Разум нужен всем

Глава 3

На следующее утро Светлана, наклонившись к спящей дочери, губами прикоснулась к её лобику.

– Нет, Стасик, кажется, всё обошлось. Температура упала и вторую половину ночи она вела себя спокойно. Зря я вчера так волновалась.

– Ты – мать, тебя понять можно. Кто же ещё, кроме тебя, будет следить за здоровьем дочери?

Светлана посмотрела на Анастаса и нежно ему улыбнулась, благодаря его за слова поддержки.

Спустя некоторое время, Анастас, наспех перекусив, ушёл на работу. Светлана, оставшись с дочкой дома, принялась хлопотать по хозяйству, ожидая пробуждения Анютки. Но, та, видимо, намаявшись вчера вечером, долго посапывала в своей кроватке.

Наконец, она открыла глазки, поднялась на колени и стояла так, разглядывая через приоткрытую дверь, наклонившуюся над столом маму. Светлана не заметила пробуждения дочери и всё ещё тихо, на цыпочках, перемещалась по кухне.

– Мама, а что ты делаешь? – услышала она детский голосок и поспешила в комнату дочери.

– Доброе утро, моя хорошая. Я убираюсь, глажу твои рубашонки. Кушать хочешь?

– Кушать? Наверно, хочу.

Светлана остановилась, удивившись такому ответу Анютки. Три слова были произнесены чётко, и интонация в голосе дочери ей показалась совсем не детской, непривычной.

– Идём, я тебя умою, доченька.

– Я сама, мама, умею умываться. И зубки я почищу.

Опять Светлана удивлённо посмотрела на дочь, но препятствовать ей не стала. Она только вынула её из кроватки и поставила на пол. Анюта, шлёпая босыми ножками по ковру, направилась в ванную комнату, но достать до задвижки, чтобы открыть дверь, она не смогла и, смешно подпрыгивая, пыталась это сделать.

– Ох, ты – моя самостоятельная девочка. Всё хочешь делать сама, – говорила Светлана, помогая дочери открыть дверь.

Всё утро и, потом ещё в течение дня, Анютка удивляла свою мать, не по возрасту умными фразами, необычными вопросами и ответами. Она и ранее отличалась от других детишек своим поведением, но, и Анастас и Светлана, впервые вплотную столкнувшись с воспитанием, процессом развития ребятишек в раннем возрасте, их психологией, не задумывались над особенностями своей дочери.

Прожив вместе два года, они, быстрее и глубже, чем многие другие любящие пары, понимали друг друга. Светлана, имея от природы частоту своей мыслительной энергии, близкую к частоте энергии Анастаса, и, общаясь с ним, быстро увеличивала свой энергетический потенциал. Это и давало им возможность общаться путём передачи мысли от одного к другому.

Понятно и то, что маленькая Анюта тоже имела частоту излучения своих мыслей, или для маленького человечка лучше сказать— частоту деятельности мозга, близкую к частотам энергии мозга родителей. И постоянное её нахождение в поле действия мыслительной энергии родителей позволяло, или даже вынуждало маленький мозг развиваться быстрыми темпами.

Да, тут ещё маленький наблюдатель Иллиан, находящийся вблизи Анютки с первых дней её появления на свет, естественно, способствовал умственному развитию девочки. Конечно, он, учитывая просьбы Иллиания, старался до минимума уменьшить свою энергетическую мощность и силу воздействия на мозг Анюты. Тем не менее, для её маленького мозга хватало и этого, чтобы получить дополнительный толчок развития.

Всё шло своим чередом: Анастас работал в институте, возглавляя отдел, Светлана находилась в отпуске по уходу за ребёнком, и с удовольствием занималась домашними заботами, делая всё для своих самых близких и любимых людей.

Анастас пришёл домой злой и молчаливый. Он сел за свой стол и, чтобы как-то снять раздражённость, машинально стал перебирать вещи в ящиках стола.

– Что с тобой, Стасик? У тебя неприятности? – спросила Светлана, подойдя сзади к Анастасу. Она, будучи в кухне, почувствовала усиленный и неритмичный поток энергии мужа.

Анастас продолжал молчать и только сильнее стал двигать и стучать коробками и узлами когда-то любимого, а потом принёсшего много неприятностей, мыслетрона.

– Не держи в себе, дорогой, расскажи мне – будет легче.

Анастас молчал. Он впервые за время их совместной жизни почувствовал, как ему показалось, излишнюю заботу, навязчивость со стороны жены. А ему захотелось побыть одному.

– Иди, покушай, – снова заговорила Светлана, пытаясь вывести мужа из состояния лёгкой депрессии и нервозности, – а я расскажу тебе кое-что о нашей Анютке.

– Не трогай меня, пожалуйста, Света, оставь меня одного.

– Ну, хорошо, хорошо, – эти слова Светлана уже не произносила вслух, – я уйду, а ты выходи поскорее. Мы тебя ждём.

…Сегодня Анастаса вызвал к себе директор института профессор Краснов Яков Семёнович. Всегда лояльный и довольно благосклонный по отношению к Одинцову, на этот раз, без всяких предисловий, громко произнёс:

– Анастас Иванович, я больше не буду вступаться за вас перед министром. Я не хочу каждый раз получать нагоняй за срыв сроков по сдаче изделия. В январе мы должны начать предварительные испытания, а к весне предъявить изделия на заводские испытания.

– Яков Семёнович, я уже не раз подавал Вам докладные записки о том, что у меня не хватает людей. Надо ещё группу из четырёх-пяти человек…

– Читал я Ваши докладные, – почти закричал директор. – Нет у меня людей. Нет. Ищите сами, а пока не нашли, справляйтесь с заданием своими силами.

– Где я могу их найти, Яков Семёнович? – так же, перейдя на повышенный тон, наступал Одинцов. – На улице они не валяются. Молодые специалисты тоже пока не приходят.

– Да, не приходят. Но, мы согласовывали с Вами план и сроки с учётом имеющегося количества людей.

– Проблема искусственной регенерации нервных клеток оказалась более сложной, чем мы предполагали, Яков Семёнович, и чувствительность наших приборов недостаточна, нужно их улучшать, усовершенствовать.

– Да, знаю я, всё знаю, товарищ Одинцов, Только за срыв сроков нас с Вами по головке не погладят.

– Поэтому я и прошу Вас, Яков Семёнович, перевести к нам четырёх человек из семнадцатого отдела, а лучше – пятерых.

– Может быть, весь семнадцатый отдел переподчинить Вам, Анастас Иваныч? Нет, уж, у них свои проблемы, поэтому справляйтесь своими силами. Идите и завтра представьте мне график работ на ближайшие месяцы. До свиданья.

Анастас ничего не ответил и, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета директора. Секретарша Люда, никогда не видевшая Одинцова таким нервным, не проронив ни слова, взглядом проводила его до двери.

В оставшуюся половину дня Одинцов созвал руководителей секторов и, ещё раз проанализировав с ними ход работ по тематике отдела, попросил их дать на завтра предложения в соответствии с приказом директора.

…Просидев за столом минут пятнадцать, Одинцов достал коробки мыслетрона и начал крутить их в руках, вспоминая прошлое, связанное с ним. Мысли о генианцах и о планете Гениании успокоили его, но от чувства ностальгии стало томительно грустно.

– Папа, пойдём кушать, – подбежала к Анастасу Анюта и стала тянуть его за руку, – мама ждёт тебя.

Анастас не сразу отошёл от ностальгических воспоминаний и только после повторной просьбы дочери повернулся к ней.

– Ах, ты, моя прелесть, – подняв на руки и посадив на колени дочку, ответил он ей. – Идём, идём. Не будем маму обижать.

И он с Анютой на руках вошёл в кухню. Ужин был на столе, и далее вечер проходил в дружеской, семейной обстановке. Снова чувствовалась любовь и понимание.

– Ты знаешь, Стасик, наша дочь стала разумной не по годам. Я замечаю за ней такие слова и фразы, какие могут знать только детки в пяти шестилетнем возрасте.

– Это и не удивительно, Светочка.

– Почему?

– Потому, что у неё очень умная мамочка, – не стал Анастас развивать эту тему, хотя после слов жены у него сразу возникло подозрение, что в этом «виновата» не только мамочка, но и он, папочка, со своим мощным потенциалом мозга.

После этого разговора с женой и дневного служебного конфликта с директором института Анастас всё чаще и чаще стал задумываться над продолжением, или лучше сказать, над возобновлением работ с мыслетроном. Казалось бы, никакой связи нет между этими событиями и возникшим желанием снова заняться усовершенствованием аппарата и изучением мозговой деятельности человека. Но, факт остаётся фактом, и Анастас стал чаще, приходя домой с работы, просиживать в своём уголке за столом, вновь заваленным инструментами, деталями, металлическими обрезками, проводами.

Он снова и снова вспоминал о встречах с генианцами, хотя за два прошедших года такие мысли приходили на ум редко. События, которые произошли с ним и со Светланой, невольной причиной которых стал мыслетрон, надолго «вышибли» из его головы думы о генианцах.

– Стасик, ты совсем стал забывать о нас с дочкой: ты, или на работе, или сидишь в своём углу, не обращая на нас внимания.

– Светочка, дорогая, я всё делаю для семьи, и мысли мои только о вас – о тебе и об Анюте.

– Ну, уж нет, Стас, мысли твои мне известны, и я не нахожу в них места для нас.

– Неправда, Светочка, – Анастас впервые задумался о том, что плохо, когда один человек может читать мысли другого, или, хотя бы, знать об их содержании. Раньше было приятно сознавать, что если Анастас о чём-нибудь подумал, что-то захотел, и Светлана тут же исполняла его желание. Это было одним из проявлений их взаимной любви, и всё казалось естественным.

Но теперь, когда такое отношение стало привычным и, когда у Анастаса появлялись некоторые мысли и желания, о которых он не хотел бы никому, даже Светлане, говорить, это стало вызывать недовольство, раздражение.

– Завтра воскресенье, Стасик, предлагаю взять дочку и пойти в центральный парк. Возьмём санки и покатаемся, там есть хорошие горки. Анютке будет очень приятно, да и нам с тобой прогулка на свежем воздухе не помешает.

– Хорошо, Светик, так мы и сделаем. Нам всем нужен свежий воздух. Только не долго, хорошо?

– Хорошо, дорогой.

На следующий день, отправившись в парк, они взяли с собой бутерброды и горячий чай, а для Анютки – в термосе молочную кашу. Непривычно было видеть Светлану и Анастаса отчуждёнными, молчаливыми. Анастас думал о своём деле и, стараясь сделать так, чтобы Светлана не знала о его мыслях, он нервничал, всё время отставал от, идущих впереди, матери с дочкой. А Светлана, изредка поглядывая на него, всё понимала и пыталась спрятать свою обиду.

– Стас, помоги Анютке поднять санки на горку.

Анастас побежал вниз, поскользнулся и упал. Скользя на спине, он подъехал к дочери, та засмеялась и произнесла:

– Какой ты молодец, папочка. Хорошо у тебя получается.

– Хорошо-то, хорошо, только заднее место немножко больно, – вставая и, держась руками за ягодицы, ответил Анастас.

– Ничего, до свадьбы заживёт, – всё ещё смеясь, сказала Анюта.

– Как ты сказала? Кто этому тебя научил? – удивился Анастас словам дочери, ведь, ей всего год с небольшим, а она такое говорит!

Анастас, взяв санки в руку и Анютку под мышку, стал взбираться на горку.

– Ты знаешь, Света, что она говорит?

– Знаю, знаю. Меня она уже не удивляет. Это для тебя такие слова кажутся новинкой. А я привыкла.

Анюта продолжала кататься, а мать и отец, поочерёдно бегали то с горки, то на горку, помогая ей заносить санки наверх.

Было весело и приятно всем.

Только, спустя некоторое время, Анюта стала вести себя неадекватно. То она, вдруг, замолкала и сидела на санках у подножия горы, то, через несколько минут, снова поднималась и что-то болтала безумолку. Ни отец, ни мать не могли понять её слова. Она была ещё слишком мала, чтобы произносить длинные предложения, да и словарный запас в её голове был ещё скуден. Но это не останавливало её, и речь на непонятном языке, словно ручеёк по наклонной поверхности, лилась без остановки и задержки.

Анастас и Светлана сначала усмехались, прислушиваясь к ней, потом пытались о чём-то спросить. Это их умиляло и забавляло.

Через семь-восемь минут всё прекращалось, и девочка снова замолкала и продолжала скатываться с горки, как ни в чём не бывало.

Когда Светлана попросила мужа повеселить Анюту – сесть на санки и скатиться с горы – Анастас поддержал жену и верхом уселся на детские саночки. Но, не успел он оттолкнуться, чтобы начать движение, как малышка встала впереди и чётко заявила:

– Тебе, папочка, нельзя кататься – можешь поломать санки или упадёшь и ударишься, будет больно.

Молчание родителей после этих слов продолжалось целую минуту. Они сначала не могли понять – шутит дочка или, действительно, боится, чтобы не случилась беда. Потом они переглянулись и одновременно заговорили.

– Почему ты так сказала, Анюточка?

– Откуда ты знаешь такие слова, дочка?

– Ты, разве, видела, как ломаются санки?

– Может быть, тебе во сне, что-нибудь приснилось?

Весёлое и приятное общение, которое у семейства Одинцовых было в первые минуты пребывания на горке, исчезло. Теперь девочка, молча, каталась и даже сама пыталась поднять санки наверх. А родители, не зная, как понимать дочку, уже без интереса продолжали развлекать её.

Так и не прокатившись ни разу на санках, Анастас предложил своим девочкам возвращаться домой.

Светлана всю дорогу до дому думала об Анютке.

«Какая-то она не совсем обычная девочка. Ей всего-то годик, а она разговаривает, как взрослый ребёнок пяти-семи лет и мысли свои разумно выражает. Может быть, это и хорошо, быстро развивается девочка. Это лучше, чем, если бы у неё было отставание. Но, всё же? Хотелось бы, как у людей.

Анастас сначала тоже был в недоумении, а потом он стал делать выводы, что их Анютка – дочь не совсем обычных родителей, людей с некоторым отклонением психологического, интеллектуального характера. Значит, и дочь не может быть нормальной, и она развивается не в соответствии с медицинскими стандартами.

А придя домой, в привычную среду обитания, родители постепенно забыли о своих размышлениях и опасениях.

Только Анюта снова повела себя странно. Она взяла куклу на руки и, сидя на полу, стала что-то говорить, тихо и не совсем разборчиво, словно она и не с куклой говорит, а с каким-то невидимым собеседником.

– Я люблю свою маму и папу тоже, – можно было с трудом услышать предложение среди других слов, – я всегда буду с ними. И они будут со мной…. Я не знаю тебя…, но слышу хорошо. Ты волшебник…? Тогда, кто же ты? Когда? Я хочу ещё с тобой поговорить. Ладно.

– Что ты ей рассказывала, Анюточка?

– Ничего.

– Я же слышала.

– Ничего, – несколько насупившись, словно она была недовольна подслушиванием мамы, кратко отвечала дочь.

– Ну, не хочешь говорить, не надо. Пойдём в кухню, надо покушать.