Разящий клинок

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ТИКОНДАГА И АЛЬБИНКИРК – СЭР ДЖОН КРЕЙФОРД И АМИЦИЯ

Амиция в конце концов склонила старого рыцаря еще раз пройти через Эднакрэги зимой. Он выздоравливал месяц – месяц безжалостных допросов женщины, не обремененной ни манерами, ни моралью. Амиция никогда не встречала людей, похожих на леди Севера, и надеялась, что впредь и не встретит.

В день, когда сэр Джон объявил, что они заберут своих купцов и выступят в дорогу, Гауз улыбнулась Амиции с другого конца своей комнаты.

– Неужели ты так сильно по нему скучаешь? – спросила она, и у Амиции замерло сердце.

Но Гауз продолжила:

– Ты знаешь леди Мэри, подругу королевы?

Амиция успела достаточно оправиться, чтобы защититься. Она ответила осторожно:

– Мы встречались после великой битвы.

– Нет никаких «великих битв», женщина, – рассмеялась Гауз. – Твоя леди Мэри обручена с моим Гэвином.

– Да, я слышала, что между ними что-то есть, – кивнула Амиция, не снижая бдительности, а Гауз расхохоталась.

– Вот она, моя старушечья доля! – сказала она. – Сидеть дома и болтать о любовницах сыновей. – Она подалась вперед. – Ты мне нравишься, ведьма.

Эти слова Амиция помнила до конца своих дней.

Граф Севера отрядил двадцать рыцарей и без малого сотню солдат сопровождать караван через снега, и они выехали на санях. Северяне владели многими способами зимних перемещений, почти забытыми – если вообще известными – в Альбинкирке, и этрусские купцы потрясенно и с некоторым восторгом увидели, как лихо несутся запряженные лошадьми сани вдоль Эднакрэгского озера. За пару часов они легко покрывали десять лиг, а то и больше; затем упирались в очередной крутой хребет, за которым лежало следующее озеро. Военная дорога была достаточно проходима для саней, но однажды пришлось сгрузить все до последнего тюка и тащить на себе.

Колонну сопровождал младший сын графа, командовавший отцовскими людьми. Он был замкнут и хмур, как многие юноши, и все же Амиция сочла его привлекательным – не бледным подобием старших братьев, а юнцом, который уже показывает себя серьезным, осторожным мужем. Он подошел, когда она наблюдала за тюками с мехом, которые втягивали веревками на кряж.

– Зима всегда с нами, – проговорил он. – Мы и воюем зимой, и путешествуем, если приходится. В эту пору Дикие большей частью спят. – Он придвинулся к ней. – Каков сейчас Габриэль?

Она резко замкнулась и мысленно, и выражением лица.

– Он хороший рыцарь, сэр. Больше мне нечего добавить.

Через шесть дней они добрались до речной развилки, где началась вся история, и сани выехали на лед. Они постоянно проваливались, но не настолько, чтобы растерять груз. Днища фургонов имели форму лодок и были водонепроницаемы.

Северяне знали о зиме все.

А увидев меж конских ушей Альбинкирк, Амиция позволила взору слегка затуманиться.

Езда предоставила ей слишком много времени для раздумий.

Во дворе городской крепости Амиция на прощание поцеловала сэра Джона, а малочисленное население ликующе приветствовало своего капитана, купцов и молодую монахиню.

Она выдержала серьезную беседу с епископом и вернулась к своим обязанностям у Южной переправы.

В трехстах с небольшим лигах восточнее слуги выносили из красивого мозаичного зала еловые ветви. С Крещения прошел почти месяц. Старый герцог Фраке заседал в большом зале в обществе сына и дюжины офицеров, которые выстроились перед ним, как просители, включая магистра Аэскепилеса – тот притаился сзади, как преступник.

– Мне пришлось, отец. Он был само отродье сатаны – гнал нас из города и побивал всюду.

Деметрий стоял перед отцом, расправив плечи. Он вроде как не испытывал ни малейших угрызений совести.

Андроник, взявшись за подбородок, сидел на массивном стуле, очень похожем на трон.

– Ты попросил, и я ответил: нет. Тогда ты отправился без моего ведома с тем колдуном, и он убит.

– Ну и что? – возразил Деметрий. – Он мертв и похоронен. Принцесса распускает его отряд. Она действует осторожно – а как еще быть, когда имеешь дело с таким гадючником? Но через несколько дней они уйдут, и мы сможем выступить на юг.

Аэскепилес откашлялся и сказал:

– Мы отстаем от расписания на месяцы и должны двигаться.

Андроник поднял брови.

– От расписания? У меня нет расписания, господин чародей. Я намерен спасти мою страну от узурпатора и длительного негодного управления. На это уйдут годы.

Аэскепилес на какое-то время умолк, а когда заговорил, его голос сделался елейным.

– Конечно, милорд. Я говорю в самом общем смысле. Прошу простить. – Он подался вперед. – Я все-таки удивлен, как легко удалось с ним расправиться.

– Легко?! – вспылил Деметрий. – Три неудачные попытки, а после он погиб при взрыве амулета?

– Я на лучшее и не надеялся, – улыбнулся Аэскепилес.

Андроник посмотрел на обоих, как на малых детей.

– Вы думаете, что она позовет нас обратно, – сказал он.

– А если нет, то мы попросту объявим народу, что она предала родного отца, – ответил Деметрий.

– И все нам, разумеется, поверят, – сказал Андроник. – Послушайте, кретины. Все, что вы сделали, – добились патовой ситуации, причем для нее. Теперь у нее есть армия, Красный Рыцарь об этом позаботился. Есть собственный флот, и он оплачен. Этруски, провались они в преисподнюю, теперь будут платить дань ей. – Он откинулся на спинку огромного стула и положил руки на подлокотники. – В каком-то смысле – странным образом – я восхищен этим Красным Рыцарем. Многое из того, что он совершил, хотелось бы сделать и мне. – Он обратился к Деметрию: – Подозреваю, сынок, что она, когда будет готова, предложит тебе вступить в брак. И ты согласишься. Мои титулы будут восстановлены, а ты станешь ее консортом. Если повезет, тебе разрешат командовать войсками. В какой-то момент найдется негодяй, который перережет ее отцу горло или удавит его тетивой.

Аэскепилес уставился на старого герцога, как на кучу дерьма.

– Что же тут глупого? А кретином в лицо меня еще никто не называл.

– Кретин, – с презрительной усмешкой повторил старый герцог. – Спесивый, ошалевший от власти дурак, как и предупреждал меня патриарх. Взять его! – подал он знак двум солдатам. – Не бойся, магистр, я и не собирался производить тебя в патриархи. – Он повернулся к сыну. – Но как быть с тобой?

Отряд покинул Ливиаполис на рассвете, и как только он вышел за ворота дворца, стало ясно, что принцесса не доверяет Красному Рыцарю даже на городских улицах. По маршруту их следования выстроились вардариоты, а все страдиоты, какие были в городе, двинулись по пятам. За обозом поехали двести нордиканцев, угрожавшие незамедлительным возмездием за любое прегрешение.

Колонну возглавлял сэр Йоханнес, а сэр Милус ехал рядом со свернутым черным знаменем. Ратники с угрюмым вызовом щеголяли алыми сюрко. Лучники метали яростные взгляды в зевак, а тяжеловооруженные конники предпочитали ехать с потупленным взором. Женщины пересели на иноходцев и тоже вооружились короткими мечами и облачились в красное, но единообразие не снижало градус отчаяния.

Поговаривали, что наемников выставили, не заплатив.

У ворот два нордиканца отсалютовали сэру Йоханнесу, и Уилфул Убийца сплюнул.

Позади него хихикнула Нелл. Когда они въехали в большие врата Ареса, она ткнула Уилфула в ребра.

– Переигрываешь, – сказала она.

– Заткнись, шалава, – прошипел он. – Ты все испортишь, шпионы услышат, и нас перебьют. Попомни мои слова.

Отряд в последний раз вступил во врата Ареса, и два нордиканца-часовых воздели в приветствии топоры и так держали их, пока под железной опускной решеткой не проехала последняя женщина. Тогда они сели на уже заседланных коней и присоединились к нордиканцам и страдиотам, которые следовали за компанией.

Они отправились на запад по дороге на Альбу и прибавили скорость, когда перекрестки остались позади. Через милю после мимо промчался отряд вардариотов, вздымая пыль с наново затвердевшей земли. В долинах уже растаял снег, реки сделались полноводными, а в самых низинах расцвели цветы. И солнце вставало раньше.

Тяжеловооруженный конник, ехавший за сэром Милусом, – единственный в колонне, на ком был закреплен шлем, – поднял забрало и сделал глубокий вдох. Тоби, перегнувшись, помог ему расшнуровать эту огромную штуковину, а отец Арно пособил с защелками.

Когда шлем сняли, человек улыбнулся, его черную бороду обрамляла броня бармицы. Он выпустил своего огромного скакуна из колонны и погнал вперед.

Будь на холмах дозорные, они бы услышали три звонких ликующих клича.

Но разведчики и вардариоты приняли меры на этот счет. Нордиканцы примкнули к колоннам, влились и городские страдиоты. А в шести лигах к северу от города ждали сэр Георгий и Мэг с еще сорока фургонами, которые за последние две недели вывезли тайно по две штуки за раз.

Красный Рыцарь выстроил армию в две шеренги по обе стороны дороги. Он проехал вдоль от и до, чтобы все увидели его без шлема.

– Послушайте, друзья мои! – выкрикнул он. Никто не издал ни звука. – Я коварный негодяй и не всегда делюсь планами. Но вот говорю вам: мы выбрались из города, дороги надежны, и через несколько дней мы спасем императора.

Для нордиканцев и страдиотов эти слова прозвучали слаще, чем обещание вечного блаженства. Победный рев вознесся к небесам.

Красный Рыцарь подождал, пока все успокоятся.

– А потом Андронику придется пойти на нас, – продолжил он. – Бойцы у нас лучше. Но на его стороне численный перевес. – Он тронул коня, и тот описал круг. – Каждому из присутствующих, будь то мореец или купец, хочется, чтобы с этим было покончено. Я собираюсь принудить его к бою. И выиграть этот бой. – Он ухмыльнулся. – Нам не нужно, чтобы он отсиделся в крепости. Пусть найдет нас и атакует. Поэтому выполняйте приказы, будьте начеку и помните, что с нами будет император.

Все снова взревели.

Габриэль Мурьен задался вопросом, каково это – возыметь над людскими умами такую власть, чтобы удостоиться подобного рева.

– Марш! – скомандовал он.

И войско, разбившись повзводно, последовало за ним.

У Килкиса они повернули на север. К ним присоединились лорд Фокус с новой сотней страдиотов, и столько же лучников на лошадях; на север они не просто пошли – рванули, в самую Фраке. За первый день они покрыли почти сорок миль. Наскоро разбили лагерь там, где указали разведчики. Перед рассветом едва оклемавшийся и все еще бледный Гельфред умчался прочь, а войско проснулось в холодном мраке, облачилось в доспехи, прокляло темноту, но не зажгло ни единой свечи. Земля в неосвещенном, необогретом лагере осталась усеяна забытыми вещами, но в тот же день армия перевалила через фракейские холмы. Вновь было солнечно, и дороги не раскисли. Воины двигались по старому имперскому тракту и по каменным мостам.

На третий утомительный день разбили лагерь и окружили его поваленными деревьями, положив их крест-накрест так, что получилась длинная ограда вроде временного загона для скота, и переночевали с горящими кострами. Они находились всего в пятидесяти лигах от Лоники и в сорока – от побережья и пробирались через крутые горы, которых иные в жизни не видывали.

В тот день от основной колонны отделился летучий отряд: шестьдесят вардариотов, дюжина копейщиков и столько же схолариев и нордиканцев, все с запасными лошадьми. Они пересекли высокий древний каменный мост, который тремя арками возвышался над бурной рекой. Вокруг моста образовались ледовые заторы, и он трясся под ударами льдин, но простоял уже тысячу лет и ранней весны не боялся.

Они продвигались на восток, возглавляемые Красным Рыцарем, Гельфредом и графом Заком. С ними был и Джулас Кронмир. Как и все остальные, он ехал с мечом и в доспехах.

После часа легкого галопа по зимней траве колонна остановилась, и все сменили лошадей.

Сэр Майкл держался рядом со священником. Тот ненадолго преклонил колени в молитве и поднялся, чтобы проверить подпругу. Взглянув на сэра Майкла, он повел бровью.

– И почему мне кажется, что дни грядущие обернутся для меня адом?

– Я знаю не больше вас, – ответил сэр Майкл. – Но печенкой чую, вы правы.

Часом позже они выбрались из густого тумана, и выяснилось, что отряд едет по мертвой траве и орляку, доходящему скакунам до брюха. Все вардариоты, кроме графа Зака и его приближенных, исчезли – сгинули в тумане.

Остановились, переменили лошадей и снова тронулись в путь.

На закате устроили достаточно долгий привал, чтобы надеть лошадям торбы с кормом, а самим перекусить колбасками. Красный Рыцарь переходил от воина к воину, с усмешкой говоря всем одно и то же:

– Мы отчаянно рискуем и ставим на карту все. Сегодня никто не спит. Не останавливайтесь. Не обращайте внимания на туман, это дело разведки.

Он двинулся назад, оставив сэра Майкла и отца Арно гадать о его намерениях. Во главе колонны стоял человек, державший в узде лошадь. Красный Рыцарь ему поклонился.

– Это подмога куда серьезнее, чем я ожидал, – сказал он. – В очередной раз.

– Из чего вы можете заключить – в очередной раз, – что положение хуже, чем вам казалось, – ответил проводник.

Молчание повисло надолго, усугубляемое непроницаемым туманом и тишиной вокруг.

«Он же ведет нас прямо через эфир? – подал голос Гармодий. – Пресвятая Дева, подумай, сколько это требует сил».

«Его стараниями мы срезаем путь и не идем сорок миль по крутым горам. На обратной дороге нам их не миновать, придется переходить. Иначе нас прижмут и порубят в крошево, потому что свободы маневра не останется».

«Я всегда говорил, что ты оптимист».

Выбравшись наконец из снежного тумана, они очутились на широком, ровном и прочно схваченном льдом болоте у подножия хребта, который, казалось, затмевал небо, а солнце всходило где-то за ним, далеко-далеко на востоке. На вершине стоял замок, а много дальше, на севере – городок Эрмион По другую сторону кряжа было море, Красный Рыцарь улавливал его запах.

Он собрал всех.

– Мы приступаем к спасению императора, – объявил он.

Все дружно закивали.

– Где мы? – спросил сэр Майкл.

– В восточной Фраке, – ответил капитан. – Это имперский замок в Эрмионе. Мы здорово продвинулись за ночь.

Граф Зак поскреб в бороде и постарался принять обычный невозмутимый вид.

– Где остальные мои ребята? – спросил он.

– Я горячо надеюсь, что они штурмуют и удерживают для нас верхний проход и подбирают место для основного войска, – сказал Красный Рыцарь. – А если нет, то этот поход может оказаться крайне неудачным.

Посыпались новые вопросы, и капитан вскинул руки, призывая к тишине.

– Если я и заключил сделку с сатаной, то это не ваше дело, – проговорил он холодно. – Ваше дело – штурмовать замок на тех высотах. Мне сообщили, что вражеские силы в дне пути отсюда. Осады не будет, нам дается только одна попытка. – Он улыбнулся в предрассветном сумраке. – Вспомните недавнюю подготовку, и тогда поймете, что все это вы уже отработали.

Люди огляделись и осознали, сколь часто за последние шестнадцать недель брали макеты замков.

– Как мы откроем ворота? – осведомился граф Зак. – Колдовством?

– Лучше, – ответил Красный Рыцарь. – Герметизмом.

Сэр Майкл и сэр Гэвин обнаружили, что действительно освоили все, что нужно.

Бент и Уилфул Убийца надолго замерли с заряженными луками, наблюдая за башнями в свете наступающего дня. Было так холодно, что волоски в носу покрывались льдом, а часовым приходилось двигаться, да поживее, иначе замерзли бы насмерть. Но уставшие, продрогшие люди предпочитали расхаживать по заученному шаблону.

Сэр Майкл открыл было рот, но Красный Рыцарь сжал губы и мотнул головой.

Два старших лучника слаженно подняли луки, остальные последовали их примеру, и в прозрачный воздух сорвались две дюжины стрел. Те, что не попали в цель, загромыхали по камню, но таких было мало.

Двое часовых погибли на месте.

Сэр Майкл и сэр Гэвин устремились к задним воротам замка, прихватив с собой штуковину, которая материализовалась на последнем привале и смахивала на бронзовый колокол. За ними двинулись все тяжеловооруженные всадники, а граф Зак со своими людьми и лучниками уселись в седла и остались ждать на краю леса.

Руки у сэра Майкла тряслись; бицепсы и трицепсы покалывало, как от усталости.

Снег хрустел под его саботонами, и он приказал себе поднажать.

Два самых дюжих воина подняли бронзовый колокол, повернули отверстием к огромной, обитой железом двери и положили на землю.

Прошла волна силы, и бронза каким-то образом соединилась с железом ворот. Сэр Гэвин отскочил от этой штуковины, как от отравленной. Майкл попятился и чуть не упал, споткнувшись о горку замерзшего навоза, что угнездился в следе копыта. Он устоял, крутанув бедрами, но наделал шума.

– Бегом! – прошипел Красный Рыцарь. – Сюда, прижаться к стене!

Двадцать закованных в доспехи бойцов растянулись вдоль деревянного частокола аккурат за углом от задних ворот. Губы Красного Рыцаря шевельнулись.

Раздался грохот, будто разверзлась адская бездна, и вонь разошлась тоже адская.

Дальнейшее показалось тишиной, и Красный Рыцарь, взмахнув мечом, бросился в смрадный дым, а остальные ринулись следом.

Сэр Майкл отвечал за главные ворота. Он повел шестерых воинов через замерзший двор и рухнул ничком, поскользнувшись на предательском льду. Харальд Деркенсан поднял его на ноги, а остальные проследовали мимо. В сторожевой будке спали люди, но охраны не было. Спящих убили в постелях, и Деркенсан, умело обогнувший сторожку, запустил подъемный механизм. Загремели цепи, решетка пошла вверх, и две огромные створки распахнулись на противовесах…

Сэр Милус последовал за капитанской закованной в сталь спиной в ближайшую дверь, и выяснилось, что это не что иное, как тайный проход, отделяющий большой зал от казарм.

– Плюньте на них, – негромко бросил капитан и через зашторенную дверь ворвался в большой зал.

Там, на бревенчатых скамьях, растянулся десяток человек, а двое бодрствовали. Один закричал.

Капитан пробежал через зал, и никто из фракейцев, похоже, его не заметил. Они набросились на Милуса с Гэвином, завязался бой. Милус расставил ноги, взмахнул топором, и фракейцы попятились, а сэр Георгий промчался мимо всей своры и ринулся за капитаном, сопровождаемый еще двумя схолариями – как им было велено.

Топор Милуса налетел на неосторожного фракейца, не разобравшегося в дистанции, и срезал чуть ли не треть головы заодно с рукой, которую тот вскинул, прикрываясь в последний момент. Того, что осталось от черепа, хватило, чтобы он потрясенно завопил, когда макушка шлепнулась ему под ноги.

Удивление кончилось.

Сэр Георгий поднялся за капитаном по вьющейся, словно штопор, башенной лестнице. Его хватало только на то, чтобы дышать, хотя нес он на себе меньше, чем альбанцы.

Наверху они обнаружили четверку мужчин, которые толклись на площадке и рубили мечами дверь в верхнюю комнату.

Перед тем как вступить в схватку, Красный Рыцарь, находившийся тремя ступеньками ниже, свалил одного, вонзив свой меч в его незащищенную лодыжку – длинным выпадом с подворотом. Бой был почти завершен – человек пошатнулся и взвыл, не понимая, что с ним стряслось, после чего полетел с лестницы. Он принял смерть на мечах схолариев, едва не отшвырнув их назад, и этим дал товарищам время собраться.

Красный Рыцарь остервенело рыкнул. Прыжком преодолев последние ступени, он выдержал два мощных удара – по шлему и правому наплечнику, – и кинжал, зажатый в его левой руке, выпустил ближайшему противнику кишки.

Сэр Георгий стоял так близко, что превратил умирающего в щит, толкнул им третьего на площадке, а после принялся колоть сквозь тело, пока противник не забулькал.

Схоларии прикончили последнего, который стоял, где упал, на коленях и молил о пощаде.

Красный Рыцарь уперся в дверь рукой, закованной в латную рукавицу.

– Он там. Ваше величество! Откройте! Прибыла помощь!

На ледяном дворе начали строиться в шеренгу люди, посыпавшиеся из казарм, – без доспехов, но с отменным набором коротких мечей, увесистых фальшионов, сабель и длинных луков. Офицер прокричал команду, и они, подняв щиты, издали фракейский боевой клич.

Граф Зак двинул конницу в уже распахнутые ворота. Стрелы посыпались, как снежные хлопья, и двор, и без того грязный, окрасился в кроваво-бурый цвет. Бежать гарнизону было некуда, доспехов никто не имел – как и надежды выстоять против двадцати всадников.

Остальные воины вливались в большой зал, спеша на помощь Милусу с сэром Гэвином, которые одни и вели серьезный бой. Обоих ранили, они бились столько, сколько понадобилось солнцу, чтобы подняться над горизонтом на ширину пальца.

У сэра Майкла была еще одна обязанность, которую он взвалил на себя сам. Собрав своих людей, он побежал через залитый кровью двор – лед растаял – в сторону кухонь под восточной башней. Дверь оказалась открытой, какая-то женщина закричала, и они вошли.

– Лечь! – крикнул он. – Тогда уцелеете!

Красный Рыцарь не отдавал ему приказа спасать женщин и детей, но Майкл недавно женился и понимал войну по-своему.

Не успели стихнуть последние крики, а Красный Рыцарь, Георгий и двое схолариев вынесли во двор императора. Все, кто там был, рухнули на колени – даже лучники, с небольшой помощью.

– О, мои храбрецы! – улыбнулся император. – Прошу вас, пощадите мятежников.

Его уложили в наспех сооруженные носилки, которые поместили между двумя лошадьми.

Милус отыскал Красного Рыцаря и сэра Майкла.

– Пощадим? – спросил он.

Красный Рыцарь хмыкнул.

– Сэр рыцарь, у вас с бедра свисает лоскут кожи величиной с блин. – Он опустился на колени в кровавый снег и прижал рану, которую сэр Милус даже не замечал. – Но да – раз император желает проявить милосердие, я не стану перечить.

– Ты приказал их всех перебить, – укоризненно напомнил сэр Майкл.

– Я сказал это, когда мы были в отчаянном положении, – пояснил ему Красный Рыцарь, как дурачку. – А теперь мы всего лишь торопимся. – Он свирепо глянул на Уилфула Убийцу, который пытался незаметно проскользнуть в кухню, и кивнул сэру Майклу. – Кухарок спасаешь? Это ты ловко провернул. Я и не подумал о них, – признался он.

Бент и еще два лучника держали сэра Милуса, а Длинная Лапища перевязывал ему бедро чистой белой тряпицей.

– По елдаку промахнулся, – сказал утешающе лучник.

– Если их связать, они через час умрут от холода, – заметил сэр Милус.

– На этот риск я пойду с удовольствием, – ответил Красный Рыцарь. – Прошу простить. Я знаю, что все вы – благородные странствующие рыцари без страха и упрека, но лучше бы мне сегодня больше не видеть этих джентльменов. А когда сюда подоспеет подмога от Андроника, каждый наш пленник обернется кровожадным фракейцем.

– Император не велел их убивать, – сказал сэр Майкл. – Если мы их свяжем, то женщины запросто развяжут. – Он поджал губы. – Я не позволю тебе убить женщин.

Красный Рыцарь закатил глаза.

– Мой юный идеалист, я и не предлагал их убить. Я надеялся, что ты найдешь какой-нибудь благородный, но действенный способ нас защитить. Их – тоже, от твоих замечательных друзей вроде Уилфула Убийцы, которому просто хочется немного пошалить. – Он пожал плечами. – Отлично! Запри их в подвале восточной башни, и пусть оценят наше великодушие. – Он наклонился к Майклу. – У нас получилось, Майкл!

Тот встряхнул головой.

– Конечно, получилось, – откликнулся он.

Красный Рыцарь вздохнул.

– Порой мне кажется, что все вы принимаете меня как данность и не цените. – С этими словами он пошел смывать с рук кровь.

Отец Арно чуть не рухнул наземь от смеха.

Через шесть часов к морскому замку Эрмиона подошел отряд Деметрия.

Офицер его разведки понял, что они опоздали, как только узрел на горизонте пункт назначения – трубы не дымили, но он промолчал. Деметрий был настроен кровожадно и выискивал козлов отпущения, чтобы отыграться за последний отцовский разнос. Он шел с основной армией в десяти лигах позади.

Всадники въехали на вымерший двор, и Дариуш полез на башню – вдруг стража выполнила приказ и удержала покои. Или убила императора, как ей приказали.

Все четыре стражника лежали мертвые на площадке – кошельки выпотрошены, оружие исчезло. Дверь в комнату императора стояла нараспашку. Дариуш осмотрел помещение, где томился в заточении император, взглядом опытного сыщика. Затем спустился через большой зал и вышел.

К тому времени истриканские подручные Деметрия уже истребляли спасенных пленных. Деметрий восседал на молочно-белом великолепном скакуне посреди внутреннего двора, залитого кровью и грязью. Остаток гарнизона упал на колени, некоторые – вторично. Стоя в кровавой жиже, бойцы взмолились о милосердии. На сей раз впустую, истриканцы хладнокровно их пристрелили.

Дариуш переждал худшее и двинулся через двор.

– Шестьдесят человек, – доложил он. – Напали внезапно, на рассвете, и вряд ли потеряли хоть одного из своих.

Деметрий сплюнул.

– Гребаное дурачье. Надо их всех перебить, пусть будет другим наука. – Он снова сплюнул в кровавый снег. – Мы обязаны пуститься в погоню! Если император сбежит, мы лишимся всего!

Дариуш посмотрел на Аэскепилеса, которого бойня ничуть не тронула.

– Милорд, наши силы равны, а они опередили нас на несколько часов. Если устроят засаду, то мы в нее угодим. Или будем преследовать их слишком медленно из страха перед этой засадой. Так или иначе, затея бессмысленная.

Он не добавил, что если бы сам командовал неприятелем, то оставил бы еще один отряд – заградительный – где-то поблизости для истребления любой погони. Промолчал он и том, что в конце февраля лорд Андроник вывел в поле все свое войско, а вражеские силы так и остались загадкой.

Дариуш испытал нечто сродни восхищению Красным Рыцарем. Они наверняка читали одни и те же книги.

Деметрий зарычал.

Послышались крики. Женские.

Дариуш пришпорил скакуна так, что тот оказался ноздря в ноздрю с конем Деметрия. Этим он вознамерился привлечь внимание господина.

Пощадите женщин, – сказал Дариуш.

– О, да они не умрут, – рассмеялся Деметрий.

Аэскепилес протяжно выдохнул, щелкнул пальцами, и конь Деметрия швырнул седока через голову. Тот плюхнулся в грязь.

Дариушу зажало за спиной руку.

Аэскепилес отвел своего коня назад.

– Я в этом не участвую, – заявил он. – Пощади женщин и детей, иначе, клянусь богами тьмы, я убью вас обоих на месте.

Дариуш не понял, с чего магистр решил, будто он одобряет насилие и убийства, но он был беспомощен, а Дариуш, в отличие от многих мужчин, предпочитал в этом случае расслабиться.

Деметрий вскочил на ноги.

– Ты мог попросить, ведьмак! А вместо этого унизил! – Он улыбнулся. – Ладно, посмотрим. Пока пусть живут с непоруганной девственностью. – Он потер бедро. – Добродетель полковых шлюх, спасенная благородным колдуном! Кретины. – Он повернулся к Дариушу. – Я слышу тебя, разведчик. Боюсь…

Дариуш пожал плечами. После зимнего рейда на запад его умопостроения получали удар за ударом. Он больше не числил себя на стороне правды и был абсолютно уверен, что они потерпят поражение. А без императора…

Деметрий прищурился.

– Терпеть не могу проигрывать, – сказал он. – Держитесь меня, капитан. Я еще не сломлен.

Армия Красного Рыцаря разбила лагерь в двадцати лигах юго-западнее замка, где Деметрий выместил гнев на остатках гарнизона. Вокруг красного командирского шатра образовалась уютная стоянка: шестьсот палаток, забранных лапником и хворостом и потому похожих на маленький лес. Зима напоследок разразилась ненастьем, и снега навалило на три пальца, так что палатки утеплились, но армия жаждала дров, и всех крестьян до последнего погнали из селения в лес, их дома разобрали на топливо, их собственные поленницы разорили, налетев, как прожорливая саранча.

Большая часть крестьян сбежала в соседнее село. Самые бедные замерзли насмерть.

Красный Рыцарь в окружении офицеров стоял у походного стола. Снаружи лютовал мороз, в горах еще царствовала зима, но внутри было сносно благодаря присутствию пятнадцати человек и пяти жаровен. Император сидел во главе стола на массивном дубовом стуле, который Уилфул Убийца реквизировал у самого зажиточного местного крестьянина. Граф Зак опустился рядом на колени и кормил его курятиной, Харальд Деркенсан возвышался за императором справа с топором на плече, а сэр Георгий обосновался слева. Сэр Гэвин и сэр Майкл обретались подле своего капитана; сэр Йоханнес и сэр Милус сидели на стульях, а сэр Бесканон стоял с госпожой Элисон. Гельфред маячил за другим концом стола, держа легкий шлем под мышкой и жарко перешептываясь с отцом Арно.

– Теперь вы понимаете, зачем важным господам нужны большие палатки, – сказал Красный Рыцарь.

Пролетели вымученные смешки, а лица морейцев приняли страдальческое выражение.

– Джентльмены, стараниями благородного Гельфреда, а также графа Зака с его людьми мы установили местонахождение врага. У них сильный отряд в Эрмионе, а основное войско стоит в тридцати лигах к северу, сосредоточившись у Немеи. – Его длинный палец поочередно указал на города. Красный Рыцарь улыбнулся. – К сожалению, силы бывшего герцога значительно превосходят наши, ибо в конце зимы он совершил настоящее чудо мобилизации.

Сэр Йоханнес чуть качнул головой.

– С другой стороны, – продолжил Красный Рыцарь, – теперь у нас есть император собственной персоной.

Все поклонились. Морейцы опустились на колено.

Император доброжелательно улыбнулся.

– Благодарю вас всех за мое спасение, – сказал он. – Я встал бы перед вами на колени, если бы ноги слушались. При возможности я бы расцеловал руки всем мужчинам и женщинам в лагере. – На его глаза навернулись слезы. – Но я понимаю, что для вас это чересчур. Поэтому разрешите сказать, что ваша помощь есть Божий промысел, и с Божьей поддержкой я не вижу, почему бы нашему сражению не обернуться победой.

Красный Рыцарь дрогнул лицом.

«Бог на твоей стороне, Габриэль».

Гармодий в его голове хохотал, и боль нарастала, грозя перейти в настоящий приступ. Правда заключалась в том, что часы, проведенные без Гармодия, показали Красному Рыцарю, что от гостя все-таки придется избавиться. Его взгляд невольно скользнул по Моргану Мортирмиру, который стоял позади госпожи Элисон.

«Оставь меня, пожалуйста, в покое, Гармодий».

«О, мы стали нежными? – развеселился тот. – Я занимаюсь большим и важным делом. Мне очень хочется показать тебе, что я сооружаю…»

«Заткнись, твою мать».

Красный Рыцарь сосредоточился на окружающем и осознал, что все глядят на него. Он заставил себя кивнуть, соглашаясь, и сдержать гнев и раздражение из-за слов императора. От злости прок небольшой.

Однако ему становилось все труднее держаться рыцарственно, когда виски лязгали, словно разболтанные наплечники, а гость продолжал отпускать реплики, которые, видимо, находил остроумными.

Он слишком ослаб после ранений, полученных в Рождество. Левая рука болела на холоде, а холодно было всегда.

Все это пронеслось в голове за долю секунды.

– У меня, как обычно, есть план, – проговорил он беззаботно.

Древняя цитадель Немеи высилась над равнинами и смотрела на мелкую бухту у берегов южного города Эрмион. Горы за Эрмионом еще были покрыты снегом, но здесь, на побережье, установились теплые дни и расцвели цветы.

Андроник сидел, захватив подбородок в горсть, и обдумывал виды на будущее. Его сын и магистр только что перешли через главный городской мост.

Андроник, бывалый воин, уже по посадке конников, ехавших за сыном, понял, что они потерпели поражение, а император свободен. Андроник вздохнул. Он взболтал вино в золотом кубке. Затем мрачно улыбнулся бывшему главному камергеру.

– Милорд? – встрепенулся тот.

Андроник не без веселья отметил, что поражение не отразилось на его угодливости. Он осторожно пригубил вино.

– Держу пари, что мы потеряли императора.

Главный камергер заметно вздрогнул.

– Я думаю, пора отправить в город гонца и начать переговоры, – продолжал Андроник.

Главный камергер понял, что для него это смертный приговор. Андроник приходился императору кузеном. Ему вернут угодья и ограничатся тем, что пожурят. Но кому-то придется стать козлом отпущения. Глаза камергера наполнились страхом.

Андроник сделал еще один выверенный глоток и уставился на заснеженные холмы.

– В Этруссии, пожалуй, красиво, – заметил он.

Он еще не допил вино, когда доложили о прибытии его сына. Тот вошел, сияя золотыми доспехами.

И упал на колено.

– Его не было, – сказал Деметрий.

Следом за ним вошел магистр Аэскепилес. Он выглядел хуже обычного – бледный, с темными мешками под глазами.

Андроник редко любил сына столь сильно, как в этот миг. Он простер руку.

– Знаю.

Глаза Деметрия сверкали.

– Послушай, отец. Мы должны провозгласить императором тебя. Сегодня. Сейчас. Объявить, что настоящий мертв. И…

– Нет, – улыбнулся Андроник.

Деметрий замотал головой:

– Послушай же! Этот Красный Рыцарь совершил дурацкую ошибку, даром что у него император. Он зажат в горах, а мы располагаем всей мощью весеннего призыва. Мы изловим его, разгромим и убьем императора.

– Как следовало сделать сразу, – вставил Аэскепилес.

– Нет. Послушайте, друзья мои. Я хотел сместить императора ради спасения империи. Он глупец. – Андроник огляделся по сторонам. – Но если я поведу моих рекрутов, пехоту и страдиотов в долины Мореи на войну, то кто окажется глупцом? Что от нас останется? Трупы – на разграбление этрускам, пришедшим из-за Стены и альбанцам. Мы бросили кости и проиграли. Глупец обзавелся друзьями. А мы теперь враги своей родины.

– Нас предала Ирина, – сказал Деметрий.

Глаза Андроника вспыхнули.

– Я должен был поберечься женщины, способной предать родного отца.

Деметрий так и стоял перед ним на колене.

– Я не готов к сдаче.

– Ты храбрый юноша, – улыбнулся Андроник.

– Мы можем победить! – уперся Деметрий.

– Согласен, битву ты выиграешь. В итоге погибнут сотни наших лучших людей. То же случится с наемниками и сотнями императорских гвардейцев. И что? Город все равно останется в руках Ирины. Война продолжится. А империя будет слабеть с каждым погибшим – неважно, с чьей стороны. – Андроник отпил из кубка. – Вина моему совету! Давайте обсудим капитуляцию.

Аэскепилес шевельнулся.

Деметрий продолжал стоять у герцогского стула.

– Отец, – произнес он, и в его голосе проступила редкая нотка мольбы. – Отец!

Андроник послал ему улыбку.

– Нет, мы не сдадимся, – заявил Деметрий.

– Ты, магистр и главный камергер? – уточнил Андроник.

Деметрий резко выпрямился и навис над отцом, сияя золотыми доспехами.

– Да!

– Тогда я советую вам сесть на корабль, – сказал Андроник. Его голос окреп. – Ибо в глазах Господа я – герцог Фраке! И армия, расквартированная снаружи, повинуется мне. – Он уловил движение главного камергера и нахмурился. – Стража! – взревел он.

– Отец! – вскричал Деметрий. – Остановись и выслушай!

Он выхватил тяжелый кинжал, висевший на поясе, и как бы в замешательстве уставился на него.

Андроник застыл.

– О, сын мой! – проговорил он.

Деметрий затряс головой.

– Я не стану! – выкрикнул он.

Андроник возвысился до главнокомандующего империи не для того, чтобы пренебрегать опасностью. Его взгляд метнулся к главному камергеру, который уже спешил напасть с фланга, а после – к Аэскепилесу; этот спокойно стоял у двери, а из его жезла тянулись две толстые черные нити – одна к главному камергеру, а другая к Деметрию.

Андроник не дрогнул и не сказал ни слова. Он выхватил и метнул свой кинжал – в Аэскепилеса.

Клинок ударился о невидимый щит и сгинул в рое искр.

Аэскепилес улыбнулся.

Бросок заставил Андроника встать, и теперь он сделал шаг вправо, еще убеждая себя, что сын намерен его защитить.

Кинжал Деметрия вошел ему в левый бок, под мышку. Удар показался тычком – Андроник почувствовал, как рукоять прижалась к шелку сорочки.

Сам того не желая, он развернул сына, воткнул ему в глаз большой палец и одновременно понял, что уже мертв. Зрение угасало. Но потребность дать сдачи – убить – оказалась сильна.

Кинжал поразил его точно в сердце.

С последней мелькнувшей мыслью он выпустил голову сына.

– Мой…

Он рухнул на пол.

– Нам надо немедленно избавиться от тела, – донесся, словно издалека, голос магистра. Изо всех сил герцог прислушался, не скажет ли чего-нибудь сын. Ему захотелось…

А затем его не стало.

Через день после захвата императора людьми Красного Рыцаря патруль Дариуша поймал пару крестьян, которые сообщили об изнасилованиях и убийствах на западных холмах. Дариуш потратил полдня на разбор этих новостей, а когда подготовил доклад, оказалось, что герцога нет, а отчитываться придется перед Деметрием. Разведчик покинул палатку деспота и подошел к хану его истриканцев.

Тот пожал плечами и отвернулся.

Судя по всему, герцог Андроник больше не выступал с им же созданной армией. Многих дружинников капитан Дариуш знал. В конце концов он справился у оруженосца сэра Кристоса, и тот сказал, что герцог не покидал Невии. Многим было известно, что герцог пропал, и Дариуш навострил уши, но ничего не вызнал. Он допустил, что герцог болен и болезнь скрывают, но исполнился подозрений более мрачных.

Урвав пару часов сна в Эрмионском замке, он сколотил крепкий отряд и повел его по следу на запад. К своему удовлетворению, он нашел место, где враг караулил в засаде. Дариуш показал его двум своим лучшим бойцам – оно смахивало на оленью лежку: снег утрамбован, костерок и наблюдательный пост замаскированы ветками и скрыты снежной стеной.

Верки – один из лучших – поковырял пепелище палкой и сотворил небольшое заклинание.

– Десять часов. Может быть, с наступлением темноты? – Он пожал плечами, и жест получился преувеличенным из-за длинной меховой шубы и плотно подбитых доспехов.

– Посмотрим, – ответил Дариуш.

Он направился по следу копыт неприятельских лошадей. Враг хорошо постарался их скрыть – замел снегом и завалил ветками, но снегопада, к счастью, с тех пор не случилось, и попадались места, где ясно виднелись отпечатки и лежал замерзший конский навоз. Зимой очень трудно спрятать быстро двигающийся кавалерийский отряд.

На горный кряж они поднялись уже почти в полдень. Наверху оказались всадники, и завязался короткий бой – погибла лошадь. Когда упала другая, ездок сломал хребет, и его пришлось прикончить.

Они заняли кряж и заглянули в очередную долину. Неприятель удалялся.

– Ты знаешь эти места? – спросил Верки.

– Так себе, – ответил Дариуш. – Охотился здесь.

Верки нахмурился.

– Что-то неладно, – проговорил он, всматриваясь в долину.

Яркий солнечный свет отражался от снега и мешал видеть, хотя ниже снег таял и набирали силу ручьи.

Дариуш заметил окруженное стеной село, которое защищала петля извилистого потока.

– Там селение, – сказал он.

– А дыма нет, – сплюнул Верки.

Они продолжили наблюдение и увидели вражеских всадников, которых согнали с хребта. Те ехали через долину далеко внизу. Потом пересекли ручей.

Дариуш перевязал рану на левой руке. Ему стало холодно.

– Я засек этих гадов. Смотри вдоль брода и глянь на вершину хребта, – свирепо улыбнулся Верки.

Там чуть курился дымок.

– Должно быть, лагерь, – предположил Дариуш.

– Их просто не видно из-за хребта, – сказал Верки. – Кто-то у них разбирается в своем деле.

– Выстави здесь пост. Возьми двух верных людей и сходи посмотри на их лагерь.

Дариуш вздохнул с облегчением. До сих пор враги казались чуть ли не призраками. Дариуш по-прежнему не понимал, как они перешли через горы, но теперь он выследил их, а лорд Деметрий подгонит войско.

Развернув коня и устремившись на восток, он получил возможность обдумать многое, и не в последнюю очередь – исчезновение герцога Андроника.

– Нашел? – осведомился Деметрий.

Вид у него был измученный, как будто он много ночей не спал.

– Мы зачистили их дозор. Видели дым их лагеря. – Небогато в таком изложении.

Деметрий свирепо зыркнул на истриканского хана.

– Получше, чем вышло у остальных. Христос Вседержитель, один из этих болванов предположил, что они пойдут морем!

Дариуш склонился над примитивной картой.

– Он, милорд, зажат в горах, как вы и предполагали, и через несколько дней у них кончится продовольствие. Те деревни не станут кормить армию. Может быть, нам и воевать не придется.

– Ты говоришь, как мой отец, – бросил Деметрий.

Дариуш вздрогнул – какая странная и нетипичная реплика.

Деметрий посмотрел на своего чародея, Аэскепилеса. И на бывшего главного камергера.

Аэскепилес очень тихо сказал:

– Я уже говорил, что мы должны убить императора. А потом представить все так, будто его убил в отчаянии неприятель. О последнем я позабочусь. Но он должен умереть, а для этого нужно атаковать. Если императора перенесут через горы…

– Через Пеналты? В конце зимы? – рассмеялся Деметрий и покачал головой. – Птица – и та околеет!

Дариуш, который охотился в Пеналтах с малых лет, не согласился.

– Милорд, – сказал он.

Деметрий поднял руку.

– Не надо брюзжать, мне нет до этого дела. Мне не интересно отсиживаться в снегах и ждать, когда они перемрут от голода. Или хуже – сдадутся, и у нас будет куча свидетелей.

– Это можно уладить, – улыбнулся Аэскепилес.

Деметрий умолк. Его взгляд стал жестким.

– Мне ясно, колдун, что ты мне нужен. Но берегись. Когда все кончится, нам понадобится империя. Если я перебью гвардию, то кто защитит меня, когда я стану императором?

– Вашего отца, вы хотите сказать, – осторожно поправил Дариуш.

– Мой отец… м-м… отошел от воинских дел, – сказал Деметрий. – Эта борьба его больше не заботит, и он собирается в монастырь.

Отвернулся почему-то не Деметрий, а Аэскепилес.

Дариуш поджал губы, потом кивнул.

– Понятно, – ответил он.

Главный кавалерийский отряд возглавил сэр Кристос. У каждого фракейского страдиота было по две лошади, и теперь, когда разведчики расчистили землю, кони отлично шли по снегу. Деметрий выступил во втором дивизионе со всей бывалой отцовской пехотой, а сэр Стефанос собрал арьергард, объединив внушительный отряд фракейских крестьян, вооруженных топорами, лучников из поместий вокруг Лоники и наемную истриканскую кавалерию.

Путь, на который разведчикам понадобился целый день, войска проделали всего за четыре часа. Они наскоро разбили лагерь у подножия высокого кряжа и связались с пикетом Верки, находившимся на вершине. Разорили лес и соорудили большие костры, вид на которые перекрывался ордой продрогших часовых и заснеженной горой.

Перед рассветом Верки двинул армию по склону вверх. Луна высвечивала дорогу – если можно так выразиться: то была черная полоса замерзшей грязи, пересекавшая белоснежный покров, но шли они достаточно быстро. Когда сумерки почти сменились зарей, они различили строй неподвижных часовых в красных камзолах и яркое мерцание сорока костров. Увидели восходящий к небу дым и почувствовали его запах. Великолепный красный шатер, стоявший посреди лагеря, был хорошо заметен, как и сорок тяжелых фургонов с неприятельской поклажей.

Дариуш считал план безрассудным – он так и сказал и теперь завороженно наблюдал за тем, как Деметрий осторожно передвигал свое войско.

По приказу молодого командира Аэскепилес послал в небеса маленькую шаровую молнию.

Фракейцы взревели, как монстры из земель Диких. Ветераны герцога Андроника ринулись вперед, распевая псалмы. Кавалерия надвинулась с флангов.

На востоке, за морем, солнце уже показалось над горизонтом, но здесь, в горах и вдали от берега, оно проявилось только оранжево-розовой каймой, очертившей горные пики. Проваливаясь в снег, атакующие спешили вперед.

Кто-то истошно заорал от нестерпимой боли.

Рухнула лошадь.

Неприятельские часовые не двигались и не били тревогу.

Упал еще один человек. Это случилось невдалеке от Дариуша, и тот заметил, как под ногами у него разверзлась яма. Боец провалился и рухнул на колья. Снежная западня.

Дариуш остановился.

Лагерь был хорош, и его захватили целехоньким. Взяли запас дров, а огромные костры прогорели до углей, но кострища остались, большие и теплые. Взяли и обоз – сорок отличных фургонов с продовольствием и разными полезными вещами, включая портативную оружейную кузницу.

Еще там была дюжина бочек с вином, и эти бочки вскрыли прежде, чем подоспели офицеры.

Сверкнула вспышка. Раздался грохот, как будто посреди лагеря ударила молния.

Аэскепилес уже бежал туда.

Дариуш наткнулся на Верки, который смотрел, как умирает его разведчик. Тот выпил вина, и оно оказалось отравлено. Он сучил ногами по утоптанному снегу, его рвало кровью, и кровь струилась из прочих отверстий.

– Мать их так! – выругался Верки.

– Как давно они ушли? – спросил Дариуш.

У Верки был жалкий вид.

– Два дня по меньшей мере, – ответил он. – Должно быть, тот дозор, с которым мы дрались, поддерживал костры.

На пути оказался особенно каверзный двойной карман, и нордиканцам пришлось расчищать путь лопатами, чтобы прошел хоть кто-нибудь, а Красный Рыцарь оцепенел в седле.

«Эй!»

Гармодий торжествовал.

«Твой маленький подарок?»

«Он поймет, что это то же заклятие, которым он зарядил амулеты».

«Значит, ему известно, что Кронмир у нас?»

«И то, что его поимели. Рассвирепеет будь здоров».

«А если он развернется? Он еще может возвратиться в Лонику кружным путем, и так же быстро, как мы минуем холмы, а то и быстрее».

В уютных покоях Дворца воспоминаний Красного Рыцаря было тепло. Гармодий сидел, закинув ноги на подлокотник огромного кресла. Он поднял кубок с дымящимся пряным вином.

«Не развернется. Он будет уязвлен, его самолюбие пострадает. И он пойдет за тобой».

«Хочешь, чтобы я передал эту похвальбу остальным?»

Гармодий пожал плечами.

«Мне бы лучше остановиться. Ты так самоуверен, что мне плевать на победу – главное, чтобы ты оказался не прав».

Гармодий кивнул.

«Можно показать мое лучшее творение?» – спросил он.

Фантом молодого капитана дал разрешение. Они очутились в мастерской – эфирном помещении, в котором соединилось несколько мастерских, известных Габриэлю Мурьену. У ближайшей стены стояла скамья – заурядная деревянная лавка, заваленная инструментами, и на каждом горело оккультное начертание.

И там же покоился меч.

«Что это?» – спросил капитан, превозмогая расцветающую головную боль.

«Разящий клинок», – ответил Гармодий.

«Для меня?» – вдруг устрашился капитан.

Гармодий рассмеялся отвратительным, жутким смехом:

«О нет, мой мальчик. Я не настолько неблагодарен. – Он поднял меч и взмахнул им, как мальчишка новой игрушкой. – Это для меня».

Мэг тосковала по своим фургонам. Ей не хватало уюта и надежности ослиной упряжки, но в первую очередь – возможности держать в тепле и сухости ноги. В фургоне не было сырости ни в снегопад, ни в ледяной ливень.

Совсем другое дело – взбираться на гору, подгоняя упрямого осла.

Джон Ле Бэйлли шел где-то далеко впереди. Растянутая на добрые шесть миль по высоким кряжам и крутым горам, армия истончилась до ширины в одну вьючную животину. Они поднялись выше границы снега, что в некотором роде облегчило Мэг жизнь, так как земля промерзла. Но пальцы ног при каждой остановке немели, а ей был пятьдесят один год, и яркое приключение теперь казалось чудовищным испытанием на выносливость.

К полудню они достигли ручья – или того, что в прочие времена года выглядело как высохшее русло или хилая струйка воды.

Первого марта это был поток шириной двадцать футов, который несся так быстро, что мелкие камни безостановочно катились по дну. Пока Мэг смотрела, течением принесло целое дерево – оно окунулось, звучно ударилось о булыжник и продолжило путь.

Колонна собиралась на плато; мужчины и женщины с растущим отчаянием пытались как угодно согреть ноги. А день даже не был особенно холодным.

Большую часть всадников Красный Рыцарь взялся переправлять традиционным способом – при помощи веревок и лошадей. Двое упали, и на другом берегу развели два огромных костра в попытке спасти промокших, продрогших бедолаг.

Мэг даже не потрудилась спорить. Она перекинула три ледовых моста: один получился дамбой, а два других имели высокие арки и избыток опор.

Капралы и ветераны подняли шум, выкрикивая приказы. Плавучее дерево видели все.

– Могу достать тебе лошадь, – сказал Красный Рыцарь.

Он подъехал к Мэг, наблюдавшей за переправкой женщин.

– А для остальных? – спросила она.

Он поджал губы.

– Да. Ледовый мост – замечательный трюк. Мне надо поучиться, а то расходую слишком много энергии.

Она посмотрела ему в глаза.

– Это правда твой план?

Он выглядел великаном в полном доспехе и двух огромных плащах, похожих на шерстяной кокон. С пожатием плечами лишь великолепная золотая брошь на правом плече поднялась на дюйм.

– Мой план накрылся, когда Андроник призвал в разгар зимы пять тысяч душ. Я этого не ожидал. И сейчас выполняется мой… хм… третий альтернативный план. – На краткий миг его неизменное бесстрастие дало трещину. – Дурак я, пожалуй, был, когда затеял все это зимой. Но… мастер Смит посоветовал поторапливаться. А Кронмир сказал, что императора убьют.

Мэг покачала головой. На них смотрели.

– Еще один день, и мы начнем терять людей. Не все схоларии привыкли к такой жизни, а лошадей нечем кормить. Мы продержимся на корме для мулов…

– А потом съедим мулов, – закончил он. – Я знаю.

Но слово свое он сдержал, и к следующему привалу все женщины сидели на запасных лошадях. Включая Кайтлин де Тоубрей, которая со своим пузом прошла всю восточную сторону гор.

С наступлением темноты они не остановились.

Красного Рыцаря заметили за спешным совещанием с сэром Гельфредом; костры развели и пищу приготовили – вернее, съели холодной, а горячим выпили чай или просто кипяток, причем в огромном количестве. А после снова пустились в путь.

Покинув костры, армия сразу приступила к спуску. Три дня она скиталась по кряжам, то вверх, то вниз, но теперь наклон стал устойчивым, а ледяная дорога, расчищенная изможденными нордиканцами, превратилась в двухколейную, не столь засыпанную снегом, а потом – в каменистый тракт.

За час до рассвета, когда голодная и невыспавшаяся Мэг почувствовала себя комком старых суставов и нервов, они обогнули отрог по длинной кривой, и все, кто дошел до края, ахнули.

Там оказался крутой обрыв. Дорога продолжалась; она тянулась под огромными каменными арками по каменным же опорам и низвергалась уступами, словно замерзший горный водопад, но скала была высотой в полтысячи футов, и поток, который струился внизу, терялся во тьме – догадаться о нем удавалось лишь по гулкому грохоту его ледяных вод.

Обрыв устрашал, но крики поднялись из-за далеких мерцающих огней, которые навели на мысли о сказочном народе. Где-то – во всяком случае, в пределах досягаемости – существовали свет и тепло.

Аэскепилес взглянул на остатки опор ледового моста и выругался, а потом спросил:

– Насколько он прочен?

После короткого ритуала сбора он построил свой.

– Он сделал три, – показал Деметрий мечом.

– Я должен поберечь силы, – ответил Аэскепилес. – Если он транжирит свои – тем лучше.

Городок назывался Амфиполисом, и его ворота взяли штурмом. Ветераны отряда не стали никого предупреждать и обошлись без формальных призывов к сдаче, а город и знать не знал, что в горах над ним появилось вражеское войско. Перед рассветом ветераны приставили лестницы к низким стенам, как делали в Арелате. Пятьдесят фракейских солдат, очутившихся не с той стороны главных ворот, умерли очень быстро – обманутые, пойманные в ловушку и истребленные подчистую. Сэр Йоханнес не потрудился взять пленных.

Отец Арно с Гельфредом сидели в седлах посреди главной площади и кричали на Красного Рыцаря, пока к ним не присоединился император. Имея при себе сотню воинов, он шел зачищать улицы от лучников – непобедимых лучников.

– Вы никакой не рыцарь, если отдадите этот город на растерзание, – заявил отец Арно.

Красный Рыцарь сложился пополам, и его вырвало на снег.

– Пьян он, что ли? – вскричал Арно.

Тоби покачал головой.

Сэр Майкл перехватил у священника поводья.

– Он устал. А это, отче, прошу извинить, – война.

– Мы в землях Диких так не воюем! – парировал отец Арно.

– У Диких нет серебряных канделябров и красивых девиц, – буркнул Красный Рыцарь. – Будьте вы прокляты с вашей непогрешимой моралью! Мы солдаты, а это – вражеский город, который взят приступом. Люди продрогли, они измотаны и час назад почти потеряли надежду согреться.

Он показал на Джона Ле Бэйлли, который пинком распахнул дверь и запустил в дом трех ратников, а те погнали на снег затаившееся семейство и прислугу. Затем дом заняла дюжина воительниц из отряда.

Пока они наблюдали за этой драмой, сэр Бесканон выволок из здания Уилфула Убийцу, а дюжина человек с кожаными ведрами пыталась тем временем потушить пожар, который тот устроил.

– Это бессмысленно. Если к Богу мне не воззвать, то я обращусь к вашей человечности, – сказал отец Арно.

– А с чего вы взяли, что во мне есть что-то человеческое? – крикнул ему в лицо Красный Рыцарь. – Вы хотите, чтобы я спасал мир, но ни один невинный не пострадал? Так не бывает. На войне убивают. А теперь прочь с дороги, мне еще нужно запланировать зверства на завтра!

Тоби дождался, пока его господин скроется в доме мэра.

– Он неважно справляется, – сказал Тоби. – Он, между прочим, болен и встревожен – на случай, если вы, джентльмены, не понимаете.

Он выхватил яблоко из корзины у пробегавшего мимо мародера и надкусил. Потом последовал за хозяином.

На рассвете, согревшись за ночь и набрав вдоволь продовольствия, армия возобновила движение.

Разграбленный город, лишившийся припасов и вьючных животных, провожал ее угрюмым молчанием. Горожан не воодушевило даже присутствие их императора.

– Этот город перейдет под вашу опеку, если вы когда-нибудь станете править Фраке, – заметил отец Арно, когда они взяли курс на запад.

– Тогда я совершу для него что-нибудь доброе. Отец, я понимаю, что вы хороший человек, и сам я, кем бы ни казался, себя считаю тоже хорошим. На самом деле я этим горд. Мы, извините, находимся в положении, которого не исправить ни молитвой, ни благородной кавалерийской атакой. А потому оставьте меня в покое, а?

– Никогда, Габриэль, – свирепо улыбнулся отец Арно. – Я никогда, ни за что не оставлю вас в покое.

Красный Рыцарь потер висок, который пульсировал, как после многодневного запоя.

Армия продвигалась на запад со всей скоростью, какая была посильна для двух тысяч измотанных солдат, женщин и вьючных животных.

– Ты поклялся, что он не пойдет через Пеналты, – тихо напомнил Аэскепилес.

Деметрий рассматривал лежавший внизу город.

– Теперь его армия находится между нами и Лоникой, – продолжил Аэскепилес. – Велик ли твой столичный гарнизон?

Деметрий жевал большой палец. Он обкусывал мозоль и глотал ошметки.

– Сукин сын, – проговорил он.

– Догоним его на равнине, – предложил Дариуш. – Путь будет свободным и ровным.

Сэр Кристос мотнул головой в шлеме.

– Мы обескровливаем людей, – сказал он.

– Как и он, – возразил Деметрий. – Они прихватили десяток городских страдиотов, которые попросту сдались при первой возможности. Дезертиров изловили уже почти сотню.

Сэр Кристос тяжко и отрывисто вздохнул, но промолчал.

– Поднять знамя, – приказал Деметрий. – Разведчиков – вперед. И всех истриканцев – вперед. Превратим жизнь узурпатора в ад.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ХАРНДОН – КОРОЛЕВА

Через четыре дня после Рождества в Харндонский порт прибыли три корабля. На борту главного находился сэр Джеральд Рэндом, который привез весь груз морейских мехов за вычетом только уступок этрусским купцам, а также пятнадцать тонн меда из земель Диких. В сундуки городских этрусских банков поступили тысячи леопардов за счет ссуд, а предпочтения в торговле предметами роскоши претерпели резкое изменение.

Сэр Джеральд был замечен входящим во дворец для передачи королю шкур, меда и золота.

В Смитфилде, на большой рыночной площади за пределами западных городских ворот рабочие начали строить площадку и зрительские трибуны для поистине невиданного турнира. По реке сплавляли лес: огромные бревна просто бросали в воду, и они плыли по Альбину от границы земель Диких.

Меха сэра Джеральда продавались за полновесное серебро: много их досталось харндонским этрускам-купцам, которые заплатили больше, но, без сомнения, знали, как переложить бремя расходов на покупателей. Но поток серебра не иссякал, и, как первое весеннее тепло растапливает снег и приводит в движение замерзшие ручьи, так и оно, серебро, потекло на новый королевский монетный двор, который поразительно напоминал мастерскую мастера Пиэла.

Подмостки были готовы, и Эдмунд начал чеканить серебро, как только прибыл первый груз. За воротами мастера Пиэла стоял на страже целый отряд харндонских ополченцев, у которых, теперь облаченных в доспехи наполовину, поубавилось гордости по сравнению с рождественской ночью. Держать в простое сотню подмастерьев и квалифицированных работников, чтобы они по зиме изображали солдат, было накладно и утомительно, да и мороз не дремал.

Но никто не атаковал новоиспеченный монетный двор, и монеты потекли.

Почти сразу, как только они появились – мешки монет – на рыночных площадях, торговля преобразилась. Они внушали доверие. Они были увесисты.

В них содержалось отменное серебро.

Но если на улицах король восторжествовал, то во дворце ему было не до веселья. Месяцы, последовавшие за Рождеством, прошли чередой поражений и для королевы по мере того, как утроба ее округлялась, а король становился все равнодушнее. Галаада д’Акра арестовали и бросили в башню, хотя всерьез, похоже, никто не подозревал его в убийстве леди Эммоты. Другой королевский оруженосец просто исчез. Одни говорили, что его убили; другие – что он отправился в отцовское поместье, опасаясь за свою жизнь и репутацию.

Оскорбительные наветы множились, и королева начала подумывать, что у нее есть соперница – что король обзавелся любовницей. Такое случалось, и долг требовал от нее игнорировать подобное поведение.

Мириться с соперницами было не в ее характере. Как и с пьесой о вавилонской блуднице, которую разыграли у нее под окнами под хохот Жана де Вральи. И короля. И сэра Рохана, наемные актеры-этруски которого куражились, произнося непроизносимое и распевая неисполнимое.

Леди Альмспенд коротала дни за отработкой мелких герметических приемов и чтением старых бумаг короля – а также трудов его мастера герметизма и других советников. Она твердила, что это захватывающие работы, и постоянно делала пометки, а ее госпожа расхаживала по своим покоям, где без толку прибиралась Диота.

На девятой неделе нового года Дезидерата села за письменный стол, заваленный пыльными документами и свежими записями Ребекки, и взяла чистый пергамент, праздно задавшись вопросом, сколько овец пало жертвой ее переписки.

«Дорогой Рено», – написала она брату, который находился в сотнях лиг – на юге, в Л’Окситане.

Глядя на эти слова, она вспомнила все доводы, которые привела, когда приняла брачное предложение короля Альбы. И ответные реплики брата. Его гнев. Его жажду ссоры.

Обращение к Рено за помощью приведет к необратимым последствиям.

Она рассматривала слова на пергаменте, представляя, как ее достопочтенный брат поднимает своих рыцарей и ведет их на север. Воображая, что ожидает его – западные горы, которые останутся беззащитными против змеев, виверн и худших тварей, какие там так и кишели.

Видя вживую, как он сражается с ее мужем.

Она помусолила кончик пера.

– У вас весь рот в чернилах – что скажут люди? – проворчала Диота.

– Мое чрево уже с дом величиной, женщина. Никто и не посмотрит на меня.

Дезидерате не нравилась беременность. Все ее раздражало, утренняя тошнота угнетала, мочевой пузырь был вечно полон, а хуже всего, что к ней утратили интерес придворные рыцари. Они не обращали на нее внимания. Сплетни сплетнями, а подлинной пыткой оказалась утрата обожания.

Она задумалась о турнире. Она уже устала от мыслей о нем. Идея принадлежала ей, а теперь…

Теперь Королевой Любви могла стать любовница короля. А она будет просто королевой. Королевой, которая безнадежно на сносях, чей муж подозревает ее в беспардонной измене и склонен высмеивать.

Мысль пригласить на турнир брата уже почти облеклась в слова, когда ее внимание привлек один из пыльных пергаментов Ребекки.

Она машинально пробежала глазами записи готическим шрифтом. Даже без навыков Ребекки она уже начала разбирать почерк крупных игроков.

В данном случае это был подлый предатель Планжере.

Взгляд остановился на слове «изнасилование».

У королевы перехватило дыхание, а рот наполнился желчью.

Склонившись, сколько смогла, не лишая себя удобства, она положила голову на столешницу и закрыла глаза.

Дверь отворилась, и Дезидерата услышала летучие шаги Альмспенд, затем – короткий испуганный вздох.

Королева заставила себя сесть прямо.

В бездонных глазах Ребекки читалась тревога.

– Какая же я дура, – сказала она. – Я не хотела оставлять это на виду. Королева молча смотрела на нее.

– Я не могу уничтожить исторический документ, – сказала Альмспенд.

– Мой муж, – проговорила королева. Ей было трудно дышать. – Мой муж, – повторила она.

– Мадам… это случилось много лет назад. Он, несомненно, понес кару и примирился с Господом. – Альмспенд заломила руки.

Но мир королевы – само ее представление о себе и короле – разваливался, как дамба под напором весенних горных потоков. Она силилась сделать вдох.

– Король, мой муж, – каркнула она. Пальцы нащупали пергамент. – Изнасиловал родную сестру. Она прокляла его. О Боже, Боже…

Альмспенд взяла и разгладила документ.

– Да, – сказала она. – Он еще не стал королем и был очень юн. – Взглянув на королеву, она сменила тактику. – Учтите, что это написал Планжере, а он изменник. – Она посмотрела на дату.

Королева взялась за сердце и откинулась на спинку кресла. Вздохнуть не получалось. Руки похолодели. Младенец брыкнулся, она вскрикнула, и Альмспенд положила руку ей на голову.

Королева взглянула на нее округлившимися глазами: до нее дошло – Лиссен Карак, тот самый миг, когда… И она снова вскрикнула, как от боли:

– Конечно! Красный Рыцарь – его сын!

Имперская армия, как нарек свое войско Красный Рыцарь, прибыла на равнины Виотии, когда с аккуратно огороженных полей сошел последний снег, еще лежавший в затененных углах. Но промерзшая почва была тверда, как сталь, и звенела под копытами его конницы.

На день опережая врага, отряд вступил в плодородный край и двинулся по старой каменной дороге на северо-запад.

Иви – или «Евы», по выражению солдат – распахнул перед ними ворота. Казалось бы, чудо, но разорение Амфиполиса сделалось притчей во языцех. А император на этот раз явил себя лично, разодетый в багряные и пурпурные шелка поверх мехов. Великолепную меховую шапку венчала маленькая золотая корона.

Когда ворота открыли, народ вышел его приветствовать, и стало ясно, что здесь солдаты никого не тронут.

Красный Рыцарь направился прямиком в герцогскую резиденцию, одну из ставок Андроника – прекрасный замок на сорок комнат с большим залом и замечательными деревянными конструкциями и старинными статуями. Его принял камергер, и он расквартировал в замке армию.

Затем призвал отца Арно.

Священник явился.

Мегас Дукас сидел подле императора: тот обедал, а Красный Рыцарь ему прислуживал. Отец Арно терпеливо ждал приглашения, поскольку изучил морейский этикет и приблизительно представлял, зачем его вызвали.

Император ел так, будто никто на него не смотрел, и учтиво беседовал с графом Заком, который подливал ему вина, и с сэром Георгием, державшим его салфетку, и с Харальдом Деркенсаном – тот стоял рядом с топором на плече.

Настоящие слуги тоже присутствовали, и при каждом был схоларий, следивший за подопечным, как кот за мышью.

Красный Рыцарь обернулся, перехватил взгляд отца Арно и подмигнул.

Отец Арно был потрясен, но в то же время доволен.

Император разговаривал о погоде и некоторых различиях между альбанским и имперским богослужением. Отец Арно удивленно отметил, сколь хорошо Красный Рыцарь осведомлен об альбанских обычаях.

Под конец император съел что-то очень сладкое и липкое. Он поднял руку, прося дать салфетку, взглянул на отца Арно и улыбнулся.

– А, преподобный воитель! Милости просим к нам!

Отец Арно шагнул вперед и низко поклонился.

– Император рад, что вы командуете отрядом рыцарей, которые охраняют порядок в городе, – объявил Красный Рыцарь.

– Нам предстоит осада и придется удерживать стены? – спросил отец Арно.

Император улыбнулся.

– Я предпочел бы, чтобы мой Мегас Дукас повел нашу армию в бой, где Бог нам явит милосердие. Но у командующего нашими войсками другие намерения.

Красный Рыцарь забрал блюдо, и отец Арно поймал себя на том, что ему неловко смотреть, как тот выжидает подле императора, словно слуга. Красный Рыцарь поклонился, спустился с помоста и вышел за дверь, возле которой обслуживали благородных господ и женщин, обремененный блюдом с остатками двух фазанов, жаренных в шафранном соусе и так раззолоченных фольгой, что они сверкали, как будто сделанные из чистого золота.

Отец Арно поклонился императору, взял сервировочное блюдо с чем-то вроде брокколи, приправленной чесноком, и последовал за Красным Рыцарем.

На выходе из зала пара слуг – настоящих слуг – вынула у того из рук блюдо, выказав откровенное презрение профессионалов к любителям.

– Вы хорошо прислуживаете, – заметил отец Арно.

– Было время научиться. Я много лет ходил в отцовских пажах. Тикондага слишком далека от цивилизации, чтобы усвоить манеры, но я прислуживал многим известным людям.

Он направился за слугами в кухню и, оказавшись там, схватил с подноса недоеденного фазана, встал в нише и принялся жевать.

Отец Арно решил позаботиться и о себе и взял здоровенный ломоть надкушенного пирога с курятиной, изюмом, специями и сахаром. Тот лежал себе на подносе без дела и невостребованный.

– В кувшине есть вино, – подсказал Красный Рыцарь. – Люблю кухни. Во всяком случае, хорошо обустроенные. Я мог бы здесь поселиться.

– Но мы отступаем, – сказал отец Арно.

– Да, – кивнул Красный Рыцарь.

Он прикончил фазана, и на руках осталась липкая золотая фольга.

– Вы можете удержать это место.

Красный Рыцарь склонил голову набок, как озадаченный щенок.

– И вашим и нашим не получится, – сказал он.

Отец Арно перепачкался в имбире и сахаре.

– Вашим и нашим? – повторил он.

Сказались мальчишеские привычки, и он принялся облизывать пальцы. Пирог был что надо.

– Вы же не хотите, чтобы разграбили оба города. Вы были правы. Я устал и раздражен. И я ошибся. Мне следовало иметь голову на плечах и приструнить моих людей. А теперь вы предлагаете мне удержать это место? Да неужели? – Красный Рыцарь покачал головой. – Когда начнется сражение, я постараюсь устроить его как можно дальше отсюда.

– Похоже, что император рассчитывает на вашу – и Божью – победу. – Отец Арно не нашел кубка и выпил из кувшина.

– Император добр и хорош настолько, что он не в силах представить, как это дочь его продала, камергер предал, а магистр ударил в спину. – Красный Рыцарь повел бровью. – У вас какие-то особые права на вино или можно и мне немного, если заслуживаю?

Отец Арно протянул ему кувшин.

– Император – неважный стратег, – заметил он.

– Он не семи пядей во лбу, – признал Красный Рыцарь и выдержал паузу. – Не от мира сего, – добавил он. – Это мягко говоря.

– Вы точно знаете, что дочь его предала? – спросил отец Арно.

– Меня там не было, но готов держать пари. Я могу доказать, что она послала гонцов к Андронику. А Кронмир считает, что вся измена от нее и пошла.

– Ужасно, – откликнулся отец Арно.

– Разве? Арно, он же никудышный император. Ему наплевать на то, ради чего другие готовы положить жизнь, – в том числе на обуздание этрусков. Представьте, каково жить во дворце и смотреть, как твой отец обрекает империю на прозябание и гибель. Представьте, что в ваших силах это остановить. При том что вас с рождения учили почитать и превозносить тысячелетнюю историю, которую уничтожают на глазах.

Он улыбнулся.

Арно был осторожен и напирать не стал. Ему не хотелось разрушать неведомые чары, которые развязали его собеседнику язык.

– Вы говорите о вашем детстве?

– Вовсе нет, – рассмеялся тот. – Мой отец был лучшим солдатом, какого я знал, а моя мать прекраснее всех на свете. У нас был лучший замок – прочнейший, волшебный, и его прочили мне, если я покажу себя достойным. – Он уставился в кухонные дали. – Вот почему, когда я выяснил… – Он умолк. Затем медленно повернулся и посмотрел на священника. – А вы молодчина, черт побери! Давайте на этом и остановимся?

Отец Арно улыбнулся.

– Значит, я нынче буду дежурным офицером?

Красный Рыцарь кивнул.

– В четвертом часу вас сменит сэр Гэвин, так что вам выпадет два часа сна перед выступлением.

– Попомните мои слова! – сказал Уилфул Убийца.

И был на этот раз прав. Они выступили, едва занялся рассвет, покинув лучшие на свете постели: уютные, теплые, гостеприимные. Отряд был расквартирован в городе, и горожане обходились с воинами как с героями – жуткими героями. Бент и Длинная Лапища разделили ложе в доме торговца шерстью, и стряпуха подала им на завтрак хлеб, обжаренный в яйцах и приправленный кленовым сиропом. При виде этого Бент сильно удивился.

– Я и не помню, когда мне в последний раз по доброй воле готовили завтрак, – признался он и вытер липкие усы рукавом.

– Ну и какие мысли? – спросил Длинная Лапища.

– О чем? – задал Бент встречный вопрос тоном, который берут, когда уже знают ответ, но хотят выгадать время на размышления.

– Да ладно, – откликнулся Длинная Лапища, снимая свое седло с домашней стойки – отличной и очень удобной штуковины в холодное утро. Он возложил его на спину своего жеребца. Тот всхрапнул. – Ты и сам знаешь. Мы могли взять этот город штурмом. Перебить мужчин. Отыметь женщин. Правильно?

– Ну да, – согласился Бент.

– А мы едим завтрак, и она подала его на лучших оловянных тарелках – ты обратил внимание?

Бент снова согласился. Их взгляды встретились, когда он тоже заседлал своего коня.

– Изменить пару слов – и вот командир объявляет штурм. Стряпуха мертва или хуже, а эти тарелки лежат у меня в переметной суме. – Бент приладил уздечку. – Но никакого завтрака, так?

– О том и речь, – улыбнулся Длинная Лапища.

С восходом солнца стало очевидно, что фракейцы продвигались всю ночь. Они опоздали самую малость, чтобы застигнуть город врасплох, и конные патрули графа Зака доложили об их приближении, когда имперская армия построилась на городской площади.

Красный Рыцарь поднялся на башню у главных ворот – нелегкое дело при полной выкладке. Сэр Майкл и сэр Йоханнес последовали за ним, и совещание продлилось очень недолго.

А потом войско пришло в движение и выдвинулось через северные ворота в то самое время, когда страж южных ворот вступил в переговоры с фракейцами.

Первым вышел граф Зак с тремя сотнями вардариотов, Гельфредом и пятьюдесятью воинами в зеленом. Немного южнее города они разбились на небольшие отряды и, повинуясь сигналу графа, помчались через промерзшие поля с намерением взять город в клещи.

Следом вышли страдиоты – сперва городские, а потом схоларии, которые охраняли обоз: длинную вереницу мулов, ослов, нескольких захваченных в Амфиполисе лошадей и дюжины новеньких фургонов. Понадобилось довольно много времени, чтобы вся процессия миновала ворота.

Сразу же к югу от города, почти под стенами, из оливковой рощи вырвались вардариоты графа Зака. Они врезались в авангард фракейцев, как бритва, и промчались стремительно, оставив за собой кровавый след.

Истриканцы Деметрия дали им отпор, появившись южнее из дальней лесополосы. Они образовали стройный ряд, воздели мечи эфесами вровень с тетивой луков, имея, таким образом, возможность сыпать стрелами и держать наготове клинки. С боевыми кличами они устремились к людям графа Зака. Два отряда приготовились к лобовому столкновению. Стояла ранняя весна, и пыли не было. Цепи противников широко растянулись, выискивая слабые места и обходные пути, а затем сплелись, и каждый воин прошел между двумя лошадьми атакующих.

Обе стороны мгновенно сплотились. Всадников хана повышибало больше, но они возобновили натиск, и хваленые вардариоты, дрогнув, обратились в бегство. Люди хана погнали их, и больше сотни фракейских тяжелых конников, которых первоначально преследовали вардариоты в красном, теперь изменили курс и устремились за этими кусачими мухами.

Длинные луки защитников стен застали их врасплох. Фракейцы вообразили, что все неприятельские лучники уже убрались, отступили. Триста стрел, даже выпущенных издалека, опустошили седла и убили на месте много лошадей.

А потом нанес удар Гельфред, который выдвинул на запад из-под стен своих разведчиков. У него было всего пятьдесят человек, но они наделали много шума, и люди хана сломались, убоявшись худшей ловушки.

Вардариоты моментально развернулись – их коронный прием. Какой-то миг стрелы летели во все стороны, но истриканцы были разбиты. Они оставили на поле битвы две-три дюжины покойников.

Вардариоты заново сформировали отряд, подобрали раненых и отступили под сень оливковых деревьев. Люди Гельфреда не пострадали и растворились в лесу северо-западнее города.

Красный Рыцарь проследил за финалом сражения от подножия южной башни. Затем он развернул скакуна, помчался во весь опор через город и успел застать лучников, которые под предводительством Бента выезжали через северные ворота.

Бент отсалютовал, а лучники приветственно взревели.

Вылазка обошлась ему в сорок душ, но дала выиграть день.

– Он постоянно заставляет нас плясать под его дудку, – сказал Аэскепилес.

– Завтра мы его схватим, – ответил Деметрий. – Но лошадям нужен отдых, а людям – сон.

Ночью Дариуш удвоил охрану табуна. Объезд состоялся в час глухой, когда большинство людей погрузилось в сон, в три пополуночи, и никого не застал врасплох. В полях было темно, в лесах – еще темнее, и они нашли только десяток убитых, но Дариуш, глядя на мертвого воина, хлопнул Верки по спине:

– Хоть кто-то не выжил – и то хорошо.

Остальное войско крепко спало. Лошади отдыхали.

В полночь с запада прибыл Гельфред. Он потребовал, чтобы его немедленно отвели к герцогу, и тот бодрствовал.

– Он был такой довольный, что даже кислая рожа дрогнула, – шепнула Уилфулу Нелл.

Уилфул сказал:

– Помяни мое слово – завтра опять будет бой.

Нелл отвесила ему шлепка, когда его рука переползла через запретную линию, и он, отодвинувшись, впился зубами в чесночную колбасу.

Двумя часами позже из рейда вернулся сэр Георгий. Он был удручен, ибо лишился почти дюжины человек.

– Нас ждали, – сказал он Кронмиру, принявшему у него коня.

– Они не дураки, – кивнул Кронмир.

– Вам следовало знать, – обронил сэр Георгий.

Это был не упрек – лишь утверждение. Морейцы иначе смотрели на подобные вещи.

– Следовало, – согласился Кронмир и пошел доложить герцогу.

За два часа до рассвета имперская армия подняла легкую кавалерию.

Еще через час обоз, женщины, дети и большая часть гражданских мужчин двинулись на запад. Из нескольких дней это был первый, когда они пошли не на север. Мэг знала причину и крепко обняла возлюбленного, когда поцеловала на прощание.

– Тебе что-то известно? – спросил Джон Ле Бэйлли.

– То же, что и тебе, – подмигнула Мэг. – Не лезь на рожон.

Он поцеловал ее еще раз.

– Только храбрец достоин красавицы.

– И я о том же. – Она вернула ему поцелуй, сдерживая слезы и подавляя желание сморозить какую-нибудь глупость; затем чуть оттолкнула его, коснувшись пальцами холодной нагрудной пластины.

Взобравшись снова на козлы фургона, она оглянулась на свой караван. Вскинула кулак, и процессия тронулась с места. Взяв курс на запад.

Императрица Ливия считала равнины и пшеничные нивы Виотии своего рода танцевальной площадкой Марса. На них состоялись обе крупные битвы иркской кампании и два из трех сражений Второй гражданской войны. Места хватило бы для войск куда более многочисленных, чем имперская армия, которой командовал Красный Рыцарь, но чувствовалось, что здесь творится история.

Земная твердь была плоской на многие мили. Почти в десяти милях вдали виднелась Лоника: лес башен среди скал зубчатых стен.

Стратегически равнины Виотии представлялись наилучшим пространством для маневра по эту сторону Зеленых холмов. Красный Рыцарь мог повести армию чуть ли не в любую сторону.

Однако тактически равнины выглядели как кошмарная мозаика изгородей, мелких пашен, фермерских прудов и каменных стен – порой высотой в десять футов, – каменных овинов и хозяйственных построек, церквей с укрепленными стенами; стоял монастырь размером с императорский замок, были овечьи загоны и ручьи, полноводные настолько, что перехлестывали через ухоженные каменные набережные, и все это пересекали отличные дороги с собственными высокими изгородями и опять же каменными стенами. Большинство полей оказались достаточно широкими, но встречались и крохотные.

Арьергард пересек развилку, где фургоны повернули на запад. Конные лучники спешились и, усиленные сзади двумя эскадронами вардариотов, выжидали за стеной, пока солнце поднимется высоко, а фургоны исчезнут из вида. С такими замечательными дорогами фургоны могли развить скорость до пяти миль в час.

Сэр Йоханнес протомил отряд еще час. Когда на дороге возникли первые фракейские разведчики, прибывшие с юга, их угостили ливнем стрел, и несколько седел опустело. Альбанские наемники неторопливо сели на коней и затрусили прочь, а фракейцы держались на расстоянии.

Капитан Дариуш занял развилку не раньше полудня.

Какое-то время он смотрел на запад по ходу старой Дормлингской дороги. Ему было видно вражескую армию, которая выжидала на полпути между ним и дальней громадой Лоники. За нею он тоже понаблюдал. Потом щелкнул пальцами.

– Стефан! – позвал он. – Доложи лорду Деметрию, что он дождался, будет бой.

Аэскепилес выехал на развилку, изучил неприятельский строй и сотворил знак. Ручными пассами он сгустил воздух в мерцающую линзу. Немного поиграв ею, он добавил вторую, а к моменту, когда подоспел лорд Деметрий, сфокусировал на врагах третью.

Деметрий заглянул в нее, как дитя, получившее новую игрушку, но мыслями был где-то далеко.

– Почему он остановился? Выкопали ямы-ловушки?

Сэр Кристос сплюнул.

– Нет, милорд, – сказал он насмешливо. – Почва еще не оттаяла, иначе мы бы увязли в грязи.

Деметрий всматривался в даль.

– Зачем мне вообще сражаться? – вопросил он. – Столица открыта нараспашку. Он может войти и взять Лонику. У нас нет осадного снаряжения.

– Зато есть я, – улыбнулся Аэскепилес. – И ваши собственные маги, достойные молодые люди.

Деметрий пожал плечами. Он немного отъехал на запад и развернулся, взирая на поля с более выгодной точки.

– Позиция недурная, – заметил он. – Его правый фланг прикрывает ферма и все ее мелкие постройки, а левый защищен стеной. Крепкий орешек. – Он осклабился. – Давайте с ним разберемся.

Фракейцы не стали терять время. Их кавалерия выдвинулась в поле, а затем раскололась на отряды и начала выстраиваться в шеренги. Пехота герцога Андроника устремилась прямиком по дороге к участку, где первопроходцы проломили старую стену фермы. Они потянулись через проем шириной сорок футов, а фермер стоял и осыпал их проклятьями:

– Вы, гребаные…! Это же год труда! Цельный год работы!

Острие копья избавило его от дальнейших терзаний. Он рухнул ничком и залил кровью землю, которую возделывал всю жизнь.

Тяжелая пехота насчитывала почти две тысячи воинов, что уже равнялось численности всей имперской армии. Над нею развевалось три огромных стяга с ликами Девы Марии, Христа Распятого и Христа, Опустошающего Ад. Пехота шла молча. Затем, повинуясь паре отрывистых команд, перестроилась и остановилась в ожидании кавалерии.

Истриканцы заехали далеко на запад, галопом удалившись от дороги. Им приказали окружить имперцев слева и ударить по беззащитному флангу.

Фракейские страдиоты укрепили пехотные фланги. Справа от них, ближе к дороге, встали наемные рыцари. Левый фланг достроила тысяча фракейских крестьян, вооруженных топорами и луками.

Фракейцы растянулись в обе стороны, заключая имперцев в клещи. Длина их строя составила без малого две альбанские мили. В имперском имелись бреши, длиной он был немного меньше мили и разной глубины.

Когда шеренги, не разделенные и милей, сформировались, фракейцы затянули псалом. Было два часа пополудни. Воздев оружие, они издали клич, который отразился эхом от дальних холмов.

А затем двинулись на врага.

Следя за их приближением, Красный Рыцарь покачал головой.

– Он чертовски смел! Неужели не задумался, почему я так рвался в бой? – Он вздохнул. – Если бы он подождал до завтрашнего утра…

– Мы отступаем? – вскинул брови отец Арно.

Красный Рыцарь обернулся.

– Нет. Теперь мы в игре. Таков наш путь, победим мы или проиграем. Но будет жарко.

Он резко повернул голову – его шлем все еще был в руках Тоби.

– Нет! – вскричал он.

Император гарцевал перед воинами на великолепном белом скакуне.

Люди ликовали.

Тогда он развернул коня и направил его рысцой к неприятелю.

– Что он делает?

Красный Рыцарь пришпорил своего огромного черного жеребца и устремился вперед. Он подумывал дать животному имя вместо номера. Семь скакунов он уже потерял в боях. Но тот, которого передал ему граф Зак…

Отец Арно выругался.

– Он хочет помешать сражению, – бросил он и поехал – тоже без шлема – за Красным Рыцарем.

Тот вжался в конскую гриву, и гигант перешел на галоп, словно на ристалище. Красный Рыцарь сидел как жокей, а не воин в полном боевом облачении на поле брани. Великолепный конь нес его с головокружительной скоростью.

– Ваше величество! – крикнул Красный Рыцарь.

Император придержал коня и помахал рукой.

Красный Рыцарь подъехал и затрусил рядом.

– Ваше величество, зачем?

– Я хочу, чтобы меня увидели, – ответил император. – Они не станут сражаться, если поймут, что я жив. Я их император! Моя особа священна!

Красному Рыцарю почудилось, что он спорит с одаренным ребенком.

– Да, ваше величество. Но эти люди уже причинили вам вред.

Красавец-мужчина ослепил его колдовской улыбкой.

– Нет, милорд герцог. Те люди мертвы. Вы убили их у меня на глазах и совершенно правильно поступили. А это знамя Деметрия, сына герцога Андроника, одного из вернейших мне лордов. Он брат моей жены.

– Он заключил вас в плен, – мягко возразил Красный Рыцарь.

Император на миг задумался.

Позади них пришел в движение центр имперского строя.

– Да или нет? – медленно спросил император. – Как такое могло произойти? Логофет предупреждал меня… я не помню. А потому все не важно. Поедем и потолкуем с этими джентльменами…

Красный Рыцарь не знал, с чего вдруг его отряд перешел в быстрое наступление, но понял одно – грядет катастрофа. И разоблачение его плана – сверхсложного плана. Он забрал у императора поводья и развернул его коня.

– Эти люди постараются вас убить, ваше величество. Поезжайте с нами, своими друзьями.

Они проехали рысцой сотню шагов параллельно обеим армиям, после чего Красный Рыцарь увлек императора к своей. Еще через сто шагов он отпустил поводья, и император последовал за ним вполне покладисто.

Красный Рыцарь ехал, пока не сблизился с сэром Йоханнесом, который вел отряд под собственным черным знаменем.

– Похоже, дело плохо, – заявил Йоханнес. – Мы можем возвращаться.

– Нельзя, – мотнул головой Красный Рыцарь. – Городским страдиотам хватит намека, чтобы побежать. – Он глянул на солнце и выругался. – Проклятье, Йоханнес! Теперь придется начинать раньше. Мне требовалось время!

Сэр Йоханнес отвернулся.

Красный Рыцарь огляделся по сторонам. На него смотрели.

Он вспомнил об их первой встрече в Арле и рассмеялся.

– Посмотрите на себя, – сказал он.

Препоручив императора Тоби, он подъехал к головному отряду. В первом ряду находились все его ратники, кроме Гельфреда; во втором стояли оруженосцы, в третьем – лучники, в четвертом – вооруженные копьями пажи. Все по-старому. Все были пешие, лошадей оставили в тылу. Доспехи блестели настолько, насколько возможно после трехнедельной зимней кампании, а красные сюрко выцвели до ржавого цвета. Зато оружие сверкало зловеще, как наточенный лед.

– Посмотрите на себя! – прокричал он опять. – Вспомните, кем вы были в прошлом году! И кто вы сейчас!

Он повернулся спиной к неприятелю, с облегчением отметив приближение нордиканцев с вардариотами, которые перестраивали ряд.

Вперед рысцой выехали схоларии.

Красный Рыцарь показал на врага, который неуклонно надвигался, маршируя по промерзшим полям.

– Древний мудрец однажды предрек, что фракейцы завоюют мир, если перестанут собачиться между собой. – Он осклабился. – Но он, джентльмены, ни разу не видел вас. Я не стану врать, будто дело плевое. Я только скажу, что если вы продержитесь три часа, то победа будет за нами и вся Морея будет нашей!

Ему вознесли хвалу, как новоявленному мессии.

Из третьего ряда заговорил Длинная Лапища, стоявший за госпожой Элисон:

– Три часа против такой орды? Боже, да нам конец!

– Он едет прямо на нас! – сказал Аэскепилес.

Деметрий, следивший за подходом врагов, покачал головой.

– Он выводит свой авангард вперед. Что это значит? Может быть, он расставил ловушки в тылу? – Деметрий присмотрелся. – Никак его ряды расстроились? Левый фланг отъезжает – это схоларии. И вардариоты. Я четко вижу.

Явился сэр Кристос, он поднял забрало.

– Милорд, многие рекруты возбуждены. Это был сам император!

– Всего-навсего узурпатор, – сказал Деметрий.

Сэр Кристос прищурился. Он посмотрел на графа Стефано, и тот отвернулся. Затем развернул коня и оказался лицом к лицу с раззолоченным Деметрием.

– Где ваш отец, милорд? – осведомился он.

– Он болен, но отважно обороняет стены Лоники с горсткой достойных людей, – ответил Деметрий.

Сэр Кристос взглянул на Аэскепилеса.

Тот не обратил внимания.

– Вот они, – сказал он и привстал в стременах, чтобы сотворить заклинание, но расстояние оказалось большим, чем он рассчитывал, а угол – неудачным. Пришпорив коня, он поехал вперед.

– Выполняйте свой долг, – приказал Деметрий лучшему отцовскому рыцарю.

– Что ж, хорошо.

Сэр Кристос взял знамя и последовал за Деметрием в поле, что раскинулось за низкой каменной стеной, и стал последним, кто покинул развилку.

Аэскепилес открыл сражение чередой трюков: иллюзорной шаровой молнией; фантомной сетью, как бы опутавшей неприятелю ноги, и косой, которая нацелилась в полете на тетиву луков.

Его наваждения поражали своей вещественностью и яркостью, повергая в ступор новобранцев и рекрутов из крестьян по всему полю. Шаровая молния плыла медленно – и чудовищно ревела; с ужасной вспышкой она взорвалась над сердцевиной вражеской армии.

Коса отделилась от его руки и сгинула в защитном поле противника.

Неприятельские лучники вскинули луки.

Раздосадованный, он повторил заклинание.

Они выстрелили, взвилась туча стрел.

Для верности Аэскепилес сбил их наземь простеньким заклятием, наслав порыв ветра.

Фракейская пехота медленно продвигалась вперед. Почва промерзла, и пыли не было, зато от их дружного марша дрожала земля. Ряды фракейских крестьян слева наступали без всякого порядка, но они текли, как полчище обезумевших от жажды волков, которые почуяли воду. Ветряные заклинания с обоих краев поля сошлись, соперничая между собой, и образовали небольшие воронки и крохотные смерчи, которые гудели на ходу, вздымая сор и палую листву.

Глядя, как пехота без единой царапины идет через поле, Деметрий рассмеялся:

– Ох, отец! Как же мне жаль, что ты этого не видишь!

Уилфул Убийца встал в нескольких шагах позади Красного Рыцаря, который спешился и занял свое место: в центре строя, со знаменем в руках.

Строй не дрогнул. Копья, выдвинутые пажами из четвертого ряда, покачивались – чтобы держать их так долго, требовалась немалая сила. А лучники не стояли столбом. Им приказали прекратить стрельбу, но за дальней ногой у каждого была воткнута в землю дюжина маркированных стрел.

Вражеские копьеносцы – те самые свирепые ублюдки, которые чуть не разбили их при Ливиаполисе, – наступали, не задеваемые дальнобойными стрелами, которые чародеи и ведьмаки сбивали в воздухе над их головами.

Капитана защищала пара светящихся щитов. Одна из причин, почему Уилфулу нравилось быть капитанским лучником – его прикрывала колдовская хрень командира.

Шаровая молния взорвалась аккурат над их головами. Уилфул съежился, и через миг вспышка отпечаталась на сетчатке. Он растер лоб и плечи, затем принюхался и загоготал.

– Кое-кто обмочился! – крикнул он.

Грубый хохот. Капитан повернул голову, защищенную шлемом.

– Это был морок. И не последний.

Глаза у него горели красным огнем. До вражеских копейщиков оставалась сотня альбанских ярдов.

– Целься! – взревел Бент.

«Подберись поближе к Аэскепилесу».

С момента последнего взрыва веселья Гармодий благопристойно помалкивал. Красный Рыцарь начал надеяться – или бояться, – что он ушел. За этими словами мгновенно последовала вспышка боли, как от удара мечом промеж глаз.

«Сейчас не выйдет, старик».

Во Дворце воспоминаний царили мир и спокойствие, а Гармодий стоял чинно, выглядел молодо, как никогда, и напоминал услужливого пажа. В руке у него был Разящий клинок.

«Мощь Аэскепилеса возросла в очередной раз. Он обладает доступом к чему-то – или кому-то – и расправляется с моими ветряными чарами, как дитя, которое бьет мотыльков…»

«Я знал, что было ошибкой отсылать Мэг».

«Ты сам сказал, что только Мэг сумеет защитить наших женщин. А теперь позволь мне взять власть».

«Не трогай мое тело, когда придется сражаться. Ох, больно же, Гармодий!»

«Не бойся, малец. Я скоро тебя покину. Обещаю. Нам надо подобраться к Аэскепилесу. Господь Всемогущий, откуда у него такая силища?»

Гармодий принял на себя управление телом Красного Рыцаря. Без посредника он стал ворожить быстрее – и чище. И он готовился к этой минуте полгода. Знал, чего хочет и как добиться желаемого.

– Пли! – гаркнул Бент.

Рыцари и простые ратники, стоявшие в первых рядах, упали на колени. Лучники подались вперед и выстрелили. На расстоянии столь малом их стрелы покрывали дистанцию за четыре удара сердца и по дуге почти не летели.

Бент использовал стрелы-бодкины, которые шли у мастера Пиэла по шесть пенсов за штуку. Закаленная сталь. Наконечники длиной с пол-ладони, острые, как нож для колки льда. Он тщательно выбрал мишень – знаменосца, шагавшего в первом ряду. Чешуйчатый доспех и великолепный золотой шлем. Поножи и наручи.

Стрела весила три альбанские унции и за секунду покрыла почти двести футов. Острие ударило на палец в сторону от щита, прошило бронзовую пластину и вошло между двух железных под ней – пронзило поддоспешник из шкуры оленя, слой льна, слой овечьей шерсти толщиной в палец и еще один слой льняного полотна. Потом – тонкую сорочку.

Вошло сквозь кожу в жир, а из жира – в мышцу. Достигло кости. Соскользнуло с нее на полпальца и снова проникло в жир – и в другие мышцы.

Знаменосец упал. Тяжелое знамя повалилось вперед, и двадцать рук рванулись его подхватить. Но стрела прилетела не одна…

Вторая стрела Бента была наготове еще до того, как первая пронзила сердце знаменосца. И третья…

Четвертая…

Пространство между центрами двух армий заполнилось тучей стрел, и все они устремились в одном направлении. Слева от Красного Рыцаря Деметрий придерживал свою кавалерию для смертельного удара, а потому участок перед нордиканцами пустовал.

Они двинулись в наступление. Прогремела команда; триста гвардейцев вскинули топоры, издали пронзительный, очень древний клич и потянулись атаковать далекую конницу. Нордиканцы сбились так плотно, что крайний на правом фланге царапал великолепным позолоченным щитом каменную, высотой в человеческий рост стену главной дороги между Ливиаполисом и Лоникой, тянувшуюся слева. В глубину строй нордиканцев имел всего двух человек и продвигался со сверхъестественной точностью. У каждого было тяжелое метательное копье с наконечником весом без малого в фунт, его часто инкрустировали серебром, золотом или тем и другим; древко покрывали золоченые руны, а острие из лучшей вороненой стали было заточено под иглу. У большинства за щитами имелась и пара дротиков, утяжеленных свинцом, на двухфутовых древках. Умельцы метали их на восемьдесят шагов.

Пятая…

Шестая…

Нордиканцы миновали строй и продолжили путь под команды, которые Черноволосый отдавал на родном языке. Голос его, жуткого тембра, возносился на зловещим жужжанием стрел и криками копейщиков.

Невзирая на многочисленные потери, вражеские копьеносцы прорвались сквозь пелену бодкинов и тяжелых наконечников.

Красный Рыцарь пел на высокой архаике, создавая три подвижных щита: бледно-лиловый, геральдически-красный и ослепительно-золотой.

Прямо перед ним, далеко в поле, виднелся безоружный человек на высоком сером коне, тоже имевший целый набор щитов: зеленый, пурпурный, лиловый, красный, черный. Черный щит взлетел, отражая молнию, которая кавалерийским натиском пронеслась через поле. Чернота поглотила свет и направила его назад, аккурат в наступающих.

Но отраженный свет натолкнулся на такой же черный барьер – щит не больше ладони и точно сфокусированный.

Молния метнулась обратно и ударила в передний ряд копейщиков. Один взорвался, его потроха вывалились, как вареное мясо в облаке раскаленного пара. Осколком его черепа убило второго.

Седьмая стрела.

Восьмая.

Вардариоты, что двигались справа от Красного Рыцаря, наступали на фракейскую крестьянскую пехоту, пока дистанция не сократилась до пятидесяти шагов; тогда они начали сыпать своими более легкими тростниковыми стрелами. Триста вардариотов рассредоточились по равнине и опустошили первые колчаны, стреляя в людей, которым было нечем ответить. А когда те с отчаяния прибавили темп, помчавшись на шершней, что жалили их стрелами, вардариоты ускользнули – развернулись, немного отъехали и дали новый залп с расстояния слишком малого, чтобы опытный стрелок промахнулся.

И еще раз.

Крестьяне были разбиты. С каждым залпом их умирало по двадцать душ, а стрелы скользили с пальцев вардариотов, как монеты у жулика-трюкача.

Девять.

Десять.

Копейщики намеревались дойти до цели. Они были слишком отважны и самоуверенны, чтобы бежать или лечь и умереть на промерзшей земле. У Ливиаполиса их потрясла скорость обстрела и мощь огромных тисовых луков, но у них было полгода на то, чтобы переварить свою ярость и возгордиться славой. Они смирились с потерями, перешагнули через них – и через людей, которых знали двадцать лет.

Бент поднял свой боевой лук с одиннадцатой стрелой. Опыт подсказывал, что с двенадцатой у него не задастся. Он наклонился над плечом сэра Йоханнеса в ритме, который был знаком обоим не хуже, чем старым любовникам ритм соития. Рука, натянувшая тетиву, находилась далеко за правым плечом рыцаря, бедро напротив бедра. Он уложил ветерана двадцати битв, поразив его аккурат ниже спинки носа, где заканчивался предличник шлема.

Бент отшвырнул лук через правое плечо. Тот приземлился шагах в пятнадцати на замерзшую, невозделанную почву, и он его найдет, если останется жив. Бент отступил так, что спереди оказался оруженосец, а на плечо легло копье пажа.

Он обнажил полуторный меч, сняв его с пояса – жалованье за сорок дней, – и отцепил от эфеса маленький щит. Затем приставил левое плечо к плечу оруженосца.

Сэр Йоханнес приподнял на фут головку боевого топора.

Морган Мортирмир стоял в первом ряду, исполненный ужаса. Его доспехи давили на члены свинцом, а копейщики казались злыми богами войны, которые готовят ему незавидную участь.

Красный Рыцарь приказал ему прикрывать весь фронт целиком, и он повиновался. Предупрежденный, он предоставил иллюзиям взрываться среди воинов, хотя сам не всегда различал истинное и ложное заклятие, пока не становилось слишком поздно.

«Вот это останови».

Мортирмир направил посыл в бледное золото своего щита. Огонь взревел и лизнул барьер сверху и снизу. Замерзшая трава занялась пламенем. Пусть горит. Копьеносцы приблизились, их чуждый гомон угнетал, и Мортирмиру отчаянно хотелось вырваться из темницы своего шлема. Он не видел ничего, кроме свирепых глаз убийц напротив себя – близко, только руку протяни.

Его оруженосец – лютый зверь, которого ему выделил сэр Майкл, – уперся плечом в спину Мортирмира.

– Приготовьтесь, сэр!

Мортирмир решил драться мечом и щитом. Он принял стойку.

– Сэр, опустите ваше гребаное забрало, – сказал оруженосец.

Рука, закованная в латную рукавицу, шарахнула по забралу так, что Мортирмир чуть не упал.

Он посмотрел в прорези и увидел…

Острие копья прибыло по его душу, стремясь пожать жизнь, и угодило в сетчатую бармицу. Он не предпринял ничего – разрывая колечки заклепок, копье пробило ее насквозь. Но бармица была всяко велика пятнадцатилетнему «воину», и наконечник прошел мимо, поверх плеча, задев наплечник и ударив в плечо так, что юноша запомнит это на всю жизнь и будет видеть в сотне кошмарных снов.

Подготовка взяла свое. Щит взлетел, и стальной шишак скользнул по древку. Легким движением Мортирмир оттолкнул острие.

– Фонтия! – произнес он.

Копьеносец взорвался пламенем внутри своей кольчуги, и на миг показалось, что за забралом не его лицо, а харя демона из преисподней.

Старик внушал Мортирмиру держаться в обороне. Он понял, что это верное средство от катастрофы. Заняв место покойника и даже через забрало чувствуя сильный запах горелого мяса, юноша снова выставил меч. Затем перевел четверть потенциальной силы в одно-единственное простое заклинание.

Ладно, не такое уж и простое.

Огненный шар не может появиться ниоткуда. Огонь как элемент – паразит и без источника не существует. С источником приходилось трудно – его создание требовало времени, терпения и опыта. Дело становилось куда проще, когда заклинатель использовал источник, находившийся под рукой, и значительно усложнялось, если он пытался проделать это на расстоянии, а потому большинство боевых колдунов обрабатывали тяжелый щит, потом сотворяли огненный шар, питаемый древесиной или разными газами, – он возникал на расстоянии вытянутой руки. После этого, добившись подобающего пиротехнического эффекта, они метали его, как бросают какой-нибудь увесистый предмет. Если, конечно, процесс не происходил в эфире.

Именно здесь сила часто обуздывается полученным образованием. Молодой практик, которого научили создавать нефть, гораздо опаснее того, кто овладел производством только пчелиного воска.

А молодой практик, который действовал в связке с Гармодием, располагал многими субстанциями, недоступными большинству магистров. То были уникальные алхимические творения. В конце концов, герметисту с навыками алхимика достаточно было один раз создать субстанцию в реальности.

Огненный шар завис в шести шагах от Мортирмира и разгорелся так, что тот отпрянул, чуть не потерял герметический щит и едва не лишился власти над огнем. Шар поплыл прочь. Затем раздался хлопок, и он исчез, поскольку Мортирмир утратил тонкий контроль над источником.

Сорок тесно сплотившихся копьеносцев превратились в угли. Левый край вражеской фаланги обнажился.

Сэр Майкл, который командовал боем на правом фланге, указал на обугленные останки своим одноручным боевым топором.

– На них! – взревел он.

Аэскепилес подъезжал все ближе и ближе. Когда копейщики приостановились, прицелились и нанесли громовой удар по доспехам его врагов, он достиг места, откуда до свары было всего пятьдесят шагов. Позади центра он находился в безопасности.

Чем сильнее сближались магистры, тем хуже им удавалось отражать магические выпады друг друга. За пятьдесят шагов…

Слева от него возник огромный, добела раскаленный огненный шар. Аэскепилес не предвосхитил его появление и не увидел чародея.

Пришпорив коня, он, вмиг охваченный ужасом, выпалил в эфир пять слов.

Красный Рыцарь ощутил уход старика как спад горячки и исчезновение нежелательного воспоминания. Ему захотелось что-нибудь сказать. Знать бы только, что тот ушел навсегда.

Но вражеские копейщики приблизились на расстояние двух копий. Калли с Уилфулом Убийцей отшвырнули луки и отшатнулись назад сквозь шеренги – Тоби, который орудовал тяжелым копьем, метнул его через голову Красного Рыцаря. Тот поднял свою гиаварину. В бою он ни разу ее не использовал.

Он был один, и головная боль прошла.

Красный Рыцарь глубоко вдохнул. Развернул таз. Принял стойку, среди копейщиков называемую «кабаний клык». Когда противник сделал длинный, целеустремленный выпад копьем, Красный Рыцарь ударил, намереваясь отбить его в сторону. Вместо этого великолепное, дарованное драконом оружие отрубило острие. Изуродованный, тупой железный наконечник врезался в шлем Красного Рыцаря и оттолкнул его самого назад. Сила удара, которую древко неприятеля должно было погасить, глубоко вогнала гиаварину в землю у его ног.

Он выдернул ее, шагнул вперед и, не успев прийти в себя, направил оружие противнику в висок. Но гиаварина не ударила по шлему, а рассекла его. Она так чисто срезала шлем на четыре пальца, а крышку черепа – на один, что череп, мозг, наголовник, кольчужный капюшон и шлем на миг превратились в концентрические круги, уподобившись рисунку пещерного дикаря.

Второе копье угодило в левый наплечник Красного Рыцаря, соскользнуло и проехалось по плечу, а третье врезалось в нагрудную пластину, но Тоби поддержал его сзади, и он устоял, изо всех сил пытаясь справиться с удивлением.

Тоби спас ему жизнь, когда второй вражеский рядовой перехватил гиаварину за древко, которое вроде не обладало никакими особыми свойствами, и коварно пустил в ход кинжал. Тот промелькнул незаметно – разглядеть помешало забрало, и Красный Рыцарь ощутил не удар, а только нажим.

Тоби долбанул нападающего коротким копьем. Голова у того запрокинулась, а Тоби обогнул своего рыцаря, сделал длинный шаг, развернул копье и вогнал железное навершие в бармицу, раздробив противнику горло.

Стороны принялись давить друг на друга, не уступая ни на дюйм. Вокруг шел бой, а здесь происходил, по выражению старших ветеранов, сжим. Смертельное единоборство, где ценой поражения были разгром и гибель. Копейщики наседали гуще. У их противников были лучше доспехи.

Краем глаза справа Красный Рыцарь засек чудовищную желто-белую вспышку.

Он тронул Тоби латной рукавицей, не доверяя своему оружию, и тот, крутанувшись, отбил последний выпад нового противника и отступил. Красный Рыцарь пригнулся и расставил ноги пошире. Затем он принялся рубить – ударами короткими и точными, словно кинжалом. Он перерубил древко упершегося в него копья, а следом – кисть нападавшего, подсечкой, как на рыбалке.

Затем, когда очередной искалеченный противник попятился, Красный Рыцарь шагнул вперед и размахнулся.

Копья были обрублены. Люди попадали вперед, лишившись поддержки оружия, которым припирали противников при сжиме.

Он ударил снова, как будто длинный, подобный мечу наконечник преобразился в огромный топор, как у великана-нордиканца.

Все, что оказалось на пути, было рассечено: доспехи, кожа, дерево и плоть.

Во вражеской фаланге образовалась брешь шириною в его замах.

Он еще раз шагнул вперед и рубанул сбоку, сметая пятерку съежившихся людей. Двое умерли.

Гиаварина засела глубоко в теле третьего. Красный Рыцарь потянул – и получил древком в спину. В отчаянии он рванул, и копье выскользнуло, как обычное оружие, блеснув на весеннем солнышке сине-красным.

Какими бы свойствами оно ни обладало, они израсходовались. А он на шесть шагов углубился в неприятельскую фалангу.

Удары посыпались на него градом, и очередной, сокрушительный, который обеими руками нанес обезумевший воин, орудовавший древком, как двуручным цепом, поверг Красного Рыцаря на колени.

Наседающие сомкнулись вокруг него.

Другой человек вырвал у него оружие – враги были всюду, впритык, но Красный Рыцарь выхватил свой новый кинжал.

А дальше началась рукопашная.

Даже при полной выкладке он оказался подвижнее и легче, чем противники в чешуйчатой броне по икры длиной. Они несли тяжелые щиты и длинные копья – кто-то их побросал, кто-то нет, – и он, когда его прижали, пришел в исступление, как с детства учил отцовский наставник. Схватив за руку человека, который лишил его копья, Красный Рыцарь раскрутил его, сломал ему плечо, пырнул под ухо в незащищенную шею. Сгреб следующего, впечатал в голое лицо стальной кулак, удержал за плечи и клювом забрала выбил ему зубы, а стальными саботонами переломал ступни и щиколотки. Удары сыпались на спину – на правое плечо, которое обнажилось в свалке, и два из них были так сильны, что сотрясли все тело, хотя пришлись на шлем. Перед глазами у Красного Рыцаря все поплыло.

Но руки и ноги продолжили сеять смерть. Он двинул копейщику в пах, и стальной носок саботона расплющил тестикулы, а Красный Рыцарь тем временем схватился за его копье – правая рука взвилась, и налокотник из закаленной стали сорвал с лица нос второму копьеносцу, который пытался повиснуть у Красного Рыцаря на спине.

Левая нога в чем-то застряла. Это угрожало равновесию, а Красный Рыцарь дрался с такой оравой, что высвободить ее было некогда.

Он с ужасающей ясностью понял, что падает. Устойчивость терялась постепенно. Он ударил кинжалом сверху в бронированную спину врага, и треугольный клинок прошил пластины, как шило – дратву.

Он попытался использовать кинжал как упор, чтобы удержаться на ногах.

Тут в левом колене что-то подалось.

«Проклятье. Что ж, я старался!» – подумал он и рухнул.

Наемная кавалерия смотрела, как на нее надвигается безумная орда. Пехота не может атаковать конницу, всем известно, что это верное самоубийство.

Она все равно наступала.

Командир – рыцарь-южанин из далекой Окситании – повел копьем.

– Дражайшие друзья! – сказал он выспренне. – Это отважные мужи и достойные противники. Раз они рвутся в бой… – Он улыбнулся. – Придется удовлетворить их желание!

Он опустил забрало и встряхнул головой, дабы убедиться, что огромный шлем сидит прочно. Направил копье.

– За Святого Иакова! – взревел он.

Не все наемники были окситанцами, и боевые кличи слились в полифонию. Рыцари опустили копья и медленно, с грохотом тронулись навстречу полоумным топорникам.

При столкновении показалось, будто взорвалась плоть. Топоры отсекли передние ноги боевым коням, а копья пронзили многослойную броню. В первом ряду погибло целое поколение нордиканцев – смерть в мгновение ока пожрала пятую их часть.

Уцелевшие не дрогнули. Огромные топоры взметнулись вновь. Кони приняли бой – мелькнули копыта, а четверка друзей, которая встала по центру плечом к плечу, завалила двух лошадей, и остальным стало не проехать. Этот островок посреди нордиканского строя уподобился корабельному носу в бурю.

Рыцари замедлили ход, и кони стали более уязвимы. Копья были отброшены, сверкнули мечи.

Никакой щит на свете не остановит топор, которым взмахнет человек ростом с вашего скакуна. И даже если закаленная пластина выдержит, вас все равно вышибет из седла. Но в тот момент, когда смертоносный великан перемещает вес и замахивается топором для очередного сокрушительного удара, он становится весьма уязвим.

Погибли выдающиеся мужи. Воины и рыцари, ветераны с десятком ранений умерли в считаные секунды, даже не вычислив своих убийц.

Конница поднажала, и нордиканцы отпрянули.

Фракейские крестьяне сломались.

Они продержались дольше, чем кто-либо был вправе ожидать; самые храбрые из них сломя голову мчались за смеющимися вардариотами и умирали от метко пущенных стрел. Лучших убили, остались нерешительные и медлительные. В конце концов они повернулись и бросились прочь, словно стервятники, которых согнали с падали.

Вардариоты, собаку съевшие на таких боях, отступали до самых каменных построек одинокой фермы. Отпуская шуточки и меняя колчаны, они позволили оставшимся фракейцам жить дальше.

Граф Зак пересчитал коней. Он потерял одного человека.

– Где Хенгиз? – крикнул он.

– Подпруга порвалась! – отозвался хавильдар. Ему вторили смехом.

Было видно, как напротив перестраивается главная вражеская конница. Строй пришлось разомкнуть, чтобы впустить крестьян, и дело проходило неважно. Налицо была упущенная возможность, однако сопровождение крестьян вплотную могло обернуться бедой.

Зак повел плечами.

– Готовы, дорогие мои?

Воздух наполнился криками.

Он глянул налево. Там бились нордиканцы, готовые умереть, но не сдвинуться ни на шаг. Похоже, центр побеждал. Зак нахмурился.

От головного отряда блистательных схолариев подъехал сэр Георгий.

– Это было не сложнее учебной задачи, – сказал он. – Перестрелка. И…

Граф Зак просиял от удовольствия.

– Поистине высокая похвала от графа схолариев.

Враг оставался занят устрашенными крестьянами, которые столпились перед его кавалерией. «Увы!» – подумал граф Зак.

– Другое дело – теперь, – заметил Георгий.

– Ха! – рассмеялся граф Зак. – Две тысячи сельских конников? Между нами пятьсот человек. Справимся! – усмехнулся он и пожал плечами. – Если только их истриканцы не обойдут эти постройки за час, и тогда нам конец. Я себе цену знаю. А вы?

Сэр Георгий улыбнулся.

– Как начнем? – спросил он.

– А, вы доверяете мне командование? – Граф Зак был коротышка, но при этих словах выпрямился и подтянулся.

– Доверяю.

– Тогда, полагаю, начнем с сокрушительного поражения. Идет? – рассмеялся он.

Сэр Георгий подхватил его смех.

– Вот они! – крикнул Дмитрий, гипаспист-щитоносец сэра Кристоса.

Сэр Кристос наблюдал за приближением вардариотов и схолариев – людей, которыми он командовал в других сражениях. Стройность их рядов и отточенность движений, когда они извлекали луки из чехлов, разительно контрастировали с бестолковостью его деревенских тагм, которые все еще боролись с собственными крестьянами, зачастую – своими же друзьями и соседями. Землевладелец свешивался с седла и слушал причитания плачущего мужчины о том, что брат его пал лютой смертью, продырявленный красными варварами.

Все это было очень по-морейски, и он любил их за любовь к своим. Но и видел, какой бедой грозит эта возня.

– Эй, там, поживее! – взревел Кристос. – Расчистите мой фронт! Атака будет ложной – видите их луки? Они подойдут, пустят стрелы и удерут. Мы не ответим – вы меня слышите, гетайры? Ни шагу с места!

Неприятельская конница приближалась быстрой рысцой. За двести шагов, когда наемники-латиняне врезались в нордиканцев со звуком, достойным Рагнарёка, два гвардейских полка перешли на легкий галоп.

– Поднять щиты! – гаркнул Кристос.

Крестьяне, сгрудившиеся перед конницей, подняли, какие остались, щиты.

Обрушился ливень стрел. Иные вардариоты пустили стрелы со свистками, и воздух наполнился визгом.

Опытные лучники из его страдиотов ответили собственным залпом.

Люди и лошади падали с обеих сторон.

Гвардейцы развернулись и поскакали прочь, оставив на поле несколько убитых людей и животных. Они выстрелили снова, назад. Опять разлетелся визг. Потребовалась немалая отвага, чтобы выстоять с поднятой головой, пока звук приближается, – всего секунда, но самая долгая в жизни. И, возможно, последняя.

Послышались крики. И утробные стоны.

Сэр Кристос взглянул на солнце, которое не сместилось за четверть часа.

«Что я здесь делаю? – подумал он. – Зачем сражаюсь с этими людьми? Все пошло наперекосяк! Мы же хотели спасти Морею».

На него смотрели. Его план был прост: дождаться, когда истриканцы окружат вражеский фланг, и только тогда атаковать. Гвардейцы, возможно, и падут под напором превосходящих сил – все же две тысячи человек, но потери будут таковы, что нарушится связь поколений, и фермы – сотни ферм – окажутся снова в землях Диких. Гвардия не сдастся легко.

Но если зайти ей с фланга, то она отступит, ибо там профессионалы. Они останутся жить, чтобы сражаться за нового императора. А его люди выместят злость на чужеземцах, что в центре.

– Стоять! – скомандовал он снова.

Деметрий чувствовал, что побеждает, а он даже не запятнал кровью меч. Он подозревал, что его родитель находился бы в центре, с пехотой. Или лично возглавил бы один из флангов.

Дариуш – во многих отношениях его лучший соратник, но человек докучливый, въедливый, не выбирающий выражений, когда критикует, – привстал в стременах.

– Фракейцы разбиты. Почему сэр Кристос не атакует через них?

Деметрий тоже привстал и уставился вдаль надолго – священник успел бы освятить хлеба.

– Отправляйся и вели старику наступать. Живо.

Он посмотрел направо и увидел, как рыцари – его лучшее приобретение – опускают забрала и готовятся атаковать нордиканцев, которых он боялся не меньше, чем другие страшатся болезни и смерти. Чужеземцы были слишком невежественны и не понимали, с кем связались, а потому вели себя с безрассудной отвагой – пусть сколько-то их погибнет, но он выиграет всю битву.

Центры были заперты. Как он и рассчитывал. Много людей погибло. А другие двинулись в наступление по их телам, не разбирая, живые или мертвые лежат под ногами.

Аэскепилес восседал в одиночестве на своем коне в пятидесяти шагах от эпицентра битвы, и казалось, что на него не падает свет – он не отбрасывал тени. Голова была чуть повернута влево. Он возвел четыре щита, все угольно-черные: круглый, квадратный и два наподобие рыцарских. Когда двигался он, двигались и они.

В чем бы ни заключалось его занятие, оно было намного зрелищнее остальной битвы. Молнии всех цветов и вовсе бесцветные искрились между щитами и били в точку далеко слева от неприятельского центра, в самом конце расположения так называемой компании, отряда чужеземцев.

В далекие горы катился раскат за раскатом и отражался грохотом, а люди гибли. Разорванные в клочья силами, постичь которые не могли.

Плечи Аэскепилеса поникли, затем расправились, как будто он занес огромный кузнечный молот – и вот он ударил вновь, на этот раз с обеих рук.

И снова смерть.

Аэскепилес затерялся в величественной фуге своего позаимствованного колдовства, на каком-то уровне в панике сознавая, что слишком расточительно расходует резервы. Пораженный неожиданной силой юного мага, который действовал слева. Обеспокоенный внезапным молчанием старика, что находился справа.

Но это не имело значения, ибо его колдовство – небывалое, неприкрытое колдовство – близилось к апогею. Кульминация надвигалась без его участия; колдовство умножало себя само, как размножаются живые существа.

Как закипающий котел, который все медлит, если за ним следить…

Но следить ему было не нужно.

Студент – он определил юнца как старшего студента университета, исходя из его стиля наводить чары – создал весьма достойный световой клинок. Аэскепилес лишился двух щитов, а уголком сознания отметил, что сражение в центре развивается не совсем как положено.

«Если я поступлю как надо, они умрут все – обе стороны».

Но сначала умрут эти двое, опасные для него. Молодой, а потом старый.

Аэскепилес подступил так близко, что у Мортирмира не осталось шанса отразить нападение. Черно-зеленый топор сокрушил все четыре его тщательно сооруженных щита.

Джон Ле Бэйлли умер, сгорев в своем доспехе дотла. Умер Бент, которому выжгло легкие. Умер сэр Йоханнес. В мгновение ока отряд лишился целого поколения командиров и еще двадцати человек.

Но основная тяжесть удара пришлась на Мортирмира.

И удар был отведен.

Мортирмир не успел испытать потрясение.

«Отойди», – приказал Гармодий и, находясь в эфире, принял власть над телом и потенциальной силой Мортирмира. А также над всем остальным.

«Ты был всего лишь приманкой, – поведал он. – Теперь ты – шкура льва».

Между ним и Аэскепилесом возникла стена искрящегося белого пламени. Люди закричали, наполовину обгоревшие или застигнутые на границах мощного чародейства.

«А лев – это я».

Со скоростью большей, чем у мысли смертного, Гармодий направил заклинание обратно к источнику, как научил его Ричард Планжере. Он отказался проделать это с собакой, но сейчас…

Воздержавшись от колдовства, он последовал путем, который указал ему Шип.

А затем Морган Мортирмир остался один.

Руки Красного Рыцаря застряли под трупами, а на грудную пластину кто-то наступил. Хрустнуло ребро. А он лежал, беспомощный. Еще чей-то шаг – теперь жертвой стала его бронированная голень. Боль была нестерпимой, ущерб – ничтожным.

Он не мог пошевелиться.

Паника – слепая паника, проистекающая из беспомощности и близости смерти, – была рядом. Как и гибель. По детскому опыту он сбежал в свой герметический Дворец и стал ждать конца.

Время текло здесь иначе.

А когда есть время на размышления, паника отступает.

Посреди колдовской ротонды стояла новая статуя. Ротонда много месяцев пустовала, и он, глазея на нее, осознал, что привык пользоваться чужим разумом, который снабжал его заклятьями.

А затем понял, что и сам располагает ресурсами.

Такое он еще не практиковал. Пришлось импровизировать. А он не знал, кто придавил его нагрудник – союзник или враг.

В итоге он решил быть проще и взял левой рукой конец эфирной железной цепи. Затем потянул, применяя тайную силу, – медленно. Над головой закружились символы – сотворения, смещения, усиления, предсказания (ибо он должен был знать, в какую сторону обратиться лицом). Он использовал самое сложное заклинание в своей герметической практике, чтобы попросту встать.

И встал.

Фракейские копейщики, прошедшие двадцать боев с Дикими и дюжину с людьми, отлетели на шаг. Тоби – оказалось, это он оседлал Красного Рыцаря – отбросило. Сэр Милус воспользовался преимуществом ступора, в который поверг противников его командир, и расколол шлем ближайшему ударом огромного двуручного молота.

Красный Рыцарь обнажил меч. Он сделал это плавно, развернув бедра – ему редко случалось чувствовать себя настолько живым. Могучий красный меч сверкнул, покидая ножны, и тяжелое острие скользнуло поверх щита очередного копейщика.

– Командир на ногах! – завопил Тоби.

Послышался звук, похожий на шум ветряной мельницы и рев водопада. Войско навалилось.

«Красный Рыцарь брезгует убивать врагов колдовством. И если сейчас я одержу победу, то мне они понадобятся живыми, и как можно больше, лишь бы справиться», – подумал он, находясь под их копьями. У большинства фракейцев были короткие мечи. Схватив свой меч двумя руками, Красный Рыцарь принялся валить противников на землю.

Слева от него сэр Милус заметил нечто, чего не увидел он, и зычно призвал людей на подмогу.

Фракейцев оттеснили на шаг, потом еще на один.

На миг оказавшись в безопасности, Красный Рыцарь повернул голову и увидел бегущих влево Милуса, Фрэнсиса Эткорта и еще десяток ратников.

Воинство разворачивалось по оси, выдвигая вперед правый фланг. А он понятия не имел почему. Ограниченный лицевым щитком, задыхаясь от запаха пота, он не видел ничего, кроме очередного врага.

Он остановился. Развернулся опять и пропустил Тоби. Нажим ослабел – появилось пространство. Еще большее открылось в центре, а фракейцы сдали на дюжину шагов назад и замедлили движение. Те, у кого остались копья, подняли их.

Сердцевина войска дрогнула и резко встала.

Мимо Красного Рыцаря шагнул Тоби, следом – Калли. А затем Нелл – бледная, с багровым разрезом сквозь все доспехи, от основания подбородка до левой груди.

Ему было некогда заняться ею. Он отступил снова. И еще.

Его боевого коня придерживал мальчик. Сугубо волевым усилием Красный Рыцарь сел в седло. Повозившись с застежкой, откинул забрало. Лицо омыло свежим, морозным воздухом. Красный Рыцарь прерывисто вдохнул, избавляясь от вони прилипшей к забралу мерзости…

И увидел гибнущих нордиканцев.

Они перебили великое множество рыцарей, а лошадей – еще больше, но сейчас превратились в островок посреди моря кавалеристов. Вражеские страдиоты смешались с рыцарями-наемниками: он видел позолоченный шлем Деркенсана и все еще взлетавшие топоры.

Сэр Милус, возглавлявший треть войска, врезался в самую гущу сбоку.

Справа от Красного Рыцаря – там, где юному Мортирмиру полагалось держать щит, – происходило герметическое световое шоу, какого он в жизни не видывал. Сэр Майкл устойчиво продвигался – в такой дали, что почти очутился в пределах досягаемости Деметрия.

Центр вражеского войска был близок к полному краху – как и его собственный левый фланг.

Аэскепилес, видный Красному Рыцарю над круговоротом схватки, извивался, как будто отбиваясь от стаи волков. Хотя пребывал в одиночестве, а все его щиты рухнули.

Позади него, еще правее, у старой дороги на Дормлинг, в рядах основной вражеской конницы наступило смятение, которое согрело сердце Красного Рыцаря. Едва он глянул туда, как вардариоты и схоларии выдвинулись вперед.

Глубокий вдох.

Всё в идеальном равновесии.

Не время для благородства.

Он навел меч на вражеских наемных рыцарей и сотворил заклинание.

Истриканцы не появились.

Граф Зак завершил свое последнее ложное отступление и, пока его отборная легкая конница собиралась под знаменами эскадрона, объехал каменный овин и посмотрел на запад. Увиденное вызвало у него улыбку.

Он вернулся к месту сбора схолариев и вардариотов.

– Смените коней, – приказал он.

В правом бедре у сэра Георгия сидел короткий обломок стрелы. Георгий помахал рукой – бледный, но владеющий собой, что у таких, как Зак, заслуживало высшей похвалы.

– Вы не хуже моих сынов, – сказал он.

– Болит, зараза! – буркнул сэр Георгий. – Похоже, центр держится. Что будем делать дальше?

– Побеждать, – ответил Зак и показал стеком на запад.

Сэр Георгий выдавил болезненную улыбку.

– Я ничего не вижу.

– Вот потому и победим!

Пажи подвели лошадей. Замена заняла у вышколенного воинства считаные минуты.

Напротив виднелся лишь правый фланг вражеского строя. Но он смещался, пытаясь пересечь дорогу. Неприятель действовал грамотно, беспорядок не возникал, но войску приходилось выполнять сложный маневр перед лицом врага.

Граф Зак наблюдал за ним столько, сколько ребенок считает до десяти.

– Недурно, – заметил он. – Но неправильно.

Он расположился точно между двумя полками и скомандовал:

– Ша-гом!

Чинно и слаженно, как на параде, оба конных полка шагом двинулись вперед.

Зак мечтал об этом тысячу раз: победа на поле брани, несмотря ни на что. Свежий конь и острый меч.

И враг, захваченный в ловушку. Мечта кочевника.

– Сабли! – взревел он. Его конь успел прогарцевать шесть шагов до следующего выкрика: – Наголо!

Морозным днем пять сотен сабель засверкали, как лед.

Вардариоты и схоларии привычно втиснулись в центр, превратившись в единую массу лошадей и сабель. Или боевых молотов и стальных топориков – в зависимости от предпочтений.

Фракейская кавалерия дрогнула под их натиском. Это проявилось даже зримо, ее ряды колыхнулись.

Грациозно, словно танцоры, гвардейцы покатились вперед. Они двигались с нечеловеческой точностью и внушали благоговейный ужас.

Зак повернул голову, привлеченный движением на дороге справа – проблеском стали.

Он рассмеялся, привстал в стременах и по огромной дуге подбросил свою длинную саблю. Она вернулась в его руку, как по приказу богов, повелевающих степными ветрами.

У Зака вырвался хриплый вопль. Непреднамеренный.

Вардариоты откликнулись, а гвардейцы пришпорили свежих коней и перешли на галоп.

В ответ с дороги на Дормлинг донесся истошный крик, который покатился над полем, как охотничий клич огромной виверны или могучего дракона:

– Лаклан! Лакланы за Э!

Гармодий стоял в литейных цехах Дворца воспоминаний Аэскепилеса, окруженный шестернями и колесами. У него было время восхититься хитроумием и стараниями владельца. Он увидел изношенные веревки, натянутые до предела цепи, дырявые ведра и воду, которая приводила в движение колеса колдовства, – густую и грязную от измен и невыполненных обещаний.

Он взмахнул мечом, и массивные механизмы сгинули.

Гармодий позволил себе улыбку. Ему тысячу раз приходило в голову, что волос, который он взял у ножовщика в Ливиаполисе, мог принадлежать не Аэскепилесу, а кому-то другому.

Явилось эфирное тело Аэскепилеса. Он предстал мрачным здоровяком с черной бородой, а изо лба у него тянулись и уходили в эфир два тяжелых черных шнура.

«Вон!» – рыкнул он.

Гармодий улыбнулся.

«Я лев», – сказал он. И обрубил цепи, питавшие… что-то.

Раздался оглушительный треск.

Аэскепилес, даже здесь откровенно запаниковавший, воздел металлический жезл.

«Это ничего не изменит, – заметил Гармодий. – А чинить разрушения у себя в голове – дело гиблое».

Он шагнул вперед.

«Кто ты? – вопросил чародей. – Как такое возможно?»

«Я лев», – повторил Гармодий и уничтожил душу колдуна одним ударом Разящего клинка.

Затем чуть приоткрылся, обрушил Дворец воспоминаний покойника и поразился расходу энергии и потенциальной силы, когда колдовская громадина утекла в реальность и в эфир. Он действовал быстро, счищая следы, как кочевница, соскребающая со шкуры жир.

А потом аккуратно распаковал свой Дворец. У Гармодия было много времени поупражняться, и строение выкатилось из его души в расчищенное пространство. Кое-что выглядело причудливо. Иные вещи неповторимы и прежними не становятся.

Гармодий вспомнил свои первые комнаты, когда он учился в Харндоне. Они не сочетались с мебелью, зато принадлежали ему.

Два черных шнура, выходивших из эфирного лба магистра, сохранились и висели свободно. Когда вокруг Гармодия соткался его личный Дворец воспоминаний, они превратились в черный зрачок золотистого глаза. Глаза величиной с дверь.

«Ах-х-х, – произнес глубокий и приятный голос. – Я вижу. Думал, ты мертв».

Глаз моргнул.

«Тебе не победить, – объявил голос, как будто лучше новости не придумать. – Но отдаю тебе должное, это было умно».

Удар мечом – и глаз исчез.

А Гармодий остался стоять, дрожа, посреди своего нового дома.

Когда стало поздно и все потеряло смысл, сэр Кристос встал посреди своего расстроенного фланга и взял копье на изготовку.

Жители Зеленых холмов издревле враждовали с фракейцами. Они были отлично знакомы, вместе сражались с Дикими, а после пересекали границу и крошили друг друга.

Неприятель двигался в основном пешком – дюжие мужики в кольчугах, похожие на нордиканцев и такие же свирепые. Они текли рекой. И сэр Кристос выругался, потому что при ином положении дел, в открытом поле, он скатал бы ковром этих спесивых сородичей.

Однако сейчас его люди не могли воевать на два фронта, а потому сбились в кучу. А говоря по правде, подумал сэр Кристос, прилаживая копье поудобнее, никто из них не считал нужным умирать за Деметрия.

Он выделил среди противников одного всадника: великана на огромном коне. Сэр Кристос предвидел свою участь – его казнят как предателя, и решил вооружить сына иным представлением о своей гибели.

Он пришпорил коня.

Бронированный гигант заметил его и качнул копьем – в знак признания? И ринулся на него. Копыта взрыхлили почву, солнце растопило дорогу, тысяча ног превратила дерн в грязь. Сэр Кристос и его недруг сближались.

Издав боевой клич, сэр Кристос опустил копье.

То же сделал противник, проревев: «Лакланы за Э!»

Сэр Кристос улыбнулся внутри своего шлема.

Они сшиблись, как грозовые тучи.

Копье сэра Кристоса пробило щит великана, прошило два слоя воловьей кожи и панели из мореного вяза, после чего вошло в кольчугу детины, которая защищала подмышку – проткнуло и ее. Копье изогнулось и переломилось в трех местах.

Копье же Лаклана разбило щит противника вдребезги и сломалось, но обрубок ударил морейского рыцаря в плечо, отбросил в седле, а оба коня плюхнулись на седалища. Конь сэра Кристоса оправился первым и захромал в сторону. Конь Лаклана свирепо куснул его, пока оба рыцаря пытались обнажить мечи и остаться в седлах.

Кони закружили. Из правой подмышки Лаклана струилась кровь. Мореец подозревал у себя перелом ключицы. Он извлек меч и без особого толка обрушил на шлем здоровяка – хороший, но бесполезный удар.

Лаклан пошатнулся и вовремя подставил клинок, чтобы уберечь шею.

Некоторое время они обменивались ударами со всей посильной скоростью. Летели искры, и оба были ранены.

Скакун Лаклана кованым копытом лягнул коня сэра Кристоса в правую переднюю ногу, и та сломалась. Конь начал заваливаться. Игнорируя боль, сэр Кристос простер левую руку и латной перчаткой перехватил рабочее запястье Лаклана. Затем его конь рухнул, увлекая обоих наездников за собой.

К этому времени сэр Кристос остался последним бойцом Деметрия на сотню шагов окрест, который еще сражался. Воины остановились: одни нагнулись собрать добычу, другие стали смотреть, опершись на окровавленные топоры и мечи.

Взглянули и те, кто только что сдался.

Противники встали одновременно, и сэр Кристос с силой ударил навершием меча по шлему Лаклана. Голова великана мотнулась. Он отступил на шаг и резко пырнул неприятеля мечом.

Они принялись кружить. У Лаклана текла кровь из подмышки, из кисти и из-под бармицы. У Кристоса действовала только одна рука, а кровь струилась по левому набедреннику. Он переменил стойку, развернулся и прижал меч к левому боку острием назад.

Жители холмов скандировали не разберешь что, и сэр Кристос, не понимая ни слова, был полон решимости любой ценой сразить этого человека. Или погибнуть в трудах.

Когда Лаклан, как будто забыв о ранах, нанес чудовищный удар сверху, сэр Кристос подставил меч.

Клинок Лаклана натолкнулся на препятствие.

Какие-то мгновения противники покачивались, стоя мечом к мечу.

Быстрый как молния, Лаклан развернул клинок и ударил навершием в лицо сэра Кристоса. Защищаясь, морейский рыцарь вскинул руки. Воспользовавшись этим, горец тут же отвел рукоять чуть в сторону и заблокировал сжимавшую меч руку противника. Продолжая движение, зажал руки сэра Кристоса между мечом и телом. И принялся давить ему на горло.

Все произошло так быстро, что Кристосу осталось только бороться в попытке ослабить клинком удушающий захват великана. В глазах потемнело, он выронил меч и схватился за кинжал.

Великан рванул, и Кристос повис в воздухе.

– Сдавайся! – проревел Том Лаклан. – О боги, это было славно!

Сэр Кристос закашлялся. И рухнул наземь.

Плохиш Том поднял забрало. Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи. Его люди обступили поверженного рыцаря.

– Не убивайте этого недоумка! – бросил Том. – Он мне нужен.

Деметрий не стал дожидаться гибели своего войска. Едва увидев, что трусливый Аэскепилес развернул коня и смылся с поля брани – на запад, глупая голова, – Деметрий понял, куда дует ветер.

У дороги на Лонику, на востоке, наемные рыцари были разбиты герметической атакой и теперь пытались оторваться от оставшихся нордиканцев. Центр был разгромлен: в строю отцовских ветеранов-копейщиков образовалась солидная брешь, в которую вливались альбанские наемники. Самые верные и закаленные отцовские воины бросали оружие и падали на колени, сдаваясь.

А на западе взамен истриканцев появились враги.

– Уходим отсюда, – сказал Деметрий.

Дариуш пожал плечами, как будто происходящее ему смертельно надоело.

В окружении гвардейцев он устремился на юг.

«Габриэль!»

Красный Рыцарь осадил коня и замер в ожидании приступа боли во лбу, но ничего не случилось.

«Гармодий?»

«Теперь я сам по себе. Это поле твое – останови убийства как можно скорее».

«Том будет в ярости».

«Возможно, мы больше не увидимся. Мастер Смит прав в своих подозрениях: Аэскепилес такое же орудие, как и Шип. Их использует Эш. Один из Первых. Я совершил нехороший поступок. Хочу попросить тебя об одолжении. Мне кажется, что ты мне кое-что должен, хоть я и пользовался твоим телом не один месяц».

Габриэль почти интуитивно понял, что произошло, поскольку иллюминация кончилась.

«Ты забрал тело Моргана Мортирмира», – сказал он.

«Нет. Такая возможность представилась сама собой, и это соблазн, которому я, к счастью, не поддался. Я взял тело Аэскепилеса. По сути, я и есть Аэскепилес. А он – нет».

«И что за одолжение?» – спросил Габриэль.

«Не преследуй меня. Наши цели сходятся».

Габриэль внимательно изучил наставника.

«Ты выбрал тьму».

«Ради общего блага».

«Я не стану тебя преследовать».

Гармодий протянул бесплотную руку.

«Отныне ты будешь очень силен. А Мортирмир – еще сильнее в конечном счете, когда опомнится. Имея в союзниках Амицию, Мэг и кое-кого еще, ты продержишься против подлинного врага, может быть, не дольше, чем свеча на ураганном ветру. Но ты обязан попытаться. – Эфирный старец пожал плечами. – Ты небывало везуч, и это меня обнадеживает».

«Спасибо тебе за науку, старик».

Они обнялись в эфире – в подобной среде это был жест доверия, который и не снился многим практикующим магам.

«Куда ты пойдешь?» – спросил Габриэль.

Гармодий помедлил.

«Тебе лучше не знать, малец. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. – Он улыбнулся. – Вот мои соображения насчет происходящего».

Он протянул свиток – эфирный, и у Габриэля разболелась голова от такой премудрости.

«Ступай с Богом», – сказал Гармодий.

И Габриэль остался по-настоящему один.

В разгуле зверства наступает миг, когда уже не берут пленных: люди слишком напуганы или настолько упиваются разрушением, что не остается места для милосердия.

Но есть и другой миг, когда обе стороны близки к изнеможению. Тогда они, сугубо от усталости, приобретают зоркость, выходя за пределы страха и жажды крови.

Сэр Майкл увидел, как командир ветеранов Андроника извлек за лезвие свой меч. Он взялся за эфес и воздел его – обеими руками, высоко, открыв подмышки.

– Они сдаются! – проревел он.

Понадобилось время. Для последнего человека, зарубленного между Кевином Эвальдом и Уилфулом Убийцей, оно непоправимо затянулось. Некоторые ничего не слышали, мешали закрытые шлемы. Другие – не видели.

По мере распространения капитуляции иных нордиканцев пришлось сдерживать. На шлеме у сэра Милуса была вмятина, оставленная Харальдом Деркенсаном, который вознамерился стереть с лица земли всех до единого рыцарей. В ногах у него лежал бездыханный Черноволосый, пронзенный копьем наемника.

Красный Рыцарь наблюдал за финалом со своего скакуна. Он только что узнал о гибели сэра Йоханнеса. И Джона Ле Бэйлли.

Сэр Гэвин взялся за его стремя.

– Вон эта сволочь. – Он указал на золотой шлем и белого коня, которые удалялись на юг.

Красный Рыцарь поддался минутной ярости.

– Возьмем его!

– Я с тобой, – откликнулся сэр Гэвин.

Он захромал за передовую к скоплению лошадей и пажей.

Слева и справа обмякали разгромленные морейцы. Большинство попросту садилось в кровавую грязь. Победители выглядели не лучше. Многие попадали на одно колено или согнулись пополам.

От правого фланга отделился сэр Алкей.

– Ты обязан прикончить Деметрия, – заявил он. – Дело не будет завершено, пока это отродье не сдохнет. – Он огляделся. – Фракейцы – люди упрямые и отважные. И нам такие нужны.

Красный Рыцарь взглянул сверху на морейца.

– Я знаю, – ответил он. «Лучше, чем ты».

Алкей схватил под уздцы своего коня, а Дмитрий, его оруженосец, вскочил на своего. Их скакуны оставались полными сил, это хозяева вымотались в сорокаминутном бою.

Не покидая седла, Красный Рыцарь нагнулся к сэру Майклу, который настаивал на своем участии.

– Заткнись, – велел ему герцог. – Ты нужен здесь, чтобы предотвратить резню. Ведь правильно? Не позволяй Уилфулу и Длинной Лапище «разбираться по совести» за Бента. Уловил?

Майкл кивнул.

– Еще пошли гонца к Гельфреду и разведчикам – пусть тащат сюда свои задницы.

Красный Рыцарь взглянул на брата. Тут же был и отец Арно, который как раз слезал со своего угольно-черного скакуна.

– Отче, разыщите Мэг. И вот что, отче…

– Знаю, – тяжко выдохнул Арно.

– Ей нужно сказать. – На краткий миг Красный Рыцарь помолодел: его лицо стало совсем юным и печальным. – Отче, почему ваш Бог допускает все это скотство?

Взгляд священника пробежался по нагромождению трупов, особенно большому после фракейской атаки.

– Потому что мы обладаем свободной волей, – ответил он. – Это наше, а не Его скотство. Я извещу Мэг.

Красный Рыцарь поднял бровь. Он открыл было рот, но брат подался к нему и ткнул рукоятью кинжала в бок. Рот закрылся, и Красный Рыцарь коснулся священника: стальная перчатка к стальной перчатке.

– Благодарю. Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

В путь отправилась дюжина человек: сэр Алкей с оруженосцем Дмитрием, сэр Гэвин, Тоби, Длинная Лапища, Нелл, сэр Милус, сэр Бесканон, Кевин Эвальд и три сменившихся пажа с покладистыми лошадьми, один из мальчишек Ланторнов и два морейских рекрута.

Это было очень маленькое войско.

Каждый взял двух лошадей; какое-то время понадобилось, чтобы собрать еду и питье, и, когда отряд выехал за линию фронта и устремился на юг, большинство жевало сыр или ветчину.

Солнце садилось, отряд шел то быстрой рысцой, то легким галопом. Никто не произносил ни слова.

Отъехав от поля брани на десять миль, они спешились, и Длинная Лапища взглянул на лежавшую на дороге мертвую лошадь. Было светло: март в Морее почти не отличался от поздней весны в Альбе, и красное солнце отбрасывало длинные тени. На западе виднелись рассеянные остатки фракейского левого крыла, преследуемые вардариотами, до которых, очевидно, не дошел приказ прекратить убийства.

Устало взглянув туда, Красный Рыцарь назначил переговорщиками сэра Бесканона и двух морейских пажей.

– Мне бы лучше с вами поехать, милорд, – сказал Бесканон.

– Ну а я бы лучше выпил с вардариотами и прекратил избиение, так что мы квиты, – ответил герцог.

Длинная Лапища поскреб подбородок.

– Они на час впереди и едут быстрее. Галопом, я бы сказал.

– Если он доберется до Ев, то станет крепким орешком, а у нас нет людей, – сказал сэр Гэвин.

– Ничего не поделаешь, – проговорил Красный Рыцарь и пустил коня тяжелым галопом.

Они переменили лошадей, когда от дневного света осталась только красная полоска на западном небосклоне, на фоне которой чернели пики Эднакрэгов. Припустили во весь опор. Впереди виднелся ивийский акрополь, а на дороге различались черные пятнышки – дюжина всадников.

С грохотом мчались они, покуда свет не истощился совсем, и стало ясно, что отряд Деметрия все же достигнет Иви.

Тогда герцог осадил коня и простер левую руку.

– Ignem veni mittere in terram! – прокричал он, и в миле от них пролегла огненная черта. – Я пришел низвести на эту землю огонь!

– Господи Иисусе! – произнес Гэвин.

– Не совсем, – возразил брат и пришпорил коня.

Они устремились галопом через темнеющие поля, а преследуемые оказались в конце концов заперты между высокими стенами и полосой огня. Их было двадцать, все – профессиональные воины в самых разных доспехах, но все носили золотой леопардовый знак Деметрия. Они поскакали прочь от пламени, которое полыхало, как будто на земле воцарился ад.

Деметрий в золотом шлеме и на белом скакуне напоминал ангела. Но ангел стал падшим – мятежным, ибо окрасился бушующим огнем. Он придержал коня в пятидесяти ярдах впереди Красного Рыцаря, лошадь которого дышала так, словно готовилась рухнуть.

– Ратного коня, – негромко бросил Красный Рыцарь.

Нелл вывела его скакуна вперед.

Красный Рыцарь спешился.

– Один на один! – крикнул он. – Мы решим это дело на пару, Деметрий!

– Пожалуй, я просто сдамся, и мы посмотрим, что решит моя кузина Ирина, – откликнулся Деметрий. – А может, мои гвардейцы возьмут и тебя, и твоих друзей. Правда, изящный поворот судьбы?

Красный Рыцарь вставил ногу в стремя своего огромного черного скакуна и оттолкнулся со всей силой, чтобы вскочить в седло. Не вышло, он чуть не упал, но конь остался стоять смирно.

Он вздохнул и сказал:

– Деметрий, оглянись на огненный столб. И хорошенько подумай – сумеешь ли ты захватить меня и моих друзей?

– Хорошо, – сказал Деметрий беззаботно, его голос звучал как у комического актера. – Я объявляю себя твоим пленником.

Красный Рыцарь предпринял вторую попытку оседлать коня. Левое бедро слушалось скверно. Доспех казался тяжелым, как ноша на плечах Атланта.

Деметрий рассмеялся.

– Наверное, мне стоит сразиться. Я слышал, ты очень крут, но вид у тебя усталый.

Он вдруг опустил забрало, изготовил копье и направил коня галопом. С пятидесяти ярдов. А боевой конь покрывает столько за десять секунд.

Красный Рыцарь подпрыгнул, Нелл подставила плечо под его левый набедренник и подтолкнула. Он снова чуть не свалился, но удержался и выпрямился.

Восемь ярдов.

Он вставил ноги в стремена.

Шесть.

Вонзил шпоры в конские бока и потянулся за мечом.

Пять.

Сжал рукоять, а боевой скакун сорвался с места.

Три.

Острие копья Деметрия плясало в отблесках огня, а сам он был подсвечен сзади и в золотых доспехах сиял, как исчадие ада или древнее божество.

Красный Рыцарь выхватил клинок…

Один…

Он ударил по копью, и острие скользнуло мимо его не прикрытого бока. Тогда он в полную силу правого плеча развернул клинок и врезал красным навершием в забрало Деметрия. Им же зацепившись за шею, он выдернул противника из седла и низверг на землю.

Красный Рыцарь остановил коня в нескольких шагах от людей Деметрия. Их лица было трудно разглядеть в неверном свете, и он сначала попятился, потом развернулся. Но ни один из них не тронулся с места.

Он подъехал к стоявшему на карачках Деметрию. Спешившись, Красный Рыцарь подошел к юноше, который дергал бармицу и заполошно пытался наполнить воздухом покалеченную гортань.

Юный граф сорвал шлем и сделал глубокий вдох. Затем увидел Красного Рыцаря.

– Сдаюсь, – проскулил он, протянув свой клинок.

Красный Рыцарь удерживал меч острием вниз в расслабленной стойке «железные ворота».

– Нет, – сказал он и нанес удар.

Голова Деметрия грянулась оземь одновременно с телом, но уже порознь с ним.

А далеко на севере под развевающимися сердцами и лилиями Галле стояли Черный Рыцарь, два его оруженосца и мастер де Марш. После тщательной подготовки они остановились на острове посреди Великой реки. На траве еще лежал снег, и позднее зимнее солнце урывками освещало его.

– Он не придет, – сказал де Марш, сожалея, что сделался при Черном Рыцаре скептиком. Не о такой роли он мечтал.

– Ради этого знания стоило сюда дойти.

Сэр Хартмут Ли Оргулюз поднял руку, закованную в латную перчатку:

– А! Господа, но вот же он!

На северном берегу показался отряд. Он доставил четыре изящные лодки, которые в считаные секунды были спущены на воду.

Переправа заняла почти час. Великая река почувствовала первую оттепель и переполнилась водой.

Де Марш наблюдал за сэром Хартмутом. Тот переступил на скользком, ему было все нипочем. И он не уставал. А де Марш постоянно тяготился своим облачением – чем больше он думал о своих лодыжках, тем сильнее они болели.

Сэр Хартмут просто стоял.

Наконец три лодки причалили; высадилась команда неряшливых воинов в ржавых кольчугах и молодой красавец в доспехах с чужого, как показалось, плеча. Он поклонился на придворный манер.

Сэр Хартмут поднял забрало:

– Доброго вам дня, сэр.

Юноша выпрямился.

– Вы Черный Рыцарь, насколько я понимаю. Мой господин послал меня спросить, не угодно ли вам взять Тикондагу.

– Я ее возьму, – ответил сэр Хартмут.

Внезапно возник Знаток Языков – закутанный в черное, с торчащим из торса суком и пахнущий гнилью. Его черты, когда-то красивые, закоченели. А тело было мертво.

Но под телом не был мертв Шип.

– Этот молодой человек – законный наследник графства Северной стены, – изрек Шип.

Он хотел сделать голос приятным, но потерял хватку, а легкие его марионетки были безжизненны. Когда он заговорил, вылетели мухи. Марионетка исторгла смрад и каркнула.

Де Марша замутило. Но слова Шипа он перевел.

– Ты некромант, – сказал сэр Хартмут.

Тело Шипа не шелохнулось.

– Чего ты хочешь? – осведомился сэр Хартмут.

Это смахивало на общение с самим сатаной и легионом его падших ангелов, но сэра Хартмута не прозвали бы рыцарем дурной славы, не якшайся он с разными дьяволами. Он даже действовал заодно с другими некромантами. Запах был ему знаком.

Он знал и еще кое-что, отчего на губах его заиграла улыбка.

Шип был не дурак. Увидев людскую реакцию на куклу, он отшвырнул ее, ибо проявил беспечность и допустил гибель тела. Бросив его, он захватил себе новое – одного из воинов-нерях.

Новый хозяин был высок и худощав. Ничуть не красавец – чисто хорек, зато все работало.

– Ну вот, так-то лучше, – заметил Шип. – Мне нужен союзник на севере. Я хочу очистить земли Диких от человеческой скверны полностью. Прямо сейчас я помогу захватить Тикондагу в обмен на свободный проход на юг мимо укреплений и глубокие южные погреба для снабжения моей армии.

– Твоей армии? – переспросил сэр Хартмут.

– Я призову Диких, и она придет. Орда боглинов, какой не видел свет. И целый океан силков. Виверны, Стражи, ирки, тролли и создания, которые людям и не снились. – Шип раскинул руки. – Я низведу на землю небесный огонь.

Сэр Хартмут подкрутил усы.

– И как ты будешь перевозить свое войско?

Шип пожал плечами, наслаждаясь самим этим действием.

– О мелочах позаботится мой капитан. – Он показал на юношу.

– Чем ты готов поклясться? – спросил сэр Хартмут.

Шип покопался в памяти. Он соображал, пока его марионетка не выдала кривую улыбку.

– Моим именем.

– На таких условиях я готов заключить союз. – Сэр Хартмут повернулся к де Маршу, который изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение.

– Последнее, – сказал Шип.

Сэр Хартмут напомнил ему обо всем ненавистном в людях, особенно о борьбе с ними.

Тот поднял бровь. Несмотря на бацинет, это был выразительный жест.

– Мне достанется Гауз. А Мурьены будут убиты – все до единого. – В голосе Шипа обозначилась сталь.

Хартмут отвесил поклон.

– Рад сообщить, что я даже не знаю, кто это – Гауз. Что же касается Мурьенов… – Он щелкнул пальцами.

На расстоянии орлиного полета – более чем в двухстах милях восточнее – ворожила Мэг. Как и Морган Мортирмир, и Красный Рыцарь, и все мужчины и женщины, способные обуздать потенциальную силу и передать ее тем, кто в состоянии исцелиться. В овине воняло дерьмом и кровью. Людей уносили в места почище, как только вправляли им кости и зашивали животы – или как только глаза их навсегда закрывались от боли.

Далеко не вся эта работа была герметического свойства. Даже при содействии Амиции с далекой Южной переправы, даже при всем усердии в обучении и практике кровь зачастую приходилось отчищать вручную. Йозеф бен Мар Чийя, яхадут, трудился, пока не падал, сраженный сном; потом вставал и снова брался за дело, неизменно дополняя герметическое искусство мастерством лекаря.

Он был не один, кто трудился еще и в реальности.

Отец Арно три дня не покладал рук. Мортирмир покачал головой над горой требухи, которая некогда была пищеварительным трактом, и отпустил душу раненого на покаяние; Мэг сидела марионеткой с обрезанными нитками, уже не в силах оплакивать возлюбленного и мальчишек, которые умирали, заглядывая ей в глаза и цепляясь за несбыточную надежду; когда же Красный Рыцарь осознал, что полностью истощил потенциальную силу и больше ничего не может сделать, он поднял взгляд и увидел отца Арно склонившимся над Помойным Уиллом – парнишкой всего лишь с рассеченной ногой. Рана была получена во дворе овина, загноилась и теперь могла стоить мальчику жизни.

Священник что-то пробормотал и содрогнулся. Он воздел руки и помолился. И еще раз, и снова.

А паренек умер.

Отец Арно поднялся с колен и протяжно выдохнул. Затем перекрестил лоб паренька и молвил:

– Да пребудет с тобою Христос в твоем странствии. Пусть тебе впредь сопутствует не боль, а радость. – Он подошел к другой груде мяса на пропитанной кровью соломе – когда-то эта груда была человеком по прозвищу Камышун. Однако на сей раз он и пытаться не стал лечить его раны. – Я просто сменю повязку, – объявил он бодро.

Глядя на священника, Габриэль хотел что-нибудь сказать, но ничего не шло в голову. Поэтому он остался стоять столбом, положив руку ему на плечо. А потом пошел искать Мэг.

Та сидела на стуле, на который рухнула, свершив последнее чудо герметической медицины. Рядом была ее дочь Сью; Кайтлин де Тоубрей держала Мэг за руку. А сзади стоял Плохиш Том.

Мэг подняла глаза.

– Я не сорвусь, – сказала она.

Габриэль Мурьен взял ее за другую руку.

– Не стану прикидываться, будто не думал об этом.

Мэг отвернулась.

– Когда-нибудь это должно было случиться. Неужели по-настоящему сильный практик теряет разум? Ужасно. Боже нас упаси.

Он сколько-то простоял подле нее на коленях. Внезапно и без предупреждения Кайтлин – уже совсем на сносях – издала надрывный стон и ударилась в слезы, а мигом позже к ней присоединились Мэг и Сью.

Габриэль Мурьен сохранил способность расплакаться – не очень громко, и слез было мало.

Плохиш Том схватил его за плечо задолго до конца плача по Ланторну.

– Тебе нужно выпить, – сказал он, вывел Мегас Дукаса из овина и увлек через грязь и кровь в зеленые поля.

Шатер герцога стоял на чистой лужайке.

Том подвел Красного Рыцаря к стулу и усадил. Тоби омыл ему руки. Габриэль следил, как стекает застарелая кровь. Быть может, излишне пристально.

– Том, кровь у меня и под ногтями, – заметил он.

– Ну да. Ты же людей убивал.

Тоби налил вина. Подтягивались другие. Красный Рыцарь увидел госпожу Элисон, которая, само собой, отличилась в бою с истриканцами, и Гельфреда, возглавившего ту последнюю операцию. Мысли немного путались.

– Зачем ты пошел к Мэг? – спросил он.

Том вытянул ноги.

– Да как же, утешить вдову, – ответил он. – Сделал ей предложение, – продолжил он и как бы с обидой добавил: – Она отказала.

– Изюминке не говори, – посоветовал Красный Рыцарь и поднял кубок.

– Старые боги – ты и правда злая скотина! – отозвался Том, пристукнув своим о стол. – Слишком слабое пойло. Я возьму медовухи.

Он удалился, а Изюминка подоспела.

– Что с ним такое? – спросила она, нырнув под полог шатра.

Она таращилась на графа Зака, который выделывал на поле конные трюки, как человек годами намного моложе.

– Ты и сама знаешь, – ответил Габриэль.

Через час все изрядно перепились. Плохиш Том стоял за столом, держа огромный рог с медовухой, и над лагерем громыхал его смех.

– А потом этот придурок говорит: хорош драться! – Он посмотрел на своего пленника, сэра Кристоса, рука у которого висела на перевязи, а половина лица превратилась в сплошной синяк. – Вашими стараниями, кстати, я истекал кровью, как резаная свинья. Это был мощный удар, мессир.

Сэр Кристос поклонился.

Сэр Майкл видел, как он, подобно любому пленному, тяготится присутствием на праздновании чужой победы. Врожденная обходительность удержала его от бахвальства.

– Сэр рыцарь! Здесь многие были бы рады иметь достаточно сил, чтобы пырнуть Плохиша Тома копьем.

Сэр Гэвин рассмеялся, а Том подхватил:

– Это точно! – Том обернулся к священнику, который выглядел скорее на все шестьдесят вместо своих сорока. – И слышу я, что нам теперь положено величать его сэром Габриэлем, так? А не верховным божеством всех и каждого? Уже никаким не герцогом, да?

Сэр Габриэль нахмурился, а затем нехотя рассмеялся – над собой.

– Мне нравилось быть герцогом, – сказал он.

Отец Арно выпил.

– Вы лучше в ипостаси Габриэля.

Сэр Алкей пришел в замешательство.

– Вы по-прежнему герцог, – возразил он.

Сэр Габриэль смотрел на Тома.

– Некоторые считают, сэр Алкей, что нет на свете звания выше рыцарского, – сказал он. – И есть люди, которым кажется, что мне пора воспользоваться собственным именем. – Он глянул на отца Арно.

– Самое время, – кивнул Том. – Сэр Габриэль. Это радует слух.

– И кое о чем мне напоминает, – подхватил сэр Габриэль. – Тоби, меч!

Тоби подошел быстро – с видом мальчишки, который не смеет надеяться. Но его ждало разочарование.

Красный Рыцарь обнажил меч и наставил его на Длинную Лапищу.

– Ко мне и на колени!

– Нельзя же! – воспротивился Длинная Лапища, но другие подтащили его, а он не так уж сопротивлялся. – Сами знаете, что я творил, – напомнил он с достоинством, уже стоя на коленях.

– Ты был не хуже любого из нас, – сказал Красный Рыцарь. – Властью моей рыцарской десницы я посвящаю тебя в рыцари.

– Ну вот, еще один славный лучник пропал, – буркнул Калли, но стиснул товарища в объятиях так, что стало больно спине. – Ах ты, скотина!

После этого пьянка пошла всерьез. У капитана Дариуша обнаружился великолепный голос, и он возвысил его в древнем гимне – завораживающей песне, которую всем пришлось выучить. Граф Зак уже знал ее. Он переводил слова госпоже Элисон, и та притихла.

Они снова выпили и завели спор о стратегии кампании.

Кайтлин пришла повидать мужа. Она обвела взглядом мужчин, которые склонились перед нею.

– Ты можешь говорить хоть о чем-нибудь помимо войны? – спросила она, раскрасневшись.

Граф Зак поклонился ей, а муж прикусил язык.

– Миледи, мы всего лишь поминаем мертвых – посыпаем землей и поливаем вином.

Она покачала головой.

Деркенсан, самый пьяный, оскалился на нее.

– Женюсь, решено! – объявил он.

Кайтлин вежливо улыбнулась татуированному великану.

– Жениться – не воевать, – сказала она.

После ее ухода Плохиш Том облизнул губы и ухмыльнулся.

– Ты хочешь уничтожить войну как потеху, – заявил он. – Стратегия всякая, тактика… Что нам останется?

– По мне, так крови нынче было достаточно, – ответил Габриэль.

Том состроил недовольную мину.

– Ты вырезаешь из войны самую суть! Мы их переигрываем. Они сдаются. И переходят на нашу сторону? Христос распятый! В следующий раз разберемся иначе – бросим кости.

– Разве нет у тебя стада? Тебе некого погонять? – спросил сэр Габриэль.

Его голос окреп и звучал лучше, чем когда-либо за последние месяцы. Несмотря на темные круги вокруг глаз. И внушительную дозу вина. А может быть, как раз благодаря ей.

– Есть. И я его погоню. Потому что погонщик, – усмехнулся тот. – Я малость отдохнул, было очень приятно. Никакого скота и навоза. Никаких тебе овец – боже, я ненавижу овец! – Он отшвырнул свой рог. – Теперь тебе, конечно, не захочется в Харндон? Ранальд настроен собирать по дороге скот. Ты произвел его в рыцари. Теперь у него на примете другая скотинка.

Ранальд зарделся, а сэр Габриэль рассмеялся.

– Она не скотинка – куда симпатичнее!

Сэр Габриэль встал.

Весь лагерь позади него пребывал в движении. По сути – три лагеря. Лазарет разросся и занял все фермерские постройки, а палатки побежденных расположились по соседству с шатрами победителей.

– Можно хотя бы узнать, почему бы нам не порвать в клочья охрану этого выродка? – спросил Том. – Справедливость превыше всего. Они проиграли.

Сэр Габриэль отхлебнул вина.

– Они не были нам врагами и сейчас не враги. В каком-то смысле все это мои вассалы. Вот почему Деметрию пришлось умереть.

– А иначе никак, – подхватил сэр Гэвин, но без уверенности.

– Ты, может быть, и прав, но я на время пресытился смертью, – проговорил сэр Габриэль отрешенно. – В этой истории любопытна моральная сторона. Деметрий был пешкой в руках Аэскепилеса, но мне сдается, что отца он убил по собственному хотению. И кто он после этого? Куда его определить?

– В ад, – подал голос сэр Милус и глянул на сэра Алкея.

Морейский рыцарь кивнул, соглашаясь.

– Император никогда не допустил бы его до герцогства, – сказал он. – Его руки были замараны отцовской кровью. Самое большее, на что он мог рассчитывать, – это пожизненное изгнание.

– Возможно, – холодно ответил Габриэль. – Но император – человек не от мира сего и не искушенный в политике. Мне пришлось действовать наверняка.

Тоби обошел стол, наливая вино. Гельфред взял себе чуть-чуть, а Элисон отказалась, она еще не оправилась от ранения истриканской стрелой, которая попала ей в левый бицепс. Деркенсан дал наполнить свой кубок до краев.

На пир собрались если не все, то большинство. За исключением, конечно, Жака, Йоханнеса, Джона Ле Бэйлли и остальных, которые уже не вернутся.

Красный Рыцарь поднял кубок.

– Фракейцы никогда не были нам врагами! Теперь я надеюсь, что мы союзники. Если я правильно понимаю случившееся – если когда-нибудь пойму, – Андроник намеревался перестроить Морею. Но Аэскепилес хотел развязать гражданскую войну, чтобы уничтожить оставшийся военный потенциал империи. А земли Диких – под боком! – Он показал на север. – Представьте, что будет, если Дикие придут в Ливиаполис. Представьте, что там окажется Шип.

Сам воздух содрогнулся от ужаса.

Плохиш Том обнажил тяжелый кинжал.

– Еще раз назовешь его имя, и мы узнаем, какого цвета у него кровь. Ранальд возвел очи горе.

Сэр Майкл взялся за поясницу и с мукой прогнулся. В таком положении – с глазами, налитыми кровью, – он показался много старше своих лет.

– Значит, мы победили? – спросил он осторожно.

– Уж точно не проиграли, – ответил Красный Рыцарь.

– И теперь перестроим морейскую армию? – осведомился сэр Гэвин. Майкл с мольбой посмотрел на своего командира. Сэр Габриэль улыбнулся ему, не отводя, как бывало, взгляда.

– Нет. Пусть другие займутся этим, а мы пойдем с Томом на юг. На турнир. В Харндон.

– Турнир? Что я слышу! Драться ради забавы? Глупость какая! – запричитал Том, но с улыбкой.

– Именно так, Том, – ответил Красный Рыцарь и воздел кубок. – Мы отправляемся на турнир глупцов.