Редкая отвага

Глава 3

Уэнатчи был самым крупным городом в округе, если, конечно, его можно было назвать городом. Единственная улица, Миллер-роуд, выглядела как обычная пыльная тропа, петляющая между кустами шалфея и валунами. Горожане жили за пределами Уэнатчи на своих фермах среди коричневых холмов и каменистых каньонов. В самом городе стояли только гостиница, пара домов, муниципалитет, куда приходили со всякими жалобами, и тому подобные здания. Я прошёл мимо всех этих деревянных построек и остановился у торгового поста Миллер-Фрир.

Выглядел он убого. Обветшалый низкий домишко с грязными окнами и провалившейся крышей. Я покачал головой и выругался себе под нос, но не из-за жалкого вида дома. Просто сразу понял, что опоздал.

Перед постом не было привязано ни одной лошади, и загон на заднем дворе пустовал. Я обошёл другие здания этого небольшого городка, но везде встречал ту же картину.

Эзра Бишоп уехал. Вместе с моей Сарой. Сердце кольнуло, как от укуса змеи, но шаг я не замедлил, а наоборот, ускорил. Сдаваться я не собирался. Чем сильнее буду отставать от Эзры, тем дольше придётся его нагонять.

Я решительно направился к двери в торговый пост, не заметив, что прямо на земле, прислонившись к бревенчатой стене, кто-то сидит. К тому же его скрывала тень от крыши. Я отпрыгнул от неожиданности, когда он подвинул ноги, подняв облачко пыли.

– Ох, извините, я чуть… – Слова застряли у меня в горле, когда я увидел его лицо.

Это был китаец. Причём мальчишка точно не старше меня. Может, даже чуть помладше. Он сонно моргнул, и я понял, что разбудил его. Он поспешно подтянул колени к груди и отвернулся. Как будто боялся, что я его ударю.

Само собой, я и раньше встречал китайцев. У нас в стране их было полно. Когда почти все железные дороги достроили, китайцы пошли работать на шахты и мыть золото. Правда, они всегда держались особняком, и вблизи мне их видеть ещё не приходилось.

– Всё в порядке, – заверил его я. – Просто не заметил тебя здесь.

Китаец головы не повернул. Он быстро моргал и отрывисто дышал, и я видел, как он нервно сглатывает слюну. Он казался ужасно испуганным. Я окинул взглядом окрестности. Его сородичей поблизости не было.

– Извини, – повторил я и прошёл мимо него в здание.

Внутри было мрачновато, потому что свет с трудом пробивался сквозь грязные окна. Мистер Миллер сидел на бочке за грубо сколоченным прилавком. Повсюду были навалены мешки, ящики и коробки с товарами.

– Доброе утро, сэр.

Мистер Миллер сплюнул в стоявшее у его ног ведро коричневую от табака слюну и посмотрел на меня.

– Доброе.

– У вас вчера или сегодня утром останавливался человек по имени Эзра Бишоп?

Мистер Миллер кивнул, жуя табак.

– А когда он уехал?

Мистер Миллер задумчиво сощурился, а потом пожал плечами.

– М-м… Вчера вроде. Где-то перед закатом. Он ненадолго заходил. Взял кофе и муку. Про лошадей поспрашивал. И всё.

– Зачем ему лошади?

Он снова пожал плечами и наклонился сплюнуть.

– Вы не знаете, куда он поехал? В какую сторону?

Мистер Миллер дёрнул головой, показывая куда-то на юг.

– Сказал чего-то про Уолла Уоллу. Вроде в сторону Рок-Айленда поскакал.

– Уолла Уоллу?

Сердце у меня оборвалось. Это же на другом конце штата! В паре сотен миль отсюда или вроде того. Руки вспотели, и в горле встал ком. Сару уводили всё дальше и дальше, я буквально это чувствовал. Облизав губы, я переступил с ноги на ногу на грубом дощатом полу и спросил:

– Как же он туда доберётся?

Мистер Миллер был не особо разговорчив, и ему явно уже надоело чесать языком. Он нахмурился и сердито на меня посмотрел.

– Чёрт возьми, парень, ну откуда мне знать? Наверное, через перевал Колокум и вниз через Робберс Руст. Меня это не касается, да и тебя тоже. Покупать чего будешь или так, поболтать пришёл?

– Нет, сэр. Спасибо за помощь. – Я уже подошёл к двери, когда вспомнил про мальчика у входа. – А кто это сидит рядом с постом, сэр?

Мистер Миллер поморщился.

– Ты про китаёзу? Он ещё там?

Он тряхнул головой и сплюнул.

Китаёза. Однажды я так сказал где-то год назад, когда мы с мамой встретили китайцев на дороге в Якиму. Это слово снова прозвучало у меня в голове, а за ним мамин голос: «Мне оно не нравится, Джозеф. Это плохое слово. Забудь его».

Я тогда очень растерялся. Все так говорили! Я и не знал, как ещё их называть.

«Это ж не ругательство, мам», – возразил я.

Она поджала губы. «Любое слово может стать ругательством, если вложить в него недобрый смысл. А это слово все произносят с пренебрежением, Джозеф, почти все. Оно пропитано ненавистью, и мне это не нравится. Они такие же люди, как и мы. Если не в глазах людей, то в глазах Господа».

Я всегда полагался на маму, когда надо было отличить хорошее от плохого. И больше не называл их «китаёзами».

– Он же совсем ребёнок, – ответил я мистеру Миллеру. – Где те, с кем он пришёл?

– В паре футов под землёй и камнями, – небрежно бросил он. – Три дня назад притащились еле живые. Двое взрослых с ним были совсем никакие. До заката померли. Не знаю уж от чего.

Я удивлённо на него взглянул.

– Так он совсем один? Без семьи, без родных?

– Угу. И сидит уже три дня, с места не двигается. Голодный, наверное, как волк.

Внутри у меня всё похолодело.

– Он что, не ел всё это время? Вы ему ничего не давали?

– Давал?! Я просто так еду не даю, парень. А уж тем более узкоглазым. Рано или поздно в город придёт какой-нибудь китаёза, вот пусть о нём и заботится.

– А если не придёт?

Мистер Миллер посмотрел на меня так, что стало ясно: терпение его лопнуло.