Развод. Тот, кто меня предал (СИ)

Глава 14. Развестись и разлюбить

— Толик? — я вскидываю бровь и бегло прохожусь взглядом по мужчине.

Он постарел как-то, поседел, появились морщины и живот. Мы давно не виделись. Я не интересовалась жизнью Марины и ее отношениями с мужем после всего произошедшего. Это было последнее, что я хотела бы узнать.

Это были друзья мужа, мажоры из общей тусовки. На меня все они всегда смотрели снисходительно, будто ждали, когда же Мирон наиграется в благодетеля.

Дождались.

— Поверишь? Не узнал тебя, — усмехается мужчина, окидывает взглядом мою буйную шевелюру и замечает: — Ты сменила прическу. Тебе идет, правда. Можно я присяду?

Я не хочу, чтобы Толик садился, не хочу разговаривать с людьми из своего прошлого, но решаю не дрожать перед тенями, а поговорить с ними.

— Присаживайся, — разрешаю ему.

В это время как раз официант приносит мой заказ, и я принимаюсь за еду.

— Как поживаешь? — спрашивает Толик. — Слышал, вы с Мироном развелись.

— Развелись, — киваю ему. — А я… у меня все хорошо, — улыбаюсь слишком нервно.

Толик достает зажигалку и вертит ее в руках. В глазах тоска смертная, на губах болезненная улыбка.

— Ты давно знала? — тихо спрашивает он.

— О чем? — я решаю сыграть дурочку.

— Брось, Рит, — устало отмахивается Толик, — ты знаешь, о чем я.

Опускаю взгляд на пирожное.

Должна ли была я прийти к мужу Марины и рассказать ему о том, что видела? Наверное, так было бы правильно. Но я совершенно не думала на эту тему.

— Знала давно, увидела своими глазами три месяца назад, — отвечаю честно. — Не спрашивай, почему не сказала, я о тебе вообще не вспомнила тогда.

Толик опускает взгляд на свои руки и сжимает кулаки, аккумулирует в них злость, а я машинально опускаю руки под стол и обхватываю живот в защитном жесте.

— С-сука, — рычит Толик, а я испуганно дергаюсь, что не остается незамеченным мужчиной. — Прости, не хотел тебя напугать.

Я выдавливаю из себя улыбку и начинаю продумывать пути отступления. Плевать уже и на чай с пирожным и на то, что я хотела согреться.

— Знаешь, я ведь понять нихера не мог, — начинает исповедоваться Толик. — Вы развелись, отчего-почему — хер проссышь. Мирон как испарился, в игнор меня отправил. Марина с катушек слетела — истерика за истерикой. А примерно месяц назад мне звонит скрытый номер — доброжелатель, — мужчина усмехается зло. — Говорит: трахается твоя жена, и фотки на телефон скидывает. А там и друг мой лучший, и брат, и, блять, отец.

У меня распахиваются глаза, а сердце пускается вскачь.

— Что? — переспрашиваю осипшим голосом, потому что поверить не могу в то, что это правда.

Толик поднимает на меня взгляд и растягивает рот в мучительной улыбке.

— Вот так, Ритуся, вот так. Я даже не мог разобраться, кому первому идти морду бить — брату, отцу или лучшему другу.

Я не могла вымолвить ни слова, лишь рот изумленно открывается. Я никогда не испытывала теплых чувств к Марине. Она была слишком вызывающей и вела себя соответственно.

— Моя жена — что-то вроде нимфоманки, Рит, — поясняет мужчина. — Когда мы поженились, договорились, что, если ее прижмет, она скажет и мы решим, что с этим можно сделать. Я ж полюбил ее, тварь, до разрыва сердца. Блядь она последняя, но любовь к ней еще более ублюдская, чем она сама.

Толик на глазах мрачнеет, сникает, опускает голову и смотрит безжизненно на солонку.

— Мне жаль, Толь, — говорю ему единственное, что приходит в голову.

Мужчина будто отходит ото сна и смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Жаль, — повторяет он задумчиво. — А знаешь, отчего мне жаль? Оттого, что суку эту разлюбить не могу, вот тут она, — тычет себе в сердце, потом в голову, — вот тут и тут, везде, блять.

— Не будешь разводиться с ней?

— Уже развелся. Только, знаешь ли, развестись и разлюбить — это две разные вещи.

Уж мне ли не знать, Толик…

Какое-то время мы сидим и общаемся, вполне себе миролюбиво. Он интересуется моей работой и тем, как живу. После мы выходим на улицу, подходим к пешеходному переходу.

Мне нужно на противоположную сторону, куда нужно Толику, я не знаю. Кажется, он и сам не знает, куда приткнуться. Прощаемся, даже тепло обнимаемся. Я машу ему рукой и провожаю взглядом, пока он не скрывается за углом здания.

Ступаю на желтую полоску пешеходного перехода. Шаг, еще шаг.

Боковым зрением вижу стремительное движение автомобиля в мою сторону. Визг, удар, крик. Мой? Чей? Какие-то вспышки. Боль, кровь. Мне тяжело дышать, кто-то трясет меня, о чем-то спрашивает. А я чувствую только то, как смертельно крепкой хваткой цепляюсь в живот.

Гробовая тишина, и абсолютная, черная темень пространства накрывает меня куполом.

— Здравствуй, — до гребаных мурашек знакомый голос Тьмы разрезает мою жизнь. — Вот и я.

Снова возвышается надо мной тенью, скалится, капает слюной на мою холодную кожу.

— За что ты так со мной? — едва слышно шепчу я, лежа на ледяной сырой земле.

— За то, что поверила в счастливый конец, — хохочет траурный, мерзкий голос и тянет ко мне свои черные щупальца, обхватывает ими живот.

— Не забирай! — кричу что есть мочи. — Оставь! Я смогу! Я справлюсь! — воплю изо всех сил, срывая голос, пытаюсь вырваться, но тело будто сковано цепью.

Тьма придвигается ко мне и опаляет ухо тошнотворной влагой:

— Поздно.