Реликты

За все утро солнце так и не показалось.

Оно пряталось за густым ковром облаков, раскатанным по небу. Маленькое стадо вразброд шагало по тротуару, обдуваемое волнами холодного влажного ветра.

Ее глаза равнодушно скользили по рядам учеников.

Еще и до музея не дошли, а у нее все силы на исходе. Она вскинула голову и посмотрела на массивное серое здание, к которому они направлялись.

— Держитесь вместе! — наверное, уже в сотый раз приказала она.

Ей хотелось удавить мальчишек за то, что они выбегали на дорогу, прятались за деревьями и выпрыгивали, пугая девчонок. Ей хотелось удавить девчонок за то, что те радостно вопили каждый раз, когда это случалось.

«Стань учительницей», — с нарастающим раздражением вспоминала она слова матери.

Ученики мгновенно сбились в кучу и понеслись через площадь. Достигнув здания, они взлетели по широким мраморным ступеням, вознамерившись атаковать входные двери.

— Держитесь вместе! — прорычала она сзади.

Она почти взбежала по лестнице и, со свистом рассекая воздух, промчалась внутрь. Дети успели рассеяться по вестибюлю — просторному, с высоким потолком — и уже вовсю проказничали. И вновь она, словно пастушка, бросилась собирать рассыпавшуюся отару.

— Или вы сейчас же прекратите безобразничать, или мы возвращаемся в школу, — почти шепотом пригрозила она, пересчитывая головы и сердито взирая на невинно-простодушные лица.

Все.

— Не разбредаться, — велела она. — Я схожу к схеме расположения залов.

Сделав шаг, она обернулась.

— Стойте на месте!

Она подошла к громадному стенду с белыми надписями на темном фоне и остановилась, тяжело дыша.

— Дети, — пробормотала она вслух, вглядываясь в слова.

«Рептилии», — беззвучно прочитали ее губы, и ей снова подумалось о детях. Мысль о возвращении в школу, об умопомрачительно долгой поездке отозвалась в ней внутренним стоном. Ее взгляд заскользил по строчкам.

Сзади громко затопали. Она обернулась; усталые глаза приготовились увидеть новые безобразия, творящиеся в вестибюле.

В ее армии появились дезертиры.

Двое мальчишек носились возле витрины с древними украшениями, увлеченные игрой в пятнашки.

Пара девчонок успели перебраться в другой конец вестибюля, и теперь они болтали с продавщицей сувениров.

Еще двое сорванцов сосредоточенно орудовали перочинными ножиками, пытаясь выковырять из пола керамическую плитку.

Остальных носило по вестибюлю, словно корабли с обрубленными причальными канатами.

Протяжно застонав, она побежала через темное пространство. Схватив обоих бегавших, сердито встряхнула их. Ее грозное шипение уняло троицу сорванцов, прыгавших вокруг другой витрины. Сжавшись под ее холодным, немигающим взглядом, они поспешили назад, куда стекались остальные заблудшие овцы.

— Держаться… вместе, — сказала она и двинулась к лотку с сувенирами.

Заслышав ее шаги, девчонки съежились.

— Мы только подошли спросить, где тут… — робко начала объяснять одна.

— А вы помните, что я велела стоять возле столба с указателями?

Она огляделась по сторонам.

— Вы же совсем недавно были в туалете, — резко бросила она им.

— А мне опять надо, — призналась вторая девчонка.

Во всем теле появилась противная слабость.

«Стоит одному захотеть, как все потянутся».

— Я вас умоляю, — пробубнила она.

Прежде чем отвести беглянок в стадо, она купила путеводитель по музею.

— Кому из вас нужно в туалет? — спросила она, подойдя к ученикам.

«Зачем я спрашиваю? Всем. Наверное, шум воды в унитазных бачках им куда интереснее, чем свидетельства минувших эпох».

Уставшая напрягать голосовые связки и разными ухищрениями держать свое стадо в подобии узды, она повела их через вестибюль. Первыми отпустила мальчишек, строго напомнив им, что через пять минут ждет их назад. Сорванцы метнулись к двери, словно табун диких коней. Едва дверь закрылась, сдерживаемые до сих пор крики и хихиканье превратились в гомон.

Она лишь что-то буркнула себе под нос и повела с собой девчонок.

Внутри, пока ученицы разбегались по кабинкам, она плюхнулась на стул и застонала. В полудреме она глядела на противоположную стену. Путеводитель выскользнул из ее пальцев и глухо упал на пол.

Она не шевельнулась, не произнесла ни слова и даже не повернула головы, когда двое девчонок подняли визг и когда вскоре к ней прибежала третья, чтобы радостно сообщить о начавшейся баталии.

Через какое-то время рассыпавшаяся живая машина вновь обрела свои вихляющие части.

Она пересчитала головы. Все здесь. Тогда она задала направление: раздел животных (вход туда находился в передней части вестибюля) — и пошла следом за покатившейся волной.

Ее ученики забегали, заскакивали и запрыгивали в зал.

— Идите как следует! — потребовала она, борясь с подступавшей яростью.

Ненадолго дети превратились в маленьких кающихся монахов с понуро опущенными головами.

Она прочла надпись над дверью: «Зал Джорджа Иста». Джордж Ист. Она порылась на полках памяти. Джордж Ист был знаменитым путешественником и исследователем. Давным-давно. Она вспомнила, как девочкой читала одну из его книг — «Охота на крупную дичь в Африке». Да, книга так и называлась. Она задумчиво улыбнулась, вспомнив эпизод далекого детства.

Ей пришлось подождать, пока глаза не привыкнут к сумраку. Все равно что войти в мечеть или, допустим, в затемненный театр. В музейном зале и пахло как в мечети.

Освещены были лишь витрины с экспонатами. Ряды витрин шли вдоль стен, уходя в темноту.

Ее поразило то, как присмирели ученики. Они переговаривались благоговейным шепотом. Даже те, кто вечно хихикал, держали смешки при себе. «И в церкви, и в музее, — думала она, — везде, где темно и пахнет древностью, дети и взрослые начинают вести себя одинаково, словно темнота сама по себе священна и неприкосновенна».

Дети глазели на первый экспонат.

Она попыталась прочесть о нем в путеводителе, но было слишком темно. Тогда она приблизилась к витрине. Света хватало, чтобы прочитать пояснительную табличку на стене.

— Дети, перед вами — водяной буйвол, — начала она и отбарабанила им все описание.

Закончив читать, она оглядела учеников. Те стояли с безучастными лицами. «Да они и не слушали, — подумала она, поджав губы. — Зачем тогда стараться? Почему я должна вымаливать их внимание, когда им все равно? С меня хватит».

Объятая этими воинственными мыслями, она смотрела на выставленные чучела зверей. Раздраженность не помешала ей заметить, что чучела сделаны мастерски. Звери казались почти живыми, лишь застывшими во времени и готовыми по взмаху волшебной палочки ожить и вернуться в свой привычный мир.

Она попыталась представить тот мир; вообразить, как из-под сильных копыт во влажный, полный запахов воздух летят комья земли, как из зеленоватой воды поднимаются могучие тела, как звенят схлестнувшиеся рога и бивни.

«Это невозможно, — решила она. — Разве это поддается воображению? Что умерло, то мертво».

Ее уши уловили шепот: намеренно тихий, но усиленный гулким пространством зала.

«Разве есть что-то более шумное, чем ребенок, пытающийся говорить тихо?» — подумала она и обернулась назад, чувствуя закипающий внутри гнев.

Ее ученики вновь разбрелись и теперь толкались возле четырех других витрин.

Воздух зала всколыхнулся от ее голоса, имеющего больше общего с упреждающим шипом несущей смерть змеи. Дети уловили приказ и недовольно потянулись к первой витрине, чтобы снова стать группой.

— Умоляю: держитесь вместе! — велела она, с каждым словом повышая голос. — Без моего разрешения — никуда от меня не отходить!

— А можно, я только…

— Держаться вместе! — почти срывающимся голосом повторила она.

Держаться вместе. Она вдруг почувствовала, что забыла смысл этих слов. Пришлось сосредоточиться и вспоминать.

Она подвела учеников к следующей витрине и встала сзади, отсекая им путь к бегству.

— А это слон, — с вызывающей уверенностью произнесла она.

— Носорог, — громко поправил ее один из мальчишек. — Там написано.

Она откашлялась, испытывая смутное желание, чтобы носорог вырвался из стеклянной клетки и оставил от мальчишки мокрое место.

— Верно, — согласилась она. — Рада, что хотя бы один из вас не спал, когда я устроила проверку на внимательность.

Она грозно поглядела в сторону монстра с блестящей черной шкурой, навечно настороженными ушами и навечно раздутыми ноздрями. Она снова попыталась вообразить себе тот далекий мир, услышать топот копыт, хруст сминаемой травы.

Бесполезно. Она одернула себя. Что толку пытаться воскресить мир, которого никогда не видела?

— Идемте к следующей витрине, — устало проговорила она.

Мысленно она видела гектары залов и экспозиций, отчего ей делалось не по себе. Ее стон услышали только дети, находившиеся рядом, но их это не удивило.

Они прошли зал вдоль и поперек, заглянув во все боковые ответвления. Они смотрели на чучела львов и слонов, газелей и зебр, жирафов и антилоп гну. Ей казалось, будто они знакомятся со всем, с чем Джордж Ист сталкивался в жизни, включая грибковую плесень и его первую жену.

Ее стало тошнить от неподвижности чучел. Да кто вообще они такие? Реликты прошлого, настолько далекого, что его не хочется и ворошить. Все это уже не интересно ни ей, ни ее ученикам, ни кому-либо другому. Чучела или скелеты — они не более чем груды костей, в которых уже никогда не пробудится движение.

Из мира трофеев Джорджа Иста они вернулись в вестибюль.

У нее болело все тело. Ей хотелось сесть на что угодно и объявить, что на весь оставшийся год с музеями покончено.

Нет, нельзя. Нужно продолжать дьявольское сафари по залам, в которые лучше вообще не совать носа. Это ее работа. А им неинтересно. Совсем. Но раз они сюда пришли, то должны осмотреть все.

В залы следующего раздела дети устремились с неистовством потока, пробивающего себе новое русло. «Я за всю жизнь еще не видела уставшего ребенка, — подумала она, — Если бы знать наверняка, что дети когда-то тоже устают, можно умирать спокойно».

«Глубоководные обитатели» — возвещала громоздкая, чуть покосившаяся надпись над входом.

Ей было все равно. Она с полным равнодушием взирала на занимавшее едва ли не половину зала чучело кита-полосатика. С тихой апатией смотрела она на зубастую акулу, которая пожирала своих соседей. Потом устало скользнула глазами по панцирю громадной неуклюжей черепахи, застывшей на коротких толстых лапах.

Дети тоже скучали. Они почти не смотрели на содержимое витрин, торопясь поскорее оказаться возле других, перебежать в другой зал или другое ответвление.

«Для них главное — безостановочно двигаться», — думала она.

В моменты, требовавшие ее вмешательства, она пыталась упорядочить свою толпу. В остальное время — позволяла разгуливать кому как нравится.

Она остановилась перед странным предметом.

Предмет был продолговатым, имел матовую поверхность и видом своим напоминал громадный снаряд времен какой-нибудь древней войны. Он был вскрыт; похоже, верхнюю часть аккуратно срезали или отломали.

Рядом с предметом находилась большая стеклянная витрина с несколькими другими экспонатами. Табличка сообщала, что всех их в свое время извлекли из той металлической громадины.

Она смотрела на таблички с названиями экспонатов. В путеводителе объяснялось их назначение.

На табличке значилось: «Косметический набор». Путеводитель разъяснял: «Применялся для ухода за лицом».

«Часы» — «Устройство для измерения времени». «Табак» — «Вещество для удовлетворения древней дурной привычки». «Колышки для гольфа» — «Предметы, использовавшиеся для удовлетворения еще одной древней дурной привычки». «Замок с ключом» — «Устройство для надежного хранения ценностей». «Зубная щетка и зубной порошок» — «Принадлежности для ухода за зубами».

Она встряхнула головой и огляделась по сторонам — проверить, не выступило ли ее племя на тропу войны. Ученики разбрелись кто куда, но в остальном вели себя довольно тихо. Она продолжила разглядывание странных предметов.

«Набор для бритья»… «Футбольные правила»… «1 доллар»… «50 центов»… «25 центов»… «10 центов»… «5 центов»… «1 цент».

Ей не хотелось даже заглядывать в путеводитель и узнавать о назначении этих предметов. Что бы они ни представляли собой — ей было все равно.

«Если они вообще что-то собой представляли», — мысленно добавила она.

Потом она увидела старинный журнал с коричневой каймой на обложке. Журнал назывался «Лайф»[1]. С обложки улыбалось лицо давным-давно умершего мужчины.

— Эррол Флинн[2],— прочла она, оценивая на слух звучание слов.

Она пожала плечами. Ей было все равно.

Набор для ухода за лицом, набор для ухода за зубами, вещество для удовлетворения древней дурной привычки, приспособления для удовлетворения еще одной древней дурной привычки, футбольные правила. Она вздохнула.

«Какой печальный список, — подумала она. — И сами древние люди были жалким переплетением ничтожества с высокомерием».

Она отвернулась от витрины и созвала свое стадо.

— Идемте, дети, — сказала она. — Уходим из этого зала.

Еще один зал. Здесь дышалось полегче, да и сами экспонаты были посовременнее, если такое слово применимо к вещам старше двух тысяч лет.

Она раскрыла путеводитель и, переминаясь с одной усталой ноги на другую, прочла сама себе:

— Автомобили. Распространенные средства передвижения, использовавшиеся с двадцатого по тридцать шестой век.

Она перевела глаза на хрупкое, покосившееся транспортное средство.

«Жалкое зрелище», — подумала она, сравнив древний автомобиль с современным транспортом.

Автомобиль был желтого цвета, имел всего четыре колеса; его сиденья были обтянуты — вы только представьте! — кожей давно вымерших животных.

Она взглянула на ржавые металлические детали, осторожно провела по хрупкому переднему стеклу. Вероятно, стекло предназначалось для того, чтобы защитить от ветра тех, кто сидел внутри и пытался изменять движение автомобиля при помощи диковинного колеса с толстыми спицами, которое торчало прямо из растрескавшегося пола.

— Боже мой, — пробормотала она, будучи не в силах понять эту допотопную манеру управления.

Вспомнив об учениках и подумав, как бы они не разнесли здание музея, она принялась вылавливать их и сгонять в кучу.

Они переходили с этажа на этаж, поднимаясь все выше. Шли по нескончаемым полутемным залам. Задержались возле груды костей, некогда принадлежавших древнему зверю под названием «динозавр». В древности динозавры попадались на каждом шагу; теперь о них напоминали лишь реконструированные, скрепленные проволокой скелеты.

Большие и малые залы, коридоры и километры экспонатов, пахнущих древностью. Витрины, заполненные изделиями из фарфора и стекла, драгоценными камнями, какими-то механизмами и транспортными средствами.

— Нескончаемая выставка трупов из костей, камня и ржавого железа, — произнесла она, обращаясь к самой себе.

Они поднялись еще на один этаж. На какой по счету — она не знала, поскольку потеряла им счет. Ей показалось, что она всю жизнь поднимается по ступеням и следующий марш приведет ее на небеса.

Они шли по большому, мрачно-торжественному залу. Детские голоса, словно тощие летучие мыши, улетали ввысь, где их поглощала тишина. «Скоро все кончится, — подумала она. — Вряд ли, пока мы здесь, у музея успели надстроить еще несколько этажей».

Она направилась к стене и рухнула на стул. Ее голова устало повернулась к центру зала. Там, огороженная со всех сторон, неподвижно застыла серебристая ракета. Приплюснутый нос корабля был устремлен в небо. От неба ракету отделял лишь потолок. Серебристый корабль, навечно замурованный в музейных стенах… в этом зрелище было что-то гнетущее.

Она полистала путеводитель. Увидела небольшой снимок корабля. «Луна-1. Первый корабль, достигший Луны» — гласила подпись под снимком.

— Занятно, — устало пробормотала она, увидев направлявшуюся к ней ученицу.

— Мы скоро будем есть? — спросила девчонка.

— Как только закончим осмотр этого этажа, — мгновенно решила она.

Та ускакала.

Она привалилась к стене. «Как здесь жарко, — подумала она, закрывая глаза. — Жарко, душно и утомительно. Музей — это жаркий, затхлый склад информации».

Она утвердительно кивнула, выпрямилась и вновь открыла глаза. Вгляделась в застывший корабль.

— Все древние вещи смешные, — сказала она себе.

Так оно и есть. Все эти скафандры, ракетные двигатели, управляемые снаряды и атомные бомбы. Древние, смешные и бесполезные.

Впервые за весь день ей удалось погрузиться в состояние блаженного покоя. Как прекрасно закрыть глаза, расслабить тело и забыть обо всем.

Блаженство оборвалось. Она широко раскрыла глаза, и ее лицо привычно напряглось.

По полу катались двое сцепившихся мальчишек.

Она сердито зашипела и бросилась к ним.

— Прекратите! — гневным, отрывистым голосом приказала она, обеими руками хватаясь за кувыркающийся клубок. — Вы что, уже совсем ничего не соображаете?

Мальчишки бросали друг на друга сердитые, угрожающие взгляды.

— Погоди, я тебе еще врежу, — пообещал один из них.

— Еще одна такая выходка, и я отправлю вашим родителям по внушительному письму, — пригрозила она. — Хотите их обрадовать?

Мальчишки дружно задрали головы.

— Хотите?

— Нет, — ответили оба и замотали головами.

— Тогда ведите себя как следует, — велела она. — Боже милосердный! Эти нескончаемые драки. Вы когда-нибудь научитесь себя вести?

Они зашли в последнее помещение на этаже — небольшую угловую комнату.

Еще одна девчонка заявила, что проголодалась, и все оживленно забубнили.

— Есть пойдем, когда закончим осмотр этой комнаты! — сказала она.

— Да! — подхватили мальчишки.

— Тихо! — шикнула она на них. — А теперь взгляните на то, что здесь собрано, и хотя бы раз оцените удивительные знания о прошлом, которые музей сберег для вас.

Она поискала глазами, на что бы сесть, но не нашла. Тогда она двинулась по комнате. Дети кружились, словно листья на ветру. Едва взглянув на витрину, они торопились к следующей. Некоторые уже толпились возле двери и ждали, когда их поведут вниз, в кафетерий.

— Посмотрим, что тут, — сердито прошептала она.

Она решительно остановилась перед витриной, намереваясь прочитать все пояснение целиком и только потом вести свою толпу вниз.

Ее раздраженный, презрительный взгляд застыл на экспонате.

«Редкое убожество», — подумала она и наклонила голову к пояснительной табличке.

Она обернулась. Ее ученики чинно стояли возле двери. Голод вынудил их утихомириться.

— С меня хватит, — простонала она и пошла к детям.

Когда они начали спускаться, она заговорила снова, обращаясь к ним и к себе:

— После еды мы здесь не останемся. На мертвых животных мы уже насмотрелись, а больше в этом музее смотреть нечего.