Учеба окончена, и каждый из нас на своем месте в центральном аппарате разведки. Я – в европейском отделе Первого Главного управления. Это был в то время Комитет информации при Министерстве иностранных дел СССР. Размещалась тогда разведка в бывших зданиях Коминтерна, неподалёку от ВДНХ. Комитет информации объединял тогда и политическую и военную разведки. Помню, что сидели мы допоздна – до глубокой ночи. Все спецслужбы Москвы так работали. Не спал вождь, не спали начальники, не спали и подчинённые.
Вскоре Комитет информации перестроили. Мы все с мешками дел переехали на Лубянку и заняли верхние этажи здания НКВД. Все огромное здание было заполнено службами: управление контрразведки, пограничники, следственное управление и разведка.
У меня сохранились яркие впечатления от переезда на новое место. Вот одно из них. Моя комната находилась на седьмом этаже с окном во внутренний двор. Двор – это был замкнутый неровный огромный прямоугольник, а посередине двора находилось пятиэтажное квадратное здание с плоской крышей – это и была «Лубянка», знаменитая внутренняя тюрьма госбезопасности. Окна зарешёчены, и на всех окнах «намордники», деревянные щиты, закрывающие окно. Вся площадь плоской крыши обнесена глухим забором-стеной, метров пять-шесть высотой. Это место для прогулки арестованных. Виден этот прогулочный дворик только сверху. Из нашего окна я вижу, как в этот «загон» выпускают на прогулку содержащихся в «Лубянке» арестантов. Выпускают только по одному человеку. В то время конвоируемых арестованных можно было случайно встретить в коридоре самой старой части комплекса зданий. Там было следственное управление. Если это происходило, то охранник-конвоир издавал какой-то клич, и ты должен был сразу стать к стене и пропустить идущих. Во времена Хрущёва «Лубянку» (тюрьму) закрыли, и арестованных в здании больше не было. Затем в бывшей тюрьме сделали столовую, но спустя некоторое время и её закрыли. Видимо, обед в таком здании не способствовал аппетиту. Вскоре снесли под корень всё здание тюрьмы и освободили огромный двор. Не знаю, сохранились ли в каком-то виде пресловутые подвалы «Лубянки».
Это был 1952 год. Приближались ноябрьские праздники. 7 ноября, день Октябрьской революции, был главным торжеством в нашей стране. Первое Главное управление (разведка госбезопасности Советского Союза) к мероприятиям внутри страны практически никогда не привлекалась. На этот раз всё было иначе. Нас, значительную группу офицеров разведки, в основном молодёжь, выделили в распоряжение Девятого главного управления КГБ, иначе говоря, управления кремлёвской охраны, как у нас его называли, «Девятка». Использование разведчиков было незатейливым, но, как тогда считалось, очень важным. Мы должны были занять многочисленные важные, с точки зрения безопасности Сталина, места в Большом театре во время торжественного собрания, посвящённого тридцать пятой годовщине Октября. С нами провели соответствующий инструктаж, подчеркнув важность и торжественность задания, затем провели репетицию прямо в зале Большого театра. Каждый занял своё место. Я получил первое место в третьей ложе бельэтажа, т. е. место, с которого хорошо видна сцена и которое закрывает собой два других места в первом ряду этой ложи. Сзади в ложе, стоя, разместился сотрудник «Девятки». Посторонних не было, а нас оказалось в зале довольно много. В каждой ложе, на всех ярусах и, естественно, довольно густо в партере.
Наступил день торжественного заседания – 6 ноября. Мы прибыли в театр задолго до того, как начали пускать гостей и приглашённых. Моя задача была предельно проста – занять своё место и не покидать его на всём протяжении торжественного заседания и концерта. Не помню, что бы меня как-то инструктировали следить за соседями по ложе. Но, видимо, это подразумевалось. И вот появились приглашённые. В моей ложе размещалась делегация компартии Англии. Всего их было человек восемь, из них три женщины. Они долго уступали друг другу два места в первом ряду. Ни одного слова в мой адрес. Я был необходимым атрибутом, частью обстановки, мебелью. Наконец все разместились, двое мужчин остались стоять за рядами, а позади них (и так было в каждой ложе) – офицер-охранник.
Сталин прошёл в президиум не в центр, а занял самое крайнее место за столом, рядом с трибуной. Докладчик начал читать свой объёмный доклад. Но внимание всего зала сосредоточилось только на НЁМ… С трибуны продолжала литься речь, а из-за кулис тем временем вышел помощник и положил перед Сталиным пачку бумаг. То т вынул очки, надел их (что было очень необычно, т. к. никто не видел Сталина в очках) и начал читать бумаги, делая какие-то пометки карандашом. Доклад читали долго, а Иосиф Виссарионович всё работал с бумагами, ни разу не поднял голову. Закругляясь, докладчик произнёс, как тогда полагалось, нескончаемую здравицу в честь «Великого вождя всех времён и народов». «Да здравствует! – и ещё, и ещё раз. – Да здравствует!».
И далее – эпитеты в высшей и наивысшей степени, и наконец, умолк на самой высокой ноте… И тишина… Мёртвая тишина секунд 30, а то и 40. Сталин не спеша поднял голову, посмотрел в сторону трибуны и, поняв, что доклад окончен, спокойно снял очки, положил их на стол, встал и хлопнул в ладоши… Что тут началось! Зал стоя минут 20 бил в ладоши и скандировал: «Ура! Великому вождю! Ура!» Я также бил в ладоши вместе с моими соседями-англичанами, которые ничуть от меня не отставали. Назовите это теперь массовым психозом. Но это было действительно всеобщее ликование. От Вождя как бы исходило гипнотическое воздействие. Все без исключения смотрели только на НЕГО, и овация продолжалась бы ещё сколько угодно, но ОН приподнял руку и стал усаживаться, и только тогда буря эмоций стала стихать. Дальше всё было по намеченной программе. ОН перешёл в директорскую ложу, начался фантастический концерт: великие певцы Козловский, Лемешев, Михайлов, самые известные скрипачи, выступления балетных звёзд, народные ансамбли плавно сменяли друг друга. Но мы не забывали нашего главного задания на этом вечере, и ничто не могло усыпить нашей бдительности, ведь ОН был ещё в зале, хотя уже в директорской ложе, но на виду.
Вскоре случилось огромное историческое событие. 5 марта Сталин умер.
Меры по обеспечению порядка и безопасности были приняты исключительные. И вновь на обеспечение безопасности было брошено наряду с другими службами и Первое главное управление. Вновь мы были отданы в распоряжение Главного управления охраны. Гроб с телом вождя был выставлен в Колонном зале Дома Союзов. Огромные толпы людей устремились к Дому Союзов со всей Москвы, из пригородов и других городов, со всей страны. Где-то на дальних подступах, в районе Пушкинской площади, произошли давки. Подступы к Дому Союзов были оцеплены тройным кольцом солдат и перекрыты тяжёлыми грузовиками. Траур был воистину всенародным, и многие были просто в трансе. Нас, из разведки, по три человека со специальными провожатыми из Управления охраны проводили через линии оцепления, мы пролезали через кабины грузовиков, и нас включали в очередь, непрерывно проходящую у гроба.
Похороны были 9 марта. Наша роль была ещё весьма необычной для офицеров разведки. Вся Красная площадь в длину была разделена пополам цепью (плечом к плечу) из молодых офицеров Первого и Второго главков. Перед нами – мавзолей, кремлёвские трибуны и довольно широкое пустое пространство. Сразу за нами – восемь рядов солдат из спецвойск с оружием, а уже позади них – колонны представителей трудящихся Москвы.
Я стоял прямо напротив мавзолея, и вся картина похорон проходила на моих глазах. День был ясный и холодный – 12 градусов мороза. Все участники похорон были уже на трибунах, когда на площади появился лафет с саркофагом покойного. На трибуне мавзолея появились все члены Политбюро, маршалы, военноначальники и руководители социалистических стран. Начался митинг. Выступили все, кто мог стать новым вождём СССР: Хрущёв, Молотов, Маленков, Берия. Спустя некоторое время Хрущёв получил всю полноту власти в стране, заняв пост Генерального секретаря партии, а трое других вскоре сошли с политической арены. Руководители партии на руках поднесли гроб к мавзолею Ленина. На фасаде мавзолея уже появилась надпись «Сталин». Всё руководство и приглашённые из социалистических стран потянулись живым ручьём, чтобы пройти мимо установленного у мавзолея гроба. Многие плакали. Нас из оцепления отпустили только после ухода руководства в Кремль. Так я стал очевидцем и открытия новой страницы в истории страны.