Часть IV Финал

Едва часы пробили половину десятого, Корделия в школьном мини-автобусе уехала с хоккейной командой девочек к тем самым полям, из-за которых разгорелся сыр-бор, и на которых должна была состояться игра. По пути она размышляла о довольно нелепой ситуации: выходило, что городу, окруженному Пригородным и Национальным парками, попросту некуда развиваться. И в результате любой освободившийся клочок земли в городских пределах с бешеной скоростью подскакивал в цене и застраивался. Легко было просчитать, что в городе скоро вообще не останется зелени, за исключением крохотных садиков, зеленевших вокруг домов.

Оставшись одна, Линдсей поставила на проигрыватель альбом Чарли Мингуса и предалась размышлениям, стараясь припомнить все, что ей было известно об этом деле от начала до конца. Ни в коем случае нельзя было упустить ни одного убедительного свидетельства. Приведя мысли в порядок, Линдсей с удовлетворением убедилась в том, что ни одна важная деталь не прячется в уголках ее сознания. Она была почти уверена, что все улики указывали на Энтони Баррингтона. Правда, вынуждена была признать Линдсей, доводы Корделии относительно Джеймса Картрайта тоже имели право на существование. Однако у нее сложилось собственное мнение об этом человеке, надо бы разузнать, как у него обстоят дела с финансами. И если выяснится, что он вполне платежеспособен, его можно будет смело вычеркнуть из их тайного списка.

Но как можно это разузнать? Поскольку ничего дельного в голову не приходило, Линдсей решила, что надо будет спросить об этом Пэдди, когда они заедут к ней днем. У нее давно создалось впечатление, что Пэдди, как никто другой, умеет быть в курсе важнейших событий, происходящих в жизни воспитанниц и их родных.

Пожав плечами, Линдсей напомнила себе, что при любом положении дел Джеймс Картрайт был всего лишь вторым ее фаворитом. А поставила она на Энтони Баррингтона. Поймав себя на этой мысли, Линдсей буквально подскочила на месте. Куда же это ее занесло?! Это не скачки, не игра, напомнила она себе, это опасная, очень опасная и серьезная ситуация, которая уже унесла одну жизнь, и не факт, что не последует чего-нибудь еще в том же духе, если убийца не будет найден. Ей хотя бы снять подозрение со своей приятельницы, в чьей невиновности она была уверена на все сто.

– А если мне этого не удастся. – тихо прошептала она, – у нас с Корделией не будет никаких шансов. Нам никогда не построить хороших отношений, если перед нами все время будет постоянно маячить тень несчастной Пэдди. А мне так хочется счастья с Корделией…

От этих дум ее оторвал стук в дверь. Любопытство Крис было разожжено до такой степени, что она прибежала на десять минут раньше. Чувствовалось, что ей стоит больших трудов молчать, не задавая пока никаких вопросов. Линдсей пошла варить им кофе, причем нарочно не торопилась. Когда же она наконец появилась в гостиной, неся две кружки, Крис не выдержала:

– Скажите мне ради бога, что все это значит? – громко спросила она.

– У меня есть одна идейка насчет того, как убийца проник во второй музыкальный класс, – отвечала журналистка. – А для того чтобы проверить мою версию, мне понадобится ваша помощь.

– Но мне казалось очевидным, как он это сделал. – нахмурившись, промолвила Крис Джексон. – Без сомнения, этот человек брал ключи в комнате Маргарет Макдональд, а потом повесил их на место.

– А вот я так не думаю, – возразила Линдсей. – Целую неделю мне не давала покоя одна догадка. За сценой бродили десятки людей. Однако ни одна душа не видела, как ключ брали или возвращали на место. Ни один человек не признается, что видел в коридоре кого-нибудь, кроме Пэдди Кэллеген. Но это невозможно, чтобы кто-то мог проникнуть во второй музыкальный класс незамеченным. Я долго ломала над этим голову, а потом и вспомнила, что в день убийства видела на крыше кухонного блока несколько опор для строительных лесов. Причем с утра их там не было, как не было и через несколько дней. Мне кажется, их использовали для того, чтобы проникнуть в комнату, где было совершено убийство. То есть через окно. И сейчас я хочу проверить, можно ли это сделать.

Казалось, Крис была ошеломлена.

– Вы шутите? – нерешительно спросила она.

Линдсей молча покачала головой.

– А вы говорили об этом полиции. – робко спросила Крис.

– Они нипочем мне не поверят, – со вздохом произнесла Линдсей. – Я чувствовала, что не могу припомнить что-то очень существенное, в конце концов припомнила, но только прошлой ночью. Ну и сразу поняла, как все это было. Полиции известно, что я пытаюсь выяснить, что же произошло на самом деле. Так они наверняка решат, что я выдумала всю эту историю – лишь бы вытащить Пэдди из тюрьмы. К тому же мы с Корделий Браун считаем, что этого недостаточно для того, что бы снять с Пэдди все подозрения. Необходимо найти настоящего преступника. Думаю, сейчас мы очень близки к этому. Так я могу рассчитывать на вашу помощь? – спросила она.

Крис явно была взволнована.

– Я лично считаю, что вы должны обязательно рассказать о своей догадке полиции, что же касается эксперимента – я к вашим услугам. Итак, с чего начнем?

К счастью, обе женщины были подходяще одеты: на Линдсей были джинсы, свитер и кроссовки, а Крис по-прежнему была в том самом спортивном костюме, в котором собиралась пойти на игру, и тоже, соответственно, в кроссовках. Выйдя из Лонгнора, Линдсей прихватила из багажника своей машины целый набор гаечных ключей. Пока они шли к месту строительства корта для сквоша, Линдсей в подробностях излагала Крис свою версию, осматриваясь по сторонам в поисках необходимых деталей. Строительная площадка была обнесена забором с воротами, которые, разумеется, были заперты, но Крис и Линдсей очень ловко через них перелезли. Линдсей подобрала четыре стойки нужного размера и подходящие крепления – то, что требовалось для нужной конструкции. Подойдя к воротам, женщины немного запаниковали, не представляя, как перетащить все это через забор. Линдсей озабоченно огляделась: к счастью, в заборе у самой земли было несколько дырок, в которые они смогли протолкнуть свои находки.

Потом они опять перелезли через забор.

– Надеюсь, меня сейчас не видят мои ученицы, – проворчала Крис Джексон.

Рассмеявшись, Линдсей сказала:

– Это что! Самое противное еще впереди. Пойдем. – Она настояла на том, что сама понесет все четыре стойки, хотя это было ох как нелегко. Линдсей хотела проверить – и, соответственно, доказать, что одному человеку это по плечу.

Когда они приступили к эксперименту, Линдсей никак не могла взобраться по пожарной лестнице, ведущей на крышу кухонного блока. Крис пыталась помочь ей, но журналистка объяснила ей, почему она отказывается от помощи, и та оставила свои попытки.

К удивлению Крис, Линдсей все же удалось себя преодолеть, и в конце концов они оказались на кухонной крыше.

Линдсей Гордон упала навзничь, тяжело дыша и обливаясь потом.

– Черт побери! – простонала она. – Это оказалось куда сложнее, чем я предполагала.

– Главное – правильно распределить нагрузку. – назидательно заметила Крис Джексон. – Если бы вы догадались связать шесты, то нести их было бы гораздо проще. И еще можно было привязать к ним веревку, забраться наверх и втащить их туда на веревке. Да, так было бы куда проще, – добавила она решительно.

Линдсей с уважением посмотрела на физкультурницу.

– Спасибо вам, Крис. Вы только что убедили меня в том, что моя версия не абсурдна… Слава богу, хоть у кого-то есть смекалка. А теперь вперед и наверх!

После нескольких неудачных попыток им все же удалось скрепить стойки. И тут Линдсей поняла, что полученная четырехугольная конструкция чересчур тяжела – одному человеку не под силу поднять эту штуковину и прикрепить к ограждению крыши.

Пришлось разбирать с таким трудом укрощенные железяки, и Линдсей собралась прикреплять столбы к ограждению крыши по одному, встав с его внешней стороны, чтобы уже на месте собрать нужную им конструкцию. Внезапно Крис остановила ее.

– Стоп, – привычно-командирским тоном проговорила она. Линдсей даже немного опешила. – Не смейте ничего делать, только по моей команде. – И она проворно подбежала к пожарной лестнице и ловко спустилась вниз.

Линсей минут пять сидела на крыше, поджав под себя ноги. Вскоре Крис вернулась, притащив несколько яхтенных шкотов, а по-сухопутному – веревок с карабинами.

– Вот, – промолвила она, протягивая одну из них Линдсей. – Обвяжитесь ею, а потом пристегните карабином к ограждению. Я не могу допустить, чтобы вы свалились вниз у меня на глазах.

Пристегнувшись, Линдсей осторожно забралась на ограждение и вертикально прикрепила к нему одну короткую распорку. Потом, после долгой борьбы с тяжелым, непослушным оборудованием, она присоединила к распорке горизонтальный шест, к которому Крис уже прикрепила вторую вертикальную распорку. Это было их второй ошибкой, потому что Линдсей едва смогла удержать слишком тяжелую конструкцию. Наконец когда ее мышцы заныли и стали протестующе дрожать, ей удалось-таки укрепить все детали сооружения, которое упиралось теперь прямо в подоконник музыкального класса.

– Господи! – выдохнула Линдсей. – Оказывается, я еще более неуклюжа, чем думала. Так что теперь за дело придется взяться вам. Пожалуй, мне не хватит ловкости для этого трюка. Вам придется карабкаться вверх до тех пор, пока вы не окажетесь у последнего окна. Потом просунете лезвие ножа между рамами, приподнимете крючок, окно откроется, и вы заберетесь в музыкальный класс. Только осторожно, не повредите слой краски и постарайтесь не оставить на нем отпе чатков пальцев. Ну как? Сумеете справиться?

Крис усмехнулась:

– Не беспокойтесь. Я же все-таки гимнастка, а не просто мешок с мышцами. Кстати, для того чтобы проделать всю эту операцию, требуется хорошая натренированность и крепкие мускулы, учитывая, какую тяжесть ему пришлось тащить.

Сначала Крис Джексон продвигалась вперед с большой осторожностью, но, пройдя несколько футов по нижнему брусу, она освоилась, и ее движения стали более уверенными. Оказавшись под окном музыкального класса, она подтянулась с нижнего на верхний брус сооружения. Там, съежившись, она прислонилась к оконной раме и вытащила нож, которым ее предусмотрительно снабдила Линдсей. Несколько мгновений она никак не могла справиться с лезвием, которое туго выходило из рукоятки, но потом ей все-таки удалось вытащить его. Она быстро приподняла крючок и уже через несколько секунд оказалась в музыкальном классе.

Вскоре учительница физкультуры вновь появилась в оконном проеме. Наклонившись вниз, Крис Джексон из предосторожности пристегнула страховочную веревку к сооруженной Линдсей конструкции. Затем она выбралась из окна, удивительно тихо закрыла его и убедилась в том, что крючок упал на место.

После этого физкультурница спустилась на нижний брус и окликнула Линсдей Гордон:

– Я могу сама и разобрать это сооружение!

Спустившись на крышу, Крис всего за несколько минут развинтила все шурупы, и вскоре обе женщины уже шагали по направлению к строительной площадке, чтобы положить на место все эти стойки и крепления.

Вернувшись в комнату Пэдди, чтобы дождаться там Корделию, Линдсей и Крис упали в кресла.

– Да, на одну вещь точно стоит обратить особое внимание, – заметила Крис Джексон. – Тот, кто это сделал, должен быть очень силен и ловок. Я жутко устала, а ведь мне даже не пришлось самой нести все эти железяки. Правда, наш неизвестный вполне мог сходить за ними несколько раз.

Линдсей всецело с нею согласилась. Уж она-то теперь знала, какими тяжелыми и неудобными были все эти строительные конструкции. Кое-какие вопросы у нее все же оставались, но, возможно, предположение Крис о том, что преступник ходил за железками несколько раз и связывал их поднимая на крышу кухонного блока, давало на них ответы. Не желая более подробно обсуждать с Крис детали и имеющиеся версии убийства, Линдсей Гордон сменила тему разговора, так что к началу первого, когда к ним присоединилась Корделия Браун, они оживленно обсуждали достоинства автомобиля Линдсей и других спортивных машин. Крис тут же забыла об автомобилях и нетерпеливо спросила у Корделии, какой счет.

– Они выиграли со счетом три-два, – поспешила ответить писательница. – Сара Картрайт отлично играет. Она забила два гола и сделала удачную подачу к третьему. Правда-правда, на меня ее игра произвела очень большое впечатление.

– Не сомневаюсь, – заметила Крис. – В этом сезоне она опять будет играть за графство, а так же должна пройти отборочный тур в британскую команду девочек. Правда, я не уверена, что она пройдет его, потому что Сара – индивидуалистка, не умеет играть в связке. Ну да ладно… А кто еще хорошо играл?

– Левый полузащитник. – ответила Корделия. – Как ее? Кажется, Джулия?… Или Джульетта? Тоже очень неплохо играет. Кэролайн Баррингтон играет в хоккей так же, как делает все остальное, то есть выплескивает целое море энергии, во все стороны разом и не может остановиться. Думаю, она играла в своем обычном стиле – ей не хватало предусмотрительности, но воля к победе имеется. И еще в вашей команде чудесный вратарь. Второй гол она пропустила лишь по случайности – поскользнулась в грязи. Нет, положительно, команда мне понравилась. – договорила Корделия.

– Вот и замечательно! – довольным тоном воскликнула Крис Джексон. – Спасибо вам большое за то, что заменили меня.

– Надеюсь, я допустила не слишком много ляпов, – улыбнулась писательница.

– Уверена, что вы все сделали замечательно, а если в чем и ошиблись, то Кэролайн непременно сообщит мне об этом. – усмехнулась Крис. – А теперь, с вашего позволения, я должна бежать. Мне нужно поговорить с капитанами команд о дальнейших матчах, а вам, я уверена, тоже есть о чем потолковать наедине. Еще увидимся. Спасибо за кофе. – Крис поднялась с кресла.

– Не меня благодарите, а Пэдди. – промолвила Линдсей в ответ. – Ее хватит удар, когда она, вернувшись, увидит, в каком состоянии находится ее кофеварка и бар.

– Послушайте, если вам удастся вытащить ее из тюрьмы, то будьте уверены, что на эти пустяки она не обратит внимания, – произнесла Крис Джексон перед уходом.

Рухнув в освободившееся кресло, Корделия немедленно потребовала информации.

– Ты можешь мне теперь рассказать, как шли дела у бесстрашных горных козочек, пока я носилась по хоккейному полю, как бешеная, рискуя своей репутацией? Ты подтвердила свое предположение? В дом можно было проникнуть с помощью строительных конструкций?

– Да, вполне возможно, – кивнула журналистка. – Только это упражнение требовало определенной силы и умения. Картрайт, конечно же, должен был знать, где хранятся брусья и крепления, и он, без сомнения, мог собрать их в единую конструкцию. Остальную же часть непростого дела мог с легкостью выполнить только Энтони Баррингтон, поскольку он сильный и ловкий человек. А вот Картрайт едва ли мог бы пробраться с лесов в музыкальный клас. – во всяком случае, я в этом не уверена. Мы точно не знаем, было ли Баррингтону известно о том, что на строительной площадке можно запросто разжиться нужными материалами. Кстати, когда мы поднялись на крышу кухонного блока, я специально осмотрела кирпичную кладку здания и не увидела там следов от крючьев, которыми обычно пользуются альпинисты. То есть он не мог взобраться на стену привычным для себя способом.

– Что ж, нам остается только съездить в Уэльс этим вечером и послушать, что Баррингтон поведает нам о себе, – заключила Корделия, с неохотой поднимаясь на ноги. – Наверняка убийство совершил кто-то из них двоих. Я никогда не верила в то, что женщина может убить другую женщину таким варварским способом. В этом убийстве – явно мужской почерк, налицо чисто мужская психология. Так что твой эксперимент с шестами и креплениями лишь доказал то, что я с самого начала чувствовала сердцем.

Было уже почти три часа, когда автомобиль Линдсей затормозил у здания тюрьмы. Сейчас здесь было не так пустынно, как в прошлый раз, – парковочная площадка была сплошь уставлена автомобилями, а у ворот то и дело сновали посетители, пришедшие навестить родных и знакомых. Линдсей вдруг вспомнилось, как некоторые политики любят потешаться над роскошью тюрем, и она с горечью подумала, что даже тюремные стены обладают большей чувствительностью, чем такие люди. После короткой задержки у ворот их с группой других посетителей проводили в ту самую комнату, где они уже бывали. На сей раз им пришлось дольше ждать Пэдди – вероятно, надзирательниц было не так уж много, а посетители все шли и шли.

Когда Пэдди вышла, обеим женщинам показалось, что она еще глубже ушла в себя. При виде приятельниц она заставила себя улыбнуться, но улыбка была какой-то вымученной. Линдсей почувствовала, как в ней закипает гнев при виде того, что они сделали с Пэдди. И если прежде у нее появлялись сомнения в целесообразности их расследования, то сейчас они прошли. «Черт с ним, с «Клэрионом». – подумала она. – Останусь тут сколько нужно, если смогу еще хоть чем-то помочь Пэдди».

– Ну как ты? – спросила Корделия.

Пэдди Кэллеген равнодушно пожала плечами.

– Потихоньку привыкаю, – едва слышно ответила она. – Очень помогает чтение. И еще я вы полняла кое-какую работу в прачечной, тоже способ скоротать время. Моя сокамерница – довольно приятная особа. Она развлекает меня историями о жизни своей семьи. Поразительно: ей даже в таком гнусном месте удается оставаться веселой и жизнерадостной. Одному Богу известно, как это у нее получается.

– Не хотела бы слишком обнадеживать тебя, – заговорила Линдсей, – но наметился положительный сдвиг. Похоже, нам удалось установить, как было совершено убийство. Если мы не ошибаемся, наша догадка поможет снять тебя с крючка. В понедельник мы первым делом позвоним Джиллиан и спросим, что можно сделать.

На лице Пэдди расцвела медленная улыбка, и на этот раз она была искренней.

– Расскажи мне, – попросила она.

Линдсей и Корделия, перебивая друг друга, изложили Пэдди версию со строительными лесами, и когда дошел черед до следственного эксперимента, Пэдди громко рассмеялась:

– Господи. Как бы мне хотелось быть там и посмотреть, как вы с Крис, подобно горным баранам, карабкаетесь вверх! Должно быть, у девчонок теперь целую неделю не иссякнут темы для шуток. Бедная старушка Крис! Они же изведут ее!

– К счастью, я не заметила вокруг ни одной школьницы, так что никто не видел, что мы делаем, – промолвила Линдсей Гордон.

– Ну и что, что не видела. – усмехнулась Пэдди. – Не забывай, что Дербишир-Хаус – это настоящая фабрика сплетен. Стоит одному где-то что-то увидеть или узнать, как это тут же становится достоянием всей школы.

– Однако мы все еще не знаем наверняка, кто убийца, – со вздохом заметила Корделия. – Чем больше фактов, тем сложнее что-то доказать.

– Хорошо, что ты напомнила, – сказала Линдсей. – Тебе известно что-нибудь о финансовом положении Джеймса Картрайта, Пэдди?

Брови Пэдди Кэллеген изумленно взлетели вверх.

– Совсем немного. – ответила она. – В общем-то только то, что его дела не так хороши, как обычно. Ему не удалось подписать контракт на строительство корта для сквоша – это серьезный удар по его кошельку. И он не поменял в этом году машину, хотя делает это постоянно. Я даже слышала, что вся эта история с игровыми полями и нашим фондом окончательно подкосила его, но в это, право же, трудно поверить. – Ненадолго задумавшись, Пэдди продолжила: – Кстати, о Картрайтах: я бы хотела ответить на твой вопрос, который ты задала мне недавно. О заявлении Сары, сделанном ею полиции. Знаете, я думаю, что она ошибается. На самом деле все было наоборот. Когда я привела ее ко второму музыкальному классу мне пришлось остановиться у кладовой, чтобы переговорить с двумя ученицами младших классов, которых там не должно было быть в этом время, а Сара пошла вперед. Когда я вошла в класс, Сара стояла у шкафа и рассматривала какие-то ноты. Это показалось мне довольно странным, потому что она вообще никогда не интересовалась музыкой. Точнее, ее интересовало только музыкальное сопровождение к гимнастическим номерам, но чтобы вдруг листать ноты – такого за ней не водилось. Я велела ей положить ноты на место, потому что знала, что в комнате должна была заниматься мисс Смит-Купер. Не думаю, что это такая уж существенная деталь, но пусть уж вам все будет доподлинно известно – так сказать, для точности протокола.

– Понятно, – задумчиво протянула Линдсей. – Думаю, нам придется еще разок поговорить с мисс Картрайт. Не терплю, когда лгут. Это сразу заставляет меня думать, что такой человек что-то скрывает.

– Только не переусердствуй, Линдсей, – попросила Пэдди. – Сара не очень-то счастлива, и я чувствую себя ответственной за нее.

– Нет, Пэдди. С ней обязательно надо поговорить. Сейчас на карту поставлены куда более важные вещи, чем чувства Сары.

– Да знаю я это, только, пожалуйста, будь с ней ласкова, – попросила Пэдди. – Она взъерошится, как кошка при виде собаки, если ей что-то не понравится в твоих расспросах.

– Должно быть, ты шутишь, – с презрением промолвила Корделия. – Когда мы виделись с нею в последний раз, она вела себя очень дерзко, если не сказать, по-хамски. Сара – единственный человек, естественно за исключением Памелы Овертон, которому удалось вывести из себя твою любимую журналистку.

Пэдди снова рассмеялась, и на ее щеках даже заиграл легкий румянец. Но не успели Корделия или Линдсей заметить что-то по этому поводу, подошла надзирательница и повела их приятельницу в камеру.

– Мы скоро вытащим тебя отсюда, не забывай об этом, – сказала Корделия Браун на прощанье, глядя на исчезающую в дверях Пэдди.

К машине они шли, горячо споря. Корделия рвалась поехать в Уэльс к Энтони Баррингтону, но Линдсей передумала.

– Первым делом я должна поговорить с Сарой, причем немедленно, – заявила она решительно. – Баррингтон будет дома и позднее вечером. К тому же мы смогли бы поехать к нему завтра утром. А сейчас мне необходимо выяснить все с Сарой Картрайт. Она солгала нам, и я хочу знать почему.

– Вот с ней мы и можем поговорить в любое время, – возражала Корделия. – Мы и так знаем, что она нам врала, так что остается лишь выяснить, что заставило ее сказать неправду. Зато к Баррингтону надо ехать как можно скорее. Он – единственный, с кем мы даже не поговорили, хотя он может иметь к этой истории непосредственное отношение. И потом, ты же сама твердишь, что это – наиболее подходящий кандидат на роль убийцы. Что с тобой случилось, Линдсей? Совсем недавно ты просто рвалась в Уэльс, чтобы потолковать с ним по душам.

– Ну как ты не понимаешь?. – возмутилась Линдсей. – Ответы Сары могут все изменить! Вполне вероятно, что после разговора с ней нам вообще не придется ехать к этому Баррингтону. Не исключено, что нам даже удастся раскрыть преступление. Мы ничего не потеряем, если сначала поговорим с Сарой, зато можем много выиграть. Я знаю, что этот разговор – важнее всего.

Корделия тяжело вздохнула.

– Да ты прешь как танк, – вымолвила она устало. – Ты ничего не желаешь слушать. И не принимаешь никаких доводов, разве не так?

– Я знаю, что права. – упрямо повторила журналистка.

– Что ж, а я уверена, что ты ошибаешься. – продолжала стоять на своем Корделия.

– Это мы еще посмотрим, – буркнула Линдсей. – Та-ак… здесь есть где-нибудь телефон?

– Кажется, мы проезжали телефонный автома. – он был примерно в миле после съезда с шоссе. Кому ты хочешь позвонить?

– Я хочу просто оставить Саре записку, – ответила журналистка. – Хочу предупредить ее, что мы приедем. Пусть немного попотеет. Я хочу, чтобы она была с нами ласкова и чтобы она поломала голову над тем, что нам уже известно, а что – нет. – С этими словами Линдсей села в машину.

– Господи, да ты упряма как осел, тебе это известно? – бросила Корделия, обращаясь к пустому месту, где только что стояла ее подруга.


Припарковавшись у Лонгнор-Хауса, женщины направились прямо в комнату Сары. На двери висела табличка «Не беспокоить!».

– Вообще-то подобные таблички – это святое, но на сей раз мы нарушим правила, – вымолвила Корделия. – В конце концов, Сара должна нас ждать. – Она постучала в дверь.

Ответа не было. Писательница вопросительно взглянула на Линдсей, и та ободряюще кивнула ей. Корделия нажала на ручку двери и первой вошла в комнату.

Открывшееся зрелище заставило ее отшатнуться, прижав руки к губам. Линдсей схватила ее в объятия, крепко прижав к себе, и заглянула внутрь…

– Мы не должны ничего тут трогать, – хрипло прошептала Линдсей. Отпустив Корделию и убедившись, что та держится на ногах, она быстро прошла в комнату и огляделась по сторонам, чувствуя стеснение в груди. – Спустись в комнату Пэдди, – скомандовала она Корделии. – Позвони Памеле Овертон и вызови полицию.

Корделия замерла на месте, словно не слыша ее слов.

– Делай то, что я сказала! Скорее! – закричала Линдсей.

Корделия вздрогнула и, шатаясь, пошла вниз по коридору.

Оставшись одна, Линдсей постаралась взять себя в руки, а уж потом снова решилась посмотреть… Ей отчаянно хотелось понять, почему произошла эта немыслимая трагедия.

Почему Сара Картрайт – точнее, то, что от нее осталось, – лежит, распростершись – наполовину на полу, наполовину на кровати… Ее левая рука была исполосована ножом до кости у локтя и у запястья. На правом запястье тоже была рана, только менее глубокая. На полу валялся охотничий нож. Без сомнения, она перерезала себе вены, наклонившись над раковиной, которая была наполнена жуткой густо-кровавой водой. Видимо, потеряв сознание, Сара Картрайт повалилась назад, при этом хлеставшая из ран кровь забрызгала стены, пропитала ковер и постель. Линдсей затошнило, но каким-то сверхусилием воли она заставила себя продолжить осмотр комнаты. Она подошла к столу, осторожно обходя пятна крови на полу.

На столе лежал листок бумаги, исписанный аккуратным почерком. Линдсей была почти уверена, что найдет что-то в этом роде. Сверху на листке было написано большими буквами: «Каждому, кого интересует истинная причина смерти Лорны Смит-Купер».

Далее в записке было написано:


«Сначала я хочу извиниться за все те неприятности, которые причинила, особенно перед моим отцом, мисс Кэллеген и перед школой. В тот момент мне казалось, что я делаю единственно правильную и возможную вещь; я не думала, что кто-то что-то сможет доказать. И я вовсе не хотела, чтобы арестовали мисс Кэллеген. Это я убила Лорну Смит-Купер. Я притащила опоры для строительных лесов с кортов для сквоша и сделала подставку, чтобы забраться с кухонной крыши в музыкальный класс. Я открыла окно, проскользнула в комнату и задушила ее, когда она играла на виолончели. Я знала, что Лорна Смит-Купер будет там в это время, потому что мисс Кэллеген сказала мне об этом, когда меня там успокаивала. Я убила мисс Смит-Купер ради моего отца. Я хотела, чтобы он получил игровые поля школы и сумел поправить свои дела. А решилась я на убийство после того, как узнала, что обо мне думают девочки. Я была уверена, что мисс Кэллеген выпустят из тюрьмы и все постепенно забудется. Однако ко мне должны прийти мисс Гордон и мисс Браун, а я видела утром, что они возятся с опорами для строительных лесов на крыше кухонного блока. Они точно знают, что я солгала мисс Кэллеген, и теперь уж точно все выяснится, потому что я – единственная, кто мог пробраться по узким брусьям к окну музыкального класса. Но я не могу пойти в тюрьму. Мне очень жаль, что мне придется причинить боль моему отцу. Я решилась на это, потому что я люблю тебя, папочка. Сара Картрайт».


Прочитав трагичное послание, Линдсей ощутила приступ беспомощной ярости. Она повернулась к кровати, чтобы осмотреть тело юной девушки. Честно говоря, ей не нравилась Сара, ее подчеркнутое высокомерие, но это сейчас не имело уже ни малейшего значения… ни один человек не заслуживает столь ужасной кончины. Это была жалкая смерть, за которой скрывались лишь страх и слабость. Линдсей не могла больше этого видеть. Резко отвернувшись от залитого кровью трупа, она вышла из комнаты. Ее терзало горькое чувство вины – поиски истины слишком затянулись.

Линдсей увидела Памелу Овертон, медленно поднимавшуюся по лестнице. Директриса явно была в шоке; она мелко, совсем как старушка, переступала ногами. Подойдя к Линдсей, мисс Овертон лишь вопрошающе на нее посмотрела.

– Простите. – вздохнула она, вдруг почувствовав себя страшно измученной. – Я слишком медленно вела расследование. Сара покончила с собой.

– Корделия мне сказала. – безучастным голосом проговорила директриса. – Это как-то связано со смертью Лорны?

Линдсей устало кивнула:

– Боюсь, что да.

– Но ведь это сделала не Сара?… И не кто-то другой из моих девочек?… – В обычно сдержанном голосе мисс Овертон была слышна отчаянная мольба.

– Она оставила записку с признанием, – вымолвила Линдсей. – Я не могла себе представить,что обвинение с Пэдди будет снято такой ценой…

Ничего на это не сказав, директриса смерила Линдсей холодным взглядом и подошла к окну. Журналистка прислонилась к стене и устало закрыла глаза.

Через какое-то время – она понятия не имела, как долго она так простояла, – в коридоре послышались тяжелые шаги и гул голосов – это прибыли инспектор Дарт с группой полисменов. Часть их была в форме, несколько человек – в штатском.

– Мисс Овертон, – мягко заговорил инспектор, – примите мое сочувствие. Вы не могли бы пока спуститься вниз и подождать, пока мы сделаем все необходимое? Мисс Гордон, когда мы закончим, я бы хотел с вами поговорить, с вами и с мисс Браун. Вы сможете подождать внизу с мисс Овертон?

– Кто-то, наверное, должен сообщить мистеру Картрайту? – спросила мисс Овертон.

– Об этом мы позаботимся. – пообещал инспектор. – А теперь, леди, я попросил бы вас спуститься вниз.

Обе женщины молча направились в комнату Пэдди. Когда они вошли, Корделия, сидевшая в кресле, испуганно подняла голову и сказала дрожащим голосом:

– Ты не должна была звонить, Линдсей. – Она разрыдалась.

Подбежав к ней, Линдсей обняла ее за плечи, содрогавшиеся от рыданий.

– Откуда же я могла знать. – в отчаянии спросила она. – Я ведь думала, что она лжет, что бы защитить отца. То ли потому, что знает, что ее отец виновен, то ли просто его подозревает. Я правда не знала, что это она убила Лорну.

– Она убила Лорну?! – переспросила Корделия, в ужасе отшатнувшись.

– Она оставила записку с признанием, – объяснила Линдсей. – Думаю, нам лучше приготовиться к неприятному разговору с полицией.

К ним подошла Памела Овертон:

– Что вы хотите сказать? Вы что же, имеете какое-то отношение к самоубийству Сары Картрайт?

– Сегодня мы добыли кое-какую информацию, – объяснила Линдсей. – Мы также обнаружили, что Сара сделала ложное заявление полиции. Примерно час назад я позвонила в школу и попросила передать Саре записку – что мы хотим еще раз с ней поговорить. Вот и все.

Директриса смерила Линдсей Гордон суровым взглядом.

– Я-то считала вас разумным и цивилизованным человеком, – промолвила она. – Прошу вас передайте инспектору Дарту, что я буду в своем кабинете, если он захочет меня увидеть. – С этими словами она резко повернулась и ушла.

Корделия вытерла слезы и шумно высморкалась.

– Пожалуй, мы перегнули палку, ты так не считаешь?

– Возможно, – сердито отозвалась Линдсей Гордон. – И уж, поскольку, меня теперь считают нецивилизованной и неразумной, короче, полной дурой, то я готова довершить свой портрет еще одним гнусным штришком. – Она подошла к телефону и набрала номер воскресного приложения к «Клэриону».

– Алло! Это Линдсей Гордон. – проговорила она в трубку. – У меня есть для вас эксклюзив. Готовы? Группа детективов, специализирующихся в расследовании убийств, была вызвана сегодня в элитную закрытую школу для девочек, после того как одну из учащихся обнаружили мертвой. Детективы уже расследовали в школе Дербишир-Хаус убийство всемирно известной виолончелистки Лорны Смит-Купер, совершенное там неделю назад. В этом преступлении была обвинена старшая воспитательница мисс Патрисия Кэллеген, но из достоверных источников стало известно, что в ее причастности возникли серьезные сомнения. Сегодня смерть настигла восемнадцатилетнюю школьницу Сару Картрайт, чей отец, Джеймс Картрайт, – известный застройщик в городке Бакстон, расположенном неподалеку от школы.

В настоящее время Джеймс Картрайт ведет тяжбу со школой, пытаясь отсудить игровые поля, на которых он намеревается построить роскошные здания в расчете на немалые потенциальные доходы.

Сара училась в шестом классе и была найдена мертвой в своей комнате. На обеих ее руках обнаружены резаные раны. Великолепная гимнастка и хоккеистка, Сара хотела стать учительницей физкультуры. По утверждению полиции, еще вчера вечером ничто не предвещало трагедии. Версия о том, что это убийство, – не выдвигается… Конец сообщения. Передайте редактору. Сара оставила записку, в которой признается в убийстве Лорны Смит-Купер.

Линдсей Гордон обзвонила еще три издания и трижды продиктовала эти сведения и только после этого повесила трубку.

– Готова биться об заклад, – обратилась она к Корделии, – что ты считаешь меня настоящим дерьмом, не так ли?

Писательница подняла на нее глаза.

– Я бы никогда не смогла сделать то, что сейчас сделала ты, – призналась она.

Линдсей пожала плечами, ее лицо сохраняло бесстрастное выражение.

– Это своеобразный способ справляться с ситуацией, – заметила журналистка. – Так я могу скрыть свои чувства и даже забыть о них на время.

– Да что там… – проговорила Корделия. – Это же твоя работа, Линдсей. Ты сама выбрала ее. Я просто говорю, что мне такие вещи были бы не по силам. А тебе удается справляться с очень сложными ситуациями, и это означает одно: что ты очень хорошо работаешь. Думаю, если бы ты не умела сохранять в критический момент трезвость, твои боссы быстренько бы с тобою расстались. – В голосе Корделии Браун не было одобрения – только холод.

Не успела Линдсей промолвить что-то в ответ, как дверь рывком распахнулась, и в комнату Пэдди буквально ворвался инспектор Дарт в сопровождении молоденького детектива, Линдсей уже видела его прежде. Инспектор был мрачен, на худощавом лице явственнее проступили морщины. Дарт подошел к письменному столу Пэдди и бесцеремонно за него уселся. Молоденький детектив сел на стул с прямой спинкой, стоявший у двери, и вынул блокнот, приготовившись записывать. Инспектор Дарт долго молчал, буравя взглядом то Линдсей, то Корделию. Линдсей все больше становилось не по себе. Наконец Дарт соизволил прервать это тягостное молчание и заговорил – очень медленно, его и без того низкий голос очень напоминал сейчас рычание.

– Дьявол, как я ненавижу попусту тратить время. – угрожающим тоном произнес он. – И еще я ненавижу тех идиотов, которые готовы верить всем этим газетенкам, долдонящим, что в полиции работают одни придурки и что все они взяточники и развратники. И знаете, почему я их ненавижу? Потому что они считают, что знают лучше нас, как ловить преступников. Правда, обычно у них не бывает возможности воплотить свои убогие теории в практические результаты. Возьмите, например, сегодняшний случай!

Линдсей Гордон молчала, чувствуя, что заслужила эту отповедь, однако она решила ни в коем случае не показывать Дарту, как на самом деле огорчена.

– У меня тут есть нечто вроде признания, – продолжал инспектор. – Признания в том убийстве, за которое я уже держу в тюрьме человека. Но в записке упоминается еще и ваше имя, мисс Гордон. Пару раз упоминается. – добавил он. – Также я нашел в корзине для бумаг скомканную записку, в которой Саре сообщалось о том, что вы собираетесь заглянуть к ней после того, как навестите мисс Кэллеген. Все это позволяет мне предположить, что вы сунулись в дело, которое вас вообще не касается. Так я прав?

Линдсей пожала плечами. Инспектор выжидающе посмотрел на нее, но, поняв, что она намерена отмалчиваться, продолжил:

– У меня есть парочка-другая вопросов по поводу признания, о котором я уже упоминал. Надо понимать, вы ведь прочитали его, мисс Гордон, не так ли?

– Да, прочитала, а вот мисс Брау. – нет. – ответила она.

– Ради вашего же блага молю Бога о том, что бы мне не удалось найти в комнате ваших отпечатков пальцев. Итак, привожу цитату из записки: «…Я видела утром, что они возятся с опорами для строительных лесов на крыше кухонного блока». А теперь я бы хотел выслушать ваши объяснения по этому поводу.

Мисс Гордон подняла на него глаза:

– Мисс Овертон сразу поняла, что раз уж вы произвели подходящий обстоятельствам арест, то наверняка прекратите дальнейшие поиски, и что вам совсем ни к чему обременять себя проверкой иных версий. Только поэтому мисс Овертон попросила меня и мисс Браун постараться что-нибудь сделать, добыть информацию, которая помогла бы освободить мисс Пэдди Кэллеген. Потому что и мисс Овертон, и мисс Браун, и я твердо знали, что мисс Кэллеген невиновна.

– Я уже много лет работаю журналисткой, – продолжала она, найдя, кажется, верный тон. – Я проводила несколько расследований, два из которых завершились арестами. Я достаточно компетентна в области английского и шотландского права, и мне очень хорошо известно, насколько тяжким бывает поиск улик. Не будь у меня этих знаний, ни одна газета не стала бы посылать меня на задания, касающиеся криминальных дел. Я далеко не так глупа, как вам могло показаться, инспектор. То же самое могу смело сказать о Корделии. Вот я и подумала, что, возможно, нам удастся обнаружить кое-какие факты, неизвестные вам и вашим помощникам. А это ведь очевидно, что людям легче будет разговаривать с нами, чем с суровыми полицейскими. А что касается нашей возни с опорами для строительных лесов, так это необходимо было для того, чтобы удостовериться в некоторых очевидных фактах, – объяснила она.

– Избавьте меня от длинных речей, – саркастическим тоном заметил инспектор.

Но Линдсей Гордон, будто не слыша его, продолжила:

– Я не особенно рассчитываю на то, что вы мне поверите, но знайте: целую неделю мне не давала покоя мысль, что я что-то упустила. Причем что-то очень важное; но я никак не могла вспомнить, что именно меня тревожит. И о том, чтоименно не давало мне покоя, я вспомнила лишь сегодня ранним утром.

Потом Линдсей Гордон коротко описала, что она видела неделю назад, а затем перешла к описанию утренних событий. Когда она подошла к концу повествования, вид у инспектора был абсолютно ошеломленный.

– Боже избави нас от дилетантов. – с горечью воскликнул он. – И сколько же отпечатков пальцев, следов обуви и прочих следов вы наоставляли утром в тех местах, которые упоминали? Кто, скажите мне ради бога, кто позволил вам брать на себя такую ответственность и действовать от имени закона?! Отвечай, о женщина!

– Не думаю, что вам удалось бы найти хоть что-то на строительной площадке, – пожав плечами, промолвила Линдсей. – В конце концов, там всю неделю работали строители. А что касается остальных ваших обвинений… Я почти уверена, что преступник действовал в перчатках. Думаю, вы согласитесь с тем, что это было запланированное и подготовленное преступление, а об опечатках пальцев в наши дни известно всем. Кстати, Крис Джексон двигалась очень осторожно и на оконной раме своих отпечатков не оставила. Впрочем, там их и до этого не было. Я говорю об этом с полной ответственностью, потому что утром, вспомнив наконец, что не давало мне покоя с субботы, сама убедилась в этом.

– Ваша глупость безгранична. – простонал инспектор Дарт. – И труп, который лежит сейчас наверху, – это своего рода кровавый памятник вашей глупости. Полагаю, вам ни разу и в голову не пришло сообщить нам, какую информацию вы добыли? Если бы вы это сделали, то – могу гарантировать – Сара Картрайт была бы сейчас жива. Нет, вместо этого вы упорно занимались не своим делом, и вот результат: бедная девочка превратилась в обезображенный труп. Вот вы говорите, что девушка солгала, сделав заявление в полицию. Она призналась в этом в своей записке. Но если бы вместо того, чтобы звонить ей и запугивать, вы позвонили бы мне, она бы сейчас была жива! Я знал ее, когда она еще под стол пешком ходила! Мало того, что теперь мне предстоит рассказать ее отцу, что его дочь – убийца, но и об этом кошмаре: она покончила собой по милости двух полоумных сыщиц-любительниц. – Инспектор покачал головой. – Примите мои поздравления, леди. Вы добились своего: ваша подруга будет освобождена из-под стражи. – Встав из-за стола, он направился к двери. Но, прежде чем выйти, Дарт обернулся: – Попрошу вас не уезжать из нашего города. Думаю, вам придется пересказать эту историю коронеру.

Женщины остались вдвоем. Линдсей невидящим взглядом смотрела в окно. Чуть погодя Корделия встала и обняла ее. Слабо улыбнувшись, Линдсей сказала:

– Полагаю, кому-то яз нас следует позвонить Джиллиан, пусть она поскорее предпримет все необходимое для освобождения Пэдди. Почему бы это не сделать тебе? Я… я просто не в состоянии этим заниматься. Ну почему, почему я тебя не послушала! Поверь, мне действительно очень жаль. Я и тебе не делала никаких скидок и поблажек, не правда ли? Не говоря уже об этой бедной, замученной девочке. Я слышала только себя, упивалась своими великими идеями. Это я заварила всю эту кашу – только я. От начала и до конца.

Корделия поцеловала Линдсей в лоб.

– Не изводи себя, – прошептала она. – Сара сама захотела убить Лорну и сделала это. Не ты заставила ее пойти на этот шаг. Похоже, все уже начали об этом забывать. А потом Сара предпочла убить себя, только бы не отвечать за последствия своего предыдущего поступка. Она отмалчивалась, а Пэдди тем временем страдала за совершенное ею преступление. И, несмотря на все сетования нашего дражайшего инспектора Дарта, я очень сомневаюсь в том, что они бы всерьез восприняли выкопанные тобою факты или подозрения. Скорее всего, они заявили бы, что ты понапрасну тратишь их драгоценное время. Так что не надо во всем обвинять себя, моя хорошая.

Глубоко вздохнув, Линдсей отвернулась.

– Я не могу… Я все равно чувствую, что только я в ответе за то, как все вышло… Причем такого же мнения придерживаются инспектор Дарт и мисс Овертон. А Картрайт… Как он все это переживет? Дочь была его единственной отрадой. Черт побери!… Ну почему все так получилось, так нелепо?…


Когда в воскресенье утром Пэдди Кэллеген вернулась в Дербишир-Хаус, ее встречали без шампанского. После того, как были выполнены все необходимые юридические процедуры, Джиллиан увезла Пэдди из тюрьмы. Корделия приготовила пряное индийское угощение, так что когда Пэдди вошла в свою комнату, ее, кроме объятий, поцелуев, слез и холодного пива, встретил еще и аромат восточных специй и карри. После этой пылкой встречи Пэдди отправилась в главный корпус: сообщить о своем возвращении Памеле Овертон. Директриса на радостях тут же собралась к ней в Лонгнор, а Линдсей, которой вовсе не улыбалось видеть ее надменный взгляд, воспользовавшись случаем, ускользнула в директорский кабинет, чтобы написать там заметку для «Клэриона» – об освобождении Пэдди. Заметка дополнялась пространным интервью с жертвой незаконного обвинения.

Продиктовав заметку стенографистке, Линдсей попросила позвать к телефону редактора.

– Дункан, привет, это Линдсей говорит. – поздоровалась она. – Через несколько минут тебе принесут мой эксклюзив о преступлении в закрытой школе для девочек. Я оставила номер телефона, на случай, если появятся какие-то вопросы.

– Мне только что принесли твою статью, детка. Ничего не скажешь, неплохая работа. Впрочем, ты так долго занималась этим делом, что просто обязана была написать хорошо. И когда же я снова увижусь с тобой?

– Взял бы меня на постоянную работу, тогда бы и спрашивать не пришлось. Ну да ладно… Я должна прийти в среду в час, вот тогда меня и жди.

– Тебя – на постоянную работу?! – картинно изумился редактор. – Да тогда я бы тебя вообще не видел. Мне пришлось бы платить тебе слишком много, судя по тому, что ты можешь себе позволить целую неделю колесить по всей Англии.

Линдсей рассмеялась.

– Знаешь, я бы предпочла страдать от твоих издевательств, я же знаю, что ты бы гонял меня, как древний погонщик рабов… да, это лучше, чем еще раз попасть в такую передрягу. Между прочим, с тех пор как я уехала из Глазго, я еще ни разу толком не спала.

Она услыхала, как Дункан игриво усмехнулся.

– Это твоя слабость, Линдсей, – промолвил редактор. – Вечно ты мешаешь удовольствие с бизнесом. Ладно, увидимся в среду.

Переговорив с Дунканом, Линдсей время от времени затягиваясь сигаретой, снова и снова перебирала в памяти события минувшей недели. Она заставила себя подумать и о вчерашней чудовищной трагедии. Теперь, когда первый шок прошел, она была в состоянии более объективно оценить самоубийство Сары и ее признание. Настораживало, что в записке не были упомянуты некоторые очень важные детали. Почему-то ни слова о пояске от плаща Пэдди, между прочим, об этой улике было известно только тем, кто видел труп, естественно, полиции, самой Пэдди и, конечно же, убийце. Вообще-то это была не такая уж важная деталь, но для Сары, делавшей последнее в ее жизни признание, она должна была бы показаться весьма существенной. Девушка могла, к примеру, написать: «Я сделала удавку из виолончельной струны, которую заранее взяла во втором музыкальном классе, когда была там с мисс Кэллеген. А поясок от чьего-то плаща я стащила в раздевалке Лонгнор-Хауса».

Линдсей ощутила какое-то странное беспокойство. Девушка также не упомянула, каким образом ей удалось открыть оконный крючок. Это ведь сама Линдсей объяснила полиции, как, по ее мнению, было совершено преступление, а они вообразили, что узнали об этом из записки Сары, точнее, признание этой девчушки как бы подкрепило ее версию. И вообще, из всех их с Корделией подозреваемых Сара, пожалуй, меньше всех других была посвящена в дела мисс Смит-Купер. Сара никак не могла знать, как долго виолончелистка пробудет в классе, потому что не занималась музыкой и не могла прикинуть, сколько времени та будет репетировать.

А что, если… Сара не убивала мисс Смит-Купер? Что, если она считала, что убийство совершил ее отец? Пусть даже это не так? Предположим, у нее были причины считать его виновным и опасаться того, что ему вот-вот предъявят обвинение… Могла бы эта крошка наложить на себя руки ради спасения отца? И тут Линдсей поняла, что эта мысль дорогого стоит. Учитывая то, что она успела узнать о характере Сары, и, судя по отзывам о ней окружающих, девочка вполне могла решиться на такой поступок. Ведь она просто боготворила отца. Он был единственным близким ей человеком. Правда, она и своих школьных подруг раньше считала близкими, но после того, как они на нее ополчились, она по-юношески круто изменила свое к ним отношение. Большинство девочек вскоре, наверное, и думать забыли о той размолвке, но Сара, конечно же, затаила в душе обиду. И почувствовала себя очень одинокой. И вот результат: ей было проще пожертвовать собой, чем допустить арест любимого отца.

Линдсей тяжело вздохнула. Часть ее «я» говорила ей: «Уймись, оставь все, как есть. Пэдди на свободе, все обвинения с нее сняты». Однако другая часть не могла смириться с таким положением. Журналистская честь не позволяла ей остановиться на полпути: ей необходимо было докопаться до истины. Новые сомнения терзали ее душу, и теперь, опасалась Линдсей, они не дадут ей покоя.

Она яростно замотала головой, как собака, выбравшаяся из воды, затушила сигарету и быстрым шагом двинулась в Лонгнор-Хаус, надеясь, что, окунувшись в праздничную атмосферу, сумеет отогнать эти сомнения. Выяснилось, что директриса уже изволила удалиться, а Джиллиан Маркхэм в пальто стояла в дверях, тоже собираясь уйти.

Увидев Линдсей, адвокат заулыбалась.

– Как хорошо, что вы вернулись, – промолвила она. – Я пойду, не хочу мешать вам праздновать вашу потрясающую победу. Только позвольте поблагодарить вас – от имени Пэдди – за эту титаническую работу, которую вам пришлось проделать. Уж я-то знаю, как трудно вам было. Слава богу, Пэдди на свободе, ей возвращено ее честное имя… и все это благодаря вам и Корделии.

– Да-да, только благодаря вам, – подхватила ее слова Пэдди Кэллеген. – Если бы мы понадеялись на полицию и не предприняли никаких мер, то я бы и сейчас чахла в тюрьме. Так что спасибо вам, мои дорогие.

Линдсей покраснела.

– Что сделано, то сделано, – промолвила она, помотав головой. – Только в конце я все испортила. Я была так взбудоражена своим открытием, что не послушалась совета Корделии. В том, что случилось с Сарой, – и моя вина. Это еще долго будет меня мучить. Но я получила хороший урок: впредь я буду дважды думать, прежде чем что-то предпринимать. Кстати, благодарить надо, конечно же, не только меня и Корделию, но и мисс Овертон и вас, Джиллиан. Если бы Памела Овертон с самого начала не была уверена в твоей невиновности, Пэдди, то едва бы мы с Корделией решились на собственное расследование. И вы Джиллиан, тоже трудились всю эту неделю не покладая рук. Я знаю немало юристов, но едва ли кто-нибудь из них стал бы с такой самоотверженностью со всем этим возиться. Я все сказала. А теперь, кто-нибудь нальет мне пива?

Джиллиан ушла, а приятельницы с тарелками расселись вокруг камина. Они ели молча, и лишь когда дело дошло до кофе, Пэдди наконец попросила их подробно рассказать о расследовании. Линдсей и Корделия говорили по очереди, стараясь не упускать никаких мелочей.

Потом надолго наступила тишина. Наконец Пэдди со вздохом заметила:

– Столько верности… Столько любви… А в результате две страшные смерти. Как обидно! И ради чего? Ради каких-то паршивых игровых полей, которые Картрайт теперь все равно получит, поскольку я, разумеется, больше не соберу никаких денег. Господи, как бы я хотела работать в каком-нибудь изолированном от всех городке, где никого ничего не волнует, не говоря уже о каких-то там участках земли.

– Тебе бы там не понравилось, и ты это отлично знаешь, – улыбнулась Линдсей. – А что скажешь об изолированном городке, где живут небезразличные люди, причем нуждающиеся в твоих знаниях и в твоей заботе? Пэдди рассмеялась:

– Я только вышла за порог тюрьмы, и пожалуйста: ты уже читаешь мне нотации! Сдаюсь, Линдсей, сдаюсь!

Женщины расхохотались, но их дружный смех был прерван стуком в дверь.

– Похоже, все возвращается на круги своя, – простонала Пэдди. И крикнула: – Заходите!

В дверях появилась голова Кэролайн.

– Прошу прощения за то, что помешала, – затараторила девушка. – Но я просто хотела сказать… мы все ужасно рады, что вы опять с нами. Мы все были уверены в том, что вы невиновны, и нам вас очень не хватало. Хотя Шерлок Холмс с доктором Ватсоном скучать нам не давали. То есть я хочу сказать, видели бы вы их в действии, мисс Кэллеген. Кого угодно выведут на чистую воду, да так, что сам не заметишь.

– Ну, довольно, Кэролайн, – с улыбкой сказала Пэдди. – Спасибо на добром слове. Скоро я буду делать обход корпуса, так что ты сможешь сама убедиться, что я не небесный ангел и как-нибудь сумею одна с вами управиться.

– Хорошо, мисс Кэллеген. Мы все немного волновались за вас. Я рада, что тюрьма не изменила вас.

– Кэролайн, займись своими делами!

Кэролайн усмехнулась и исчезла.

– Господи, я явственно вижу в воздухе улыбку этой дерзкой девчонки, ну просто какой-то Чеширский коткоте из знаменитой, – пробормотала Корделия.

Кэролайн оказалась не единственной визитершей.

В комнату Пэдди то и дело наведывались ее коллеги, чтобы поздравить ее со счастливым избавлением. Однако атмосфера все равно оставалась напряженной, потому что никто не мог забыть о смерти несчастной Сары. Часа через два Пэдди предложила пойти прогуляться на холм, расположенный за школой. Как только они вышли на крыльцо, Линдсей заметила Джессику Беннетт: по дорожке, прячущейся за деревьями, та направлялась к Лонгнору.

– Вы идите вперед, – попросила журналистка, повинуясь внезапному импульсу. – Я вас догоню. Мне надо кое-что спросить у Джессики. Ничего особенного… Просто я должна кое-что для себя уяснить.

Корделия с каким-то покорным изумлением покачала головой:

– Ты никогда не бываешь довольна, не так ли? Ну хорошо, мы пойдем, только долго не задерживайся, а то не догонишь нас.

– Я в этом не уверена. – заметила Пэдди. – После недельного заточения в камере я не очень-то крепко держусь на ногах. – И они ушли, предоставив Линдсей дожидаться Джессику.

Увидев ее, Джессика широко улыбнулась.

– Привет! – поздоровалась девочка. – Я слышала, что мисс Кэллеген выпустили из тюрьмы. Вот здорово! Как хорошо, что вам удалось узнать, что произошло на самом деле.

Линдсей улыбнулась ей в ответ.

– Я тоже очень рада, что она вернулась в школу, – кивнув, произнесла она. – Но похоже, я сделала не только доброе дело, но и причинила немало вреда. Послушай, Джессика, ты могла бы уделить мне пару минут? Я хотела бы кое о чем расспросить тебя, чтобы ответить на некоторые вопросы, не дающие мне покоя.

Школьница слегка нахмурилась:

– Но я думала, что все разъяснилось?

– Зайди сюда на минутку, – попросила журналистка, поднимаясь в комнату Пэдди. – Мне очень важно прояснить некоторые детали. Знаешь, это такая журналистская привычка – я не могу успокоиться, пока что-то остается непонятным. Я как собака, которая всегда сгрызает всю кость.

– Ну хорошо, – кивнула Джессика, садясь. – Постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Конечно, мне следовало спросить тебя тогда, в прошлый наш разговор. Но когда ты сказала мне, в каком состоянии была мисс Кэллеген, я имею в виду вашу встречу рядом с музыкальным классом, я разговорилась и отвлеклась. Досадно, верно? Ведь этот вопрос я задавала буквально всем. А вопрос такой: видела ли ты Сару в субботу вечером, а если видела, то где и когда?

– И это все? – с явным облегчением спросила девочка. – Да, я видела ее пару раз. Когда я зашла в раздевалку, чтобы одеться и пойти в главный корпус за мисс Кэллеген, Сара как раз выходила из Лонгнора. Она была в куртке, в тренировочных штанах и в кроссовках.

– В какое время это было?

– Думаю, примерно в четверть восьмого. Помню, я еще посмотрела на часы и подумала: хорошо, что еще рано, успею найти мисс Кэллеген до концерта. Потом, когда мы с ней вернулись, я прошла в раздевалку, чтобы повесить пальто на место. Было уже около половины или, может, минут двадцать пять восьмого. Сара сидела там на скамеечке, тупо глядя куда-то в пространство. Я попыталась заговорить с ней, но она ответила мне что-то нечленораздельное и пошла наверх. Скорее всего, к себе в комнату, – добавила Джессика. – Так что же… Ой, какой ужас! Выходит, она тогда только что убила мисс Смит-Купер, да?

Линдсей старалась держаться нейтрально и не подавать виду, насколько важны для нее слова Джессики. Поблагодарив девочку, она постаралась поделикатней ее выпроводить. Сев за стол, Линдсей уронила голову на руки, лихорадочно обдумывая только что услышанное. Как могла Сара Картрайт убить Лорну в промежутке между семью пятнадцатью и семью тридцатью пятью? Спору нет, обычно та часть школьной территории, на которую выходят окна музыкального отделения, бывает в это время темной и безлюдной, но ведь в тот роковой вечер там было полно народу: то и дело подъезжали и парковались машины гостей, потом приглашенные спешили в главный корпус на концерт. Так что до тех пор, пока все не разошлись, то есть до половины восьмого, практически было невозможно предпринять рискованный подъем по наспех смонтированной конструкции. К тому же Линдсей Гордон была уверена, что убийца ни за что не начал бы действовать до начала концерта – наверняка он ждал, пока заиграет музыка, чтобы ее звуки и хоровое пение заглушили возможный шум из музыкального класса.

Стало быть, у нее оставалось только два варианта. Джеймс Картрайт и Энтони Баррингтон. Если опираться на известную ей уже информацию, все подозрения падали на Картрайта, однако, учитывая теперешние обстоятельства… Если она сейчас потащится со своими подозрениями к инспектору Дарту, он запросто ее спустит с лестницы. А самой пойти к Джеймсу Картрайту, считай сразу после того, как его дочь покончила с собой, нет, это выше ее сил… Линдсей вспомнила свои первые журналистские опыты. Какой же мукой были для нее разговоры с родственниками жертв – когда нужно было во что бы то ни стало собрать какую-то информацию по горячим следам! Сейчас, уже став более мудрой, она всячески старалась избежать подобных заданий. Многие ее коллеги умели справляться с подобными интервью без эмоциональных издержек, но для нее горе и переживания ее невольных собеседников были невыносимы. Линдсей сама начинала остро чувствовать их боль – особенно после смерти Фрэнсис. И сейчас она в который уже раз спрашивала себя достанет ли у нее сил (при том, что на ней лежит львиная доля ответственности за смерть Сары) заявиться с расспросами к ее отцу, Джеймсу Картрайту? После мучительных размышлений Линдсей Гордон решила, что нет, этого ей не вынести.

Значит, оставался Энтони Баррингтон. Вот с ним определенно стоило поговорить. Если он невиновен, то она вычеркнет его из сильно оскудевшего списка подозреваемых, и это будет означать, что виновен Джеймс Картрайт. А если выяснится, что убийца все-таки Баррингтон… по крайней мере, ей удастся избежать неприятного разговора с застройщиком.

Итак, Линдсей Гордон приняла окончательное решение. И посмотрела на часы. Если поехать побыстрее, то она вполне успеет в уэльский дом Баррингтона к шести. Схватив листок бумаги, Линдсей нацарапала записку:

«Мне надо поехать по делам. Простите, что не пришла. Вернусь часам к девяти. Если мне позвонят из редакции, скажите им, что я буду позднее и перезвоню».

Линдсей не хотела, чтобы Пэдди или Корделия знали, что ее погнало в дорогу нестерпимое желание узнать правду, которое превратилось просто в какую-то навязчивую идею.

Однако ей не повезло: когда Линдсей выходила из дому, навстречу ей по дорожке бежала Корделия.

– Пришла узнать, почему ты тут застряла, – сказала писательница. – Пэдди болтает с кем-то из своих коллег, вот я и решила за тобой зайти. Ну что, пошли?

Мисс Гордон решительно покачала головой.

– Мне необходимо уехать. – пробормотала она. – Я написала тебе записку.

– А что случилось? – удивилась Корделия. – Почему такая таинственность? Куда ты собралась?

– Ну хорошо, так и быть, скажу тебе. – со вздохом ответила журналистка. – Я еду к Энтони Баррингтону. – У нее был вид напроказившего ребенка, который только что без спросу взял шоколадную конфету.

– Ох, Линдсей, Линдсей. – простонала Корделия. – Ну почему ты никак не можешь угомониться? Ну послушай ты меня! Пэдди на свободе. Сара сделала признание. Полиция удовлетворена, так что тебе еще нужно?

– Мне нужно, чтобы все было по-справедливому. – упрямо стояла на своем Линдсей. – Ты же не читала ее предсмертной записки с признанием. А я читала, и я не верю, что Лорну Смит-Купер убила эта девочка. Хотя бы уже потому, что записка была слишком длинной. Словно Сара пыталась убедить нас в том, что это именно она совершила убийство. Но при этом в ее письме нет никаких деталей. Ничего такого, что не было бы известно всем. Я уверена, что она покончила с собой, потому что считала, что Лорну убил ее отец. С этой мыслью она жить не могла! – горячо договорила Линдсей.

– Но если так, то почему бы тебе не пойти прямо к нему? – резонно спросила Корделия. – Почему ты хочешь поехать к Баррингтону?

– Ну мы же с тобой решили, что следующим шагом в нашем расследовании должен быть разговор с ним. И потом… в настоящий момент мне будет проще говорить с ним, чем с Картрайтом.

– Ты совсем обезумела, – в сердцах выпалила Корделия. – Неужели ты не можешь просто признать, что совершила ошибку, и на этом успокоиться? Ты не обязана быть идеальной, знаешь ли. Каждый может ошибаться!

– Да не ошиблась я, черт побери! – взорвалась Линдсей Гордон. – Я абсолютно уверена, что Сара не убивала Лорну. И я полагаю, что просто снять обвинения с Пэдди – недостаточно. Во всяком случае, для меня. Мне такое положение дел не кажется нормальным. А тебе?

– Мне тоже не кажется, но только почему именно ты должна докапываться до истины? Позвони в полицию, скажи Дарту, что ты думаешь по поводу признания Сары. Только так и надо поступить, никак не иначе. Господи, неужели эта история тебя ничему не научила?

– Ну да, конечно. – полным сарказма голосом подтвердила Линдсей. – И Дарт, конечно же, будет счастлив меня выслушать. Нет уж, я непременно потолкую с Баррингтоном. Это решено.

Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Корделия тяжко вздохнула.

– Что ж, в таком случае мне лучше поехать с тобой, – заявила она. – Не хватает только, чтобы ты в одиночку заходила в дом к потенциальному убийце…

Однако Линдсей еще не была готова отступить и поднять над головой оливковую ветвь примирения.

– Мне не нужен советник, – сказала она твердо. – Я уже давным-давно научилась справляться со сложными ситуациями, так что, думаю, и тут обойдусь без помощников. Увидимся позже. – Резко повернувшись, Линдсей направилась к своей машине, ни разу не оглянувшись. Когда уже в машине она посмотрела в зеркальце заднего вида, Корделии на крыльце не было. Линдсей с досадой ударила кулаком по рулю. – Ну зачем я это делаю?! Зачем, черт побери, я это делаю?!


Всего за несколько минут до шести часов Линдсей свернула с большого шоссе, ведшего вглубь Уэльса, и направила автомобиль на север. Узкая дорога состояла сплошь из крутых поворотов, колдобин и резких спусков, от которых душа уходила в пятки. Линдсей была даже рада, что в зыбком сумеречном свете не могла различить всех коварных препон, которыми изобиловал этот путь. Наконец дорога свернула к крохотной деревушке: Линдсей увидела почту, паб, часовню и небольшое количество коттеджей. Остальные домики громоздились на горном склоне. Линдсей вытащила из бардачка листок с адресом Энтони Баррингтона. Плас-Глиндвр, Лланагар. Не удивительно, что жители Уэльса были по горло сыты англичанами и их коттеджами, в которых те отдыхали по выходным. Оккупанты присвоили даже лучшие уэльские названия.

Линдсей замедлила скорость, пытаясь найти дом Баррингтона. Ее «ЭмДжи» карабкался все выше и выше на гору, и, наконец, после сумасшедшего поворота, предвещавшего неизвестно что, перед нею возник Плас-Глиндвр. Мисс Гордон резко затормозила. Да уж, ничего себе воскресный коттедж! Нет, это был огромный четырехэтажный дом, окруженный зелеными газонами и зарослями рододендронов с одной стороны и огромным огородом – с другой. Перед домом был припаркован темно-синий «даймлер», а у боковой двери стоял старый «форд-кортина».

– Вот это да. – пробормотала журналистка, подъезжая к входу в дом. – Но, как верно говорят, взявшись за гуж, не говори, что не дюж.

Выбравшись из машины, она позвонила в парадную дверь. Прошло не меньше минуты, прежде чем ей отворила женщина лет пятидесяти в огромном красном фартуке, закрывающем ее фигуру не только спереди, но и сзади. Ее руки были в муке; мукой была испачкана и щека. Женщина изумленно воззрилась на Линдсей.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она.

Даже в этих нескольких словах слышался сильный уэльский акцент.

– Я бы хотела увидеть мистера Баррингтона, если он дома, – ответила Линдсей.

– Как мне представить вас?

– Мое имя – Линдсей Гордон, – ответила журналистка. – Мистеру Баррингтону оно вряд ли что скажет, но я знакома с его дочерью Кэролайн. Я не займу у него много времени.

– Подождите минутку. – сказала женщина, захлопывая дверь прямо перед носом Линдсей.

Однако не прошло и полминуты, как она вернулась.

– Входите, – пригласила женщина и повела ее за собой.

Пока они шли по большому холлу, Линдсей приметила, что единственным его украшением были развешанные по стенам военно-топографические карты Уэльса. Женщина привела Линдсей в просторную гостиную, обставленную простыми большими стульями с обивкой из потертой набивной ткани. Энтони Баррингтон сидел у стоявшего вплотную к окну высокого бюро с круглой убирающейся крышкой. В руках у него был стакан с виски. Выглядел он в точности как на фотографии, стоявшей в комнате у его дочери. На нем был бесформенный шерстяной свитер, старые вельветовые бриджи, толстые носки и замшевые шлепанцы. Когда Энтони Баррингтон встал, чтобы поздороваться с Линдсей, его брови удивленно поползли вверх.

– Добрый вечер, мисс… Гордон, правильно? Прошу вас, присаживайтесь. Что еще натворила моя доченька, из-за чего вы приехали в такое захолустье? – с улыбкой спросил он.

– Спасибо за то, что согласились принять меня, мистер Баррингтон, – промолвила Линдсей. – Не волнуйтесь: Кэролайн не сделала ничего недозволенного. Вообще-то я не о ней хотела с вами потолковать, хотя она и имеет косвенное отношение к тому, о чем я хочу вас спросить.

Он снова изумленно приподнял брови.

– Да. – задумчиво спросил Баррингтон. – Но вы знаете мою дочь, насколько я понял?

Линдсей улыбнулась.

– Да, я знаю Кэролайн. Она – замечательная девочка. Вы должны гордиться ею. У Кэролайн большое будущее, ведь у нее такой живой ум. Но то, о чем я хочу с вами побеседовать, касается не только школы. На прошлой неделе мисс Овертон попросила меня разузнать кое-что, касающееся убийства мисс Лорны Смит-Купер.

Казалось, слова Линдсей повисли в воздухе. Энтони Баррингтон и глазом не моргнул, услышав знакомое имя, упоминание которого должно было по меньшей мере удивить его.

– А какое, по-вашему, отношение это имеет ко мне? – Угрожающим тоном спросил он наконец.

– Если бы я могла это объяснить… На прошлой неделе полиция арестовала воспитательницу Кэролайн по обвинению в убийстве. Мисс Овертон попросила меня и еще одну приятельницу мисс Кэллеген навести кое-какие справки, касающиеся этого преступления, поскольку была уверена в невиновности Пэдди и знала, что мы придерживаемся той же точки зрения. Правда, я не знаю, насколько вы осведомлены о событиях последних дней?

Он внимательно посмотрел на нее, прежде чем ответить на этот вопрос.

– В газетах я читал, что одна школьница из Дербишира покончила жизнь самоубийством. Полицейское расследование указывает на то, что она имела отношение к преступлению. Сегодня утром я позвонил Кэролайн, потому что меня не может не беспокоить это происшествие… и она сообщила мне, что Сара Картрайт оставила предсмертную записку, в которой признается в убийстве. После этого мисс Кэллеген была освобождена из тюрьмы. Во всяком случае, так говорят в школе. Признаться, я был уверен, что на этом данная история и кончится. А потому не понимаю, что вы здесь делаете?

Линдсей Гордон вздохнула:

– Я не совсем уверена в том, что Лорну убила действительно Сара. Я знаю, что полиция удовлетворена настоящим положением дел, однако меня терзают смутные сомнения. Я понимаю, что теперь, когда Пэдди отпустили из тюрьмы, мне бы следовало успокоиться. Но я хочу убедиться в том, что убийца не разгуливает на свободе. Уж простите, если эти слова покажутся вам несколько мелодраматичными. Мне стало известно, – продолжила она после короткой паузы, – что вызаезжали в Дербишир-Хаус в день убийства. Скажите, вы не заметили там чего-то необычного?

– Господи, да что вы имеете в виду? – В голосе Баррингтона послышалось раздражение.

– Совсем недавно мне удалось выяснить, что убийство было совершено таким образом, который требовал предварительной подготовки… И произошло оно как раз в то время, когда вы привезли Кэролайн в школу с прогулки… Разумеется, полицейские опросили всех, кто находился в Дербишире в это время, однако я уверена в том, что их расспросы были простой формальностью, ведь им казалось, что убийца им уже известен. Ну а я вынуждена была вести расследование более тщательно… короче говоря, не видели ли вы чего-то странного, необычного, того, чего не замечали раньше?

– Теперь понял, – кивнул Баррингтон, явно испытывая некоторое облегчение. – Ох, кстати, не очень-то я гостеприимен! Хотите выпить?

– Нет, спасибо, я за рулем. – Линдсей была рада, что у нее есть хорошая отговорка. Не очень-то приятно, когда тебя угощает возможный убийца. – Итак, вы высадили из машины Кэролайн, и что делали потом?

– Мы вернулись в Дербишир-Хаус примерно в полшестого – без четверти шесть. Я подвез Кэролайн прямо к Лонгнор-Хаусу в своем «даймлере». Мы вместе вышли из машины, и я зашел к ней в комнату, чтобы взять несколько семейных фотографий. Пробыл я там совсем недолго, потому что ей надо было идти на обед. Ну и потом поехал к себе в отель.

– Вы хотите сказать, что поехали прямиком к себе в отель? – переспросила журналистка.

– Ну, разумеется! А подъехав, еще с полчаса сидел в машине, по радио передавали концерт Бартока, хотелось дослушать.

– Вы меня не так поняли, – произнесла Линдсей, поздравляя себя с тем, что, кажется, наконец-то нашла способ вывести разговор на нужную колею. – Я хотела спросить, назад вы ехали по той же аллее, по которой подъехали к корпусу, или, может, по какой-то причине обогнули строительную площадку?

– Строительную площадку? – удивился Энтони Баррингтон. – Это ту, где строят корты для сквоша? Нет, конечно, чего, собственно, ради? Зачем же было делать такой крюк! Кстати, мне пришло тогда в голову, что было бы логично повер нуть налево и объехать корпус сзади, чтобы уже оттуда попасть на главную аллею, однако я все же просто свернул направ. – туда, откуда и приехал. К тому времени уже сильно стемнело, а многие девчонки шли по дорожке на обед. Я еще подумал, не дай боже, кого-нибудь задену, ну и решил держаться как можно дальше от главного корпуса. Вас устраивает такой ответ?

– Да, благодарю вас. – кивнула мисс Гордон. – Но вам было известно, что происходило в тот вечер в школе, не так ли?

– Да, Кэролайн говорила мне о концерте.

– Странно, что вы не захотели остаться. – заметила Линдсей. – Ведь, судя по вашим словам, вы большой любитель музыки, если целых тридцать минут сидели в машине, слушая концерт Бартока, – как бы невзначай добавила она.

Энтони бросил на нее острый взгляд.

– У меня было много работы. К тому же мне была не по нраву программа, – промолвил он.

«Никогда не давай двух объяснений, если достаточно и одного. – промелькнуло в голове у журналистки. – Это верный признак того, что человек лжет».

– Так вам не понравилась именно программа или солистка? – холодно спросила она. – Видите ли, мне кое-что известно о ваших отношениях с Лорной Смит-Купер.

– А раз известно, то вы должны также знать, что все отношения закончились несколько месяцев назад. – произнес Баррингтон. От гнева его голос стал чуть визгливым.

– Кэролайн довольно откровенно говорила со мной об этой истории и о ваших переживаниях, – проговорила Линдсей, стараясь быть предельно спокойной.

– Да как вы смеете совать нос в семейные дела? – взорвался Энтони. – Я, черт возьми, совершенно уверен, что мисс Овертон не давала вам полномочий спрашивать учениц о таких вещах!

– Кэролайн все сама мне рассказала, почти все. Похоже, она сочла, что установление личности преступника важнее личных чувств. – заметила женщина. – Только не думайте, что мне приятно копаться в чьем-то грязном белье.

– И еще я должна сказать вам, что ваша дочь, черт побери, в тысячу раз честнее вас, – продолжала она. – Вы изложили мне вашу версию событий, которая не совсем соответствует истине. Вас видели в вашей машине около Дербишир-Хауса примерно в двадцать минут восьмого. Но на концерте вы не были, а через пятнадцать минут машина исчезла. Полиция еще об этом не знает, но мне лично очень интересно, что же вы там делали в это время? Впрочем, думаю, и полицейских это заинтересует. Вы утверждаете, что слушали Бартока, а сами вполне могли убивать в это время Лорну! Вы, конечно, вправе чувствовать себя оскорбленным, но мне кажется, что улики против вас куда более веские, чем те, что были против Пэдди Кэллеген, а ведь ее арестовали.

Пока она говорила, Энтони Баррингтон удивленно смотрел на нее. При других обстоятельствах его широко разинутый рот, приподнятые брови и изумленное выражение лица вызвали бы смех. Молчание становилось все более тягостным, но к Энтони наконец-то вернулся дар речи.

– Да как вы смеете?! – взревел он. – Господи, да вы же настоящая нахалка! Сначала допрашиваете мою дочь, хотя не имеете на это никакого права. Потом по-хамски вваливаетесь ко мне в дом – разумеется, без приглашения – и, не долго думая, обвиняете меня в убийстве. Не имея на это никаких оснований. Да-да! Потому что ваша идиотская версия не подкреплена никакими доказательствами и фактами. Вы что же, считаете, что в полиции работают сплошные придурки? Если они прекратили следствие, стало быть, у них достаточно фактов и свидетельских показаний. Свидетельских по-ка-за-ний! Вы знаете, что это означает? Нечто куда более важное, чем обвинение человека в убийстве всего лишь за то, что он не захотел пойти на концерт. Должно быть, Памела Овертон попросту обезумела, если позволила такой дуре, как вы, вести расследование! А теперь немедленно убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию и не потребовал арестовать вас! И если я хоть раз услышу, что вы повторяете эту чушь при ком-то еще, я в ту же секунду подам на вас в суд за клевету, надеюсь, что даже ваши куриные мозги тогда что-то поймут. Вон из моего дома и не смейте больше приближаться к моей дочери, а иначе вы сильно об этом пожалеете!

Линдсей Гордон ничего не оставалось, как уйти. Сев в машину, она положила ладони на руль. Ее руки дрожали, от недавней уверенности не осталось и следа. Оглянувшись назад, она увидела Баррингтона, стоявшего в дверном проеме. Он грозил ей кулаком. Заведя мотор, Линдсей погнала машину вниз по узкой аллее, не замечая ее чудовищных колдобин. Лишь выехав на шоссе, она рискнула затормозить и закурить сигарету.

Она попыталась осмыслить весь этот кошмарный разговор. Она поняла, что переоценила свои силы, и теперь очень жалела о том, что не взяла с собой Корделию – для моральной поддержки. Надо было что-то делать: либо оставлять Баррингтона в списке подозреваемых, либо вычеркивать. Но у нее не было никаких доказательств его вины. Больше того, если только Энтони Баррингтон не был великолепным актером, Линдсей была готова прозакладывать свою жизнь за его невиновность. Внезапно ей пришло в голову, что она, по сути, именно это и сделала, явившись в одиночку к нему в дом незваной гостьей. При мысли об этом по ее спине побежал холодок.

– Я и в самом деле с самого начала вела себя как последняя идиотка, – прошептала она. – Но все-таки я немного продвинулась вперед. Нет, не верю, что эта вспышка гнева была фальшивой, скорее всего, он вернулся, потому что подумывал, не пойти ли ему на концерт. Хотелось бы знать, что все-таки удержало его от этого, раз уж он вернулся? Ох, пожалуй, на этот вопрос мне никогда не ответить!

Линдсей снова завела машину. Предстоял долгий путь в Дербишир-Хаус. Она ехала очень быстро и остановилась лишь однажды, чтобы позвонить из автомата в редакцию «Клэриона» и узнать, нет ли к ней вопросов по материалу. А оказавшись в телефонной будке, она все-таки не устояла перед желанием позвонить Корделии и подтвердить, что точно будет в девять часов.

Но трубку сняла Пэдди, которая тут же обрушилась на нее с градом вопросов. Ответив на пару из них, Линдсей пообещала все подробно рассказать при встрече. Как только к телефону подошла Корделия, Линдсей торопливо промолвила:

– Ничего пока не говори Пэдди, но у меня только что была дикая сцена с Энтони Баррингтоном.

– Кто бы сомневался, – сдавленным голосом отозвалась Корделия. – И что же именно случилось?

– Долго рассказывать. – Линдсей Гордон вздохнула. – Но в книгах я точно ни о чем подобном не читала. Все эти ваши книжные ищейки никогда не вылетают как пробка из дома богача, который угрожает подать на него в суд за клевету. Знаешь, думаю, я всегда буду только борзописцем. По крайней мере, журналистика живет по более или менее известным законам.

Корделия тихо засмеялась:

– Это по каким же? Значит, на самом деле ты – всего лишь потенциальная алкоголичка, готовая целыми днями торчать в прокуренной редакции и зычно вопить «придержите первую полосу»?

– Твоя правда, – со вздохом признала Линдсей. – Налейте мне стаканчик виски, дайте мне женщину и сигарету, и горяченький эксклюзив у вас в кармане… ну ладно, увидимся позже, пока.

Обратный путь занял меньше времени, потому что на дороге почти не было машин. Два часа быстрой езды под аккомпанемент песен Джоан Арматрейдинг, льющихся из радиоприемника, помогли ей немного сосредоточиться и успокоиться. Подъехав к Лонгнор-Хаусу, Линдсей с удивлением увидела возле «лендровера» Пэдди полицейскую машину. Выскочив наружу, она направилась к двери, и ей навстречу тут же вышли два офицера в полицейской форме.

– Вы – мисс Линдсей Гордон? – поинтересовался тот, что был постарше, сержант.

– Ну я. А в чем проблема?

– Инспектор Дарт попросил привезти вас в полицейский участок, – объяснил сержант. – Он хочет кое о чем с вами потолковать.

Линдсей через силу улыбнулась и эдаким бодреньким голосом спросила:

– Полагаю, у меня нет особого выбора?

Сержант испытующе смотрел на нее, ничего не отвечая.

– Что ж, я готова, – пожав плечами, вымолвила журналистка. – Идем?

Недолгий путь до полицейского участка они проехали в угрюмом молчании. Наконец автомобиль остановился у длинного здания, расположенного в центре города. Линдсей вошла вслед за полицейскими в большой холл и приблизилась к стойке, отгороженной от холла матовым стеклом. Сержант оставил ее на попечении констебля, а сам исчез за боковой дверью. Из-за перегородки до Линдсей доносился гул голосов, но, как она ни вслушивалась, решительно не могла понять, что они там так бурно обсуждают. Интересно, что на этот раз потребует от нее инспектор…

Через несколько минут снова появился сержант:

– Следуйте за мной. Инспектор Дарт ждет вас.

И они пошли по длиннющему коридору. Даже в субботу в полицейском участке жизнь била ключом: повсюду горел свет, какие-то люди сновали по коридору, хлопали двери, которых было великое множество. Они остановились у какой-то двери без таблички. Сержант постучал. В ответ Дарт молча ударил кулаком в стену, приглашая их войти. Увидев Линдсей, он встал, двое полицейских, сидевших в его кабинете, тут же ушли.

Инспектор снова сел за свой стол, заваленный папками и бумагами. Взглянув на Линдсей, он устало покачал головой и сказал:

– Некоторым копам удается провести субботнюю ночь дома. Вечером они лежат на диване и смотрят по видику «Грязного Гарри». Но не все такие везучие. Некоторым беднягам приходится пропадать на работе и расхлебывать кашу, заваренную всякими поганцами. Как вы считаете, мисс Гордон, к какой категории отношусь я?

Линдсей ничего не сказала. Похоже, ее молчание вдохновило инспектора, потому что он продолжил:

– Я, конечно, мог бы предположить, что вы сейчас пытаетесь понять, какого черта я велел везти вас сюда, на ночь глядя. Но я же знаю, с кем имею дело. С самой сообразительной женщиной на свете, считающей себя умнее всей дербиширской полиции. Так что, полагаю, вам известно, почему вы здесь. Короче, на вас поступила жалоба. Весьма красноречивая жалоба от одного разгневанного джентльмена, который утверждает, что вы обвиняете его в убийстве. Причем в том, которое уже раскрыто, в котором призналась восемнадцатилетняя девушка, причем перед смертью, прежде чем совершить чудовищное самоубийство. Уж я не знаю, какие вас осенили новые идеи, но этот джентльмен много чего порассказал мне о вашей беседе. Догадываетесь, о ком я говорю? Или вы успели навестить еще парочку наших жителей и объявить их убийцами? Что скажете?

– Думаю, вам звонил Энтони Баррингтон. – покорно ответила Линдсей Гордон. Как хорошо, что пестрый журналистский опыт последних лет помог ей избавиться от остатков поэтического отношения к полиции, которое еще тлело в ее душе. Так что ей было теперь совсем не трудно сохранить самообладание, хотя денек этот здорово потрепал ей нервы.

– Да, мне звонил именно он, мисс Гордон. И, насколько я понял по его словам, вы действительно занимались полной ерундой в последнее время. Или вам недостаточно того, что вы довели до самоубийства несчастную девчушку? Неужели вам мало острых ощущений? Может, хватит на эти выходные?

– Вы несправедливы, – ответила Линдсей. – Сара совершила самоубийство по каким-то личным причинам, я не имею к ним никакого отношения. Но знайте: мне удалось выяснить, что на самом деле происходило в прошлую субботу. И я располагаю куда более полными сведениями, чем ваши люди.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядом. Но когда Дарт заговорил снова, его голос звучал спокойнее:

– Уж не знаю, что и думать. Пожалуй, я готов выслушать ваши объяснения.

– Если бы вы относились к людям с большим уважением, то и объяснения получали бы гораздо чаще. Но каждый раз при разговоре с вами я натыкалась лишь на враждебность и пренебрежение. К тому же вы упрятали за решетку мою приятельницу, которая никакого отношения не имела к убийству. Что ж вы удивляетесь, что, раздобыв кое-какие факты и сделав определенные выводы, я хотела сначала сама все проверить, а уж потом обращаться к вам.

Встав из-за стола, инспектор Дарт подошел к Линдсей и встал у нее за спиной. Она даже не обернулась.

– Ну зачем же непременно делать из нас дураков, – устало произнес он. – Думайте что хотите, но мы совсем не идиоты и не самодуры. В большинстве своем мы – честные служаки, которым приходится разгребать всю ту грязь, которую оставляют после себя всякие мерзавцы. Работенка, должен сказать, незавидная. И если в расследовании мы были не на высоте, что ж, как говорится, не было фарта. Но не ждите, что мы теперь просто вывернемся наизнанку, чтобы угодить всяким высоколобым чистоплюям вроде вас. Однако, – продолжал он, – несмотря на то что за последнюю неделю вы наделали кучу недопустимых глупостей, доказав тем самым свою наивность и неспособность трезво оценивать обстановку, у меня сложилось впечатление, что мозги у вас все-таки имеются. Поэтому я хочу знать, что стряслось сегодня вечером и зачем вы все это затеяли. Но, прежде чем вы начнете, позвольте мне еще раз поставить вам на вид, что действовали вы как дилетант, – прибавил Дарт. – Вы представляете, что могло произойти, если бы Энтони Баррингтон и в самом деле оказался убийцей?! А вы в одиночку отправились прямо к нему в лапы. Полагали, что бывалый журналист всегда справится с ситуацией, как бы не так… Единожды совершивший убийство нарушает одно из основных социальных табу. Но и этого одного-единственного раза достаточно, чтобы запрет этот стал для убийцы бессмысленным. В следующий раз убивать уже гораздо проще. А уж если вы решаетесь ему угрожать, он, не раздумывая, от вас избавится. Такова реальная жизнь, мисс Гордон. Это вам не киношные игры. Вы могли быть уже мертвы – как несчастная Лорна Смит-Купер.

Линдсей вяло кивнула, внезапно ощутив, как ее тело сковывает чудовищная усталость.

– Уже потом, когда я уехала от него, мне и самой это пришло в голову, – призналась она инспектору. – Боюсь, что, собравшись ехать к Баррингтону, я думала только о том, виновен он или нет. Вот что, – добавила она после длительной паузы. – кажется, я дозрела. Теперь я готова рассказать вам, что же на самом деле произошло в Дербишир-Хаусе в прошлую субботу.


Выйдя на порог, Линдсей Гордон жадно вдохнула холодный ночной воздух. После душного прокуренного кабинета инспектора Дарта он показался ей особенно свежим и чистым. Немного постояв, она тяжко вздохнула: ей предстояло еще одно дельце, прежде чем она сможет лечь спать. Разговор с инспектором был нелегким и не принес ей никакого удовлетворения. Линдсей пересекла пустынную базарную площадь, зашла в телефонную будку и набрала номер Пэдди. К телефону подошла Корделия.

– Где ты? – встревоженным тоном спросила она. – Тебе известно, который час? Ты же сказала, что вернешься в девять. Здесь была полиция, они искали тебя. Я умираю от беспокойства!

Линдсей позволила себе криво улыбнуться.

– Ты напоминаешь мне мою мамашу. – проговорила она в ответ. – Немного задержалась, вот и все. Потом тебе расскажу. А пока мне нужно сделать кое-что еще, и я не знаю, сколько времени это займет. Дождетесь с Пэдди моего возвращения?

Корделия поняла по голосу Линдсей, что та и не думает шутить.

– Что-то случилось? – спросила она с тревогой.

– Нет, все отлично. – раздраженно отозвалась Линдсей. – Просто я немного устала. Я позвонила только для того, чтобы ты не волновалась. Увидимся позже.

– Ну хорошо. – отозвалась Корделия. – Ты там поосторожней. Ну жду.

Линдсей быстро повесила трубку. Тревога в голосе Корделии заставила ее сердце сжаться от боли. Это ужасно… то, что она собиралась сделать, но другого выхода, похоже, не было. Сие обстоятельство, однако, никоим образом не избавляло ее от страха. Выйдя из телефонной будки, Линдсей быстрым шагом двинулась к отел. – идти надо было с полмили. Чуть не бегом поднявшись наверх, она вошла в номер. Перво-наперво Линдсей разыскала в своей сумке крохотный диктофон, потом проверила батарейки. Распаковав пачку кассет, вставила одну в диктофон. И, наконец, проверила качество записи, положив диктофон в нагрудный карман. Слава богу, работал он отлично. Линдсей окинула комнату долгим взглядом. Она хотела написать Корделии прощальную записку – на случай, если с нею что-нибудь случится… но потом решила, что это отдает дешевой мелодрамой. Линдсей вышла из гостиничного номера и спустилась вниз. Постояв пару минут, чтобы взять себя в руки, она зашагала к дому Джеймса Картрайта.

Улица была пустынной, если не считать нескольких припаркованных у тротуара автомобилей. Линдсей поежилась от холода – сильный порыв ветра дунул ей в лицо у поворота, ведущего к дому Джеймса Картрайта. В холле большого дома горел свет; отблески света виднелись и сбоку на газоне. Линдсей догадалась, что свет падает из того самого кабинета, в котором они с Корделией допрашивали Картрайта.

Задержавшись на крыльце, Линдсей нажала кнопку записи на диктофоне, а потом позвонила. Прошло около минуты, наконец дверь распахнулась, и на пороге выросла могучая фигура Джеймса Картрайта. Сарин отец выглядел усталым, его волосы были взъерошены, словно он не спал всю ночь. Когда он заговорил, Линдсей почувствовала сильный запах джина.

– Какого черта вам здесь нужно? – сердито спросил Картрайт.

– Я хочу поговорить с вами, – спокойно ответила Линдсей. И добавила: – О Саре.

– Вы?! И вы полагаете, что я стану вас слушать? А?! Моя дочь мертва – из-за вас, между прочим, – и теперь вы хотите поговорить о ней? Можете проваливать отсюда! – Картрайт шагнул вперед, чтобы захлопнуть у нее перед носом дверь, однако Линдсей оказалась проворнее и прошмыгнула в узкую щель.

– Может, полиция считает именно так, – заговорила она. – но мы-то с вами знаем, что все было совсем иначе, не так ли? И если кто-то довел Сару до самоубийства, то, конечно же, не я. Впрочем, сами выбирайте: или вы обсуждаете это здесь и со мной, или мы идем в полицию, и вы выкладываете правду им.

Джеймс Картрайт настороженно посмотрел на нее. Внезапно его взгляд прояснился, словно хмель вмиг улетучился, когда до него дошел смысл слов Линдсей.

– Не пойму, что вы такое несете, – уверенно заявил он. Линдсей молчала. – Господи, да войдите же в дом. Мне только не хватало еще уличных сцен! – Картрайт вздохнул. – Сколько же у вас наглости, черт побери! – пробормотал он, ведя Линдсей по длинному холлу в свой кабинет. Как только они вошли, он резко повернулся к ней. – Садитесь! Итак, что вы там болтали о полиции?

– Понимаете, у меня к вам есть одно предложение, – сказала Линдсей. – И прекратите обвинять меня в смерти Сары. Можете при других ломать эту комедию, но только не со мной.

Он оценивающе смотрел на нее:

– И что же должны означать ваши намеки?

Линдсей держалась очень спокойно, хотя внутри все дрожало от страха.

– Я говорю о вечере прошлой субботы, – наконец объяснила она. – По субботам вам вообще в последнее время везет, не так ли? Сначала Лорна, потом Сара.

В глазах Картрайта мелькнула боль.

– Вы не смеете произносить ее имя. – вы крикнул он.

– Да будет вам, Картрайт. Я знаю, как была убита Лорна. Кстати, благодаря моему вчерашнему разговору с инспектором Дартом это вскоре станет известно всем. Но только мы с вами знаем, кто был убийцей.

Взгляд Картрайта стал цепким и внимательным.

– Вы же знаете, что Сара призналась в убийстве, – произнес он. – Мне в это нелегко поверить, но моя дочь покончила с собой, чтобы спасти своего отца от разорения.

– Приберегите эту речь для похорон, Картрайт, – остановила его Линдсей. – Хотя, как это ни парадоксально, эти ваши слова – правда, которой вы совсем не балуете в последнее время своих собеседников. Потому что Сара действительно сделала именно это. Она написала записку с признанием для того, чтобы спасти ваш бизнес и вашу шею. Дочка ваша была умницей и понимала, что если сделает подобное «признание» полиции устно, то из нее в течение пяти минут все равно вытянут правду. Слишком многих подробностей убийства она не знала. И не могла знать. Ведь Лорну убила вовсе не Сара. Ее убили вы.

Картрайт сел за стол и с досадой ударил кулаками по столешнице, при этом он не сводил с Линдсей взгляда.

– Вы совсем сбрендили, – наконец пробормотал он. – У меня есть алиби. Полиция его проверила. Ее убила Сара, черт побери! Ее убила Сара! – уже громко повторил он.

– Я тоже проверила ваше алиби. Оно далеко не идеальное. Лорна Смит-Купер была убита в промежутке между половиной восьмого и без двадцати восемь. Вы вполне могли сделать это, хотя и утверждаете, что в это время были в одной из двух пивных. Сара никак не могла убить Лорну. Потому что без двадцати пяти восемь уже была в Лонгноре. Таким образом, остаетесь только вы. Вы знали, где взять секцию строительных лесов, вы умели их собирать, и это вы убили виолончелистку.

– Вы не сможете это доказать. А если бы могли или если бы считали, что вам это по силам, то рассказали бы об этом копам, а не мне. – Вскочив, он принялся мерить шагами кабинет.

– Я могу доказать, что Сара этого не делала. – вымолвила Линдсей уверенно. – У меня есть свидетель, который готов дать показания о том, где была Сара в критические минуты. Нет, Картрайт, это сделали вы. А потому выслушайте мое предложение.

Его губы растянулись в издевательской ухмылке.

– Вы несете полную чушь. Но давайте выкладывайте это ваше «предложение». Только учтите, если вы собираетесь меня шантажировать, у меня нет ни пенни.

– Я занялась этим делом только потому, что была арестована Пэдди Кэллеген. – заговорила Линдсей, не обращая внимания на его слова. – С тех пор у множества людей возникло столько проблем… и все из-за вас. По-моему, будет только справедливо, если вы расплатитесь за это хоть чем-то. Единственное, что мне от вас нужно. – письменное обещание прекратить все переговоры относительно покупки игровых полей, принадлежащих Дербиширской школе. Как только я получу такой документ, то сразу забуду все, что мне известно об убийстве Лорны Смит-Купер. Так вы согласны?

Картрайт продолжал метаться по комнате.

– А если я напишу такую бумагу, что, в принципе, не исключено, потому что смерть моей девочки совсем выбила меня из колеи, – то где гарантия того, что вы прекратите распускать обо мне вашу отвратительную клевету? – спросил он.

– С чего это я должна что-то обещать вам? – Линдсей пожала плечами. – Я просто сделаю то, что сказала.

– А где гарантия, что вы спустя какое-то время не заявитесь ко мне с новыми требованиями?

– Только мое слово.

В этот момент он шагнул совсем рядом с ее стулом и вдруг сделал резкий рывок… Застигнутая врасплох, Линдсей была почти не в состоянии сопротивляться. Она не успела ни вздохнуть, ни охнуть, как Картрайт навалился на нее всем телом. Стул перевернулся, и они рухнули на пол. Его пальцы сжали ее горло, ей стало нечем дышать… Когда в голове у Линдсей зазвенело, а перед глазами поплыли круги, Картрайт рывком поднял ее на ноги и отпустил. Она судорожно схватила ртом воздух, но в следующий миг Картрайт сильно толкнул ее в спину и обхватил рукой ее шею. Линдсей едва не упала, однако Картрайт продолжал крепко держать ее за горло, свободной же рукой схватил со стола острый нож для бумаги. Приставив его острие к ее виску, Картрайт прорычал:

– Вот что я думаю о вашем бредовом предложении, мисс Гордон. Теперь я могу отпустить вашу нежную шейку. Но только не вздумайте шевельнуться. Одно движение – и мой нож вопьется прямо в твой крохотный мозг. Если ты хорошо меня поняла, то скажи «да».

Линдсей с трудом сглотнула и закашлялась.

– Да, – наконец пролепетала она пересохшими губами.

Картрайт, двигаясь с удивительным проворством, обежал вокруг нее.

– Иди назад, к другому столу! – приказал он. – Делай только по одному шагу.

Журналистка, спотыкаясь, пятилась назад, пока не ударилась о металлический край. Картрайт подошел так близко к ней, что она почувствовала отвратительную смесь запаха джина и пота. Ее затошнило, и Линдсей глубоко вздохнула, чтобы справиться с приступом тошноты. Хозяин пошарил рукой у нее за спиной и схватил цветной скотч.

– А теперь повернись и медленно иди к стулу у стены. К тому, у которого есть подлокотники. – Линдсей повиновалась, не смея ослушаться – острие ножа царапало ей кожу около уха.

Когда он подошла к стулу, Картрайт грубо толкнул ее на него и сунул ей в руки липкую ленту.

– А теперь левой рукой примотай свою правую руку к подлокотнику. – велел он. – И по крепче.

Журналистка, двигаясь как робот, послушно сделала то, что он ей сказал. Лишь теперь ее оцепеневший мозг стал отходить от шока, и она обрела способность оценить ситуацию. Впрочем, толку от этого было мало, потому что в голову ей не приходило ничего путного и она не представляла, как же отнять у этого животного его нож.

Внимательно изучив, как она примотала правую руку к подлокотнику, Картрайт схватил ее левое запястье и, не разрывая скотча, бросил нож на пол и быстро примотал свободную руку Линдсей ко второму подлокотнику.

Журналистка хотела было ударить его ногой, но ее носок прошелся лишь по его голени, впрочем, причинив Картрайту острую боль. В ответ он с такой силой ударил ее по голове, что у Линдсей потемнело в глазах.

– Сука! Попробуй только еще раз ударить меня, и я тут же убью тебя. И не думай, что я блефую. Эту ошибку уже совершила Лорна Смит-Купер! – Он сбоку подошел к стулу, на котором она сидела, и отодвинул его от стены. А потом принялся шарить руками по карманам ее куртки. Вскоре Картрайт торжествующе извлек из кармана диктофон. – Я так и думал найти у тебя что-нибудь вроде этого. – заявил он. – Не так уж я глуп, знаешь ли. – Открыв крышечку, Картрайт извлек из диктофона кассету, потом подошел к металлической корзине для мусора и принялся яростно выдирать из кассеты пленку. Когда вся пленка оказалась в ведре, он щелкнул зажигалкой и поджег ее. Ярко вспыхнув, пленка быстро сгорела.

– Думала провести меня, да? – демонически расхохотался Картрайт. – Нет, детка, ты ошиблась. Это я проведу тебя. И жить тебе осталось так мало, что ты уже никому не успеешь ничего рассказать. Эти чертовы поля стоят того, чтобы разочек взять грех на душу.

Линдсей нашла в себе силы заговорить:

– Разочек? Но это будет уже третье убийство. Потому что можно считать, что и свою дочь ты тоже убил.

– Не говори этого. – Картрайт почти кричал. – Я знаю, почему умерла Сара. По твоей милости. Если бы ты не совала свой поганый нос туда, куда не следует, никто бы никогда не узнал об этих чертовых строительных лесах. Нет, это ты убила мою дочь, ты, сука!

– Что ж, думай что хочешь. Если это тебе помогает. Но однажды ты все равно поймешь, что твоя дочь предпочла умереть, чем жить вместе с убийцей.

Глаза Картрайта хитро прищурились:

– Выводишь меня из терпения, да? Думаешь, тебе удастся сбежать от меня? Нет уж, дорогуша, ничего не выйдет. Где твоя машина? У моего дома?

Удивленная тем, что он сменил тактику, Линдсей выпалила в ответ:

– Нет, там ее нет.

– Так где же она?

Линдсей не понимала, к чему он клонит, но чутье подсказывало ей, что надо молчать. Картрайт наклонился к ее лицу:

– Я, кажется, спросил, где твоя паршивая машина?

– Если она так тебе нужна, ищи сам.

Не успела она произнести эту фразу, как Картрайт со всей силы ударил ее по лицу. От боли она на мгновение потеряла сознание. А придя в себя, почувствовала, как ее рот наполняется кровью и начинает распухать нижняя губа. Левый глаз сильно жгло. Она помотала головой, пытаясь прийти в себя.

Схватив мизинец ее левой руки, Картрайт стал загибать его назад. Линдсей заскрежетала зубами от боли, пронзившей всю руку.

– Около школы, – шепотом выдавила она.

Он отпустил мизинец.

– Вот так-то лучше. Значит, никто около моего дома ее не видел. Что ж, мы поедем и заберем твою тачку оттуда позднее. Видишь ли, детка, ты попадешь в ужасную аварию. На пути из школы. На Кэт-роуд и Фидл-роуд столько страшных поворотов. – издевательским тоном сказал он. – Человек, плохо знающий эти дороги, может разогнаться, случайно крутануть руль не в ту сторону – и поминай как звали. Не бойся, ты ничего не почувствуешь. Удар в голову – и все. Я повезу тебя до места в твоей собственной машине, а потом мы вместе с тобою перевернем ее. Ах, как стыдно, что ты не пристегнула ремень безопасности! Правда?

Линдсей с ненавистью посмотрела прямо ему в глаза.

– Ты мерзавец, – слегка шепелявя, проговорила она.

Картрайт опять двинулся к ней. Но не успел он замахнуться, как дверь распахнулась, и в кабинет ворвался инспектор Дарт в сопровождении дюжины полицейских.

– Полиция. – закричал инспектор. – Стоять, Картрайт! Ну-ка, ребятки, держите его!

Полицейские бросились к Картрайту. Схватив упавший стул, на котором до этого сидела Линдсей, Картрайт бросил его в их сторону, а сам кинулся к окну и, разбив его, выпрыгнул. Дарт только его и видел… Но, весь истекая кровью, Картрайт упал прямо в руки полицейских, стоявших около дома.

Он яростно отбивался, однако полицейские в считанные секунды скрутили ему руки за спиной, надели наручники и препроводили в полицейский фургон.

Пока за окном происходила борьба, инспектор наклонился к Линдсей и сорвал липкую ленту с ее рук. Журналистка была на грани слез и истерики, но твердо решила держать себя в руках, по крайней мере в присутствии полиции.

– А вы не очень-то торопились, черт побери, – слабым голосом пожаловалась она. – Я уж испугалась, что радиомаяк сломался, когда этот тип набросился на меня.

– Вы со всем отлично справились, – промолвил Дарт, помогая ей встать и раскуривая для нее сигарету. – Мы все слышали, звук был громким и четким. На всякий случай я велел стенографистке записывать все, опасаясь, что с магнитофоном что-то случится. Мы хотели, чтобы он с головой себя выдал, но, похоже, Картрайт не слишком-то охотно говорил правду. Возможно, он догадывался, что вам дали радиомаяк. Кстати, хорошо, что вы еще прихватили свой собственный диктофон. Обнаружив его, Картрайт потерял бдительность. Так что теперь ему придется отвечать еще и за попытку убийства.

– Великолепно! Значит, я не зря жертвовала собой, – ироничным тоном заметила Линдсей. – А теперь может ли кто-нибудь из вас, ребята, отвезти меня назад в Дербиширскую школу? С меня на сегодняшний день более чем достаточно.

– Нам понадобится от вас подробное заявление, но с этим можно подождать до утра. Кстати, может, вам лучше поехать в больницу? Надо же провериться после того, что тут произошло.

Линдсей упрямо помотала головой:

– У меня ничего не сломано. Я бы почувствовала, если бы что не так. Просто я вся в синяках и у меня шок. Хорошенько высплюсь – и буду как новенькая. Но за заботу спасибо.

Линдсей направилась к двери, чувствуя, что не слишком-то уверенно держится на ногах.

Всего через несколько минут полицейские доставили ее к Лонгнор-Хаусу. Линдсей посмотрела на свою машину. Господи, казалось, она вышла из нее много-много часов назад! Взглянув на часы, она с удивлением обнаружила, что было всего начало первого ночи.

– Я никогда не смогу по-прежнему относиться к своему автомобилю, – сказала она сопровождавшему ее полицейскому. – Если бы этот подонок привел свой план в исполнение, то она бы стала моим гробом. Передайте инспектору Дарту, что я зайду к нему завтра около полудня.

Дверь в корпус была заперта. Плечи Линдсей поникли. Это был последний удар. Прислонившись к стене, она стала изучать надписи под звонками. «Воспитательница». «Старшая воспитательница». «Младшая воспитательница». Журналистка нажала кнопку звонка, моля Бога, чтобы дверь отворила Пэдди.

Загрузка...