Речной дьявол

Глава 15

Розалинда разглядывала игорное заведение Дэна Алена из укрытия отеля напротив. С неба капал теплый дождь, смягчая сцену за окном и обещая пополнить воды Миссури.

Судя по движущимся за окнами силуэтам, на первом этаже располагался шумный салун, а игорные комнаты находились наверху. Розалинда также подметила, что на задворках, прямо под игорными комнатами, размещался ломбард. Игроки, от которых леди Удача отвернулась, могли получить дополнительное время за столами, заложив свои вещи. Заведение в целом выглядело аккуратным и многолюдным, хотя публика была простоватой.

Леннокс вошел в салун, неся себя с важностью Наполеона, и Розалинда решила снять номер в соседней гостинице, чтобы привести себя в порядок, а следить за салуном поручила местному оборвышу.

Вскоре ее сапоги и брюки вновь приобрели безукоризненный вид. Сюртук был выглажен, бриллиантовая заколка для галстука сияла, как и подобает дорогому украшению. Волосы, смазанные маслом, блестели. От щек Розалинды исходил легкий запах сандалового дерева, как будто она, это есть изображаемый ею мужчина – только что побрился. Все это создавало образ игрока, способного делать высокие ставки в самом лучшем игорном заведении города. Аккуратно заткнутые за пояс флотские «кольты» служили зримым предупреждением, что игрок не лыком шит и ограбить себя не позволит.

Отделив тысячу долларов от остальных денег, Розалинда положила их в карман сюртука, чтобы использовать по мере надобности. Остальное ждало своего часа в холщовом поясе. Если потребуется, она и их пустит на уничтожение Леннокса.

То, что скрывалось за безукоризненной внешностью игрока, было вопросом другого свойства. Пока горничная гладила ее сюртук, Розалинда слегка перекусила цыпленком с хлебом. Теперь ее сердце неистово стучало, словно искало способ вернуть этого цыпленка на ферму.

Так она не нервничала даже в тот раз, когда впервые отправилась с отцом в игорное заведение. Тогда она еще оплакивала потерю матери и братьев и была благодарна отцу за то, что, стараясь как-то отвлечь ее, он помог ей научиться профессионально играть в карты. Короткие волосы, остриженные во время пневмонии, едва не унесшей ее жизнь, и элегантная мужская одежда давали ей успокоение, но самым главным утешением служило присутствие отца. В ту ночь он подарил ей бриллиантовую заколку для галстука.

Увы, теперь она была одна. Ей придется вести этот бой без поддержки отца или Хэла. Если ее постигнет неудача и ее разоблачат, то запрут в уединенном загородном поместье Данлеви до свадьбы с Ленноксом.

Розалинда вздрогнула. Каюта на тонущей яхте во время бури представлялась ей куда более приятным местом, но единственным способом сделать Леннокса безвредным было лишение его денег и компрометирующего материала для шантажа. В этой кампании только она может одержать победу.

Розалинда уверенной рукой нахлобучила на голову широкополую шляпу. Она должна, во что бы то ни стало сыграть и разорить Леннокса.

Линдсей поставил на пол тарелку с недоеденным бифштексом и взялся за кофе. Издав счастливое урчание, Цицерон набросился на еду. Хэл завидовал простой собачьей радости, тогда как для него даже хорошее вино утратило аромат без Розалинды.

Эванс вскинул брови, но ничего не сказал, а официант начал убирать тарелки. Здесь, в отдельном кабинете лучшего в Омахе ресторана, обслуживали быстро и ненавязчиво, особенно если официанту платили чаевые заранее.

Эванс остановил взгляд на лице друга и тихо проговорил:

– Я слышал, в городе есть дом, где можно воплотить любые фантазии. Я бы хотел там побывать, если время позволит.

Хэл прищурился. Фантазии? Вероятно, Морган имел в виду бордели, где можно развлекаться довольно изобретательными и сладострастными играми с опытными женщинами. В нем проснулось любопытство, и к паху прилила кровь.

Забарабанив пальцами по столу, он задумался. Боже, какие фантазии он мог бы воплотить в жизнь вместе с Розалиндой. Маленькая кокетка, вероятно, предложила бы для начала сыграть партию в покер, чтобы решить, кому быть наверху. Он прикусил губу, чтобы прогнать раздражающие мысли. Ему нужно научиться жить без нее и вновь замечать других женщин, вот и все.

– Пойдешь со мной, Линдсей? Я могу за тебя поручиться, – предложил Эванс.

У Хэла сжалось сердце.

– Нет, спасибо. Я глубоко ценю оказанную мне честь, но боюсь, что должен вернуться на судно.

По крайней мере, он нашел более или менее подходящее оправдание, чтобы не сказать, что с другой женщиной, кроме Розалинды, у него ничего не получится.

Эванс вежливо развел руками.

– Жаль. Может, в другой раз, когда все утрясется. Утрясется? Это возможно лишь в одном случае – если Розалинда станет его женой, – но такое вряд ли не могло случится. Она сбежала от него и, вероятно, в скором времени выйдет замуж за другого.

– Там посмотрим, – ответил Хэл уклончиво и подал знак официанту принести чек. Ему даже не хотелось думать, что Розалинда может воплощать свои фантазии с другим мужчиной.

Розалинда пересекла улицу, стараясь идти подоскам, переброшенным через грязь. Войдя в заведение, она ощутила резкий запах алкоголя, табака и немытых мужских тел, но ее это не обескуражило – она и раньше бывала в похожих притонах, поэтому спокойно переносила вонь, от которой с ее матерью случилась бы истерика.

У порога ее остановил охранник и молчаливым жестом велел предъявить оружие – обычная мера предосторожности в респектабельных салунах. Розалинда спокойно протянула «кольты» и получила взамен номерок, после чего оружие убрали в большой ящик шкафа и заперли на замок. Теперь она могла оглядеться и подготовиться к встрече с Ленноксом.

Всю дальнюю стену занимал огромный бар с зеркалами и бутылками в резных нишах. За стойкой суетились четыре бармена, проворно разливая пиво и виски мужчинам, выстроившимся перед баром. Чернокожие официанты в форме с белыми передниками разносили клиентам подносы с бутылками.

Рядом с баром вверх поднималась лестница, у подножия которой стояли два узкоглазых человека. Вероятно, наверху располагались кабинеты для игры в покер или вист и охрана свято оберегала доступ к ним.

Салун наполняли небрежно одетые мужчины со стаканами в руках. Вокруг столов, где играли в фаро, плотной толпой стояли зрители, выкрикивая ставки и поддерживая игроков. Сквозь гул голосов пробивались звуки пианино, складываясь в некое подобие музыки.

С десяток крикливо одетых женщин громко поощряли проведение карточных торгов, демонстрируя окружающим свои прелести. Розалинда не обращала внимания на проституток: она своим поведением снискала однажды репутацию мужчины, отдающего предпочтение мужчинам. Зная, что это правда, она в прошлом только посмеивалась, но не сейчас, когда перед ней стояли другие цели.

В поисках своей жертвы она проталкивалась сквозь толпу, вежливо извиняясь каждый раз, когда тревожила того или иного головореза, но Леннокс, как и ожидала, в толчее салуна ей не встретился. Чтобы найти его, требовалось получить доступ к частным кабинетам наверху. Для этого имелось два способа – поиграть для начала в покер за одним из столов либо дать взятку.

Сгорая от нетерпения приступить к выполнению плана, Розалинда предпочла второй путь и направилась к охранникам у подножия лестницы.

– Добрый вечер. Не подскажете, где найти в этом городе хорошее место для игры в покер? – Говоря это, она крутила между пальцами монету достоинством в пять долларов.

При виде денег у одного из охранников разгорелись глаза, словно он узрел путь к спасению.

– Наверху в частных кабинетах, сэр, играют в стад-покер, дро-покер вист…

– И делают высокие ставки?

– Да, когда играют в стад-покер, сэр. Игра скоро начнется. Вверх по лестнице и до самого конца коридора, – подсказал охранник, перемещая взгляд с монеты на лицо Розалинды.

– Благодарю.

Вручив каждому из охранников по пятидолларовой монете, Розалинда двинулась вверх по лестнице.

– Спасибо, сэр. Скажите Бриттену, что вас прислали Чарли и Билл. – Первый охранник спрятал золотой в карман.

Наверху Розалинда обнаружила длинный коридор, декорированный такой же обивкой из красной парчи, как внизу. Освещался он ярким светом газовых светильников на стенах. В коридор выходили четыре двери, а за ее приближением холодно наблюдал мускулистый лысый мужчина и с огромными усами. На нем был превосходный фрак, подобного которому она, пожалуй, не видела со времен Нью-Йорка.

Подойдя к нему, Розалинда остановилась, зажав между пальцами «золотой орел».

– Мистер Бриттен, меня прислали Чарли с Биллом. Мужчина слегка расслабился.

– Какая игра вас интересует, сэр? – спросил он вежливо, глядя ей в лицо.

Тот факт, что он увидел в ней игрока и мужчину, вызвал у Розалинды прилив уверенности. Заведения вроде этого она понимала куда лучше, чем реку Миссури.

– Стад с высокими ставками, сэр, если можно, – ответила она спокойно.

– Тогда пожалуйте сюда, сэр. – Мужчина толкнул дверь рядом с собой, и Розалинда вошла, сунув на ходу золотой в его ждущую руку. – Удачи, сэр.

– Спасибо, Бриттен.

– Вот вам еще игрок, джентльмены, – объявил Бриттен и закрыл за Розалиндой дверь.

Комната оказалась на удивление просторной и имела вид скорее мужского клуба, чем задворок таверны. Стены до половины высоты были обиты резными панелями из орехового дерева и оклеены красными в полоску бархатными обоями. Центр комнаты занимал большой круглый стол с девятью стульями вокруг; вдоль стен стояло еще несколько боковых столиков и кресел.

Над центральным столом висела огромная люстра из граненого стекла; она не только обеспечивала яркое освещение, но и лишала мошенников возможности мухлевать. В дальнем углу виднелся кухонный лифт и шнурок для звонка – вероятно, для связи с ломбардом. Тут же высился буфет с графинами и стаканами.

При появлении Розалинды в ее сторону повернулось восемь голов: крупье в такой же темно-голубой ливрее, как и охрана, шестеро безукоризненно одетых игроков… и Леннокс.

Сердце Розалинды оборвалось, но она не подала виду и, гордо держа голову, спокойно поздоровалась:

– Добрый вечер, джентльмены.

В ответ прозвучал хор приветствий, однако Леннокс не присоединил к нему свой голос.

– Явились проиграть денежки, мистер Шулер? – съязвил он.

Его грубость заставила Розалинду вскинуть брови, но она сумела сохранить самообладание.

– Сэр, я здесь, чтобы помериться силами в искусной игре с джентльменами.

Неужели балбес рассчитывает заполучить хорошую карту, отвлекая других игроков унизительной грубостью?

Леннокс сжал рот и покраснел. Он хотел добавить что-то еще, менее вежливое, но высокий, хорошо одетый господин сверкнул из-под стетсона зелеными глазами и Леннокс прикусил язык. Слава Богу, он не узнал ее.

Розалинда подавила улыбку и поздоровалась с высоким мужчиной, которого знала по «Натчезу».

– Добрый вечер, Бристоу.

– Карстерс, верно? – Бристоу в знак приветствия коснулся полей шляпы. Розалинда вежливо поклонилась, довольная, что за столом есть хоть один честный игрок. – Я рад, что ты все же добрался до Небраски, чтобы поиграть в покер, – продолжал Бристоу. – Позволь представить тебя другим игрокам.

Кивнув, Розалинда заняла место за круглым столом и купила себе фишки на значительную сумму, впрочем, не слишком большую, чтобы не вызвать настороженности и не превысить ставок Леннокса и Бристоу. Лучше как можно дольше держать толщину своего кошелька в секрете.

С непринужденной легкостью опытных игроков собравшиеся за столом заканчивали подсчет и расстановку своих фишек.

Сдавая карты, Гамильтон, мужчина среднего возраста, плотной комплекции и флегматичного характера, со всевидящим взглядом первоклассного профессионала, спокойно объявил правила заведения. Четверть «орла» – начальная ставка, половина «орла» – полная. В полночь все минимумы удваиваются, потом еще раз в два – для тех, кто продолжает игру. Игра будет, безусловно, с высокими ставками, так как играют профессионалы, а не любители. Как только все игроки внесли первый банк, он мастерски сдал каждому по три карты.

Розалинда быстро проверила свои карты. Тройка и шестерка разной масти. Построить выигрышную партию с ними и смотревшей на нее со стола десяткой будет очень трудно, хотя десятка и шестерка были бубнами. Видно, ей придется сбросить и дождаться более удобного шанса.

Приняв решение, она стала изучать партнеров по игре. При виде тройки червей Леннокс усмехнулся и погладил фишки, видимо, готовясь начать торги.

Взглянув на Леннокса, Бристоу зевнул – верный признак того, что высоко оценивает свои шансы на выигрыш.

Открытый валет подкреплялся, по всей вероятности, какой-то удачной картой у него на руках.

– Пять долларов, джентльмены, – провозгласил Леннокс, выдвигая фишки к центру. – Найдется среди вас храбрец, чтобы претендовать на них?

Бравада Леннокса вызвала за столом слабый шелест, но никто не произнес ни слова. Игрок рядом с ним безмолвно сбросил карты, и тогда настал черед Бристоу.

– Я, – объявил он, противопоставляя большой ставке Леннокса свою.

Из своего опыта Розалинда знала Бристоу как жесткого игрока, если он торгуется таким образом, следовательно, более чем уверен в своих картах.

Два других игрока тоже сбросили карты, уступив право бороться за банк Ленноксу и Бристоу.

Далее предстояло делать ставку Розалинде. Собираясь сбросить, она вдруг заколебалась, прокручивая в голове всевозможные комбинации.

Какая разница, кто заберет деньги Леннокса, если в конце игры он останется с пустыми карманами? Ее открытая карта была достаточно хорошей, так что никто не удивится, если она поведет себя напористо. Возможно, ей удастся создать крупный банк, повысив ставки, а потом на четвертом или пятом круге свернуться, сведя свой риск к минимуму. Если после этого Бристоу возьмет банк, Леннокс потеряет больше денег, чем в случае, если она предпочтет консервативный стиль игры.

Столь необычная стратегия требовала глубоких карманов и существенно отличалась от профессиональной тактики, суть которой состояла в продолжении игры лишь при наличии выигрышных карт. К счастью, ее кошелек благодаря успехам на пароходах Миссисипи был достаточно тяжел. Теперь настало время использовать выигранные деньги для победы над врагом.

– Поднимаю на два, – объявила она, увеличивая минимальную ставку до семи долларов.

Чтобы остаться в игре, Бристоу и Ленноксу придется добавить к минимальному взносу еще по два доллара, за то она могла потерять ставку, если ее попросят открыться, поскольку не могла подкрепить свою позицию картами. У Розалинды засосало под ложечкой.

Бристоу слегка потянулся – следовательно, он из игры не выйдет, и это уже хорошо.

– Как это великодушно с вашей стороны – пополнить для меня банк, – съязвил Леннокс, надувая губы и приглаживая усы. Потом он расслабился. Значит, тоже продолжит.

Оставшиеся игроки быстро свернулись, то же сделал и Бристоу. У Розалинды немного отлегло от сердца. Она старалась не выдать своего напряжения: ее стратегия сработала, и благодаря этой уловке Леннокс потеряет больше денег, если Бристоу возьмет банк.

Гамильтон повторно роздал карты для четвертого стрита. К своему удивлению, Розалинда получила семерку бубен, одной масти своей шестерке и десятке. Может, это приведет ее к простому флэшу? Но игра, основанная па надежде сделать удачный подбор карт, была бы скорее любительской, чем профессиональной.

Леннокс снова повысил ставку, Бристоу и Розалинда поступили аналогично.

Получив на пятом круге восьмерку бубен, Розалинда еще на шаг приблизилась к простому флэшу, но она не знала закрытых карт Бристоу. Его открытые карты, лежавшие на столе, едва ли стоили серьезной игры.

Остальные игроки пристально наблюдали за происходящим, едва слышно обмениваясь между собой редкими замечаниями. На пятом круге торгов ставки удвоились. Теперь каждый из оставшихся игроков, вероятно, будет участвовать в партии до конца.

В открытых картах Леннокса появились уже две пары: два туза и две восьмерки – все черной масти.

– Карта мертвеца, – прошептал мужчина, стоявший за его спиной, и отошел от стола.

Продолжая ухмыляться и пристально глядя на Бристоу, Леннокс поставил пятьдесят долларов.

Бристоу демонстративно удвоил ставку и зевнул, когда Леннокс отчитал его, сославшись на свое право преимущества. Пока Леннокс поносил логику Бристоу, Розалинда молча поддержала ставку последнего.

Взглянув на выложенные карты Розалинды, Леннокс подогнал свою ставку под сумму Бристоу. Его две открытые пары по-прежнему превосходили ее набор.

Бристоу бросил на Розалинду вопросительный взгляд, но ничего не сказал. Не заподозрил ли он ее в желании разорить Леннокса по личным причинам? Видит Бог, ее открытые карты, как и его, не стоили таких агрессивных действий.

На четвертом круге Розалинда получила четверку бубен. Если ей сдадут девятку бубен на «реке»[5], то у нее будет флэш и она заберет деньги Леннокса. Вырисовывающаяся перспектива хоть и представлялась нереальной, но заставила ее губы дрогнуть.

Она чувствовала, что течение несет ее в нужную сторону. Если она чему и научилась у Хэла на его «Красотке чероки», так это тому, что должна доверять реке. Ее пальцы сжались, словно искали рулевое колесо.

Леннокс явно демонстрировал самонадеянность человека, имеющего в руках полный набор. Бристоу мог обладать тремя одинаковыми картами, если среди его скрытых имелись пары, подходившие одной из выложенных.

Леннокс положил в банк сто пятьдесят долларов. Бристоу холодно поддержал его ставку. Розалинда удвоила сумму, чувствуя себя так же спокойно, как у себя дома на Лонг-Айленде, и отхлебнула кофе.

– С чего это ты, глупый щенок, отдаешь мне свои деньги с такой легкостью? – усмехнулся Леннокс.

Розалинда пожала плечами:

– Вы удваиваете ставку или сворачиваетесь?

Громко понося наглых дуралеев, Леннокс повысил ставку. Бристоу без слов сделал то же самое.

В комнате стало так тихо, что Розалинда слышала шуршание, с которым на стол каждому из игроков сливалась «река». Последнюю карту крупье, как водится, положил мастью вниз. Розалинда быстро отвернула край, чтобы посмотреть. «Река» принесла ей девятку бубен. Она ждала.

Леннокс подозрительно уставился на нее. Его красивое лицо, наконец, приобрело выражение задумчивости.

– Сотня, и открываемся. Естественно, он хотел увидеть ее карты.

– Сворачиваюсь, – объявил Бристоу со вздохом. Розалинда спокойно ответила на ставку Леннокса и перевернула свои карты.

– Прямой флэш, джентльмены. Десять.

Леннокс чуть не проглотил язык, когда увидел, как крупье забрал фишку и передал Розалинде, но из игры не вышел, а значит, у нее по-прежнему оставался шанс опустошить его карманы и лишить бухгалтерской книги. С этой надеждой она оделила Гамильтона большей суммой, чем полагается.

Хэл торопливо шел по дощатому тротуару. Теплый дождик прекратился, уступив место туману, окутывавшему здания и улицы влажной серой ватой. Расставшись с Морганом в салуне, он мог видеть в ярком свете окон на расстоянии пятнадцати шагов. Цицерон тихо семенил рядом.

Издалека доносился шум железнодорожной станции и прилегающих к ней салунов, где делались быстрые деньги для «Юнион Пасифик» и собирались азартные мужчины и проститутки, но здесь Хэл был один как перст, в этом мире клубящегося тумана и жалких деревянных строений.

И все же у Хэла имелась с собой прогулочная трость, ножи и пистолет – этого было достаточно, чтобы обескуражить любого наемного убийцу. Хотя у него болело сердце и разрывалась душа от тоски по прошедшим дням, он высоко нес голову и не терял бдительности.

Впервые в жизни Хэл столкнулся с неизбежностью потери. С раннего детства он мечтал стать штурманом на речном судне, повелителем всего, что видит на реке глаз, и теперь достиг и этого и многого другого. Он владел «Красоткой чероки», «Звездой чероки», во многих речных городах у него были солидные участки земли, даже в Чикаго.

Но речное судоходство приходило в упадок, как заметила его мать. Через десять лет на Миссури не останется иной работы, кроме как толкать баржи, ибо железные дороги перетянут на себя все остальные перевозки. Только глупец стал бы отрицать, что речной пассажирский транспорт исчезает быстрее, чем летнее половодье.

И что тогда? У других мужчин есть жены и семьи, ожидающие их возвращения, которые будут рады им независимо от заработка, а у него нет никого и даже Розалинду он потерял.

Никогда он больше не увидит ее блестящие серые глаза, то сияющие умом, то горящие страстью.

Хэл подошел к последнему повороту перед пристанью, отмеченному большим белым бочонком посреди перекрестка. «Нет дна», – провозглашал он точно и коротко. Дорогу покрывала тонкая корочка льда, делая ее обманчиво прочной. Хэл довольно много повидал за свою жизнь заносчивых дуралеев, которые пытались пересечь ее, увязая по самую грудь в жидкой грязи. Мокрая и изменчивая весенняя погода лишь усугубила опасность.

Из небольшой таверны впереди доносилось громкое пьяное пение, в окне наверху блеснул огонек масляной лампы и тут же погас.

Хэл поднял воротник пальто и продолжил путь. Как придет на «Красотку», он обязательно выпьет чашку кофе или, может, виски, чтобы заглушить мысли о Розалинде.

Заслышав в тумане шаги, Цицерон зарычал, и Хэл замер.

Внезапно из тумана вылетел ящик, запущенный ему в голову бегущим человеком. Хэл согнулся, отклоняясь в сторону, и ящик пролетел в нескольких дюймах от него.

Когда нападающий поравнялся с ним, Хэл огрел его по колену тростью, и тот слетел с тротуара на дорогу. Лед треснул, забулькала грязь. Человек взвыл отболи и отвращения, пытаясь выбраться из трясины.

Цицерон снова залился лаем.

В тумане раздался странный шорох, и Хэл, обернувшись, вскинул трость. Перед ним стоял крепыш с пастушьим посохом в руках; выставив вперед тупой конец посоха, бандит бросился в атаку.

Хэл парировал удар, и Цицерон тут же прыгнул на разбойника, но смог вцепиться зубами только в одежду. Мужчина с легкостью стряхнул его, отделавшись разорванной штаниной, и снова ударил Хэла, стараясь держать дистанцию.

Защищаясь, Хэл взмахнул тростью и тут же пошел в атаку. Перехватив трость двумя руками, он нанес противнику удар по ребрам. Бандит зарычал, и в его глазах блеснуло невольное уважение, отчетливо заметное в падающем из салуна свете. Цицерон зашелся в лае, словно от произведенного им шума зависела его жизнь, а потом закружился у ног разбойника.

Пока Хэл сокращал расстояние, нанося хлесткие удары то слева, то справа, бандит отбивал их и делал выпады, используя классический захват оружия одной рукой. Со стороны оба дуэлянта напоминали ветряные мельницы, сошедшиеся в поединке, однако отдельные удары достигали цели, поражая, и в какой-то момент Хэл рассек противнику голову. Хлынула кровь. Бандит бросился в яростную контратаку, словно надеялся одержать быструю победу, и тут Хэл, отступая в сторону, зацепился сапогом за торчащий гвоздь и пошатнулся.

В руке головореза мелькнул длинный узкий нож; выставив перед собой сверкающее оружие, он рванулся вперед, целясь противнику в лицо, и Хэл отчаянно завращал тростью, стремясь остановить смертоносное лезвие… Однако в этот момент бандит вдруг оступился – это в его ногу, чуть выше колена, впились зубы Цицерона.

– Проклятая шавка! – выругался он, не опуская руки с ножом. Тем не менее атака Цицерона дала Хэлу время блокировать удар, а затем он дважды ударил головореза ногой в пах.

Из горла разбойника вырвался булькающий звук, и он уронил посох, но сдаваться все же не желал. Смертоносный нож стремительно приближался к лицу Хэла.

Хэл проворно увернулся, и острое лезвие лишь чиркнуло его по уху. И тут же он саданул бандита тростью по незащищенным ребрам, а в тот момент, когда нападающий проносился мимо, Хэл развернул трость и ударил его по голове набалдашником.

Негодяй со стоном повалился на землю; его голова и плечи свесились с тротуара в каком-нибудь дюйме от замерзшей грязи.

Цицерон зарычал, затем осторожно обнюхал поверженного противника. Тот слегка пошевелился и снова сник.

Тем временем первый из напавших, наконец, выбрался из грязи и встал на противоположной стороне улицы, но Хэл откинул назад полы плаща, демонстрируя револьвер, и человек, быстро отвернувшись, поспешил удалиться. При этом он двигался с таким проворством, словно удирал от погони.

Цицерон торжествующе залаял, усердно виляя обрубком хвоста, как адмиральским флагом, а Хэл вынул платок и прижал к уху, чтобы остановить кровотечение. Ребра, похоже, были целы, и он подумал о том, что десять лет назад упивался бы этой победой и рассказывал о ней каждому встречному и поперечному. Однако теперь он мечтал лишь о стакане бренди, горячей ванне и Розалинде.

– Идем, Цицерон, – позвал он. – Идем домой. Взглянув на хозяина, пес еще раз тявкнул и, подняв уши, гордо пошел по тротуару.

Хэл улыбнулся. Об этом надо будет обязательно рассказать Розалинде, но сначала он должен найти ее. У него есть друзья в Омахе и выше по течению Миссури, которые помогут. Он будет ухаживать за ней, как полагается, с цветами и красивыми фразами, а еще постарается, чтобы пи один мужчина к ней не приблизился.