Редактируя любовь

Глава 31 Чтение вызывает учащенное сердцебиение

Еще девятнадцать минут, утверждает моя навигационная система, когда я проезжаю по мосту Принца Уэльского. Осталось всего девятнадцать минут из более чем ста часов, отделяющих нас с Адрианом от нашей встречи. Несколько раз у меня были приступы неуверенности, и я уже думала, не отказаться ли, но все эти порывы я успешно переборола. Это было похоже на негласный договор: тот, кто первым еще что-нибудь напишет, окажется в минусе. И почему-то кажется, что именно для этой встречи мы сохранили все, что хотели сказать друг другу. Уж я-то точно. Еще несколько километров, следующая проверка времени на навигаторе – осталось десять минут.

Слева я вижу пастбище с овцами. Еще пять минут.

Четыре, три, две, одна… Я припарковываю машину на краю узкой дороги и прохожу последние несколько метров пешком, прислушиваясь к шуму моря.

Адриан стоит на набережной спиной ко мне, я вижу его и иду быстрее. Только у маленькой лестницы я заставляю себя снова сбавить скорость и стараюсь бесшумно по ней спуститься, чтобы он меня не сразу заметил.

Но еще когда я наверху, он оглядывается и замечает меня.

Я готова каждый день рисковать всем, чем сейчас рискую, только ради этого взгляда.

Ни один человек никогда не смотрел на меня так, как он сейчас, – как будто я обещание, какого ему еще никто не давал; или история, которую он с нетерпением хочет прочитать.

Адриан подходит ближе, раскрывает объятия и, когда я, не раздумывая, к нему кидаюсь, обнимает меня и зарывается подбородком мне в волосы.

– Ты на самом деле пришла.

Я провожу носом по его шее и ощущаю этот легкий аромат с нотками апельсина, который я так хорошо запомнила.

– Я думала, мы сначала поспорим.

– О чем? – непонимающе спрашивает он.

– Например, о том, что я хочу большего. Большего, чем просто красивые слова и короткие мгновения украдкой.

Адриан отодвигает меня на расстояние вытянутой руки и разглядывает, нахмурив брови.

– Ты меня немного пугаешь.

– Это моя работа.

Хотя, честно говоря, я сама напугана, потому что именно работой я из-за него сейчас и рискую… Чего не должна делать. Но я просто не хочу мириться с тем, что мне кажется неправильным.

– Гм… Ты сейчас говоришь как редактор?!

– Да. И когда я говорю тебе: над книгой еще много предстоит поработать, не волнуйся, это обязательно произойдет. То есть каждое предложение я взвешу на золотой чаше. Когда я где-то пишу: «Пожалуйста, посмотри еще раз, сможешь ли ты более ярко передать атмосферу», я имею в виду: «Будь строг к себе, черт возьми, потому что я не буду довольна, пока ты не выложишься полностью».

Адриан берет меня за руки. Я вижу его сдвинутые брови, чуть заметную щетину на щеках и подбородке и поджатую нижнюю губу и, наконец, смотрю ему прямо в глаза. И вижу там упрямство, беспокойство и, конечно, желание.

Я набираю воздуха и бросаюсь в бой:

– И вот что еще я скажу: «Давай посмотрим, к чему приведут наши отношения», и это значит: «Подумай хорошенько, потому что я сделаю с твоим сознанием, твоим телом и твоим сердцем такое, что это изменит твою жизнь навсегда».

Адриан закрывает глаза, словно для того, чтобы собраться с мыслями, и сглатывает.

– И почему у тебя дрожат руки? – тихо спрашивает он.

– Потому что я взволнована. Я не каждый день говорю такое. – И вырываю из его ласковой хватки предавшие меня пальцы. – Может, пройдемся?

Я показываю на тропинку вдоль воды:

– Извини, что я так с ходу все выложила. Вообще-то я собиралась подождать и посмотреть, каким окажется наше свидание. Это должны были быть мои прощальные слова, с которыми ты бы отправился домой. Конечно, я хотела бы дать тебе время все это обдумать.

Он смеется, но не очень радостно.

– Последние несколько дней я и так почти не думал ни о чем другом, Клио.

О том, можем ли мы быть вместе? О нас?

Странно, что я не осмеливаюсь спросить его об этом после того, что я только что выдала. Вместо этого я произношу, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно:

– Отправить мне тот текст было уже решением. Или ты хочешь снова переложить ответственность за это на свое белое вино?

Наверное, Адриану сейчас нелегко, и я хочу и просто должна дать ему время все переварить.

– Не могу, потому что белого вина я в доме больше не держу с тех пор, как у моего редактора возникли из-за него некоторые проблемы.

– Ну и отлично.

Я иду дальше, и едва он меня догоняет, то снова, как само собой разумеющееся, берет меня за руку.

– Я не горжусь своим поведением в то утро в отеле – я был совершенно ошеломлен. Мне тоже хочется большего между нами, но сейчас я никому не могу предложить себя и свою жизнь. В последнюю очередь тебе.

– Я тебя простила. Скорее всего, вопрос в том, хочу ли я, чтобы ты это предложил.

– Ты до сих пор не знаешь, кто я такой, – замечает Адриан.

– Да, это так. Скажи честно: я не знаю чего-то такого, что невозможно вынести?

– Не совсем…

Какая-то часть меня хочет наконец разобраться в этом, но он должен понять, что это не важно для моих чувств к нему.

– Ты можешь рассказать мне обо всем в любое время, когда захочешь. Сейчас я знаю достаточно. Ты помнишь? Не женат, не преступник и, скорее всего, неплохой человек.

Несколько секунд Адриан задумчиво молчит.

– А что, если моя жизнь – это большая куча осколков, и я никогда не смогу простить себе, если ты о них поранишься?

Я могу придумать только ответы, которые не соответствуют серьезности, с которой он спросил: что это очень витиевато-драматичный сценарий или что так сразу со мной ничего не случится.

Просто успокоить его я тоже не могу – в конце концов, есть такие переживания, которые нельзя вытерпеть от того, кого ты действительно любишь.

– Мы могли бы посмотреть на эти осколки вместе и, может, некоторые даже осторожно склеить.

Адриан сжимает мне руку, и я решаю считать это осторожным ответом. Я не хочу заставлять его рассказывать мне о вещах, которые его беспокоят, – как бы мне ни хотелось, чтобы он это сделал.

Некоторое время мы продолжаем идти молча. Здесь не так много народа, но каждый раз, когда кто-то проходит мимо, Адриан как бы случайно смотрит в сторону или опускает глаза.

Сколько же людей должны знать его в лицо, чтобы он постоянно ожидал, что к нему обратятся по имени?

– А ты всегда писал?

Мне это действительно интересно, но я злюсь на себя за то, что сейчас будто беру интервью.

– Я всегда придумывал истории. В детстве мне много читала сестра, даже когда сама только научилась это делать.

По голосу слышно, что он улыбается, и я слегка поворачиваю голову, чтобы увидеть его губы. Мне они очень нравятся.

– Лет в одиннадцать-двенадцать она стала поклонницей любовных историй и часто нервировала меня особенно пикантными сценами.

Я не могу удержаться от смеха:

– Дай угадаю! Ты считал любовь глупостью.

– Что-то в этом роде. Но так было недолго. С Мэй я познакомился, когда мне было семнадцать.

За то, что у него были только одни отношения и они продолжались так долго, я могу его только уважать.

– Вы познакомились в школе?

– Нет, на каком-то мероприятии. Может, не будем о ней говорить?

Меня мучает то самое любопытство, когда не знаешь сути события, но все равно хочешь настойчиво допытываться. Но я сдерживаюсь – ради него и ради нас обоих.

– Тогда вернемся к исходной теме. Теперь, когда я знаю, с каких пор ты пишешь… Почему ты пишешь?

– Уфф. По многим причинам.

– У нас полно времени. Если только я не напугала тебя до такой степени, что тебе не терпится от меня избавиться. Но тогда ты бы не продолжал держать меня за руку, я полагаю?

Адриан тихо поглаживает мне руку большим пальцем:

– Тогда я не сделал бы многое из того, что я определенно очень хочу сделать.

Внезапно я очень радуюсь свежему морскому бризу, который охлаждает мое вспыхнувшее лицо. При этом тон Адриана был вовсе не возбужденным, а просто очень… решительным? Обещающим?

Мне приходится сначала отдышаться, чтобы произнести следующие слова и быть при этом уверенной, что у меня хватит в легких воздуха:

– Итак, я жду твоего признания в любви.

Он бросает на меня взгляд, от которого мне становится смешно.

– К писательству, не ко мне.

Уточнение, о котором я немедленно немного жалею.

– Оно мне помогает, – начинает Адриан. – Постоянно. Дает мне то, чего я почти нигде не получаю, своего рода воодушевляющую энергию. Оно подарило мне новый голос в то время, когда я уже не знал, способен ли я что-то сказать. На самом деле это произошло уже дважды: «Шрамы прошлого лета» были для меня убежищем, а «Что-то вроде государственной измены» с первого предложения оказалось чем-то вроде спасительного якоря. Даже когда у меня ничего в жизни не получалось, у меня оставались слова. – Он вздыхает. – Но вторая книга ведь не так хороша, как первая, верно? Это плохо.

– Это она пока не так хороша.

Я смеюсь, а потом вскрикиваю, потому что он почти сталкивает меня с тропинки, чтобы в последний момент схватить и прижать к себе.

– Эй!

Я больше ничего сказать не успеваю, потому что он меня целует, очень коротко, но все равно говорить я больше не могу. Это для меня так много значит.

– Никак не получается поцеловать тебя как следует, – говорит он, не отрывая взгляда от моих губ.

Он протягивает мне руку, я ее беру, и мы идем дальше.

– А если серьезно, – признается Адриан, – думаю, что я пытаюсь с помощью этого слишком со многим справиться. Что, если писательство не выдержит моей реальности?

– Сходство с людьми, живыми или мертвыми, является чисто случайным, – напоминаю я ему правило для публикуемых работ. – Никому не скажу в издательстве, но должна спросить: существует ли в твоей жизни какой-нибудь Дэймон, который хочет тебя уничтожить?

Он что, колеблется с ответом?

– Разумеется, у моих персонажей не бывает реальных прототипов. Никогда.

– О, никогда?

Мало того что он вычеркнул это милое семибуквенное словечко из своего словарного запаса (как недавно мне написал), я, наверное, лучше всех знаю, какая это бессовестная ложь.

Адриан не отвечает, я пытаюсь встретиться с ним взглядом, но безуспешно.

– И какие же проблемы своей реальной жизни ты пытаешься переработать в своих книгах? – спрашиваю я.

Лицо у него темнеет, и я тут же пытаюсь заставить его снова просветлеть:

– Хочу заметить, что, насколько мне известно, в книге нет персонажа привлекательного редактора женского пола.

Мне это удалось – он даже усмехнулся.

– Ты думаешь, это подходящая для меня тема?

– Я получила доказательство этого по почте.

– Наверняка подделка.

– Ну конечно.

Мы снова молчим, и я жду, захочет ли он продолжить разговор или нет.

– Итак… – наконец произносит Адриан с тяжестью в голосе, от которой я так хочу его избавить. – Мои темы: предательство, жадность к деньгам, ложь, недоверие, разорванные отношения – деловые и личные, притворная дружба. Вот материал для этих ужасных историй.

– Звучит зловеще.

– Это так и есть.

– Это так было. Пока не появилась твоя личная Вайолет. Что означает надежду, поддержку и начало чего-то нового.

Адриан корчит гримасу, но не может скрыть внезапно покрасневших щек.

– Звучит как безвкусный штамп.

– Нет, это звучит отлично!

Я имею в виду действия Вайолет, но и его действия тоже.

Мы еще немного прогуливаемся и поворачиваем обратно только тогда, когда начинает смеркаться. Мы уже почти не разговариваем, но, похоже, мы что-то сообщаем друг другу, просто слушая волны и наше дыхание.

Подойдя к машине Адриана, мы несколько секунд стоим в нерешительности, пока я не просовываю пальцы в петли его ремня, а он не прижимается лбом к моему лицу.

– На этот раз ты оставишь мне свой телефон?

Он спрашивает это так, будто в прошлый раз уже просил меня его дать.

– Нет.

– Тогда я дам тебе свой номер?

– Мы сделаем по-другому: я дам тебе свой адрес. У тебя пока ничего не назначено на половину восьмого в пятницу?

– Нет, пока нет. Ты приглашаешь меня на следующее свидание?

Я качаю головой:

– У тебя есть время для размышлений. Если ты ко мне приедешь, я расценю это как решение «мы дадим нам шанс».

– Какое ужасное выражение. Такое прозаичное.

– Ах, замолчи! Ты меня поцелуешь в конце концов, или как?

– Хорошо, что ты спросила.

И я закрываю глаза, когда наши губы встречаются.

Адриан не сделал бы этого, чтобы потом со мной расстаться, верно?

Он не пытается поцеловать меня более серьезно, и хотя поцелуй получился менее мимолетным, чем предыдущий, это только усиливает мои сомнения. Надеюсь, он их на моем лице не разглядит. Как и во время нашего прощания перед отелем, я чувствую, что должна просто излучать уверенность.

– Тогда – скорее всего – до пятницы, – прощаюсь я.

По дороге к своей машине я снова оборачиваюсь. Адриан все еще стоит там, где я его оставила, и смотрит мне вслед. Это ведь хорошо, не так ли? Мне это больше нравится, чем наоборот, когда я провожаю его взглядом.

– Кстати, я очень надеюсь, что ты сдашь рукопись вовремя. И доведешь историю любви в книге до конца.

Он делает такой глубокий вдох, что даже на безопасном расстоянии в десять метров я не только вижу его, но и слышу:

– Я попытаюсь.