Сквозь клубящийся рассветный туман «Буревестник» на всех парусах шел к портовому городу Адлага. После атаки армии Федерации во время Третьей опиумной войны город был разрушен, и с тех пор таможню так толком и не восстановили, тем более, когда дело касалось корабля с припасами, идущего под флагом ополчения. «Буревестник» благополучно миновал портовую таможню и пришвартовался как можно ближе к городской стене.
Рин сидела на носу, пытаясь спрятать трясущиеся руки и забыть о ноющей боли в висках. Ей страшно хотелось получить дозу опиума, но сегодня она не могла себе этого позволить. Сегодня ей нужно соображать быстро и на трезвую голову.
«Буревестник» стукнулся о причал. Отряд цыке собрался на верхней палубе, в напряженном предвкушении глядя в серое небо, пока тянулись минуты ожидания.
Рамса забарабанил ногой по палубе.
– Ждем уже целый час.
– Имей терпение, – ответил Чахан.
– Наверное, Юнеген смылся, – предположил Бацзы.
– Не смылся, – возразила Рин. – Он сказал, что будет занят до полудня.
– А еще он будет первым, кто ухватится за возможность от нас избавиться, – сказал Бацзы.
И он был прав. Юнеген, самый непостоянный из цыке, уже много дней ныл по поводу грядущего задания. Рин послала его вперед, разведать их цель в Адлаге. Но время встречи уже истекало, а Юнеген так и не появился.
– Он не посмеет, – сказала Рин и поморщилась, потому что стоило ей заговорить, как боль вонзила клинок в основание черепа. – Он знает, что я его выслежу и спущу с него шкуру живьем.
– М-м-м, – протянул Рамса. – Лисий мех. У меня был бы новый шарф.
Рин снова обратила взгляд к городу. Адлага превратилась в странный обломок города, наполовину живой, а наполовину разрушенный. Одна часть вышла из войны без повреждений, другую же так усердно бомбили, что из обугленной травы теперь торчали только фундаменты. Граница пролегла настолько ровно, что разрезала некоторые дома пополам: одна половина почернела и обвалилась, а другая каким-то образом выстояла, несмотря на стонущие океанские ветра, и до сих пор держалась.
Рин с трудом представляла, что в городе могли остаться выжившие. Если Федерация поработала здесь так же тщательно, как в Голин-Ниисе, Адлага должна быть забита трупами.
Внезапно с почерневших руин взлетел ворон. Он сделал над кораблем два круга и резко спикировал к «Буревестнику», словно к мишени. Кара подняла руку. Ворон притормозил и обхватил когтями ее запястье.
Кара провела указательным пальцем по голове и спине птицы. Когда Кара поднесла ухо к клюву ворона, он распушил перья. Прошло несколько секунд. Кара по-прежнему стояла с закрытыми глазами, внимательно слушая то, чего не могли услышать остальные.
– Юнеген нашел Юаньфу, – наконец сказала Кара. – В двух часах отсюда, в здании городского совета.
– Похоже, ты не получишь свой шарф, – сказал Базцы Рамсе.
Чахан принес снизу мешок и высыпал его содержимое на палубу.
– Одевайтесь, – велел он.
Рамсе пришло в голову, что для маскировки им стоит переодеться в украденную форму ополчения. Они не смогли купить военную форму у Муг, однако найти ее не составляло труда. Разлагающиеся трупы валялись грудами по обочинам в каждом покинутом прибрежном городке, достаточно было дважды сойти на берег, чтобы набрать достаточно одежды – не обугленной и не заляпанной кровью.
Рин пришлось закатать рукава и подвернуть брючины. Трудно было отыскать труп ее роста. Она подавила позыв к рвоте и надела ботинки. Рубаху она сняла с тела, распластавшегося на непрогоревшем похоронном костре, и даже после трех стирок в соленой морской воде запах горелого мяса никак не выветривался.
Рамса, одетый в нелепую форму, в которую могло бы поместиться трое таких, как он, отсалютовал Рин.
– И как я тебе? – спросил он.
Рин наклонилась, чтобы завязать шнурки.
– Зачем ты это нацепил?
– Рин, прошу тебя.
– Ты не идешь.
– Но я хочу пойти!
– Ты не идешь, – повторила она. Рамса был гением, когда дело касалось боеприпасов, но в остальном был тощим, мелким и совершенно бесполезным в схватке. Рин не собиралась потерять своего специалиста по изготовлению пороха из-за того, что тот не умеет обращаться с мечом. – Не заставляй меня привязывать тебя к мачте.
– Да брось, – заныл Рамса. – Мы уже столько времени торчим на корабле, а у меня морская болезнь, стоит сделать два шага, и уже тошнит.
– Крепись.
Рин несколько раз обернула ремень вокруг пояса.
Рамса вытащил из кармана несколько ракет.
– Подпалишь их? – спросил он.
Рин окинула его суровым взглядом.
– Надеюсь, ты понимаешь, что мы не собираемся взрывать Адлагу.
– Нет, конечно, только свергнуть местную власть, а это намного лучше.
– С минимальными человеческими жертвами, а это значит, что лучше обойтись без тебя. – Рин похлопала по стоящей у мачты одинокой бочке. – Агаша, присмотришь за ним? Не дай ему покинуть судно.
Из воды появилась расплывчатая, гротескно прозрачная физиономия. Агаша проводил бо́льшую часть жизни в воде, подгоняя корабли цыке в нужном направлении, а когда он не вызывал своего бога, то предпочитал отдыхать в бочке. Рин никогда не видела его в первоначальном человеческом обличье. Она даже сомневалась, был ли он когда-либо человеком.
– Хорошо, если так нужно, – произнес Агаша, пуская пузыри.
– Удачи, – пробормотал Рамса. – Можно подумать, я не сумею удрать от дурацкой бочки.
Агаша повернул к нему голову.
– Напомнить тебе, что я могу за секунду тебя утопить?
Рамса уже открыл рот, собираясь ответить, но тут заговорил Чахан.
– Берите оружие.
Он опустил на палубу сундук с оружием ополчения, клацнула сталь. Бацзы с громкими причитаниями поменял свои вызывающие подозрения грабли с девятью зубцами на стандартный меч пехотинца. Суни выбрал имперскую алебарду, но Рин знала, что оружие ему нужно только для вида. Суни ломал черепа своими ручищами размером с приличный щит. Ему не требовалось оружие.
Рин пристегнула к поясу изогнутый пиратский ятаган. Его не использовали в ополчении, но обычный меч был для нее слишком тяжел. Кузнец Муг смастерил для Рин кое-что полегче. Она еще не привыкла держать ятаган в руке, но сомневалась, что сегодня вообще придется пустить его в ход.
Если все обернется совсем паршиво и придется орудовать ятаганом, то кончится это огнем.
– Итак, повторим задачу, – сказал Чахан, обводя всех цыке взглядом светлых глаз. – Это точечная операция. У нас единственная цель. Это убийство, а не сражение. Не наносите ущерб мирному населению.
Он многозначительно покосился на Рин.
Она скрестила руки на груди.
– Я в курсе.
– Даже случайно.
– Я поняла.
– Да брось, – сказал Бацзы. – С каких это пор ты так печешься о случайных жертвах?
– Мы причинили достаточно зла этим людям, – отозвался Чахан.
– Ты причинил им достаточно зла, – подчеркнул Бацзы. – Не я сломал те плотины.
При этих словах Кара вздрогнула, но Чахан и бровью не повел, как будто не слышал.
– Мы больше не будем наносить ущерб гражданским. Я понятно выразился?
Рин передернула плечами. Чахан любил разыгрывать из себя командира, и она редко бывала в настроении его одергивать. Пусть выделывается, если желает. Ей лишь нужно, чтобы они выполнили задачу.
Три месяца. Двадцать девять целей, все убиты без запинки. Еще одна голова в мешке, и они отплывут на север, чтобы прикончить последнюю цель – императрицу Су Дацзы.
При этой мысли Рин почувствовала, как затылок полыхнул огнем. Ладони опасно раскалились.
Не сейчас. Еще рано. Она глубоко вдохнула. Потом еще раз, еще один отчаянный вдох, и только тогда жар отхлынул.
Бацзы хлопнул ее по плечу ладонью.
– Ты как?
Рин медленно выдохнула и досчитала до десяти, а потом через один до сорока девяти и обратно. Этому трюку ее научил Алтан, и обычно действовало, по крайней мере, если Рин не думала об Алтане, выполняя упражнение. Жар отхлынул.
– Все нормально.
– Ты не под кайфом? – поинтересовался Бацзы.
– Нет, – твердо ответила она.
Бацзы не убрал руку с ее плеча.
– Уверена? Потому что…
– Да поняла я, – огрызнулась она. – Пойдем уже, выпустим кишки говнюку.
Три месяца назад, когда цыке отплыли от берегов острова Спир, они столкнулись с дилеммой.
А именно, им некуда было плыть.
На материк они вернуться не могли. Рамса проницательно заметил, что если императрица хотела продать цыке ученым Федерации, она вряд ли будет счастлива видеть их невредимыми и на свободе. Быстрый и тайный рейд за припасами к прибрежному городу в провинции Змея подтвердил подозрения. На столбах по всему городу были развешаны их портреты. Их объявили военными преступниками. За арест цыке предложили награду – пятьсот императорских серебряных монет за мертвых и шестьсот за живых.
Они украли столько ящиков с провизией, сколько сумели, и поспешили убраться из провинции Змея, прежде чем кто-либо их увидит.
Вернувшись в залив Омонод, они обсудили варианты. Все согласились в одном – нужно убить императрицу Су Дацзы, то есть Гадюку, последнюю из Триумвирата и предательницу, продавшую страну Федерации.
Но их было всего девять, а без Катая – восемь, против самой могущественной женщины в империи и всего императорского ополчения. У цыке не хватало припасов, из оружия – только то, что висело за спиной, и украденная посудина, настолько дряхлая, что полдня приходилось вычерпывать воду из трюма.
И потому они поплыли вдоль побережья дальше на юг, мимо провинции Змея, в провинцию Петух, пока не добрались до портового города Анхилуун. Здесь они поступили на службу к королеве пиратов Муг.
Рин никого так в жизни не уважала, как Муг, или, как ее еще называли, Каменную стерву, Лживую вдову, безжалостную правительницу Анхилууна. Она заняла это место, убив своего мужа и превратившись из супруги в настоящую королеву, и многие годы правила Анхилууном как анклавом империи, где процветала нелегальная торговля с иностранцами. Во время Второй опиумной войны Муг сражалась с Триумвиратом, а с тех пор отгоняла лазутчиков императрицы.
Она с радостью согласилась помочь цыке навсегда избавиться от Дацзы.
Взамен Муг потребовала тридцать голов. Цыке принесли ей двадцать девять. Большинство убитых были мелкими контрабандистами, капитанами кораблей и наемниками. Главный доход Муг получала от контрабандного импорта опиума, и она избавлялась от торговцев опиумом, которые не играли по ее правилам или не наполняли ее карманы.
Тридцатая цель будет крепким орешком. Сегодня Рин и цыке собирались свергнуть власть в Адлаге.
Муг годами пыталась внедриться на рынок Адлаги. Маленький прибрежный городок не мог предложить много, но его население, пристрастившееся к опиуму со времен мугенской оккупации, с радостью потратило бы все сбережения на товар из Анхилууна. Адлага уже два десятилетия сдерживала агрессивную торговлю опиумом лишь благодаря бдительному городскому главе Яну Юаньфу и его администрации.
Муг желала смерти Яну Юаньфу. Цыке умели убивать. Просто мечта свахи.
Три месяца. Двадцать девять голов. Еще лишь одно дело, и у них будет серебро, корабли и достаточно солдат, чтобы отвлечь императорскую гвардию, пока Рин прорвется к Дацзы и сожмет пылающими пальцами ее шею.
Если порт охранялся с прохладцей, то стены не охранялись вовсе. Никто не побеспокоил цыке, когда они перебрались за стены Адлаги, что было нетрудно, поскольку Федерация проделала огромные бреши, ни одна из которых не охранялась.
За воротами их встретил Юнеген.
– Мы выбрали отличный день для убийства, – сказал он, ведя остальных по переулку. – В полдень Юаньфу будет проводить на главной площади церемонию поминания погибших на войне. При свете дня мы можем пристрелить его из переулка, и никто нас даже не увидит.
В отличие от Агаши, Юнеген предпочитал личину человека, когда не призывал духа лисы, способного менять обличье. Однако Рин всегда чувствовала в его манерах что-то лисье. Юнеген был хитер и пугался каждого шороха, его узкие глаза всегда шныряли по сторонам, определяя все возможные пути к побегу.
– У нас часа два, так? – спросила Рин.
– Чуть больше. В нескольких кварталах отсюда есть склад, он почти пуст, – ответил Юнеген. – Можем спрятаться там и переждать. А если что-то пойдет не так, легко можем разделиться.
Рин в задумчивости повернулась к остальным цыке.
– Когда появится Юаньфу, мы будем ждать его на углах площади, – решила она. – Суни – на юго-западе. Бацзы – на северо-западе, а я возьму северо-восточный угол.
– Отвлечь внимание? – спросил Юнеген.
– Нет.
В обычной ситуации отвлечь внимание – отличная идея, Рин просила Суни посеять хаос и неразбериху, пока она или Бацзы бросались на жертву и перерезали ей горло, но во время публичной церемонии был слишком велик риск, что пострадают и мирные жители.
– Первый выстрел сделает Кара. Остальные расчистят путь к отступлению до корабля, если кто-то будет мешать.
– По-прежнему делаем вид, что мы простые наемники? – спросил Суни.
– Почему бы и нет? – ответила Рин. До сих пор им прекрасно удавалось скрывать масштаб своих возможностей, по крайней мере, заставить умолкнуть всех, кто разносил слухи. Дацзы не ожидала нападения цыке. Чем дольше она будет считать их погибшими, тем лучше. – Однако мы имеем дело с более сильным противником, чем обычно, так что поступим так, как того потребуют обстоятельства. И к концу дня у нас в мешке должна быть голова.
Она вздохнула и снова мысленно повторила план.
Все получится. Все будет отлично.
Вырабатывать стратегию с отрядом цыке – все равно что играть в шахматы, где фигуры слишком сильны, непредсказуемы и имеют странный вид. Агаша управлял водой. Суни и Бацзы были бойцами, способными смести целый взвод, даже не вспотев. Юнеген умел превращаться в лисицу. Кара не только разговаривала с птицами, но и с сотни метров могла попасть в глаз павлину. А Чахан… Рин толком не понимала, на что способен Чахан, кроме как раздражать ее на каждом повороте, но, похоже, он умел сводить людей с ума.
И все они – против единственного городского чиновника и его охраны. Даже слишком много.
Но Ян Юаньфу привык к покушениям. А как же иначе, если он остался одним из немногих неподкупных чиновников в империи. Он окружил себя взводом самых закаленных в битвах воинов, каких только сумел найти в провинции.
Со слов Муг Рин знала, что за пятнадцать лет Ян Юаньфу пережил по крайней мере тринадцать покушений. Его охрана привыкла к предательствам. Чтобы одолеть ее, нужны воины со сверхъестественными способностями. Многократно превосходящие противники.
Оказавшись на складе, цыке стали ждать. Юнеген посматривал сквозь щели в стене, постоянно дергаясь. Чахан и Кара сидели молча, прислонившись к стене. Суни и Бацзы стояли, опустив плечи и небрежно скрестив руки, словно в ожидании обеда.
Рин расхаживала по складу, фокусируясь на дыхании и пытаясь отвлечься от боли в висках.
Прошло тридцать часов с тех пор, как она принимала опиум. А это дольше, чем она привыкла за многие недели. Рин вышагивала, сжимая кулаки, чтобы руки перестали дрожать.
Это не помогло. И головная боль не унялась.
Проклятье.
Поначалу Рин думала, будто опиум нужен ей, только чтобы справиться с горем. Она считала, что курит для облегчения боли, пока воспоминания о Спире и Алтане не превратятся в пепел, пока она не сможет нормально жить без удушающего чувства вины за совершенное.
Рин называла это чувством вины. Иррациональным чувством, а не моральной концепцией. Потому что твердила себе – ей не жаль, мугенцы все это заслужили, а она не будет оглядываться назад. Вот только воспоминания висели в голове огромной бездной, куда Рин бросала все человеческие чувства, угрожающие ее существованию.
Однако бездна все время призывала заглянуть в свои глубины. Рухнуть в нее.
А Феникс не желал дать Рин забвение. Феникс желал, чтобы она радовалась содеянному. Феникс жил яростью, связывающей Рин с прошлым. Ему нужно было бередить раны в ее разуме и воспламенять их, день за днем, заставлять ее помнить, ведь эти воспоминания подпитывали ярость.
Без опиума видения постоянно мелькали перед мысленным взором Рин, часто становясь более живыми, чем окружающая реальность.
Иногда ей грезился Алтан. Но по большей части нет. Проводником для воспоминаний служил Феникс. Тысячи спирцев в горе и отчаянии молились этому богу. А бог собрал все их страдания, сохранил и обратил в пламя.
Порой воспоминания оказывались обманчиво мирными. Рин видела смуглых детей, бегающих по девственно белому пляжу. Видела горящие выше по берегу костры – не погребальные, не пламя разрушения, а обычные костры. Праздничные костры, теплые и несущие радость.
Иногда она видела многочисленных спирцев, целую деревню. Рин всегда поражалась, сколько их, целый народ. И боялась, что ей это только снится. Если Феникс задерживался надолго, Рин даже улавливала фрагменты разговоров на языке, который почти понимала, мельком видела лица, которые почти узнавала.
Они не были похожи на свирепых тварей из никанских преданий. Не были тупоголовыми воинами Красного императора, которому нужны были именно такие, как и всем сменившим его правителям. Эти люди любили и смеялись, танцуя вокруг костров. Это были люди.
Но каждый раз, прежде чем Рин погружалась в воспоминания об утерянном наследии, она видела на горизонте смутные очертания кораблей, плывущих из базы Федерации на континенте.
Дальнейшие события выглядели как разноцветный туман, картинки сменялись слишком быстро, чтобы уловить суть. Крики, стоны, движения. Шеренга за шеренгой спирцы выстраивались на берегу с оружием в руках.
Но этого оказалось мало. Федерация считала их всего лишь дикарями с палками, сражающимися против богов, и после канонады из пушек деревня мгновенно вспыхивала, словно кто-то поднес огонь к сложенному хворосту.
С жуткими хлопками с похожих на плавучие крепости кораблей вылетали снаряды с газом. Приземлившись, они выпускали огромные густые облака кислотно-желтого дыма.
Падали женщины. Дергались в судорогах дети. Ломалась цепь воинов. Газ убивал не мгновенно, его изобретатели не были настолько добры.
А потом началась резня. Солдаты Федерации стреляли без перерыва и без жалости. Мугенские арбалеты выпускали по три болта за раз, поливая спирцев бесконечным металлическим градом, разрывающим шеи, головы и сердца.
Кровь прочертила мраморные разводы на белом песке. Затихнув, мертвые лежали там, где пали. На заре генералы Федерации сошли на берег, безразлично переступая через растерзанные тела, чтобы воткнуть флаг в залитый кровью песок.
– У нас проблема, – сказал Бацзы.
Рин тут же сосредоточилась.
– В чем дело?
– Взгляни.
Она услышала резкий колокольный звон – радостный звук, совершенно неуместный в разрушенном городе. Рин прижалась лицом к дыре в досках стены. Над толпой колыхался нарисованный на ткани дракон, которого на десяти шестах несли танцоры. Они размахивали вымпелами, и на ветру струились ленты, играли музыканты, а чиновников несли чуть позади, подняв на ярких красных стульях. За ними шла толпа.
– Ты говорил, что это будет скромная церемония, – сказала Рин. – А не гребаный парад.
– Еще час назад все было тихо, – возразил Юнеген.
– А теперь на площади собрался весь город. – Бацзы всмотрелся сквозь щель. – Мы по-прежнему придерживаемся правила «без ущерба мирному населению»?
– Да, – ответил Чахан, прежде чем Рин успела открыть рот.
– Какой ты скучный, – заявил Бацзы.
– Из-за толпы будет легче прицелиться, – сказал Чахан. – Удобнее подобраться ближе. Прицелиться так, что никто и не заметит, а потом просочиться мимо охраны, не дав ей время среагировать.
Рин уже хотела сказать: «Но все-таки многовато свидетелей», но тут на нее накатило похмелье. Волна боли разрывала мышцы, началась она где-то в животе и разрасталась дальше, все произошло так внезапно, что в глазах почернело, и Рин могла только схватиться за грудь, тяжело дыша.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Бацзы.
Прежде чем Рин успела ответить, к горлу подступила рвота. Рин сделала глубокий вдох. В животе зародился второй приступ тошноты. Потом третий.
Бацзы положил руку ей на плечо.
– Рин?
– Я в норме, – заверила она, похоже, уже в тысячный раз.
Она в норме. В голове снова стрельнуло, но на этот раз боль сопровождалась тошнотой в груди и не отпускала, пока Рин со стоном не упала на колени.
Пол забрызгала рвота.
– Планы меняются, – сказал Чахан. – Возвращайся на корабль, Рин.
Она вытерла губы.
– Нет.
– А я говорю, что в таком состоянии от тебя нет никакого прока.
– Командую здесь я, – отозвалась она. – Так что заткнись и делай, что я скажу.
Чахан прищурился. На складе стало тихо.
Рин уже несколько месяцев боролась с Чаханом за власть над цыке. Он оспаривал ее решения при каждом удобном случае, использовал любую возможность со всей ясностью дать понять, что, по его мнению, Алтан совершил глупость, назначив ее командиром.
И Рин понимала, что, по правде говоря, Чахан прав.
Роль лидера ее страшила. За прошедшие три месяца планы атак по большей части сводились к формуле: «Нападаем всем скопом и посмотрим, что из этого выйдет».
Но даже если не принимать во внимание ее способности как командира, она должна быть здесь. Должна лично заняться Адлагой. С тех пор как они покинули Спир, отходить от опиума с каждым разом становилось все тяжелее. Во время первых миссий по заданию Муг Рин более-менее справлялась. А потом бесконечные убийства, крики и сцены с поля боя снова и снова распаляли ее гнев, пока Рин не стала проводить все больше часов под кайфом, чем трезвой, и даже когда трезвела, ощущала себя на грани безумия, потому что проклятый Феникс никогда не успокаивался.
Ей нужно удержаться на краю пропасти. Если она не сумеет справиться с таким простым заданием, не способна убить какого-то городского чиновника, даже не шамана, то как сможет тягаться с императрицей?
А шанс на возмездие никак нельзя упустить. Месть – единственное, что осталось у Рин.
– Не ставь под угрозу операцию, – сказал Чахан.
– А ты прекрати меня опекать, – ответила она.
Чахан вздохнул и повернулся к Юнегену.
– Присмотришь за ней? Я дам тебе лауданум.
– Я думал, что должен вернуться на корабль, – отозвался Юнеген.
– Планы изменились.
– Ладно, – передернул плечами Юнеген. – Если так надо.
– Да бросьте, – сказала Рин. – Мне не нужна нянька.
– Будешь ждать позади толпы, – приказал Чахан, не обращая внимания на ее слова. – И не отходи от Юнегена. Вы оба вступите в дело только как подкрепление, если не будет другого выхода.
– Чахан… – нахмурилась она.
– Если не будет другого выхода, – повторил тот. – Ты уже погубила достаточно невинных.
И вот время пришло. Цыке по одному прошмыгнули из склада, чтобы влиться в толпу.
Рин и Юнеген легко просочились в толпу горожан. Главные улицы были забиты людьми, озабоченными собственными бедами, и со всех сторон на Рин навалилось столько звуков, что она не знала, куда смотреть, и непроизвольно ощутила легкий прилив паники.
Напевы лютни во главе парада утонули в нестройных звуках гонгов и военных барабанов. За каждым углом торговцы предлагали свои товары, выкрикивая цены так поспешно, словно готовились к эвакуации. По улицам рассыпались праздничные красные конфетти, которые горстями разбрасывали дети и зеваки, все вокруг покрылось красными бумажными веснушками.
– Откуда у них на все это деньги? – пробормотала Рин. – Из-за Федерации город голодал.
– Помощь из Синегарда, – предположил Юнеген. – Деньги на праздник по поводу окончания войны. Чтобы народ был счастлив и не бунтовал.
Куда ни глянь, Рин повсюду видела разные яства. Огромные кубики дыни на палочках. Булочки с красной фасолью. На лотках продавали приправленные соевым соусом клецки и пирожные с семенами лотоса. Торговцы ловкими движениями подбрасывали яйца и с треском разбивали их в кипящее масло. При других обстоятельствах это вызвало бы у Рин аппетит, но сейчас резкие запахи только приводили к новому приступу тошноты.
Такое изобилие выглядело и невозможным, и несправедливым. Всего несколько дней назад они проплывали мимо людей, утопивших младенцев в речном иле, потому что это более быстрая и милосердная смерть, чем от голода.
Если все это прислали из Синегарда, значит, имперская бюрократия все эти дни придерживала запасы. Почему же их не раздавали во время войны?
Если жители Адлаги и задавались подобными вопросами, то никак этого не показывали. Все выглядели счастливыми. На лицах читалось облегчение хотя бы от того, что война наконец закончилась, империя победила и им ничто не грозит.
Рин это разъярило.
Ей всегда с трудом удавалось сдерживать гнев, она это знала. В Синеграде она постоянно действовала в гневе, и позже ей приходилось справляться с последствиями импульсивных выходок. Но сейчас ярость была постоянной, испепеляющая ярость, которую Рин не могла ни сдержать, ни контролировать.
Но и не хотела ее сдерживать. Гнев служил ей щитом. Гнев помогал забыть о содеянном. Потому что пока Рин пребывала в ярости, она считала, что действовала по веской причине. Рин боялась, что, если гнев отступит, она просто рассыплется.
Она пыталась отвлечься, высматривая в толпе Яна Юаньфу и его охрану, пыталась сосредоточиться на текущей задаче.
Бог никогда ей этого не позволит.
«Убей их, – подзуживал ее Феникс. – Не позволяй им быть счастливыми. Они не сопротивлялись».
Внезапно ей пригрезилась охваченная огнем рыночная площадь. Рин яростно замотала головой, пытаясь изгнать голос Феникса.
– Нет, прекрати…
«Пусть они сгорят».
Ладони вспыхнули жаром. Живот скрутило. Нет… не здесь, не сейчас. Рин зажмурилась.
«Преврати их в пепел».
Сердцебиение участилось, поле зрения сузилось до размера булавочной головки, а потом снова расширилось. Ее била дрожь. Толпа вдруг показалась полной врагов. На одно мгновение все оказались одеты в синюю форму солдат Федерации, а в руках каждый держал оружие, но через секунду снова превратились в мирных жителей. Рин судорожно и глубоко вздохнула, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, и крепко зажмурилась, желая скинуть красный туман.
Но не помогло.
Смех, музыка и улыбающиеся лица вокруг лишь вызывали желание закричать.
Как они смеют жить, когда Алтан погиб? Казалось чудовищной несправедливостью, что эти люди продолжают жить и празднуют окончание войны, которую не выиграли, и никто их за это не накажет…
Ладони раскалились.
Юнеген схватил ее за плечо.
– Я думал, ты можешь держать эту дрянь под контролем.
Рин подпрыгнула и резко развернулась.
– Могу! – прошипела она.
Слишком громко. Люди вокруг нее попятились.
Юнеген потянул ее подальше от густой массы людей, в безопасные тени руин Адлаги.
– Ты привлекаешь к себе внимание.
– Я в норме, Юнеген, отпусти…
Он не подчинился.
– Тебе нужно успокоиться.
– Я знаю…
– Нет. Прямо сейчас успокоиться. – Он мотнул головой через плечо. – Она здесь.
Рин обернулась.
И увидела императрицу, сидящую в паланкине из красного шелка, словно невеста.
Когда Рин в последний раз видела императрицу, то пылала в жару и была не в себе, а потому не видела ничего, кроме лица Дацзы – прекрасного, гипнотического, с фарфорово-белой кожей и похожими на крылья мотылька глазами.
Императрица, как всегда, была неотразима. Все знакомые Рин, уцелевшие после мугенского вторжения, внешне постарели на десяток лет, но императрица осталась прежней – белокожей, молодой и безупречной, словно жила в потустороннем мире, недоступном для простых смертных.
У Рин участилось дыхание.
Никто не предполагал, что Дацзы окажется здесь.
Все должно было случиться не так.
В голове мелькали образы императрицы. Ее расколотая о белый мрамор голова. Перерезанная белая шея. Обугленное тело. Но все же она не должна сгореть мгновенно. Рин хотела сделать это медленно, насладиться местью.
Толпа восторженно охнула.
Императрица наклонилась из-под полога и подняла руку – такую белую, что та блестела на солнце. И улыбнулась.
– Мы победили, – воскликнула она. – Мы выжили.
Где-то внутри у Рин полыхнул гнев, такой плотный, что она чуть не задохнулась. Ее тело словно жалили тысячи крохотных муравьев, но она не могла почесаться, и нарастало раздражение, готовое вот-вот прорваться наружу.
Почему императрица до сих пор жива? Это разъяряло Рин. Алтан, наставник Ирцзах и многие другие погибли, а Дацзы все нипочем. Она стояла во главе страны, когда миллионы истекали кровью во время бессмысленного вторжения, которое она же и навлекла, а выглядит так, будто прибыла на банкет.
Рин рванулась вперед.
Юнеген немедленно оттащил ее.
– Что ты вытворяешь?
– А ты как думаешь? – Рин вывернулась из его рук. – Я собираюсь ее достать. Предупреди остальных, они должны меня прикрыть…
– Совсем свихнулась?
– Она прямо перед нами! У нас никогда не будет такой превосходной мишени!
– Тогда пусть это сделает Кара.
– Кара не сумеет прицелиться, – прошептала Рин.
Кара расположилась на развалинах колокольни и была слишком высоко. Она не сумела бы пустить стрелу через окно экипажа, через всю эту толпу. Внутри паланкина Дацзы была со всех сторон защищена, а выстрелам спереди помешала бы охрана, стоящая прямо перед императрицей.
А Рин может ударить куда точнее Кары. Сейчас она отчетливо видела императрицу, но боялась пускать огонь прямо в толпу невинных горожан или выдать местонахождение цыке, прежде чем кто-либо из них сумеет прицелиться. Кара, вероятно, решит вести себя благоразумно.
Рин плевать хотела на благоразумие. Вселенная предоставила ей шанс. И в любую минуту может отобрать.
В голове снова возник Феникс, рьяный и нетерпеливый. «Давай же, дитя… Выпусти меня…»
Она вонзила ногти в ладони. Еще рано.
Слишком большое расстояние отделяло ее от императрицы. Если Рин запылает сейчас, погибнут все собравшиеся на площади.
Ей отчаянно хотелось лучше контролировать огонь. Хотя бы как-то контролировать. Но Феникса невозможно держать в узде. Феникс жаждал гулкого, хаотичного пламени, пожирающего все вокруг до самого горизонта.
И когда Рин призывала бога, то уже не могла отличить свои желания от желаний Феникса, они оба хотели только сеять смерть, все больше и больше смертей, чтобы накормить ими огонь.
Рин пыталась думать о чем-то другом, кроме ярости и мести. Но стоило ей посмотреть на императрицу, она видела только пламя.
Дацзы вскинула голову и встретилась взглядом с Рин. Потом подняла руку и помахала.
Рин замерла. Она просто не могла отвернуться. Глаза Дацзы превратились в бездонные колодцы, а потом в воспоминания, и в дым, огонь, трупы, кости, и Рин почувствовала, как падает, падает в черный океан, где видела только Алтана – единственный человеческий маяк, полыхающий погребальным костром.
Губы Дацзы изогнулись в жестокой усмешке.
И тут за спиной у Рин разразились дробью фейерверки – хлоп! хлоп! хлоп! – и сердце чуть не выскочило у нее из груди.
Она вдруг закричала, зажав уши руками, ее трясло.
– Это фейерверк! – прошипел Юнеген, оттягивая ее ладони от головы. – Всего лишь фейерверк.
Но это не имело значения, Рин и без того знала, что это фейерверк, но то была рациональная мысль, а рациональные мысли ничего не значили, когда она закрывала глаза и с каждым хлопком, с каждым взрывом видела под опущенными веками мешанину тел и визжащих детей.
Она видела человека, болтающегося на торчащей из разрушенного здания доске и пытающегося удержаться за скользкую древесину пальцами, чтобы не рухнуть на острые колья внизу. Видела размазанных по стенам людей, припорошенных белым пеплом, так что их можно было принять за статуи, если не заметить темные пятна крови вокруг…
Слишком много народу. Рин в ловушке среди толпы. Она опустилась на колени, закрыв лицо ладонями. Когда она в последний раз оказывалась в такой толпе, люди в ужасе бежали из-за стен Хурдалейна, и сейчас ее взгляд метался в поисках пути к отступлению, но не находил ни единого, кругом была лишь бесконечная стена плотно сомкнутых тел.
Их слишком много. Слишком много всего в поле зрения, мозг не успевает обрабатывать информацию. В воздухе за спиной и над головой снова что-то взорвалось, и Рин еще сильнее задрожала.
Народу слишком много – огромная масса протянутых рук, масса без имен и без лиц, которая хочет разорвать Рин на части…
Тысячи, сотни тысяч… И ты спалила их дотла, спалила прямо в постелях…
– Прекрати, Рин! – рявкнул ей в ухо Юнеген.
Но было уже поздно. Толпа отхлынула от нее, образовав широкую проплешину. Матери хватали детей. Ветераны указывали на нее пальцами и охали.
Она опустила взгляд. От нее струился дым.
Паланкин Дацзы исчез. Несомненно, ее унесли в безопасное место, присутствие Рин послужило предупреждением. Сквозь толпу в сторону Рин и Юнегена протискивался отряд императорской гвардии с поднятыми щитами и нацеленными на Рин копьями.
– Вот дерьмо, – выругался Юнеген.
Рин неуверенно попятилась, вытянув руки перед собой, словно они принадлежали незнакомцу. Чужие пальцы, сверкающие огнем. Кто-то другой призвал в мир Феникса.
«Сожги их».
Внутри ее пульсировало пламя. С закрытыми глазами Рин чувствовала, как взбухают вены. Боль вонзала в голову тысячу маленьких кинжалов, так что зрение затуманивалось.
«Убей их».
Капитан гвардии выкрикнул приказ. Солдаты ополчения бросились в атаку. И когда всколыхнулся инстинкт самозащиты, Рин окончательно потеряла самоконтроль. В голове установилась оглушительная тишина, сквозь которую пробивался лишь высокий и резкий смех бога-триумфатора, знающего, что он победил.
Когда Рин посмотрела на Югенена, то увидела не человека, а обугленный труп. Блестел белый скелет, с которого сошла плоть, Рин видела, как он за секунду превращается в пепел, и поразилась, насколько этот пепел чист, насколько он лучше, чем месиво из костей и плоти, теперешний Юнеген…
– Прекрати!
Она услышала не крик, а вой. На долю секунды сквозь пепел промелькнуло лицо Юнегена.
Рин его убивала. Она знала, что убивает его, но не могла остановиться.
Не могла даже пошевелить рукой. Лишь стояла неподвижно, словно окаменела, и пламя гудело меж пальцев.
«Сожги его», – увещевал Феникс.
– Хватит!..
«Ты ведь этого хочешь».
Но она хотела не этого. Только не могла остановиться. С чего бы Фениксу одарить ее возможностью себя контролировать? Его аппетит только увеличивался, огонь лишь пожирал и жаждал поглотить еще и еще, однажды ее предупредила об этом Майриннен Теарца, но Рин ее не послушала, а теперь Юнегену придется умереть…
Что-то тяжелое накрыло губы. Рин почувствовала вкус лауданума. Густой, сладкий и прилипчивый. В голове боролись паника и облегчение, она задыхалась, но Чахан лишь крепче прижимал смоченную настойкой тряпицу к лицу Рин, и грудь налилась тяжестью.
Земля покачнулась под ногами. Рин приглушенно вскрикнула.
– Дыши, – приказал Чахан. – Заткнись и дыши.
Она задыхалась от знакомого тошнотворного запаха – Энки не раз с ней это проделывал. Рин пыталась не сопротивляться, побороть естественный порыв, ведь она сама приказала цыке так поступить, чего же она ожидала?
Но от этого было не легче.
Ноги стали ватными. Плечи обмякли. Рин качнулась на Чахана.
Он поднял ее на ноги, перекинул руку Рин через свое плечо и помог добраться до лестницы. За ними тянулся дым. Жар не действовал на Рин, но она видела, как сворачиваются и чернеют кончики волос Чахана.
– Проклятье, – выругался он сквозь зубы.
– Где Юнеген? – спросила Рин.
– Цел…
Рин хотела настоять на том, чтобы с ним увидеться, но язык отяжелел и заплетался. Колени подогнулись окончательно, но Рин не почувствовала падения. По ее крови разлилось снотворное, мир вокруг стал воздушным и легким владением фей. Она услышала чей-то вопль. Кто-то поднял ее и положил на дно сампана.
Рин бросила последний взгляд через плечо.
На горизонте весь порт был освещен огнями, словно кто-то зажег маяк. Повсюду звонили колокола, в воздух поднимался дым сигналов.
Каждый часовой в империи увидит это предупреждение.
Рин выучила стандартные коды ополчения и знала, что означают эти сигналы. За предателями империи объявили охоту.
– Поздравляю, – сказал Чахан. – Теперь за нами гонится все ополчение.
– И что мы будем де… – Язык с трудом ворочался во рту. Рин потеряла способность произносить слова.
Чахан положил ей руку на плечо и слегка толкнул.
– Пригнись.
Рин нелепо растянулась под сиденьями, уставившись в деревянное дно лодки и почти уткнувшись в него носом. Рисунок древесины сплетался в причудливые узоры, а весь мир окрасился в красный, черный и оранжевый.
Открылась бездна. Она всегда открывалась в этот момент, когда Рин была под кайфом и не могла выбросить из головы то, о чем не хотела думать.
Она летела над островом в форме лука и наблюдала, как взрывается вулкан и потоки раскаленной лавы струятся с вершины, мелкими ручейками бегут к городу у подножия.
Рин смотрела, как умирают люди, горят и в одно мгновение скукоживаются и превращаются в дым. Это далось ей так просто, не труднее, чем затушить свечу или раздавить пальцем мошку, она хотела этого, желала вместе со своим богом.
И насколько она помнила, глядя тогда с высоты птичьего полета, она не чувствовала вины. Ей лишь было любопытно, словно она подожгла муравейник или наколола жука на кончик ножа.
Когда убиваешь насекомых, не испытываешь вину, лишь приятное детское любопытство, пока они дрыгаются в предсмертной агонии.
И это не были воспоминания о полете, а видения, которые Рин вызывала сама, галлюцинации, к которым она возвращалась всякий раз, когда теряла над собой контроль и ей давали успокоительное.
Рин хотелось это видеть, ей нужно было танцевать на грани выдуманных воспоминаний, между холодным безразличием бога-убийцы и сокрушительной виной в содеянном. Рин играла с собственной виной, словно ребенок, подносящий ладонь к пламени свечи достаточно близко, чтобы ощутить, как пальцы лижет боль.
Это было самоистязание, она как будто ковыряла ногтем открытую рану. Конечно, Рин знала ответ, просто не могла никому в этом признаться – в тот миг, когда она уничтожила остров, когда превратилась в убийцу, она этого желала.
– В чем дело? – произнес Рамса. – Почему она смеется?
– С ней все будет в порядке, – раздался голос Чахана.
Да, хотелось крикнуть Рин, да, со мной все будет в порядке, я просто грежу, просто застряла между одним миром и другим, просто одержима виде́ниями о том, что сотворила. Она с хихиканьем перекатывалась по дну сампана, пока хохот не превратился в громкие хриплые рыдания, и тогда она начала кричать, а потом в глазах потемнело.
– Просыпайся.
Кто-то больно ущипнул ее за руку. Рин вскочила и потянулась правой рукой к поясу с ножом, которого на месте не оказалось, а левой вслепую врезала кому-то в…
– Да чтоб тебя! – выкрикнул Чахан.
Рин с трудом сфокусировала зрение на его лице. Чахан отпрянул и вытянул руки перед собой, показывая, что в них нет оружия, только влажная тряпка.
Рин быстро ощупала шею и запястья. Она знала, что не связана, конечно же, знала, но все же не мешало убедиться.
Чахан уныло потирал быстро наливающийся синяк на щеке.
Рин не извинилась за то, что его ударила. Как и все остальные, он прекрасно понимал, что не стоит прикасаться к ней без спроса. И приближаться со спины не нужно. Рядом с ней нельзя делать резких движений или шуметь, если не хочешь окончить дни в виде обугленной туши на дне залива Омонод.
– Сколько времени я была в отключке? – выдавила она. Во рту был такой привкус, словно там кто-то сдох, язык пересох, будто Рин много часов лизала деревянную доску.
– Пару дней, – ответил Чахан. – Тебе пора наконец выбраться из постели.
– Дней?!
Он пожал плечами.
– Наверное, с дозой перебрали. По крайней мере, она тебя не убила.
Рин потерла сухие глаза. В уголках налипла отвердевшая корочка. Рин взглянула на себя в зеркало. Зрачки не покраснели, хотя потребуется время, чтобы после опиатов они вернулись к прежнему виду, но белки налились кровью, набухшие вены расползлись паутиной.
Воспоминания медленно возвращались, борясь с туманом после лауданума. Рин крепко зажмурилась, пытаясь отделить реальные события от снов. Внутри разлилось тошнотворное чувство, а мысли сформировались в вопрос:
– Где Юнеген?
– Ты наполовину его спалила. Чуть не прикончила. – Резкий тон Чахана не оставлял места для сочувствия. – Мы не могли взять его с собой, так что Энки остался и подлечит его. И они… Они не вернутся.
Рин несколько раз моргнула, чтобы все вокруг стало не таким мутным. Голова поплыла, каждое движение мешало сосредоточиться.
– Что? Почему?
– Потому что они покинули отряд цыке.
Потребовалось несколько секунд, чтобы это переварить.
– Но… Но они же не могут…
В груди нарастала паника, густая и давящая. Энки был их единственным лекарем, а Юнеген – лучшим лазутчиком. Без них цыке осталось всего шестеро.
Невозможно убить императрицу вшестером.
– Уж ты-то точно не можешь их винить, – сказал Чахан.
– Но они принесли присягу!
– Они присягали Тюру. Присягали Алтану. Но перед неумехой вроде тебя у них нет никаких обязательств. – Чахан вздернул голову. – Видимо, можно и не говорить, что Дацзы вышла сухой из воды.
– Я думала, ты на моей стороне, – бросила на него гневный взгляд Рин.
– Я сказал, что помогу тебе убить Су Дацзы. – Но не говорил, что стану помогать, когда ты ставишь под угрозу жизнь всех, кто находится на борту этого корабля.
– Но остальные… – Ее вдруг охватил страх. – Они же со мной, да? Они мне верны?
– Это не имеет отношения к верности, – ответил Чахан. – Они в ужасе.
– Из-за меня?
– Ты способна думать только о себе, правда? – скривил губы Чахан. – Они боятся за себя. Шаман в империи – и без того существо одинокое, тем более если не знает, когда потеряет рассудок.
– Я знаю. И понимаю.
– Ничего ты не понимаешь. Они не боятся сойти с ума. Они прекрасно знают, чего ожидать, что скоро станут похожи на Фейлена. Пленники внутри собственного тела. И когда придет день, они хотят быть в окружении людей, способных положить этому конец. Вот почему они до сих пор здесь.
Цыке сами отправляют на покой других цыке, когда-то объяснил ей Алтан. Цыке заботятся о своих.
Это значит, что они друг друга защищают. А еще значит, что они защищают весь мир друг от друга. Цыке – как дети-акробаты, балансируют на плечах товарищей, полагаясь на то, что остальные не дадут им рухнуть в бездну.
– Твой долг как командира – оберегать их, – сказал Чахан. – Они остались с тобой, потому что боятся и не знают, куда еще пойти. Но каждым своим дурацким решением и отсутствием самоконтроля ты ставишь их под удар.
Рин простонала, обхватив голову руками. Каждое слово ножом врезалось в барабанные перепонки. Она знала, что все испортила, но Чахану, похоже, нравилось бередить рану.
– Просто оставь меня в покое…
– Нет. Вставай, и хватит вести себя как ребенок.
– Чахан, прошу тебя…
– Да ты просто развалина.
– Я знаю.
– Да, ты это знаешь еще со Спира, но лучше тебе не становится, только хуже. Ты пытаешься все исправить с помощью опиума, а он тебя разрушает.
– Я знаю, – прошептала она. – Просто… Феникс всегда со мной, он кричит в голове…
– Так научись его контролировать.
– Не выходит.
– Почему же? – Чахан с отвращением фыркнул. – Алтан как-то сумел.
– Но я не Алтан. – Рин не могла сдержать слезы. – Ты это хотел сказать? Я не такая сильная, как он, не такая умная, я не могу поступать, как он…
Чахан резко рассмеялся.
– Ну, в этом у меня нет сомнений.
– Тогда возьми командование на себя. Ты и так ведешь себя как командир, так почему бы тебе не занять этот пост? Мне плевать.
– Потому что тебя назвал командиром Алтан. И между нами, я-то хоть понимаю, что следует чтить его волю.
На это Рин было нечего ответить.
Чахан наклонился ближе.
– Это твоя проблема. Ты должна научиться себя контролировать, а затем и защищать остальных.
– А если это невозможно? – спросила Рин.
Светлые глаза Чахана не моргая смотрели на нее.
– Честно? Тогда тебе лучше покончить с собой.
Рин понятия не имела, что на это ответить.
– Если ты считаешь, что не справишься с Фениксом, то лучше тебе умереть, – продолжил Чахан. – Потому что он будет разъедать тебя, превратит в своего проводника и сожжет все вокруг, не только мирных жителей, не только Юнегена, но все вокруг, все, что ты любишь и что тебе небезразлично. И однажды ты превратишь весь мир в пепел и пожалеешь о том, что не умерла.
Когда Рин наконец-то достаточно пришла в себя и сумела проковылять вниз, не споткнувшись, она обнаружила остальных в кают-компании.
– Что это? – Рамса выплюнул что-то на стол. – Птичье дерьмо?
– Ягоды годжи, – ответил Бацзы. – Тебе не нравится каша с ягодами?
– Они заплесневели.
– Да тут все заплесневело.
– Я думал, мы раздобудем новые припасы, – заныл Рамса.
– На какие шиши? – спросил Суни.
– Мы же цыке! – воскликнул Рамса. – Могли бы и украсть!
– Ну, это совсем не… – Бацзы осекся, заметив в дверном проеме Рин.
Рамса и Суни тоже посмотрели в ее сторону и умолкли.
Рин просто уставилась на них, не зная, что сказать. А она-то думала, что знает. Теперь ей хотелось расплакаться.
– Ух ты, свеженькая и бодрая, – наконец произнес Рамса и подвинул для нее стул. – Есть хочешь? Выглядишь кошмарно.
Рин глупо заморгала.
– Я просто хотела сказать… – хрипло прошептала она.
– Не стоит, – бросил Бацзы.
– Но я только…
– Не надо, – сказал Бацзы. – Я знаю, это тяжело. Но ты справишься. Алтан же сумел.
Суни молча кивнул в знак согласия.
Рин все больше хотелось расплакаться.
– Садись, – мягко произнес Рамса. – Поешь чего-нибудь.
Рин шагнула к буфету и неуклюже попыталась наполнить миску. Каша шлепнулась из черпака на пол. Рин двинулась к столу, но палуба ушла из-под ног. Тяжело дыша, Рин рухнула на стул.
Никто не произнес ни слова.
Она выглянула в иллюминатор. Корабль быстро шел по бурным водам. Берегов видно не было. Через борт перекатилась волна, и Рин затошнило.
– Мы хотя бы разделались с Яном Юаньфу? – спросила она через некоторое время.
Бацзы кивнул.
– Суни добрался до него, когда началась суматоха. Размозжил ему голову об стену, а тело швырнул в море, пока охрана суетилась вокруг Дацзы, оберегая ее от нас. Так что тактика отвлечения внимания в итоге сработала. Мы все собирались тебе сказать, но ты была… хм… не в форме.
– Совсем отключилась, – добавил Рамса. – Хихикала, катаясь по полу.
– Я в курсе, – сказала Рин. – И теперь мы направляемся в Анхилуун?
– На всех парусах. За нами гонится вся императорская гвардия, но вряд ли они сунутся на территорию Муг.
– Еще бы, – пробормотала Рин.
Она поковырялась ложкой в каше. Рамса был прав насчет плесени. Большие черно-зеленые комки сделали кашу малосъедобной. Желудок взбунтовался. Рин оттолкнула миску.
Остальные ерзали, щурились и старались не смотреть ей в глаза.
– Я слышала, что Энки и Юнеген ушли, – сказала она.
В ответ она получила только пустые взгляды и пожимание плечами.
Рин сделала глубокий вдох.
– Значит… В общем, я хочу сказать, что…
– Мы никуда не уйдем, – оборвал ее Бацзы.
– Но ты…
– Я не люблю, когда мне врут. И ненавижу, когда меня продают. Дацзы должна получить свое. Я доведу это дело до конца, маленькая спирка. Можешь не беспокоиться, я дезертиром не стану.
Рин оглядела собравшихся за столом.
– А что насчет остальных?
– Алтан заслуживал лучшей участи, – объявил Суни, словно этого достаточно.
– Но ты-то не обязан здесь оставаться. – Рин повернулась к Рамсе. Невинному, гениальному и опасному Рамсе. Ей хотелось убедиться, что Рамса останется, но просить об этом было бы слишком эгоистично. – Тебе необязательно оставаться.
Рамса поковырялся на дне миски. Разговор его как будто и не задел.
– В любом другом месте я просто заскучаю.
– Но ты же еще ребенок.
– Отвали. – Он поковырялся во рту мизинцем, вытаскивая что-то застрявшее в зубах. – Ты должна понять – мы убийцы. Когда привык всю жизнь заниматься одним делом, уже трудно остановиться.
– И к тому же другой вариант – оказаться в тюрьме Бахры, – сказал Бацзы.
– Ненавижу Бахру, – кивнул Рамса.
Рин вспомнила, что все цыке были не в ладах с законом. Точнее, с цивилизованным обществом, если уж на то пошло.
Агаша происходил из крохотной деревушки в провинции Змея, ее жители почитали местного речного бога, охраняющего их от наводнений. После церемонии посвящения богу, которую проходили все молодые люди деревни, Агаша стал первым шаманом за многие поколения, способным делать то, чем его предшественники лишь похвалялись. В процессе посвящения он случайно утопил двух девочек. Его же соседи, превозносившие лживых учителей Агаши, хотели казнить его, закидав камнями, но из Ночной крепости прибыл Тюр, бывший командир цыке, и завербовал Агашу в свой отряд.
Рамса вырос в семье алхимиков, производящих порох для ополчения, но случайный взрыв около дворца лишил его и родителей, и глаза, а сам он оказался в печально известной тюрьме Бахра, якобы за участие в заговоре с целью убийства императрицы, пока Тюр не вытащил его из камеры, чтобы Рамса занимался вооружением для цыке.
Рин мало знала о прошлом Бацзы и Суни. Когда-то они оба обучались в Академии Синегарда, по классу Наследия. Их выгнали, когда произошло нечто ужасное. Рин знала, что оба сидели в Бахре. Ни один не рассказывал подробностей.
Близнецы Чахан и Кара тоже были загадкой. Они родились даже не в империи. По-никански они говорили с напевным акцентом выходцев из Глухостепи, но, когда Рин расспрашивала их о доме, лишь отнекивались. Мол, их дом очень далеко. Или – их дом теперь в Ночной крепости.
Рин понимала, что ей пытаются сказать. Как и остальным, им просто некуда больше идти.
– А в чем дело? – спросил Бацзы. – Такое впечатление, что ты хочешь от нас избавиться.
– Вовсе нет, – ответила Рин. – Просто… просто я не могу изгнать Феникса. Я боюсь.
– Чего?
– Боюсь вас покалечить. Адлагой все не ограничится. Я не могу изгнать Феникса и остановить его, и…
– Это потому, что ты новичок, – прервал ее Бацзы. Голос звучал так ласково. Как он может быть так добр? – Мы все в этом варимся. Боги постоянно хотят в нас вселиться. Ты думаешь, что стоишь на пороге безумия, оно вот-вот тебя поглотит, но это не так.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что с каждым разом будет легче. И в конце концов ты научишься жить на грани безумия.
– Но я не могу обещать, что не…
– Не можешь. И мы все еще раз выступим против Дацзы. И будем продолжать снова и снова, сколько потребуется, пока ее не прикончим. Тюр никогда не сдавался, когда дело касалось нас. А мы не бросим тебя. Только потому цыке и существуют.
Рин ошеломленно уставилась на него. Она этого не заслужила, совершенно не заслужила. И это не дружба. И не преданность. Дружбу и преданность она заслуживает еще меньше. Это товарищество – связь, сотканная предательством. Императрица продала их Федерации ради серебра и славы, и ни один из них не успокоится, пока реки не окрасятся кровью Дацзы.
– Не знаю, что и сказать.
– Так заткнись и прекрати ныть. – Рамса снова подвинул к ней миску. – Лопай свою кашу. Питательную плесень.
На залив Омонод спустилась ночь. Под покровом темноты «Буревестник» летел вдоль берега, движимый такой мощной шаманской силой, что за несколько часов оторвался от преследователей из императорского ополчения. Цыке разошлись. Чахан и Кара – в свою каюту, где проводили бо́льшую часть времени, отдельно от остальных, Суни и Рамса несли ночную вахту на палубе, а Бацзы растянулся на гамаке в кубрике.
Рин заперлась в своей каюте, чтобы снова мысленно сражаться с богом.
Времени у нее было немного. Действие лауданума почти истекло. Рин подперла дверь стулом, села на пол, стиснув голову коленями, и стала ждать голос бога.
Она ждала, что вернется то состояние, когда Феникс потребует полного контроля и будет кричать в ее голове, пока Рин не подчинится.
На сей раз она ответит.
Рин положила у колена маленький охотничий нож и крепко зажмурилась. Она чувствовала, как рассасываются в крови остатки лауданума, а из головы выветривается отупляющий туман. И с новой силой ощутила комок в груди, который никогда до конца не исчезал. И со всей ужасающей ясностью, какую давала трезвость, она приготовилась.
Рин всегда возвращалась к одному и тому же мгновению, когда несколько месяцев назад стояла на четвереньках в храме на острове Спир. Феникс обожал этот момент, потому что тогда находился на вершине своего разрушительного могущества. И постоянно возвращал к этому мгновению Рин, пытаясь заставить ее поверить, что единственный способ смириться с этим кошмаром – завершить начатое.
Он хотел, чтобы она спалила корабль. Убила всех вокруг. А потом добралась до суши и сожгла и ее. Как огонек, зародившийся с края листа бумаги, Рин должна была проникнуть в глубь континента и сжигать все, что попадется на пути, пока не останется лишь груда пепла.
Тогда она успокоится.
Рин услышала симфонию криков, голоса спирцев и мугенцев, отдельные и сливающиеся в хор, но это не имело значения, потому что бессловесная агония не нуждалась в языке.
Люди или просто безличные цифры, но хуже всего было, когда они превращались в живых существ, тогда уравнение становилось невыносимым…
А потом из криков появился Алтан.
Его лицо покрылось трещинами и превратилось в уголь, глаза горели оранжевым, по лицу текли черные слезы, пламя разрывало его изнутри, и Рин ничего не могла с этим поделать.
– Прости, – прошептала она. – Прости меня, мне так жаль, я пыталась…
– На моем месте должна быть ты, – сказал он. Его губы кровоточили и растрескивались, а потом плоть отпала, обнажив кости. – Это ты должна была умереть. Ты должна была сгореть. – Лицо превратилось в череп, который прижался к ней, костистые пальцы обхватили ее за шею. – На моем месте должна быть ты.
А потом Рин уже не понимала, ее это мысли или мысли Феникса, но они были такими громкими, что затопили все остальное.
Я хочу причинить тебе боль.
Я хочу твоей смерти.
Я хочу спалить всех вас.
– Нет!
Рин вонзила нож себе в бедро. Боль была лишь временным прибежищем, ослепительной белой вспышкой, изгнавшей из головы все остальное, а потом огонь снова вернулся.
Ничего не вышло.
Как и в прошлый раз, и в позапрошлый. Сколько Рин ни пыталась, ничего не выходило. Теперь она уже не знала, зачем это делает, разве что просто мучает себя, понимая, что не сумеет обуздать бушующее в разуме пламя.
Только еще один порез к многочисленным другим на руках и ногах, сделанным в последние недели, и Рин продолжала резать себя, потому что, хотя и временно, боль оставалась единственным вариантом помимо опиума, больше Рин ничего не могла придумать.
А потом она вообще потеряла способность думать.
Движения стали машинальными, все вышло так просто – покатать шарики опиума между ладонями, высечь искру и огонек, ощутить запах сладости, скрывающий под собой гниль.
Чем хорош опиум, так это тем, что стоит его вдохнуть, и все остальное перестанет иметь значение, на несколько часов он вырвет ее из реального мира, и ей больше не придется взваливать на себя ответственность за существование.
Рин вдохнула дым.
Пламя отступило. Воспоминания растворились. Больше ее ничто не терзало, утихла даже злость на то, что пришлось сдаться. Остался лишь сладкий, сладкий дым.
– А ты знаешь, что в Анхилууне есть специальный чиновник, который определяет, какой вес способен выдержать город? – весело спросил Рамса.
Он был единственным из них, кто с легкостью перемещался по Плавучему городу. Рамса поскакал вперед, без видимых усилий прыгая по узким мосткам, обрамляющим болотистые каналы, пока остальные цыке осторожно пробирались по ходящим ходуном доскам.
– И какой же это вес? – спросил Бацзы, подзуживая Рамсу.
– Думаю, максимальный вес уже достигнут, – ответил Рамса. – Нужно что-то делать с растущим населением, иначе Анхилуун начнет тонуть.
– Можно отправить людей в глубь страны, – сказал Бацзы. – За последние месяцы она потеряла пару сотен тысяч человек.
– Или просто заставить их драться на очередной войне. Хороший способ избавиться от людей.
Рамса потрусил к следующему мосту.
Рин неуклюже последовала за ним, щурясь под немилосердным южным солнцем.
Она много дней не покидала свою каюту. Каждый день Рин принимала минимальную дозу опиума, только чтобы успокоить рассудок, но не утратить способность действовать. Но даже эта крохотная доза сбивала ее с ног, и, когда они сошли на берег, приходилось опираться на руку Базцы.
Рин ненавидела Анхилуун. Ненавидела соленый и липкий запах моря, преследующий ее повсюду, ненавидела шумные улицы, пиратов и купцов, орущих друг на друга на анхилуунском диалекте – неразборчивой смеси никанских и западных языков. Ненавидела, как Плавучий город жмется к воде и качается при каждой наступающей волне, так что даже если твердо стоять на ногах, все равно можно грохнуться.
Она ни за что не приехала бы сюда, если бы не крайняя необходимость. Анхилуун был единственным местом в империи, где Рин находилась почти в безопасности. И только здесь живут люди, готовые продать им оружие.
И опиум.
В конце Первой опиумной войны республика Гесперия вела переговоры с делегатами Федерации Муген об условиях мирного соглашения и создании нейтральных зон на побережье Никана. Первой такой зоной стал международный порт Хурдалейн. Второй – плавучий город Анхилуун.
Когда-то Анхилуун был малозначительным портом, просто кучкой жалких одноэтажных строений без фундаментов, потому что тонкие прибрежные пески не могли удержать здания покрупнее.
Потом Триумвират выиграл Вторую опиумную войну, и в Южно-Никанском море Дракон-император разбомбил половину флота Гесперии в клочья.
В отсутствие иностранцев Анхилуун процветал. Словно морские паразиты, местные жители заселили полуразвалившиеся корабли, связав их вместе и заложив основу Плавучего города. Теперь Анхилуун протянулся дальше в море, как длиннолапый паук, соткав из деревянных мостков паутину проходов между мириадами стоящих на якоре суденышек.
Анхилуун служил воротами, через которые мак во всех видах попадал в империю. Опиумные клиперы Муг приплывали из западного полушария и разгружались в огромные пустые трюмы кораблей, служивших складами, а оттуда длинные и узкие лодки контрабандистов подбирали товар и развозили его по сети притоков реки Муруй, впрыскивая яд в вены империи.
Анхилуун означал дешевый опиум в любых количествах, то есть прекрасное забвение, час за часом, когда не придется думать или вспоминать.
Именно за это Рин и ненавидела Анхилуун. Он вызывал страх. Чем больше времени она здесь проводила, запершись в каюте и накачивая себя наркотиками, полученными от Муг, тем меньше чувствовала в себе сил, чтобы покинуть город.
– Странно, – сказал Бацзы. – А я-то думал, нам окажут здесь более радушный прием.
Чтобы добраться до центра города, пришлось миновать плавучий рынок, кучи мусора вдоль каналов и ряды знаменитых анхилуунских баров, где не было ни скамей, ни стульев, только веревки у стен, за которые пьяные завсегдатаи держались, протянув веревки под мышками.
Цыке шли уже больше полутора часов. Они были в самом сердце города, в окружении жителей, но никто с ними не заговаривал.
Муг наверняка знает, что они вернулись. Муг знала обо всем, что происходит в Плавучем городе.
– Муг просто изображает могущественного политика. – Рин остановилась, чтобы перевести дыхание. Качающиеся доски вызвали у нее позыв к рвоте. – Она нас не ищет. Это мы должны ее найти.
Получить аудиенцию у Муг было непростой задачей. Королева пиратов окружила себя многочисленной охраной, и никто не знал, где она находится в данный момент. Лишь Черные лилии, когорта шпионов и помощниц, могли передать сообщение непосредственно ей, а Лилий не найдешь на разукрашенной барже для удовольствий, болтающейся в центре главного городского канала.
Рин подняла голову, прикрыв глаза от солнца.
– Вон там.
«Черная орхидея» была не столько кораблем, сколько плавучим трехэтажным особняком. Со скошенных, как у пагод, крыш свисали яркие цветные фонари, а из закрытых бумагой окон лилась энергичная музыка. Каждый полдень «Черная орхидея» начинала медленный путь по каналу, подбирая клиентов, которые подплывали к ней в ярко-красных сампанах.
Рин пошарила в карманах.
– Есть медяк?
– У меня есть, – отозвался Бацзы и бросил монетку лодочнику, который направил сампан к берегу, чтобы доставить цыке на баржу удовольствий.
Когда они приблизились, им безразлично помахали несколько Лилий, легкомысленно усевшихся на фальшборте второго яруса. В ответ Бацзы присвистнул.
– Прекрати, – прошептала Рин.
– Почему? – спросил Бацзы. – Это их порадовало. Посмотри, они улыбаются.
– Нет, просто считают тебя легкой добычей.
Лилии были личной армией Муг, состоящей из неотразимо красивых женщин, у всех грудь размером с персик и такая узкая талия, что казалось, они вот-вот переломятся. Девушки были мастерами боевых искусств, полиглотами и самыми отвратительными представительницами женского пола, каких только встречала Рин.
Одна Лилия остановила их у трапа, вытянув крохотную ручку, словно могла физически не пустить их на борт.
Девушка было явно новенькой. Не старше пятнадцати. Губы слегка тронуты помадой, грудь под рубашкой только намечалась, девушка определенно не понимала, что стоит перед самыми опасными людьми во всей империи.
– Я Фан Рунин, – сказала Рин.
– Кто-кто? – заморгала девушка.
Рамса захихикал, но тут же сделал вид, будто закашлялся.
– Фан Рунин, – повторила она. – И мне нет необходимости назначать встречу.
– Дорогуша, здесь так не выйдет. – Девушка похлопала тонкими пальцами по невероятно узкой талии. – Ты должна назначить аудиенцию за несколько дней вперед. – Она взглянула за спину Рин, на Бацзы, Суни и Рамсу. – А за группу больше четырех нужно доплатить. Девочки не любят, когда кто-то пролезает заодно с другими.
Рин потянулась к мечу.
– Слушай, ты, вонючка…
– А ну, назад! – В руке девушки вдруг оказалась охапка игл, которые она прятала в рукаве. На кончиках игл алел яд. – Никто не смеет тронуть Лилию.
Рин поборола порыв врезать ей по физиономии.
– Если ты сию же секунду не уйдешь с дороги, я воткну свой клинок в…
– Вот так сюрприз!
Зашуршали шелковые занавеси над главной дверью, и на палубе появилась роскошная женщина. Рин чуть не застонала от досады.
Это была Сарана, Черная лилия самого высокого ранга и фаворитка Муг. Она служила посредницей между Муг и цыке вот уже три месяца, с тех пор как те причалили в Анхилууне. Она была остра на язык, помешана на сексе и, по словам Бацзы, обладала самой идеальной грудью к югу от Муруя.
Рин ее ненавидела.
– Как удивительно видеть тебя здесь. – Сарана подошла ближе, склонив голову набок. – Мы-то думали, что ты не интересуешься женщинами.
Каждое слово она подчеркивала, слегка виляя бедрами. Бацзы засопел. Рамса бесстыдно пялился на грудь Сараны.
– Мне нужно увидеться с Муг, – сказала Рин.
– Муг занята, – ответила Сарана.
– Думаю, Муг знает, что не стоит заставлять меня томиться в ожидании.
Сарана подняла тонкие нарисованные брови.
– А еще она терпеть не может неуважения.
– Вынуждаешь меня вести себя грубо? – рявкнула Рин. – Если не хочешь, чтобы я спалила эту посудину, то ступай к своей хозяйке и скажи, что я хочу с ней увидеться.
Сарана подавила зевок.
– Веди себя вежливо, спирка. А не то я пожалуюсь на тебя Муг.
– Я могу за минуту утопить твою баржу.
– А Муг может начинить тебя стрелами, прежде чем ты успеешь сойти с корабля. – Сарана презрительно махнула рукой. – Обожди, спирка. Мы пошлем за тобой, когда Муг будет готова.
Глаза Рин застлала красная пелена.
Проклятье!
Сарана, видимо, сочла слова Рин оскорблением, но Рин была спиркой и в одиночку выиграла Третью опиумную войну. Она затопила целый остров! И пришла сюда не для того, чтобы пререкаться с какой-то глупой шлюхой.
Резким движением она схватила Сарану за шиворот. Сарана протянула руку к гребню в волосах, несомненно отравленному, но Рин прижала ее к стене и придавила локтем горло, а другой рукой схватила за запястье.
Она наклонилась ближе и прижалась губами к уху Сараны.
– Может, ты и считаешь, что тебе ничто не грозит. Может, я просто развернусь и уйду. А ты будешь похваляться перед другими сучками, как напугала саму спирку! Как тебе повезло! Но однажды ночью, когда ты задуешь фонари и поднимешь трап, ты почуешь в каюте запах дыма. Ты выбежишь на палубу, но пламя уже будет таким яростным, что ты не сможешь ступить и шагу. И ты поймешь, что это сделала я, но не успеешь сказать Муг, ведь огонь уже охватит твое драгоценное личико, и напоследок, бросившись с корабля в кипящую воду, ты увидишь мое смеющееся лицо. – Рин сильнее надавила локтем на горло Сараны. – Не играй со мной, Сарана.
Лилия яростно извивалась, пытаясь ослабить хватку Рин.
Рин наклонила голову.
– Так что?
– Муг… – сдавленно прохрипела Сарана, – может сделать исключение.
Рин отпустила ее. Сарана отпрянула и принялась энергично обмахивать лицо веером.
Красный туман отступил, все вокруг стало прежним. Рин сжала и разжала кулак, выдохнула и вытерла ладонь о рубаху.
– Так-то лучше.
– Пришли, – объявила Сарана.
Рин сняла повязку с глаз. Сарана вынудила ее прийти в одиночестве, остальные с радостью остались на барже удовольствий, и Рин чувствовала себя уязвимой, дергалась и потела во время всей прогулки по каналам.
Поначалу она ничего не увидела – вокруг было темно. Потом глаза привыкли к сумраку, и она заметила, что комната освещена крохотными мерцающими лампами. Но никаких окон, ни намека на солнечный свет. А потому трудно сказать, на корабле они или в здании, то ли уже настал вечер, то ли сюда просто не проникает свет снаружи. Здесь было и значительно прохладней. Рин показалось, что она по-прежнему ощущает под ногами легкое покачивание волн, но только смутно, и потому не знала, по-настоящему это или просто разыгралось воображение.
Но в любом случае помещение было обширным. Они на большом военном корабле, стоящем на якоре? Или на складе?
Массивная мебель на изогнутых ножках была явно иностранная, в империи не делали такие резные столы. На стенах висели портреты, но не никанцев, а белокожих людей свирепого вида в нелепых белых париках. В центре стоял огромный стол, за которым поместилось бы двадцать человек.
По одну сторону восседала королева пиратов с целым отрядом Лилий по бокам.
– Рунин, – протяжно и с хрипотцой произнесла Муг, ее голос был низким и удивительно завораживающим. – Всегда рада тебя видеть.
На улицах Анхилууна Муг называли Каменной вдовой. Это была высокая, широкоплечая женщина, скорее привлекательная, чем красивая. По слухам, когда-то она работала проституткой и вышла замуж за одного из многочисленных капитанов пиратских кораблей. Потом он умер при странных обстоятельствах, которые так толком и не расследовали, а Муг постепенно продвигалась вверх в пиратской иерархии и собрала флот невиданной прежде мощи. Она первая объединила под одним флагом разрозненные пиратские кланы Анхилууна. До ее правления бандиты Анхилуума воевали друг с другом, в точности как воевали между собой после смерти Красного императора двенадцать провинций Никана. Каким-то образом Муг удалось то, чего не сумела добиться Дацзы. Она убедила разношерстные боевые кланы служить одной цели – себе.
– Кажется, ты еще не бывала в моем личном кабинете. – Муг обвела жестом комнату. – Приятное место, правда? Гесперианцы меня ужасно раздражают, но они знают толк в украшении интерьера.
– А что случилось с прежними владельцами? – поинтересовалась Рин.
– Кто знает? Надеюсь, моряки во флоте Гесперии умели плавать. – Муг указала на стул напротив. – Садись.
– Нет, спасибо. – Рин терпеть не могла сидеть за столом – он сковывал движения. Если придется вскочить, колени хлопнутся о столешницу, отняв драгоценные секунды, необходимые для побега.
– Ну, как хочешь. – Муг покачала головой. – Я слышала, в Адлаге возникла заварушка.
– Все произошло не по плану, – ответила Рин. – Мы случайно наткнулись на Дацзы.
– Знаю, знаю. Об этом болтают по всему побережью. А ты в курсе, как это представили в Синегарде? Ты – гнусная спирка, изменившая империи. Мугенские захватчики свели тебя с ума в плену, и теперь ты угроза для всех, с кем столкнешься. Награду за твою голову подняли до шестисот имперских монет серебром. А за живую платят вдвойне.
– Как мило, – отозвалась Рин.
– Тебя, похоже, это не тревожит.
– Не сказать, что они ошибаются. – Рин подалась вперед. – Послушай, Ян Юаньфу мертв. Мы не принесли тебе его голову, но твои лазутчики все подтвердят, стоит им добраться до Адлаги. Пришло время расплатиться.
Муг проигнорировала ее слова и похлопала кончиками пальцев по подбородку.
– Я никак не могу понять. Зачем ввязываться в неприятности?
– Да брось, Муг…
Муг прервала ее взмахом руки.
– Давай это обсудим. Ты обладаешь силой, о которой и не мечтает большинство смертных. Ты могла делать все, что душе угодно. Возглавить армию. Стать пиратом. Проклятье, даже капитаном одного из моих кораблей, если пожелаешь. Почему ты так упорно стремишься в эту драку?
– Потому что войну начала Дацзы, – ответила Рин. – Потому что она убила моих друзей. Потому что осталась на троне, а не должна. Потому что кто-то должен ее убить, так почему не я?
– Но зачем? – упорствовала Муг. – Никто не испытывает к императрице такой ненависти, как я. Но пойми, девочка, ты не найдешь союзников. Революция хороша в теории. Но умирать никому неохота.
– Я и не прошу никого другого рисковать вместе со мной. Просто дай мне оружие.
– А если у тебя ничего не выйдет? Тебе не приходило в голову, что ополчение выяснит, кто тебя снабжает?
– Я убила для тебя тридцать человек, – огрызнулась Рин. – Ты должна дать мне то, о чем я прошу, таковы были условия. Ты же не можешь просто…
– Чего я не могу? – Муг подалась вперед, сомкнув усыпанные кольцами пальцы на рукояти кинжала. Но при этом она явно веселилась. – Думаешь, я тебе что-то должна? По какому договору? По каким законам? Что ты сделаешь, призовешь меня к суду?
Рин моргнула.
– Но ты сказала…
– «Но ты сказала», – тоненьким голоском передразнила ее Муг. – Люди постоянно обещают то, чего не намерены выполнять, маленькая спирка.
– У нас же был договор! – выкрикнула Рин, но тон получился жалобным, а не властным. Даже ей самой показалось, что прозвучало это по-детски.
Несколько Лилий начали перешептываться, прикрываясь веерами.
Рин сжала кулаки. Она еще находилась под действием опиума, и это мешало ей вспыхнуть пламенем, но глаза застлала алая пелена.
Она сделала глубокий вдох. Успокойся.
Может, сейчас ей и хочется убить Муг, но вряд ли после этого Рин сумеет выбраться из Анхилууна живой.
– Пожалуй, для человека с твоим прошлым ты на редкость тупа, – сказала Муг. – Способности спирцев, образование Синегарда, служба в ополчении – и ты до сих пор не поняла, на чем держится мир. Если хочешь чего-то добиться, нужно действовать грубой силой. Ты была мне нужна, но я единственная, кто готов тебе заплатить, а значит, это я тебе нужна. Можешь возражать, если охота. Но ты никуда не уйдешь.
– Так ты же не собираешься мне платить. Ну и пошла ты в задницу, – не выдержала Рин.
Прежде чем она успела пошевелиться, на ее лоб нацелились одиннадцать стрел.
– Стоять! – прошипела Сарана.
– Не драматизируй. – Муг полюбовалась своими лакированными ногтями. – Я пытаюсь тебе помочь, знаешь ли. Ты еще так молода. У тебя вся жизнь впереди. Зачем тратить ее на месть?
– Мне нужно добраться до столицы, – упрямо настаивала Рин. – Даже если ты не дашь мне оружие, я все равно найду его где-нибудь еще.
Муг театрально вздохнула и прижала пальцы к вискам, а потом сложила руки на столе.
– Предлагаю компромисс. Еще одно задание, и я дам тебе все, что ты хочешь. Годится?
– И что, я должна тебе поверить?
– А какой у тебя выбор?
Рин прикусила губу.
– Какого рода задание?
– Как ты относишься к морским сражениям?
– Ненавижу их.
Рин терпеть не могла море. До сих пор она выполняла все задания на суше, и Муг это знала. В море Рин слишком легко обезоружить.
Огонь и вода не дружат.
– Уверена, достойная награда заставит тебя изменить мнение. – Муг пошарила в ящике стола, вытащила выполненный углем рисунок корабля и бросила его через стол.
– Это «Журавль». Типичная опиумная джонка. Красные паруса, ходит под флагом Анхилууна, если только капитан не решил его сменить. Вот уже несколько месяцев в его гроссбухах не сходятся концы с концами.
– Ты хочешь убить человека из-за ошибки в счетах? – вытаращилась на нее Рин.
– Он утаивает больше прибыли, чем ему причитается. И он умен, очень умен. Нанял счетовода, чтобы подделывал цифры, а мне было сложнее это обнаружить. Но мы ведем все счета в трех экземплярах. Цифры не лгут. Я хочу, чтобы ты утопила это судно.
Рин изучила рисунок. Она узнала тип корабля. По меньшей мере с десяток таких же сейчас стояли в гавани Анхилууна.
– Он еще в городе?
– Нет. Но через несколько дней должен вернуться в порт. Он думает, я не знаю о его делишках.
– И почему же, в таком случае, ты сама от него не избавишься?
– При обычных обстоятельствах я бы так и поступила, – сказала Муг. – Но тогда придется устроить ему пиратский трибунал.
– С каких это пор Анхилуун беспокоится о праведном суде?
– Если мы независимы от империи, это еще не значит, что у нас тут анархия, дорогуша. Мы устраиваем трибунал. Это стандартная процедура в случае хищений. Но я не хочу отдавать его под суд. Он популярен, у него много друзей в городе, и наказание от моей руки несомненно приведет к бунту. Я не в настроении устраивать политические игры. Я хочу лишь, чтобы он исчез с лица земли.
– Никаких пленных?
– О пленных уж точно не стоит беспокоиться, – усмехнулась Муг.
– Тогда мне понадобится джонка.
Улыбка Муг расплылась шире.
– Выполнишь задание, и можешь оставить ее себе.
Это было не совсем то. Рин нужен корабль ополчения, а не судно контрабандистов, а Муг вполне может отказаться отдать оружие и деньги. Нет, не просто может – нужно смириться с тем, что Муг так или иначе обманет.
Но Рин нечего было противопоставить. У Муг были корабли и солдаты, и она могла диктовать условия. А Рин лишь умела убивать, и никто, кроме Муг, не собирался платить за это умение.
У нее нет другого выхода. Рин загнали в угол, а как выбраться из этого положения, она не придумала.
Но знала, кто способен придумать.
– Мне нужно кое-что еще, – сказала она. – Адрес Катая.
– Катая? – прищурилась Муг. Рин прямо-таки видела, как крутятся мысли в голове королевы пиратов, которая пытается решить, согласиться ли ей, стоит ли игра свеч.
– Мы друзья, – сказала Рин как можно спокойнее. – Учились вместе. Он мне дорог. Вот и все.
– А почему ты спрашиваешь о нем только сейчас?
– Мы не собираемся сбежать из города, если тебя волнует именно это.
– О, это у тебя вряд ли получится. – Муг бросила на нее презрительный взгляд. – Но он просил не говорить тебе, где его можно найти.
Конечно, не стоило этому удивляться. Но Рин все равно было больно.
– И тем не менее, мне нужен адрес, – сказала она.
– Я дала ему слово, что сохраню адрес в тайне.
– Твое слово ничего не стоит, старая ведьма, – не сумела подавить нетерпение Рин. – Сейчас ты болтаешь только ради удовольствия меня помучить.
– И то верно, – засмеялась Муг. – Он в бывшем иностранном квартале. Скрывается в доме в самом конце мостков. На двери ты увидишь эмблему флота «Красной джонки». Я поставила там часовых, но велю им тебя пропустить. Намекнуть ему о твоем приходе?
– Не нужно, – сказала Рин. – Хочу сделать ему сюрприз.
В бывшем иностранном квартале стояла тишина, это был редкий оазис спокойствия в неумолчной какофонии Анхилууна. Половина домов пустовала, никто не жил здесь после ухода гесперианцев, а здания использовали под склады. Здесь не горели яркие огни, как по всему Анхилууну. Квартал находился слишком далеко от центральной площади, куда легко было проникнуть охране Муг.
Рин это не нравилось.
Но Катай был здесь в безопасности. Вряд ли кто-нибудь решился бы его убить. Он же настоящий кладезь знаний, читал все на свете и ничего не забывает. Лучше держать его живым как заложника, Муг наверняка это поняла, посадив его под домашний арест.
Одинокий дом в конце дороги плавал чуть в стороне от остальной качающейся на волнах улицы и держался лишь на двух цепях, соединенных с плавучими мостками из плохо пригнанных досок.
Рин с опаской прошла по доскам и постучала в деревянную дверь. Никто не ответил.
Она дернула за ручку. Дверь даже не запиралась – в ней не было замочной скважины. Катай не мог отказаться принимать посетителей.
Она распахнула дверь.
В глаза сразу бросился беспорядок – везде валялись книги с пожелтевшими страницами, карты и увесистые гроссбухи. Рин прищурилась в сумрачном свете лампы и наконец различила Катая, сидящего в углу с толстым томом на коленях, его почти скрывали из вида стопки книг в кожаных обложках.
– Я уже поел, – сказал он, не понимая головы. – Приходите утром.
Рин откашлялась.
– Катай.
Он поднял голову и вытаращил глаза.
– Привет, – сказала она.
Катай медленно отложил книгу в сторону.
– Я могу войти? – спросила Рин.
Катай смотрел на нее долгое мгновение, прежде чем жестом пригласил внутрь.
– Ладно.
Рин закрыла за собой дверь. Катай и не подумал встать, так что она пробралась между раскиданными бумагами, стараясь на них не наступать. Катай всегда ненавидел, когда кто-нибудь нарушал его тщательно организованный беспорядок. Во время экзаменов в Синегарде он устраивал гневные припадки, если кто-нибудь сдвигал его чернильницу.
Комната была так забита книгами, что остался лишь маленький свободный пятачок на полу рядом с Катаем. Осторожно, стараясь его не задеть, Рин села, скрестив ноги, и положила руки на колени.
Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга.
Рин отчаянно хотелось прикоснуться к его лицу. Он выглядел ослабевшим, слишком худым. После Голин-Нииса он немного поправился, но ключицы все равно торчали, а запястья выглядели такими хрупкими, словно их можно переломить движением руки. Катай отрастил волосы и собирал длинную кудрявую массу в пучок на затылке, так что скулы выпирали еще сильнее на открытом лице.
Он и отдаленно не напоминал того мальчика, которого Рин встретила в Синегарде.
Главная разница была во взгляде. Раньше в его глазах горело лихорадочное стремление познать мир. Теперь они были безжизненны и пусты.
– Я могу остаться? – спросила она.
– Я ведь тебя впустил, правда?
– Ты просил Муг не давать мне адрес.
– Ах да… – Он прищурился – Да. Именно так.
Он не смотрел ей в глаза. Рин знала его слишком хорошо и понимала, что это значит – Катай на нее злится, но по прошествии стольких месяцев она так толком и не знала причину.
Хотя нет – знала, просто не хотела себе в этом признаваться. В тот единственный раз, когда они поспорили, горячо поспорили, Катай хлопнул дверью и больше не заговаривал с Рин, пока они не добрались до берега.
С тех пор Рин не позволяла себе об этом думать, иначе в голове снова разверзалась та пропасть, которая, как и все другие воспоминания, вызывала желание потянуться к трубке.
– Как у тебя дела? – спросила она.
– Я под домашним арестом. Как, по-твоему, у меня дела?
Рин оглядела разбросанные по столу и по полу бумаги, прижатые чернильницами, чтобы не разлетелись.
Ее взгляд задержался на счетной книге, в которой писал Катай.
– Тебе не дают заскучать, да?
– Скучать – неверное слово. – Катай захлопнул гроссбух. – Я работаю на самую разыскиваемую преступницу империи, она велела мне заниматься налогами.
– Анхилуун не платит налоги.
– Налогами не империи, а Муг. – Катай покрутил в пальцах кисть для письма. – Муг возглавляет огромную преступную клику, и налоги у них так же запутаны, как и при любой бюрократии. Но система записи, которую они используют… – Он помахал в воздухе рукой. – Тот, кто ее разработал, явно умел работать с цифрами.
Какой блестящий ход со стороны Муг, решила Рин. Катай обладает интеллектом двадцати ученых мужей вместе взятых. Он в мгновение ока складывает огромные цифры, а его стратегический ум может соперничать со способностями наставника Ирцзаха. Пусть он и ворчит на домашний арест, но не мог противиться искушению разгадать эту загадку. Для него гроссбухи – как новая игрушка.
– С тобой хорошо обращаются? – спросила она.
– Прилично. Кормят два раза в день. Иногда и чаще, если я хорошо себя веду.
– Ты такой худой.
– Кормежка паршивая.
Катай по-прежнему на нее не смотрел. Рин рискнула коснуться его руки.
– Мне жаль, что Муг держит тебя здесь.
Катай отдернул руку.
– Ты тут ни при чем. Я бы на ее месте поступил так же, если бы взял себя в плен.
– Муг не такая уж плохая. Со своими людьми она обращается хорошо.
– И с помощью насилия и шантажа правит огромным нелегальным городом, который лжет Синегарду вот уже двадцать лет, – сказал Катай. – Наверное, ты начинаешь терять рассудок, раз сюда явилась, Рин, и это меня тревожит.
– Ее люди лучше многих подданных империи, – вскинулась Рин.
– Подданные империи жили бы в мире, если бы не генералы, вечно замышляющие измену.
– Почему ты до сих пор хранишь верность Синегарду? – спросила Рин. – Ведь все это сделала с тобой императрица.
– Моя семья служила короне в Синегарде в течение десяти поколений, – сказал Катай. – Нет, я не стану помогать тебе в личной вендетте только потому, что ты решила, будто это императрица виновна в гибели твоего идиотского командира. Так что перестань притворяться моим другом, Рин, я ведь знаю, зачем ты пришла.
– Я не просто так решила. Я точно знаю, – ответила Рин. – Знаю, что это императрица позвала Федерацию на землю Никана. Она хотела войны, именно она начала вторжение, и все, что ты видел в Голин-Ниисе, – вина Су Дацзы.
– Это навет.
– Я слышала это из уст самого Широ!
– А разве у Широ не было причин тебе лгать?
– А разве у Дацзы нет причин лгать тебе?
– Она императрица, – сказал Катай. – А императрица не может предать собственную страну. Ты понимаешь, насколько это нелепо? Какие политические выгоды она могла получить?
– Ты сам должен этого хотеть! – заорала Рин. Ей хотелось встряхнуть его, ударить, сделать хоть что-нибудь, чтобы стереть с его лица это выводящее из себя безразличие. – Почему ты этого не хочешь? Почему ты не в ярости? Разве ты не видел Голин-Ниис?
Катай окаменел.
– Прошу тебя, уходи.
– Катай, пожалуйста…
– Сейчас же.
– Я же твой друг!
– Нет, ты мне не друг. Моим другом была Фан Рунин. Я не знаю, кто ты, но не хочу иметь с тобой ничего общего.
– Почему ты все время это повторяешь? Что я тебе сделала?
– А как насчет того, что ты сделала им?
Катай схватил ее за руку. Это так поразило Рин, что она не отняла руку. Он притянул ее ладонь к лампе, поднес к самому огню. Рин взвизгнула от резкой боли, тысячи крохотных иголок все глубже и глубже впивались в ладонь.
– Ты когда-нибудь горела? – прошептал Катай.
Рин впервые заметила маленькие следы ожогов, испещрившие его ладони и предплечья. Некоторые – совсем недавние. Кое-какие выглядели даже вчерашними.
Боль усилилась.
– Хватит!
Она вырвалась, но не попала в Катая, а задела лампу. Масло пролилось на бумаги. Вспыхнуло пламя. На секунду Рин увидела освещенное огнем лицо Катая, полное ужаса, а потом сдернула с пола ковер и накрыла им пламя.
Комната погрузилась во мрак.
– Что это еще значит? – рявкнула Рин.
Она не подняла кулаки, но Катай отпрянул, словно уворачивался от удара, и стукнулся плечом о стену, а потом свернулся калачиком на полу, накрыв голову руками, и худое тело затряслось от рыданий.
– Прости, – прошептал он. – Я не знал, что…
От пульсирующей боли в ладони Рин было трудно дышать, даже голова слегка поплыла. Но чувствовала она себя почти так же хорошо, как после опиума. Если она задумается об этом, то расплачется, а если начнет плакать, то совсем расклеится, и тогда Рин засмеялась, и смех перерос в вымученную икоту, сотрясающую все тело.
– Зачем? – наконец спросила она.
– Я пытался понять, каково это, – признался Катай.
– Для кого?
– Что они чувствовали, когда это случилось. В свои последние секунды. Мне хотелось знать, что они чувствовали, когда пришел конец.
– Это ни на что не похоже, – сказала она.
Волна боли снова прокатилась по руке, Рин прижала кулак к полу, пытаясь заглушить боль, и стиснула зубы, пока та не отступила.
– Алтан рассказал мне как-то раз, – продолжила она. – Через некоторое время ты уже не можешь дышать. А когда начинаешь задыхаться, уже не чувствуешь боли. Умираешь не от огня, а от нехватки воздуха. Ты задыхаешься, Катай. Вот чем это заканчивается.
– Попробуй пожевать имбирь, – предложил Рамса.
Рин подавилась и плевалась до тех пор, пока желудок уже больше не мог ничего выдавить, после чего снова привалилась к борту судна. Остатки завтрака склизкой массой плавали на зеленых волнах внизу.
Она взяла из ладони Рамсы горстку леденцов и пососала их, борясь с позывами к рвоте. За несколько недель в море она так и не привыкла к постоянному ощущению, что поверхность под ногами ходит ходуном.
– Сегодня поднимется волна, – сказал Бацзы. – В Омоноде бушует сезон тайфунов. Если такая погода продержится, не стоит идти против ветра, но пока берег прикрывает нас от ветра, все будет хорошо.
Он единственный из цыке имел реальный опыт навигации – отбывал наказание на грузовом судне, прежде чем его послали в Бахру, и не упускал случая этим похвастаться.
– Да заткнись ты, – отрезал Рамса. – Можно подумать, это ты ведешь корабль.
– Но я же штурман!
– Наш штурман – Агаша. А тебе просто нравится стоять у штурвала.
Рин была рада, что им почти не приходится управлять кораблем. Это значит, что не нужна и команда из подручных Муг. Чтобы идти по Южно-Никанскому морю, хватало и шести пар рук, они лишь занимались мелким ремонтом, а Агаша плыл рядом с корпусом, направляя корабль в нужную сторону.
Муг дала им опиумную джонку под названием «Каракал», стройный корабль, каким-то образом вмещавший шесть пушек по каждому борту. Людей на все пушки не хватало, но Рамса придумал хитроумное приспособление. Он соединил все двенадцать запалов веревкой и теперь мог поджигать их одновременно.
Но это только на крайний случай. Рин не собиралась подключать к схватке пушки. Если Муг не нужны выжившие, то Рин достаточно лишь подобраться поближе для абордажа.
Она положила руки на фальшборт и оперлась на них подбородком, глядя на пустынные воды. Плыть под парусом – куда менее интересное занятие, чем разорять лагерь врага. Поля сражений всегда занимательны. Океан просто пустынен. Все утро Рин смотрела на монотонный серый горизонт, только чтобы не закрывать глаза. Муг не знала наверняка, когда уклоняющийся от уплаты дани капитан прибудет в порт. Это могло случиться в любое время после полуночи.
Рин не понимала, как моряки способны выдержать эту кошмарную дезориентацию. Для нее каждый клочок океана выглядел одинаковым. Вдали от берега горизонт казался совершенно однотипным в любом месте. Рин умела читать по звездам, если напрячься, но любой клочок сине-зеленых вод казался идентичным.
Они могли находиться в любом месте залива Омонод. Где-то дальше лежит остров Спир. А еще дальше когда-то была Федерация Муген.
Муг как-то предложила отвезти Рин на Муген, чтобы она могла сама оценить ущерб, но Рин отказалась. Она знала, что там найдет. Миллионы людей, которые впечатались в камень, обугленные скелеты, застывшие в последнем движении.
В какой позе они погибли? Матери тянулись к детям? Мужья обнимали жен? Может, они протягивают руки к морю, словно если доберутся до воды, то смогут убежать от смертоносной сернистой тучи, спускающейся с горы.
Она столько раз это представляла, столько раз рисовала в воображении эти картины, что они были ярче, чем в реальности. Стоило Рин закрыть глаза, и она видела Муген и видела Спир, два острова сливались в ее голове, потому что история повторялась – дети горели заживо, кожа слезала с них черными лоскутами, обнажая блестящие кости.
Они сгорели ради чужой войны, из-за чужих ошибок, из-за людей, с которыми никогда не встречались, и в последние секунды жизни не понимали, почему обугливается их кожа.
Рин зажмурилась и тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Она снова грезила наяву. Прошлой ночью она приняла небольшую дозу лауданума, потому что страшно разболелась обожженная ладонь, и Рин не могла уснуть. И уже жалела об этом, потому что лауданум изматывал сильнее опиума, но не доставлял удовольствия.
Рин осмотрела свою руку. Кожа вздулась и покраснела, несмотря на припарки из алоэ. Рин не могла сжать кулак, не поморщившись. Хорошо хоть Катай обжег левую руку, а не ту, в которой она держит меч. При мысли о том, что пришлось бы держать в обожженной руке рукоять меча, Рин поежилась.
Она провела большим пальцем по ладони и нажала на открытую рану. По руке стрельнула боль, из глаз брызнули слезы. Но она очнулась.
– Тебе не стоило принимать лауданум, – сказал Чахан.
Рин резко выпрямилась.
– Я не сплю.
Он тоже подошел к фальшборту.
– Нет, спишь.
Рин бросила на него сердитый взгляд, задумавшись, легко ли будет сбросить Чахана за борт. Не слишком сложно, это уж точно. Чахан такой худой. И если она это сделает, скучать по нему не будут. Наверное.
– Видите вот те скалы? – Между ними втиснулся Бацзы, явно почувствовавший назревающую стычку. Он указал на несколько утесов на далеком берегу Анхилууна. – На что они похожи, по-вашему?
– На человека? – прищурилась Рин.
Бацзы кивнул.
– На утопленника. Если приблизиться к берегу на закате, он выглядит так, будто проглатывает солнце. Вот вы сразу и поймете, что прибыли в Анхилуун.
– Сколько раз ты здесь бывал? – спросила Рин.
– Много. А однажды, два года назад, я был здесь вместе с Алтаном.
– Для чего?
– Тюр велел нам убить Муг.
– Что ж, значит, у вас ничего не вышло, – фыркнула Рин.
– Честно говоря, это был единственный раз, когда у Алтана не получилось.
– Ох, ну конечно, – сказала Рин. – Чудесный Алтан. Идеальный Алтан. Лучший командир в твоей жизни. Он всегда поступал правильно.
– За исключением Чулуу-Кориха, – вставил Рамса. – Это можно назвать катастрофой монументальных масштабов.
– Если говорит по справедливости, Алтан принимал верные тактические решения. – Бацзы почесал подбородок. – Ну, до того как принял целую вереницу дрянных.
Рамса присвистнул.
– Под конец он просто выжил из ума, не иначе.
– Ага, слегка свихнулся.
– Заткнитесь. Нечего болтать об Алтане, – огрызнулся Чахан.
– Так жаль, когда беда случается с лучшими, – продолжил Бацзы, не обращая на него внимания. – С Фейленом. И с Хулейнином. А помните, как в Хурдалейне Алтан ходил во сне? Клянусь, однажды ночью я вышел отлить, а он…
– Я сказал – заткнись! – Чахан хлопнул ладонями по фальшборту.
Рин почувствовала, как по палубе разлился холодок, на руках появились мурашки. Воздух застыл, как бывает между молнией и раскатом грома. Белые как мел волосы Чахана начали закручиваться на кончиках.
Но его лицо не соответствовало ауре. Выглядел он так, словно вот-вот расплачется.
Бацзы поднял руки.
– Ладно, ладно. Тигриная задница. Я пошутил.
– Вы не имеете права так шутить, – прошипел Чахан и ткнул пальцем в сторону Рин. – В особенности ты.
– Это еще почему? – ощерилась она.
– Потому.
– Ну давай, скажи это, – выкрикнула она.
– Ребята, ребята… – К ним подошел Рамса. – Великая черепаха! Угомонитесь уже. Алтан мертв. Ясно? Мертв. И ваши склоки его не вернут.
– Посмотри-ка на это. – Бацзы протянул Рин подзорную трубу и указал на черную точку, едва видимую на горизонте. – Похоже на корабль «Красной джонки», а?
Рин приставила к глазу подзорную трубу.
Флот «Красной джонки» под предводительством Муг состоял из весьма характерных опиумных джонок, хотя и достаточно узких, чтобы они могли развивать большую скорость, обгоняя других пиратов и императорский флот. У них были глубокие трюмы, чтобы перевозить много опиума, и паруса на деревянных рейках, напоминающие рыбьи плавники. В открытом море они не поднимали флаги, но ближе к берегу несли алый флаг Анхилууна.
Однако это судно было массивным, с низкой посадкой, больше похожее на плоскодонку, чем на опиумную джонку. Оно несло белые паруса вместо красных, и никакого флага. Рин увидела, как корабль совершил резкий поворот, невозможный без помощи шамана, и направился прямо к ним.
– Это не Муг, – сказала Рин.
– Но необязательно вражеский корабль, – отозвался Рамса. Он рассматривал судно в собственную подзорную трубу. – Возможно, это друзья.