Разноцветные моря

Глава вторая. Подвал

Толстые губы Ведьмака слегка шевелились и он вполголоса бормотал странные зловещие слова:

— Номер пятый… Медведь и обезьяна… Щелкает бич… Лязгают зубы… Человечья голова в медвежьей пасти… Рев… скрежет… гибель…

Настя хотела кинуться назад, но ноги ее стали тяжелые, как будто к ним привязали чугунные гири. Затылком она чувствовала горячее дыхание Вовочки, который в ужасе остановился за ее спиной. Костя тоже застыл в дверях. Один только простодушный Петюшка, ничего не понимая, с веселым криком катился по двору прямо под ноги Ведьмаку, который шел на детей, неумолимый как буря.

Костя схватил Настю за локоть и втолкнул ее назад в дверь. Ведьмак чуть было не раздавил Петюшку. Но в самую последнюю минуту он положил свою огромную ладонь ему на головку и обошел, не глядя, словно уличную тумбу.

Бежать вверх по лестнице было бессмысленно. Ведьмак тоже пойдет вверх и непременно догонит их. К счастью, лестница вела еще вниз, в темноту, туда где была запертая на замок дверь в подвал. Дети на цыпочках спустились по скользким ступенькам. Авось Ведьмак не догадается и не полезет искать их вниз.

Ведьмак стал подниматься по лестнице, продолжая бормотать:

— Номер седьмой… Медведь валит человека на песок и лижет ему лицо языком… Щелкает бич… Человек впивается в горло медведя руками…

Он шагал сразу через три ступеньки и так топотал ногами, что, казалось, будто лестница вот-вот провалится под ним. Дети перевели дыхание, когда он добрался, до площадки третьего этажа.

— Кошкодрал! — крикнул Костя, впрочем, не слишком громко.

— Бедный Петюшка, — прошептала Настя, вспомнив, как Ведьмак положил ему на голову свою рыжую лапу.

— Ну, можно вылезать, — сказал Костя.

— Что ты! — вырвалось у Вовочки. — Ведьмак сейчас увидит чучело и…

Договаривать не было надобности. Все поняли, что Ведьмак, увидев чучело, придет в ярость и немедленно побежит разыскивать своих оскорбителей.

— Бежим в прачешную, — предложила Настя. — Там моя мама стирает.

— Он нас заметит, когда мы будем пробегать через двор, — сказал Вовочка. — Уж лучше останемся здесь.

Решили остаться, несмотря на то, что темную лестницу, ведущую к подвалу, нельзя было считать вполне безопасной. Но тут случай предоставил им гораздо более надежное убежище. Костя, спустившийся в самый низ, оперся о подвальную дверь и вдруг заметил, что она уступает тяжести его тела и приоткрывается. Это было так неожиданно, что он едва не упал. Костя никогда не был в подвале. Он вырос на этом дворе, на этих лестницах, и отлично помнил, что подвал был всегда закрыт. Обитатели дома, казалось, забыли, что у них есть подвал. Только иногда, весной, дворник и папа (Костин папа был управдом) открывали одно из окон подвала, опускали в него кишку насоса, раскачивали скрипучие ручки, и на улицу лился журчащий поток желтой вонючей воды.

Костя распахнул дверь настежь. За дверью мерцал тусклый, едва заметный свет. Костя шагнул вперед и голой пяткой почувствовал сырую холодную ступеньку, покрытую липкой соломой. Лестница вела дальше вниз. Повеяло холодом и сыростью.

— Пойдем в подвал, — сказал Костя. — Здесь нас никто не поймает.

— Хорошо, что мы отделались от Петюшки, — проговорил Вовочка.

Но Петюшка как раз в эту минуту показался в дверях на лестницу. Он кулаками размазывал слезы по грязным щекам. Он узнал Ведьмака только после того, как тот положил руку ему на голову и прошел мимо. Его обуял страх. Он обернулся и увидел, что Костя, Настя и Вовочка исчезли. Страх его усилился. К этому присоединилась обида на Костю, который постоянно старался улизнуть от него. Увидев детей, спускающихся в подвал, он закричал:

— И я с вами! Я тоже хочу с вами! Если вы меня не возьмете, я папе скажу.

— Пойди, скажи, ябеда! — крикнул Костя.

— Хлопни его хорошенько, — раздраженно пробурчал Вовочка.

Но Насте стало жаль плачущего Петюшку и она проговорила:

— Возьмем его. Ты, Вовка, всегда обижаешь маленьких. Он будет слушаться, — правда, Петюшка.

Костя согласился, но не из жалости, а из боязни что Петюшка действительно наябедничает отцу.

Петюшка просиял, но по разгону все еще продолжал всхлипывать.

— Только не хнычь, — проворчал Костя. — А то живо выгоню.

Петюшка покорно замолчал и даже перестал дышать. Он снова чувствовал себя вполне счастливым. Подвал начинал интересовать и его.

Они впотьмах спускались все ниже и ниже, придерживаясь за мокрую каменную стену. Вдруг Костя который шел впереди, отдернул ногу и отпрянул.

— Вода, ребята, — сказал он.

Глаза их мало-по-малу привыкли к темноте. При тусклом, рассеянном свете, идущем откуда-то спереди, они уже различали бетонные своды и арки, которые возвышались над черной, как уголь, и гладкой как стекло, водой. Настя первая заметила доску, ведущую от последней ступеньки лестницы куда-то вперед, и первая осторожно пошла по этому мостику, раскачивая руками, чтобы не упасть. Итти было трудно, потому что доска была скользкая, покрытая тою же мокрой соломой, что и лестница.

— Холодно, — прошептала Настя, съежившись.

Действительно, в подвале было гораздо холоднее, чем на дворе. Дети медленно шли вперед по дощечке и чем дальше они шли, тем становилось светлее. Настя первая добралась до угла темного коридора, который повернул вправо. Сквозняк чуть не повалил ее с ног. Стало уже настолько светло, что она ясно различала плесень на сводах. Здесь тоже была вода, над которой кто-то проложил шаткую доску. Настя зашагала гораздо смелее, потому что доска теперь была ясно видна и она не боялась оступиться. Ее товарищи гуськом тащились за ней. Еще один поворот, и они остановились, с трудом переводя дыхание от восторга.

В обе стороны протянулась цепь огромных зал со сводчатыми потолками. Залы эти освещались маленькими окошечками, в которые были вставлены толстые матовые стекла. Окошечки эти выходили на улицу и сквозь них неясно были видны ноги прохожих. Каждый проходивший по улице заслонял свет и отбрасывал легкую, еле заметную, движущуюся тень на противоположную стену залы. Внизу под сводами спала мутно-желтая вода, над которой были проложены доски.

Дети, потрясенные, молчали, не в силах от волнения произнести ни слова.

— Пойдем, — наконец шепнул Костя, слегка подтолкнув Настю.

Настя снова запрыгала по доскам. Белые и зеленые пятна плесени на стенах сплетались в узоры, превращались в чудовища, грозно глядящие на детей.

— Если к этому пятну пририсовать еще одну ногу и хвост — получится лошадь, — сказала Настя. — Она удрала от извозчика и изо рта ее капает пена.

— А вот слоновья морда, — хобот-то, хобот во всю стену! — закричал Костя.

— Не хватает ушей и клыков, — проговорил Вовочка.

— А вон змея. Она вьется, как пробочник.

— Она обвилась вокруг теленка.

— Это не теленок. Это мальчик. Неужели вы не видите? Вон его руки.

Залы соединялись друг с другом широкими арками. У арок были каменные пороги, такие высокие, что выступали из воды. Благодаря этим порогам вода из одной залы не могла проникать в другую, и в каждой зале был свой собственный замкнутый океан.

Чем дальше продвигались дети по подвалу, тем сильнее становилось их возбуждение. Чучело Ведьмака было уже забыто. Подвал оказался интереснее двора и черных лестниц.

— Мы будем приходить сюда каждый день, — сказал Костя.

— И никому не расскажем, — предложила Настя. — Это будет наш секрет.

— Петюшка разболтает, — буркнул Вовочка.

— Смотри, Петюшка, если хоть одно слово — ты пропал, — грозно проговорил Костя.

— Я буду молчать, — покорно заявил Петюшка.

Дети привыкли к путешествию по доскам и шли теперь гораздо быстрее. Они настолько осмелели, что научились даже меняться местами. Костя и Настя поотстали, разглядывая зверей, расписанных плесенью на стенах. Впереди шел Вовочка, за ним Петюшка. Вовочка необыкновенно струсивший при встрече с Ведьмаком, теперь чувствовал себя в безопасности и осмелел. Он храбро шагал вперед, размахивая руками и даже подпрыгивая. Доски гнулись под тяжестью его упитанного тела, но он нисколько не смущался этим. Чувствуя необыкновенный прилив радости, он даже запел и уходил все дальше и дальше. Настя и Костя остались позади за аркой. Один только Петюшка не отставал от Вовочки. Он во всем старался подражать старшим, а потому теперь тоже пел и тоже размахивал руками. Но доска, раскачавшаяся под Вовочкой, тревожила его.

— Ой, Вовка, я упаду! — закричал он.

— Трусишь? — спросил Вовочка. — А мне вот совсем не страшно. Я могу качаться еще больше.

И он так раскачал доску, что она стала шлепать по воде и брызги полетели во все стороны.

— Нет, не трушу, — нерешительно проговорил Петюшка, делая отчаянные попытки удержаться на ногах.

— Эй! эй! эй! — кричал Вовочка, подпрыгивая на доске.

Раздался плеск, и когда он обернулся, Петюшка был уже под водой.

Услышав плач, Костя и Настя кинулись вперед. Круглая как мяч голова Петюшки, казалось, плавала, отрезанная от туловища. Вода была настолько глубока, что он погрузился по шею. Рот его был открыт, словно черная пещера, и из него вырывался нечеловеческий крик.

Вовочка растерялся, остолбенел, и, как деревянный, стоял на доске, которая все еще слегка раскачивалась.

— Так ему и надо, — пробурчал он. — Зачем он к нам лезет.

Самым проворным оказался Костя. Он опустился на доску на колени, схватил Петюшку за руки и потащил. Когда он выволок брата до пояса, Настя схватила его сзади за штанишки и через минуту Петюшка был уже на доске. Грязная вода текла с него, как с половой тряпки, которую окунули в ведро. Сквозь оглушительный рев можно было разобрать:

— Я папе пожалуюсь! Дураки! Я папе пожалуюсь! Э-э-э-э-э!..

— Я говорил, что его не нужно было брать, — сказал Вовочка очнувшись.

— Надо его отвести домой, — сказала Настя. — Не кричи, Петюшка. Тебя Костя отведет домой.

— Пускай он сам идет домой, — заявил Костя. — Я домой не пойду. Меня папа вздует. Ступай, ступай! Да брось реветь! Боишься? Ну, хорошо, тебя Настя проводит.

И увидев, что Настя медлит, добавил:

— Дома никого нет, кроме бабушки. Иди скорее, пока папа не вернулся. Доведи его до двора и беги обратно.

Потом наклонился к Петюшке и сказал:

— А если ты наябедничаешь, я тебе голову разобью. Ты меня знаешь.

И Настя увела ревущего Петюшку.