Рекруты Натоотваля - хроника войны

Глава 1 14 АВГУСТА 2098 ГОДА

В шлеме пилота шаттла «Independence» Североатлантического союза, лейтенанта Рональда Льюиса Уайтгауза продолжали зашипеть радиопомехи и обрывки сюжетов новостных каналов. Он вздохнул. Не обращая внимания на величественную картину Земли под ногами, потёрся шеей о воротник скафандра.

— Когда нужно — не получается, когда не нужно — всё происходит само! — сказал он.

Опять самопроизвольно включилась частота Си-Эн-Си:

— Говорит радиовещательная компания стран Иокогамского пакта… У микрофона Такаси Мидзуки с программой новостей. Сегодня в три часа ночи по Токийскому времени, в Брюсселе началась конференция по вопросам ликвидации гуманитарных и политических последствий боевых столкновений между войсками Блока Исламских Государств и войсками Евроазиатского Союза по линии разграничения, достигнутой в декабре. На конференции присутствуют представители военного командования Североамериканского содружества и Тихоокеанского Союза, чьи войска тоже оказались втянутыми в конфликт. Конференция проходит за закрытыми дверями, но из достоверных источников стало известно, что основными вопросами на конференции, станут вопросы размещения беженцев, обмен военнопленными, и отвод соединений и артиллерии от демаркационной линии Бомбей-Балхаш и Баку-Анкара. Так же между сторонами будет обсуждаться вопрос международных торговых и политических санкций, поиск способов воздействия на не подконтрольные исламистские и новохристианские отряды.

По мнению обозревателей и аналитиков, достигнуть компромисса будет трудно. Основным требованием генерала Ясира Моххамеда Вазира, является снятие запрета на право референдумов мусульманских общин Франции, Германии, других странах Евроазиатского союза о самоопределении, а также право выхода их территорий, где большинство населения исповедуют ислам, из состава Евроазиатского союза, возможность их вхождения в состав блока Исламских Государств… Другим требованием Ясира Вазира, является запрет на начало производства безтопливных автомобильных двигателей, работающих на принципах электромагнитной индукции от магнитного поля Земли. Широкое применение этих двигателей полностью исключает необходимость в нефтепродуктах для производства топлива! Со стороны временного главы Евроазиатского Союза, принца Маркуса, выдвигается решительное требование введения эмбарго на экспорт нефтепродуктов из стран БИГ. Торговые санкции будут сохраняться, по его словам, до полного отвода космических сил БИГа с орбит, отвода от линии фронта тяжёлой артиллерии и танков, и решительного осуждения исламистских террористических организаций в Европе. Другие вопросы повестки могут быть рассмотрены, по мнению большинства обозревателей, только после решения вопроса о снижения общего градуса противостояния, и решения о статусе территорий, подвергшихся радиоактивному заражению. Послушайте, что говорит по этому поводу наш корреспондент в Брюсселе…

Сунув в заплечный ранец криптоновый резак, Уайтгауз медленно, как сапёр вокруг бомбы, облетел кронштейн. Здесь был закреплён прожектор, а теперь кронштейн был погнут и запирал стыковочный обод спасательной капсулы.

— Рональд, ты с кем разговариваешь? — сквозь шипение послышался в наушниках голос бортинженера, — зачем ты включил новости?

— Я не включал — сами включились!

— Как дела?

— Никак…

— Мы все умрём, если ты не разблокируешь спускаемый аппарат! — последние слова бортинженера растворилось в треске электрических разрядов.

Земля, прикрытая блестящими чешуйками облаков, украшенная завитками океанических циклонов, казалась порождением прихотливой фантазии художника. Медленно поворачиваясь, огромный, ленивый шар вбирал в себя насыщенную черноту космоса и размазывал её по поверхности всевозможными оттенками синего и фиолетового — от дымчатого, бело-голубого на краю атмосферной плёнки, до тёмного ультрамарина над океаническими разломами. На освещённую солнцем сторону степенно выползали материки, проявляя пятна пустынь, лесов, червоточины мегаполисов, небрежные мазки островов, зигзаги береговых линий.

— Я смогу это сделать! — Уайтгауз примостился на выступе защитного кожуха маневрового двигателя.

Он пристегнулся карабином к страховочной скобе на корпусе и стал примериваться для удара обломком штанги солнечной батареи. Этот не стандартный инструмент, не имеющий компенсатора отскока, но более тяжёлый, чем полый внутри штатный молоток, был его очередной надеждой. Проведя короткую тренировку, он замахнулся и крикнул:

— Джеронимо!

За кличем последовал удар.

Кронштейн дрогнул, но не поддался.

Сам же астронавт от отдачи отлетел в сторону на всю длину страховочного троса. С большим трудом остановив кувыркание включениями маневровых реактивных двигателей скафандра, он принялся маневрировать, пытаясь вновь приблизиться к ненавистной железяке:

— Маклифф, ничего не выходит… Нужно придумывать что-то другое. Может нам попробовать спуститься с немцами, на их модуле?

Из шипения возник нервный голос:

— У немцев пробит коропус корабля и спасательной капсулы, отказали системы жизнеобеспечения. Они живы за счёт скафандров. Ничего с ними не получится.

По спине Уайтгауза давно бегали колючие мурашки — на нарукавном табло равнодушно светились цифры высотомера — 134 мили. Ещё три минуты назад прибор показывал 135,5 мили в перигее. Это означало, что шаттл продолжал стремительно падать, сужая витки орбитального вращения. Его судьба была незавидна — не имея возможности удерживаться на орбите, увлекаемый гравитацией, он должен был войти в плотные слои атмосферы и сгореть вместе с экипажем.

Возвращаясь к кронштейну, Уайтгауз разогнался слишком сильно, ударился о кожух радиотелескопа. Сделав нелепое сальто, он оказался по другую сторону шаттла. Он увидел уже знакомую картину, но не смог сдержать волну отчаянья и страха:

— Катастрофа!

В правом борту шаттла — гордости NASA, торчал корпус германского военного космического корабля «Der Rhein». На его чёрной керамической броне контрастно выделялся опознавательный флажок Евроазиатского Сообщества в виде большой белой звезды в окружении белых звёздочек в треугольнике.

Шесть часов назад «Der Rhein» в опасной близости от научно-исследовательского шаттла «Independence» начал производить сложный манёвр по подбору контейнера снабжения. Один из его маневровых двигателей вышел из строя из-за попадания микрометеорита. Немецкий пилот не сумел выровнять станцию и избежать столкновения. Бронированный нос стотонной военной станции вошёл в брюхо научно-исследовательского корабля, как нож в масло. Удар был страшен! На шаттле оторвало солнечную батарею, контейнеры хранения топлива, воды, технических жидкостей. Был разбит щит аэродинамического торможения, кран-манипулятор, челнок снабжения, кассетный спутник связи. Был уничтожен узел причаливания, выведены из строя системы управления полётом, телескоп «Кepler-III» и оборудование озоно-диффузионного синтеза. Была содрана часть теплоизоляция, нарушена герметичность, заблокирован спускаемый аппарат. При разгерметизации погиб научный руководитель полёта Жан Батист Дюнуа, второй пилот Джордж Фуджиёка. Командир шаттла майор Дик Ричард Айдем получил ушибы, переломы, сотрясение мозга, и лежал в бессознательном состоянии.

«Der Rhein» пострадал не меньше. Всё, что было закреплено без помощи сварки, оказалось сметено с мест инерциальным ускорением. Аккумуляторные батареи срезали болты креплений и превратились в тараны, как и системы двигательных установок, комплексы разведки и прицеливания, пищевые контейнеры. Всё это было дополнено невесть откуда взявшимся хламом, тряпками, маслом разбитых гироскопов. Это месиво плавало внутри станции, ставшей похожей больше на мусоровоз, чем на военный корабль. У немцев все были живы, но двое получили переломы и ушибы, а борт-стрелок Франц Лейзехельд, управлявший в момент столкновения станцией, был в коме. Штурман Отто Эйхбергер при осмотре Лейзехельд развёл руками:

— У него отёк сердца! Спасти его можно только в госпитале Раумваффе в Кёльне…

Потрясённые до основания, потерявшие возможность использовать двигатели, «Independence» и «Der Rhein» сошли с расчётных орбит и начали падать, ежеминутно рискуя столкнуться с другими космическими аппаратами.

Когда астронавты потеряли связь и поняли, что нет возможности воспользоваться спускаемым аппаратом, они содрогнулись — это была не просто авария, это была катастрофа и шансы выжить равны почти нулю.

Теперь, сидя на кожухе радиотелескопа, Уайтгауз наблюдал, как немецкие астронавты пытаются вбить в щели брони титанопластовые волокна, оплавляя их криптоном, проклеивая многослойной фольгой.

Титанопласт пучится, собирается в шары бурого цвета, лопается на шероховатой броневой обшивке, оставляя быстроиспаряющиеся кляксы.

Уайтгаузу было хорошо видно, что нормально работают только немец в бледно-голубом командирском скафандре, а двое других еле двигаются.

У того из них, кто педантично, через равные промежутки времени оплавляет волокна титанопласта, скорее всего сломана рука. Другой шевелиться только тогда, когда из рук выскальзывает инструмент и его приходится ловить.

— Это сон! — Уайтгауз усилием воли выжал из сознания страх.

Он сделал глубокий вдох и сказал уже спокойно:

— Джон, найди мне молоток с компенсатором!

Бортинженер Маклифф молчал. Трещали помехи, где-то далеко, звучала скороговорка радиостанций:

— Если мужу тонус нужен, пейте препарат Геропазтодол и он наполнит страстью ваши дни и ночи, и вес убавит, между прочим… Снег и дождь прекратятся к субботе, а температура и ветер придут в норму… Вживлённые в мозг вашего ребёнка микрочипа, навсегда избавит вас от необходимости учить с ним уроки, и повторять дважды свои требования… В сегодняшнем матче не будет среди хавбеков нашей самой большой звезды и надежды…

— Маклифф, почему молчишь? Знаешь, что делают немцы? — Уайтгауз постучал ладонью в грязной перчатке по коробочке связи на груди и окончательно сбил настройку, — проклятая техника, здесь каждый болтик стоит по паре тысяч евродолларов, но ничего не работает!

Ответивший ему голос бортинженера зазвучал глухо, сквозь треск и завывания:

— Слышу тебя не очень. Что у тебя там происходит?

— Немцы свою станцию конопатят титанопластом!

— Получается у них?

— Разве это может получиться? Титанопласт не может выдержать температуру атмосферного трения. Это не кремний и не кварц. А бафинг? Прохождение через атмосферу с разогревом до 2500 по Фаренгейту?

— Ты отогнул кронштейн? Ты где? Я тебя не вижу!

— Я его резал, сверлил, пережигал, бил, но кроме зазубрин ничего не добился. Не знаю, из какого нанометалла он сделан, это что-то не реальное!

Уайтгауз задержал дыхание, чтобы успокоится. В скафандре хлюпала вода, но это была не утечка системы охлаждения, это был пот.

— Давай я к тебе Дыбаля отправлю? — бортинженер нервничал.

— Может быть… Не знаю… Есть связь с Хьюстоном?

— Всё оборудование в масле и воде, и чёрт его знает, как его очистить! — ответил Маклифф.

Уайтгауз поглядел на высотомер — 121 миля в перигее. Он пополз к кронштейну, стравливая страховочный трос.

— Это что? — над правым глазом Уайтгауза, там, где на золотистом стекле светился дисплей контроля параметров скафандра, замигала зелёная лампочка. Это Маклифф требовал от него переключиться на внутреннюю связь. После скороговорки Си-Эн-Си, речь бортинженера казалась заторможенной:

— Рони, я починил приёмник и передатчик, но он кроме шипения ничего не выдаёт. Такое ощущение, что нас глушат средствами радиоэлектронной борьбы.

— Кто может глушить связь на такой высоте, кому мы нужны? Может быть это из-за немцев? Электросварка?

— Охват идёт по всем частотам, с большой амплитудой и пульсацией. Это РЭБ! Нас глушат!

— Ерунда! — Уайтгауз повернулся, собираясь продолжить перемещение и увидел, ярдах в трехстах от себя, крупный, матово поблёскивающий цилиндр с тонким пером раскрытой солнечной батареи.

Чуть дальше, на фоне зелёной полоски северного арктического сияния, висел ещё один спутник.

— Маклифф, вижу спутники по правому борту! Попробуй идентифицировать их системой «свой-чужой»!

— «Свой-чужой» не работает. Есть на спутниках опознавательные знаки?

— Плохая видимость — везде пузырьки воды и топлива из разбитых ёмкостей. Кругом плавает мусор. Когда против света смотришь — сплошной туман!

— Можешь приблизиться к ним?

— Нет, очень далеко! Может, это спасательная служба? Мы уже шесть часов без связи и центр управления полётами ищет нас. Шутка ли, гордость NASA пропала! Будем надеяться, что нас видят…

— Может, это мусор? На орбитах после войны столько всего летает…

— Сдвинуть кронштейн, и через пару часов пили бы горячий кофе в фургоне службы обеспечения, — Уайтгауз помахал беспилотным аппаратам рукой.

Он повернулся в сторону немцев и обнаружил, что они покинули место работ. Он теперь один в открытом космосе. Между свешенных в пустоту ног, виднеется жёлто-серая полоса экваториальной пустыни.

Уайтгауз сжал зубы, рывком добрался до кронштейна. Он обхватил его, как в детстве захватывал противника на борцовском ковре любительского клуба, резко дёрнул, упираясь рифлёными подошвами ботинок в обод спасательного аппарата.

— Нужно ещё добавить усилия… Толкнуть двигателем скафандра? — астронавт повернул рукоятку регулировки мощности ранцевого двигателя до упора и запустил его. От рывка в плечах хрустнуло, тело пронизала вибрация, а грудь прилипла к кронштейну. На панели шлема замигали лампочки перезагрузки систем скафандра. Сквозь гул реактивной струи, прорвался голос бортинженера:

— Рони, чудо! Относительно абриса земной поверхности наше падение замедлилось, мы выравниваемся! Посмотри, может быть, автономно включился один из маневровых двигателей?

— Это не маневровый двигатель, это я нахребетник включил! — скрипя зубами, ответил Уайтгауз.

Перед глазами побежали оранжевые круги, голова налилась свинцом. Хрустнула и вмялась нагрудная панель, температура и давление возросли. Он завыл, пытаясь сделать вдох зажатой диафрагмой. Гул двигателя перёшел в рёв, и оборвался. На контрольной панели вспыхнула красная лампочка — расход топлива 100 %.

Уайтгауз отвалился от кронштейна и начал медленно отдаляться от шаттла. Ему казалось, что он плывёт на спине, увлекаемый ласковым прибоем, отдыхая от игры в волейбол, с коктейлем пина-колада в руке, глядя в белоснежные облака. Быстрые чайки грациозно выхватывают из воды серебряных рыбок, на берегу, между зонтиков бегают молодые загорелые женщины и мужчины, играя в мяч. Тропический воздух, дарящий неописуемое наслаждение, дополненный ароматом моря, витает над солнечным прибоем…

Глава 2 РАДИОПЕРЕХВАТ РАДИОРАЗВЕДКОЙ ИМПЕРИЕЙ СВЕРТЦ ШИФРОГРАММ ФЕДЕРАЦИИ НАТООТВААЛЯ В ШАР-СЕКТОРЕ А13Н45 СИСТЕМЫ ГОЛУБОГО ШЛЕЙФА С 17 МАРРА 4725 ГОДА

Глава 3 КАТАСТРОФА «DER RHEIN» И «INDEPENDENCE»

— Рональд, мы снова снижаемся! Ты заметил, какой двигатель работал? — затрещал в гудящих перепонках Уайтгауза голос бортинженера.

Страховочный фал, закреплённый с помощью карабина на поясе астронавта, размотался до конца. Натянувшись как пружина, он рывком остановил его, возвратив его из мира видений и грёз на околоземную орбиту в тридцати ярдах от ослепительно белой обшивки «Independence».

Уайтгауз пошевелился:

— Джон! У меня накрылся нахребетник, кондиционер и разъехался кадмитканевый слой на груди!

— Рони, тебя не вижу! — вклинился в эфир голос штурмана Дыбаля.

— Я болтаюсь с другой стороны от вас, — ответил Уайтгауз и заорал, будто у него ногти вырывали, — тащите меня к люку, я здесь задохнусь, или изжарюсь!

— Ты подтянись на тросе; берёшь кольцо карабина, надеваешь на узел троса, подтягиваешься, берешь второй карабин, отстёгиваешь и защёлкиваешь на следующий узел, и подтягиваешься! Ты первый раз в космосе? — удивился штурман.

— Перчатки раздуло от воды, пальцы не слушаются… Какие узлы? Тяните!

— Хорошо, включаем электролебёдку. Если аккумуляторов хватит, затянем. Последних ампер на тебя не жалко. Внимание!

Трос дёрнул Уайтгауза и томительно долго тянул его к шлюзу — электродвигатель едва работал. Наконец астронавт провалился в шлюзовой люк ногами вперёд, а не головой, как это было предусмотрено правилами, и долго крутился внутри, пытаясь закрыть наружный люк. Единственный, наверное, не повреждённый прибор его скафандра — высотомер, бесстрастно констатировал — орбита вращения станции — 108 мили.

Внутри шаттла Уайтгауз при помощи Дыбаля избавился от скафандра и понял, что вокруг непривычно тихо. Обычно жужжащие локальные компьютеры, вентиляция и шелестящие кондиционеры не работали. Некоторые системы были неисправны, другие отключены Маклиффом для экономии энергии. Мёртвой грудой разбитых панелей громоздился реактор озоно-диффузионного синтеза. Молчали дисплеи телевизоров. На том месте, где обычно двигались фигуры земных дикторов, певиц, героев мультфильмов и сериалов, теперь плавали раздавленные тюбики, пакетики с едой, пластиковой посудой, пузырьки жидкостей и разный сор. Сам Маклифф висел рядом с покорёженными канистрами технических жидкостей в окружении обломков и ковырял паяльником внутренности аварийного передатчика. Он иногда залезал пальцами в дебри разбитых компьютеров и вынимал оттуда различные детали. Над ним задумчиво парил Дыбаль:

— Почему транзисторный блок выкинул, работать эта штука как будет? Чувствительность, избирательность и динамический диапазон сейчас не интересуют. Но остальное зачем?

— Тоже мне, Максвелл! У вас в России уже забыли, как в уме цифры перемножить, — зло ответил бортинженер, продолжая расправу над оборудованием.

— Зато американцы могут сделать шаттл за пять миллиардов евродолларов, а транзистор в ремонтный комплект не положить. Это для того, чтобы поменять сразу весь шаттл в случае мелкой поломки, и украсть бюджетные деньги на строительстве нового шаттла. Они ещё могут кино сняли про высадку на Луну и сказать всем, что они там по-настоящему были! — с раздражением ответил Дыбаль.

— В России воруют больше американского, а запасной транзистор на шаттле не нужен, потому, что наша техника, не ломается.

— А сейчас ты чем занят? Исправляешь поломку американского оборудования! — Дыбаль отвернулся.

— Нашли время ссорится, — устало сказал Уайтгауз пристёгиваясь ремнями к плоскости спального места. В его горле застрял горький ком. Даже пакет апельсинового тоника не смог его протолкнуть. Рёбра отзывались болью при каждом вздохе, перед глазами маячили белые пятна. Наконец он отделаося от хаоса мыслей:

— Как вы тут?

— Плохо… Спутники без опознавательных знаков — арабы! — мешая русские и английские слова, ответил Дыбаль.

— Не может быть! После войны арабские станции ушли на высокие орбиты и готовятся к консервации согласно условиям прекращения огня!

— Послушай, если находящийся рядом космический объект, работой своих систем производит помехи, мешающие работе компьютеров и систем связи, глушит любые сигналы и останавливает даже работу бытовых бортовых систем, то это не может быть случайностью, или недоразумением, — сказал Маклифф, — это применение радиоэлектронного вооружения!

— Сasus belli! — торжественно произнёс бортинженер.

— Нападение? Арабы сидят как мыши и благодарят Аллаха, что с ними не побрезговали подписать соглашение о прекращении огня на четырех уровнях, в море, на суше, в воздухе и в космосе. Их вождь Вазир только для вида щёки надувает и требует прав для организации самостоятельных государства во Франции и Германии. Обмен ядерными ударами в Азии, ядерный пылевой полог и горящие нефтяные месторождения Новруза научили их уму. Их технологическое отставание огромно! Арабы сейчас занимаются только тушением скважин, дезактивацией мечетей и военными переворотами! — упрямо сказал Уайтгауз.

Он подобрался к иллюминатору и ткнул пальцем в пространство внизу, украшенное кляксами и щупальцами огненных следов мегаполисов Юго-восточной Азии, заводов, деревень и дорог:

— На их спутниках что-то неисправно, вот и помехи…

— Исламисты, конечно, сидят тихо, делают вид, что не собираются затевать новую войну. Однако их террористы продолжают слепить спутники, перехватывать управление беспилотниками в космосе и на Земле, и взрывать автобусы и метро. Нефть у них покупать из-за санкций перестали, но разве перестали покупать наркотики — гораздо более выгодный товар? Наркотики богатые страны покупают много. Эта торговля даёт такие большие деньги, позволяющие истинным организаторам наркотрафика, вроде английской короны, контролировать весь мир. А нефть можно продавать и покупать через посредников, в обход санкций, — Дыбаль тяжело вздохнул, — арабы не упустят момента, чтобы захватить два новейших объекта — «Independence» и «Rein» — сосредоточие высоких технологий.

— А помнишь, как они подвергли пыткам британских лётчиков, сбитых над Балхашем? Британцев накачали психотропными препаратами, и потом они сами повели свои самолёты на Лондон. Так и нас могут использовать. Представляю себе, как будет смотреться падение космических станций на Пентагон и Белый Дом, — под паяльником бортинженера что-то закоротило и вспыхнуло, — ну вот, из-за разговоров единственный отдельный транзистор сжёг!

Сквозь облачко дыма Маклифф плюнул на дымящиеся платы, и несколькими ударами паяльника превратил останки передатчика в рой обломков.

— Сдают нервишки? — Уайтгауз поморщился, — это тебе не книжки писать. Это космос.

— При чём тут писать? Ты просто завидуешь моему увлечению литературой! — Маклифф закричал.

Его короткая рыжая бородка ощетинилась, серо-зелёные глаза выкатились из орбит:

— Через пару часов тебя обмотают спиралями, и будут поджаривать. Посмотрю я тогда на твое хладнокровие!

— Нервы, — Дыбаль двинулся в научный отсек, где стонал без сознания Дик Айдем. Поравнявшись с Уайтгаузом, Дыбаль задержался около иллюминатора, и начал тыкать ногтём в кварцевое стекло:

— Две исламистские станции подошли с высокой орбиты!

— Этого ещё не хватало! — Уайтгауз вынул из ячейки над иллюминатором блокнот с силуэтами космических кораблей для визуального опознавания, и открыл нужную страницу:

— Перед нами боевые космические станции Блока арабских государств. Слева — «Утро псового лая», справа — «Слово Пророка».

— Здравствуйте, — глухо сказал Маклифф, уже совершенно спокойным тоном, — доигрались мы. Нужно было надевать скафандры и перелетать на русский грузовой модуль, когда он проходил в пределах досягаемости.

— Конечно, прыгнули бы как Спайдермен или Бэтмен, — ответил Дыбаль, — тут просто выйти в космос целая проблема, а ты говоришь перелететь на закрытый необитаемый корабль на двигателях скафандров.

Внутренне подобравшись Уайтгауз произнёс:

— По правилам NASA, в случае выхода из строя командира, его обязанности должен выполнять старший офицер. Командир Дик Айдем находится без сознания. Поэтому я принимаю на себя командование. Приказываю; первое, тебе, Джон, не паниковать, второе — вам обоим, приготовить к пуску пустые контейнеры возвратных материалов и оборудования. Мы попытаемся в них спастись! И баллоны от установки ионного синтеза для отправки почты приспособьте. Пошлём в них текстовые сообщения о себе и атаке арабов. Мир должен об этом узнать, даже если мы бесследно исчезнем.

Дыбаль и Маклифф переглянулись. Уайтгауз двинулся в головной отсек станции, туда, где он последний раз видел среди мусора свой пистолет «Викинг-комбат», пятидесятого калибр под боеприпас.50 Action Express. Это был единственный официально разрешённый личный пистолет на кораблях NASA.

— Есть, командир, — Дыбаль прислонил, и отдёрнул ото лба пальцы правой руки.

— Но это не то, — начал, было, бортинженер, — контейнеры возвратных материалов и оборудования не рассчитаны на пребывание людей.

Дыбаль похлопал его по плечу:

— Всё равно пропадать.

По отсекам раздался шелест динамиков. Уверенный голос на безукоризненном английском языке начал говорить медленно и торжественно, словно вещал от имени высшего существа:

— Внимание, астронавты шаттла «Independence» и офицеры Раумваффе военной станции «Der Rhein», с вами говорит командир боевой станции «Слово Пророка» майор Моххамед Саади, во имя Аллахи всемилостивого и милосердного, сдавайтесь! Ваше положение безнадёжно. Связь прервана, ходовые и энергетические возможности на исходе, запас высоты и времени для спасения кораблей заканчивается. Ваше командование не знает о вашей дислокации, и прийти на помощь уже не успеет. Внимание, от имени верховного командования объединенных вооруженных сил Блока арабских государств, я обещаю сохранить вам жизнь и достоинство, а также предоставить медицинскую помощь и горячую пищу в обмен на сдачу в плен. Сдавайтесь! Откройте внешние люки шлюзовых отсеков, отключите систему самоуничтожения, и приготовьтесь к переходу на «Слово Пророка». В противном случае вы будете уничтожены. Внимание, астронавты шаттла «Independence» и офицеры Раумваффе «Der Rhein», сдавайтесь, подумайте о своих семьях, о ждущих вас ласковых и нежных женщинах, о своих матерях и детях. Сдавайтесь, и вам будет сохранена жизнь. Не надейтесь на внешнюю помощь, наши зонды имитируют ваши аварийные позывные на орбитах другого азимута. Внимание, верховное командование…

Уайтгауз закрыл глаза. Перед ним поплыли картины ночной земной поверхности, смешиваясь со слайдами ласкового океанического прибоя, потом с яркими детскими воспоминаниями, запахами шиповника и свежескошенной травы, и с пузырьками ледяной «Coca-Сola» в горле.

После предложения капитулировать, арабы запустили по внутренней связи симфоническую музыку, не то Рахманинова, не то Вагнера. Величественные аккорды рояля и щемящие душу партии скрипок ещё глубже погрузили Уайтгауза в грёзы. Однако это продолжалось лишь секунды, до мгновения, пока шаттл не наполнился гудением, словно к его обшивке прилепили распределительные трансформаторы в 500 киловольт от какой-нибудь атомной электростанции.

Не успел Уайтгауз сообразить, откуда на орбите могла взяться такая мощность, как послышались крики Маклиффа:

— Это немцы! Они включили лазерный излучатель с химический накачкой! Никто не верил, что у них есть, а он у них есть! Фанатики! Я же почти придумал, как переоборудовать контейнеры, а они всё испортили! Они не смогут выиграть бой на повреждённом корабле, всё пропало!

— Молодцы, не зря погибнут, — отозвался Дыбаль, — ничего нам и так не светило, кроме позорища появится на первых полосах СМИ с верёвками на шее, и блеять, какие арабы хорошие и добрые под дулом пистолета, с релаксантом в крови.

Он поплыл к иллюминатору, чтобы посмотреть, как в темноту били бледно-голубые всполохи лазерного излучателя. Между яркими нитями выстрелов один за другим вспыхивали, и беззвучно разрушались на мелкие кусочки, арабские спутники.

Арабы не могли, или не хотели гасить свои сигнальные огни, радиомаяки и линии связи. Пользуясь для лучшего прицеливания их радиоизлучением, немецкий стрелок, при поддержке вычислительного комплекса прицеливания, методично расстреливали эти электронные чемоданы как в тире. Получив мощный отпор в ответ на свои предложения, Моххамед Саади стал отводить станции на безопасное расстояние. Он старался удержать их на оси между врагами и полоской ослепительной зори, затрудняющей наблюдение. Затем исламист закрыл себя облаком взвеси из алюминиевой стружки и химикатов, стараясь ослепить комплекс прицеливания «Der Rhein».

— Поджарьте зелёных чертей! — крикнул Дыбаль, размахивая кулаком.

Уайтгауз отыскал контейнер с пистолетом и патронами, сунул его за пазуху. Затем он подобрал простой бумажный блокнот, и принялся быстро писать на его листках одинаковые сообщения:

— На 14-е сутки полёта шаттл «Independence» после столкновения с военной станцией «Der Rhein», подвергся нападению арабских боевых кораблей «Утро псового лая» и «Слово Пророка». Связи нет никакой. Рассматриваем возможность уничтожения своего корабля и спуска на переделанных контейнерах возврата научного оборудования и образцов. Нашедшему это сообщение, просьба, немедленно передать его представителям любой власти, союзной с Североамериканским союзом. Исполняющий обязанности командира научно-исследовательского шаттла «Independence», лейтенант ВВС САС Рональд Льюис Уайтгауз.

Исписав шесть листков, астронавт ринутся к реактору озоно-диффузионного синтеза. Маклифф тут уже заканчивает подготовку баллонов к пуску. Бортинженера словно подменили. Растерянность прошла. В глазах появился металлический отблеск, на скулах проступили желваки, исчезло дрожание пальцев. Идея использовать баллоны распыления газовых смесей в атмосфере, как бутылки из-под рома при кораблекрушении парусника, Маклиффа вдохновила. Сейчас это был прежний Маклифф — ветеран космических полётов, знаток техники, почитатель Жюля Верна, и теории практического использования бозона Хиггса. Баллоны, снабжённые радиомаяками, вполне могли пройти атмосферу по пологой баллистической траектории, и упасть в квадраты, доступные для поисковых команд NASA. Маклифф взял из рук Уайтгауза записки, сунул их внутрь баллонов, и закрутил крышки. Затем он открыл клапан пневматического пускателя:

— Готово, сэр!

— Лучше бы конечно радиотелефон с функцией космической связи. Штатная радиостанция не работает, телефона нет, голубей почтовых нет, пусть будет хоть это. Пли! — Уайтгауз махнул рукой.

Бортинженер нажал кнопку пуска:

— Есть, сэр!

Баллоны с глухими хлопками стартовали, и ушли к Земле широким веером. Исламисты даже не пытались их сбивать, настолько это были малоразмерные цели.

— Горит! Вот что значит нормальный луч лазера! — закричал Дыбаль из соседнего отсека.

В двух милях от «Independence» пылал корабль «Слово Пророка», словно горящий грузовик с бенгальскими огнями. По нему продолжал бить излучатель с «Der Rhein». Было понятно, что немцы не желали давать ему никаких шансов отделаться повреждениями и уйти. Они его добивали. Видно было, как исламисты пытаются запустить двигатели, как направляют под лазерный луч спутники, жертвуя ими как пешками. Ничего путного из этого не получается; только один из боковых маневровых двигателей «Слова Пророка» выпускает тоненькую струйку, медленно закручивая пылающий корабль вокруг оси. Уверенный голос Саади, бубнящего про жизнь, достоинство, медицинскую помощь и горячую пищу, теперь заткнулся, и музыка тоже.

— Не уйдёт теперь! — по-детски радовался штурман, — вперёд, давай, только бы у немцев не кончилась энергия!

— Всем закрепиться, к нам от арабов идут ракеты! — крикнул Уайтгауз, увидив в иллюминаторе две быстро приближающиеся сербрянные точки.

«Independence» тряхнуло так, словно он врезался в скалу. Всё вокруг наполнилось грохотом, звоном, шипением, скрежетом и визгом. Затем последовала ещё серия толчков и взрывов. В двигательном отсеке начало что-то лопаться, запахло гарью и горячим металлом. Люк в переборке, отделяющий обитаемые отсеки от двигательного отсека выгнулся вместе с переборкой. Через иллюминаторы было видно, как от шаттла во все стороны отлетают куски обшивки, оборудования и пылающих обломков. Арабы применили по «Der Rhein» и «Independence» кинетические ракеты, вроде тех, что используются для выведения из строя спутников за счёт сильного удара без взрыва, когда не хотят уничтожать повреждать оборудование.

Глава 4 МЕТЕОРЫ

Выбравшись из-под обломков, Уайтгауз вслушался в наступившую тишину. Излучатель немцев молчал, связь молчала, люди молчали.

Рядом стонал Маклифф, ощупывая ладонями кровью испачканное лицо:

— Давно я по морде не получал, — сказал он, пуская в невесомость струйки крови.

— Эл, посмотри, как себя чувствует Айдем! — крикнул Уайтгауз.

— Есть, — отозвался Дыбаль, едва видимый из-за облака жидкостей и мусора.

Неожиданно зашелестел динамик связи:

— «Der Rhein» вызывает «Independence»! Внимание, говорит полковник Раумваффе Манфред фон Конрад! В результате попадания вражеских ракет произошла разгерметизация… Дыхательная смесь потеряна, регенератор разрушен. Автономности скафандров хватит на два часа… Прошу разрешения перебраться на шаттл… Мы подойдём к шлюзу у грузовика!

— Они легко так все подключаются к нашей связи, а почему мы не можем организовать радиопередачу SOS? — проворчал Уайтгауз.

— Вас не слышу, — снова заговорил немец, — начинаю переход, откройте наружный люк!

— Хорошо! У нас нет пятизвездочного сервиса, но есть чем дышать, электричество и запас высоты часов на шесть… — ответил Уайтгауз.

Он поплыл к шлюзу грузового модуля, двигая руками как пловец. Добравшись до него, он сразу начал вращать колесо механического открывания наружного люка.

— Вместе с немцами у нас дыхательной смеси останется часа на три, — сказал Маклифф.

— Зато «Слово Пророка» ремонту не подлежит и упадёт! — ответил Дыбаль, — а что касается кислорода, так зачем он нам? Мы тоже падаем…

Германские астронавты появились у люка через десять минут. Потом ещё тридцать минут они входили в шлюз, а Уайтгауз без остановки крутил запоры то внутреннего, то наружного люка, принимая их. Немцы имели жалкий вид. Покрытия их скафандров были разодраны, стёкла гермошлемов и осветительных устройств закопчены, металлические детали и опознавательные знаки будто выцвели. Лица были такие, словно астронавты вернулись с того света; глаза пустые, глядящие в одну точку, рты перекошены и оскалены. Немцев было четверо: полковник Манфред фон Конрад, штурман Отто Франц Эйхбергер и борт-стрелок Вольф Лойер Гофман. Четвёртый член их экипажа, Матиас Лейзехельд, лежал внутри чёрного пластикового пакета. Он умер от травм, полученных при столкновении с «Independence» Эйхбергер был ранен при попадании ракет исламистов в башенку боевого излучателя — переломы рёбер, руки, рваная рана на шее.

— Спасибо! — хрипло сказал фон Конрад, принимая от Дыбаля пакет с кофе.

— Эл, пошли делать летающие гробы из контейнеров возвратных материалов… — сказал Маклифф, открывая ящик со слесарными инструментами. Он вынул оттуда криптоновый резак и гидравлические ножницы.

— А нам что делать? — спросил бледный Эйхбергер.

— Аллах Акбар! — фон Конрад поднял на своего штурмана глаза, покрасневшие от кровоизлияния, — узнают секреты, а потом… — он провёл ребром ладони поперёк горла.

— Мы ещё посмотрим, кто будет смеяться последним, — Дыбаль сделал рукой движение, будто закрывал казенник старинного корабельного орудия и пропел:

— «Варяг»? — не понял полковник.

— Проехали… — махнул рукой Дыбаль.

— Эл, снимай с немцев скафандры, нужна их помощь! — Маклифф скрылся среди обломков, и взялся за дело — послышались удары металла о металл, зажужжал криптоновый резак, душный воздух наполнился запахом сварочного флюса.

Эйхбергер рванулся было следом, но Уайтгауз удержал его, и принялся осматривать рану. Дыбаль и Гофман получили от Маклиффа задание отдирать внутреннюю теплоизолирующую обшивку с компрессора охлаждения, баков маршевого двигателя, отовсюду, откуда возможно.

Перевязывая Эйхбергера, Уайтгауз поинтересовался у Дыбаля, летающего с куском теплоизоляции:

— Что у вас, ремонт повреждения корпуса?

— Маклифф наплавляет на контейнеры изнутри теплоизол.

Полковник фон Конрад самостоятельно освободился от скафандра и рассеянно поймал парящий рядом бытовой коротковолновой приёмник.

— Откуда архаика? — он стал рассматривать наклейку в виде Эйфелевой башни и надписью «Жак Дюнуа», и включил приёмник. Сквозь помехи возник голос комментатора:

— Это вынудило Организацию Объединенных Развитых Народов выделить дополнительно семнадцать миллиардов евродолларов для межгосударственной компании «Транс-Сельва», образованной конгрессом Южноамериканского Союза для проведения работ по восстановлению лесополосы вдоль левого берега Амазонки, а так же вдоль её притоков: Тефе, Журуа, Укаяли, Мариньон, Патумайа. По заявлению комиссии Организации Объединённых Развитых Наций по контролю за распространением Экваториальной пустыни, пески наступают со скоростью до трех миль в год на север и на юг, вот уже пятьдесят лет. Это создаёт безжизненный пояс вдоль всего экватора нашей планеты и меняет весь климат в глобальном масштабе! Амазонка, лишившись северной части своего водного бассейна, стремительно мелеет… Уровень воды местами упал на два фута за последние шесть недель. Эта просто катастрофа для Амазонии, а ведь это лёгкие нашей планеты! Если наступление Экваториальной пустыни продолжится такими же темпами, то Амазония может погибнуть в считанные десятилетия. Это неминуемо приведёт к глобальному потеплению, к продвижению береговой линии океанов вглубь суши. Уже сейчас произошло полное затопление освоенного побережья северной Европы и северной Америки, части Азии и Африки. За прошлое десятилетие возникла необходимость переселения 300 миллионов человек! Это и так поставило мировую цивилизацию на грань краха. Мировая научная общественность не сомневается в ключевом значении Амазонии, как и всех лесов Сибири и Дальнего Востока, однако для удержания этого последнего фронта природной обороны, необходимо массовое участие…

Фон Конрад подкрутил настройку. На другой волне зазвучали спортивные новости:

— Норвежская футбольная команда, выиграв у футболистов Канады, досрочно вышла в полуфинал чемпионата северного полушария! Кто может стать их будущими соперниками в полуфинале? Сборная Германии или Италии? Ответ на этот вопрос мы узнаем уже на следующей неделе. А тем временем в Тампа-Сеет продолжаются кольцевые велосипедные гонки. Непревзойденный пока Марк ван Гал из Бельгии, набрал семьдесят шесть очков в личном зачёте, и лидирует с большим отрывом от китайца Цзин Хай-Ванном…

— Болтают о чепухе, а о войне ни слова! Значит войны нет? Или они ещё не знают о ней? — фон Конрад провернул колёсико настройки, пробегая серез обрывки фраз, реплики, песни и рекламу, и почесал пальцем седой висок.

Его глаза, с расширенными от обезболивающих препаратов зрачками, светились отблеском аварийных ламп, над переносицей лежали глубокие морщины. Нижняя челюсть, когда он говорил, выдвигалась вперёд как ковш экскаватора.

— Здорово вы нас протаранили! — Уайтгауз покачал головой.

— Это Матиас устроил, — ответил фон Конрад, глядя на чёрный пакет с телом Лейзехельда, — никогда ни одной ошибки не делал, а тут такое, во время телесвязи с невестой!

— Мистика! — Уайтгаузу прижался спиной к шкафу, чтобы пропустить Дыбаля.

Из мусора выплыл Маклифф, чего-то подсчитывая на калькуляторе. Он схватился за поручень и повис над Уайтгаузом:

— У меня всё готово, командир. Взгляни!

Уайтгауз поплыл за Маклиффом. Оказавшись у люков контейнераов он застыл потрясённо. И без того крохотный объём был почти весь забит теплоизоляцией.

— Это для собак? — Уайтгауз не поверил своим глазам, — как мы все тут поместимся?

— Не бизнес класс. Меньше половины кубического метра на человека.

— Как в гробу!

— Зато контейнеры имеют парашюты, и если правильно рассчитать, то мы имеем шанс удариться о землю с перегрузкой менее 5g, чтобы не стать фаршем. Тут врезан пульт автоматики щитов аэродинамического торможения и для них запоры изнутри. Часть тепла должен принять на себя скафандр…

— Похоже на бред, — сказал фон Конрад, — на этих контейнерах нет нормальной теплоизоляции, а форма корпуса не отодвигает воздух, а режет его, что приведёт к перегреву боковых стенок, — может быть лучше попробовать запросить помощь?

— Компьютеры не работают и я на бумажке по старинке набросал. Если выпустить щиты торможения на пять минут сорок пять секунд раньше штатного времени, и одновременно раскрыть первую пару парашютов, то внутреннюю температуру в контейнерах можно удержать на уровне ста-ста пятидесяти градусов по вашему Цельсию. Плюс кондиционеры скафандров, в которых мы будем. Вполне допустимая температура. Не больше чем в бытовой кухонной духовке. Первая пара парашютов, сгорит, но ведь остаются основные купола. Шанс есть!

— Выбора нет… — сказал Дыбаль, — припасы какие брать будем?

— Вода, еда, оружие, — Уайтгауз похлопал по коробке с пистолетом, — никто не скажет теперь, что мы сидели как мыши и умерли не как мужчины — в борьбе!

— Умерли в утилизационных контейнерах…

— В летающих гробах!

— И страховщики не придерутся, что мы специально умерли без желания спастись, чтобы наши семьи получили страховку в пятьсот тысяч евродолларов…

— Парни, можно надевать скафандры и занимать места.

— Мёртвых берём? — с сомнением в голосе спросил фон Конрад.

— Берём! — кивнул Уайтгауз.

Маклифф вынул из кармана мятую бумагу, исписанную шариковой ручкой:

— Как мы уместимся? — спросил Эйхбергер, что-то прикидывая в уме.

Дыбаль взял из рук Маклиффа листок и принялся его изучать.

— Эти контейнеры больше чем старинные американские «Меркурии». Теплоизоляция умнётся. В одном контейнере будем мы втроём, плюс один немец, а в другом контейнере разместятся остальные немцы с доктором и мёртвые, — сказал Уайтгауз.

— Может быть сдаться? — предложил Эйхбергер.

— После расстрела «Слова Пророка»? — скептически заметил фрн Конрад, — арабы с таким трудом тайно строят свои станции, они им дороже золота, а мы их в металлолом. Замучают нас.

— Что за разговор? Вы же офицер! — Уайтгауз потёр грудь.

— С арабами проще договориться, чем с гравитацией… — Эйхбергер повернулся к Дыбалю.

— Тут надо было квадратный корень извлекать, а не корень третей степени, — Дыбаль, щёлкнул пальцем по листку, и лицо его просветляется, — может сработать эта хреновина! Мы можем спастись! Теоретически!

— Теоретически… — задумчиво повторил Эйхбергер.

Со стороны грузового модуля послышался удар и станция заметно повернулась вокруг своей продольной оси. Часть иллюминаторов теперь смотрела на земную поверхность с брызгами огней ночных мегаполисов, а другая часть иллюминаторов в чёрное космическое пространство. Шаттл дёрнулся, послышался скрежет и иллюминаторы левого борта оказались закрыты телом корабля «Утро псового лая». Исламистская станция притёрлась к «Independence» бок к боку, как когда-то это делали парусные корабли, сходясь для абордажного боя.

Эйхбергер схватил Уайтгаузу за рукав:

— Давайте сдадимся!

— Уже поздно! — фон Конрад, с видом самурая, расстегнул молнию на пакете с телом Лейзехельда и вытащил оттуда автоматический пистолет «Спейс-Люгер». Сжав оружие в кулаке, он развернулся в сторону шлюза.

— Что вы ещё с собой пронесли в пакете с мёртвым? Ядерную бомбу? — мрачно спросил Уайтгауз.

Он взял у Дыбаля листок с расчётами, покрутил в руках, равнодушно глядя на строчки дифференциальных уравнений, и прислушался к внутреннему голосу, выручавшему всегда. Однажды, в детстве, по дороге от бабушки он свернул с привычной дороги в тёмный двор, а через минуту на улице началась перестрелка между бандами наркоторговцев. После бойни полиция подобрала девять трупов гангстеров и прохожих. Ещё раз внутренний голос помог ему в колледже не поддаться на уговоры съесть таблетку с синтетическим героином, вызывающим сильнейшую зависимость. От неё он никогда не смог бы избавится, и стал бы не астронавтом, а бомжом. Внутренний голос спас его в Форт-Штрезе, на учебной базе 51-го крыла ВВС САС, куда он не прибыл из увольнения вовремя, напившись в ресторанчике у ворот базы, в то время, когда его всепогодный перехватчик разбился под управлением другого пилота из-за неисправности. Ещё раз внутренний голос спас его в центре осаждённой исламистами Анкары, когда Уайтгауз вместе с рейнджерами проник на командный пункт 11-ой ударной дивизии исламистов, набранной из добровольцев Северного Кавказа. Они оказался в логове врага, под толщей армированного бетона за несколько минут до локальной ядерной атаки союзников, когда весь район был сметён ядерным ударом. Сейчас Уайтгауз не слышал внутреннего голоса. Работал мозг, проворачивая огромное количество информации, выдавая ответы и советы, один другого ужаснее и нелепее.

Со стороны грузового модуля теперь слышалась возня, шаги по наружной обшивке, гул резаков и стук — исламисты начали вскрыватьт люк.

Маклифф облачился в скафандр и стал надевать скафандр на беспомощного Айдема.

Дыбаль последовал его примеру.

Уайтгауз объявил:

— В один контейнер грузим погибших и немцев, а в другой всех остальных.

Если упадём в воду, в горы, в Арктику, Антарктику, тайгу, то мы покойники. Но если нет — еда и вода могут пригодиться.

Свет аварийных ламп медленно угасал, придавая лицам лихорадочно работающих людей мертвенный оттенок. Последний аккумулятор берегли для обеспечения пуска. Сейчас внутри станции слышалось только натруженное дыхание людей, монотонные сигналы высотомера, меняющего убывающие цифры. С каждой минутой становилось всё более душно — регенераторы дыхательной смеси остановились. Повсюду витал гадкий запах остывающий теплоизоляции. Арабские астронавты, срезав наружный люк, попали в шлюзовую камеру грузового модуля, и уже скрежетали алмазными бурами, вскрывая внутреннюю мембрану грузового отсека. Кто-то хозяйничал в наружных агрегатах двигательного оборудования, а по иллюминаторам снаружи скакали капли топлива из пробоины в баках.

— Обезвоженная гусиная печёнка. Берём? Рис. Берём? Шоколадный порошок? Ананасовый джем? Оставим арабам. Блок памяти с результатами опытов? Берём, — Уайтгауз и Гофман лихорадочно грузили в контейнеры упаковки продуктов, части приборов, блоки памяти и жёсткие диски компьютеров.

Внутрь одного из контейнеров были помещены мёртвые тела Лейзехельда, Фуджиёки и Дюнуа. Тяжело раненного Эйхбергера разместили тут же. Ещё одно место предназначалось для Гофмана. Маклифф с Дыбалем подтащили сюда и капитана Айдема.

— Мертвецы не шевелится и мешать ему не будут. И ему особо шевелиться не надо. А мы в свой контейнер побольше водопроизводящих элементов возьмём! — сказал Маклифф, оглядывая связанные скотчем тела мертвецов.

— Он сюда не влезет, — Дыбаль завис с упаковкой сливочного масла в руках, — нужно вынуть обратно часть припасов, но нет времени. Давайте капитана в наш контейнер, вместо части продуктов.

— Вместо продуктов? А если мы приземлимся в разных местах с первым контейнером, что мы есть будем? — Маклифф начал рыться в карманах, ища расчёт.

Гофману тем временем занял место между Эйхбергером и телом Фуджиёки, и показал большой палец руки в перчатке:

— Я на месте. Как тут что работает?

Маклифф склонился к нему через край люка и похлопал по шлему:

— Если не хочешь, чтобы капсулы разнесло при посадке на сотню миль, слушай внимательно. Сначала сверим время на таймерах. На моём пятнадцать сорок одна-две-три… Успел выставить секунды? В момент старта обнулишь таймер. Когда на таймере набежит семь минут пятнадцать секунд, нажмёшь кнопку под локтём. Откроется щит атмосферного торможения и отстрелятся первые парашюты. Капсулу тряхнёт. Вторая пара парашютов сама выйдет и автоматически произойдёт выравнивание давления. Если всё сделаем синхронно, с учётом существующего положения шаттла, мы сядем не далее полумили друг от друга в районе восточной Польши. Если нет, то сядем далеко друг от друга, и неизвестно где. Если при касании поверхности появится символ 020, значит сели на грунт. Можете сразу с Эйхбергером выбираться наружу. Если появится символ 010 — значит сели на воду. Тогда смотри на экран системы GPS-Speys. Телеметрия убогая, но не подведёт. На воде люк не открывайте, а включайте радиомаяки. Ждите. То же самое, если датчик покажет температуру, ниже двадцати градусов по Фаренгейту. Кислорода у вас на двадцать часов. Время есть для спасателей. Итак, семь пятнадцать — падаем, десять — спуск на парашютах. Всего семнадцать минут и мы спасены!

— Всё понял. Семь пятнадцать и десять. Хранит нас Господь! Несколько раз за сутки мы должны были умереть, а он ещё держит нас на этом свете. Прощайте! Прощайте, герр полковник, служить с Вами было удовольствием! — торжественно произнёс Гофман, неуклюже перекрестился огромной перчаткой и закрыл стекло шлема себе и Эйхбергеру.

Дыбаль помог ему опустить на горловину контейнера тяжёлый люк и повернуть до клиновидные запоры. Когда раздался щелчок внутреннего запора, он сказал:

— Такое чувство, что мы могильную плиту закрыли!

— Хочу в Польшу! — сказал фон Конрад, — что ты там говорил про Польшу?

— Теперь пора позаботиться о нашем шаттле… — Уайтгауз разбил стекло щитка запуска системы самоуничтожения станции, открыл панель для набора кода. Вставив и повернув ключ, взятый с шеи Айдема, он вдавил до щелчка красную кнопку, похожую на шляпку гриба. Включилась сирена и звуковой секундомер начал обратный отсчёт. Женский голос с тембром, от которого бежали мурашки по коже, объявил:

— Шаттл «Independence» готов к взрыву. Осталось две минуты пятьдесят пять секунд.

— Что шипит? — спросил Уайтгауз, стараясь высунуть подальше из шлема скафандра ухо.

— Я открыл водородный резервуар озонового реактора, — сказал Маклифф, вслушавшись в свистящий звук, похожий на свист гигантского чайника, кипящего на огне, — водород прибавит мощности взрыву, когда сработает самоуничтожение. Арабы будут счастливы — они любят умирать с шумом и пафосом!

Астронавты с трудом, словно проводили на ковре борцовскую схватку, заняли положение в контейнере. Из-за недостатка места, они почти стояли лицом друг к другу, соприкасаясь нагрудными щитками. Арабы в это время интенсивно скрипели и жужжали алмазными бурами, вскрывая люк между грузовым модулем и самим шаттлом. Шипел льющийся жидкий водород, тикал таймер самоликвидации, выла сирена, звучал сигнал тревоги и бесстрастный голос в наушниках констатировал:

— Шаттл готов к взрыву. Осталось одна минута и сорок пять секунд…

— Закрывайте люк! — скомандовал Уайтгауз, чувствуя, что сердце бешено колотится.

Дыбаль за кусок проволоки, чтобы не вылезать наверх, дёрнул крышку и уронил её, едва не разбив шлем. Маклифф крутанул колесо внутреннего запора. Подсветка шлемов выхватила из темноты внутренности контейнера с полусидящими на съестных припасах и оборудовании астронавтами. О том чтобы двигаться не было и речи. Можно было лишь шевелить кистями рук, отчасти двигать руками. Манфред фон Конрад что-то нашептывал, то ли молился, то ли громоздил одно из жутких многоэтажных немецких ругательств. Маклифф кусал губу, держа палец на кнопке таймера, не отрываясь глядел на нарукавный высотомер — 99,6 мили.

— Давай, чёртова автоматика, сработай! — шептал он.

— Шаттл готов к взрыву. Осталось одна минута.

— Ну! — Маклифф побледнел.

— Сорок пять секунд, — констатировал шаттл.

— 99 и 5! — Маклифф поднял вверх указательный палец в грязной перчатке, — давай!

— Ну? — Уайтгауз попытался сдуть в сторону невесть как попавшую под стекло обёртку от жевательной резинки «Wrigley».

— В чем дело? — закричал Дыбаль, — почему мы не стартовали?

— Шаттл готов к взрыву. Осталось сорок пять секунд.

— Не может быть! Мы уже прошли расчетную отметку. Теперь я даже не могу представить, куда мы приземлимся. Чёрт побери, я же всё проверил, всё должно сработать как часы! Простите… — почти завыл Маклифф.

Но тут все почувствовал толчок — это отделилась от шаттла и ушла к Земле капсула с Гофманом и Эйхбергером,

— Первая пошла! — закричал Уайтгауз.

И тут астронавтам показалось, что мясо отделяется от костей — контейнер стартовал с таким ускорением, что людей вдавило в скафандры и титанопластовую обшивку так, что лёгкие и кишки, казалось, облепили позвоночники.

— Поехали! — сквозь зубы процедил Дыбаль гагаринскую фразу, наблюдая танец чёрных, красных кругов и серебряных звёздочек в глазах.

Перед тем, как потерять сознание, наушники донесли скрежет зубов Уайтгауза и его рык:

— Всё-таки сработала железяка! Джон, если не откроешь щит — мы трупы!

Через тридцать секунд после отстрела контейнеров, шаттл «Independence» с грузовым модулем, станция «Das Rein» и боевая станция «Утро псового лая», взорвались ослепительным фейерверком. Они вспучились огненно-жёлтыми шарами, а потом рассыпались на пылающие куски и брызги расплавленного металла. Обломки разлетелись во все стоны, тараня спутники и зонды.

Глава 5 РАДИОПЕРЕХВАТ РАДИОРАЗВЕДКОЙ ИМПЕРИИ СВЕРТЦ ШИФРОГРАММ ФЕДЕРАЦИИ НАТООТВААЛЯ В ШАР-СЕКТОРЕ А13H45 СИСТЕМЫ ГОЛУБОГО ШЛЕЙФАС 18 МАРРА 4725 ГОДА

Глава 6 ПЕСЧАНЫЙ КОСМОС

Рональд Уайтгауз лежал лицом в небо и наблюдал, как по переносице ползёт большой и наглый жук. Жук был похож на скарабея. Он деловито исследовал налипшие на кожу пылинки.

— Жив я или мёртв? — спросил тихий голос глубоко в сознании, может быть даже это был голос жука, транслированный каким-то чудесным образом, и преломлённый в узнаваемые слова силами загробного мира.

— Если я мёртв, то почему мне так больно? — спросил Уайтгауза голос, — и вот ещё, если по тебе ползает жук, значит на голове нет шлема скафандра.

Уайтгауз глубоко втянул сухой, жаркий воздух и закашлялся.

Жук в панике побежал на лоб, но свалился на ветку засохшего колючего кустарника и затаился. Только теперь астронавт почувствовал, что он словно плавает в ванной, наполненной чем-то вязким, так много было внутри скафандра пота.

— Тунец в собственном соку! — сказал он вслух и отметил, что левое ухо заложено и ничего не слышит.

Чувства постепенно возвращались и кожа лица заголосила всеми нервными окончаниями:

— Спрячь меня, укрой меня от солнца! Я горю!

Прямо над лицом висел огромный пылающий белый шар Солнца. Собрав всю свою энергию, оно старалось испепелить несчастного, беспомощного человека. Уайтгауз дотронулся до лица и чуть не вскрикнул от боли. Лицо было покрыто струпьями и волдырями. Превозмогая боль в позвоночнике, он перевернулся на живот. Хлюпая солёной влагой в ткани облачения, он понял, что основного скафандра на нём нет. Скафандр валяется в нескольких футах левее, изрезанный ножом, обуглившийся и жалкий.

— Я жив, иначе мне было бы не так больно, — астронавт прикрыл затылок ладонью, словно защищаясь от всего мира, и на какое-то мгновение потерял сознание от острой боли. Печальные и прекрасные лица его жены и сыновей, составленные из множества огненных пузырьков предстались ему. Любимые лица проплыли на чёрном бархатном фоне, уступив место картине полярного сияния. Зёлёное прихотливое свечение быстро летело под солнечными батареями шаттла, похожего на «Independens», вот только надписи на борту были неразборчивы, похожи на детские каракули. Вместо мерцающих в атмосфере заряженных солнечных частиц полярного сияния, возникли карнавальные ленты, шары, куклы, маски словно содержимое огромного магазина игрушек. Потом всё исчезло и воцарилась пустота, не имеющая цвета. Ничего, полный, абсолютный ноль. Когда сознание включилось, словно включился телевизор, после скачка напряжения электросети, вернулась боль. Он поймал себя на мысли, что меньше всего свете ему хочется жить с этой болью. Упираясь лбом в песок, наслаждаясь хотя бы тем, что свет уже не ослеплял, Уайтгауз нащупал в кармане кассету с ампулами экстренной помощи. Он поочёрёдно принялся надкусывать их и выпивать содержимое. После смеси болеутоляющих, кардиостимуляторов, гормонов и витаминов, ему стало лучше. Организм вспомнил о более житейских вещах, таких как жажда и голод. Астронавт поднял голову и потрясённо застыл — перед ним, прямо за кустиком иссохшей колючки, где сидел жук, лежала в жарком мареве безжизненная пустыня. Ровная как стол, без единого холмика, без малейшего намёка на барханы или зыбь, ослепительно кварцевая, будто светящаяся изнутри. Легкая песчаная позёмка оживляла этот пейзаж, да на горизонте, в белесом небе одинокое облако медленно размывалось горячим дыханием и огнём солнечного света.

— Неужели я в аду? — из пересохшей глотки непроизвольно вырвался тоскливый вопль, — где я?

Песок накрыла чья-то тень и хриплый голос произнёс:

— Чего орёшь? Думаешь одному тебе плохо? И это не ад! Это хуже!

Уайтгауз повернул голову, понимая, что в аду медицинские препараты не будут эффективны, а черти вряд ли говорят по-английски, да ещё голосом Маклиффа. Действительно, это был Маклифф, вполне бодрый, без скафандра, в импровизированной чалме из полосы оранжевой парашютной ткани.

Приподнявшись на локте, Уайтгауз увидел за спиной Маклиффа контейнер, чёрный от нагрева, наполовину ушедший в песок. Огромные посадочные парашюты выстилали всю округу декорацией фантастического фильма. Везде валялись припасы, куски теплоизоляции, лохмотья ткани и плёнки. Среди разгрома на коленках ползал бортинженер Александр Дыбаль и что-то нашаривал растопыренными пальцами. В скудном теньке от контейнера лежали два неподвижных тела. Это были Дик Айдем и Манфред фон Конрад.

— Встать можешь? — спросил Маклифф.

Маклифф встал на колени рядом с Уайтгаузом, заложил его руку себе на шею, поднялся вместе с ним и повёл в тень. Несмотря на бодрый вид и быструю речь, ноги Маклиффа шли не уверенно. Если бы Уайтгауз не стал переступать своими ногами, а местность не имела уклона, они бы не сдвинулись с места.

Пока они ковыляли в тень, Дыбаль нашёл то, что искал — бинокль фирмы Carl Zeiss. Он весьма шустро, для человека упавшего камнем с небес, залез на контейнер, отрывая подошвами от обшивки чешуйки кварцевой керамики:

— Любопытно, куда нас занесло. Надеюсь, что это узбекский Кызылкум, и я сейчас увижу горы Копетдага, Гиндукуша или Алтая, — бормотал он, с досадой глядя на расплавленный экран нарукавной навигационной системы GPS-Speys.

— Или на худой конец это монгольская Гоби, хотя Гоби — пустыня без песка, камни и глина, а здесь песок и камни, — Дыбаль, наконец, залез наверх.

Маклифф дотащил Уайтгауза до контейнера и опустил на песок рядом с Айдемом:

— Пять процентов вероятности на удачное приземление сработали и чудо произошло — мы живы! А исламисты считают сейчас трупы своих астронавтов и кучу денег, затраченную на их подготовку. Думают теперь, где бы построить новые орбитальные корабли в условиях санкций.

— Мы живы относительно. Здесь космос из песка. Без связи, с раненными, какая разница, где помирать? — Дыбаль распрямился и приложил к глазам бинокль, — как можно было так рассчитать точку отделения от станции, что при известной высоте, скорости и орбите не иметь представления о месте посадки? Джон? Ты куда нас сбросил?

Дыбаль напоминал сейчас монумент древнему моряку, глядящему в туман с носа парусного корабля, в надежде разглядеть долгожданную землю, или хотя бы эскадру вражеского флота, чтобы дать ей бой или сдаться.

— Надо аварийный маяк в найти, включить его и за нами прилетят. Это просто. А вот где второй контейнер? Там Эйхбергер, Гофман и наши припасы, — Маклифф поднял среди мусора канистру с водой, открутил пробку, осторожно отхлебнул отдающую железом жидкость.

— И мне… — оживился Уайтгауз.

Маклифф приложил горлышко фляги к губам Уайтгауза:

— На, попей…

— Не знаю, как Гоби, но на экваториальную пустыню в районе Каракаса это похоже. Воздух слишком влажный для пустыни в глубине материка. Та синяя полоса впередт — горы, похожие на Анды. Сочетание пустыни, влажного воздуха и гор даёт нам Боливию. Она из-за климатической катастрофы, как известно, ушла в песок Экваториальной пустыни. Можеь быть это Чили, Атакама, или ещё что-то в этом духе, — задумчиво сказал Дыбаль.

— Чилийская Атакама — пустыня высокогорная, самая сухая в мире, — покачал головой Маклифф, — мы бы дышали сейчас как рыбы без воды. Гоби — это скалы, камни и глина. Каракумы — это барханы.

— Вижу высокие заснеженные горы на западе. Над землёй дрожание влажного воздуха, будто мираж, — сообщил Дыбаль, — наверно это Анды.

— Знать бы точно, — вздохнул Маклифф, — но где второй контейнер? Видишь его?

— Нет… — ответил Дыбаль, — он повесил бинокль на грудь и полез внутрь контейнера.

— То ли они упали слишком далеко, толи вообще не упали. Эх, хотя бы один мобильный телефон! — Маклифф опять глотнул воды.

— Не плохо сразу в MySpace зайти, — выговорил Уайтгауз, чувствуя, что силы постепенно возвращаются, — что дальше? Включим радиомаяк и станем ждать, когда прилетят спасатели NASA?

— А если мы на территории Блока арабских государств, где-нибудь в районе Персидского залива? Там тоже пустыня, горы. Тогда на сигнал прилетят враги. Лучше, дождёмся ночи и определим по звёздам, по полярной звезде, или Южному кресту географическую широту. Завтра в полдень определим долготу по Солнцу и по наручным часам, — предложил Маклифф, — и не нужно будет гадать, Монголия здесь или Гондурас.

— Да что я, Памир от Анд не отличу? — из люка контейнера показался Дыбаль, красный от работы вверх ногами.

Он держал в поднятых руках оранжевую коробочку коротковолнового приёмника-передатчика из аварийного комплекта от основного спускаемого аппарата, погибшего вместе со станцией:

— Нашёл. Жаль, нет дисплея GPS-Speys. Приёмник свои координаты знает, а нам подсмотреть не даст. Кажется, он не пострадал, и должен работать. Сейчас он соединится с системой NASA, врубит аварийные позывные и ка-а-ак…

— Это точно, — ответил Маклифф, — а кто явится на позывные? А если арабы? А если южно-американские военные? Они не очень-то поддерживающие наши усилия в войне против исламистов. Или явятся восточные русские, оккупировавшие Узбекистан и Монголию? Сигнал радиомаяка будут слышать все устройства в радиусе пятисот километров, включая бытовые приёмники и телефоны. Может быть не включать его пока? — он покосился на полумёртвого Айдема и фон Конрада, — предлагаю консервативно подойти к проблеме. Сигналов не давать. Сначала определить своё положение и послушать на приёме эфир, вдруг узнаем, где мы находимся.

— Логично… — примостив передатчик на коленях, Дыбаль включил настройку. Передатчик отреагировал треском и воем перебираемых частот. Сквозь шум слышалась музыка, голоса, возбуждённо обсуждающие что-то.

— Говорят по-испански, — Дыбаль приблизил передатчик к уху, — я учил испанский как второй иностранный язык в школе.

Он остановил настройку на волне переговоров. Мужские голоса бубнили слова так быстро, что разобрать что-то было невозможно. Однако Дыбаль поднял вверх указательный палец и начал переводить:

— Это переговоры боевых лётчиков между собой и с диспетчером. Один просит разрешение на сближение и атаку. Он видит угольного цвета цилиндр, три метра в диаметре и два рыжих парашюта. На запросы «свой-чужой» цилиндр не отвечает, сигнальных ракет не отстреливает. Лётчикам разрешают открыть огонь. Вот тут… Иглесиас, прикрой меня, атакую…

— Значит, мы всё-таки на территории, контролируемой Южно-американским союзом. Это, наверное, их патрульные истребители и беспилотники сбивают сейчас наших парней! — Маклифф поднял голову вверх, ожидая увидеть заходящий для удара истребитель, но небо было спокойным.

— Они атакуют контейнер Гофмана! — произнёс хмуро Дыбаль.

К паре голосов лётчиков присоединялись ещё несколько возбуждённых голосов. Иногда переговоры теперь заглушалось трелями срабатывающих самолётных систем опознавания и помехами.

— Они сейчас собьют Эйхбергера! — оскалился Уайтгауз.

Кровавая корка на его лице треснула и кровь полилась ручьём по подбородку.

— Южно-американский союз нейтрален! Надо включить аварийные позывные и передать им что происходит, потребовать прекратить огонь, — потряс флягой с водой Маклифф.

— Почему они обстреливают спускаемый аппарат? На контейнерах нет опознавательных знаков, но оранжевые парашюты, это международный стандарт цвета для космических устройств. Почему они не пытаются разобраться, что перед ними?

— Всё! Они сбили ракетой контейнер с немцами! — воскликнул Дыбаль, отрывая от уха передатчик.

— Сволочи! — сжал кулаки Маклифф.

В этот момент застонал фон Конрад и Маклифф наклонился над ним:

— Воды? Болеутоляющее?

Из-за множественных ушибов, микротравм, суставы фон Конрада распухли, лицо было пунцовым, белки глаз красными. Он постоянно терял сознание, а частота и наполняемость пульса были у критической отметки.

Когда перед приземлением контейнер с фон Конрадом, Уайтгаузом, Маклиффом, Дыбалем и Айдемом, выпустил щит аэродинамического торможения, спуск из баллистического, превратился в планирующий. Началась тряска, словно они съёзжали по лестнице граней пирамиды Хеопса. Возник нагрев стенок контейнера больше допустимого. Через тридцать секунд падения в атмосфере со скоростью 1000 миль в час, титанопластовая прокладка у кольца запора люка разуплотнилась и температура поднялась к критической отметке в 400 градусов по Фаренгейту. Ткань скафандров начала размягчаться, системы кондиционирования продолжали работать чудом. Плавился пластик, тлела теплоизоляция, горела пыль. Это был конец. Потекли секунды длинной с вечность. Маклифф скрипел зубами от злости, и говорил, что прожил не зря, и что он разработал много первоклассных систем контроля для различных интеллектуальных и самообучающихся компьютерных систем, и что он успел написать пособие по эмоциональному общению с компьютерными системами, имеющими искусственный интеллект. Он придумал и пробил через комиссию NASA датчик накопления энергии, отражённой от Луны, и спектральный анализатор орбитальной пыли. Маклифф клялся, что ему всегда нравились такие парни как Уайтгауз и Дыбаль, и если он иногда злился, так это только для пользы дела. Он говорил, что любил только двух женщин — свою мать, Энн Стоун-Маклифф и вторую жену Энни. Все остальные женщины были случайностью, так, проходящим приключением, хотя ничего плохого о них сказать он не может. Они не напрасно верили ему и в него. Самое главное то, что издательство «Академическая книга» заинтересовалась набросками его величайшей книги всех времён и народов под названием «Мужчина и женщина». Маклифф, то мотал головой внутри запотевшего гермошлема, то хлопал Уайтгауза по руке и перчатка прилипала к ткани комбинезона. Потом Маклифф впал в полузабытьё, и говорил, что всегда хотел иметь таких детей как у Уайтгауза — мальчишек-сорванцов Арни и Джорджа. Он всегда искал такую потрясающую жену как Дороти, и сочувствовал Уайтгаузу только в том, что дети без отца могут ввязаться в дурную компанию, наркотики, кражи. Уайтгауз ничего не понимал из того, что пытался кричать бортинженер. Он просто поносил конструкторов скафандров за недостаточную теплоустойчивость ткани. Когда начали тлеть и расползаться застежки и молнии, плавиться дисплеи телеметрии и ручки управления, Александр Дыбаль расширил глаза, открыл рот и выкрутил трубку охлаждения приборного модуля, снятого с основного спускаемого аппарата. Жидкий гелий системы охлаждения хлынул во все стороны, но по большей части на грудь полковника. Контейнер наполнился ледяным туманом и сизым дымом. Температура упала до нормы. Сквозь гул вибрации и рёв пламени на горящей кварцевой керамике наружной обшивки, было слышно, как на полковнике лопается скафандр от перепада температуры. Слой за слоем. Самоубийственная акция русского астронавта дала людям ещё несколько минут. Ровно через сорок пять секунд раскрылся щит аэродинамического торможения. Дыбаль спас всех. Через нужное время вышла первая пара парашютов. Дыбаль пел, Маклифф рассказывал о том, как разбогатеет, Уайтгауз ругал коррупцию в космической отрасли, а фон Конрад боролся за герметичность скафандра. Только Айдем видел сон о витании в тёплых, прозрачных облаках на заре в окружения величавых птиц. Внизу под ним расстилалась река и цветущие деревья. Потом заря погасла, река и птицы исчезли, настала тьма. После резкого толчка все потеряли сознание — это раскрылась вторая пара парашютов. Скорость контейнера упала до ста миль в час. Они были спасены от кремации заживо и декомпрессии. В сознание они пришли только после удара о землю.

Сейчас, в неизвестной пустыне, без связи, Маклифф с сожалением глядел на полковника и с трудом сдерживался, чтобы не закрыться рукой от страшного, распухшего, синюшного лица.

— Попей ещё… — Маклифф поднёс к губам полковника флягу.

— Почему южноамериканцы сбили наш второй аппарат? — Уайтгауз, стал медленно подниматься.

С помощью Маклиффа он встал, пошатываясь, расставив руки, пытаясь понять, падает он, или это ему кажется. Убедившись, что он контролирует себя без посторонней помощи, он подобрал кусок внутренней обшивки контейнера и стал обмахиваться им как веером.

— Судя по нумерации квадратов, принятых в ЮАС, мы недалеко от Медельина. Может быть, стоим над одним из его бывших проспектов, похороненном под пятиметровым слоем песка, — Дыбаль переложил передатчик из руки в руку, — эти твари знают, что контейнеров прошло через атмосферу два. Они ищут нас. Пилотам истребителей и беспилотников передали координаты секторов поиска, зелёный-15-2, фиолетовый-15-3.

— Через сколько они нас могут обнаружить и накрыть авиабомбой? — Уайтгауз оглядел горизонт.

— От получаса до нескольких часов.

— Вокруг Медельина горы, — хмуро заметил Маклифф, — с орбиты так мне казалось. Это те, на горизонте?

— Не важно, под нами Медельин или нет, — сказал Уайтгауз, — слушай команду; пойдём на северо-запад, к горам. Берём раненых, радиомаяк и припасы на волокуши из парашютной ткани. Из кусков теплоизоляции и обшивки делаем балдахин. Закат начался, темноты ждать не долго и жара спадёт. Среди скал и оврагов можно будет спрятаться, может быть найти воду и включить маяк. Не знаю, сколько времени нам дадут лётчики ЮАСа. Джон, беги за основным парашютом, пока его ветром не унесло. А ты, Эл, выгружай из контейнера всё, что найдёшь нужного и ещё найди мой «Викинг-комбат».

— Есть, сэр, — закивал головой Маклифф, — горы помогут!

Уайтгауз, переждав приступ тошноты и головокружения, отправился вслед за Маклиффом к парашюту и принялся обрубать стропы. Нарезав полосы ткани для многослойных волокуш и укрытия от солнца, они приступили к изготовлению балдахина. Разрезав пластик внутренней обшивки, они соединили его кусками строп на манер эскимосского жилища, закрепили но получившейся клетке ткань. Вышло не красиво, но добротно. Из оранжевой ткани они сделали просторные накидки и чалмы. В складках такой одежды было много воздуха и она хорошо защищала от перегрева. Потом астронавты смастерили заплечные мешки и мешки для сна. Во время этой работы они забыли об опасности. В случае появления врага, ни спрятаться, ни защищаться они уже не смогли бы.

Дыбаль закончил вынимать вещи и припасы для перехода, и в последний раз осмотрел внутренности контейнера:

— Даже не верится, что в этом можно было спуститься с орбиты!

Глава 7 ЖИВЫЕ МЁРТВЕЦЫ

Адская жара медленно спадала. Солнце неимоверно медленно скатывалось на запад, превращаясь из ослепительного белого шара в пунцовый диск, пока наконец не коснулось краем горизонта. Небо, словно бесконечный изогнутый потолок, окрашенный бледно голубой краской, подёрнулось дымкой облачности, обозначая недалёкое присутствие влаги. Появился ветерок. Он был пока раскалённый, как и пустыня, но это была уже частичка ветра океана, перевалившая через горы. Скалистые вершины гор, покрытые снеговыми шапками, отчётливо виднелись на горизонте. Едва заметные барханы стали теперь выше и шире. Иногда они гигантскими серпами преграждали дорогу.

Астронавты шли на пределе сил. Они почти сразу бросили часть снаряжения. Пакеты индивидуальных аптечек, коробки галет и жировых концентратов, аккумуляторы, фонари, сигнальные ракеты, лопатки, пакеты сухого горючего с сожалением был закопаны в песок. Были брошены пластины реактора захвата звёздной пыли — самого дорогостоящего прибора с шаттла. Дыбаль даже выкинул наручные часы, ставшие тяжёлыми как кандалы. Только радиомаяк всё ещё полз вместе с ними, уложенный на волокуши между Айдемом и фон Конрадом.

Уайтгауз, с лицом перевязанном бинтами поверх ожогов, Дыбаль и Маклифф в оранжевых чалмах и накидках, тащили волокуши, явязая по щиколотку в песке. Они не имели сил ни разговаривать, ни думать. Не было сил даже поднять головы в нелепых тюрбанах и оглядеться. Глаза слепые от песка, слезящиеся от сухости, смотрели только вниз, на монотонную поверхность из поблёскивающих песчинок, на запылённые носки ботинок, за тем, как ступает нога. У упавшего могло не оказаться сил подняться. В висках стучала густая кровь, распухший язык прилипал к нёбу, зрение волнами заститал туман. Чтобы передвигать ноги, приходилось отдавать беззвучно команды:

— Нога — шаг! Ещё — шаг! Стопу не подворачивать. Шаг правой. Корпус вперёд, внимание, глиняная кочка, за ней несколько камней. Шаг! Жить хочешь? Шаг!

Ещё через час, Маклифф избавился от коробки с пистолетом «Спейс-Люгер», а Уайтгауз сбросил с волокуш радиомаяк и спальные мешки. Перед тем расстаться с радиомаяком, Дыбаль включил его в режиме приёма, и перехватил сообщение пилота южноамериканского союза о том, что два истребителя без видимых причин не вышли из виража в квадрате 15-2. Они врезались в землю, словно у них отказали системы управления. Пилот с ужасои в голосе сообщил, что он наблюдает странные колебания воздуха и видит силуэты. Зона, где находится второй контейнер, закрыта паранормальными эффектами. Можно разглядеть следы на песке, словно кто-то тащит что-то большое в сторону оазиса у ручья Фосса-дель-Кичако. До ручья остаётся около десяти километров. В ответ на доклад, координатор полётов с базы в Гуаякиле ответил, что ничего не слышит и не видит на радарах, а наземные службы докладывают об электрических разрядах в атмосфере. Диспетчер дал указание прекратить поиск и возвращаться на базу. Поиск будут продолжать группы спецназа на вертолётах. Когда Дыбаль выключил радиомаяк, астронавты услышали с той стороны, где они оставили контейнер, гул, похожий на раскаты грома. Это был рёв двигателя патрульного F-35 Lightning IV, переговоры пилота которого удалось перехватить. Истребитель возвращался на базу, где на лётном поле резали воздух лопастями десантные вертолёты, готовые доставить в предгорья Анд спецназ армии южноамериканского союза. С ними отправлялись и операторы беспилотников, снайперы, эксперты по рукопашному бою.

Спасительный оазис и ручей Фосса-дель-Кичако был близко, за одним из барханов. Здоровый человек, налегке, преодолел бы это расстояние за два часа, но этот путь был непреодолимым для обессиливших людей. Перед ними теперь быди ещё и барханы, высокие, словно горы и глиняные торосы с россыпями базальтовых глыб. Как будто злой волшебник из страны Оз нарочно вздыбил ровную поверхность, чтобы погубить астронавтов. Души их почти расстались с телами, а борьба за жизнь подошла к кульминации. Когда солнечный диск на две трети погрузился в горные вершины, Александр Дыбаль оступился и упал лицом вниз. Потеряв от этого равновесие, упал и Джон Маклифф. Они некоторое время пытались подняться, гребли под себя струящийся песок, но тщетно. Борьба экипажа шаттла после аварии, атаки арабских станций, чудесного спасения, пятичасовой марша смерти, теперь закончились около бархана. С верхушки песочной горы, словно во сне, съехал оползень, едва не похоронив раненых. Дыбаль и Маклифф, расходуя последние силы, всё ещё упрямо карабкались вверх по склону, а Уайтгауз, ничего не видя, шёл вперёд, пока постромок из стропы не натянулся и не остановил его. Он повернулся и увидел, что его товарищи лежат кучей, присыпанные песком.

— Вставайте, — он попытался сделать жест рукой, но потерял равновесие и скатился к остальным.

Дыбаль приподнял руку, показывая товарищу два пальца в виде латинской буквы V. Почти пятнадцать минут понадобилось Уайтгаузу для того, чтобы достичь того места, откуда он падал. Ещё десять минут потребовалось для преодоления двадцати футов, отделяющих его от гребня бархана.

За барханом местность понижалась, недалеко виднелись нагромождения скал, а за ними поросшие лесом склоны гор. За туманом, висящим над лесом, угадывалась просека и русло ручья.

Крошечными чёрными точками летали птицы, солнечные лучи окрашивали верхушки деревьев в красный цвет.

— Ещё немного! — закрываясь от порывов песчаной метели, попытался сказать Уайтгауз.

Солнце зашло и окраина экваториальной пустыни начала оживать. Появились змеи, забегали ящерицы и мыши, зажужжали насекомые. Куда-то проскакал вискачь-пустынник, помахивая пушистой кисточкой хвоста. Вслед за ним проплыла по песку гремучая змея. Уайтгауз её не интересовал, ей нужно было что-то, что можно было проглотить.

Ветер с усиливался. Он был горячим, как из духового шкафа, мощным потоком вырывался из глубины пустыни. По гребням дюн двинулись мириады песчинок. Они поднялись до звёзд и ударили в кроны деревьев. Песок полез в ноздри, уши, глаза, потоком полился за воротники, проник в карманы, швы одежды. Уайтгауз уже не особо обращал на это внимания. Он боролся со сном, идущим за изнеможением и обезвоживанием. Неиссякаемые силы могучего организма, помноженные на волю и болеутоляющие препараты, до дна выпила пустыня. Земное тяготение прессом навалилось на каждую клеточку тела, успевшее отвыкнуть за недели полёта от собственного веса. Оно болело и ныло, вспыхивало и горело огнём ушибов и ожогов, вывихов и ссадин. Ошалевший перегрузок мозг заполнился цветными картинками прошлого.

Ветер перерос в бурю. Её порывами были снесены птицы и мухи, крупные песчинки застучали по ткани комбинезонов как капли дождя, дюны начали движение. Уайтгауз был поглощён иллюзорным миром видений и воспоминаний. Только завывания бури и едва уловимый инфразвук масс песка, всё ещё проникали в сознание.

Вдруг что-то неуловимо переменилось в симфонии великой пустыни. Слабый, вибрирующий, не характерный ветру звук, то удаляющийся, то приближающийся. Уайтгауз встрепенулся — в буране, двигалось нечто механическое, скорее всего машина.

Люди?

Коммандос южноамериканского союза?

Уайтгауз вынул из-за пазухи футляр кольта — единственную вещь, не выкинутую по дороге. Он вынул пистолет, проверил наличие патронов, дослал патрон в патронник.

Звук приближался. Это был звук мотора, автомобильного двигателя, натужно завывающего на подъёмах.

— Ладно, — подумал астронавт, — подойдите ближе и вся обойма разрывных пуль 45 калибра — ваша. Это всё, что осталось сейчас у экипажа шаттла для борьбы, но это лучше чем ничего. Сдаться? Ха, смешно!

Из пыльного тумана вынырнул допотопный шестиколёсный грузовик «Lifan» с брезентовым верхом. Всё в нём скрежетало, дребезжало и болталось. Мятый капот подпрыгивал на неровностях, а на лобовом стекле мотался обломанный дворник. Правое крыло еле держалось, левое отсутствовало вовсе. Было просто удивительно, что грузовик двигается, однако он уверенно карабкался и спускался, преодолевая барханы. Уайтгауз решил, что ему мерещиться, что это на самом деле дозорный «Hammer-5» коммандос. Он оторвал пистолет от песка, установил на рукоять и понял, что не в силах даже прицелиться. Пальцы не слушались.

«Lifan» остановился на гребне соседнего бархана. Не удержавшись на гребне, он съехал вниз. Из кабины вывалились двое коренастых мужчин в платках-банданах и пылезащитных очках. Они были похожи не то на мексиканских пастухов, не то на бойцов наркомафии. Они двинулись в сторону астронавтов так, словно знали, что они там, словно могли смотреть сквозь песок и пыль. У одного из незнакомцев на ремне через плечо висел автомат АКС-74, с характерным изогнутым магазином, а у другого в руках была винтовка М-16. Оружие было таким старым, что чёрное воронение стёрлось добела.

— Двое их всего! — астронавт попытался прицелиться.

С его головы сорвался и покатился прочь оранжевый тюрбан, разворачиваясь на ветру в длинную ленту. Бесполезно. Прицельно выстрелить не получится. Выстрелил он в конце концов, или нет, Уайтгауз не понял. Он в очередной раз провалился в полузабытьё.

Странные люди решительно направились в сторону астронавтов и начали переносить их обессилившие тела в грузовик. Вещи астронавтов тоже отправились в кузов. Когда пришла очередь Уайтгауза, захватчики попытались вынуть у него из руки пистолет, но он держал его намертво. Тогда они вынули из пистолета обойму и, бормоча себе под нос проклятия по-испански, потащили Уайтгауза к машине. Тот пытался сопротивляться. Очутившись в кузове машины на груде промасленного тряпья, пустых пластиковых бутылок и пакетов, рядом с неподвижными товарищами, он окончательно затих. На астронавтов набросили куски парашютной ткани. Хлопнули дверцы кабины, и «Lifan» двинулся в неизвестность.

Сколько времени грузовик качался на барханах как лодка на волнах, сколько и как они двигались среди скал по каменистой дороге, под кронами тропического леса, никто из пленников не смог бы сказать. Сколько времени после окончании пути Уайтгауз пролежал на жёсткой соломенной циновке в лачуге, он не знал и не помнил.

Он лежал на границе реального и потустороннего, на маленьком пятачке между миром живых и миром духов, куда его как будто поместили высшие существа. Словно он провинился и его не хотели принимать ни в страну мёртвых, ни в страну живых. Иногда он приоткрывал глаза и глядел на пересечение стропил крыши из рассохшегося корявого тёмного дерева. Там возились летучие мыши и мелкие птицы, курился дымок от близко расположенного земляного очага и носились мухи. Что Уайтгауз помнил хорошо, так это кошмарные мгновения, когда в рот вливались горячие смеси из горьких трав, всыпались порошки измельчённой гадости, отдающей тухлыми яйцами, всовывались в рот куски коры, стебли растений, а то и просто предметы типа пуговиц или бус. В тумане помрачённого сознания проплывали странные личины. Не то маски, не то раскрашенные лица туземцев. Они улыбались, смеялись белозубыми улыбками, иногда скалились и злились. Он даже рукой не мог пошевелить, не всегда мог держать глаза открытыми. Он лежал, ел, пил, спал, проклиная потолок из листьев пальмы, дым, и чьи-то тонкие человеческие руки, пахнущие солнцем, которые потчевали его снадобьями, вынимали из-под него посудины с испражнениями.

Но однажды Уайтгауз вернулся в мир живых. То ли так решили высшие существа, то ли шаманские лекарства оказались правильными, но он поднялся. Разом, в одно прекрасное утро. Уайтгауз просто вскочил на ноги, как в далёкие времена в бойскаутском лагере при звуке побудки. И, о чудо! Он был здоров, если не считать шрамов от ожогов на лице, и зверского чувства голода. Теперь он готов был бежать марафон, лезть на отвесные скалы, гнуть гвозди пальцами, нырять в подземные озёра, сражаться против арабской пехоты в развалинах Анкары. Вот с такими чувствами он стоял сейчас во весь свой богатырский рост посреди хижины, доставая макушкой нижнюю балку крыши, улыбался и осматривался.

В глинобитной хижине был низкий вход, занавешенный тряпкой, не застеклённые окна с противомоскитной сеткой. К хижине были пристроены навесы, что давало спасительную тень, но запирало внутри хижины воздух. Единственной отдушиной для дыма служило крохотное отверстие в крыше. На стенах висели засушенные головы обезьян, оленей, серн и людские черепа. В углах высились изображения не то богов, не то умерших предков. Повсюду лежали кучи хлама, металлических обломков, деревянных обрубков, тряпичных кульков.

Осматриваясь, Уайтгауз не сразу заметил, что в хижине был ещё один человек — седая, сморщенная старуха. Старуха, полуафриканка-полуиндианка, со скуластым обветренным лицом, цвета картофельной кожуры, умным взглядом следила за гигантом. Вынув из кучи тряпья светло-серый комбинезон Уайтгауза и его походные ботинки, она бросила их перед собой на пол.

— Вот твои вещи, гринго, — сказала она, коверкая слова, — теперь можешь ходить и иди…

— Кто ты? Где я? — астронавт шагнул к ней, но старуха отрицательно покачала головой и указала костлявым пальцем на выход.

Тут только астронавт понял, что стоит абсолютно голый. Он подхватил комбинезон, ботинки, прикрыв чресла рукой и вышел наружу, на ослепительный солнечный свет, под высоченный купол голубого неба среди и джунглей.

Справа поднимались скала с тенями больших пещер, слева, за зарослями окации, виднелись высоченные пальмы, а за ними снежные вершины гор. Позади, за десятком хижин, местность понижалась и заканчивалась одрывом. За обрывом лежало длинное каменистое плато. Оно заканчивалось базальтовыми столбами. Эти природные обелиски напоминали застывших в великанов, изуродованных злыми чарами. Дальше, насколько хватало глаз, простиралась красно-жёлтая пустошь экваториальной пустыни.

Заросли перед хижиной разошлись и перед Уайтгаузом появился штурман погибшего шаттла Александр Дыбаль, живой и здоровый. На губе Дыбаля висела толстая сигара, он щурился от её едкого дыма:

— Надо же! Неужели эта шаманка поставила тебя на ноги, и ты можешь самостоятельно передвигать ходулями?

Тёмно каштановые волосы Дыбаля отросли теперь до средней длинны, выгорели до белизны отдельными прядями, ресницы и брови тоже выгорели на солнце, от чего вечно хитрые голубые глаза сделались очень контрастными и выразительными. Дыбаль был в коротких шортах и большой соломенной шляпе, потрясали воображение своими размерами. Он был увешан экзотическими побрякушками, как турист на рынке этнических поделок и сувениров. Среди украшений выделялся панцирь черепахи с гербом Венесуэлы на шее.

Астронавты обнялись, хлопая друг друга по спинам, при этом Уайтгауз всё ещё старался прикрывать срам, а штурман старался не особо к нему прижиматься. Наконец они ударили друг друга ладонью в ладонь и кулак в кулак, словно баскетболисты после удачного броска, обошли ржавый остов старинного фордовского грузовичка и уселись на бочку из-под бензина.

Дыбаль принялся что-то говорить на очень плохом испанском индейскому мальчику лет шести, оказавшемуся здесь, как из-под земли, активно дополняя речь жестами.

Мальчик разглядывая Уайтгауза, открыв от удивления рот. Ничего не добившись, Дыбаль махнул рукой и с удовлетворением похлопал Уайтгауза по плечу:

— Как я рад снова тебя видеть живым и здоровым!

— Я тоже рад видеть себя живым и здоровым. И тебя тоже!

— Думаю, тебе не стоит сбривать бороду. Это экзотично! — Дыбаль показал на своём загорелом, гладко бритом лице полукруг, обозначая габариты бороды товарища.

Уайтгауз только сейчас понял, что он оброс густой бородой.

Маленький индеец улыбнулся ослепительной улыбкой и тоже показал себе на подбородок.

— Ты представь себе, как нам повезло! Чтоб нам и дальше так везло всю жизнь, — штурман три раза ударил костяшкой пальца об тулию своего соломенного сомбреро, и поплевал через левое плечо.

— Понимаю, ты имеешь ввиду, что встретишь длинноногую инопланетянку, у вас будет секс длинной в вечность и будете вы жить долго и счастливо, пока не умрёте в один день, — Уайтгауз улыбнулся, — а вообще, если это не военная тайна, где мы? Судя по старой ведьме, мы оказались в альтернативном будущем типа фильма «Безумный Макс».

— Рони, как я соскучился по твоему юмору! Нет, это не декорации «Безумного Макса — месть звёзд» с Сингхом в главной роли. Это Венесуэла, или то, что от неё осталось после ядерной бомбардировки силами Североамериканского союза. Той, для закрытия производства нефти и природных наркотиков, мешающих распространению современной синтезированной дури, — произнёс Дыбаль.

— Это было давно…

— Потом из-за потепления климата пустыня свалилась на эти места, и от Каракоса с современной инженерной инфраструктурой осталось одно воспоминания. Эдесь возникло то, что ты видишь — древние люди с винтовками М-16 и спутниковой связью.

— Спутниковой связью? — Уайтгауз прекратил надевать комбинезон, — значит, вы запросили Хьюстон о помощи? Где вертолёты NASA? Почему мы ещё здесь, а не на Канаверал? Или они отказались нас забирать, и северная Америка снова воюет с южной Америкой?

— Всё так, да не так, — ответил Дыбаль, и лицо его сделалось хмурым, — тут вот какое дело; это место называется Магдалена, импровизированная такая деревушка индейцев кичако, возникшая на месте пригорода Каракаса. Эти кичако, насколько я понял, часть большого народа гуарао, но очень-очень давно часть гуарао ушла на высокогорье, и выделилось в отдельное племя со своим языком и внешним видом, типа веснушек и рыжих волос. Раньше кичако жили в районе перевала Синтар, или по-другому Сан-Синтар. Это почти шесть тысячи футов над уровнем моря. В общем и целом тут высокогорье со всеми вытекающими для человека последствиями. Пониженное содержание кислорода в воздухе до восьмидесяти, семидесяти процентов от нормы замедляют процессы в организме, и делают жизненный метаболизм тяжелее, а цену ошибки, ранения, болезни делают очень высокой. Сейчас кичако спустились с гор, после того, как отсюда ушли старые жители из-за войны и пустыни.

— Увлекательная история, — сказал Уайтгауз.

Он закончил облачаться в комбинезон и начал надевать ботинок:

— Упс, я смотрю, живность тут не пуганная!

Прямо из его ноги через пальцы выскочила и с невозмутимым видом скрылась в траве жёлто-зелёная ящерица.

— Надеюсь, она мне там кладку из яиц не оставила, — Уайтгауз перевернул ботинок и постучал по рифлёной подошве.

— Джунгли, или как говорят испано-язычные — сельва, что ты хочешь? — Дыбаль махнул ладонью, — ну вот, рассказываю дальше. В нашей деревне живут два рода кичако. Милях в семи отсюда есть ещё одна деревня под названием Тьерос. Там ещё три небольших рода кичако. У кичако идёт война с племенем с матильонес из-за мест выпаса скота, и площадок для кукурузы и коки. Из-за этого по всей сельве от перевала Синтар до ущелья Рождающихся Камней периодически стреляют и взрывают.

— Стреляют и взрывают — это не хорошо, — покачал головой Уайтгауз, наблюдая, как мальчик шевелит губами, повторяя сказанное Дыбалем, — но я не понял, нам удалось запросить Хьюстон о помощи?

— Я про это и рассказываю, — равнодушно ответил Дыбаль, — матильонес сотрудничают с остатками силовых структур бывшей Венесуэлы, и прежде всего с гвардией. Всё крутиться вокруг кокаина. Некоторое время назад у матильонес через гвардию появились станции радиоэлектронной борьбы российского производства типа «Красуха», «Ртуть» и «Чибис». Их установили на перевале и сначала сожгли все передающие устройства в радиусе ста километров, а теперь не дают никому даже принять бытовой радио и телесигнал. Мобильная связь не работает, интернет не работает, в общем — полная блокада. Хоть почтовых голубей посылай, или подавай сигнал дымами и зеркалами. Как в древней Греции теперь.

— Ох, русские, своим оружием всех бандитов мира вооружили. Дёшево, сердито и без принципов, — Уайтгауз нахмурился, — вот это номер, вот это засада, остаться в горной местности на дикой территории без связи и под прицелом бандитов. Я так понимаю нас теперь, как заложников, за выкуп будут менять твои кичако или матильонес, или гвардейцы на миллионы евродолларов. Так? Говорила мама — не продавайте папуасам оружие, это добром не кончится. «Красуха», «Чибис», чёртов мир!

— Опять во всём русские виноваты, — обиделся Дыбаль, — военными заводами в Западной и Восточной России, между прочим, не русские владеют уже сто лет и мировой торговлей оружием не они распоряжаются. Русские — это уже давно подпольная нация, про которую все говорят, но никто не знает, как она выглядит и где живёт. Этакой этничесо-культурный базон Хиггса, для территории бывшей Российской Империи.

Дыбаль залез в карман шорт, вынул цветастую бумажку в сто южноамериканских песо и сказал мальчику по-испански, — Понсио, иди к Агилару, принеси нам пива «Поларис».

— У тебя местные деньги? — Уайтгауз смахнул с лица мелких москитов.

— Да, починил тут пару пикапов, генератор тока у Агилара, теперь шикую. Ты себя как чувствуешь, всё-таки три тысячи метров над уровнем моря, — Дыбаль проводил взглядом Понсио, который со всех ног бросился исполнять его просьбу. На его месте тут же, откуда ни возьмись, появляются сразу десяток маленьких, и не очень маленьких детей. Эти дети, мальчики и девочки, были едва одеты, у всех были одинаковые волосы цвета вороньего крыла и блестящие пуговки любопытных глаз.

— Не очень, знаешь, тошнит, голова кружится, еле стою на ногах, — признался Уайтгауз.

— Жуй листья коки, они тут все её жуют. Тонизирует, — Дыбаль протянул Уайтгауза несколько бледно зелёных листочков.

— Спасибо, — Уайтгауз положил в рот горький листочек и разжевал его, почувствовав, как деревенеет лицо, светлеет в голове и мышцы перестают болеть.

Глава 8 ИНДЕЙЦЫ КИЧАКО

— Так вот, — продолжил Дыбаль рассказ, — есть тут старик Агилар, что-то вроде старейшины. Он не в себе, вечно пугает всех отрешённым видом и выпученными глазами. Но в целом не плохой человек. Мы с ним про войну беседовали, про историю всего сущего, про технику, кулинарию. Знаешь, он умнейший человек, хотя и совсем не образованный. Философ-самоучка. Зрит прямо в корень вещей. Но не в этом соль. Соль в том, что тут много странностей вокруг. Какие-то призраки по небу летают, прозрачные и бесшумные, громы гремят, без молний и туч, чужие следы в сельве появляются постоянно. Не индейские и не солдат из Буэновентуры, а следы то ли животных, то ли механизмов, то ли нечистой силы. В общем, у кичако из-за этого всегда ушки на макушке. Эти ушки на макушке у местного охотника по имени Саурно, и сыграли чудесную роль в нашем спасении в пустыне. Если бы не Саурно, с его супер зрением и упрямством, не были бы мы живы. Этот Саурно заметил через свою оптику на винтовке нашу капсулу ещё до момента раскрытия парашютов. Представляешь? То есть мы были на высоте десяти километров, а он нас увидел.

— Ещё бы, мы же горели там, во время падения как Тунгусский метеорит в небе.

— Тунгусский или Гоба, но Саурно смог достаточно точно определить место падения. Он направился туда, несмотря на песчаную бурю, и нашел нас, лежащих у него на пути без сил и почти засыпанных песком.

— Благородный дикарь спасает астронавтов от гибели! Заголовок для новостей интернета, с миллионом просмотров на YouTube, — кивнул Уайтгауз, с наслаждением разминая пальцы рук и кисти, — молодец этот Саурно, может быть он сможет довести нас до зоны работы радиосигнала?

— Он родственник старейшины Агилара, они тут вообще все друг другу родственники.

— Сколько я провалялся у этой колдуньи вуду? Пару недель?

— Двенадцать дней.

— Да ну!

— Честно. Но у Саурно, представляешь, зрение? — не обращая на округлившиеся от удивления глаза своего товарища, сказал Дыбаль с неподдельным восхищением в голосе. Появился Понсио, запыхавшийся от бега, с четырьмя маленькими пивными бутылками в руках.

— Просто орлиное зрение у этого Саурно Санто, помноженное на многократное увеличение цейсовского прицела, правда, Понсио? — Дыбаль взял у него бутылки.

Мальчик кивнул головой и спросил на плохом английском языке:

— А когда гринго будет жениться на Мануэле?

— Правильно, Эл, тебе пора жениться, — сказал машинально Уайтгауз, всё ещё не придя окончательно в себя от осознания того, что он очень долго лежал на излечении у грязной старухи в позабытом богом селении и, что ещё хуже, его уже, наверное, сочли погибшим и его жена Дороти занавесила в доме зеркала. Пока он здесь пьёт пиво, она пытается договориться в банке о возможности распоряжаться их общим счётом до получения официального подтверждения его смерти, чтобы платить по кредиту за дом, машину, вносить плату за обучение Арни, коммунальные платежи, покупать еду и лекарства.

— Этот голопузый мальчуган, которому давно пора прикрывать своё лошадиное мужское достоинство, кстати, один из сыновей охотника Саурно. У Саурно, к слову, ещё три дочки. Куколки я тебе доложу! — Дыбаль открыл о край бочки одну из бутылок, стряхнул в пыль белую пену, — Понсио, принеси мне, дружок, ту странную штуковину найденную твоим отцом.

Мальчик некоторое время колебался, то ли сомневаясь в правильном понимании просьбы, то ли взвешивая задачи с точки зрения возможности её выполнения. Наконец он кивнул и побежал в сторону одной из крайних хижин. На её крыше виднелось блюдце спутниковой антенны с китайскими иероглифами.

Невдалеке послышались женские голоса, соревнующиеся в беззлобной перебранке. Из-за гранитной глыбы, облепленной мхом, появились две стройные молодые девушки с кукольными маленькими лицами, наполовину занятыми выразительными миндалевидными глазами. Они были невысокого роста, темноволосые, с выкрашенными в соломенный цвет отдельными прядями. Одеты они были в яркие, до рези в глазах, хлопчатобумажные пончо, потёртые джинсы и сандалии. Обе несли на плечах воду в ядовито-оранжевых пластиковых ведёрках, обе говорили одновременно. Увидев Дыбаля и Уайтгауза, они остановились, улыбаясь белоснежными зубами и принялись весело смеяться. Уайтгауз смутился, проверил, полностью ли он одет, но всё было в порядке. Комбинезон даже был заштопан в местах повреждений. Просто у девушек было отличное настроение.

Негромкое журчание родника за гранитной глыбой, тенистый уголок, прохлада, щебет и уханье птиц в сельве, далёкий рык леопарда, красивые девушки, Эл Дыбаль, весело скалящий зубы, всё это, в сочетании с обжигающими вздохами великой пустыни, казалось сейчас Уайтгаузу ирреальным, сказочным действием.

Уайтгауз решил попробовать заговорить с девушками, но они уже продолжили свой путь, проворно спускаясь по россыпи камней к хижинам.

— Кстати, заметки на полях; вон та, что повыше — средняя дочь Саурно, — Дыбаль помахал им рукой и сделал заговорщицкое лицо, — не знаю наречия гуарао, но улавливаю, что они связывают среднюю дочь Саурно и тебя в разговорах. Похоже, речь о вашей свадьбе. Эх, раздать всем по чарке водки!

— Не знаю, чего они там связывают, но я женат, — Уайтгауз покрутил перед носом Дыбаля кольцо на своём указательном пальце.

После этого он посмотрел вслед девушкам, оценивая их округлые бёдра и добавил — Моя Дороти покруче будет.

— За что купил, за то продаю, — Дыбаль перекатил сигару губами из одного края рта в другой.

В этот момент за их спинами кто-то заговорил с ехидной интонацией и этот кто-то мог быть только Джон Маклифф:

— Рональд! Я думаю, что он не всё время лежал без сознания у колдуньи Урсулы, а он каким-то образом завоевал сердце дочки Саурно. Местный Джакомо Казанова.

Уайтгауз обернулся и увидел Маклиффа. Маклифф был жив, здоров и весел. Он стоял, уперев руки в боки, в чистом, чуть ли не отглаженном, отливающем металлом комбинезоне. На его шее висела американская винтовка Heckler-Koch XM8. Прицел и ствол винтовки был забит лесным сором. Две пестрые сойки и какой-то зверек, похожий на зайца, болтались на его поясе, бейсболка была сдвинута на затылок, а на кончики носа бортинженера висели исцарапанные солнцезащитные очки.

Уайтгауз встал, шагнул к Маклиффу и стиснул его в объятиях:

— Джон, дружище!

— Осторожней, старина, ты мне кости поломаешь, не хуже, чем при посадке в контейнере. Нет, нужно было сказать Урсуле, что бы она тебя не долечивала до конца, а то в здоровом состоянии ты слишком опасен для окружающих, — Маклифф состроил рожу, а потом обернулся к двум молодым индейцам в камуфляжных армейских куртках и с винтовками, вышедшим за ним из сельвы, — Карлос, Диего, идите дальше без меня.

Индейцы, то ли понимали английский язык, то ли просто поняли в чём дело. Они беззвучно двинулись дальше к хижинам, рассматривая на ходу Уайтгауза и унося на шесте добытую белоснежную горную козу.

Маклифф неожиданно посвятил товарищей в свои кулинарные фантазии о фрикасе из мяса кролика под сметанной и соком маниоки, и о козлятине со сладким перцем.

— Перец, кролик и сливки, это хорошо, но нам выбраться отсюда? Мы вообще-то с тобой, Джон, офицеры Североамериканского союза, — перебил его Уайтгауз, — в деревне много людей?

— Человек триста, наверное, с детьми. Хочешь переворот устроить и взять власть? Дело хорошее. Тут любой малец из автомата палит — будь здоров, не кашляй. В любом шалаше гора оружия и боеприпасов.

— Мы только трое остались в живых? Второй контейнер сбит южноамериканцами — значит, Хоффман и Эйхбергер погибли. Айдем и командир немецкого корабля живы? — спросил Уайтгауз.

— Хоффман и Эйхбергер погибли, — вздохнул Дыбаль, — героические парни были, а ведь спасение было так близко…

Уайтгауз уставился не мигающим взглядом на штурмана:

— Айдем?

— Командир жив. Урсула подняла его на ноги. Айдем уже два дня мотается по пескам вместе с Саурно, собирая вещи и оборудование, что мы бросили во время похода по пустыне. Его интересуют накопители информации с телеметрией полёта, данные научных экспериментов, особенно те, что мы из-за большого объёма трафика не передали на землю. Там есть ценные данные по химическому синтезу алмазов и они стоят как десяток военных самолётов. Ещё он хочет найти наш аварийный радиомаяк и попробовать отыскать второй контейнер, или его части. Было бы хорошо похоронить наших парней Дюпуа и Фуджиёки и немецких военных Хоффмана и Эйхбергера. С тех пор как мы тут прохлаждаемся, в пустыне в районе посадки уже два раза была сильнейшая буря и очень сомнительно, что Айдем с Саурно смогут что-то найти.

— А вот полковник фон Конрад здоров и уже успел развить бурную деятельность, — Дыбаль допил пиво и протянул вторую бутылку Маклиффу, — фон Конрад несколько дней назад ушёл с отрядом охотников к перевалу Сантар, чтобы отогнать воинов матильонес и отключить станции РЭБ. Кроме желания знать, что происходит в мире, у всей деревни есть горячее желание получить бензин, кукурузу и продать кое-что на рынке в Буэновентуре: фигурки из чёрного дерева, тканые гобелены, бусы из горного хрусталя. Перевал нужно освобождать.

— Больше всего хотелось бы узнать, началась ли новая война с исламистами или нет. А если нет, то почему, чёрт возьми, они нас атаковали на орбите. Почему пилоты южноамериканского военного союза сбили ракетами наш второй спускаемый аппарат, — Маклифф похлопал ладонью по пластиковому цевью винтовки, — хотелось бы знать, на чьей стороне всё-таки южноамериканский союз, можно ли идти в Буэновентуру и вступать в контакт с властями. В Буэновентуре база ВМФ южноамериканцев, их аэродром. Наш район полностью отрезан воинами матильонес. После наступления пустыни, ядерной бомбардировки и гибели государств Эквадора и Колумбии наш район и так далёк от мира как Луна, до которой не менее двухсот миль. Всё вокруг контролируются воинами матильонес и ещё кем-то, кто убивает и охотников кичако и воинов матильонес. Есть тут третья сила и это не солдаты из Буэновентуры.

— Третья сила? — Уайтгауз уставился на бортинженера, — кто-то убивает кичако и матильонес?

— Есть тут одно зловещее место — Ущелье рождающихся камней и вокруг него люди пропадают, или погибают страшной смертью; то их находят разрезанными на части, то словно облитых горящим напалмом, — сказал Дыбаль и стал зажигать свою сигару. И ещё — два южноамериканских истребителя F-35 кто-то сбил непонятным оружием неподалёку отсюда в квадрате 15-2, пока мы шли по пустыне. Это наводит на мысль о существовании тут закрытой и усиленно охраняемой от всего мира секретной базы.

— Секретная база? Чья? — Уайтгауз сощурился.

— Не знаю, что случилось с теми группами спецназа из Буэновентуры, идущими тогда по нашему следу в пустыне, но факт в том, что они исчезли. Они погибли, так же как и их истребители, — штурман вынул изо рта разгоревшуюся сигару, и протянул Уайтгаузу, — хочешь?

— Нет, кури сам эту гадость, я хочу бросить, — Уайтгауз положил ладони на колени и уставился под ноги, где своей обычной жизнью жили жуки, муравьи и гусеницы.

Все долго молчали. Маклифф ковырял веточкой в прорези затвора винтовки, забитого глиной, Дыбаль курил, индейские дети тихонько перешёптывались. Где-то невдалеке развели огонь и над головами астронавтов поплыла сизая струйка дыма. Залаяла собака, ей тут же ответила другая. На крышу хижины со спутниковой антенной, вылез индеец в цветастой футболке и джинсах, и начал подвязывать на стропила свежие листья пальмы.

Вернулся Понсио, зажав подмышкой увесистый предмет, завернутый в обрывок плаката «Бытовая техника «Haier» — реальный мир реального будущего». Увидев Маклиффа, мальчик кивнул ему важно и протянул Дыбалю свою ношу со словами:

— Вот это принёс дурачок Родригес и отдал её брату за обновление драйвера видеоигр на компьютере. Родригес говорил, что взял этот булыжник в Ущелье рождающихся камней и там таких камней полным-полно, всё ущелье заполнено. Ему никто не верит, потому, что никто живым из Ущёлья рождающихся камней ещё не возвращался.

— Дуракам везёт, — по-русски сказал Дыбаль.

— Там просто много ядовитых змей в зарослях, вот и всё, — бортинженер развернул бумагуф и поднял на ладони на уровень глаз продолговатый камень, ровный, блестящий, словно отполированный, усеянный множеством тоненьких прожилок, образующих густую сеть. Он повертел камень в ладонях, покарябал ногтём, даже понюхал:

— Не понятно. Булыжник как булыжник. Что в нём необычного? — он покосился на остальных.

— Это базальт. Температурой плавления 1400–1600 градусов по Цельсию, а такая температура есть только на глубине 100 километров под нами, или в жерле вулкана, да и то не всякого, — сказал Дыбаль, — но смотрите, он каким-то образом приобрёл овальную форму, а вот эти чёрные кляксы, это магнетит, смотрите, он словно смазан им, как краска кистью, а ведь магнетит должен быть в базальте в виде кристаллов! Ничего не понимаю. С точки зрения геологии такого не бывает в природе.

— Значит этот камень не природного, а техногенного происхождения, — Уайтгауз только плечами пожал, — там что, фабрика по производству камней? Бред. И что дальше?

— Понятия не имею, кому потребовалось придавать базальту такую форму и засыпать этими базальтовыми дынями всё ущелье, — Дыбаль взял у Уайтгауза камень и подкинул его на ладони, — что это за инструмент, что может печь базальтовые пирожки при температуре 1600 градусов?

— Злой бог сельвы Уаимоясос, — тыча в камень пальцем, произнёс Понсио.

— Не знаю, какой бог сельвы, а у меня с утра ничего кроме малаги с луком во рту ничего не было, — перестав ковыряться веткой в автомате, сказал Маклифф, — пошли к Агилару, выпьем по глотку маисовой настойки и пообедаем. Там и поговорим. Похоже, без хорошей выпивки с камнем не разобраться.

— А я вообще неделю ничего не ел, — спохватился Уайтгауз, поглаживая себя по животу, — магия Вуду не предусматривает трёхразовое питание мёртвых.

— Это злой бог сельвы Уаимоясос, — тыча в камень пальцем, снова произнёс Понсио.

— Мы поняли, — потрепал мальчика по голове Дыбаль, — Уаимоясос, пошли с нами, Понсио, угостим тебя пирожком.

Глава 9 РАДИОПЕРЕХВАТ РАДИОРАЗВЕДКОЙ ИМПЕРИЕЙ СВЕРТЦ ШИФРОГРАММ ФЕДЕРАЦИИ НАТООТВААЛЯ В ШАР-СЕКТОРЕ ЗИЕМ СИСТЕМЫ ЗВЕЗДЫ СОУЛ С 12 АПРЕЛЯ 2098 ГОДА ПО ВРЕМЕНИ ЗИЕМ

Глава 10 СКАЗКА О ЗЛОМ БОГЕ СЕЛЬВЫ

Уайтгауз, Маклифф и Дыбаль в сопровождении Понсио и детворы отправились к Агилару. Они прошли мимо загона с огромными свиньями и тапирами, мимо склада корзин с сушёными бананами, маниокой, в окружении бесчисленных мух. Потом они долго пробирались через развешенные листья табака и конопли. Прошли мимо навеса, где в тени сидели худые старики с лицами, походившими на кожуру старой картошки, мимо большого глинобитного сооружения, напоминающего форт с бойницами. Стоящий на крыше этого форта худощавый юноша в облезлом сомбреро с допотопной винтовкой в руках, проводил их любопытным взглядом. Обойдя груду ящиков из-под сардин, растворимого кофе, сигарет и тушенки, штабель бочек из-под горючего, они подошли к хижине Агилара. Вокруг хижины на шестах были развешены челюсти тапиров, кайманов, змеиные скелеты, обезьяньи высушенные головы. Наружные стены были обмазаны глиной, а несколько плетённых полупрозрачных перегородок делили её на несколько частей. Окна и двери были завешаны противомоскитной сеткой. Внутри висели гамаки, стояли деревянные колоды, выполняющие роль стульев и стола, на полу лежали циновки. Хозяина сейчас в доме не было и гостей встретила его жена Юана. С ней рядом появилась её младшая дочь, похожая на древнегреческую статую, с пропорциональными частями тела, в отличие от своих пышногрудых и толстобоких сестёр. В довершении ко всему, младшая дочь Агилара имела совершенно странный, соломенный цвет волос.

— Это Хуанакава, младшая дочь Агилара. Она блондинка и глаза у неё серые, — в ответ на изумлённый взгляд Уайтгауза, пояснил Маклифф, — это такое проявление скрытых мутаций. Известно ведь, что на краю ареала обитания любого биологического вида всегда появляются альбиносы, как реакция хитрой природы на возможное быстрое изменение условий обитания. Вдруг здесь снег станет выпадать и солнца станет мало. Как со смуглой кожей улавливать ультрафиолет через тучи? Никак. Как видеть без солнечного света в лесу, имея сёрные глаза? Тяжело. Лучше серые глаза видят в сумерках. Я об этом в книге «Мужчины и женщины» обязательно упомяну.

— Можно попроще? Вечно глобальные теории под ерунду подводишь, — ответил Дыбаль, — геологи из США здесь семнадцать лет назад ночевали, вот девчонка и светленькая.

Юана показала гостям рукой на циновку около дымящегося очага. Хуанакава, чашкой, сделанной из половинки кокоса, зачерпнула из деревянного корыта тёмную жидкость и подала её Уайтгаузу:

— Пожалуйста, — сказала она приятным голосом.

— Это пойло явно с алкоголем, — произнёс Уайтгауз, нюхая содержимое чашки, — но в нём какие-то сороконожки и мухи!

— Мы уже в курсе свойств этого местного пива, — кивнул Дыбаль, — и в курсе способности индейцев пить воду из реки, есть куски тапира прямо с клочьями шерсти и употреблять в пищу плоды, от которых зубы склеиваются. Это пиво что-то типа текилы. Штука забористая, с участием марихуаны. Пить не советую, если нет желания после этого принимать антибиотик. Пей лучше промышленное пиво «Поларис».

— Спасибо, — Уайтгауз уселся на циновку лицом к входу, отставил чашку в сторону.

Остальные последовали его примеру. Мальчик Понсио устроился у окна, где Маклифф прислонил свою винтовку, вытащив из неё магазин с патронами и начал изучать её.

Хозяйка приняла от Дыбаля несколько денежных купюр и отправилась вместе с дочерью за одну из перегородок. Оттуда они появилась с деревянными блюдами и мисками, полными дымящегося супа. Они поставили еду перед гостями и Хуанакава сказала по-английски:

— Пожалуйста.

— Думаю, Агилар не обидится, если я попрошу Юану приготовить нам этих представителей фауны, — сказал Маклифф, снимая с пояса охотничьи трофеи.

Девушка взяла дичь и пошла на двор, где слышались голоса её сестёр Мануэлы и Чабелы.

— Пюре из манго и суп из маниоки? — Дыбаль зачерпнул суп, отправил его в рот и закашлялся.

Из глаз его потекли слёзы:

— Остро!

— Перца тут не жалеют, — согласился Маклифф.

Уайтгауз тоже принялся за еду, размышляя о том, что прививки от жёлтой лихорадки, гепатита, брюшного тифа у них, в общем, есть, но это не далеко не все болезни и штаммы, что окружают их сейчас. Индейцы приобрели иммунитет к местным микроорганизмам в течение тысяч лет, а астронавтам приходится надеяться на науку.

Дыбаль, проглотив таблетку антибиотика, привычно выпил содержимое кокосовой чашки до дна, не вынимая оттуда сороконожек и жуков. Он шумно выдохнул, зажёг сигару и взгромоздился на гамак:

— Хорошо тут у нас в деревне. Остаться, что ли навсегда? Как думаешь, Джон? Гамак провис под его тяжестью до самого пола. Дыбаль мечтательно продолжал говорить:

— Женюсь на девочке с карими глазами и огненным темпераментом, буду стрелять в лесу попугаев, подлых индейцев матильонес, а потом сяду писать мемуары и этнографические очерки за очень дорого для всяких модных журналов и в социальные сети. А потом приеду к себе в Москву в качестве прославленного путешественника и автора замечательного романа типа «Робинзон Крузо». Куплю на бешеные деньги от гонораров себе виллу на окраине Москвы, где-нибудь в Наро-фоминске, и буду счастлив как кит. А ещё президент западной России наградит меня орденом святой Анны, а президент восточной России подарит «Шкоду» на водородно-воздушном каталитическом двигателе.

— Никому сейчас ни ты, со своими путешествиями, ни твой «Робинзон Крузо» не будет интересен. Всё можно легко посмотреть в программе «Дискавери», где настоящие сюжеты перемонтированы с анимацией так, что ни за что не отличишь, где настоящая съемка, а где уже мультфильм. Это как трансляция NASA о высадке нашей дорогой Киры Гейтс на Марс. Все знают, что её там не было, но все делают вид, что верят в прямую трансляцию и в марсианский грунт, на самом деле добытый в горах Аляски, — ответил Маклифф.

— А ещё лучше жениться на инопланетянке с длинными ногами, большими деньгами, а потом умереть героической смертью, чтобы потом о тебе помнили и говорили, какой был замечательный человек, — язык у Дыбаля стал заплетаться, — зачем опять NASA с казарменными порядками и служба мафии богачей, замаскированной под демократическое государство?

— Социалистические рассуждения после текилы. Я счастлив, потому, что начал писать давно задуманную книгу о женщинах и мужчинах, про уравнение любви. Вот послушай, — Маклифф вынул из нагрудного кармана пачку блокнотных листков, развернул их и принялся читать:

— Может быть, эта работа о женщинах и мужчинах несколько опоздала и её время миновало, но я рискну предоставить её вниманию дорогой публики.

Задача этой работы, построить «уравнение любви» для себя и для других, чтобы научиться действовать в этой важнейшей области человеческой жизни не вслепую, а осознанно и эффективно. Необходимо облечь тонкую сферу человеческих отношений в конкретные величины, определив которые для себя и для партнёра, и подставив их в «уравнение любви», можно будет точно знать свои и его шансы на успех. Например, для создания успешного потомства. Моё «уравнение любви» должно избавить человека от непродуктивной траты времени и ресурсов на поиски, пробы, ошибки, страдания, переживания. «Уравнение любви» должно создать ситуацию, когда можно было бы эти силы и средства, использовать для создания чего ни будь полезного, как для самого человека, так и для общества.

Итак, начнём — Глава первая — Гендерный фашизм.

Позволю процитировать сам себя и свои мысли из статьи в журнале «Женский мир»; они живут своей жизнью и только для себя и, если и создается впечатление, что они объединяются с мужчиной, то это лишь для вида. Внутри самих себя женщины продолжают быть независимыми, приводящими жизненную политику только в своих интересах. Мужчина для них всегда, прежде всего это их работник, их финансовый актив, их личная армия, слуга, ходячий запас костного мозга для пересадки своему ребенку, если хотите. Конец цитаты.

Звучит эта мысль спорно, это похоже на заявление гендерного фашиста, целью которого является, загнать всех женщин под паранджу, оправдать свой негативный опыт в общении с «прекрасной половиной человечества». Но поверьте, это не совсем так. Меньше всего моя книга претендует на новый вариант «Mein Kampf», или на роль «Учебника по взаимоотношению полов», или карманного пособия «Как выйти замуж за миллионера». Моя книга является размышлениями и обобщениями автора и связывает ряд вопросов о том, почему всё так происходит между мужчинами и женщинами, о том, что закономерно, а что нет в этих процессах, что является нормой с точки зрения природы, а что не является нормой.

В книге сделана попытка определить, почему так, а не иначе решила сделать природа и эволюция, и понять, что же такое любовь и секс с точки зрения эволюции. Есть также много других вопросов, несчётное количество раз обсуждаемых в человеческом обществе и заставляющих настойчиво заниматься этой темой. Именно здесь, между этих строк, находится золотой ключик к человеческому счастью. Как сказал один из первых прозорливых читателей черновика этой работы, известный русский астронавт:

— Открыл Америку через форточку!

И он был прав в том, что тема самая-самая заурядная. Но он забыл, что за «открытие Америки» таким не обычным, парадоксальным путём, практически смешав и отменив все имеющиеся релятивистские представления современной науки о континууме «пространство-время», положена была бы как минимум Нобелевская премия в области физики. Америка открыта? Что за новость?! Но через форточку, господа!

В этом метсе Уайтгауз и Дыбаль прекратили есть, и переглянулись. Их вид выражал растерянность. Они не ожидали от Маклиффа такой литературной прыти и философского нахальства в сложившихся обстоятельствах, тут, в сельве, на грани жизни.

Маклифф, казалось, забыл о происходящим вокруг и продолжал:

— Кстати, замечательная это всё-таки фраза, про «прекрасную половину человечества». Замечательная не с точки зрения художественных достоинств, а тем, что подразумевает наличие на Земле ещё и некой «не прекрасной половины человечества». То есть, судя по логике, мужчин. Мужчины — не прекрасная половина человечества, а женщины — прекрасная? Не тут ли кроется путаница понятий и смыслов, испортившая жизнь миллиардам людей в XX и XXI веке нашей эры?

С учетом того, что 80 % государственных служащих на земле это женщины, с учётом того, что при разводе женщины имеют, как правило, преимущество при разделе имущества и определении вопроса, с кем остаются дети, с учетом того, что женщина, являясь по Конституции таким же полноправным гражданином, как и мужчина, не выполняет свой долг по защите отечества в соответствии с всеобщей воинской обязанностью в большинстве европейских стран, первые строки книги заслуживают, чтобы на них остановиться подробнее.

Но опять надо оговориться; у автора нет задачи обосновать или опровергнуть существующий порядок вещей, как в биологическом, так и в социальном аспекте, но что-то в мире мужчин и женщин требует пристального внимания. Но ещё раз повторюсь; не для того, что бы линчевать, оскорблять, обвинять, а для того, что бы понять и облегчая жизнь и себе, и людям.

Уайтгауз и Дыбаль опять переглянулись. Штурман покрутил у виска пальцем:

— Всё, приехали. Теперь среди нас будет жить Хемингуэй, и работать на революцию и растление людей одновременно. Кто это вообще будет читать?

— Ничего ты не понимаешь, — Маклифф спрятал листки обратно в карман, выпил чашку текилы и, морщась, закусил её манго.

— А что с камнем, расплавленным булыжником базальта? — Уайтгауз перестал жевать и кивнул головой в сторону Понсио.

— Камень появился искусственным путём, таких камней в ущелье полно. Вокруг этих мест пропадают люди, их убивают, чтобы скрыть какие-то следы. Похоже на то, что здесь есть тайный полигон, подземный завод, проходят испытания нового оружия, какие-то грязные тайны, — предположил Дыбаль.

— Полигон? Завод? В этой глуши? Без дорог? Без источников электроснабжения? Сомнительно, — Уайтгауз задумался.

— Зачем арабам здесь иметь базу, в дебрях Южной Америки? Это глупо, — Дыбаль выпустил в потолок несколько колец дыма, — а у южноамериканцев даже при всех их бешеных деньгах, получаемых от продажи наркотиков, денег на такую базу всё равно не хватит. А североамериканцам проще здесь обычную открытую базу типа базы в Гуантанамо сделать, чем прятаться под горами, особенно после того, как они приложили недавно сюда десяток ядерных бомб. Пригонят сюда войска и захватят себе часть страны. Кто им помешает? Матильонес с допотопной техникой РЭБ? Так эта техника только против папуасов хорошо работает.

— И кто же по-твоему печёт в этом ущелье пирожки из базальтовой лавы размером с яйцо Годзиллы? — Уайтгауз отодвинул миску с кашей, отхлебнул пива и лёг на локоть.

Дыбаль задумался.

— Парень, — Маклифф обернулся к Понсио, — положи винтовку и скажи, кто живёт в ущелье?

Дыбаль повторил вопрос по-испански.

— Уаимоясос, — ответил Понсио, — бог леса.

Мальчик подошёл к стене, снял с неё пальмовую циновку. Под циновкой оказался новенький китайский телевизор «YAMET». Мальчик нажал кнопку включения. В хижине раздалась залихватская музыка самбы, а на экране начали вращать аппетитными бёдрами смуглокожие красотки в карнавальных костюмах из перьев и блёсток.

— Это со спутника передача? — Дыбаль показал мальчику на стропила крыши, — связь заработала?

— Нет, это запись карнавала в Буэновентуре в Новый год, — мальчик сделал двумя пальцами движение, словно вставляет в разъём флеш-карту памяти, — смотрите, развлекайтесь, гринго, пока деньги есть.

— К чёрту карнавал! Может быть здесь исламисты притаились, вдали от глаз спутников, в глухом месте, на далёком континенте, чтобы надёжно спрятать страшную лабораторию или производство сверхоружия! — заговорил Уайтгауз, — ведь запустили же они боевые станции так, что мир ахнул от неожиданности, не поняв, как им удалось скрытно сделать эти станции, так, что ни одна разведка про это не узнала. А если тут место, где они готовят секретное оружие, которым несколько лет нас пугают средства массовой информации? А вдруг оно вот тут запрятано, на территории хаоса, в заднице мира, на которую государственным и частным разведкам развитых стран наплевать? Тут, на окраине пустыни, на территории климатического апокалипсиса?

— А тебе какое дело? Ты же астронавт, а не директор CIA, — удивлённо произнёс Маклифф.

Не знаю как вы, а я пойду и узнаю, что в этом ущелье, кто в этом ущелье и что это за булыжники там такие странные! — Уайтгауз заиграл желваками и погрозил кулаком в пространство.

— Революционная, пламенная, замечательная речь, — без особого энтузиазма в голосе отозвался Дыбаль, — Ро, нам нужно выбираться отсюда поскорее и продолжить космическую высокооплачиваемую работу. Она позволяет нашим детям чувствовать себя защищёнными, а жёнам и невестам помогает нас любить. Мы чудом остались живы. Зачем нам встревать в непонятные местные дела. Камни и всё такое прочее? Если это исламисты, то это дело разведки и беспилотных бомбардировщиков. Мы, когда выберемся, дадим им наводку. Да чёрт с ними, с этими камнями! Я их тебе их показал как учёный ученому.

— А я думал, что как солдат солдату.

— А если это объект южноамериканского союза? — вмешался в разговор Маклифф, — представь, какой шум поднимут южноамериканцы в прессе, как будут обвинять нас в вероломном нападении. Что с нами сделают тогда отцы в Вашингтоне, если наши действия помешает глобальной коммерции наркотиками? Мол, террористическая группа из американцев, немца и русского совершила нападение на военный объект союзной страны и их нужно примерно жестоко наказать. Я думаю, что в ущелье местная банда наркотики делает. Мы что, управление по борьбе с наркотиками? Подождём Айдема и фон Конрада и посоветуемся. В конце концов, они командиры и им решать, что делать.

— Парни, вы превратились в болото, пока я валялся у шаманки, — Уайтгауз улёгся на спину, — с каких пор вы стали трусами?

— После того как прыгнешь с высоты в сто миль в железной бочке, не таким трусишкой станешь, — ответил Дыбаль, отгоняя мух.

Он знаком подозвал Понсио и начал с ним шептаться.

— А знаете, а мне жуки-пауки в текиле не мешают, — сказал Маклифф, меняя направленность разговора.

Он с трудом поднялся и направился к корыту, вихляя бёдрами в такт музыки:

— Есть текила с червяком, а у нас текила с пауком.

Закончив секретничать с мальчиком, Дыбаль озвучил товарищам подробности об ущелье с видом телекомментатора:

— Всё что кичако знают про ущелье Рождающихся камней, основано на рассказах поколений их охотников, вернувшихся оттуда живыми. Ущелье находится в пятнадцати милях на юго-западе от нашей деревни и петляет от горы Буэндиа до реки Сатаниапо. Оно длинное и глубокое, и в некоторых местах камень летит до дна пятнадцать секунд, однако есть и не глубокие участки с почти пологими склонами. По дну ущелья течёт ручей Эль-Кайот, там почти ничего не растёт, но на склонах есть маниока и ямус, который любят дикие свиньи. Это название ущелья кичако переняли у племени екуана, теперь уже полностью вымершего, а екуаны жили здесь ещё до появления испанцев, то есть более шестисот лет назад. По ночам из ущелья слышится подземный гул и стук, словно там возится огромный великан и гремит камнями, а утром на дне появляются новые кучи гладких камней из базальта. Есть древняя легенда, что там живёт злой дух сельвы Уаимоясос, мучитель мёртвых душ и пожиратель детей, — Дыбаль на секунду прекратил своё повествование и, что-то уточнив у Понсио, продолжил рассказ, — у индейцев есть три смерти; первая смерть физическая — после неё умершего человека хоронят на семь лет, пока не сгниет плоть и не останутся только скелет. Вторая смерть наступает, когда хоронят скелет человека. Третья смерть происходит, когда память о человеке забывается и его душа человека переселяется в царство духов. Если человек плохой, его забирает к себе Уаимоясос и мучает. Чтобы быть с Уаимоясосом в хороших отношениях, кичако приносят к ущелью дары. Кроваво-красные орхидеи, табак, кур, свиней, кукурузные лепёшки, деньги. Если бог не будет голодным, то он не придёт за живыми вместо мёртвых. Раньше ещё и людей связанных там оставляли, и своих, и пленных матильонес.

— Жуть, — с брезгливостью в голосе заметил Маклифф, прикладываясь к очередной порции спиртного, — надеюсь, бульон для ризотто они на костях мертвецов не варят.

— На базальте следы высокотехнологичной обработки и Уаимоясос здесь не причём, — произнёс Уайтгауз, — задабривание бога съестными припасами, для того, чтобы он не бродил вокруг деревни, не противоречит версии о подземном объекте, а работает на неё. То, что это происходит сотни лет, придаёт делу дополнительный интерес.

— И что? — Маклифф мутным взглядом уставился на Уайтгауза.

— Я пойду в ущелье и узнаю, что там творится, — сказал Уайтгауз, — кто может поступить иначе, когда снова идёт война. Хотите сидеть здесь в обнимку с индианками? Пожалуйств. Может быть, вы вообще здесь хотите оставаться до старости? Ради бога. Кто со мной, исполнить долг солдата?

— Я, — сказал, после некоторого раздумия Дыбаль, — я выбираю долг!

— Я бы остался жить с Хуанакавой, но я пойду, если будете мою книжку слушать, — кивнул Маклифф.

— Уверен?

— Прямо как в романе Ремарка «Три товарища»; решительность, нищета, приключения и алкоголь. Не хватает пока только полноценных любовных приключений.

— Ремарк? — Дыбаль качнул гамак и стал раздувать кончик сигары, — то дела давно минувших дней.

В хижину неслышно вошёл индеец с лицом, изрезанным глубокими морщинами; пыльные, ниспадающие на плечи волосы, были перехвачены на лбу цветной лентой, и смотрелись как чёрные перья орла. Вылинявшая рубаха армейского образца в камуфлирующих разводах, была забрызгана чем-то бурым, в жилистой руке, отставленной в сторону, он держал остро отточенный и окровавленный мачете.

Уайтгауз быстро взял пивную бутылку за горлышко и занял оборонительную позицию. Маклифф обошёл индейца сзади, направляясь к корыту с пивом. Дыбаль продолжил раскуривать сигару. Не обращая внимания на позу Уайтгауза, индеец перекинулся несколькими фразами с Понсио и вышел.

— Это вождь Агилар. Он только что зарезал поросёнка в честь возвращения фон Конрада и отряда кичако с перевала Синтар. Они выбили воинов матильонес оттуда и вот-вот доберутся до станций РЭБ. Тогда будет связь. Сегодня в деревне будет по этому поводу праздник, — сказал Дыбаль.

— Ничего себе вождь, страшила, похож на Уаимоясоса, — ответил Уайтгауз.

Глава 11 ПРИКЛАДНАЯ ЕВГЕНИКА

Бывший командир погибшего месяц назад шаттла «Independence» — гордости NASA и ESA, майор Дик Ричард Айдем по пояс голый, в шортах, в противомоскитной сети, обёрнутой вокруг матерчатой армейской шляпы и спадающей на плечи, стоял около шестиколёсного грузовика «Lifan». На правом плече майора красовалась эмблема ВВС США в виде синих крыльев с серебряной звездой, а над на груди был изображён истребитель F-38 Adamant II? пускающий ракету. Обут майор был в шлёпанцы из кусков протектора автомобильной покрышки, привязанные ремнями к ступням. На бампере грузовика, склонившись над раскалённым моторным отсеком, индеец зачищал наждачной бумагой клеммы аккумулятора. Аккумулятор был безнадёжно разряжен, но индеец с упорством пытался выжать из него амперы. Айдем щурился из-за солнечных бликов на лобовом стекле и медлил с предложением завести машину в движении под горку, давая выйти пылу своего друга. Наконец он не выдержал:

— Ладно, Саурно, гляди как надо.

Айдем стянул индейца с бампера, с грохотом захлопнул капот, залез в раскалённую кабину и отжал ручной тормоз. Саурно невозмутимо остался стоять у колеи между камней, символизирующей дорогу, сдувая с пальцев металлическую крошку. Грузовик, быстро увеличивая скорость, понёсся вниз. Когда он пропал из виду в пыли, индеец перекрестился, сжал амулету в виде черепа. Из-под горы послышался рык заработавшего двигателя и грузовик, утробно завывая, начал задним ходом карабкаться назад. Пыль рассеялась, и стало видно, что со стороны деревни бегут дети, а дозорный на крыше глинобитного форта, надев сомбреро на винтовку, машет им. Саурно сел в машину и Айдем доехал до деревни, подобрав в кузов радостных детей.

Лихо вырулив на пятачок у склада пустых бочек, он остановил машину и увидел среди индейцев, неподвижно стоящих в позах пионеров Дикого Запада, астронавтов из его команды — Джон Маклифф, Роберт Уайтгауз и Александр Дыбаль. Они улыбались.

— Ты всё-таки выжил! — подойдя к Уайтгаузу, Айдем долго тряс его руку, а потом вдруг обнял совсем не по уставному, похлопывая ладонями по спине. Он скороговоркой поблагодарил Уайтгауза за то, что тот не бросил его на орбите, за то, что тащил на куске парашюта. Пилот отвечал, что никогда ему не доставляло столько удовольствия переноска полутрупов по пятидесятиградусной жаре, и будь его воля, он занимался бы этим всю жизнь. Маклифф и Дыбаль радовались, и Дыбаль договорился до того, что бег с волокушами по песку должен стать видом олимпийских игр. Маклифф провёл параллели между их переходом по пустыне и подвигом Фидиппида, пробежавшего с вестью о победе над персами от Марафона до Афин.

Вместе с Саурно Санто, в сопровождении детей и любопытных жителей деревни, они двинулись к Агилару. Индейцы белоснежно улыбались, шумели, галдели, расталкивая друг друга, чтобы оказаться поближе к чужакам. Айдем продемонстрировал по фокус с втиранием монетки в руку, а Уайтгауз, получив от Саурно чемоданчик с пистолетом «Викинг-комбат», решил его проверить. Он метким выстрелом разбил один из черепов крокодилов, красовавшийся на шесте. К сожалению, кроме пистолета, за неделю скитания по пустыне, не удалось найти ничего. Ни блоков памяти с данными экспериментов, ни бортжурнала, ни передатчика, ни ценных деталей приборов. Даже контейнер найти не удалось, а только широкую и высокую гору песка, вроде могильного кургана, да несколько чужих целлофановых обёрток, вроде тех, в которых североамериканским коммандос выдают галеты сухого пайка.

Аварийные маяки ни первого, ни второго контейнера не работали, а без них поиски тел Фуджиёки, Дюпуа, Эйхбергера и Хоффмана были бесполезны. Несколько раз на горизонте показывались вертолёты южноамериканского военного союза, ведущие поиски в районе падения контейнеров. Однажды Саурно выстрелами из дробовика сбил беспилотный разведчик. Поскольку солдаты всегда были на стороне матильонес и наркомафии, у Айдема не было уверенности, что южноамериканцы сейчас является друзьями и поиски решено было прервать. Ещё три дня было потрачено на то, чтобы обойти отряд матильонес, идущих по их следам на джипах. До стрельбы дело не дошло, но лежать в ледяном ручье Фосса-дель-Кичако в облаке гнуса, пришлось. Если бы средства РЭБ матильонес не глушили их собственные радиосигналы, то беспилотники обнаружили бы Айдема и Саурно. Тогда пришлось бы принять бой. А так все находились в равных условиях. Побеждали охотничьи навыки и лучшее знание местности.

Добравшись до хижины Агилара, и оставив на улице ребятишек, индюков и кур, астронавты выпили текилы, и принялись обсуждать планы. В разговор, с неожиданной горячностью вмешался Саурно. Он показал дырку между передними зубами и сказал, что это дело рук Уайтгауза, когда тот вырывался во время спасения из бурана. Индеец, используя Дыбаля как переводчика, начал задавать вопросы о самочувствии, настроении Уайтгауза, о том, нравится ли ему девушки в деревне. Только сейчас Уайтгауз понял, что это тот самый человек, напавший на него в буране. В конце концов, охотник начал говорить конкретнее:

— Мы, кичако, народ маленький, но гордый и древний. Но нас мало, очень мало. Мы не гневим духов гор и пустыни, не забываем Иисуса Христа. Мы не убиваем дичи больше, чем можем съесть и не валим больше деревьев, чем нужно для постройки домов, посевов, или для костра для приготовления еды. Мы чтим могилы предков и соблюдаем обычаи.

— Конечно, — согласился Уайтгауз, — никто с этим не спорит.

— Большой человек, знаешь, что бывает, когда женится брат на сестре? — охотник опустил руки на груди.

— По части сексуальных тем, это у нас Джон большой эксперт, — вмешался в разговор Айдем, — создание государства из гомосексуалистов и лесбиянок в Швеции у него любимая тема. Только не пойму — он за или против.

— От кровосмесительных браков рождаются дети с хвостами и плавниками, восемью пальцами на руке, — произнёс Маклифф, — когда ДНК делится для роста числа клеток и начинает достраивать недостающую часть себя из окружающего материала, то в случае, если рядом находится материал с очень похожими параметрами, ДНК может ошибиться и вставить его не туда, куда следует. ДНК ближайших родственников при строительстве клеток чаще ошибаются.

— Сам понял, чего сказал? Ты ещё про волновую и корпускулярную сущность электромагнитного излучения аборигену расскажи, — Дыбаль не стал переводить индейцу это объяснение и сказал по-испански, — просто будет беда, Саурно.

— Да, рождаются дети с печатью злого духа. Мы не можем их кормить и не можем дать им жить среди нас. Они могут принести несчастье всем кичако. Поэтому мы убиваем их, — грустно произнёс Саурно, — это отнимает живую силу у женщин, кладет преждевременные морщины на их лица и раннюю седину на их волосы? Это делает всех кичако несчастными. Наши соседи шиканы и юаны совсем вымерли из-за этого, а коварные матильонес по ту сторону гор плодятся как кролики в жаркое лето. Они знают, как покончить с нами без помощи штурмовых винтовок — надо просто дать нам рожать испорченных детей и мы очистим для них эту территорию, где можно добывать соль, сколько хочешь, золото, сколько пожелаешь и коку, сколько сможешь продать. Слушай, Большой человек, или по-другому Рональд, я нашёл тебя среди рёва пустыни, когда песок пел песню твоей смерти. Мои братья убили двух коммандос-снайперов на отрогах гор, что по души твоих друзей. Моя мать Урсула выходила тебя. Скажи, неужели ты откажешься помочь маленькому, умирающему народу и не возьмёшь себе в жёны мою дочь?

— Вот это поворот! — Дыбаль уронил сигару.

— Засада, — улыбнулся Айдем.

— Сейчас парень начнёт выкатывать пожелания, включая счёт за проживание на десять тысяч евродолларов, за пользование мини баром, — кивнул Маклифф и начал загибать пальцы, — за услуги массажисток, за медпункт, за прачечную. Мы можем отказаться платить, но ночью нас зарежут или яда в еду добавят.

— Ты большой и сильный, неужели ты уйдёшь вместе со своими друзьями и унесёшь с собой свою мощь, заключённую в твоём семени? — продолжил индеец.

Дыбаль сдерживал улыбку, наблюдая, как Уайтгауз хлопает глазами, раздумывая, как прекратить разговор.

— А скажи, Саурно, что за сила обитает в Ущелье камней? — наконец заговорил Уайтгауз на другую тему.

Айдем покачал головой:

— Ты его не свернёшь. Я в курсе проблем местной евгеники и генетических проблем. Наслушался в пустыне. Он хочет, чтобы ты женился на его дочери. Если мы хотим залезть в ущелье, нам просто необходим этот дядька как проводник. Мне кажется, ты должен жениться.

— Жениться?

— Мы никому не скажем.

— Что ты знаешь про ущелье? — Уайтгауз зло взглянул на Айдема, — это серъёзно?

— Мы, как офицеры, обязаны провести разведку. Маклифф и Дыбаль, будучи штатскими, могут отказаться, но для нас это воинский долг, — ответил Айдем, — но жениться тебе нужно.

— Я женат на Дороти и у меня двое сыновей, — воскликнул Уайтгауз, — Дороти — это мой путеводный маяк. Пока она в моём сердце, я не умру.

— От тебя не убудет. Станешь на недельку мужем красотки, а мы никому не скажем, — лицо Айдема сделалось серьёзным, — это приказ, лейтенант.

— Никому ничего не скажем, — кивнул Маклифф.

— Хуанакава, — позвал свою дочь индеец и она появилась из-за ширмы.

Юная девушка была обнажённой, если не считать нескольких ниток крупных бус на её шее и талии. В руках она держала венок из цветов. Саурно перечислил достоинства дочери, упомянул умение готовить, делать одежду, ухаживать за ранами, ублажать, развлекать танцами и пением. Редко встречающиеся у индейцев светлые волосы и серые глаза, являлись, по его мнению, признаком милости юогов. Потом Саурно принялся хлопать в ладоши, обозначая ритм. Появилась Юана и выключила телевизор. Понсио тоже начал бить в ладоши. Из-за ширмы появились Мануэла и Чабела с бубнами и маракасами. Саурно извлёк из складок одежды многоствольную керамическую флейту. Раздалась незамысловатая мелодия, ударили бубны, зашуршали маракасы. Хуанакава двинулась по кругу, поворачиваясь к гостям то одним боком, то другим.

Они была хороша так, как хороши и красивы юные создания южных стран. Саурно передал флейту Понсио, а сам продолжил рассказывать о том, как плохо без сильных мужчин, какие у него замечательные дочери.

— Пойдём, большой человек, я соединю ваши руки, и начнём веселье! — сказал Саурно.

— У меня дома жена, двое сыновей, — прижав ладонь к груди, ответил Уайтгауз, — они ждут меня.

— Ро, ты устроишь нам неприятности, — сказал Дыбаль отказавшись переводить ответ товарища, — подумай хорошенько.

Кичако, без перевода поняв, что жених отказывается, хитро улыбнулся:

— Никто не сможет задержать Большого человека. Жалко. Но тебе не обязательно оставаться совсем. Но пара ночей в гамаках Мануэлы, Чабелы и Хуанакавы, это ведь тебе не будет в тягость? Не такая уж большая плата за спасение, кров и пищу.

Дыбаль заметил, что у Уайтгауза каменеет от возмущения лицо. Понимая, что индеец вторгается в область свободы личности, он начал искать компромисс:

— Саурно, у Рональда есть товарищи. Почему мы не годимся для твоих дочерей? Айдем почти холостой! Маклифф в разводе. Я тоже.

— Кичако маленький, но гордый народ. Если моя мать Урсула сказала, что нужен Большой человек, то нужен Большой человек. Кичако не кладут своих женщин под кого попало. Этот ваш рыжебородый — совсем неказистый. Дик, хоть и друг, но старый, а ты тщедушный.

— Ах, это Урсула сказала.

— Старая ведьма, — прошептал Уайтгауз.

— Комедия, — почесал голову Айдем, глядя, как Маклифф задыхается от возмущения.

— Всё, сватовство прерывается, — Маклифф сделал пару глотков текилы, заел их таблеткой, поднялся на ноги и вышел.

Айдем и Уайтгауз, смеясь, последовали за ним.

— Предлагаю обсудить женитьбу завтра, а сейчас отправиться к Агилару и посодействовать приготовлению поросёнка, — сказал Дыбаль, обнимая за талию Чабелу.

Саурно пришлось согласиться. Они двинулись к дому Агилара. По пути к ним присоединялись жители деревни, и процессия приобрела вид карнавала. Понсио принёс гитару. Айдем разразился песней «Michelle» рок-группы «The Beatles». Потом он принялся горланить «I am a Yankee Doodle Dandy», а Дыбаль исполнил свою собственную песню:

Понсио мучил флейту, женщины стучали в бубны, несколько индейцев стучали в барабаны. Пение, крики слились в сплошной шум. Над деревней стали влетать птицы, забегали куры, захрюкали свиньи, залаяли собаки. В дополнении Агилар сообщил, что в честь победы над матильонес, вечером затеяны петушиные бои с призами. Маклифф с трудом дошёл до дома Агилара и тут же крепко уснул, уткнувшись лбом в стену. На его лице застыла блаженная улыбка. Уайтгауз улёгся в гамак в углу и тоже уснул.

— Пусть отдыхают, — закрыл их от гостей своим телом Агилар, — а мы будем веселиться. Понсио, пива!

Вечер быстро погасил Солнце, были зажжены глиняные светильники, и всё наполнилось мистической пляской теней.

Глава 12 ПОХОД ЧЕРЕЗ СЕЛЬВУ

Бывший командир германской военной космической станции «Der Rhein», полковник военно-космических сил Германии Манфред Дитрих фон Конрад, медленно шёл по мягкой, как губка, влажной почве тропического леса, в дурно пахнущих дебрях, перешагивая через поваленные деревья, раздвигая вьюны и лианы, иногда подолгу прорубаясь сквозь заросли шипастых кустов, среди гомона многочисленных птиц, жужжания насекомых и криков разномастных обезьян. Земля кишела змеями, лягушками, червями, жуками. Полковник был, как мул, навьючен рюкзаком с едой, водой, патронами. Держа автоматическую винтовку М-16 в одной руке и мачете в другой, с лицом со старыми шрамами, похожий на седого актёра из фильмов про гангстеров, он шёл след в след за индейцем Санто и продолжал критику плана:

— Кто объяснит, как может снабжаться эта арабская база в горах, в глуши, на краю пустыни? Все операции, все ресурсы исламистов находятся сейчас в Евразии. Они и там еле-еле держатся против Евроазиатского и Североамериканского союза. Уже подростков и женщин ставят под ружьё и к станку. Почему никто не видел здесь патрулей наружной охраны, шахты систем вентиляции? Почему никто не засёк электромагнитного и теплового излучения. Где отходы, мусор? Может быть, они снабжаются по воздуху? Но тогда должна быть взлётная полоса, вертолётная площадка. А сами самолёты? Они невидимки? Кто обладает в мире технологиями невидимости? Где логика? Центр секретных научных разработок всегда прячут на своей территории, а не на другом континенте. А если это база военная, то почему она так далеко от театра военных действий? Конечно, сейчас ракеты летают со скоростью 5 махов, но у противника для принятия мер всё равно остаётся время для противодействия. Чем ближе место пуска ракеты к цели, тем лучше. Но если это база принадлежит не южноамериканцам и не арабам, то кто убивает индейцев? Что это за камни с глубины в сто километров?

— А я что говорю? — буркнул идущий следом Джон Маклифф. Он был весь мокрый от пота, покрыт лесным сором, и уже час слушал речь немца. Злился, понимая, что аргументы фон Конрада сильны, и затея с походом по джунглям, где за секунду ядовитая змея может превратить здорового человека в существо, обречённое на смерть в мучениях, а противопехотная мина матильонес может оторвать ступню, является авантюрой.

Сейчас только Санто не задавался подобными вопросами. Он шёл впереди группы астронавтов, ставших пехотинцами. Индеец работал мачете словно машина, создавая проход в зарослях. Он был в камуфляже, высоких ботинках, и старой бейсболке Колумбийской армии, вместо сомбреро. За Маклиффом шёл Айдем. Он был навьючен бухтами верёвки и скалолазными приспособлениями. За ним Дыбаль нёс объёмистый рюкзак с продовольствием. Предпоследним шёл Уайтгауз. Он был увешан с ног до головы подсумками с патронами, сигнальными ракетами, толовыми и дымовыми шашками, и даже упаковками с пластиковой взрывчаткой С-4. Всё это удалось собрать в Магдалене. Замыкал отряд Понсио с автоматической винтовкой на груди. В полинялой футболке, рваных шортах, он, как и его отец, совсем не реагировали на тучи москитов, и крики обезьян и попугаев.

Понсио и Санто, были единственными кичако, вызвавшимися показать дорогу к ущелью, где обитает злой дух. Даже отчаянные смельчаки, вроде Хорхе, родного брата Агилара, ходившего с фон Конрадом отбивать у матильонес перевал, отказались. Ранним утром, перед тем как отправиться в путь, Саурно, под причитания жены и трёх дочерей, вычистил свой автомат АКС-74, собрал немного еды и намалевал охрой на лице красные полосы и зигзаги. В таком виде он стал похож на воплощение смерти, а не на добродушного человека, подбирающего мужа для дочери. Его сын тоже раскрасил тело и приготовил оружие — винтовку Galil ACE, похожую на пластиковую игрушку. Никто из жителей деревни не вышел их проводить, только мать Агилара, похожая на ведьму, пришла к Саурно с чашкой зелья, и без всяких слов окурила едким дымом участников похода.

Из-за отсутствия дороги, от идеи хоть какое-то расстояние проехать на грузовике пришлось отказаться, и вот уже десять часов отряд шёл через девственную чащу. Всю дорогу Саурно прислушивался, принюхивался и присматривался. Иногда он останавливал всех, высылал Понсио вперёд, и мальчик подолгу бродил в зарослях. Однажды он нашёл свежий след армейского ботинка и очистки от банана, разрезанные ножом. Около полудня, индеец неожиданно остановился с занесённым над головой мачете. Повернув к фон Конраду бесстрастное лицо, сказал:

— Там что-то есть, мы не одни.

Саурно ткнул стволом автомата в пространство впереди себя. Полковник обернулся к остальным и поднял руку. Все остановились, выставив во все стороны стволы оружия.

— Там люди, я чувствую запах и слышу их. Но справа есть ещё что-то, без запаха и звука, будто призрак, — добавил индеец.

Прошла ещё минута, прежде чем Саурно перестал прислушиваться и водить зрачками по листве, пронзая её взглядом.

— Может быть, мне показалось, — он разрубил лиану и двинулся дальше.

— Ему с самого утра кажется, — пробурчал Маклифф, — наверное, много текилы вчера выпил.

Через некоторое время дорогу преградили такие плотные заросли, что пришлось остановиться и искать обход. Симфонией жизни здесь возвышались гигантские молочные, каучуковые и хлопчатниковые деревья. Среди них, как среди колонн живого храма всё заполняли фикусы, папоротники, какао и пальмы. Всё это было сплошь опутано гладкими или колючими лианами, иногда в руку толщиной, иногда тонкими, как нити. Везде как бороды свисали воздушные корни орхидей и ванили. Даже двигаясь в обход, отряду пришлось прорубать в них тоннель. Им пришлось хорошо поработать, сменяя друг друга, чтобы пробиться к разряженному пространству из упавших и сгнивших деревьев. Здесь стоял грубый крест с остатками венков и черепов животных. Индеец рассказал историю:

— Несколько лет назад, здесь заблудились дети. Здесь они видели прозрачного человека. Он ходил среди деревьев и летал. Прозрачный человек забрал детей к себе, но отпустил, и они пришли в деревню совсем с другой стороны, со стороны пустыни. Где они были, они не помнили, но почти все вскоре умерли. Урсула не смогла помочь. Ни вуду, но магия кичако не смогли одолеть Уаимоясоса. Понсио был среди них. Это была одна из душ Уамиоясоса. Она приходила посмотреть, как живёт мир. Мы собрали отряд, пришли сюда, но попали под удары молний и чёрной паутины. Молния пробивала тела насквозь, а чёрная паутина разрезала людей и деревья пополам. Многие погибли. Через год тут пропал отряд матильонес, решивших атаковать нашу деревню. В общем, проклятое место. Нужно быстрее уходить.

Дыбаль смахивая с лица паутину и насекомых, сказал при этом:

— У меня такое ощущение, что мы ходим пор кругу и я уже видел эту прогалину.

— Ты ведешь нас к ущелью? — как бы вторя сомнениям штурмана, спросил фон Конрад, обращаясь к проводнику.

После того, как Дыбаль перевёл вопрос, он добавил:

— Ты говорил, что мы дойдём за десять часов. Десять часов прошли. Мы ходим кругами.

— Я хочу, чтобы Большой человек мог вернуться и женится на Хуанокаве. Я берегу его и вас. К ущелью нельзя ходить одной и той же дороге дорогой два раза. Любого, кто повторяет здесь однажды пройденный путь, заберёт Уаимоясос. Это проверено смертями людей и животных.

— Агилар говорил, что у водопада на дно ущелья могут спуститься только горные козы, там отвесная стена. Нам нужно место, где можно спуститься проще. Хотелось бы успеть спуститься до темноты, чтобы не переломать ноги, — с раздражением в голосе сказал проводнику Дыбаль, — может, пойдём прямо к ущелью, не будем кружить? У нас семь автоматов с темпом стрельбы по восемьсот выстрелов в минуту каждый. Это пять с половиной тысяч пуль в минуту. Чего нам бояться?

— На Уаимоясоса пули не действуют. Мы должны обойти место, где лежат скелеты. Это в пяти сотнях шагов отсюда. Подходить близко опасно. Пойдём вокруг, выйдем к гряде, к водопаду. Там каменная стена уходит ко дну, закрытому туманом. Камень летит туда пятнадцать мгновений, но там никто из охотников не погиб. Саурно хочет, чтобы вы все остались в живых, — сказал индеец.

— Безопасность это наше второе имя, — согласился Дыбаль, — хорошо, что Ро теперь почти родственник туземцу, это гарантирует его заботу.

Отряд продолжил путь. Ботинки по-прежнему утопали в сырой почве, скрытой листьями, мхами, травами и цветами. Там, где земля не была покрыта растениями, её покрывали жуки, муравьи и гусеницы. Над головами возились и голосили попугаи всех мастей, арасари, кукушки, шныряли обезьянки.

Начало смеркаться. Скудный под сводами деревьев свет, стал настолько слабым, что люди, не видели спину идущих впереди, а листва из тёмно-зелёной, превратилась в чёрную. Москиты настойчиво атаковали лица и руки людей. Орхидеи распространяли такой аромат, что казалось, вблизи разлиты лужицы парфюмерии. Многоголосый гомон, с заходом Солнца начал усиливаться. Сквозь перепевы птиц, пирующих соками плодов и пыльцой, слышался клёкот хищных птиц, писк летучих мышей и рычание зверя.

Несколько раз Саурно останавливался:

— Ягуар вышел на охоту, не будем ему мешать.

Всё ближе слышался шум воды.

На стволах теперь было особенно много мха и грибов, липкой плесени и слизи. Почва под ногами пружинила как матрас. До водопада оставалось не более полумили, когда справа взлетела стая летучих мышей. Движение крыльев породило звук, напоминающий аплодисменты зрителей в ожидании представления.

Саурно застыл, перекрестился, снял с плеча автомат:

— Уаимоясос вспугнул кожаные крылья, и дышит мне в уши.

— Если это бессмертное страшилище, то зачем тебе автомат, что он тут может сделать? — Дыбаль перевесил свою винтовку из-за спины на грудь, — ты меня поражаешь, у самого спутниковая связь, GPS, телевизор, солнечные батареи, а веришь в мистику.

— Что случилось? — подошедший к ним Айдем махал перед носом веером из папоротника, разгоняя насекомых, — уже ночь, а мы не вышли к ущелью и не начали спуск. Среди веток в темноте без глаз и ног останемся. Не видно ничего, а фонари зажигать нельзя.

— Уаимоясос не любит фонари, — согласиться Саурно, — кто-то вспугнул кожаные крылья, но я чувствую людей или зверей.

— Тут всё пахнет, бегает и летает в таком количестве, словно сюда выпустили все зоопарки мира. Никогда не буду больше смотреть Discovery, — мрачно пошутил Маклифф.

— Тише, — замотал головой индеец и присел на корточки.

К спорящим, кряхтя и ругая вполголоса Америку от Панамы до Мыса Горн, подошёл Уайтгауз. Он начал пристраиваться на привал под кустом папоротника. После утомительной ночи у Агилара и марш-броска при стопроцентной влажности, в разряженном воздухе высокогорья, он двигался и соображал замедленно. Вес амуниции, воды и оружия делал его шумным и злым.

Остальные тоже начали садиться, кто на рюкзаки, кто на корточки. Понсио прислонился спиной к дереву и стал разглядывать темноту. Ничего, кроме суеты летучих мышей, птиц и прочей живности, вокруг не происходило. Ни голосов, ни треска ветвей, ни лучей фонариков. Даже рык ягуара растворился в шуме водопада.

Когда все уже решили продолжить путь, а Уайтгауз стал думать, как заставить себя подняться, в воздухе что-то взвизгнуло. Посыпалась листва. Кепка с головы Уайтгауза слетела и повисла на ветке. Сразу вслед за этим раздался сухой щелчок выстрела.

— Что за чёрт? — Уайтгауз распластался на земле, — меня чуть не убили!

Дотянувшись до бейсболки, он показал остальным палец, просунутый в дырку посредине эмблемы NASA. Несколько минут все лежали, выставив перед собой оружие, ожидая выстрелов, всматриваясь в силуэты окружающих деревьев сквозь прорези прицельных планок и зрачки коллиматорных прицелов. Пот катился по щекам людей, будто шёл дождь, стук сердец, казалось, можно было услышать за милю, ноги и руки тяжелели от усталости. Саурно нервничал, дёргал на шее амулет, проверял остроту мачете, крестился.

— Ничего не вижу, — тихо произнёс Дыбаль перестал водить из стороны в сторону окуляром теплового прицела, — кроме пятен летучих мышей, обезьян и всякой мелочи, ничего нет.

— Значит они в теплозащитном камуфляже, — отозвался фон Конрад.

Новый звук летящей пули, сшибающей по пути веточки и листву, закончился ударом в ствол дерева, под которым сидел полковник. Отлетел кусок коры. Невдалеке отчётливо щёлкнул механизм малошумного оружия. Через мгновение уже полетела, брызнула во все стороны кора, куски грибов, мха, недалеко от головы Дыбаля. Рядом хрустнула ветка, возник шорох. Что-то медленно смещалось вдоль цепочки отряда.

— Маркер моего прицела ставит точку по акустическому сигналу выстрела прямо перед нами, — прошипел Дыбаль.

— Стрелков у них не менее двух, — ответил Саурно, — оружие разное.

— Они что, через листву стреляют?

— Я вижу! — неожиданно крикнул индеец, вскочил на ноги и принялся стрелять, уткнув приклад автомата в живот.

Всё вокруг наполнилось бело-красными вспышками, грохотом и лязгом. Все стали посылать в ту сторону, куда он стрелял, одну обойму за другой. Они не целились, потому что целиться было некуда, было понятно только направление. Среди грохота, вспышки выстрелов, как зловещий стробоскоп, заплясали на листве и цветах. У Маклиффа и Уайтгауза пули были разрывные, у Айдема пули разрывные чередовались через три с трассирующими, а у фон Конрада каждая пятая была ещё и зажигательная. Пули секатором резали сучья и лианы. Листья, кора, плоды брызгали в разные стороны и недоумённо опадали вниз, среди дыма.

Через минуту сумасшедшей стрельбы, выпустив более пятисот пуль, все поняли, что им не отвечают. Саурно и Понсио прекратили стрелять, за ними остановился Дыбаль, а потом и остальные. Маклифф и Уайтгауз напоследок выстрелили из подствольных гранатомётов осколочными гранатами, породив пару ослепительно-жёлтых взрывов посреди исковерканного леса. В свете появившейся на небе Луны, перед астронавтами предстала картина расщеплённых, обглоданных деревьев, перебитых веток, накрошенной листвы, над которыми медленно кружились, опадая, ошмётки цветочных лепестков. Саурно пустил в разных направлениях осветительные белые ракеты. Они шипящими шарами, роняя искры, повисли над полем боя.

Саурно медленно двинулся вперёд. Отойдя шагов на тридцать, он включил фонарик и принялся что-то сосредоточенно исследовать, удаляясь всё дальше, пока не растворился в темноте.

— Нам никто не отвечал, мы стреляли в пустоту, — тихо сказал фон Конрад, трогая раскаленный ствол винтовки.

— Мы впали в панику, — Маклифф сел на корточки, — только патроны извели. Снайпер, наверное, давно отошёл. Но как это суеверные матильонес пошли ночью к проклятому ущелью?

— Может быть, это коммандос южноамериканского союза, заброшенные на вертолётах? — предположил Дыбаль.

— Если это коммандос, мы бы уже покойники были. Военные бы организовали огневой мешок с трёх сторон, заманив, или оттеснив нас на заранее подготовленное минное поле. Применили бы осколочные гранаты. Мы живыми от засады группы любого спецназа не ушли бы, — ответил фон Конрад, — нас словно кто-то пугал, предостерегал от продолжения похода.

Тем временем парашютики осветительных ракет снесло ветром на кроны огромных хлопковых деревьев, и они потухли, осветив напоследок множество бестолково летающих попугаев и летучих мышей. Откуда-то из недр леса вынырнул Саурно и с каменным выражением лица сказал:

— Их было трое. Матильонес. Пришли с северо-запада и ушли туда же. Мы ранили одного. Я видел кровь, — он выключил фонарик и тьма под сводами деревьев показалась всем ещё более чёрной, чем была на самом деле, — странно, что они оказались тут, ночью, далеко от перевала и решились напасть. Нас семеро, а их трое. Это не в характере матильонес, нападать на сильного врага. Мне кажется, что они стреляли не в нас, а мы просто оказались на пути пуль. Позади их мишени. Матильонес были далеко и не могли нас видеть. Кто-то был между нами. Но следов третьей стороны нет, только следов матильонес.

Индеец сжал в кулаке амулет и продолжил:

— Я там нашёл их куртки, часы, еду и отрезанный ножом мизинец. Значит, матильонес уходили от того, кто вызвал у них ужас и страх, и хотели откупиться от этого духа, оставив ему часть тела и вещи, — Саурно раскрыл ладонь и показал всем отрезанный человеческий палец.

— Когда матильонес хотят отогнать духа, они отрубают палец, — кивнул Понсио.

— Как якудза? — Айдем взял двумя пальцами страшный трофей.

— Значит, тут рядом есть кто-то из охраны базы, — Маклифф повернулся к шуму водопада.

— Наличие неизвестной силы не доказывает, что в ущелье база арабов, — сказал Айдем.

— А нападение арабских станций чего доказывает? — вмешался фон Конрад, — не знаю, чья эта база, но нужно уходить!

Все уставились на Саурно. Тот перешагнул через ноги Уайтгауза и двинулся в сторону водопада.

— Староват я для походов, — проворчал Маклифф, с трудом поднимаясь.

Дыбаль повертел в руках пачку сигарет, сунул её в карман, положил за щёку два листочка коки, стряхнул с лица мошкару и последовал за индейцем.

Теперь отряд двигался не гуськом, а плотной группой, ощетинившись стволами винтовок и автоматов. Во время частых остановок Саурно подолгу рассматривал впереди каждую ветку, каждую корягу; не качнется ли, не поползёт ли в сторону посторонняя тень. Дыбаль осматривал всё вокруг глазом инфракрасного прицела. Силуэты врагов, таящихся за деревьями, их дыхание и блеск прицелов всем сейчас казались с избытком. Перед особо подозрительными зарослями, отряд выстраивались цепью и люди двигались, пригнувшись, готовые открыть огонь при малейшем подозрении на засаду. Индеец сильно боялся мин, а поскольку некоторые лианы были тонкими, как стальная проволока растяжки и блестели от росы, ему приходилось аккуратно их обследовать.

Наконец, впереди, заблестел лунный свет на водных брызгах водопада. Отряд вышел на край Ущелья рождающихся камней. Дно и противоположный край ущелья тонули во тьме. Левее, ручей Фосса-дель-Кичако, прыгающий сначала в ложбинах между гигантскими валунами, с грохотом летел вниз, сплетая и расплетая струи воды как огромные косы. Вода задевала каменные выступы и разбивалась на миллионы брызг. Иногда вместе с водой вниз летели сучья, растопыренные во все стороны корни деревьев, похожие на причудливых лесных осьминогов. Горное эхо множило и повторяло шум и гул. То освобождаясь от туч, то ныряя в них, Луна отбрасывала резкие, короткие тени на дно ущелья и на лицах заглядывающих туда людей. Иногда лунное сияние просто наполняло всё вокруг ровным светом.

— Это водопад Прозрачной косы, — торжественно проговорил Саурно, стоя у пропасти, — дальше мы с Понсио идти не можем. Уаимоясос не простит нам дерзости. Мы уходим.

— Как же мы без вас вернёмся? — Айдем развёл руками.

— Вы не вернётесь, — проводник повернул к нему раскрашенное как смерть лицо, — мы живы только потому, что кто-то заступается за нас перед Уаимоясосом. Кто-то закрыл нас от пуль и хранил от ловушек. А внизу кто будет помогать? Вы не вернётесь, не волнуйтесь.

— Не волнуйтесь, — передразнил проводника Маклифф, — Саурно, если ты пойдёшь с нами, то твой друг Уайтгауз сможет вернуться в деревню и встретиться с Хуанакавой. Если он погибнет, как он сможет встретиться с ней? Это хороший и честный выбор. Ты с нами, и Рональд булет с Хуанакавой. Выбирай.

— Отец, эти люди упали с неба в железных ящиках, и ты их спас в пустыне, — горячо заговорил Понсио, — нить их жизни в твоих руках. Когда-то первый кичако пришёл к Магдалене сюда с побережья через перевал Сантар. Вдруг с ущельем будет такая же история и ты будешь здесь первым?

Саурно исподлобья глядел то на Уайтгауза, то на сына.

— Скажи, что тебе нравится его дочь, — на ухо Уайтгаузу сказал Дыбаль, — это же не измена жене, просто сказать. А у нас будет проводник.

— Вот и Рональд говорит, что ему нравится Хуанакава и ему хотелось бы вернуться в деревню живым, чтобы с ней сойтись, — уже громко сказал Дыбаль.

— Что ты стоишь как пень? — подтолкнул Уайтгауза Айдем.

— Да, это правда, — кивнул головой Уайтгауз.

— Хорошо, — после раздумья сказал Саурно, поддавшись уговорам, — я пойду, но Понсио вернётся назад сейчас.

— Отец! — мальчик чуть было не разрыдался.

— Иди сейчас, пока рядом нет матильонес. Крест обходи справа. Если мы не придём завтра к вечеру, считай, что мы умерли. На поиски не ходите. Иди.

Мальчик стоял в нерешительности, сжимая в руках автомат.

— Отец!

— Иди, — прошипел Саурно и лицо его приобрело зверское выражение.

— Хорошо, — Понсио скрылся в зарослях и растворился в темноте.

Глава 13 БОЙ ПЕХОТЫ

— Давайте, — Айдем сбросил с плеча моток верёвки.

Вместе с фон Конрадом он стал вязать узлы через каждые полметра. Саурно выбрал ствол каучукового дерева, обвязал его одним верёвкой, а другой конец с каменным грузилом, опустил на дно ущелья. Когда послышался стук, он оценил оставшуюся в руках часть веревки:

— Глубина сто шагов.

— Я иду первым, затем Саурно, затем Ро, Эл и Джон. Полковник замыкающий. Оружие взять наизготовку, хотя, думаю, кроме летучих мышей там никого нет.

Айдем ухватился за верёвку, подошёл к краю обрыва, повернулся к нему спиной и начал спуск:

— Джеронимо!

Спустившись на дно ущелья, он потряс верёвку, показывая, что она свободна, и стал держать её нижний конец, чтобы она не перекручивалась. Саурно спустился проворно как обезьяна. Уайтгаузу пришлось нелегко. Он полз долго, раскачиваясь, то коленом, то локтем ударяясь о камни. Лямки рюкзака, набитого боеприпасами, резали плечи, шею натирал ремень сумки со взрывчаткой. Винтовка и канистра с водой тоже делали своё дело. От водопада летели брызги и ладони скользили.

— Мы камикадзе, шиитские смертники! Вот будет шум, если я свалюсь вместе с этими штуками, — шипел покрасневший от натуги Уайтгауз.

Каким бесконечным не казался спуск, но он закончился.

— Ты долго, — недовольно сказал Айдем.

— Я не скалолаз, — Уайтгауз примостился у замшелого валуна, сбросил рюкзак, снял с плеч сумки, поставил винтовку, — вместо денежной выплаты после полёта, пляжного отдыха с семьей в Майами, я получил катастрофу на орбите, сражение с исламистами, спуск в мусорных контейнерах, пустыню, путешествие по горам под пулями.

— А кому легко? — Айдем устало вздохнул.

— Выпей отвара Урсулы, — сказал Саурно, вынимая из своего рюкзака пластиковую бутылку с тёмной жидкостью.

Айдем сделал несколько глотков и протянул питьё пилоту:

— Сплошной перец, но глаза открывает. Наверно кока ещё. Рекомендую.

Уайтгауз сделал несколько глотков и минуту сидел со слезящимися глазами и выплёвывал горькую слюну. Однако состояние заметно улучшилось, голова прояснилась, прошла боль в суставах и мышцах, глаза стали видеть чётче.

У него возникло стойкое ощущение, что в россыпях камней и валунов, в бликах лунного света на воде ручья, среди скал, за туманом и водными брызгами что-то есть, кто-то наблюдает за ними. Он почувствовал скрытую вокруг тревогу, присутствие непонятного и чужого. Он постарался успокоиться и отнёс свои ощущения на счёт снадобья. Дождавшись Дыбаля, он передал ему наблюдение за ущельем, а сам занялся сортировкой боеприпасов.

Когда закончил спуск Маклифф, Уайтгауз протянул ему бутыль:

— Такое ощущение, что мы залезли в улей и пчёлы вот-вот проснутся.

— Я чувствую низкий звук герц так в десять, пятнадцать, и вибрацию почвы, — ответил Маклифф, принимая бутылку и почёсывая искусанную шею.

Он сделал глоток и скривился:

— Гадость.

Уайтгауз стряхнул с валуна сор и прильнул к нему ухом:

— Слышу гудение, словно под землёй идёт технологический процесс. На горных разработках был такой же шум от работы проходческих щитов. Надеюсь, это не галлюцинации от пойла индианки.

— Чего разорались? — сказал фон Конрад, закончив спуск, — вас наверху слышно.

— Тут работает, будто проходческий щит или стотонный бульдозер «Caterpillar».

— Словно мощная вентиляция работает. Это арабы творят свои грязные дела, — Маклифф поднял винтовку, выудил из сумки гранату и зарядил её в подствольный гранатомёт, — сейчас по ним постреляем.

— Саурно, что слышишь? — спросил индейца Дыбаль.

Тот сидел на камне в обнимку с автоматом и крутил из стороны в сторону головой. Его волосы были похожи на перья чёрной птицы, а полосы на лице создавали страшную маску.

— Уаимоясос, — ответил он, указывая в темноту.

— Уаимоясос? — полковник перестал разглядывать ладони, натёртые во время спуска, — арабы, Уаимоясос, чёрт, дьявол, но кто же в нас стрелял? Хорошие парни не будут прятаться в ущелье и устраивать завод в горах. У нас нет информации о положении дел в мире и мы не можем точно узнать, кто нам теперь друг, а кто враг.

Айдем стал дёргать веревку и она, освободившись от держащего её хитрого узла, упала, извиваясь как змея.

Маклифф, снимая с шеи один из витков верёвки, проворчал:

— Знал бы, что она закреплена так непрочно, не стал бы спускаться. А если бы узел развязался?

— Саморазвязывающися узел, если на нём груз, не может развязаться, — ответил Айдем.

— А как мы наверх выберемся?

— Саурно влезет и закрепит верёвку.

Астронавты уселись рядом с Саурно и стали жевать перчёные кукурузные сухари, запивая их настойкой.

Вокруг громоздились отвесные скалы, летала водная пыль, в гротах хлопали крыльями летучие мыши, гудел ветер, словно в аэродинамической трубе. Отряд сейчас были отрезан от всего мира, но вокруг всё было спокойно. Будущее было простым и понятным; ничего не обнаружив в ущелье, они возвращались в Магдалену и, посулив Саурно гору денег и Уайтгауза в мужья Хуанокаве, уговаривали его отправиться с ними в пеший рейд через перевал и территорию матильонес. Там, в зоне работы телефонов и интернета, они связывались с Центром управления полётами. Им пришлось бы прятаться от матильонес, южноамериканских коммандос и полиции, может быть пришлось бы двигаться в Панаму, Гондурас или Гватемалу, выискивая место, откуда их могла бы забрать спасательная группа NASA. Но это было уже что-то.

Фон Конрад заговорил:

— Будем рассуждать логически. Если здесь замаскированный объект, то это военный объект, охраняемый государственной армией, или службой. Если объект принадлежит корпорации, то он охраняется частной военной компанией. Никто не станет так далеко забираться для производства, например, холодильников или жевательной резинки. Наркотики тоже можно делать в лаборатории рядом с плантацией или в подвале любого дома. Объект странный. Нет ни проволочных заграждений, ни сигнализации с видеонаблюдением, ни минированных участков, ни полос отчуждения. Нет наружной охраны и наружных систем наблюдения, нет вентиляционных шахт, ворот, дверей, окон, дорог или взлётно-посадочных полос и площадок. Объект под нами, а мы ещё не имели никаких неприятностей. Перестрелка с матильонес, от страха отрезавших себе пальцы, не в счёт. Саурно говорит, что во время перестрелки, был дух леса, но я думаю, что это суеверия. Толи мы далеко от важных узлов объекта, его входов-выходов, вентиляционных шахт, антенн и прочих уязвимых мест, и поэтому нас не трогают, то ли мы сильно ошибаемся, и это просто горы шумят. Так или иначе, у нас одна дорога; вдоль ручья, чтобы осмотреть ущелье.

— Не сидеть же до утра, — Уайтгауз похлопал по колену штурмана.

Саурно издал восклицание и указал на тёмное пятно возле одного из гротов в стене ущелья.

— Что-то движется! — зашипел Айдем, — в укрытие, приготовьтесь!

Все вскочили, рассыпались в стороны почти как обученная пехота, с той лишь разницей, что у солдата слаженность действий достигается тренировками, а у высокообразованных специалистов, мгновенно определяемой целесообразностью. Отряд затаился среди валунов.

Гул со стороны грота усилилась. Оттуда поднялось облако пыли. На фоне скал, было видно, как облако поднимаясь на десяток метров, растекается в стороны и опадает.

— Не хватало только, чтобы нас тут застало землетрясение, — сказал Уайтгауз.

— Подойду ближе, посмотрю, что там, — сказал Дыбаль, приподнимаясь, но Айдем сделал ему предостерегающий жест:

— Не двигайся, если нас обстреляют, даже не убьют, а ранят, кто тут сможет квалифицированно прооперировать ранение? Как мы пойдём обратно?

Над ущельем раздался скрежет, будто старый авианосец «Джеральд Форд» карябал днищем рифы. Что-то завизжало, лопнуло как гигантская струна. На лунном свету показалась груда камней, выдвигаемая чем-то необычайно мощным из грота. Камни были прозрачными, как мыльная плёнка. Без всякого сомнения, это были куски горной породы, они имели только контуры и тени, словно не имели вещества. При этом камни грохотали, рассыпались, с горячим шипением плюхались в ручей, как обычные куски базальтовой лавы. Сквозь россыпь, слегка подсвеченную серебристым мерцанием, угадывался поворот ущелья, ниши в базальте, мечущиеся там тени летучих мышей. На фоне освещенной скалы, стало возможным разглядеть то, что приводило в движение гору камня; по громадному прозрачному полусферическому телу бегали вереницы голубых огоньков, словно электропроводка давала множество замыканий, мигали разноцветные лампочки, габаритные сигналы и приборы.

— Вот и Уаимоясос, — Уайтгауз поискал глазами Саурно, но тот хорошо спрятался, — бульдозер в камуфляже!

Уайтгауз пробрался к Айдему:

— Это машина. Машина и порода чем-то обработана, чтобы деформировать свет. Новый вид камуфляжа.

— Полковник предлагает подойти к входу вдоль скалы, — ответил Айдем, наблюдая за жестами фон Конрада, — а если это танк?

— Кто на танках тоннели роет? Исламисты, окопались тут тайком! — сказал Уайтгауз и выжидательно посмотрел на командира, — думают, на другом континенте их не найдут.

— Будем считать, что это бульдозер, — сказал Айдем.

Он пополз туда, где в тени прятался полковник. Уайтгауз последовал за ним. По другую сторону ручья осторожно перемещались тени, это были Саурно и Дыбаль. Они обходили грот по дуге с другой стороны.

Тем временем машина вытолкнула камни к ручью и скрылась в гроте.

— Полная беспечность — вход запирается только телом самой машины, — пробурчал Уайтгауз.

Двумя короткими перебежками, хлюпая по воде, он пересёк пространство, отделяющее его от грота. В висках бешено стучала кровь, в горле застрял горький ком от напитка, а камушек, попавший в ботинок, невыносимо давил на щиколотку. Сознание смотрело на мир как-бы из тоннеля и фокусировалось на единственно важном — входе в грот.

Другие астронавты побежали за ним не таясь, понимая, что если ущелье под наблюдением, то бросок Уайтгауза наверняка заметили и сейчас может произойти всё, что угодно. Например, жужжа электромоторами, могут отъехать в сторону люки, крашенные под цвет базальта, после чего в фигуры людей мёртвой хваткой вцепятся зрачки крупнокалиберный пулеметов и огнемётов под управлением компьютеров. После этого атакующие превратятся в разлетающиеся в разные стороны куски мяса и костей, фонтаны кровавых брызг, а затем в пылающие кляксы. Понимая это, все торопились миновать открытое место, прижаться спиной к скале справа и слева от входа, оказавшись в мёртвой зоне оружия базы.

Уайтгаузу всё время казалось, что он в Анкаре, только что вывалился из бронетранспортера, подбитого арабской артиллерией с левого берега Кагутхане, и единственная возможность остаться в живых — бежать на пулемётные точки исламистских десантников в сторону бетонного парапета набережной, в мёртвую зону для пуль. Уайтгаузу представлялся запах жжёной резины и человеческой плоти, режущая боль от осколков и ушибов, прилипший к зубам язык, свист и тиканье пуль. Горит район Бейголу, с рёвом проносятся дымные полосы реактивных снарядов, рокочут вертолёты, в развалинах скрежещет гусеницами бронетехника, в тактическом наушнике связи слышатся проклятия и панические крики, призывающие отступать. Через громкоговорители арабы передают песню Элвиса Пресли «Onli You». Она, по их мнению, должна сломать психологический настрой пехоты NATO, и вызывать мечты о доме.

Видения войны мелькнули как объёмный художественный фильм на ускоренной перемотке. Уайтгауз даже не осознал, что вошёл под своды грота и внутри него горит ожесточённое желание уничтожить врага. На всякий случай он не особенно изящно кувырнулся через локоть и откатился к стене. Положив палец на спусковой крючок подствольного гранатомета, замер. В пространстве, похожем на тоннель метро, он готов был встретить и жерла автоматических пушек, и рвущиеся в лицо струи напалма, и облака отравляющих веществ. Но впереди была чёрная пустота. Мелкие камешки и песок сыпались за шиворот и на лоб, и самое странное было то, что он до сих пор был один.

Наконец, беззвучным приведением, появился Саурно. Индеец опустился на корточки, опёршись на автомат и показал кулак. Этим универсальным жестом, обозначающим единство, он объяснил, что с Уайтгаузом он будет до конца. Прошло минут десять. Машина не появлялась.

— Айдем решил перестраховаться и не пошёл? — сам себя спросил Уайтгауз.

Послышался шорох, и о его ногу споткнулся и рухнул Маклифф:

— Айдем послал узнать, что происходит? Он считает, что мы должны отойти.

— Здесь ничего не происходит, вибрации, гул и скрежет, — ответил Уайтгауз, наблюдая, как тело Маклиффа, лежащее на слое невидимых камней, оказалось в нескольких дюймах от видимой опоры. Маклифф висел в воздухе, левитировал как святой дух.

— Скажи им, что если они не придут, я пойду в атаку с Саурно, — сказал Уайтгауз, — если здесь свои, нам ничего не сделают, а если враги, то мы принесём больше пользы в коротком пехотном бою, чем за годы полётов на орбите. Может быть.

— Жди нас, — Маклифф посмотрел на Уайтгауза как на сумасшедшего, и ушёл. Прошло ещё минут десять. От лежания на камнях стало затекать тело, холод пробрал до костей. Хотелось пить, но вода осталась в рюкзаках у ручья. Уайтгауз стал жевать листочек коки и так слегка заглушил жажду и ломоту. Он знал, что снаружи идёт спор между сторонниками и противниками нападения. Это был тяжёлый выбор. Он и сам начал сомневаться, надо ли было так, без подготовки, с одним лёгким оружием это делать. С другой стороны, они шли к ущелью «готовые ко всему» и это «всё» настало.

— Вперёд! — мимо Уайтгауза с грохотом и лязгом пробежал фон Конрад, — не дадим им опомниться и закрыть тоннель!

Выбор был сделан.

— Давай! — за полковником двигался Айдем и Маклифф.

Дыбаль передвигался мелкими перебежками, пригибаясь, семеня ногами, словно ниндзя из японского фильма. Уайтгауз и Саурно двинулись вперёд. Они довольно долго бежали почти вслепую, спотыкаясь, сворачивая в боковые тоннели, то узкие, словно вентиляционные штреки, то широкие, как шоссейная дорога. Стены и своды были ровными и гладкими, почти отполированными. Повсюду тянулись провода и кабели, трубы, воздуховоды, мерцали оранжевые светильники. Иногда попадались таблички с непонятными символами, ящички управления и контроля, панели, приборы незнакомого вида, похожие на миниатюрную оптику. Со стен и сводов сочилась вода, текла маленьким ручейком в сторону выхода по жёлобу. Такое водоотведение оставляло надежду отыскать дорогу назад. Астронавты на бегу разбивали и повреждали прикладами, ногами, руками пульты и оптику, оставляя за собой осколки, скопы искр, запах горящей изоляции. Через четверть часа сумасшедшего бега, они ввалились в зал, и остановились; высоченный свод здесь поддерживался колоннами, оставленными при выемке породы, между колоннами в капельках конденсата стояли огромные машины с ковшеобразными агрегатами, напоминающими рты насекомых. Золотисто-стальные обтекаемые корпуса их не имели швов, клёпки, рычагов или панелей управления — только гладкая поверхность. Никаких надписей, номеров, товарных марок, как это обычно можно увидеть на земной технике.

— Декорации к «Звёздным войнам»? — Дыбаль от восхищения раскрыл рот, — чур, я Дар Вейдер!

— Ты будешь Чуей, — дёрнул его за рукав Айдем, показывая, что следует двигаться вдоль стены, обходя зал влево, — а я буду принцессой Леей.

В этот момент послышались звуки, похожие на постукивания при перекатывании пустой железной бочки и скрежет железа. Из темноты показался невысокий металлический цилиндр. Он спустился по пандусу и остановился, паря над полом. Открыв одну из машин, робот ввёл в неё устройство, похожее на компьютерный разъём, и принялся мигать огоньками, жужжать. Машина не реагировала. Всё это действо продолжалось довольно долго. Наконец цилиндр прекратил свои попытки и подплыл к шкафу с пучками разноцветных кабелей.

— Не работает ничего у болвана, — сказал Айдем, — однако это не наша техника; левитация у нас пока на уровне фокусов, а тут промышленный образец.

— Много денег стоит, — предположил Маклифф, — похоже, мы перебили по дороге что-то из систем управления.

— Я бы всё взорвал, — сказал Уайтгауз, похлопывая себя по карманам с С-4.

Цилиндр вставил разъём в гнездо шкафа и пещера наполнилась рёвом сирен и светом прожекторов, а все выходящие из зала арки стали закрываться.

— Вот сволочь! Он поднял тревогу! — заорал Уайтгауз и выбежал на центр зала.

— Джеронимо! — он оскалил зубы и разрядил подствольный 40-мм гранатомёт в огоньки цилиндра.

Граната пробила тонкий корпус и взорвалась внутри с оглушительным грохотом. Не дожидаясь, пока отгуляет эхо, Уайтгауз принялся расстреливать механизм и шкаф зажигательными и разрывными пулями. В разные стороны полетели куски металла, клубки проводов, крошки мелких деталей. Через секунду из робота повалил чёрный дым, полыхнуло пламя.

Из арки над пандусом появился ещё один золотистый цилиндр, но и его постигла та же участь. Уайтгауз продолжал стрелять, пока не кончились патроны в магазине.

— Опять у тебя нервы не выдержали! — крикнул Айдем, подскочил в Уайтгаузу и крикнул ему в ухо, — уходим!

— Ковбой всё испортил, — мотнул головой Маклифф.

Под вой сирен отряд бросился назад, но было поздно — входы оказались уже перекрыты. Из зала оставался только один путь — наверх по пандусу, в проём откуда появлялись цилиндры.

— Всё, теперь либо мы их, либо они нас! — крикнул Айдем, — круши!

— А-а-а-а! — отозвался Маклифф.

— Ура-а-а-а! — на русский лад вторил ему Дыбаль.

Уже ничего не соображая, ни на что не рассчитывая, пятеро астронавтов и индеец, взбежали ввеох по пандусу и очутились в сети коридоров. Они начали врываться в разные помещения, просторные и не очень, пустые и напичканные сложной аппаратурой, с экранами, дисплеями, и там громить всё подряд. Иногда перед экранами с меняющимися символами, стояли кресла, а на столах дымились стаканчики с напитками, иногда в залах не было никаких признаков жизни. Всё за секунды превращались в месиво разбитого, простреленного оборудования и мебели. Несколько раз Уайтгауз оставлял заряды взрывчатки, превращал обломки в пыль и пожар. К удивлению, они не встретили никого. Наконец два цилиндрических робота-ремонтника выскочили из-за угла, остановились и попытались скрыться, но были расстреляны и повалились на пол, объятые огнём.

Ещё успел смолкнуть их жалобный стрёкот, а люди уже бежали в следующий зал среди рассыпающихся панелей и подвесных потолков, разлетающихся приборов, освещаемые вспышками выстрелов и миганием ламп аварийного предупреждения. Атака продолжалась. Толстые кабели астронавты рубили мачете, в тени боковых проходов стреляли без раздумий. Они были уверенны в себе до тех пор, пока на третьем ярусе, в зале, со странными станками из жёлтого металла, им навстречу не полетели огненные зигзаги, разрывая воздух грохотом. Базальтовые стены из-за этого кое-где превратились в белый расплав.

Одна из вспышек попала в Саурно, разрезав его сверху вниз, как циркулярная пила. Индеец так и застыл, с раскрытой, как у овцы на бойне, грудью, занеся над головой мачете. Было видно, что его сердце ещё трепещет.

Астронавты бросились за металлическую станину одного из агрегатов, похожего на паровой молот. Его размер позволял надеяться, что он сможет выдержать огонь.

— Саурно! — Уайтгауз выстрелил из подствольного гранатомёта в источники молний, и бросился к индейцу.

Айдем схватил его за ремень и потащил в укрытие.

Лучи ударили по укрытию. От попаданий неизвестного оружия, станок треснул и частично оплавился. Во все стороны полетели капли металла.

Дыбаль и фон Конрад принялись стрелять из гранатомётов в потолок с таким расчётом, чтобы осколки летели на нападающих.

— Саурно! — Уайтгауз подтянул мёртвое тело Саурно к себе, положил его голову на свои колени. Он закрыл чёрной от пороха ладонью глаза индейца и почувствовал как ненависть закипает в крови.

Фон Конрад выглянул из-за укрытия. На другом конце зала, среди едкого дыма и пыли, к двигались машины, напоминающие экзоскелеты североамериканской пехоты. Боевые роботы плыли, над полом, выставив вперёд манипуляторы с трубками на конце. Из них и били синие всполохи.

— К нам двигаются трёхметровые монстры, похожие на бронетранспортёры — дистанция тридцать метров, — прокричал фон Конрад, — нужно отходить. Оружие их не возьмёт.

— Стреляйте! — закричал Уайтгауз.

Положив голову Саурно, он начал наворачивать на осветительную ракету остатки пластиковой взрывчатки.

— Это самоубийство, — прокричал Маклифф, — бросай всё, уходим!

Маклифф бросился назад, но над его головой тут же разыгралась вакханалия разрывов. Он упал и закрыл голову руками.

— Прикройте его огнём! Конрад! Рони! — закричал Айдем, выпуская в сторону роботов очередь.

— У меня пусто! — крикнул Дыбаль, подыскивал глазами что-нибудь тяжёлое, что можно было бы использовать как оружие, — патроны есть? — он привстал и, сжав зубы начал достреливать во врага последний магазин одиночными выстрелами. Пули как горох отскакивали от чудищ с маленькими щелями оптических приборов.

Фон Конрад поднялся рядом со штурманом. Он расстрелял патроны винтовки, выпустил рожок из автомата Саурно и бросил гранаты:

— Получите!

Раздался грохот и зал наполнился воем осколков. Один осколок выбил у Дыбаля винтовку из рук, другой пробил полковнику предплечье, а ещё один попал в шею уже мёртвого Саурно.

— Плохо дело! — заключил Уайтгауз, увидев, что гранаты не причинили врагу никакого вреда.

Роботы включили систему камуфляжа и сделались невидимыми, как машина у грота, оставив только расплывчатые силуэты. Они были в десяти шагах, когда Уайтгауз, закончил устанавливать запал в импровизированную мину и кинул её с криком:

— Ложись! Бомба!

Дыбаль, Айдем и полковник едва успели упасть, как раздался взрыв и зал тряхнуло, как игрушку. Обрушился потолок и свод. Станок перед астронавтами развалился на части. Его куски, отбросило на резервуары. Ёмкости треснули, из них хлынула дымящаяся жидкость.

— Особенно разрушительным, является взрыв в замкнутом помещении, при кратковременном избыточном давлении от пятисот фунтов на квадратный дюйм и выше… — пронёсся в голове Уайтгауза отрывок когда-то слышанного текста.

Из его горла хлынула кровь, исчезли звуки, уступив место сводящему с ума звону.

Он повалился на тела Саурно и Айдема. Фон Конрада без признаков жизни уже лежал тут, придавленный панелью потолка, и только Дыбаль ещё двигался, боролся, полз, глотая пыль и гарь, цеплялся за предметы, что-то крича.

Из последних сил, впадая в забытьё, Уайтгауз схватил металлический прут и пытался действовать им как оружием. Всё, что ему удалось сделать, когда его подбирали и волокли чьи-то сильные руки, это бессильно завыть и ударить подошвой ботинка что-то невидимое.

Глава 1 ВЕРБОВКА

— Меня зовут ягд Одун Холник Цкуголь. Моё воинское звание — капитан-командор. Я командир особой группы Управления Стратегической разведки 3-й Галактической директории Натоотвааля. Давай попробуем поговорить. Кстати, это в твоих интересах. Ответь для начала на несколько вопросов. Ответы мне в основном известны, но интересно, что ты скажешь. Каков твой генотип и фенотип? — высокий мужчина с копной густых, светлых волос на голове, с удлинённым, бледным лицом и цепким взглядом, остановился перед креслом, в котором сидел Дыбаль.

Ягд Цкуголь был одет в серо-стальной комбинезон без швов, карманов и молний.

— Разведка? Натоотвааля? — Дыбаль сощурил заплывший от кровоподтёка глаз, рассматривая свои руки, со множеством зашитых порезов.

Щека штурмана была наискось залеплена пластырем, похожим на сухую кожу. Правая нога выше колена была перехвачена эластичной шиной, как от кровотечения, а у щиколотки была сжата скобами.

— Похоже, мне здорово досталось, — он вздохнул, осознав, что дышать больно, — сломаны рёбра?

— Какой у тебя генотип и фенотип? — переспросил ягд Цкуголь.

— Чукча, — ответил штурман.

Он придал лицу независимое выражение и принялся щупать живот и ноги, пытаясь оценить своё состояние. В голове гудело, как в колоколе, в горле першило, толи от еды, похожей на замазку, то ли от питья, похожего на кисель. Дыбаль совсем недавно пришёл в сознание. Сколько прошло после взрыва бомбы и сражения в недрах горы, он не имел представления.

Комната, где он сидел, была небольшой, хорошо освещённой. Стены и потолок были покрыты золотым ворсом, как и пол. По экрану, вернее по одной из стен, служившей экраном, бежали строки сообщений. Они перемежались киносюжетами, коллажами из фотографий, таблиц, схем и графиков. Буквы и символы языка резали Дыбалю глаз. Хотя эти буквы он видел впервые, а язык слышал в первый раз, он всё понимал, словно это был русский язык. По стене-экрану ползло сообщение;

— Кандидат?2 находится в комнате отдыха — бильярд,

— Кандидат? 3 находится в столовой — грибная лапша, сметана, бифштекс (почти сырой), абрикосы, коньяк, сигареты «Кторвик»,

— Кандидат? 4 находится в технический отделе — несанкционированный просмотр программ управления аэродинамическим тоннелем базы, попытка демонтажа компа-25 в отсутствие дежурного оператора, кража документов на магнитном носителе из шкафа механика-оператора землеройного комбайна.

— Чукча? Ты не осознаёшь своё положение, — проговорил ягд Цкуголь, — не понимаешь, куда попал. Ты думаешь, что это арабская база? Нет. Ты попал на базу галактической федерации Натоотвааль. Она контролирует почти половину Вселененой. Здесь, на базе под названием Зием-002, ты с товарищами вывел из строя два из трёх аэроэнерготонелей, вырабатывающих электроэнергию за счёт движения воздушного потока из-за разности давления на нагретой и не нагретой стороне гор. Вы уничтожили управление турбинами, роботов-ремонтников, разрушили операционные компьютеры, разгромили пост орбитального слежения, пост наземной и подземной локации, и ещё много чего. Станции нанесён огромный ущерб, и она долго не сможет выполнять своей основной функции — ретранслировать перемещение кораблей с грузами в этой части космоса, и защищать Зием — Землю от атак империи Свертц из космоса или со стороны агентуры на планете. Для сил Свертца, нет разницы, уничтожить нашу базу, или уничтожить её вместе с планетой. Но откуда вам это знать, ведь в ущелье дорожных указателей не было. Так?

Капитан-командор говорил спокойно, словно речь шла о меню на ужин. Он выдержал паузу и продолжил:

— Если бы не некоторые обстоятельства, вы были бы умерщвлены уже давно, расстреляны до того как достигли тоннеля. Но я вам сохранил жизнь и теперь даю шанс. Не знаю, Александр, дошли ли до твоего сознания мои слова, но поскольку мне нужен быстрый результат, попробуем пойти по другому пути. Мне нужно преодолеть твой скепсис. Взгляни на экран.

Ягд Цкуголь нажал на прозрачный браслет, напоминающий наручные часы и на стене-экране появилось изображение реконструированного кинотеатра «Ударник» в Москве. За мостом оранжевые поливальные машины мыли поворот к Александровскому саду на фоне залитого осенним солнцем Кремля. Сверкали купола Архангельского и Успенского соборов, сиял крестом Иван-Великий. И тут Дыбаль увидел себя самого, облокотившегося на свои старенькие «Лада-Сокол» с бутылкой шампанского в руке. Рядом стояла его мать, в неизменном серебристом плаще, и улыбающиеся молодые люди. Была слышна песня «Машины времени» про поворот, а гудки машин, карканье ворон, шелест сухой листвы дополнял полифоническое звучание…

— Это ты, москвич Александр Григорьевич Дыбаль, 2065-го года рождения, со своей матерью и однокурсниками после получения диплома инженера электронных систем в МИРЭА. Снимает вашу компанию на телефон двоюродный брат Иван. Другая часть воспоминаний взята из электромагнитных полей коры головного мозга. Датчиками размером с луковицу волоса покрыта сейчас вся твоя кожа на голове, — сказал ягд Цкуголь.

Он сел за стол. Было видно, что ему отчаянно скучно и его мысли перетекают в совершенно другой мир, далеко от упрямого и опасного пленного землянина, сидящего на привинченном к полу стуле. Изображение Москвы отделилось от экрана, стало объёмным и повисло, медленно вращаясь.

Дыбаль глазам не верил, настолько подробно были отображены детали, предметы, слова, вещи. Это был сон или галлюцинация. О многих деталях мог знать только он. Например, вмятина на крыле «Лады-Сокол», возникшая когда он, сдавая задним ходом на узкой улочке, не рассчитал радиуса поворота и притёрся к стене строительной бытовки. Эта вмятина просуществовала до ремонта всего один день. Здесь она ещё была. Встреча у «Ударника» с друзьями тоже была, но машина тогда была без вмятины.

— Лучше бы вмятины не было, она такая некрасивая, — подумалось Дыбалю, и в тот же момент его изображение прекратило разговаривать с друзьями, вмятина на «Ладе» исчезла и он достал из багажника коробку с салютом на 94 залпа. Дыбаль на экране поставил салют на проезжей части, не обращая внимания на проезжающие автомобили, и поджог фитиль. Когда салют начинал выстреливать огненные сгустки, небо стало ночным и салют выбил слово «Лена».

Этого в реальности не было. Мало того, что подконтрольная ягду Цкуголю технология транслировала информацию, взятую из мозга, так эта информация была интерактивна, отражала события, которые штурман хотел бы иметь в памяти, вместо произошедших.

— СВМП — стандартная система визуализации мыслительных процессов. Можно даже посмотреть, как мозг связывается через нейроны кишечника с кишечной микрофлорой. Посмотрим дальше что-нибудь из жизни Александра? — равнодушным тоном сказал капитан-командор.

Штурман с ужасом осознал, что они общаются на языке, ранее не знакомом. Это отчётливо проявляется на фоне родного русского языка воспоминаний. Изображение начало меняться, словно слайд-шоу. Вот детский сад и школьные годы, вот служба в Западной российской армии и война с восточно-русской хунтой. Вот трое убитых им во время ночного боя, туристические маршруты, глаза Лены Якунчиковой, её нагое тело. Вот ещё девушка. Компьютер приноровился оформлять изображения в виде старых фото, чётких, цветных, голографических и даже двигающихся. Потом изображения побежали в обратном порядке. Дыбаль становился моложе, серьёзней, головастей, пока на с середины комнаты не посмотрел вокруг карапуз в кружевном воротничке, сжимающий в ручке громадную пластину телефона середины ХХI-го века.

— Неплохо получается у вас по мозгам шарить. Я добавил бы тут несколько постельных сцен и пару кровавых убийств с использованием бензопилы, как в Голливуде, — откинувшись на спинку стула, Дыбаль ухмыльнулся, — подробное досье вперемешку с фантазиями. Может быть, у вас есть и музей моего имени? Скажите, зачем всё это грязное бельё?

— Ты нам нужен, Александр, — ответил ягд Цкуголь, — в качестве добровольца на войну.

— В качестве добровольца? Пушечного мяса? У вас же всё есть! Смотрите, какие технологии — с моего мозга в текущем времени снимаете сигнал и преобразуете в объёмный интерактивный мультфильм. В Андах тоннель для получения электричества из воздуха сделали, роботы летают, невидимость для предметов. Столько высокотехнологичного дерьма у вас. Зачем обычные земные астронавты с погибшего шаттла? Таких неудачников на Земле полно. Пачки и вязанки, и моложе, и красивее. Если это вашим дамам интересно, ладно, считай, заинтриговали, валяйте, задавайте вопросы легавые. Если могущественная галактическая держава без нас не может справиться с врагом, то она просто смешна. Вот так, адмирал Нахимов, — штурман потрогал залепленное пластырем лицо.

— Адмирал? Какой адмирал? — капитан-командор вскинул бровь, — ах да, это есть проявление земного сарказма, ирония.

В этот момент в комнату, вошла стройная, длинноволосая девушка, с прямыми, правильными чертами лица и огромными кукольными глазами, почти мулатка, как могло показаться из-за ровного загара на теле. Девушка с любопытством уставилась на Дыбаля. У него дыхание перехватило от её необъяснимо-сильной женской привлекательности.

— Что случилось, Шиела? — спросил у девушки ягд Цкуголь, — чего ты ходишь по базе? Есть коммуникатор.

Шиела сделала несколько грациозных шагов сквозь голографическое изображение малыша Дыбаля и положила на висящую в воздухе поверхность стола пачку подсвеченной изнутри бумаги, оказавшейся при внимательном рассмотрении тонкими дисплеями.

— Ягд командор, — сказала она мелодичным, чуть искусственным голосом, — внутренняя связь не отремонтирована после нападения этих варваров, а ягд Тигау хочет знать Ваше мнение по ряду вопросов. Они тут подобраны в порядке актуальности. Это что, один из тех, кто напал на нас? — она указала длинными пальцами на Дыбаля, — какой симпатичный!

— Да, Шиела, один из тех. Ещё одна команда таких симпатичных и мы почтовых голубей начнём использовать, или дымом от костров информацию передавать своим агентам снаружи. Передай ягду Тигау, что по его вопросам я буду готов провести совещание к трём часам. Натоот!

— Натоот! — ответила девушка и вышла.

В коридоре она остановилась, прижав руки к высокой груди, выдохнула:

— Какой красавчик!

Ягд Цкуголь просмотрел на пластины и сел на стул.

— Это богиня Ника! Если бы я был на Вашем месте, капитан, я бы не стал сидеть в бункере, — находясь под впечатлением от увиденной красавицы, сказал Дыбаль, — я напечатал бы евробаксов и скрылся с ней на островах в Новой Зеландии. Завёл бы яхту с командой из евнухов, дворец, пару джетов для полётов по магазинам и казино. А вы тут дурака валяете.

Цкуголь холодно сказал:

— Это ты дурака валяешь, а я пытаюсь тебя спасти. Кстати, пользуясь возможностями генной инженерии и автоматизированными центрами косметической хирургии, любая женщина Натоотвааля может иметь любой облик. Шиела просто любит изучать земные глянцевые журналы, вот и результат — она в твоём вкусе, землянин. Генотип и фенотип?

— Русский, — Дыбаль понял, что этот вопрос был ключом к пониманию его настроенности на разговор, — хороша Маша, да не наша, — добавил он, глядя на контур входа, где исчезла Шиела.

— Чем хотел бы заниматься после окончания контракта с NASA?

— Я хотел бы завербоваться на новый срок, если пройду тесты. Космос люблю. Люблю всю черноту, холод, сияние атмосферы, бесконечные загадки. Только в космосе ощущаю себя человеком, а не биоскелетом для колонии желудочных и кожных бактерий, рабом теленовостей и правителей экономики и политики. Кроме того, в космосе можно бездельничать и дурака валять, выполняя не хитрые эксперименты, типа пробовать скотч для латания микрометеоритных дыр в корпусе. Это не то, что надрываться в офисе, повышая продажи не своей продукции, или воровать корпоративные деньги у мафии, рискуя очутиться на дне с цементным тазиком на ногах. Я, например, когда кручу на орбите педали велотренажёра, люблю стихи сочинять. Это хороший тон для образованного человека — стихи. Вот мои;

— Смотрю, Шиела провела вербовку быстрее меня, — капитан-командор оживился, — теперь можно говорить без соблюдения инструкций по обращению с военнопленными. Что ты любишь кроме космоса?

— Люблю мать, отца, хоть он и бросил нас, когда мне был год. Люблю огнестрельное оружие. Электромагнитные ружья не впечатляют. Слишком слабые. Люблю тюнингованные машины и красивых, умных женщины. Люблю иллюстрированные исторические альманахи, добрую пьянку с друзьями.

— Пьянки типа попоек у Агилара, когда пьёте алкоголь вперемешку с кокаином, а потом лежите как трупы? — улыбнулся ягд Цкуголь.

Дыбаль озадаченно на него уставился:

— Вы что, следили за мной с момента рождения? Неужели это так важно?

— Всё считано машиной с коры твоего мозга, но нас интересуют только эпизоды, связанные с поведением при столкновении «Independence» и эвакуации. Экстремальная ситуация — бой на орбите при отсутствии информации, самоубийственный побег в мусорных контейнерах, переход по пустыне. Мы всё знаем. Зонд начал наблюдать за тобой и твоими друзьями после аварии на орбите. Потом мы вас потеряли и обнаружили в пустыне, потом опять потеряли в джунглях, и нашли у себя в аэротоннеле.

— Значит, роботы нас не убили потому, что знали кто мы? А лётчики из ВВС Южно-Американского союза, которые врезались в землю? Там с ними в воздухе был какой-то странный объект, похожий на беспилотник, это был ваш аппарат?

— Эти лётчики нашли контейнер и собирались вас уничтожить. Они думали, что вы диверсионная группа. Нам пришлось сбить два их истребителя, что бы вы выжили и продемонстрировали свои качества — выносливость, упорство, опыт и находчивость.

— А если бы мы стали умирать в пустыне, вы помогли бы? — спросил штурман.

— Мы не спасательная служба.

— Спасибо за откровенность.

— Не будем муссировать эту тему, — ягд Цкуголь поморщился, — разговор идёт о пятилетнем космическом полёте с пребыванием на планетах типа Земли. Связь с родными будет после первого года службы. Искусственная гравитация будет не всегда, но будет. Условия оплаты любые.

— Когда я стажировался в центре NASA в Эймсе, меня сбросили на три месяца в тайгу на Аляске. Ночью. Без подготовки и снаряжения. Тест на выживание. Холод ладно. Медведь гризли там мне повстречался, шатун-людоед. Мы с ним три дня упражнялись в интеллекте. Он бегает быстро, как конь, особенно если в горку. Только по острым камням не очень, и если крутой спуск не ахти. Если бы меня вертолёт не вывез, он бы меня задрал. Сказали потом, что русским так и надо — идти на корм медведям. Я могу выносить сколь угодно долгий дискомфорт, если за это платят. Лучше, конечно, если это будут евродоллары или юани, — Дыбаль откинулся на спинку стула и положил повреждённую ногу поверх другой ноги.

Лицо его расслабилось, глаза прикрылись, из рта вылетел вздох. Ужасный по своей сути вопрос капитан-командора, донёс до него главную весть, и эта весть была отличная — его не собирались убивать просто так.

— Сколько денег тебе нужно? Как ты оцениваешь свои способности, если работа будет опасная, как твои последние похождения, но всё это будет среди звёзд? — было видно, что капитан-командор доволен ходом беседы.

— Не понял, — при любом окончании разговора, Дыбаль тоже был заранее доволен результатом.

— Что хочешь за работу вдали от дома?

— А что вы можете предложить? Извините, что как в Одессе, отвечаю вопросом на вопрос.

— Что угодно можешь просить, хоть дрессированных тигров, — ягд Цкуголь повернулся к бегущей строке. Она мигала разными цветами, на ней толко что появился текст: кандидат? 4 — происшествие третьего уровня опасности — умышленная порча оборудования в техническом отделе главного энергетика.

Ягд Цкуголь нажал на кнопку браслета и на экране появилось изображение, состоящее из двух частей. Справа двое высоких, явно людей, а не роботов, в чёрных комбинезонах со значками молний в петлицах, ломали гидравлическими ножницами дверь с табличкой «Сектор В — технический отдел энергосистем тоннелей». Слева, озираясь на гнущуюся дверь, прикидывая, сколько времени она выдержит, орудовал стальной столовой вилкой и обломком ножки стула Уайтгауз. Этими варварскими инструментами он вскрывал золотистые кожухи компьютеров, рвал проводку, ломал плата и прочие внутренности устройств, вызывая снопы искр.

— Эй, в коридоре! — кричал он, — что нужно? Проваливайте, пока не заработали по голове!

Уайтгауз был так воодушевлён своей разрушительной работой, что, казалось, помолодел на десять лет — глаза горели, улыбка не сползала с губ, щёки пылали. Когда он склонился над внутренностями очередной системы, дверь рухнула и его схватили под руки. Уайтгауз даже не пытался сопротивляться. Наоборот, он шёл по корилору счастливо улыбаясь, успев сунуть за щёку выдранный микрочип, чтобы потом снять с него информацию и уничтожить, нанеся максимальный вред врагу. Выглядело это глупо, особенно кража микрочипа.

— Хулиганит твой друг, — сказал капитан-командор, поднёс ко рту браслет, — сержант, приведите ко мне кандидата? 4.

— Хорошо тут всё организовано, — заметил Дыбаль, — связь, камеры, сигнализация на разных физических принципах работы, мордовороты в охране, похожие на уголовников. Мне не понятно, почему вы допустили разгром базы? Вы же следили за нашей группой ещё на подходе к ущелью!

— Высокотехнологичные устройства подвержены сбоям из-за разных мелочей, начиная от изменения геомагнитной среды планеты, до насекомых и микроорганизмов. В вашем случае, сработал элемент случайности. Когда на вашу группу напали боевики, вернее не на вас, а на наш дозорный аппарат, вы попали под огонь, и стали стрелять в ответ. В результате наш наблюдатель был сбит и мы потеряли вас. Охранная система определила, что угрозы базе нет. В ущелье есть штрек, по которому порода, выработанная при строительстве, выбрасывается на поверхность. Штрек не защищается, так как вход в него заперт телом бульдозера, как поршнем. Бульдозер прочнее любой скалы и его защищать нет смысла. Как вы проскочили мимо и оказаться в парке строительных машин, не понятно. Видимо бульдозер ушёл глубже, чем этого требовала программа, а система управления этого сбоя не увидела. Бульдозер должен был вас размазать по стенкам и всё. Тут какая-то мистика, — ягд Цкуголь провёл над головой указательным пальцем, рисуя воображаемый нимб святого, или показывая полёт мыслей. Он развёл в стороны ладони совсем как землянин:

— Это увеличивает заинтересованность работниках, имеющих не только опыт, знания, но и фарт. У некоторых людей встречается иррациональная способность выходить живыми из могилы.

— Дуракам везёт, — произнёс Дыбаль по-русски.

— Выходить сухими из воды, — тоже по-русски и без акцента, сказал командор, — итак, мы остановились на вознаграждении.

— У меня ощущение, что Вы сами с Земли. Поговорки, фразы. Инопланетяне так не говорят.

— А как говорят инопланетяне? — ягд Цкуголь угрюмо уставился на Дыбаля, — ты согласен работать на Натоотвааль? Да или нет?

— Э-э-э, дарагой, зачэм так быстро? Сначала давай ещё раз пагаварым про тавар, а потом про цэну. Ты на рынке давно таргуешь, разве так дэла дэлаются? Что за цэна без тавара? — сказал Дыбаль, имитируя кавказский акцент, и добавил уже серьёзно, — извиняюсь, но если работа связана с изменой Родине, то нет. Будь я последний дурак-патриот на Земле, но нет. Кто вы такие, мать вашу, что за масонское логово?

— Мы не масоны, мы из другой галактики. И не груби, ёханный бабай, — без эмоций сказал ягд Цкуголь опять по-русски, — ты чурка? Не понимаешь ничего?

Дыбаль с уважением посмотрел на капитан-командора:

— Вы всё-таки русский.

— Не русский. Так только тебе кажется, что я говорю по-московски. Я говорю на языке Натоотвааля. Он называется ковакт. Пока ты был без сознания, в твой мозг была помещена информация, позволяющая воспринимать мои мысли из речевого участка моего мозга сразу в твой участок мозга, отвечающий за восприятие речи. Язык и слова дублируют телепатическое общение. Китаец с Земли услышит мои слова по-китайски, англичанин по-английски. Кроме языка ковакт, есть два специальных языка — кумит и кроззех. Кумит — военный язык. На нём говорят военные, это язык военной техники, военного производства и снабжения. Кроззех — официальный государственный язык. На нём разговаривает правительство, чиновники, пишутся законы, ведётся судопроизводство, экономическая деятельность, вещание на другие миры. Ты сейчас владеешь всеми языками Натоотвааля, и говоришь со мной на ковакте и кроззехе, в зависимости от того, какой язык употребляю я в связи с темой. Но твоё подсознание переводит всё на наиболее удобный для тебя язык — русский. Когда тебе кажется, что ты говоришь по-русски, твой мозг транслирует речь на языках Натоотвааля, а язык это повторяет.

— Если мне предлагается быть наёмником для подавления вашего или нашего населения, я отказываюсь. Что от меня требуется?

— Не ожидал я такого чистоплюйства от астронавта NASA, — ягд Цкуголь встал, и, расхаживая, начал нехотя рассказывать про войну Натоотвааля против галактической империи Свертц. Война шла более четырёх тысячи лет по земному летоисчислению и велась за господство в этой части Вселенной, где на периферии галактики Золн, располагалась планета Зием — Земля. В течении войны, то одна, то другая сторона начинала побеждать, но добиться победы не могла из-за парадокса нелинейности времени. Парадокс состоял в том, что Вселенная была множественной и в ней не было возможности отступить, спрятаться, победить в прошлом, будущем и настоящем одновременно. Противник, оставшийся не побеждённым в прошлом, мог найти альтернативное продолжение событий, и создать в будущем нужные для себя обстоятельства. Таким образом, полная победа была возможна только сразу в трёх временных измерениях и множестве пространств-времён. Если не предпринимать специальные усилия, связанные с направлением в будущее и прошлое разведчиков, и не производить корректирующие воздействия там, победа будет ускользать.

— Не очень понятно, — кивнул зачарованно Дыбаль, — на Земле проще — мертвецы могут вернуться только в кино. А у вас к каждому мертвецу надо часового прниставить.

Капитан-командор, превратился в речевую машину и не реагировал на замечания. Он продолжил; империя Свертц огромна и беспощадна. В предыдущих войнах, она победила галактическую республику Гламандага и цивилизацию Монк. После этих войн Натоотвааль в одиночестве находится под атакой.

У империи больше пространства, больше ресурсов, совершенные технологии, почти полный контроль над прошлым и будущим. Свертц хочет исключить конкуренцию за ресурсы, истребив все прочие формы жизни. Натоотвааля последний рубеж к их цели. В текущем галактическом времени, Свертц превосходит Натоотвааль по военным и промышленным компонентам; лётным соединениям Военно-галлактического Флота, силам планетарной обороны, десантным частям, военно-транспортному флоту, планетарным бронечастям, тяжёлой пехоте. Заводы Свертц могут производить бесконечные и абсолютные имитации живых существ с искусственным интеллектом. Но только в реальном времени. Реальное время сейчас решает всё.

Единственно в чём Натоотвааль сильнее, это подразделения коммандос — отборные, элитарные части, состоящие из наёмников с Земли. За бесстрашие, находчивость и безжалостность, сверы называют их «холодной звёздной плазмой», «самоубийцами с окраин», «псами убийств». Сверы ненавидят их и боятся, хотя группы землян не могут противостоять на равных неисчерпаемым возможностям сверских технологий и клонов.

Глава 2 ШИЕЛА И ДРУГИЕ ДОВОДЫ

Дыбаль слушал капитан-командора и кивал, хотя в мозгах всё путалось; слишком ошеломляющим был рассказ о двигателях использующих гравитацию как рельсы и источник энергии для перемещения, о мгновенном перемещении предметов в виде неэнергетических субстанций, антиматерии в качестве оружия, золоте в виде антикоррозионного напыления. Это походило на комиксы Marvel и фантастические блокбастеры. Если бы Дыбаль не видел летающих роботов, бульдозеры-невидимки и свои мысли на экране, он в это не поверил бы.

Ягд Цкуголь, закончил расхаживать вдоль стола и сел на стул напротив пленного.

Не мигая, уставился на него стальными глазами:

— Достаточно информации для принятия решения?

— А если я откажусь?

— Пассионарии твоего типа от таких предложений не отказываются. Тут предлагается участие в галактической войне против глобального зла, на стороне хороших парней. Защищая Натоотвааль, ты защищать Землю, дом, детей, общественный строй, всё, что дорого и свято. В случае поражения Натоотвааля, Земля погибнет, ведь она входит в систему Укреплённого района звезды Золн, Солнце, по-вашему. Тут пункты слежения, склады, золотые и урановые рудники, базы сторожевиков. Здесь источник «холодной звёздной плазмы» — пополнения армии и флота Натоотвааля. Сверы сотрут Землю в порошок, если победят. Ты хочешь, чтобы Земля уцелела? Ты ненавидишь неравенство, несправедливость, воровство, кумовство? Воюй за нас! Светц — это высшая стадия империализма во вселенском масштабе.

— Против такой вербовки не попрёшь! А вы сами кто биологически? — Дыбаль был растерян, подавлен напором визави.

— В привычном понимании не люди. Другая белковая структура, иной состав тканей, в кремний вместо кальция. Кости, связки и ткани сделаны нашей природой по-другому. Мозг работает по-другому, не имеет мозжечка. Два сердца — одно для мозга, другое для всего остального тела. Три системы кровотока. Слух без барабанной перепонки. Можно сказать, что мы микробиомы — организмы построенные вокруг колонии бактерий. Эти первородные бактерии создали вокруг себя умный самовоспроизводящийся скафандр-экзоскелет — наши организмы. Потом возник мозг, самоосознающий себя, и теперь мы живём в симбиозе — они и эзоскелет. Природа наших планетах не такая как на Земле. Это обеспечило различия в эволюционном процессе. У нас есть несколько планет с назшими расами, ни на что не годными, вроде ваших шимпанзе. Например, ваальцы, человекоподобные существа с планеты системы Трёх борзых, всегда выше, крупнее и сильнее натоотов.

Прервав их разговор, в помещение опять вошла Шиела, раскачивая за спиной хвост тёмно-коричневых волос. Она устремила огромные глаза на Дыбаля, одновременно протягивая ягду Цкуголю очередную прозрачную пластину.

— Почему ты не пользуешься почтой? — капитан-командор поймал её взгляд, — никому проходу не даёшь.

— Я в поиске счастья, — сказала Шиела, улыбаясь и сверкая неестественно белыми зубами.

— Шиела, тут у кандидата сложности эмоционального плана. Продемонстрируй отличия в нашей с ним минеральной структуре, — сказал командор, углубляясь в изучение текста.

Шиела улыбнулась и присела так, что стали видны чёрные трусики. Ребром ладони она ударила по полу и от удара лопнуло синтетическое покрытие, и в стороны разлетелись куски бетона. Шиела кокетливо подула на ладонь, поднялась и упёрла руки в бока. Из ниши в стене выехал автоматический уборщик мусора и принялся сметать и увозить куски разбитого пола. Невольно фокусируя внимание на её стройных и загорелых ногах, Дыбаль прикинул в уме, какую толщину стены из бетона может пробить эта нога, если удар ладони разбил пол.

— А женщины Натоотвааля похожи на земных женщин в смысле секса? — Дыбаль неопределённо поводил перед собой руками.

— Нет ли у Шиелы трёх сисек или двух анусов? Порадую или огорчу — количество всего этого соответствует человеческому. Есть только небольшие нюансы. Вопросы зачатия и деторождения интересуют? — продолжая читать сообщения, сказал капитан-командор, — можете даже жениться, хотя родить ребёнка можно только по лицензии, при помощи искусственного оплодотворения яйцеклетки. Шиела, объясни ему, как обстоит дело с женщинами у нас.

Шиела с видом диктора телевидения, принялась раскрывать тему:

— Жизнь и живые организмы, возникающие в разных частях Вселенной похожи, как похожи атомы водорода, за исключением нюансов. Как водород и водород с одним нейтроном в ядре — дейтерий. Близкое сходство высших форм живых существ во Вселенной связано с одинаковыми свойствами материи. Жизнь зарождается только в сходных условиях, при определённых значениях гравитации, скорости вращения планеты, температуры, количества воды. Конечный результат всегда сходный. Эволюция неживой материи в живую везде одинакова; неоднородность магнитного поля порождает вещество, вещество порождает органические молекулы, молекулы развиваются в разные формы жизни. Неорганические молекулы объединяются в органические молекулы в строго определённых условиях. Если есть такие условия — жизнь зарождается, если нет, не зарождается. Развитие всегда заканчивается человекоподобным существом. Первоначальные виды могут сильно различаться от конечных. Если поставить живые существа Земли, жившие три миллиона лет назад рядом с человеком, то можно будет сказать, что они инопланетяне друг для друга. Все высшие существа похожи как братья, хотя развивались изолировано. ДНК не отличаются. Женщины Натоотвааля и мужчины земли могут иметь детей. Главное различие у нас здесь! — Шиела поднесла длинный палец ко лбу.

Дыбаль откинулся на спинку стула и закинул руку на затылок:

— Для людей Натоотвааль как другой материк, просто очень далёкий. Восьмой материк. Что-то вроде Антарктиды на Луне. Я согласен стать рекрутом Натоотвааля. Хочу месячную зарплату астронавта NASA, утроенные премии за выход в космос, за пребывание в невесомости свыше ста суток и так далее. Тройной оклад к отпуску, отчисления в пенсионный фонд, медицинская страховка для членов семьи, погашение всех кредитов.

— Договорились, — равнодушно сказал ягд Цкуголь, на секунду отрываясь от чтения.

— Договорились. Теперь я ваш солдат. Покажите где моя койка и столовая, — Дыбаль потёр ладони, — а как остальные парни?

— Все дали согласие. Завтра приступают к обучению. Из вас создана группа для выполнения важного задания.

— Нельзя ли послать весточку матери?

— Нельзя. Недавно враг нанёс нам несколько чувствительных ударов на разных космических директориях и мы проводим массовый набор солдат. Агентура Свертца всегда внимательно следит за нашими действиями и не без основания связывает ускоренный набор с предстоящими активными действиями на фронтах. Кроме того это не безопасно. Семьи рекрутов могут пострадать, а солдаты могут подвергнуться шантажу и перевербовке. Твоя мать получит из NASA информацию о том, что ты пропал без вести. Несмотря горе, которое это принесёт, это её обезопасит. Позже мы что ни будь придумаем, — ягд Цкуголь прекратил читать, бросил планшет на стол, достал из ниши стены стаканы с ярко-жёлтой жидкостью, отхлебнул из одного, а второй протянул Дыбалю.

— Ловко вы это обстряпываете с набором солдат! Значит, если человек погибает на войне и тело его не находят, то скорее всего вы его взяли к себе? — Дыбаль взял питьё и отхлебнул, морщась от слишком кислого вкуса.

— Чаше всего так. Мы часто берём кандидатов с полей сражений, из авто и авиакатастроф, с пожаров, землетрясений, наводнений. Это хорошо маскирует нашу деятельность от людей и от Свертца. Мы никогда специально не устраиваем катастрофы и войны, у вас для этого масоны есть. Агентура Свертца устраивает пакости, устраняя биоматериал для будущих коммандос. Уничтожить будущего коммандос на Земле проще, чем уничтожить его в космосе, вооружённого нашими технологиями. Для них лучше всего уничтожить Землю целиком, чего пока не даёт сделать наша агентура и оборона.

— Понятно, — Дыбаль хотел поднятся со стула, но ягд Цкуголь остановил его.

— Ты работаешь на западную русскую разведку? Это показал сканер твоей памяти.

— Чем вам промешала эта продажная организация? — Дыбаль отвернулся.

— Что скажешь своим, когда вернёшься? Где был?

— Если скажу, что воевал в инопланетной войне, мне не поверят. Со времён мистификации с полётами США на Луну, разведка сто раз проверяет всё, что связано с космосом. Как она проверит Натоотвааль? Скажу, что был в плену у индейцев.

— Правильно, хорошая легенда, — ягд Цкуголь кивнул, — договорились, но постарайся не делать глупостей, как Уайтгауз. Он до сих пор считает, что мы арабы, сильно продвинутые в технологиях. Он дал ложное согласие, а сам решил сбежать, собрав максимум информации. Он хитрит, но мозговые сканнеры обмануть нельзя. Погром устроил.

Стена бесшумно сдвинулась вправо, словно гравитации не существовало.

— Твоя комната на нижнем этаже. На двери написаны имя и фамилия. Заблудишься — смотри схему в коридоре, языком ковакт ты владеешь, — сказал ягд Цкуголь.

— Хорошо, — Дыбаль вышел в коридор, и столкнулся с Уайтгаузом.

Его держали два огромных человека с восковыми лицами и злыми глазами. Уайтгауз подмигнул Дыбалю, и сунул ему в ладонь микрочип.

— Спрячь, здесь ценная информация, — сказал он, и с края губ его потекла кровь.

— Не арабы они, — Дыбаль с сожалением посмотрел на всклокоченные волосы пилота и исцарапанное лицо.

Уайтгауз отреагировал решительно:

— Ты продался муслимам! Арабский наёмник! Продажный — как все русские. Предатель!

Уайтгауза потащили к капитан-командору, и перед тем как скрыться из виду, он успел обернуться и подмигнуть, давая понять, что этот театр разыгран для конвоя.

Дыбаль посмотрел на микрочип, бросил его под ноги и раздавил. После этого он отправился разыскивать Маклиффа, Айдема и фон Конрада.

Тем временем перед ягдом Цкуголем усадили Уайтгауза и приковали его к стулу наручниками. Пока Уайтгауз остывал, то препираясь с конвоем, то впадая в задумчивость, командор рисовал ногтём поверх текста текста одной из пластин. Он рисовал космические корабли и станции, силуэты штурмовых аппаратов, заходящих на боевой разворот, и быстро стирал изображения ладонью.

Наконец ему это занятие надоело и он принялся читать;

— Она там спит? Кандидаты авно у нас. И куда она деньги девает? — ягд Цкуголь написал ногтём в углу дискрет-шифрограммы «деньги выделить». Коммуникатор сопроводил резолюцию индикацией, звуковым сигналом и отправил адресатам. Затем ягд Цкуголь повернулся к Уайтгаузу:

— Зачем ты испортил компьютер управления системами тоннелей? Что плохого тебе аэроэлектростанция сделала?

— Она сама испортилась. Я хотел починить, а ребята вломились, помешали работу закончить, идиоты, — с наигранным простодушием ответил Уайтгауз.

— Ты портил наше оборудование, старался нанести наибольший вред. Неужели не понятно, что это не военная база Блока Исламских Государств? В центральной части Южной Америки, не может быть арабских военных объектов. У тебя галлюцинации, депрессия и приступы агрессивного поведения от употребления табака и алкоголя? Ты же дал согласие на сотрудничество. Ты на чьей стороне?

— На вашей стороне. Меня всё устраивает. И деньги, и обещенный дом на берегу озера Айтаска в верховьях Миссисипи штат Миннесота. Если Вы заняты, командир, я могу подремать, я не тороплюсь, — Уайтгауз сделал вид, что дремлет.

— Заканчивайте клоунаду, — сказал ягд Цкуголь.

Он взял другой планшет и стал читать сообщение:

Под текстом мигали строки резолюций командира северной группы агентов и командира орбитальной службы — присутствие подводного аппарата врага в Норвегии подтверждается. Написав на сообщении резолюцию, ягд Цкуголь исподлобья посмотрел на Уайтгауза:

— Наши враги доставили с орбиты подводный аппарат, лодку, которую мы никак не можем уничтожить. Она дестабилизирует нефтедобычу, морские перевозки и стабильность бирж, представляет опасность для наших подводных урановых разработок. Ваша цивилизация — восьми миллиардов балластного населения под руководством сверхбогатых интернационалистов, покоится на движении денег и золота, с целью бесконечного увеличиения богатства элиты. Остановка движения денег может вызватьпанику на биржах, паралич денежного обращения, а значит паралич торговли, прекращение подвоза продовольствия, медикаментов и горючего балластному населению, бедствия и угрозу гибели восьми миллиардов людей. Может, ты хочешь поработать на Земле в качестве нашего секретного агента, чтобы помочь миллиардам людей?

— Вы как масон рассуждаете про балласт и элиту. Я боевой офицер, а не шпион. Я привык к войне со стрельбой и взрывами, а посиделки за кофе целыми днями, и фильтрацией каждого слова собеседника — не для меня, — ответил пилот, задрав подбородок и придавая телу гордую осанку, — вы легко согласились платить гигантскую зарплату, предоставили на выбор несколько домов в живописных местах, и даже гоночный болид из Формулы-1 согласились поставить в гараж. Неужто нельзя для шпионства найти кого-нибудь ещё? Что касается восьми миллиардов балластного населения, то и мне это население противно. Им кинут пиццу за евродоллар, с пивом, концерт в громкой музыки, дешёвый наркотик, цветные тряпки и всё. Им больше ничего не нужно. Они не хотят ни работать, ни получать знания, ни плодиться. Зачем им жить? Нужно оставить один миллиард богатых и их слуг, и всё, — Уайтгауз махнул рукой, словно бил саблей.

— Это масонско-нацистские тезисы об избранных. Этому в NASA научили?

— А откуда у вас такие деньги, чтобы столько платить? Даже торговцам наркотиками столько денег не собрать, чтобы обычным боевикам столь щедро платить.

— Во-первых, ты и твои друзья астронавты, а не обычные солдаты. Астронавт обладает одним из высочайших уровней технической и психологической подготовки. Во-вторых, деньг у нас больше чем у Федеральной Резервной системы Соединённых Штатов, банка Китайской Народной республики и Европейского Центробанка вместе взятых. Вмешиваясь дистанционно в работу компьютеров машин печатающих деньги, или издающих деньги в виде электронных версий, мы можем производить любые учётные записи, можем изготавливать любое количество купюр любых валют. Мы этим занимались на Земле всегда, и за сотню лет никто не понял разницы между долларом напечатанном и учтённом системой ФРС, и долларом напечатанном нами на их оборудовании и также учтённом потом ФРС. Доллары все одинаковые. Только одними распоряжается интернациональная элита сверхбогачей, а другими распоряжаемся мы. Можешь использовать свои деньжищи свободно — они настоящие. А потом золото. Мы добываем золото на глубинах в десятки километров, где его больше, чем на поверхности, с помошью беспилотных интеллектуальных машин. Золото используется в нашей промышленности как универсальный материал, обладающий прекрасными электромагнитными, физическими и химическими свойствами. Кроме того это эстетично. Мы делаем из золота атомарную защитную или отражающую, экранирующую плёнку практически на всех предметах и материалах. Берём здесь, отправляем туда, — ягд Цкуголь указал пальцем вверх.

Уайтгауз вздохнул и обернулся к своим конвоирам:

— Хватит над душой стоять.

— Пусть постоят, а то начнёшь тут планшеты рвать зубами, — сказал ягд Цкуголь, — жаль, что не хочешь поработать нашим агентом на Земле. Тут тоже есть место для подвигов. Вот, почитай, что творят агенты Свертца, — он протянул Уайтгаузу одно из сообщений:

— Жалко как! Джон Стейнберг был отличный парень. Мы с ним в школе вместе учились, первый раз выкурили сигарету, первый раз попробовали пиво. Он хотел иметь автомагазин. Он продал дом родителей для этого. Через пару лет ог прогорел из-за больших коммунальных платежей и стал нищим. Но охотится за моей семьёй? Может это фальшивка и ваши агенты всё придумали? Знаете, как спецслужбы себя ведут, чтобы оправдать финансирование? Договариваются с врагом, и тот помогает им сохранять бюджет, награды. Спецслужба и враг начинают друг другу помогать, — было бы ясно, что Уайтгауз не играет, а голос его звенит вполне искренне, — моей жене и сыновьям угрожает опасность, а вы хотите, чтобы я работал на вас. Я отказываюсь, отпускайте меня домой!

— Или ты служишь, мы платим и защищаем твоих близких, или отправишься на тот свет, — сухо сказал командор, — ты уже слишком много знаешь.

— Какого чёрта тут происходит, да кто вы такие, чтобы хозяйничать на чужой планете! — сникшим голосом сказал Уайтгауз, — вы специально создаёте опасность для семьи, чтобы шантажировать меня.

— Наша цивилизация прибыла на Землю, когда ещё не было Homo Sapiens, а был ещё Homo Erektus. Часть ваших технологий подарена нами. Это я могу спросить, что вы — современные люди, делаете на нашей планете Зием? Ваших родных мы сумеем защитить. При наших возможностях мы можем нанять любое количество агентов охраны под видом полиции, частной военной компании, детективного бюро, якудзы, мафии или чеченских нукёров. Твой бывший друг Джон Стейнберг стал зомбированным агентом Свертца. Теперь он овощ, — сказал ягд Цкуголь.

— Я у вас украл микропроцессор. Он у Дыбаля, — ответил Уайтгауз, показывая пальцем за спину.

— Знаю. Идите, отдыхайте, готовьтесь к первому дню учёбы, — ягд Цкуголь махнул на него планшетом.

Конвоиры приподняли огромное тело пилота и почти понесли его в коридор.

— Не забудьте, мы договорились о домике в Миннесоте, и про три коттеджа для сдачи в аренду!

— Да-да, и машина «Феррари», — сказал рассеянно ягд Цкуголь, принимаясь читать дальше.

Дверь закрылась.

Глава 3 РЕКРУТЫ НАТООТВААЛЯ

Манфред фон Конрад следовал за инструктором по низкому коридору в золотистом тёплом свечении. В отличие от галерей горных выработок, здесь щиты управления, кабели, двери, вентиляционные решётки, лифты, металлические лесенки, уходящие в гулкие вертикальные шахты, практически не встречались. Навстречу проезжали роботы-ремонтники и электромобили с молчаливыми бледными людьми, мужчинами и женщинами разных рас и возрастов.

За полковником шли Айдем и Маклифф, а замыкали группу Уайтгауз и Дыбаль. Астронавты были переодеты в чёрно-золотые комбинезоны с множеством карманов и красными полосами-лампасами на штанинах. На всех были высокие ботинки на толстой подошве и шапочки, похожие на еврейские кипы.

Маклифф и Айдем тихо переговаривались:

— Да какие они люди? Слишком кожа гладкая. У нормальных людей родинки, вены, покраснения. Волосы на голове у них тоже без недостатков. Седины нет, лысин, залысин. У Цкуголя нет морщин. А ему меньше пятидесяти не дашь. Они локтём бетонную стену могут пробить…

— Да, выглядят как манекены. Они раза в два тяжелее нас, выше и крупнее. Мало едят, мало пьют, мало бегают в туалеты. Когда ходят — стальной пол гнётся.

— А мне интересно, что и как у их женщин устроено, — вмешался в разговор Дыбаль.

Фон Конрад ответил ему уничтожающим взглядом:

— А я думаю, что главный вопрос был в размере оплаты.

— А ты ходишь сейчас с курсантской нашивкой, из-за тяги к познанию, как классик путешествий Александр Гумбольдт? Денег за службу немцы не берут?

— Главное для меня — познание, осмысленная жизнь, — заявил фон Конрад.

— Слышал я как ты требования выставлял. И чтобы яхта твоя была не менее двадцать пять метров, «Pershing-182» или «Riva-82», со скоростью 40 узлов, и чтобы с кормы площадка для купания, и чтобы тигровым дубом спальня была отделана, — Айдем толкнул полковника плечом в плечо, — миллионов за десять евродолларов.

— А ты себе ресторан в Лас-Вегасе выпросил с игровыми автоматами, и что? — ответил фон Конрад невозмутимо.

После перехода по узкой лестнице на другой уровень, нескольких поворотов и подъёмов на лифтах, фон Конрад кашлянул, поправив ворот с вшитыми петлицами — молнии в ромбе, и обратился к инструктору:

— Ягд Жерр, когда мы увидим наш корабль?

— Мы уже идём по его коридору, курсант. Он состыкован с галереей базы таким образом, и имеет такую внутреннюю структуру и отделку, что вы не заметили разницы, — ответил инструктор.

— А как вы его прячете в горах? Он же не маленький?

— Технология невидимости, — инструктор, клацая подошвами, поднялся по металлической лестнице, точь-в-точь как на обыкновенных морских кораблях, и оказался у овальной двери, — это вход в навигаторскую рубку рейдера «Тетвутхурц». Дверь имеет систему автоматического закрывания и блокировки в случае разгерметизации корабля и пожара, в случае проникновения на борт посторонних. Так устроены все двери, — инструктор, нагнув голову, нырнул в проём.

Курсанты последовали за ним и оказались перед огромным пультом управления. Он был похож на золотые рога сказочного зверя, усеянного бисером кнопок, клавиш, тумблеров, датчиков и дисплеев. Над пультом светились прямоугольники экранов, и медленно вращались объёмные изображение самого корабля, подземного комплекса, ущелья и прилегающей местности. Перед пультом стояли высокие кресла на мощных тумбах, а в одном из них сидел загорелый, скучающий блондин, явно землянин, похожий на актёра из рекламы немецких автомобилей с водородным двигателем, или турпоездки в Таиланд. Он с равнодушно взирал на приборы и дымил сигаретой. Вокруг него висело облако сизого дыма, а пепел падал на пол.

На экранах двигались изображения ангаров, где в свете прожекторов копошились роботы, разлетались искры электросварки, звенели отрезные круги, суетились погрузчики, мигали маячки машин. Из динамика внутрикорабельной связи доносился непринужденный рассказ:

— Вот, Эйнар, она подходит ко мне вплотную, прижимается грудью и говорит, что спит только с командорами, а я, простой десантник из роты огневой поддержки, должен зайди в сортир и воспользоваться своей рукой. За эту грубость я ей попытался дать в лоб, но эти натоотки такие бойкие. В результате получил по морде сам. Да так получил, что едва ноги унёс. Эй, ты меня слышишь?

Блондин отреагировал междометьем. Увидев курсантов и инструктора, он поднялся, пряча сигарету за спину:

— О, ягд Жерр, привели молодёжь?

— Берсерк, чего там у тебя? — голос из системы связи прервался.

— Пилот, прекратите посторонние переговоры в рубке и прекратите курить. На базе все наркотики запрещены, в том числе табак! — воскликнул ягд Жерр, — ваши боевые заслуги не являются разрешением нарушать дисциплину.

Повернувшись к курсантам, он повёл вокруг себя рукой:

— Перед вами навигаторская рубка рейдера «Тетвутхурц», вашего корабля. На нём вы должны будете вступить в битву. Отсюда осуществляется управление энергетическими установками, двигателями, устройствами скачка через пространство. Отсюда производится управление движением, курсовое и общее сканирование пространства, здесь контролируется жизнедеятельность экипажа и работа систем вооружения. То же самое может делать командир корабля со своего переносного пульта или наручного коммуникатора, однако его способности ограничены моторикой органов зрения и чувств, скоростью движения пальцев по клавиатуре, так что компьютер и живую команду ещё никто не смог отменить.

Пока ягд Жерр разводил руками и указывал в пространство пальцами, Берсерком отошёл за шкаф вычислительной машины, и продолжил курить, укрывая сигарету за спиной и пуская дым в пол. Заметив взгляд Уайтгауза, он заговорщицки подмигнул. Уайтгауз почувствовал, что на душе становиться теплее. Пилот, вроде, был не плохим парнем. Нашивка в виде голубого глобуса на рукаве Берсерка были такие же, как у Уайтгауза и его товарищей.

Бывший полковник военно-космических сил Германии Манфред фон Конрад этого не одобрил, качая седой головой. С утра поток информации ему казался скучным, знакомым, описания слышанными, показанное виденным. Покрытые золотым напылением машины и конструкции, не обычные физические свойства, странные технические устройства и системы его не удивляли. При ознакомлении со свойствами силового поля пространственного тоннеля в космосе, он поразил всех сообщением о наличии более чем одного способа воздействия на протяжённость тоннеля, а при ознакомлении с минимальным и максимальным радиусом воздействия анигиляционного оружия, фон Конрад сделал примерный расчёт его энергии при различных элементах образующих антивещество. Его преследовало ощущение дежавю, ощущение, что он уже видел эти бисеринки, обозначающие летательные аппараты на экранах, ощущал пальцами тумблеры и ключи термоядерных установок и излучателей антиматерии, видел схемы мегразиновых двигателей рейдера. Всё это словно возвращалось из прошлого. Но где он мог видеть всё это, откуда знать? Как схемы внутренней связи флота Натоотвааля, боевое корабельное расписание боевых директорий, штатная вместимость десантных отделений штурмовых ботов, устройство причалов, строительные пролёты ангаров и их вместимость могли оказаться в памяти? Как он мог ориентироваться внутри десантных боевых комплексов, в автономных ангарах приёмки транспортных капсул, в реакторных отсеках генераторов антивещества, в системах боевой рубки? Когда он жал на клавиши систем управления, оборудование выполняло команды так, будто он сам писал для него алгоритмы и программы. Фон Конрад ходил по сияющим золотистыми бликами анфиладам кают, помещениям боевых служб, по отсекам красавца-рейдера с режущем ухо землянина названием «Тетвутхурц», что переводе с кумита означало «непобедимый», с ощущением обыденности, чуть ли не скуки. Это можно было объяснить только тем, что часть информации и знаний ему была уже введена непосредственно в память, минуя органы чувств и аппарат мозга, отвечающий за осмысления. Происходящее напоминало ему учебный процесс Академии германских Раумваффе. Экипаж и техники так же неторопливо занимались по распорядку дня. Просто это был другой распорядок. Из столовых и камбуза так же пахло обедом. Но это был другой запах и другой обед. Так же тревожно звучали сигналы учебной тревоги, отрывистые слова команд, зуммер вычислителя целей, поймавшего в перекрестие учебный объект-мишень, так же топали бегущие на посты специалисты. Всё было другим, но полковник по горло провалился в прошлое. Ему вспомнились тоскливые попойки будущих лейтенантов в общежитии под Новый год, после отмененных отпусков, безумные выходки в кабаках Бремена, драки с матросами торговых судов, собранных в порту со всего света. Тогда курсанты развлекались в самовольных отлучках из училища вандализмом и грабёжом банкоматов и автоматов с фастфудом. Во время отработки тактики городского боя на объёмных компьютерных симуляторах чудили, как могли, в ожидании войны с исламистами проводили бессонные вахты в соцсетях в поисках быстрой любви. В чувствах фон Конрада не было угнетающей ностальгии. Всё говорило, шептало и пело о том, что он был солдатом, и остаётся солдатом. Ничего не связывает с прошлым, даже семья. Всё происходящее воспринимается как продолжение военной карьеры. Ему исполнилось пятьдесят лет, и через год он перестал бы летать, стал бы бригадным генералом Раумваффе, со своим кабинетом, секретаршей и государственной квартирой. Однако из Берлина могли прислать на его генеральское место какого-нибудь выскочку из богатой семьи, и всё бы закончилось крахом надежд. Но это не шло ни в какое сравнение с должностью даже самого обычного лейтенанта флота Натоотвааля. Ни по деньгам, ни по возможностям и престижу. Не то, чтобы полковник считал себя жадным. Просто предстоящей генеральской зарплаты в пятнадцать тысяч евродолларов в месяц, не хватало бы на выплату кредита за дом, за квартиру сына, новые автомобили, лечение жены от рака. Ни о какой счастливой жизни не могло идти речи, если только не при должности в штабе Раумваффе, связанной со снабжением, закупкой горючего, продовольствия, вооружения. Там можно было поправить денежные дела, раздавая за вознаграждение заказы и подряды. Неплохо было бы стать инспектором по кадровой работе. Кадровая служба решала многое. Офицеры кадровой службы, младшие его по званию, не имея боевого опыта, наград, никогда не командовавшие космическим кораблём, но имевшие протекцию для получения тёпленьких должностей, на его глазах покупали престижные автомобили, дома в курортных местах Германии и Франции, меняли молодых любовниц. В конце концов, занеся начальнику пухлый конверт с деньгами, они уходили с повышением в министерство, или на должность какого-нибудь военного атташе. А он, боевой офицер, даже не мог отправить отца в приличный дом престарелых, где за пять тысяч в месяц, его содержали бы в чистоте, кололи обезболивающие и антидепрессанты, где отец мог быть счастливым, как в детстве. Вместо этого старый фон Конрад лежал без движения под присмотром старой иранки в своей спальне, пропахшей мочой и калом, напротив спальни жены, которой и так было тяжело из-за собственной болезни. Старик плакал по ночам от бессилия и осознания того, что причиняет семье сына множество неудобств и финансовых расходов. Эвтаназия была словом, которое периодически срывалось с его бледных губ, и летая по дому фон Конрадов, а доктор, в те редкие дни, когда соглашался сменить обычные телефонные консультации на очное посещение, только кивал. Истории с нападением исламистов на «Der Rhein», когда Манфред фон Конрад стал для всех погибшим, давала возможность его жене получит премию по страхованию его жизни. Страховка не покрывала кредита за дом, но давала несколько лет спокойной жизни. Так его смерть выглядела радужно. Если окажется правдой обещание ягда Цкуголя о сумасшедших деньгах за службу во флоте Натоотвааля, то общий счёт всей жизни между удачами и не удачами, станет ничейным.

— Курсант фон Конрад, займите позицию на огневом рубеже! Как командир отделения курсантов, подайте пример, — ягд Жерр оторвал его от размышлений, — огонь по готовности!

Курсанты находились сейчас в галерее, освещённой голубоватыми лампами. Впереди виднелись мишени. У стеллажей с оружием возился Уайтгауз. Маклифф разглядывал мишени через монитор:

— Обычно в качестве мишеней изображают врагов. Англичане в период Второй мировой войны тренировались колоть штыками соломенные чучела в немецких касках образца 1939 год, а немцы дырявили пулями мишени в плоских английских касках. Почему наш противник изображён в виде квадратов и треугольников?

— Какая разница, на какой мишени отрабатывать навыки владения оружием? — отозвался Дыбаль.

— Там что-то похожее на фигуры людей, слева от треугольников, — Маклифф сделал несколько шагов в сторону мишеней и оказался за чертой огневого рубежа.

Фон Конрад взял со стеллажа устройство, похожее не то на пистолет, не то на плоскую золотую флягу для коньяка, поднял его на вытянутой руке, и не целясь, выпустил в мишени все заряды.

Маклиффу показалось, что стреляли прямо над его головой. Он неуклюже распластаться на полу и закрыл затылок ладонями. Все были ошарашены мощными ослепительными зигзагами, исторгнутыми из компактного оружия. Когда отгулял жуткий грохот и опали разрывы бело-синих искр, стало видно, что от мишеней оставались только лохмотья на гранитной стене. Сама стена была оплавленна как стекло.

— Антиматерия и плазма, — равнодушно сказал ягд Жерр, — штралер модели «Террата».

— Мишени поражены, мишени заменены, — сообщил компьютер стрельбища.

— Чуть мне голову не отстрелил! — проорал Маклифф и поднялся.

— Курсанты, обратите внимание, что оружие — штралер курсанта фон Конрада находилось в режиме стрельбы разрывными зарядами, — ягд Жерр взял из рук полковника оружие, — это маленький и портативный прибор, предназначенный для спецназа. Есть штралеры размером с это помещение. Они способны одним выстрелом расплавить гору. Штралер действует по принципу генерации гравитационной аномалии, преобразующейся в антиматерию и плазму. При взаимодействии с обычной материей они взаимно аннигилируются, уничтожаются. Принцип генерации гравитационной аномалии состоит в том, что первичное гравитационное вещество, которое в земной физике называется бозоном Хиггса, получает массу в тот момент, когда напряженность магнитного поля, в котором всё существует как невесомое, приводится в движение. Но вещество тут же теряет массу, когда первичное поле начинает изменять его скорость на противоположную. Таким образом, вопрос действия оружия использующего антиматерию, сводится к созданию управляемого первичного магнитно-гравитационного поля и к вопросу его направленности.

— Ты чего-нибудь понял? — толкнул Уайтгауз локтём Дыбаля.

— Не отвлекайтесь! — ягд Жерр раскрыл прозрачный экран и начал выводить на него изображения, рассказывая о принципах преобразования поля, вещества, энергии и времени, про разнообразные бомбы, ракеты, лучи, мины, волны и облака.

Экскурс по основам ядерной и квантовой физики продолжался долго, и курсанты заскучали. Дыбаль несколько раз отпрашивался в туалет, Айдем сел на корточки, изображая утомление, Уайтгауз зевал и тёр кулаками глаза. Только фон Конрад смотрел инструктору в рот. Будь перед ним сейчас парта и тетрадь, то он непременно сделал бы конспект.

— Штралер при выстреле курсанта фон Конрада был установлен в режим РЗ — разрывной заряд. Если бы мишень была свером в компенсационной броне, эффект был бы нулевой. Для этого случая лучше подходит режим стрельбы ПЗ — пробивающий заряд. В режиме РЗ лучше стрелять по кошкам и собакам, то есть по СЗБО — слабо защищённая быстродвижущаяся объект.

— Разрешите вопрос? — поднялся с корточек Айдем, — почему у штралера дальнобойность не больше мили?

— Для объяснения этого придётся рассказывать о технологии изготовления оружия, а это секретная информация. Дальнобойность ограничена и всё. Кстати не у всех штралеров она ограничена. Есть версии без ограничения, — ягд Жерр подошёл к стеллажу и взял нечто похожее на обычную винтовку с оптическим прицелом, — для поражения целей на дистанции более одного Кера, применяют винтовки с пороховыми унитарными патроном. Это дешёвое и практичное оружие. Пороховая винтовка может снабжаться разрывными управляемыми пулями с капсулами кислоты. При попадании в ткани организма, кислота вызывает мгновенную смерть. Действенность огня из винтовки достигает трёх Керр. Можно больше. Это зависит от системы наведения пули, опыта стрелка. Можно оснастить цель маячком, и пуля, выпущенная с расстояния шести Кер, поразит цель в любой обстановке.

— А куда надо целиться в свера, чтоб пробить защиту? — поинтересовался фон Конрад.

Уайтгауз занял место у стеллажей и принялся сгребать в карман винтовочные патроны, лежащие россыпью. Ему показалось, что они подойдут к его «Викинг-комбату».

— В основном мы встречаемся в бою с механическими биоорганизмами, с роботами, — ответил инструктор, — за время войны не удалось захватить ни одного живого или мёртвого свера. Эксперты считают, что они похожи на нас. Так что на поле боя стреляйте во всё, что движется и из всего, что есть. Эта война не то, что у вас, с рукопашными схватками, рейдами за «языками» — пленными. Тут за сотню Тохов выпустишь заряд антиматерии по вражескому кораблю и всё. Либо ты в него попал и пробил защиту, и только куски в пространстве плавают, либо он в тебя попал. Планетарные операции выглядят не лучше. Либо они сидят в укреплениях под защитой энергетических полей, окружённые роботами, либо мы сидим в укреплениях за спинами своих машин и командос с Земли. Тактические приёмы просты — укрепления проламываются ядерными и анигиляционными зарядами, боевыми машинами. В конце битвы остаётся пустыня. Целые крепости на планетах иногда управляются дистанционно или автоматически. Вселенная бесконечна. Когда идёт война в пространстве с помощью мгновенных скачков от одного звёздного образования к другому, то силы сторон настолько распылены, что встретить живого врага, а не робота — редкость. Наверно у главного командования есть другая информация.

— Удобный противник сверы. Вроде есть, но вроде и нет. Очень удобно воровать государственные деньги из оборонного бюджета, списывая затраты на бесконечную борьбу. Этакая космическая Аль-Каида. Конечно у них война бесконечная — генералам премии, фирмам заказы, — прошептал Дыбаль на ухо Айдему.

В галерею вошёл высокий натоотваалец с узким злым лицом. Он был в офицерском комбинезоне со стилизованными изображениями звездолётов в петлицах, в чёрных, лакированных ботинках на толстой подошве.

— Смирно! — скомандовал ягд Жерр, прикладывая кулак к груди.

Курсанты встали в некое подобие шеренги.

— Ходят слухи, что сверы и натоотваальцы, один и тот же народ, разделившийся десять тысяч лет назад из-за несовершенства техники связи, — сказал вошедший офицер, — однако есть слухи, что сверы это увеличенные до размера человека вирусы, со скелетом из кремния, глазами из вольфрамовых ворсинок, улавливающие электромагнитные колебания. Как сказал один из основателей республиканского строя, незабвенный ягд Кахуни Падаре — формы жизни, отличающиеся от натоотваальцев, это тупиковой ветвь эволюцией и она должна сидеть в зоопарке.

— Ягд Слепех, — инструктор сделал шаг вперёд, — курсанты экипажа рейдера «Тетвутхурц» проходят обучение по программе третьего дня ускоренного курса.

— Хорошо. Думаю, ягд Цкуголь знал, что делал, собирая команду из этого сброда, — сказал ягд Слепех и сел на край стола, с оружием и боеприпасами. С выражением сильнейшей неприязни он стал в упор рассматривать курсантов.

— Ягд Слепех, нам с этими существами завтра в бой, — в тир вошёл ягд Цкуголь.

— Смирно! — опять рявкнул инструктор.

— Вольно! — ягд Цкуголь выглядел усталым, — как успехи? Время обучения придётся сократить.

— Способные курсанты, — инструктор принял ещё более строгую стойку.

— Когда у них по программе штурмовое десантирование? Хочу сам им приёмы показать и экзоскелеты подобрать, — сказал капитан-командор, поворачиваясь к Дыбалю, возвращающемуся из туалета.

Вслед за Дыбалем в дверях показалась Шиела. Она была сегодня одета в облегающий фигуру бирюзовый комбинезон с оранжевой повязкой на руке, словно она была дежурной по казарме или патрульной.

Ягд Слепех тут же подошёл к ней, взял за локоть, и стал что-то шептать.

— Курсанты отказываются от экзоскелетов, говорят, что у них кости прочные, — ответил ягд Жерр, — а у самих кости из кальция, хрупкие как скорлупа.

— Мы шутим, — поспешил оправдаться фон Конрад.

— Дороти лучше, — глядя на Шиелу, сказал Уайтгауз.

Девушка стряхнула с редплечья руку ягда Слепеха, предостерегающе подняла ладонь и сделала шаг назад.

— Коза козла баднула, — тихо сказал Айдем.

— Мой типаж, — Дыбаль с видом обольстителя приподнял бровь, сознавая, что Шиела безо всякого смущения рассматривает теперь его ноги и живот.

Ягд Жерр принялся обсуждать с ягдом Цкуголем тонкости преподавания курсантам принципов работы эмиттеров защитного поля и компенсационной защиты.

— Они не поймут ничего, если мы будем скакать с предмета на предмет! — горячился инструктор.

— Разберутся в бою. Маршал ягд Ящемгарт требует как можно скорее задействовать новую ударную группу. Рекруты должна быть готова послезавтра к вечеру.

— Мы не успеем!

— Исключите медпомощь, обслуживание техники. Всё через электромагнитное имплантирование. В натуральном виде только боевые дисциплины. Загружайте им в мозги ночью симуляторами и программами на ускоренном режиме. Делайте всё, что хотите. Натоот! — ягд Цкуголь угрюмо огляделся, — Шиела, следуйте за мной.

Заметив, что Дыбаль и Шиела делают друг другу какие-то знаки, он добавил:

— Шиела, для игр с курсантами существует вечер. Идите и выполняйте служебные обязанности.

— Натоот! — Шиела приложила кулак к груди, и развернулась на одном месте движением, напоминающим строевой приём английского гвардейца.

Она вышла и командор последовал за ней. Ягд Слепех прошёл мимо стеллажей и группы солдат из охраны базы, готовящейся к тренировочной стрельбе, и скрылся в проёме в противоположной стене.

Маклифф сказал Дыбалю:

— Тут имеется вечернее время.

— У меня тоже есть надежда, что у неё с физиологий норма. Однако все эти «натооты» и жесты смахивают на нацистские приветствия, — ответил Дыбаль.

— Тебе не всё равно?

— Сейчас сделаем перерыв до шести часов, — сказал ягд Жердр и зашагал вдоль строя, — после перерыва будут лекции по планетарным операциям. Потом устроим небольшой экзамен. Советую изучить медпомощь, техобслуживание грунтовых транспортёров, системы лучевого оружия. На экзамене будут эти вопросы. По базе без дела не слоняйтесь, в помещения не ломитесь, — инструктор многозначительно поглядел на Уайтгауза.

— Ягд инструктор, а есть тут ресторан или кафе? — поинтересовался Маклифф, — хочется отвлечься от рутины.

— Курсантам не разрешается посещать ресторан и места отдыха до окончания обучения. Вы тут на урезанных правах, и вопрос по вам окончательно не решён.

— Так зачем нам чеки выдали — ваши деньги?

— Чеки выдали для приобретения предметов личного пользования и гигиены: зубной пасты, мыла, бритвы, сигарет, носки, майки.

— И всё?

— Всё. Разойдитесь. Натоот!

Глава 4 ВЕЧЕРИНКА НА ГЛУБИНЕ 3 КИЛОМЕТРА

— Пошли искать магазин пока полковник не видит, — Маклифф потянул Дыбаля за рукав и они двинулись к выходу.

На стрельбище начала входить группа коммандос — землян с нашивками в виде земного шара, и их побег удался. Миновав помещения, похожие на шлюзовые камеры, они свернули в коридор, прошли несколько лестниц, и на перекрестке наткнулись на патруль.

— Предъявите опознавательные жетоны, — сказал патрульный с офицерскими нашивками на воротнике.

— Лейтенант, где тут можно поесть-попить? Мы заблудились. Нам завтра в бой за дело Натоотвааля, и не хочется помирать, не отведав здешних яств, — снимая с шеи жетон, сказал Дыбаль.

— В вашем распоряжении столовая для рядового состава, — ответил лейтенант, и провёл сканирующим устройством по жетону.

Солдаты патруля смотрели на курсантов с неприязнью.

— Документы в порядке, — лейтенант проверил и жетон Маклиффа, — постарайтесь повторно не разгромить нашу энергосистему, как ваш парень.

— Так кулаки и чесались дать ему по физиономиям, — сквозь зубы процедил Маклифф, когда патруль скрылся за углом, — подумаешь, нашил лейтенантские зигзаги, и думает, что можно через губу разговаривать.

В этот момент на них налетел Уайтгауз. Он был в чужом комбинезоне с отличительными знаками капитана. Клеёные швы комбинезона были натянуты как струны, и вспучились, а на могучих плечах разошлись. От него пахло коньяком, сигаретами и одеколоном:

— Вот вы где! Я местных девчонок уговорил вечеринку организовать. Давайте за мной!

— Где ты украл комбинезон? Тебя патруль заловит и отправит на дисциплинарные работы — камни в ущелье таскать вместо бульдозера. А мы пройдём экзамены без тебя и нас определят умирать в разные подразделения. Это будет несправедливо после того, что мы вместе пережили, — притворно ужаснулся Маклифф.

— Я в офицерском ресторане одолжил это у пьяного, — весело ответил Уайтгауз.

В жилом секторе базы, у дверей с непонятной надписью он остановился:

— Значит так, джентльмены, договоримся на берегу; моя девчонка рыженькая. И без скандалов.

— Хорошо, — ответил Маклифф.

Дыбаль поднял ладонь:

— Смотрите, это полковник. Они нас заметят и погонят в технический класс, и прощай наше свидание с натоотками!

За прозрачными дверями лифта мелькнул силуэт фон Конрада и ягда Жерра. Уайтгауз и Маклиффа втолкнули Дыбаля в залитую золотым свечением комнату с такой силой, что он затормозил только у противоположной стены, сшибив стул.

Сидевшая у столика девушка хладнокровно, как матадор перед быком, убрала в сторону длинные ноги и спросила:

— У вас проблемы, курсант?

Она была похожа на Шиелу, но глаза её были более тёмными, почти карими, а волосы более рыжие, огненные. Её запястья были украшены блестящими браслетами из жёлтого металла, а пальцы кольцами. Шиела тоже была здесь. Она стояла у стены и смеялась. На плоскости стены-экрана был включён режим изображения земной природы. Это была Африка, судя по стаду слонов и антилоп гну на фоне Килиманджаро.

— Тише, Окта, — сказала Шиела, — за ними гонятся.

— Никто уже за не гонится, — ответил Маклифф, осматривая сквозь приоткрытую дверь.

Было слышно, как стучат по полу ботинки фон Конрада и ягда Жерра, и их разговор.

— Пахнет сигаретами «Кторвик», а я знаю тут только одно существо, которое беспрерывно курит этот яд — ковбой Уайтгауз. Дыбаль тоже увлекается. Однако где они? — зло говорил фон Конрад инструктору.

— Мне не нравится, как Дыбаль реагирует на Шиелу. Я считаю, что такая девушка должна иметь более достойного партнёра, — на своей мыслительной волне отвечал ягд Жерр, — ягд Слепех ей больше подходит. Он и не скрывает своей симпатии.

Маклифф отпрянул назад и дверь закрылась за мгновение до того, как погоня их обнаружила:

— Ciao!

— Успели, — вздохнул Уайтгауз, — давайте знакомиться; это мои друзья Джон и Эл.

Маклифф достал из кармана предмет, похожий на термос, он устроил его между бокалами на столике:

— Будем пить коньяк.

— Ты бы ещё водку предложил, деревеньщина. За прекрасных дам нужно шампанское пить, — нарочито весёло сказал Дыбаль.

— Во фляге, судя по этикетке, витаминный напиток с добавлением релаксантов, — сказала Шиела, — вы ошиблись. А деревенщина, что это?

В отличие от хрипловатого голоса Окты, её голос можно было сравнить с журчанием ручья.

— Деревенщина, это вроде как титул, обозначающий наследственное владение землёй, деревнями, поместьями. В общем, знатный человек, — отшутился Маклифф, и начал не очень вежливо оглядывать Шиелу снизу доверху.

— Это получается как у нас ягд или ягда, то есть те, кто пользуется привилегиями, — с пониманием кивнула Окта.

— А какие привилегии есть у ягдов? — Маклифф отщёлкнул крышку фляги и обнаружил, что её содержимое является белым порошком, — Берсерк меня надул, сказал, что это алкоголь.

Он стал сыпать порошок в бокалы и порошок превратился в голубоватую жидкость со множеством пузырьков.

— Ягды могут выбирать себе работу, планету для жизни, какую пожелают, могут строить дом за счёт Натоотвааля, жениться не ограниченное количество раз, и получать средства на содержание детей. И так далее, и тому подобное, — Окта взяла бокал и оценивающе посмотрела на Маклиффа, — ягд, это почти как ваша деревенщина.

— Ягды это диаспора, как осетины в Москве, захватчики-рабовладельцы, как древние греки, каста, как индийские сикхи, — Дыбаль сел в кресло напротив Шиелы.

— Похоже на газированную тормозную жидкость. Стакан из золота? — Уайтгауз взял бокал и повертел его перед глазами.

— Золотое напыление толщиной в один атом, а сам бокал из пластика, — Окта поскребла по бокалу ногтём, — сверху защитный полимер. На больших площадях получается дешевле краски, плюс технология фатонного генератора электричества, плюс радиопередача всей поверхностью предмета, плюс эстетика, плюс масса других полезных технологий.

— Суть ягдов в том, что бы они умирали за победу Натоотваля. Основной признак ягдов в том, что предки их жили на коренных планетах метрополии, задолго до начала войны. Как ягда Окта Рененна, — сказала Шиела и сделала жест ладонью, словно рекламировала автомобиль на выставке, — иногда в касту ягдов можно попасть за заслуги даже землянину.

В помещение вошла ещё одна девушка; высокая, мощная, в расстегнутом до пояса капитанском мундире. Уловив суть разговора, она сказала резко:

— Я тоже ягда — ягда Камиста Рага. А вы наши сегодняшние жертвы?

— Они похожу на немецкую сборную команду по академической гребле, — шепнул Уайтгауз на ухо Маклиффу.

— А вы только с несовершеннолетними тайскими девочками себя мужиками чувствуете? — взяв бокал спросила ягда Рага.

— Не думаю, что тут богатый выбор женщин, — Маклифф поднял бокал, — выпьем за знакомство!

После дозы витаминов с релаксантами все почувствовали себя свободнее. Дыбаль стал показывать девушкам фокус по втиранию монетки в ладонь. В качестве монетки выступало обручальное кольцо Уайтгауза. Несмотря на то, что Александр ловко уводил кольцо с правой руки в левую, показывал пустую ладонь, водил ею в воздухе, девушки всё время смотрели на ту руку, где было кольцо. Их взор не сосредотачивался на отвлекающих действиях, как у обычных людей, а словно читал мысли фокусника. Маклиффу удалось что-то такое нашептать на ухо ягде Раге, что она покраснела.

Дыбаль закончил демонстрировать искусство иллюзиониста и Шиела спросила:

— А кем ты были до того, как попал к нам?

— Я Александр Дыбаль — будущий пират космоса, был штурманом шаттла «Independenсе», Джон Маклифф был бортинженером, последним знатокои древних технологий индейцев Майя, таких как пайки паяльником контактов. Уайтгауз — извечный тип универсального умника.

Ягда Рененна, вынула из углубления в стене поднос с едой, похожей на салат.

— На язык они смелы. Интересно, чего они ещё умеют.

— За здоровье дам! — воскликнул Маклифф.

— А я Шиела — просто, без ягды. Я врач, командору помогаю потому, что его помощник болеет. Какие-то микробы завелись из-за взаимодействия земных микроорганизмов и наших — антибиотики не берут. Мутации такие стойкие, что мы оказались в положении древних людей, не имеющих для защиты ничего, кроме иммунитета. Я на базе уже целый земной год. Скучно. Хочу попроситься врачом в экипаж вместе с вами и ягдом Цкуголем. Ягд Слепех обещал помочь! — сказала Шиела, и глаза её восторженно заблестели.

— Я слышал, что ягд Слепех имеет на тебя виды, — с видом заговорщика сообщил Маклифф.

— Я это чувствую. Но он мне противен. Он похож на робота.

— Я бы тебе не советовала рваться в бой, — сказала ягда Рага, — ягд Цкуголь представляет разведку. Он прекрасный командир, имеющий опыт командования целым флотом. Он набрал команду на сверхсовременный корабль явно не для обычных дел. Готовится смертельно опасная операция. Тебе лучше туда не соваться. Ты ещё толком жизни не видела.

— По данным семейного архива, мой предок был на Земле ещё до построения нашей базы, две тысячи земных лет тому назад, в качестве нарушителя закона Натоотвааля. Он был убит здесь патрульной миссией. Там была романтическая любовь с ягдой из знатного рода. Её изображения можно встретить в качестве модели модной одежды и на патриотических плакатах даже сегодня. Если будет время, я расскажу часть истории, и покажу реконструкцию объёмных изображений из записи воспоминаний.

— Понятно, чем ты занимаешься по ночам у монитора библиотеки, — ягда Рага исподлобья взглянула на Шиелу, — земляночка. Сколько тебе лет, что ты статус врача получила?

— Шестьдесят, — смутившись ответила Шиела.

Маклифф подавился салатом и Уайтгаузу пришлось его некоторое время бить ладонью по спине.

— Не огорчайтесь, у нас шестьдесят абсолютных лет, это как двадцать земных. Так что она девочка, хотя и совершеннолетняя, — ягда Рага сделала глоток синей жидкости.

Вынув из комбинезона пачку, она сунула сигарету себе в рот и вопросительно посмотрела вокруг.

Уайтгауз галантно протянул к кончику сигареты огромный кулак с зажигалкой и зажёг огонёк:

— Надо бросать курить — это мерзкая привычка.

— Табак не привычка, а официально разрешённый наркотик, — ответила ягда Рага, и с наслаждением затянулась, — курение не даёт ничего, кроме снятия дискомфорта, вызванного предыдущей сигаретой. Сигарета снимает ломку от предыдущей и создаёт потребность в следующей сигарете. И так до бесконечности с повышением дозы, — она выдохнула в Уайтгауза облако дыма.

— Я читал про это у писателя Алана Кара, в книжке про лёгкий способ бросить курить, — закивал Уайтгауз.

— Вы любите танцевать, — спросила у него ягда Рененна.

— Он танцует как змея на горячей сковородке, — пошутил Дыбаль.

— Змея на сковороде? — ягда Рененна приподняла бровь.

Она зацепила Дыбаля пальцем за пряжку ремня и притянула к себе:

— А ты, красавчик, танцуешь с офицерами? У вас как принято выбирать себе женщин, по какому признаку?

— По разному, — Дыбаль приготовился разразиться каскадом шуток, но понял, что не готов поддержать эту тему на серьёзном уровне, а пошлые анекдоты не хотелось пускать в дело при Шиеле.

На помощь пришёл Маклифф:

— Смотря для чего выбирать. Если на денёк-другой, для гулянки и пары ночек, то это одно, а если строить семью и рожать детей, то это другое. Можно с женщиной просто дружить, ходить в театры, на бейсбол или рок-концерты.

— Зачем?

— Просто.

— Интересно, как можно просто дружить после двух часов оглушительной музыки, пива и наркотиков. От перевозбуждения не то, что женщину, любую мебель изнасилуешь, — с сомнением покачала головой ягда Рага.

Она придала квадратному лицу светское выражение и добавила, отпуская Дыбаля:

— У нас мужчины хотят, чтобы женщина была финансово самостоятельная, чтобы не заботится о ней, а наоборот, брать от неё как можно больше.

— Печально, — вздохнула Шиела, — как прекрасны были отношения между мужчинами и женщинами Земли раньше. Ромео и Джульетта. Джон Кеннеди и Мэрилин Монро.

— Они плохо кончили. Сильно влюблённых ждёт плохая судьба, — Дыбаль сделал шаг назад, — у нас всё происходит очень по-разному, особенно когда дело касается денег.

— Вы сами не курите? — ягда Рененна потеряла нить разговора.

— Дыбаль смолит как паровоз, — ответил Маклифф, придав лицу выражение, похожее на гримасу кота из мультипликационного сериала про Тома и Джерри, — зато Эл поёт замечательно. Он наш персональный русский соловей. Я книги пишу, а он стишками балуется.

— Писатель? У вас это модно? — без интузиазма спросила ягда Рага.

— Романтично, — гордо ответил Маклифф, поднимая свою рыжую бородку до небес.

— Я просто балуюсь, а Джон по-настоящему пишет, — сказал Дыбаль.

— Пение это искусство. У нас на базе никто не поёт. Координировать воображаемую высоту звука, которую помнит мозг, с аппаратом воспроизводства этого звука с помощью гортани, никто толком не умеет. Вот отбить пулю из револьвера на лету, можем, а скоординировать из памяти взятый звук с голосом — нет, — вздохнула Шиела.

— Это странно, — сказал Уайтгауз, — пулю отбить, мне кажется, сложнее.

— Красивой женщине не обязательно иметь слух, — Дыбаль обошёл ягду Рагу и встал рядом с Шиелой, — воображаю, какой звездой эстрады Натоотвааля я могу стать у вас. Зачем мне рисковать жизнью в бою, если можно устроить ревю по инопланетным гарнизонам и заработать в сто раз больше?

— У нас за исполнение песен никто не заплатит, как и за другое искусство, книги, фильмы, скульптуры. Искусство не имеет функционального назначения, отвлекает от жизни, и навевает ненужные мысли, — прервала его ягда Рага, — другое дело официальная музыка. Гимны, марши, реклама.

— В Натоотваале стыдно продавать талант, — кивнула Шиела — это всё равно, что продавать тело или предсмертный выдох. Другое дело, когда ты продаёшь профессиональные знания и навыки, приобретённые во время учёбы или работы. Но когда ты продаёшь то, что тебе было дано от рождения?

— Это ещё более странно, чем не уметь петь, — Маклифф развёл руками, — человеку от свойственно бегать, это врождённый дар, но когда солдат в бою бежит, он за это получает оплату и медаль.

— Он плату получает не за бег, а за службу. Стрельба, сидение на унитазе, строевая подготовка — это всё та же служба, — сказала ягда Рага.

— У нас есть рисовальщики, которые оформляют жилища, общественные пространства, создают покрой военной формы. Их работа базируется на изначальных навыках к рисованию. Будучи развитой при обучении, эти навыки является профессией. Они за работу получают оплату, как металлург, или шахтёр, — Шиела подняла в воздух длинный палец, совсем как это делают учителя, желающие придать словам значение, — если у художника или музыканта вне промышленного производства есть талант и он им делится с окружающими, то он заслуживает восхищение и почитание, но если он за это возьмёт плату, он будет презираем, и не попадёт ни в один приличный дом.

— Это печально, — улыбнулся Дыбаль, не в силах оторваться от прекрасных глаз собеседницы.

— И что, никто не зарабатывает на этом очевидном товаре, свободном искусстве? — удивился Уайтгауз, — может быть, у вас вообще нет коммерсантов?

— Тех, кто обменивает результаты чужого труда с искажением реального веса своих трудозатрат в них? Обманщиков? — ягда Рага вынула новую сигарету.

— Не обманщиков, а коммерсантов, доставляющих каждому разные товары.

— Коммерсанты есть, это основа Натоотвааля. Натоотвааль — это большое коммерческое предприятие, акциями которого владеют все граждане. Потребителями товаров выступают все, а продавцом товаров выступает в глобальном смысле правительство в виде Высшего Совета. Совет решает что, кому, по какой цене продавать, организовывает завоевание миров и ресурсов, планирует изготовление, или покупку у промышленности, или даже у Империи Свертц, через посредника. Государство это наш супермаркет. Мы все имеем кредит. Он даётся за работу по поручению государства. Есть множество исполнительных организаций по различным видам товаров. Они следят и организовывают производство, покупку, завоевание, доставку, распределение через дарение или продажу, всех товаров для всего населения по своему направлению. Все этим довольны. Сколько заработал, столько тебе и дали товаров, — ягда Рага снова закурила с помощью Уайтгауза и подняла вверх сигарету, чтобы дым красивой струйкой убегал в вентиляцию.

— Вы слишком много курите, — заметил Маклифф.

— Спасибо.

— Что вы пристали к девушкам с курением, — развёл руками Дыбаль.

— Если в качестве коммерсантов выступает правительство, значит в Натоотваале коммунизм, — сделал неожиданный вывод Уайтгауз.

— Коммунизм во всей Вселенной? — глаза Маклиффа начали расширяться от ужаса.

— Это даже не коммунизм, это как в фашистской Германии — тотальный социальный контроль, — продолжил Уайтгауз.

— Может, сменим тему? Вы как тут развлекаетесь? Бассейн, солярий есть? — спросил Дыбаль.

— Коммунизм нервирует? — Шиела уставилась на Уайтгауза, — коммунизм, это когда полученное в результате общего труда, делится на всех, в зависимости от участия в создании общего продукта. На Земле были коммунистические страны типа СССР, КНР. Там была похожая система, только распределить весь полученный продукт правильно не удавалось из-за отсутствия вычислительной техники и автоматизированных систем учёта. Возникали злоупотребления, дефицит одного и переизбыток другого. Потом коммунистические отношения заменили на капиталистическое бессистемное производство и распределение через продажу за деньги, полученные из какого угодно источника. Стало ещё хуже. Одного товара было очень мало и он безумно дорожал, а другого было много и он безумно дешевел. В результате всем стало плохо. Только десять процентов людей стали процветать, а по-настоящему счастливыми стал только один процент — интернациональные богачи. Так мне сообщил исторический обзор.

— Бедняжка ты, Щиела, — сказала ягда Рага, — зачем твоей молоденькой головке знания о дикарских делах?

— Почему дикарских? — Дыбаль взял тарелку и принялся есть палочками салат, отставляя мизинец, — вы что сказали, что ваш Совет занимается торговлей как трансгаллактическая корпорация. В чём разница с социализмом?

— Члены Совета не имеют право на собственность. Это не земные олигархи, владеющими людьми целого мира, как рабами, и странами, как своими вещами, типа Королевы Великобритании или еврейских банковских домов. У нас власть народа. Не для всех, не во всём, конечно, но демократия, — ответила ягда Рага.

— Прямо исторический клуб, — вздохнул Маклифф, — может, потанцуем?

— Если существа появляются в результате энергетического цикла углерода, то они всегда похожи на земных людей. А жизнь существ подобных людям идёт всегда по одним законам. Поэтому история Земли и Натоотвааля похожи. В истории всегда описано будущее.

— Понятно.

Уайтгауз сделал умные глаза и закивал головой, поднимая к губам фужер с напитком.

Глава 5 РОМАНТИКА ЗЕМНОЙ СТАРИНЫ

Придав лицу романтическое выражение, Маклифф привстал на носочки и слегка поцеловал ягду Рененну. Поскольку никакой реакции не последовало, Маклифф приступил к решительному штурму. Он обнял её и начал целовать длинную шею, приговаривая:

— Окта, я околдован Вами, интеллектом, телом, глазами.

— Александр, спойте, — отстраняя от себя ухажёра, сказала Окта, — раз уж душные разговоры кончились.

— Давайте я отрывок из будущей книги прочитаю, — предложил Маклифф, снова пристраиваясь к Окте с объятиями.

— Не надо сейчас про самок и самцов, весь романтизм развеется, — замотал головой Уайтгауз, чувствуя, как хмель начинает туманить взор, — дайте гитару, или скрипку.

— Гитара, это где струны? — Шиела изобразила удары по струнам, — такой нет.

— Какой-нибудь другой музыкальный инструмент, — штурман перебрал в воздухе пальцами, изображая игру на фортепьяно.

— Есть звукоимитатор. Я использую его для озвучения изображения фильмов снятых с мозга во время сна, — Шиела извлекла из ниши панель, усеянную клавишами разного размера, цвета и формы.

— Интересная штука, — Дыбаль отставил салат, взял в руки инструмент, потрогал клавиши и нажал тумблер.

Комнату наполнил шелест листьев, шум водопада, щебет птиц, хотя звуки при определённом воображении можно было принять за шум сборочного цеха машиностроительного завода.

— Приятный фон, — констатировал Дыбаль, — есть тут комнатушка для приватного исполнения? Можно разбиться на пары. Музыка — налево, воспоминания о социальном устройстве общества — направо.

Маклифф опять приблизился к ягде Рененне вплотную и она, повернувшись и задев его своей грудью, сказала:

— Комната быстрого сна. Показать?

— С удовольствием, — Маклифф чуть было не потерял равновесие и ему пришлось опуститься на пятки, став на голову ниже Окты.

— Он только на твою грудь и смотрит. В мозгу из-за неё замыкание, — сказала ягда Рага.

— Комнату быстрого сна нужно обязательно осмотреть. Веди, о, амазонка! — Маклифф хлебнул витаминный напиток прямо из фляги и пошёл за ягдой Рененной к тому месту, где между стеллажами бесшумно открылась дверь, — быстрый сон, это то, что нужно.

Они скрылись в полумраке и дверь бесшумно закрылась.

Дыбаль попытался приноровиться к клавишам инструмента. Не выдержав, ударил по ним ладонью:

— Ничего не выходит!

После такого понукания инструмент наполнил комнату завыванием чудовища, а потом прибавил скрежет железа.

— Давай я. Я хоть и врач, но в гармонии понимаю, — Шиела наклонилась к инструменту, обдав Дыбаля божественным ароматом неземных цветов, и нажала клавишу. Рёв и визг исчезли, уступив место звуку морского прибоя.

— Мне расхотелось петь, — разглядывая глаза Шиелы, сказал Дыбаль.

— Пожалуйста! — Шиела обворожительно улыбнулась.

— Ничего не получается с этой штукой, буду петь акапелла, — Дыбаль кашлянул и приосанился, — баллада о битве на реке Калке. Собственного сочинения. Буду петь по-русски, потому, что при переводе на кумит потеряется рифма и художественные достоинства.

Дыбаль начал петь, постепенно прибавляя силу голоса:

Дыбаль закрыл глаза. Протянув руку, как средневековый менестрель, он распластал над столом пальцы и начал дирижировать.

В этот момент для него не существовала база Зием-002, шаги патрулей, вершины Анд над головой, не было квалификационных экзаменов, ягда Цкуголя, злобных сверов, Натоотвааля. Он пел грозно и мощно:

Вокруг Дыбаля гремела древняя битва.

Сшибались грудь в грудь батыры и витязи, бились мечами, саблями, топорами, булавами. Ржали кони, налетая на копья, топтали пехоту шипастыми подковами. Всадники падали, пробитые стрелами, реяли флажки русских отрядов и бунчуки монгольских сотен. Гудели трубы, грохотали барабаны, кричали командиры.

Уайтгауз стал подвывать и выстукивать по столу дробь. Шиела онемела от восторга. Сидела, прижав руки к груди. Ягда Рага, уловив тональность, решила всё же использовать звукоимитатор. Она извлекла из него вполне мелодичный звон, стон реверберации, как будто что-то падало в ущелье.

— Приятно видеть внутри мир, более насыщенный, чем пространство, где просто выполняются функции управления технологическими устройствами, или обслуживаются организмы и желания, — вздохнула Шиела.

— Печально, когда живой организм, является только биологической машиной, лишённой эмоций. Прекрасно иметь свой взгляда на окружающее, когда внутренний мир в сто раз интересней, чем окружающая реальность. Ах, как я хочу отправиться в поход. Всё зделаю, чтобы ягд Цкуголь взял меня в группу, — добавила она когда песня закончилась.

— Состояние созерцания внутреннего мира похоже на наркотическое опьянение — галлюцинации, — закончив мучить инструмент, сказала ягда Рага, — чем ближе восприятие к фактическому миру, тем больше шансов действовать без ошибок. Внутренний мир искажает реальность. Из-за этого возможно не правильное решение.

— О чём песня? Калка это что? Имя или предмет? — Уайтгауз выглядел озадаченным.

— Калка — это река на Украине.

— На Украине? Это где?

— Отстань!

— Скучно быть биологической машиной. Хочется быть живой, — Шиела вынула из кармана коробочку визуализатора, положила его на стол и нажатием ладони включила изображение, более прозрачное, чем реальные объекты, но такое же чёткое.

Визуализатор показывал сражение с применением лучевого оружия, но при этом одежда и скарб были архаичные, из европейского средневековья.

— Это художественный фильм? — Дыбаль уставился на изображение.

— Зто мозговая нейронная реконструкция событий моего предка, с ощущениями, звуками, запахами и тактильной информацией. Жаль только тактильных сенсоров у нас здесь нет. Если наклеить их на кожу и прицепить к нервным волокнам, можно оказаться полностью в другой реальности, — сказала ягда Рага и потушила окурок сигареты о край тарелки.

В её зелёных глазах зажглись огоньки желания.

— Земля проходной двор для всяких Натоотваалей из-за технологической отсталости, — вздохнул Дыбаль, рассматривая реконструкцию событий далёкой эпохи.

— Надо было не золотые яхты строить международным богачам, а скинуться на технологический прорыв, — согласился Уайтгауз и налил ещё стакан синей жидкости.

— Тут сейчас будет моя далёкая мать — ягда Езера, и мой далёкий отец — ягд Тантарра. С ними их друг ягд Стикт. Они бежали от центральной власти Натоотвааля и скрылись на Земле. Это происходит две тысячи лет назад, на территории современной Швейцарии. Там, в дыму, стреляет из штралера по крепости штурмовой бот Натоотвааля. Он обнаружил ягда Тантарру из-за легкомысленного применения высокотехнологичного оружия, — сказала Шиела, привставая на цыпочки.

Изображение дёрнулось, появился грохот взрыва. Посреди комнаты осталась только чёрная масса. Запах жжёного пластика, горелого металла, раскалённого камня, вереска, делала душный воздух тягучим, обжигающим, тошнотворным, как ядовитое зелье. Через мглу проник белый туман, потом солнечный свет. Сквозь непрерывный высокий писк и скрежет донёсся шум реки. Тело ягда Тантарры оставалось безразлично к тёплому, золотому свету, бесчувственно к укусам овода, колыханиям, рывкам своей импровизированной постели. Она состояла из двух жердей, перехваченных верёвками. Верхние концы жердей свисали по бокам старого вола, а нижние волочились по земле. Ягд Тантарра лежал на куске сырой коровьей шкуры, натянутой на жерди, головой к хвосту, ногами к земле. Сгоревшие волосы, кожа, растрескавшаяся, отходящая лохмотьями. Ещё сочилась кровь. Тело его было накрыто растерзанной, пропитанной кровью шёлковой рубахой с золотым шитьём.

— Я не мёртв, — единственное, что понимал сейчас ягд Тантарра.

Голос ягды Езеры.

Стон.

Кашель взахлёб.

Проклятия.

Сипение ягда Стикта.

Волокуши дёргаются, подрагивают, кренятся, скрипят. Вол идёт медленно, как на бойню. Подъём крут. Копыта стучат как деревом о дерево.

— Воды хватит? — слышны издалека слова.

— Хватит. За перевалом родник, — отвечает голос ягда Стикта.

— Как ты?

— Везде боль.

— Дойдёшь?

— Дойду. Зачем ты его решила тащить с собой?

— А зачем ты его тогда откапывал?

— Смотри на его веки. Дрожат.

Солнце стало ослепительным, края чёткими и рядом с ним появилось что-то огромное. Шитый красным сербский платок, двумя концами завязанный под подбородок, морщинистое, землистое лицо, презрительное и знакомое. Нос прямой и тонкий, громадные изумрудные глаза:

— Он в сознании. Нельзя сломать червя, нельзя раздавить амёбу, — сказала старуха на кумите, — эй, муженёк, король дерьма, слышишь меня?

— Оставь его, ягда Езера, — ягд Стикт подцепил пальцем края шёлка и набросил его на лицо ягда Тантарры.

Волокуши проскрипели мимо. Штралер съехал со спины ягда Стикта и повис, раскачиваясь на шее. Из носа упали тягучие красные капли. Ягд Стикт зажал нос и рот иссеченной ладонью. Боль отпустила и он выпрямился.

С того момента, как на рассвете вернулась ягда Езера, гнавшая перед собой вола, после того как они спустились со скалы, миновали пепелище села Стотня, по оплавленным камням моста переправились через Савву, и начали подъём к перевалу Трояна, он обернулся в первый раз. Они поднялись уже выше серого тумана из пепла, пыли и гари. Склоны долины, вчера пёстрые от зелёных виноградников, жёлтых покосов, бурых, синих, красных скал, теперь были монотонно серыми. От серого тумана ветер отщипывал лоскуты, поднимал, рассеивал. Посреди тумана, возвышаясь обелиском, стояла скала. Её вершина была изгрызена гигантскими челюстями. От крепости Верзен остался только уступ и площадка двора. Среди оплавленных руин щёлкали, искрили, мигали внутренности робота-стрерха. Он лежал на спине, направив штралеры в зенит. Второй стрерх сгорел вместе с благородными ягдами, а титановые его части разлетелись до самой Зири.

— Сюда ещё бы одно Солнце и получится планета Лаккон, — сказал ягд Стикт.

— Иди, каменный, — ягда Езера ударила вола по хребту, — и прекрати мычать!

— Это не вол, — сказал ягд Стикт, — это там.

Он ткнул пальцем в небо. Езера остановилась. Остановился вол. Она, удерживая от ветра дерюжную накидку, повернулась к изголовью волокуш, вытянула тыквенную бутыль, сделала глоток, поморщилась:

— Вино кислое.

Она зашаталась, стала хватать пальцами воздух:

— Вон они!

Ягд Стикт опустился на жердь, уложил бутыль, облизнул губы:

— Да, налетели опять.

Это снова были штурмовики. Второй налёт. Штурмовики заходили со стороны солнца. Две точки на голубом неба. Гул блуждал по долине и перемешивался с эхом. Обогнув выступ горы, штурмовики начали снижаться. Ягд Стикт неподвижно глядел, как из-под его ступни на плоский камень выползал паук. Маленький, неуклюжий. Остановился. Из носа Стикта упала капля крови. Паук поспешно удалился.

— Хватит, — сказал он.

Поднялся, сделал шаг к ягде Езере. Заглянул в неподвижные, слезящиеся глаза. Взял за локоть, обнажил её запястье. Между волдырями ожогов пульсировал красным зрачком браслет коммуникатора. Он снял браслет, бросил на камни. Стянул с шеи штраллер. Взял его за дуло. Медленно замахнулся и ударил скобой приклада. Коммуникатор хрустнул и погас. Ягд Стикт швырнул штраллер вниз. Звякая, кувыркаясь, оружие исчезло среди камней.

— Хватит играть в богов, — ягд Стикт сделал несколько шагов вверх по тропе, — Больше ничего высокотехнологичного не осталось?

— Ничего. Воды хватит?

— Ты плачешь?

— Нет.

— Пошли.

— За перевалом будет родник, — взяв у ягды Езеры палку, ягд Стикт ударил вола, — он поднимется.

— Кто? — ягда Езера смотрела, как снижаются штурмовики.

— Ягд Тантарра, — ответил ягд Стикт и медленно пошёл вверх, опираясь на палку.

Он больше не оборачивался. Он знал, что штурмовики добьют робота-стрерха в развалинах и, пока будет рокотать эхо разрыва, штурмовые боты качнут, по обычаю, бортами и уйдут.

Объём помещения, где зрители наблюдали за происходящим в виртуальном пространстве, делали их почти участниками событий. До плаща ягды Езеры можно было достать рукой, а ягд Стикт, казалось, несколько раз пристально рассматривал их.

— Трагические события, произошедшие две тысячи лет назад, заставляют нас вспомнить о собственном положении, — сказал Уайтгауз, складывая домиком ладони.

— Кровавая романтика, — кивнул Дыбаль.

— Вам не интересно смотреть историю моих предков? — печально спросила Шиела.

— Я насмотрелся крови, убийств и взрывов и в кино, и в жизни. Предпочитаю истории про животных и открытия, — признался Уайтгауз.

— У меня есть визуализированная история предков за пять тысяч лет, правда не Земля, а на Юнаторе. Я её никому не показываю, особенно на вечеринках вместо сексуальных игр, — ягда Рага хотела ещё что-то добавить, но в этот момент входная дверь открылась и на пороге возник ягд Одун Цкуголь.

Его сопровождении фон Конрада, ягд Стикт и трое патрулей, уже знакомых Дыбалю.

Стальные глаза командора, три чёрные нашивки на рукаве, говорящие, что их владелец трижды уходил живым с уничтоженного в бою корабля, возможная смерть участников вечеринки завтра в сражении, создавали не меньший драматизм, чем голографическая реконструкция.

— Встать! Смирно! — скомандовал лейтенат из патруля.

— Попались, — Уайтгауз и Дыбаль поднялись, пошатываясь, и придали лицам отрешённое выражение.

Они не боялись свирепого ягда Цкуголя, не трепетали под его взглядом, как кожа перед скальпелем. Они многое видели, перенесли и пережили.

Шиела шепнула:

— Приходите ночью и мы закончим вечеринку.

Некоторое время все молчали, измеряя друг друга взглядами и думая о своём. Во время паузы из комнаты быстрого сна появились Маклифф и ягда Рененна. В их лицах читались следы только что закончившейся страстной встречи.

— Как вы могли, ягда Камиста Рага и вы, ягда Окта Рененна, женщины высшей касты, присоединиться к этому безобразию! — выдавил из себя ягд Цкуголь, — слушайте, курсанты-недоучки, через четыре часа мы уходим с Земли. Ситуация изменилась катастрофическим образом. Времени больше нет. Экзамены сдадите в бою. Всё!

— Вольно! — скомандовал лейтенант и все вышли в коридор.

Ягда Рененна одарила Маклиффа ослепительной улыбкой.

Фон Конрад извиняющимся тоном протянул:

— Простите, парни, что я вас заложил с этими девчонками. Дело серьезное, что-то случилось. Командору пришла депеша из главного штаба.

— Брось, Манфред, лично меня ты избавил от этих самодовольных штучек, — прогудел Уайтгауз, — я думал, танцы, лёгкий флирт, а они начали по мозгам ездить с разговорами.

— Это скотство с твоей стороны, брат немец, — заметил Маклифф, — испортил нам вечеринку и инопланетянками. Мне для работы над книгой это могло пригодиться. Представь себе успех книги с названием — «Мой первый секс с инопланетянкой»! Я бы стал миллионером.

— Ты и так стал миллионером после заключения контракта с Натоотваалем.

— Это не считается.

— А может быть мы гуляли в последний раз, — грустно сазал Дыбаль.

Дойдя до казармы и разлёгшись по двухъярусным койкам, они принялись допивать флягу, прихваченную Маклиффом. Дик Айдем уже был здесь и безмятежно спал.

— А кто знает, из-за чего такая спешка с отходом? Манфред? — Маклифф завернулся в ворсистое одеяло и закинул руки за голову.

— Командиром группы будет ягд Цкуголь, а группа носит название «Независимость», по имени нашего погибшего шаттла, — фон Конрад откинул седую голову на подушку, — больше ничего не известно.

— У тебя на шее засос, — наклонившись к Маклиффу с верхней койки, сказал Дыбаль, — как у Окты всё устроено с точки зрения физиологии?

— Там всё в порядке, даже лучше, — Маклифф стёр со щеки помаду.

— Быть серьёзной заварушке. Скоро увидим, чего мы стоим на этой войне. Давайте спать, — промычал, не открывая глаз, Айдем.

— Надеюсь, мы заработаем виллы и яхты, и невредимыми вернёмся домой, — сказал Маклифф, кладя подушку на ухо.

Наступила тишина. Жужжал кондиционер, чиркал зажигалкой Уайтгауз.

— Сейчас открывается пивной подвал «Ирландец Микки» на 79-й авеню, а хромой Кемпбелл жарит свиные сосиски, вымоченные в «Табаско». Почему тут нет «Табаско»? Разве может жить человек без «Табаско»? Ты был в Нью-Йорке, Манфред? — Уайтгауз зевнул.

Немец что-то промычал в полудрёме.

— Зря. Нью-Йорк прекрасный город! Сказка…

Глава 6 НОЛЬ-СКАЧОК К БАЗЕ IV ФЛОТА СТИГМАРКОНТ

Земля стремительно удалялась, таяла в размерах. Очертания материков становились всё более размытыми. Облака и циклонические воронки рисовали над океанами фантомные картинки, а иногда просто геометрические изображения, похожее на буквы. Рональд Уайтгауз, с задумчивым видом сидел в кресле перед пультом управления рейдером рядом с навигатором Эйнаром Берсерком, и выстукивал рифленой подошвой по полу из жёлтого металла;

От скуки Уайтгауз попытался собрать из атмосферных букв слова, рассчитывая прочитать, может быть не божественное пророчество, но хотя бы «Pepsi». Облака ничего вразумительного не производили. Только один раз между Мадагаскаром и Красным морем можно было вообразить слово «Да», и то, с большой долей условности. Ещё ранее, когда на околоземной орбите с челночных кораблей шла заправка горючим и погрузка урана и золота, над территорией Монголии появились три буквы О из серебристых облаков. Земля была всё такой же очаровательной и капризной. Её спутник — Луна, казался собачкой на поводке. Обе они были малютками на фоне жёлтой звезды — Солнца, вращающего их на своём жёстком ободе гравитации.

Нда Землёй сейчас уже не было серой плёнки ядерного полога, как пятнадцать лет назад, когда Уайтгауз впервые отправился на орбиту в составе экипажа шаттла «Свобода». Не было войны, за исключением стычек на линии Бомбей-Балхаш-Баку-Анкара. На линии разграничения войск Блока Исламских Государств и войск Евроазиатского Союза, совместно с подразделениями Североамериканского содружества и Тихоокеанского Союза, не осталось тяжёлой техники и регулярных войск — только добровольцы и частные военные компании. Все военные заказы по сверхвысоким ценам были выполнены, кредиты под невероятные для мирного времени проценты розданы, богатые стали богаче, а бедные беднее, и мир утратил к войне интерес. Победили банковские счета миллиардеров — космополитов. Из навигаторской «Тетвутхурца», было не важно, получат ли в результате мирных переговоров мусульманские общины Франции и Германии право референдума для выхода их территорий из состава этих стран или нет, будут ли отменены законы, требующие с 2099 перейти на индукционные двигатели автомобилей, вместо бензиновых. Находясь на борту рейдера было неважно, что говорит глава Евроазиатского Союза принц Маркус, о том, что будущий мир будет строиться за счёт ограбления и закабаления Китая, на его костях и крови, а генерал Ясир Моххамед Вазир не исключает торговли людьми. Беспорядки в связи с выборами мэра Парижа, сопротивление Папы Римского фитобракам, растапливание русскими ледников и наногрибы в желудках людей как источник пищи, отсюда казались сном.

Уайтгауз смотел на быстро удаляющуюся Землю и старался всеми силами обойти вопрос, всё время витающий где-то рядом. Наконец он не выдержал:

— Вернёмся ли мы обратно?

В навигаторской тихо шелестели компьютеры, производя бесконечные вычисления, связанные с работой оборудования, командуя, делая проверки и архивирование множества событий, с той же невозмутимостью, как и в бою, когда от малейшей ошибки зависела жизнь живых и искусственных организмов, и их собственное существование. Данные курса, навигационная обстановка, оперативное положение на фронте, работа двигателей, биометрия членов экипажа, с чёткими звуковыми сигналами выводились на экран перед дежурной вахтой;

— на дистанции 23 Тоха двигаются курсом сближения два транспортных судна типа «Илтре».

— ответ транспортов на запрос системы «свой-чужой» соответствует коду НН59-К6.

— дистанция 15 Тохов по правому борту — группа управляемых заградительных мин тип «Энбок-2». Расположение и запрос системы «свой-чужой» соответствует действующему коду и схеме минирования сектора.

Навигатор Берсерк зевнул, скользнул глазами по строкам сообщений на экране и устремил скучающий взгляд глубоко посаженный голубых глаз, на лунную тень наплывающую на Землю.

— Я в космосе уже десять лет, из них три года с Натоотваалем, но не могу привыкнуть, что это не кино, не спецэффекты компьютерной игры, а реальность. Волшебные краски, мерцание атмосферы, огни и цвета ночных мегаполисов, зарево планетарного восхода, — сказал он и повернулся к Уайтгаузу, — а вот ещё анекдот; поспорили норвежский и шведский моряк, кто лучше готовит колбасу. Норвежский моряк говорит:

— Я для колбасы использую соевую массу из генетически модифицированных растений, имеющих запах жареного мяса, и поэтому моя колбаса такая вкусная. А упаковку я продаю для переработки и увеличиваю этим прибыль.

А норвежский моряк говорит:

— Я использую для колбасы обычную, дешёвую сою.

— А почему она у тебя пахнет мясом, а стоит дешевле?

— А потому, что я туда кладу перемолотую упаковку от твоей колбасы!

Уайтгауз в пол уха прослушал очередной анекдот от бывшего норвежского военного водолаза про соперничество шведских и норвежских моряков, мясников, лесорубов, проституток, и кивнул. Он никак не мог отделаться от навязчивого мотива солдатской песенки;

— Эта фашистская песня, — перестав смеяться, сказал Эйнар, — когда-то давно Киплинг её написал, тот, что придумал Маугли. Киплинг считал, что англичанам все остальные народы должны подчиняться. Не пой её.

— Это не Киплинг написал, это песенка Маклиффа, — ответил Уайтгауз, — слушай, а что это за типы в нашей команде? Этот заместитель командира ягд Слепех, ягд Гаредда и Кроззек? Шиелу, врача, я знаю. Ягда Слепеха пару раз видел, а этих ещё не встречал.

— Эта Шиела на всех глаз положила. Пусть Дыбаль не обольщается. У неё со всеми флирт. Сам с ней роман не водил. Всё занят был, то учёба, то болел, то подводная лодка Свертца замучила в Баренцевом море. До постели не дошло. Но парни треплют про неё разное. А эти надутые самолюбием персоны ягд Гед Гаредда и Кмех Кроззех всем хорошо известны. И там послужили и там побывали, и там отметились. Инженеры. И гайку могут ключом открутить и программу написать, чтобы робот гайку открутил. Они ничего себе ребята. Стопроцентные натооты. Денег на всякие излишества, им нужно побольше, вот и всё. Как всем. Не очень вредные. А вот первый штурман лейтенант ягд Стикт Слепех, заместитель командора, и есть главный зануда, сволочь и пижон, что делает его опасным собеседником и начальником. Попал к нам после того как один остался в живых из ягдвальдера-42. В рубашке родился. Сам он из простых натоотов. Отец его за научные дела получил титул «ягда» и теперь Слепех кичится этим, никому проходу не даёт. С другой стороны его можно понять. Его отец, старый Слепех, всю жизнь копил деньги на пересадку сознания в тело молодого донора. Есть у них такая процедура для вечной жизни. Все богачи стараются такую операцию сделать. Не буду рассказывать о медицинских аспектах, Шиела лучше знает, она сама трансплантантка, вроде, и это не её первоначальное тело. Старый Слепех накопил денег, купил себе тело, и лёг на операцию. Начали врачи и медицинские роботы ему перешивать сосуд за сосудом, нерв за нервом. Сперва новый мозг и старый сшили, чтобы сознание перекинуть. Новый мозг раньше принадлежал находящемуся на искусственном продлении жизни молодому извращенцу. Врачи рассчитывали, что сознание старика перейдёт в очищенный препаратами и электрическими полями мозг полудохлого извращенца, и будет в новом мозге жить. А старый мозг и тело кремируют. Но получилось так, что старый мозг отключили, а новый мозг не заработал как мозг Слепеха. С точки зрения господа бога получился неизвестно кто, но по документам это старик Слепех в новом теле. Теперь у ягда Стикта Слепеха на содержании находится помолодевший отец, но на самом деле не отец, а бывший извращенец. Ягд Слепех теперь должен его до конца своей жизни содержать. Тело старого Слепеха кремировали с почётом, а урна с прахом стоит у них дома. По-простому сказать — врачи нечаянно убили отца во время операции, а вместо этого заставили называть отцом чужого урода. Эту историю ягд Гаредда рассказал мне по большому секрету. Держитесь со Слепехом аккуратно. Он не в себе. То в двигательном отсеке запрётся, то по обшивке в скафандре один бродит. Чокнутый он из-за этой истории с отцом, — норвежец махнул рукой у виска, — я не дам себя в чьё-то тело пересаживать. Бездна так бездна. Смерть так смерть. А ты?

— Не хочешь жить вечно?

— Чтобы увидеть, как в очередной раз вещество во вселенной трансформируется в электромагнитное поле, возвратившись в начало времён, до сотворения мира? А я где в это время буду я? На отдельной табуретке? Сколько раз Вселенная собиралась в точку, взрывалась, разлеталась до состояния пустоты, потом опять собиралась и взрывалась каждые дециллион лет? Сохраниться в виде материи вечно всё равно не удастся никому. И что за жизнь без женщин и пива?

— Мрак, — в центр управления, исполняя танцевальные движения в невесомости, вплыл Дыбаль, — без женщин жить нельзя не свете — нет!

— Как же можно пересаживать сознание из одного человека в другого, это же сатанизм! — вздохнул Уайтгауз, — другое дело почка или яичники.

— Да не люди они, черти, — Берсерк перекрестился, — слушай лучше анекдот; приходит однажды датский полицейский к домой, а жена ему говорит:

— Дорогой, я по дороге на работу, когда была автомобильная пробка, вылезла из автобуса и шла за ним по тротуару. В результате я сэкономила два евродоллара.

А муж отвечает:

— Ты и дура, если бы ты шла за такси, то сэкономила бы пятнадцать евродолларов!

— Это уже смешнее, — оживился Уайтгауз, — не обижайся, такое ощущение, что ты рассказываешь истории из своей жизни! Их так много, но все скучные.

— Что ты сказал? Хочешь подраться, здоровяк? — навигатор потянулся к фиксирующим его в кресле ремням.

— Навигатор, готовь системы к ноль-скачку, идём в Стигмарконт, сектор А15Н44, - пророкотал из динамиков голос ягда Цкуголя.

Перед креслом навигатора всплыла панель, созданная в пространстве лазерным проектором. На панели появилось объёмное изображение «Тетвутхурца», план окружающего космоса, схемы ближайших галактик, тактическая обстановка в начальной и конечной точке ноль-скачка.

— Ноль-скачок, ноль-скачок, полезай-ка в сачок, — пропел Дыбаль, — никак не привыкну снова жить без гравитации. У меня от невесомости ноги опухают и еле залезают в ботинки. Когда же будет широко разрекламированная искусственная гравитация?

— Опять скачок, — поморщился Берсерк, — ненавижу это перетряхивание кошок.

— Вот зачем ты ботинки на пол размера больше взял, — Уайтгауз сделал рядом со своим виском движение рукой, наблюдая, как Берсерк вытягивает пальцем из изображения «Тетвутхурца» одну за другой нужные системы, увеличивает их, и производит быстрые изменения в числовых показателях.

Цифры меняют цвет, превращаются в символы «Готов», «Ждущий режим», «Проверка».

— Рано или поздно меня поместят на год в невесомость и я стану инвалидом! Это же Натоотвааль, а не «Роскосмос-восток»! Где искусственная гравитация? — Дыбаль добрался до кресла справа от навигатора, вплыл прямо под ремни, затянул его на животе и плечах. Где обещанная ванна бустрогера?

— Мне кажется, что лучше невесомость, чем система гравитации, когда цилиндр с экипажем вращается вокруг оси внутри корабля и центробежная сила прижимает всё к наружной стенке. Чувствуешь себя как белка в колесе, как каскадёр-мотоциклист во время гонки по стене, особенно когда ягд Цкуголь смотрит с другого конца коридора, ровно над твоей макушкой. Во время манёвров, стабильность гравитации теряется и будто палуба морского судна качается на волнах, и пища рвётся наружу, — сказал Берсерк.

Кресла стали закрываться прозрачными лепестками персональных капсул, появившихся из пола. В образовавшиеся коконы стал закачиваться гель.

— А вот и бустрогер, — Дыбаль надел дыхательную маску с переговорным устройством, и шлем со встроенным экраном на прозрачном щитке.

Напряжённо заработали компьютеры. Предстояло разложить корабль на пучок субквантовых частиц и гравитационных волн, задать им направление движения, дальность, и собрать в новом месте, в виде корабля и всего, что в нём находилось. Исходный материал всегда оставался на месте, передавалась только энергия и информация. Предметы вовновь собиралось из единого для всей Вселенной вещества — нулевого бозона. Во время скачка всё рождалось вновь, по старым лекалам. Всё, что было на месте сбора корабля, перемещалось туда, откуда стартовал корабль. Разницу в весе и объёме, корректировал компенсатор.

— Поезд отправляется? — Дыбаль расслабил руки и они стали колыхаться как водоросли в море.

Ответил механический женский голос:

— Готовность компенсатора вещества — норма, напряжённость поля переноса — норма, генератор дефрагментации — норма, фиксация точки перемещения — корректировка.

— Где сейчас Шиела — генератор возбуждения Дыбаля? — повернулся Уайтгауз в сторону входа в рубку, — наверно заперлась с Цкуголем в одной ванне.

— Она занималась на тренажёрах в спорт-каюте, — ответил Дыбаль, — не пошли.

— Положа руку на сердце, кто мы ей? Пешки, пушечное мясо. А там ягд командор из потомственных аристократов, — Уайтгауз уже не видел за стеклом и гелем Дыбаля, и переключился на изображение на дисплее, — смекаешь? Может тебе бросить это?

— Она на меня глаз положила, — мечтательно сказал Дыбаль.

— Не знаю какой она врач, но, думаю, она сексуальная рабыня командора, — предположил Уайтгауз.

— Скорее ягд Цкуголь в рабстве у неё, — отозвался Берсерк, — хотя точно никто ничего сказать не может. Ягд Слепех не стал бы за ней волочиться на глазах у ягда Цкуголя, будь это так.

— Сплетники, — обиженно сказал Дыбаль, — она свободная космическая ведьмочка.

— Внимание, механизмам стоп, экипажу закрепиться. Даю отсчёт — десять, девять, восемь, — загремел из боевой рубки голос капитан-командора.

На информационных экранах возникла панель, похожая на электрощит, и две руки ягда Цкуголя готовились одновременно повернуть ключи, вставленные в замки старта. На кодовой таблице светились координаты конечной точки телепортации.

— Три, два, один, — командор повернул ключи и занёс ладонь над большой кнопкой похожей на шляпку гриба, — готовность по отсекам?

— Смотрю готовность! — отозвался Берсерк, окинув взглядом символы, означающие, что системы корабля готовы, а члены экипажа находятся в зафиксированном положении в ваннах.

Уайтгауз умерил на своём лице наглую гримасу и лежал, не смея моргнуть, настолько его запугал инструктор рассказами о коварстве ноль-перехода, о том, что может случиться с людьми и машинами, если они имеют другую скорость относительно корабля. Эти несчастные шлейфом рассеиваются между точкой начала и точкой конца перехода. Неосторожно поднятая рука в момент команды «Ноль!», может оказаться на некотором расстоянии от плеча, или за пределами корабля, а на теле возникнет рана, с фонтаном крови. С сердцем, легкими, кишечником, диафрагмой, было проще из-за их малого хода и веса, но болевые ощущения присутствовали. Среди пилотов ходило множество легенд и анекдотов, связанных с эффектом смещения материи. Самой почитаемой, была легенда о коте Микки. После перехода он приобрёл вечную жизнь, способность перемещаться без корабля, и пускать в тело погибших астронавтов. На этот сюжет был снят художественный фильм.

Уайтгауз разглядывал лицо навигатора, осматривающего графики и диаграммы, и было понятно, что он не желает повторять судьбу Микки.

— Есть готовность!

— Ноль! — разнеслось по отсекам.

Всё наполнилось гулом, будто ударил каменный колокол размером с Эверест — низкий, затухающий звук смерти.

Перед Уайтгаузом всплыл пластиковый стаканчик, завис и вдруг исчез, только дымка чуть задержалась вместо него.

— Не сработало, кажется, — протянул Уайтгауз, хотя сердце сдавило, а в затылке появилась боль, — в чем дело?

— Никак не привыкну к этой дьявольщине. Сколько раз обещал себе больше не возвращаться на корабль. Если бы не деньги, — навигатор ловил ртом воздух, тёр грудь, глаза его вращались.

Гель начал уходить, створки ванн открылись и стали опускаться в пол.

— Переход в сектор А15Н44 завершён, — сообщил центральный компьютер, — повреждений нет, эмиссия вытесненного вещества соответствует норме. Генератор в режиме торможения.

Дежурный локсканер сообщил о тактической обстановке в точке прибытия, подкрепив информацию строкой на дисплее:

— Дистанция 15 Тохов по курсу — маяк базы флота Стигмарконт. 0, 5 Тоха справа два сторожевых судна типа «Левур». Ответ запроса «свой-чужой» соответствует действующему коду. Подтвердите расчёт навигационной задачи по заходу в доки базы для разгрузки золота и урана и приёма вооружения.

— Пойду, разомнусь, — увидев, что Дыбаль выскользнул из кресла и покинул центральный пост, Уайтгауз протёр глаза, снял шлем и отстегнул ремни.

С сочувствием глядя на пунцовое лицо Берсерка, он проплыл к двери:

— Принести чего-нибудь из буфета?

— Плыви, — Берсерк почти пришёл в себя.

Он задал клавиатуре режим «для плохо видящих» и начал что-то настукивать по возникшим на панели выпуклостям.

Проплыв по залитому золотым свечением коридору, напоминающему из-за кольцевых элементов тоннель метро, Уайтгауз оказался у двери в кают-компанию. Здесь находились члены экипажа, не задействованные в несении вахты. Завыла сирена предупреждения о включении гравитации. Кнопку открывания двери Уайтгауз уже нажал в падении:

— Чёртова карусель, — он поднялся на ноги, потирая колено, — переместиться на метр опаснее, чем на сто световых лет.

«Тетвутхурц» — гордость флота Натоотвааля медленно входил в порт базы Стигмарконт и уже пересёк цепочку навигационный буёв. Они переливались разными цветами, в зависимости от близости от них корабля. Вокруг сновали боты технических служб, двигались сторожевики, минные тральщики, гигантские транспорты.

У доков стояли линкоры и крейсеры. Золотистая броня, надстройки, технические устройства их были повреждены мелкими и крупными метеоритами, имели следы воздействия анигиляционного оружия, были обесцвечены радиоактивным излучением. При приближении «Тетвутхурца», на броне этих ветеранов загорелись панели опознавательных ринкелей. Они приветствовали собрата.

Цитадель была ещё не видна, но по мощным башням эмиттеров, которые генерировали над всей базой поле, дающее о себе знать голубоватым свечением сгорающей пыли, можно было представить её титанический размер.

С эмиттеров во все стороны бил свет, освещая причалы, ангары, резервуары топлива, жилые модули, галереи рекреационных отсеков.

Поверхность всех построек переливалась, будто была сделаны из золота и перламутра. Они резко контрастировали с куполами резервуаров, закрытых пластинами чёрной компенсаторной брони.

На причалах и в доках царило лихорадочное оживление. Это значило, что Стигмарконт находился в центре войны и событий, важных для командования IV Флота III-й Галактической директории и Галактического Флота Натоотвааля.

На экранах было видно, как суетились погрузчики, ремроботы, устройства и механизмы, формируя или растаскивая штабели контейнеров, ящиков, мешков, связки арматуры, бухты кабелей. В одном из доков несколько роботов резали остов старого крейсера, рассыпая вокруг снопы золотых искр. От крейсера отваливались куски обшивки и их, как дрессированные собачки в цирке, подхватывали роботы-мусорщики. Отблеск лазерных резаков и криптоновой сварки играл сказочным светом на плитах силикатбетона, полированных суставах механизмов, в бронестёклах кораблей, машин и зданий, создавая великолепное видение.

Глава 7 НА КРАЮ ВОЙНЫ

Войдя в открытую дверь кают-компании, Уайтгауз остановился; здесь находились командир корабля ягд Цкуголь, его заместитель ягд Слепех, техники-инженеры Кроззех и ягд Гаредда, врач Шиела, Айдем, фон Конрад, Маклифф и Дыбаль.

Ягд Цкуголь сидел за круглым столом, глядел на огромный экран, где на фоне звёздного пространства, медленно вращались обломки военных и не военных судов.

Уайтгауз прошёл между столами, и спросил:

— Совещание? — из-за ламп солнечного света, сфокусированных на нём, его огромная фигура смотрелась как на сцене.

— Разговор случайно зашёл, что делать с кораблём сверчков, — отозвался Айдем, подпирая подбородок кулаком, словно ему было скучно.

— Сверов, — поправила его прекрасная Шиела.

По экрану, словно титры в конце фильма, ползли строчки на языке кумит; неизвестным рейдером уничтожено, приведено в состояние негодности;

— ягдвальдер-42, 156 эскадры IV Флота в полном составе (4 линкора, 4 крейсера, 13 тральщиков, 15 сторожевиков, 30 вспомогательных кораблей — все экипажей погибли или пропали без вести),

— 141-й полк тяжёлой пехоты из дивизии коммандос «Герои Экнаима» с танковым, артиллерийским и инженерным вооружением на десантно-штурмовых кораблях — 17 ботов и 4 вспомогательных судна (все экипажи и личный состав полка погибли или пропали),

— 3 патрульных катера 211 патрульно-сторожевого дивизиона (экипажи пропали без вести),

— 24 беспилотных транспортных судна,

— рейдер резерва Главного командования «Метрополия» (экипаж погиб),

— линкор 2-го класса «Штадл» из охранения транспортного каравана СШ-337359 (экипаж пропал без вести),

— 111 ретрансляторов связи,

— 35 навигационных буёв и станций экстренной дозаправки кораблей,

— 1342 статических противокорабельных мин системы обороны базы Стигмарконт,

— 398 статических противокорабельных мин системы обороны базы Шлокрист,

— 16 автоматических беспилотных тральщиков,

— 1 ремонтная база «Экнаим», в составе трёх судов (основной корабль, топливозаправщик и лаборатория — экипажи погибли),

— транспортное судно «Безграничное», с грузом урана и золота из конвоя ШС-337488 (груз и команда предположительно захвачены).

Ягд Цкуголь остановил изображение и указал Уайтгаузу на свободное кресло. Дождавшись, пока тот сел, он сказал:

— Недалеко от места уничтожения кораблей 156-й эскадры, крейсеры «Езера», и «Кан», настигли и расстреляли старый рейдер противника типа «Цвохгумь». Странным было то, что этот «Цвохгумь», не мог бы нанести флоту столь коллосальные потери, как гибель 42-го ягдвальдера. Командование считает, что старый рейдер сверов служил прикрытием для другого мощного, нового корабля с необычными возможностями. Этот корабль имеет форму диска, сверхмощное вооружение и движитель нового типа. Телепортацию он производит без предварительной подготовки и может телепортироваться на сверхмалые расстояния, вплоть до одной десятой Тоха. Такие скачки в бою на близкой дистанции исключают возможность ведения нами по нему прицельного огня. Мощность его залпа равна мощности залпа плавучей батареи планетарной обороны.

Увидев, как Дыбаль показывает Шиеле растопыренными ладонями нечто распыляемое в пространстве, а Шиела улыбается в ответ, капитан-командор остановился.

— Не интересно, землянин? — металлическим голосом спросил Дыбаля ягд Слепех.

— Нет-нет, — Дыбаль поёжился от этого холодного взгляда цвета янтаря, — это просто язык жестов, чтобы не шуметь.

Ягд Цкуголь повернулся к Дыбалю спиной и продолжил:

— Рейдеру врага присвоено условное наименование «Кровур». Кровур — мифическое существо из предания о вечной войне. Чудовище развязало эту войну, атаковав переселенцев в Системе Трёх Борзых много тысяч лет назад. Так говорит легенда.

Кроззех с невозмутимым лицом откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову:

— Этот «Кровур», — адская машина. Если его не нейтрализовать, то эскадрам Натоотвааля придётся уходить под защиту фортов и минных полей. Это оставит без прикрытия транспортные потоки, снабжение, заводы на планета, где добывают ископаемое сырьё. Все форты придётся постепенно оставить. Двигаясь от базы к базе, от одного шар-сектора до другого, война придёт в сердце Натоотвааля к планетам Метрополии. И начнётся избиение младенцев. Если Натоотвааль не найдёт методы противодействия, то война будет проиграна.

— И тогда Натоотваалю смерть, — заключил ягд Гаредда.

— Да, сверы под прикрытием «Кровура», подтянут тяжёлое вооружение и начнут методично выбивать нас из укрепрайонов. Шаг за шагом наши планеты будут уничтожены, а мы будем обречены на жизнь в глухих участках Вселенной, пока не иссякнут ресурсы, — со странной торжественностью в голосе сказал ягд Слепех.

— На нас возложена огромная ответственность, — поддакнул ягд Гаредда.

Наступила тишина.

Дик Айдем задумчиво глядел в потолок, перекатывая большим пальцем руки на безымянном пальце обручальное кольцо, Уайтгауз в упор рассматривал ягда Слепеха, ягда Гаредду и Кроззека, словно собирался на них напасть, фон Конрад дремал, прикрыв глаза. Наконец Дыбаль, продолжая улыбаться Шиеле, сказал:

— Интересно узнать мнение экипажа.

— Умное замечание, а мы чем занимаемся? — со скукой сказал Айдем.

— Русская демократия, казачий сход, даешь свободу и братство! — заметил Маклифф.

— Наша группа сформирована для использования не стандартных процедур и приёмов, вроде спасения экипажа в мусорных капсулах, или штурма базы через чёрный вход, — сказал ягд Цкуголь, — обычно мы доверяем тактическому вычислителю, и воеюем по программе искусственного интеллекта. И вот чем это закончилось.

— Чемь? — Дыбаль вскинул бровь.

— Уничтожением в одном бою элитного ягдвальдера-42, - ответил командор, — вы не в курсе?

— Может быть вопрос не к месту, — открыл глаза фон Конрад и поднял руку как в школе, — не понятно, зачем тратить средства на бесконечную войну? Посмотрите на корабль, на котором мы сейчас — его стоимость на Земле, при производстве с использованием земных технологий, равна стоимости авианосца «Барак Обама» — сорок миллиардов евродолларов. А таких кораблей у Натоотвааля тысячи. Базы, военные материалы и оборудование, персонал, его содержание и подготовка. И это продолжается тысячи лет. Почему нельзя договориться и поделить космос? Его же бесконечно много. Делить Европу или Россию сложно и будут недовольные. Потому, что с севера Арктика, с юга — Средиземное море, с запада Атлантика, с востока Уральские горы. Но в космосе нет границ — он безграничен. Бери сколько хочешь, и останется столько же.

— Жадность и зависть не имеет границ. Причём тут количество? — перебил немца Дыбаль.

Айдем посмотрел на них равнодушно:

— Значит, есть причины. Открытие перемещения через ноль-переход, делает пространство конечным, а планета, которая при обычной технологии была не досягаема, теперь досягаема как для туриста-землянина Луна.

— Да что им рассказывать, они ничтожества — мутации обезьян, — сквозь зубы сказал ягд Слепех.

— Кровожадные и дикие, — улыбнулась Шиела.

— Без разницы, — заметил ягд Гаредда, всем своим видом показывая, что он на стороне ягда Слепеха, — давай, Шиела, ты это любишь, покажи как твои родственники вместе с ними бродили среди мятежников, покусившихся на святые устои Натоотвааля.

— Плохо, что позабыты вещи, благодаря которым Натоотвааль стал великой империей. И теперь выскочки из ваальцев захватили слишком много власти, чести и богатств, — зло сказал ягд Слепех.

— Это к делу не относится. Мы не в Верховнеом Совете, — капитан-командор сделал неопределённый жест пальцами, словно отгонял насекомое.

— Сверы такие же, как мы! — сказала Шиела, — просто их богатейшие семьи наживаются на войне, получая заказы на корабли, форты, топливо, экипировку и питание солдат. Они не понимают, что добро, а что зло, не считают своих солдат достойными жизни, потому, что у их родителей нет в собственности планет, городов и кораблей.

Ягд Гаредда съёжился, понимая, что сейчас, может быть, прозвучат антиправительственные фразы, а за них можно угодить в отставку или, в ссылку на блокпост на краю галактики.

— Наши натоотваальские вельможи ничуть не лучше и поэтому никто не хочет прекращать войну! — закончила Шиела свою мысль.

— Замолчи! — воскликнул ягд Цкуголь, — ты пьяная?

— Пьяная? — все повернулись к девушке.

— Наверно, — неопределённо протянул Кроззек, понимая, куда клонит командир, придавая сказанному характер пьяной болтовни.

— Она с враждебной речью выступила, — хищно сощурился ягд Слепех, — это будет сегодня отправлено в метрополию в качестве политического отчёта.

— Да пьяная она, — наклонился к нему ягд Цкуголь, — вот и несёт ерунду.

— Пьяная, пьяная, — закивали головами Дыбаль и Маклифф, — сами видели.

— Перебрала «Красной Зари» на радостях, что допустили на корабль после прозябания на базе, — пробасил Уайтгауз.

— Да, я немного выпила «Красной Зари», — неохотно согласилась девушка.

— Я это запомню, — ягд Слепех откинулся на спинку кресла, — как спелись все!

— А мне интересно, как из всего ягдвальдера-42 только ты остался в живых? — прошептала Шиела.

— Давайте вернёмся к задаче. В распоряжении нашей группы находятся силы 3-й Галактической директории, информация Службы Безопасности Натоотвааля. Нужно убрать «Кровур» с поля боя, — ягд Цкуголь положил руку на плечё Шиелы и повернулся лицом к панораме Стигмарконта.

— Маршал ягд Ящемгарт ждёт от нас сообщение о начале операции против «Кровура». У меня имеются соображения на этот счёт, но я хочу послушать вас. Высказывайтесь.

— Нужно, опираясь на наблюдательные и навигационные буи, засечь «Кровур» и блокировать район его нахождения. Затем атаковать превосходящими силами, силами целой эскадры, и уничтожить, — предложил ягд Гаредда, — военная наука не знает более эффективного способа достижения победы, чем создание преимущества в силах и атаки на уничтожение.

— Это верно, — закивал Кроззек, — нужно создать группу мощных кораблей и по сигналу прыгнуть в нужную точку через ноль-скачок для атаки, до момента, когда «Кровур» сможет уйти в неизвестное место.

— Правильно, нужно взять молоток и забить гвоздь, или взять штаны и надеть на ноги, или бутылку пива выпить, — быстро сказала Шиела и ослепительно улыбнулась, — если всё так просто, то маршал не стал бы создавать группу из астронавтов с Земли. Он взял бы выследил «Кровур» и бросил против него пятьдесят крейсеров и линкоров. Однако у него такой возможности, видимо, нет.

Берсерк прошёл к креслу рядом с Кроззехом сел в него и сказал:

— Три месяца назад погиб целый ягдвальдер — почти семьдесят великолепных кораблей под командованием опытных командиров. Это ясно показывает, что атаковать «Кровур» даже большой группой бессмысленно.

— Вместе с погибшим командиром ягдвальдера капитаном Тертисотом я учился в академии Флота. Он с планеты Гаммун системы Трёх Борзых. Это был хитрый, храбрый ас. Яггвальдер не был в одно мгновение уничтожен. Полтора десятка сторожевиков с разведчиками, шли, окружая строй главных кораблей. Ближе к центру следовали тральщики, корабли радиоэлектронной и радио-аннигиляционной борьбы. В центре шли тяжелые крейсеры, линкоры и самый мощный корабль ягдвальдера — линкор 1-го класса «Маршал Тоот». Там-же следовали десантно-штурмовых боты с пехотой дивизии «Голубая молния» и транспортные суда. «Кровур» всех уничтожил и ушёл в неизвестном направлении, то есть не был даже повреждён!

— Линкор 1-го класса «Маршал Тоот» по мощи огня и зашитого поля, значительно превосходит наш «Тетвутхурц». Это монстр, почти передвижная боевая планета-спутник, — поддакнул командиру ягд Слепех.

— Рейдер врага имеет сверх возможности. А что, если «Кровур» может уничтожить и большие силы? Эскадру? Флот? Потерять их, сделать уязвимой для атаки других сил Свертца целый сектор, директорию? Кстати, ягд Стикт Тоин Слепех служили раньше на линкоре «Маршал Тоот», и если бы не отпуск из-за болезни жены, он пал бы смертью храбрых в том бою, и несидел бы сейчас перед нами, — ягд Цкуголь сделал паузу, пристально вглядевшись в непроницаемое, как маска, лицо своего помощника.

— Жуть, — сказал Дыбаль.

— Лобовым ударом дела не решить, — снова закивал Кроззек, соглашаясь теперь с противоположной точкой зрения.

Ягд Гаредда насупился и скрестил руки на груди:

— Нужно сосредоточить на опасном участке все главные силы директории и загнать «Кровур» под удар. Я не верю, что один корабль может противостоять мощи десятков линкоров и крейсеров.

— Пока все линкоры и крейсеры будут сосредоточены для атаки «Кровура», другие силы Империи разгромят ослабленные соединения, снимут минные заграждения, установят свои мины и нам придётся отступать. Можно ещё перебрасывать линкоры с других директорий, оголяя фронты там, подвергая опасности другие директории. Понеся чудовищные потери, придётся строить новые линкоры, расходуя огромные ресурсы. А если не так, то мы потеряем пространство заселённой и разведанной Вселенной. Будут потеряны основные источники ископаемых и биологических ресурсов, а значит, война будет проиграна, а Натоотвааль уничтожен. Никто не знает, когда и сколько кораблей типа «Кровур» сверы могут построить, — ягд Цкуголь при этих словах остался неподвижным как статуя.

— Апокалипсис сегодня… — пробурчал Маклифф.

— Земля окажется у Империи, и неизвестно; сверы сделают из землян своих солдат или всех уничтожат, — сказал ягд Слепех.

— У вас стратегическое мышление, — восхищённо произнёс ягд Гаредда, — может быть стоит найти и уничтожить базу «Кровура», а потом минировать планеты, астероиды, кометы, какие только «Кровур» может использовать в нашем тылу? Мы просто выдавим его из нашего сектора.

— Мне кажется, господа, — вступил в разговор Дыбаль, — нужно сначала поглядеть вблизи на этот «Кровур», что за фрукт, с чем его едят. Определить, есть ли у него слабые места, а потом решать как уничтожить. «Кровур» никто в глаза не видел, только обломки наших кораблей, а мы пытаемся построить стратегию и тактику. Какой он, враг? Условия задачи не полные и найти решение не представляется возможным.

— Вот что значит российское техническое образование, — поддержал друга Маклифф, — найдём врага, передадим координаты флоту, дождёмся подкрепления и ударим. В крайнем случае, телепортируемся от него.

— «Грёзы» композитора Шумана, — хмыкнул Берсерк, — исполняется на похоронах. Хочу заметить, что после телепортации остаются следы. По остаточному напряжению гравитационного поля, можно вычислить конечную точку телепортации с точностью до 5 Тохов. Если «Кровур» пожелает нас уничтожить, то ему ничто не помешает гонятся за нами по ноль-переходам. Уходить с поля боя ноль-переходом бессмысленно. Из боя можно уйти либо победителем, либо трупом.

Фон Конрад прокашлялся и поднялся из кресла:

— Я человек на этой войне новый, может быть, чего-то не понимаю. Сейчас ставится вопрос — как уничтожить рейдер. Но это не может быть конечной задачей.

Все озадаченно повернули головы сначала в сторону фон Конрада, а затем в сторону капитан-командора. Шиела подняла бровь:

— А что главная цель нашей группы?

Ягд Цкуголь только пожал плечами.

Бывший полковник Раумваффе поднял указательный палец и продолжил рассуждения:

— Сверы могут построить ещё много «Кровуров». Не хватит сил, чтобы с ними справиттся. Finita la commedia. Единственный путь, захватить «Кровур» и узнать его секреты. Это даст возможность сконструировать против него эффективное оружие или построить аналогичные корабли.

— Захватить «Кровур»? — Кроззек открыл рот.

Шиела рассмеялась.

— Логично, — сказал Дыбаль, почёсывая затылок.

— Я рад, что появилась чёткая и простая мысль. Она совпадает с директивой Главнокомандования, — ягд Цкуголь подошёл к настенному экрану.

Он провёл по нему руками, очертив большой круг, и положил в центр него ладони, словно накрывал кузнечика, — нужно захватить «Кровур».

— Правильно, — закивали головами Уайтгауз и Айдем, — но как?

— Безумие, — сказал ягд Слепех, — за войну не удалось захватить целым ни один вражеский корабль. А вы предлагаете это сделать, применительно к монстру, в одиночку уничтожающему ягдвальдер!

Уайтгауз покосился на него:

— Тебе страшно, ягд Слепех?

Тот передернул плечами:

— Много себе позволяешь, рядовой! Говорить с офицером и ягдом в таком тоне, это дорога к трибуналу, и в космос в железном ящике.

— Подумаешь — ягд. Выбили на жетоне лишнюю цифру. Странно, что ты не погиб на «Маршале Тооте». Подозрительно. Не хочу терпеть твои поучения, у меня этого в контракте нет, — Уайтгауз выпятил грудь и сжал кулаки.

— Чего? Червяк! Я тебя в космос выброшу по кусочкам! — ягд Слепех привстал с кресла и уже потянулся рукой вперёд, намереваясь схватить пилота за комбинезон.

Старший помощник был не маленького роста и не тонкой кости. Возникшая ссора могла закончиться побоищем с предсказуемым арестом Уайтгауза.

— Прекратите! — капитан-командор рявкнул так, что Айдем и Берсерк вздрогнули.

Маклифф взглянул на ягда Цкуголя не без уважения:

— Наш человек.

Ягд Цкуголь подошёл к ягду Слепеху и вытолкал его в коридор:

— Обсуждение закончено. На базе стоим четыре часа. Уайтгаузу и Дыбалю приказываю сдать на склады груз золота и урана, взять груз мин. Техникам приказываю заправить полные баки мегразина, загрузить боекомплект и проверить системы, особенно системы ноль-перехода. Команда поступает в распоряжение техников. В три часа по местному времени отходим в район Голубого Шлейфа. Точку перехода задам в движении!

— А почему в сектор Шлейфа? — спросил Берсерк, но ягд Цкуголь уже ушёл по вращающемуся коридору в сторону комнаты со спортивными тренажёрами.

Проводив его взглядом, Дыбаль подступил к Шиеле и пропел:

— Это про меня? — улыбнулась она.

— Пока нет, — загадочно ответил Дыбаль, — ты знаешь, что такое карточные пасьянсы?

— Нет.

— Хочешь, покажу?

— Хочу.

— Давай ты поедешь с нами сдавать золото и уран. Чего тебе делать с этими скучными техниками? Мне нужно много чего сказать. Я тут подумал…

— Начинается поход за амурными приключениями, — фыркнул Маклифф, и перевёл взгляд на ягда Гаредду, — чего делать мне, командуй, рабовладелец!

Глава 8 ПОД ОГНЁМ

Когда Рональд Уайтгауз и Александр Дыбаль вышли из кабины подъёмника на потрескавшийся жёлтый силикатбетон пирса, у пандуса, среди вентилей, трубопроводов, бочек, ящиков и контейнеров их ждал гусеничный погрузчик с упаковками золота и урана. Гравитационные подошвы ботинок звонко цокали по бетону, не давая слишком высоко подпрыгивать в слабой гравитации, прожектора заливали всё золотым светом, некое подобие растительности колебалось повсюду в слабом дуновении метановой атмосферы. Погрузчик при приближении людей распахнул дверцу кабины и залился контрольными огнями приборов, словно это был не транспорт, а шаттл. За джойстиком управления кто-то находился, и изучал инструкцию по управлению.

— Ух, красотка! — увидев в кабине Шиелу в облегающем комбинезоне, сказал Дыбаль так, чтобы это было слышно всем, кто был на связи, — нужно задержаться в Стигмарконте, чтобы познакомиться поближе со всеми его прелестями.

— Шиела смотрится лучше, чем портовый рабочий-поляк в замызганном скафандре, — согласился Уайтгауз, — интересно, ты за три часа сможешь осуществить секс-миссию?

Закончив фразу, Уайтгауз провалился ботинком в люк инженерной системы:

— Бардак!

Его нога оказалась как в капкане. Хорошо, что Уайтгауз удержался на ногах и не упал, а то всё могло закончиться переломом.

— Разрешите представиться; Александр Дыбаль — боец невидимого любовного фронта, рядовой, но подающий надежды, — Дыбаль поднял светофильтр шлема, как рыцарское забрало, и изобразил почтительную улыбку.

Затем он влез в погрузчик:

— Это командор разрешил тебе проветриться, или он не доверяет землянам золото?

— А куда вы здесь его денете? До Земли центиллион километров, — ответила девушка поддерживая шутливый тон.

Она уставилась на него огромные глазами, бронзовый от загара лоб слегка сморщился из-за приподнятых бровей:

— Я назначена старшей, и буду командовать.

— Люблю, когда девушка сверху, — улыбнулся Дыбаль.

— Ягд Гаредда поручил сдать золото и уран, и получить газоанализаторы и мины активной обороны. Простое задание. Зачем нам командир-врач? — Уайтгауз, стоя по колено в люке, развёл руками.

Дыбаль продолжал улыбаться. Было видно, что предстоящая поездка за сулит ему массу эмоций, и он весь пребывает в надеждах.

Уайтгауз, наконец, вырывал из плена ногу:

— Совсем нас за тупых принимают, если врача поставили руководить. Пускай она командует тобой, Эл. Я лично в грузчики не записывался, и на побегушках у неё быть не намерен.

— Смотри, какой нонконформист. Хорошо. Я буду подчиняться лейтенанту за нас двоих, — ответил Дыбаль и принялся рассказывать Шиеле про судьбу, любовь, пляжи Флориды, виндсерфинг, волны с белой оторочкой пены.

Шиела то косилась на звёзды, то на дремлющие транспортные суда, то на панель приборов. Она старалась не смотреть на Дыбаля, потому, что каждый её взгляд вызывал у него прилив эмоций и говорливости.

Уайтгауз огорчённо потрогал запачканный наколенник новенького комбинезона, забрался на сидение:

— Шиела, поехали, а то Ромео сейчас все уши прожужжит.

— Введите маршрут, гордые самцы. А я буду рулить, — сказала девушка, запуская двигатель.

Гусеницы погрузчика натянулись, корпус приподнялся, и машина тронулась по пирсу вдоль тускло сияющего золотом корпуса «Тетвутхурца». Вокруг рейдера сновало множество заправщиков, роботов и беспилотников технических служб. Он него к причалу протянулись толстые кабели, воздуховоды и галлереи. У непосвящённого могло возникнуть представление, что рейдер серьёзно ремонтируется, чуть ли не достраивается, а не пополняет запасы топлива и боеприпасов. Громада рейдера отбрасывала на пирс тень, похожую на акулу, утыканную плоскостями атмосферных стабилизаторов, стойками эмиттеров защитного поля. Между надстройками непрерывно вращались штанги локаторов, сканеров, размещались башни штралеров и сопла маневровых двигателей. Главное оружие «Тетвутхурца» — излучатель антиматерии, и шахты ракет с кассетными термоядерными зарядами, располагалось под боевой рубкой, и были закрыты броневой плитой. Плита в закрытом состоянии служила пусковой площадкой разведывательных зондов и ботов. «Тетвутхурц» светился гирляндами огней, сверкал панелями батарей звёздного излучения. На хищном горбу боевой рубки горели иероглифы на языке кумит — «Тетвутхурц-ВХ-5980035».

— Красавец рейдер! — не удержался от восхищения Дыбаль.

— Шестое хранилище грузов, — сказал Уайтгауз, сверив данные с нарукавным дисплеем.

— На астероиде есть герметичные помещения, где можно находиться без скафандров? — поинтересовался Дыбаль.

— В скафандрах плохо? — Шиела улыбнулась, выводя погрузчик в проезд между кучами мусора.

— Плохо, можно пропустить много интересного.

— Что за вопросы? Ещё спроси, есть ли туалеты, — Уайтгауз вздохнул.

— Не мешай, это для поддержки разговора. Может быть, я имею ввиду культурное общение — пару глотков коньяка, танцы. Так, Шиела?

Девушка пожала плечами и отвернулась:

— Тут везде уединённое место. Персонал базы не велик. Всё роботизировано. Живые нас видят только по связи.

— Ничего не могу понять. То она улыбается, то отворачивается. Но песни мои, Шиела, разве тебя не трогают? — Дыбаль запел;

— Хорошо, что нет музыки, — у Уайтгауза свело скулы при воспоминании о завываниях звукоимитатора.

— Кому хорошо, а кому плохо. Правда, Шиелочка? — штурман медоточиво улыбнулся, — мы с первого взгляда поняли, что мы одно целое.

Девушка не ответила, лавируя между покорёженными контейнерами с маркировкой форта Ихтенелъд-34.

Дыбаль уставился из кабины на искаверканные контейнеры. Наконец погрузчик въехал на пандус, ведущий на эстакаду. Она шла над пирсом, а потом поворачивала к центру базы, в сторону эмиттеров. Машину несколько раз качнуло, она замедлилась, а потом остановилась со скрежетом перед бетонным порталом со множеством ворот:

— Приехали, — сказала Шиела, — склад транзитных грузов. Снимите блокировку с контейнеров.

Уайтгауз нажал на экране соответствующие изображения. В кузове щёлкнули крепления. Туда направились платформы и роботы.

Справа от погрузчика откатывались ворота с непонятными надписями.

— Сколько золота уходит из рук, — вздохнул Дыбаль, наблюдая, как роботы выгружают на платформы упаковки слитков мерцающего золота.

Затем настала череда контейнеров с ураном, и платформы одна за другой уплыли в недра хранилища.

— Они из золота консервные банки делают и краску от ржавчины, — мрачно сказал Уайтгауз.

— Дикари, — согласился Дыбаль.

— Почему? — не согласилась Шиела, — современная концепция применения металлов предусматривает использование золота ещё в декоративных и художественных целях. У нас есть музеи скульптуры из золотого литья. Там сотни тысяч экспонатов. Есть копии земных произведений. Например, копия квадриги золотых лошадей из Венеции.

После разгрузки, погрузчик продолжил движение среди лабиринта складов, пока не остановились в самом его центре.

— Десятое хранилище. Мины. Семь сотен, — сказал Дыбаль, сверившись с записями, и повернулся к Шиеле, — прогуляемся, пока будет идти загрузка?

В свете фар, за воротами виднелись высоченные стеллажи, стоящие вдоль тоннеля, уходящего вглубь астероида. На стеллажах поблескивали кассеты с чёрными шарами — минами. Пространство между стеллажами было пронизано красными лучиками охранной сигнализации. В этих лучах летала и горела пыль. По бокам от ворот в нишах виднелись многоствольные артиллерийские системы для борьбы с диверсантами. Наконец, над въездом загорелась информационная панель с запросом разрешения на получение мин от начальника базы. Этот же вопрос появился на стекле погрузчика, и на стёклах шлемов.

— Есть случаи кражи мин? — Дыбаль, путаясь в клавишах, набрал на нарукавной панели номер разрешения, — к чему такие проверки?

Лучи сигнализации потухли, пушки подняли хоботы ввысь, а на решетчатом металлическом полу, показался цилиндр робота-техника. Затрещал компьютер погрузчика, обмениваясь информацией с техником, и после этого из ворот показалась вереница платформ.

— Так что там про культурное общение, пару глотков коньяка и танцы? — неожиданно спросила Шиела.

Её огромные глаза окрасились голубым отблеском. Она нажала на тумблер выключения двигателя, но тут сигнализация хранилища ожила, платформы с минами остановились, а техник стал пятиться. Включились ослепительные оранжевые огни, заработала сирена, похожая на завывание ветра в металлической трубе.

— Тревога? — девушка посмотрела на тумблер, — это не я.

— Каким должен быть звук сирены, чтобы в разряженной атмосфере, через кабину и скафандр, так давить на уши? — сказал Уайтгауз, наблюдая, как ворота хранилища закрываются, — что-то не так с разрешением?

— С разрешением всё в порядке, иначе робот не появился бы, — девушка приоткрыла дверцу и выглянула наружу.

Душераздирающий вой усилился. Шиела запустила двигатель.

— Это сирены по всей базе, и мне не понятно, почему на панелях нет информации. Нужно добраться до убежища и там разбираться что к чему. Здесь оставаться нельзя.

— Я за! — приподнял ладонь Дыбаль, — во время тревоги склад мин не лучшее место на свете.

Шиела крутанула джойстик управления и развернула машину нам месте. Она паправила погрузчик вниз по пандусу.

Запел громко Дыбаль, стараясь при манёврах не упасть на девушку. На поворотах титановые гусеницы высекали искры, натужено выл мотор. Шиела цедила сквозь зубы ругательства на кумите. Хорошенькое личико её было искажено страхом, и было в большей степени лицом солдата, идущего в бой.

— Гонки Париж-Дакар, — проворчал Уайтгауз, мотаясь из стороны в сторону

— Нормально съездили в супермаркет, — мрачно пошутил Дыбаль, и в то же мгновение Стигмарконт погрузился в темноту.

— Приехали, — констатировал Уайтгауз, — полный аврал.

— Внимание! — в гермошлемы ворвался голос компьютерного диктора, — по приказу командира базы Стигмарконт капитана ягда Тейнота Марта, всем приготовиться к отражению атаки. Персоналу порта следует оставить свои рабочие места и укрыться. Кораблям и судам у причалов и на рейде приготовится к бою. Командам занять места, командирам подключиться к общей системе координации. Приказ дублирую на все виды корабельных и персональных системы. Внимание, подтвердите личным кодом получение!

— Cверы напали на базу! Вылезайте! — воскликнула Шиела и ударила по кнопке тормоза.

Погрузчик резко встал, словно врезался в стену. Дыбаль ударился носом о стекло шлема и схватил Шиелу за рукав:

— Погоди, что значит вылезайте? Куда? Надо гнать на «Тетвутхурц». Там броня и защитное поле, а тут свалка.

— Везёт нам. Сначала немцы, потом арабы, потом сверы. Чего вдруг суетиться? Стрельбы нет, успеем на рейдер, — поддержал его Уайтгауз.

— Сейчас ударят! — девушка вывалились из погрузчика и побежали к бетонному колпаку, едва видневшемуся в свете звёзд.

Она начала искать вход, ориентируясь по нарукавному дисплею. На дисплее кроме всего, светились цифры счётчика анигиляционного и радиационного поля, с нулевыми сейчас значениями.

— Дискуссия не удалась, — пробурчал Дыбаль.

Он побежал вслед за Шиелой. Уайтгауз последовал за ними.

Почти одновременно, они ввалились под своды силикатбетонного колпака, и толстая дверь автоматически захлопнулась. Она с лязгом расклинилась во все стороны мощными запорами и самоуплотнилась, заполнив пазы гелем со свинцовой крошкой. Открылась внутренняя дверь, послышался свист компрессора, создающего давление дыхательной смеси и на дисплее под потолком высветилось:

— защитный колпак номер 45,

— искусственная атмосфера воссоздана,

— укрыто — трое,

— количество живых — трое,

— количество роботов — 0,

— номера опознавательные жетоны укрытых — ВХ 45545576, ВХ 45545578, ТО 3-38765-476,

— связь с системой информацией базы устанавливается,

— запас автономности колпака 15 абсолютных суток,

— для получения дополнительной информации введите номер жетона.

Внутри большого помещения, перед экраном кругового обзора, стояли несколько кресел. За ними располагалась кабина лифта с единственной кнопкой — «Эвакуация». Обстановку убежища дополнял стеллаж с аптечками, съестными припасами и дыхательными аппаратами, прозрачный шкаф со скафандрами и инструментами. Пульт управления системами располагался у лифта.

— Похоже на кабину танка, только без вооружения, и попросторнее, — констатировал Дыбаль.

— А где туалет? — спросил Уайтгауз, — не люблю делать это в скафандре.

Шиела указала Уайтгаузу на дверь рядом с лифтом и сняла шлем:

— Бункер на пять человек. Таких много по всей базе. В любой момент можно укрыться. Жалко, что гравитации нет. Опять будет тошнить.

— Нужно сообщить командору о нашем местонахождении, — Уайтгауз снял шлем, — а то улетит без нас на войну.

Он скрылся в туалете.

— Убежище автоматически сообщило о нашем местонахождении в сеть базы, а та сообщила на «Тетвутхурц». Как тут холодно! Моя прародительница Езера любила купаться в прохладной воде рек и озёр на Земле, а я люблю обстановку погорячее, — Шиела ввела на панели управления новые данные микроклимата, — сейчас можно будет скафандры снять.

Сняв шлем и пустив его плавать под потолок, Дыбаль вдохнул холодный, сухой воздух, выудил из кармана пачку «Кторвика» и сунул в зубы сигарету.

Шиела нахмурилась:

— Здесь запрещено курить.

— Шиелочка, всего пару затяжек, — млея под взглядом её огромных, теперь дымчато-зелёных глаз, сказал Дыбаль, — никто не узнает. А узнают — не арестуют же! Это чепуха по сравнению с нашим межпланетным романом.

— Твоё дело, но учти, пара затяжек обойдется тебе в дисциплинарное взыскание, а может быть, выльется в сутки заключения. А что если из-за дыма компьютер устроит проветривание и проверку системы пожаротушения? Придётся надевать шлемы и сидеть во мгле огнегасящей смеси, — девушка включила изображение Стигмарконта.

Дыбаль покрутил между пальцами зажигалку. Наступила тишина. Её прервал Уайтгауз, выплывший из туалета.

— Смелее, герой, крепость накануне сдачи, — Уайтгауз взял из ниши бутылку с изумрудной жидкостью, откинул крышку и сделал глоток.

— Не пей много энергетиков, там один сахар, — заметил Дыбаль, — а ещё наркотик какой-нибудь для преодоления депрессии от космоса. Алкоголь они не жалуют, из-за быстрого привыкания. Мы медленнее спиваемся, десятилетиями, а у них за пару лет можно дойти. Так, Шиела?

— Маленькие концентрации алкоголя опасны привыканием, — ответила Шиела, вращая перед собой изображение Стигмарконта и прилегающего пространства.

Опять настала тишина, только жужжали климатические установки и хрустел колёсиком зажигалки Дыбаль. Стигмарконт казался покинутым и вымершим, и только несколько сигарообразных силуэтов двигались вдоль дальних пирсов на фоне звёзд. Судя по маркировкам, это были сторожевики.

— Становится скучно. И отчего мы бежали? — спросил Уайтгауз, — может быть это учебная тревога?

Шиела пожала плечами:

— Я учебных тревог никогда не видела — боевых хватает.

Дыбаль решительно щёлкнул зажигалкой, зажёг сигарету и втянул в дым. В этот момент золотистый металлический пол вздрогнул и закачался. Скафандры в шкафах заплясали как живые, а жидкость в бутылке Уайтгауза заходила ходуном, словно её перемешивали ложкой. На панораме визуализатора стало светло, а пространство над центральной частью Стигмарконта, осветилось зеленоватым пламенем. Это было похоже на земное северное сияние. Оно медленно стекало вниз по огромному куполу защитного поля. Всё мерцало зеленоватыми огоньками остаточной аннигиляции, закручивалось в спирали, похожие на солнечные протуберанцы.

Через микрофоны аналогового преобразования звука, в убежище ворвался грохот и гул, словно несколько грозовых ударов слились в один.

— Это был выстрел? — выдохнул сигаретный дым Дыбаль, — ничего себе!

— Пристрелочным выстрелом аннигиляции они прощупали систему защитных полей, — сказала Шиела, закусив губу, — не понимаю, как сверам удалось миновать форты внешнего обвода обороны и оказаться на рейде? Они должны были сначала пробить защиту внешнего кольца, снять или уничтожить минные поля, уничтожить или повредить корабли охранения и беспилотники. Пока они занимались бы фортами, батареями, минами, с базы могли бы выйти большие корабли, включая «Тетвутхурц», и в маневренном бою сковать врага, вынудить его терять время на манёвры, погони и перестрелки. После этого можно было ожидать подхода сил 156 эскадры и переход в контратаку. Почему первая же атака пришлась сразу на главные эмиттеры?

Сторожевики остановились у входа в гавань и начали бить куда-то в черноту космоса ослепительно-белыми лучами. К ним медленно подплывала туша батареи планетарной обороны. Она вела за собой, как свору щенков, десяток беспилотных минных заградителей и истребителей. Новый грохот превратил передачу микрофонов в треск. Астероид покрылся огненными вспышками, чёрными облаками, обломками строений и скал. Казалось, он начал раскалываться, рассыпаться на кусочки. С его поверхности взметнулись массы пыли и мусора. Всё заволокло дымом. Сквозь этот полог прорывались вспышки аннигиляционных ударов, ядерных взрывов. По сообщению компьютера, защитное поле главных эмиттеров оказалось пробито и антиматерия достигла компенсаторной брони укреплений. Количество и качество нападающей стороны определить пока не удавалось, но по визуальной картинке было видно, что враг располает большими силами. Его антиматерия, чёрными сгустками вгрызалась в броневые плиты укреплений и кораблей, жадно пожирала рвущуюся ей навстречу защитную компенсационную массу. Произведённое из гравитационных полей вещество, заставляла антиматерию аннигилироваться, превращаться в электромагнитные вспышки и куски осмия, горящие как салют. Генераторы компенсационной массы, справлялись с атакой с трудом. Уже горели склады с горючим. Два сторожевика, отбрасывая огненные блики на удаляющиеся от них спасательные боты, горели на внешнем рейде. Огонь в состоянии невесомости разливался как вязкая жидкость. Он висел ослепительными шарами, похожими на маленькие звезды. Иногда огонь вспенивался, и разлетался, словно пыльца цветка на ветру.

Глава 9 ЛЮБОВЬ В АДУ

Огромные эмиттеры защитного поля базы флота Стигмарконт мерцали малиновым накалом, пытаясь восстановить прорванную линию. Заряды антиматерии то соскальзывали с их поверхности, то просачивались как тесто через сито, то пролетали защитное поле насквозь, особенно когда в одну точку одновременно попадали лучи штралеров или бризантные боеприпасы. По круглым от ужаса глазам Шиелы, Дыбаль и Уайтгауз догадались, что система обороны работает в нештатном режиме, на пределе возможностей. Центральные форты — средоточие самых мощных систем обороны, уже чадили разноцветными дымами пожаров. С их поверхности то и дело отстреливались веера терморакет. Раскалённые до звёздных температур, удаляющие избыток тепла, они служивших и как ложные цели для вражеских систем. Ослепительными вспышками терморакеты беззвучно рвались на удалении от астероида, освещая все уголки базы.

— Наконец мы отвечаем! — Шиела совсем как земная девушка всплеснула руками, наблюдая, как заговорили штралеры базы.

К штралерам базы и фортов, стали присоединятся корабли и батареи береговой обороны. Полосы и вспышки расчертили небо на квадраты, ромбы, треугольники, постоянно меняясь по мере того, как смещались линии прицеливания. В секторе, куда был направлен огонь, ничего не было видно, кроме всполохов.

Уайтгауз с тревогой следил за нарастающими показаниями анализаторов внешнего воздействия на рукаве скафандра:

— Интенсивность излучения 502,5 Тэлл, радиоактивность 108 Кох. Не очень я ориентируюсь в размерностях, но то, что цифры бегут вверх, я вижу. А когда компенсационные вещества и запас термоконденсаторных ракет убежища будет исчерпаны, что будет?

Девушка закусила застонала, наблюдая, как взорвался один из сторожевиков, и превратились в пар соседние с ним спасательные капсулы экипажа.

Бой длился, казалось, бесконечно долго, хотя всё происходило с молниеносной быстротой. Вдруг огонь прекратился. Настала тьма. На экране появились и побежали как заключительные титры к фильму данные компьютера базы:

— наши потери составляют;

— плавучая батарея «Крозис и Хуст» (сильные повреждения),

— крейсер «Шлокрист» из 24-го ягдвальдера 80-й эскадры IV Флота, находящийся в ремонтных доках (уничтожен полностью, экипаж не пострадал),

— сторожевик типа «Левур» (экипаж частично спасён),

— 2 тральщика типа «Огайра» (экипажи частично спасены),

— 2 патрульных катера (экипажи погибли),

— 3 эмиттер-бота СЭБ-А-О,

— 14 машин и роботов различных модификаций гражданского назначения,

— ангар С21 и С35 с запасами продовольствия,

— ангар Z1 с запасами топлива,

— ангар А6 с амуницией и снаряжением, в том числе 2 беспилотных атмосферных летательных аппарата, 4 танка «Шрект», 3 танка «Крот», 5 пехотных транспортеров «Реом», самоходная анигиляционная установка «Хищник Ро», 13 боевых роботов разного назначения,

— ангар Т8,Т25,Т26, Т41 со строительными материалами,

— ангар Н12 с запасными частями,

— 26 единиц убитыми членами экипажей, командос и персонала базы, их них;

— натоотваальцев 6,

— офицеров 3,

— 34 единиц ранеными из них;

— натоотваальцев 5.

— Они опять добились своего — убили наших! — воскликнула Шиела, сжимая кулаки, и отворачиваясь от строк, словно это были не буквы и цифры, а растерзанные, обгоревшие тела её соотечественников и землян.

— Сукины дети эти сверы, — Дыбаль подобрался к Шиеле и попытался погладил её по спине.

— Ты умеешь, Эл, найти с девушкой интересную тему для общения, — сказал Уайтгауз.

Он закурил сигарету. Его пальцы плясали от возбуждения, настолько сильное впечатление на него произвела внезапность и мощь атаки. Не без интереса он наблюдал, как возвращается к жизни база, как быстро всё приходит в норму; пожарные аппараты сбивают пламя, ремонтники подхватывают повреждённые корабли и волокут их, зажигаются огни, возобновляются погрузочные и ремонтные работы.

— Интересно, сбили хоть одного? Что-то о потерях врага ничего, — спросил Дыбаль.

— Если нет сообщений, значит, враг ушёл без потерь, — ответила Шиела сдавленным голосом, — когда это закончится? Я кроме войны ничего с детства не знаю и умру, так ничего хорошего не узнав! Скорее бы мне оторвало ноги и я на хороших протезах уехала бы домой навсегда!

— Жить так двести лет, радости мало, — согласился Уайтгауз.

Pаговорил динамик громкой связи голосом Берсерка:

— Внимание, «Тетвутхурц» вызывает Уайтгауза, Дыбаля и Шиелу. Приказ капитан-командора — прибыть на корабль.

Объявление эхом повторилось в микрофонах нарукавных коммуникаторов и высветилось на стёклах шлемов.

— Приятно, что Эйнар всегда не по личному номеру обращаются, а по именам. Какие всё-таки земляне галантные, — восхитилась девушка.

Уайтгауз отделился от кресла, бросил окурок сигареты щелчком в шкаф со скафандрами. Он надел шлем, подошёл к шлюзовой двери и нажал на рычаг. Дверь не поддалась. Убежище отреагировало сообщением:

— интенсивность остаточного излучения аннигиляции 742,9 Тэлла,

— превышение допустимой нормы радиации — 35 %,

— прочие данные по запросу.

Уайтгауз вернулся в кресло и стал наблюдать, как Дыбаль маневрирует около Шиелы, а она отступает, не давая, Дыбалю приблизиться настолько, чтобы его рук хватило для объятий. Дыбаль начал напевать романс и щуриться:

— Что ты делаешь? — с притворным непониманием сказала Шиела, уворачиваясь от обьятий, — только что враг нас обстреливал. Чем мы будем заниматься наедине?

— Если на войну обращать внимание, то не останется времени жить, — Дыбаль почти танцевал, используя пониженную гравитацию, — Шиелочка, давай встретимся во время отпуска, в свободное от посторонних глаз время? — он настойчиво желал обнять девушку за талию.

— Отпуск с корабля будет не скоро. Если нас оставят для восстановительных работ, придётся забыть об отдыхе, а если йдём на охоту за «Кровуром», сразу попадём в боевую обстановку, — девушка посмотрела на Уайтгауза, — остаться наедине тогда будет непросто.

Дыбалю всё-таки удалось захватить талию Шиелы, тонкую даже в скафандре. Он заложил вторую руку себе за спину, словно танцор, собирающийся вальсировать, и слегка отклонил голову в сторону. Затем он выразительно посмотрел на Уайтгауза, затем на дверь, и сделал в том направлении движение глазами.

— Хорошая мысль — выпить, — Уайтгауз привстал и взял из ниши в стене оранжевую банку с надписью «Звёздная Заря». Он зубами прокусил крышку и выпил её содержимое крупными глотками:

— Я понимаю, что я лишний. Но меня не выпускают.

Он закрыл глаза. Мягкая волна «Звёздной Зари» качнула его на поверхности океана, а грёзы полетели среди ресниц, раскрывая страницы призрачных мечтаний; вот Дороти блаженным утром щекочет его нос кончиками каштановых волос, говоря тихо, что она сегодня сделает луизианский суп гамбо с креветками, как он любит, и обязательно покрасится в блондинку. Солнце играет на хрустальной люстре, на лепнине потолка с корзинами изобильных фруктов, и обоях с китайскими пагодами, бегают искры солнечных зайчиков. Свежий ветер летнего утра пахнет травой, рекой и цветами. Голубое небо несёт облака, до горизонта лежат поля, над рощами кружат птицы. Кот сидит около качелей, звонит будильник, значит можно ещё десять минут нежится на прохладных простынях.

Убежище издало звук, словно микроволновая печь известила о готовности блюда, и компьютер сообщил, что остаточная аннигиляция и радиация соответствуют норме.

Дыбаль многозначительно покашлял. Шиела делала вид, что не замечает руку Дыбаля на талии. Возникла неловкая пауза. Уайтгауз выпил ещё одну банку пива, встал и направился к двери:

— Хорошо, я пошёл. Скучно с вами. Я зарулю на склад за минами, если склад уцелел, потом поеду на «Тетвутхурц». А вы возвращайтесь на такси, хотя вряд ли тут есть жёлтые машины с шашечками. Не хотел быть на побегушках, но ради друга… — он смял банку, отшвырнул её и рванул дверь так, словно он был узником и выходил на свободу после заключения.

Когда внутренняя дверь закрылась, а наружная дверь со свистом стала открываться, он повернул к Дыбалю и Шиеле покрытое рубцами лицо, и сказал:

— Даже в аду живые существа будут искать любовь.

Отталкиваясь от поверхности пирса, он поплыл в сторону погрузчика. Золотистый силикатбетон, заваленный ящиками, кусками конструкций, щебнем и механизмами, под подошвами ботинок был мягким от недавнего воздействия сверхвысокой температуры и походил на стянутую ожогами кожу. Уайтгауз влез в погрузчик, закрыл дверцу, нашёл строчку, описывающую месторасположение минного склада и нажал на изображение стрелки:

— Поехали.

Погрузчик двинулся через завалы, нисколько не заботясь о комфорте пассажира.

Шиела и Дыбаль, оставшись одни, сняли скафандры и некоторое время делали вид, что приводят их в порядок. Шиела даже выбила из подошвы ботинка кусочки силикатбетона, но игра продолжалась недолго.

— Шиела, знаешь… — Дыбаль взял в ладони её пальцы и вгляделся в огромные кукольные глаза, — там, на Земле, у меня не осталось никого, никакой любви. Там только физиологический секс, мода на гладкие тела с татуировками, пирсингом в перепонках пальцев. Деньги. Только за деньги, или из-за денег, или для денег. Я думал, что нет никого на свете, кого я хотел бы любить. Но после того, как я почти погиб после аварии на земной орбите, после штурма бункера в горах, я увидел тебя и понял, что не всё потеряно, что ты самая прекрасная девушка на свете. Всё, что про меня говорят шутники-товарищи, про похождения с девушками, ты не слушай, это юмор солдафонский. И ты… Ты… Выходи за меня замуж! Мы уедем на Землю. Я знаю на реке Оке спокойное, чистое, просторное место. Там можно недорого купить несколько гектаров земли и построить просторный, тихий, светлый дом. Там будешь ты, я, детишки, собаки и цветы. Я буду читать книги и писать воспоминания, а ты будешь кататься на лошадях, играть с детьми и командовать нянями, садовниками и поварами.

Было видно, как глаза Дыбаля делаются блестящими от влаги, веки дрожат, а голос делается сдавленным и глухим. Он сам не мог понять пронзительной откровенности, словно это была исповедь перед высшим существом — совершенной женщиной его грёз.

Девушка стояла, обомлев, завороженная горячим клубком чувств, пульсирующим перед ней в груди человека с Земли. Наконец она высвободила пальцы из его ладоней, вынула заколку из пучка волос на затылке. Тряхнув головой, она рассыпала по плечам водопад каштановым волос, стократно увеличив обаяние. Она улыбнулась широкой, белоснежной улыбкой кинозвезды:

— Не знаю что сказать, это так неожиданно. Тут много всего сразу. Одно дело, когда мы проводим вместе время, помогаем друг другу поддерживать полноценную жизнь, а другое дело, когда мы женимся. У нас женится проще, чем на Земле. Нужно лишь внести запись в персональные жетоны, и для Натоотвааля, на всех просторах космоса мы станем супругами. Но подумай, нужно ли это тебе и мне? Столько мелочей и не мелочей последуют за этим шагом. Я не смогу самостоятельно выбрать род занятий и сменить работу или место службы, ты не сможешь проводить время в обществе незамужних натооток. А когда у тебя закончится срок миссии наёмника, ты не сможешь вернуться домой без моего согласия. А вдруг я ведьма и буду тебя изводить?

— Так значит, я тебе нравлюсь, — только и нашёлся, что сказать Дыбаль, — мне показалось что, мы влюблены.

— Александр, — Шиела произнесла имя так нежно и вкрадчиво, что вокруг Дыбаля словно полетела тончайшая, благоухающая розами и фиалками шёлковая ткань, — давай не будем торопить события. Я тебе постепенно расскажу о привычках, законах и нравах, об отношениях между девочками и мальчиками, если так можно выразиться, а тем временем ты немного придёшь в себя.

— Значит, я тебе не безразличен, — Дыбаль выпустил из рук пальцы Шиелы и стался стоять с поднятыми ладонями, как бы прося её вернуться.

Шиела очень медленно моргнула в ответ.

Дыбаль мысленно проклинал тесный и мрачный бункер, вентиляцию, уносящую в космос аромат её тела и волос, комбинезоны, мешающие ощутить, как на базе Зием, упругую, трепетную плоть.

— Прости меня, что я веду себя как дешёвый мачо-дальнобойщик или пьяный моряк. Я просто теряюсь, не знаю как лучше, у меня голова кружится от счастья. Просто я люблю тебя, Шиела… — с этими словами он нежно обнял девушку и запел тихо:

Он вдруг крепко прижал её к себе и поцеловал в губы. Шиела не сопротивлялась. Потом он поцеловал её ещё раз, после чего потеряли над собой контроль и стали судорожно раздеваться, несмотря на холод и сырость.

— Я слышу, как два наших сердца стучат в такт, — сказал он тихо.

— Три сердца, — не удержалась от уточнения Шиела, — у меня два сердца и у тебя одно.

Насколько могли, они выключили, закрыли, занавесили светильники, контрольные лампы приборов, системы визуального контроля, отключили коммуникаторы и, похоже, смогли, наконец, остаться наедине.

Он дотронулся до её груди, провёл ладонью по спине, животу:

— Ты моя любовь!

Она тихо вскрикнула от неожиданно приятных ощущений и хмельной волны, заполнившей тело:

— Тише, тише!

Последовавшая затем в их исполнении феерия объятий, ласк, взаимно удовлетворяющего безумства, могла бы составить сюжет отдельного полнометражного фильма. Он осталась бы в памяти зрителей навсегда, как пример высокого искусства любви, пособие по нежности и страсти.

Глава 10 «КРОВУР»

Капитан-командор был один в боевой рубке и читал это сообщение на планшете, стоя перед экраном, отображающем ситуацию перед рейдером. С центра экрана за края медленно ползли навигационные буи фарватера базы Стигмарконт, пирсы и причалы, ангары, бункеры, возвращающиеся после боя корабли и батареи планетарной обороны. Бесформенные обломки, заброшенные взрывами за линию рейда, вращались, помеченные светящимися метками безопасности, беспилотные мусорщики резали их и заводили в контейнеры. Капитан-командор перечитал дискрет-шифрограмму коменданта, держа прозрачный планшет на вытянутой руке, словно из-за дальнозоркость. Челюсти капитан-командора были сжаты, глаза сужены, ноги расставлены на ширину плеч:

— Кровур» в одиночку атакует нашу базу и не боится повреждений, он уверен, что не будет повреждён. Ему кто-то подсказал, что ягдвальдер-24 из 80-й эскадры ушёл, оставив для ремонта несчастный «Шлокрист», и серьёзного сопротивления не будет. Как только наш «Тетвутхурц», самый мощный на базе корабль, встал к причалу и дезактивировал системы огня, тут же последовала атака, словно кто-то дал «Кровуру» сигнал. Такое ощущение, что эффективные атаки «Кровура» дополняются утечкой разведывательной информации с нашей стороны. Кто это делает?

— Это вы мне? — в рубку вошёл Александр Дыбаль и поднял руку, — Натоот!

— Натоот! — ягд Цкуголь тоже приподнял руку, словно отмахнулся от мухи, — зачем ты хотел меня видеть? Была команда находиться на постах. Нарушать дисциплину и приказы есть твоё понимание службы?

— Ваше желание наказать нас с Уайтгаузом за дела на Стигмарконте несправедливо. Мы не виноваты, — Дыбаль обречённо вздохнул.

Он решил, что командору уже известно о происшествии на причале у передвижного буфета. На этом причале грузиоась в транспорты дивизия коммандос «Череп». Шиела тогда отправилась к главному врачу базы, получить материалы микробиологических проб и препаратов, для борьбы с возможными штаммами вирусов, если они вдруг разовьются в полёте.

Оставшись без её присмотра, Дыбаль и Уайтгауз основательно нагрузились «Зарёй», несмотря на хвастовство Уайтгауза, что силы воли хватает, чтобы уменьшать количество алкоголя. Подкрепив это утверждение бутылкой «Мертау» и обнаружив, что у них больше нет кредиток, а в долг не продают, они пришли в невменяемое состояние. Сначала они требовали доставить им фрукты, затем залезли на буфет и стали его раскачивать, пока не опрокинулись стеллажи с полуфабрикатами, гриль и мойка. Буфет прекратил работу и уехал. Уайтгауз с Дыбалем были схвачены толпой пострадавших из-за прекращения продажи пива. Какой-то капрал из Виннипега особенно настаивал, чтобы Уайтгауза и Дыбаля закатать в бетон. Потом этот капрал с Уайтгаузом ругались и толкались, придумывая ужасные оскорбления, а потом началась пьяная драка. В драке приняли участие несколько десятков коммандос и техников с транспортов. Из-за неуклюжести скафандров, потасовка напоминала американский футбол и шоу цирковых медведей. Ощущение цирка усиливалось тем, что гравитация была слабой, и прыжки выглядели высокими и комичными. Потом в драку ввязались несколько пилотов с рейдера «Хальдесмемур» на стороне друзей. Чуть позже к драке присоединился комендантский патруль. Патрульные дрались по схеме все против всех. Сражение закончилось с прибытием комендантского взвода в сопровождении роботов. Сержант, командовавший взводом, приказал открыть огонь из штралеров поверх голов и забросать причал гранатами с клеящим веществом и дымом. Это помогло Уайтгаузу и Дыбалю сбежать. Но в отличие от туманной улочки Ливерпуля или Манчестера, где футбольные фанаты выясняли около пабов, чья команда лучше, чьи кулаки крепче, а потом разбегались при появлении полиции, остаться неизвестными на Стигмарконте было не просто. На скафандрах имеются символы, личные номера, а местонахождение любого воина фиксирует подкожный радиомаяк и навигационная система скафандра.

— Кто тебе сказал про наказание? — спросил ягд командор, закрывая планшет.

— Ягд Слепех. Он всегда найдёт для землян доброе слово.

— Правильно — наказать вас всех не мешает, вплоть до списания с корабля. Я думаю об этом, и советую не мозолить мне глаза, и вернуться в штурманскую.

— А как же борьба с «Кровуром»? — спросил Дыбаль, — есть идея.

— Нужно провести маневрирование среди обломков и выйдем за рейд, — сказал сам себе ягд Цкуголь и сделал запрос о готовности к движению вне лоции базы. Система управления сообщила, что она находятся в исправности и готовности. Ягд Цкуголь вдавил пластину с оттиском ладони в панель управления, и рейдер, вздрогнув, двинулся к месту, где между линий навигационных огней, похожих на следы трассирующих пуль, чернел открытый космос, утыканный медными, золотыми и серебренными гвоздиками звёзд.

Некоторое время ягд Цкуголь смотрел на приближающиеся габаритные огни форта Илховерт-44, прикрывающего вход в порт базы. На части экрана, отображающей заднюю полусферу, на фоне горящего Стигмарконта, поблёскивал металлическими трубками генератора защитного поля, эмиттер-бот, следующий за рейдером. Когда форт Илховерт-44 занял собой половину экрана, стало видно, что его жилые, складские и боевые модули, горели, окутанные дымом и мерцанием остаточной аннигиляции. Разноцветные языки пламени были похожи на выливающийся из мартеновской печи металл, утекающий по нитям гравитации в разные стороны. У пробитых причальных плоскостей форта пожарные боты высаживали роботов, выгружали ёмкости для пожаротушения, запасные части и материалы. На одном из модулей, рядом с антеннами, сидели, свесив в пустоту ноги, несколько вооружённых слесарными инструментами командос, и махали «Тетвутхурцу». Здесь «Кровур» выходил из боя и форту сильно досталось.

— Ты ещё здесь? — ягд Цкуголь с планшета дал команду огням рейдера ободряюще мигнуть защитникам форта.

— Я, Шиела и Уайтгауз сели в погрузчик и поехали сдавать золото и уран, а потом за минами. Не успели мы доехать до него, как началась атака. Мы спрятались в бункере. Склады взорвались, девушка не виновата, — Дыбаль потёр виски и поискал поблизости воду, чтобы залить позывы к рвоте и кислый вкус во рту.

— Какая девушка? В чём не виновата?

— Шиела. Простите, я не то рассказываю.

— В какой части не то? Я тобой торпедный аппарат заряжу и в космос выстрелю.

— Мы переждали нападение, получили мины, доставили и всё, — Дыбаль задержал дыхание, чтобы сбить тошноту.

Ягд Цкуголь положил планшет на стол, поднял над ним трёхмерное изображение навигационной обстановки, увеличив почти до половины помещения и стал рассматривать метки предполагаемого пути отхода «Кровур». Лицо его подсвечивалось снизу и из-за вертикальных теней походило на маску злодея. Возникла пауза. Командир несколько раз принимался проговаривать возможные объяснения разрывов гравитационного следа вражеского рейдера при выходе из боя, причины его сверхскоростных манёвров и неуязвимости.

Настроение у Дыбаля было не радостным. Он понимал, что может лишиться кредиток, свободы передвижения, отставки с отправкой на Землю, или на далекую базу-колонию. В то, что их выбросят в космос, Дыбаль не верил — не для того с ними возились, спасали, обучали. Желание ягд Слепеха — другое дело. Дыбаль решил о драке больше не говорить.

Пауза длилась долго. В рубку несколько раз заходил ягд Гаредда. Он с капитан-командором о чём-то шептался, водя пальцем по изображению звёздного пространства и строкам командных меню. Наконец командор снова заметил Дыбаля, откинувшись на спинку кресла, сказал:

— Вот ты и твои товарищи…

— Уайтгауз? — уточнил Дыбаль.

— Не только. Вы многое знаете, умеете, владеете штралерами, разбираетесь в устройстве и способах управления кораблём, выполняете перемещения в пространстве, двигаетесь по пересеченной местности планет и астероидов лучшие роботов, восстанавливаете компьютерные программы, ремонтируете ионные и мегразиновые двигатели, подлежащие утилизации. У вас другое сознание — сознание животных, незаслуженно получивших способность мыслить.

— Они первые начали, — насупился Дыбаль, — посему они отказались дать нам пиво в кредит?

— Александр Григорьевич, скажи, если «Кровур» оказался бы в атмосфере Земли и угрожал ей, а у вас была в руках техника Натоотвааля, как бы вы действовали?

— Атаковали бы, пока имели силы, — не колеблясь, ответил Дыбаль.

— А если его нельзя уничтожить. Не позволяет технология?

— Если он сильнее, тогда… — Дыбаль никогда не видел командора таким мрачным, — на Земле существует три компонента победы — сила, злость и хитрость. Если мы слабее, то хитрость может решить исход борьбы в нашу пользу. Даже если враг нас превосходит, всё равно его можно одолеть. Никто не может быть сильным во всех местах одновременно и постоянно. Нужно найти окошко слабости и ударить туда. Главное — не сдаваться, верить и не утрачивать злость.

— Окошко слабости, злость, — с сомнением покачал головой ягд Цкуголь, — не понимаю, причём тут злость, это ведь удел кулачных бойцов. Эмоции? Во время борьбы надо иметь холодную голову. Когда я изучал земную историю, то обратил внимание, что успехов и громкой славы добивались военноначальники и правители, которым в ходе войны удавалось добиться побед за счёт обмана, подлости. Мифический герой Одиссей, построил скульптуру коня и посадил туда воинов. Когда враги втащили коня внутри своих укреплений, думая, что это дар богов, воины из лошади атаковали их ночью и уничтожили. Одиссей был подлецом и обманщиком, а стал героем землян.

— И что? У евреев во время ежегодных дней покаяния снимаются все ранее обещания и клятвы. Так что в новом году можно обещать всё, что угодно, всё равно можно не выполнять. В результате евреи стали самыми богатыми. Жаль, что я не еврей. Не на войне сейчас бы рисковал шею сломать, а на берегу тёплого моря сидел бы в офисе, — Дыбаль перестал массировать виски, — так что Одиссей — это нормально, плюс к тому, пример для подражания. Он достиг победы, сохранив жизнь своих людей. А то, что обманул греков из Трои, то так им и надо. Vae victis — горе побеждённым! Я удивлюсь три раза; когда вы удивляетесь подлости, когда вы знаете древнегреческую поэзию и когда рассуждаете категориями добра и зла. Всё на войне, находится вне категории добра и зла. Одна команда, ни хорошая, ни плохая, дерётся с другой компанией, ни хорошей, ни плохой, за цели, которые можно было бы решить и без убийства.

— Это как?

— Нарисовать в пространстве линию или плоскость. Слева ваше, справа наше. Вселенная бесконечная, что в ней кому может не хватить? — Дыбаль сделал движение, словно рубил шашкой.

— Как можно оставить во вселенной врага? С помощью технологий он может переместиться в любую точку и создать угрозу.

— А зачем ему? Вы ведь всё поделили? Одна часть бесконечности никогда не будет более бесконечна, чем другая бесконечность. Может быть у вас имеются Гитлеры и Чингисханы и война способ жизни? Космические супер-воры, которым лучше воровать при выполнении военных заказов, и обходить всякие торговые ограничения в военное время. Их нужно на космическом Нюрнбергском суде, пытать, раздавив гениталии и заставить признаться, что они детей ели, а потом повесить. Хотя воры всё равно отвертятся, скажут, что их насильно заставили богатеть, и богатство есть защитная мера. Награбленное нужно разделить поровну, — Дыбаль засмеялся — разговор начинал его веселить.

Его радовала не столько тема, вызывающая у ягда растерянность, сколько то, что драка с коммандос отходит на второй план.

— Космический социализм. Социализм — это справедливость.

— Ладно, — командор странно посмотрел на Дыбаля, словно тот попал в точку, — давай, оставим разговор про добро и зло, и вернёмся к злости. Эмоции — помеха в борьбе. Они мешают мыслить.

— Не соглашусь. Составляющими злости являются упорство и воля к победе, несмотря ни на что. Чтобы победить более сильного врага, нужно ненавидеть и смеяться над ним. Вы называете противника сверами, или пафосно — Империей Свертц, а мы называем их сверчками. Ставим в один ряд с пауками и гнидами. Этим мы становимся сильнее иорально. У нас другая психология? Сознание животных, получивших способность мыслить? Зато сверчки нас боятся, а Натоотвааль нуждается в «холодной звёздной плазме» — солдатах с Земли, — Дыбаль замолчал, увидев как на экран планшета выползает текст дискрет-шифрограммы, — что-то срочное, судя по маркировке.

Ягд Цкуголь взглянул на экран:

— Разведывательный зонд заметил нечто подозрительное в шар-секторе Н66В01, подсектор 22. Там астероид движется с отклонением от первоначальной траектории из-за непонятного гравитационного воздействия. Ступай на своё место, мы будем прыгать в этот сектор и тебе стоит перенести это в ванне бустрогера. Я подумаю над тем, что ты говорил.

— Слушаюсь, — Дыбаль козырнул двумя пальцами и вышел через круглый дверной проём.

Капитан-командор наклонился к микрофону в планшете и сказал:

— Берсерк, готовь корабль к ноль-скачку. Координаты получишь на панели управления в разделе Перемещения. После готовности систем доложи.

Ягд Цкуголь переключился на связь с Кроззехом;

— Кмех, отправь сообщение на эмиттер-бот, чтобы он телепортировался за нами, с отклонением от параметров конечной точки на один Тох и с вектором, обратным по направлению нашего движения. Образуем «ножницы» — классический приём при выходе из телепортации, когда можно друг друга прикрыть огнём на встречных курсах. Здаётся мне, что «Кровур» слишком осведомлён о происходящем на нашей стороне. Нужно быть начеку.

— Есть! — отозвался Кроззех.

Через несколько минут Берсерк доложил о готовности кораблей и ягд Цкуголь начал набирать на панели управления координаты конечной точки. Он ввёл в командную строку персональный код, положил руку на углубление панели, дублирующую его ладонь и надавил. На информационных панелях рейдера и эмиттер-бота зажглась надпись, предупреждающая о времени, остающемся до перемещения. Персональные бустрогерные капсулы стали заполняться компенсационным веществом. Когда из стены выдвинулась и заполнилась бурым веществом капсула ягда Цкуголя, а на экране начался отсчёт, в рубку вернулся Дыбаль, радостный и взъерошенный:

— Ягд командор, я придумал!

— Через пять пятнадцать секунд произойдёт скачёк, а ты не на посту. А если после выхода сразу в бой? Немедленно ныряй в капсулу! — командор задохнулся от возмущения.

Дыбаль бросился ко второй капсуле. Она уже выдвигалась из стены.

— Я думал это очередная тренировка, — Дыбаль влез в капсулу и приладил дыхательную маску.

— Не слышно зуммера? Этот визг не перепутать. Это крик смерти. Бардак — вот твоё имя, рядовой. Размажет тебя когда-нибудь тонким слоем по обшивке. Берсерк, готовность?

— Есть готовность кораблей, — отозвался навигатор, — экипажи и системы готовы.

— Первый помощник? — ягд Цкуголь полностью погрузился в бустрогер.

— Готовность есть, — подтвердил ягд Слепех, — код введён.

Прозрачная крышка над Дыбалем щёлкнула, как затвор винтовки, жидкость вытолкнула из-под неё остатки воздуха.

— Ноль! — рявкнул ягд Цкуголь, и картинка на экране сменилась мгновенно, только был краткий миг отсутствие всего.

Половину экрана теперь занимал серо-синий железный астероид, усеянный кратерами, скалами и разломами. В бесконечном отдалении за ним, мерцали созвездия галактики Голубого Шлейфа. За ней начинались области Империи Свертц, защищённые минными полями, фортами, базами, искусственными метеоритными потоками, беспилотными аппаратами и группировками кораблей.

Эмиттер-бот «Купол-756», переместившийся вслед за рейдером, подходил к астероиду с другой стороны, встречным курсом. Он был отчетливо виден, похожий на большого ежа, из-за обилия игл — стоек шаровых эмиттеров и глаз чёрных иллюминаторов боевой рубки. Задача эмиттер-бота состояла в усилении защитного поля рейдера и бот старался побыстрее занять своё место. Вокруг него двигались крохотные беспилотные спутники наблюдения.

— Говорит командир «Купола», лейтенант Мактик. Мои системы в норме, жду указаний.

— Хорошо, лейтенант, пристраивайтесь с правого борта на дистанции четырех Кер и следуйте за мной. Степень готовности А-1. У нас тут могут быть разные неожиданности, измерительные приборы регистрируют аномалии гравитационных полей, — ответил ягд Цкуголь, вылезая из капсулы и роняя на пол похожие на ртуть шарики бустрогера.

Экран на бегущей строке показал рабочие местами экипажа рейдера. Ягд Слепех, ягд Гаредда и Кроззех таращили глаза в мониторы, ожидая команд, Дик Айдем и фон Конрад поправляли одежду, Маклифф пытался достать из капсулы свои вещи, Уайтгауз дремал, а Шиела накручивала на пальчик локон волос. Место Дыбаля было естественно пусто — он находился рядом с капитан-командором.

— Чёрт меня побери, если я ещё раз здесь чего-нибудь выпью спиртное. Эти аттракционы с перемещением, похожи на лобовую автоаварию с грузовиком.

— Ты ещё здесь? — не отрываясь от просмотра отчёта о работе систем, сказал командор.

— Ягд командор, одно слово и ухожу. Фон Конрад прав, когда утверждает, что недостаточно уничтожить «Кровур». Он представляет для Натоотвааля страшную угрозу. Его нужно захватить. Нужно подставить ему наживку, чтобы он потерял осторожность, как троянцы три тысячи лет назад. Нужно попасть внутрь «Кровура», перебить команду, а корабль захватить, изучить и использовать. План содержит всего три действия. Нужно только придумать способ, как попасть на «Кровур».

— Маршал ягд Ящемгарт не сообразил как бороться с «Кровур», а рядовой Александр Дыбаль сообразил, — с этими словами капитан-командор включил систему камуфляжа и беспилотные спутники зафиксировал на том месте, где только что был рейдер, размытый силуэт и тень, огибающую неровности астероида.

Эмиттер-бот тоже перешёл в невидимый режим и лок-сканнеры рейдера напряжённо работали, чтобы воссоздать его условное изображение для удобства координации.

— Нужна военная хитрость с Троянским конём! — Дыбаль завершил свою мысль и уставился на экран, потому, что эмиттер-бот начал совершать странный манёвр, отворачивая в сторону от курса на сближение, — у лейтенанта пьянка? Занимается фигурным катанием. Тоже мне, кадровый офицер. У меня и то лучше на тренажёрах получалось.

— Говорит командир-756, говорит Мактик, — в углу обзорного экрана возникло юное лицо лейтенанта и его восторженные глаза, — мои сканеры засекли приближающийся объект. Он от вас закрыт астероидом и появится через минуту и десять сотых. Контуры и масса объекта определению не поддаются. Ответ на запрос «свой-чужой» не попросту абракадабра. Если я прекращу сближение с Вами, и начну отходить, отвлекая объект на себя, у Вас будет время атаковать или уходить. Внимание! Только что по моему боту начали работать системы подавления радиосигнала и мы распознаём на себе метки систем наведения. Мы рады принять бой вместе с таким прославленным командиром как Вы, ягд Цкуголь! Связь ухудшается, перехожу на лазерную морзянку… — слова Мактика утонули в треске.

— Нельсон, — покачал головой Дыбаль.

— Этой импровизации мне только не хватало! Как я буду воевать, если распоследний лейтенант не выполняет приказ? Нужно создать единое защитное поле. А если это «Кровур»? Может и продержались бы до подхода помощи, — ягд Цкуголь решил было включить защитное поле, но раздумал, опасаясь, что это вызовет завихрения пыли на астероиде и демаскирует рейдер, выдаст местонахождения врагу по ту сторону небесного тела.

— Боевая тревога? — флегматично спросил Кроззек, появившись на экране.

— Боевая тревога. Передайте в эфир открытым текстом наши координаты и просьбу кораблям находящимся поблизости идти на помощь. В отсеках стоять по местам! Инициировать излучатели, ракеты, мины! — капитан-командор ударил ладонью по клавише постановки защитного поля.

С астероида взметнулись косы пыли и закрутились в пространстве, похожие на гигантские водоросли. «Тетвутхурц», повинуясь алгоритму подготовки к бою, стал закрывать двери и люки, прятать в ниши не нужное в бою оборудование, отключать второстепенные осеки и агрегаты, активизировать оружейные системы. Кресла командора и штурмана начали закрываться колпаками персональной защиты и под них начал нагнетаться гель. Все члены экипажа были снова пристёгнуты к креслам, информационные потоки сосредотачивались на внутренних панелях стёкол гермошлемов, управление кораблём, вооружением и системами жизнеобеспечения, переводилось на подлокотники кресел, нарукавные панели и планшеты. Каждое место экипажа превращалось в маленький автономный космический корабль, имеющий возможность, при разгерметизации «Тетвутхурца», сохранять жизнь и работоспособность длительное время.

— После боя, если уцелеем, пойдёшь под трибунал вместе с Уайтгаузом за драку, — сказал командор перед тем, как гель скрыл его.

В этот момент Дыбаль увидел глаза командира — немигающие, жестокие, цвета стали.

— Всё было не так, как Вам рассказали, — прокричал Дыбаль, но женский голос не дал ему продолжить, начав перечислять системы и их готовность.

На панелях гермошлемов появились схемы, диаграммы, символы и всё это напоминало абстрактный мультфильм про жизнь разноцветных механических и электронных зверушек, вступающих между собой в отношения из-за желания быть исправными, заправленными энергией и материалами, и нравится компьютеру корабля.

Эмиттер-бот начал отдаляться от астероида, описывая пологую кривую.

Было видно, как на эмиттер-боте включили защитное поле и космическая пыль сгорала на нём, обозначая мерцанием его шарообразный контур.

Неожиданно эмиттер-бот отскочил в сторону, как теннисный мяч, отбитый огромной невидимой теннисной ракеткой. По тому месту, где он только что был, прошла ослепительная струя антиматерии. Это страшное упражнение на реакцию систем эмиттер-бота и скорострельность излучателей противника повторились несколько раз. От разрушения атомов водорода образовался лёгкий мерцающий туман.

Лейтенант Мактик ышел на связь, простучав плазменными разрядами аварийного передатчика комбинацию точек, тире. Система связи мгновенно перевела их в текстовое и речевое сообщение:

— Неизвестный корабль открыл по нам огонь. Системы управления, вооружения и связи работают под посторонним энергетическим воздействием и с перегрузкой. Корабль врага появится перед вами через несколько секунд.

— Должен ли я запустить ретрансляторный зонд для улучшения связи с «Куполом», как это положено по инструкции в таких случаях? — спросил ягд Гаредда.

— Ни в коем случае, зонды связи и беспилотники нас демаскируют. Стрелок, не спите, инициирование излучателя на полную мощность и полный залп по команде, — было слышно, как у ягда Цкуголя скрипнули зубы, — полная готовность!

— Есть! — отозвался из башнеи излучателя фон Конрад, символически поплевал на палец правой руки, притёр его к клавише управления огнём.

«Купол-756» продолжал уклоняться от выстрелов. Они терзали защитное поле, рикошетируя, разбрызгивая протуберанцы антиматерии. Бот отбрасывало, как орех из щипцов для колки. Попадания под прямым углом к защитному полю отсутствовали, а энергия выстрелов была незначительной и соответствовала миноносцу, беспилотному истребителю или тральщику. Ягд Цкуголь даже начал жалеть, что тратит энергию защитного поля в максимальном режиме.

Мактик передал новое сообщение:

— Системы упреждающего маневрирования выведены из строя посторонним воздействием. Перехожу на ручное управление. Другое оборудование тоже постепенно выходит из строя. Интенсивность защитного поля падает. Пока имею восемьдесят процентов. Пробития поля и брони нет, но от поля отрываются большие энергетические сгустки, что сокращает возможное время пребывания под обстрелом. Сила огня противника нарастает. Мы долго не продержимся. Местоположение противника угадывается по источнику аннигиляции и работе систем радиоэлектронной борьбы. Возможно это крейсер.

— Держитесь, мы вызвали помощь и сами, как только увидим бок врага, всадим туда полный залп. Мы вас прикроем, — ответил капитан-командор, и в этот момент несколько попаданий накрыли эмиттер-бот клубком огня.

Связь прервалась.

«Купол» закрутился волчком, как новогодний фейерверк, и начал отстреливать конденсационные и компенсаторные ракеты, гася перегрев броневой обшивки, а реагент, компенсирующий воздействие антивещества вскипел, не справившись с количеством антиматерии. Информационная панель отобразила сигнал, полученный от автоматической системы позиционирования бота:

— «Купол-756», серийный номер 7570920, относительные координаты — подсектор 22 шар-сектора Н66В01 системы Голубого Шлейфа. Статус — потеря управления.

— Ягд командор, если бы не крошечный размер эмиттер-бота и не его манёвры, он был бы уже уничтожен. Счёт идёт на секунды. Как только вражеский интеллект поймёт алгоритм манёвров, он выстрелит на упреждение, в точку, куда потом прыгнет «Купол». Попадание под прямым углом взорвёт бот, — глухо заговорил Берсерк, — нужно что-то предпринять, нужно помочь хотя бы магнитной или пылевой завесой!

— Занимайся своим делом, навигатор. У вас перекос тяги двигателей и автоматика ждёт, когда ты изволишь дать команду на устранение неполадок, — жестко сказал ягд Цкуголь.

— Но Мактик погибнет! — страдальчески зазвучал голос Шиелы, — может быть он уже погиб!

— «Кровур»! — крикнул в микрофон ягд Слепех.

— «Кровур», — повторили Уайтгауз и Дыбаль.

— Не факт, — с сомнением ответил Айдем.

— Скоро узнаем, — сказал тихо ягд Цкуголь.

Над поверхностью астероида показался абрис защитного поля, узкого, сходящегося впереди на нет, что весьма не обычно. Любому защитному полю, построенному на принципах обратного гравитационного потока, никогда раньше не удавалось придать очертания, отличные от округлых.

— Кроззек, где изображение? — почти закричал ягд Гаредда.

Бешено заработали компьютеры, подбирая диапазон излучения для получения картинки. Это им удалось не сразу, но когда компьютеры справились и отделили маскирующие сигналы от излучения объекта, «Кровур», а это был он, появился во всех подробностях; хищный, приплюснутый нос, покрытый бородавками башен излучателей, плоские антенны лок-сканеров, похожие на жалюзи, чешуя золотисто-серой активной брони, ринкели с изображениями и знаками, напоминающими каббалистические письмена. Малые излучатели «Кровура» непрерывно били по эмиттер-боту, а башни главных излучателей вращались, водя вокруг толстыми стволами аннигиляционных и лучевых орудий. Близко от него, как рыбы-прилипалы за акулой, следовали беспилотные истребители и разведчики.

— Ещё мгновение нас обнаружат! Давайте дадим полный ход и протараним его. Вскроем его защитным полем как консервную банку! — заголосил Дыбаль, бултыхая руками в геле, — вперёд и таранить! Это шанс всё закончить!

— Если бы можно было пробивать защитное поле защитным полем, то мы и сверы давно сделали бы такие снаряды и мины, а не использовали антиматерию, лазеры и ракеты, — отозвался ягд Гаредда.

— Почему Вы ничего не предпринимаете? — опять послышался голос Шиелы, — почему не стреляете?

Глава 11 ИГРА СО СМЕРТЬЮ

«Тетвутхурц» продолжал двигаться вокруг астероида, выходя противнику в правый борт. Со стороны могло показаться, что ягд Цкуголь тянет время, чтобы вражеский рейдер успел их обнаружить и сделать выстрел первым. Айдем, Уайтгауз и Дыбаль думали о том, что это похоже на измену. Ягд Гаредда, Кроззек и Берсерк сказали бы, что капитан-командор даёт противнику израсходовать энергетический запас, ведя огонь по эмиттер-боту, уменьшая мощь предстоящего удара по «Тетвутхурцу», а стрелок фон Конрад думал, что хорошо бы сделать залп по двигателям, в места, где струя топлива ослабляет защитное поле. Ягд Гаредда знал то, что знал и капитан-командор — самым разрушительным является первый залп, когда энергетические накопители аннигиляционных и плазменных излучателей имеют стопроцентное наполнение. Повторить такую мощность при последующей стрельбе невозможно. Требуется длительный перерыв. Ничего необычного, просто технологические особенности. От капитан-командора не ускользнула странность в поведении «Кровура» — враг не добивал эмиттер-бот, не использовал на полную мощность вооружение, хотя легко мог уничтожить даже линкор. Не имея по эту сторону астероида своих разведчиков, противник догадывался о существовании второго корабля, хотя телепортация произошла только что. Само нахождение «Кровура» в конечно точке перемещения маленького отряда было странным. Вероятность такого совпадения равнялось десяти в минус сотой степени — всё равно, как попасть иголкой, брошенной с самолёта, в стакан на земле. «Кровура» знал место и время перемещения «Тетвутхурца» и «Купола». Всё это пронеслось в сознании ягда Цкуголя и он медлил, опасаясь неожиданностей.

Несколько беспилотников врага отделились от основной группы и сделали вираж в сторону «Тетвутхурца».

— Нас заметили! Сейчас развернутся к нам носом и тогда их защиту вообще не пробить, — закричал Берсерк, — стреляйте!

— Её и так не пробить, — отозвался ягд Слепех.

— Сейчас увидим, это тот корабль, за которым мы охотимся или нет! Главный излучатель — огонь на полную мощность — ягд Гаредда — пять кассетных термоядерных ракет — залп! — прокричал ягд Цкуголь.

— Есть! — ответили фон Конрад и ягд Гаредда.

Корпус «Тетвутхурца» вздрогнул, завибрировал до последнего проводка и винтика, извергнув заряд антиматерии и термоядерных зарядов. С поверхности астероида взлетел океан пыли и железная метель вздыбились вокруг, в одно мгновение окутав всё плотной пеленой. Место, где находился враг, вспыхнуло пламенем нескольких термоядерных разрывов и окрасилось голубым ореолом.

«Тетвутхурца» закрылся защитным полем и ложными электромагнитными целями, сделал рывок, стремясь оказаться над облаком и занять хорошую позицию для повторного удара. Даже в капсуле с гелем перегрузка была велика и экипажу пришлось стиснуть зубы. Новичкам почудилось, что будь ускорение больше ещё на пару Тан — мясо отделилось бы от костей, а сетчатка от глазных яблок. Манёвр спас от ответного удара, который пришёлся по пустому месту, срезав часть железных скал, испепелив не успевших увернутся нескольких беспилотных разведчиков.

— Интересно, если бы мы сходились на открытом пространстве, не имея возможности использовать астероид как укрытие, что бы произошло? — выдохнул Уайтгауз, борясь с тошнотой. Ему было поручено следить за работой систем дыхательной смеси, охлаждающей жидкости, за генераторами антивещества и циклом подготовки мегразина. Появляющиеся перед его глазами схемы, отчёты и параметры, плыли в тумане. Если бы автоматика не вела вместе с ним это дело, рейдер бы остановился, задохнулся и сгорел.

— Уайтгауз, — сквозь шум в ушах прорвался голос Шиелы, — у тебя давление и метаболизмы организма понизились!

— Вызовите ему скорую помощь на дом, — сказал ягд Гаредда.

— Это не помощники, это обуза, — согласился ягд Слепех, — я говорил, что не надо их брать.

— Я в порядке, — с усилием сказал Уайтгауз, чувствуя, что от мира осталось малюсенькое окошко, где прыгают цифры и надписи, — мне бы тоже два сердца и четыре почки, и я бы не раскисал.

Ягд Цкуголь был почти весел, если так можно было назвать оскал, похожий на улыбку волка.

— А это вам за Тертисота и друзей с Гаммуна, что погибли с яггвальдером-42! — сказал он и активизировал особо мощные заряды, предназначавшиеся для разрушения астероидов, комет, планет.

Свободно падающие, эти геологические термоядерные заряды не являлись оружием. Попасть ими в маневрирующий корабль было невозможно, но, находясь над «Кровуром», окутанным железной пылью, временно ослепшим, можно было попробовать. После такой атаки можно было рассчитывать если не на уничтожение, то на разрыв защитного поля и нанесение повреждение корпусу.

— Геологические заряды активизированы и исправны, люки открыты, — сообщил ягд Гаредда.

— Вы приготовили бомбы, но там «Купол»! — послышалось восклицание Берсерка.

— Знаю. Подтвердите наличие цели под нами, — ягд Цкуголь перенёс курсор на визуальном изображении поля боя на шлеме с панели маневрирования на клавишу команды сброса зарядов.

— Цель не вижу, — отозвался Берсерк, — там только бот и вражеские беспилотники.

— Подтверждаю, — сообщил ягд Слепех, — «Кровура» под нами нет.

— Если он смог мгновенно уйти, значит это точно «Кровур»! — не теряя ни секунды, ягд Цкуголь включил двигатели, и начал кидать рейдер из стороны в сторону. Он ожидал ответного удара с любой стороны, но не собирался давать возможность стрелять по неподвижному кораблю, в уязвимые места и по нормали к защите.

Все глаза и системы наблюдения шарили вокруг, впивались в расползающуюся тучу, где терпящий бедствие «Купол-756» вёл бой с разведчиками и истребителями. Непроницаемое облако вспыхивало электрическими разрядами, не позволяло видеть происходящее внутри. Только тусклые вспышки выстрелов, взрывы и неясные перемещения.

Айдем сумел запустить в облако два зонда. Перед тем, как они были уничтожены, зонды обнаружили эмиттер-бот в опасной близости от астероида. «Купол-756» маневрировал среди истребителей, вокруг сверкали статические электрические эффекты, похожие на земные Голубые Джеты и Страйки, сопровождающие грозовые разряды. «Кровура» нигде не было.

— Куда он делся? — Уайтгауз, почти привыкнув к рывкам и торможению, вдруг понял, что изображения на экранах и звуки искажаются и кратковременно пропадают, — помехи?

Ягд Цкуголь молчал, рассматривая мигающий экран систем наблюдения. Фон Конрад вдруг принялся стрелять, быстро расходуя энергетические возможность излучателей.

— Куда стреляет фон Конрад? Почему нет картинки из башни? Ягд Гаредда, что со связью? — ягд Цкуголь качнул рейдер из стороны в сторону, — Дыбаль, протестируй связь, запрограммируйте альтернативные цепи.

— «Кровур» над нами! — сообщил с ледяным спокойствием фон Конрад, — веду огонь со стопроцентным попаданием, но ему наплевать. Защитное поле у него острое, антиматерия стекает.

— Связь под воздействием аппаратов радиоэлектронной борьбы, они вокруг плавают как пыльца, — сообщил Дыбаль и прилип к спинке кресла из-за ускорения.

Ягд Цкуголь, переключив на себя управление носовыми излучателями, начал бой на виражах. Он старался поймать в прицел середину корабля, наиболее широкую его часть или корму с двигателями. Но как он не маневрировал, двигателей он не увидел — силуэт рейдера оставался одной и той же узкой полосой. Фон Конрад не стрелял, экономя энергию — огонь штралеров и излучателей, способный превратить небольшую планету в сгусток вещества, просто обтекал «Кровур» и уносился в пустоту. Ягд Гаредда выбросил вокруг «Тетвутхурца» несколько десятков мин и подрывал их по очереди, мешая противнику прицелиться. «Кровур» продолжал уклонялся от выстрелов и не открывал больше огня. Выпустив множество москитных ретрансляторов связи и поставив плотную радионепроницаемую завесу, он ждал.

— Говорит командир-756, - на экранах появилось искажённое перегрузками лицо Мактика. Было видно, что рубка бота задымлена, в невесомости плавают куски теплоизоляции, оборудования, шарики жидкостей.

— Имею серьёзные повреждения, интенсивность защитного поля двадцать процентов, кабина разгерметизирована. Штурман погиб. Веду бой с истребителями. Прошу помощи, — лейтенант замялся и добавил со слабой улыбкой, — ну и врезали вы ему в бок, куски так и полетели!

— Если его можно повредить, значит, можно уничтожить! — зло сказал Уайтгауз.

— Выбирайтесь из облака, наш корпус вас закрывает. Идите на стыковку с нами по левому борту, закрепитесь и мы вместе прыгнем в ноль-переход, — сказал ягд Цкуголь, — нужно выходить из боя, нам его не одолеть!

— Слушаюсь! Как только вы прекратите маневрирование, мы вцепимся в вас намертво, — Мактик пропал с экранов.

— Удачи, — сказал ягд Цкуголь и тут на «Тетвутхурц» обрушился шквал огня. Сгусток антиматерии и термоядерный взрыв выбил часть защитного поля. Ягд Цкуголь, почти не целясь, выпустил несколько ядерных ракет. Ослепительно-белые шары как звёзды осветили космос. «Кровур» двинулся в сторону от взрывов с ускорениями, при котором всё живое на борту неминуемо погибло бы. При этом чувствовался азарт, а не работа компьютерной программы, пусть даже имитирующей интеллект. Могло показаться, что «Кровур» играет с «Тетвутхурцем», как кот с мышью, или тигр с антилопой. Уклоняясь от огня, он совершал невообразимые эволюции; то начинал двигаться под прямым углом к первоначальному курсу, то начинал движение назад без предварительного торможения, как муха, гигантский шмель, голографическое изображение, не имеющее веса, двигателей в привычном смысле, команды. «Кровур» держал «Тетвутхурц» на прицеле, бил в защитное поле, отрывая сгустки энергии, добираясь до брони. Его излучатели без особого труда пробивавшие защитные поля Стигмарконта, почему-то не делали этого с «Тетвутхурцем». Ягд Цкуголь продолжал описывать в пространстве сложные кривые, встряхивая в капсулах полумёртвый экипаж, перегружая мерцающие малиновым накалом двигатели, перенапрягая скрипящий корпус. Он использовал астероид как центр манёвров, щит, не давая стрелять по себе без помех. Этот приём не позволял и ему использовать вооружение в полной мере, хотя было понятно, что пробить защитное поле «Кровура» не получится. Лучшее в этой ситуации было покинуть поле боя без серьёзных посреждений, прихватив эмиттер-бот. Принимая во внимание неожиданность нападения, печальную славу вражеского рейдера, такое окончание можно было бы трактовать даже как победу. Подсказывать ягду Цкуголю было некому. Все затаили дыхание, наблюдая игру со смертью. Энергетические запасы вооружения и боеприпасы подходили к концу, тяга двигателей падала, системы управления сбоили.

— Вот и всё! — капитан-командор последней тройкой ракет выстрелил в астероид. Космическое тело вздрогнуло, закрутилось как волчок в облаках огненных клякс, и начало разваливаться на куски.

— Чёрный ворон, что ты вьёшься надо мной? Иль добычу поджидаешь? Яёрный ворон, я не твой… — запел Дыбаль, едва ворочая языком. Его лицо было похоже на распухшую от варки курицу. Он находился на грани сознания, и если бы не воля, он бы давно провалился в небытиё.

Ягд Цкуголь выскочил из вилки вражеского огня, подобрал то, что осталось от эмиттер-бота. Когда «Купол» прочно вцепился в причальную площадку, ягд Цкуголь вывел двигатели на полную мощность. «Тетвутхурц» прыжком оторвался от обломков астероида. Продолжая наращивать истечение мегразина, он помчался навстречу гибели или спасению.

— Навигатор, вводи данные ноль-перехода к заставе Прох-22, проверь системы, доложи готовность, — капитан-командор провёл пальцем по изображению капсулы навигатора, передавая ему данные точки перемещения, — лейтенант Мактик, перейдите на рейдер.

— Массу пристыкованного бота учитывать при скачке? — уточнил задачу Берсерк.

— Нет, мы отстыкуем бот перед скачком, взорвём и сбросим как мусор. Пусть враг думает, что мы взорвались.

— Я остался один, — вышел на связь Мактик, — стрелок погиб — кусок обшивки пролетел сквозь его капсулу. Начинаю переход.

— Хорошо, коды доступа подтверждаю.

— Что делать с телами?

— Оставьте их космосу, лейтенант.

— Корабль отказывает в подготовке ноль-скачка! — еле выдавил из себя Берсерк, — вышел из строя компенсатор вещества. С ним уже работает ягд Гаредда, но причина отказа не ясна. Если это программный сбой, то шансы есть, если физическая поломка, то не получится прыгнуть без ремонта. Останется крейсерский ход.

— На крейсерском ходу мы мишень для расстрела. У нас не более пяти минут для устранения неисправности. После этого спасать будет нечего. Пошлите робота к отсеку компенсатора, вдруг там ерунда, мусор какой-нибудь мешает гравитационным сердечникам, или жидкость на контактах! Живо!

В приёмниках связи послышались ругательства ягда Гаредды, диагностирующего программу гравитационных машин, комментарии Кроззека и команды ягда Слепеха.

— Мактик не может перейти — коды доступа открытия шлюза не сработали, а механизм открывания не подчиняется, — сообщил Кроззек.

— Отправляйте робота к шлюзу — пусть крутит приврод изнутри, или срежет, — ответил ягд Слепех.

Пока робот резал крепления двери шлюза и Мактик переходил с изувеченного эмиттер-бота, и занимал место в индивидуальной капсуле в десантном отделении, «Тетвутхурц» на полной скорости пытался уйти от преследования. Вызывать в шар-сектор Н66В01, подсектор 22 дискрет-шифрограммой другие корабли, ягд Цкуголь не хотел. Была высока вероятность того, что они сами могли быть уничтожены поочерёдно, по мере их появления. Может быть, в этом и крылся ответ на вопрос, почему «Кровур» не уничтожил эмиттер-бот и «Тетвутхурц» — враг хотел, чтобы они вызвали помощь. А он бы устроил огромную ловушку для избиения кораблей Натоотвааля. Может быть так всё происходило с ягдвальдером-42. Чтобы враг продолжил лелеять свои надежды и не добивал «Тетвутхурц», ягд Цкуголь приказал передавать в эфир дискрет-шифрограмму со встроенным кодом, обозначающим работу под принуждением со стоны противника. Это позволяло принявшим её кораблям читать её как дезинформацию:

Под веер разлетающихся призывов о помощи гонка продолжилась. После упорного преследования «Кровур» нагнал «Тетвутхурц» и открыл огонь анигиляционными зарядами. Это тоже была игра. Заряды били по касательной, производя рикошеты от защитного поля. Казалось, что противник испытывает силу своего оружия под разными углами атаки, изучая поведение систем вооружения при длительном режиме ведения огня, или пробуя их модификации в условиях реального боя. Однако версия ловли кораблей Натоотвааля на приманку была самой правдоподобной. Не оставаясь в долгу, ягд Цкугол беспокоил сверов минами активной обороны. Он выбрасывал их широким веером. Когда «Кровур» влетал в зону их действия, мины рвались эффектными огненными салютами, заслоняющими половину космоса, хотя и бессильные что-либо сделать с бронёй. Небольшое снижение интенсивности защитного поля «Кровура», отмеченное Кроззеком, можно было списать на общее снижение уровня энергии из-за боя, но это могло говорить и том, что противник всё-таки получил повреждения. Игра в кошки-мышки закончилась после того, как серия взрывов мин легла настолько удачно, что от «Кровура» полетели клочья каких-то материалов, детали конструкций, и куски броневой обшивки.

— Мы достали его! — закричали Уайтгауз и Айдем.

— Держитесь, — отозвался фон Конрад, — если Гаредда не запустит генератор, мы погибли.

После этого «Тетвутхурц» подвергся такому удару, какому он ещё не подвергался со времени схода со стапелей верфей. Защитное поле оказалось сметено, как пыль с полки, и повисло за кормой мерцающим энергетическим сгустком. Броня оказалась открыта и тут же она была разрезана штралерами, вскрыта в нескольких местах, превращена в месиво, словно легковая машина попала под поезд. Локаторы, сканеры, надстройки, системы вооружения в районе кормы оказались срезаны, вывернуты с корнем, с мясом и жилами проводов.

Сопла двигателей были разбиты, дюзы повреждены, мегразин начал рваться в вакуум пузырьками и струями серебряной жидкости. «Тетвутхурц» начал терять скорость, двигаясь штопором и зигзагами. Пространство вокруг вскипело вспышками ядерных взрывов, аннигиляционных воронок, плазменных фейерверков. Броня раскалилась добела. Из неё адским салютом начали отстреливаться конденсаторные теплоотводящие ракеты. «Тетвутхурц» оглох, ослеп. Он разваливался, роняя целые отсеки и агрегаты. Его швыряло как лодчонку на штормовой волне. Периферийные компьютеры, не выдержав перегрузки, мололи чушь. Перестали стрелять излучатели, затихли штралеры, сгорел впустую последний неприцельный ракетный залп, были сброшены даже пустые учебные мины. Осталась только одна кассета мин, которую ягд Цкуголь берёг для своей задумки.

Сверы сократили дистанцию до 50 Кер и готовились добить обессиливший корабль. Насмехаясь над его немощью, они выпустил нескольких универсальных роботов — вскрыть борт как консервную банку, разрезать на куски как хлам. Рейдер Натоотвааля погибал, но ягд Цкуголь продолжал маневрировать и ждал. Крышка защитной капсулы, гель-бустрогер и стекло гермошлема делали сейчас его лицо невидимым. Только бормотание о предательстве, ловушке, фразы на ковакте, слышались на открытой линии связи, а лампочки жизнеобеспечения скафандра, и манёвры корабля убеждали всех, что он в порядке и контролирует ситуацию.

Изображения с боевых постов отключились. На панелях связи осталась только тактическая информация, список повреждений и сохранившихся ресурсов.

— Ягд капитан-командор, у Мактика внутреннее кровотечение из-за разрыва печени. У него остановилось малое сердце и не снабжается часть мозга! Скафандр автоматически ввёл ему обезболивающее и внутривенных роботов для закупорки сосудов. Ему вводится заменитель крови, но нужна операция, иначе он умрёт! — заплакала в микрофон Шиела, — его нужно извлечь из скафандра и прооперировать! Я должна выйти из капсулы и отправиться к нему!

— Это не приемлемо, — ответил за командира ягд Слепех, — перегрузки при манёврах тебя искалечат, а если мы сможем телепортироваться, то тебе вообще убьёт.

— Компенсатор готов, — послышался голос ягда Гаредды, — корабль готов к ноль-скачку, но системы работают неустойчиво, возможны ошибки, отклонение от конечной точки, катастрофическое совмещение с планетой, астероидом, другим кораблём. Мы можем просто взорваться или исчезнуть.

— После этого избиения, я не удивлюсь, если мы не материализуемся из гравитационного потока, — сказал ягд Слепех, — либо мы прыгнем, либо нас уничтожат.

— Готовность! — спокойно сказал ягд Цкуголь.

— Есть готовность! — подтвердил Берсерк, — что делать с «Куполом»?

— «Купол» отстыковать и взорвать, беспилотники, боты, зонды, аппараты, контейнеры — всё за борт! Аварийно отделить и выбросить ходовые реакторы, весь мегразин, мусор, роботов — за борт! Последней кассетой мин я взорву это всё. Будет много обломков, пусть они думают, что мы самоуничтожились, или взорвался из-за повреждений, — сказал ягд Цкуголь, — надеюсь, они станут прыгать по остаточному гравитационному следу за нами. Телепортироваться по готовности, без отсчёта!

— Код введён, — сказал ягд Слепех.

Сквозь треск, скрежет, глухие удары, послышались выкрики Кроззека, Уайтгауза, Айдема. Они лихорадочно искали всё, что можно было отстыковать, отстегнуть, отстрелить, вытолкать, вылить из корабля посредством дистанционного управления.

Поверх из переговоров Кроззех прокричал:

— Берсерк, что с температурой охладителя, почему кипит?

— Пожар в двигательном отсеке, похоже, что рванёт реактор и фотонные генераторы, — ответил за Берсерка ягд Гаредда, — на всякий случай прощайте все! Натоот!

— Манфред, я хочу попросить прощения, ведь я считал тебя идиотом и карьеристом. Прости, — проговорил Маклифф.

— И ты прости меня, что протаранил твой корабль и мы попали на эту войну! — отозвался фон Конрад, — это было здорово! — он запел песню по-немецки о зелёных иголках рождественской ёлки.

— Шиела, я люблю тебя! — сквозь пение послышалось восклицание Дыбаля, — без тебя я не жил, а теперь живу!

— Не долго, — отозвался ягд Слепех.

— Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает… — запел Дыбаль, как ему казалось, оглушительно. Его потрескавшиеся губы едва шевелились, в голове носились химеры, воспоминания, куски литературных произведений, кинофильмов, компьютерных игр. На переднем плане крутились детали тактических приёмов подводников Второй мировой войны — из подводной лодки через торпедные аппараты выбрасывали хлам, чтобы на поверхности он изобразил гибель лодки, и противолодочные корабли, уверенные в победе, перестали бросать глубинные бомбы.

— Ноль! — рявкнул Берсерк, но его никто не услышал.

За мгновение до скачка, на броне «Тетвутхурца», в куче мусора, ягд Цкуголь взорвал мины. Показалось, что рейдер от этого развалился на части. Сюда-же ударил залп «Кровура» такой мощности, что взорвался бы и астероид.

Перед тем как уйти в небытиё субатомного распада, главный компьютер успел констатировать:

Глава 12 ВОСКРЕСШИЕ

Тьма была полной. Ноги, руки, тело, парили в небытии, без намёка на своё существование. Если бы вращение глаз не было ощущаемо веками, а прикусывание губы не вызвало боль, он решил бы, что умер и находится в полёте души через Вселенную. Ни света, ни звука, ни вибрации. Скафандр не проявлял признаков работоспособности. Не горели индикаторы, панели изображения были мертвы, динамики молчали. Капсула была безжизненна, как и пространство главной рубки. Сколько времени провёл здесь Дыбаль, он не знал. Может быть сутки, может быть минуты. Перед глазами плыли огненные круги, ленты, искры, похожие на граффити, орнаменты и надписи, обрывки видений прошлой жизни.

Вот в тело начала возвращаться боль. Кожа нестерпимо зудела, глаза слезились, каждый вдох давался с трудом.

— Кто-нибудь меня слышит? — Дыбаль поскрёб по поверхности планшета.

Через вечность появился золотистый свет. Было похоже, что световоспроизводящая краска поверхностей рубки получила питание. Над капсулой появилась и исчезла тень. Послышался скрежет, удары, щёлкнули замки, включились лампы, информационная панель капсулы. Гель стал уходить, зажглись панели шлема, заработали системы скафандра, зашипели динамки. После этого появились голоса Берсерка и Кроззека. Они обсуждали последствия пожара в двигательном отсеке и неполадки системы позиционирования:

— Наверно мы в шар-секторе М61Х12, иначе звёздная картина по оптическим датчикам была бы другой. А вот подсектор определить без буй-маяков не получится, — сказал Берсерк.

— Электропроводка вокруг приёмников позиционирования выгорела, — ответил Кроззек, — мы всех ремроботов выбросили и материалов нет, и диагностика повреждений может занять вечность на зависших компах. Будем надеяться, что нас заметят и окажут помощь.

— Хорошо, хоть сверы поверили в нашу гибель и не прыгнули за нами. С мусором ягд Цкуголь хорошо придумал. Рисковый он, наш капитан-командор. Весь бой мы были на волоске от гибели.

— Он нас спас… Эй, так и будем лежать? — над Дыбалем показался силуэт плывущего в скафандре Кроззека, с гаечным ключом в руке, — твои датчики горят зелёным, тунеядец. Иди, помоги Маклиффу и ягду Гаредде спасательные челноки освободить. Рейдер вот-вот потеряет герметичность.

— А капитан-командор где? — Дыбаль приподнялся и увидел, что капсула ягда Цкуголя пуста.

— Он с Шиелой пытается спасти Мактика, с помощтю операции прямо в десантном отделении. Он нас прислал — замки у тебя заели.

— Вы пистолет мой видели? — спросил всех Уайтгауз, вплывая в рубку.

Он заглядывал под панели приборов, в стыки люков, за лианы проводов:

— Куда пистолет мог деться из капсулы? Чёрт его дернул слететь с пояса в момент перехода.

По рубке плавали куски оборудования, пластика, металла, пузырьки жидкостей, пыль, сор. Синий и красный свет полос аварийного освещения входов и капсул моргал, тускло пробивался через задымлённый воздух, искрил на полированных поверхностях.

— Мне бы твои заботы, — прокряхтел Дыбаль, разминая конечности, — мы на гибнущем корабле, а ему нужна железка. Зачем ты вообще в гермокапсулу взял пистолет?

— Если я жив, почему я не могу свой пистолет найти? — сердито ответил Уайтгауз.

— А гравитация у будет? Хочется раздеться и лечь в медицинский модуль, — Дыбаль с трудом выдохнул воздух, — ощущение, что у меня рёбра сломаны.

— Рейдер вот-вот потеряет герметичность. Какая гравитация? — проворчал Кроззек.

— Внимание, всем закрепиться и занять безопасное положение, искусственная гравитация будет включена в конце отсчёта. Десять, девять… — начал считать голос компьютера.

— Вот видишь, всё не плохо, — с деланной бодростью сказал Дыбаль, хватаясь стойку монитора.

Он развернулся таким образом, чтобы подошвы скафандра с вакуумными держателями оказались направленными в сторону жёлтой затёртой полосв с надписью на кумите — «ПОЛ».

— Три, два, один — гравитация, — досчитал голос.

Дыбаль, Уайтгауз и Айдем свалились как мешки с картошкой. Вокруг них и на них посыпался мусор, полились струи воды, технического масла, геля, всего того, что обычно находится на своих местах, или лежит годами за панелями, в щелях.

— Электричества от реактора нет, а гравитация включилась. У нас гравитатор на своём источнике? — удивлённо спросил Уайтгауз.

В дверях показался фон Конрад, уже без скафандра, бледный. Его щека была заклеенна пластырем, на лбу пылала красная шишка:

— Чего потерял, Рональд? — немец прислонился плечом к кожуху вентиляционной системы.

— В момент перехода пистолет упал и этого хватило, чтобы он исчез, — ответил Уайтгауз.

— Держи. Твоя железка мне в коридоре на голову свалилась, — фон Конрад вынул из кармана пистолет, — с тебя пиво.

— Океан пива! Дружище! — Уайтгауз даже прослезился от радости.

— Внимание, говорит командир. Команде приказываю осмотреться по своим постам, подсчитать повреждения, убитых, раненных, сообщить ягду Гаредде о исправности, или неисправности технических средств и систем, — зашелестел динамик.

— Интересно, остался ли у нас хоть какой-то способ перемещения, или мы приплыли, как на «Independens»? — Дыбаль поднял глаза, отыскивая громкоговоритель и усаживаясь рядом с капсулой.

— Я думал нам конец, — Берсерк облизнул губы и начал освобождаться от скафандра, — не знаю, как ягду Цкуголю удалось выскочить из-под последнего залпа.

— А может сверы хотели, чтобы мы ушли, — предположил Кроззек, — почему они нас не уничтожили? Кого или чего они берегли на «Тетвутхурце»?

— Кого? — изобразил улыбку Дыбаль, — красавицу Шиелу.

— Неспроста это. И засада у астероида, и наше спасение, — покачал головой Берсерк.

— Налицо тенденция, сначала «Independens» развалили, потом рейдер, — согласился Уайтгауз, — методом дедукции прихожу к выводу, что это из-за Манфреда.

— Почему? — рассеяно спросил фон Конрад.

— Ты немец…

— Ха!

— Всё принято валить на немцев. Первую мировую, Вторую мировую, Третью мировую войну, — сказал Дыбаль, чувствуя, что жизнь возвращается к нему.

— Не смешно, — сказал фон Конрад.

Он похлопал Уайтгауза по плечу, вышел в коридор и начал пробираться на корму через завалы.

— А я пойду в штурманскую, посмотрю, что от неё осталось, — сказал Дыбаль поднимаясь на ноги, — нет, похоже, рёбра не сломаны.

После боя рейдер был изуродован до неузнаваемости. То, что раньше было плоским, теперь вздувалось, то, что было объёмным, было расплющено, прямое стало волнистым, изогнутое прямым. В некоторых отсеках теперь был космос, и двери туда, автоматически закрытые, светились красными надписями «Разгерметизировано — не открывать». Генератор гравитации сбоил, и то и дело не закрепленный предмет, вдруг всплывали в невесомости и затем обрушивались обратно, когда гравитация восстанавливалась. Из периферийных датчиков, уцелели не многие, и главный компьютер с трудом собирал и анализировал данные. Руководство ремонтно-восстановительными работами и сами работы были сейчас практически невозможны. Отсутствие защитного поля достаточной напряжённости, делало корабль беззащитным перед микрометеоритами, пробивающими его, то там, то здесь насквозь, и постоянно угрожающими системам и экипажу. «Тетвутхурц» перемещался в неопределённой точке пространства по неопределенному курсу, неуправляемо вращаясь вдоль нескольких осей, скользя вдоль вектора гравитации. Он был безоружен, слеп, глух и обездвижен. На информационных панелях мигали красные строки сообщения о текущем статусе:

Перебравшись через покореженную лестницу вертикальной шахты, ведущей в галерею с воздуховодами, Дыбаль пролез между развороченными дверями аккумуляторного помещения вычислительного центра и увидел Маклиффа, застрявшего в сетчатой двери лифта.

— Как рыба в сеть, — Дыбаль осмотрел ловушку.

— Сетка зацепилась за ткань комбинезона. Не могу разорвать, дотянуться к сетке, обкусить. Вот плоскогубцы, — Маклифф подёргался и бросил инструмент.

Перекусив в проволоку, Дыбаль упёрся ботинком в портал лифта и рванул Маклиффа за комбинезон. Оба с проклятиями вывалились на трап коридора. Выяснилось, что Берсерк тянул за собой ещё ящик с инструментами. Отвёртки, ключи, молотки, насадки дрелей, фрезы, саморезы, болты высыпались как картечь из пушки. Кряхтя, они принялись всё собирать. За этим занятием их застал ягд Цкуголь, спустившийся с верхнего яруса по брякающим металлическим ступеням.

— Как самочувствие? — спросил он.

— Плохо! — ответили оба.

— А я вам говорил, что скафандры с экзоскелетами — это хорошо. А вы говорили, что у вас свои скелеты не хуже титанопластовых. Сейчас бы не корчились от боли. А чего это у тебя, Маклифф, под глазом? Первый раз встречаю такое повреждение после боя. Кровоизлияние в таком странном месте. Весь глаз заплыл.

Только тут Дыбаль заметил, что под левым глазом инженера сияет синяк.

— Упал о ступеньку, — решительно соврал Маклифф.

— Мне кажется, что это результат признания в адрес фон Конрада, про идиота и карьериста, — предположил ягд Цкуголь.

— Подумаешь, повздорили, — ответил Маклифф, — он тоже хорош! После телепортации пришёл и начал выяснять отношения. После боя нервы не выдерживают.

— Просто эпидемия. Дыбаль с Уайтгаузом в драку влезли, за что им грозит трибунал, вы подрались. Вы что, операцию всю решили мне погубить? — ягд Цкуголь сверху вниз посмотрел на подчинённых, — выберемся, я с вами разберусь. И за то, что Дыбаль во время боя оказался не в штурманской, а в моей рубке, — капитан-командор хлопнул Дыбаля по лбу, как провинившегося школьника.

— Ягд командор, извините — нас у астероида поймали в ловушку, Стигмарконт атаковали внезапно, — Маклифф потрогал синяк, — разведка у вас вообще не работает? Почему враг знает о наших намерениях, а мы не знаем как устроен «Кровур» и где его база?

— Разведка в Натоотваале занимается всем, даже детскими садами, — ответил ягд Цкуголь и странно посмотрел на Маклиффа, словно читал его мысли, — члены Верховного Совета Натоотвааля все из разведки. Я сам из разведки.

Ягд Цкуголь перешагнул через ноги, руки, инструменты и пошёл в сторону ходового реактора.

— Какие у нас шансы? — бросил ему вслед Дыбаль.

— Здесь бойкое место для транспортных кораблей и нас могут найти быстро, — ответил ягд Цкуголь не оборачиваясь и добавил, скрываясь за поворотом, — а могут не найти никогда.

Закончив возню с инструментами, Дыбаль и Маклифф, пошли к отсеку, где располагалась вахта дальнего наблюдения. Сюда, в бардак и разгром, уже добрался Кроззек. Он присел на ящик разбитого прибора и тупо смотрел на пластиковую бутылку коньяка «Тоот-пять колец» и бутерброд с протеиновой пастой. В воздухе висел дым и тошнотворный запах горелого пластика.

— Картинка неприглядная. Система связи то работает, то не нет. Выпьем? — сказал Кроззек.

— Откуда коньяк? — полюбопытствовал Дыбаль, обдувая пыль с плафона лампы и подставляя его под струю голубой жидкости, — не откажусь после стресса.

— За то, что живы! — крикнул приглушённо Кроззек.

— За спасение Земли! — Маклифф сделал глоток из горлышка бутылки.

— Смотри, как меня немец изуродовал. Хуже сверов! Я этого не прощу, — он потрогал синяк.

— Может не надо космической вендетты? — Дыбаль чувствовал себя уже лучше.

Он сунул бутылку в карман:

— Оставим выпивку лейтенанту Мактику. Отважный он парень. Как он своим корабликом «Кровур» от нас отвлекал, видели? Верная смерть была для него. Я натоотваальцев теперь уважаю!

— Спасибо, — закивал Кроззек, — мы хорошие…

— И я уважаю натоотваальцев, — поддакнул Маклифф, отламывая от бутерброда половину, — со столовой когда наладится? Есть охота! Динамики заработали? — он поднял палец.

Женский голос главного компьютера объявил:

— Внимание, боевая тревога, экипажу в стоять по местам. Боевая тревога!

— Я так понимаю, что ягд Гаредда и системы наблюдения запустил, — предположил Кроззек, поднимаясь с ящика и оглядывая ожившие индикаторы приборов и вычислительных машин, — надеюсь, это пустяшная тревога, а не «Кровур».

Ещё летал в закоулках прерывистый сигнал, а Кроззек, Маклифф и Дыбаль уже бежали, задыхаясь от дыма.

— Я у вас побуду. Мой отсек разбит, а у вас я пригожусь! — Кроззек бежал за Дыбалем.

— Поможешь с информацией на карт-столе.

Женский голос прорезался снова, заставив экипаж, ожидающий известий, вздрогнуть:

— Внимание, отбой боевой тревоги. Дистанция 68 Тохов, азимут 11 относительно курса, обнаружен базовый госпиталь «Кон Зием» в сопровождении тральщиков типа «Огайра», сторожевиков и беспилотников. Двигаются встречным курсом, манёвр сближения или уклонения произвести нет возможности — мегразин и другие виды топлива в пересчёте на энергоотдачу мегразина — 0 % от нормы, возможность хода на двигателях и возможность корректировать движение корабля двигателями — 0 %.

Оказавшись в штурманской рубке, Дыбаль и Кроззек увидели Берсерка. Он сидел над планшетным столом, подставив под щёку кулак как скучающий школьник.

— Ты здесь? Навигаторская разбита? — не дожидаясь ответа, Дыбаль подошёл к наружному иллюминатору и приник к нему щекой, — эй, на «Кон Зиеме», заберите нас отсюда!

Световые панели не работали и штурманская освещалась контрольными лампами уцелевших приборов, обводами аварийных люков и столом-планшетом.

— Всё будет хорошо! — то ли в виде вопроса, то ли в качестве утверждения сказал Берсерк.

Скосив глаза на чертежи, схемы, трёхмерные модели узлов и агрегатов, расчёты способов получения информации и энергии, данные буй-маяков, он нажал на панель, отвечающую за тактический обзор. Возникла схема шар-сектора и стало видно, как к «Тетвутхурцу» приближается госпиталь и конвой. На дистанции 35 Тохов конвой начал перестроение; тральщики заслонили госпиталь, сторожевики выстроились по бокам, беспилотники сгруппировались за кормой. Госпиталь включил эмиттеры и защитное поле накрыло всю группу.

— Это построение для атаки? — у Берсерка глаза открылись до предела, — они что, ринкелей наших не видят?

— Я думаю, что снаружи наш рейдер похож на что угодно, только не на корабль Натоотвааля! — Кроззек подскочил к иллюминатору.

Не успел он это сказать, как госпиталь развернулся и пошёл в обратном направлении. Тральщики продолжили сближение, а затем разделились, обходя «Тетвутхурц» с двух сторон.

— Тральщики собираются атаковать нас! — Берсерк стал стучать ладонью по руке, стараясь активизировать коммуникатор, — ягд капитан-командор, сделайте что-нибудь, а то нас свои же корабли уничтожат!

Вместо капитан-командора ответил ягд Слепех:

— Что за крик?

— Тральщики нас приняли за сверов!

— Наши передающие системы не работают, сигнал «свой-чужой» не отправляется. На кораблях старой конструкции в таких случаях отстреливали сигнальные ракеты, но на новых кораблях, вроде нашего, такой архаичной системы нет, а есть беспилотные радиотрансляторы. Но мы их выбросили, когда имитировали гибель. Вот результат. Нас расстреляют, а мы даже защитного поля выставить не можем. Я сказал командору, что нужно подать какой-нибудь сигнал, пока не поздно.

— Может быть стоит выйти на броню и просигналить жестами?

— Мы вызываем их с помощью дискретных сигналов точка-тире, замыкая плазменные аккумуляторы. Это вроде вашей азбуки Морзе. Надеюсь, сигнал смогут декодировать и прочитать, как мы читали сообщения Мактика.

— А если не смогут? — воскликнул Берсерк, но ягд Слепех уже отключился.

— Самое время лезть в индивидуальные капсулы! — сказал Кроззек, — пока не поздно…

— Здесь капсулы не работают, — Маклифф увеличил изображение таблиц с данными о работе средств защиты; в графе текущее состояние капсул пульсировали надписи — «неисправность», «перезагрузка систем».

— Как называть себя цивилизацией, так это европейцы, а как спасать всех, так это русские! — Дыбаль остановил взгляд на секции шкафа с ремонтными скафандрами, — нужно выйти на броню и подать знак, присущий только своим.

В отсеке зазвучал голос ягда Цкуголя:

— Внимание, передатчик «свой-чужой» не функционирует, опознавательные ринкели на корпусе сбиты в бою, корпус изуродован. Поскольку на нашем корабле имеется жизнь и активность оборудования, сканеры сторожевиков определяют нас как неизвестную опасность и будут атаковать. Они будут защищть госпиталь, как предписано уставом конвоев. В связи с этим, приказываю всем надеть скафандры и закрепиться, или занять место в бустрогерных капсулах.

— Я выйду на броню и подам сигнал! — закричал Дыбаль.

— Сигналы?

— Я что-нибудь придумаю, — Дыбаль открыл шкаф, развернув к себе спиной первый попавшийся скафандр, открыл его заднюю панель и шагнул внутрь, как в маленький танк.

— Конец! — с ужасом сказал Кроззек, — так глупо.

— Быстрее! — выкрикнул Маклифф, указывая в иллюминатор.

Там, на чёрном фоне космоса, подходили на дистанцию убийственного огня тральщики. Они были похожи на личинки бабочек, из-за колец компенсаторной брони золотого цвета вдоль корпусов. Кроззек помог Дыбалю закрыть панель скафандра, где в горбе находились баллоны с дыхательной смесью, двигатели, кондиционер и другие устройства жизнеобеспечения. Толкнув панель скафандра до щелчка так, что Дыбаль зашатался, Кроззек бросился к внутреннему люку аварийного индивидуального выход и стал крутить рукоятку открывания.

Дыбаль нажал на рукаве клавишу подгонки, и части скафандра приняли размера тела. На стекле, на уровне лба зажглось табло.

— Быстрее! — Берсерк подбежал к Дыбалю и стал его подталкивать.

— Быстрее! — Берсерк и Кроззек помогли Дыбалю заползти в трубу шлюза и закрыли внутренний люк.

— Будем надеяться, что экипажи тральщиков набраны из землян и они поймут пантомиму, может, узнают модель скафандра, — сказал Берсерк.

Кроззек принялся крутить колесо открытия внешнего люка:

— Надеюсь, он не забыл пристегнуть трос страховки.

Послышался хлопок и через иллюминатор стало видно, как Дыбаль вылетает в открытый космос, неуклюже вращаясь. Выбирав длину страховочного троса, он остановился рывком и отчаянно перебирая руками, подтянулся обратно к корпусу. Он упёрся в него подошвами, встал и зафиксировался прямо над иллюминатором.

— Как дела? — послышался голос ягда Цкуголя.

— Дыбаль на броне, — ответил Маклифф.

— Мы смогли прочитать сообщения флот-командора ягда Ракедды. Ознакомьтесь тоже. Сейчас это не секрет, — связь после этого не отключилась и стало слышно, как ягд Цкуголь начал о чём-то зло спорить с ягдом Слепехом.

Маклифф и Берсерк подошли к планшету и стали читать сообщение о своей смерти.

Глава 13 РАДИОПЕРЕХВАТ ШИФРОГРАММ СИСТЕМОЙ ПАССИВНОГО ПРИЁМА РЕЙДЕРА «ТЕТВУТХУРЦ» 12 АВА 4725 ГОДА В ШАР-СЕКТОРЕ Н66В01

Глава 14 ДЖИГА НА БРОНЕ

Тральщики из конвойного сопровождения госпиталя «Кон Зием» подходили к изуродованному до неузнаваемости «Тетвутхурцу» всё ближе и ближе. Если бы принимающее оборудование на рейдере работало, то его экипаж мог бы слышать и декодировать их радиообмен:

— Внимание, говорит Яков Холодец, командир тральщика АС-85. Вызываю командира «Кон Зиема», капитана ягда Камастона Кара. Неопознанный корабль на запрос системы «свой-чужой» не отвечает. Радиоэлектронного противодействия не оказывает, двигается с постоянной скоростью и вращением в трёх плоскостях, защитного поля не имеет. Сканирование сообщает о наличии внутри живых существ, действующих систем. Идентификация по ранжиру кораблей и судов Натоотвааля результатов не даёт, типам вражеских кораблей не соответствует.

— Слышу тебя, Яков, противодействия связи и работам систем нет. Продолжаю отвод госпиталя под прикрытием сторожевиков и беспилотников в сторону от траектории движения неопознанного корабля. Что наблюдаешь?

— На поверхности корабля движение. Похоже на открывшийся шлюз. Возможно это приготовление к атаке.

— Внимание, командир тральщика АС-2 лейтенант Раджив Гупта вызывает командира «Кон Зиема»! Ягд командор, разрешите осуществить захват этого корабля как приза. Это огромный объёкт. Призовая сумма при продаже его на переработку или заводу для восстановления может составить миллионы!

— Лейтенант Холодец и лейтенант Гупта, в этом районе могут действовать рейдеры врага, в том числе «Кровур». Я не могу рисковать госпиталем, у меня триста раненых. Как командир конвоя приказываю — запросите идентификацию последний раз и, если ответа не будет — с дистанции 300 Кер, открывайте огонь. Уничтожьте этот металлолом на всякий случай! Натоот!

— Натоот! — отозвались командиры.

Не прошло и минуты, как тральщик АС-2 снова вышел на связь, вместо того, чтобы просто выполнять приказ:

— Вижу на обшивке неопознанного корабля фигуру. Компьютер уверенно распознаёт наш скафандр для аварийных работ. Должен ли я выслать малый разведывательный беспилотник, перед тем, как стрелять?

— Командир АС-2, вы ищете повод взять приз и удовлетворить жадность, чем подвергаете опасности госпиталь. На наших коммуникациях действует «Кровур». Никто не знает, как он выглядит, какие приёмы может использовать. Прекратите самодеятельность и уничтожьте объект, иначе вместе с командиром АС-85 отправитесь за невыполнение приказа на свою планетку без оплаты по контракту и со стёртой памятью.

— Есть выполнять приказ! Стрелок — инициирование излучателей на полную мощность, эмиттеры поля на максимум, приготовиться к атаке, огонь в конце отсчёта — десять, девять, восемь, семь…

— Командир АС-85 вызывает командира АС-2!

— Слушаю!

— Раджив, на броне человек танцует! И не просто, а задницу показывает и по ней руками хлопает! Он танцует что-то на подобии ирландской джиги!

— Клянусь Боттхисатвой, сверы и натооты задницу показывать не додумаются — это человек с Земли. Там наши! Стрелок — отставить огонь! Выслать малый разведчик!

— Говорит командир конвоя, почему молчат излучатели? Лейтенанты Гупта и Холодец, я отстраняю вас от командования кораблями, приказываю принять командование штурманам и уничтожить объект!

— Говорит командир АС-85. В соответствии с Уставом флота, я имею право не выполнять заведомо неверный приказ, если он наносит ущерб живой силе и технике Натоотвааля. На неизвестном корабли наши люди, так что приказ об открытии огня выполнять отказываюсь.

— Говорит командир АС-2. Малый разведчик принял сигнал от танцора — это астроштурман 2-го класса Александр Григорьевич Дыбаль из команды погибшего «Тетвутхурца», а эта развалина, то, что осталось от рейдера. Разрешите стыковку для оказания помощи?

— Стыковку разрешаю, — согласился ягд Кара, — отход «Кон Зиема» прекратить.

И вот теперь, лёжа на госпитальной койке, на белоснежной простыне, пахнущей цветами, в залитом искусственным солнечным светом помещении, Уайтгауз вспоминал, как два тральщика типа «Огайра», похожие на гигантские личинки, вдруг закачали боками в приветствии и отвернули в сторону от курса атаки. Блаженно потягиваясь с закрытыми глазами, словно кот на весеннем солнышке, Уайтгауз несколько дней дремал, умиротворяя боль от ушибов и ссадин, спал, вполглаза смотрел забавные сюжеты на тему похождения пилотов в областях Свертца. Ему нравились песенные шлягеры типа «Розовый закат», «Каникулы», где были слова:

Посредственное варьете показывало номера, где девицы в дымчатых перьях экзотических животных, демонстрировали тела, умение показывать разные жесты и демонстрировать на спинах и животах голографические изображения. Новостные программы рассказывали о войне, увеличении количества кораблей, населения, ресурсов. Колонисты осваивают планеты и астероиды, наука работает над вопросами бессмертия, телепатического общения. В социальной жизни новостью является введение искусственной бедности, как стимула активности и отдачи члена общества, с запретом для бедных получать медицинскую помощь, иметь детей, отдельное жильё, транспорт, перемещаться на другие планеты. Сверхбогатство поощрялось, вплоть до разрешения иметь планетарные системы и рабов. Документальные в основном были посвящены вопросам разработки вооружения, учениям флота, спортивным соревнованиям. Деятельность органов власти не была упомянута ни разу, и ни разу на экране не появился никто из правительственных сфер, за исключением военных, словно Натоотвааль управлялся спортсменами, артистами, медиками и военными.

На соседней койке обитал Манфред фон Конрад. Лицо его было испещрено порезами. На левом ухе красовался оранжевый пластырь, в правую кисть руки были вставлены металлические деталей для фиксации перелома. Второй день фон Конрад играл сам с собой в настоящие деревянные индийские шахматы. Он играл то белыми, то чёрными фигурами и после каждой партии вздыхал:

— Красивая игра, но я проиграл.

Из соседней палаты доносились крики и смех. Несколько раз оттуда слышался петушиный крик. Это пел Дыбаль, проиграв в карты. Вчера Дыбаль носился по коридору полуголый, раскрашенный фломастером как ирокез, выполняя волю выигравшего у него в карты Айдема.

Джон Маклифф, не обращая внимания ни на что, сидел по-турецки на полу и увлечённо читал очередную главу будущей книги о мужчинах и женщинах:

— Итак… Женщины (о мужчинах можно тоже много чего сказать, но это входит в рамки второй части работы). Интересы женщин, как это представляется из совокупности биологических, палеонтологических, исторических, медицинских, социологических, философских и других отраслей знаний, продиктованы той хромосомной памятью и способами существования, отобранными эволюцией как наиболее ценные. Эволюционный отбор за миллионы лет остановился на таком наборе свойств женщины, который в набольшей степени способствовал успеху человеческого вида вообще и самой женщины в частности. Этот тезис не требует доказательств, потому что любому ясно, что к настоящему моменту истории развития приматов, человек достиг великих успехов в противостоянии с живой природой и не живой природой, и прочно удерживает первенство среди живых организмов на планете Земля. Человек как вид — абсолютный чемпион среди живых видов и все свойства женщины, безусловно, находятся в первом ряду условий, определивших человеческому виду этот грандиозный успех.

Так что же это за свойства? Давайте попробуем разобраться в этом.

Прежде всего, это постоянная выверка своих действий и подчинённость их главной задаче своего существования, а именно рождению и воспитанию здорового и успешного (выделено мною) потомства. Потомство должно быть здоровым, жить в безопасности, должно быть обеспечено пищей, комфортным бытом и здоровым партнёром для создания семьи.

Поскольку эволюция определила для успешных видов, в том числе для млекопитающих и приматов, человека, разделение видов по половому признаку, женщина, исходя из своей физиологии, зачать ребёнка одна не может. Нужен мужчина. И нужен не просто мужчина, как носитель семени для оплодотворения яйцеклетки, а мужчина — исполнитель ряда социальных функций.

— Кстати, как у тебя с семенем, Джон? У тебя тут брали анализ? — в пол уха слушая Маклиффа, сказал фон Конрад.

Он сам себе пожертвовал ферзя, ужасаясь коварству белых, практически раздевших чёрного короля, искал способ спастись от самого себя.

Маклифф был поглощён декламацией текста:

— За огромный промежуток времени, проведя огромное количество экспериментов с живыми организмами и не подающееся осмыслению количество рождения-смертей, быстро накапливая генные мутации, меняя свойства организмов, эволюция определила в качестве фаворита для сохранения жизни как таковой человека. Что доказал нам эволюционный отбор, генные мутации, накопленные ветвями генеалогического дерева, не вымершими, а дошедшими до настоящего времени в виде живых, активно действующих современниц? Что показывают нам те ветви рода человеческого, которые пресеклись под воздействием внешних обстоятельств, таких как явления живой и не живой природы, социальные явления и события? Они ясно показывают, доказывают, что социальное поведение женщин, наблюдаемое сегодня, является вершиной совершенства, с точки зрения выполнения женщинами своих основных гендерных задач — продолжения рода, по сути, продолжения жизни. Доказательство гениальности устройство женских поведенческих практик — наличие человеческого рода, как вершины жизненной пирамиды.

Человек, вершина эволюции, является поистине ужасным чудовищным, умеющим то, что не умеют все живые организмы Земли вместе взятые. Летать в космосе, убивать конкурентов подчистую, ускорять или замедлять эволюцию с помощью генной инженерии. Те немногие уникальные свойства других обитателей Земли, типа возможности ряда видов лягушек и рыб произвольно менять пол, или находить дорогу, используя гравитационное поле Земли, как верблюды, быстро парируется человеком с использованием такого мощного инструмента как наука и техника. Если бы животные обладали рассудком, в их глазах человек предстал бы как монстр, вроде тех, что придумал сам человек в фильмах ужасов. Летающий по небу, восстающий из мёртвых, неуязвимый оборотень, только что спящий в одеяле, а через секунду извергающий огонь, ломающий самые крепкие кости и самые толстые деревья. И вот, вдруг, в середине этот чудовища — женщина. Давным-давно, она, голодная, боязливо сжимала детёнышей в отчаянии от близкого рыка ночного тигра, а теперь она кидает тигру конфету через решётку зоопарка, а на её ногах туфли из крокодила, а на плечах накидка из рыси. Из физики, химии, биологии, социологии хорошо известно, что чем сложнее система, тем менее она надёжна, менее долговечна. Вот так и социальное поведение женщины. Для неуклонного обеспечения основной задачи по успешному продолжению жизни, она имеет в основе своего поведения очень простую конструкцию; её требуется здоровье, безопасность, ресурсы для получения и воспитания потомства. Когда эти простые стратегические цели жизни каждой женщины сталкиваются с реалиями окружающего мироустройства, то способам реализации этих целей становятся бесконечные варианты действий женщин, комбинации этих действий во времени и пространстве. И способам этими комбинаций нет числа.

Маклифф поднял глаза, ища поддержки:

— Интересно?

— Язык корявый, будто пьяный писал. Это никто не захочет купить. А сколько обычно получает писатель?

— Редакция платит около одной тысячи евродолларов с тиража в десять тысяч книг при 250 страницах в книге. Каждые десять тысяч тиража прибавляют по тысяче гонорара.

— А сколько в среднем тиражи?

— Тысяч по пять-десять.

— Значит, чтобы прожить, писателю нужно писать по две книжки в месяц? Зачем ты вообще за это взялся? Это же не эффективно. Писатель меньше, чем таксист зарабатывает, — Уайтгауз с сожалением посмотрел на товарища.

— Конечно, надо ещё где-то работать. Смотри, тут интересно, про способы любви, флирта и секс, — Маклифф намерился читать дальше, но в палату ворвался возбуждённый Эйнар Берсерк и сообщил:

— Сенсационная новость!

— Русские заморозили оттаявший северный морской путь? — спросил Уайтгауз, — и все китайские сухогрузы вмёрзли в лёд?

— Нас отпускают на Землю, заплатив по контракту? — поддержал игру в небылицы фон Конрад.

— Угадайте с трёх раз, кого я встретил в процедурной палате? Окту Рененну!

— Окта Рененна — пассия фон Конрада, — пожал плечами Уайтгауз, — тёмные глаза, рыжая, золотые браслеты на руках, туфли на шпильках.

— Берите манатки и пойдём, — появилась в дверях разукрашенное фломастерами лицо Дыбаль, — Окта угощает.

Полковник быстро встал, и шахматные фигуры посыпались на Маклиффа.

— Хулиган! Это моя женщина! — пробубнил Маклифф, уже протискиваясь в коридор, — вендетта, теперь только вендетта!