Размышления и споры о вирусах

О тех, кто делает вирусологию

Вирусологию, как и любую другую науку, делают люди. Их немало — многие сотни человек даже в одной стране. В мире — их тысячи. Но есть среди них люди, которые закладывают основы науки, краеугольные камни, в здание, в котором потом трудится большая армия ученых и их верных помощников — лаборантов, препараторов. Есть люди, которые на десятилетия определяют стратегию труда этих тысяч ученых и их помощников, которые прокладывают не проспекты или тропинки в неизведанное (хотя и такое бывает), а вычерчивают проекты этих проспектов и тропинок на картах и планах.

Двигают науку тысячи, путь движения указывают единицы. Именно о них мы и говорим — они делают вирусологию.

Творцом вирусологии является Д. И. Ивановский. Это хорошо известно, и мы уже неоднократно говорили об этом в своей книге. Физиолог растений, сотрудник Петербургского университета, командированный в Крым для изучения мозаичной болезни табака, изложил итоги своих изысканий в диссертации «О двух болезнях табака», защищенной в 1882 году, и в книге, опубликованной под тем же названием в 1892 году. Этот год считается годом открытия вирусов.

Мы не будем более говорить о Дмитрии Иосифовиче. Его биография подробно написана В. М. Ждановым. Скажем только, что умер он в 1920 году, будучи профессором кафедры физиологии растений Ростовского университета и не занимаясь в последние годы жизни исследованиями в области вирусологии. Известно, что молодой военный врач Л. А. Зильбер хотел в 1920 году встретиться в Ростове с Дмитрием Иосифовичем и… не застал его в живых. Таким образом, между создателем всей вирусологии и первым советским вирусологом не было прямой связи, но фактически эта связь была и есть — и между ними и между всеми поколениями советских исследователей мира вирусов.

Эту книгу мы посвятили трем основоположникам советской вирусологии — Л. А. Зильберу, А. А. Смородинцеву, В. М. Жданову. Мы часто упоминали их имена в разных главах. Сейчас попытаемся кратко суммировать сведения о каждом из них. Кратко, очень кратко, ибо каждый из них прожил несколько жизней, и об этом можно и нужно много и подробно говорить…

Лев Александрович Зильбер — самый старший из них по возрасту (1894–1966), первым ушедший из жизни. Ровесник, соученик и друг П. Л. Капицы и В. А. Энгельгардта, Лев Александрович и как ученый и как личность оказал колоссальное влияние и на сверстников и на потомков. С ним, как с живым, и сейчас спорят, советуются и даже… ссорятся ныне живущие и активно работающие ученые.

Мы много говорили о роли Зильбера в онковирусологии. Но это только одна, хотя и очень важная, сторона его деятельности. Сейчас мы коснемся другой стороны и другого этапа, который связан с его руководством первой экспедицией по изучению таежного энцефалита на Дальнем Востоке в 1937 году. Но… да простит нам читатель длинную цитату, кто лучше может сказать об этом событии, да и о самом Л. А. Зильбере, чем А. А. Смородинцев, современник и участник всех работ того периода.

«Надо сказать, что более подходящей кандидатуры, конечно, чем Л. А. Зильбер, для решения столь сложной задачи в ту пору подобрать было невозможно. Одна из участниц экспедиции, впоследствии профессор, Антонина Константиновна Шубладзе однажды, вспоминая ту историю, весьма точно заметила, что Зильбер был вирусологом уже тогда, когда у нас еще вирусологией и не пахло. Но дело, по-моему, не только в том, что Лев Александрович был выдающимся ученым. Чтобы решить такую задачу так, как это сделал он, и в такие короткие сроки, одной научной и исследовательской добросовестности могло оказаться недостаточно. Почти полвека назад вирусология действительно делала только первые шаги. Десятки и сотни вирусов, хорошо изученных сегодня, тогда нам просто не были известны. Более того, мы мало что знали о той опасности, которую вирусы представляют для человека; как это ни покажется странным, но в те годы мы лучше знали вирусы, которые вызывают болезни у животных. В этой истории с клещевым энцефалитом ученые не знали, что виной всему вирус. Со своими немногочисленными сотрудниками Лев Александрович Зильбер в буквальном смысле шел на неведомое и блестяще обосновал вирусную природу возбудителя клещевого энцефалита (КЭ).

Незаурядная личность в науке — явление не такое уж редкое. Скорее — закономерное. Чтобы раздвигать установленные пределы, надо быть незаурядной личностью. Зильбер выделялся даже на фоне незаурядных людей. В отличие от многих ученых он не раз в своей жизни резко менял цель и направление научных поисков и почти всегда добивался успеха. Он никогда не расслаблялся при сознании уже достигнутых им крупных открытий. Казалось бы, он мог приостановиться, затормозить реализацию своих новых ярких идей и весьма почетно существовать на „дивиденды“ своих прошлых заслуг. В том-то и дело, что этот человек существовать не мог — он мог только жить, причем жить с юношеским азартом, как будто от рождения ему дано было ощутить полноценность жизни как некое чудо, дар. Л. А. Зильбер был известен в научном мире не только как неиссякаемый генератор самых неожиданных, ошеломляющих идей, но и как прекрасный исследователь-методист, который любую фантастическую идею способен поставить на твердый фундамент четкого и красивого эксперимента, отчего из области фантастики она сразу переходила в область научного факта.

Поручение, которое получил профессор Зильбер, имело смысл правительственного задания, и он с небольшой группой специалистов в 1937 году отправился на Дальний Восток.

За один сезон 1937 года экспедиции Зильбера удалось сделать многое. Во-первых, был найден переносчик инфекции — лесной клещ. Причем сам ход поиска характерен для Зильбера и небезынтересен. Изучив десятки случаев заболеваний за несколько лет, Зильбер пришел к выводу, что источник имеет не просто очаговый характер в тайге (в одном районе люди заболевали, а рядом, в соседнем, — нет), но ярко выраженный сезонный (май — июнь). Известный в те годы так называемый японский энцефалит Зильбер отмел сразу, так как переносчиками этого тяжелого заболевания были комары, пик сезонной активности которых падает на другое время. Таким образом, при сравнении графика заболеваний и графика сезонной активности разных видов кровососущих „под подозрение“ попал клещ. Впоследствии — в 1938 году — это было неопровержимо доказано нашими паразитологами и вирусологами, которые обнаружили вирус — возбудитель КЭ в слюнной железе клеща. (Причем немалое удивление вызвал тот факт, что на самого клеща этот вирус не оказывает ровным счетом никакого действия — клещ выступает в роли хозяина вируса и только.)

Во-вторых, сотрудники Зильбера сразу же стали вводить мозг умерших от энцефалита людей белым мышам. Поскольку мыши заболевали и погибали, необходимо было убедиться, что именно вирус является причиной заболевания и смерти. Стали испытывать на зараженных мышах сыворотку из крови переболевших энцефалитом людей. Как известно, система иммунной защиты человеческого организма вырабатывает в крови антитела на тот или иной вид инфекции, проникшей в организм. Поэтому в крови людей, переболевших клещевым энцефалитом, всегда находят антитела, способные противостоять вирусу. Надо было узнать, убивает ли эта сыворотка вирус, который из мозга умерших людей пересаживают мышам. Если не убивает, значит, мыши гибнут не от возбудителя КЭ, а от чего-то другого.

Это очень важное звено во всех поисках. Все эти эксперименты и сами поиски оптимального пути были запутаннее и сложнее, чем я сейчас об этом рассказываю, но логика исследования была именно такова: сначала вирус был как бы взят в кольцо, но не опознан. Когда сработала сыворотка, тайное стало явным. Невидимого врага теперь можно было уничтожать…

Это была самая настоящая битва, и, как во всякой битве, наступающая сторона несла тяжелые потери. Иммунизируя животных, из-за несчастного случая получил несколько доз возбудителя КЭ и тяжело заболел молодой ученый — будущий академик, Герой Социалистического Труда — Михаил Чумаков. Работая в госпитале с возбудителем КЭ, заразился и ослеп флотский врач — будущий профессор — Валентин Соловьев. Погибла лаборантка Гневышева. Впоследствии, продолжая эту работу, мы потеряли также известного в те времена паразитолога Б. И. Померанцева. Он принадлежал к той категории исследователей, которые любят работать в одиночку по собственным планам. Неутомимый ходок, он однажды далеко ушел в тайгу и вынужден был там заночевать, а утром снял с себя много клещей. Он вернулся в наш экспедиционный лагерь, но, несмотря на принятые меры, спасти его не удалось. Потом в Москве, в лаборатории, мы потеряли врача Надежду Вениаминовну Каган и лаборантку Талю Уткину. Надежда Вениаминовна заразилась оттого, что рукой потерла глаз — инфекция попала на слизистую оболочку глаза, и этого было достаточно… Уже работая над изготовлением вакцины, мы все еще не до конца понимали, сколь опасен этот вирус. Но после таких потерь мы срочно приняли ряд мер: стерилизовали все помещения, где шла работа с возбудителем КЭ, изготовили защитные маски для лица, защитные прозрачные экраны, отгораживающие исследователя от рабочего стола и т. п.

Но это уже было несколько позже. Сам я в ту пору, когда Лев Александрович Зильбер, приехав со своими сотрудниками в дальневосточную тайгу, делал первые и самые трудные шаги на пути поиска возбудителя болезни, сам я еще ничего об этом не знал. В 1933 году я организовал в Ленинграде при институте имени Пастера первую у нас лабораторию гриппа и работал в ней. Планов было много, работы хватало, поэтому для меня совершенно неожиданным оказался вызов в Москву, тоже в вирусологическую лабораторию, но более широкого диапазона и, что в определенной мере повлияло на мое решение, с более современным по тем временам оборудованием, позволяющим проводить различные перспективные эксперименты. Я согласился и тут же получил указание заняться клещевым энцефалитом как первоочередной проблемой.

Таким образом, мне пришлось продолжать дело, успешно начатое за год до этого Львом Александровичем Зильбером. Вместе с академиком Евгением Никаноровичем Павловским мы руководили вторым этапом экспедиции в 1938 году.

Это были сложные годы. В тот период профессора Л. А. Зильбера отстранили от работы. Неожиданная вспышка тяжелого заболевания столь ошеломила многих далеких от вирусологии людей, что вызвала подозрение в бактериологической диверсии, и это подозрение пало на… Зильбера. Это было настолько нелепо, что группе ученых в конце концов удалось доказать абсурдность такого обвинения, и подозрение с Л. А. Зильбера было снято. Более того, когда он был все еще „не у дел“, наиболее активным научным сотрудникам экспедиции по клещевому энцефалиту была присуждена Государственная премия, и мы добились того, что в число лауреатов был включен и Лев Александрович Зильбер. Но это было позже. В добавление к портрету профессора Зильбера замечу, что в этот трудный для него период ему не только не изменило его жизнелюбие и стойкость, но — что удивительно! — именно в этот период у него возникла одна из самых ярких его научных догадок, которая впоследствии переросла в гипотезу, а потом — в теорию о вирусногенетическом происхождении злокачественных опухолей. Теория эта на многие годы стала господствующей в данной области и определила целый этап серьезных исследований у нас и за рубежом, пока не развилась в современное учение об онкогенах».

Это говорит А. А. Смородинцев о Л. А. Зильбере. Сердце самого Анатолия Александровича перестало биться менее чем через год после опубликования в журнале «Знание — сила» этой статьи, в августе 1986 года, на 86-м году жизни…

Второй по возрасту и один из двух самых первых советских вирусологов А. А. Смородинцев также значителен и незабываем.

Создатель и руководитель первой вирусологической лаборатории в Ленинграде, руководитель отдела вирусологии Всесоюзного института экспериментальной медицины в Москве, из которого при его деятельном участии в 1946 году был создан Институт вирусологии имени Д. И. Ивановского АМН СССР, руководитель второй, а затем и многих других экспедиций на Дальний Восток для изучения природно-очаговых инфекций, создатель отдела вирусологии Института экспериментальной медицины в Ленинграде (1947 год), Всесоюзного института гриппа Минздрава СССР — также в Ленинграде (1967 год) — вот только краткий перечень организационных деяний Анатолия Александровича.

А научный вклад! Выдающийся специалист в области медицинской вирусологии, Смородинцев внес фундаментальный вклад в изучение природы противовирусного иммунитета, в создание и внедрение в практику новых вакцин против целого ряда вирусных инфекций, в раскрытие этиологии вирусных заболеваний.

Капитальные теоретические исследования Смородинцевым противовирусного иммунитета позволили обосновать и раскрыть своеобразие защитных механизмов врожденной неспецифической резистентности: лихорадочных реакций, гуморальных вируснейтрализующих ингибиторов, клеточной непермиссивности, элиминации фагоцитами зараженных вирусами клеток. Им открыта важная роль местного секреторного иммунитета при гриппе, установлен обратимый характер взаимодействия вирусов с антителами и кооперативное участие иммунных макрофагов и Т-лимфоцитов в формировании защитных воспалительных реакций.

Под руководством Смородинцева на территории СССР изучены новые широко распространенные вирусные заболевания — японский энцефалит на Дальнем Востоке (1938 год), геморрагический нефрозонефрит зоонозной природы (1940 год), новая форма клещевого весенне-летнего энцефалита — двухволновый менингоэнцефалит, передающийся людям не только укусами клещей, но и через молоко зараженных коз (1948 год). Обоснована строго антропонозная природа и высокая вероятность периодического возвращения к активной циркуляции уже известных антигенных подтипов возбудителя гриппа.

Особенно велики заслуги Смородинцева в разработке целой серии оригинальных и высокоэффективных противовирусных вакцин, широко внедренных в практику здравоохранения. Сюда относятся вакцины против клещевого энцефалита (1941 год), эпидемического паротита (1954 год), кори (1963 год), обоснование безвредности, стабильности и высокой эффективности живой пероральной вакцины против полиомиелита (1959 год). Под его руководством проведена подготовка новых живых вакцин против краснухи, ветряной оспы.

Из всех деяний А. А. Смординцева особо надо выделить полиомиелитную эпопею. Блестящая по результатам и беспримерная по мужеству, истинно героическая работа в содружестве с А. Сэбином и М. П. Чумаковым, завершившаяся фактической ликвидацией этого тяжелейшего заболевания в масштабах целых континентов. В 1963 году А. А. Смородинцев и М. П. Чумаков за создание и внедрение в практику живой полиомиелитной вакцины были удостоены Ленинской премии.

Личность А. А. Смородинцева и сегодня активно влияет на судьбы мировой и советской вирусологии через бесчисленные публикации, через труды его сотен (!) прямых и косвенных учеников и последователей. Нет научного заседания, посвященного тем или иным вопросам медицинской вирусологии, на котором не прозвучало бы: «А вот Анатолий Александрович считал, что…» И так будет еще очень и очень долго!

Виктор Михайлович Жданов. Даты жизни — 1914–1987. Не верилось, что его сердце вообще могло когда-нибудь остановиться… Настолько он был сама жизнь, сама деятельность, само дело!

С 1936 по 1946 год — военный врач. С 1946 по 1950 — руководящий сотрудник Харьковского института эпидемиологии и микробиологии. С 1950 года — в Минздраве СССР, вскоре — заместитель министра — Главный санитарный врач СССР. С 1961 года — по его настоятельной просьбе «брошен на низовку» (его собственное выражение) — стал директором Института вирусологии имени Д. И. Ивановского АМН СССР и оставался им до кончины, то есть 26 лет…

В 30 с небольшим — член-корреспондент АМН, в 46 — академик АМН СССР, автор 30 монографий, трех открытий, тысяч (!) статей… основатель (1955) и главный редактор журнала «Вопросы вирусологии», почетный член ряда иностранных научных обществ (Чехословакия, ГДР, Польша, Индия, США и др.), почетный член Венгерской академии наук, с 1970 года по 1974 год президент Международной ассоциации микробиологических обществ, постоянный консультант Всемирной организации здравоохранения. Награжден орденом Бифуркационной иглы за участие в осуществлении программы ВОЗ по глобальному искоренению оспы.

Виктору Михайловичу Жданову принадлежат три открытия, внесенных в Государственный реестр, и ряд авторских свидетельств. Логическим результатом фундаментальных исследований, проведенных Ждановым, является использование методов генной инженерии для разработки биотехнологии производства вакцин и интерферона. Эта работа проводится в последние годы Институтом вирусологии имени Д. И. Ивановского АМН СССР совместно с рядом институтов АН СССР. К новым и весьма плодотворным направлениям относятся недавно сформулированные Ждановым концепции о природе рака, роли интерферона в гомеостазе, а также основные принципы нетрадиционной химиотерапии.

Жданов и его ученики проводили исследования по медицинской и прикладной вирусологии и в первую очередь по реализации Всесоюзных программ «Грипп», «Гепатит», «Интерферон», «Химиотерапия вирусных инфекций».

На протяжении всей своей деятельности Виктор Михайлович занимался большой литературной работой. Его талант теоретика биологии и медицины прекрасно проявился в 30 изданных в разные годы монографиях.

Он проводил большую популяризаторскую работу. В качестве примера приведем написанную им вместе с учениками книгу «Тайны третьего царства», выдержавшую два издания (1975 и 1981 годы) и переведенную на французский и японский языки, и «Рассказы о вирусах» (1986 год). Книги В. М. Жданова переведены на 13 языков народов мира.

Последние годы жизни Жданов посвятил изучению СПИДа. В сжатые сроки благодаря неукротимой энергии удалось реорганизовать работу Института вирусологии и нацелить творческие силы коллектива на борьбу со СПИДом, которую он считал глобальной проблемой здравоохранения. Под его руководством были разработаны отечественные диагностические тест-системы, начата работа по получению генноинженерной вакцины и моноклональных антител. При его активном участии Советский Союз выступил с инициативой в ВОЗ об объединении усилий всех стран в наступлении на СПИД.

Трудно выделить главное в деятельности Жданова. Но все же, по-видимому, это его новаторство, то обстоятельство, что на протяжении многих лет он был несомненным лидером новейших направлений в вирусологии: сначала — биохимического, затем — молекулярного, а в последние годы — генноинженерного. Будучи бесконечно способным и трудолюбивым, он вникал во все сам, сам всему выучивался, выучивал других и постоянно шел все вперед и вперед по пути познания. И опять ученики, сподвижники, последователи — с ними и в них он живет, работает, спорит, сомневается, ищет…

Нам хотелось сказать и о живущих, тех, которых мы особенно хорошо знаем и ценим.

Д. Б. Голубев о М. П. Чумакове:

Михаил Петрович Чумаков сегодня — патриарх советской вирусологии, единственный среди всех советских вирусологов Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР, лауреат премии АМН СССР имени Д. И. Ивановского, действительный член АМН СССР.

Таковы его титулы и регалии, не говоря уже о почетных званиях и дипломах академий, научных обществ и университетов ГДР, Венгрии, Чехословакии, Болгарии…

Михаил Петрович окончил 1-й Московский медицинский институт в 1931 году и с тех пор, до сего дня, он работает в области медицинской микробиологии. 57 лет… И как работает!

Вехи жизни и деятельности М. П. Чумакова — это в то же время этапы советской микробиологии и вирусологии, ибо он принимал активнейшее участие в самых важнейших научных событиях и в значительной степени определял их успешное завершение.

После шестилетнего периода работы в Институте микробиологии М. П. Чумаков в 1936 году целиком и полностью включается в вирусологическую работу. До 1937 года он старший научный сотрудник, а затем и заведующий лабораторией отдела вирусологии Всесоюзного института экспериментальной медицины. В этом качестве он участвует в исторических экспедициях на Дальний Восток Л. А. Зильбера, А. А. Смородинцева, Е. Н. Павловского и вносит в работу по раскрытию природы многих нейровирусных инфекций свой неоценимый и — прямо скажем — героический вклад. Работа в эти годы определила важнейшие направления в деятельности М. П. Чумакова, сделала его ученым с мировым именем, одним из лидеров советской вирусологии.

Даже простое перечисление вопросов, которыми занимался и которые успешно разрешил М. П. Чумаков, дает представление о гигантском вкладе в медицинскую науку, который внес этот выдающийся ученый. Он самым активным образом участвовал в раскрытии природы клещевого энцефалита, за что и был удостоен в 1941 году, наряду с другими участниками экспедиции на Дальний Восток, Государственной премии СССР. Чумаков впервые выделил и изучил вирусы крымской и омской геморрагических лихорадок, кемеровской лихорадки, показал единство этиологии геморрагического нефрозонефрита на Дальнем Востоке и в европейской части СССР. Геморрагические лихорадки вообще были впервые классифицированы Чумаковым.

Исследования природы, иммунологии и профилактики нейровирусных инфекций, кори, трахомы и других вирусных заболеваний продолжались Чумаковым в Институте неврологии АМН СССР с 1944 по 1950 год, а затем в Институте вирусологии АМН СССР, директором которого он был с 1950 по 1954 год.

В 1955 году начинается новый этап в деятельности Михаила Петровича, связанный с проблемой полиомиелита. В 1955 году по его инициативе создается Институт полиомиелита (ныне Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов) АМН СССР, которым он руководил до 1972 года и в котором работает до сего дня. Именно здесь были проведены фундаментальные многоплановые исследования, завершившиеся разработкой технологии и организацией крупносерийного производства живой полиомиелитной вакцины. За эту работу в 1963 году Михаил Петрович Чумаков вместе с Анатолием Александровичем Смородинцевым были удостоены Ленинской премии. Без преувеличения можно сказать, что эти два выдающихся ученых спасли бессчетное количество детей от страдания и гибели. А работа по борьбе с другими инфекциями продолжалась и продолжается по сей день…

Помню 80-летие А. А. Смородинцева. Приехал из Москвы М. П. Чумаков, несмотря на недуг, поразивший его еще в тайге в 30-е годы. И вот они рядом: коллеги, соавторы, подчас резкие оппоненты, выражаясь вирусологическим языком, интерферирующие в каких-то вопросах, а потом как бы вдруг — ближайшие союзники в борьбе за что-то (а иногда и с кем-то!). Но все это фон, а сейчас, во время юбилея, бесконечно близкие, прожившие целую жизнь в науке вместе — друзья и соратники. Когда-то А. А. Смородинцев был начальником М. П. Чумакова, но теперь Анатолий Александрович сказал: «Я понял, что Чумаков мне абсолютно ровня и… оставил его в покое, перестал воспитывать» (такое Смородинцев не говорил практически ни о ком из своих подопечных!).

И сегодня Михаил Петрович по-прежнему в строю. В его кабинет в коттедже № 7 около Института полиомиелита АМН СССР, созданного им в пятидесятые годы, сходятся нити со всего вирусологического мира. Позади экспедиции с великими открытиями и тяжелыми потерями, руководство Институтом вирусологии, потом — Институтом полиомиелита.

Не ослаб интерес ни к возбудителям нейровирусных инфекций, ни геморрагических лихорадок, но появился интерес к… гриппу. М. П. Чумаков берется за внедрение новой гриппозной вакцины, он руководит людьми, планирует и анализирует эксперименты, пишет, диктует и… заботится. Чумаков сегодня — это не только патриарх советской вирусологии, Ленинский лауреат, Герой Социалистического Труда, академик, но это и… совесть, и душа всей этой науки. А рядом с его столом — бесчисленные фотографии с подписями на разных языках — Сэбин и Мельник, Павловский, Зильбер, Смородинцев… Он — их друг и соратник — в строю!

Вл. Солоухин об академике АМН СССР В. И. Вотякове:

…1943 год. Вениамин Иосифович Вотяков — выпускник 2-го Московского медицинского института в звании капитана медицинской службы направляется на фронт, в действующую армию и заканчивает войну в Венгрии в звании майора.

После войны, окончив аспирантуру, он соглашается занять кресло директора в Белорусском научно-исследовательском институте эпидемиологии и микробиологии. Это было трудное время. На территории опустошенной республики свирепствовали страшные заболевания, и всем сотрудникам института, но в первую очередь — его директору, приходилось постоянно выезжать в далекие и близкие районы и области для оказания практической помощи органам практического здравоохранения в ограничении и ликвидации эпидемий.

В пятидесятые годы, казалось бы, не до «чистой» науки, но мысль о ней начинающего ученого не оставляет. И первым реальным шагом в этом направлении стало изучение и создание нового препарата оспенной вакцины. В те годы многие учреждения страны выпускали такой препарат, но, к сожалению, назвать его безупречным было нельзя. Белорусская вакцина оказалась одной из лучших в мире. Ее авторы получили медали и дипломы ВДНХ, но самое главное: после внедрения этой вакцины в практику была закрыта в институте лаборатория по изучению поствакцинальных осложнений (не только смертельные исходы, но тяжелые осложнения вообще перестали регистрироваться).

В 1969 году Вениамин Иосифович Вотяков организует в институте отдел поиска и изучения противовирусных препаратов. Уже через полгода Президиум Академии медицинских наук создает Проблемную комиссию союзного значения «Химиотерапия и химиопрофилактика вирусных инфекций», председателем которой назначается профессор Вотяков. Белорусский институт эпидемиологии и микробиологии, один из немногих периферийных институтов, становится в стране головным по проблеме.

В 1971 году Вотякова направляют в ответственную и весьма опасную командировку в Боливию. Там уже несколько лет поражает людей неведомая болезнь, сводящая в могилу многие сотни заболевших. По клинической картине это — типичная геморрагическая лихорадка. Можно думать, что вызывается она вирусом, но каким? Кто его носитель? Каковы пути передачи возбудителя? До Вотякова в Боливии уже работали врачи из Чехословакии и США, но найти ответы на эти вопросы не сумели.

Несколько месяцев провел в Боливии Вотяков. Установил, что распространяется вирус с мочой местных мышевидных грызунов, которые особенно любят бананы, отловил несколько десятков этих зверьков и в специальном сосуде с жидким азотом подготовил для доставки домой. Здесь, в лабораторных условиях, можно будет выделить вирус и попытаться приготовить вакцину. Но довести исследование до конца не удалось: очередной правительственный переворот — и новая администрация разрывает договор с советскими специалистами. Но работа Вотякова продолжается в Минске. Там в институте В. И. Вотяков создает специальную лабораторию — боливийской геморрагической лихорадки, где начинаются исследования по идентификации возбудителя, поиску защиты от инфекции… Почти десятилетие спустя после боливийской эпопеи именно Вотякову было поручено создать единственный в стране центр по изучению особо опасных вирусных инфекций.

Приближалась Московская олимпиада 1980 года. В страну должны были приехать сотни спортсменов из разных, в том числе африканских и южноамериканских стран. А в этих странах до сих пор еще не ликвидированы некоторые вирусные заболевания, с которыми мы, да и не только мы, а вообще цивилизованные народы, знакомы мало. Нет от этих инфекций ни вакцин, ни лекарств, в то же время протекают они тяжело, с высокой смертностью. Дать же гарантию, что возбудители этих болезней в страну не попадут, естественно, никто не мог. Именно поэтому в Минском институте был создан специальный отдел особо опасных вирусных инфекций. И хотя за время Олимпиады ни одного случая завоза к нам в страну этих страшных возбудителей не было, с тех пор работа в отделе идет напряженная: по просьбе ряда африканских государств готовятся из целого ряда особо опасных вирусов вакцины, подбираются активные против них химические соединения.

В 1973 году вместе с группой сотрудников института Вотяков участвовал в экспедиции на северный берег Кольского полуострова. За год до этого состоялась первая, «разведочная» экспедиция, которая принесла ошеломляющие результаты — группе из 4 человек за две недели удалось выделить от птиц 6 вирусов, ранее на территории Европы неведомых. И вот на следующий год поездку возглавляет сам Вениамин Иосифович.

Еще по дороге к стойбищу Дальние Зеленцы, где планировали устроить базу экспедиции, на теплоходе Вотяков прислушался к разговору случайных попутчиков:

— Комар для приезжего — хуже медведя. Может запросто заесть до смерти. А вот местные страдают гораздо меньше. Кожа у них толще, что ли? Или комары их знают? У меня на месте укуса волдырь с пуговицу, а у них и следа не видно.

Слова эти, в общем-то, не открыли Америки. Но только сейчас, прогуливаясь по корме белоснежного красавца «Петродворца», Вотяков нашел ответ на это явление: прокалывая кожу, насекомые вводят в ранку слюну, в которой есть вещества, препятствующие свертыванию крови. Но если человек подвергается укусам, допустим, комаров достаточно регулярно, то в его организме вполне могут образоваться антитела, которые станут препятствовать впрыскиванию слюны, образно говоря, «закупорят» хоботок…

Вернувшись с Севера, Вотяков специально занимается этой проблемой. В итоге — крупное научное открытие неизвестного ранее объективно существующего природного явления. Ну, а практическое значение? В местностях, где имеются природные очаги различных вирусных заболеваний, домашний скот сейчас прививают не против этих нескольких вирусов, а вакциной против слюны кровососов… Работа В. И. Вотякова продолжается.

Мы надеемся продолжить рассказ о советских вирусологах, двигающих вперед эту важную и сложную медико-биологическую дисциплину. Чтобы верно служить ей, надо быть хоть в чем-то похожими на наших героев. Мы в этом уверены!