Разворованное чудо

Глава шестая Конец вселенной

К утру я был далеко от лагеря.

Оборотень бесшумно следовал за мной, будто действительно решил никогда не оставлять меня. Помня поведение легионеров в последние минуты перед моим уходом, я ничему не удивлялся. «Возьми одну из рубашек Шлесса…», «Держись слоновьей тропы…», «Компас лежит в палатке на вещмешке…»

Странные подарки.

А организовал их, несомненно, оборотень.

Наверное, он мог организовать и еще что-нибудь, обязательно мог что-то такое организовать, но почему-то я его не опасался. А организуй он заново тот ночной праздник запахов, я бы только обрадовался. Там, среди тех запахов… Я никак не мог вспомнить… Я мучительно не мог вспомнить… Тот был такой тонкий запах… Я знал его… Что он напоминал?..

Карты у меня не было, но шел я уверенно.

Военных постов я совсем не боялся – основные части Иностранного легиона располагались южнее, ну а от случайных встреч с симбу в Конго не застрахован никто. Было бы нелепо опасаться таких встреч. Надо было просто быть к ним готовым.

– Давай, прочищай мне мозги, – одобрил я поведение оборотня. – Веди меня, стереги меня. Я нуждаюсь в этом.

«Но откуда ты? – думал я, разводя стволом автомата ветви. – Почему тебе повезло на встречу со мной, а не с кем-то, кто действительно мог понять твое происхождение? Окажись ты в Европе или где-нибудь в Северной Америке, у тебя был бы шанс. А здесь… Здесь я и сам почти не имею шансов… Если, конечно, не сумею выгодно сбыть тебя…»

Я с сомнением покачал головой.

Как я управлюсь с оборотнем в городе?

Как вообще доберусь до ближайшего города?

Разве люди премьер-министра Моиза Чомбе позволят мне потеряться в каком-то из городов?

Со злобной мстительностью я решил: при первом случае продам оборотня! Почему бы и нет? Разве мне не нужны наличные? В сорок пять лет поздно начинать посудомойщиком в дешевом кафе. А новые ангажементы на проведение сельскохозяйственных работ мне больше не светят.

Я знал, что почти по самой границе Бельгийского Конго с Угандой тянется извилистое шоссе.

К нему я и стремился.

Из Уганды нетрудно пробраться в Родезию, а в Родезии можно снять деньги в банке или действительно продать оборотня.

Там будет видно.

Главное – добраться до места.

На какой-то поляне я обратил внимание на то, что впервые при такой передышке оборотень на траву не опустился. Обычно он подминал под себя траву, моментально ее вымораживая.

Я поднял голову и увидел черного.

Мне хватило мгновения, чтобы упасть на землю.

К счастью, я не открыл стрельбу.

Что-то в позе негра меня удивило, слишком неестественной она мне показалась. Ну да, сказал я себе, негр стоит на коленях. И не передо мной, это понятно. Он стоит на коленях перед оборотнем.

Грудь негра вздымалась.

Б правой руке он сжимал короткое копье.

С первого взгляда было понятно, с каким, собственно, желанием борется негр. Голландец был прав, постоянно утверждая: стреляй первым. Стреляющий первым всегда прав. Но я не выстрелил. Я видел, как трудно приходится негру, который пытается одновременно решить две противоречащие друг другу задачи – и угодить оборотню, и пустить в меня копье.

Убей черного, обычно говорил голландец.

Убей черного и брось его рядом с термитником.

Через пару часов термиты очистят тело до костей. А если они почему-то пренебрегут негром, ты увидишь удивительную штуку – белого негра! Не знаю, почему это происходит, но под палящим солнцем тело негра обычно выцветает до белизны.

Ван Деерту можно было верить.

– Кенда! – коротко крикнул я негру, поднимаясь с земли и держа палец на спуске автомата. – Иди!

Он медленно поднялся.

Он отступил на шаг, потом еще на шаг.

Поскольку он смотрел при этом не на меня, а на оборотня, я не мог видеть – что там в его глазах?

Потом он прыгнул в чащу.

Я незамедлительно поступил так же.

Сердце мое забилось только потом, когда я поднялся к белым скалам, как ворота открывающим вход в длинное, наглухо перекрытое в конце ущелье. Идеальная ловушка для дураков, но недурная позиция для долговременной огневой точки.

Взобравшись на плоскую, прикрытую кустами и развалом каменных глыб площадку, нависающую над входом в ущелье, я бросил мешок в траву. Пиво у меня еще было. Я не торопясь опустошил банку. Я решил здесь заночевать. И упал на траву, положив автомат под руку. Оборотень отстал, я его не видел, но почему-то я знал, что он скоро появится.

Мне показалось, что звезды в небе надо мной раскиданы реже, чем над Хорватией. Над самым горизонтом мерцал опрокинутый ковш Большой Медведицы, а напротив торчком стоял Южный Крест. «Прекрасная позиция, – автоматически отметил я. – Если залечь под Крестом…»

К черту!

Кто я?

Почему мне в голову приходят только такие мысли?

Ну да, сперва юнец, поверивший зажигательным речам Анте Павелича. Потом хорошо показавший себя усташ, бежавший вместе с Павеличем в Бад-Ишле. Позже опытный рейнджер, трижды проводивший теракты на территории Югославии. А еще позже наемный убийца, обыкновенный киллер, топчущий чужую землю.

«Мы печатаем шаг, наши мышцы крепки, мы хотим покорить дальние страны…»

Перевернувшись на спину, я негромко произнес:

– Киллер…

Звезды в небе мерцали ровно, и я подумал, что если оборотень и правда попал к нам оттуда – со звезд, то ему здорово не повезло. Черные, конечно, смотрят на него, закатывая глаза, а белые таращатся, сразу прикидывая его рыночную цену. Он никогда не добьется настоящего внимания, если он, конечно, ищет внимания. Он может как угодно светиться, он может устраивать какие угодно чудеса, все равно его везде будут воспринимать лишь как нелепого фокусника. И его фокусы будут вызывать только раздражение. Людей много, они разные. И у каждого свои желания. Попробуй, угоди им.

К черту!

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, как в ту ночь в Катанге.

Трава, шорохи, птицы, камни – все казалось мне чужим.

Я тонул.

Я знал, что тону.

Я тонул в вонючем смертном болоте, хрипя, катался по камням, ударяясь о собственный автомат, и смертельно боялся одиночества, страдал от него, как от пытки.

– Киллер! – орал я звездам. – Я киллер!

Вдруг мое сумасшествие ушло.

Человеческий голос вырвал меня из бездны.

Измученный, отупевший, я осторожно подполз к краю площадки и в неверном свете звезд и луны увидел внизу всех четверых – капрала, голландца, Ящика и француза. Наверное, они опомнились. Они были вооружены. Почему-то я сразу понял, что они пришли за оборотнем.

Я слышал, как голландец сказал:

– В этой дыре Усташ в ловушке.

И крикнул:

– Усташ!

Голландцу ответило только эхо.

Оценив позицию, я решил – с легионерами я справлюсь. Чтобы попасть на площадку, им непременно понадобится пересечь открытое место. Вряд ли они решатся на это.

Подтянув к себе автомат, я передвинул рычаг на боевой взвод и широко разбросал ноги, укрывшись за навалом каменных глыб.

Голландец, вот кого надо убрать из игры сразу.

Он один стоит всех.

– Усташ! – будто услышал мои мысли голландец. – Верни нам оборотня и можешь катиться, куда хочешь. Ты нам не нужен!

Я так и думал, сказал я себе. Я вам не нужен.

И осторожно глянул вниз.

Если я окликну голландца, подумал я, он не станет поднимать голову, он знает все эти штуки. Он просто упадет лицом в траву за полсекунды до выстрела, и тогда мне придется иметь дело с одним из самых свирепых рейнджеров, в чьих руках шелковая петля стоит больше, чем бельгийский карабин в руках дилетанта.

Подняв автомат, я, не раздумывая, открыл огонь.

Ван Деерт уже оседал в траву, а я продолжал стрелять, злобно и торжествующе выкрикивая:

– Бета ие! Бета ие! Бей его!

Я стрелял, даже на таком расстоянии чувствуя, как пули рвут плоть голландца.

По мне никто даже не выстрелил, так быстро все произошло.

Осторожно выглянув из-за камней, я убедился, что голландец мертв, а остальных как ветром сдуло с площадки.

– Нисамехе… – прошептал я, имея в виду голландца. – Куа хери я куанана… До свидания, до нового сафари…

Чувствуя, как травинка щекочет мне лоб, я увидел в траве жука, катившего перед собой черный, удивительно круглый шарик.

Наверное, скарабей.

Никогда не думал, что скарабеи водятся в Конго.

Я легонько дохнул на жука, и он мгновенно поджал лапки, притворясь мертвым.

Как ван Деерт.

Правда, голландец не притворялся.

– Усташ! – крикнул Буассар из какой-то расщелины.

Я перевернулся на спину.

Никто из них не станет перебегать открытое пространство, зная, что оно простреливается.

– Не валяй дурака, Усташ! Ты знаешь, тебе крышка!

– Я знаю.

Ответ их удовлетворил.

Они замолчали, и я понял, что сейчас кто-нибудь из них под прикрытием пулемета все-таки попытается пересечь открытое место.

Наверное, это будет француз, подумал я и пожалел Буассара.

После голландца, впрочем, по-настоящему бояться следовало лишь Ящика, тем более что его пулемет еще не вступал в игру.

Нашарив под рукой камень, я бросил его в кусты, и не успел он как следует разворошить листву, как пулеметная очередь вспорола воздух, ослепив меня сухой выбитой из камней пылью.

Я не стал смотреть, как пыль оседает.

Я знал: именно сейчас Буассар попробует перебежать площадку.

Пулемет смолк.

Меня на это не купишь, мрачно усмехнулся я. И опять подумал: кто это будет? И опять решил, что это будет француз.

Я ждал.

Терпеливо ждал.

И когда в лунном свете мелькнула густая тень, я выстрелил всего один раз – одиночным, опередив, обманув Ящика, пулемет которого сразу прижал меня к камням.

– Котала на пембени те… Не гляди по сторонам… – шепнул я себе и все-таки приподнялся.

И сразу увидел француза.

Но как увидел!

Согнувшись, уронив автомат, схватившись руками за грудь, Буассар медленно, не скрываясь, даже не пытаясь скрываться, шел через залитую лунным светом площадку, не пытаясь ни укрыться, ни поднять оружие. Даже издали я отчетливо видел, каким белым стало его лицо.

– Усташ, – хрипел он. – Я иду убить тебя.

Пот залил мне лоб.

Капли пота скатывались по щекам, ползли по шее, между лопатками.

Я не мог оторвать взгляд от француза.

Я знал, что Ящик следит сейчас за каждой веточкой, за каждым камнем, я знал, что во второй раз Ящик не промахнется, но не мог, не мог, не мог не смотреть…

Не надо смотреть, сказал я себе. Француз сейчас упадет. Француз упадет сам.

Но француз шел и шел, и это длилось веками.

Он шел под тремя парами настороженных глаз, уже ничего не видя и не слыша, только хрипя иногда:

– Усташ… Я иду убить тебя…

Наконец какой-то сердобольный камень остановил его вечное и бессмысленное движение.

Буассар упал.

– Ие акуфе – шепнул я себе. – Он мертв.

Теперь я остался против двоих.

– А оборотень? – вспомнил я.

Где оборотень? Почему он не примет участия в этих играх? Ему что, все это не интересно?

Осторожно обернувшись, я увидел невдалеке неподвижный, но слабо светящийся силуэт. Оборотень завис над травой, пожалуй, чуть выше, чем следовало, его могла зацепить случайная пуля.

Слегка приподнявшись, я попытался оттолкнуть оборотня прикладом.

На этот раз Ящик был точен.

Первая пуля ударила меня в плечо. А почти вся очередь пришлась по оборотню.

Мне в лицо плеснуло чем-то невыразимо едким.

Даже закрыв глаза, я видел, как взрывается оборотень.

Пытаясь унять чудовищную, слепящую, убивающую боль, я катался по камням и все равно видел, как оборотень взрывается.

Он взрывался, как звезда.

Из-под лопнувшей оболочки вставали огненные струи, кривые молнии плясали над ним, сияли протуберанцы.

Конечно, это моя собственная боль рисовала такие картины. Но одно я знал точно – до автомата мне не дотянуться.

Когда капрал и Ящик молча остановились надо мной, я открыл глаза. Не знаю, как выглядело мое лицо, но они отвели глаза в сторону.

– Это оборотень? – спросил капрал.

Я кивнул.

И вдруг снова пришли запахи.

Что заставило их вернуться?

Я даже привстал.

Я ничего не хотел терять.

Меня мучил отчетливый запах крошечного цветка. Теперь я вспомнил, я слышал этот запах в детстве. Кажется, точно такой цветок стоял в горшке на окне. Я даже помнил цвет его листьев.

Как назывался цветок?..

Ящик помог мне сесть и ловко перемотал бинтом рану на плече.

От Ящика томительно несло безнадежностью, обожженное лицо саднило, и, как только что запахи, я вдруг услышал вдали барабан.

Я прислушался.

Нет, не один.

Барабаны гудели далеко, но отчетливо. Я слышал далекие голоса. Может, это был голос бабинги или его соплеменников. Не знаю. Самое главное – я понимал слова.

Какое значение, подумал я, черные пришли или белые? Суть не в этом. Важно прийти так, чтобы твоя походка не устрашала.

Это была простая мысль, но даже от нее у меня закружилась голова.

Я взглянул на торчащий над нами Южный Крест.

Он заметно наклонился, его звезды потускнели.

Капрал протянул мне сигарету и спросил:

– Сможешь идти?

– Наверное…

– После того, что произошло, – хмуро сказал капрал, – нам нечего делить. Надо убираться отсюда, здесь можно наткнуться на симбу. Если они услышали выстрелы, скоро будут здесь. Бросим трупы. Мы не успеем их унести. Но твой автомат, Усташ, – капрал усмехнулся, – все-таки понесу я.

Я кивнул.

Я вдруг увидел веточку над камнем – нежные, как облитые лунным светом, розовые лепестки.

И узнал мучивший меня запах.

Гибискус, вот как назывался этот цветок.

И когда мы уходили, легионеры, в свой легион, я украдкой коснулся цветка, окончательно прощаясь с чудом.

Я знал, что чудес больше не будет.

Звезды, когда я поднял голову, были чужие. Капрал и Ящик чужие. И чужая лежала вокруг страна. Что я там делал? Этого я не знал.

Чужие звезды.

Чужое небо.

Чужие люди.