Рэмбо. Первая кровь

Глава 1

Была ночь. Тисл сидел в кузове грузовика под брезентовым навесом и смотрел на большую карту, прикрепленную к одному из бортов. Горела только маленькая электролампа, висевшая у карты. Рядом с картой, на столике, был громоздкий приемопередатчик.

Радист сидел в наушниках.

— Грузовик национальной гвардии номер двадцать восемь занял позицию, сказал он полицейскому. — Тот кивнул и воткнул в карту еще одну красную булавку — на южной стороне. К востоку желтые булавки показывали расположение сил полиции штата. Черные булавки на западе обозначали полицию из близлежащих городков и округов; белые булавки к северу представляли полицейские подразделения Луисвилла, Фрэнкфорда, Лексингтона, Боулинг Грина и Ковингтона.

— Неужели вы собираетесь просидеть здесь всю ночь? — спросил кто-то у Тисла. Тисл повернул голову — это был Керн, капитан полиции штата. — Поезжайте домой и поспите, хорошо? — продолжал Керн. — Врач посоветовал вам отдохнуть, а здесь все равно в ближайшее время ничего серьезного не произойдет.

— Не могу.

— Почему?

— Репортеры ищут меня дома и на службе. Лучший отдых, который я могу себе придумать — это не проходить через все заново вместе с ними.

— Скоро они вас и тут найдут.

— Нет. Я велел вашим людям у дорожных заграждений не пропускать их.

Керн пожал плечами.

— Врач перевязывал вам лицо и руки бесконечно долго, наверняка такое захватывающее зрелище он видит впервые в жизни. Что это за темное пятно у вас на рубашке? Неужели опять открылось кровотечение?

— Какая-то мазь, он слишком густо намазал. Под одеждой у меня тоже повязки. Те, что на ногах, такие тугие, что я с трудом хожу. — Он заставил себя улыбнуться, как если бы тугие повязки были всего лишь неудачной шуткой со стороны врача. Он не хотел, чтобы Керн понял, как ему плохо, так сильно кружилась голова.

— Боли есть? — поинтересовался Керн.

— Раньше болело меньше, до того, как он меня туго перевязал. Он дал мне таблетки, велел принимать каждый час.

— Помогают?

— Вполне. — Это прозвучало как нужно.

С Керном приходилось говорить осторожно, преуменьшая боль, но не настолько, чтобы тот перестал ему верить и насильно вернул в больницу. Раньше, когда Тисл лежал в больнице, Керн негодовал на него за то, что он пошел в лес, не дождавшись полиции штата. «Это моя юрисдикция, и вы полезли без спроса теперь сидите здесь и не суйтесь!» — сказал Керн. Тисл молча стерпел это, давая Керну выпустить пар, но потом постепенно убедил Керна в том, что вдвоем будет легче организовать столь масштабный поиск. Был и еще один аргумент, который Тисл не использовал, но знал, что Керн сам успел об этом подумать: сейчас может погибнуть не меньше людей, чем в начале, так что будет лучше с кем-нибудь поделить ответственность.

Мимо погромыхивали грузовики, большие грузовики, в которых, как знал Тисл, сидели солдаты. Завопила сирена, быстро приближаясь в их сторону, и Тисл был рад, что можно перевести разговор на другую тему.

— «Скорая помощь?» Для кого?

— Еще одного из цивильных подстрелили.

Тисл покачал головой.

— Они прямо умирают от желания помочь.

— «Умирают» — то самое слово.

— Что случилось?

— Глупость. Группа цивильных добровольцев ночевала в лесу, чтобы быть с нами с раннего утра. Они услышали в темноте шум и решили, что это парень к ним подбирается. Схватили свои винтовки и пошли выяснять. И, конечно, разбрелись в разные стороны, потому что порядка у них никакого. А потом один из них принял другого за парня и начал стрелять. Тот стал стрелять в ответ. Подключились остальные — хорошо еще никто не погиб, только ранен.

Тисл зажег сигарету — ее трудно было держать перевязанными пальцами.

— Эти гражданские нам все испортят. Надо было все держать в секрете.

— Моя вина. Есть один репортер, который часто заходит в мой кабинет — он услышал наши разговоры, еще до того, как я приказал своим людям молчать. Теперь они гонят отсюда всех посторонних.

— Ну да, а эти типы в лесу могут опять чего-нибудь испугаться и обстрелять ваших людей. И вообще вам никогда не удастся отогнать отсюда всех до одного. Завтра утром по всем этим холмам будут шататься гражданские. Вы же видели, что они заполонили город. Их слишком много, ими невозможно управлять. И это еще не самое плохое. Вот погодите, появятся профессионалы.

— Какие профессионалы? Кого вы имеете в виду?

— В действительности они любители, но называют себя профессионалами. Люди, которые стекаются в любое место, где идет розыск. Я таких много повидал. Им все равно, кого искать, за кем гнаться, важен сам процесс. Дело в том, что такие люди никогда не сотрудничают с тем, кто стоит во главе. Они любят организовать собственные группы и идти своим путем, идти туда, где им кажется интереснее всего, оставляя неисследованными целые участки…

Вдруг сердце у Тисла затрепетало, остановилось на мгновение, потом сильно заколотилось. И он, задыхаясь, схватился за грудь.

— В чем дело? — спросил Керн. — Вы…

— Все хорошо.

Я в порядке. Просто нужно принять еще одну таблетку. Врач предупреждал, что такое может случиться. — Это было неправдой. Врач ничего подобного не говорил, но уже во второй раз сердце угрожало ему отказать.

В первый раз таблетка помогла, вот и сейчас он торопливо проглотил еще одну. А Керн ни в коем случае не должен знать, что у него что-то с сердцем.

Керн помолчал, внимательно глядя на Тисла.

— Так что сейчас с вами было?

— Ничего. Врач сказал, переутомление.

— У вас лицо было серое, как рубашка.

Мимо проехало еще несколько грузовиков, и этот шум позволил Тислу помедлить с Ответом. Потом к Керну подъехала патрульная машина, так что отвечать вообще не пришлось.

— Мне, наверное, пора спать, — неохотно сказал Керн. — Он сделал шаг к машине заколебался, повернулся. — Вы хотя бы легли на эту скамью и поспали, пока меня нет. Сколько ни изучайте карту, она вам не скажет, где сейчас парень. А утром, к началу действий, вам нужно быть в хорошей форме.

— Если устану, лягу. Я хочу удостовериться, что все в точности займут свои позиции. В холмы я с вами пойти не смогу, сил не хватит, значит, должен пригодиться в чем-то другом.

— Подразделение полиции штата девятнадцать заняло позицию, — проговорил радист, и Тисл судорожно затянулся сигаретой, глядя, как полицейский втыкает желтую булавку в восточной части карты.

Глава 2

Карта почти не содержала подробных деталей. Эти дикие холмы никто никогда толком не исследовал. Коммуникационный грузовик Тисла стоял в нижней части дуги южной дороги. Здесь Тисла нашел полицейский штата, и поскольку парень был где-то неподалеку, с этого места и управляли розыском.

Радист сказал Тислу:

— Вертолет приближается. Они что-то говорят, но я пока не разберу.

— Наши два только что вылетели. Возвращаться им еще рано.

— Может, что с двигателем.

— Или он вообще не наш. Возможно, еще одна съемочная группа с телевидения. Если так, они не должны даже приземляться.

Радист вызвал вертолет, но ответа не получил. Потом Тисл услышал грохот приближающихся лопастей и, неловко поднявшись со скамьи, пошел к открытому заднему борту грузовика. Вертолет ощупывал прожектором вспаханное поле. Не так давно Тисл полз по этому полю.

— Они зависли, — сказал Тисл радисту. — Попробуйте еще. Скажите, чтоб не садились.

Но вертолет уже опустился на землю, шум лопастей постепенно затих. В кокпите зажегся свет, оттуда вылез мужчина, и когда он шел через поле, уверенный, прямой и гибкий, Тисл, еще не разглядев одежду, понял, что это не репортер и даже не полицейский штата, возвращающийся из-за неполадок с двигателем. Это был человек, которого он специально вызвал.

Он медленно слез с грузовика и, хромая, подошел к краю дороги. Мужчина приблизился к проволочной изгороди.

— Извините, я уже всю линию облетел, ищу одного человека. Может быть, он здесь, Уилфреда Тисла.

— Это я.

— А я Сэм Траутмэн. Я прилетел по поводу моего мальчика.

Мимо прошли еще три грузовика национальной гвардии, и в свете фар Тисл разглядел форму Траутмэна, знаки различия капитана, его зеленый берет, аккуратно заткнутый за ремень.

— Вашего мальчика?

— Не совсем, пожалуй. Я не сам его обучал. Это делали мои люди. Но я обучал людей, которые обучали его, так что в некотором смысле он мой. Он сделал еще что-нибудь? Последнее, что я слышал, это что он убил тринадцать человек. — Мужчина проговорил все это ясно, отчетливо, без лишних эмоций, но тем не менее Тисл услышал нечто знакомое: по ночам в участке, так говорили отцы, шокированные и пристыженные тем, что натворили их сыновья.

Но тут все было посложней. В голосе Траутмэна звучало и другое, необычное в подобной ситуации, Тисл не сразу это понял, а поняв, удивился.

— Похоже, вы им гордитесь, — сказал Тисл.

— Да? Очень жаль. Я вовсе не намерен им гордиться. Просто он лучший из всех учеников, которых когда-либо выпускала наша школа, и если он допустил ошибку в боевых действиях, значит, в нашей школе не все ладно.

Он показал рукой на изгородь из колючей проволоки и начал перелезать через нее с той же плавной экономичностью движений, с которой вылезал из вертолета и шел через поле. Преодолев изгородь, он оказался совсем близко к Тислу, и Тисл увидел, как плотно облегает его тело военная форма — ни складки, ни морщинки.

В темноте его кожа отливала свинцом. У него были короткие черные волосы, зачесанные назад, тонкое лицо, острый подбородок. Подбородок немного выдавался вперед, делая этого человека похожим на маленького хищника — ласку, что ли? Ему вспомнились кадровые офицеры в Корее, профессиональные убийцы, люди, бывшие «на ты» со смертью. Тислу всегда хотелось держаться от них подальше. Может, напрасно он вызвал сюда этого человека?

— Вы прилетели раньше, чем я ожидал, — сказал Тисл. — Спасибо. Нам очень нужна помощь.

— Верно, помощь вам нужна, — ответил Траутмэн. — Честно говоря, и без вашей телеграммы я бы сюда приехал. Он уже не служит в армии, это строго гражданское дело, но все же я чувствую себя отчасти ответственным. Однако запомните вот что: участвовать в этой бойне я не буду. Я помогу только в том случае, если все будет делаться должным образом. Его нужно поймать, а не просто убить, не дав ему ни малейшего шанса. Да, он может погибнуть, но я не хотел бы думать, что это главная цель операции. Мы единодушны в этом вопросе?

— Да. — Тисл говорил правду. Он вовсе не хотел, чтобы парня разорвало на куски где-нибудь в холмах, да еще в его отсутствие. Нет, он хотел, чтобы мерзавца притащили вниз, чтобы можно было видеть все, что с ним потом сделают.

— Ну, тогда хорошо, — кивнул Траутмэн. — Хотя я не уверен, что от моей помощи будет какой-то прок. Думаю, никто из ваших людей не сможет подобраться к нему достаточно близко, с тем, чтобы хотя бы увидеть его, уж не говорю поймать. Он намного хитрее и сильнее, чем вы можете себе представить. Как получилось, что он не убил и вас? Не понимаю, как вам удалось от него уйти…

Опять он это услышал — смесь гордости и разочарования.

— Вы сожалеете, что мне это удалось?

— Ну, в некотором смысле это так и есть, но не стоит обижаться. Строго говоря, он не должен был допустить этот промах. С его-то навыками. Если бы вы были врагом, которого он упустил, это могло иметь серьезные последствия, и я хотел бы знать, почему так получилось: возможно, в этом есть кое-что поучительное для моих людей. Расскажите, как вы планировали розыск. Как вам удалось так быстро мобилизовать подразделения национальной гвардии?

— У них были запланированы на уикэнд военные игры. Все снаряжение было готово, оставалось только вызвать людей на несколько дней раньше.

— Но это гражданский командный пост. А где армейский штаб?

— Дальше по дороге, в другом грузовике. Но офицеры позволяют нам отдавать приказы. Они хотят знать, как их люди справятся с этим без них, и поэтому только наблюдают, как это принято в военных играх.

— Игры, — сказал Траутмэн. — Господи, все любят во что-то играть. Почему вы думаете, что он еще где-то здесь?

— Потому что все дороги, ведущие с холмов, были под наблюдением с тех самых пор, как он туда поднялся. Он бы не смог выбраться оттуда незамеченным. А если и смог, я бы это почувствовал.

— Что?

— Это трудно объяснить. У меня выработалось какое-то дополнительное чувство после всего, через что я из-за него прошел. Он там, я в этом не сомневаюсь. И утром я зашлю туда столько людей, сколько там деревьев.

— Это невозможно, поэтому преимущество останется за ним. Он специалист по партизанским боям, умеет кормиться с земли, вам же придется доставлять своим людям пищу. Если удастся, он спрячется где-нибудь и будет пережидать целый год. Он ведь один, а одинокого человека трудно найти. Ему не нужно выполнять приказы, согласовывать свои действия с другими подразделениями, поэтому он может быстрее передвигаться, сделать несколько выстрелов и сразу уйти, чтобы повторить это в другом месте. Его учили мои люди.

— Прекрасно, — сказал Тисл. — Теперь вы научите меня.

Глава 3

Рэмбо проснулся в темноте на большом плоском камне. Он проснулся из-за боли в груди. Это место распухло так сильно, что пришлось ослабить ремень, при каждом вдохе сломанные ребра пронизывала боль, и он морщился.

Он не знал, где находится. Судя ряб всему, была ночь, но он не понимал, почему тьма такая кромешная, почему не мерцают звезды или не отсвечивают слегка тучи. Руками нащупал стены влажной скальной породы. Пещера, удивился он. Я в пещере. Он начал выбираться из пещеры.

Снаружи была кристально ясная ночь, яркие звезды, луна, внизу отчетливо различались очертания деревьев и камней. Он не знал, как долго пролежал в пещере, как туда забрался. Последнее, что он помнил, это как на рассвете карабкался вверх от того места, где лежал в куманике, потом шел по лесу, пил из ручья. Он тогда специально лег в ручей, чтобы смыть усталость, а сейчас он у входа в пещеру, и уже наступила ночь.

Очень далеко внизу были огни, сотни ярких точек, они гасли и зажигались вновь, передвигались, большей частью желтые и красные. Машины на дороге, подумал он, возможно, там шоссе. Но огоньков было уж очень много для обычного шоссе. Постепенно их движение прекратилось, они остановились, образовав цепь слева направо от него на расстоянии примерно две мили. Он мог ошибиться что касалось расстояния, но теперь знал точно, что огни имеют отношение к нему. Тисл, подумал он, это Тисл за мной охотится.

Он услышал вертолет — слева, далеко, за ним еще один, а потом вертолет справа и еще несколько… Ветер донес лай собак, а вместе с ним отдаленное гудение мощных грузовиков. Если огни горят, моторы должны работать вхолостую, подумал он. Попытался сосчитать огни, но сбился и лишь прикинул, сколько же это людей, если в каждом кузове может поместиться двадцать пять — тридцать человек. Получалось много. Тисл хочет бить наверняка, он собрал все, что смог.

Но Рэмбо уже не хотел с ним воевать. Он был ранен и мучался от боли, а гнев в нем уже угас. Он убил столько людей, потратил столько сил и времени на собственное спасение — но не победил. Как все глупо и бессмысленно, подумал он. И почувствовал себя совершенно опустошенным. Зачем все это? Надо было воспользоваться бурей и уйти.

Ну, теперь он уйдет. У него был бой с Тислом, честный бой, и Тисл остался жив. На этом поставим точку.

Он тут же понял, что это будет не так просто сделать. Ибо причиной дрожи во всем теле, которую он чувствовал с момента пробуждения был не ночной холод. По спине пробежала волна жара, потом лицо покрылось потом. Это лихорадка. И очень сильная, иначе бы ему не было так плохо. Он болен. Если он станет пробираться сейчас через эту линию огней, то свалится где-нибудь по дороге. Ему и стоять-то трудно. Тепло — вот что нужно в первую очередь. И укрытие, место, где можно выгнать с потом лихорадку и дать отдохнуть ребрам. И пища он не ел с тех пор, как нашел на теле старика, смытого с утеса, сушеное мясо.

Он пошатнулся и был вынужден опереться рукой о камень у самого входа в пещеру. Ну вот и ладно, сойдет пещера, у него все равно нет сил искать что-либо получше. Он так быстро слабел, что не был уверен, успеет ли оборудовать пещеру.

Спустившись к деревьям, очертания которых видел сверху, он стал отбирать пышные мягкие ветки, которые было легко отломить. От каждого дерева брал только одну, чтобы не оставлять заметного следа. Ветки отнес в пещеру — теперь идти было очень трудно, и он спотыкался.

Потом пришлось спуститься за сухими листьями и валявшимися на земле обломками мертвого дерева. Их он запихал в шерстяную рубашку, листья нес в руках — огромной охапкой. Потом в два приема перетащил все это в глубь пещеры.

Пол здесь был сырой, он поспешно разбросал сухие листья и куски дерева и поджег листья спичками, которые дал ему старик в лесу. Спички с тех пор промокли под дождем и в ручье, но успели высохнуть, пока он спал.

Дерево было такое старое, что почти не дымило, а тот дым, который все же появлялся, уносило током воздуха дальше в туннель. Подрагивая, Рэмбо протянул руки к огню, и стал рассматривать тени на стенах пещеры. Он ошибся, это была не пещера — и он видел это сейчас вполне отчетливо. Когда-то, очень давно, здесь был рудник.

Ощущения безопасности не было. Если он нашел вход в рудник, то и другие найдут. Завтра они придут сюда, он не должен расслабляться, надо сохранить чувство времени и уйти еще до утра. Судя по луне, было около одиннадцати часов. Он успеет отдохнуть. Ну да. Он отдохнет и уйдет.

Костер согревал и успокаивал. Рэмбо наложил рядом с ним хвойных веток, сделав что-то вроде матраса, потом лег на него больной стороной к огню. Кое-где иглы покалывали через одежду, но тут уж ничего нельзя было поделать: хвойный «матрас» был ему необходим на этом сыром полу.

Только теперь, лежа, он вспомнил о том, что необходимо сделать: проверить, не виден ли свет снаружи. Добыть пищу. Что еще? Он встал и вышел из пещеры, у самого выхода пошатнулся и чуть не упал: сильно кружилась голова.

Первый винтовочный выстрел грохнул где-то внизу справа. Сразу за ним последовали еще три. Было слишком темно, и выстрелы звучали далеко — значит целью был не он. Донеслись еще три выстрела, потом завыла сирена. Какого черта? Что там происходит?

Пища.

Вот о чем нужно подумать. Пища. Он уже знал, как ее возьмет. Когда он первый раз вышел из пещеры, большая сова снялась с дерева, но через несколько минут вернулась. Сейчас смутный силуэт этой птицы уже дважды совершил в темноте свой полет. Совы опять не было на дереве. Он ждал, когда она вернется.

Далеко справа опять прозвучали выстрелы. Почему, интересно? Он стоял, подрагивая, и с недоумением ждал. По крайней мере его выстрел сольется с теми и не привлечет к себе внимания. Ночью целиться всегда трудно, но со светящейся краской, которую старик нанес на прицел, у него есть шанс. Он ждал и ждал, мучаясь от жуткого голода, но вот наконец раздался одинокий и едва слышный хлопок крыльев. Подняв глаза, Рэмбо увидел стремительно приближающийся силуэт. Сова села на дерево. Раз, два, он вскинул винтовку к плечу, целясь в темное пятно. Три, четыре, он напряг мышцы, чтобы унять дрожь. Ка-ранг! Отдача болью полоснула по ребрам, он без сил прислонился к скале, думая, что мог промахнуться, а сова улетела бы от него, но увидел как темное пятно шевельнулось. Потом мягко упало с дерева, и задев ветку, слилось с черной землей.

Собрав остатки сил, он вернулся в пещеру, лег, рассмотрел сову. Старая, решил он, жесткая.

А почему где-то там стреляли, он так и не понял.

Глава 4

Машина «Скорой помощи», завывая сиреной, промчалась мимо коммуникационного грузовика, за ней прошли три грузовика, полные гражданских — те громко сетовали, что-то кричали национальным гвардейцам вдоль дороги. За грузовиками следовали две машины полиции штата, которые за всем присматривали. Тисл постоял у обочины, освещаемый фарами, покачал головой и вернулся к коммуникационному грузовику.

— Не известно еще, сколько раненых? — спросил он у радиста.

— Только что сообщили. Один из них. Один из наших. Гражданский получил пулю в коленную чашечку, а наш в голову.

— О! — Тисл на мгновение закрыл глаза.

— Санитар сказал, он может не дотянуть до больницы.

Может, мрачно подумал Тисл. Наверняка не доживет, если учесть, что уже трое суток подряд все складывается далеко не в их пользу. Умрет по дороге.

— Я был с ним знаком? Хотя нет. Погодите. Лучше не надо мне говорить. Среди мертвых уже и так хватает тех, которых я знал. Лучше бы собрали этих пьяниц в одно место, где они больше никого не смогут подстрелить. В грузовиках сидели последние из них?

— Керн думает, что да, но он в этом не уверен.

— Значит, в лесу может оказаться целая сотня.

Господи, лучше бы это произошло между вами двумя, тобой и парнем. Сколько еще людей погибнет, прежде чем все это кончится?

Тислу опять стало хуже, подкашивались ноги, не хватало воздуха, лицо покрылось потом.

— Может, вам лучше подняться сюда и лечь? — посоветовал радист. — А то вы такой белый, что прямо светитесь.

Он слабо кивнул.

— Только не говорите этого при Керне. Передайте мне свой кофе, хорошо? Его руки дрожали, когда он запивал две таблетки, а тут как раз вернулся Траутмэн, разговаривавший с национальными гвардейцами дальше по дороже. Он только взглянул на Тисла и сказал:

— Вам нужно лечь в постель.

— Не раньше, чем все это кончится.

— Ну, на это может уйти больше времени, чем вы думаете. Это вам не Корея. Массированная атака хороша, если вам противостоит тоже группа войск смешается один фланг, а враг-то велик, его издалека видно, и можно вовремя укрепить этот фланг. Здесь это невозможно, потому что мы воюем против одного человека, да еще такого. Малейшая неувязка где-нибудь на одной линии — и он проскользнет совершенно незамеченным.

— Негативного вы назвали очень много. А позитивное что-нибудь можете сообщить?

Он сказал это излишне резко, и когда Траутмэн стал ему отвечать, в его ровном голосе звучали какие-то новые нотки:

— Мне еще нужно уточнить некоторые детали. Я пока не знаю, как вы управляете полицией своего городка, но хотел бы это знать, прежде чем что-либо начну.

Тислу требовалась его помощь, и он поспешил загладить свой промах:

— Извините. Не обращайте на меня внимания. Я из-за всего этого сам не знаю, на каком свете нахожусь.

Он чувствовал — начали действовать таблетки. Он не знал, что в них, но они несомненно действовали, ибо головокружение проходило. Хотя его не могло не беспокоить то, что периоды головокружения повторялись все чаще и продолжались все дольше. Что же до сердца, то оно успокаивалось, перебоев не было.

Он взялся за борт грузовика, чтобы влезть в кузов, но не хватило сил.

— Вот. Возьмите мою руку, — сказал радист.

С помощью радиста он залез в грузовик, но слишком быстро и чуть было не грохнулся от слабости. Траутмэн поднялся вслед за Тислом с естественной легкостью и остановился, наблюдая за ним. Что-то в недавних словах Траутмэна беспокоило Тисла, но он не мог сообразить что.

Наконец он вспомнил.

— Откуда вы знаете, что я был в Корее?

— Все очень просто. Перед тем как вылететь сюда, я позвонил в Вашингтон, и мне зачитали ваше досье.

Тислу это не понравилось. Совсем не понравилось.

— Я был вынужден это сделать, — продолжал Траутмэн. — И не воспринимайте это как вторжение в вашу личную жизнь. Мне было необходимо понять, что вы за человек — на тот случай, если вы сами виноваты в этой истории с Рэмбо, если сейчас это прежде всего месть с вашей стороны. Таким образом, я мог бы предвидеть осложнения, которые вы можете спровоцировать. Вы связались с Рэмбо, ничего о нем не зная, даже его имени, это была одна из ваших ошибок.

Есть правило, которое мы всегда повторяем — никогда не вступать в бой с врагом, если не знаешь его так же хорошо, как себя.

— Ладно. Вы знаете, что я был в Корее — ну и что дальше?

— Прежде всего, это частично объясняет то, что вам удалось от него скрыться.

— Но тут и так все ясно. Я же рассказывал вам, как все было. Я бежал быстрее него, вот и все.

— В том-то все и дело, — Траутмэн усмехнулся. — По идее, вы не могли бежать быстрее. Он моложе вас, в лучшей форме, к тому же лучше обучен. — Он помолчал. — Меня интересует следующее: Рэмбо знал, что вы воевали в Корее?

Тисл пожал плечами.

— Медаль пришпилена к стене у меня в кабинете. Он ее видел. Если ему это что-нибудь сказало…

— О, можете в этом не сомневаться. Именно это и спасло вам жизнь.

— Ну, не знаю. Я просто потерял голову, когда он застрелил Шинглтона, и кинулся прочь, как испуганная крыса. — Ему стало легче оттого, что он признался вот так, открыто.

— Конечно вы потеряли голову и кинулись прочь, — сказал Траутмэн. — Вы давно не участвовали в подобных действиях. На вашем месте кто бы не побежал? Но, понимаете, он от вас этого не ожидал. Он профессионал и, естественно, исходил из того, что человек, заслуживший медаль, тоже профессионал. — О, конечно же не такого класса как Рэмбо, к тому же потерявший форму, но все же профессионал. Этим он и руководствовался в своих поступках. Вы когда-нибудь видели шахматную партию между любителем и профессионалом?

Любитель выигрывает больше фигур. Потому что профессионал привык играть с людьми, которые тщательно продумывают каждый ход, а тут любитель переставляет фигуры по всей доске, сам толком не понимая, что делает. Ну и вот, профессионал пытается увидеть в этом какую-то систему, не находит ее, теряется и начинает проигрывать. А в вашем случае произошло следующее: вы бежали вслепую, а Рэмбо следовал за вами, пытаясь вычислить, чтобы сделал на вашем месте такой, как он. Он ожидал, что вы заляжете где-нибудь в засаде, и это его задерживало, а когда он понял, что ошибся, было уже поздно.

Радист сильно вздрогнул и повернул к ним побледневшее лицо.

— Что такое? Что случилось? — спросил Тисл.

— Наш человек, которого ранили в голову. Он только что умер.

Конечно, подумал Тисл. Иначе и быть не могло.

— Да поможет ему Бог, — вслух сказал он. — Не знаю иного пути, кроме как охотиться на парня со всей этой массой людей, но больше всего на свете я бы хотел остаться с ним один на один.

— Если бы вы оказались с парнем один на один, — сказал Траутмэн, — он бы теперь знал, как вас брать. На прямой. Он бы вас убил, это точно.

— Нет. Потому что я не пробегу. Там, наверху, я его боялся. Сейчас не боюсь.

— Напрасно.

— Нет, я учусь у вас — не связываться с человеком, пока его не знаешь. Вы так сказали. Ну так вот, я уже знаю о нем достаточно, чтобы его взять.

— Это глупо. Я вам почти ничего о нем не рассказал. Может, какой-нибудь досужий психиатр и вывел бы целую теорию из того, что его мать умерла от рака, когда он был еще маленьким, что его отец алкоголик, что, когда отец пытался убить его ножом, Рэмбо убежал из дома, захватив лук, выстрелом из которого сам чуть не убил отца. Какую-нибудь теорию в духе Фрейда. Особо выделив при этом, что в доме было голодно, и парню пришлось оставить среднюю школу и поступить работать в гараж. Все это звучало бы очень логично и в то же время ничего бы не значило. Потому что мы не берем психов. Мы исследовали его всеми тестами, он такой же уравновешенный человек, как вы или я.

— Но я не сделал убийство своей профессией.

— Конечно. Вы миритесь с системой, которая позволяет другим делать это за вас. А когда они возвращаются с войны, вы не можете вынести исходящий от них запах смерти.

— Поначалу я не знал, что он был на войне.

— Но вы видели, что он ведет себя ненормально, и не очень-то пытались выяснить почему. Он был бродягой, сказали вы. Кем он еще мог быть? Он добровольно отдал три года войне, которая, как считалось, должна помочь его стране, и вынес с этой войны единственное — искусство убивать. Мог он найти работу, на которой требовались бы эти навыки?

— На войну его никто не гнал, а после он мог вернуться в гараж.

— Он записался добровольцем потому, что думал — его так или иначе призовут, а отборные части, в которых больше шанс выжить, не берут тех, кто призван, а только добровольцев. Вы говорите, он мог вернуться в гараж. Прекрасный вариант, а? Три года, в результате которых он получил медаль, нервное расстройство и работу — смазывать машины. Вот вы хотите схватиться с ним один на один, но человек, профессия которого убивать, вызывает у вас отвращение. Иисусе, вы такой же военный человек, как и он, вот почему все так закрутилось. Надеюсь, вам удастся схватиться с ним. Это будет последний сюрприз в вашей жизни. Потому что он нечто особое. Он специалист в своем деле. Мы отправили его на войну, а он принес ее домой. Чтобы перехитрить Рэмбо хотя бы один раз, нужно изучать его годами. Вам пришлось бы пройти каждый курс, который прошел он, побывать в каждом бою, в котором побывал он.

— Вы капитан, но вас послушать, так вы не очень любите военных.

— Конечно не люблю. Кто из тех, кто в здравом уме их любит?

— Тогда зачем вы этим занимаетесь — учите людей убивать?

— Я этого не делаю. Я учу их оставаться живыми. Пока мы посылаем людей воевать где бы то ни было, самое важное, что я могу сделать, это сделать так, чтобы по крайней мере некоторые из них возвращались. Моя работа — спасать жизни, а не отнимать их.

— Вы утверждаете, что я такой же военный человек, как он. Думаю, вы ошибаетесь. Просто я выполняю свою работу, как умею. Но оставим это пока. Вот вы говорите, что приехали сюда помочь, но до сих пор все, что вы делаете говорите.

И если ваша работа спасает жизни, то почему вы еще ничего не сделали для того, чтобы помешать ему убивать людей?

Траутмэн медленно вытащил из пачки на столике радиста сигарету.

— Вы правы, я тянул время. Но предположим, я бы помогал. Теперь подумайте вот о чем. Вы бы действительно хотели чтобы я помогал? Он — лучший ученик, выпущенный моей школой за все времена. Воевать с ним было бы то же самое, что воевать с самим собой, ибо я подозреваю, что он не по своей воле попал в эту ситуацию…

— Никто не заставлял его убивать полицейского опасной бритвой. Неужели это не ясно?

— Дайте мне закончить. Рэмбо очень похож на меня, и я вел бы себя нечестно, если бы не признал, что симпатизирую ему и хотел бы, чтобы он спасся. С другой стороны, Господи, он же взбесился. Не надо было ему гнаться за вами, когда вы начали отступать. Большинство из этих людей умерли ни за что ни про что — ведь у него была возможность уйти. Это непростительно. Но несмотря на все это, я ему симпатизирую. Что, если я непроизвольно разработаю такой план его поимки, который позволит ему спастись?

— Вы этого не сделаете. Если он скроется от нас здесь, нам придется продолжать розыск, и погибнет кто-то еще. А вы уже согласились, что в такой же степени отвечаете за него, как и я. Поэтому если он ваш лучший ученик, докажите это, черт возьми. Бросьте против него все, что только можете придумать. И если он все же уйдет от нас — ну что ж, вам не в чем будет себя упрекать, и вы сможете вдвойне им гордиться. Так что по двум причинам вам не остается ничего другого как помогать нам.

Траутмэн посмотрел на свою сигарету, глубоко затянулся и швырнул ее за борт грузовика.

— Не понимаю, почему я ее зажег. Я бросил курить три месяца назад.

— Не уклоняйтесь от темы, — сказал Тисл. — Вы будете нам помогать или нет?

Траутмэн взглянул на карту.

— Я вот о чем думаю… Через несколько лет подобный розыск даже не понадобится. У нас уже есть приборы, которые можно прикрепить к брюху самолета. Чтобы найти человека, достаточно пролететь над местом, где он предположительно скрывается, и прибор зарегистрирует излучаемую телом теплоту. Сейчас таких машин слишком мало. Нам сюда такую не дадут. Почти все они на войне. Но когда мы вернемся оттуда, ни один беглец от нас больше не скроется. И такой человек, как я, будет не нужен. Что-то кончается. А жаль. При всей моей ненависти к войне я страшусь того дня, когда машины заменят человека.

— Вы продолжаете уклоняться.

— Да, я буду помогать. Рэмбо необходимо остановить, и пусть это сделает такой человек как я, который понимает этого парня и его боль.

Глава 5

Рэмбо поджаривал сову на костре. Вот до чего дошло, думал он. От ночевок в спальном мешке в лесу, гамбургеров с кока-колой в пыльной придорожной траве к постели из хвойных веток в заброшенном руднике и старой сове без соли и перца. Не очень-то все это отличается от прежних ночевок в лесу, но тогда жизнь по минимуму казалась чем-то вроде роскоши, потому что он сам хотел так жить. Но теперь, возможно, ему долго придется жить вот так, и это действительно казалось минимумом. А скоро у него и это могут отнять, и останется лишь воспоминание о сносной ночи и жареной сове. О Мексике он уже не думал. Только о том, чем накормить себя в следующий раз, на каком дереве поспать. День, ночь. День, ночь.

В груди болело, он поднял обе свои рубашки и посмотрел на ребра, поразившись, как там все распухло и воспалилось. Несколько часов сна тут не помогут, мрачно подумал он. Но, по крайней мере, голова уже не кружилась. Пора в путь.

Его испугал голос. Он прокатился неясным эхом по туннелю — казалось, кто-то стоит снаружи и обращается к нему в громкоговоритель. Как они могли узнать, где он? Он торопливо проверил, пристегнуты ли пистолет, нож и фляжка, схватил винтовку и побежал к выходу. Там приостановился — посмотреть, не ждут ли его снаружи. Но никого не было видно. Он опять услышал голос. Это явно был громкоговоритель. С вертолета. Мотор ревел где-то за гребнем, его перекрывал голос: «Группы с двенадцатой по тридцать первую. Собраться на восточном склоне. Группы с тридцать второй по сороковую. Рассеяться к северу». Далеко внизу по прежнему была застывшая в ожидании линия огней.

Да, Тисл очень хочет его взять. Там, внизу, должно быть, небольшая армия. Но зачем громкоговоритель? Разве не хватает полевых раций, чтобы координировать группы? Или они шумят для того, чтоб действовать мне на нервы? Или запугать меня, дав знать, сколько людей за мной охотится? Может быть, на севере и востоке вообще никого нет. Специальные войска, в которых служил Рэмбо, часто брали на вооружение такую тактику. Это обычно сбивало противника с толку, вызывало стремление угадать, что же специальные войска собираются делать. Было и контрправило: если кто-то хочет, чтобы ты о чем-то гадал, не делай этого. Лучшая реакция — вести себя так, будто ничего не слышал.

Голос повторял сказанное, ослабевая по мере удаления вертолета. Но Рэмбо не интересовало, что он говорит. Пусть Тисл вводит людей в эти холмы со всех сторон — неважно, он будет в таком месте, где его минуют не заметив.

Он посмотрел на восток. Небо там посерело. Скоро рассвет…

Глава 6

Лежа на самой верхней точке гребня, Рэмбо смотрел вниз и видел, как они приближаются: вначале маленькими группами, просачивающимися через лес, потом хорошо организованное методическое прочесывание таким огромным количеством людей, что сосчитать их просто невозможно. Они были примерно в полутора милях от него, маленькие точки, быстро растущие. Летали вертолеты, выкрикивающие приказания, на которые он не обращал внимания, поскольку не мог решить, настоящие они или фальшивые.

Вероятнее всего, Тисл ожидал, что он станет отступать от надвигавшихся на него людей. А он пошел им навстречу, используя при этом все возможные природные укрытия. Очутившись внизу, юн побежал налево, держась рукой за бок. Скоро ему не Придется бегать. Преследователи были минутах в пятидесяти, может быть, меньше, но если он успеет в нужное место раньше их, там у него появится возможность отдохнуть. Он с трудом поднялся на лесистый склон, невольно замедлив бег, натужно переводя дыхание, — вот он, ручей. К нему-то он и стремился выйти. Ручей, возле которого он лежал после того, как Тисл сбежал от него в куманике.

Он вышел к ручью в том месте, где вода струилась по камням, а оба пологих берега поросли травой. Шел вдоль ручья, пока не попался глубокий пруд. Здесь наконец берега стали крутыми, но тоже сплошь в траве. Пришлось пройти еще вперед, там был еще один пруд с крутыми берегами, теперь уже голыми. У дерева на этой стороне пруда обнажены корни — почву унесла вода. Рэмбо не мог ступить в грязь: остались бы следы. Перепрыгивая с одного травянистого участка на другой, он осторожно опустился в воду, стараясь не взмутить донную тину, которая могла надолго зависнуть в воде, тем самым выдавая его присутствие. Он проскользнул в нишу из влажной земли, между корнями дерева и берегом, потом не спеша и тщательно стал зарываться вглубь, забрасывая грязью ноги, грудь, притягивая ближе к себе корни дерева, забираясь глубже, глубже, как краб, замазывая грязью лицо, наваливая на себя побольше, чувствуя всем телом холодный мокрый груз — дышалось уже с трудом… Это лучшее, что он мог сделать. Других вариантов не было. Он лежал и ждал.

Долго никто не появлялся. На носу у него стала конденсироваться жидкость, залепившая веки грязь подсохла. Ему нужно было что-то делать, чем-то помогать себе сохранять спокойствие и неподвижность, и он начал считать секунды…

Наконец он их услышал. Тупые звуки шагов. Множество ног. Все выше него. И приглушенные голоса, плеск воды — люди шли по ручью. Шаги приближались, потом загрохотали прямо на нем, остановились, давили на грязь, на его грудь, сломанные ребра — как больно! Он перестал дышать. Как долго он сможет выдержать без воздуха?

Три минуты.

Если прежде сделает несколько глубоких вздохов. Значит, в данном случае две минуты. Продержаться две минуты. Но для него время сместилось, одна минута казалась двумя. Потребность в воздухе может стать слишком сильной, и тогда он не сможет сохранить неподвижность… Все. Тяжесть на его груди уменьшилась. Голоса и плеск воды удалялись. Но слишком медленно и он еще не мог вылезти. Да и кто-то вполне возможно отстал. А кто-нибудь мог оглянуться. О Господи, скорее. Он потянулся всем телом на волю, но застывшая грязь не поддавалась, он рванулся — и в полную грудь задышал свежим воздухом. Стон. Слишком шумно. Они услышат. Он быстро огляделся.

Голоса и шорох в кустах. Но никого не видно. Наконец-то он один, осталось только пересечь ближайшие дороги. Он медленно опустился на землю. Свободен.

Нет, еще не свободен. Многое предстоит преодолеть прежде, чем ты доберешься до этих дорог.

Можно подумать, я сам не знаю, возразил он себе. Всегда нужно что-то преодолевать. Бесконечно.

Вот и начинай.

Через минуту.

Нет. Сейчас. Иначе тебя поймают, и тогда времени для отдыха будет очень много.

Он неохотно поднялся и забросал грязью то место под корнями, где лежал, чтобы ничего не было заметно, если здесь пройдет еще одна группа. Пусть думают, что он в холмах, а не вблизи дорог.

Потом, отложив винтовку в сторону, забрался в самую глубокую часть пруда и смыл с себя грязь. Теперь не имело значения, что поднятая им тина замутит воду: здесь прошли люди, и все так или иначе было мутное. Мылся он тщательно. Если у тебя образ жизни животного, то вовсе не обязательно чувствовать себя животным. Этому его учили. Будь по возможности чистым. Это повышает боеспособность.

Он вылез из пруда, нашел на земле тонкую веточку и прочистил ею винтовку, дернул несколько раз затвором, проверяя легкость хода, вновь зарядил выброшенными при этом патронами, и осторожно пошел сквозь кусты в сторону дороги. Он был рад, что смыл грязь в ручье, сейчас он чувствовал себя лучше, энергичнее, вполне способным скрыться от преследователей.

Это чувство исчезло, когда он услышал собак, две своры. Одна была прямо впереди и двигалась в его сторону, другая — слева. Те, что впереди, шли, наверное, по следу, оставленному им, когда он, потеряв Тисла, добрел до этого ручья и в полубессознательном состоянии поднялся к руднику. Значит, левая свора повторяет его путь, когда он гнался за Тислом в куманике. С тех пор прошло больше суток, и, если там нет опытного следопыта, они не смогут определить, какой след оставлен им на пути в заросли куманика и какой — из зарослей. Чтобы не рисковать, они пустили собак по обоим следам.

Все эти соображения мало ему помогли. Необходимо было как-то отделаться от своры, приближающейся к ручью, а просто убежать от них он не мог — с переломанными-то ребрами. Можно устроить им засаду и перестрелять, как он перестрелял собак Тисла, но выстрелы выдадут его позицию, а в лесу столько преследователей, что его быстро окружат.

Нужно обмануть собак. Время у него есть. Они не появятся сразу в этой части ручья. Вначале его запах уведет их от воды, вверх к руднику.

У него появилась идея. Не очень хорошая, но все же. Он быстро вернулся к тому месту, где лежал зарывшись в грязь, там вошел в воду по пояс и, осторожно ступая, направился по течению ручья в сторону дороги, прикидывая по ходу, как поведут себя собаки. Они спустятся от рудника, найдут его след от «ложа» в ручье в лес, пойдут по нему и остановятся в растерянности, когда след вдруг оборвется посреди кустарника. Сопровождающие собак люди не скоро поймут, что он вернулся по собственному следу к ручью и вошел в него, а когда поймут, он будет уже далеко. Может быть, в машине, которую украдет.

Но полиция оповестит все дорожные патрули о краденой машине.

А он ее бросит, проехав несколько миль.

И что дальше? Украсть еще одну машину, а потом и ее бросить? Оставить машину и уходить пешком, чтобы вскоре услышать за спиной собак?

Пробираясь по ручью и обдумывая все варианты, он постепенно понял, как это будет трудно, почти невозможно. Тисл никогда не отстанет. Тисл не даст ему жить на свободе, даже отдохнуть не даст.

С беспокойством прислушиваясь к лаю собак, который становился все ближе, и глядя под ноги, чтобы не запнуться о крупный камень или еще обо что-нибудь, он шел, прижимая руку к ребрам, и не видел человека, пока не наткнулся на него. Тот сидел на берегу, сняв носки и ботинки и опустив ноги в воду. У этого человека были голубые глаза. Он держал винтовку наготове, подозрительно хмурясь. Наверное, он слышал, как приближается Рэмбо, и на всякий случай приготовился, но, очевидно, не верил, что это действительно может быть Рэмбо, потому что когда он понял, кто перед ним, его парализовало, а Рэмбо бросился на него. Никакого шума. Не должно быть никакого шума. Не стрелять. Рэмбо выхватил нож, отбросил винтовку противника в сторону, тот успел приподняться и Рэмбо всадил ему нож в живот и тут же провел им вверх, к ребрам.

— Иисусе, — удивленно сказал человек и умер.

— Что? — спросил кто-то.

Рэмбо невольно дернулся. У него не было возможности спрятаться.

— Я же тебе говорил, перестань жаловаться на свои ноги, — продолжал голос. — Ну, надевай ботинки, нам… — Из-за поросшего травой холмика вышел человек. Он оказался проворнее, чем его товарищ — сразу бросился к своей винтовке, прислоненной к дереву, Рэмбо попытался его опередить, но не успел, и человек выстрелил, торопливо, не целясь. Этот выстрел покончил со всеми надеждами Рэмбо. Прострелив ему голову, Рэмбо в ужасе подумал: Боже мой, что теперь делать? Сюда же все сбегутся…

В лесу встревоженно перекрикивались люди. Весь кустарник полнился шорохом и треском ломающихся веток. Собаки залаяли оживленнее, повернули в его сторону. А ему некуда бежать. Везде люди. Это конец.

Он был почти рад, что проиграл, — больше не нужно бегать, его доставят к врачу, дадут обезболивающие, уложат в постель. Чистая одежда. Сон.

Если его не пристрелят на месте, решив, будто он готов воевать дальше.

Он бросит винтовку, поднимет руки и громко крикнет, что сдается.

Эта идея вызывала у него отвращение. Он не мог просто стоять и ждать. Он никогда еще так не делал. Должно же быть что-то еще, что можно сделать. Он вспомнил о руднике и о последнем правиле: если он проигрывает и его должны взять, он по крайней мере сам выбирает место, где этому произойти, а местом, дающим ему наибольшее преимущество, был рудник. Кто знает… Вдруг там у него появится какая-то возможность спастись?

Люди с треском пробирались через кустарник и были уже совсем близко. Пока никого не видно, но скоро они покажутся. Значит, рудник. По телу полыхнул боевой огонь, как всегда перед началом схватки. Он уже не чувствовал усталости и быстро побежал прочь от ручья, в глубь леса. Услышал шум впереди, в густом кустарнике, и повернул налево, стараясь пригнуться как можно ниже. Далеко справа он увидел их, с криками бегущих к ручью. Солдаты национальной гвардии. В форме и в касках. Ночью, глядя на цепь огней, он насмешливо думал, что Тисл послал на него целую армию. Черт возьми, это действительно была армия.

Глава 7

Тисл сидел весь обмякший на скамье и смотрел, как полицейский отмечает крестиком место на карте, где нашли тела двух гражданских у ручья. Ему казалось, будто он смотрит на все это издалека: восприятие было притуплено таблетками, которых он наглотался. Он ничего не сказал Траутмэну и Керну, но когда узнал об обнаружении двух тел — один гражданский зарезан, один застрелен — он почувствовал резкую сжимающую боль в сердце. Настолько сильную, что ему стало страшно. Убиты еще двое. Сколько теперь всего? Пятнадцать? Восемнадцать?

— Наверное, он шел к дороге, когда его обнаружили эти люди, — сказал Траутмэн. — Он знает, что мы ждем его вблизи дороги, так что ему придется повернуть назад, в холмы. А когда решит, что это уже безопасно, он попробует другой путь к другому отрезку дороги. Может быть, в этот раз пойдет на восток.

— Тогда все, — сказал Керн. — Он в кольце. Линия солдат проходит между ним и холмами, туда он не пробьется. Единственное, открытое для него направление, это к дороге, но там ждет еще одна линия солдат.

Тисл в это время смотрел на карту. Теперь он повернулся.

— Нет. Вы что, не слышали? — сказал он Керну. — Парень почти наверняка уже ушел наверх. На карте же все видно.

— Не понимаю. Как он мог пройти через линию войск?

— Очень легко, — сказал Траутмэн. — Когда солдаты услышали позади себя выстрелы, одна группа отделилась от линии и вернулась выяснить, в чем дело. Они оставили дыру в линии, достаточную, чтобы пробраться к холмам. Скажите им, чтобы скорее шли дальше в холмы, иначе он успеет слишком далеко уйти.

Тисл давно ожидал от Керна того, что сейчас последовало.

— Я не знаю, — помотал головой Керн. — Все становится слишком сложным. Не знаю, как мне следует поступить. А вдруг он рассуждает не так. Вдруг он не понял, что в линии образовался просвет, и остался на месте, между солдатами национальной гвардии и дорогой. В таком случае, если я прикажу им идти в холмы, я испорчу ловушку.

Траутмэн поднял руки.

— Думайте все, что вам черт на душу положит. Мне это безразлично. Я с самого начала не хотел в этом участвовать. Но я участвую, помогаю. Это не означает, что я должен снова и снова объяснять вам простейшие вещи.

— Нет, поймите меня правильно. Я не собираюсь оспаривать ваши суждения. Просто я думаю, что он в его положении, может поступить нелогично. Почувствует, что кольцо сжимается, и начнет бегать кругами, как спугнутый кролик.

Впервые в голосе Траутмэна открыто прозвучала гордость.

— Этого не будет.

— Но если да, если это все же случится, то не вам отвечать за то, что людей направили в неверном направлении. Отвечать мне. Я должен рассмотреть это дело со всех сторон. Мы же сейчас рассуждаем теоретически. Реальных фактов у нас нет.

— Тогда позвольте мне отдать приказ, — сказал Тисл, и ему показалось, будто грузовик свалился с трехфутовой высоты: сердце сжала еще более сильная боль. Стараясь не поддаваться ей, он продолжал: — Если приказ окажется неправильным, я с радостью за него отвечу. — Он весь напрягся, затаив дыхание.

— О Господи, вам плохо? — спросил Траутмэн. — Ложитесь скорее.

Тисл жестом его отстранил. Вдруг радист сказал:

— Передают сообщение.

— Ложитесь, — настаивал Траутмэн, — или я вас заставлю.

— Оставьте меня в покое! Слушайте!

— Говорит командир национальной гвардии номер тридцать пять. Я не понимаю. Возможно, нас так много, что у собак испортился нюх. Они хотят вести нас в холмы, а не к дороге.

— Нет, у собак ничего не испортилось, — зло проговорил Тисл. — Но мы уже потеряли слишком много времени, пока вы раздумывали. Может быть, сейчас наконец отдадите этот приказ?

Глава 8

Когда Рэмбо поднимался по склону к руднику, пуля ударила в скалу в нескольких ярдах слева от него. Глядя на вход в рудник, он прибавил скорость, закрывая лицо от осколков камня, которые выбили еще две выпущенные в него пули. Это было уже у самого входа. Углубившись в туннель, вне досягаемости пуль, он остановился, и привалился к стене, переводя дыхание. Не удалось оторваться от них. Помешала боль в ребрах. Теперь солдаты национальной гвардии всего в полумиле от него. Они так увлечены охотой, что стреляют, не имея четкой цели. Резервисты, солдаты по уик-эндам. Обученные, но не набравшиеся опыта, так что дисциплина у них плохая, и от волнения они могут отмочить все, что угодно. Полезут в туннель толпой, выпустят сюда сотни пуль. Он правильно сделал, что вернулся. Если бы он попытался сдаться у ручья, они бы в спешке пристрелили его. Ему нужен какой-то буфер между собой и ними, чтобы они не стреляли, пока он будет объяснять Он вернулся ко входу в туннель, к свету, изучил крышу. Нашел место, где она опасно потрескалась, выбрал поддерживающие ее верхняки, давно подгнившие, и успел отбежать, прежде чем она обвалилась. Все заволокло пылью, и Рэмбо долго кашлял. Когда пыль осела, он увидел пространство примерно в фут между барьером из камней и почти полностью разрушенной крышей. Потянуло воздухом, стало холоднее. Он опустился на влажный пол, слушая, как потрескивает крыша. Скоро донеслись голоса.

— Как ты думаешь, его убило?

— Может, залезешь и посмотришь?

— Я?

Кто-то засмеялся, и Рэмбо невольно улыбнулся.

— Пещера или рудник, — сказал другой. Голос у него был громкий, и Рэмбо решил, что он говорит в полевую рацию. — Мы заметили как он вбежал туда, а потом все обвалилось. Видели бы вы, сколько пыли. Теперь он наш, это точно. Подождите минуту. — Потом, как будто кому-то рядом: — Убери свою дурацкую задницу от входа. Если он еще жив, очень даже просто может тебя подстрелить.

Рэмбо осторожно поднялся по барьеру из камней и выглянул наружу. В поле зрения появился солдат, бежавший слева направо, по его бедру хлопала фляга.

Ну, пора с этим кончать, подумал Рэмбо.

— Мне нужен, Тисл, — прокричал он в отверстие. — Я хочу сдаться.

— Что?

— Эй, ребята, слыхали?

— Приведите Тисла. Я хочу сдаться. — Его слова грохотом прокатывались по туннелю.

— Там, внутри. Это он.

— Положите, он там живой, — проговорил человек по рации. — Он говорит с нами. — Пауза, потом этот же человек заговорил намного ближе к входу, хотя в поле зрения не показывался.

— Что вам нужно?

— Я устал повторять. Мне нужен Тисл. Я хочу сдаться.

Теперь они шептались между собой. Снова тот человек говорил по рации, передавая новое сообщение, и Рэмбо очень хотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Он не думал, что капитуляция вызовет у него такое чувство опустошенности. Сейчас, когда битва была окончена, ему казалось, что он преувеличил свою усталость и боль в сломанных ребрах. Конечно же, он мог воевать дальше. На войне приходилось. Потом он переменил положение, и боль вспыхнула с новой силой — оказывается ничего он не преувеличил.

— Эй, там внутри, — окликнули его. — Вы меня слышите? Тисл говорит, что не может подняться.

— Черт возьми, он же так хотел меня взять. Пусть прыгает в вертолет и летит сюда.

— Я ничего об этом не знаю. Мне только сказали, что он не может.

— Так вы говорили с Тислом или нет? Кто вам ответил, что он не может? Я хочу, чтобы он был здесь. Он будет гарантией того, что никто меня не застрелит по ошибке.

— Не беспокойтесь. Если кто-то из нас вас застрелит, то не по ошибке. Выходите оттуда осторожно, и никаких ошибок не будет.

Он задумался.

— Ладно, но мне нужна помощь — раскидать эти камни. Один я не справлюсь.

Опять они стали перешептываться, потом он услышал:

— Ваша винтовка и нож. Бросайте их сюда.

— Я даже револьвер выброшу. У меня есть револьвер, о котором вы не знаете. Я с вами честен. Я не настолько глуп, чтобы с боем пробиваться через всех вас, так что прикажите своим ребятам убрать пальцы со спусковых крючков.

— Только когда я услышу, что вы бросили оружие.

Расставаться с оружием ужасно не хотелось. Появится это отвратительное чувство полной беспомощности. Замерев в нерешительности, он ощутил легкое прохладное дуновение: в туннель шел воздух.

— Я пока ничего не слышу, — повторил голос. — У нас есть слезоточивый газ.

Так. А подойти этот сукин сын не хочет.

Он просунул в отверстие винтовку. Но не успел разжать руку, как почувствовал поток воздуха, идущий вниз по туннелю. Дует здорово, похоже, где-то есть выход, трещина, иначе быть не может. Сразу появились новые силы. Он еще не проиграл.

— Где оружие, говорю, — опять послышался голос.

Вот дуло тебе в задницу, подумал Рэмбо. Он втянул винтовку назад и поспешил в темень туннеля. Его костер уже совсем догорел, и он на ощупь нашел место, где лежал. Схватив хвойные ветки и несколько кусков дерева, понес дальше в туннель, пока не услышал, как капает вода, и не наткнулся на стену. Новый костер осветит ему путь. Дым от хвойных веток покажет, куда уходит воздух. Черт возьми, может быть, может быть…

Глава 9

Боль вспыхнула снова, и Тисл весь скрючился на скамье. Он знал, что долго не протянет. Ему необходим сон. Ох как необходим. И помощь врача. Слишком уж он себя перенапряг. Слава Богу, теперь все скоро кончится.

Еще немного, сказал он себе. Вот и все. Продержаться еще немного, и парня схватят.

Он подождал, когда Траутмэн и Керн отвернутся, и торопливо проглотил еще две таблетки.

— Вчера вечером коробочка была полная, — сказал Траутмэн, чем немало его удивил. — Не надо принимать так много.

— Нет, нет. Я уронил коробочку, несколько таблеток затерялось.

— Когда это было? Я не видел.

— Вы спали. Перед рассветом.

— Не могли вы потерять столько таблеток. Вы слишком много принимаете. И пьете кофе.

— Все в порядке. Просто судорога.

— Поедете к врачу?

— Нет, пока нет.

— Тогда я вызову врача сюда.

— Не раньше, чем его поймают!

Теперь к нему подошел Керн. Почему его не оставят в покое?

— Его уже поймали, — сказал Керн.

— Нет, его загнали в угол. Это не одно и то же.

— Ну, сейчас это всего лишь вопрос времени. Зачем вам мучиться здесь, пока его не поймают фактически?

— Я не могу вам объяснить. Вы не поймете.

— Тогда я отправлю вас в город.

— Не поеду. Я обещал.

— Кому? Что вы имеете в виду?

— Я обещал, что дойду до самого конца.

— Кому?

— Им.

— Вашим людям?

Орвалу и остальным, кто погиб?

Ему не хотелось об этом говорить.

— Да.

Траутмэн и Керн переглянулись.

— Я же говорил, что вы не поймете, — сказал Тисл.

Он обратил взор к открытой задней части грузовика — там уже показалось солнце. Вдруг в глазах у него потемнело, и он упал на пол.

— Предупреждаю, не вызывайте врача, — медленно проговорил он. — Я просто лежу и отдыхаю.

Глава 10

Огонь осветил трещину, дым потянуло вниз. Мгновение Рэмбо колебался, потом засунул винтовку за ремень, вытащил из костра нечто вроде примитивного факела и просунулся между двумя стенами. Чем дальше он шел и ниже спускался, тем ниже становилась потолочная часть трещины Вскоре свет факела показал ему место, где крыша и стены смыкались по направлению к дыре, ведущей прямо вниз Он подержал факел над дырой, но заглянуть вглубь не удавалось. Тогда он достал винтовочный патрон, бросил вниз и стал считать секунды. Три секунды — получается не так уж глубоко. Он опустил в дыру одну ногу, потом другую пытаясь нащупать опору на скользких стенах. Волной донеслись звуки. Камнепад, подумал он, но нет — это были голоса. За ним уже шли в глубь горы…

Его голова еще оставалась над краем дыры, и он уже был готов прыгнуть вниз, когда кончики пальцев его вытянутых ног нащупали что-то похожее на дерево. Верхняя перекладина лестницы. Рудник, это ведь рудник, подумал он Осторожно опустился на перекладину — она согнулась, но выдержала. Вторая перекладина сломалась под его тяжестью ион с лету сшиб еще две перекладины, но на третьей устоял. Грохот от его падения пугающе громко прокатился по каменной камере. Когда он затих, Рэмбо прислушался пытаясь различить голоса людей, но не смог: сюда они не доносились. Он посветил факелом вниз — что там Еще четыре перекладины и покатый пол. Когда идет дождь, подумал он, здесь дренируется вода, вот почему все Он спустился на пол и воспользовался единственным выходом, расщелиной пошире предыдущей, которая тоже уходила вниз. Подальше она раздваивалась. Какое направление выбрать? Дым только мешал — он давно рассеялся и ничего не показывал, но притупил его обоняние, и теперь Рэмбо не мог определить по запаху куда дым шел. Факел плохо горел в сыром воздухе, плевался искрами. Оставалось облизать палец и поднести сначала к одному отверстию, потом к другому. Он почувствовал легкое прохладное дыхание справа и неуверенно пошел в том направлении. Изгибы, повороты. Боковые ходы. Факел горел все хуже Вдруг впереди послышался какой-то шепот, и он сначала испугался, но быстро понял, что это бегущая вода. Не сразу он нашел путь к воде в провале на противоположной стороне пологой кривой — шум воды сразу стал сильнее.

Этот провал привел Рэмбо на пологий выступ — там рев воды был оглушительным.

Рэмбо посветил догорающим факелом вниз — поток водоворотом уходил в отверстие под выступом. Это был выход для воды, но не для Рэмбо. Он отбросил догоревший факел и оказался в полнейшей темноте. В такой тьме ему еще не приходилось бывать, а внизу бушевал поток, в который он мог упасть при малейшей неосторожности. Рэмбо напрягся, ожидая, что скоро привыкнет к темноте. Но не привык, начал пошатываться, теряя равновесие, и был вынужден опуститься на четвереньки. Он медленно пополз к узкой щели в конце выступа, которую успел рассмотреть, когда догорали последние искры факела. Чтобы пролезть в щель, пришлось прижаться животом к камню. В просвете щели торчали острые камни, они рвали одежду, царапали кожу. Рэмбо постанывал от боли в ребрах.

А потом он заорал в голос. И не из-за ребер. Когда он очутился в камере, где уже можно было приподнять голову и протянул руку вперед, то угодил в какую-то слизь. Комок слизи плюхнулся ему на шею, кто-то укусил его за палец, кто-то крошечный пробежал по руке. Он лежал в толстом слое слизи, которая быстро пропитывала одежду, холодила живот. Он услышал писк множества живых существ, картонное потрескивание крыльев над головой. О Господи, это же летучие мыши! А крошечные существа — жуки, которые всегда живут в колониях летучих мышей, питаясь их пометом и телами умерших животных. Что же делать? Летучие мыши — это бешенство, каждая третья колония мышей заражена бешенством.

Может хватить одного укуса… Но и пути назад нет. А вперед — есть: мыши-то вылетают на волю…

Рэмбо с трудом поднялся на ноги и пошел, глубоко увязая в полужидком слое, ничего не видя вокруг и ориентируясь лишь по легкому дуновению ветра. Он с тревогой прислушивался к шелесту крыльев над головой — шелест становился все сильней… Вдруг Рэмбо наткнулся на камень, чуть не упал и обнаружил, что камень большой и плоский — можно отдохнуть! Он затаился. Стоит ему уснуть и мыши постепенно успокоятся…

Глава 11

Рэмбо не знал, как долго пробыл в забытьи, лежа на камне, мокрый и замерзший. Проснулся он оттого, что по лицу стали задевать крылья летучих мышей. Сначала это были легкие редкие касания, потом они участились… Рэмбо вскочил и начал отмахиваться руками. Мыши летали сплошным облаком, стало трудно дышать. Полузадавленный, полузадушенный, Рэмбо, пригибаясь как можно ниже, перестал сопротивляться и позволил потоку мышей увлечь за собой. И наконец понял, в чем дело: мыши не нападали на него, они летели все сразу наружу. Он рассмеялся от облегчения. Наверное, уже наступила ночь, и мыши это почувствовали. Значит, спал он долго. Вот дурак, подумал Рэмбо, сражался с ними как сумасшедший, а они все время указывали мне дорогу…

Когда он наконец вышел на ролю, свежий воздух показался ему чем-то совершенно волшебным. Он лежал у выхода и глотал, глотал его. Куст, под которым он опустился на землю, обдавал его тончайшим ароматом леса. Внизу, довольно далеко от него, мерцал среди деревьев маленький костер. После полнейшей темноты пещер огонь был ярким и живым…

Он замер. Кто-то приглушенно говорил у костра. Кто-то двигался среди камней, потом до него донеслось чирканье спички. Когда спичка погасла, он увидел тлеющий огонек сигареты.

Они его ждут. Тисл догадался, почему он пошел вниз, в щели и пещеры.

Тисл расставил людей вокруг всего холма, на тот случай, если он найдет выход. Ну что ж, они плохо видят в темноте, а он после пещеры ориентируется прекрасно, и, отдохнув еще немного, проскользнет мимо. Теперь будет легко. Они пускай думают, что он еще в пещерах, а он тем временем успеет пройти много миль. И пускай на его пути никого не окажется.

Глава 12

Опять стало темно, Тисл не мог понять, как он оказался в сумрачном лесу. Траутмэн, Керн, грузовик. Где они все? Куда подевался день? Почему он так торопливо, спотыкаясь на каждом шагу, пробирается между деревьями?

Он прислонился к толстому стволу, чтобы перевести дыхание. Боль в груди нарастала волнами. Он настолько потерял ориентировку, что ему было страшно. Не то чтобы он потерял направление — нет. Он знал, что должен идти прямо вперед, куда-то вперед, но не понимал почему.

Траутмэн. Он помнил.

Траутмэн хотел отвезти его к врачу. Он помнил себя лежащим на полу грузовика. И мучительно искал объяснения тому, каким образом попал оттуда сюда. Возможно, он силой вырвался от Траутмэна, чтобы не очутиться в лапах у врача? А потом сбежал в лес. Все что угодно, только бы дойти до конца. Выйти на парня. Помочь в его поимке.

Но здесь что-то было не так. В таком состоянии он не мог отбиться от Траутмэна. Однако он не мог сейчас рассуждать логически и прийти к какому-либо иному выводу. Несмотря на боль в груди, он спешил вперед, подгоняемый смутным и страшным чувством, что с ним скоро что-то случится. Парень, возможно, это парень гонится за ним?

Его потревожил внезапный шум, он открыл глаза, растерянно моргая. Он опять лежит на спине. Кто-то его подстрелил? Он стал ощупывать тело в поисках раны, но обнаружил одеяло, а земли под ним не было. Мягкие подушки. Кушетка. Где он, черт возьми? Что вообще происходит? Он протянул руку, задел лампу, включил ее, обнаружил, что находится в своем кабинете. А как же лес?

Там все так реально.

Он посмотрел на запястье — часов не было. Часы на столе показывали без четверти двенадцать. Сквозь шторы заглядывала снаружи темнота.

Значит, двенадцать ночи, но последнее, что он помнил, это полдень. Что там с парнем? Где он?

Тисл попытался встать, схватившись за голову, чтобы она не развалилась, но что-то подняло и накренило пол кабинета и его швырнуло обратно. Все же он встал и каким-то образом добрался до двери, схватился за ручку обеими руками, повернул ее, ступил босыми ногами с теплого ковра кабинета на холодные плитки коридора. Здесь было темно, но впереди, у дежурного, горел свет. Он прошел половину коридора и был вынужден опереться о стену, чтобы отдохнуть.

— Проснулись, шеф? — донесся голос, — Окей?

Отвечать было слишком сложно. Он еще не разобрался сам с собой.

— Я спросил, вы окей, шеф? — сопровождаемый звуком шагов голос был уже ближе.

— Парень, — смог он выговорить. — Парень в лесу!

— Что? — голос был теперь совсем близко. — Вам нельзя ходить. Отдыхайте… Вы уже не в лесу и за вами не гонится парень.

Голос принадлежал одному из его полицейских, но Тисл никак не мог вспомнить имя этого полицейского. Он напряг память — и все-таки вспомнил:

— Харрис? — Ну да, конечно. — Харрис, — гордо сказал он.

— Идемте ко мне, шеф, выпьете кофе. Я только что приготовил свежий.

— Парень, — выдавил из себя Тисл. — Парень уже в лесу у дороги.

Да вы не волнуйтесь. Постарайтесь вспомнить. Парня загнали в старый рудник, а потом он ушел куда-то в скальный лабиринт. А ну-ка, дайте мне руку.

Он отмахнулся от Харриса:

— Я говорю, что парня там уже нет.

Но вам ведь это не известно.

— Я чувствую. Как я сюда попал? Где Траутмэн?

— В грузовике связи. Он и отправил вас в больницу.

— Вот сукин сын. Я предупреждал его не делать этого. А как я попал сюда вместо больницы?

— Вы и этого не помните? Господи, ну вы и устроили скандальчик, это ж надо! Вы сопротивлялись в машине, хватали руль, чтобы не дать им свернуть к больнице, кричали, что уж если вас хотят куда-то отвезти, лучше, если этим местом будет ваш кабинет. Наконец они испугались, что вы с собой что-нибудь сделаете, если вас не послушают, и привезли сюда. Правду сказать, они были рады от вас отделаться — так вы бушевали. Один раз схватили руль и чуть не врезались в грузовик с прицепом. Здесь они вас уложили в постель и уехали, а вы сразу встали и пошли к патрульной машине, чтобы ехать обратно. Я хотел вам помешать, но вы вскоре сами отключились. Прямо за рулем, даже зажигание не успели найти. Тут же появился доктор, он сказал, что вообще-то состояние ваше ничего, только переутомление и таблеток вы наглотались… Они одновременно и стимулируют и успокаивают, а вы приняли столько, что уже не знали, на каком свете находитесь. Доктор сказал, вы еще удивительно долго держались на ногах.

— Где мои ботинки и носки? Куда вы их дели?

— Зачем вам?

— Неважно зачем. Куда ты их положил?

— Вы, случайно, не собираетесь туда вернуться?.. Вам нужно лечь и отдохнуть, хорошо? Эти пещеры сейчас обследуют черт знает сколько людей. Вы уж ничего не сможете там сделать. А они сказали, что беспокоиться не нужно, позвонят сразу же, как только появятся какие-то новости.

— Я уже сказал, что он не… Где мои ботинки и носки, черт возьми?

Глава 13

Ботинки с носками оказались в его кабинете, у картотечных ящиков. Тисл взял из оружейного ящика «браунинг», зарядил полную обойму, пристегнул кобуру — и отметил мысленно, что пристегнул ее в точности, как учил Орвал. Когда он проходил мимо Харриса к выходу, тот поднял голову.

— Не говори, — сказал он Харрису, — не говори, что мне не стоит туда возвращаться.

— Хорошо, не буду.

На улице Тисл с удовольствием вдохнул ночной воздух. Патрульная машина стояла совсем рядом. Садясь в нее, он взглянул налево и увидел, как вся левая часть города разом осветилась, языки пламени рванулись к темным облакам.

Харрис выбежал на крыльцо.

— Парень выбрался из пещер! Только что сообщили, что он украл полицейскую машину!

— Я знаю.

— Но откуда?

Взрывная волна прошла по окнам полицейского участка — раздался звон разбитого стекла. Несколько взрывов донеслось со стороны главной дороги, ведущей в город.

— Боже милостивый, что это? — изумленно проговорил Харрис.

Но Тисл уже знал, что это, и с места рванул машину, чтобы успеть вовремя.

Глава 14

Рэмбо на предельной скорости вел мощную полицейскую машину, поглядывая в зеркало заднего вида на залитую огнем улицу, гигантские языки пламени вздымались до верхушек растущих по ее краям деревьев. Теперь никто не сможет сесть ему на хвост, им придется объезжать зону пожара.

Он выиграет время. На всякий случай нужно сделать еще один отвлекающий маневр — чем больше маневров, тем проще ему будет скрыться. Может быть, его вообще перестанут преследовать. Бросят все силы на тушение пожара.

Впереди один из уличных фонарей не горел. Рядом с ним вспыхнули задние огни машины, ее водитель открыл дверцу, чтобы посмотреть на огонь. Рэмбо выехал на полосу встречного движения, целясь в низко расположенные фары спортивной машины. Она вырулила на правую полосу, чтобы не столкнуться с ним, но Рэмбо тут же вернулся на свою, и спортивная машина метнулась к тротуару, влетела в витрину мебельного магазина. Диваны и кресла, подумал Рэмбо. Мягкого приземления…

Продолжая вдавливать в пол педаль газа, он недоумевал, почему на улице больше нет машин.

Да что это вообще за город такой? Чуть за полночь — и все уже спят. Огни магазинов выключены. Никто не выходит из баров с пением. Ну, он оживил немного этот городишко. Это уж точно. Машина стремительно мчалась вперед. Настроение у него улучшилось. Все будет в порядке. Он укроется в Мексике. Пробраться незамеченным к шоссе оказалось не трудно. Полицейские, приехавшие в этой машине, преодолевали, наверное, холмы с остальными или прошли дальше по дороге к грузовикам. В замке зажигания не было ключа, но он без труда соединил провода напрямую, и сейчас, проскочив перекресток на красный свет, чувствовал, что пройдет всего лишь несколько часов, и он будет свободен. Полиция, конечно, сообщит по радио его примерный маршрут и его попытаются остановить, но большинство их машин, вероятно, остались позади, так что особого сопротивления впереди не будет. Он пересечет город, свернет на боковые дороги и спрячет машину. Дальше пойдет по бездорожью. Может быть, сядет в грузовой поезд. Или в какой-нибудь другой транспорт. А то и самолет украдет. Черт возьми, возможностей полно.

— Рэмбо.

Голос испугал его, голос по радио машины.

— Рэмбо. Слушай меня. Я знаю, что ты меня слышишь.

Голос был знакомый, но он его давно не слышал. Рэмбо попытался вспомнить.

— Слушай меня. — Каждое слово было четким и звучным. — Меня зовут Сэм Траутмэн. Я директор школы, в которой тебя обучали.

Да, конечно. Его никогда никто не видел — только голос в течение многих дней не дававший никому покоя.

Больше бегать, меньше есть, меньше спать. Голос всегда предвещал новые тяготы. Вот, значит, как. Тисл призвал Траутмэна на помощь. Это объясняло изменения в тактике, которую применяли преследователи. Мерзавец. Идет против своих!

— Рэмбо, ты должен остановиться и сдаться, пока тебя не убили.

— Как бы не так, мерзавец!

— Слушай меня. Я знаю, это трудно понять, но я помогаю им потому, что не хочу, чтобы тебя убили. Они уже начали мобилизовать силы у тебя на пути, а потом придумают еще что-нибудь и вымотают тебя до предела. Если бы я был уверен, что у тебя есть малейший шанс победить их, я бы сам приказал тебе не останавливаться. Но я знаю, что у тебя нет выхода. Поверь мне. Пожалуйста. Пока еще не поздно, сдайся и останешься живым. Сделать ты уже все равно ничего не сможешь.

А вот посмотрим!

Позади него, уже вдали, прогрохотали очередные взрывы. Он резко свернул машину к пустой бензозаправочной станции, затемненной на ночь. Выбил ногой стеклянную дверь, вошел внутрь и включил электрические насосы. Потом схватил лапчатый лом и поспешил наружу, сбить замки с бензоколонок. Их было четыре, по два шланга на каждой, и он пустил из всех струи бензина, поставив запоры в открытое положение. Потом отвел машину подальше и остановился. Одна спичка — и ночь превратилась в день, большое озеро огня плескалось от тротуара до тротуара, лопались оконные стекла, трескались стены домов. Адское пекло. Он сел в машину и помчался дальше, а за его спиной горящий бензин достиг припаркованные машины, и они взорвались одна за другой. Их владельцы сами виноваты — знак на фонарном столбе запрещал ставить машины после полуночи. Он подумал о том, что произойдет, когда упадет давление в подземных цистернах. Огонь пробежит по шлангам в цистерны, и в воздух взлетит половина квартала. Это отобьет охоту преследовать его, можно не сомневаться.

— Рэмбо, — сказал Траутмэн по радио. — Пожалуйста. Я прошу тебя остановиться. Все это уже бесполезно.

А вот посмотрим, опять подумал Рэмбо и выключил радио. Он уже почти проехал центр, через несколько минут будет на другой стороне города.

Глава 15

Тисл ждал. Он поставил патрульную машину поперек улицы, в том месте, где она пересекала главную площадь города, и облокотился на капот, держа в руке пистолет. От очага пожара приближались огоньки фар. Возможно, парень оказался проворнее него и уже выехал из города, но Тисл в это не верил. Он видел происходящее будто с двух сторон сразу — глазами парня из машины, несущейся к площади, и своими — глазами полицейского, опирающегося локтем на полицейскую машину. Руку с пистолетом он держал уверенно. Нужно все сделать правильно. Другого шанса не будет. И он обязан удостовериться, что это парень, а не случайно оказавшийся здесь патрульный. Рев мотора. Фары били прямо в лицо. Он прищурился, разглядывая водителя. Прошло трое суток с тех пор, как он видел парня, но трудно было не узнать форму головы, неровно выстриженные волосы. Это он. Наконец, один на один, и не в лесу, а в городе, который он знает лучше парня.

Фары ослепили его, и он выстрелил в одну, потом в другую, гильзы из его автоматического пистолета со звоном покатились по дороге. Ну, как тебе это нравится? Он прицелился, и как раз в ту секунду, когда парень пригнулся, выстрелил и разбил ветровое стекло, а потом сразу же прострелил передние покрышки — тройная отдача чуть не сбросила его локоть с капота. При такой скорости машину сразу же занесло, Тисл успел отпрыгнуть, когда она столкнулась с его машиной — грохот металла и стекла, обе машины крутанулись, и парень в своей оказался отброшенным к дальнему тротуару. Пригибаясь, Тисл побежал туда, стреляя на ходу в дверцу, потом под приборный щиток. Но парня там уже не было, только кровь на сиденье. Тисл выскочил на дорогу и увидел в просвет под машиной ботинки парня, бегущего к аллее.

Он побежал за ним, достиг кирпичной стены рядом с аллеей и приготовился, стреляя, ворваться в аллею. Непонятно было, почему столько крови на тротуаре. Он не думал, что его пуля настигла парня. Возможно, тот поранился при столкновении. Крови было много. Это хорошо. Он не сможет быстро бежать. Из аллеи послышались тупые удары, как будто парень выламывал дверь. Тисл прикинул сколько осталось у него патронов. Два выстрела в фары, один в ветровое стекло, два в покрышки, пять в дверцу. Оставалось три. Маловато.

Он торопливо вытащил обойму из рукоятки, одним движением вставил новую, задержал дыхание и ворвался в аллею, стреляя на ходу, потом упал за шеренгой мусорных баков и увидел, что дверь в оружейный магазин Огдена открыта. Мусорные баки были слишком тонкие, чтобы защитить его от пуль, но уже хорошо то, что он успел укрыться за ними. Теперь Тисл размышлял, действительно ли парень вошел в магазин или открытая дверь — всего лишь хитрость, и парень устроил засаду дальше в аллее. Он осмотрел аллею, парня не увидел. Но когда шел к двери, эта штука вылетела из темноты, разбрасывая искры. Но что?.. Динамит, а запал слишком короткий, чтобы успеть схватить палочку динамита и отбросить подальше. Отскочив, как от змеи, он попятился из аллеи, прижался к стене, зажимая уши руками, взрыв оглушил его, куски дерева, металла и картона вылетели на улицу. Он остановил себя, не побежал опять к выломанной двери. Сначала надо продумать все до конца. Парень не может остаться здесь и устроить бой. Благодаря динамиту он получил небольшую фору во времени. Так что забудь про аллею. Проверь переднюю дверь.

Он метнулся за угол дома — парень уже давно покинул магазин и перебегал через дорогу к зданию суда. Расстояние было слишком большое, чтобы попасть из пистолета. Он все же попробовал попасть — упал на одно колено, оставил второе поднятым, упер в него локоть. Держа пистолет обеими руками, прицелился и выстрелил. И промахнулся. Пуля звонко ударилась о каменную стену суда. В ответ грохнула винтовка, и пуля пробила почтовый ящик рядом с Тислом. Ему показалось, что он видит темную фигуру парня, огибающего угол дома, и кинулся за ним — но в этот момент три взрыва подряд осветили здание суда, наполнили ночь летящими осколками. О Господи, он сошел с ума, подумал Тисл, пытаясь бежать еще быстрее. Он хочет взорвать весь город.

Огонь быстро распространился в верхние комнаты здания суда, дым заполнял улицу, и Тисл не видел, куда делся парень. Справа, через улицу кто-то стоял на ступеньках полицейского участка, и он подумал — парень, но это оказался Харрис, вышедший посмотреть на пожар.

— Харрис! — торопливо крикнул он. — Парень! Назад! Назад!

Но его слова поглотил грохот колоссального взрыва, который подбросил полицейский участок, уничтожив Харриса волной пламени и обломков. Ударная волна достигла Тисла, тот стоял словно окаменевший. Харрис, участок — теперь все это исчезло. Он завопил от ярости и побежал дальше. Ах ты, сукин сын, думал он. Не надо было тебе этого делать, мог же ведь не делать, мог.

Впереди, справа от тротуара, были еще два магазина, потом лужайка перед полицейским участком, усеянная обломками горящего дерева. Пуля ударила в бетон рядом с его бегущими ногами и отрикошетила в сторону. Он бросился в придорожную канаву и ответил на выстрел — туда, где успел заметить вспышку. Тисл выстрелил еще два раза, а когда поднялся, ноги не удержали его, он свалился на тротуар. Силы окончательно оставили Тисла. Слишком он перенапрягся за последние дни.

Тисл лежал на тротуаре и думал о парне. У парня кровотечение, он тоже слабеет. Но его это не остановило. Если парень продолжает держаться, значит он еще многое может.

Но я так устал, подумал Тисл о себе, так трудно двигаться.

Да чего там устал. Просто страшно.

Он всхлипнул и, шатаясь, медленно поднялся. Парень должен быть за развалившимся зданием полицейского участка. Но он не мог убежать, потому что задний двор участка кончался высокой изгородью из колючей проволоки, а по другую сторону изгороди сразу за универсальным магазином был глубокий обрыв. У парня не хватит времени и сил, чтобы преодолеть это место. Он побежит дальше по улице, а там два дома, затем площадка для игр и принадлежащее городу поле, густо поросшее высокой травой; на поле — построенный детьми сарайчик.

Он осторожно пошел вперед, выискивая среди дыма парня и стараясь не смотреть на останки Харриса. Теперь Тисл был между зданием суда и полицейским участком, оба горящих здания освещали его, дым разъедал глаза, огонь обжигал кожу. Дым на мгновение повернул в сторону, и он увидел, что люди, живущие в двух соседних с участком домах, вышли на свои крыльца и разговаривают, показывая пальцами. Иисусе, парень и эти дома может взорвать. Убьет их, как Харриса.

— Убирайтесь к черту! — прокричал он. — Уходите быстрее!

— Что? — крикнул кто-то в ответ.

— Он близко! Бегите! Спасайтесь!

— Что? Я не слышу!

Глава 16

Он спрятался за крыльцом последнего дома и целился в Тисла. Мужчина и две женщины на крыльце все свое внимание переключили на Тисла и не заметили, что Рэмбо совсем рядом. Но когда он взвел курок винтовки, кто-то, наверное, услышал щелчок, потому что женщина вдруг наклонилась к нему через перила, шепча:

— Боже мой, Иисусе…

Это было вполне достаточным предупреждением; Тисл вскочил с тротуара и пробежал по лужайке к крыльцу первого дома. Рэмбо все же выстрелил, не надеясь попасть, но рассчитывая хотя бы напугать Тисла. Женщина закричала. Передернув затвор, Рэмбо выбросил пустую гильзу, прицелился в торчавший из-за угла ботинок Тисла и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало кончились патроны. Перезарядить винтовку не было времени, он бросил ее и тут же выхватил полицейский револьвер, но ботинок Тисла уже исчез. Женщина продолжала кричать.

— Да заткнитесь вы ради Бога, — сказал ей Рэмбо и побежал к заднему углу дома, всматриваясь во все тени. Тисл не рискнет приблизиться спереди, где огонь сделает его прекрасной мишенью. Он проскользнет в темноту позади первого дома и будет пробираться к этому. Рэмбо остановился у самого угла и стал ждать. Его лицо было в крови, она стекала со лба: лоб он разбил, когда столкнулся с машиной Тисла.

Ожидание затянулось, на него напала сонливость, но он сразу же встряхнулся. Звуков никаких не было, однако ему показалось, что черная фигура скользит в кустах вдоль задней изгороди. Он прицелился, но выстрелить не смог. Сначала надо было убедиться, что это Тисл. Но со зрением у Рэмбо было не все в порядке: в глазах двоилось, изображение предметов было расплывчатым. Ужасно болела голова, казалось, она вот-вот треснет.

Почему тень не двигается? Или он просто не видит? А время идет. Сирены завывают все ближе. Возможно, это пожарные сирены.

А может быть, полиция. Сейчас он слышал, как люди, что стояли на крыльце, переговариваются о нем в доме. Рэмбо насторожился, ощупал взглядом местность и заметил Тисла, тот шел по лужайке. Рэмбо выстрелил совершенно автоматически, Тисл вскрикнул, его отбросило к тротуару.

Но Рэмбо не мог понять, что происходит с ним самим: он сразу будто потерял вес и медленно, очень медленно упал лицом в траву. Руки его были теплыми и мокрыми на груди. О Господи, он ранен. Тисл успел выстрелить и попал в него. Нужно двигаться. Нужно убираться отсюда. Сирены.

Стоять он не мог. Мог только ползти по земле, как червь. Пламя ближнего пожара полыхнуло сильнее, он напряг глаза и сквозь рябь увидел неподалеку детскую площадку и пополз туда на животе.

— Ружье! Где мое ружье? — кричал мужчина в доме.

— Нет. Пожалуйста, — умоляла его женщина. — Не выходи туда. Не вмешивайся.

— Где мое ружье? Куда ты его дела? Я говорил не трогать мое ружье.

Рэмбо пополз быстрее, достиг забора, калитки, открыл ее, вполз на площадку. За его спиной гулко отдавались шаги по деревянной лестнице.

— Где он? — послышался голос мужчины уже немного яснее, он выбежал на улицу. — Куда он пошел?

— Вон там! — завопила вторая женщина, та, которая видела Рэмбо с крыльца. — Вон он! За калиткой!

Мерзавцы вы все, устало подумал Рэмбо, поворачивая голову. Мужчина целился в него из ружья. Он казался очень неуклюжим, пока целился, но сразу стал грациозным, когда в него попала пуля Рэмбо — плавным движением схватился за правое плечо, легко повернулся вокруг своей оси и упал картинно, как в театре.

— Иисусе, я ранен, — простонал мужчина. — Он в меня попал. Я ранен.

Этот человек просто не знал, как ему повезло. Рэмбо целился ему в грудь, а не в плечо. Но он уже совсем плохо видел, не мог ровно держать винтовку, быстро терял кровь из раны в груди, у него не было теперь ни шанса уйти, ни возможности защищаться, ничего у него не оставалось. Кроме, может быть, последней палочки динамита из магазина оружейных товаров. К черту динамит. Сил оставалось так мало, что он и на пять футов его не бросит.

— Он в меня попал, — продолжал стонать мужчина. — Я ранен.

Ну что ж, я тоже ранен, приятель, но ведь не жалуюсь, подумал он, и, не желая ждать, когда за ним приедут люди в машинах с сиренами, пополз в высохший пруд посреди площадки для игр. Там он наконец остро почувствовал жуткую боль. Пуля Тисла пробила сломанные ребра, и боль нарастала, поглощая казалось его всего. Он царапал грудь, раздирал, рвал. Наконец, мотая головой из стороны в сторону, поднялся на ноги и, согнувшись, доковылял до изгороди, что на краю площадки. Изгородь была низкая, он перевалился через нее, ожидая, что ударится спиной о землю. Но приземлился мягко на ветки без листьев, колючки. Неужели опять куманика? Тисл спасся когда-то в зарослях куманики… Почему же он не может?

Глава 17

Тисл лежал на спине, глядя на освещавший тротуар желтый фонарь. Он заметил, что перед глазами появилась какая-то муть, и начал усиленно моргать, прижимая руки к ране в животе. Его изумляло, что помимо легкого зуда в кишечнике, он ничего не чувствовал. В спине тоже была рана, но и там он ощущал только зуд. Казалось тело уже не принадлежало ему.

Он слушал сирены, было ощущение, что они совсем рядом. Подвигал одной ногой, потом другой, поднял голову, выгнул спину. Ну что ж, хорошо, что пуля, пройдя сквозь тело, не перебила спинной мозг. Но суть-то в том, сказал он себе, что ты умираешь. Такая большая рана и почти нет боли — это значит, ты умираешь.

Его удивило, что он мог думать об этом вполне спокойно.

Кто-то был рядом с ним. Стоял на коленях. Женщина. Старая женщина.

— Я могу что-нибудь сделать? — мягко спросила она.

— Нет. Нет, спасибо. Я не думаю, что вы что-то сможете сделать… Я попал в него, вы не знаете? Он мертв?

— Он упал, кажется, — сказала она. — Я из дома, что рядом с участком. Я точно не знаю.

Звуки сирены. Очень громкие. Где-то у него в голове. А сам он, казалось ему, был где-то рядом. Как странно. Он приподнял голову, глядя в сторону площади, — из-за угла появились полицейские машины, на бешеной скорости, с «мигалками» на крышах. Шесть, сосчитал он.

Завизжали покрышки по бетону — машины, резко дергаясь, останавливались у горящего полицейского участка, вой сирен угасал. Один из полицейских показал рукой в сторону Тисла, и все побежали к нему, закрывая лица от жаркого дыхания пожара; среди них он заметил Траутмэна. Каждый полицейский держал револьвер в руке, у Траутмэна было обычное полицейское ружье, которое он, наверное, взял в машине.

Теперь Тисл разглядел и Керна. Керн приказал на бегу соседнему полицейскому:

— Вернись в машину! Вызови по радио «Скорую помощь»! — И показав рукой в сторону улицы, прокричал другим полицейским: — Уберите отсюда этих людей! Быстро! Быстро!

— Парень, — сказал Тисл.

— Молчите, — сделал жест Керн.

— Кажется, я в него попал. — Тисл проговорил это очень спокойно. Он сконцентрировал внимание, стараясь представить, что он — это парень. — Да. Я в него попал.

— Берегите силы. Не нужно ничего говорить. Сейчас приедет врач. Мы появились бы здесь раньше, но пришлось объезжать огонь и…

— Слушайте.

— Успокойтесь. Вы сделали все, что могли. Дальше мы сами.

— Но я должен вам объяснишь, где он сейчас.

— Вы ввосьмером пойдете со мной, — сказал Керн, отворачиваясь. Разделитесь. Половина с этой стороны дома, половина с той. Будьте осторожны. Остальные пусть уберут отсюда зевак. Там еще кто-то ранен? Помогите ему.

— Но его нет за домом. — Слишком поздно. Керн и его люди ушли.

— Нет его там, — повторил он уже для себя. — Керн. Что с ним такое, он совсем не слушает? — Вот и хорошо, что он в тот вечер не подождал Керна, ушел в лес. С Керном было бы вдвое больше беспорядка, и люди его погибли бы с остальными.

Траутмэн еще ничего не сказал. Немногие полицейские, оставшиеся неподалеку, не могли смотреть на кровь. Но не он.

— Нет, только не вы, Траутмэн. Вас кровь не смущает. Вы привыкли.

Траутмэн не ответил, просто смотрел.

Кто-то из полицейских сказал:

— Может быть, Керн прав. Может быть, вам лучше не говорить.

— Эй, Траутмэн, а ведь я это сделал. Сказал, что сделаю, и сделал.

— О чем это он? — спросил полицейский. — Я не понимаю.

Траутмэн жестом велел ему замолчать.

— Я ведь говорил, что перехитрю его, разве нет? — Голос Тисла звучал по-детски. Ему это не понравилось, но он ничего не мог с собой сделать. — Он был здесь, сбоку крыльца, а я вон там, у того крыльца, и я чувствовал — он ждет, когда я выйду. Ваша школа хорошо его обучила, Траутмэн. Он делал в точности, как учили, поэтому я смог его перехитрить. — Его удивляло, что рана не болит, ничто не мешает ему говорить и слова льются ровным потоком. Ах да, это потому, что он умирает. — Я представил себе, что я — это он. Понимаете? Я думал о нем постоянно и теперь точно знаю, где он и что делает. И вот тогда я понял, чего он ждет: что я приду сзади, через двор, где деревья и темно, но уж никак не со стороны улицы, потому что там все освещено огнем пожара. Понимаете, Траутмэн? Ваша школа обучила его партизанским боям в гористой местности, и он инстинктивно повернул к деревьям и кустарнику. Но я, после того, что он сделал со мной в холмах, поклялся, что никогда не буду воевать на его условиях, только на моих.

Помните, что я вам говорил? Это м о и город. И я это сделал — перехитрил его, Траутмэн. Он получил мою пулю в грудь.

Траутмэн по-прежнему молчал. Он очень долго смотрел, потом показал на рану Тисла.

— Это? Вы об этом? Но я же говорил. Ваша школа хорошо его обучила. Боже мой, какая у него реакция.

Взрыв встряхнул, казалось, весь город, небо осветилось.

— Цистерны взорвались, — злобно пробормотал полицейский.

Вернулся Керн.

— Его там нет.

— Знаю. Я хотел об этом вам сказать.

— Мои люди ищут его. Он оставил след — кровь.

Послышался крик со стороны дома:

— Он пошел по детской площадке!

— Не кричи так громко, ты же его предупреждаешь!

— Не беспокойтесь, — сказал Тисл. — На детской площадке его нет.

— Откуда у вас такая уверенность? Вы же здесь довольно долго пролежали. Сейчас он может быть где угодно.

— Нет. Необходимо представить себя на его месте. Нужно притвориться, что вы — это он. Он ползком пересек детскую площадку, перелез через изгородь и сейчас лежит в кустах куманики. Я сбежал от него по таким зарослям, в лесу они прямо-таки бесконечные, а сейчас он пытается сделать то же самое, но он тяжело ранен. Вы не можете себе представить, какая у него в груди боль. Там стоит какой-то сарайчик, его сделали дети, вот к нему он и ползет.

Керн, хмурясь, вопросительно посмотрел на Траутмэна, потом на стоявшего рядом полицейского.

— Что с ним было в мое отсутствие? Что вообще происходит?

Полицейский как-то странно покачал головой.

— Ему кажется, что он — тот парень.

Керн опустился на колени рядом с Тислом.

— Держитесь, скоро прибудет врач. Очень скоро. Я обещаю.

— Это неважно.

— Держитесь. Пожалуйста.

Завывая сиренами, подъехали две огромные пожарные машины, быстро выскочили пожарники, разматывая шланги.

Опять донесся крик со стороны дома:

— Он пересек площадку! Везде кровь! Там какое-то поле и кусты!

— Не кричать я сказал! — Потом Тислу: — Окей, сейчас узнаем, правы вы были или нет.

— Подождите.

— Он скроется. Я должен идти.

— Нет. Подождите. Я хочу, чтобы вы мне пообещали.

— Я уже обещал. Врач скоро прибудет.

— Нет. Другое. Вы должны мне обещать. Когда найдете его, я хочу увидеть его конец. Я имею право. Я слишком много вынес, чтобы не видеть конца.

— Иисусе. — Керн изумленно покачал головой. — Иисусе.

— Я выстрелил в него, попал и сразу перестал его ненавидеть. Мне теперь его просто очень жаль.

— Да, конечно.

— Нет, не потому, что он в меня попал, нет. Само по себе это не имеет значения. Если бы он в меня не попал, мне все равно было бы жаль. Только обещайте, что я увижу его конец. Это мой долг перед ним. Я должен быть с ним до конца.

— Иисусе.

— Обещайте мне.

— Хорошо.

— Не лгите. Я знаю, вы считаете, что я слишком тяжело ранен, чтобы можно было тащить меня на то поле.

— Я не лгу, — сказал Керн. — Мне пора идти.

Траутмэн остался с Тислом.

— Да, вы не идете, Траутмэн, — сказал Тисл. — Вы пока хотите остаться в стороне, так? А не кажется ли вам, что вы тоже должны это видеть? Быть там и наблюдать, как он поведет себя в безвыходной ситуации?

Траутмэн заговорил наконец, и голос его был очень сухим.

— Как вы себя чувствуете?

— Я ничего не чувствую. Нет, не то. Бетон очень мягкий.

— О! — По земле пробежала ударная волна нового взрыва, небо осветила еще одна вспышка. Огонь дошел до второй бензостанции.

— Еще одно очко в пользу вашего парня, — сказал Тисл. — В школе его хорошо обучили, тут никаких сомнений.

Траутмэн посмотрел на пожарных, поливавших из шлангов здания суда и полицейского участка, на рану в животе Тисла, и его глаза блеснули. Он передернул затвор ружья, вводя патрон с дробью в патронник, и пошел через лужайку к задней части дома.

— Зачем вы это сделали? — спросил Тисл, хотя он уже сам догадался. Подождите.

Никакого ответа. Траутмэн быстро удалялся.

— Подождите, — из последних сил повысил голос Тисл. — Вам нельзя этого делать!

Но Траутмэн уже исчез.

— Черт возьми, подождите! — закричал Тисл. Он перекатился на живот, судорожно впиваясь ногтями в землю. — Я должен быть там! Это должен сделать я!

Он поднялся на четвереньки, кашляя, из живота текла на бетон кровь. К нему подбежали двое полицейских, схватили, не давая встать на ноги.

— Вы должны отдохнуть, — сказал один из них. — Успокойтесь.

— Не лезьте ко мне! Я серьезно говорю!

Он сопротивлялся, барахтался, они мягко его удерживали.

— Я имею право! Это я начал!

— Лучше отпусти его, — сказал другой. Если он будет от нас отбиваться, то причинит себе еще больше вреда.

— Посмотри, сколько на мне крови, — возразил первый. — Ну сколько ее еще может быть в нем?

Достаточно, подумал Тисл. Достаточно. Он поднялся на ноги. Это я начал, Траутмэн, думал он. Он мой. Не ваш. Парень хочет, чтобы это сделал я.

Он пошатывался, было трудно сохранить равновесие. Он знал, что если упадет, подняться уже не сможет. И одна мысль не оставляла его, парень хочет, чтобы это сделал он.

Глава 18

Отупевший от боли, Рэмбо полз через куманику к маленькому сарайчику. В отсвете пожара он видел, что одна стена его клонится внутрь, крыша под углом, а заглянуть в приоткрытую дверь он мог, там было черно. Он полз, но, казалось, слишком много времени уходит у него, чтобы преодолеть небольшое расстояние тут он заметил, что лишь производит необходимые движения, но остается на месте. Тогда он приложил больше усилий и начал понемногу продвигаться к сараю. Но когда оказался у черного входа, что-то его остановило. Почему-то ему вспомнился душ, в который его загнал Тисл, и камера, где он хотел его запереть. Они были ярко освещены, это верно, но чувство отвращения было таким же. Все, от чего он бежал, смыкается вокруг него, думал Рэмбо, и неужели он настолько обессилел, что собирается вести отсюда бой?

Ни о каком бое не могло быть сейчас и речи. Он видел слишком много людей, умерших от пулевых ранений, чтобы не понимать, сам умирает от кровотечения. Боль засела в груди и голове, резко отзываясь на каждый удар его сердца, но руки и ноги уже онемели от потери крови, вот почему так трудно было ползти. Жизни осталось совсем немного. Но, по крайней мере, он еще мог выбрать, где окончательно расстаться с ней. Только не здесь. Тут он чувствовал себя как в пещерах. Нет, на открытом месте. Он будет смотреть в небо, вдыхать чистый воздух.

Он пополз направо от сарая, неловко забиваясь глубже в кустарник. Правильно выбрать место. Это сейчас необходимо. Удобное и успокаивающее место. Он должен его найти, пока еще не поздно.

Впереди был пологий подъем, и он медленно вполз на самый верх. Здесь не так высоко, как ему хотелось бы, но все же теперь он был над полем, а трава казалась периной, набитой соломой. Он посмотрел на облака, там плясали яркие оранжевые отсветы пожаров. Ну вот, он нашел это место.

Во всяком случае, на душе у него было спокойно. Но боль усилилась, разрывая его грудь, — а конечности немели все больше. Скоро это онемение дойдет до груди и погасит боль — а что дальше? Голова? Или он умрет еще раньше?

Он думал о Тисле. Обо всем, что случилось за последние дни. Ему было жаль, что все это случилось. Но случиться это должно было. Он сожалел, но знал, что, если бы сейчас опять был понедельник, он заново сделал бы все, что уже сделал — как повторил бы свои действия и Тисл. Ничего избежать было нельзя. Их битва касалась чего-то очень важного.

Чего же?

Да всех этих громких слов, сказал он себе: свободы и прав человека. Он начал войну на своей земле, потому что… Нет. Нет. Он убил здесь много людей и мог бы притвориться, что это было необходимо, ибо они являлись частью того, что не дает таким, как он, жить в мире. Но он не совсем в это верил. Ему слишком нравился сам бой, а риск приятно щекотал нервы. Возможно, его создала война, подумал он. Возможно, он настолько привык к действию, что в мирной жизни ему уже нет места.

Онемение распространилось по телу. Ну что ж, подумал он, если это и легкая смерть, то плохая. Беспомощная. Ему оставался один выбор — как умереть. А умирать как загнанный раненый зверь он не хочет. Лучше умереть сразу. Вспышкой.

Он достал из кармана последнюю палочку динамита, открыл коробку с запалом и взрывателями, вставил один комплект в палочку, сунул ее за брючный ремень. Помедлил, не зажигая запал.

Он оглядел свое поле боя — в глазах двоилось — и увидел человека в форме «Зеленых беретов»; осторожно, пригнувшись, тот шел в его сторону. У него была винтовка — или ружье, различить Рэмбо уже не мог. Но он хорошо видел форму «Беретов» и знал, что это Траутмэн. А позади Траутмэна, шатаясь и держась за живот, шел Тисл. И Рэмбо понял, что к смерти есть другой путь.

Глава 19

Тисл передохнул на детской площадке, опираясь о брусья, потом оттолкнулся и пошел дальше, к изгороди. Он очень боялся, что Траутмэн выйдет на поле раньше него, но теперь это исключалось — Траутмэн был впереди всего в нескольких шагах, он притаился за скамейкой и изучал густой кустарник поля. Всего несколько шагов. Тисл протянул руки и схватился за скамейку, чтобы не упасть.

Не отводя глаз от поля, Траутмэн сказал ему:

— Ложитесь. Он вас увидит.

— Если я лягу, то больше уже не встану.

— Тогда зачем все это? От вас все равно никакой пользы. Не вмешивайтесь. Вы себя убиваете.

— Лечь и позволить вам кончить это дело за меня? Нет. Я все равно умираю.

Траутмэн посмотрел на него.

Где-то поблизости, невидимый, кричал Керн:

— Ложитесь, черт возьми! Он в укрытии, и я туда людей не пошлю! Я велел привезти бензин! Он любит играть с огнем, вот мы его и подпалим!

Да, это твой стиль. Керн, подумал Тисл. Он заметил, что под ним уже набралась лужа крови.

— Ложитесь, черт возьми! — орал Керн.

Хочешь подпалить его, Керн? Примерно такой подлости я от тебя и ожидал, думал он. Но можешь не сомневаться, еще не успеет твой огонь дойти до него, а он уже придет сюда, стреляя, и прихватит с собой нескольких из твоих людей.

Есть только одна возможность сделать это — кому-то вроде меня, у кого все равно нет надежды, пойти и взять его. Ты еще мало людей потерял, а то бы сам понял это.

— Что такое? — прокричал Керн, и Тисл понял, что последние мысли он произнес вслух. Это испугало его — конец совсем близок, а нужно перелезть через изгородь, пока он еще в состоянии. На изгороди была кровь. Кровь парня. Хорошо. Он перелезет в том же месте, что и парень. Он сделал усилие и перевалился через изгородь, при этом его кровь смешалось с кровью парня. Он понимал, что должен был больно удариться о землю, но удара не почувствовал.

Траутмэн выскочил из-за скамейки, стремительно перелетел через изгородь и мягко приземлился на траву рядом с ним.

— Не лезьте сюда, — сказал ему Тисл.

— Если вы не заткнетесь, он будет знать все, что мы делаем.

— Его нет поблизости, он ничего не услышит. Он в самом центре поля. Послушайте: вы же знаете, он хочет, чтобы пришел теперь я. У меня есть право довести все до конца. Вы знаете.

— Да.

— Тогда не лезьте не в свое дело.

— Я начал это задолго до вашего участия и собираюсь помочь вам. Нет ничего позорного в том, чтобы принять мою помощь. Теперь идемте, пока вы еще можете двигаться.

— Ладно, вы хотите помочь? Тогда вначале помогите мне подняться. Сам я не в состоянии встать.

Траутмэн поднял его на ноги и исчез в кустах, а Тисл остался стоять, голова его была над кустарником, он осматривал его и думал: ползти, ползти как можно быстрее. Что бы ты ни делал, это не имеет значения. Я доберусь до него раньше тебя.

Он закашлялся и выплюнул что-то соленое, отдышавшись, пошел через кусты по прямой к сараю. Было очевидно, что парень двигался этим путем: это подтверждали сломанные ветки. Шел Тисл медленно, чтобы не упасть. Однако удивительно быстро достиг сарая. Уже собираясь войти, он вдруг почувствовал, что парня там нет. Огляделся и, будто его притягивало магнитом, пошел, шатаясь, по новому следу из сломанных веток, к большому пруду. Парень там. Он это знал, чувствовал.

В голове совсем помутилось, будто его воля принадлежала кому-то другому. Он увидел, как его рука поднимается, и пистолет целит в бугор.

Глава 20

Онемение достигло уже плеч Рэмбо, и винтовку он держал будто двумя кусками дерева. Тисл троился у него перед глазами, пистолет в его руке тоже, и он знал, что все должно быть именно так. Не медленный уход в забытье и небытие. Не подожженный запал и самоуничтожение. А вот так, последний бой, один на один с Тислом. Глаза и руки подводили его, и он не надеялся уже, что попадет в Тисла. Но если промахнется, Тисл увидит вспышку и выстрелит. По крайней мере, смерть наступит в бою. Рэмбо силился нажать на спусковой крючок, целясь в сердце смутной фигуры Тисла.

Дуло прыгало, шансов попасть — никаких. Но постараться-то нужно, иначе все теряет смысл. Он приказал своей руке нажать на крючок, но рука не действовала, а когда сконцентрировал на ней внимание, винтовка неожиданно для него выстрелила. Ах как глупо! Он обругал себя. Совсем не тот, настоящий бой, на который он надеялся, и теперь пуля Тисла оборвет его жизнь. Он ждал. Пуля должна бы уже прилететь. Он прищурился, стараясь разглядеть Тисла, распластавшегося в кустах. О Господи, он в него попал. Но он же не хотел этого! Теперь все его тело онемело до такой степени, что он уже не сможет поджечь запал. Как все глупо. Безобразно и глупо. А потом смерть взяла его, но это был не отупляющий сон, бездонный и темный, а вспышка подобная динамиту, только она пришла не со стороны живота, а вспыхнула в голове…

Глава 21

Ну вот и все, думал Тисл. Он лежал на спине в кустах, дивясь на звезды, повторяя себе, что не знает, что с ним случилось. Он и не знал. Он видел винтовочную вспышку и упал, но падал так медленно и мягко, что не мог понять, попала в него пуля или нет.

Тисл услышал шаги, кто-то шел сквозь кусты. Это парень, подумал он. Он идет, очень медленно. Это и понятно, ведь он тяжело ранен.

Но оказалось это Траутмэн, его голова появилась на фоне неба, лицо и форма лучились в отблесках пожара — а глаза были тусклые.

— Ну как? — спросил Траутмэн? — Очень плохо?

— Нет, — ответил Тисл. — Даже как-то приятно. Если не думать о том, что будет дальше. Что это был за взрыв неподалеку?

— Наверное, это я выстрелил ему в голову из ружья.

— И как вы себя сейчас чувствуете?

— Лучше, чем когда думал, что ему больно.

— Да.

Траутмэн передернул затвор, выбрасывая пустой патрон из ружья, и Тисл проследил глазами его блестящую дугу в воздухе. И умер.