Релокант

Глава 6

На следующий день, рано утром, неприметный черный микроавтобус, затонированный сплошь, стоял в квартале от Мишкиного дома. Ему прилетело сообщение на мессенджер: «Налево от подъезда. Сто метров. Сейчас».

Мама была в школе, на уроках, и парень, сунув ноги в джинсы, выскочил на улицу. Сто метров налево… Вот оно! Чернявый мужик, стоявший у машины, лениво махнул ему головой. Садись, мол. У него подмышкой мелькнула кобура, скрытая ветровкой, что Мишку, в общем-то, ничуть не удивило. Тут это было обычным делом. Дверца микроавтобуса отъехала в сторону, и он очутился в белоснежном, идеально чистом помещении, где сидела смуглая симпатичная медсестричка в кокетливом чепце на голове.

— Ложись и вытяни правую руку, — улыбнулась она Мишке. Уголки рта поднялись в улыбке, но лицо выше было недвижимо, словно маска. Глаза девушки были внимательны и серьезны. И в них было еще какое-то чувство. Жалость? Презрение? Брезгливость… Да, это была именно брезгливость.

— А зачем ложиться? — удивился Мишка, увидев настоящую больничную кушетку, обтянутую гладкой полиэтиленовой пленкой.

— Укольчик сделаю, — снова улыбнулась девушка. — В вену.

— Зачем это? — напрягся Мишка. Он жутко не любил уколы. — Я не болен.

— Это не лекарство, — холодно сказала медсестра. — Это стабильная форма препарата R87GT. Камикадзе, если тебе так будет проще понять.

— Я его в собственной крови должен перевезти? — выпучил глаза Мишка.

— Именно, — рассеянно ответила девушка, постукивая пальцем по шприцу, выгоняя воздух. — Так его никто и никогда не найдет.

— А как его из меня достанут? — хмурился Мишка, сжимая и разжимая кулак, надувая вену на локтевом сгибе.

— Аппаратом для гемодиализа, — не слишком понятно объяснила медсестра, но видя озадаченное Мишкино лицо, пояснила. — Искусственная почка. Заодно и кровь тебе от всякой дряни почистит.

— Охренеть! — совершенно искренне удивился Мишка, наблюдая, как поршень медленно опустошает шприц прямо в его вену.

— Все, свободен! — деловым тоном сказала ему девушка. — Энвер скажет, что делать дальше. Выходи!

Мишка послушно вышел, а чернявый мужик, который позвал его в машину, сказал:

— Значит так, парень! Ты сегодня едешь в Лейпциг. Билеты на поезд уже загружены в твой чип. Когда выйдешь из здания вокзала, сядешь в такси с номером 561. Тебя отвезут на место, а потом доставят назад на вокзал. Ты должен быть дома уже вечером. Твоя мать ничего не заподозрит. В дороге ни с кем не разговаривать. Ни с кем и ни о чем! Это понятно?

— Да, — кивнул Мишка. — А если в дороге что-то случится? Возникнет какая-то проблема?

— Пусть у тебя не возникнет никаких проблем, парень, — серьезно сказал Энвер. — Это совершенно не в твоих интересах.

— Почему? — Мишка почувствовал холодок, который поселился в груди.

— Концентрат начинает терять стабильность уже через семьдесят два часа. Если ты до этого времени от него не избавишься, тебе придется худо.

— Я стану наркоманом? — ужаснулся Мишка.

— Не успеешь, — помотал головой Энвер. — Там такая доза, что ты просто сдохнешь. Кстати, я один раз видел такое. Жуткое зрелище. Так что лучше бы тебе не сходить с маршрута.

— Да как же это…, — совершенно растерялся Мишка, который только сейчас понял, во что ввязался. — Я что, умереть могу?

— И не просто умереть, а умереть очень скверной смертью, — кивнул Энвер. — Так что от души не советую.

— Понятно, — хмуро сказал Мишка. — Ну, я пошел?

— Иди, — кивнул Энвер. — У тебя до поезда два часа. Время в пути — меньше часа. Иди и помни, что я сказал. Бывай!

Мишка пошел прямиком на вокзал. Старое здание из красного кирпича, с заплеванным полом, по которому лениво елозил робот-уборщик, явно помнило прежние, благополучные времена. Оно было покрыто толстым слоем грязи, въевшейся в кирпич, которые еще помнил Бисмарка. В магистрате денег на ремонт не было, а тем счастливцам, что ездили на работу в Лейпциг, на чистоту пола было плевать. Именно это они, собственно и делали. Плевали. А робот меланхолично подъезжал, увидев своими сенсорами очередное пятно на вытертом тысячами ног полу.

Мишка сидел на лавке, и с любопытством вертел головой. Он тут бывал нечасто, просто незачем. Последняя работа у него была полгода назад, но тот проект быстро свернули. Теперь он, как и большая часть населения их города, получал пособие, или ББД, безусловный базовый доход. Мишка с радостью даже полы пошел бы мыть на этот вокзал, но вместо человека тут трудился робот, которому не нужно платить за жилье, есть и даже спать. Ему нужна только розетка. И, уж конечно, он не член профсоюза.

Скоростной поезд с зализанными обводами подъехал строго по расписанию. С тех пор, как диспетчеров и машинистов заменили на искусственный интеллект, прошло лет десять. Именно тогда отец Гельмута, который работал на железной дороге, превратился из пышущего оптимизмом весельчака в мрачного алкоголика. Он так и не смог принять свою новую судьбу. Он, в отличие от миллионов других, хотел работать и приносить хоть какую-то пользу. Это звучало глупо и наивно, но именно это дядя Фриц говорил всегда, когда был пьян. А пьян он был почти всегда. Наверное, только неподъемная для одного пособия аренда держала около него жену, которая иссохла, превратившись в желчную стерву. А может, она все еще любила его, этого никто не мог понять. Тетя Берта когда-то работала в билетной кассе…

Мишка подошел к турникету и приложил левую руку к сканеру. Тот мигнул, и открыл проход. Как они смогли загрузить билет в его чип? Ведь считается, что это сверхзащищенная система. Странно это все…

Он стоял в тамбуре и смотрел на пролетающие мимо деревья, поля и деревушки, где на клочках земли копошились люди. Фермеров почти не осталось. Крупные корпорации протащили такие законы, исполнить которые частник не мог физически. Вот и сбивались те, кто работал на земле, в кооперативы, чтобы хоть как-то выжить. Их продукция шла на стол элите, тем, кто брезговал пищевыми концентратами и мог себе позволить покупать свежую зелень и фрукты. Немного было таких, десятая часть от силы, и жили они в крупных городах, таких, как Лейпциг и Берлин. Для остальных свежая клубника или малина давно стали неслыханным лакомством, которое давали детям по праздникам.

Время в пути пролетело быстро, ведь для Мишки это было скорее развлечением, чем обыденностью. А вот люди, набившиеся в утренний поезд, смотрели в окно с тупым равнодушием и обреченностью. Они ехали на работу, которую ненавидели. Не так уж много осталось профессий, где человек мог победить компьютер в соревновании по эффективности. До того их осталось мало, что правительству даже пришлось вводить квоты, гарантирующие занятость хотя бы трети трудоспособных людей. И дрались за эти места отчаянно, насмерть. Ведь именно постоянная работа гарантировала относительно пристойную жизнь. Именно она давала возможность выплачивать посмертную страховку, которая сделает более-менее сносной твою жизнь после смерти. Мишка хмыкнул, последняя мысль звучала на редкость двусмысленно. Но таковы были реалии, и с этим ничего сделать было нельзя.

Толпу людей выплеснуло из поезда на площадь перед вокзалом, и они серыми ручейками потекли к остановкам автобуса и трамвая. Лишь редкие счастливчики, у которых позволял доход, устремились к стоянке такси. Туда же пошел и Мишка, острым глазом зацепив машину с номером 561. Какой-то мужик с портфелем озадаченно дергал за ручку двери, но та открываться не хотела ни в какую. Мужик смачно выругался и пошел к соседней машине, которая покорилась без лишних усилий. Ответ был прост. Машина с номером 561 ждала только одного человека.

Мишка открыл дверь и сел в прохладный салон. Водителя тут не было, эта профессия исчезла окончательно лет пять назад. Не стало таксистов, кондукторов, вагоновожатых… Лишь механики таксопарков сохранили свою работу, прочие же пополнили ряды получателей пособия.

Машина бесшумно тронулась, послушно притормаживая на светофорах. Аварии на дорогах исчезли полностью. Их не стало, как только последний человек уступил свое место искусственному интеллекту. Миллионы людей потеряли работу, но зато тысячи их перестали гибнуть на дорогах. На улицах было множество людей. Они слонялись без дела, разглядывая витрины. Они играли в какие-то игры. Они гуляли по паркам и целовались, наплевав на всех и вся. Тут, в центре, работала полиция, а потому суровые парни с устаревшими моральными ценностями смотрели на это непотребство с омерзением, но не вмешивались. Это там, на окраинах, где не слышна немецкая речь, за такое зарежут обоих. Тут можно было все, пока полицейский дрон висел на головами гуляющих. Только попробуй начать драку, тут же прилетит игла с транквилизатором, а твой социальный рейтинг понизится на сто пунктов. Еще одна драка, и рейтинг упадет до нуля, а это полная катастрофа! Тебя не примет ни одна больница, тебе не продадут билет на автобус, тебе срежут пособие на треть. Так что тут, в центре, было спокойно. Это не какая-нибудь окраина.

Центр Лейпцига напоминал те времена, когда Германией правила бабушка Ангела. Тут по-прежнему мыли тротуары с шампунем, а дороги ремонтировались каждый год. Тут жила и работала чистая публика, каждый второй из которой имел хорошую страховку и самые радужные перспективы. Тут располагались офисы крупных банков и государственные учреждения. Центр был квинтэссенцией счастья и недостижимой мечтой миллионов. Любой прыщавый клерк, попав в Финстервальде, мог снисходительно упомянуть, что он работает здесь, и любая девчонка пойдет с ним, завороженная блеском несбыточной мечты.

А магазины!!! Какие тут были магазины! В них даже работали живые люди, которые увивались перед каждым, кто открывал их двери. С их лиц не сходили улыбки, ведь они были счастливы. Они имели работу! Мишка хмуро посмотрел на свои мешковатые штаны, кеды и майку с лицом знаменитого футболиста. Перед ним уж точно увиваться никто не станет. Он чужой здесь. Его место на окраинах. Там, где тусуются парни, которым нечего делать с утра до вечера. Ведь ББД все равно придет первого числа, и его, если не транжирить, хватит на пищевой батончик и банку пива, которая сделает жизнь чуть менее бессмысленной и пресной.

Машина проехала помпезные кварталы, а ощущение счастья и богатства вокруг уменьшалось с каждым перекрестком. Вскоре они заехали в привычную Мишке застройку из облезлых однотипных домов. Полицейские дроны сюда залетали редко, их здесь попросту сбивали. Уличные парни, которые банчили наркотой, опасались лишних глаз.

Такси остановилось, а черноголовые мальчишки, сидевшие на корточках, молча показали Мишке дверь в подъезд. Он бестрепетно зашел туда и, повинуясь жесту еще одного южанина, зашел в квартиру на первом этаже.

— Проходи, ложись, — бросил незнакомец, и Мишка не стал спорить.

Комната оказалась на удивление чистой, а на ее белоснежных стенах не было ни пятнышка. И даже воздух пах чем-то знакомым, как в больнице, где лежал Мишка в далеком детстве. Пожилая тетка в белом халате затянула жгут на его плече.

— Работай кулаком! — услышал Мишка, который поморщился, когда в его руку воткнули две иглы.

— Лежать долго, — сказала тетка, надев ему очки виртуальной реальности.

Четыре часа пролетели быстро. Мишка и не заметил их, завороженный видами одного из миров для богатеев. Он мог взлететь над землей, мог опуститься вниз, мог подслушать, о чем щебечут обнаженные дриады, одетые только в свои волосы. А еще он мог нырнуть в прозрачные бирюзовые воды океана, и поплыть рядом со стаей дельфинов, упиваясь волшебством нереального мира.

— Все, вставай! — сказала тетка, вытаскивая иглу из его предплечья. — Съешь вот этот батончик, он восстановит баланс электролитов. Сегодня много не пей.

— Да я вообще не пью, — стеснительно ответил Мишка.

— Ну и молодец, — равнодушно пожала плечами тетка, а потом бросила. — Свободен!

Такси, улицы Лейпцига, вокзал, дорога домой. Все это пронеслось в одно мгновение, потому что Мишка вспоминал тот сказочный мир для толстосумов, в который ему удалось заглянуть одним глазком. Вот как оно может быть! А его знакомые, что живут в зеленом мирке, рассказывали совсем иное. Экономный дизайн, однотипные дома, короткая травка, которая никогда не вырастет, и солнце, которое встает и заходит в одно и то же время. Там было просто немного лучше, чем на Земле-1. В их мире не было особенных излишеств, никто не станет тратить ресурсы на босяков. Босяки должны работать и копить денежки, реализуя Великую Западную Мечту. Они должны стремиться перебраться из этой унылой жопы, имея перед глазами настоящую цель. Ведь серебряный аккаунт стоит всего миллион долларов. Если найти подработку и платить по страховке четыре сотни в месяц, то за двести лет можно скопить нужную сумму. Страховые компании ведь продают свои полисы и в виртуальном мире тоже, не отпуская своих клиентов даже после смерти. Всего двести лет и твоя мечта сбылась! Тебя ждет райская жизнь в собственном коттедже с садиком и вечно молодой, невероятно красивой женой, у которой все эти годы на заставке монитора будет висеть ее новое лицо.

— Мам, я дома! — Мишка зашел в квартиру и сразу же пошел на кухню. Мама была там, он слышал ее всхлипывания.

— Мам, ну ты чего опять? — обнял ее Мишка за плечи. — Ну все же нормально. Тебе благотворительный фонд «Радуга» таблетки дал. Не о чем беспокоиться.

— Да это я от радости, Мишенька, — мама утирала непрошеные слезы, катившиеся по щекам. — Я и не надеялась уже. Есть же добрые люди на свете. Помогают таким, как я и Берта. У нее остеосаркома. Ты не знал?

— Берта? — по спине Мишки потек неприятный холодок. Он уточнил на всякий случай. — Мама Гельмута? У которой муж не просыхает?

— Да, — кивнула мама, поджав губы. — Во что он превратился! Смотреть противно! И почему она до сих пор живет с ним? Он же законченный алкоголик.

— Понятно, — протянул Мишка, который только сейчас понял, почему беспробудно пьет дядя Фриц, и почему высохла тетя Берта, и почему она до сих пор не развелась с ним, а покорно тащит домой, когда он снова напьется и заснет на улице.

— Этот фонд многим помогает, — продолжила мама. — И лекарства дают, и деньги, и даже операции больным детям за свой счет делают. Благослови, Господи, этих людей!

— Да-да! — Мишка уже не слушал маму, вспоминая все невероятные случаи, которые происходили у них на районе. Да, у одной пары прооперировали ребенка, одна вдова получает надбавку к пенсии за вредную работу, на которой трудилась в молодости. А кое-кто и вовсе ни с того ни с сего уезжал отдыхать на моря, хотя уже много лет сидел на пособии. Вот оно как, оказывается…

— А я тортик купила, Мишенька! — мамины глаза сияли такой неподдельной радостью, что парень выбросил из головы все мысли, что терзали его только что.

— Правда? — обрадовался он. — Дорого же!

— Ничего! — уверила его мама. — Такое событие надо отметить. Я так рада, так рада! Пойду завтра в магистрат и скажу, что ни в какое Зазеркалье я не перееду. Пусть слюной подавятся!

— А разве им не все равно? — удивился Мишка.

— Нет, конечно, — удивленно посмотрела на него мама. — У них ведь есть показатели работы. И чем меньше тут неизлечимо больных, получающих помощь от государства, тем выше эти самые показатели. Они же трясутся за свои места, сыночек! Ведь любой, кто отработал двадцать пять лет в магистрате, получает страховку! Они после смерти в собственном доме жить будут и внешность смогут выбрать, какую захотят. Они, если могли бы, сами меня на тот свет отправили бы. Лишь бы статистику по городу не портить.

И мама засмеялась дробным сухим смешком, представляя вытянутые от разочарования физиономии дам из городской управы. Она и сама была похожа на свой смех. Невысокая, худенькая, с лицом, испещренным мелкими ранними морщинками. Ее глаза лучились наивной добротой, которая смиряла самых отпетых хулиганов в классе. Как-то получалось у нее это, никто и не мог понять, как.

— Я порежу торт! — Мишка потянулся за ножом. Сегодня надо забыть о плохом. Сегодня они с мамой будут праздновать.