Все имена и события вымышлены,
любые совпадения случайны.
Глядя на носящегося вокруг меня сына, я улыбнулась, осознавая, что для него наше короткое пребывание в родном городе не оставило тяжелых воспоминаний, он воспринимал всё как новогоднее путешествие: зимние каникулы с походами в кафе, ночёвкой в гостинице и разными экскурсиями. А ещё перелёт на самолёте — это же целое приключение! Я уже предвкушала, как он, не отвлекаясь ни на минуту, будет смотреть в иллюминатор весь наш обратный рейс – и довольно щуриться. Счастливый.
Это мне было тяжело.
Обычно я ездила в родной город в летние месяцы — у меня не осталось здесь живых родственников, только могилы на кладбище, за которыми следовало ухаживать. Я никогда не брала с собой Ромку — маленькому ребенку нечего делать на кладбище, да и по чести сказать, у меня всегда было так мало денег, что я никогда не осталась здесь больше одного дня: всегда подбирала транспорт таким образом, чтобы приехать рано утром, а уехать – поздно вечером или ночью.
Так выходило и проще, и дешевле.
Но в этом году летом я работала без выходных. Так вышло. Мне предложили путёвку для Ромки в оздоровительный лагерь для глухих детей — место было чудесное, но цены для приезжей матери-одиночки кусались.
А потом ещё хозяйка квартиры, в которой мы жили уже шесть лет, собралась продавать свою однушку. Это было катастрофой. Получалось, мне надо было срочно искать новую жилплощадь в этом же районе, потому что неподалеку от нас находилась специализированная школа для глухих детей, куда уже был записан Ромка.
На моё счастье, когда я поинтересовалась о цене, хозяйка не стала задирать стоимость, пойдя мне на встречу. Благослови Господь её доброе сердце! У меня уже была московская недвижимость – комната в коммуналке, которую я использовала в основном лишь для прописки: иногда у меня получалось сдавать её студентам, но из-за соседей-алкашей, жильцы надолго там не задерживались.
Когда хозяйка нашей квартиры озвучила цену, я, продав с помощью подружки-риелтора свою комнату и, одолжив у всех, кто мне только давал взаймы, наскребла на ипотеку. А потом принялась работать как проклятая, лишь бы поскорее отдать хоть что-то.
Нет, поймите, я не жаловалась — я была счастлива: наконец-то собственное нормальное жильё! Но я дико уставала… конечно, если бы Ромка официально был бы моим, и я получала бы на него какие-то пособия, всё было чуть легче. Да, знаю, это копейки, как сказала консультировавшая меня адвокат, но если долго складывать эти копейки, получится рубль. И, может, мне не пришлось бы этой зимой носить ботинки с лопнувшей подошвой.
Впрочем, какая разница, как промокать в наших зимних лужах – с дыркой в ботинке или без неё: всё равно останешься мокрым.
А я смотрела на носящегося вокруг меня Ромку и улыбалась : зато он счастлив.
И моё сердце пело от любви. Наверное, из меня получилась не такая уж ужасная мать… По правде сказать, я ему и не мать вовсе, а всего лишь тётка, да и то – по не вписанному отцу. Так вышло, что Рома родился спустя почти семь месяцев после смерти его отца.
Это давняя, очень болезненная история.
Биологически, Ромка — сын моего старшего брата и его девушки.
Я не знаю, как долго они встречались, и были ли между ними искренние чувства (Лейсян говорила, что были, но Лейсян также много врала); так вот, когда они начали встречаться, Лейсян была замужем.
Она говорила Виталию, что уже разошлась с мужем, что они готовят развод и раздел имущества, но… Лейсян немного преувеличивала, то есть приуменьшала…
Когда случилась трагедия она сама приехала к нам в город, пришла в дом моих родителей и горько плакала, на коленях вымаливая прощения у моей матери. Именно тогда она и призналась, что «не совсем» ушла от законного супруга.
Рыдая, Лейсян говорила, что продолжала в квартире этого монстра только потому, что жутко боялась его ревности — её законный муж работал в полиции и мог запросто подстроить какое-то происшествие с Виталиком.
—Понимаете? – плакала Лейсян на плече у моей матери. — Я боялась, что Рафаэль подкинет Витале либо наркотики, либо оружие… в полиции это умеют. Да, я поступила подло, когда врала своему любимому о супруге, но я боялась за Виталика, боялась, что эта тварь сделает что-нибудь плохое с Виталей.
Не знаю, чего там боялась Лейсян, но только в одном она оказалась права: её законный муж убил моего брата в драке. Когда застал их вдвоём.
Никому из нашей семьи не стало легче от признаний Лейсян. Но потом… потом она созналась, что беременна от моего брата.
Тогда родители оставили её у себя, окружив «невесту» моего брата всяческой заботой. А я… я именно тогда и повзрослела. Потому что все дела в Москве пришлось мне взять на себя — оформление бумаг, покупку костюма для брата, перевозку его тела в родной город. В Москве цены были аховые, а финансов у нас прочти не имелось: Виталий всего за пару лет до этого переехал в столицу. Брат, отучившись в нашем местном колледже, поехал зарабатывать длинный рубль в нерезиновую, только вот съем жилья, проезд, питание… всё это стоило таких бешеных денег, что брат так особо ничего и не отложил. А я… я к этому моменту была всего лишь студенткой-первокурсницей. Институт у меня был государственный, обучение – бесплатным, но много я могла себе позволить на свою стипендию? Правда, стипендию я получала повышенную — спасибо классной, которая целый одиннадцатый класс пугала нас тем, что мы если и поступим в хорошие ВУЗы, то это ещё не значит, что мы там надолго задержимся — мол, после первой сессии многие «отсеиваются».
Я и в школе была зубрилой-отличницей, а уж в институте… Пропадая все вечера и выходные в библиотеке, я делала всё, лишь бы не вылететь из ВУЗа, лишь бы не опозориться.
А потом сама академ отпуск — когда поняла, что родителям дома совсем плохо.
Объявили нашу посадку.
Подхватив Ромку и сумки, я поспешила к нужной очереди, на ходу доставая наши документы: свой паспорт, нотариальную доверенность и Ромкино свидетельство о рождении — его новый вариант.
Так вышло, что когда Рома родился, в его свидетельстве о рождении были записаны оба родителя: Лейсян Валеева в графе «мать»; а в графу «отец» работники ЗАГСа записали бывшего мужа Лейсян, убийцу настоящего Ромкиного отца!
Мы ничего не могли с этим поделать, таков у нас закон: любого ребенка, рождённого не позднее триста дней после развода, автоматически записывают на бывших мужей.
Правда, спустя несколько лет это имя из свидетельства было убрано — Лейсян каким-то чудом добилась отмены его отцовства. Только вот добавить моего брата в качестве настоящего отца было невозможно — брат умер, и даже моё горячее желание как ближайшей его родственницы восстановить справедливость никак не могло изменить ситуацию.
Да что там про отцовство — просто поменять Ромке фамилию и отчество оказалось достаточно проблематично: Лейсян не хотела заморачиваться даже с заменой даже своих документов, так и оставшись Валеевой, поэтому и Ромкины документы оставались без изменений.
Каждый раз, записывая Ромкину фамилию и отчество, я уговаривала себя, что это временно: как только ему исполнится восемнадцать, он сможет поменять и то, и другое — изменить свои данные так, как он захочет. Надо было всего лишь подождать. Перетерпеть.
Тем временем наши документы проверили, милые стюардессы указали нам с сыном наши места – и Ромка, усевшись у окна, тут же прилип к иллюминатору, игнорируя всё вокруг.
Только когда начался инструктаж, я привлекла его внимание, надеясь, что в этот раз Ромка хотя бы послушает, но он опять начал тихо хихикать над глупыми взрослыми, которые неправильно разговаривали жестами.
—Как ты не поймешь, что это не язык жестов, а просто жесты? — спросила я у Ромки с помощью этого самого языка, на котором так и не научились разговаривать «глупые взрослые».
—А зачем они тогда дублируют свою речь с помощью этих «просто жестов»? – спросил Ромка. — Слышащим, что, недостаточно одного языка?
Я призадумалась.
— Не знаю… Наверное, с помощью рук нагляднее.
— Ну, естественно, — захохотал сын, эмоционально жестикулируя при этом.
Я захохотала вместе с Ромой, мысленно удивляясь его взрослой логики — она присутствовала в нем с самого младшего возраста вместе с рассудительностью и каким-то чисто мужским покровительством: несмотря на то, что вне дома Ромка частенько проявлял бойцовский характер (честно говоря, я радовалась, что в нем это присутствует), то дома боевой воробей превращался в заботливого маленького домовёнка.
Виталька таким не был… а может, я просто уже забыла, каким на самом деле был мой брат.
Как только мы взлетели, я достала книжку, предвкушая редкое удовольствие скоротать время за романом — я обычно так уставала, что к вечеру еле волочила ноги: энергии не оставалось даже на телевизор, куда уж книжку читать!
Стюардессы разнесли напитки: Ромка выбрал газировку, я – кофе. Пока я медленно цедила ароматный напиток, растягивая удовольствие на подольше, внезапно включилось радио, точнее радиосвязь – и командир экипажа объявил, что Москва из-за погодных условий полностью закрыта – там идёт сильный буран, а потому самолёт сядет в ближайшем к нам городе, где погодные условия и диспетчера пока разрешают посадку.
В салоне сразу изменилась атмосфера: люди начали переглядываться, перешёптываться… в воздухе, казалось, кто-то разлил пузырёк с нервозностью — и это неприятное чувство быстро распространялось в закрытом пространстве. Так, что даже Ромка в конце концов почувствовал это.
— Что происходит? – спросил он, оторвавшись от иллюминатора.
Да. Он не слышал. Пока у меня не появился неслышащий звуков сын, я не представляла, насколько сложно приходиться жить людям, которые имеют ограниченные способности… Вот как понять моему ребенку, что произошло?
Обычно в подобные моменты, когда Ромка пропускал что-то важное, я пыталась мягко и осторожно вдохновить своего сына самому принять решение, что делать дальше. Я не настаивала, но предлагала. И это работало: сначала с моей помощью, затем уже почти самостоятельно, Рома учился общаться с миром не только при помощи губ и жестов ( толку-то от жестового языка, когда почти никто из слышащих его не знает), но и также применяя современные технологии, которые оказалось легко использовать: Рома уже больше полугода сам выбирает себе еду в фудкортах; планшет с установленным голосовым помощником оказался отличным вариантом.
Но важней всего оставался настрой: не замыкаться, не переживать — а исследовать этот мир всеми доступными способами.
Но сейчас мне было не до выяснений: я боялась испугать Ромку настоящими новостями, а поэтому немного смягчила правду, сказав, что наше путешествие чуть затянется – и мы даже успеем побывать в ещё одном городе. Сынишка после этих новостей совсем не расстроился — даже наоборот, повеселел и ещё сам принялся уговаривать меня, что, мол, «мамочка, не переживай, нам будет весело».
Ну… очень хотелось в это верить. Я просто никогда прежде ещё не попадала в подобные ситуации — никогда прежде мой самолет не перенаправляли в другой город из-за снегопада в Москве… впрочем, и летала я нечасто.
Спустя где-то полчаса пилот обрадовал нас новым сообщением: что мы снижаемся, только вот город, куда мы приземлялись, был совсем не близко от Москвы.
Нет, поначалу это действительно было весело: нас (пассажиров этого рейса) отвезли в здание аэропорта, где мы могли размяться, спокойно сходить в туалет, даже нормально перекусить… только вот время шло, а новый рейс до Москвы так и не объявляли… более того, местные рейсы тоже стали отменять один за одним.
—Ну вот, мам, — протянула молодая девушка, сидящая неподалеку от меня. — Съездили навестить братца. Теперь он с этой своей силиконовой куклой уже в Сочи лыжи расчехляет, а мы тут на полу будем ночевать…
Оксана
Несмотря на все мои опасения и пустые страхи, в поезд мы погрузились безо всяких проблем… да и вообще, поездка мне понравилась.
Так иногда бывает: случайно оказываешься на одной волне с незнакомыми людьми — и почему-то чувствуешь себя с ними также свободно как с родными.
Ну, почти также.
Не могу сказать, чтобы я не стеснялась своих треснувших сапог и промокших носков. Или настолько ограниченного бюджета, который не позволял мне купить какие-то сладости к чаю у проводницы. Это была моя ошибка: я не ожидала, что нас привезут из аэропорта прямиком к перрону, поэтому не успела купить ничего из провизии в дорогу.
Наши с Ромкой попутчицы, правда, позаботились и об этом: один из хмурых мужчин, сопровождавших Павла, принес в купе большую корзину с провизией, в которой имелись даже детские творожки — очевидно же, что Роза Ренатовна специально попросила об этом, зная, что с ними в поезде будет ехать ребенок.
Я не смогла отказаться от еды для сына — но сама пила только чай и остывшую из титана воду, не желая объедать наших милых соседок. Ещё я попросила номер телефона Розы Ренатовны, пообещав перевести ей деньги за билеты по номеру её сотового.
Но… если забыть о денежной составляющей, то в остальном это было прекрасное путешествие. Уложив Ромку спать на нижней полке, я устроилась рядышком с сыном, мои соседки — на полках с другой стороны: Галия на верхней, Роза Ренатовна на нижней. Мы долго, шёпотом разговаривали ни о чем: Галия рассказывала про свою учёбу — и я слушала её рассказы с белой завистью, так как моя собственная студенческая жизнь окончилась, почти не начавшись; затем Роза Ренатовна делилась своими воспоминаниями о проделках сына; все мальчишки, видимо, росли одинаковыми, потому что большая половина проделок их Рафика оказалась мне уже знакома по Ромке.
А потом я задремала и уже где-то сквозь сон услышала предложение Розы Ренатовны перебраться на верхнюю полку. Мол, сидя сидеть неудобно.
—Нет,— сквозь сон пробормотала я. — Рома ночью может проснуться и испугаться.
Зевнув, я прикрыла рот рукой.
—Ничего страшного, мне удобно так спать.
Рафаэль
Прошлый год выдался отвратительным. И таким же отвратительным начался новый.
Я больше не мог смотреть на то, что происходит с Соболем — мой не просто босс, но ещё и друг медленно съезжал с катушек, превращая жизнь окружавших его людей в ад.
Поэтому я решил, что с меня хватит — и на несколько дней умотал в Сочи, прихватив с собой одну из «мисс» нашего города для компании. Девица (никак не запомню её имя) даже неплохо каталась на лыжах, ну и в остальном тоже всё было … неплохо.
Пока утром мне не позвонила мать и не обрушалась на меня с проклятиями.
Спросонья, я не очень врубился, почему мать на меня рычит — и минут пять, словно идиот, переспрашивал, как они с Галией доехали до Москвы.
— Рафаэль! — рявкнула, наконец, мама. — Как ты мог так поступить, а? Неужели мы с отцом тебя настолько плохо воспитали? Неужели ты совсем не чувствуешь за собой никакой вины?
Тон матери был по-настоящему злым.
— Мам…
— Господи, они же живут в полной нищете,— почти плача, протянула мать. И снова обвиняющее произнесла. — Как ты мог, сын?
Выбравшись из простыней, я подошёл к бару, чтобы налить воды.
—Доброе утро, — услышал я сонный голос сопровождавшей меня девицы. В это время мать на ухо опять говорила что-то злое.
—Эй, детка, — я щелкнул пальцами, привлекая внимания своей спутницы. Как же её зовут, а?
— Принеси мне халат.
— А может… — девица, призывно улыбаясь, продемонстрировала свою готовность порадовать меня с утра пораньше.
—Халат, — рявкнул я, открывая бутылку. — Я с матерью разговариваю.
А мать в это время что-то вещала про зашитые колготки и какую-то голодающую девицу.
—Мам, — тяжело вздохнул я, чувствуя, что начинаю терять терпение. — Давай коротко и по существу.
На другом конце провода замолчали.
—Хорошо, сын, — протянула мать, явно недовольная моим предложением. — Скажи мне, почему ты настолько безответственно относишься к своему ребенку?
—Что? – я офигел, когда услышал, о чем именно вещает мне мать. — Чей ребенок, мам?
Девица подала мне халат и, видимо, уразумев моё настроение, благоразумно отошла подальше. Говорю же, смышленая.
Ещё бы мать не несла пургу по телефону.
—Тебе кто-то наврал, что у меня есть ребенок?
Я уже много лет предпочитал использовать профессионалок — тех, кто точно знал, как себя вести и что делать с последствиями. Никаких залётных девочек у меня не было — статус не тот, чтобы бегать по свиданиям и играть во влюблённость; проще заплатить.
—Нет, она даже была не в курсе, что мы – твои родственницы, Рафаэль. И поэтому у Галии тоже есть к тебе вопросы… Неужели ты считаешь, что я не должна знать, что стала бабушкой, а Галия – тетей? Представляешь, наш шок, когда мы встретили их в аэропорту.
—Кого встретили, мам? – всё ещё ничего не понимал я.
— Оксану и Рому.
—Кого? – переспросил я… ну, потому что эти имена ничего мне не говорили.
Мать зарычала — реально зарычала, а затем принялась по новой меня песочить. Про то, какая милая эта девчонка; про то, какая она заботливая мать — и как хорошо развит «мой сын», даже несмотря на глухоту.
—Видно же, что девочка все жилы из себя тянет, — причитала мать, сменив раздражённый тон на сочувствие. — Сын, она такая худая, такая бледная… и пила только одну воду!
— А ей нельзя пить воду? — спросил я, поглядывая на бутылку в своей руке.
— Она стеснялась брать у нас еду, понимаешь? – провозгласила мать. — Девочка она хорошая, Рафаэль. Правильная девочка. Не знаю, что между вами произошло — не просто же так она вздрагивает от твоего имени, но ты должен позаботиться о них финансово. Даже если она отказывается — ты должен найти способ, чтобы помочь ей. Рафаэль, у меня сердце разрывается.
Рафаэль
Анализ, взятый у мальчишки, показал очевидное – зрение у матери не подкачало.
Пацан оказался моим.
Получив результат, я вышел на улицу и какое-то время просто стоял у дверей лаборатории, дыша морозным московским воздухом и как ненормальный снова и снова перечитывал заключение врачей.
— Босс, тебя можно поздравить? — спросил Павел, выходя из машины.
Я машинально кивнул.
Можно. Наверное, можно.
Любой мужик мечтает о наследнике, о продолжателе рода — просто о ком-то, в ком будет течь твоя кровь. Но обычно к этому прилагается беременная жена, походы в женскую консультацию, шарики на машине и синее «спасибо за сына». Ну, или «спасибо за дочь» с розовыми шариками — если девчонка.
Я поёжился, представив весь этот ужас.
Нет, подобную ерунду я выкинул из головы много лет назад, когда поймал свою законную жену в спальне с другим мужиком. Застал на горяченьком.
Парочка самозабвенно развлекалась, пока я горбатился как проклятый в районном отделе полиции.Как идиот батрачил в две смены — чтобы обеспечить «своей девочке» ноготочки и ресницы.
Сильно захотелось покурить. Я этим никогда не баловался: курил от силы всего пару месяцев — пока суд не вынес приговор.
Так получилось. Застав чужого мужика на Лейсян, я просто отшвырнул его в сторону — я не хотел его убивать. Парень просто неудачно упал, неудачно ударился.
Я не бегал, не пытался избежать наказания. Но моя неверная женушка сделала всё, чтобы поменять квалификацию: вместо убийства по неосторожности, мне впаяли сто пятую: убийство, да ещё отягощающие моменты приписали. Будто я её систематически избивал, а в день убийства не только побил их обоих, но ещё и угрожал табельным оружием. И загремел я на долгую десятку.
Мне просто несказанно повезло, что про меня вспомнил Дмитрий Соболев — мой нынешний босс — иначе сидеть мне от звонка до звонка.
Сложив бумаги, я засунул листы в карман.
Получается, эта тварь врала, когда всем пела, что ребенок от убиенного Виталеньки.
Зачем врала? Почему скинула пацана на сестру Кукушкина.
Вопросы, вопросы — одни вопросы.
Повернувшись к Павлу, я спросил:
—Нашли адрес моей бывшей?
—Обижаете босс, — обиженно покачал тот головой в ответ. — Ещё утром отыскали.
Я вскинул голову.
—Далеко она?
—Опекунша вашего… гм, пацана почему-то считает, что та в Туапсе живёт. Вроде искренне считает.
—А на самом деле она где?
— Ну, можно и сказать, что на юге. На ялтинской улице.
— Что? — не понял я. — Так эта тварь в Москве?
—Ага, — кивнул Павел. — В Москве.
Оксана
Днем позвонила Лейсян — девушка моего брата и биологическая мать Ромки. Я пропустила этот звонок, так как обрабатывала срочный заказ на работе, но сам факт её звонка меня встревожил. Просто мы с Лейсян общались по телефону реже одного раза в год — она только в первый год жизни приезжала навещать Ромку, а после этого как отрезало.
Вообще, с бывшей девушкой брата виделись мы крайне редко, и то, только в случае необходимости сделать какие-либо документы. Она не горела желанием встречаться с Ромкой. Я не понимала, как мать может отказаться от своей плоти и крови, более того, от плоти и крови человека, которого та якобы сильно любила. Не понимала, но старалась искать позитивную сторону даже в таком поведении. По крайней мере, Ромка был полностью моим и не чувствовал себя брошенным родной матерью. Хотя мальчик он у меня был смышленый, и уже задавал вопросы. Пока я просто объясняла, что у него нет отца, зато есть две мамы: одна по бумагам, и вторая — настоящая я. Моё имя ведь тоже везде приходилось указывать, в качестве контакта. И хотя объяснение это было даже не на троечку, на двойку с плюсом, другого варианта, как рассказать Ромке о его корнях, не вываливая на ребенка тяжеленный груз, я пока не придумала.
Я не успела ещё доделать полностью работу, Лейсян позвонила ещё один раз. Затем снова.
А потом даже прислала смску.
Я перезвонила ей, как только справилась с заказом.
—С новым городом, — пропела моя несостоявшаяся невестка. Посмотрев календарь, я хмыкнула про себя: если с новым годом — то только со старым новым годом, в противном случае, поздравления сильно запоздали.
—И тебя тоже, — ответила я, поняв, что пауза затягивается.
— Как отметили праздники?
Я нахмурилась. Кажется, я отправляла ей смс с нашими планами. Нет, не кажется — точно отправляла и даже предлагала поехать с нами в мой родной город. Всё-таки там был похоронен её любимый. Но Лейсян отказалась.
—Оксана? — позвала Лейсян.
—Ммм, нормально, — нейтрально-спокойно ответила я. Неужели она правда до такой степени не интересовалась нами?
—Это хорошо, что нормально, — тут же согласилась со мной невестка. Слишком быстро. Слишком охотно согласилась.
Я неосознанно напрягалась: неспроста такая странная покладистость.
—Я тут подумала, что неплохо бы нам с Ромой получше узнать друг друга.
—Что ты имеешь в виду?
—Я всё-таки его мать. — Высокомерно заявила Лейсян. — Это хорошо, что у тебя была такая возможность заботиться о нем, пока я в разъездах, но его мать – я. Ему пора переехать ко мне.
—Что? Лейсян, ты с ума сошла? – забыв, где я нахожусь, закричала я в трубку.
Коллеги, находившиеся в комнате, вздрогнули и повернулись в мою сторону.
—Простите, — извинилась я и выскочила в коридор, чтобы продолжить наш разговор без свидетелей.
—Лейсян, что ты имела в виду, когда сказала, что «ему пора переехать к тебе»? — на всякий случай уточнила я, чувствуя, как сильно колотится моё сердце. — Ты имела в виду, что хочешь провести с Ромой какой-нибудь выходной день, да?
Невеста брата неприятно хохотнула.
— Оксана, не строй из себя дурочку. Ты понимаешь, что я имела в виду. Рома – мой сын и значит должен жить со мной.
Рафаэль
Чувство мерзости, которое охватило меня после посещения бывшей, оказалось таким стойким, что я даже не смог сразу заняться остальными делами — попросил водителя остановиться на обочине, чтобы пройтись.
Давно я так просто не шагал по Москве. Соскучился. Родной всё-таки город.
А Лейсян подурнела, сильно подурнела — и тут дело было даже не в возрасте, а в «усовершенствованиях» и пустом, как у рыбы, взгляде.
Я не мог понять, как из скромной домашней девочки, которую я привёз в Москву, получилось это: с накаченными губами, татуированными бровями, километровыми фальшивыми ногтями. Всего было много, ярко… и наверное, поэтому, смотрелось дешево.
Мои девицы тоже любили баловать себя усовершенствованиями, но те, которые добирались до моего уровня, все же знали границу.
А Лейсян нет.
Увидев меня в дверях, бывшая сначала напряглась: то ли поняла, то ли почувствовала, что я уже больше не тот лох, которого она так успешно разводила много лет назад.
Впрочем, мне было всё равно. Не желая терять попусту время, я разу прижал её насчёт пацана. Лейсян моментально сориентировалась, тут же начав давить на жалость: бедная несчастная мать-одиночка, только вот в Москву перебралась. Сама скитается, ребенок у знакомой живёт.
Эта дура даже не поняла, что если я нашёл её на съемной квартире её хахаля, то уж наверняка должен и про ребенка быть в курсе. И кто там у нас ещё настоящая сиротка: эта с накаченными варениками или Кукушкина, сестра убиенного Виталия.
Впрочем, парня мне было жаль. Не хотел я его гробить.
—Ты почему мне не сказала, что это мой ребенок, тварь? — не сдержавшись, рявкнул я на Лейсян. Эта дура затряслась, начала плести какой-то идиотизм. Мол, её родные, узнав о скандале, отреклись от неё — а куда ей беременной идти-то? Работать она не могла (скорее не хотела), крыши над головой не было. Начала рассказывать про то, как сберегала моего сына — вот, мол, даже, на обман пошла — всё сделала, чтобы ребеночка-то уберечь.
—Как это крыши над головой не было? — недоумённо моргнул я. — А моя квартира?
—Твоя квартира была записана на мать, — скривилась Лейсян. — А я узнавала: свекровь не то что невестку, даже внука родного без труда может выписать.
Подняв на меня взгляд, она вздрогнула и тут же сменила тон на фальшиво-заискивающий. Прощения просить стала — за то, что когда-то оклеветала. Винилась, что была не в себе, нервничала…
Даже на суде, когда мне светила десятка, мне было не так противно. Там я, по крайней мере, понимал, почему она врёт: месть за любимого человека хоть как-то объясняла поведение Лейсян. Но сейчас это было вранье ради собственной шкуры — чтобы повыгодней продать, получше устроиться.
Привалившись к стене, я неожиданно для самого себя спросил:
—Слушай, а почему ты аборт не сделала? — не то, чтобы меня это как-то сильно интересовало: пацан родился, пацан существовал… просто для общего развития стало любопытно, почему хорошие девочки, захлебываясь слезами, прерывают долгожданную беременность, а такие вот шлёндры рожают никому не нужных детей, сбагривая их потом чужим людям.
Пацану на самом деле повезло, что в его жизни объявилась Кукушкина — сиротка со смешной фамилией.
Лейсян тем временем проникновенно вещала что-то про женские циклы, возраст и народные методы.
Как я понял, вначале она испугалась, что прерывание беременности негативно скажется на её здоровье, а потом, на поздних сроках уже не брезговала советами дебилых подружек — правда, ребенка она всё же сохранила, чему сейчас радовалась как ненормальная.
Но не потому ли пацан родился полностью глухим, что она «народными средствами» баловалась?
Поняв, что с меня хватит этого дешевого спектакля, я дал ей свою визитку, объяснив, что сегодня в течение дня с ней свяжутся мои адвокаты.
— Тебе надо будет добровольно отказаться от родительских прав на парня, — пояснил я бывшей, осмотрев крохотный коридор её квартиры. — Как только все бумаги будут подписаны, я куплю для тебя эту конуру.
—Но тебя ведь вычеркнули из свидетельства о рождении мальчика, — недоумённо захлопала глазами Лейсян.
—Как вычеркнули, так и обратно впишут, — рявкнул я, недовольный напоминанием о собственной глупости. Надо было ещё тогда всё как следует проверить — а не оставлять пацана на эту…
Она собственного сына назвала «мальчиком». Как будто у него имени нет.
Только оказавшись на свежем воздухе я понял, насколько мне было душно в её халупе.
— Лех, ты езжай следом, — приказал я водителю. — А я пройдусь.
Правда, долгой прогулки не получилось: не прошло и получаса, как мне на мобильный дозвонился Павел и ошарашил меня интересной новостью:
—Рафаэль, там твоя бывшая с Кукушкиной общается.
Несмотря на то, что несчастная сиротка производила впечатление кристально честного человека, я решил перестраховаться и поставил прослушку на все телефоны Кукушкиной: с некоторых пор я не доверял честным, начитанным девицам: у них бывает очень своеобразное чувство собственного достоинства.
Но если Лейсян позвонила Кукушкиной всего спустя полчаса после нашего разговора — выходит, ошибся я в кристальной честности сиротки.
—Надо же, — съязвил я в ответ на долгое сопение Павла в трубку. — Я думал, они в контрах, а между ними тишь да благодать.
—Нет, шеф, — протянул Павел. — Там другое.
Странные нотки в его голосе заставили меня напрячься.
—Включи запись.
—Запись не завершена, — сконфузился Павел. — Они ещё разговаривают.
Процедив ругательство сквозь зубы, я приказал.
—Так подключи меня к их разговору.
—Да, конечно… — ответил Павел. — Минутку.
В трубке раздалось несколько характерных щелчков, а затем я услышал надменный тон бывшей. Эта дура собиралась забрать ребенка к себе. Я с раздражением подумал о том, что силикон из губ очевидно съел мозги моей бывшей: она как будто не понимала, что пацан — живой человек, и его нельзя как куклу перетаскивать из одного дома в другой.
Оксана
— Вы сказали, что вы родственник… — напомнила я мужчине, рассеянно слушая, как льётся вода из крана на кухне.
—Да, я…
В этот момент в прихожую выбежал Ромка и замер, увидев незнакомого человека.
«Кто это, мамочка?»
«По делу… ты что-то хотел?»
«Я передумал», — важно ответил сын. — «Я не хочу шарлотку, я хочу кыстыбыи»
Ну, правильно, наелся сладкого — сейчас мечтает о несладком. Впрочем, Ромка кыстыбыи обожал — и я часто их готовила.
«Хорошо, приготовлю кыстыбыи. А теперь иди в комнату, я скоро подойду».
Я ещё не знала, зачем к нам пожаловал этот незнакомец и потому не хотела, чтобы Рома находился с ним в одной комнате.
«Ладно, мам!»
Рома убежал, а мужчина вдруг странно хриплым голосом поинтересовался.
—Это ведь Рома?
Я напрягалась от его вопроса, но всё же кивнула.
—А что он хотел? Простите, я не знаю жестового языка.
— Хотел, чтобы я на завтра кыстыбый приготовила, — отмахнулась я. — Так вы так и не сказали, кто вы.
У мужчины, когда я упомянула выпечку, как-то странно блеснули глаза, а затем он полез в карман, достав оттуда сложенные белые бумаги.
—Оксана, меня зовут Рафаэль Валеев. Я — отец Ромы.
Он зачем-то протянул мне бумажки, которые ужасно белели в полутьме прихожей.
Я смотрела на них как на ужас, на конец своей жизни… Нет, обычно я не была такой хлипкой.
Просто вымоталась за неделю: нормально не спала, работала как проклятая без перерывов. Опять же, звонок Лейсян…
Новость, которую принес в мой дом убийца моего брата просто меня добила: я почувствовала, что начинаю оседать… и обязательно свалилась бы на пол, если бы сильная мужская рука, перехватившая меня за талию.
—Оксана…девочка, ты меня слышишь?
Подняв голову, я поняла, что сижу на кухонной табуретке — на кухне, а Валеев протягивает мне стакан с водой.
А вода из крана больше не льётся.
И вообще, на кухне стоит какая-то мертвая тишина.
—Я не знаю, что вы там задумали с Лейсян, но Ромку я вам не отдам. Ясно? — озабоченность на лице Валеева сменилась на другое, непонятное чувство. Выпрямившись в полный рост, мужчина отставил стакан с водой в сторону и процедил.
—Прежде, чем делать выводы, я бы на твоём месте внимательно меня послушал.
Он снова сунул мне под нос бумажки.
—Это результат анализа ДНК, который доказывает, что Рома мой ребенок. Мой, а не твоего брата.
Бросив бумажки на стол, он протянул:
—Я дам тебе время успокоиться и прийти в себя. Завтра я вернусь и мы поговорим.
Оказавшись в коридоре, он вдруг повернулся и спокойно сказал:
— Не советую тебе делать необдуманных поступков. Убежать далеко ты всё равно не сможешь. Но если даже попытаешься — я незамедлительно отберу у тебя сына. Ясно?
Я смотрела на Валеева, догадываясь, что именно он стал причиной, по которой активизировалась Лейсян. Пока его не было, девушка моего брата даже не вспоминала о Ромке и более того, спокойно подписывала мне любые бумаги, которые я просила.
Да, не помогала деньгами; да, не отдавала пособия — но забрать ребенка назад она никогда не хотела.
А с появлением этого убийцы все сразу изменилось.
—Я спрашиваю, ясно? — недовольно рявкнул мужчина. Я запоздало кивнула, вызвал довольную улыбку на его лице.
— Хорошо, девочка. Я верю тебе… пока верю.
Открыв дверь, он произнес:
— Но бойся потерять моё доверие.
Рафаэль
Она маленькая — это первое, что я подумал, увидев сиротку и своего ребенка, спешащих домой из магазина.
Парочка явно была довольна друг другом: сидя в припаркованной на обочине машине, я видел обыкновенную семью, прекрасно ладящих меж собой маму с сыном
Но была одна проблема: этот мальчишка оказался моим ребенком.
Шапка и капюшон мешали мне рассмотреть лицо пацана, но даже одного беглого на него взгляда было достаточно, чтобы почувствовать какую-то горечь.
Это был мой пацан — а я столько всего пропустил. Гадское чувство!
И ведь могли бы жить как нормальные люди: ходить на обыкновенную работу, детей растить, отпуск в деревне проводить. И квартира к тому времени уже своя была, и машина. Зарабатывал я, конечно, тогда так себе, но на всё необходимое хватало. Мы и в Турцию пару раз ездили — как-то насобирали, хотя работал я один.
Я мысленно усмехнулся, вспоминая, как мы тогда радовались этим поездкам. Не то, что сейчас: даже на частных джетах, даже с девицами — скучно.
А могли бы счастливо растить пацана…
Когда парочка поравнялась с машиной, я заметил синяки под глазами сиротки — видимо, неделька у неё выдалась не из легких. Да ещё моя бывшая, определённо, подпортила сиротке сегодняшний день.
Я даже было подумал, что не стоит сегодня их тревожить — пускай она хотя бы нормально выспится, а завтра поговорим.
Но позвонил Соболь, с которым мне надо было обсудить текущие дела. Меня очень не хватало дома, поэтому моему начальнику пришлось взять на себя абсолютно всё проекты, даже те, которые курировал я. А с учетом состояния Дмитрия, это ему давалось не просто.
Разговор с начальником напомнил мне не очень приятные вещи: хорошие девочки иногда делают не очень хорошие вещи, особенно если им дать на это воли, а потому мне бы лучше поторопиться, чтобы не допустить женской паники. Одному Богу известно, что могла выкинуть Кукушкина, чтобы защитить своего ребенка.
Правда, сразу их тревожить я не стал: мальчишка после школы наверняка был голодным словно волк — я всегда хотел есть в его возрасте; дав им немного расслабиться в домашней обстановке после трудового дня, я тоже съездил поужинать, вернувшись к их дому где-то через минут сорок или через час.
Сиротка оказалась подозрительной.
Долго не открывала дверь, затем открыла — но с цепочкой.
«Милая, если бы я хотел войти к тебе в дом без твоего разрешения, цепочка уж точно бы меня никак не остановила».
Оксана
Я не спала всю ночь. Просыпалась, шла на кухню, заваривала себе чай и тупо смотрела на бумажку, которую мне сунул в руки убийца брата.
Ромка — не сын Виталия.
В принципе, он никогда и не был на него похож. Не внешне… Я всегда думала, что внешне Ромка пошёл в родню Лейсян; но даже внутренне. Собранный, дотошный Рома ничем не напоминал порывистого Виталия, готового потратить всю свою зарплату на огромный букет цветов для своей девушки, а потом до самой получки перебиваться быстрой лапшой.
Брат жил порывами — Ромка допускал порывы, но всегда будто примеривался сначала: стоит оно того, или нет.
Я покосилась на свидетельство.
Мне просто надо принять это как факт. Мой мальчик — сын этого… злого.
У меня даже мысли не возникло, что Валеев мог подделать результаты теста. Да и зачем бы ему это делать?
Нет… документы настоящие. Только вот что мне с ними делать?
Кое-как дотянув до утра, я выпила две большие чашки кофе, налила ещё одну в кружку термос и выскочила вместе с Ромкой из квартиры.
Рома болтал — спрашивал про дядю, который заходил к нам вечером: кто это, зачем приходил, придёт ли ещё.
Во взгляде сына сквозила явная заинтересованность. Раньше он не видел чужих «дядь» в квартире – только рабочих и доставщиков, а потому просто «дядя» не мог не вызвать у него интерес. По крайней мере, так я себя уговаривала, потому что не могла принять даже мысли о том, что ребенка потянуло к отцу. Как говорят, родная кровь — не водица?
К часам двенадцати меня вызывал к себе в кабинет начальник и осторожно поинтересовался, всё ли у меня хорошо.
Сжав зубы, я кивнула…
—Кукушкина, если болеешь — лучше иди домой.
—Просто не выспалась, Георгий Алексеевич, — быстро ответила я и принялась работать с бешеной скоростью, пытаясь хоть как-то компенсировать свою сонливость утром.
В обед, вместо того, чтобы подремать в кафе, я целый час искала адвоката по семейным делам. В конце концов, остановилась на каком-то светиле, у которого оказалось одно свободное окно прямо завтра. Правда, стоимость за прием была такая, что хотелось выть… Пришлось снова звонить по подружкам и просить денег в долг.
Это всё, что я могла сделать.
Вечером, когда в нашу входную дверь позвонили, я сделала вид, что ничего не происходит — и продолжила смотреть с Ромкой мультфильмы, впервые мысленно порадовавшись, что мой сын — глухой.
Рафаэль
Эта девица продолжала себя изматывать.
Парни, оставшиеся сторожить мою сиротку с сыном, рассказали, что в её окне целую ночь горел свет. Они даже уже приготовились ловить беглецов, вызвали дополнительную машину, но сиротка не сбежала. Вместо этого моя храбрая девочка решила дать бой.
Нет, на самом деле. Даже адвоката нашла — хорошего, дорогого адвоката. Денег на прием насобирала.
Правда, выглядела Оксана… краше в гроб кладут. Только глаза воинственно блестели, когда она отводила сына в школу — я специально утром подъехал к её дому, чтобы проследить за своей сироткой.
Разумеется, адвоката тут же вычислили по номеру телефона и провели с ним беседу.
Сам я вовсю занимался бумагами: к концу недели Рома должен был официально стать моим сыном. А на следующей неделе уже можно было начинать лишать Лейсян материнских прав.
Ну, в самом деле, зачем пацану такие трудности: мать по бумажке, которую он и в лицо-то не помнит.
Вечером я заехал к сиротке, чтобы поговорить — так это перестраховщица просто не открыла мне дверь.
Посмела ведь!
Я сначала дико разозлился, собрался было просто выбить эту хлипкую дверишку напрочь, но передумал лишь из-за пацана: не хотел его пугать.
А потом, вернувшись в машину, даже развеселился. Боевая девчонка! Не сдаётся, прёт напролом… Отстаивает то, что ей дорого.
Я решил, что устрою ей сюрприз завтра вечером, когда она придет забирать Ромку с продлёнки. Я договорился с учительницей из его школы об уроках жестового языка, заодно и присмотрюсь к школе, в которой учится мой парень.
Долго оставаться в столице я не мог: Соболь ждал меня дома. И если бы Ромка был здоровым ребенком, можно было вообще не тянуть: забрать их в пятницу, за выходные устроить на новом месте, а в понедельник отправить Ромку в новую школу.
Но моему сыну требовалась особая, специализированная школа.
И, судя по всему, не одна.
Нет, Оксана справилась на отлично — сделала даже больше, чем сделала бы родная мать на её месте: парень прекрасно социализирован, умеет общаться как с глухими, так и со слышащими (по крайней мере, так сообщили моим парням бабушки-соседки); Ромка — парень вежливый, воспитанный и даже немного хулиганистый.
Но из того, что я успел разглядеть, парнишка он не очень спортивный, просто энергичный.
А ведь ему уже семь.
Я созвонился с одним из своих близких друзей — Васей-тренером и рассказал о возникших трудностях.
—Значит, собираешься, вылепить из парня бойца? — усмехнулся приятель. — Глухой боец… в этом что-то есть.
—Глухой или слышащий. Он — Валеев, а значит, должен будет суметь защитить своё.
Вася рассмеялся и сказал, что найдет для моего сына лучших детских тренеров, который смогут превратить Ромкин недуг в преимущество.
Но прежде чем заняться Ромкиными тренировками, мне следовало утрясти все недоразумения с его мамочкой.
Оксана
На следующий день, отпросившись на два часа раньше с работы, я поехала к адвокату, надеясь, что настоящий профессионал сумеет найти хоть какую-то лазейку в законах и сможет отстоять моё опекунство.
Правда, по бумагам я не имела даже этого статуса — но это ведь только по бумагам, а на деле именно я заботилась о Роме все эти годы. Нервничая и сбиваясь по времени, я рассказала адвокату свою историю. Мне попался очень дружелюбный дядечка — он не просто выслушал меня, отменив следовавший за моим временем прием, он ещё предложил мне чашку чая... которую мы выпили в разговорах ни о чем.
Рафаэль
Я привез их в пиццерию, которую нашёл накануне: там готовили очень приличную пиццу. Да и обеденный зал напоминал, прежде всего, ресторан, а не зал ожидания на вокзале. Со стороны мы, скорее всего, выглядели как обыкновенная семья: семейная пара с ребенком. Интересное чувство. Новое.
Пока сиротка вместе с Ромой пошли мыть руки, я занял для нас столик у окна. Подошедшая официантка, заметив женскую и детские куртки на стульях рядом, поинтересовалась, готов ли я сделать заказ или подожду семью.
Я решил, что не буду давать сиротке возможности проявить независимость — она наверняка ещё и счёт отдельный попросит, а потому просто заказал самые популярные варианты пицц. А ещё чай для всех троих. Наверное, пацану можно было заказать газировки — кажется, дети её обожают, но я не был уверен, что сиротка одобрит мой выбор.
Когда «мои» вернулись, я осязаемо почувствовал напряжение, которое исходило от сиротки. А ведь она изо всех сил старалась держать лицо.
Я решил последовать их примеру — и ненадолго отлучиться из-за стола. Заодно решил, что пока буду мыть руки, позвоню Павлу, который должен был уже переговорить с адвокатом. Что там ему поведала моя девочка?
Павел меня не подвёл: за неполную минуту он сумел передать главные страхи сиротки и основные темы, которые были затронуты во время её разговора с юристом. Приятно было осознавать, что я не ошибся в ней: в отличие от вроде бы родной матери пацана, которая уже отчаянно торговалась с моими адвокатами за мифические алименты и даже отступные, эта девочка просто боялась потерять своего сына.
А вот что мне не понравилось, так это её глупые мысли насчёт меня и Лейсян. Представить, что после всего, что было в суде, я могу вновь сойтись с этой дурной бабой… меня аж передёрнуло.
С другой стороны, если сиротка так сильно переживает именно о Лейсян, то мне это только на руку. Одно дело, когда родная мать хочет вернуть ребенка, занять место самой Оксаны возле Ромки; другое дело, когда у ребенка появляется отец — чьё место возле пацана до сих пор вакантно.
А может, вообще ничего не городить? Зачем лишний раз пугать свою сиротку. Просто женюсь на ней, да и всё: она получит официальный статус матери, а я — полное семейный комплект.
Ещё дочку надо. А может, и парочку сыновей.
Подумав об этом, я довольно улыбнулся.
А что, сиротка моя милая. Миленькая, я бы даже сказал. С учетом жертвенности этой девочки, всё может сработать. Сначала немного напугаем, затем чуть надавим, а там — стерпится, слюбится. Привыкнет, в конце концов. Не такой уж я и страшный.
Возвратившись в обеденный зал, я заметил суетящихся возле нашего стола официантов: оказывается, малец успел разлить чай на скатерть.
—Простите, пожалуйста, — помогая официантам справиться с проблемой, мягко улыбалась Оксана. Усталая, вымотанная, а как себя держит…
— Что случилось? — спросил я, подходя к столу. — Маленькая неприятность?
—Ага, — кивнула Оксана, и даже улыбнулась мне, что было странно: пока я ещё ее улыбки точно не заслужил. Значит, улыбка вынужденная… улыбнулась, чтобы не испугать пацана? Я повернулся к ребенку: тот, притихнув, отчего-то нервно кусал губу и явно волновался.
—Мы редко куда-то выбираемся, — очень тихо, почти не разжимая губ, прошептала Оксана. И до меня дошло: парень переживал из-за этой глупой случайности, потому что для него этот поход в обычную забегаловку был чем-то… незаурядным.
Почесав макушку, я взглянул на Ромку, и произнес какую-то ободряющую ерунду… с намёком. Мол, в моей семье все такие неуклюжие, что без подобного поступка не обходится ни одно чаепитие.
Сиротка не могла не перевести мои слова пацану.
Улыбаясь, я жестами спросил у парня, какая пицца ему больше нравится — отвлекая тем самым его внимание на другую тему, а сам между тем прислушиваясь к тому, как официантка, убиравшая испачканную скатерть с нашего стола, доверительно говорит моей сиротке о нашем с Ромкой сходстве.
—А сынишка у вас копия ваш муж, — раскладывая новые столовые приборы, протянула официантка. — Только, кажется, глаза немного ваши.
Глупо, конечно, но мне было приятно услышать эти слова.
— Главное, что у него мой характер, — растянула губы в приветливой улыбке сиротка. Возражать насчет мужа не стала, что тоже очень меня порадовало.
Когда официантка отошла от столика, я повернулся к своей сиротке и поинтересовался:
—Что, правда, твой характер?
— Нет, — задрала подбородок Оксана. И воинственным тоном выдала: — Кажется, что ваш.
«Ещё и честная. Ух! Определённо, в этот год Дед Мороз все же обо мне не забыл».
Мы принялись, наконец, за еду. Пацан умудрялся делать тысячу дел одновременно: он ел, смотрел по сторонам, что-то листал в своём планшете и кроме того пытался даже болтать — по крайней мере, так я воспринимал его движения руками.
Нужно было отдать должное сиротке, несмотря на то, что у неё была возможность полностью выключить меня из разговора с Ромой, она этого не сделала — Оксана практически ничего не ела, так как постоянно переводила мне Ромкины жесты. Милая девочка.
Мы выпили по две чашки чая (пацан, отказавшись от чая, попросил себе газировки, но, в конце концов, они с Оксаной сошлись на морсе), съели по три куска пиццы, а потом…
… потом я увидел, что моя сиротка начала медленно съезжать со стула. Заснула она прямо во время еды! Я успел подхватить Оксану в самый последний момент.
«Пацан», — подумал я, прижимая к себе свою спящую красавицу. Да, я не ошибся: она не подавилась, не захлебнулась чаем. Просто спала. — «Надо сделать так, чтобы пацан не испугался».
Повернувшись к Ромке, я приложил палец к губам, ладонью показывая, что его мама спит.
Что делать дальше мне было не очень понятно: разговаривать на жестовом языке я пока не умел, но и сиротку будить мне не хотелось. Измучилась девчонка, пускай отдохнет.
Ей ещё сегодня со мной воевать.