Разница в сутки

ТРИ

И мы устремились в Бесплодные Земли. Где неон становится дешевле, а грехи — подлее, хотя не менее опасными или будоражащими. Если Тёмная Сторона — место, куда вы идёте, когда все прочие отвергают вас, то Бесплодные Земли — место, куда вы идёте, когда даже Тёмная Сторона сыта вами по горло. Бесплодные Земли, где все скрытные люди находят себя, в погоне за вещами, постыдными даже для Тёмной Стороны… потому что кое-что слишком уж непристойно.

Движение всё больше и больше редело, когда мы оставили позади главный проезд, проехав мимо хаотично растатуированного единорога с разнообразными пирсингами и даже «Принцем Альбертом»[5], растягивающегося катафалка с трупом, наполовину высунувшимся из гроба и беспомощно стучащимся в армированные окна и безголового конного охотника за головами. Отбросы и отребье Тёмной Стороны, с пылом преследующие свои личные судьбы и проклятия. Улицы стали уже и темнее, и не только потому, что работала лишь половина уличных фонарей. Тени были темнее и глубже, и в них что-то двигалось. Всё больше зданий с заколоченными окнами и выломанными дверями, где иногда в верхних окнах светились огни и странные тени двигались за задвинутыми шторами. Неоновые вывески оставались такими же, как всегда, словно ядовитые цветы в грязном болоте. Некоторые люди всё ещё шли по выглаженным дождём улицам, опустив головы, не глядя ни влево, ни право, влекомые зовом сирен, слышным только им.

В тенях прятались бездомные, сломленные люди в изодранной одежде. По большей части они передвигались группами, потому что так было безопаснее. В Бесплодных Землях имеются все виды хищников. И несколько хороших людей, заведомо проигравших и знающих это, но всё равно продолжающих сражаться, потому что они понимали: битва — это ещё не война. Я увидел за обходом Тамсин Макриди, бродячую священницу, полную решимости делать хорошее в плохом месте. Она признала автомобиль Мёртвого Мальчика и весело помахала нам.

Ночь становилась всё более тихой и чуткой, чем глубже мы забирались в Бесплодные Земли, сверкающее серебряное явление в тёмном месте. Работающие уличные фонари попадались всё реже и дальше друг от друга, и машина плавно переезжала от одного пятна света к другому. Мёртвый Мальчик попробовал дальний свет, но даже он не смог далеко проникнуть во мрак, словно в этой новой темноте было нечто, поглощающее свет. Грохот и гомон, присущие Тёмной Стороне, теперь казались оставленными далеко позади, когда мы переместились с одной территории в другую. Несколько человек, которых мы встретили, проигнорировали нас, поглощённые своими собственными делами. Это было не то место, чтобы привлекать к себе внимание, если, конечно, у вас не было чего-то на продажу.

Высокий и гибкий суккуб, с мертвенно-белой кожей, багряным нижним бельём и кроваво-красными глазами, некоторое время бежала рядом с футуристическим автомобилем, легко поддерживая его скорость. Она стучалась когтистыми пальцами в наши поляризованные окна, нашёптывая о всех ужасных вещах, которые она позволит нам проделать. Лайза отпрянула прочь от суккуба, её лицо побледнело от ужаса и отвращения. Когда суккуб поняла, что мы не собираемся останавливаться, она увеличила скорость, чтобы обогнать нас, а потом встала на середине дороги, преграждая нам путь. Мёртвый Мальчик велел машине задавить её и автомобиль рванулся вперёд.

Суккуб стала призрачной, потеряв материальность и футуристическая машина проехала прямо сквозь неё. Призраком, окрашенным в розово-красный и лилейно-белый, суккуб проплыла своим собственным темпом через автомобиль, проигнорировав Мёртвого Мальчика — её нечеловеческий взгляд вперялся в Лайзу. Суккубы всегда предпочитают свежее мясо. Она потянулась к Лайзе призрачной рукой, но я перехватил запястье и остановил её. Это было, словно удерживать воспоминание о руке, холодное, как лёд, мягкое, как дым. Суккуб взглянула на меня, а затем легко высвободила свою руку, призрачный след прошёл через мою смертную плоть пугающим мгновением близости. Она провела кончиками пальцев по моему лицу, подмигнула кроваво-красным глазом, а затем прошла сквозь машину и удалилась.

Бесплодные Земли стал зловеще тихими, покинутыми и заброшенными, когда мы приблизились к Роттен-Роу. Мы оставили цивилизацию позади, ради чего-то другого. Здесь здания и фирмы ютились вплотную в длинных безобразных съёмных помещениях, будто верили, что сила и защита — во множестве. Окна были закрыты, двери надёжно заперты и ни одно из этих заведений даже не потрудилось привлекательно выглядеть. Или вы знали, что ищете, или у вас не могло быть здесь никаких дел. Входите на свой страх и риск, оставьте свою совесть за дверью и ничего возврату не подлежит.

Добро пожаловать, сэр. Что угодно?

Немногочисленные люди ходили по мрачным, пустынным улицам и все они шли поодиночке, несмотря на множество опасностей, потому что никто не пошёл бы с ними. Или, может, потому что сама природа их стремлений и искушений делала их одинокими. И хотя большинство фигур, встреченных нами, выглядели, как люди, не все они шли или передвигались по-человечески. Одна фигура в грязном костюме внезапно обернулась, чтобы посмотреть на автомобиль, когда тот проплывал мимо и, под низко нахлобученной шляпой, я мельком увидел лицо, которое выглядело одним лишь ртом, наполненным акульими зубами, покрытыми свежей кровью и хрящами.

Вся суть стремлений в Бесплодных Землях.

Пылающие глаза следовали за движением футуристической машины из мрачных зевов переулков, взмывая и падая, как ярко горящие светлячки. Обычно они не ожидали увидеть в своём районе такой первоклассный, высокотехнологичный автомобиль. Они могли бы выручить уйму денег и других вещей, за автомобиль, подобный нашему. И его содержимое. На тихой улице начал кричать ребёнок — потерянный, безнадёжный, отчаянный звук. Лайза наклонилась вперёд.

— Стойте. Вы слышите это? Остановите машину. Мы должны что-то сделать!

— Нет, не должны, — ответил Мёртвый Мальчик.

— Продолжаем движение, — сказал я и обратился к Лайзе, когда она открыла рот для протестов. — Это не ребёнок. Это просто нечто, научившееся прикидываться ребёнком, чтобы завлекать доверчивых. Там нет ничего, с чем вы хотели бы встретиться.

Лайза выглядела, будто хотела поспорить, но, наверное, что-то в моём голосе и лице убедило её. Она опустилась на своё место, крепко скрестив руки на груди и глядя прямо вперёд. Я почувствовал жалость к ней, несмотря на то, что восхищался её храбростью и упорством. Ей пришлось на ходу принимать ужасно много такого, большая часть которого сломила бы слабейший разум, но она продолжала идти. Всё ради её дражайшей любви, Фрэнка. Мужа Фрэнка. Каким же человеком он был, чтобы внушить такую любовь и преданность… и всё-таки закончить здесь, на Роттен-Роу? Я мог досмотреть это до конца, потому что пообещал, но это в любом случае не могло закончиться хорошо.

Любопытно, что Мёртвый Мальчик даже не притормозил. Возможно, его мёртвые уши расслышали в крике ребёнка что-то, скрытое от живых.

— Вот оно, народ, — внезапно сказал он, когда машина круто свернула в узкий, замусоренный глухой тупик. — Мы прибыли на Роттен-Роу. Просто вдохните эту атмосферу.

— Вы уверены? — с сомнением спросила Лайза, всматриваясь в окно автомобиля, почти прижавшись лицом к стеклу. Я не вижу… ничего. Ни магазинов, ни предприятий, ни людей. Не видно даже дорожного знака.

— Наверное, кто-то его стащил, — мудро заметил Мёртвый Мальчик. — Здесь всё, не прибитое гвоздями и не охраняемое адскими гончими автоматически считается бесхозным. Но моя машина говорит, что это — то самое место, а моя малышка никогда не ошибается.

Кто-то в изодранных остатках того, что некогда было очень дорогим костюмом, выскочил из переулка, чтобы бросить что-то в футуристический автомобиль. Оно отскочило от лобового стекла машины и взорвалось. Автомобиль даже не покачнулся. Метатель испустил короткий вопль, когда взрыв отбросил его назад и одежда загорелась. Не успел он рухнуть на землю, как появилась дюжина тёмных очертаний, набежавших из всех остальных переулков, валяя его всё ещё дёргающееся тело взад-вперёд, когда они грабили у него то малое, что стоило брать. Они даже сдирали тлеющую одежду с мёртвого тела, когда утаскивали его прочь, в милосердную темноту теней переулка. Лайза сердито посмотрела на меня, больше с отвращением, чем с возмущением.

— В какое место вы меня привезли, Джон? Мой Фрэнк ни в жизнь бы не появился в подобном месте!

— Фотография сказала, что он здесь, — ответил я. — Смотрите.

Я показал две неровно оторванные половинки, тщательно сложил их вместе и сосредоточил на них мой дар. Образ Фрэнка выскочил прямо из свадебной фотографии, став мерцающим призраком на улице снаружи. Он поспешно шёл по Роттен-Роу: память о человеке, повторяющая его последнее путешествие, отпечатавшееся в Прошлом. Его бледная полупрозрачная форма прошагала мимо автомобиля, его лицо было одновременно предвкушающим и обеспокоенным. Как будто он принуждал себя к некоему долго желаемому, долго отвергаемому достижению и возбуждающему, и ужасающему его. Он ускорял шаги, пока почти не побежал, его руки бились о бока, пока он, наконец, не добрался до одной определённой двери и не остановился там, тяжело дыша. Плохо нарисованный вручную знак над дверью гласил просто «КРЕМНИЕВЫЕ НЕБЕСА».

Фрэнк впервые улыбнулся, увидев его и это была не очень приятная улыбка. Это была улыбка человека, который желает того, чего, как считается, люди не желают, не предполагают возможным желать. Это было больше потребности, жажды или желания. Это была одержимость. Он поднял трясущуюся руку, чтобы постучать и дверь сама тихо открылась перед ним.

Двери Ада никогда не запираются и не преграждаются для тех, кто принадлежит ему.

Фрэнк поспешил внутрь, дверь закрылась за ним и наше видение Прошлого закончилось. Я принялся убирать порванные части фотографии, чтобы мне не пришлось видеть разочарование и недоверчивость на лице Лайзы. Мёртвый Мальчик обернулся со своего сиденья, чтобы посмотреть на нас, хладнокровно разгрызая шоколадное печенье. Его не волновало, где мы были, или что мы здесь делали. Он просто двигался вперёд. Видимо, когда вы мертвы, у вас остается только эта эмоция и он не любил тратить её впустую. Он согласился бы с моим решением. Но это решал не я, а Лайза.

— Мы не обязаны этого делать, — сказал я, так мягко, как только мог. — Мы всё ещё можем развернуться и уехать.

— После всего этого пути в поисках Фрэнка? — спросила Лайза. — Зачем мне уезжать, если все ответы ждут меня там? Я должна узнать о Фрэнке и узнать, что произошло с моими воспоминаниями.

— Мы должны уехать, — сказал я, — потому что Фрэнк пришёл в действительно плохое место. Поверьте — в «Кремниевых Небесах» не найдётся хороших ответов.

Лайза переводила взгляд с меня на Мёртвого Мальчика и обратно. Она видела нечто в наших лицах, нечто, что мы знали и не хотели говорить. Обычно она становилась сердитой, а не озадаченной. Она не испытывала ни страха, ни отвращения — она хотела знать.

— Что за место эти «Кремниевые Небеса»? Что происходит за той дверью? Вы знаете, не так ли?

— Лайза, — ответил я. — Это нелегко…

— Это не важно, — твёрдо и решительно сказала она. — Если Фрэнк там, я пойду за ним.

Она боролась с дверной ручкой, но та не поворачивалась, неважно, сколько силы она прилагала.

— Пока что никто никуда не пойдёт, — спокойно произнёс Мёртвый Мальчик. — Мы все останемся здесь, пока Джон не разработает план действий. Это не ваш мир, Лайза Барклай — вы не знаете правил, как действовать в таких ситуациях.

— Он прав, Лайза, — сказал я. — Это мерзкое дело, даже для Тёмной Стороны, с её собственными особыми угрозами для тела и души.

— Но… посмотрите туда! — сказала Лайза, указывая на «Кремниевые Небеса», с их заколоченным окном и испятнанной, облезлой дверью. — Это безобразие! Всей этой улице требуется полная перестройка, прежде чем она поднимется хотя бы до непригодности! И этот… магазин, или что оно там, выглядит так, словно он был заброшен и оставлен много месяцев назад. Похоже, там нет никого, кроме крыс.

— Защитный камуфляж, — сказал я, когда она наконец перевела дыхание. — Помните ребёнка, который не был ребёнком? «Кремниевые Небеса» держат свой бизнес здесь, потому что только в подобном месте могут терпеть подобное заведение, но, несмотря на это, не хотят привлекать к себе нежелательного внимания. Есть множество людей, которые возражают против самого существования места, подобного «Кремниевым Небесам», по всем моральным, религиозным и научным причинам. Мы любим говорить, что всё приходит в Тёмную Сторону, но даже мы ставим пределы некоторым вещам. Хотя бы только по эстетическим основаниям. «Кремниевые Небеса» имеют серьёзных врагов и могли бы прямо сейчас атакованы толпой с пылающими факелами, если бы они не боялись прийти сюда.

— А вы боитесь? — спросила Лайза, уставив на меня холодный, решительный взгляд.

— С большим трудом стараюсь не бояться, — ровно ответил я. — Это вредно для репутации. Но я научился быть… осторожным.

Лайза посмотрела на Мёртвого Мальчика. — Думаю, вы собираетесь сказать, что никогда не боитесь, будучи мёртвым.

— Здесь нет ничего, что беспокоит меня, — сказал Мёртвый Мальчик, — но есть вещи, которых я боюсь. Быть мёртвым — не худшая вещь, которая может с вами произойти.

— Вы действительно тащитесь от своей загадочности, не так ли? — спросила Лайза.

Мёртвый Мальчик рассмеялся. — Оставьте мёртвым их маленькие радости.

— Говоря о судьбе, хуже смерти, — сказал я и Лайза, немедленно обернулась посмотреть на меня, — вы должны подготовиться, если мы пойдём туда. Даже просто придя к подобному заведению, Фрэнк сообщил нам кое-что о себе, и это вещи, которые вы не захотели бы услышать. Но вы должны знать, если мы пойдём туда за ним.

— Скажите мне, — потребовала Лайза. — Я справлюсь с этим. Скажите мне всё.

— «Кремниевые Небеса», — осторожно произнёс я, — существуют, чтобы обслуживать людей с запредельными желаниями. Мужчин и женщин, которым уже недостаточно обычных плотских удовольствий. И я говорю не об обычных фетишах или навязчивых идеях. Всё это и намного больше вы можете найти в Тёмной Стороне. В «Кремниевых Небесах» наука и противоестественное идут рука об руку, словно любовники, создавая новые виды сексуальности, новые объекты желания. Они проводят предельные и непростительные русла для любви, похоти и всего между ними. Это место, куда люди приходят, чтобы заняться сексом с компьютерами.

Лайза долго смотрела на меня. Она хотела рассмеяться, но серьёзность на моём лице, в моём голосе, говорила ей, что в «Кремниевых Небесах» не было ничего смешного.

— Секс… с компьютерами? — поражённо переспросила она. — Я не верю. Как это вообще возможно?

— Это — Тёмная Сторона, — сказал Мёртвый Мальчик. — Мы делаем десяток невозможных вещей перед завтраком, просто ради дешёвых острых ощущений. Отбрось запреты, всяк, сюда входящий.

— Я не поверю этому, пока не увижу его, — заявила Лайза и в её голосе было нечто, настолько больше простого упрямства, что я кивнул Мёртвому Мальчику. Нам предстояло идти до конца с этим и надеждой, что там всё ещё что-то оставалось. Мёртвый Мальчик поворковал со своей машиной и двери распахнулись.

Мы вышли на Роттен-Роу и атмосфера ударила нас, как сжатый кулак. Ночной воздух был горячим и тяжёлым, почти лихорадочным и он пах пролитой кровью и искрящейся статикой. Сине-белый лунный свет придавал улице холодный, чуждый вид, вызывающе враждебный и небезопасный. Я чувствовал давление взглядов невидимых наблюдателей, холодных, просчитывающих и небрежно жестоких. И, вдобавок ко всему, постоянное чувство, что мы тут неуместны, что у нас здесь нет никаких дел, что мы вмешались в вещи, которые не могли даже надеяться понять или оценить. Но я вёл бизнес и прекрасно выживал, путешествуя по различным местам, где меня не ждали и находя вещи, которые не должен был найти. Я медленно повернулся вокруг, позволяя всей улице хорошенько меня рассмотреть. Моей, с трудом заработанной репутации, обычно хватало, чтобы отогнать мух, но никогда не знаешь, каких отчаянных действий можно ожидать от людей на улице, вроде Роттен-Роу.

Все двери футуристической машины закрылись сами собой, с тихим, но отчётливым звуком множества запирающихся замков. Лайза оглянулась на машину, с сомнением нахмурившись.

— Безопасно ли просто оставить её тут, саму по себе?

— Не беспокойтесь, — сказал Мёртвый Мальчик, нежно погладив капот. — Моя малышка может о себе позаботиться.

Пока они разговаривали, тонкий оружейный ствол резко выдвинулся из борта машины и выпустил короткий, но разрушительный заряд энергии во что-то, недостаточно тихо передвигающееся в тенях. Последовал взрыв, пламя и очень короткий вопль. Различные мрачные типы, которые начали появляться на улице и проявлять определённый жадный интерес к футуристическому автомобилю, подверглись внезапной атаке здравого смысла и снова исчезли в тенях. Мёртвый Мальчик громко хихикнул.

— У моей машины есть расширенные системы самозащиты, полное отсутствие сомнений в их использовании и реально ужасное чувство юмора. Она три недели держала одного потенциального вора запертым в багажнике. Наверное, он всё ещё оставался бы там, если бы я не заметил мух.

Своим оригинальным способом он пытался развлечь Лайзу и вызвать её смех, но она смотрела только на «Кремниевые Небеса». Поэтому я взял инициативу на себя и подошёл к двери, словно я имел полное право там находиться. Лайза и Мёртвый Мальчик немедленно очутились рядом со мной, не желая ничего пропустить. Вблизи дверь выглядела не очень — просто обычная старомодная деревянная дверь с облезающей длинными полосками краской… но это была Роттен-Роу, где обычное и повседневное было лишь маскирующей ложью. Я усмехнулся дешёвой медной дверной ручке, громко фыркнул на совершенно безвкусный медный дверной молоток и даже не попытался дотронуться до самой двери. Я не хотел, чтобы думали, что меня так легко вывести из игры.

Я глубоко запихнул обе руки в карманы пальто и скрытно прошёлся кончиками пальцев по определённым полезным предметам, которые могли подойти для небольшого лёгкого взлома и проникновения. Частному сыщику нужно иметь много полезных навыков. Наконец я решил действовать с наименьшим риском и кивнул Мёртвому Мальчику начинать, по той причине, что, раз уж он мёртв, что бы ни случилось, оно не затронет его так же, как нас остальных. Он широко усмехнулся и отвёл серый кулак. И дверь медленно приоткрылась, сама по себе. Я быстро показал жестом, чтобы Мёртвый Мальчик удержался. Открывающаяся сама по себе дверь редко бывает добрым знаком. Как минимум это означает, что за вами наблюдают… и люди внутри думают, что им не стоит опасаться вашего входа. Или это мог быть просто один большой блеф. Тёмная Сторона держится на тонком искусстве обманывать простофиль.

— Ожидаются проблемы? — спросила Лайза, когда я остановился, рассматривая открытую дверь.

— Всегда, — бодро ответил Мёртвый Мальчик. — Только угроза опасности и внезапного уничтожения заставляет меня почувствовать себя живым.

— Тогда сделай одолжение, войди первым и попади под обстрел, — щедро предложил я.

— Точно! — сказал Мёртвый Мальчик, сразу же оживившись. Он пинком распахнул дверь пошире и шагнул внутрь, в непроницаемую темноту. До нас донёсся его голос: — Выходите! Стреляйте получше, ублюдки! Я это выдержу!

Лайза посмотрела на меня. — Он всегда так делает?

— По большей части — ответил я. — Поэтому большинство людей не работает с ним. Лично я всегда находил его очень полезным, чтобы укрыться позади, когда начнут лететь пули. Идём?

Лайза взглянула на открытую дверь и темноту за ней, её лицо абсолютно ничего не выражало. — Я не хочу этого делать, Джон. Я просто знаю, что там произойдёт что-то действительно плохое, но я должна узнать правду. Я должна вспомнить то, что забыла, хочу я этого или нет.

Она решительно шагнула вперёд, её маленькие ручки сжались в кулаки и я быстро двинулся вслед за ней в дверной проём. Моё плечо коснулось её и я почувствовал её напряжённые, окаменевшие мускулы. Я думал, что это было нечто простое — страх или предчувствие. Я должен был знать лучше.

Темнота исчезла в тот момент, когда дверь закрылась за нами и яркий, почти болезненно резкий свет осветил комнату, в которую мы вошли. Нас окружали массивные стальные стены, более сорока футов в длину, и даже пол и потолок были сделаны из такого же, ярко блестящего, металла. Наши искажённые изображения таращились на нас со сверкающих стен. Мёртвый Мальчик стоял посреди комнаты, воинственно озираясь вокруг, готовый поразить что угодно, что двинется или просто косо посмотрит на него, но там были только мы. Не было никакого видимого выхода, а когда я оглянулся назад, исчезла даже дверь, через которую мы вошли.

— Я не понимаю, — сказала Лайза. — Эта комната чертовски больше, чем должен быть фасад магазина.

— Здания в Тёмной Стороне зачастую гораздо больше внутри, чем снаружи, — пояснил я. — Это единственный способ, которым мы можем всё втиснуть.

Не было никакого явного источника для сильного резкого света, наполняющего стальную комнату. Воздух был сухим и безжизненным, а единственные звуки исходили только от нас. Я подошёл к ближайшей стене и, не прикасаясь, тщательно осмотрел её. Вблизи металл покрывали тусклые чертежи, бесконечные линии в бесконечных запутанных схемах, будто… нарисованных. Схемы медленно двигались, незначительно изменяясь под моим взглядом, искривляясь и поворачиваясь, когда они преобразовались в совершенно другие комбинации. Словно стена размышляла или мечтала. Я махнул Мёртвому Мальчику и Лайзе, чтобы они присоединились ко мне и показал на схемы. Мёртвый Мальчик просто пожал плечами. Лайза посмотрела на меня.

— Это что-то значит для вас?

— Нет… само по себе, — сказал я. — Может, какая-то форма иероглифов будущего. Может, какой-то вид пластичных схем. Но это определённо не отсюда. Это — технология будущего, машинный язык из будущей временной линии… Ходят слухи, что «Кремниевые Небеса» — на самом деле одна большая машина, содержащая в себе всё.

— И мы только что вошли прямо в неё, — сказал Мёртвый Мальчик. — Большая. Кто-нибудь прихватил консервный нож?

Он наклонился поближе, изучая чертежи на стене и потыкал их длинным бледным пальцем. Сине-серые линии перепрыгнули со стены на его палец и закишели по всей его длине. Мёртвый Мальчик машинально отдёрнул палец и линии схем далеко вытянулись со стены, упрямо цепляясь за мёртвую плоть. Они ползали по всей его кисти и распространялись по руке, всё время разрастаясь и умножаясь, искривляясь, скручиваясь и подпрыгивая в воздух. Мёртвый Мальчик захватил полную пригоршню этих штук, оторвал их, а потом сунул в рот. Мёртвый Мальчик всегда был сторонником прямого подхода. Он задумчиво жевал, оценивая букет. Сине-серые линии заскользили вниз по его руке и перескочили назад на стену, снова став спокойными и вялыми.

— Интересно, — сказал Мёртвый Мальчик, жуя и глотая. — Думаю, нужно немного посолить.

Я предложил ему немножко соли, но он засмеялся и отказался.

Лайза издала внезапный мучительный звук и её ноги начали подкашиваться. Я схватил её за руку, чтобы удержать, но, думаю, она даже не понимала, что я был там. Её лицо побледнело и покрылось потом, а рот дрожал. Её глаза не двигались — взгляд был устремлён на нечто, видимое только ей. Она выглядела так, словно только что увидела свою смерть, близкую и кровавую. Я поддержал её, крепко схватив за обе руки и громко назвал по имени, прямо в лицо. Её глаза опять сфокусировались и она снова утвердилась на ногах. Я отпустил её руки, но она просто стояла на месте, несчастно взирая на меня.

— Что-то плохое собирается произойти, — сказала она негромким, безнадёжным голосом. — Что-то по-настоящему плохое…

Десяток роботов тихо поднялся из металлического пола, словно сформировавшись из блестящей стали. Ещё больше роботов вышло из четырёх стен и спустилось с потолка. Видимо, у «Кремниевых Небес» всё-таки имелись силы безопасности. Роботы окружили нас со всех сторон, молчаливые и неумолимые, массивные механические конструкции, человекоподобные лишь в самых общих чертах. Лайза отпрянула мне за спину. Мёртвый Мальчик и я быстро переместились, чтобы она находилась между нами.

Долгое время роботы совершенно неподвижно стояли на месте, словно снимая с нас мерку, или, может, проверяя нашу внешность по своим записям. Они имели приблизительно человеческую форму, но никакой человеческой эстетики в них не было. Они были исключительно функциональными, созданными для определённой цели и ничего больше. Всякая всячина, соединённая вместе без обшивки, всё их функционирование выставлялось напоказ. Там были кристаллы, керамика и другие штуки, двигающиеся внутри них, в то время, как странные индикаторы загорались и гасли. Из них везде торчали детали с острыми краями, наряду со всеми видами оружия, от острых лезвий и циркулярных пил до энергетического оружия и грубых цепких рук. У них не было ни лиц, ни глаз, но все они ориентировались на нас троих. Они знали, где мы находились.

Множество штук у них не имели вообще никакого смысла для человеческих глаз и человеческого восприятия. Поскольку в их создании человеческая наука не участвовала.

Все они двинулись одновременно, внезапно и без предупреждения, металлические ноги застучали по металлическому полу. Они не передвигались человеческим способом — их руки и ноги сгибались и вытягивались противоестественным образом, а центры тяжести, видимо, скользили назад и вперёд по мере необходимости. Они протягивали к нам свои массивные руки со всякими острыми штуками, торчащими из пальцев. Из груди у них выскочили жужжащие циркулярные пилы, вращающиеся с невероятной скоростью. Энергетическое оружие заискрилось и засверкало с громким жужжанием, когда они включили его. Роботы пришли за нами. Они убьют нас, если смогут, без гнева, азарта или хотя бы удовольствия, тупые инструменты воли «Кремниевых Небес».

Я всегда гордился своей способностью проболтать себе дорогу из большинства неприятных ситуаций, но они не собирались слушать.

Мёртвый Мальчик шагнул вперёд, с бодрой непосредственностью схватил ближайшего робота, приподнял его и швырнул в следующего ближайшего робота. Оба они должны были весить сотни фунтов, но это ничего не значило для силы неживых мускулов Мёртвого Мальчика. Небывалый удар швырнул обоих роботов на стальной пол, оставив заметную вмятину, с почти невыносимым грохотом. Но, хотя оба робота свалились в груду, они почти сразу же распутались и поднялись снова, неповреждённые.

Мёртвый Мальчик врезал роботу кулаком туда, где должна была находиться его голова и весь этот блок оторвался и отлетел. Робот всё равно продолжал приближаться. Другой робот схватил Мёртвого Мальчика сзади за плечо своей грубой стальной рукой, пальцы сомкнулись, словно капкан. Фиолетовое пальто растянулось и порвалось, но Мёртвый Мальчик не чувствовал боли. Он попытался освободиться и сердито заворчал, обнаружив, что не может. Ему пришлось рвануться, чтобы освободиться грубой силой, разорвав своё пальто, а, пока он отвлёкся на это, другой робот ударил его в затылок.

Я уверен, что слышал, как кость раскололась и сломалась. Этот удар убил бы любого обычного человека, но Мёртвый Мальчик давно уже перестал быть обычным. Тем не менее, удар бросил его вперёд, выбив из равновесия, прямо в руки другого робота. Корявые руки сразу же схлопнулись вокруг него, с силой выдавив воздух из его лёгких. Но Мёртвый Мальчик дышит лишь, когда говорит. Он легко разорвал захват и выдернул одну из рук робота прямо из гнезда. Он использовал руку, как дубинку, весело молотя робота по голове и плечам, отбивая кусочки и нанося другие повреждения. Но, в то время, как части робота разлетались в воздухе, он продолжал приближаться и Мёртвому Мальчику пришлось отступить перед ним. А, пока он сосредоточился на одном роботе, другие окружили его.

Они столпились вокруг него, вцепившись в его руки, нанося удары по голове и плечам, стараясь его уничтожить. Он отважно сражался, с ужасной силой отбрасывая одного робота за другим, но они всегда возвращались. Он был нечеловечески силён, но их было слишком много. Толпа роботов скрыла его из виду, стальные кулаки снова и снова поднимались и падали, как отбойные молотки, бросив Мёртвого Мальчика на колени. А затем они стали резать его своими стальными лезвиями, жужжащими циркулярками и безжалостными руками.

Пока большинство роботов занималось Мёртвым Мальчиком, остальные приблизились ко мне и Лайзе. Она застыла на месте, её лицо совсем опустело, тело дёргалось и тряслось. Я мягко, но решительно отодвинул её подальше назад. За спинами у нас была ближайшая стена, но не вплотную.

Я неистово соображал, пытаясь найти выход. Большинство моих полезных предметов были по своей природе магическими, а не научными. Несмотря на то, что мне было известно порядочно грязных уловок против живых, мёртвых и неудачников, болтающихся между ними… у меня не было никакой долбанной штуки, чтобы использовать против роботов. Бросок перца им в лицо точно не сработал бы. Я не ношу оружия. Оно мне обычно не нужно.

Я отступил назад, насколько смог, оттеснив Лайзу за спину и воспламенил свой дар. Мой внутренний глаз мгновенно открылся и сразу же мой Взор обнаружил правильные места, где мне следовало встать, и где и когда уклониться, чтобы роботы не смогли меня коснуться. Их массивные руки снова и снова тянулись ко мне, но я уже был не там, а где-то в другом месте, на шаг опережая их. Чем больше они приближались, тем меньше пространства оставалось мне для передвижения. Я сумел оказаться в правильном месте, чтобы опрокинуть нескольких из них и заставить их врезаться друг в друга, но всё, чего я добился — это выиграл время.

Я знал, что происходило с Мёртвым Мальчиком, но ни черта не мог сделать.

Один робот нацелил на меня энергетическое оружие. Я подождал до последнего мгновения, а затем отступил и энергетический луч пролетел мимо меня, угодив в робота с другой стороны. Он шумно взорвался, обломки разлетелись по комнате. Они отрикошетили от других роботов, не повредив их, но один кусочек прошёл достаточно близко, чтобы срезать клок моих волос. Лайза никак не отреагировала.

Роботы обнаружили, что не могли причинить Мёртвому Мальчику боли, поэтому они решили расчленить его. Они схватили его за руки и за ноги, растянули в воздухе и приложили все усилия, чтобы разорвать его на части. Он отбивался и ужасно проклинал их, но, в конце концов, они были могучими машинами, а он — просто мертвецом.

Внезапно Лайза ринулась вперёд у меня из-за спины, схватив руку робота, оторванную Мёртвым Мальчиком и воспользовавшись ей, как дубинкой, против ближайшего робота. Она размахивала манипулятором обеими руками, со всей своей силой, её глаза были вытаращены, губы разошлись в зверином оскале. Ей не хватало сил, чтобы повредить робота, но я восхищался её отвагой. Мы не находились в её мире, но она всё равно сражалась изо всех сил. Но, всё же, она не могла надеяться на победу и даже Мёртвый Мальчик не мог, хотя обычно он побеждал.

Я сосредоточился, заставляя мой внутренний глаз полностью открыться, пока не стал Видеть мир так ясно, что это причиняло боль. Я просканировал роботов своим расширенным видением, изо всех сил пытаясь разобраться сквозь боль и у меня не заняло много времени найти их основную слабость. Они фактически не обладали собственным интеллектом, получая приказы из одного источника, через одинаковые устройства. Я быстро двинулся среди роботов, скользя в их слепых пятнах, выдёргивая эти устройства, одно за другим. И, один за другим, роботы застывали на месте, отрезанные от центрального управления, беспомощные без команд. Они стояли в металлической комнате, словно множество модерновых статуй… а я внезапно рухнул на пол и изо всех сил старался отдышаться, пока мой третий глаз, внутренний глаз, медленно и, по счастью, легко закрывался.

У меня есть дар нахождения вещей, но это всегда нелегко.

Мёртвый Мальчик дёргался и извивался, освобождаясь от схвативших его роботов, с негодованием разглядывая, что они сделали с его фиолетовым пальто и попинал некоторых роботов, просто чтобы выпустить пар. Лайза дико озиралась вокруг, всё ещё сжимая свой манипулятор, как дубинку. Я поднялся с пола и несколько раз произнёс её имя, пока она не взглянула на меня, личность и разум медленно вернулись на её лицо. Она посмотрела на то, что держала и бросила его на пол, с гримасой отвращения. Я подошёл к ней, но она не хотела утешений.

Прямо из воздуха с нами заговорил голос. Спокойный, культурный голос, с некоторой долей покорности в нём.

— Ладно, хорошего понемножку. Мы не думали, что охранных ботов хватит, чтобы остановить известного Джона Тейлора и печально известного Мёртвого Мальчика… или наоборот… но мы должны были попробовать, ради наших клиентов. Может, у вас был неудачный выходной. Это бывает. И у ботов скоро истекала гарантия… Так или иначе, вы сумели пройти и мы поговорим об этом. Я говорил, что Лайза Барклай заставит нас пожалеть, если мы позволим ей просто уйти, но, конечно, меня никто не слушал.

— Я была здесь… раньше? — произнесла Лайза.

— Вы не помните? — тихо спросил я.

— Нет, — ответила Лайза. — Я никогда не видела этого места прежде. — Но она не казалась такой же уверенной, как когда-то. Я вспомнил её более раннее предчувствие, сразу перед появлением роботов, когда она поняла, что произойдёт нечто плохое. Возможно, она поняла, потому что нечто подобное произошло в прошлый раз, когда она была здесь. Если только она не вспомнила что-то другое, ещё худшее, что было потом…

В дальней стене появилась дверь, где за мгновение до этого, могу поклясться, не было никаких следов двери. Металлическая секция внезапно скользнула вбок, исчезнув в стене, оставив ярко светящийся проём. Я начал двигаться к нему, и снова Мёртвый Мальчик и Лайза пристроились рядом со мной. Словно я знал, что делал. Мы прокладывали себе дорогу через неподвижных роботов и я держался наготове, на случай, если они снова оживут, но они лишь стояли в окостеневших неловких позах, совершенно нечеловеческие, даже в поражении. Мёртвый Мальчик отрывал им лица. Лайза даже не смотрела на роботов, всё её внимание было сосредоточено на открытой двери и ответах, которые та обещала.

Мы прошли через узкий проём в длинный стальной коридор, достаточно широкий и высокий, сталь была так ярко отполирована, что это походило на прогулку через бесконечный зеркальный зал. Мне пришло в голову, что ни одно из наших отражений не выглядело ни особенно впечатляющим, ни опасным. Мёртвый Мальчик утратил свою большую мягкую шляпу в сражении с роботами, а его изумительное фиолетовое пальто было разорвано и ободрано. Несколько швов на его голой груди разошлись, открыв розово-серое мясо под разорванной серой кожей. Я убеждал его использовать скобки. Лайза выглядела испуганной, но решительной, её лицо было настолько бледным и напряжённым, что почти бесцветным. Сейчас она была близка к ответам, но, думаю, уже тогда она понимала, что добром это не кончится. А я… я выглядел, как тот, кто должен был соображать получше, чем заявляться в место, вроде Роттен-Роу и ждать от него чего-то хорошего.

Наконец коридор круто повернул налево и привёл нас в большой вестибюль. Ещё больше стальных стен, опять никакой обстановки или комфорта, но, наконец-то, человеческое лицо. Высокий худой мужчина в обычном белом халате ждал нас. У него было мягкое незапоминающееся лицо и широкая радушная улыбка, которая совсем ничего не значила. Прохиндей, сразу подумал я. Вот слово для этого человека. Его ничто никогда не задевало и ничто никогда не заденет. Для этого он сделает всё, что угодно. Он энергично шагнул к нам, протягивая руку для пожатия, всё ещё улыбаясь, будто мог делать это целый день. Улыбка не достигала его глаз. Они были холодными и уверенными, вид человека полностью убеждал, что он знает важные вещи, которые не знаете вы.

Глаза фанатика. Глаза верующего. Такие люди всегда опасны.

Он уронил руку, когда понял, что не один из нас не хочет её пожать, но не показался особенно расстроенным. Он всё ещё улыбался.

— Привет! — живо сказал он. — Я — Барри Копек. Я говорю от имени «Кремниевых Небес». Я мог бы сказать, что рад вас видеть, но не хочу начинать наши отношения с настолько явной лжи. Поэтому давайте приступим к разрешению наших проблем, а потом все мы сможем снова вернуться к нашим собственным делам. Разве не замечательно?

Он опять попытался протянуть нам руку, а потом уронил её, покорно пожав плечами, словно привык к этому. И если он не был официальным зазывалой “Кремниевых Небес“, то мог им стать. Даже упырь на кладбище смотрел бы свысока на компьютерного сводника вроде него.

— Идите со мной, — сказал он, — и многое прояснится. На все ваши вопросы ответят или, по крайней мере, на всё, что вы способны понять. Без обид, без обид. Но вещи здесь, у нас, довольно… продвинутые. Для Тёмной Стороны завтра наступило прежде срока и для каждого скоро прозвучит звонок. Лозунги — довольно важная часть любого нового дела, не правда ли? Извините за роботов, но у нас столько врагов среди невежд, а наш труд здесь слишком важен, чтобы позволить посторонним подстрекателям вмешиваться в него.

— Ваш труд? — переспросил я. — Устраивать свидания с компьютерами, для людей, помешанных на действительно тяжёлом металле — это важный труд?

Он выглядел, словно хотел поморщиться от моей грубости, но был слишком профессионален. Улыбка не дрогнула ни на миг. — Мы не часть сексуальной индустрии, мистер Тейлор. Боже упаси. Все, кто находит дорогу сюда, становятся частью великого труда. Мы всегда рады приветствовать новых людей, создающих чрезвычайную текучесть… участников. Но они всё осознают! Они понимают, действительно понимают! Это — величайший труд нашего времени и все мы удостоены чести участвовать в нём. Идите со мной, и вы увидите. Только… держите миссис Барклай под контролем, пожалуйста. Она нанесла достаточно ущерба в прошлый раз.

Мёртвый Мальчик и я посмотрели на Лайзу, но она ничего не сказала. Её пристальный взгляд был направлен на официального зазывалу, она уставилась на него, словно могла прожечь в нём дыру. Она хотела ответов, а он лишь задерживал её.

— Хорошо, — сказал я. — Ведите. Покажите нам этот великий труд.

— Восхитительно! — заявил Барри Копек. Я уже начинал уставать от этой улыбки.

Он уверенно повёл нас через многочисленные металлические коридоры, менявшие направление, даже при том, что на чистых стальных стенах не было никаких знаков или указателей. Он поддерживал любезную беседу, разговаривая гладко и весело, и ни о чём конкретном. Свет из ниоткуда становился всё сильнее, почти невыносимо ярким. Издалека доносился звук, похожий на медленное биение гигантского сердца, настолько медленное, что можно было считать мгновения между двумя глубокими ударами, но все они следовали какому-то ритму вечности. И появился запах, поначалу слабый, но постепенно усиливающийся… статика и машинное масло, озон и смазки, горелое мясо и свежий густой пот.

— Вы сказали, что Лайза была здесь прежде, — наконец произнёс я, после того, как стало ясно, что Копек сам не собирается возвращаться к этому вопросу.

— О, да, — сказал он, осторожно глядя на меня, а не на Лайзу. — Миссис Барклай была здесь вчера и мы впустили её, потому что нам нечего скрывать. Мы все очень гордимся работой, которую здесь делаем.

— Какой работой? — спросил Мёртвый Мальчик и что-то в его голосе заставило Копека сбиться с шага.

— Да, хорошо, выражаясь попроще, для непосвящённых… Мы устраняем барьеры между естественной и искусственной жизнью.

— Если вы так гордитесь этим и этот труд настолько велик, зачем вы послали тех такси-киборгов напасть на нас? — спросил я тем, что считал рассудительным тоном. Улыбка Копека впервые заколебалась. Он знал меня. И мою репутацию.

— Ах, да, — сказал он. — Это. Я говорил, что это было ошибкой. Вы должны понять, они были одними из наших первых грубых попыток соединить человека с машиной. Эти люди заплатили много денег, чтобы с ними сделали такое, чтобы они могли действовать эффективнее и с большей пользой в дорожном движении Тёмной Стороны. Поначалу мы были очень стеснены в средствах… Когда они узнали, что вы едете сюда, мистер Тейлор, ну, честно говоря, они запаниковали. Видите ли, их функционирование зависело от нас.

— Кто сказал им, что я подъезжаю? — спросил я. — Хотя я уверен, что уже знаю ответ.

— Я говорил, что это ошибка, — сказал Барри Копек. — Они все…?

— Да, — ответил я.

Он хмуро кивнул. Ещё улыбаясь, но, можно сказать, без особой сердечности. — Я не удивлён. Ваша репутация бежит впереди вас, мистер Тейлор, как сторожевой пёс на длинном поводке. Но всё-таки жаль. Они лишь хотели улучшить себя.

— Вырезав свою человечность? — немного угрожающе спросил Мёртвый Мальчик.

— Они утратили так мало, чтобы получить так много, — ответил Копек немного надменно. — Я думал, вы цените всех людей…

— Ты не знаешь меня, — сказал Мёртвый Мальчик. — Ты ничего не знаешь про меня. И никому не сходит с рук нападение на мою машину.

— Быть мёртвым нисколько не смягчило вас, правда? — спросил Копек.

— Фрэнк здесь? — спросил я. — Фрэнк Барклай?

— Ну, разумеется, он здесь, — сказал Копек. — Мы же не держим его пленником против воли. Он пришёл к нам, преследуя свои мечты и мы были только рады принять его. Он там, где хотел быть, делая то, что всегда желал, чтобы наконец стать счастливым.

— Он был счастлив со мной! — воскликнула Лайза. — Он любит меня! Он женился на мне!

— Человек хочет то, что хочет и нуждается в том, в чём нуждается, — ответил Копек, впервые прямо посмотрев на неё. — И потребности мистера Барклая привели его к нам.

— Мы можем увидеть его? Поговорить с ним? — спросил я.

— Конечно! Сейчас я отведу вас туда. Но вы должны пообещать мне держать миссис Барклай под контролем. Она очень болезненно отреагировала, увидев своего мужа в прошлый раз.

— Она видела его здесь раньше? — спросил я.

— Ну, да, — сказал Копек, переводя взгляд с меня на Лайзу и обратно, явно озадаченный. — Я сам сопровождал её к нему. Разве она вам не сказала?

— Нет, — спокойно произнесла Лайза, хотя чему именно она ответила «нет», я не был вполне уверен. Она полностью погрузилась в себя, смотря прямо вперёд неподвижным взглядом, почти отсутствующим.

Наконец коридор закончился в гладкой безликой стене, где возникла другая дверь. Копек провёл нас через неё и все мы остановились, как вкопанные, озираясь вокруг, против воли впечатлённые и подавленные самим размером стеклянно-хрустального зала, раскинувшегося перед нами. Нужны значительные усилия, чтобы впечатлить уроженца Тёмной Стороны, но сам объём и масштаб этого места, куда нас привели, даже меня заставил затаить дыхание. Больше, чем может быть любое замкнутое пространство, со стенами, подобными водопадам из застывшего мерцающего хрусталя, отстоящими так далеко друг от друга, что детали виделись просто пятнами, под потолком из дымчатого стекла, настолько высоким, что между нами и им проплывали облака. Словно некий необъятный собор, посвящённый Науке, зал был так огромен, что обзавёлся своей собственной погодой. Улыбка Копека теперь стала откровенно триумфальной, когда он широко распростёр руки.

— Леди и джентльмены, добро пожаловать в «Кремниевые Небеса»!

Он пошёл первым, между массивными машинами, чьи формы и очертания не несли никакого понятного значения или смысла. Настолько сложные, настолько продвинутые, что были непостижимы для простых человеческих глаз. Там были элементы, которые двигались, вращались и становились другими вещами, пока я наблюдал, странные индикаторы, светившиеся незнакомыми цветами и шумы, звучащие почти как голоса. Штуки, размером с дом, двигались по кругу, а замысловатые механизмы объединялись в сложных взаимодействиях, словно собирающее себя живое существо. Сверкающие металлические сферы размером с овчарку катались взад и вперёд по хрустальному полу, по мере необходимости отращивая инструменты и оборудование, чтобы обслуживать более крупные машины. Мёртвый Мальчик попытался пнуть одну из сфер, ради эксперимента, но она легко увернулась от него.

Копек шёл впереди, а все мы следовали сразу за ним. Это было не то место, в котором захотелось бы потеряться. Это ощущалось… как прогулка в чреве Левиафана или, как мухи, переползающие через витражное окно в каком-то чудовищном соборе… Ну, разумеется, я брёл с руками в карманах плаща, словно я это уже видел и не впечатлился. Никогда не позволяйте им думать, что у них есть преимущество или они вытрут о вас ноги. Мёртвый Мальчик выглядел искренне незаинтересованным ничем из этого, но ведь он умер и вернулся назад к жизни, а этого не переплюнуть. Лайза, казалось, ничего из этого не видела. У неё была прореха в уме, пробел в воспоминаниях и всё, что её заботило — это узнать, что случилось в прошлый раз, когда она была тут. Она что, уже не беспокоилась о муже Фрэнке? Или она вспомнила достаточно, чтобы понять, что ищет не его и никогда не искала, но только правду о нём, ней и этом месте…

Было определённое ощущение целеустремлённости всего, происходящего вокруг нас, хотя я не мог ухватить его целиком, но я был вполне уверен, что в этой цели нет ничего человеческого. Всё здесь плевать хотело на такой пустяк, как человечество.

— Я была здесь раньше, — медленно проговорила Лайза. — Впереди будет что-то плохое. Что-то ужасное.

Я внимательно посмотрел на Копека. — Это правда, Барри? Действительно ли там, впереди, что-то опасное, о чём вы не хотели нам говорить?

— Здесь нет ничего ужасного, — раздражённо ответил он. — Вы здесь, чтобы увидеть нечто замечательное.

И наконец, мы увидели то, к чему так долго добирались. Одинокий пучок света вонзался вниз, мерцая и сверкая, будто прожектор с Небес, словно проявлял интерес сам Бог. Это освещение падало на одну определённую машину, окружённую рядами и рядами роботов. Они танцевали вокруг машины, широкими взаимосвязанными кругами, каждое их движение было невероятно плавным, изящным и совершенно нечеловеческим. Они двигались под слышимую лишь им музыку, вероятно, музыку, которую только они понимали, но в их танце не было никаких человеческих эмоций или чувственности. Это мог быть танец почитания, триумфа, восторга, или чего-то, что только робот мог знать и чувствовать. Роботы танцевали и звук их металлических ног, стучащих по хрустальному полу, был почти невыносимо ужасен.

Копек осторожно провёл нас через ряды роботов и сразу же они начали петь высокими звенящими голосами, словно хор металлических птиц, с совершенной гармонией и модуляциями, которые граничили с мелодией, но никогда не переходили в неё. Словно машины прикидывались людьми, делая то же, что и люди, не понимая, зачем это делать. Мы миновали последних роботов и наконец… там был Фрэнк, любимый муж Лайзы, занимающийся сексом с компьютером.

Компьютер был размером с дом, покрытый всяческими экранами и индикаторами, но без явных средств управления, с огромными деталями, постоянно поворачивающимися и скользящими друг по другу. Он состоял из металла, хрусталя и других вещей, которые я даже не распознал. У его подножия имелась вытянутая полость, словно большой вертикальный гроб и в этой полости находился Фрэнк Барклай, подвешенный в медленно пульсирующей паутине труб, проводов и кабелей, обнажённый, впавший в экстаз, восхищённый. Лайза издала низкий, болезненный звук, словно от удара.

Пах Фрэнка скрывался за скоплением машинных деталей, беспрерывно двигающихся, скользящих над и вокруг него, словно рой металлических пчёл, карабкающихся друг по другу в стремлении добраться до него. Словно металлические личинки в нанесённой самому себе ране. Толстые полупрозрачные трубы входили в его брюшную полость и странные жидкости втекали и вытекали из него. Тут и там части его обнажённого тела удалялись, показывая кости и органы, постепенно заменяемые новыми механическими аналогами. Не было ни кровотечений, ни ран. Одна бедренная кость была открыта сверху донизу, оканчиваясь с одной стороны костью, а с другой — металлом и уже было невозможно сказать, где кончается одно и начинается другое. Металлические прутья входили и выходили из плоти Фрэнка, скользя взад и вперёд, никогда не останавливаясь. Снаружи и внутри его мигали огоньки, ненадолго просвечивая его кожу насквозь и в этой коже проводов виднелось не меньше, чем кровеносных сосудов.

Компьютер поднимался и опускался, и постанывал в ритме с вещами, входящими и выходящими из обнажённого тела Фрэнка, стальная поверхность машины раскраснелась и была усеяна бисеринками пота. Оно издавало… оргазмические звуки. Лицо Фрэнка было искажённым и сморщенным, кожа туго обтянула кости, но его глаза ярко светились счастьем, а улыбка полнилась ужасающим удовольствием. Кабели пронизывали его кожу, а металлические детали — тело и он наслаждался этим. Один кабель углубился в его левую глазницу, заменив глазное яблоко, прокладывая себе путь по доле дюйма за один приём. Фрэнка это не волновало. Он дрожал и трясся в конвульсиях, когда эти штуки скользили внутрь и наружу, навсегда изменяя его и он любил каждую часть этого, до последней крупицы.

Лайза стояла перед ним, слёзы тихо и незаметно катились вниз по её опустошённому лицу.

Я обратился к Барри Копеку. — Он умирает?

— И да, и нет, — ответил Копек. — Он становится чем-то другим. Чем-то чудесным. Мы возвышаем его, трансформируем его в живой элемент, способный стать хозяином машинного сознания. Живое и неживое тело, для Искусственного Интеллекта из будущей временной линии. Он прибыл в Тёмную Сторону через Временной Сдвиг, скрываясь от могущественных врагов. Он хочет познать грех, а, особенно, жаркие и потные плотские ощущения. Он хочет узнать то, что знаем мы, люди и считаем само собой разумеющимся — всё многообразие радостей секса. Вместе Фрэнк и компьютер научат друг друга совершенно иным формам наслаждения. Он научит машину всем оттенкам эмоций, чувственности и тончайших удовольствий упадка. В свою очередь, машина научит его совершенно иным областям восприятия и понимания. Человек станет машиной, станет больше, чем машина, станет живым бессмертным компьютером. Металлический мессия новой Эры…

Лицо Копека наполнилось предвосхищением фанатика своей идеологии. — Почему люди ограничены быть только людьми, а машины — только машинами? Человеческое и нечеловеческое объединятся вместе, чтобы стать чем-то, намного превосходящим их обоих. Но, как и вся новая жизнь, это начинается с секса.

— Сколько было других? — спросил Мёртвый Мальчик. — До Фрэнка?

— Сто семнадцать, — ответил Копек. — Но Фрэнк — другое дело. Он не просто верит. Он жаждет этого.

— О, да, — сказал Мёртвый Мальчик. — Похоже, он поехал мозгами.

Лайза рухнула в обморок, её колени больно ударились о хрустальный пол. Её лицо стало перекошенным, жалким, наполненным ужасным знанием, когда все её подавленные воспоминания нахлынули одновременно. Она колотила по полу кулаком, снова, снова и снова.

— Нет! Нет, нет, нет! Я вспомнила… Я вспомнила всё это! Я пришла сюда, следуя за Фрэнком. За моим мужем, в Тёмную Сторону и по её ужасным улицам, весь путь сюда… Потому что я думала, что он изменяет мне. Я думала, что у него здесь любовница. Он не прикасался ко мне много месяцев. Я думала, что у него была с ней связь, но я никогда не подозревала такого… Никогда не думала, что он хотел… такого.

— Вчера она говорила то же самое, — сказал Копек. — Полная решимости увидеть своего мужа. Но, когда мы принесли его сюда и показали ей, она пришла в бешенство. Напала на компьютер. Нанесла небольшой ущерб, прежде, чем роботы выгнали её. Мы не позволили бы ей повредить Фрэнку или самой себе и через некоторое время она ушла.

— И она сама заблокировала воспоминания, — сказал я. — Потому что они были невыносимы.

— Как ты мог? — закричала Лайза на Фрэнка. — Как ты мог желать это? Оно не любит тебя! Оно не может любить тебя!

Фрэнк впервые пошевелился, его оставшийся глаз медленно повернулся, чтобы взглянуть вниз, на неё. Его лицо не показывало ни эмоций, ни сострадания к женщине, которую он любил и на которой не так давно женился. Когда он заговорил, его голос уже заключал в себе слабое машинное жужжание.

— Это — то, чего я желаю. Чего я всегда желал. Что мне необходимо… И чего ты никогда не могла мне дать. Я мечтал об этом многие годы… о плоти и металле, объединившихся вместе, двигающихся вместе. Думал, что это просто фетиш, никогда никому не рассказывал… Знал, что они никогда не смогут понять. Пока кто-то не рассказал мне о Тёмной Стороне, единственном месте в мире, где возможно всё — и я понял, что должен прийти сюда. Это место, где мечты осуществляются.

— Включая и все плохие, — пробормотал Мёртвый Мальчик.

— А как же мы, Фрэнк? — спросила Лайза, сквозь текущие по лицу слёзы.

— А что мы? — переспросил Фрэнк.

— Ты — самовлюблённый кусок дерьма!

Внезапно она снова поднялась на ноги, протянув к Фрэнку согнутые руки, двигаясь так стремительно, что даже роботы не среагировали достаточно быстро, чтобы остановить её. Она запрыгнула в гроб, ударила кулаком в отверстие на боку Фрэнка и погрузила руку глубоко внутрь него. Всё его тело забилось в конвульсиях, машины обезумели, а затем Лайза торжествующе рассмеялась, когда выдернула руку назад. Она спрыгнула на хрустальный пол, размахивая своим трофеем перед нашими лицами. Кровь обильно капала с тёмно-красной мышцы в её руке. Я схватил её сзади за руки, когда она истерично кричала своему мужу.

— Видишь, Фрэнк? У меня твоё сердце! У меня твоё лживое сердце!

— Забирай его, — ответил Фрэнк, снова став неподвижным и удовлетворённым в металлических руках своей возлюбленной. — Оно мне больше не нужно.

И машины уже двигали его, вытирая кровь и затягивая рану, заменяя сердце чем-то более эффективным. Пока компьютер колыхался, стонал и потел, Фрэнк вздыхал и улыбался.

Этого оказалось слишком много для Лайзы. Она снова упала на колени, рыдая навзрыд. Её рука раскрылась и раздавленная сердечная мышца упала на хрустальный пол, измазав его кровью. Она засмеялась, словно закричала — ужасный звук сходящей с ума женщины, прячущейся глубоко внутрь себя, потому что реальность оказалась слишком ужасной, чтобы её выдержать. Я дал ей кое-что вдохнуть из кармана плаща и через мгновение она заснула. Я осторожно опустил её, пока она не вытянулась на полу в полный рост. Её лицо было пустым как у куклы.

— Я этого не понимаю, — сказал Мёртвый Мальчик, искренне озадаченный. — Это — просто секс. Я видел и похуже.

— Не для неё, — заметил я. — Она любила его, а он любил это. Быть преданной и брошенной мужем ради другой женщины или даже мужчины — это одно, но ради машины? Ради вещи? Компьютер, который значил для него больше, чем вся её любовь, который мог делать для него то, что не могла она? Потому что для него было недостаточно простой человеческой плоти. Он отбросил их любовь, брак и всю совместную жизнь, ради секса с компьютером.

— Ты можешь что-то сделать для неё? — спросил Мёртвый Мальчик. — Мы должны что-то сделать, Джон. Мы не можем оставить её так.

— Ты всегда был немного сентиментальным, — сказал я. — Я знаю несколько вещей. Я вполне уверен, что смогу найти способ вернуть её назад тем же путём, каким она прибыла к нам и на этот раз позабочусь, чтобы воспоминания остались подавленными. Вообще никаких воспоминаний о Тёмной Стороне или «Кремниевых Небесах». Я заберу её назад в Лондон, разбужу и оставлю там. Сама она никогда не найдёт пути назад. Со временем она свыкнется с таинственной пропажей своего мужа и пойдёт дальше. Это лучшее, что можно сделать.

— А этот металлический мессия? — спросил Мёртвый Мальчик, сморщив свою бесцветную губу на Фрэнка в компьютере. — Мы просто отвёрнемся от него?

— Почему бы и нет? — сказал я. — В Тёмной Стороне никогда не было нехватки богов и чудовищ — что такое ещё один самозванный мессия? Сомневаюсь, что он будет хоть немного лучше других. В конце концов, он — просто технический фетишист, а это — просто грязная машина с идеями о высшем предназначении. Все носятся с сексом и никто — с любовью.

• • •

Вы можете найти в Тёмной Стороне абсолютно всё, что угодно — и каждый грешник находит свой собственный круг Ада или Небес.

Перевод: Bertran

lordbertran@yandex.ru