Разрешение на проезд в спальном вагоне

Инженер Травин встревожен

Никелевый комбинат в городе Трубеже строить начали в годы Великой Отечественной войны.

Это было тяжелое для страны время, когда гитлеровцы рвались к Волге, а горные егери карабкались по скалам Кавказа, чтоб водрузить нацистское знамя на вершину Эльбруса. Для решительного наступления Красной Армии нужны были танки, сотни, тысячи танков, именно они были решающей силой на фронтовых полях второй мировой войны, а танки немыслимы без крепкой брони. Непробиваемой же делал ее никель.

Комбинат был построен в рекордно короткие сроки, и его никель успел принять на себя удары фашистской артиллерии.

В послевоенные годы комбинат Трубежникель постоянно расширялся, совершенствовалось производство, и в наши дни это было передовое современное предприятие цветной металлургии, являющееся одновременно и опорной базой для научно-исследовательских работ.

Большинство трубежан так или иначе было связано с комбинатом, по сути дела небольшой в прошлом старинный городок жил и работал, осененный в повседневных помыслах своих коротким, но емким словом — «Никель».

Воскресное пребывание Юрия Алексеевича на пляже озера Высоцкого ничего не добавило к тому, что они уже имели. Не добились успеха и работники уголовного розыска, которые по своим каналам разрабатывали версию убийства Игоря Киселева из ревности. Все возможные кандидаты в преступники отпадали один за другим, и вот уже перед ведущими расследование грозно замаячила тень второго нераскрытого тяжкого преступления.

Правда, второй случай сумели скрыть от широкого круга лиц, а о смерти Марины Бойко стали забывать, и это было кстати, ибо общественный резонанс не оказывал на оперативных работников морального давления, не отвлекал их на беспомощные объяснения там, где следует, не мешал работать.

Встретившиеся в воскресенье вечером Юрий Алексеевич и начальник горотдела решили в понедельник утром продолжить негласное расследование в закрытой лаборатории комбината. Надо было искать путь, по которому ушли оттуда секретные материалы.

Руководству комбината еще ничего не было известно, и Леденев предложил рассказать обо всем директору.

— Конечно, — сказал он в понедельник, когда собирались вместе с Кордой отправиться на Трубежникель, — я понимаю, что мы рискуем, знакомя кого бы то ни было с информацией про бумаги, которые нашли в квартире Бойко. Хотя тот, кто передал их, знает об этом, так… Но вот тот, кому Бойко должна была передать материалы, может и не знать. Словом, так или иначе, а директору мы должны обо всем сообщить, по крайней мере, об утечке лабораторных секретов. Мы не можем вести у него на предприятии расследование втемную.

— Согласен, — откликнулся Алексей Николаевич. — Ружников — толковый мужик, на его помощь можно рассчитывать и в таких делах тоже.

— Тогда поехали, — сказал Леденев.

— Да, мы успеем еще поговорить до планерки. А потом останемся и посмотрим на тех, кто руководит лабораторией и имеет доступ к ее секретам.

Иван Артемьевич Ружников, директор Трубежникеля, был повергнут в смятение рассказом Леденева и Корды, но держался он хорошо, стойко. Взял себя в руки. Глуховатым от волнения голосом спросил:

— Что надо делать мне, товарищи?

— Вам пока ничего, Иван Артемьевич, — сказал начальник горотдела. — Вот расскажите Юрию Алексеевичу, в чем смысл работы лаборатории, я немного в курсе, а потом охарактеризуйте людей, которые занимаются этой проблемой. Юрий Алексеевич, правда, кое-что знает по части никеля, так вы ему больше про лантаниды[2].

— Хорошо, — согласился директор. — Тогда о значении никеля говорить не стану. Скажу только, что наша лаборатория АЦ сумела разработать новый метод извлечения никеля из руды, метод этот дает громадный экономический эффект и позволяет получить из того же количества руды больше металла и более высокой кондиции. Как я, понял из вашего рассказа, и эта методика попала…

— Да, — кивнул Леденев, — просочились и эти материалы.

— К сожалению, — добавил Корда.

Директор вздохнул и продолжал:

— Это не так страшно, как другое. Старшим инженером лаборатории Андреем Тихоновичем Кравченко предложена идея весьма оригинального свойства. Дело в том, что наша руда (а комбинат работает на собственном сырье, у нас свой рудник и два карьера), наша руда содержит целый букет лантанидов, и в довольно большом процентном содержании.

— Это редкоземельные элементы, если мне не изменяет память, — сказал Юрий Алексеевич.

— Совершенно верно. Четырнадцать элементов, следующих в таблице Менделеева за лантаном, и еще иттрий со скандием — вот они и образуют группу редкоземельных элементов, которые в природе всегда встречаются совместно. Но извлечение их, а тем паче разделение — сложнейший технологический процесс. Раньше, когда редкоземельные металлы представляли, можно сказать, академический интерес, лабораторный, эта проблема тогда не стояла так остро, как сейчас, когда началось широкое промышленное использование элементов.

— Иттрий, кажется, применяют в радиоэлектронике, — заметил Леденев.

— И там, и для легирования сталей, и еще кое-где, — ответил Иван Артемьевич. — Словом, овладение редкими землями имеет поистине стратегическое значение, и технологическая схема Кравченко давала принципиальное решение этому. Собственно, вся лаборатория АЦ переключилась на разработку и техническое воплощение его идеи.

— Кто знал об этих работах? — спросил Леденев.

— Знали многие, — вздохнул директор. — Увы…

— Инженер Кравченко впервые сообщил о своем открытии на научно-технической конференции в Каменогорске, — пояснил Корда. — А потом уже было принято решение о переводе работ в этой области на закрытый режим.

— Но в его выступлении не было ничего конкретного, — возразил Ружников. — Только сама идея…

— Этого, видимо, было достаточно, чтобы заинтересоваться и самим инженером и исследовательскими работами, — сказал Леденев. — Во всяком случае вы видели, что по тем бумагам, которые обнаружены у Бойко, можно судить о главном в предложении Кравченко.

— Да, — сокрушенно произнес директор, — там есть все или почти все, ведь разработка технологической схемы почти закончилась, осталась доводка второстепенных деталей. Еще немного, и мы хотели представлять Кравченко к Государственной премии. С Москвою это согласовано.

— А остальные работники лаборатории? — спросил Корда.

— Они не имеют отношения к авторству, лишь помогали Андрею Тихоновичу.

— Кто знал о существе работ? — задал вопрос Юрий Алексеевич.

— Кроме самого Кравченко, конечно, еще заведующий лабораторией, Александр Васильевич Горшков и его заместитель, инженер Травин.

— Инженер Травин? — спросил Леденев.

— Да. Михаил Петрович Травин. Весьма способный исследователь, талантливый инженер. А что?

— Да нет, ничего. Хотелось бы посмотреть этих людей…

— Они будут сейчас на планерке.

— Вот и отлично. С вашего разрешения, посидит здесь Юрий Алексеевич, — сказал Корда. — А затем оставьте всех троих, заведите какой-либо разговор. После этого пусть останется инженер Травин. Товарищ Леденев хочет задать ему несколько вопросов. Меня Травин должен знать в лицо, и потому незачем раньше времени колоть ему глаза тем, что его особой в связи с Мариной Бойко интересуется подобная организация.

Так и порешили.

Инженер Травин заметно нервничал.

Он вздрогнул, когда Юрий Алексеевич спросил его, знаком ли Михаил Петрович с Мариной Бойко, и с тех пор беспокойство не оставляло инженера.

— Да, — сказал он, — я был знаком с Мариной Бойко.

— И хорошо знакомы? — спросил Леденев.

Они беседовали в кабинете директора комбината вдвоем. Ружников любезно согласился предоставить его.

Инженер Травин на вопрос Юрия Алексеевича ответил не сразу.

— Видите ли, — начал он, — наше знакомство с Мариной… Как вам сказать… А, собственно говоря, на каком основании вы спрашиваете меня об этом?

Леденев улыбнулся и успокаивающе провел рукою.

— Извините, Михаил Петрович, вы правы. Я должен был представиться и объяснить существо дела, которое привело меня к вам. Я представитель прокуратуры области, из Каменогорска. К нам поступило заявление, анонимное, правда, будто с Мариной Бойко произошел не несчастный случай. Пишут о том, что она якобы покончила с собой…

— Покончила с собой?! — вскричал Травин. — Но ведь это же абсурд!

— Почему? — быстро спросил Леденев. — Почему вы так считаете?

Михаил Петрович опустил голову.

— Я любил ее, — тихо произнес он. — Я очень любил Марину. А она…

Наступило молчание.

Инженер Травин поднял голову.

— Я закурю, да? — спросил он, опустив руку в карман пиджака.

— Конечно, конечно, Михаил Петрович.

— Да, я любил Марину Бойко, готов сейчас сказать об этом, если мои признания помогут вам объяснить ее загадочную смерть.

— Загадочную?

— Вот именно. Я не верю в несчастный случай, не верю и в самоубийство. Марина слишком любила жизнь. Она многое любила, вот только меня…

— Но к вам она была более благосклонна, нежели к другим. Так, по крайней мере, утверждал Игорь Киселев.

— А, этот щелкопер и фанфарон… Пустой, самонадеянный павлин. Марина называла его «пан Спортсмен», а он радостно улыбался при этом, не понимая, что над ним издеваются.

— Расскажите о погибшей подробнее. Может быть, рассказ ваш наведет на какие-то размышления. Вы уже сделали довольно ответственное предположение. Ведь если не самоубийство и не несчастный случай, то остается только одно. И тогда возникает множество недоуменных вопросов. Словом, я внимательно слушаю вас, Михаил Петрович.

— Марина была необыкновенной женщиной. Не думайте, что я субъективен в силу своего чувства к ней. Об этом вам скажут все. Талантливый режиссер, обязательный человек, широкая натура, гостеприимная и умелая хозяйка, добрая и отзывчивая душа. Я хотел жениться на ней…

— Жениться?! — воскликнул Леденев.

— Да, жениться! — с вызовом ответил инженер. — Разве семья помеха для настоящей любви?

— Не знаю, — осторожно произнес Леденев. — Самому не доводилось попадать в подобное положение, а по чужому опыту судить не имею права.

— Вот именно, — горько сказал Михаил Петрович, — не имеете права. Вы порядочный человек, товарищ прокурор…

Он снова закурил.

— Марина сказала, что любит меня, но никогда не принесет зла другой женщине… Я уехал в командировку, а когда вернулся…

Инженер Травин опустил голову.

— Мы возвращались вместе, — напомнил Леденев.

Михаил Петрович недоуменно вгляделся в него.

— Сидели рядом в самолете…

— И у вас в руках был томик Сименона, — сказал Травин.

— Совершенно верно.

— Я достал такой же, уже здесь, сегодня.

«О смерти Марины он мог узнать еще позавчера, — подумал Юрий Алексеевич. — Мог ли я, находясь под впечатлением известия о гибели любимого человека, спокойно гоняться за книгой о приключениях комиссара Мегрэ?»

— Вам нравится детективная литература? — спросил он у Травина.

— Я собрал, пожалуй, все, что выходило в стране на русском языке, — несколько хвастливо сказал Михаил Петрович. — Есть кое-что и на английском.

— Значит, у вас имеются и кое-какие навыки криминалиста, — улыбнулся Юрий Алексеевич, — Не скажете ли мне в таком случае, какие наблюдения, факты, может быть, нечто замеченное вами в поведении Бойко, словом, что вынуждает вас подозревать в этой истории преступление?

— Ну что вы, какой из меня криминалист… А тут даже и повода вроде нет, чтобы такое предположить. Я, знаете ли, исхожу из метода исключения. Марина — прекрасный пловец, не могла она утонуть в этой луже… Да и причин на самоубийство не было никаких. Мне хочется думать, что она, как и я, пошла бы ради нашей любви на все, но… Я взрослый человек, инженер, конструктор, всю жизнь имеющий дело с точными расчетами, и отдаю себе отчет в том, что Марина не бросилась бы ради меня куда угодно очертя голову.

— И все-таки, — спросил Леденев, — что заставляет вас предполагать убийство?

— Интуиция. Я не могу объяснить, почему пришла мне в голову подобная мысль. Правда, перед отъездом я замечал в Марине некое беспокойство, будто она ждала какой-то неприятности, боялась чего-то… Я даже сказал ей об этом. Она беззаботно рассмеялась, мне показался искусственным этот смех, но мы оба только что пережили то самое объяснение, понятное дело, нервы у обоих были далеко не в порядке. Потом я уехал…

Их беседа продолжалась еще около часа и закончилась просьбой Леденева не рассказывать никому об этой встрече.

Едва Травин ушел, зазвонил телефон. Леденев подумал, что звонят директору, и трубку поднимать не стал. Телефон позвонил-позвонил и угомонился. Юрий Алексеевич ждал, когда придет Корда, но того не было.

Вдруг щелкнуло в динамике селекторной связи, и голос Корды недовольно проворчал:

— Ты, Алексеич, что же трубку-то не берешь? Жду тебя в парткоме, этажом ниже. Заходи.

В парткоме начальник горотдела представил Леденева секретарю, коротко охарактеризовав Юрия Алексеевича: «Наш товарищ. Из Москвы».

Затем они перешли вдвоем в кабинет политического просвещения. Здесь было безлюдно, уютно, тихо.

— Ну, — сказал Алексей Николаевич, — как тебе пришелся инженер Травин?

— Он производит впечатление искреннего человека, — ответил Юрий Алексеевич. — Но все это ничего не значит…

И подумав, добавил:

— Меня смущают его упорные заявления о том, что Марину Бойко убили. Если он причастен к этому делу, то зачем ему так усиленно подводить нас к мысли о совершенном преступлении? Нелогично это, Алеша.

— А не уловка ли это? Иногда нарочно поступают так, а следователь и мысли не допускает подобной… и ищет глубже, уходит в сторону. Но возможно, Травин догадывается, что нам известно о насильственной смерти Бойко… Тогда нет смысла туманить нам головы. Ничего у тебя не возникло подступного при разговоре?

Леденев пожал плечами.

— Я записал наш разговор на пленку, в отделе ты можешь послушать его.

— Хорошо. А я побывал в лаборатории… Все у них по инструкции, безмятежность полная. Горшков абсолютно спокоен.

— А чего ему тревожиться, ежели не им переданы материалы?

— Ты уверен?

— Я ни в чем не уверен, пока не держу в руках факты. Может быть, надо искать четвертого?

— Четвертого?

— Ну да.

Юрий Алексеевич встал и посмотрел в окно.

— Иди-ка сюда! Быстро! — вскричал он.

Корда подбежал к окну.

— Смотри! Инженер Травин.

Они увидели, как Михаил Петрович быстрыми шагами, едва ли не бегом, выйдя из проходной комбината, пересек площадь, рванул на себя дверцу вишневых «Жигулей».

Автомобиль резко взял с места и, набирая скорость, исчез за поворотом.

— Звони Горшкову, — сказал Юрий Алексеевич.

— Александр Васильевич? — спросил Корда. — Это опять я вас побеспокоил. Не могли бы вы пригласить к телефону инженера Травина. Да? А где же он? Так, так… Ну, ладно. Хорошо, хорошо. Пока.

Начальник горотдела опустил на рычаг трубку.

— Михаил Петрович отпросился с работы. Сказал, что ему надо срочно отлучиться на пару часов.