Разведчики и резиденты ГРУ. За пределами отчизны

Советские разведчики в жизни одной московской семьи: по следам давней публикации в журнале «Огонёк»

Карел Йозефович Смишек (1893–1968)

Много лет назад

1964 год был совершенно особым в истории советской военной разведки. В тот период (начало 1960‑х годов) наконец-то появилась возможность, поначалу небольшая, рассказывать о деятельности «наших людей», которые вели разведку за рубежом. И первым из них стал, по-видимому, Рихард Зорге. Сначала в тот год на киноэкраны СССР вышел художественный фильм «Кто Вы д-р Зорге?» (Франция – Германия – Италия – Япония), снятый французским режиссером Ивом Чампи в 1961 г. по сценарию лично знавшего Зорге бывшего сотрудника германского посольства в Токио (1936–1939 гг.), а затем работника центрального аппарата МИД III Рейха Ганса-Отто Мейснера. Потом, в первых числах сентября, статьи о нем появились в главных газетах страны – «Правде» и «Известиях», положивших начало великому множеству публикаций о жизни и деятельности этого выдающегося разведчика в советской и российской периодике. Стали писать о руководителях военной разведки (Я. К. Берзине и С. П. Урицком), соратниках Рихарда Зорге в Китае и Японии, других военных разведчиках. И так по нарастающей вплоть до нынешнего дня. Зорге посвящены изданные в последние годы четырехтомный труд Михаила Алексеевича Алексеева: Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922–1929). М., 2010; «Ваш Рамзай»: Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае, 1930–1933 гг. М., 2010; «Верный Вам Рамзай»: Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии, 1939–1941 гг. М., 2017. Кн.1,2.

Однако в некоторых статьях первой волны публикаций отсутствовали данные о принадлежности их героев к разведке, заслуги этих людей выражались тогда лишь общими словами. Среди них был и Карел Смишек.

7 ноября 1964 года Рихарду Зорге посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. А на следующий день вышел очередной номер журнала «Огонек» (№ 46) с небольшой статьей В. А. Журавского (корреспондента «Правды» в Чехословакии)¹. Там шла речь об участии Карела Йозефовича в Гражданской войне в Сибири, о том, что «по путевке Коминтерна, напечатанной на льняном полотне, он возвратился на родину», об участии его в Великой Отечественной войне. Вся жизнь Карела Йозефовича (или, согласно архивным документам, Карла Иосифовича) между последними двумя событиями, а это более 20 лет, уместилась на двух коротких строчках: «Годы, многие годы тяжелой и рискованной подпольной работы, где каждый день, каждый час грозил тюрьмой и смертью…». Статья сопровождалась небольшой фотографией Смишека.

Названный номер «Огонька» попал и в одну из московских семей, где на публикацию Василия Журавского обратила внимание Мария Сергеевна Козлова. Увидев пристатейный портрет, она узнала на нем своего бывшего мужа, которого знала под другим именем и фамилией и с которым уже 20 лет как потеряла связь. Мария Сергеевна подозвала свою дочь Любовь Анатольевну, показала ей журнальный снимок и сказала: «ЭТО ТВОЙ ОТЕЦ».

Кто такой Карел Смишек?

Сейчас уже стало возможно рассказать о нем, о его семье более подробно, в основном благодаря фондам и сотрудникам Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) и воспоминаниям Ирины Анатольевны Бычковой, внучки Карела Йозефовича. В статье использованы также материалы Российского государственного военного архива (РГВА), сотрудники которого много лет помогали автору в работе.

Он родился 13 декабря 1893 года в г. Ныржаны, что близ Пльзени, в рабочей семье. Тогда Чехия еще входила в состав Австро-Венгерской империи. С 15 лет он работал на шахте «Роудный» у Бенешова, попутно окончив 5 классов народной школы при шахте и 3 класса средней школы в Вотице. Слесарничал на заводе Франтишека Кржижека в Праге, завершив при этом обучение в вечернем электротехникуме. С началом 1-й мировой войны он, как и многие другие граждане империи призывного возраста, был мобилизован в Австро-Венгерскую армию и отправлен на Восточный фронт, но его участие в военных действиях не состоялось. Как сказано в упомянутой выше огоньковской статье «солдаты 28-го Пражского полка, в котором служил Карел Смишек, расстреляли немецких офицеров и в полном составе, организованно сдались в плен русским».

Из Галиции военнопленных чехословаков доставили в Сибирь. Два года (1915–1917) Карел Йозефович трудился в железнодорожной больнице в Омске и Боготоле, состоял в марксистском кружке, выполнял партийные поручения. Среди знакомых ему по тем временам представителей компартии Смишек особо выделял ссыльного смоленского большевика Смотрова, погибшего на фронте в годы гражданской войны. В июне 1917 г. Карел Йозефович по заданию партии вступил в чехословацкий легион. Новобранцев доставили на Украину в Барышевку, где Карла Йозефовича зачислили в 5-ю роту 8-го полка. Однако за революционную агитацию и отказ участвовать в наступлении, его приговорили в конце 1918 г. к тюремному заключению. После этого Смишека направили обратно в Сибирь, для прохождения службы в штрафной роте, откуда в начале января 1920 г. он сбежал в Иркутск. Спустя примерно два месяца его приняли кандидатом в члены РКП(б) и отправили на фронт в качестве бойца 1-го Интернационального полка Красной Армии, почти всю весну он воевал против «каппелевцев и семеновцев». ««Она, матушка Сибирь», – сказал корреспонденту «Правды» Карел Смишек, – и сделала меня человеком. Потому что там было тогда много прекрасных революционеров, большевиков».

Уже в июне Карла Йозефовича сняли с фронтовой работы и отправили на краткосрочные политические курсы чешской секции ИККИ в Омске, а затем на политические курсы ИККИ в Москве. В течение четырех месяцев этих курсантов готовили для политработы в Европе.

Тем временем военная разведка Страны Советов, родившаяся 5 ноября 1918 года, активизировала свою работу. Начальник Полевого штаба РВС Республики дал задание В.Х. Ауссему, начальнику Регистрационного управления, «организовать агентурную разведку в широком масштабе» (февраль 1920 г.), выходя за рамки сопредельных с Советской Россией стран. Необходимость глубокой разведки, как подчеркивал в свою очередь В.Х. Ауссем (апрель 1920 г.), «возрастает с каждым днем, так как предугадать всех возможных планов империалистических кругов нельзя, а что таковые будут строиться самыми различными способами, сомневаться не приходится и, в первую очередь, будет использована огромная численно русская эмиграции», что же касается получения информации «о планах и приготовлениях против нас делающихся за границей», то, как считал Ауссем, эта работа «значительно отличается от разведки в тылу белогвардейцев» и «требует от ведущих ее лиц большого политического кругозора, знания языков и местных условий…»². И Смишек видимо отвечал всем этим критериям.

Разведчик Страны Советов

С мандатом Коминтерна, выданным ему 22.10.1920 г., он вернулся на родину вместе с группой бывших военнопленных Австро-Венгерской армии по маршруту Москва – Ревель – Штеттин – Прага. Работать устроился на шахту в г. Вотице, где также выполнял обязанности секретаря партийной ячейки шахты, был профсоюзным деятелем. Через два с небольшим года Карел Йозефович переехал на жительство в Прагу (январь 1923 г.) и на многие годы его рабочим местом стали ВТМ (Военно-телеграфные мастерские – Vojenské telegrafní dílny). Несмотря на скромное название, этот завод был одним из ведущих предприятий военно-промышленного комплекса страны и располагался на территории пражского военного аэродрома Кбели. На заводе он по-прежнему выполнял различные партийные поручения, а «квартира его использовалась для явок болгарских партработников». Дело в том, что в стране находилось немало болгар, которые приехали в Чехословакию учиться. Некоторые из них оставались в ЧСР работать. Кроме того, там, как и во многих других странах Европы, находились так называемые огородники – болгары, занимавшиеся сельским хозяйством. К тому же через Чехословакию проходил нелегальный партийный канал связи София – Прага – Москва.

Здание Военно-телеграфных мастерских на аэродроме Кбели (Прага)

Но уже вскоре ситуация изменилась, квалифицированный рабочий, радиотехник Карел Смишек «по решению партии с 1923 г. прекратил связь с партией», поскольку начал выполнять задания «по особой линии». В данном случае это означало, что он перешел в распоряжение чехословацкой резидентуры советской военной разведки (в тот период это Разведотдел, 1923–1924 – Разведуправление, 1924–1934 Штаба РККА). Как много лет спустя (30.03.1943 г.) отмечало руководство Компартии Чехословакии, «он выполнял в течение 10 лет свою работу с сознанием долга»³. ВТМ, где Карел Йозефович трудился, официально открыты были в мае 1923 г., т. е. он вошел в состав первого набора рабочей силы для этого предприятия, которое, как говорят, с самого начала успешно справлялось с поставленными перед ним задачами по разработке и производству технических средств радио-, телеграфной и телефонной связи для чехословацкой армии. В составе ВТМ помимо производственных подразделений находились также – конструкторское бюро и экспериментальные мастерские. Некоторые из изделий ВТМ (в том числе окопная рация ТРД I) успешно прошли проверку в том же году на первых больших армейских маневрах. В дальнейшем это предприятие развивалось, увеличивалась номенклатура выпускаемых им изделий, объёмы производства, повышалось качество созданной на заводе аппаратуры, оборудования и производимой на нем же продукции.

И Карел Смишек не был одинок на этом своем новом посту.

Резидентуры «Марта» и «Шварца»

Кем были его руководители и соратники в течение первых семи лет достоверно не известно. Возможно среди них находились и чехословацкие резиденты советской военной разведки А.Г. Ганзен, С.В. Жбиковский, Л.А. Борович, Х. Боев, были, наверное, и другие люди. Так, например, в конце 1920‑х годов резидентуру в Праге возглавлял разведчик, работавший под оперативным псевдонимом «Олег». Вместе с тем можно считать установленным, что в 1930‑м Карела Йозефовича передали на связь чехословацкому резиденту Разведуправления Штаба РККА Ивану Крекманову («Шварц», «Ян»), приступившего к работе в 1929 г., имея на руках нидерландский паспорт на имя Георга Майермана. Начальником «Шварца» являлся главный резидент Разведупра Иван Винаров («Март»), штаб-квартира которого находилась в столице Австрии – Вене (7-й район, ул. Штумпергасе, дом № 45). Одним из основных направлений деятельности главной резидентуры (как и ее чехословацкого подразделения) являлась военно-техническая разведка.

«Скоро у нас сформировались две группы, – вспоминал Крекманов. – В первую входили инженер Лудвиг Лацина, заведующий отделом патентов дирекции заводов «Шкода» в Праге, инженер Камил Китрих, офицер запаса, инженер Марин Калбуров с завода «Колбен-Данек». Во вторую группу, за которую отвечал Стефан Буюклиев, входили Ян Досталек, конструктор военной фабрики в Праге, Ярмила, копировальщица военного завода в Пльзене, и Иван Тевекелиев, студент, служивший для связи с военными заводами «Збройовка» в Брно… С помощью моего старого знакомого Маринковича, секретаря югославских коммунистов в Праге, к работе было привлечено и несколько югославских студентов – Драгутин Чолич для явки, медичка Боца для технической связи и семья Владко Беговича – как связные»; помогали и местные коммунисты, с их генсеком Готвальдом Крекманов несколько раз встречался. От Китриха поступали секретные военные приказы, чертежи и схемы, сведения о французской агентуре в Чехословакии, а после военных сборов он, по словам Крекманова, передал Марии Абаджиевой «целую тетрадь с ценной информацией, в том числе и чертежи новой ручной гранаты, которая, как я узнал позднее, вызвала большие споры среди наших специалистов». Калабуров добыл чертежи легкого пулемета «Брен», выпускавшегося в Брно по английской лицензии, нового противогаза, изготовлявшегося в городе Страконице пистолета «Збройовка», сведения о винтовках и пулеметах производства заводов «Динамит-Нобель» в Братиславе и т. п. Копировальщица пльзенского завода снимала «по одному экземпляру с каждого чертежа оружия, которое должно было поступить в производство. Первый из них – чертеж 75‑мм гаубицы – ее отец перевез в своем деревянном протезе и доставил на явочную квартиру Франтишека Кадлеца»⁴. Вся собранная информация переправлялась в Вену на явку в квартире австрийского коммуниста Петера Шталя. Связь с ним поддерживали секретарь болгарских коммунистов в Вене Минчо Маринов [здесь видимо имелся в виду секретарь венской партийной группы содействия БКП Тома Маринов] и югославская студентка‑медик Николич.

Партийные группы содействия (ПГС) стали создаваться Болгарской компартией в конце 1920‑х по поручению Георгия Димитрова «в связи с угрозой военного похода против СССР» и «в случае необходимости они должны были действовать в тылу агрессора с оружием в руках». ПГС находились тогда в целом ряде европейских стран. В ожидании боевых действий они оказывали помощь и своей партии, и советской разведке.

Особо Крекманов отметил работу радиомеханика и радиоконструктора Яна Досталека. На предприятиях чехословацкой военной промышленности он работал с 1921 г. и, в конце концов, обосновался на заводе в Кбелях, там же где трудился и Карел Йозефович. Для армии ЧСР Досталек сконструировал на ВТМ радиостанцию, производство которой началось в 1931 г. Три комплекта своей рации он собрал нелегально и передал советским разведчикам, первая из них успешно была испытана в Бадене, что недалеко от Вены. Перевезти через границу удалось и вторую рацию. Но третья была обнаружена на таможне, и вскоре чехословацкая контрразведка вышла на след конструктора. Досталек был арестован в марте 1932 г. и на допросах с пристрастием никого не выдал, пять лет провел в заключении. Погиб в период нацистской оккупации.

Но Винаров и Крекманов в своих воспоминаниях назвали, конечно, далеко не всех своих соратников в европейских странах. Ни тот, ни другой не упомянули, например, Карела Смишека, хотя Винаров и говорил о нем в одном из своих интервью в Чехословакии. В операции по приобретению и вывозу в Советский Союз технической документации на новые виды оружия, изготовлявшегося на предприятиях ЧСР по заказам и лицензиям западных фирм, принимал участие чех Йозеф Бейдо (1927–1931), продавец, грузчик, агент частных фирм в Моравской Остраве, «надежный и преданный член партии». Его и Карела Смишека пути-дороги пересекутся позднее в СССР.

Чехословацкие провалы 1932–1933 гг. Смишека не затронули. Он был отозван из Праги в апреле 1933-го «после провала, не по его вине, выехал в СССР» и благополучно добрался до Москвы. Полиция ЧСР узнала о нем гораздо позже. Лишь 8 февраля 1934 г. он был объявлен в розыск полицейским управлением чехословацкой столицы.

Радиотехник Разведупра

В Москве он отчитался о проделанной за десять лет работе и получил новое имя. В центральном аппарате РУ Штаба РККА появился сотрудник, которого звали Анатолий Михайлович Толлер. Он проработал там по своей специальности чуть более пяти лет, был сотрудником технических подразделений Управления, в частности, радиотехником, потом старшим радиотехником НИИ по технике связи, созданного в январе 1935 г. После введения в РККА персональных воинских званий он стал военным техником 2-го ранга (24.01.1936), т. е. лейтенантом. С того же года он – советский гражданин.

А тем временем ситуация в Разведупре складывалась не простая. В 1934 г. свой доклад о ситуации в военной разведке направил И.В. Сталину глава ОГПУ Генрих Ягода. О провалах в своем ведомстве (в ИНО ОГПУ) он даже не упомянул. На основании его доноса только на первом этапе из РУ было уволено более четырехсот человек. И в результете – все предвоенные годы в органах советской военной разведки существовал больший или меньший некомплект кадров. О деятельности А. Х. Артузова в РУ мы уже говорили.

При С. П. Урицком, который сменил Я.К. Берзина, старшего радиотехника НИИ по технике связи при РУ А. М. Толлера (Смишека) зачислили в январе 1937 г. в распоряжение военной разведки «для использования на специальной работе»⁵, и в 1937–1938 гг. он, видимо, находился за рубежом. А когда и.о. начальника РУ стал С. Г. Гендин его уволили из разведки (24.06.1938 г.), но сделали это по наиболее мягкой статье «Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА» (№ 43а) – «за невозможностью использования в связи с сокращением штатов или реорганизацией».

Семья

Еще в 1920 г. Карел Йозефович женился на Альбине Шимек, с которой служил в 1‑м Интернациональном полку, а позднее занимался в Москве на курсах «для подготовки на запад». Судя по всему, в Чехословакию она с ним не попала и контакт между ними был потерян. Вернувшись в Москву, Смишек познакомился через некоторое время в Подмосковье с Марией Козловой, которая работала администратором в доме отдыха Коминтерна (хотя есть основания предполагать, что за этой вывеской могла скрываться мастерская или цех ИККИ по разработке и производству радиоаппаратуры). Они стали жить вместе в столице, снимая там комнату на Зубовском бульваре.

Жена его имела всего 4 класса образования, но была весьма дельным человеком и стала хорошей матерью. Успешно освоила несколько профессий, в том числе маникюрши, трудилась в одном из престижных московских салонов красоты. Но главным делом ее жизни стала административная работа. Из всех языков, кроме русского, она знала только тайный – язык коробейников. И общалась на нем со знакомыми, когда тема разговора не была предназначена для детских ушей.

В 1935 г. у Марии и Карела родилась дочь, которую они назвали Любой. И все шло хорошо, пока однажды Карел Йозефович, придя с работы, не сообщил Марии Сергеевне, что к нему из ЧСР приехала его законная супруга. Не раздумывая долго, она указала ему на дверь. Впрочем, отношения между ними остались дружескими. Время от времени Смишек заходил к ним и один и с чехословацкой супругой. Та была по профессии белошвейкой и часто дарила бывшей семье мужа постельное и детское белье собственного изготовления.

Через некоторое время Мария Сергеевна познакомилась с Вильгельмом Бюргелем, младшим коллегой Смишека по военной разведке. Немец Вилли, родившийся в 1901 г., окончил 8 классов средней школы, работал на фабрике в Австрии (1915–1921), был моряком дальнего плавания на германских торговых судах (1923–1931), состоял членом компартий Австрии и Германии, выполнял ответственную партийную работу. Советским разведчиком стал в 1932 г. Пройдя восьмимесячное обучение радиоделу в Москве, работал полтора года в Китае, затем – радио-инструктор в центральном аппарате Разведупра. У них родился сын – Рудольф. Перед самой войной Вилли Бюргель был необоснованно репрессирован и умер в ИТЛ в 1942 г. Реабилитировали его спустя пятнадцать лет после смерти. Рудольф Вильгельмович долгие годы жил вместе с матерью, потом была женитьба, развод, впоследствии переезд на жительство в дальнее Подмосковье, где его следы и затерялись.

Работа в таксопарке

Покинув, не по своей воле, Разведупр, Карел Смишек устроился на работу в 13‑м московском таксомоторном парке, где его назначили бригадиром. Под его руководством оказался там и уволенный из Коминтерна, вышеупомянутый Йозеф Бейдо, ставший в Советском Союзе Иосифом Францевичем Байером. Окончив в Москве спецрадиошколу (1931–1932) он работал по линии ОМС – Службы связи ИККИ во Владивостоке, Алма-Ате, Ленинграде и Москве. Радистом он остался и в таксопарке. Карел Йозефович проработал в 13‑м ТМП 2,5 года (январь 1939 – июль 1941). Несколько больше в «13‑м» трудился Йозеф Бейдо.

Самыми распространенными автомобилями – такси, как гласит история, были в то время в Москве «Эмка» (М-1) Горьковского автозавода им. В.М. Молотова и «ЗИС-101» Московского автозавода им. И.В. Сталина. И ездили они не только по городским маршрутам, но были у них и загородные направления. Помимо обычных пассажиров, такси использовал тогда, в качестве служебного транспорта, ряд государственных учреждений, в том числе и Наркомат обороны СССР. Как повседневный транспорт такси арендовали для себя многие заслуженные москвичи и гости столицы.

Сотрудник НКВД и НИИ-100

В самом начале Великой Отечественной войны про Карела Смишека вспомнили в НКВД СССР. Возможно, его имя как радиоспециалиста назвал бывший главный резидент в Австрии Иван Винаров, который и сам уже работал в этой системе. В июле 1941 г. Карел Йозефович был командирован от этого ведомства на юг страны и пробыл там до сентября. Вполне вероятно, что он принимал участие в подготовке десантных групп, которые в конце лета были высажены в Болгарии и известны в истории как «подводники» и «парашютисты». Ведь среди руководителей их обучения был и Винаров. А Бейдо-Байер стал радистом одного из этих отрядов. В дальнейшем (до августа 1943 г.) Смишек служил радио-инструктором в органах того же наркомата, где занимался подготовкой кадров радистов для работы в тылу врага. В служебной характеристике указанного времени, с которой автору удалось познакомиться, его деятельность оценивалась положительно (30.12.1942 г.): «Тов. Сцинда подчеркивает, что знает т. Толлера только с положительной стороны по работе в системе НКВД». Густав Сцинда – немецкий коммунист, позднее отправленный из Москвы в советский партизанский отряд для выполнения особых заданий.

Вскоре встал вопрос об отправке в тыл противника и Карела Смишека. В связи с этим руководство Компартии Чехословакии дало ему такую оценку (30.03.1943 г.): «Он многие годы был изолирован от партии, но его специальная нелегальная работа, которую он продолжительное время выполнял, является гарантией его надежности». И в августе того же года его направили на учебу в спецшколу НИИ-100 при ЦК ВКП(б). НИИ-100 это одно из нескольких учреждений возникших в результате ликвидации Исполкома Коминтерна и заменивших его. Восьмимесячная подготовка успешно завершилась в апреле 1944 г. И на последнем ее этапе школьное начальство доложило по инстанции, что Карел Йозефович «к работе относится очень добросовестно и с интересом», а также «может самостоятельно изготовить и наладить аппаратуру».

Несколько месяцев он проработал в Москве в аппарате ЦК Компартии Чехословакии и в сентябре получил приказ десантироваться на базу одного из партизанских отрядов в Чехословакии, где в это время началось Словацкое национальное восстание. По начальству он доложил: «Все сообщения буду подписывать кличкой Смотров» (21.09.1944 г.), т. е. фамилий того ссыльного большевика, с которым судьба свела его в Сибири.

Перед отправкой Смишек забежал домой к Марии Сергеевне, попрощался с ней и с дочерью Любой, которая в это время гуляла во дворе. Больше они его не видели и не имели от него вестей. Ранее, в начале войны, спасаясь от налетов немецкой авиации на Москву, мать, дочь и сын эвакуировались из столицы в родные места Марии Сергеевны – деревню Большие Бугры Елецкого района, там, на короткое время, они оказались в оккупации, но вскоре были освобождены наступающей Красной Армией. Однако деревню немцы успели спалить, правда, предварительно выгнав из нее всех жителей. Через некоторое время после освобождения им удалось вернуться домой в Москву, где их и застал Карел Йозефович.

Прибыв на предназначенное ему место, он, в качестве радиста, работал с одним из лидеров КПЧ Яном Швермой, погибшим в бою с нацистами в ноябре 1944 г. Словацкое национальное восстание, в разнородном руководстве которого не было единства, разгромлено гитлеровцами в октябре. Однако на партизанское движение это особо не повлияло. Партизаны продолжали успешно действовать против врага и активно участвовали в освобождении страны. Потери вермахта в ходе восстания были значительными: 10350 военнослужащих убито, уничтожены 100 орудий и миномётов, 2 бронепоезда, 30 броневиков и бронемашин, свыше 1000 автомашин.

Послевоенное время

Когда наступило мирное время, партия направила Карела Смишека на работу в Министерство внутренних дел Чехословакии. Поначалу он был сотрудником МВД, потом помощником министра. Многие годы (1948–1961 гг.) возглавлял оперативно-технические подразделения в центральном аппарате Госбезопасности страны. В рамках своей компетенции он успешно обеспечивал деятельность всей системы ГБ, в том числе и внешней разведки. Несомненно, в этом ему помог десятилетний опыт работы на ВТМ в Праге и пятилетний – в НИИ по технике связи РУ Штаба РККА – РУ РККА.

Вместе с тем около трех лет (1945–1948 гг.) он был единственным радистом нелегальной партийной радиостанции, которая три раза в неделю поддерживала связь руководства КПЧ с Москвой. Материалы для сеанса связи ему доставлял специальный курьер. Некоторое время работа этой радиостанции продолжалась и после прихода к власти в ЧСР коммунистов (февраль 1948).

Надо заметить, что в чехословацком МВД в те годы трудился и хорошо знакомый ему Йозеф Бейдо-Байер.

После выхода на пенсию в 1961 году Карел Смишек не остался в стороне от своего ведомства, он участвовал, например, в подготовке молодых специалистов Корпуса национальной безопасности.

За свою многолетнюю деятельность он был награжден советскими орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, медалью «За отвагу»; чехословацкими орденами и медалями.

Генерал‑майор Карел Йозефович Смишек умер 25 февраля 1968 года⁶.

В поисках родных.

Неизвестность вокруг чехословацкого мужа Марии Сергеевны негативно влияла на судьбу дочери, поскольку некоторые чиновники предполагали, что за всем этим, на самом деле, кроется какая-то темная история. Поэтому Мария Сергеевна попыталась что-то узнать о судьбе своего первого мужа и послала запрос в Министерство обороны СССР. На него ответил начальник Управления кадров ГРУ генерал‑майор И. М. Смоликов (21.05.1959). В небольшой справке он сообщил, что Толлер Анатолий Михайлович был сотрудником МО СССР, в звании военного техника 2-го ранга, с IV 1932 г. по VI 1939 г., когда был уволен в запас. Никаких подробностей, необходимых для розыска, там не было.

В то время, когда появилась упомянутая заметка в «Огоньке», Мария Сергеевна была администратором в знаменитом Театре-студии киноактера на ул. Воровского. Любовь Анатольевна, окончившая Станкостроительный техникум, работала в Госстандарте, была замужем за Анатолием Даниловичем Мишедченко, который стал крупным специалистом по подземным сооружениям, автором и соавтором целого ряда изобретений в этой области. Именно он настоял на том, чтобы жена попробовала все же найти своего отца. Через знакомых семья Козловых вышла на журналиста – международника, который взялся передать Смишеку письмо от дочери и ее фотографию на одной из международных коммунистических конференций в Чехословакии. И поручение он исполнил в точности, Карел Йозефович письмо взял, но реакции от него на послание дочери никакой не последовало, ни тогда, ни впоследствии.

Однако после его смерти с семьей Козловых – Мишедченко связалась последняя жена Карела Смишека – Кветослава Смишкова-Яноушкова, обнаружившая то письмо и снимок при разборе домашнего архива мужа. Она же приняла активное участие в том, чтобы московские родственники получили некоторую часть наследства генерал‑майора Карела Смишека. Благодаря и ее усилиям их родственные связи были подтверждены юридически. Состоялось знакомство и с другими членами этой большой семьи.

¹ Журавский В.А. Дорога длиною в полвека // Огонёк. М., 1964. № 46. С.10.

² РГАСПИ. Ф.17. Оп.109. Д.64. Л.19, 19об.

³ РГАСПИ. Ф.495. Оп.272. Д.2609. Л.7, 7об.

⁴ Крекманов И. Радиостанция «Ян Досталек» // Огни Болгарии. София, 1969. № 5.

⁵ РГВА. Ф.37837. Оп.16. Д.74. Л.180.

⁶ Rudе pravo. Praha, 1968. 27 unora.

«Человек он крепкий… промаху не даст»: советский разведчик и коммерсант Артур Сташевский

После окончания гражданской войны в Советской России подводились ее итоги и награждались наиболее заслуженные командиры и бойцы Красной Армии. 13 июля 1922 года на заседании Президиума ВЦИК было принято решение: «Наградить тов. Артура Гиршфельда (Верховского) орденом Красного Знамени» (высшей в то время наградой Страны Советов) «за заслуги на агентурной работе». В постановлении ВЦИК и соответствующем секретном приказе РВС Республики по личному составу армии (№ 160 от 22.07.1922 г.) были указаны настоящие имя и фамилия, а также и один из псевдонимов интересующего нас командира РККА, но наиболее известен этот человек под фамилией СТАШЕВСКИЙ. С тех пор он числится среди первых краснознаменцев советской военной разведки. Тогда же он был награжден и знаком «Почетный чекист».

Артур Карлович Гиршфельд родился 24 декабря 1890 г. в Митаве Курляндской губернии (ныне г. Елгава в Латвии) в семье мелкого торговца – еврея, т. е. по меркам первых лет советской власти – в «мещанской», «мелкобуржуазной» семье. Из-за смерти отца с полутора лет воспитывался у дяди в Либаве (Лиепае), окончил там народную школу (а впоследствии экстерном и 4 класса гимназии). Только в 11 лет вернулся к матери, тогда уже жившей в польском городе Лодзь. Главными кормильцами этой большой семьи («9 душ детей») были старшие сестры Артура – учительницы. Через них и брата он познакомился с революционными идеями, поскольку его родные принимали участие в деятельности «Социал-демократии Королевства Польского и Литвы» (СДКПиЛ). Он и сам примкнул к работе этой партии (1905) и в том же году в первый раз был арестован, но в заключении его держали только неделю.

Покинув тюрьму, Артур стал работать счетоводом в одной из лодзинских контор и выполнять технические поручения партии (СДКПиЛ), в ряды которой вступил в 1906 г. В пору борьбы с «народовцами» (НДП – польская «Народово-демократическая партия»), входил в состав партийной милиции, противостоящей террору боевых отрядов НДП (1906). Вернулся в Либаву (1907), некоторое время состоял в местной военно-революционной организации, «оказывал технические услуги» (1907–1908). Выдан провокатором (кронштадтским матросом Байковым) и посажен в Либавскую тюрьму. Но через 6 месяцев ему удалось выйти под залог до суда. Воспользовавшись такой возможностью, Артур уехал из России за границу (1909) и стал политэмигрантом.

Как писал сам Сташевский, в СДКПиЛ он состоял до 1912 г., но конкретно о своей партийной работе в эмиграции (в доступных мне документах) не упоминал. Сначала он работал простым красильщиком (1909–1911), потом техником (1911–1913) на фабрике по окраске мехов в Париже. Потом переехал в Лондон, где работал техником-красильщиком на местной красильной фабрике (1913–1917).

В Россию он вернулся после революции, в ноябре 1917 г. Здесь некоторое время работал на красильне, потом был слушателем Лефортовской школы красных командиров (май 1918 – январь 1919), после окончания школы выполнял задания «Временного революционного рабочего правительства Литвы» (председатель В. Мицкявичюс-Капсукас), работал в тылу немецких войск в Двинске, Вильно, Ковно, где был арестован немцами, а потом выслан на другую сторону демаркационной линии, был также начальником партизанского отряда, сформированного им из немцев – перебежчиков и военнопленных. «Работал я тогда под фамилией Верховский, принимал участие в ряде боев под Жослями, где и был ранен. Принимал также участие в боях под Вильно, за что был награжден Ревсоветом Запфронта золот. часами. Отряд при отступлении из Вильно в непрерывных стычках и боях потерял убитыми и раненными большую часть состава» – из автобиографии¹. Вскоре Артура Верховского назначили на новую должность – военного комиссара бригады только что сформированной 4-й стрелковой (бывшей Литовской) дивизии (июнь 1919), чуть позже он стал комиссаром той же дивизии (июль – октябрь 1919).

С фронта Артура Карловича вызвали в штаб Западного фронта (ЗФ), где он занял пост начальника агентурного отделения политотдела фронтового РВС (ноябрь 1919 – апрель 1920), задача отделения – «разложение противника в виде широчайшего распространения в его рядах агитационной литературы», а также «политическая информация о противнике и контроль над всякими сношениями с ним». Одновременно он был заведующим «агентурным аппаратом» И. С. Уншлихта – уполномоченного Регистрационного управления Полевого штаба РВС Республики по разведке в Польше и к тому же члена РВС ЗФ². Кроме того, Верховский заведовал Агентурным отделом Региструпра штаба. По рекомендации Уншлихта, от которого Л. Троцкий требовал усилить разведку против сопредельного государства, Артура Карловича назначили начальником разведки штаба фронта (апрель – декабрь 1920).

Еще в декабре 1919 г., выступая перед участниками совещания в Региструпре в Москве начальник Полевого штаба П. П. Лебедев на примере Польши очертил круг задач, которые должна решать агентурная разведка на разных уровнях: «Разведка разделяется на войсковую и агентурную. Грань эта в центре здесь проходит довольно резко, но на местах сравнительно более стушевывается. Цели агентурной разведки дать Оперативным Органам нужные сведения о военной мощи, ресурсах, политическо-экономических фактах и т. д., и намерениях той или иной страны, например, ПОЛЬШИ. В частности о Польше важно знать: 1) военную политику в отношении Советской России, 2) к белым правительствам (Деникина, Юденича), 3) к Германии, Чехословакии и т. д., 4) из кого состоит армия, роды войск по оружию, полевых запасных и т. д. частей, 5) его ресурсы в людях и т. д., как проходят мобилизации, система пополнения, призванные уже возраста, меры вербовки добровольцев, 6) группировку сил по театру военной линии и внутри страны. В этом смысле особенно важно наблюдение за переброской войск, особенно с одного фронта на другой»³.

Когда Верховский принял дела Регистротдела «Штазапа», то оказалось что у Отдела в наличии только два действующих резидента, а большинство «ходоков на Польшу» не поляки. К тому же «дивизионные и армейские аппараты поставлены весьма плохо» (из доклада И. С. Уншлихта, 06.06.1920). Пришлось срочно принимать меры. В отчетном документе, направленном комиссару ПШ РВСР Д. И. Курскому за подписью И. С. Уншлихта и А. К. Верховского, докладывалось о том, как строилась разведка против Польши на Западном фронте уже в январе месяце 1920-го. «Общее число высланных агентов достигает 8; резиденции разбиты по следующим участкам: 1 резидент – Варшава с наблюдением на станциях в Молодечно, Седлец, Ивангород и Кельцы. 1 резидент исключительно на Варшаву. 2 резидента – Вильно, узловые станции – Кошедары, Свенцяны, Молодечно, Барановичи, Лида и Гродно. 3 – Ново-Свенцяны. 1 – Минск, район Молодечно, Лида, Барановичи, Борисов, Бобруйск и Вильно».

В Польшу были отправлены:

«1) Мариановский, коммунист, красный офицер, преданный делу, хорошо ориентирующийся в военных вопросах. В конспиративной работе он новичок и по характеру – боевой солдат. Это составляет его недостаток, как агента, но благодаря своей преданности и понятливости много обещает.

Мариановский назначен резидентом с местом резиденции в гор. Ново-Свенцянах. Порученный район – Вильно, Молодечно, Полоцк, Двинск, Свенцяны. Задания: общие задачи – освещать политическую и экономическую жизнь Литвы и Белоруссии, производить наблюдения за вышеуказанными железнодорожными узлами, взять под учет и сообщать о всех резервных, запасаных и формирующихся частях, переброска войск и пр.

Специальные задачи: наблюдать за ходом формирования белорусско-литовской армии, организовать присылку газет, брошюр и разной литературы, по возможности один раз в неделю.

Первых сведений ожидать к 15‑му февраля.

Мариановский выехал 11-го января.

(…)

2) Генрих, коммунист с партийным стажем, нелегальный работник Виленской организации, по образованию др. философии, с большой инициативой и большими связями, знающий хорошо условия жизни в Литве и Белоруссии. Назначен резидентом с местом резиденции в гор. Минске. Порученный район: Молодечно, Лида, Барановичи, Борисов, Бобруйск, Вильно. Общие задачи: как [можно] выше, с особенным ударением на политические вопросы, в которых он хорошо ориентируется. Специальные задачи: следить за организацией Литовско-Белорусской Армии, организовать регулярную доставку газет 2 раза в неделю, раздобыть фотографии и фамилии жандармов – провокаторов, связаться с школой краевой разведки, раздобыть всяческие военные приказы

Сведения ожидать к 15‑му февраля.

Генрих выбыл 11-го января, денег получил николаевскими 30.000 р.

3) Розин, беспартийный сочувствующий коммунистам. Он способный и знает хорошо местные условия, но к самостоятельной работе не пригоден. Отправлен в распоряжение Генриха, по желанию последнего, инструктирован относительно общих задач агента. Специальных заданий не дано. Уехал 21-го января. Денег получил на дорогу николаевскими 5.000.

4) Гомруль – беспартийный, еврей, сочувствующий коммунистам, интеллигентный и поворотливый. Знает хорошо местные условия и имеет практику агентурной работы (работал в Витебском пункте Региструпа). Производит впечатление немного деморализованного этой работой, но при умелом использовании его может дать хорошие сведения. Назначен резидентом с местом резиденции в гор. Вильне. Порученный район: Кошедары, Гродно, Лида, Барановичи, Молодечно, Свенцяны. Задачи: общего характера – политические, экономические и военные. Специальные задания: взаимоотношения Польши с Литвой и Белоруссией и раздобытие во что бы то ни стало – приказов из Штаба Фронта Шептицкого, указывающих на намерения польского командования, организацию и состав лит-белорусского фронта и вновь формируемых частей, документы, освещающие организацию секции дефензива и ее тактику. Выяснение тыловых частей и их настроения.

Требование главным образом документальных данных от Гомруля объясняется необходимостью контролировать его. Курьеров посылать один раз в неделю, ходоков – один раз в две недели.

Первых сведений ожидать к 20‑му февраля. Уехал 22-го января. Денег получил николаевскими 15.000.

5) Ясинский, молодой коммунист, поляк, преданный делу, из рабочей среды, интеллигентный, ловкий. Конспиративно не работал, но наверно скоро приспособится к этой работе. Назначен резидентом с местом резиденции в гор. Варшаве. Поручено ему наблюдение только за Варшавой. Общие задачи: политического, экономического и военного характера. Специальные задания – завязать сношения с Генеральным Штабом и с главным интендантским управлением для подробного выяснения организации и состава польской армии, намерения командования, снабжения армии и пополнения ее. Наблюдать за политической жизнью партий и дипломатическими отношениями. Курьеры – раз в неделю, ходоки – один раз в две недели.

Первых сведений ожидать к 1‑му марта. Выезжает 29-го с.м., денег получил – николаевскими 20.000 рублей.

6) Максим – коммунист, немец, уроженец Ковны, развитой и поворотливый, имеет большую практику в агентурной работе (работал в Витебском пункте Региструпа). Говорит на русском, польском, немецком и литовском языках. Посылается в качестве ходока для обследования пунктов: Полоцк, Лида, Барановичи, Лунинец, Сарны, Ровно. Обратный путь Барановичи, Минск, Борисов. Задачи: выяснение всех формирующихся запасных и резервных частей. Всестороннее освещение их состояния и состава. Выяснение организации и состава галлеровских войск. Выяснение организации и всестороннее освещение состояния войск группы полковника Сикорского.

Ожидать возвращения 10–15 марта. Выехал 28-го января, на дорогу получил николаевскими 15.000».

В завершение раздела Уншлихт коротко доложил об уровне специальной подготовки своих людей: «Каждый из посылаемых агентов был подробно инструктирован относительно задач разведки, характера, которые должны носить собираемые сведения, способа собирания сведений, пересылки их, конспирации и принципов организации армии».

Добыча информации помимо направления агентуры в Польшу проводилось Уншлихтом также по следующим направления:

– Опрос приезжающих. «Относительно приезжающих из Польши, Литвы и Белоруссии партийных товарищей и заслуживающих доверия жителей, мы вошли в соглашение с Ц.К. Литбел [ЦК Компартии Литвы и Белоруссии, существовавшей с марта 1919-го по сентябрь 1920-го], по которому все приезжающие из-за демаркационной линии, присылаются к нам для опроса по военным, политическим и экономическим вопросам. Таких опросов сделано было несколько и в отдельных случаях получили довольно интересные сведения, подтверждающие данные других источников. Особотдел присылает нам всех задержанных при переходе демарклинии. Дабы на будущее время получать таким путем более интересные и нужные нам сведения, все возвращающиеся за демарклинию и посылаемые туда работники получают от нас общие инструкции, благодаря которым они могут, не занимаясь специально агентурой, собирать по пути такие сведения. Таким же образом мы используем отдельных лиц, приезжающих в другие учреждения, как, например, в Особый Отдел».

– Использование торговых агентов. «Кроме того, в последнее время мы связались с Заведывающим Западного областного компленбежа, товарищем заслуживающим безусловного доверия, по вопросу об использовании для целей агентуры приезжающих и уезжающих за демарклинию торговых агентов. Использованы они будут таким образом:

1) Путем опроса приезжающих по общим политическим, военным и экономическим вопросам.

2) Для привоза газет, журналов и проч. литературы.

3) Заслуживающим некоторого доверия и обладающим связями на той стороне людям будут даваться определенные задания по выяснению расположения сил противника, войсковой организации, доставке приказов, директив и проч. Таким образом, мы, не принимая никаких обязательств по отношению к торговым агентам, которым нужно только содействие при переходе, можем получить в отдельных случаях хорошие сведения благодаря их связям и сметливости. Для этой цели при Отделении Пленбежа в Орше будет поставлен наш человек, на обязанности которого будет лежать опрос торговых агентов, сортировка и передача им наших поручений».

– Обзор зарубежной прессы. «Нами получаются газеты, доставляемые в ЦК Литбел, фронтовую и армейскую разведку, политотдел и активную разведку [разведывательно-диверсионную службу]. Газеты эти приходят обыкновенно с опозданиями: варшавские – на 10 дней, прифронтовые (минские и бобруйские) – на 5 дней. По мере доставки по возможности ежедневно делается нами обзор прессы и важнейшие сведения посылаются в форме бюллетеней в Региструп. До сих пор послано 25 бюллетеней. Самые важные сведения посылаются немедленно по телеграфу. По мере накопления материалов и полученных сведений составляются доклады о политическом, экономическом и военном положении Польши. Такие доклады мы сделали до сих пор два, один за декабрь месяц, а другой за начало января с дополнительными сведениями за декабрь»⁴.

Надо заметить, что тогда сотрудники Регистрационного отдела штаба Западного фронта работали, согласно архивным документам, по 11–20 часов в сутки. Они жаловались на недостаток денежных средств для работы, в том числе и зарубежной, на плохой паек и неаккуратную выдачу его.

Положение с разведкой улучшалось, но немедленно дать существенные результаты она не могла. Тем более, учитывая уровень подготовки имеющихся кадров (да и тех не хватало), а также и недостаточность финансирования разведывательной деятельности, имевшая место несогласованность действий различных подразделений военной разведки между собой и с другими военными, чекистскими и гражданскими организациями, параллелизм в работе, трудности связи. Все это сказывалось на войсковых операциях фронта, на ходе советско-польской войны 1920 г. При том некоторые начальники и командиры полагали, что для разведки вполне достаточно одной лишь преданности делу, а другие считали, что штабная работа вообще и разведка, в частности, не нужны. Как говорил один из известных командиров гражданской войны: «Весь штаб у меня в кармане». Когда подводились итоги гражданской войны, отмечалась, что многие партизанские командиры не признавали разведку, считая, что она не уменьшит сил противника.

Но отступать было некуда, приходилось работать с имеющимися кадрами и имеющимися средствами, постепенно развивая дело разведки. Негодные люди отсеивались, имеющие задатки для этой деятельности и желание работать приобретали в период гражданской войны опыт в органах разведки и контрразведки, на подпольной военной и партийной работе. Многие из них стали первыми, кто закрепился в составе Разведупра, обеспечивая его кадровую стабильность. Они стали теми людьми, про которых говорят: «с них начиналось ГРУ».

Было и еще одно направление деятельности «Регистрозапа» – активная разведка («активка»), то есть разведывательно-диверсионная деятельность.

И. С. Уншлихт докладывал председателю РВСР Л. Д. Троцкому (9.07.1920):

«Учитывая явно враждебное настроение крестьян Белоруссии по отношению к полякам, революционность крестьян, которая могла бы принести нам пользу в смысле разрушения тыла польской армии, мною в конце прошлого года [1919] было приступлено к созданию нелегальной военной организации – НВО».

Ее цель – «разрушение тыла польской армии, порча жел. дорог, мостов, всякого рода связи, отдельные теракты и в конечном смысле руководство крестьянским повстанческим движением под лозунгом Сов. Власти в противовес работе белорусских левых эсеров… было обращено внимание на всестороннюю работу в деревне, которая там не велась вовсе».

«В течение февраля, марта месяцев с.г. по апрель производилась организационная работа по этой и по той стороне. Высылались люди по ту сторону в качестве уездных или волостных руководителей, которые устанавливали на местах связь с кем нужно, вербовали группы боевиков из местных крестьян, боевые ячейки. Кроме этого сплавлялись за фронт в достаточном количестве оружие, преимущественно иностранного образца, винтовки и патроны, взрывчатый материал, а также денежные средства. Быстрым и усиленным темпом устанавливалась связь с возникающими партизанскими отрядами и организовывались новые отряды, словом шла лихорадочная подготовка к широкой активной деятельности зафронтового аппарата (Н.В.О.)… К концу апреля месяца уже пришлось засвидетельствовать целый ряд активных действий отдельных боевых групп Н.В.О. и их контактную работу с партизанами Белоруссии. Активная роль нашей организации конкретно выразилась во взрывах железных дорог, крушении поездов, взрыве отдельных мостов, порче телефонной и телеграфной связи, а также применении беспощадного террора по отношению к помещикам, агентам польской власти и жандармерии…

К началу нашего наступления в прошлый раз на фронте открылось широкое партизанское движение (в их числе и боевики НВО. – Прим. авт.). Оно выражалось в столкновении с отдельными частями польской армии, нападении на заставы противника, на его обозы в деревнях и местечках, на польскую жандармерию. И чем больше было карательных экспедиций поляков в применении репрессий к повстанцам, тем сильнее революционизировалось местное крестьянство и увеличивались в своем составе партизанские отряды. В последнее время число партизан исчисляется в десятках тысяч. Из них зарегистрировано и находятся под контролем Н.В.О. до 10.000…

Помимо прямых заданий Н.В.О. исполняет агентурные функции. Получаются сведения о польской армии и состоянии ее тыла. В настоящее время аппарат Н.В.О. согласовал свою работу с деятельностью агентуры Позапа (политотдел Западного фронта. – Прим. авт.), отделениями Регистрозапа на фронте и оперативными действиями штаба Запфронта. Последнее выражается в ряде заданий НВО на предмет захвата в тылу поляков всякого рода военных и продовольственных складов, грузов на станции и т. п. …

Необходимым условием для нашей работы в будущем является обеспечение нас живыми силами в лице выдержанных коммунистов – красных командиров, приток которых в последнее время совершенно прекратился».

За первую половину 1920 г. из сотрудников НВО было отправлено «по ту сторону» – 204 человека. В распоряжении организации находилась «легкая радиостанция, установленная в районе Борисова», через которую резиденту в этом городе должна была поступать вся интересующая командование информация⁵.

При РВС ЗФ была создана «Отдельная бригада особого назначения», которая именовалась также «Спартаковской». Эта воинская часть состояла в основном из бывших немецких и австрийских военнопленных. По замыслу, она должна была после захвата Польши в ходе советско-польской войны двинуться дальше на Запад, в Германию. Комсостав бригады почти сплошь состоял из работников разведки фронта, среди которых особо выделялись командир бригады Артур Карлович Верховский и комиссар Семен Григорьевич Фирин (Пупко), ранее командовавший партизанским отрядом в Литве. Этот известный впоследствии чекист начинал свою службу в военной разведке, так же как и Сташевский он был одним из первых ее краснознаменцев. Там же служил и Лев Александрович Борович. Одним из батальонов командовал Вольдемар Рудольфович Розе, окончивший Гатчинскую школу прапорщиков (1917), воевавший в 1-ю мировую войну на Рижском и Румынском фронтах (1915–1917). Все упомянутые здесь командиры – спартаковцы были потом военными разведчиками и резидентами в целом ряде стран Европы и Азии.

«Выслан в Берлин с полномочиями от коллегии ВЧК и Разведупра на организацию разведки в Западной Европе» (январь 1921 – июнь 1924), «работая иногда легально, иногда нелегально», один из руководителей объединенной Берлинской резидентуры, формально – секретарь торгпредства РСФСР под фамилией Степанов⁶. Наряду с ним из Берлина руководство разведывательной деятельностью в Германии и других европейских странах осуществляли в тот период Б. Б. Бортновский, С. Г. Фирин (Пупко), А. Я. Песс. С центром сотрудничали Лев Борович, Стефан Раевский и его жена Ирэна, Стефан Жбиковский, Владимир Ромм.

К осени 1924 г., благодаря совместным усилиям указных командиров разведки, в распоряжении этого центра были более ста агентов, работавших в Австрии, Болгарии, Германии, Италии, Польше, Франции и Чехословакии.

Там в Берлине начиналась долгая история знаменитого ВОСТВАГа (Wostwag – West-Osteuropäische Warenaustausch Aktiengesellschaft, т. е. Западно-Восточноевропейское акционерное общество меновой торговли). ВОСТВАГ был одним из первых в «Мобилизационной сети коммерческих предприятий» советской военной разведки за рубежом. Создателями АО стали в 1922‑м сотрудники РУ штаба РККА братья Аарон Лазаревич и Абрам Лазаревич Эренлибы, известные впоследствии как Сигизмунд Болеславович и Бронислав Болеславович Яновские. Официально их АО было зарегистрировано в октябре следующего года. В дальнейшем, насколько известно, отделения этой сети появились также в Китае, Монголии, Великобритании, Франции, США. Как отмечал один из ответственных сотрудников ЦК ВКП(б) (1927): «ВОСТВАГ – это, как я сказал организация особая. Она имеет коммерческую внешность, но работает под руководством Берзина… Там все наше. Там несколько немцев входят в состав правления. Это коммерсанты настоящие. Это такая особая организация, никаких капиталов они туда не внесли… Оно торгует, чем только хотите. На самом деле его задача – совершенно другая, совершенно секретная, совершенно замаскированная, задача связанная с военным ведомством»⁷. Главной целью ВОСТВАГа была не разведывательная деятельность, а помощь в легализации разведчиков и их материальное обеспечение.

В вольном городе Данциге (Гданьске) работал Василь Дидушек (1920–1922). По данным польской разведки (секретное исследование «Разведка СССР» 2-го отдела Генштаба, 01.02.1923) «с берлинским представительством в Гданьске связан Василь Дидушек, галицийский украинец, который организовал разведку в D.O.K. I (дело расстрелянного за шпионаж капитана Хенрика Терка), заместитель Дидушека полковник красного Генштаба Гризенберг, приехавший из Берлина». DOK I – это Командование корпусного округа № 1 в Варшаве.

Связь с Берлинским центром держала Софья Александровна Залесская (Зося), поначалу резидент РУ штаба РККА в Кракове, Польша (в 1921–1922 гг.), где ей предстояло подыскивать нужные связи и поступить на службу в штаб или дефензиву (контрразведку). Когда все связи по дефензиве были налажены, ее срочно вызвали в Берлин. Там ей поручили особое задание – быть кухаркой видного деятеля партии эсеров Виктора Чернова «и Кº» (март – ноябрь 1922). По мнению Бронислава Бортновского, «задачу эту выполнила весьма хорошо». В Австрии, в Венской резидентуре работала нелегальной курьершей на канале связи с Румынией и Болгарией (декабрь 1922 – весна 1923), было отмечено, что дважды (в Сербии и Румынии) она, благодаря своей выдержке, избежала провала и доставила «важные агентурные документы». Затем, в аппарате Берлинской резидентуры, несмотря на болезнь и тяжелую операцию Залесская выполняла отдельные поручения «по активной партийной работе», налаживала связь с Францией и внутреннюю связь «в Германской военной организации в Берлине» (лето 1923 – июнь 1924). Согласно характеристике, которую ей дал Бортновский «тов. Залесская прекрасный сотрудник для нелегальной работы»⁸.

Среди работников резидентуры был Борис Федорович Лаго, бывший офицер Белой Армии, работник белогвардейской разведки, награжденный Георгиевским Крестом. Под псевдонимом Борис Колпаков и с чехословацким заграничным паспортом на имя Франтишека Кольбера он работал по заданиям берлинского центра в Румынии (1922–1925). В своих воспоминаниях он рассказывает о неоднократных встречах со Степановым⁹.

Согласно данным польской разведки с ним был связан и Александр Дмитриевич Хомутов, выпускник Николаевского кадетского корпуса и Павловского военного училища, капитан, участник 1-й мировой и гражданской войн (в составе Северо-Западной армии белых), затем в эмиграции, многолетний сотрудник советской разведки. «В 1923 г. советский шпион Ремер познакомил Хомутова со Степановым, резидентом ГПУ в Берлине, который взял его к себе на службу с заданием шпионить за польскими и французскими сферами. Весной 1924 г. Степанов передал его своему преемнику Червякову» (из досье А. Д. Хомутова составленного во 2‑м отделе Главного штаба Войска Польского, 26.01.1934)¹⁰.

В Германии работала польская и немецкая коммунистка Эдда Карловна Тененбаум (Эльза Баум), которую по партийной работе с 1904 г. хорошо знали К. Цеткин, В.И. Ленин, Ф.Э. Дзержинский, И.С. Уншлихт, К.Б. Радек. Сначала она сотрудничала с «Разведывательным аппаратом К.П.Г.», позже была «в распоряжении Отдела товар. Степанова при Полпредстве в Берлине» (май 1923 – июль 1924)¹¹, затем ее перевели в Москву в центральный аппарат РУ штаба РККА.

В «Вольном городе Данциге» (польский Гданьск) действовала многочисленная разведгруппа «ДАР» (1920–1924), связанная с берлинской резидентурой. Она была сформирована в основном из русских эмигрантов. Руководили её работой гданьские коммунисты Артур Раубе и Бруно Гинце, а также бывший белогвардейский капитан Иван Иванович Беланин. Группе удалось, в частности, добыть документы о шпионской деятельности немецкого информационного бюро по Востоку (Остинформ) против Советской России. Кроме того, «ДАР» отслеживал деятельность русской эмиграции в Гданьске, помогал русским эмигрантам желающим вернуться на Родину¹².

Берлинский центр курировал журнал «Война и мир» (1922–1925). Этот «Вестник военной науки и техники» создавался через частное немецкое издательство «Фаланга» по инициативе Разведупра и им же финансировался. Редактировали журнал бывшие генералы российской армии М. И. Тимонов, А. К. Келчевский, В. В. Колосовский, целый ряд их коллег – бывших офицеров и генералов принимали участие в создании «Войны и мира», всего вышло около 20 номеров.

«Степанову» и другим приходилось также выполнять и задания Коминтерна (в частности держать связь с военной организацией ЦК КПГ, «четверкой» эмиссаров ИККИ в Германии). В связи с этим работу центра проверял в ноябре 1923 г. заместитель начальника РО штаба РККА Я. К. Берзин. Нужно также сказать, что «Степанов» не одобрял тогдашний террористический уклон в работе военной организации ЦК КПГ и отказывался такие операции проводить. В отличие от руководителя этой организации тов. «Володьки» (Вольдемара Розе) – хорошо знакомого Сташевскому по Спартаковской бригаде, к тому же Розе был еще одним резидентом военной разведки в Берлине.

Вернувшись из Германии в Москву, Артур Карлович переходит на гражданскую работу, но похоже и в дальнейшем числится в распоряжении РУ штаба РККА. Так 09.06.1928 он представлен Я. К. Берзиным к награждению подарком, в связи с Х-летием РККА, в составе группы «зарубежников-агентурщиков». А на вопрос «Личного листка по учету кадров» (27.02.1933) Сташевский ответил, что принадлежит к высшему начсоставу РККА, а против рубрики «должность по которой состоит на учете» написал – «в IV Управлении штаба РККА»¹³.

Вся его последующая жизнь связана с торгово-экономической деятельностью, в том числе и с хорошо знакомой ему (еще по эмигрантским временам) пушниной. Поначалу он некоторое время (1925–1926) состоял членом правления Всесоюзного объединения советского торгового флота для заграничных перевозок (Союзторгфлот). Потом почти с нуля создавал советскую меховую промышленность, был заместителем председателя правления Всесоюзного пушного синдиката «Пушногосторг» и сменившего его в 1931 году внешнеторгового объединения «Союзпушнина» (1926–1932), «за исключительную энергию в деле организации и развития меховой промышленности» награжден орденом Ленина (1932). Статистика, которая, как известно, знает все, свидетельствует, что меховая промышленность тогда действительно была создана и выведена на довольно высокий уровень, валютные поступления от нее резко увеличились¹⁴. Однако имелись и недостатки.

Именно поэтому в апреле 1932 г. торгпред СССР в Берлине (Германия) Н. Богомолов просил ЦК ВКП(б) оставить прибывшего туда в краткосрочную служебную командировку Сташевского в качестве «надежного во всех отношениях руководителя по существу всеми заграничными операциями по Союзпушнине». Богомолов не сомневался, что Артур Карлович справится с этой задачей: «Человек он крепкий, дело знает блестяще. В коммерческой работе промаху не даст»¹⁵. Но начальство решило иначе. Почти на два года, Сташевского поставили на несколько иную должность, но также связанную с добычей валюты для советской экономики. Он возглавил правление Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами «Торгсин» (декабрь 1932 – август 1934), учреждение известное многим по роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Позже его вернули к делам меховой промышленности, Артур Карлович стал начальником Главного управления пушно‑мехового хозяйства (Главпушнина) Наркомата внешней торговли СССР (август 1934 – июнь 1937), одновременно он входил в состав Совета того же наркомата (апрель 1936 – июнь 1937).

Последним и весьма важным делом в жизни А.К. Сташевского стала должность одного из высших представителей СССР в Испании, где шла гражданская война (у советских военных испанская командировка шла под грифом «операция Х», а в ЦК ВКП(б) ее называли «командировкой по группе А»). Политическим представителем в тот период был советский посол Марсель Израилевич Розенберг; военным представителем (главный военный советник) – Ян Карлович Берзин; экономическим представителем (торгпредом) был Артур Карлович Сташевский (октябрь 1936 – июнь 1937). На нем лежала обязанность снабжать Испанскую Республику всем необходимым и в первую очередь оружием и боеприпасами. И с этим связано его участие в вывозе в СССР большей части испанского золотого запаса.

Из Испании Сташевский был отозван и в Москве арестован (08.06.1937), следствие по делу о «польской шпионской организации», к которой приписали и его, длилось всего лишь около двух с половиной месяцев. 21.08.1937 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к ВМН и в тот же день приговор приведен в исполнение. Реабилитировали А.К. Сташевского 17.03.1956 г.

¹ РГАСПИ. Ф.17. Оп.100. Д.121380. Л.5.

² РГВА. Ф.104. Оп.15. Д.26. Л.3.

³ РГАСПИ. Ф.17. Оп.109. Д.64. Л.6.

⁴ РГВА. Ф.6. Оп.10. Д.17. Л.67–69.

⁵ РГВА. Ф.33988. Оп.2. Д.191. Л.15–16.

⁶ РГАСПИ. Ф.17. Оп.100. Д.121380. Л.5об.

⁷ РГАСПИ. Ф. 17. Оп.120. Д.14. Л.165.

⁸ РГАСПИ. Ф.17. Оп.98. Д.7264. Л.2-11.

⁹ Лаго Б.Ф. Воспоминания // Юность. М., 2011. № 11. С. 14–28.

¹⁰ РГВА. Ф.308к. Оп.7. Д.125. Л.6. См. также: Кочик В.Я. Трое из многих: Агенты советских спецслужб Александр Севрюк, Александр Хомутов и Кондрат Полуведько // В мире спецслужб. Киев, 2004. Октябрь. № 7. С. 68–72.

¹¹ РГАСПИ. Ф.17. Оп.98. Д.3723. Л.22–30.

¹² Romanow A. Emigracja rosyjska w Wolnym Mieście Gdańsku, 1920–1939 // Rocznik Gdański. 1985. T.45, z. 2. S.97–98.

¹³ РГАСПИ. Ф.17. Оп.100. Д.121380. Л.4.

¹⁴ Осокина Е.А. Борец валютного фронта Артур Сташевский (1890–1937) // Отечественная история. М., 2007. № 2. С. 35–36.

¹⁵ РГАСПИ. Ф.17. Оп.120. Д.64. Л.113.

Иван Винаров и советская разведка его времени

Начало

Датой создания советской военной разведки считается 5 ноября 1918 г., когда в составе Полевого штаба РВС Республики появилось Регистрационное управление. Несмотря на серьезный недостаток хотя бы элементарно обученных кадров, недостаточное финансирование и противодействие белогвардейской и зарубежных контрразведок, военной разведке все же удалось серьезно поспособствовать победе Красной Армии в четырехлетней гражданской войне.

Особое внимание уделялось Черноморскому региону. С одной стороны на его берегах шла гражданская война, поддержку белым силам в которой оказывала Антанта, в том числе и ее флот. С другой: по окончании 1-го этапа войны (1920 г.) весьма значительные силы Белой Армии осели в Болгарии и Турции, где находились и войска интервентов. Уже в 1918 г. используя, в основном, болгарских коммунистов советские партийные и разведывательные органы стали пристально изучать ситуацию в этих странах.

Иван Цолович Винаров (1896–1969)

Известны некоторые имена тех, кто руководил военной разведкой в том регионе и создавал там первые агентурные сети: Стоян Джоров, Койчо Касапов, Григор Чочев, Борис Иванов, Семен Фирин, Христо Боев, Николай Трайчев, Федор Гайдаров, Крыстю Кытев и др. Болгары сражались и на фронтах гражданской войны, в том числе и в тылу противника. Вот один из примеров: 23.09.1919 г. Генерального штаба полковник А.Т. Гаевский, и.о. начальника контрразведывательной части Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России, издал в г. Таганроге постановление по делу Н.И.Д. (по другому документу Николая Ильича) Кутинчева, который обвинялся в «большевистском шпионстве, а также активной, направленной во вред добровольческой армии, боевой деятельности», отмечалась его «военно-политическая в пользу советской власти деятельность и в других государствах», «связь его со шпионскими организациями большевиков за границей». Самого Кутинчева Гаевский отправил на гауптвахту, а его жену – Анну Ивановну, «как соучастницу его деятельности» – в Таганрогскую окружную тюрьму. Она была освобождена Красной Армией в декабре 1919 г., а он бежал из Екатеринодарской тюрьмы в марте 1920-го¹.

Агентурный период деятельности Ивана Винарова

Иван Цолов Винаров (пс.: Ванко) родился 24 февраля 1896 г. в болгарском городе Плевен в семье мелкого служащего. По окончании 3‑х классов прогимназии в родном городе, он освоил профессию столяра, работал по этой специальности на фабриках и в мастерских (1910–1921). При этом Винаров активно участвовал в революционном и рабочем движениях в Плевне. В 14 лет стал членом «тесняцкого» (впоследствии коммунистического) Союза молодежи, вступил в ряды профсоюза деревообделочников (1908 г.). И его деятельность не осталась незамеченной властями. Ивана Цоловича арестовали в 1913 г. и полгода продержали в заключении, однако вину его доказать не удалось и он был освобожден. Спустя 3 года Винаров принят в члены Болгарской социал-демократической рабочей партии (тесняков), преобразованной в 1919 г. в Болгарскую коммунистическую партию – БКП.

Во время 1-й мировой войны он был призван в армию, прошел краткую подготовку и принимал участие в боях на Южном европейском фронте (в районе г. Гевгелия и Дойранского озера) в составе 9-й Плевенской дивизии, в качестве рядового 6-го пехотного полка. Но и партийную работу он не забывал, занимался антивоенной агитацией и пропагандой в болгарской армии (1915–1918 гг.), при этом был награжден орденом «за храбрость» и получил двадцатидневный отпуск (1917 г.), домой вез письма для земляков с фронта, а также оружие и боеприпасы «для будущих классовых битв с капиталом», как и советовал видный деятель БКП Тодор Луканов. Потом вернулся в свою часть в Гевгелия, продолжал свою партийную работу. После развала фронта принимал участие во Владайском солдатском восстании (осень 1918 г.).

Вернувшись домой, возобновил работу по специальности, которую совмещал с партийной и профсоюзной деятельностью в Плевенском округе, «руководил нелегальной работой по вооружению партии», т. е. занимался изъятием оружия со складов Союзной контрольной комиссии, с тайных складов, на которых болгарские военные прятали оружие от войск Антанты. Винаров вспоминал: «Разведка, которая вскоре стала моим главным революционным призванием, тогда сыграла положительную роль. Партийная организация располагала сведениями о нескольких десятках тайных укрытий, где военные прятали оружие. Артиллерии не было (артиллерийский полк находился в Севлиево), в городе [Плевне] прятали пулеметы, пистолеты, гранаты, патроны».

Вместе с тем Винаров принимал активное участие в работе нелегального канала связи Варна – Севастополь, Варна – Одесса, организованного и возглавляемого Григором Чочевым. Возможности канала использовались Коминтерном, отдельными компартиями, а также и разведслужбами Страны Советов.

Кроме того, «откликаясь на призывы партии, болгарские трудящиеся саботировали отправку военного снаряжения войскам Деникина и Врангеля. Они задерживали воинские эшелоны на железнодорожных станциях, выводили из строя паровозы и вагоны, груженые оружием. Плевенские рабочие под руководством коммуниста Ивана Винарова на ходу забирались в поезда, когда они медленно передвигались в горах, и выбрасывали из вагонов оружие и военные материалы, предназначенные для белогвардейцев. Иногда они поджигали составы, идущие в черноморские порты Варна и Бургас»².

К тому же он был сотрудником охраны и участником исторического 1-го (учредительного) съезда БКП (май 1919 г.), принимал участие в создании Плевенской окружной военной организации БКП и стал ее членом. Подчеркивал в своих мемуарах, что ее деятельность не ограничивалась вопросами вооружения. Рассказывая о составе Плевенского военного отдела, он назвал комсомольцев Васила Вылчанова Додева и Васила Цакова Йотова, заметив в скобках, что оба они «впоследствии эмигрировали и стали ценными сотрудниками в моей партийно-разведывательной работе в Вене и Праге, а двадцать лет спустя, в августе 1941 г., включены, по моему предложению, с состав группы «подводников» Цвятко Радойнова, сражались на родине и погибли, их расстреляли в туннеле ШЗО [Школы офицеров запаса в Софии]».

Сотрудничество Ивана Винарова с советской военной разведкой началось, как писал он сам спустя 20 лет, в 1919 г., а связь с ней, осуществлялась, по-видимому, через партийных товарищей, дававших ему и свои задания. Этот период его разведывательной (а также и партийной) деятельности продолжался два года. Чуть более месяца он смог проучиться в Центральной партийной школе в Софии (декабрь – январь 1920 г.), но был отозван оттуда на прежнюю работу. Несколько месяцев спустя он впервые встретился с советскими разведчиками: летом 1921 г. «из Софии прибыли двое русских, одетых в белогвардейскую форму. Их сопровождал товарищ из Центрального комитета. Оба представлялись «белыми», но «осознавшими необходимость работать для родины». Не было нужды расспрашивать их, хотя было ясно, что это совершенно другого рода люди… Задача сопровождать их в Варну была возложена на меня. В Варне товарищи встречались с Димитром Кондовым, Григором Чочевым, Андреем Пеневым, Благоем Касабовым и другими партийными деятелями… Неделя, которую мы провели там, русские люди посвятили прогулкам вокруг города, где в специальных лагерях находились белогвардейцы, разговорам с различными людьми, в первую очередь с портовыми грузчиками. Цель их была установить количество и состав белогвардейских частей, а также как и когда погружается оружие на пароходы и действительно ли те грузы, которые предназначались к уничтожению «в результате потопления», отправились на дно морское. Выяснив все в подробностях, русские выехали в Софию».

В сентябре 1921-го он был арестован как участник коммунистического движения «за экспроприацию оружия для партийных отрядов» и приговорен к 8 годам одиночного заключения, сидел в тюрьмах городов Плевен, Шумен, Хасково. Через год и три месяца после ареста (декабрь 1922 г.) ему посчастливилось бежать, когда его привезли в суд в качестве свидетеля. Добравшись до Варны, он связался с кметом (мэром) Варненской коммуны Димитром Кондовым, с его помощью (и с согласия ЦК БКП) Винарову, другому советскому разведчику Жечо Гюмюшеву и активисту военной организации БКП Бояну Папанчеву, которых также преследовали власти, удалось сесть на советский грузовой корабль. Плыли они в Советскую Россию вместе с четырьмястами бывшими врангелевскими солдатами³.

По Черному морю добрались до Новороссийска, а оттуда все трое отправились в Москву, куда прибыли в начале 1923 года. В СССР Винарова называли или Иван Цолович, или Иван Гаврилович.

Первые задания на кадровой службе в РУ штаба РККА

Как вольнонаемный сотрудник он числился на службе в советской военной разведке и в РККА с августа 1922 г. Как отмечал сам Иван Цолович, «Четвертое управление зачислило меня в ряды своих зарубежных сотрудников еще в середине 1922 г. Два русских «белогвардейца», которых я охранял в Плевне и сопровождал в Варне, на самом деле были советскими людьми, чекистами Берзина; после возвращения в Москву они докладывали… и о моей деятельности».

Однако, прибыв в столицу Советской России, Винаров некоторое время состоял сотрудником референта Балканских стран ИККИ (там и принят 11.04.1923 г. в члены Российской компартии), работал столяром на фабрике по производству мебели, деревянных панелей и музыкальных инструментов, повышал свою партийную подготовку в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова (март 1923 – апрель 1924 г.). И этому есть объяснение: статус РУ был понижен тогда до отдела (ноябрь 1922 – март 1924 г.) и в соответствии с этим сокращен его личный состав – 275 сотрудников числились в РУ в 1921 г., а в начале 1924 г. их было всего 91. С приходом к руководству военной разведкой Я. К. Берзина Разведотдел вновь стал Разведывательным управлением и таким образом появилась возможность увеличить личный состав РУ.

В период пребывания вне военной разведки он встретил свою будущую жену Галину Лебедеву, дочь генерала российской армии, умершего еще до революции.

В Разведупре штаба РККА он поступил в распоряжение Христофора Интовича Салныня («Гриша»), с которым ему впоследствии предстояло не один раз работать.

Возможно первой операцией, в которой ему довелось принимать участие вместе с «Гришей», была переброска оружия и литературы для БКП (апрель 1924 – ноябрь 1925 г.), партия готовила вооруженное восстание и разворачивала партизанское (четническое) движение. Но не все рейды по этой линии оканчивались благополучно.

По этому поводу начальник отделения «Общественная безопасность» Министерства внутренних дел и народного здравоохранения Болгарии докладывал своему министру (04.08.1924 г.): «Доношу Вам, Господин Министр, что по сведениям, полученным от лиц из коммунистической среды, 1½ месяца назад прибыл из Москвы через Стамбул Борис Шаранков, офицер запаса Болгарской армии, служивший в кавалерии, а в настоящее время комиссар Коминтерна в Москве. Он был несколько дней в Софии, после чего выехал на Черноморское побережье нашей страны, чтобы основать базу для прибытия и акустирования моторных лодок из большевистской России. Такую базу он выбрал и устроил в местности «Св. Яни» у с. Гёзекен, вблизи с. Бяла, после чего отбыл обратно в Россию»; (15.08.1924 г.): «В лодке, захваченной у Гёзекен, найдены: 20 ящиков с автоматическими винтовками; 2 ящика револьверов; 8 ящиков патронов для манлихеровки; 8 ящиков гранат (такой же формы, как и одринка); 30 ящиков патронов для автоматической винтовки; 12 ящиков патронов для манлихеровки. В лодке было 120 ящиков, 40 из которых сброшены в море. В них было 6 пулеметов… В подготовке и совершении вышеизложенного приняли участие 60 человек из окрестных сел… Переноска оружия с моря на склад проходила под охраной 30 человек селян, а 15–20 хорошо вооруженных селян охраняли склад… Курьерами по переправке оружия [по маршруту] Севастополь – Варна были Иван Винаров из Плевны, Никола Попов – македонец и Христо Генчев, который был ранен и арестован…»⁴.

К тому же зарубежные телеграфные агентства сообщали: «В связи с обнаружением оружия арестован Г. Пеев, учитель из Гебедже, который указал еще один склад, где найдено 11 ящиков с взрывчаткой. Арестовано еще несколько человек. Одним из главных является русский Алексей Грабовский. В 1922 г. он «бежал от большевиков» из СССР. 2 года связной – передавал деньги, оружие и инструкции из СССР в Болгарию. Поставлял в СССР сведения из Болгарии»⁵.

Позднее о ситуации с провалом Боньо Петровский, ответственный сотрудник Военной организации БКП, докладывал вице-консулу СССР в Турции С.М. Мирному (София, 20.09.1924 г.): «12 августа властями было захвачено парусное судно, хозяином которого был Грабовский. Арестованы находившиеся в нем Христо Генчев, Алексей Грабовский и Закария Гирити. Впоследствии в Варне арестован Тодор Димов. Спаслись: а) в Варне – Благой Касабов и Андрей Пенев, б) в Эмине – Янко Андонов, Георги Юрданов и тов. Осип [Христофор Салнынь]. С тремя последними я неделю тому назад лично встретился. Тов. Осипа в скором времени отправим в СССР через Одрин – Константинополь». Копию этого письма получил Жечо Гюмюшев (Шварц), находившийся тогда в Севастополе⁶.

Процесс по делу об оружии состоялся в марте 1925 г. в Варне, по нему проходило 30 человек. Ни одного смертного приговора по оружейному делу не было. Иван Винаров осужден заочно на 10 лет тюремного заключения. Но, несмотря на провалы, работа на данном направлении продолжалась и в последующие годы.

Согласно воспоминаниям «Ванко», Заграничный комитет БКП «наряду с военно-организаторской и политической работой прилагал усилия, чтобы доставить новые партии оружия. В то время, когда мы совершали свои рейсы на парусниках через море, значительно большее количество оружия поступало в страну по нескольким каналам с севера, запада и юга. С севера поступало австрийское оружие, закупленное в Вене Заграничным комитетом, и отправленное в страну по Дунаю в недрах торговых грузов. С юга поступало оружие, добытое приверженцами левого национал-революционного движения Эгейской Македонии, которым руководил Васил Манолев, ранее бывший верным соратником Яне Санданского и первым помощником Тодора Паницы. С запада поступало оружие из Югославии, его переносили через границу на своих плечах десятки болгарских политэмигрантов».

После получения начальной пятимесячной подготовки в Разведупре, он побывал в Болгарии (не долго), Сербии и Австрии, помогал болгарским коммунистам, покинувшим страну из-за репрессий, обрушившихся на них после покушения 16.04.1925 г. на царя в храме «Света неделя» в Софии – «последняя авантюристическая акция Военного центра», как назвал ее Винаров (апрель – ноябрь 1925 г.). Он писал в автобиографии: что «нелегально перебросил более 300 человек, которых отправил в Советский Союз», отметив при этом, что совмещал тогда «военную и партийно‑мопровскую работу», причем в Сербии и Австрии у него «не было никаких провалов»⁷.

Переброска осуществлялась по нескольким нелегальным партийным каналам, ведущим из Югославии в Австрию. Один из них шел из Белграда в Словению (Марибор), а оттуда в Вену. Среди организаторов и руководителей переброски болгарских коммунистов были и будущие соратники Винарова по работе в Разведупре: Иван Крекманов, Стефан Боюклиев, Васил Вылчанов Додев и др.

Китай

В Москве, куда Иван Винаров вернулся из зарубежной командировки, он пробыл недолго. Прошло менее двух месяцев, и он получил новое назначение, ему предстояло отправиться на другой край света в Китай, где уже с 1922–1923 гг. работали наши военные и политические советники.

«Ванко» назначили советником по вопросам военной разведки в группе Христофора Интовича Салныня – «Гриши» (январь 1926 – февраль 1929), некоторое время он работал советником в армии Фын Юй-сяна, а после измены Чан Кай-ши они перешли на нелегальное положение и обосновались в Пекине и Шанхае, начали выполнять секретные задания: «создавать нелегальную организацию КПК и вести разведку в лагере противника». Укрытием для них послужила шанхайская экспортно-импортная торговая фирма, официальные ее руководители чех «Людвиг» и югослав «Мирко», владельцами филиала в Пекине были немец, поляк и два бывших белогвардейца из армии Колчака. Как вспоминал Винаров, «шанхайская экспортно-импортная фирма имела не только контору для деловых контактов с местными клиентами и бизнесменами, но и представительный магазин во французском квартале европейской части города. Там можно было приобрести всевозможные товары: меховые изделия из Финляндии, женские туалетные принадлежности из Вены, хрустальные и фарфоровые сервизы из Праги, модную обувь из Брно, электрическое оборудование из Берлина, ароматные сигареты из Турции, Греции и Болгарии, шелковые ткани, кимоно, дамские веера из Японии, черную икру, рыбные деликатесы и дорогие меха из Советского Союза». К тому же их торговое предприятие оказалось доходным, а разведывательная работа их интернационального коллектива стала успешной и завершилась «без провалов». Согласно воспоминаниям Ивана Цоловича, «Центр регулярно получал от нашей группы информацию о соотношении и скрытых тенденциях военно-политических сил, которые в то время определяли поведение и судьбу Китая». В 1929 г. Разведупр выпустил («для внутреннего использования») справочник «Китай: Современное положение» в нем наверняка были использованы материалы, добытые группой Салныня.

Связной группы весь период их деятельности в Китае была жена Винарова Галина Петровна Лебедева (р. в 1892 г., член компартии с 1928 г.), которая работала шифровальщицей в советских представительствах в Пекине и Харбине. А «Ванко», кроме всего прочего, исполнял обязанности советника в созданной ими военно-политической организации КПК, которую они же снабжали оружием, используя свое экспортно-импортное положение.

Винаров и Салнынь были отозваны в феврале 1929 г. и вместе с двумя другими членами группы вернулись в Москву (апрель 1929 г.). В Китае оставалась их агентура, продолжавшая работать с другими военными разведчиками. Отчитавшись в Центре о проделанной работе, «Ванко» поступил на Курсы усовершенствования комсостава по разведке при Разведупре (апрель – сентябрь 1929 г.), но закончить их вовремя ему не удалось. Он вновь оказался на Дальнем Востоке и принял участие в ликвидации вооруженного конфликта на КВЖД в качестве одного из руководителей разведывательных операций в тылу врага – вновь с Х.И. Салнынем (сентябрь – декабрь 1929 г.), действовали они в составе только что созданной Особой Дальневосточной армии. После тщательной подготовки, с помощью китайских коммунистов, группа «Гриши» переправилась на другой берег Амура и добралась до города Цицикара. За девять дней они выполнили свою задачу и вернулись на советскую сторону реки. Там они поступили в распоряжение РО штаба ОКДВА. Армия за успешное выполнение боевых заданий была награждена орденом Красного Знамени и стала именоваться Особой Краснознаменной Дальневосточной армией.

Вернувшись в Москву с Дальнего Востока Винаров завершил обучение на Курсах, готовился к новой зарубежной специальной командировке (декабрь 1929 – март 1930 г.). «Изучал все технические новинки, которые могли оказаться полезными в работе, все виды нового оружия, усовершенствованные приемы самозащиты при внезапном нападении с холодным или огнестрельным оружием; анализировал действия врага, выявленные на очередных шпионских процессах в Союзе, изучал шифр, занимался физкультурой. Разумеется, обязательной частью обучения было повышение уровня марксистско-ленинской подготовки, расширение политического кругозора, совершенствование экономико-географических познаний, усвоение языков».

Подготовка к будущей войне

В конце 1920‑х – начале 1930‑х гг. в СССР, в рамках подготовки к большой войне, началось широкомасштабное обучение партизан для грядущих боев, к этой операции привлекались в немалом количестве и гражданские люди. Проводились учения, делались закладки оружия, взрывчатки и продовольствия, предназначенные для часа «Икс». Тогда в Белорусском военном округе силами ОГПУ было сформировано 6 партизанских отрядов численностью 300–500 человек, весь личный состав которых прошел обучение в специальных школах. В военной разведке этой проблемой занимались – РО штаба Украинского военного округа (начальник Г. И. Баар), соответствующее отделение в РУ Штаба РККА (начальница М. Ф. Сахновская). Одним из основных преподавателей специальных предметов для будущих партизан стал сотрудник Сахновской – Илья Григорьевич Старинов, (которого впоследствии назвали «дедушкой российского спецназа»), рассказавший об этом в своих воспоминаниях «Мины ждут своего часа» (М., 1964). По линии партизанского отделения (позднее это отделение – отдел «А» – «активка») и работал впоследствии Иван Винаров.

Главный резидент в Европе

В секретных приказах РВС СССР по личному составу армии 1930-го года его служебное положение выглядело следующим образом: «Состоящий в распоряжении IV Управления Штаба РККА Винаров Иван Цолович назначается [сотрудником] для особых поручений 2 разряда того же Управления» (15.03.1930 г.); «Состоящий в распоряжении IV Управления Штаба РККА Винаров Иван Цолович окончил 25/VI-1930 г. Курсы усовершенствования по разведке при том же Управлении и назначен состоящим в распоряжении того же Управления» (25.06.1930 г.).

На самом деле: напутствием начальника Управления Я.К. Берзина началась (март 1930 г.) очередная командировка «Ванко» (новый псевдоним «Март»), на сей раз в Европу главным резидентом. Штаб-квартира его находилась в Вене (он жил во 2‑м бецирке на ул. Штумпергасе № 45), откуда руководил разведработой в Австрии, Польше, Чехословакии, Румынии, Югославии, Греции, Венгрии, Болгарии и Турции. В некоторых из этих стран он побывал и сам⁸. Согласно мемуарам Винарова, разведывательная группа приступила к осуществлению первых секретных заданий после шестимесячной подготовки.

Одним из помощников главного резидента стал Ангел Вылчев (полное имя Ангел Вылчев Ангелов, в СССР: Иван Петрович Арсеньев), работавший в Австрии в 1929–1934 гг. Иван Винаров писал (12.02.1940): «Он был примерным товарищем преданным своей работе. Под моим руководством он освоил ее настолько, что в случае моего отсутствия в Австрии, он меня замещал и исполнял возложенные на него обязанности весьма добросовестно. Он очень дисциплинированный и образованный наш товарищ»⁹. Чехословацкой резидентурой, в составе организации «Марта», руководил Иван Крекманов (1930–1933 гг.), однако выполняемые им задания главного резидента касались и других стран. Иногда он и сам выезжал туда. Среди своих помощников Иван Цолович назвал также Ангела Игова, Петко Петкова, Тома Маринова.

Из характеристики Центра о деятельности Винарова в этот период: «Винаров организовал на чешских военных заводах и заводе «Шкода» разведывательные группы. Он получил исчерпывающую информацию о состоянии авиационной промышленности, которая характеризуется как особо ценная. С его помощью Центр получил также необходимые ему 17 греческих паспортов. От Винарова получены исключительно интересные сведения государственного значения от источников в Бухаресте, Белграде, Афинах и Софии…»¹⁰.

Получению упомянутых сведений способствовали, в частности, специальные почтово-телеграфные команды (ПТК), созданные в Болгарии, Греции, Румынии и Югославии. ПТК в названных странах перехватывали правительственные и дипломатические депеши и отправляли их в венскую резидентуру.

В Болгарии данной работой руководил Димитр Ананиев («Мими», «Гюго»), он возглавлял группу сотрудников Софийского центрального почтамта. Помимо этого, как вспоминал Винаров, они «осуществляли широкую деятельность по сбору информации с помощью своих людей в военно-фашистских правительственных кругах. Некоторые из них помогали советской разведке до дня победы». Поставленные задачи, как считал главный резидент, Ананиев выполнял «тактично, умело и безупречно». О подробностях этой работы вспоминал болгарский телеграфист Георги Милушев:

«С 1932 г. до 1936 г. почтовый работник Димитр Ананиев был руководителем особой организации разведчиков, работающих по зарубежной линии. Я получил специальное секретное задание: делать копии всех шифрованных телеграмм, как входящих, так и исходящих, связанных с деятельностью фашистских дипломатов, аккредитованных в Софии, а также болгарского правительства и Военного министерства. В те годы посольства не имели своих радиостанций, их секретные телеграммы проходили через телеграфную и радиотелеграфную станции Софии и сохранялись в их архивах.

Задача была трудная, но выполнение ее соответствовало моим желаниям. Как телеграфист я работал главным образом с международными станциями – Белграда [Югославия], Бухареста [Румыния], Стамбула [Турция], Салоников [Греция]. И это обстоятельство помогало мне выполнять задание. Но значительная часть дипломатических телеграмм проходила и по радиотелеграфу. Кроме того, я работал посменно, что не позволяло мне копировать все телеграммы. Тогда по поручению Д. Ананиева я перешел на работу в службу международного контроля, где сохранялись все международные и внутренние телеграммы. Мне даже удалось стать руководителем этой службы. Теперь я имел доступ ко всем тайным телеграммам. Копии телеграмм, как и другая информация, отправлялись в Вену тов. Ивану Винарову»¹¹.

Со ссылкой на воспоминания «Ванко» Милушев называет и других членов группы: телеграфиста Йосифа Рангелова, радиотелеграфиста Ивана Делибашева, механика телеграфных аппаратов Георги Ковачева, инженера технической службы Главной дирекции почт и телеграфов Николу Белопитова, чиновницу «черного кабинета» (полицейская цензура корреспонденции) Любицу Петкову Еневу, почтальонов Асена Янкова, Ивана Милчева, учительницу Цветану Георгиеву и др. При этом он подчеркнул, что, в целях конспирации, члены группы работали обособленно, каждый сам по себе на своем участке.

Менее успешной была деятельность почтово-телеграфной службы советской военной разведки в Румынии. Там работой ПТК на центральном почтамте руководили Иван Тевекелиев (ранее – в 1930–1932 гг. – сотрудничавший с резидентурой Крекманова) и Иван Мициев, прибывший из Брюсселя, Бельгия. Они регулярно передавали информацию не только по линии ПТК, их сведения касались и деятельности антисоветской агентуры в Румынии. 27.01.1933 г. Тевекелиев был арестован в Бухаресте в результате (по разным данным) то ли предательства, то ли нарушения конспирации. Парижская газета «Последние новости» сообщала: «Бухарест, 28 января. Сегодня румынская полиция произвела обыск на центральной почте в Бухаресте. Арестовано 32 почтовых чиновника. Полиции стало известно, что на телеграфной и почтовой службе образовалась особая организация шпионажа. Читались письма и телеграммы румынских министерств, банков и других учреждений… Арестованные чиновники находились в связи с большой шпионской организацией, работающей для СССР» (29.01.1933 г.).

Тевекелиева обвинили в шпионаже в пользу СССР, но из-за недостатка улик процесс длился 3 года. И лишь в 1936 г. Ивана осудили на 8 лет тюрьмы. Но освободили его в октябре 1940 г. и передали болгарским властям, а те отправили Тевекелиева в ссылку в родное село Тантури Горнооряховской области. По данным Коминтерна он «в сигуранце рассказал все что знал. На процессе и в тюрьме вел себя хорошо»¹². Тем не менее, работа ПТК в Бухаресте продолжалась. Крекманов отмечал, что Иван Мициев «сделал очень большую и важную работу в Румынии»¹³.

Помимо всего прочего, при участии Ивана Цоловича создавались (и использовались уже существующие) группы для работы в тылу противника, формировавшиеся на случай начала войны против СССР. Наиболее известными из них являются «партийные группы содействия БКП», которые начали создаваться в разных странах еще в конце 1920‑х. Центральная ПГС БКП находилась в Берлине, Германия. «Ванко» писал: «Особенно сильные партийные группы среди студентов были созданы в Вене, Граце [Австрия], Праге, Братиславе, Брно [Чехословакия], Берлине, Мюнхене, Дрездене, Лейпциге [Германия], Париже, Монпелье, Нанси, Гренобле [Франция] и др. Помимо общих политических задач студенческие партийные группы выполняли и ряд строго секретных поручений». Тогда же (в 1932 г.) в Коминтерне родился совершенно секретный документ «Краткая записка о задачах и формах активного содействия СССР на случай войны с западными сопредельными странами»¹⁴.

Подобные группы существовали и в других компартиях Европы, иногда под иными названиями. Но пока что этих людей использовали в интересах советской разведки. Создавались склады оружия и взрывчатки на случай войны. Когда в мае 1933 г. Компартия Австрии была запрещена и в ней шла работа по переходу на нелегальное положение у некоторых функционеров КПА были обнаружены такие склады оружия, о которых руководство партии и не подозревало.

Одним из прикрытий деятельности (в основном курьерской) главной австрийской резидентуры служила венская фирма по экспорту-импорту сельскохозяйственной продукции. Среди тех, кто занимался этим делом, был и Никола Йотов. Он писал: «Помню, что после долгих разговоров Иван Винаров мне сказал: «Ты ведь окончил факультет внешней торговли. Теперь ты будешь заниматься тем, чему учился столько времени». Так началась наша торговая деятельность». А когда она разрослась «через наших людей стали поступать важные сведения из Бухареста, Белграда, Афин, Стамбула…». По тому же поводу Винаров сообщал: «В Вену ко мне стекались все документы. Сначала я отправлял их в Центр через курьеров… Потом Берзин сократил эту процедуру. Он прислал в группу двух высококвалифицированных шифровальщиков, которые на месте расшифровывали тексты телеграмм и по радиосвязи передавали их в Москву».

Работа торговой фирмы была весьма важной и очень активной, но с соблюдением всех необходимых предосторожностей. Я.К.Берзин, посетивший с инспекцией Вену, напутствовал своих «торговцев» следующими словами: «Наша торговля должна быть солидной и корректной, необходимо держать данное слово»¹⁵.

И это лишь малая толика из того, что сделала организация Ивана Винарова.

Тем временем в Центре заместитель начальника РУ В. Х. Таиров аттестовал Винарова (10.12.1930 г.) и предложил повысить ему служебную категорию до К-10, что соответствовало воинским званиям: помощник командира дивизии, командир не отдельной бригады. Через три дня аттестация утверждена Я. К. Берзиным. А 27.01.1931 г. постановлением ЦИК СССР он награждается орденом Красного Знамени по ходатайству РВС СССР и лично наркома по военным и морским делам и председателя РВС СССР К.Е. Ворошилова. Вместе с ним были награждены и другие руководители зарубежных подразделений военной разведки: Леонид Андреевич Бурлаков, Вальтер Германович Кривицкий, Константин Михайлович Басов, Иосиф Исаевич Зильберт, Рудольф Мартынович Кирхенштейн. Все они «своей выдающейся инициативой и безграничной преданностью интересам пролетариата в исключительно трудных и опасных условиях, только благодаря личным своим качествам, сумевших дать необходимые и высокоценные сведения»¹⁶.

Из Вены в Москву, по окончании командировки, Иван Винаров приехал в июне 1933 г. и вскоре принят в Военную академию им. М.В. Фрунзе, на основной факультет, где проучился чуть более года (июнь 1933 – июль 1934 г.), а 19.07.1934 г. переведен на особый факультет той же Академии, предназначенный для обучения заслуженных командиров Красной Армии. Заканчивает его по 1‑му разряду и вновь назначается в распоряжение РУ РККА. За полгода до окончания Академии ему присвоено звание полкового комиссара (15.04.1936 г.).

Галина Петровна в этот период тоже училась. 01.06.1933 г. она выдержала письменные и устные испытания по польскому языку, ей присвоено звание «военный переводчик РККА», с выплатой дополнительного вознаграждения (приказ ГУ РККА № 027 от 14.08.1933 г.). 15.07.1934 г. она окончила специальное (агентурное) отделение Курсов усовершенствования комсостава по разведке при РУ штаба РККА (приказ ГУ РККА № 0012 от 15.07.1934 г.).

Пока Винаров заканчивал учебу в Академии, в РУ наступили серьезные перемены, вызванные докладом Г. Ягоды о ситуации в военной разведке (при этом об аналогичных провалах в своем ведомстве – в ИНО ГУГБ НКВД СССР – он не упоминает). Судя по тому, как был принят этот доклад и какие он вызывал последствия, именно такой документ от него и ждали в Инстанции, где, конечно, были прекрасно осведомлены о том, что происходит и в одном и в другом ведомстве.

А. Х. Артузова (начальника ИНО), а потом и ряд других чекистов, направили в Разведупр исправлять выявленные, по мнению руководства, недостатки. Они заняли там руководящие посты. Артузов стал заместителем начальника Управления (Я. К. Берзина, С. П. Урицкого) и вел, в частности, переписку с И. В. Сталиным через голову начальника РУ и наркома обороны К. Е. Ворошилова. Посылая документы военной разведки Ворошилову, он писал на полях, что тов. Сталину они уже отправлены. Тем же путем он направлял Сталину и свои доклады. В апреле 1935 г., сразу же после ухода Я. К. Берзина, в РУ началась кадровая свистопляска, которая коснулась многих старых опытных сотрудников и продолжилась в период массовых репрессий.

С. П. Урицкий докладывал заместителю наркома обороны Я. Б. Гамарнику (28.01.1936 г.):

«Во исполнение указаний мною полученных был произведен пересмотр личного состава Разведывательного Управления и всех его периферийных органов. Одновременно с помощью Управления по Начсоставу были приняты меры по укомплектованию разведывательных органов.

Суммарно вся проделанная работа выражается в 406 чел. уволенных за 1935 г. из Разведупра и 1058 чел. привлеченных новых работников. (Цифры эти требуют еще уточнения; сюда включены работники аппарата округов и агентурные работники).

Наша потребность – еще 2500 человек.

Я нуждаюсь в помощи для того, чтобы обеспечить всю эту ответственную работу по подбору кадров в разведку. Нужно привести в порядок учет, личные дела, вести систематическое изучение людей, проводить оформление всех передвижений…»¹⁷.

Значительное превышение количества новых сотрудников, над количеством людей уволенных, объясняется просто: новые кадры набирали в спешке и многие из них не проходили проверку или категорически отказывались работать в разведке.

В течение всего данного предвоенного периода (1935–1941 гг.) в центральном и окружных аппаратах военной разведки в той или иной степени существовал некомплект кадров. Вот лишь один из многих примеров: начальник РУ ГШ Красной Армии Ф. И. Голиков докладывал (27.11.1940 г.) заместителю наркома обороны Е. А. Щаденко о «большом некомплекте должностей преподавательского состава и других должностей в Высшей Специальной [разведывательной] Школе Генерального Штаба Красной Армии», который влияет на «нормальный ход учебного процесса». И отмечал при этом, что «преподавателей по штату положено 68 человек, налицо имеется 16 чел., некомплект 52 чел.», Голиков предлагал указанный некомплект «пополнить исходя из реальной необходимости в следующие сроки: к 10.12.40 г. – 24 чел. и к 1.5.41 г. – 28 чел.»¹⁸. Последняя большая перестановка кадров перед войной состоялась в РУ ГШ 21.06.1941 г.

Франция – Испания

Новая командировка Ивана Цоловича последовала сразу же по окончании им Академии (16.11.1936 г.), откуда он направлен в распоряжение РУ РККА. В декабре того же года он выехал в Западную Европу по маршруту Москва – Берлин – Брюссель – Париж. Основная часть заданий группы Винарова связана с гражданской войной в Испании. Поэтому ему предстояло руководить военной разведкой в самой Испании (в тылу франкистов) и в иных странах: Германии, Португалии, Бельгии, Италии, Швейцарии и др., создавать там разведывательные группы. Помощницей его в качестве радистки и шифровальщицы была, как и прежде, Галина Петровна Лебедева.

По соседству с «Ванко», во Франции, Испании, Португалии, Италии, Швейцарии работал в те годы целый ряд людей из военной разведки, в том числе старые опытные кадры. С некоторыми из них его пути пересекались в прошлые годы, кто-то поступил сейчас в распоряжение его резидентуры. «Ванко» отмечал: «В Центре. перед отъездом в командировку, мне предоставили свободу действий в подборе людей для полного укомплектования резидентуры, исключая, разумеется Галину и технического специалиста Z-4, которые были кадровыми сотрудниками… В Португалии и Германии у меня были назначены явки с нашими людьми, которые уже работали и с которыми требовалось согласовать наши действия… Сложная политическая обстановка в Европе стала результатом чрезвычайных событий, чрезвычайной была и наша группа, создание которой следовало завершить в течение недель и даже дней».

Необходимые агентурные сети в названных странах, как отмечал Винаров, были созданы и продолжали действовать впоследствии: после его возвращения в Москву и после падения Республики в Испании (март 1939 г.). Возможно, одним из сотрудников его организации был нелегальный резидент в Португалии Бронислав Овсянко, прибывший туда кружным путем из Москвы в качестве крупного бизнесмена, примерно в то же время. Вместе с ним приехала радистка «Эрна» (Эрна Виндт), «немка из Гамбурга, красивая, интеллигентная, хорошо знавшая ситуацию в Западной Европе и Азии, обычаи и нравы тех мест, где она работала». Овсянко вспоминал: «Первые мои донесения из Лиссабона информировали Москву о присутствии в Эсторил немцев и итальянцев, в основном офицеров переодетых в штатское, связанных со штабом испанских мятежников, находившемся в городе; о немецких и итальянских кораблях доставляющих в Лиссабон и Порто оружие для мятежников; о том, что местные власти не препятствуют разгрузке этих судов и проезду грузовиков с амуницией через португальскую территорию; сообщил, что португальские власти выдают мятежникам солдат-республиканцев, отступающих в Португалию. Шифрограммы шли в эфир и днем и ночью. За это нужно благодарить немецкого товарища Эрну, самоотверженно и отважно выполнявшую свои обязанности радистки. Случалось, она собирала передатчик и работала на нем в постели, тяжелобольная, когда нужно было передать важную, срочную информацию. Об её отношении к работе я сообщил Центру. В специально адресованном нам депеше с поздравлениями к 1 мая (1937 г.) Эрне была выражена благодарность. Президиум Верховного Совета СССР наградил её орденом Красной Звезды. Приказы Центра и каждое выполненное задание мы считали своим долгом по отношению к Испанской Республике, еще одним ударом по фашистским мятежникам». В июне 1937 г. Овсянко отозвали в СССР и вскоре репрессировали. Но его компаньон, другой, более опытный советский разведчик, продолжал начатое дело вместе с «Эрной»¹⁹. Может быть это тот самый человек, которого Иван Цолович назвал в своих воспоминаниях Мануэлем Оливейро.

Другим сотрудником Винарова мог быть киножурналист Давид Бибринг. По линии РУ сначала его «направили в армию Франко» (1936), потом он работал также и в Португалии, в Лиссабоне (1936–1937 гг.), «в частности он дал [сведения] о готовящемся наступлении итальянцев на Гвадалахару» (А.П. Панфилов, сентябрь 1940 г.). По работе Давид был связан с другим советским разведчиком К.К. Небенфюром через его жену – Эрну Венгельс. В качестве радистов в Испании и Португалии действовали в 1936–1938 гг. Э. И. Бронина, Б. К. Виндт, С. Вукелич.

Источником информации стал представленный Винарову в качестве весьма надежного человека доктор Томов. Он был давним и хорошим знакомым Бенито Муссолини, итальянского диктатора и премьер‑министра. С помощью своих новых друзей Томов наладил переписку с ним, к тому же в квартире доктора в Париже разместилась и одна из раций организации. «Ванко» возможно имел в виду доктора Д. П. Томова, родившегося в Осм-Пазар, Болгария 24.05.1877 г. Он окончил Шуменское педагогическое училище и 3 года был учителем в Болгарии. Потом учился на медицинском факультете в Лозанне, Швейцария и окончил его. В студенческие годы (1902–1905) состоял членом Итальянской социал-демократической группы, однако потом не вступал ни в какие политические партии (1905–1921), работал ординатором, старшим ординатором больницы в Болгарии, в т. ч. и во время 1-й мировой войны. Но потом стал участником коммунистического движения в селах Странджи, в родном Осм-Пазаре (1921–1924), в Стамбуле, Турция (с 1924), где работал старшим ординатором при болгарской больнице (1925–1926), был одним из основателей и членом местной эмигрантской коммунистической группы, там же состоял в коммунистической группе Внутренней македонской революционной организации – объединенной²⁰.

Необоснованное увольнение. Преподавательская работа

Вернувшись в Москву по вызову, Винаров некоторое время состоял в распоряжении РУ РККА (март – июль 1938 г.), видимо отчитывался в Центре о проделанной работе, докладывал о ситуации в Испании и др. странах. Многих своих начальников и коллег он уже не застал, кого-то из них перевели в войска, кого-то уволили в запас РККА или вообще из армии, кого-то посадили или расстреляли. Все эти события коснулось и чекистов, прибывших в Разведупр в 1934–1936 гг.

15.07.1938 г. Ивана Винарова увольняют в запас РККА «в аттестационном порядке по служебному несоответствию» (органами НКВД были арестованы некоторые из бывших его зарубежных сотрудников). Но нашлись и другие причины: начальник отделения «А», по которому он числился, полковник Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров, характеризовал его следующим образом (июнь 1938 г.):

«Полковой комиссар ВИНАРОВ ИВАН ЦОЛОВИЧ по национальности болгарин, прибыл в СССР в 1923 году, по его словам – бежав из тюрьмы в Болгарии в начале 1923 года. С конца 1923 г. ВИНАРОВ работает в системе РУ и весь этот период ВИНАРОВ был близок к врагам народа БЕРЗИНУ, НИКОНОВУ, САЛНЫНЬ и другим. Арест этих врагов народа органами НКВД значительно отразился на настроениях Винарова, и я сомневаюсь, чтобы Винаров в дальнейшем мог принести пользу как работник РУ.

Воспитанный этими врагами народа и находившийся под их большим влиянием Винаров на сегодня ценности не представляет.

Винаров женат на дочери бывшего генерала и бывшей эсерке ГАЛИНЕ ЛЕБЕДЕВОЙ, у которой первый муж поляк, бежавший в Польшу в 1920 г. с двумя ее детьми, которые и сейчас находятся в Польше. Сама она ездила, якобы за детьми, в Польшу в ноябре 1921 г. и пробыла в Польше до декабря 1922 г. Лебедева работала также ранее в системе РУ и также была близка к врагам народа НИКОНОВУ, САЛНЫНЬ и др. Лебедева последнее время всячески старалась вновь проникнуть в систему РУ, основываясь на том, что она была с мужем за рубежом и, якобы, числилась как работница РУ, это же старался провести и ее муж ВИНАРОВ.

Винаров посланный в 1936 г. по март 1938 г. в командировку, с заданием по существу ничего не сделал. Судя по архивным данным, есть основания полагать, что и прежняя его работа в РУ была такой же, как например, во время конфликта на КВЖД в 1929 г., где по архивным данным работа Винарова была признана плохой и, однако, он был награжден по представлению врага народа Берзина орденом «Красного Знамени» вместе с врагом народа Салнынь.

Винаров, несмотря на партийный стаж и звание полкового комиссара, политически малограмотен и не интересуется, и не разбирается даже в самых элементарных вопросах партийной линии и политики, что говорит о том, что в Винарове больше авантюризма, чем партийности, исходя из специфических условий нашей работы.

Учитывая вышеизложенное считаю необходимым Винарова Ивана Цоловича из РККА УВОЛИТЬ.

п/п Начальник отделения – полковник МАМСУРОВ.

ВЕРНО: Начальник отделения кадров – полковой комиссар [подпись] (Туляков)»²¹. Причем в справке на Винарова, приложенной к характеристике и подписанной И. Ф. Туляковым 20.06.1938 г., сообщается, что Винаров был старым, активным членом БКП, два раза арестовывался, и бежал в СССР в 1923 г. из тюрьмы²².

Учитывая прекрасный отзыв, данный «Ванко» своему бывшему начальнику в книге «Бойци на тихия фронт», можно предположить, что, характеризуя подобным образом подчиненного и старшего товарища Хаджи-Умар Джиорович помог избавить его от более серьезных обвинений.

Из РККА «Ванко» действительно уволили, но далеко не сразу, т. е. 10.11.1939 г. и по одной из самых мягких статей: «за невозможностью использования в связи с сокращением штатов или реорганизацией». До этой даты Винаров по-прежнему числился в распоряжении РУ РККА. Но Иван Цолович не смирился со своим положением. 20.11.1939 г. он написал письмо наркому обороны К. Е. Ворошилову, рассказал ему о своей работе в Разведупре и напомнил: «В 1930 г. я был лично Вами представлен к награждению орденом «Красное Знамя» за боевые специальные заслуги и был награжден постановлением ВЦИК СССР». И не преминул отметить, что уволил его из РККА «враг народа Гендин». Как известно чекист С. Г. Гендин исполнял тогда обязанности начальника РУ РККА, потом он был арестован и расстрелян.

Ивана Винарова вскоре назначили преподавателем кафедры общей тактики Военной академии им. М. В. Фрунзе. 16.06.1940 г. приказ об увольнении его из армии был отменен и он уже официально назначен на вышеуказанную должность с должности состоящего в распоряжении РУ РККА. При рассмотрении данного дела вновь подняли характеристику, подписанную полковником Мамсуровым, но на сей раз, похоже, она не имела последствий.

Как здесь не вспомнить аналогичную ситуацию, в которую попал Илья Григорьевич Старинов, он вспоминал об этом в своих мемуарах «Мины ждут своего часа», опубликованных еще в 1964 г.:

«Я видел только один выход – обратиться к Наркому обороны, рассказать о своих сомнениях, просить защиты от необоснованных обвинений.

Ворошилов принял меня. На этот раз он держался сурово и замкнуто.

– В чем дело? О чем вы хотели сообщить?

Волнуясь, сбиваясь, рассказал маршалу о своих переживаниях.

– Товарищ Народный комиссар, ведь я выполнял задание Центрального Комитета по подготовке к партизанской борьбе, а склады оружия готовились по вашему указанию.

Нарком обороны смутился.

– Вы не волнуйтесь… – Потом, помешкав, взял телефонную трубку: – Здравствуйте Николай Иванович… Да вот… У меня сидит недавно прибывший из Испании некий Старинов. Его допрашивали о выполнении заданий Якира и Берзина по подготовке банд и закладке для них оружия…

Пауза. В трубке слышится неестественно тонкий голосок. Снова говорит Ворошилов:

– Конечно, он выполнял задания врагов народа. Но он был маленьким человеком, мог и не знать сути дела.

Опять пауза. И опять отвечает маршал:

– Но он отличился в Испании и в значительной мере искупил свою вину. Оставьте его в покое. Сами примем соответствующие меры…»²³.

Великая Отечественная война

С началом войны вопрос с кадрами разведки обострился. Поэтому Разведупр Генштаба приступил к подготовке людей различных национальностей на ускоренных курсах, в том числе на станции Сходня Октябрьской ж.д.

Обучением курсантов там занимались, в частности, Н.К. Патрахальцев и Н.М. Трусов. В НКВД создают Особую группу (впоследствии 2-й отдел, 4-е управление), формируют Войска Особой группы, преобразованные в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения, затем в Отдельный отряд особого назначения НКВД – НКГБ СССР.

Из Военной академии им. М. В. Фрунзе многие слушатели и преподаватели отзываются на фронт в военную разведку (например, в в/ч 9903 Западного фронта) и в указанные выше подразделения НКВД. Иван Винаров в первые же дни войны принят туда на «оперативную работу», потом были ОМСБОН и ОООН, где он, кроме всего прочего, возглавлял интернациональный полк (июнь 1941 – март 1944 г.). «Ванко» занимался также подготовкой людей для работы в тылу врага, сам несколько раз побывал за линией фронта. Среди его подопечных были «подводники» и «парашютисты», болгарские коммунисты которых после обучения десантировали в Болгарию в августе 1941 г. Специальное задание он выполнял некоторое время в Турции (август – октябрь 1941 г.), куда прибыла и группа болгар: Янко Комитов, Тодор Фотакиев, Атанас Мискетов, Георгий Павлов и Иван Крекманов. Когда Винарова отозвали в Москву, они поступили в распоряжение другого разведчика. Судьба двоих из них (Комитова и Фотакиева) сложилась весьма непросто, их арестовали в Турции и выдали властям Болгарии (29.12.1941 г.), где они были отправлены в заключение²⁴, из Плевенской тюрьмы их освободило Сентябрьское восстание 1944 г.

Первые большие награждения сотрудников ГРУ и НКГБ, по итогам первых лет войны, состоялись уже в 1943 г. (январь, май, сентябрь, октябрь).

В марте 1944 г. Винаров поступает в распоряжение Отдела международной информации ЦК ВКП(б), откуда его направляют в одно из подразделений, которые возникли на месте ликвидированного Исполкома Коминтерна. «В НИИ-100 т. Винаров обучен парттехнике и шифру», «с 8/IV по 26/IV-44 г. в течение 25 часов обучался двум рецептам тайнописи… За время обучения тов. Винаров проявил себя как технически развитый и легко воспринимающий товарищ. На месте сможет пользоваться полученными рецептами»²⁵. Далее он продолжил подготовку к выполнению задания.

25.06.1944 г. группа в составе: Иван Винаров, Димитр Гилин и Радил Иванов сброшена с парашютами в районе Черни кук, Черногория, Югославия. Там они связались с югославскими и болгарскими партизанами. Задача группы – информировать ЦК и Заграничное бюро БКП о ситуации в регионе. Группа была экипирована по высшему разряду и снабжена различной радиоаппаратурой с запасными частями и вспомогательными средствами. Связь с Москвой была установлена в ночь с 11-го на 12-е августа 1944 г. и уже не прерывалась весь период деятельности группы. Посланы в Центр 59 радиограмм с 3.116 группами и получены 49 радиограмм с 2.728 группами²⁶.

08.09.1944 г. в составе 1-й софийской партизанской дивизии Винаров перешел на территорию Болгарии. Тем временем в Софии успешно прошло Сентябрьское вооруженное восстание (09.09.1944 г.). Наступили новые времена. В следующем, 1945 г., «Ванко» некоторое время провел в Москве.

Побег

Его жена, Галина Петровна Лебедева-Винарова, покинула СССР 03.02.1945 г. и вылетела в Болгарию. В самолете пассажиров, судя по всему, было только двое: она и другой бывший советский военный разведчик Христо Балиевич Янакиев. В Болгарии она обратилась в советское посольство с просьбой выдать ей советский заграничный паспорт. Посольство переслало ее обращение в Комиссию ЦК ВКП(б) по выездам за границу, созданную для отправки политэмигрантов на родину. Причем главными для Комиссии были данные, отзывы и рекомендации НКВД. Получив письмо там стали разбираться и выяснили, что она покинула Советский Союз без обязательного в таких случаях разрешения данной Комиссии (ведь на нее, как указано выше, в НКВД был компромат):

Срочно. Секретно. Экз.№ 1.

5 сентября 1946 г.

КУ-3-62 938/7332.

Тов. Панюшкину А.С.

Гражданка СССР Винарова Галина Петровна обратилась в Миссию СССР в Болгарии с ходатайством о выдаче ей совзагранвида.

Винарова Г.П. 1892 г. рождения, русская. До 1945 г. она проживала в Москве (Тверской Бульвар 17). В феврале 1945 г. выехала вместе с мужем в Болгарию.

Муж гр-ки Винаровой генерал болгарской армии, бывш. полковник Красной Армии.

Прошу сообщить Ваше мнение о выдаче Винаровой Г.П. совзагранвида.

[подпись] (Беляев).

[На обороте листа резолюция: ] В архив. Тов. Беляеву сообщено: в виду того, что Винарова Г.П. выехала в Болгарию без разрешения комиссии ЦК ВКП(б) по выездам за границу, считаем нецелесообразным выдавать ей совзагранвид.

16/IX.46 [подпись]

27/IX.46 [подпись]

Архив. 30/IX.46 [подпись]²⁷.

Похоже, что ее лишили не только советского загранпаспорта, но и членства в партии. Поскольку Галина Петровна была «реабилитирована в партийном отношении 22.08.1957 г.». Выехать из СССР Галине Петровне могли помочь П.А. Судоплатов и Н.И. Эйтингон, у которых с Винаровым были очень хорошие отношения.

На родине

Винаров на родине участвовал в создании и первых боевых действиях Болгарской народной армии – БНА – в звании генерал‑майора (1944–1949), был заместителем начальника Разведотдела Генштаба БНА, командиром 9-й Плевенской дивизии (1944–1946), начальником Управления военной промышленности при Военном министерстве, находился на командных постах в строительных войсках (1946–1949), был помощником министра, министром путей сообщения и строительства, начальником Главного управления путей сообщения при Совете министров НРБ, начальником Управления шоссейных дорог Болгарии (1949–1964) и др. Состоял членом Центральной контрольно-ревизионной комиссии БКП, был депутатом 3-го, 4-го и 5-го созывов Народного собрания Болгарии.

Осенью 1966 г. некоторые из советских разведчиков – болгар был награждены болгарскими и советскими орденами. Центральный орган ЦК БКП газета «Работническо дело» сообщала (07.12.1966 г.): «Советский посол в Софии Николай Органов вручил, по поручению Президиума Верховного Совета СССР, высокие награды болгарам – бывшим активным участникам Отечественной войны, помогавшим советским воинам в борьбе против гитлеровского фашизма.

Орденом Ленина награждены: Свобода Михайлова Анчева, Иван Цолов Винаров, Александр Костадинов Пеев (посмертно), Гиню Георгиев Стойнов (посмертно); орденом Красного Знамени: Никифор Йорданов Никифоров; орденом Отечественной войны I ст.: Иван Илиев Владков (посмертно), Йорданка Андреева Каприелова, Елисавета Михайлова Пеева, Эмил Николов Попов (посмертно); орденом Отечественной войны II ст.: Маруся Николова Владкова, Александр Переклиев Георгиев, Асен Борисов Дацев, Галина Петровна Винарова, Петко Николов Петков, Белина Герчева Попова».

За свою деятельность на различных постах он награждался советскими наградами: орденами Ленина (1966), Красного Знамени (1930), Кутузова II ст. (1945), Отечественной войны II ст. (1943), юбилейной медалью «ХХ лет РККА» (1938); болгарскими наградами: двумя орденами «Георги Димитров» (1964, 1966), двумя орденами «Народна Република България» I ст. (1956, 1959), медалями. Имел звание Герой социалистического труда НРБ (1964).

В 1969 г. в Софии вышли воспоминания Ивана Винарова «Бойци на тихия фронт: Спомени на разузнавача». В период работы над ними он обсуждал прошлые события со многими из своих соратников в Болгарии, встречался с бывшими коллегами в Советском Союзе, который посещал несколько раз. Винаров называет целый ряд имен этих людей: Христо Боев, Ангел Вылчев, Марин Калбуров, Никола Йотов, Ангел Игов, Стефан Боюклиев, Христо Паков, Иван Пылов, Карел Смишек (А.М. Толлер), Иосиф Бейдо-Байер, Тодор Фотакиев, Янко Комитов, Василий Иванович Чуйков, Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров, Александр Иванович Черепанов, Леонид Константинович Бекренёв, Наталья Владимировна Звонарева, Семен Львович Ермаш, Василий Тимофеевич Сухоруков, Ян Христианович Биркенфельд, Наум Исаакович Эйтингон, Павел Анатольевич Судоплатов, и др. На русском языке его воспоминания «Бойцы тихого фронта» вышли в сокращенном виде (М., 1971). В полном виде в СССР – России они, насколько я знаю, не публиковались.

Иван Цолович Винаров скончался 25.07.1969 г.

Редактор его мемуаров Стефан Желев, который бывал вместе с «Ванко» в СССР, рассказывал: «Иван Винаров пользовался особым доверием и уважением советских людей, они высоко ценили его деятельность, особенно – люди из разведки»²⁸.

¹ РГАСПИ. Ф.502. Оп.1. Д.8. Л.19, 21, 23.

² Октябрь и болгарские интернационалисты. М.; София, 1973. С.107.

³ Интернационалистът Ванко // Български воин. София, 1983. № 1. С.25.

⁴ Коминтернът и България, март 1919 – септември 1944 г. София, 2005. Т.1. С.274, 282.

⁵ За свободу. Варшава, 1924, 26 августа.

⁶ Коминтернът и България, март 1919 – септември 1944 г. София, 2005. Т.1. С.341.

⁷ РГАСПИ. Ф.495. Оп.195. Д.38. Л.52.

⁸ Непобеденият. София, 1985. С.348, 352.

⁹ РГАСПИ. Ф.495. Оп.195. Д.330. Л.38.

¹⁰ Глинджев И. и др. Железни хора // Народна младеж. София, 1966. 15–18 августа.

¹¹ В първите редици. София, 1979. С. 157–158.

¹² РГАСПИ. Ф.495. Оп.255. Д.1450.

¹³ РГАСПИ. Ф.495. Оп.195. Д.1318.

¹⁴ РГАСПИ. Ф.495. Оп.25. Д.1350. Л.55.

¹⁵ Йотов Н. За жизнерадостните виенски «търговци» и за дълга // Поглед. София, 1973. № 45. С.10.

¹⁶ РГВА. Ф.37837. Оп.3. Д.48. Л.1.

¹⁷ РГВА. Ф.37837. Оп.16. Д.54. Л.166.

¹⁸ РГВА. Ф.37837. Оп.6. Д.348. Л.284.

¹⁹ Perspektywy. Warszawa, 1976, N 49. S.39–40; N 50. S.39–40.

²⁰ РГАСПИ. Ф.495. Оп.195. Д.950. Л.70, 70об.

²¹ РГВА. Ф.37837. Оп.6. Д.161. Л.271.

²² Там же. Л.272.

²³ Старинов И.Г. Записки диверсанта. М., 1997. С.133.

²⁴ Патриот. София, 1981. № 3. С.21.

²⁵ РГАСПИ. Ф.495. Оп.195. Д.38. Л.25, 29.

²⁶ В борба с фашизма. София, 1966. С. 230–231.

²⁷ РГАСПИ. Ф.17. Оп.128. Д.57. Л.121.

²⁸ Желев С. Завещание на разузнавача // Поглед. София, 1969. 11 августа. № 32.

Лев Борович: соратник Радека и куратор Зорге

«Густые каштановые волосы, ярко синие глаза и немного загадочная улыбка». Таким он остался в памяти людей знавших его. Впрочем, улыбка Льва Александровича видна и на некоторых из тех черно-белых фотографий, которые сохранились до нашего времени.

Имя Л. А. Боровича, как наставника и связного Рихарда Зорге, было обнародовано у нас в стране в 1964 году. Писатель Василий Ардаматский, например, упомянул его в одной из первых статей о Зорге в газете «Красная Звезда» (16 сентября): «…рядом с ним находятся замечательные учителя: тт. Берзин, Борович и другие славные разведчики революции, уже имеющие опыт работы». Потом были другие упоминания, небольшие заметки в книгах о Зорге, немногочисленные статьи. Многое о жизни и деятельности Льва Алесандровича, весьма надеюсь, нам ещё предстоит узнать, когда будут открыты соответствующие архивные фонды.

Лев Александрович Розенталь родился 10 декабря 1896 года в городе Лодзь в Польше, входившей в то время в состав Российской империи. Его отец, купец 2-й гильдии Александр Розенталь, владел небольшой текстильной фабрикой. Поначалу жизнь юного Левы складывалась вполне благополучно. Он поступил в местную гимназию и к 1914 году успел окончить шесть классов. Однако начавшаяся Первая мировая война полностью перевернула его жизнь, как и многих других людей. Вместе с тысячами беженцев из западных районов России его семья эвакуировалась вглубь страны, в Баку. Здесь он с отличием закончил в 1917 году электротехническое отделение местного Политехнического училища, получив специальность электромеханика. Здесь же, в Баку, в октябре 1916 года он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, однако на первых порах примкнул не к большевикам, а к меньшевикам. С ними он порвал в мае 1917-го.

Л.А.Борович, С.Г.Фирин (второй слева) с женой, Б.Б.Бортновский. Париж, 1922 г.

В сентябре 1918 года Розенталь добровольцем ушел в Красную Армию. Служил в Москве – помощником для поручений 1-го караульного батальона, в Харькове – сначала красноармейцем, затем командиром отделения 2-го крепостного полка укрепленного района. В мае 1919 года в Киеве вступил в партию большевиков. Тогда же он принял фамилию Борович. Летом и осенью сражался против Деникина в составе Группы войск Харьковского укрепленного района, был контужен и направден на учебу в Москву на Военно-инженерные курсы комсостава.

По окночании курсов, как выходец из Польши, Лев Борович был откомандирован весной 1920-го в распоряжение Региструпра штаба Западного фронта, ведущего боевые действия против поляков. Там он встретился с руководителем Управления Артуром Карловичем Сташевским, более известным тогда под фамилей Верховский, и с членом РВС фронта, уполномоченным Региструпра РВС Республики по разведке в Польше Иосифом Станиславовичем Уншлихтом, который еще в Лодзи хорошо знал его отца. По его рекомендации Борович был принят на работу в разведку.

Незадолго до этого, в конце января 1920 года, И. Уншлихт и А. Верховский представили комиссару Полевого штаба РВСР Д. И. Курскому отчет о работе Агентурного отдела Региструпра, где писали: «Общее число высланных агентов достигает 8; резиденции разбиты по следующим участкам: 1 резидент – Варшава с наблюдением на станциях в Молодечно, Седлец, Ивангород и Кельцы. 1 резидент исключительно на Варшаву. 2 резидента – Вильно, узловые станции – Кошедары, Свенцяны, Молодечно, Барановичи, Лида и Гродно. 3 – Ново-Свецяны. 1 – Минск, район Молодечно, Лида, Барановичи, Борисов, Бобруйск и Вильно» и жаловались, что «постановка работы в широком масштабе тормозится», в частности, «отсутствием достаточного количества работников»¹. Так что Борович прибыл на Западный фронт ещё и по этой причине.

Первым руководителем новичка стал опытный чекист и разведчик, заместитель начальника фронтового Региструпра Бронислав Бортновский. «В следующей беседе, – давал показания на следствии Борович, – он сообщил о том, что меня будут обучать разведработе. Я ходил некоторое время на пункт, где меня обучал бывший полковник царской разведки основным установкам разведки. После окончания учебы меня… направили в Гомель в качестве нелегального запасного работника». В Гомеле (май – июль), а затем в Минске (июль – сентябрь 1920), Борович руководил разведпунктами, где встречал и провожал людей через линию фронта. «Переброска производилась очень просто. В прифронтовом районе в тылу у поляков действовали партизанские отряды, имевшие связь с нами. Партизаны одиночками, а иногда даже группами в 2–3 человека, переходили на нашу сторону, и я, как резидент Разведупра должен был их снабжать деньгами, документами и направлять дальше… Я переправил за период времени работы в Гомеле, с мая по июль 1920 года, примерно 10 человек – 4‑х одиночек и остальные группами по 2–3 человека. Из СССР было переправлено в Польшу человека 3».

Соратник Боровича по военной разведке, сотрудник её в 1920–1941 годах, полковник Борис Яковлевич Буков полагал, что в тех условиях «скоротечности военных и политических событий», которые «требовали от Советского командования исключительно быстрой осведомленности… т. Алекс проявил себя столь прекрасным организатором и непосредственным исполнителем разведки». Затем, в сентябре – ноябре, Борович служит в Отдельной бригаде особого назначения при РВС Западного фронта (Спартаковской бригаде). После планировавшегося захвата Польши она должна была двинуться дальше на Запад, в Германию.

Однако поход на Варшаву окончился неудачей, в том числе и из-за недостатков в деле молодой ещё советской разведки и контрразведки. Это касается, в частности, радиотелеграфа, роль которого «была очень велика, и принесенная польза войскам неоспорима». Однако уже после гражданской войны выяснилось, «что раскрытие шифров было детской игрой для польских специалистов», поскольку «в Красной Армии в тот период ещё применялись кодовые таблицы, сохранившиеся со времени империалистической войны», имевшиеся, конечно, и у поляков. Кромее того, «о смене ключей противник любезно предупреждался по радио, все радиостанции любезно сообщали о своих переходах и местах стоянок»².

В начале ноября бригада была расформирована, костяк руководства разведки Западного фронта отозван в Москву. Здесь многие командиры были направлены на учебную базу военной разведки. База находилась вдали от шумных дорог и многолюдных поселений. Занятия длились по 10–12 часов в день, не считая самоподготовки. Особого прилежания требовали специальные дисциплины, такие, как легализация в чужой стране, вживание в чужой быт, в чужие привычки. После прохождения краткосрочных курсов все эти люди, тесно спаянные между собой совместной работой, были направлены за границу – создавать разведывательную сеть молодого Советского государства за рубежом. Начались годы напряженной работы, связанной с постоянным риском.

12 января 1921 года Лев Борович поступил в распоряжение Разведупра Штаба РККА, получил оперативный псевдоним «Алекс», выехал в Берлин как военнопленный румынский солдат, возвращающийся на родину через Штеттин, и прибыл в столицу Германии в феврале.

Первая его командировка продолжалась более 4 лет. Это было время, когда берлинский центр Разведупра фактически превратился во второй по значению, после Московского, центр советской разведки. Отсюда протянулись нити нелегальной агентурной сети, не только в страны Центральной, Восточной и Западной Европы, но также и на Ближний Восток, в Индию, Америку. Руководителем берлинского центра с января 1921-го был уже известный нам Артур Сташевский (теперь «Степанов»), официально работавший секретарем торгпредства РСФСР.

«Чем кончится панская затея». Советский плакат. 1920 год

Первоначальной задачей Боровича было выявление немецкой агентуры в Польше и дезинформация польской разведки. Но в Берлине «Алекс» проработал недолго. Уже в мае его перевели помощником резидента Юзефа Красного в Вену, откуда в то время велось руководство разведывательной деятельностью на Балканах. Там он работал совместно с Мечиславом Логановским, Юрием Мазелем, Зосей Залесской, Феликсом Гурским, Альфредом Тылтынем, Бертольдом Ильком, Михаилом Уманским, братьями Брониславом и Сигизмундом Яновскими, Карлом Небенфюром, Яковом Локкером и др.

Во время первой командировки Борович познакомился и подружился с видным деятелем мирового большевизма Карлом Радеком и благодаря этому знакомству оказался в самом центре как планов Коминтерна по развязыванию мировой революции в Германии и странах Восточной Европы, так и, с другой стороны, деятельности руководства СССР по налаживанию и развитию нелегального сотрудничества Красной Армии с рейхсвером. Борович сопровождал Радека во время секретных переговоров с начальником штаба рейхсвера генералом фон Хессе в апреле 1922 года.

С лета 1923 года Борович на основе межгосударственных соглашений осуществлял контакты разведки РККА с абвером. Именно тогда он познакомился со знаменитым полковником абвера Оскаром Нидермайером, который с германской стороны являлся главным координатором нелегального военного сотрудничества двух стран.

Борович стоял у истоков военно-технической разведки, усилиями которой в странах Западной Европы приобреталось или похищалось так необходимое Советской России оборудование и материалы, разведка также помогала заключению выгодных для РСФСР – СССР торговых сделок. Лев Александрович принимал участие в создании нелегальной организации, которая позднее получила название – мобилизационная сеть коммерческих предприятий Разведупра штаба РККА за рубежом. Знакомые ему братья Эренлиб (Яновские) основали в Берлине в 1922‑м одно из первых предприятий этой сети – акционерное общество «Востваг», имевшее впоследствии филиалы во многих странах мира. Мобсеть в основном помогала в легализации разведчиков и финансовом их обеспечении.

Одновременно Борович являлся техническим секретарем делегации Коминтерна и ЦК РКП(б) в Дрездене и руководителем ее нелегальной техники во время так называемого «Германского Октября» осенью 1923 года – неудавшейся попытки большевистского восстания в Германии. Несколько ранее, в декабре 1922 года, он же сопровождал советскую делегацию в составе К. Б. Радека, С. А. Лозовского и Ф. А. Ротштейна на международный конгресс мира в Гааге, организованный профсоюзами (где присутствовал на закрытых совещаниях советской делегации с западными рабочими лидерами), а в начале 1923 года – Карла Радека на съезд компартии Норвегии в Осло. Работая в берлинской и венской резидентурах, Борович познакомился с печально известными позднее перебежчиками – Вальтером Кривицким и Игнатием Порецким (Рейссом).

Резидентом в Чехословакии, вместо С. В. Жбиковского, Лев Борович был назначен в мае 1924-го, а спустя месяц в Праге разразился шпионский скандал. Полиция арестовала 11 человек, которых обвинили в том, что они занимались военной разведкой в пользу СССР. Руководитель этой организации Владимир Горвиц-Самойлов, избежавший ареста, как сообщалось, был связан с агентурой не только в самой ЧСР, но и в Польше, Румынии, Венгрии и Югославии. Возможно, именно с этим связано его недолгое руководство разведкой в этой стране. В сентябре того же года он направлен помощником резидента в Польшу, но и оттуда вскоре был отозван.

Лев Александрович вернулся в СССР в феврале 1925 года и приступил к работе во 2‑м (агентурном) отделе Разведывательного управления штаба РККА, где сначала был завсектором, затем – начальником 1-й части и помощником начальника отдела. В июле 1927 года окончил разведупровские Курсы усовершенствования комсостава по разведке. Относительно спокойная жизнь длилась свыше полутора лет. Осенью 1927-го Борович вновь выезжает в долгосрочную командировку за рубеж, резидентом в Вену. Работает в тех же странах – Австрии, Германии, и на Балканах (октябрь 1927 – март 1930). Помимо работы по Германии и Польше его задачей являлся сбор сведений о чехословацкой армии, положении в Румынии и Юго-Восточной Европе. Я.К.Берзин ходатайствовал о награждении Льва Александровича подарком в связи с 10-летием РККА (09.06.1928) в составе группы «зарубежников-агентурщиков», которые «имеют многолетний агентурный стаж по работе на Польшу, Балканы и другие страны».³

Борович был одним из первых, кто обратил внимание на опасность, которую представляет собой гитлеровский нацизм. Его донесения, по оценке ветеранов военной разведки, отличались глубиной анализа, широтой обзора. Вот некоторые выдержки из них: «Фашизм вбирает в себя наиболее низменные, деклассированные отбросы общества, именно их он подсаживает на пьедестал «героев дня». Характерно, все сборища отличаются преднамеренной наглостью, шум, крики, мы-де хозяева положения, надежда нарождающегося национал-социализма».

«Все нахрапистее расталкивает свое окружение Гитлер, он не скрывает, что метит в вожди… Гитлер буквально демонизирует собравшихся, часто срывается на театральный крик, видя, что это нравится обывателям. Тема выступлений одна: «Только национал-социализм принесет вам процветание, все остальное сгнило. Вступайте в наше движение, голосуйте за нас! «И так почти ежедневно, нередко по два-три раза в день».

Подполковник в отставке Наталья Владимировна Звонарева, работавшая личным секретарем начальника Разведупра Берзина, вспоминала, что некоторые донесения Боровича докладывались высоким армейским и государственным руководителям не в обзорах, а отдельно. Выезжая по спецзаданию за рубеж, Звонарева видела, какой сумасшедший ажиотаж развернулся вокруг книги Гитлера «Майн кампф». Ее навязывали, ее всучивали всем и каждому как «священную книгу» национал-социализма. «А первую оценку человеконенавистнической исповеди Гитлера, – вспоминала она, – нашла я перед отъездом в своеобразной рецензии, присланной Боровичем, в строках-разоблачениях, в строках-предупреждениях представал автор воюющим политиком, бойцом».

Уже упомянутый нами полковник Буков высоко оценивал Боровича как профессионала: «Тов. Алекс, наряду с профессиональной зрелостью и отличным знанием иностранных языков, обладал ясным умом и разносторонним образованием… Он умел ценить людей и ладить с ними и был притягательной силой для большого круга товарищей. Его отношение к начальству, к подчиненным и к самому себе раньше всего определялись интересами дела. Он умел по отдельным мелочам правильно оценивать обстановку, в которой приходилось действовать, безошибочно отличать врагов от друзей Советского Союза. На служебных совещаниях он отличался ясностью мысли, точностью в определении положения и полинной самокритичностью. Не случайно поэтому, что, несмотря на долгие годы работы за рубежом в нелегальных условиях, т. Алекс сумел избежать провалов, хотя работал в странах, обладающих сильными контрразведками».

Вторая командировка Боровича закончилась в марте 1930 года. К этому времени заместитель председателя РВС Уншлихт перешел на ту же должность в ВСНХ СССР. Это было вызвано тем, что на рубеже 1930‑х годов резко повысилась вероятность военного столкновения Советского Союза с ведущими странами Запада, в первую очередь с Англией, и все наиболее технически грамотные руководящие кадры были брошены на срочное развитие советской военной промышленности. Вслед за бывшим начальником переходит в ВСНХ и Борович, зачисленный в июле в резерв РККА. Вначале он работает порученцем при Уншлихте в Президиуме ВСНХ, а затем заместителем начальника фосфатного управления Всехимпрома. Тогда же в ВСНХ были направлены ещё два сотрудника Разведупра – Георгий Иванович Килачицкий (август) и Макс Германович Максимов (октябрь).

Однако работа в народном хозяйстве мало соответствовала наклонностям Льва Александровича. Поэтому он с удовольствием откликнулся на предложение Радека, назначенного руководителем Бюро международной информации ЦК ВКП(б), и заняв в июне 1932 года должность ответственного секретаря Бюро стал фактически его ближайшим помощником. С апреля 1934 года он, по совместительству, работает сотрудником технического секретариата Оргбюро ЦК. И всё это время продолжает оставаться в распоряжении Разведупра РККА. Надо заметить, что Карл Радек, фактически явившийся, еще в 30-е годы, одним из основателей модной теперь геополитики, находился в курсе всех тайных интриг и хитросплетений мировой политики, во многом определяя решения Политбюро ЦК ВКП(б) и НКИДа по международным вопросам.

В августе 1935 года Борович возвращается на работу в военную разведку, где начальником уже был не Ян Карлович Берзин, а Семен Петрович Урицкий. В Управлении он получил должность заместителя начальника 2-го (восточного) отдела Разведывательного управления РККА, то есть знаменитого Федора Карина, только что перешедшего в военную разведку из Иностранного отдела НКВД вместе со своим начальником Артуром Артузовым.

В центре интересов Льва Боровича находились Китай и Япония. В 1930-е годы военно-политическая обстановка в этом регионе резко обострилась, и Советский Союз был главным препятствием на пути милитаристской Японии и гитлеровской Германии к мировому господству. В случае заключения союза между ними нашей стране угрожала война на два фронта. Чтобы выбрать правильный курс в сложившейся ситуации, советское правительство остро нуждалось в достоверной информации о германо-японских отношениях. Тогда же Лев Александрович начал готовиться к новой командировке в Китай.

Во время аттестации высшего комсостава осенью 1935 года, Борович получил звание дивизионного комиссара, присвоенное ему приказом наркома обороны СССР от 23 ноября 1935-го. Вот как описывает его в этот период жизни советская разведчица Раиса Мамаева: «Повернувшись на какой-то шум, я увидела нового для меня человека. Он стоял ко мне спиной. Отлично сложенный, по-юношески подтянутый, с гордо посаженой головой, волосы каштанового оттенка были ровно пострижены над крепким и упрямым затылком. Я с интересом подумала, какое может быть лицо у этого человека. «Кто это, новенький?» – спросила я у соседа. «Да что ты, какой новенький! Это Алекс». Словно почувствовав, что о нем говорят, – дьявольская интуиция и нервная восприимчивость жили в этом человеке, – Алекс повернулся. На меня глянули очень заинтересованные, слегка насмешливые, грустные и еще какие-то очень сложные глаза. Потом мы встречались много раз, так как вместе работали. Он поразительно проникал в людей, с которыми его сталкивала судьба. Узнавал их. И уж если верил в них, то верил безоговорочно. Преданно. И защищал их самозабвенно…».

«Именно меня он выбрал для работы ответственной и опасной. Поверил в меня и начал работать над очень сырым, неподготовленным работником. С ним я прошла большую и трудную школу. Это была подлинная школа «Старика». Алекс был ее порождением и ее продолжением».

В апреле 1936 года Борович выезжает в свою последнюю заграничную командировку, на этот раз резидентом в Шанхай. Вместе с ним в Китай отправилась и его молодая жена Лидия Ефимовна Дорохова, которая в это время ждала ребёнка. Они познакомились в Ленинграде в августе 1935-го и через полгода поженились.

Документы любящий супруг получил на фамилию Лидова, а его жена стала Лидией Ефимовной Лидовой. Основной задачей «Алекса» была связь с японской резидентурой, возглавляемой Рихардом Зорге. Отдавая должное разнообразным способностям Зорге, начальство в Москве было уверено, что тот ещё не обрёл достаточного опыта самостоятельной работы. Поэтому Второй (Восточный) отдел Управления, курировавший резидентуру «Рамзая», решил, что необходимы частые встречи Зорге с квалифицированными наставниками из Центра. Борис Гудзь, работавший в Восточном отделе с 1936 по 1937 год, пишет в своих воспоминаниях: «Алекс был в курсе принципиальных установок в руководстве разведки по операции, обладал большим опытом в разведывательной работе и поэтому мог бы совместно с Зорге обсуждать те или иные неотложные проблемы и принимать те или иные решения. Он имел полномочия… корректировать работу Зорге в рамках поставленных перед ним задач. На него была возложена не просто живая связь как бы транзитного характера, но и роль ответственного руководителя, рекомендации которого имели силу указаний Центра»⁴.

Борович хорошо знал Рихарда Зорге еще по Германии начала 1920‑х годов, а в начале 1933 года, работая в Бюро международной информации, во время подготовки разведчика к поездке в Токио обсуждал с ним различные внешнеполитические проблемы. В своих «тюремных записках» в главе «Посещение Москвы в 1933 году» Зорге пишет об этом: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение долгого времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии … Ни Радек, ни Алекс не навязывали мне своих указаний, они только излагали свои соображения». В главе «Моя поездка в Москву в 1935 году» Зорге вновь упоминает Боровича: «Я встретился с новым начальником IV Управления Урицким и работавшим у него в подчинении Алексом».

Работа в Шанхае была очень напряженной. Частые разъезды, встречи, обработка информации требовали много сил и времени. Пожалуй, наиболее важным результатом деятельности советской разведки в этот период было полученное от Зорге сообщение о подписании пакта между Японией и Германией. Через «Рамзая» советскому правительству еще до формального подписания стало известно о содержании «Антикоминтерновского пакта» и секретного приложения к нему. Центр дал указание Зорге: «Изыщите возможность немедленного личного контакта с «Алексом». Желаем успеха».

В августе или сентябре 1936 года состоялась их встреча в Пекине, в парке знаменитого Храма Неба. Зорге молниеносно передал Алексу микропленку с документами. Вот как происходила «моменталка» в описании жены Алекса Лидии Ефимовны: «Оставив меня на ближайшей скамье около парка, Алекс ушел и спустя некоторое время вернулся. По дороге на встречу и после нее Алекс был серьезен, собран и замкнут. (Выезжая на встречи, Алекс почти всегда вел машину сам). Перейдя площадь, пошли к Храму Неба и, только спустя некоторое время после осмотра его достопремичательностей и огромной позолоченной фигуры Будды – Алекс успокоился и сев в машину мы поехали в город. Только через многие годы из печати я узнала, что в парке Алекс встречался с Р. Зорге, который передал ему микропленки с отчетом об «Антикоминтерновском пакте».

По поводу той же встречи предшественник Льва Александровича на посту резидента Яков Бронин писал: «Единственный и последний раз, когда Рамзай после 1935 года имел возможность «отвести душу» со своим человеком, была его встреча в августе 1936 года в Пекине с представителем ГРУ Алексом, которого он знал ещё в Москве. Алекс потом рассказывал в письме, что Рамзай, этот «волевой человек», «чуть не послезился при прощании со мной»⁵.

Вернувшись в Шанхай, Алекс продолжал встречаться с другими разведчиками из группы Зорге, а также агентами китайской резидентуры, которой он руководил. Эти встречи происходили и в Тяньцзине, и в прибрежном городе Циндао, в горном пансионате «Ляошань», где отдыхали служащие советской колонии в Шанхае.

Ближайшими соратниками Боровича по работе в китайской резидентуре были руководитель отделения ТАСС в Шанхае Андрей Скорпилев, заместитель заведующего отделением Раиса Мамаева, корреспондент ТАСС Владимир Аболтин, помощник резидента Залман Литвин и другие. Нелегальным резидентом в Шанхае в то время был инженер-полковник Христо Боев (Федор Русев), который появился в городе летом 1936-го как представитель крупной американской фирмы с документами на имя Юлиуса Бергмана. Нет нужды говорить, насколько важна была их деятельность для советской разведки.

10 декабря 1936 года, в домашних условиях, отметили 40-летие Льва Александровича. Пришли сотрудники консульства, ТАСС, других советских представительств. А спустя шесть дней у него родилась дочь. «Вернувшись домой, – вспоминала Лидия Ефимовна, – я к своей радости и удивлению увидела в квартире детскую коляску и другие необходимые детские вещи. Меня эта его забота очень тронула. Он очень любил дочку. Днем Алекс работал, а вечерами были «встречи», после которых он возвращался поздно. Дочка уже спала, а я его дожидалась. Было не спокойно на душе. Доходили «слухи» о жизни в Москве, о работе, о товарищах». В марте 1937-го в Советский Союз были отозваны «по болезни» Р. М. Мамаева и «по политическим соображениям» А. И. Скорпилев. 30 июня того же года бригадный комиссар Андрей Иванович Скорпилев умер. А техник-интендант 2 ранга Раиса Моисеевна Мамаева была уволена из РККА 31 января 1938-го в связи с арестом органами НКВД.

В то время следователи госбезопасности раскручивали так называемое «дело ПОВ» («Польской организации войсковой»). Арестовывали поляков, служивших в РККА и НКВД, и получали от них признание в работе на вражескую разведку. Фамилия Боровича как члена ПОВ появилась в показаниях арестованных в середине июня, но ещё в начале мая он был уволен в запас РККА «по ходатайству начальника Разведывательного Управления комкора т. Урицкого от 29.4.37 № 37260» (Приказ НКО СССР по личному составу № 00106 от 5 мая 1937 г.).

Вскоре «помощник заведующего отделением ТАСС в Шанхае Лев Лидов» получил срочный вызов в Москву. 20 июня он с женой и маленькой дочкой, отплыл на пароходе «Север» во Владивосток. 7 июля Борович прибыл в свою квартиру в доме 8 по Столешникову переулку. Через четыре дня он явился для доклада к начальнику Управления. Об этом дне 11 июля 1937 года рассказала много лет спустя секретарь начальника Разведупра Н. В. Звонарёва: «Однажды начальник Управления С. П. Урицкий вызвал меня к себе и сказал, что сейчас приедет Алекс, его будут брать, чтобы я с ним поговорила. Я вышла от него совершенно удручённая и сказала своей помощнице Фире Беленькой: «Сейчас придут за Алексом, но я не могу этого вынести, ты знаешь его меньше, поговори с ним». А в дверях столкнулась с Алексом. «Ты не знаешь, зачем меня вызывали», – спросил он. Я еле-еле выдавила из себя, что не знаю, и ушла. Когда вернулась через час, то Алекса уже не было». Не понятно, правда, почему Наталья Владимировна упоминает Урицкого, который был снят с должности начальника Разведупра ещё в июне и заменён вернувшимся из Испании Берзиным, но факт остаётся фактом: одним из вариантов ареста был вызов подчинённых на доклад к начальству.

19 июля на заседании партбюро Разведупра РККА Я. К. Берзин сообщил об аресте ряда руководящих работников Управления, которых «собрание постановило исключить из рядов партии», в их числе и дивизионного комиссара Л.А. Розенталя-Боровича. На заседании, помимо Берзина, присутствовали: секретарь партбюро Г. Л. Туманян, его заместитель В. С. Яковлев, А. Ю. Валин, О. А. Стигга, П. О. Колосов, К. К. Звонарев. Кроме Туманяна и Яковлева, всех остальных вскоре постигла та же участь.

На первый допрос Боровича вызвали 13 июля и предъявили обвинение в шпионаже в пользу Польши. В качестве доказательства фигурировали показания А. К. Сташевского, Б. Б. Бортновского и С. В. Жбиковского, уже арестованных к тому времени его соратников по Нелегальной военной организации Западного фронта. Следователь – помощник начальника 3-го отдела Главного управления госбезопасности НКВД майор госбезопасности Ильицкий, счёл компрометирующими фактами польское происхождение Льва Александровича, проживание его родителей за границей, а также явно не пролетарское происхождение подследственного. Подобные факты считались тогда крайне подозрительными, а показания сослуживцев дополняли картину «измены Родине». Однако Ильицкий решил не останавливаться на выявлении существовавшего лишь в его воображении сотрудничества подозреваемого с польской разведкой (с 1920 г.) и счёл нужным получить от Боровича показания о работе с немцами (с 1928 г.). Алекс действительно неоднократно встречался с германскими военными в 1923–1924 и в 1928 гг., в том числе и с деятелем немецкой разведки О. Нидермайером. Однако, как уже отмечалось выше, контакты с ними осуществлялись в рамках секретного военного сотрудничества двух стран, но следователем это расценивалось как шпионаж Боровича в пользу Германии. Через месяц Ильицкий написал обвинительное заключение, которое утвердил заместитель прокурора СССР Рогинский. Спустя неделю, 25 августа, состоялось закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда «без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, в порядке закона от 1 декабря 1934 г.».

Председательствовал на «процессе», продолжавшемся двадцать минут, корвоенюрист Плавнек. Он огласил приговор по ст.58 п.1б и ст.17 п.58-8 УК РСФСР: высшая мера наказания, конфискация имущества и лишение воинского звания. Окончательный и не подлежащий обжалованию приговор приведен в исполнение немедленно.

Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17 ноября 1956 года Борович Лев Александрович был реабилитирован и 4 мая 1957 года восстановлен в рядах партии, так как «в процессе дополнительной проверки дела по обвинению БОРОВИЧА Л.А. установлены новые, ранее не известные суду обстоятельства, которые свидетельствуют о его необоснованном осуждении».

Имя Л. А. Боровича останется в истории, наряду с именами многих других советских разведчиков, патриотов и защитников Отечества.

Помимо названных ниже источников в статье использованы воспоминания жены Льва Александровича Лидии Ефимовны Богатыревой, его соратников по военной разведке и фрагменты следственного дела (июль – август 1937 г.). Все эти материалы предоставлены автору дочерью Льва Александровича Боровича – Светланой Львовной.

¹ РГВА. Ф.6. Оп.10. Д.17. Л.68–69.

² Файвуш Я. Предисловие // Стежинский М. Радиотелеграф как средство разведки. М., 1929. С.3.

³ РГВА. Ф.37837. Оп.1. Д.998. Л.30.

⁴ Горбунов Е.А. Дело Алекса лежит на дне «Аквариума» // Общая газета. М., 1997. № 2.

⁵ Дело Рихарда Зорге. М., 2000. С.189.

Коммунист-эсер-коммунист: Григорий Семёнов как зеркало большевистской политики

Многими чудными делами славились революционные годы. Но даже на фоне происходивших тогда совершенно невероятных событий трудно было представить себе, что помощником начальника агентурного отдела военной разведки станет эсеровский боевик, и не просто какой-нибудь рядовой террорист, а руководитель эсеровского террора против руководства большевистской партии, организатор покушения на Ленина, собственноручно вручивший заряженный пистолет Фанни Каплан! Человека, совершившего столь крутой поворот в своей жизни, которому простили даже Ленина звали Григорий Иванович Семёнов.

Он родился в городе Юрьеве, ныне Тарту, 29 ноября 1891 года, пятым – самым младшим ребёнком в семье акцизного чиновника Ивана Семёнова. В 1849 году глава семьи проходил по делу Петрашевского, но, в числе многих, отделался лёгким испугом. В большой семье бывшего «разночинца» царили революционные настроения, несмотря на то, что ненавистный Семенову режим позволил ему получить чин коллежского советника, занять выгодную вакансию и дать неплохое образование всем детям. Тем не менее, трое сыновей и две дочери Ивана Семенова воспитывались в духе радикализма.