Развод. Точка. Нет

Глава 14

Получив, как ожидалось, звание лауреата конкурса детских театральных коллективов, мы, удовлетворённые победой, поехали домой.

Стёпа всё жался и жался ко мне, уткнувшись лицом в плечо. Я понимала: не хочет расставаться. Потому, как могла, успокаивала его, повторяя те же фразы, что говорила Оле. Но малыш всё равно грустил.

— А он привезёт на вокзал мой смартфон? — выдавил Стёпа сквозь слёзы.

— Конечно, ты же вчера тысячу раз наказал Кириллу Александровичу забрать из дома твой телефон. Не беспокойся, не забудет.

Пока ехали, дважды позвонил Макс, настаивая на том, чтобы я письменно сообщила Киру о своём уходе и не совалась домой.

Или постаралась максимально себя обезопасить и нажала на громкую связь, как только окажусь в квартире, чтобы он, Голубев, мог вовремя предпринять нужный манёвр, если мне будет грозить опасность.

Такие наставления вызывали смех. Сквозь слёзы.

— Ничего смешного в этом нет. Я знаю, каким жестоким может быть Краснокутский, когда рассержен и доведён до предела, — нравоучительно продолжал наставлять Макс.

Не знаю, как в будущем отреагирует Кир на мои вопросы, предположения и предложения, но сейчас при встрече он был доволен, улыбчив и спокоен: долго, не отпуская меня, обнимал и тискал, больно прижимая к себе, несколько раз поцеловал в щёчку, а потом подхватил на руки Стёпу, слегка его подкинув и покружив.

Радости малыша не было предела. Я всё присматривалась к Киру, зачем эта игра на публику?

Плевать на моё разбитое сердце, но ведь он, руководствуясь своими гнусными планами, нанесёт ребёнку психологическую травму. Неужели не понимает этого?!

Я уже представляла, как жестоко обманется Стёпа, когда со временем узнает, что Краснокутский с нами не будет жить. Потому с сожалением смотрела на малыша.

А ещё думала о том, что он с рождения лишён этих чисто мужских проявлений отцовских чувств. Никогда не подавал папе или дедушке сверло или гвоздь, даже, думаю, не видел, как бреется, стоя у раковины, мужчина.

Ничего, мы справимся. По-другому быть не может. В конце концов, у меня ещё есть папа, думаю, он станет отличным дедушкой для ребят.

— А что ты так радостно улыбаешься, соскучился, что ли? — с иронией спросила мужа. — Лёд давно к фейсу не прикладывал?

— Не понял. Что за тон?

— Холодно на улице, в вагоне тоже было нежарко, как бы ни простудиться, — сухо сказала я, не ответив на тупой вопрос, и, взяв малыша за руку, пошла к нашей машине.

Кир, пожав плечами, поплёлся сзади.

Не знаю, как мне удалось сохранить невозмутимость, должно быть, снова помогли занятия по актёрскому мастерству в моём «кульке».

Мы договорились, что навестим по пути Галину Васильевну, которая ещё оставалась в больнице, потом заедем домой, а после Кир отвезёт Стёпу в приют и на час-полтора вернётся на работу, ибо нужно решить какой-то важный вопрос.

Короткую дорогу к Краснокутской все молчали, Стёпа по-прежнему грустил, Кир ушёл мыслями куда-то глубоко в себя, я крутила головой, разглядывая знакомые пейзажи. Казалось, много лет не была здесь, хотя прошло всего-то два дня. Но зато каких!

К Галине Васильевне уже пускали: её перевели из реанимации в обычную палату. На момент нашего визита тётушка пребывала в депрессивном состоянии, и это было объяснимо, ибо пропала коллекция картин, которые она собирала всю жизнь и каждая из них была для неё связана с каким-либо событием, а ещё страшнее казалась кража орденов и медалей мужа.

Кир сразу начал задавать вопросы, которые, как Галина Васильевна сказала, уже задавал приходивший к ней утром оперативник или следователь, она не разобрала.

— И всё-таки, кто у тебя был в гостях в последний месяц? Ведь ясно, что всё произошло по наводке.

— Приходили соседки, подруги, медработники, вы тоже приходили. Да много, кто побывал.

— Хорошо, кто из них знал, где ты хранишь медали и ордена Василия Геннадьевича? Или, может, кому-то рассказывала об этом?

— Кирилл, да всё же было на виду, не в сейфе и не в тайнике. Картины висели на стенах, медали — в шкафу на кителе мужа. Всякие раритетные штучки находились в серванте. Специально об этом никому не говорила, но кто его знает…

Она тихо заплакала, вытирая глаза своими морщинистыми кулачками.

— Успокойся, всё будет хорошо, — подошёл к ней Кир и присел на корточки, — найду я дядины медали.

— Да где же ты найдёшь? — всхлипнула тётушка. — Не для того воровали, чтобы их нашли. Уже все, наверное, проданы.

— А я всё равно найду, — упрямо повторил Кир.

Его ли слова внушили надежду, или Галина Васильевна заметила стоящего за моей спиной Стёпу, но как-то враз успокоилась.

— Ты кто? — спросила она, вглядываясь в лицо малыша.

— Стёпа Петров.

— Петров? — оживилась Галина Васильевна и с нашей помощью осторожно присела на кровати.

— Да.

— А кто твои родственники?

Пошли привычные вопросы, которые при первой встрече Галина Васильевна задавала и мне. Я решила, у неё вообще пунктик насчёт этой фамилии — Петровы.

— У меня нет никого. Мама и бабушка умерли в прошлом году.

— Сочувствую, ребёнок, это так страшно терять близких. А с кем же ты живёшь?

Стёпа посмотрел сначала на меня, потом на Кира и пробормотал:

— В детском доме.

— Но это пока, скоро будет жить… в нашей квартире, — сориентировалась я, обойдя до поры до времени неприятную тему. Нечего расстраивать больную женщину.

Кир вопросительно взглянул на меня, но ничего не сказал.

— Они жили в этом городе? — продолжила допрос Галина Васильевна, снова обращаясь к Стёпе.

— Да. На улице Мечникова.

— А как их звали?

— Маму — Светлана, а бабушку — Алиса Витаминовна. Ой, как его… — малыш силился вспомнить правильное отчество.

— Вениаминовна? — поправила тётушка.

— Да, Ве-ни-а-ми-но-вна, — с трудом повторил Стёпа.

— А что ты знаешь о дедушке? — продолжала задавать вопросы Галина Васильевна, становясь всё более напряжённой.

Неужели Стёпа из семьи тех самых родственников брата, которых она ищет?

— У меня нет дедушки. Он был, конечно, но давно умер, ещё в Германии, я его никогда не видел и фотографий тоже не видел.

— В Германии? — разочарованно протянула тётушка. Что-то у неё, должно быть, не сходилось. — А сколько лет было маме, когда она умерла?

— Двадцать девять. У неё день рождения первого августа, а пятого августа мама умерла.

— Неужели Алиска была уже беременной, когда разводилась с моим братом? — непонимающе взглянула на Кира Галина Васильевна. — Но почему молчала всю жизнь? Мы с мужем искали её много лет, но она как в воду канула. И вот…

— Тётушка, ты хочешь сказать, что бабушка Стёпы — та самая жена твоего брата? Который ушёл от неё, а вскоре погиб?

— Да, Кир. Похоже, что Стёпа… мой внучатый племянник. Слишком редкое имя и отчество у Алиски, чтобы это было просто совпадением. Да и дочь она всегда мечтала назвать Светой, а сына — Стёпой. И по срокам всё совпадает.

Малыш непонимающе посматривал то на меня, то на Кира.

Я удивлялась, почему Кир раньше не нашёл родственников при своих-то возможностях. Может, Галина Васильевна не просила, и он не искал?

— А где ты родился, Стёпа? — спросила тётушка.

— В Германии, мы только два года назад приехали сюда. Бабушка говорила, что Наукоград — её родина.

— Вот это Санта-Барбара! — воскликнула Галина Васильевна, посмотрев на племянника. — Вот это я понимаю! Боевая женщина — наша Алиска! Потому ты не мог когда-то её отыскать по фамилии имени-отчеству и году рождения — сначала она моталась с семьёй по стране, потом вовсе уехала за границу, видимо, вышла замуж за немца и поменяла фамилию. Так и затерялись следы.

— Совпадения совпадениями, но эту версию нужно проверять, — усмехнулся Кир.

Для меня предполагаемое родство Галины Васильевны со Стёпой ничего не меняло, я по-прежнему была настроена усыновить детей.

Можно было и дальше строить красивые предположения, удивляться превратностям судьбы, однако вскоре мы попрощались с тётушкой, ибо поджимало время: Киру нужно было возвращаться на работу, малышу — в приют, а мне — домой, чтобы наконец избавиться от остатков ангельских крыльев и пересесть на метлу.

Войдя в свою квартиру, огляделась: всё точно так же, как и два дня назад, когда уезжала.

Что я в ней хотела обнаружить?

Следы пребывания чужой женщины?

Но Кир очень осторожен и чистоплотен. Если кто-то и заходил, то все следы были немедленно уничтожены.

Шарик вертелся возле ног, повизгивая, ластился, вставал на задние лапы — радовался. Я потрепала его по загривку и погладила — тоже соскучилась.

Всего-то ничего живёт у нас пёсик, а, кажется, был всегда.

Я вдруг поймала себя на мысли, что улыбнулась только сейчас, когда оказалась дома, только здесь я почувствовала себя счастливо и защищено. Ах, как не хочется продавать эту квартиру, мой тёплый, светлый оазис, созданный собственными руками!

Я походила по гостиной, заглядывая во все углы, а потом включила телевизор: скоро начнутся новости, в которых киношники обещали показать сюжет о нашем успешном выступлении на конкурсе детских театральных коллективов.

Я едва нашла пульт, потому что Шарик загнал его под свой коврик-лежанку у кресла, и сделала телевизор погромче.

Материал о нас киношники уложили в две минуты, зато о юбилее местного театра рассказывали долго и нудно.

Ведущий поведал об истории театра, поколениях артистов, служивших в нём, потом передал слово молодому и талантливому худруку Сухаревскому.

Сергей Александрович рассказывал о нынешнем составе труппы, о творческих планах коллектива, о себе как мастере.

Ничего интересного и нового в его выступлении не было, одни стереотипы, выстроенные по определённому плану: как пришёл к идее поступить в ведущий театральный вуз страны, с каким трудом занимал профессиональную нишу, каких успехов добился.

И от начала до конца сквозило самолюбованием, упоением от собственного могущества. Даже не упомянул в рассказе службу в армию. Как говорил Макс, не очень-то легко Сухаревскому приходилось в тот год, потому, думаю, он старательно обходил этот пункт биографии. Стыдился, наверное.

Я обратила внимание на то, как красиво в тридцать два зуба улыбнулся мастер, услышав шутливое пожелание от известного в стране режиссёра — его однокурсника, и пообещал вывести театр на высокий профессиональный уровень.

Ах, как мне хотелось выйти на подмостки этого театра вновь, я хорошо знала эту сцену, ибо нас как студентов «кулька» иногда приглашали в массовки, некоторых ребят — даже на эпизодические роли. Чаще всего для того, чтобы произносить фразы наподобие: «Кушать подано».

В то время я общалась с некоторыми молодыми артистами, которые окончили наш вуз и перебивались кое-какими второстепенными ролями, потому что главные роли исполняли другие — признанные прежним худруком дарованиями.

А мне вот так сразу Сухаревский пообещал одну из ключевых ролей. Не главную, конечно, но тоже важную. Ай да Макс! Хорошо иметь связи в верхах!

Больше ничего интересного в передаче не было, и я пошла в ванную комнату смывать с себя негатив прожитых дней, а вместе с этим тревожившие мысли.

«Будь что будет, — подумала я, стоя под горячими струями. — Надо решать проблемы поочерёдно, слишком их много. — А потом, заворачиваясь в тёплый и такой уютный махровый халат, наметила пункты плана. — Первое — разобраться с мужем. Второе — подать заявление в опеку. Третье — выставить на продажу квартиру или свою долю. Решение будет зависеть от позиции Кира. Четвертое — позвонить в театр и узнать у Сухаревского, всё ли остаётся в силе?»

Когда я разложила всё по полочкам в собственной голове, стало значительно легче.

Уже на диване, удобно устраиваясь, подумала: «Кстати, о Сухаревском. Что-то в его облике было не так. Но что?». Это была последняя мысль перед тем, как я провалилась в непродолжительный, но крепкий сон, чтобы встретить Кира бодро и уверенно.

Проснувшись минут через сорок достаточно жизнеспособной, вспомнила о неоформившейся мысли, которая либо мне приснилась, либо прорвалась перед сном сквозь строй путаных мыслей.

Я открыла смартфон, снова пролистала все сообщения от Сухаревского и свои ответные послания.

Шарик от меня не отходил ни на минуту и лежал, примостившись, рядом на диване.

Я улыбнулась, вспомнив, как Кир, когда вёз нас сегодня из больницы, жаловался на невоспитанного пса, который никак не хотел спать на коврике, так и норовил вскочить на диван. Вообще мешал мужу отдыхать эти две ночи, которые нас не было дома.

Кир так и сказал: «В спальне, на кровати, без тебя тоскливо, вот и примостился на диване в гостиной».

Вот садовая я башка, как же я сразу не догадалась?

Ведь напротив дивана и кресла, где ютился пёс, была установлена камера, чтобы дети имели возможность наблюдать за собакой в любое время. Специально установили, ибо считали: так детям будет спокойнее и веселее.

Я подскочила к компьютеру и открыла облачный сервис, где должны были храниться файлы крутой видеоняни. Крутой потому, что она продавалась с установленной функцией звука, прикорма и ночного виденья.

Так, если действительно муж спал в гостиной, значит, я смогу окончательно удостовериться в его предательстве: увижу и услышу, как он разговаривал по телефону со своей визави.

Однако это бестолковый шаг, вряд ли Кир мог вести беседу с Огурцовой здесь, наверняка в это время ушёл в спальню или в кухню.

Хотя… вдруг он потерял всякую бдительность, будучи уверенным, что я в силу своего технического кретинизма не догадаюсь заглянуть в облако и всё перепроверить?

А зря.

Я открыла свой смартфон, нашла дату и время, когда Киру поступил звонок от Огурцовой. Так, посмотрим… это было в 00 ч. 06 мин. И начала просматривать файлы, отыскивая нужное время.

Через час я многое поняла, хотя остались ещё кое-какие вопросы и сомнения. Ещё через несколько минут в дверях послышался характерный скрежет, щелчок, и в квартиру вошёл Кир и, привалившись к косяку, спросил:

— Ну что, Валерия, поговорим?

— Конечно. — Я встала из-за стола, за которым сидела, отыскивая нужную информацию, и отодвинула от себя ноутбук. — Что ж, начнём с тебя?

— Нет, с тебя.

Мы разговаривали около часа, тихо и не очень, иногда кричали друг на друга. А потом я позвонила Максу и включила громкую связь.

Вот что услышал Голубев.

— Так что теперь? Развод? — Кир сжал челюсти и выразительно взглянул на меня.

— Конечно, развод. Не потерплю, чтобы между нами стояла какая-то… Ленка Огурцова, — я сжала кулак и воинственно потрясла им воображаемой сопернице.

— То есть тебе можно встречаться с Голубевым, а мне нет? — хмыкнул иронично муж.

— С чего ты решил, что я с ним встречаюсь?

— Тётушка видела, как ты проезжала мимо её дома с каким-то молодым человеком, а потом я случайно заметил Голубева возле твоего Центра творчества и всё понял. Так что, не строй из себя трепетную и нежную лань, которую несправедливо обидели.

— У нас с Максом ничего не было, он просто помог мне решить некоторые вопросы с ремонтом машины, потому что я попала в аварию. Прости, не говорила тебе об этом.

— Надеюсь, ты с лихвой расплатилась за ремонт? — презрительно прошипел Кир и громко плюхнулся на диван, я тоже присела за журнальный столик, где по-прежнему лежал ноутбук.

— Не сомневайся, даже отвесила неплохие чаевые. Для кого-то простая вежливость — уже повод примерять свадебный наряд и придумывать имена совместным детям. А уж поехать с мужчиной по делу или поесть с ним — вообще зеленый свет для разврата. Но ты на себя сначала посмотри.

Кир не спеша встал с дивана и направился к зеркальным панелям в прихожей. Любуясь собой, дурашливо проговорил:

— Посмотрел и что? Вижу приятного молодого человека с чистой совестью и благими намерениями…

— Которыми вымощена дорога в ад, — по-своему закончила я фразу. — Для человека с чистой совестью ты слишком яростно нападаешь на другого, так и хочется крикнуть: «Не верю!»

— Мне всё равно веришь ты или нет. Только все твои аргументы ничтожны: то позвонила какая-то идиотка, сообщившая о моей измене, и ты поверила, то увидела меня с коллегой в кафе и в машине и немедленно решила, так и есть. Но, по твоим же словам, это простая вежливость. Предъявить больше нечего? Аааа, да, ещё звонила Лена.

— И не только звонила, называя тебя любимым, она была у нас дома совсем не по служебным делам. — Кир с удивлением взглянул на меня. — Да-да, не удивляйся, это факт, который я обнаружила, просматривая видеофайлы с видеокамеры. Так что, отпираться не имеет смысла.

Муж некоторое время молчал, а потом неуверенно промямлил:

— Надеюсь, ты не станешь сообщать об этом всему белому свету. Дело в том, что наше с Леной начальство совсем не одобряет служебных романов.

— Не стану, если ты не станешь возражать против бракоразводного процесса и передаче своей доли от квартиры мне. — Вдруг захотелось сыграть на меркантильном желании мужа получить новую должность и отвоевать шантажом часть квартиры. — Не приведу же я разнополых детей в однокомнатную квартиру?

— Знаешь что?

— Что?

— Ты в конец обнаглела. Против развода не возражаю, но мне-то где жить? Об этом подумала?

— Вот о тебе я совсем не думаю. Для этого есть Огурцова. К ней поезжай, а нам с детьми надо где-то жить, лучше в этой квартире. Да и Стёпа, похоже — твой родственник. Ради сироты можешь совершить доброе дело?

В это время у Кира затрещал телефон. Звонила Алиска, которая, немного поговорив с Краснокутским, попросила включить громкую связь.

— Лерка, до тебя не дозвониться что-то. Как у вас дела? Тётушка сказала, что у нас появился новый родственник?

— Не знаю ещё, нужно проверить кое-какие факты, — за нас обоих ответил муж.

— Очень хочу с ним познакомиться!

— Так давай завтра съездим в приют? — предложила я. — У меня есть пара выходных.

— А у меня они будут только через два дня.

— Ты же вроде бы в отпуске. Или есть какие-то дела с шефом? — усмехнулась я, намекая на близкие отношения подруги с её начальником валютного отдела банка. Сергея Николаевича она называет нежно — мой босс.

— В отпуске, верно, но два дня придётся поработать у Краснокутской Светланы Геннадьевны — отцовской сестры — в микрокредитной компании недалеко от вашего дома. Хотела отказаться, но нельзя — близкая родственница всё-таки. Сколько раз меня выручала, — вздохнула Алиса. — А там только название красивое — компания. На самом деле, нет даже охраны, один кабинет, коридор и всё. Представляете?

— Это же не какой-то крупный банк, видимо, по штату не положено. Хорошо, съездим к Стёпе в другой раз, — проговорила я, и Кир нажал на телефоне отбой.

— Так что мы решим по нашему вопросу? — с тоской протянула, обращаясь к мужу, ибо за эти дни чувствовала себя разорванной в клочья калошей. Просто устала от разговоров и выяснения отношений!

— Я не отдам тебе квартиру, мне тоже надо где-то жить.

— Тогда будет война.

— Тогда будет война, в которой я заберу у тебя детей. Не забывай: Стёпа — мой родственник. И это скоро докажу. — Я начала хватать ртом воздух, аки рыба, выброшенная на берег, потому что сжимало грудь. — Подумай, что теряешь. Не провожай.

Кир накидал в сумку личных вещей и, громко хлопнув дверью, вышел из квартиры.

Я некоторое время неподвижно сидела за столом, а потом взяла в руки смартфон:

— Слышал?

— Слышал. Надо же, как у твоего муженька подгорело: зубами так и клацал от злости! Ты вела себя умно — фактами так его и пришпилила к стене! — усмехнулся Голубев.

— Да-да-да. Умная дура — это про меня.

— Я приеду? — спросил Макс, помолчав.

— Нет. Эти дни хочу побыть одна. У меня отгулы.

Хотелось сказать: «Идите вы все к чёрту», однако не посмела. Я же работник культуры, максимум, на что способна, так это в сердцах бросить: «Твою петрушку».

— Послушай, я тебе уже говорил, но вновь попрошу тебя уехать со мной. Хоть послезавтра.

— А почему не сегодня или, скажем, завтра?

— Есть дела, которые надо завершить.

Я замолчала.

— Эй, ты там совсем раскисла?

— А ты как думаешь? Если Кир начнёт войну, я останусь без детей.

— Не переживай. Кир имеет права так говорить, всё же, как я понял, Стёпа — его родственник. А у нас с тобой ещё будут свои дети. Обещаю. Вот увидишь.

— Ты заглядываешь так далеко, — вздохнула я. — Даже не знаю. Всё начинать сначала…

— Начинать сначала всё равно придётся со мной или без меня. — Макс с минуту помолчал, а потом, не дождавшись ответа, продолжил немного громче и напористее: — Послушай, если останешься со мной, я всё сделаю для того, чтобы ты была счастлива.

— Хорошо. Подумаю. — И отключилась, но минут через пятнадцать позвонила Максу снова: — Я согласна. Где и когда мы встречаемся?

— Через два дня в двенадцать, на выезде из города, там, где автосервис. Помнишь, где ремонтировали твою тачку?

— Да.

— Приезжай, буду ждать там.

Через два дня Макса Голубева арестовали. Проходя мимо в наручниках, он бросил, встретившись с моим взглядом:

— Это ты всё разыграла, артистка?

— Это мы с Киром.

— У тебя получилось.

— Ооо, я вообще полна сюрпризов!

— Дрянь.

Я промолчала. Было как-то… без разницы.