Развременение. Мои стихи-поэтемки

Ты словно бы догадывалась,

Что в год второй Миллениума

Нас разлучат трагически —

В декабрьском финише нам бесы гибельность несут.

Ты сон увидела: мы – в безнаказанной,

Бесчеловечной паутине «истреблениума».

Ударом в мозг апоплексическим

В день двадцать первого настиг тебя инсульт.

Ты простонала: «Голова… кошмар.

Вези же к Александре!

В пятидесятую. Боль нескончаема.

Оставь мне сотовый наш телефон».

В реанимации – второй удар

Был киллерного выстрела парадоксальней.

Все девять суток пять врачей отчаянно

Поддерживали твой предсмертный сон.

И сердце ещё билось,

И дыхание – глубокое и собранное —

Определял компьютер,

Регулируя давление, температуру, пульс.

Пришёл священник.

Он молитвами тебя в иную жизнь соборовал.

А мы просили: «Исцеленье даруй!

Ведь Мариночка жива, жива, проснётся пусть!»

Душа твоя кричала громко

Сквозь открывшиеся двери в мир беззвучности.

Звенел из Космоса к тебе взывающий

Божественной мелодии хрусталь.

Ты умирала за любовь —

Как ангел твой, пречистая Марина-мученица,

Святая Дева-страстотерпица,

Жизнь отдавшая за веру, за Христа.

Я не забуду, как лежала ты в реанимации, перенесённая

От аппаратов – к двери. Саваном укрыта на каталке.

Сказали: сердце биться утром перестало.

А дальше – только вскрытие и морг.

Мы, простынь приоткрыв, к тебе приникли, потрясённые,

Лишь повторяли: «Как же так?» – и слёз комки глотали,

И ощутили, как тепло твоё переступало

Жизнь отдающей плоти роковой порог.

Твоё отсутствие – не пустота.

Со мной твоя особая, вторая материальность.

В пространстве комнаты

Я осязаю твою плоть – не призрак, не фантом.

Твой голос, жесты, запахи, упрёки – здесь,

Они со временем не потерялись.

Лишь несущественное кануло

В разрыв меж «раньше» и «потом».

Я был источником твоих переживаний,

Был причиною обид.

Работал допоздна, по службе уезжал,

Порою безобразно напивался.

Ты говорила: «Сглазом женщин

Наш цветок любви прекрасный был убит».

И всё ж – меня любила жертвенно

И умерла, чтоб я в живых остался.

Жить дальше – только прошлым,

К роковому финишу не устремляясь,

Гореть, как в огненном чистилище,

Страдая, каяться и не сгорать,

Ты доказала: всё, что было – пошлый миф,

Парадоксальнейшая сюрреальность,

Часы без времени, без чисел,

Лицедействующих масок маскарад.

Мы начинали просто: страстная любовь,

Свиданья по стариночке.

Жизнь – словно листья фотографий,

Что в душе уставшей шелестят.

Семейный праздник наш

Был ежегодный день рождения Мариночки.

И в этот год – в последний раз

Мы тост подняли за твоё здоровье в шестьдесят.

Я не умру от горя вскорости,

Но всё ж, когда придётся в гроб

Улечься хилым телом,

Мои мысли будут продолжать бороться.

Дух будет мой витать,

С твоим, Мариночка, соединяя скорбь

И выходя в открытый бой,

Как грозный, беспощадный Барбаросса.

Груз боли за невинно убиенных на тебя давил.

Ты не могла простить, я тоже не прощу

Тех, кто не стоит твоих слёз, кто не узнал

Твоих бессильных горестных анафем.

Я мал и гол, как сказочный библейский царь Давид.

Но всё ж я зарядил ременную пращу,

Чтобы с Гигантом биться, с воплощеньем зла, —

Закованным в доспехи Голиафом.

Как верно ты догадывалась,

Что в Год Второй на начатом пути Миллениума

Нас разлучат трагически,

Что в декабре, под Новый год нам бесы гибель принесут.

Твой воплотился сон: во власти безнаказанной,

Бесчеловечной паутины «истреблениума»

Удар нам в мозг грозит апоплексический.

Вопрос лишь в том, когда наступит наш инсульт?