Развод. Испеку себе любовь

53. Финальное противостояние

Кампания "Народный хлеб" оказалась мощнее, чем кто-либо мог представить. История Али тронула сердца не только жителей Сосновска, но и людей по всей стране. Новость о матери, которая печёт хлеб, чтобы выкупить свой дом у бывшего мужа и вернуть дочь, разлетелась по социальным сетям. Деньги на краудфандинговой платформе копились быстро, но не так, как хотелось бы.

Вика регулярно выходила в сторис, снова и снова рассказывала про их проект. Артем уверял Алю, что если исходить из его опыта краутфандинга в Америке, то у них очень неплохой старт, и что шанс набрать нужную сумму очень высок. Аля старалась не нервничать, но суд должен был состояться уже на днях.

Именно в этот момент в пекарню явился Илья.

Он вошёл не как разъярённый бульдозер, а холодный и собранный, в своём лучшем костюме. В руках он держал папку. Пекарня замерла — Вика притихла у стойки, Денис замедлил миксер. Артём, сидевший с Алей за столом с ноутбуком, медленно поднялся, заняв позицию рядом с ней, как страж.

— Поздравляю с успехом, Алёна, — голос Ильи был ровным, почти вежливым, но в нём слышался лёд. — О тебе вся страна говорит. Очень трогательно.

— Чего ты хочешь, Илья? — Аля не стала вставать. Её руки лежали на столе, и только Артём видел, как белы были её костяшки.

— Предложить сделку. Окончательную. — Он положил папку на стол перед ней. — Подпиши отказ от родительских прав на Соню. Отказываешься от всех претензий. И я немедленно подписываю договор дарения на дом. Бесплатно. Ты получаешь своё гнездо обратно. И мы больше никогда не увидимся.

Воздух в цехе вымер. Это было настолько цинично, так чудовищно, что даже Вика ахнула. Илья предлагал ей обменять дочь на стены и крышу.

Аля смотрела на него, и в её глазах не было ни злости, ни шока. Была лишь ледяная, бездонная пустота разочарования в человеке, с которым она когда-то делила жизнь.

— Ты действительно так меня ненавидишь? — тихо спросила она.

— Это не ненависть, — парировал он. — Это бизнес. Ты же стала такой деловой. Ты выставляешь свою жизнь на продажу, так вот тебе лучшее предложение. Дом — в обмен на проблемы. Я избавлю тебя от тягот материнства, а ты — меня от судебных издержек. Все в выигрыше.

В этот момент Артём шагнул вперёд. Но не с кулаками, не с криком. Он просто положил руку на плечо Али. Твёрдое, тёплое, тяжёлое прикосновение. Оно говорило громче любых слов: "Я здесь. Ты не одна".

— Ты ошибся адресом, Молчанов, — сказал Артём, и его голос был спокоен, как поверхность озера перед бурей. — Здесь не торгуют детьми. Здесь пекут хлеб. И, судя по всему, у нас с тобой кардинально разные представления о том, что по-настоящему ценно.

Илья презрительно усмехнулся, окидывая Артёма взглядом с ног до головы.

— А, верно. Рыцарь на блестящем мерседесе. Ну, конечно, тебе легко говорить о ценностях, когда ты не имеешь к этому никакого отношения.

— Имею, — парировал Артём, не отводя взгляда. — Я имею отношение к Але. И к её праву быть счастливой. И быть матерью своей дочери. И твоё жалкое предложение даже не стоит того, чтобы его обсуждать. Выметайся.

Они стояли друг против друга — Илья, олицетворяющий цинизм и жажду контроля, и Артём, ставший стеной из преданности и принципов. Аля посмотрела на руку Артёма на своём плече, чувствуя, как по телу разливается странное спокойствие. Весь страх, вся неуверенность ушли. Его молчаливая поддержка, его готовность быть с ней в этот отвратительный момент, дали ей силу, которую не смогли бы дать миллионы из краудфандинга.

Она медленно поднялась. Её взгляд был прямым и твёрдым.

— Услышь меня раз и навсегда, Илья. Я не откажусь от Сони. Ни за что на свете. И свой дом я выкуплю сама. Не на твоих условиях, а на своих. А теперь уходи. И не приходи больше никогда. Следующая наша встреча — только в зале суда.

Илья наконец увидел, что в глазах Али больше нет отчаяния и изможденной затравленности. Видел солидарность людей вокруг неё. Он молча забрал свою папку, повернулся и направился к выходу.

Но Артём остановил его, и его голос прозвучал тихо, почти дружелюбно, что было страшнее любого крика.

— Кстати, Илья. Прежде чем ты уйдёшь... На всякий случай. — Он указал на неприметную камеру под потолком. — Весь твой визит, включая это душевное предложение обменять ребёнка на недвижимость, записан. И, разумеется, будет приложен к нашим материалам в суд. Думаю, судье будет очень интересно оценить моральный облик отца, который так заботится о благополучии дочери.

Илья замер, его спина напряглась. Он медленно обернулся, и на его лице впервые появилось нечто похожее на страх.

— Это... Это частная территория! Вы не имели права!

— Имели, — спокойно парировал Артём. — Знаки предупреждения о видеонаблюдении висят на всех входах. Так что всё чисто. И легально.

Он сделал паузу, давая Илье прочувствовать всю тяжесть ситуации.

— Но есть и другой вариант. Ты можешь забрать свой иск сегодня же, а Соня будет жить со своей матерью. Тогда мы удалим эту запись, а ты сохранишь репутацию.

Илья фыркнул, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Вы ничего не докажете! Это мое слово против вашего! Вы шантажируете меня!

— О, это не шантаж, — Артём улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли тепла. — Это... информирование. К примеру, я информирую тебя, что мы в курсе жалоб на бизнес Али, отправленых в прокуратуру и налоговую. Очень подробные, с указанием на грубейшие нарушения. Странное совпадение, что они подписаны своим именем, правда? — Артем подошёл ближе. — Как думаешь, насоклько быстро следственный комитет заинтересуется, кто и зачем пытается уничтожить бизнес матери своего ребёнка накануне суда? Разбираться в этом неприятном деле тебе придётся очень долго..

Илья побледнел. Он смотрел на Артёма, и в его глазах читалось не просто бессилие, а животный ужас перед тем, что его собственная игра обернулась против него с десятикратной силой.

— Ты... — он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Я предлагаю тебе разумный выход, — голос Артёма снова стал деловым и холодным. — Убираешься из жизни Али и Сони навсегда. И мы забываем этот разговор. И все остальные. Выбор за тобой.

Илья больше не протестовал. Он молча, не глядя ни на кого, повернулся и вышел, на этот раз по-настоящему сломленный. Дверь закрылась за ним с тихим щелчком, который поставил точку в их войне.

Аля обернулась к Артёму. Слёз не было. Была лишь бесконечная благодарность.

— Спасибо, — прошептала она.

— Не за что, — он улыбнулся. — Я же люблю тебя.

И в этот момент она поняла, что уже победила. Не тогда, когда соберёт деньги. А прямо сейчас. Потому что обрела нечто гораздо более ценное, чем дом. Она обрела себя. И человека, который любил её именно такой — сильной, упрямой и неидеальной.