й стрелковой дивизии с бригадой Саратовского укрепленного района. Сосредоточение это должно было закончиться к середине августа.

Таким образом, этим сроком определялась возможность оказания какого-то воздействия на ход событий со стороны красного командования, а с другой стороны — это сосредоточение как будто намечало и скелет оперативной идеи будущих действий Южного фронта. Впоследствии так оно и вышло. Этот факт следует отметить, ибо получилось несколько своеобразное положение: случайное по существу событие предопределило в значительной степени всю громадную по размаху операцию фронта, основная идея которой стала в резкое противоречие со всеми основными требованиями стратегии, экономики и тактики. Мы остановимся на этом кардинальнейшем вопросе после, когда будем разбирать первое наше осеннее наступление, теперь же отметим только факт зарождения указанной идеи.

Перед командованием Южным фронтом, не располагавшим свободными силами для контрманевра, встала прежде всего задача по выводу армий из-под ударов противника[114]. Командование фронтом не находило способов оказать активное сопротивление белым путем совершения внутрифронтовых перегруппировок, и фронт продолжал откатываться на север и северо-восток.

Июль месяц проходит в подготовке белых войск к исполнению приведенной выше деникинской директивы и в пассивном отходе красных армий. На Екатеринославском направлении конные части генерала Шкуро (которые по директиве должны были для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра, Десны и захватить Киев), действуя небольшими отрядами, стремятся к Киеву и переходят Днепр. Генерал Май-Маевский вынужден был во исполнение поставленных ему задач произвести ряд крупных перегруппировок, почему действия здесь белых временно замедлились и не шли далее поисков разведчиков и мелких нападений. Точно так же и в районе 9-й армии противник не проявлял большой активности, почему в течение всего июля эта армия смогла удержаться по линии рек Хопер и Елань. Наконец, против 10-й армии Кавказская армия генерала Врангеля продолжала теснить красных, стремясь обойти Камышинскую группу и выйти на участок Авилово — Камышин.

Итак, «Московская директива», несмотря на всю торопливость ее автора в его стремлениях к достижению конечных целей, вызвала некоторое затишье на фронте и приостановку бешеного натиска белых. Это обстоятельство давало возможность красному командованию принять соответствующие меры для обеспечения будущего наступления.

Прежде всего внимание командования остановилось на качественном и количественном состоянии армий Южного фронта. Было ясно, что дальнейшая борьба без существенных изменений в составе этих армий была не под силу, что беспрерывные бои в течение предыдущего периода борьбы, длительное отступление и крупные потери вконец подкосили сопротивляемость и боевой энтузиазм войск. Поэтому требовалась разработка новых мероприятий по восстановлению боеспособности армий Южного фронта.

В памяти каждого участника войны живы еще эти напряженные дни лихорадочной деятельности, которая охватила все боевые организмы на фронте, все партийные, профессиональные и рабочие организации в тылу. Массовые мобилизации нескольких возрастов (в некоторых районах число возрастных контингентов, мобилизованных в этот момент, доходило до пятнадцати), мобилизации на фронт партийных и профсоюзных работников, поступление в армию добровольцев из рабочих и крестьян как массовое явление — все это было резким и ярким показателем революционной сплоченности пролетариата и трудового крестьянства под угрозой нависающей опасности. К концу июля этот, соответственно направленный процесс количественного изменения состава армий Южного фронта привел к новому качеству их, и к середине августа командование Южным фронтом имело в своих руках достаточно хороший материал для организации контрудара.

Если обратиться к числовому соотношению, то силы сторон к данному моменту определяются следующими цифрами:

Таким образом, войска Южного фронта при общем преобладании нал противником на 30 000 бойцов (за округлением) превосходили белых в полтора раза штыками, но более чем в два раза были слабее их саблями. Что касается группировки, то здесь вновь бросается в глаза отсутствие идеи сосредоточения сил на определенном направлении. Наличие в 14-й армии около 50 000 штыков (при известном критическом отношении к абсолютной величине этой цифры) не определило ни в какой мере сосредоточения, ибо 14-я армия растягивалась в пространстве от Херсона до Ракитное на 640 км, а наличие партизанщины и распущенности в рядах этой армии весьма понижало удельный вес ее боеспособности. С другой стороны, противник сумел достаточно ясно выявить свое сосредоточение на левом своем фланге и в центре, что находилось в полном соответствии с основной директивой Деникина. Оставалось только проводить ее в жизнь. Но это «только» оказалось вовсе не таким легким делом, как это рисовалось Деникину в момент отдачи директивы. Прежде всего на сцену, как и в конце 1918 г., выступают тенденции донского казачества не покидать свои границы. Они достигли своего: Донская область была очищена от красных войск. Идти далее на север, сражаться за «Россию», как кричал Деникин, у них не было желания. Поэтому генерал Сидорин, командовавший Донской армией, и предлагает Деникину заняться вопросом укрепления тыла; однако последний понимает, чем грозит разрешение Донской армии заняться вопросом устройства собственного тыла, и гонит армию на север.

Впрочем, далеко не одно это обстоятельство тормозило дальнейшее развитие деникинского наступления. Все резче и резче начала выступать личная вражда отдельных генералов, причем в первую очередь здесь следует охарактеризовать взаимоотношения Деникина с Врангелем.

Большая часть V и последнего тома воспоминаний генерала Деникина посвящена разбору и анализу этих взаимоотношений. Принимая на себя маску беспристрастного историка и высшего судьи, Деникин горько жалуется на то печальное, пагубное влияние, какое интриганство Врангеля имело на ход исторических событий. Оставляя в стороне все перипетии личной «склоки» двух генералов, мы остановимся на двух существенных моментах этой личной борьбы, которая сказывалась так или иначе на событиях.

1. Каковы бы ни были истинные причины этой склоки, представляется достаточно ясным, что среди них немалую роль играли мотивы личного честолюбия Врангеля, поход на власть, как называет это сам Деникин. Свое стремление столкнуть Деникина и встать самому на его место Врангель оформлял в письмах-памфлетах, рассылая их среди широких слоев генеральской клики Доброволии. Эти письма имели одну цель — подорвать авторитет главного командования (Деникина и его начальника штаба Романовского), что при той обстановке напряженной политической борьбы, какая велась между Деникиным и донской и кубанской общественностью, имело большое значение. А так как эти же письма находили свое распространение и за границей, то в глазах руководящих кругов стран Западной Европы, поддерживавших белое движение, последнее мало-помалу теряло облик достаточно прочной силы, могущей оказаться серьезным фактором в борьбе с большевизмом. Подрывая авторитет Деникина как идеолога и выразителя чаяний контрреволюции Юга России, внутри самой Доброволии и за пределами ее, генерал Врангель подрывал также и боевую мощь армий белых, которая и без того уже к описываемому периоду в силу различных причин была далеко не на той высоте, с какой эти армии вышли на борьбу в начале 1919 г. (обострение противоречий внутри армий, разнузданность политики деникинских губернаторов, восстановление помещичьего режима в захваченных областях и т. д.).

2. Среди многочисленных обвинений, выдвинутых Врангелем против Деникина, наше внимание привлекает вопрос об избрании главнейшего стратегического направления наступления белых армий: Врангель, как мы отмечали, еще в самом начале операций (январь 1919 г.) ратовал за необходимость соединения с Колчаком и выдвигал на первый план Царицынское направление.

Деникин, отвергнув это предложение в январе, отверг его и в июле, отдавая свою «Московскую директиву» № 08878. На этом Врангель строил свое основное обвинение Деникина в нежелании его действовать в тесном контакте с войсками Колчака из-за личных честолюбивых целей. В равной степени адмирал Колчак неоднократно обвинялся в таком же нежелании совместных действий с Деникиным, что выражалось в избрании в качестве главного направления па Москву не южного, а через Вятку. Эти обвинения имели основания по крайней мере в том, что планы Деникина и Колчака, из которых каждый, признавая на словах и в официальных декларациях необходимость взаимного сотрудничества и боевого взаимодействия, причем генерал Деникин признавал себя даже подчиненным Колчаку, в действительности не были согласованы ни по времени, ни по направлению действий. Момент этот чрезвычайно важен еще и потому, что в глазах главного командования красных возможность соединения армий Колчака и Деникина была тем стратегическим жупелом, который толкал на явно не соответствующие действительной обстановке операции.

На этом мы можем остановиться, с тем чтобы вернуться к этому вопросу несколько позже.

Возвращаясь к положению армий фронта, мы устанавливаем наличие широких возможностей у красного командования приостановить отход и перейти в решительное контрнаступление для ликвидации контрреволюционных сил Юга России, ибо фронт получил и свежие пополнения, и свежие резервы в виде знакомой уже нам группы с Восточного фронта (28-я дивизия с бригадой Казанского укрепленного района и 25-я дивизия с бригадой Саратовского района) и затем еще трех дивизий: 56-й дивизии, 31-й дивизии с Восточного фронта и 9-й дивизии, находившейся во фронтовом резерве. Проделанная работа общеполитического порядка создала и ту необходимую политико-моральную устойчивость, без которой было бы немыслимо приступить к активным действиям.

С другой стороны, и состояние противника давало известные шансы на успех. К числу признаков, характеризующих состояние войск противника и его тыла и благоприятствующих наступлению красных, можно было отнести следующие:

а) Начавшееся изнурение белых в результате обширности театра, тяжести и длительности предыдущего периода наступательных боев (вспомним, что еще в мае Добровольческий корпус был накануне полного изнурения и командир его настоятельно требовал выведения его из боя).

б) Развитие резких разногласий в среде командования белыми силами.

в) Крайне неустойчивое отношение донцов к дальнейшему наступлению за пределы Донской области, что, однако, не означало падения их боеспособности: в смысле обороны своей земли казачество было весьма упорно.

г) Добровольческая армия, это основное ядро контрреволюционных сил, начала растворяться в волнах вновь мобилизованного крестьянства, иногда бывших красноармейцев. Армия эта в значительной степени теряла свое классовое лицо и политическую целеустановку.

д) Наконец, крестьянство в областях, захваченных деникинскими армиями (Украина и часть РСФСР), получило наглядный урок, познав разницу между советским и белогвардейским режимами. Знакомые лица урядников, переименованных в государственных стражников, губернаторов и прежних хозяев-помещиков сделали свое дело. Если не доходило еще до открытых бунтов и восстаний, то почва для этого, во всяком случае, была готова. Красная армия ожидалась как избавительница от белогвардейского режима.

с) Отрицательный характер управления армиями белых, выразившийся в отдаче несоответствующих обстановке распоряжений и в постановке невыполнимых задач по разобранной уже нами директиве Деникина № 08878.

ж) Белые войска по численности уступали красным, но преобладание в коннице и лучшая группировка войск составляли крупное преимущество белых.

Под влиянием вышеуказанных факторов главное командование Красной армии еще в начале июля разрабатывает план наступления. План главнокомандующего товарища Вацетиса, разработанный 6 июля 1919 г.[115], строился на следующих предпосылках:

а) Несмотря на постепенно нарастающую угрозу Петрограду на Западном фронте, автор плана считал возможным ограничиться усилением Западного фронта за счет четырех полков из 6-й армии и двух бригад с Восточного фронта, причем в дальнейшем резервами для Западного фронта должны служить освобождающиеся части левого фланга Восточного фронта.

б) Положение на последнем оценивалось как вполне обеспечивающее доведение поставленных фронту задач до конца самостоятельно, без поддержки извне.

в) Положение на Южном фронте признавалось крайне тяжелым, и «очередной задачей являлось сосредоточение всей боевой мощи нашей республики против войск генерала Деникина».

г) Точных данных о группировке главных сил Деникина не имелось, равно как и не известен был окончательно принятый генералом Деникиным план, но можно было предполагать, что Деникин группирует свои силы преимущественно в двух направлениях: на фронте Курск — Воронеж и на фронте Камышин — Балашов.

Исходя из этих, как мы видим, в основном, правильных предпосылок, товарищ Вацетис принимает следующее решение:

1. Восстановление боевой мощи армий.

2. 7-ю стрелковую дивизию перебросить на Курское направление, 31-ю дивизию — на Воронеж, бригаду Аргира и 5-ю Украинскую дивизию — в район Балашов — Ртищево; 46-ю дивизию и стрелковую бригаду передать из 12-й армии в 14-ю.

3. На средней Волге создать базу формирований для Южного фронта, причем приказано сформировать 6 бригад и к 1 августа дать фронту не менее 27 стрелковых полков с артиллерией.

Таким образом, для обеспечения предполагаемого наступления готовилось доведение Южного фронта до численности в 150 000 штыков и сабель и более 500 орудий.

Началом наступления определились 1—10 августа. Сама же операция мыслилась в следующем виде:

1. Основная цель — разбить войска Деникина в районе Донской области и Украины, не дав им возможности отойти на Северный Кавказ.

2. На фронте правый берег Волги — средний Дон наступать 9-й и 10-й армиям, причем в дальнейшем 10-я армия должна отрезать противнику путь отступления на Северный Кавказ.

3. Нанесение решительного удара возлагается на 8-ю, 13-ю и 14-ю армии в направлении на Новочеркасск.

4. В качестве стратегического резерва на средней Волге из новых формирований создавалась 11-я армия.

Этот первоначальный план, набросанный в грубых штрихах, должен быть оценен нами как вполне соответствовавший всей предыдущей обстановке и разрешающий правильно общие задачи фронта. Избрание главного направления через Украину и Донбасс было единственно верным и гарантирующим сочувственное отношение к красным массы населения областей, пролегающих но пути предполагаемого движения армий, что имело по вполне понятным причинам весьма существенное значение.

План этот имел и свои недостатки, однако нет необходимости разбирать их, ибо он не был осуществлен.

22 июля главком товарищ Вацетис был заменен бывшим командующим Восточным фронтом товарищем С.С. Каменевым. В свою очередь, в командовании Южного фронта также происходит перемена, и вместо товарища Гиттиса фронт принимает товарищ В.Н. Егорьев, который с одобрения главкома проводит свой план, резко отличающийся от приведенного нами выше.

23 июля, т. е. на другой день после прибытия в Серпухов, новый главком в своей директиве указывает Южфронту:

а) На Южный фронт возлагается разгром армий генерала Деникина.

б) Главный удар должна нанести группа товарища Шорина, состоявшая из 9-й и 10-й армий (здесь-то и зародилась так называемая Волжская стратегия. — А.Е.).

в) Направление удара — не указывалось.

г) Резерв группы — те же 28-я и 25-я дивизии с двумя бригадами Казанского и Саратовского укрепленных районов.

д) Более короткий удар на Воронежском направлении должна нанести 8-я армия с 31-й и 7-й дивизиями, если последняя не будет использована до того на Курском направлении.

е) Сроки наступления: 8-я армия — в первых числах августа, 9-я и 10-я армии — в середине августа.

Таким образом, главный удар наносится левым флангом фронта через Донскую область и вспомогательный короткий удар — 8-й армией (центр фронта).

Командюж товарищ Егорьев уже 24 июля, т. е. на другой же день после директивы главкома, посылает последнему свой план на утверждение. Основные черты этого плана заключались в следующем:

а) Основная цель та же: разбить армию Деникина.

б) Все прибывающие на усиление части направить в район Новохоперск — Камышин и с линии Ртищево — Аткарск — Камышин начать наступление.

в) С занятием района рек Хопер и Дон и до Царицына предполагалось наступать в трех направлениях: Царицын — Лихая, Царицын — Константиновская, Царицын — Великокняжеская.

г) Демонстративное наступление 14-й армии к линии Чаллино — Лозовая.

Нам неизвестны причины, заставившие нового главнокомандующего отвергнуть план, предложенный Вацетисом, в несравненно большей степени отвечавший обстановке и задачам, стоявшим перед Южным фронтом. Но планы главного и фронтового командования были составлены с такой чрезвычайной быстротой, что уже одно это обстоятельство заставляет искать их корни в готовых, ранее отданных распоряжениях, о которых выше говорилось. Очевидно — повторяем еще раз, — здесь решающую роль сыграло сосредоточение за левым флангом фронта резервов, предназначенных также для действий на правом фланге Восточного фронта, чему это сосредоточение и отвечало в гораздо большей степени, чем задачам и обстановке на Южном фронте. К тому же 9-я и 10-я армии, потрясенные и изнуренные предыдущими боями, едва ли были в состоянии, даже и при условии вливания свежих сил и наличия свежих резервов, выполнить столь ответственную задачу.

Надо, конечно, признать, что ко времени составления этих оперативных планов могли быть и действительно были соображения о необходимости подготовить более безопасную и глубокую стратегическую базу для продолжения обороны республики даже и в том случае, если бы борьба затянулась хотя бы еще на год, причем Петроград и Москва сами оказались бы в стесненном положении. Эту более глубокую базу (продовольственную, техническую, живой силы), конечно, нельзя было искать на западе, против левого фланга деникинских армий, где одновременно приходилось считаться с возможностью наступления поляков, но нужно было подготовлять на востоке, на средней Волге. Но эти глубокие стратегические соображения об обороне страны не могли обусловить такой оперативный план, который требовал бы организации удара не иначе как от Волги, пренебрегая всякими другими соображениями о группировке противника и политических и иных выгодах тех или иных операционных направлений.

Некоторый намек на разгадку, почему именно был принят план наступления «от Волги», мы находим в докладе командюжа № 7868 он., где последний пишет: «Войти в связь с 11-й армией для создания действительного препятствия соединению армий Деникина и Колчака».

Другими словами, можно предполагать, что именно эта боязнь возможности соединения двух фронтов контрреволюции и образовавшиеся (по причинам, имеющим только косвенное отношение к Южному фронту) резервы за левым флангом привели главное командование к мысли о необходимости нанести удар через Донскую область. Насколько же основательны были эти опасения возможности соединения, а кстати — так ли уж страшен был для Советской республики самый факт этого соединения?

Ответим прежде на первую часть вопроса. К концу июня армии Восточного фронта по окончании Златоустовской операции, определившей решительный кризис колчаковских сил, гнали белых на восток. К началу августа красные отбросили белых за Уральский хребет. 30 июля командвост товарищ Фрунзе в своей директиве ставил задачу — в кратчайший срок ликвидировать сопротивление уральских, илецких и оренбургских казаков.

Таким образом, на первую часть вопроса мы отвечаем, определенно, отрицательно: никаких серьезных оснований опасаться в конце июля и в начале августа возможности соединения Деникина и Колчака значительными силами не было.

Что касается факта соединения или соприкосновения этих фронтов через промежуточные звенья, то Деникин давно имел довольно прочную связь с уральцами. Вот что он сам говорит по этому поводу: «С уральскими казаками штаб главнокомандующего находился в постоянных сношениях с начала 1919 г. Начиная с 4 февраля, сначала через Баку, потом через Петровск на Гурьев, мы посылали уральскому войску деньги, оружие, ружья, патроны, броневики, обмундирование, словом — все, что было возможно»[116].

В отношении же более тесного соприкосновения необходимо установить, что на всем протяжении Волги, от Саратова на юг, никакие успехи уральцев и оренбургских казаков не смогли бы отозваться серьезно на положении Южного фронта даже при той сравнительно слабой устойчивости войск, какая наблюдалась в рассматриваемый нами период. Если бы заходящий правый фланг Деникина получил опору своего соседа справа, где-либо к северу от линии Кузнецк — Пенза, тогда еще можно было бы ожидать более серьезных последствий от взаимодействия фронтов Колчака и Деникина. Но возможность такого предположения к концу июня уже исключалась. Вообще нам представляется крайне наивным взгляд на стратегическое взаимодействие двух фронтов, каждый из которых имеет свыше 1000 км протяжения. Ведь такое взаимодействие может осуществиться при необходимом и единственном условии — соприкосновения внутренних флангов плечо к плечу. Взаимная же увязка оперативной деятельности двух фронтов в более широком масштабе к этому моменту была уже, как выше отмечено, утеряна, и притом безвозвратно.

Итак, армии Южного фронта, в значительной мере пополненные и освеженные (в меньшей степени — 14-я, 9-я и 10-я армии), были готовы к новому броску против неприятеля, причем этому сопутствовал, как мы указывали, ряд благоприятных условий, но план использования этих армий грозил самыми тяжелыми последствиями, и действительность потребовала еще жертв, крови и тяжелых испытаний, предоставив тем самым контрреволюционным силам возможность еще раз испытать свое боевое счастье.

Оценка периода отхода красных армий приводит нас к следующим выводам:

1. Схема 6 иллюстрирует всю непроизводительность жертв, которые понес фронт за весь период зимней, весенней и летней кампаний 1919 г. К 1 августа армии вернулись в то положение, в каком они находились к 1 января, потеряв прибрежную к Волге полосу с Царицыном и Камышином и пространство к югу от железнодорожной линии Сумы — Белгород.

2. Совершая сложные движения, выписывая стратегические вензеля, мы теряли время, изнуряли войска и их боевую мощь и к тому же имели в виду заранее запротоколированную неверную цель — поражение Донского войска и захват Донской области, пренебрегая ясными и определенными задачами, каковые выдвигались в процессе боевой работы армии самой живой действительностью. В результате — жестокая расплата, которая в связи с неудачами на Восточном фронте весной 1919 г. имела самые тяжелые последствия, угрожавшие существованию Советской республики.

3. К тому же мы теряли плодороднейшие области Слободской Украины и части Центрально-Черноземной полосы, не успев собрать урожая, а за все время обладания нами Донбассом мы вывезли не более 375 000–380 000 т каменного угля. Указанное сыграло немалую роль в побуждениях, толкнувших Деникина к форсированию своего наступления, о чем он пишет[117]:«… мы лишали советскую власть хлеба, огромного количества припасов и неисчерпаемых источников пополнений армии… Истощенный многими мобилизациями Северный Кавказ уже не мог питать надлежаще армию, и только новые районы, новый приток живой силы могли спасти ее организм от увядания».

4. В итоге — восемь месяцев напряжения, 67 % потерь живой силы и моральное разложение армий Южфронта.

Глава девятая ВСТРЕЧНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ И ОТХОД АРМИЙ ЮЖНОГО ФРОНТА

В соответствии с данными Южному фронту указаниями главного командования 9-я и 10-я армии, предназначенные для нанесения главного удара, должны были составить особую группу под командованием товарища Шорина, до этого командовавшего 2-й армией на Восточном фронте. Из остальных 8-й, 13-й и 14-й армий[118] командующий Южным фронтом решает выделить еще одну самостоятельную группу под командованием товарища Селивачева, в составе 8-й армии, 3-й и 42-й дивизий 13-й армии. Это выделение было оформлено 14 августа особой директивой командюжа (№ 8400 оп.).

Таким образом, к началу операций — к 15 августа — намечалась следующая группировка.

На главном направлении — группа товарища Шорина:

9-я армия — 14-я, 23-я, 36-я стрелковые дивизии с общим количеством около 13 000 штыков и около 5500 сабель при 360 пулеметах и 70 орудиях;

20-я армия — 32-я, 37-я, 38-я и 39-я стрелковые дивизии, 4-я кавалерийская дивизия, всего штыков около 12 000 и сабель около 3000 в дивизионной и 3500 в стратегической коннице; пулеметов 320, орудий 88;

резерв группы — 56-я и 28-я дивизии с Казанской крепостной бригадой, всего штыков около 21 000, пулеметов 400 и орудий 86.

Таким образом, всего в ударной группе — штыков около 45 000, сабель 12 000, пулеметов 1080, орудий 240.

На вспомогательном направлении — группа товарища Селивачева:

8-я армия — 12-я, 13-я, 15-я, 16-я, 33-я, 40-я и 31-я стрелковые дивизии с количеством штыков 24 000, сабель 3500, пулеметов 1170, орудий 193;

3-я и 42-я дивизии (из состава 13-й армии) — штыков 8800, сабель 450, пулеметов 237 и орудий 58.

Всего во вспомогательной группе 32 800 штыков и около 4000 сабель, 400 пулеметов и 250 орудий[119].

13-я армия — 9-я и 7-я[120] дивизии, Актюбинский кавалерийский полк, штыков 10 200, сабель 660, пулеметов 196, орудий 62.

14-я армия[121] — 41-я, 46-я и 57-я стрелковые дивизии, 15 000 штыков, 1470 сабель, 347 пулеметов и 91 орудие.

Общее протяжение всего Южного фронта — около 1400 км, из них на ударную группу приходится фронт около 350 км, а на 14-ю армию — 640 км. Таким образом, группы главного и вспомогательного направления (с остальными двумя дивизиями 13-й армии) имели приблизительно одинаковое протяжение фронта и… почти одинаковую численность в штыках. Ударная группа выгодно отличалась от вспомогательной только в отношении количества сабель, все же прочие условия разнились очень немногим. Следующая таблица рисует это вполне наглядно

На один километр фронта приходилось:

К тому же состояние армий немногим отличалось друг от друга, о чем мы говорили уже в предыдущей главе.

Отсюда сделаем основной вывод: идея главного командования — нанесение главного удара левофланговой группой армий — не нашла своего выражения ни в группировке сил, ни в численном соотношении, ни в обеспечении наиболее благоприятных для наступления условий. Вдобавок исходное положение этой ударной группы ни в коей мере не отвечало задачам общего наступления фронта — ударная группа находилась на уступе за левым флангом вспомогательной.

Перейдем к описанию самих боевых действий. Задачи, поставленные фронту директивой комапдюжа, заключались в следующем:

а) наступление должно быть начато группой Селивачева

15 августа с утра;

б) затем в направлении к реке Дон наступают 9-я и 10-я армии группы Шорина с целью овладения районом до рек Дон и Хопер и до Царицына:

в) 7-я и 9-я дивизии 13-й армии обеспечивают удар вспомогательной группы, наступая в направлении на станцию Готня;

г) 14-я армия содействует общей операции фронта своим наступлением на Чаплино — Лозовую.

В свою очередь, товарищ Селивачев принимает следующие решения:

а) 3-я и 42-я дивизии совместно с правофланговыми дивизиями 13-й армии наносят удар в направлении Новый Оскол — Купянск.

б) 12-я, 13-я, 15-я и 16-я дивизии одновременно с 3-й и 42-й дивизиями наступают в центре в направлении Бирюч — Валуйки — Купянск.

в) 33-я, 40-я и 31-я дивизии действуют на левом фланге.

Однако, пока принимались эти решения и проводилась

необходимая предварительная подготовка к переходу в наступление, белые с целью срыва наступления Южного фронта (о подготовке которого они имели известия) проявили активность на своем левом фланге, и 1-й армейский корпус генерала Кутепова перешел в наступление[122] в северо-западном направлении, на стыке 13-й и 14-й армий. После ряда боев фронт 14-й армии был прорван, и обе армии вынуждены были отходить под натиском распространившихся в глубь Украины белых частей, причем 13-я армия отходила на Курском направлении, а 14-я — на Ворожбу.

Таким образом, с самых первых дней операции 14-я армия была лишена возможности оказать нужное влияние на развертывание дальнейших событий на фронте.

V кавалерийский корпус занимает последовательно Конотоп и Бахмут, и затем 30 августа войска генерала Бредова берут Киев, куда за день до этого вошли части Петлюры.

Кроме того, к Киеву же стремились и польские войска, что в сильнейшей степени беспокоило красное командование, опасавшееся и здесь возможности установления тесного контакта между тремя силами — Деникин, Петлюра, Пилсудский — на основе единства целей в борьбе с большевизмом. И надо напомнить, что Дашкин жаждал этого соединения и был уверен в возможности его осуществления; более того, он утверждал: «…Предпринимая наступление в направлении Киева, я имел в виду огромное значение соединения Добровольческой армии с польскими силами, наступавшими к линии Днепра»[123].

Но, сколькими бы опасностями ни угрожало большевизму это соединение и как бы страстно ни желал его сам Деникин, жизнь показала всю тщетность его надежд и разрушила наши опасения. Все три противника (Деникин, шляхетская Польша и петлюровская Украина) были настолько разнородны и чужды друг другу, что никакого не только взаимодействия, но даже плохонького оборонительного союза не получилось. Вспоминая об этом, Деникин горько жалуется на польскую недальновидность и неучтивость по отношению к белым Юга России. А между тем поляки были до циничности откровенны. В сентябре один из членов польской «миссии» у Деникина, а именно — майор Пшездецкий так изъяснился на сей счет: «…Большевиков мы не боимся… Мы можем двигаться вперед самостоятельно… Мы дошли до своей границы и можем помочь Вам (Деникину. — А.Е.), но мы желаем знать заранее, что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за Вас».

Глава же этой миссии по продаже польской крови, Карницкий, имел инструкции настаивать перед Деникиным на отходе к Польше огромных земельных участков, а именно — Курляндии с Балтийским побережьем Литвы, Белоруссии и Волыни[124].

Таким образом, Киев не оправдал тайных надежд Деникина и повел только к излишней растяжке сил в пространстве, тем более что стали поступать крайне тревожные сведения с центрального участка. В результате пришлось снять часть сил с Украинского направления, оставить только заслоны против 14-й армии и обратить серьезное внимание на свой центр, где в это время происходили следующие события.

Вспомним, что Селивановым был принят вариант наступления, выводящий наши части кратчайшим путем к Харькову, дающий возможность овладения рокадной железнодорожной линией Купянск — Харьков, но зато отдаляющий момент оказания помощи Шоринской группе и суживающий район операции одним Купянским направлением.

Группа Селивачева имела перед собой противника в следующей группировке: перед правым флангом — 1-я конная дивизия, в районе Белгорода — части 1-й и 6-й пехотных дивизий; перед своим центром — 6-я и 7-я пластунские бригады, 7-я кавалерийская бригада, 2-я Донская дивизия; наконец, перед левым флангом — 5-я Донская дивизия (пластунская), Донская казачья дивизия (без номера), 4-я Донская дивизия, 1-я Донская дивизия и 9-я дивизия.

Таким образом, противник имел при слабом центре и незначительном насыщении левого фланга сильную группировку на своем правом фланге: около 5 дивизий на 100–120 км фронта. В группе Селивачева удар намечался центром.

Левый фланг 8-й армии и правый 9-й имели значительный разрыв между собой (от станицы Абрамовка до Подосиновых). Это обстоятельство дало противнику возможность произвести еще одну попытку сорвать наше наступление. Попытка эта, доставившая нам немало серьезных затруднений, заключалась в следующем.

У главного командования белых еще в конце июля родилась мысль более широкого использования своего преимущества в коннице. С этой целью 4-й Донской корпус генерала Мамонтова сосредоточивается в Урюпинской, где происходит подготовка для глубокого вторжения конницы в глубь советской страны. Рейд этот получил повсеместную известность, но далеко не общее признание того большого значения, какое он сыграл в напряженной борьбе начала осени 1919 г. на Южном фронте. Сам по себе прорыв и рейд Мамонтова не играли бы значительной роли, если бы они не были связаны с операциями всего деникинского фронта, почему и рассматривать этот рейд мы считаем нужным параллельно с рассмотрением событий, происходивших на фронте.

Сосредоточенный в Урюпинской корпус подвергся тщательной обработке и переформированию. В начале августа из его состава оставалась только одна 13-я дивизия, а прочие части были заменены и переформированы. Таким образом, к началу рейда в составе корпуса Мамонтова находились 12-я, 13-я и сводная Донская казачьи дивизии, по четыре полка каждая, пять батарей, бронеавтомобили и грузовики, вооруженные пулеметами. Кроме того, корпусу был придан пеший казачий отряд. Общая численность — сабель 8000[125], 12 орудий, 3 бронеавтомобиля и пеший отряд невыясненной численности; командюж считал, что в этом отряде было не менее 1000 штыков[126].

Задачей Мамонтову ставилось овладение железнодорожным узлом Козлов для расстройства управления и тыла Южного фронта, причем впоследствии эта задача была изменена: направление указывалось на Воронеж для большей увязки с операциями фронта, с тем чтобы Мамонтов смог выйти в тыл Лискинской группе красных и тем самым содействовать ее поражению[127]. Этого приказания Мамонтов не исполнил и, переправившись через Хопер 7 августа, 10 августа утром обрушился на крайний левый фланг 8-й армии (358-й и 357-й полки 40-й дивизии) на участке река Савола — станица Колено, после чего взял направление прямо на Тамбов.

Красное командование было сразу же поставлено в чрезвычайно затруднительное положение: конница, которую следовало бы противопоставить этому сильному вторжению, находилась далеко, на левом фланге группы Шорина у Красного Яра. Приходилось отрывать пехоту от выполнения поставленных ей задач на фронте, и уже к вечеру 11 августа обе группы, и Шорина, и Селивачева, должны были по директиве командюжа назначить 31-ю дивизию (из 8-й армии) и 36-ю дивизию (из 9-й армии), что, конечно, не могло не оказать весьма ощутимое отрицательное влияние на ход предполагаемого наступления красных. А когда командюж следующей своей директивой возложил задачу по ликвидации рейда на Шорина, последний вынужден был, помимо 36-й дивизии, назначить для ликвидации Мамонтова и свой резерв — 56-ю дивизию. Требование командюжа — закрыть образовавшийся прорыв силами 9-й армии — ставило эту последнюю в очень затруднительное положение, ибо вся группа по той же директиве фронтового командования должна была начать общее наступление. К этому положению мы вернемся, когда будем рассматривать наступление Шоринской группы; теперь же перейдем к изложению событий на участке вспомогательной группы.

Группа Селивачева почувствовала последствия рейда Мамонтова только в поражении двух полков 40-й дивизии и отвлечении от общей операции 31-й дивизии; и так как Мамонтов направлялся на Тамбов и к 15 августа находился в районе станции Жердьевка, то группа Селивачева имела возможность начать свое наступление, и 15 августа дивизии 13-й армии (в 12 часов) и 8-й армии (в 15 часов) приступили к выполнению поставленных им задач.

Уже с первого дня определился характер предпринятой операции: в то время как оба фланга группы встречают упорное сопротивление противника (дивизии 13-й армии не могут продвинуться вперед), продвижение центральных дивизий (42-й, 12-й, 15-й, 16-й и 13-й) совершается сравнительно легко. К 20 августа линия фронта даст уже весьма характерный излом, начертание которого сохранится до самого конца успеха красных в этой операции. Дивизии продвинулись за пять дней: правофланговые (3-я и 42-я) на 10–15 км, в центре на 40 км и на левом фланге на 15–20 км.

Крайние же левофланговые дивизии (31-я и 40-я) остаются в своем первоначальном положении.

Теперь с каждым днем продвижения вперед все более и более определяется изменение направления наступления на юго-западное, пагубно отразившееся на оперативном взаимодействии с группой Шорина. Даже при успешном ходе событий для красных главная группа безнадежно отставала бы на всем стратегическом пути Южного фронта, а левый фланг Селивачевской группы был бы под постоянной угрозой обхода частями Донской армии. Однако на это обстоятельство пока ни Селивачев, ни командюж не обращают внимания, и, увлекаясь достижением успехов в центре вспомогательной группы, оба торопятся развить эти успехи.

К 25 августа, т. е. через пять дней, центральная группа дивизий, пройдя еще свыше 80 км, занимает города Волчанок — Валуйки — Купянск, а за 26-е и 27-е этим дивизиям удается еще продвинуться на 8—10 км к реке Северский Донец, где и приостанавливается наступательное движение Селивачева.

Таким образом, за 10–12 дней операции части центрального направления прошли свыше 150 км, заняли две железнодорожные линии, Белгород — Купянск и Купянск — Лиски и находились в 40 км от Харькова.

Это обстоятельство отразилось на действиях Добровольческой армии на Украине, но… все действия Селивачевской группы почти никак не отразились на нанесении главного удара группой Шорина; другими словами, замысел фронтового командования ни в какой степени не осуществился и не мог осуществиться, ибо направление ударов обеих групп по расходящимся направлениям с самых же первых дней операции лишает обе группы необходимого оперативного взаимодействия.

Положение группы главного направления

Следует отметить прежде всего то тяжелое положение, в которое ставился Шорин директивой командюжа о возложении на него ответственности за ликвидацию Мамонтовского рейда[128]. В самом деле, лишившись 36-й и 56-й дивизий и не получив к тому же шедшей на Южный фронт 21-й стрелковой дивизии, Шорин мог считать свою группу значительно ослабевшей и не отвечающей ни в какой степени той огромной задаче, какая была на него возложена.

Тем не менее командование фронтом крепко держится за свою первоначальную идею и не хочет учитывать тех значительных изменений, какие произошли в этот период на фронте. В той же директиве, где командующий фронтом возлагает ответственность за ликвидацию рейда Мамонтова на Шорина, указывается: «…вместе с тем приказываю Вам ускорить переход в общее наступление армий вверенной Вам группы, который, находясь в планомерной связи с действиями правого фланга армий, должен вылиться в исполнение общей наступательной операции Южного фронта, указанной в прошлой директиве».

«Должен был вылиться», но не осуществился, ибо никакой «планомерности» связи с Селивачевым в действиях Шорина не было.

Однако последний вынужден был исполнять приказания, и его группа переходит в наступление, причем связь с командованием фронта нарушается Мамонтовым с 16 августа, вследствие чего командюж передает управление особой группой Шорина непосредственно главкому.

14 августа 10-я армия с конным корпусом Буденного начала наступление против Кавказской армии Врангеля и после ряда крупных боев вынудила последнюю к отходу на юг.

С 21 августа обозначился успех и на фронте 9-й армии, и к концу августа эта армия занимает железнодорожную линию Поворино — Царицын на участке Алексиково — Ярыжинская.

Наличие успехов на всем фронте (кроме фронта 14-й армии) дает возможность командюжу считать свое положение блестящим, и еще 26 августа им отдается директива, подтверждающая основную задачу — разбить армии Деникина. С этой целью приказано:

а) 14-й армии перейти в наступление и овладеть железнодорожной линией Бахмач — Ворожба — Сумы — Готня;

б) группе Селивачева овладеть железнодорожной линией Готня — Борисовск — Ольшаны (13-я армия) и Харьков — Купянск — станция Евстратово и Павловск (8-я армия);

в) группе товарища Шорина овладеть станциями Урюпинской — Калач, затем выйти на линию Павловск — река Дон — Красноярск (Красноярский) — станица Раздорино.

Директива эта ставила, вообще говоря, невыполнимые задачи прежде всего потому, что 14-я армия была не в состоянии даже демонстрировать наступление: совершив длительный отход под неудержимым натиском сильных добровольческих частей, она была деморализована; требовалась длительная и упорная работа по ликвидации шкурнических элементов, партизанских настроений. Реввоенсовет этой армии, учитывая всю глубину разложения армии, наметил и осуществлял со всей революционной решительностью и энергией ряд широких мероприятий для приведения ее в боеспособное состояние. Этот переломный момент еще не настал.

С другой стороны, уже с 22 августа командование фронтом должно было заметить ряд мер противника по подготовке контрудара против клина Селивачевской группы. Именно с этого дня 9-я дивизия 13-й армии уже испытывала на себе упорное наседание белых, очевидно, здесь готовилось нанесение контрудара, а как раз здесь, у западного основания клина красные части были наименее сильны. В действительности противник, оставив слабые заслоны на Киевском и Курском направлениях, начал сосредоточение частей Добровольческого корпуса (31-я дивизия) и корпуса генерала Шкуро на Белгородском направлении. Вследствие продолжения нашего продвижения в центре Селивачевской группы белые спокойно готовили этой части фронта своеобразные Канны путем сосредоточения донских частей у восточного основания клина на Бирючевском направлении.

Сильная маневренная группа готовилась и против наступавшей 10-й армии, где, прикрываясь Доном, Врангель сосредоточивал три Кубанских корпуса. Проявленные командованием фронта в силу собственных успехов стратегическая беспечность и легковерие не могли остаться безнаказанными, и катастрофа разразилась в начале сентября.

Уже 26 августа, пока острие Купянского клина продолжает продвигаться вперед к Северскому Донцу, основание клина у Белгорода и Бирюча начинает отходить, причем нажим у Белгорода ощущается все сильнее и сильнее. Сначала 3-я дивизия, а затем и 42-я отходят на северо-восток, к Новому Осколу, обнажая фланги центральных дивизий. 31 августа товарищ Селивачев вынужден был отдать приказание о ликвидации прорвавшегося на флангах противника, а уже 2 сентября начинается отход правого фланга группы (42-я дивизия), а затем и прочих частей (12-я, 15-я, 16-я и 13-я дивизии). Наконец 3 сентября Селивачевым отдается приказ по группе за № 18 об отходе на линию Новый Оскол — Бирюч — Белгород — Павловск — Воробьевка (см. схему 8).

В конце этой операции к 15 сентября группа оказалась в центре, на своей исходной позиции, а на правом фланге — к северу от нее на 50–60 км. Другими словами, предварительная боевая подготовка, энтузиазм наступления, а главное, живая сила оказались принесенными в жертву предвзятой идее операции, а отсюда и плохой стратегии.

Что касается левофланговой группы дивизий (левый фланг 8-й армии — 33-я, 40-я и 31-я дивизии), то для выяснения их положения необходимо вернуться несколько назад, к ходу рейда Мамонтова.

Мы оставили Мамонтова в движении его к Тамбову. Как было указано выше, основной задачей корпуса Мамонтова был выход в тыл Лискинской группе красных с целью сорвать начинавшееся наступление группы Селивачева. Мамонтов не исполнил приказания и направился в глубь страны, очевидно, с твердой надеждой на успех, которая основывалась на мудрости изречения «победителей не судят».

Все движение Мамонтова расчленяется на следующие составные части:

а) до Тамбова — с 10 по 19 августа,

б) до Ельца — с 20 августа по 1 сентября,

в) от Ельца до Воронежа — с 2 по 11 сентября,

г) возвращение — с 12 по 19 сентября. Поскольку нас интересует главным образом вопрос, какое влияние имел этот рейд на ход операций фронта, мы не будем останавливаться на календарном изложении рейда Мамонтова и ограничимся только обрисовкой общих условий его[129].

Своим движением на север вместо района Лисок Мамонтов бесконечно расширил цели и задачи своих действий в расчете, очевидно, на восстание крестьянства и городской буржуазии против советской власти. Это, конечно, авантюра, но Мамонтов, имея более сильные средства для достижения менее обширных задач, был здесь в меньшей степени авантюристом, чем сам Деникин. К тому же Мамонтов в отличие от Деникина сам осуществлял свои идеи и — надо быть откровенным — имел с первых же дней рейда много ярких доказательств правильности некоторых своих расчетов. Мамонтов не добился основного — крестьянство не восстало. При наличии в этот период колебаний среди крестьянства оно все же не поверило посулам Мамонтова.

Перечислим коротко те реальные достижения, каких добился Мамонтов своим рейдом для белого оружия.

1. Хотя рейд мало содействовал непосредственному поражению красных войск и успеху белых на фронте, но он все же производился в достаточной связи с основными операциями фронта, имевшими задачей сорвать готовящееся наступление красных и облегчить успех своего наступления. Утверждают, что рейд не помешал начать красным в срок свое наступление, однако мы видим, во что вылилась вся деятельность армий фронта, а о результатах этого наступления мы будем иметь случай упомянуть далее.

2. За время совершения рейда генерал Мамонтов привлек на себя следующие силы красных:

а) с фронта — одну бригаду 40-й дивизии, 31-ю дивизию, 36-ю дивизию, 56-ю дивизию, 37-ю дивизию, части 3-й стрелковой дивизии, конный корпус Буденного;

б) из глубоких тылов — 21-ю дивизию, 4 полка коммунаров, 5-й Латышский полк, Тамбовские пехотные курсы, бронепоезда и бронелетучки, многочисленные местные формирования и отряды.

3. Мамонтов коренным образом нарушил управление на Южном фронте, лишив группу Шорина в наиболее ответственный момент связи с командюжем, и, заставляя штаб фронта метаться между Козловом и Орлом, в еще более значительной степени усложнил управление фронтом.

4. Он основательнейшим образом испортил участки железных дорог Раненбург — Остапово — Елец, Козлов — Грязи, Козлов — Тамбов, Грязи — Жердьевка, Грязи — Елец — Ефремов. У Южного фронта остались действующими две нити: Тула — Орел — Курск и Орел — Верховье — Мармыжи. Стоило нарушить функционирование еще одной только дороги Тула — Курск, и положение фронта было бы катастрофическим.

5. Наконец, разграбление и уничтожение складов, баз и запасов Южного фронта нанесли весьма тяжелые удары всему снабжению армий, что при том низком экономическом уровне, на котором находилась страна, не могло не иметь значительных последствий.

6. Однако те же грабежи, бесчинства, массовые убийства и расстрелы в захваченных городах, погромы, поджоги, насилия и разрушения, наносившие глубокие уроны красным, резко отрицательно сказывались и на положении и состоянии самих мамонтовских казаков. Такова диалектика событий. Казаки относились к рейду как к очередной наживе, как к хорошему случаю обогатиться, пополнив свою казачью казну. Более широкое понимание задач рейда было им недоступно. И вот мы видим, что боевых потерь у Мамонтова был весьма незначительный процент, но по его возвращении «потянулись в донские станицы многоверстные обозы» (с награбленным в рейде. — А.Е.), а с ними и тысячи бойцов. Из 7000 сабель в корпусе осталось едва 2000, как скорбно повествует об этом сам Деникин[130].

Для нас является неоспоримым следующее положение: если бы этот рейд был лучше подготовлен в политическом отношении и если бы Мамонтов избрал целью своих усилий не грабеж и насилие, а организацию восстания, более систематическое разрушение тыла и разгром живой силы красных в ближайшем тылу, то результаты его деятельности были бы более значительны. Но и при том положении, которое имело место в действительности, при наличии всех отрицательных (с точки зрения белого командования, конечно) сторон рейда — значение его было очень велико для всей операции Южного фронта этого периода.

В то время, когда Мамонтов нащупывал на фронте наиболее подходящие пункты для своего обратного прорыва, конный корпус Шкуро вместе с другими добровольческими частями продолжал наступление. К 18–19 сентября 1919 г. фронт проходил: 42-я дивизия — на железной дороге Касторная — Старый Оскол, в 25 км к северу от последнего; 12-я дивизия — несколько южнее Нижнедевицка; 16-я дивизия — от Прохудинова до Лисок, 33-я дивизия — далее на восток, несколько южнее железной дороги Лиски — Бобров.

19 сентября Мамонтов ударил в тыл этим дивизиям, и около 10 часов в тот же день произошло его соединение с корпусом Шкуро.

Таким образом, мы разобрались в действиях нашего крайнего правого фланга — 14-й армии, просмотрели операцию 13-й армии и вспомогательной группы Селивачева во всех её этапах и охарактеризовали рейд Мамонтова, насколько он был связан с рассмотренным нами периодом операций Южного фронта.

Теперь, чтобы иметь окончательное суждение о «линии стратегического поведения» фронта, нам остается закончить изложение событий на участке главного удара — группы товарища Шорина.

Нами уже было указано, что еще 26 августа, когда обозначились успех в центре группы Селивачева и ряд чисто местных успехов на фронте группы Шорина, главное командование пытается связать действия обеих групп постановкой задачи Шорину о выходе его частей к Калачу, а затем на фронт Павловск — река Дон — Раздорино. Здесь следует отметить, что товарищу Шорину дается, в сущности говоря, новое направление — юго-западное, как это было нами отмечено и в отношении группы Селивачева (8-я армия от Воронежа на Харьков и Купянск, 9-я — от Балашова на Павловск и 10-я — от Красного Яра на Усть-Медведицкую). 2 сентября, когда нажим противника на 13-ю и 8-ю армию был уже в полном ходу, командюж директивой № 9435 оп. настойчиво требует всемерного ускорения занятия Калача частями 9-й армии.

Это обстоятельство со всей очевидностью показывает желание командюжа спасти группу Селивачева от разгрома притягиванием к очагу борьбы группы Шорина, что еще яснее подтверждается 4 сентября новой директивой фронта, требующей сокращения фронта 8-й армии за счет частей 9-й.

Однако группа Шорина, растянутая на широком фронте, действовавшая в направлении наиболее упорного сопротивления противника и ослабленная выделением значительной части своих сил на борьбу с Мамонтовым, была не в состоянии выполнить поставленные задачи, несмотря ни на какие властные требования и приказы.

10-я армия с большим трудом продвигалась на юг, к Царицыну и 5 сентября вела упорные бои на подступах к самому городу, не раз прорывая укрепленную полосу белых, атакуя с двух направлений: с нижней Волги и от Черного Яра (11-я армия). Генерал Врангель собирает последние резервы[131] и отбрасывает красных в обоих направлениях. Точно так же 9-я армия не продвинулась далее железной дороги Царицын — Поворино, и на этом рубеже обе армии остановились, чем и закончился весь наступательный период особой группы Шорина. Между тем главное командование продолжает с редким упорством настаивать на приведении в исполнение своих первоначальных намерений, и еще 7 сентября главком дает директиву непосредственно Шорину, где последнему указывается рубеж для занятия группой вплоть до 3 октября по этапам, а затем последний рубеж (Таганрог — Новочеркасск — Воронцовская), причем для этого «обещается» присылка двух дивизий.

8 сентября, когда разгром группы Селивачева уже фактически заканчивался, когда совершенно ясно определилось, что наступление Южного фронта окончательно захлебнулось и требовались срочные мероприятия по спасению положения фронта, когда рейд Мамонтова достигал своего апогея и главком сам вел переговоры по прямому проводу с Шориным о необходимости снятия с фронта наиболее цепных для группы частей корпуса Буденного на борьбу с Мамонтовым, когда 10-я армия получила сильнейший удар на Дону, главком отдает свою совершенно непонятную директиву № 4238 оп. о том, что план его остается без изменения и главный удар по-прежнему следует наносить группой Шорина, причем указывается: «…2) не ослаблять ни на одну часть группу Шорина, 3) на остальном фронте всячески развить активность, чтобы воспрепятствовать противнику производство перебросок на его правый фланг».

Указанная директива должна служить редким примером полного отсутствия учета реальной обстановки и гибкости стратегического мышления. В то время, когда группа Селивачева находилась в состоянии безнадежного отхода, ей рекомендуется развить активность. Когда ясно определилось, что белые стягивают все свои свободные силы на центральное направление, приказывается воспрепятствовать им производить переброски на свой правый фланг. Указывается на необходимость не ослаблять группы Шорина, но 7 и 8 сентября, т. е. накануне и в самый день отдачи директивы, ведутся переговоры о снятии корпуса товарища Буденного с фронта, причем об этом говорится в следующих выражениях: необходимо теперь же подготовить корпус товарища Буденного для переброски против Мамонтова; предъявлялось требование, чтобы последний ни на один день не был допущен в станицу Урюпинскую; рекомендовалось также поддержать корпус крепкой и сильной пехотой. И действительно — 10 сентября корпус Буденного был уже в Усть-Медведицкой, а 12 сентября он должен был сосредоточиться на станции Арчеда для дальнейшей переброски в Урюпинскую[132]. В Арчеде, впрочем, Буденный был задержан, ибо на голову командования особой группой свалилось новое несчастье в виде движения мятежного корпуса Миронова, который формировался в районе Саранска.

После ликвидации мироновского мятежа Буденный был направлен на Новохоперск, когда Мамонтову уже удалось, как мы видели, соединиться с корпусом Шкуро и уйти на линию фронта.

Возвращаясь несколько назад в нашем изложении, мы устанавливаем следующее обстоятельство: пока командюж вместе с главкомом отдавали свои наступательные директивы и пытались, применяя все доступные для высшего командования выражения, заставить группу Шорина наступать во что бы то ни стало, армии правого крыла начали отход. Еще

3 сентября товарищ Селивачев своим приказом № 18 оттягивает свои части на линию Новый Оскол — Бирюч — Павловск и далее на северо-восток, к Воробьевке (между Калачом и Бутурлиновским). Группа белых Белгородского направления развивает успех, и 9-я дивизия отходит к северу, на Обоянь. 15 сентября фронт 13-й и 9-й армий проходит через Ворожбу — Старый Оскол — Острогожск — Бутурлиновку. Что касается флангов, то на правом фланге 14-я армия занимала фронт по рекам Десна и Сейм, примерно до Льгова, а левый фланг — группа Шорина — от Бутурлиновки на Урюпинскую и далее по реке Хопер на юг до устья, откуда через Усть-Медведицкую фронт шел на восток, к Волге, выше Царицына.

Между тем белые армии, остановив наступление группы Селиванова, перешли, в свою очередь, в контрнаступление в соответствии с «Московской директивой» Деникина, подтвержденной 12 сентября.

Главные усилия Добровольческой армии были перенесены с левого фланга на Центральное направление, где по основному плану Деникина и должен был наноситься главный удар.

Теперь вопрос о дальнейших действиях и группировке войск упирался в количество, ибо протяженность фронта, занятого белыми, далеко превышала все количественные возможности; развитие же операций было не осуществимо без значительного расширения фронта армий. Возможности к этому были, ибо захваченные районы позволяли еще черпать новые силы. Путем объявления массовых мобилизаций и включения в состав своих войск пленных красноармейцев Деникину удалось расширить численность своих армий до весьма значительных пределов. Впрочем, такой порядок пополнения армий не был нов для Деникина и применялся им не впервые. В течение августовских боев армии Деникина не уменьшались в числе, а росли: так, если к 15 августа добровольцы против группы Селивачева имели около 14 500 бойцов пехоты и 8000 сабель при 200 пулеметах и 77 орудиях, то к 1 сентября, т. е. через две недели, армии белых имели свыше 20 000 штыков, около 12 000 сабель, 412 пулеметов и около 100 орудий, причем увеличение шло почти исключительно за счет местного населения и Красной армии. А еще через две недели, к 15 сентября, на фронте Старый Оскол — Ржава — Обоянь — Суджа — Сумы Деникин сумел развернуть силы (ударная группа) в 25 900 штыков, 5600 сабель, 421 пулемет и 90 орудий, а против 14-й, 13-й и 8-й армий действовало свыше 45 000 штыков и 14 000 сабель. Что же касается общей численности белых армий к указанному моменту, то она равнялась 99 450 штыкам, 53 800 саблям, 1727 пулеметам и 560 орудиям (общее протяжение фронта — свыше 1000 км).

Размышляя в 1926 г. над своими стратегическими неудачами, Деникин весьма удивляется тому обстоятельству, что условия Гражданской войны нарушают относительное значение кажущихся ему вечными и неизменными принципов военного искусства. В главе о вооруженных силах мы приводили уже слова Деникина о том, что при расширении фронта на сотни верст части становились не слабее, а сильнее. Так, 3-й армейский корпус силой около 4000 вышел из Крыма, пополнялся по пути и к 20 сентября имел 15 000[133].

Мы можем, однако, успокоить генерала: на сей раз принцип остался верен, усиление армий в значительной мере было призрачным. Новое количество переходило в новое качество. Если в первое время его части, пополненные крестьянами и пленными, продолжали наступать, то их моральная сила была уже не та, и офицерские части растворялись в общем потоке крестьянских пополнений.

Как бы то ни было, ударная группа белых 19 сентября была уже на подступах к Курску. Командарм-13, сознавая грозящую Курску опасность и полную нецелесообразность наличия кордонной растяжки армии, пытается создать к западу от Старого Оскола нечто вроде ударной группы (две стрелковые бригады, одна кавбригада с бронеотрядом и артиллерией) с задачей противодействовать противнику на Курском направлении, но слишком слабые силы этой армии не могли противостоять напору ударной группы белых, и утром 20 сентября после артиллерийской подготовки белые повели наступление с юго-восточной стороны и после уличного боя заняли город[134]. Расстроенные, понесшие большие потери красные части отошли по Фатежскому шоссе. 21 сентября были оставлены Щигры, и фронт армии проходил: станица Коренная Пустынь — Мармыжи — Нижнедевицк.

Что касается 8-й армии, то последняя по приказу своего командующего 19 сентября отходит своим правым флангом за реку Потудань, а 15-й, 13-й, 31-й и 33-й дивизиям приказано начать отход на северный (левый) берег Дона, переправляясь у Коротояка и Лисок. К вечеру 21 сентября армия заняла фронт: от Нижнедевицка до устья реки Девица (правый берег Дона), далее по левому берегу реки через Лиски на Павловск.

Обращаясь снова к фланговым армиям фронта, заметим следующее: 14-я армия[135] была призвана командюжем к содействию 13-й в овладении рубежом Ворожба — Сумы, однако из этой наступательной попытки ничего не вышло; армия, усиленная 7-й стрелковой дивизией и одной бригадой 9-й дивизии, еще не была готова окончательно к активным действиям. Мы снова должны отметить здесь громадную работу, которая была проделана над армией в этот период. На 14-й армии больше всего сказались партизанщина и бессистемность организации украинских армий; предыдущая боевая деятельность армии, начиная с середины месяца, прошла в непрерывном отступлении, что никак не могло содействовать подъему ее политико-морального состояния. Но теперь армия выздоравливала: дезертирство упало до минимума, случаи неисполнения приказаний исчезали, а присылка свежих частей обещала в самом непродолжительном будущем окончательно восстановить ее боевую мощь.

Что касается группы товарища Шорина, то положение ее, как это мы, определенно, установили раньше, было совершенно безнадежно в смысле ожидания от нее каких-либо активных действий по оказанию содействия центральной группе армий. Однако главное командование все еще рассчитывает на боевую помощь со стороны Шорина, и 19 сентября по телеграфу главком требует от группы «резкого маневра», заключающегося в выходе на реке Дон на фронт Павловск — Усть-Медведицкая, как будто это обстоятельство могло бы иметь какое-либо влияние на ход событий в центре. Однако обе армии группы — 9-я и 10-я — пока что не смогли выполнить поставленные им задачи и продолжали оставаться в занимаемых районах: 9-я армия — в районе железной дороги Поворино — Царицын, правым флангом у Ярыжинской (восточнее Урюпинской), а 10-я армия — на подступах к Царицыну. Таким образом, попытки командования привлечь к боевому содействию фланги не осуществились, и противник продолжал развивать свои успехи.

Достигнув крупных успехов в центре, Добровольческая армия должна была подумать о ходе дальнейших событий, ибо донские части держались довольно пассивно и только сковывали 9-ю армию и левый фланг 8-й. Прорыв был сделан, и расширения его до нужных пределов настоятельно требовала обстановка, ибо в противном случае можно было ожидать контрудара со стороны 13-й и 10-й армий, а также и 14-й армии. Впрочем, к последней Деникин проявил несколько легкомысленное отношение: он, очевидно, не верил в возможность ее возрождения, чему находил некоторые подтверждения в состоянии 8-й армии, которое к тому времени было тяжелым. Легко отразив наступательную попытку со стороны 14-й армии красных в десятых числах сентября, белое командование сочло вообще лишним думать о ее существовании. Оставив небольшой заслон против нее, Добровольческая армия все усилия и все внимание сосредоточила на центре. Добившись успехов здесь, белые переносят удары на 8-ю армию, что указывает на намерения белого командования расширить свой прорыв до стратегических размеров. Перебросив сюда корпус Шкуро, белые вынуждают 8-ю армию к отходу и к 6 сентября овладевают Воронежем.

На 13-й армии, как и весной в Донбассе, лежит вся тяжесть борьбы. Отходя, эта армия ведет борьбу с исключительным упорством и настойчивостью, свидетельствующими о высокой боевой устойчивости. К 1–3 октября дивизии армии занимают следующее положение: правофланговая 9-я дивизия — у Кромы, сводная дивизия — в 20 км к северу от Малоархангельска, 3-я дивизия занимает Ливны. Соседняя справа 7-я дивизия 44-й армии — у Дмитровска; с 8-й армией связи нет. Фронт армии — свыше 200 км, между сводной и 3-й дивизиями — разрыв около 60 км. Задача 13-й армии — приостановить дальнейшее отступление армии. Левый фланг — 42-я и 3-я дивизии — медленно отходит. С 1 по 5 октября идут непрерывные бои по всему фронту армии. Командующий армией сосредоточивает на своем правом фланге группу дивизий — 9-ю, сводную и 55-ю — с задачей оттеснить противника к Курску, а 3-й и 42-й дивизиям ставит задачу взять обратно Ливны. 7 октября правофланговая группа переходит в наступление и достигает некоторых успехов, но сильной контратакой, поддержанной броневиками и бронепоездами, противник отбрасывает красных к северу и к 10 октября овладевает Кромами. Несколько раз еще отдельные дивизии переходят в контратаку, но командующий не смог сложить отдельные усилия дивизий в одно целое, и в результате к 10 октября все дивизии отходят к северу.

Постановлением РВСР от 26 сентября особая группа Шорина переименовывается в Юго-Восточный фронт. Решение это следовало бы приветствовать, если бы оно было сделано раньше, а именно — с началом перехода Южного фронта в наступление, т. е. с середины августа. Но и теперь мера эта много способствовала будущему успеху красных, ибо ширина фронта, а главное — слишком разнородные объекты действий при совершенно различных условиях ведения операций (коммуникации, операционные направления, устойчивость противника, географические условия и пр.) крайне отрицательно влияли на работу фронтового аппарата.

Положение это целиком вытекает из рассмотрения действий группы Шорина, как мы увидим это при подведении итогов за отмеченный период. Сейчас же коротко обрисуем обстановку на участке этой группы, главным образом в отношении того влияния, какое обстановка эта имела на характер действий и положение Южного фронта.

Вспомним, как настойчиво добивались оба командования (главное и фронтовое) выхода Шоринской группы на реку Дон. Задача эта ставилась ей еще директивой главного командования 26 августа, а на 3 октября главком требовал выхода группы Шорина на фронт Таганрог — Новочеркасск — Воронцовская. Вместо этого группа продолжала оставаться в северо-восточной части Донской области, не переходя железнодорожной линии Поворино — Царицын. И только к 6 октября 9-я армия выходит на Дон на фронте Павловск — Усть-Медведицкая. Теперь ей предстояло разрешить труднейшую задачу но форсированию Дона, подготовка к которой в значительной мере задерживала армию в этом положении. По форсировании Дона 9-я армия намечала нанесение удара своим правым флангом на Богучар, для чего она подтягивала свою резервную 36-ю дивизию и кавалерийскую группу Блинова к району Правоторовской (ныне Урюпинской). Осуществить эту операцию, которая к тому же не могла сыграть сколько-нибудь значительную роль для положения Южного фронта, не удалось, ибо Деникин предъявил Донской армии на этот раз категорическое требование — очистить территорию Донской области от красных, с тем чтобы прорыв на Курском и Воронежском направлениях можно было расширять в восточном направлении и одновременно освободить армию Врангеля для выполнения ранее поставленных задач.

Надо признать, командующий Донской армией генерал Сидорин в оперативном отношении вполне успешно разрешил поставленную ему задачу. Учтя кордонную растяжку 9-й армии и ширину фронта, он сосредоточил все свои силы в трех группах, связав их только слабой кавалерийской завесой между собой; несмотря на относительную слабость в штыках (14 000 против 18 000), но превосходя красных в саблях (13 000 против 2700), он решает ударом в трех направлениях отбросить красных. Направления намечались на Таловую — Новохоперск и Арчеды. Начало операции было ознаменовано новым рейдом корпуса Мамонтова, который 10 октября, заняв Таловую, двинулся в тыл Лискинской группе 8-й армии. Появление Мамонтова в Таловой вызывает весьма тревожные настроения в штабе Юго-Восточного фронта. Срывая всю намеченную операцию, командование фронтом бросает на борьбу с Мамонтовым конный корпус Буденного, группу Блинова, фронтовой резерв — 21-ю стрелковую дивизию, 22-ю железнодорожную бригаду и целую сеть мелких отрядов. Однако Мамонтов свернул на Воронеж, почему сосредоточение стольких сил оказалось безрезультатным. Преследовать Мамонтова было поручено корпусу Буденного[136], чем и объясняется последовавшая вслед за тем передача этого корпуса Южному фронту.

В свою очередь, Донская армия 5 октября переходит Дон и после ряда упорных боев отбрасывает 9-ю армию к северо- востоку. 13 октября командующий Юго-Восточным фронтом отвел эту армию на фронт: устье реки Икорец — Кумылженская — Арчедин.

Рассмотренный нами период операций Южного фронта — последнее звено в цепи наших крупных неудач за всю предшествующую борьбу с Деникиным — по обилию фактов оперативного и тактического характера представляет ценнейший исторический материал, дающий весьма широкое представление о характере операций, сражений и боев Гражданской войны. Особенностью, характерной для данного периода, является встречное наступление в условиях несовпадения направлений главного удара, причем обе стороны ставят целью своих операций полную ликвидацию противника.

Второй особенностью является наличие тактического прорыва фронта одной стороны с дальнейшим его расширением до рамок стратегического масштаба; некоторую аналогию можно провести с операциями Колчака весной того же года против красной 5-й армии.

К числу же элементов, характерных для большинства операций Гражданской войны, следует отнести:

а) пространственность и глубину театра,

б) слабую устойчивость войск,

в) низкий уровень экономического базиса в армиях,

г) переоценку размеров успеха и собственных возможностей.

Обращаясь к оценке действий сторон, мы должны установить прежде всего, что вторая крупная операция красных была проиграна. Сначала группа Селивачева, а затем и 9-я армия Шорина подверглись сильнейшему нажиму белых и отошли с большими потерями, с подавленным моральным состоянием. Те доклады и рапорты, которые посылались в Центр реввоенсоветами армий, равно как и официальные донесения штабов и командующих, весьма ярко рисуют картину этой подавленности. Результаты утери боевой стойкости в особенности выявились в 8-й и 13-й армиях. Мы намеренно привели краткое описание боев 13-й армии за период 3–9 октября, чтобы показать постепенное нарастание разложения. Еще в начале октября армия сохраняла боеспособность: дралась, нанося контрудары противнику и достигая местами значительных успехов. Однако именно эти разрозненные усилия дивизий стерли последнюю грань боевой устойчивости армии. Мы увидим дальше, в следующей главе, все усиливающийся темп разложения армии, который достигает своего апогея после сдачи Орла, но и в данный период разбегались целые полки (9-я дивизия), а прибывающее свежее пополнение сдавалось в плен целыми батальонами.

Не лучше было положение в 8-й армии. Две дивизии (12-я и 13-я) оценивались в официальной сводке как небоеспособные вследствие громадных потерь в личном и материальном составе (в дивизиях оставалось по 500 штыков). 15-я дивизия в бою 21 сентября потеряла 2 полка целиком и батарею, 31-я дивизия разбежалась, а оставшаяся часть ее была обезоружена и направлена в распоряжение ревтрибунала.

Где же следует искать причины столь печальных последствий? Можно ли найти объяснение этому в неправильных действиях красного командования, в неудачном руководстве или сама природа войск революции неизбежно приводила к разложению частей в моменты фронтовых неудач и поражений?

На наш взгляд, целью всякого исторического исследователя должно являться не оправдание неудач, не замазывание из-за ложных предубеждений тех или иных ошибок, а установление фактов, причин и выводов из них, которые могли бы способствовать успеху будущей войны. Исходя из указанных соображений, мы должны, отвечая на поставленный выше вопрос, установить следующее: рассматривая данную операцию во фронтовом масштабе, как характерную для большинства операций Гражданской войны, мы должны проанализировать условия, в которых проходила работа тыла. В данной же обстановке тылом являлась вся страна или настолько обширная часть ее территории, что данные, ее характеризующие, в значительной степени могут быть отнесены и ко всей стране в целом.

Что касается факторов экономического порядка, то мы не будем приводить здесь характеристики экономического состояния страны — об этом мы говорили раньше. Показателями этого являются хотя бы следующие факты. Для удовлетворения насущнейшей потребности 13-й армии в конце осени было необходимо получить: шинелей 45 375, шаровар 54 313, гимнастерок 36 032, сапог 58 325; отпущено: шинелей 12 000, шаровар 10 000 и сапог 12 000. 42-я дивизия (6000 штыков) получила на две недели октября 525 000 патронов (85 штук на стрелка, т. е. 6 штук на день).

В таких условиях, если не в худших, были и прочие армии фронта. Вопросы продовольственного снабжения только начинали налаживаться, т. е. части переходили на довольствие за счет местных средств (через опродкомы — особые продовольственные комиссии). Понятно, что эти условия не способствовали удержанию боеспособности частей на должном уровне.

Перейдем теперь к вопросам управления и оценке результатов оперативного руководства.

Действия войск Южного фронта развернулись в соответствии с планом главного командования, разработанным в полном контакте с командюжем; действия эти закончились, как мы видели, катастрофической неудачей. В предыдущей главе мы частично дали оценку принятого плана, и ход событий, изложенных в настоящей главе, является полным подтверждением основного нашего вывода: план ни в какой мере не отвечал реальной обстановке на Южном фронте ни в политическом, ни в географическом, ни в стратегическом отношениях. Конкретно несоответствие нанесения главного удара левым флангом реальным условиям выразилось в следующем:

а) При направлении ударов армий на юго-запад группа главного направления все время оказывалась позади вспомогательной, начиная уже с исходного положения (около 200 км уступом назад). С дальнейшим продвижением это отставание должно было в силу естественного хода вещей увеличиваться все более и более, обнажая левый фланг вспомогательной группы и создавая возможность обхода этого фланга. Последнее обстоятельство не могло выпасть из внимания руководства, ибо наличие крупных кавалерийских масс у донского командования делало этот обход весьма вероятным.

б) Состояние 9-й и 10-й армий не отвечало характеру возложенной на них задачи даже при условии притока свежих сил и резервов.

в) Наличие по ходу наступления двух перехватывающих весь фронт этого наступления значительных водных преград — Хопра и Дона — ставило развитие действий 9-й и 10-й армий под сомнение: форсирование этих преград, несомненно, потребовало бы новой перегруппировки и значительного времени для её совершения.

г) Озлобленность донского казачества против советской власти и красных армий, что не могло явиться секретом для командования красной стороны, заранее предрешала труднейшие условия действий войск. В действительности борьба в той части Донской области, которая оказалась занятой 9-й армией, приняла ожесточенный характер, о чем красноречиво свидетельствуют донесения штаба Юго-Восточного фронта. В борьбе принимали участие иногда даже женщины и дети; обозы и тыл подвергались постоянным нападениям; положение красных в Донской области было вполне аналогично нахождению во вражеской, неприятельской стране; чем дальше шло продвижение, тем большую озлобленность и отпор вызывало оно со стороны казачества. Мы действительно грудью шли на Дон, увеличивая с каждым шагом казачий барьер перед собой.

В изложении событий мы показали уже, что в группировке и распределении сил командование не выразило явственно различия между главной и вспомогательной группами: при разнице протяжения фронта в 60 км (350 км — главная и 410 км — вспомогательная) группа Шорина имела только на 2000 штыков более группы Селивачева; таким образом, только наличие конного корпуса Буденного определило направление главного удара. Естественно, что такое почти равномерное распределение сил не могло привести к крупным результатам, поэтому успех Селивачева не мог получить развитие и не мог быть использован, ибо резервов у Селивачева не было, они все были израсходованы для овладения Купянском. Протяженность же фронта мешала взаимодействию с группой Шорина, и последняя даже в случае успеха действовала бы на себя, а не на весь фронт.

К тому же возложение ответственности за ликвидацию рейда Мамонтова на Шорина с отвлечением из его группы значительного количества штыков никак не может быть оправдано. Ослаблять группу главного направления без крайней к тому необходимости (а таковой не было) значило отказаться от проведения в жизнь своего основного плана. Только при этом условии действия командования по изъятию дивизий из главной группы были бы понятны, однако в действительности от Шорина, несмотря ни на что, по-прежнему требовали чрезвычайных усилий для разрешения поставленных главным командованием задач. Даже в тот период, когда с непререкаемой ясностью установилась полная невозможность достижения успеха на фронте 9-й и 10-й армий, когда группа Селивачева начала свой отход (начало сентября), а Мамонтов разрушил тыл, главное командование и командование Южного фронта упорно держались за первоначальную идею. На деле, отказавшись от этой идеи и лишив Шорина значительных сил и даже направляя Буденного на борьбу с Мамонтовым, главное командование, как мы видели, продолжает все же оставаться на прежней точке зрения в отношении главного и второстепенного направлений.

Выделение 9-й и 10-й армий в особую группу мы могли бы одобрить, если бы оно было доведено до конца и обе армии составляли самостоятельный фронт, что настоятельно требовалось обстановкой. В действительности же это выделение да чрезвычайности усложнило работу по управлению армиями, вызывало двойственность подчинения Шорина командюжу и главкому и неопределенность ответственности за руководство этой группой. При наличии же двух самостоятельных фронтов командюж, быть может, сумел бы более удачно организовать наступление своих армий, не прибегая к импровизированным соединениям армий в особые группы, в которых, в свою очередь, создавались ударные группы дивизий. Подобный метод «отрядного» руководства, чрезвычайно характерный для Гражданской войны, должен быть оценен отрицательно, ибо создавалась путаница в подчинении и ответственности за действия войск, в значительной степени лишавшая прямых начальников инициативы и свободы действий. Было бы несомненно проще командюжу лично руководить своими армиями (14-й, 13-й и 8-й), а не создавать излишние промежуточные инстанции между собой и армиями в лице командующих группами армий с их штабами.

Действия белых в узкооперативном понимании были, несомненно, в гораздо большей степени организованны и осмысленны. Начав с обеспечения предполагаемого наступления слева (удар по 14-й армии, движение на запад и захват Киева), белые предполагали во исполнение общего плана перенести усилия в центр, с тем чтобы, прорвав фронт и отбрасывая к северу армии центрального участка красных, выйти на направление Орел — Тула. В качестве подготовительной меры был предпринят Мамонтовский рейд. Но переход центральной группы красных в наступление несколько нарушил намеченные мероприятия, и белые вынуждены были разрешить сначала промежуточную цель: ликвидацию наступления группы Селивачева. Хорошо задуманный маневр по окружению этой группы удается только частично, ибо, как мы указывали, донские части не проявили ожидаемой от них энергии, и дивизиям Купянского направления удается выскользнуть из клещей наседающих с флангов белых. В дальнейшем в расчеты белого командования входит привлечение всех своих свободных средств и сил на центральное направление (вспомним опасение главного командования относительно перебросок белых на Царицын) для того, чтобы прорвать фронт на Курском направлении. Выполнив это, белые переходят к следующей серии операций по расширению тактического прорыва и затем снова ведут наступление на север. Так, намечая последовательные цели и переходя от этапа к этапу в их достижении, белые предполагали довести свои войска («дотянуться») до Москвы. Но сил наличных, реальных бойцов в белых армиях не хватало уже на покрытие текущих потребностей, поэтому Деникин был вынужден прибегнуть к набору среди крестьянства, к развертыванию своих кадровых частей и к новым формированиям.

Группировка сил находилась в тесном соответствии с замыслом и была весьма характерна для действий на широких фронтах: слабые заслоны на второстепенных направлениях и мощные кулаки на основном операционном направлении; входящие же в состав группы этого направления конные части давали возможность широкого и свободного маневрирования для раздвигания рамок прорыва. Менее удачным для белых было Воронежское направление, так как донские части медлили и не давали нужного эффекта. А когда 9-я армия выходит к Павловску, Деникин начинает серьезно опасаться за правый фланг своей центральной группы и требует от донцов решительных действий, ни на одну часть не ослабляя основной группы. Удается и эта операция. На арену вновь выходит корпус Мамонтова.

Наконец, на пути победоносного вторжения белых полчищ в глубь революционной страны и к ее сердцу — Москве — в их руках оказывается и Воронеж.

В начале октября главное командование решает произвести смену в командовании Южным фронтом, и товарищ Егорьев сдаст свой пост командующему 14-й армией А.И. Егорову. Последний прибывает в штаб Южного фронта (станица Паточная) 8 октября 1919 г. и вступает в командование фронтом.