Республика. Охота на бургомистра

Глава 3 Дело «Золотой банды».

Локоть.

Управление полиции.

Декабрь, 1941 год.

Расследование Лисовина.

Следователь Игнат Пантелеевич Лисовин серьезно отнесся к поручению барона фон Дитмара о проверке начальника полиции господина Третьяка. Он всегда к делам относился серьезно и не любил тех, кто наплевательски относился к своим обязанностям.

Лисовин нашел полицейского, который знал Третьяка до его назначения на должность в Локте. Это был некий господин Авдеев, который при большевиках был осужден по уголовной статье на пять лет. И Третьяк имел отношение к его тюремному сроку.

Он просмотрел наспех заполненное личное дело Авдеева.

– Но этот человек бывший уголовник, – сказал он в управлении кадров.

– И что с того? – спросил его пожилой полицейский. – У нас этого добра навалом.

– А вас не смущает что уголовник, а не просто мелкий аферист, служит в полиции?

– Авдеев рядовой охранного взвода, господин Лисовин. Он не начальник полиции. Хотя и начальник у нас птица странная. Бывший следователь из прокуратуры РСФСР. Бывший член ВКП (б). Вот так вот.

– Я хорошо знаю кто такой господин Третьяк. Меня сейчас интересует вот этот Авдеев.

– Господин Лисовин, у меня работы выше крыши! Зашиваюсь! Мне некогда разбираться с их данными. Немцы требует порядка в личных делах. Я пытаюсь его навести. А грамотных помощников нет. Дали двух молодых пареньков. Но они и писать грамотно не умеют. Всё на моей шее.

– Здесь сказано, что Авдеев был арестован в свое время, следователем Третьяком.

– Насчёт ареста не знаю, но снимал тогда с него допрос именно следователь прокуратуры Иван Петрович Третьяк. И он сам этот подтвердил.

– Вы рассказали Третьяку про Авдеева?

– Рассказал. Думал он посмеётся. Но господин Третьяк даже не улыбнулся.

– А что в этом смешного? – спросил Лисовин.

– Превратности судьбы, господин Лисовин. У вас все? Мне нужно работать.

– Я могу взять это дело?

– Дело Авдеева? Берите. Но мне нужно записать это в книгу. «Дело рядового взвода охраны Авдеева взято следователем Лисовиным для изучения». И ваша подпись. Вот здесь.

Лисовин расписался.

– Отлично. Можете его взять.

Когда Лисовин вышел из кабинета, пожилой обратился к молодым сотрудникам:

– Видали? Начал копать.

– А чего копать, дядя Фома? Авдеев этот не нашенский.

– Да не в Авдееве дело. Чего под него копать-то? Копает Лисовин под начальника полиции.

– Как?

– А вот так. Не появись Третьяк в наших краях, быть бы на этой должности Лисовину.

– Третьяк в чести у немцев. Чего ему какой-то Лисовин.

– А ты погоди. Еще посмотрим чья возьмет, – усмехнулся пожилой…

***

Авдеев ныне служил во взводе охраны, и вызвать его было довольно просто. Лисовин и повод придумал, дабы Третьяк чего не заподозрил.

– Вы господин Авдеев, как я слышал, знали ранее господина Третьяка?

– А как мне его не знать, когда он в свое время посадил меня за решетку. Хотя по делу проходил не я один, а еще много людей.

– И вас посадили в тюрьму?

– Да, господин следователь.

– А по какому делу?

– Я был в составе группы людей, которые известны как «Золотая банда».

Лисовин слышал про это дело.

– Вы из Золотой банды?

– Был среди них. Много мы тогда взяли. Но не свезло.

– Вы искали ценности князя Голицына? Знаменитая малахитовая шкатулка! Я прав?

– У нас много чего было помимо шкатулки. Но и голицынские цацки были.

– Шкатулку нашли? – спросил Лисовин. – Это точно?

– Я сам не видал. Врать не стану. Но наши говорили, что она была.

Лисовин знал – после того, как банду взяли – шкатулки не нашли.

– Но, когда банду вашу брали, при них шкатулки не было.

– Не я был главным. Среди наших слух был, что шкатулку нашли. Наш главный по кличке Корень с Линем и Французом нашли. Но Корень решил себе все добро «скрысить». Это Линь сказал. Не желает, мол, Корень с нами добром делиться. С Корня спросить братва хотела, но вязли нас.

– А что Третьяк?

– Он с меня первый допрос снимал тогда. И интересовала его именно малахитовая шкатулка Голицына. Обещал мне много чего, если я про шкатулку ему расскажу.

– И вы не «раскололись» на следствии?

– Я рассказал все что знал, но главное мне не было известно. Как и большинству «золотых». Всё знал только Корень.

–Уголовник Степан Иванович Назаров по кличке Корень.

– Я не знаю его имени. Для всех он был Корень и все.

– И он ничего не сказал?

– Я же сказал, что слух пошлел, что добро голицынское Корень для себя припрятал. Так братва болтала. Мы тогда собрались и решили спросить с него. Но попали в мусорскую засаду.

– Я спросил не о том, Авдеев. Корень на следствии что-то показал?

– Нет. Корень крепкий мужик. Мусоров люто ненавидел. Погиб в тюрьме.

– И что с кладом?

– Так кто знает? Если и нашел его Корень, то с него теперь не спросить. Но спрятан он где-то в ваших краях, господин следователь.

– Вашу банду взяли тогда в Суземках?

– Около них. Но большего не скажу. Не знаю. Вишь как бывает, начальник, мы ныне с тобой в одной команде. А командует нам бывший прокурорский следак.

– Вы мне не говорите «ты», Авдеев. Не забывайте о субординации.

– Извините, господин следователь.

– А как Третьяк относится к вам теперь? – спросил Лисовин.

– Никак.

– Что это значит? Он вас не узнал?

– Наверное, он не знает кто я такой.

– Как же так?

– Он начальник уголовной полиции. А я кто такой? Состою во взводе охраны. Я рядовой. Да и он не советский прокурор более. Мы в одной лодке.

– Но вы ведь пытались что-то узнать про него? Я не могу поверить что вас это не интересует, Авдеев.

– Да ничего я не знаю. Слухи одни.

– Какие слухи? – заинтересовался Лисовин.

– Баба у Третьяка здесь. Наши парни говорили. Большевик, а как пристроился при немцах? И почёт, и уважение. Да и все остальное.

– Женщина? Вы сказали, что у Третьяка есть женщина?

– В Локте живет. Молодая. Лет 18 ей.

– Кто такая знаете?

– Зовут девку Маша Селезнева.

– Здешняя?

– У матери своей проживает. Стало быть здешняя.

– И это только любовная интрижка?

– Чего?

–Третьяку около 30 лет. Девушке 18. И они встречаются по обоюдному согласию?

– Видно, что девка с ним по доброй воле.

– Вы их видели вместе?

– И не один раз. Локоть городок маленький. Здесь утаить что-то сложно.

– Состоит в любовной связи с Марией Селезнёвой. Это все что о нем говорят?

Лисовин отложил карандаш. Записывать любовную историю никакой охоты у него не было. Но Авдеев продолжил:

– Нет не все. Коли все просто, то зачем вы меня на беседу вызвали, господин хороший? Мутный он человек, этот Третьяк.

– Но пока из ваших слов вытекает только одно – у него любовная интрижка. И интрижка с девушкой, которая пошла к нему по собственной воле.

– Любовная история, говорите? И всё бы хорошо, господин следователь. У нас у всех бабы есть в Локте. Кто к какой вдове ходит, кто девку нашел себе. Мужик без бабы…

– Избавьте меня от подробностей интимной жизни солдат охранного взвода, Авдеев. Это законом не возбраняется.

– Но есть одна заковыка, господин следователь.

– Какая?

– Девка то эта совсем не Селезнева.

– Что это значит? Вы можете говорить яснее, Авдеев?

– Я и говорю. Но вы же сами все время меня прерываете.

– Хорошо. Я вас внимательно слушаю. Вы сказали только, что Мария Селезнева, не Мария Селезнева. Я все понял верно?

– Точно так. У мамаши её отродясь дочек не было. А тут явилась. Кто такая? Дочка к ней приехала. Откель дочка? Родила в молодости и у приемных родителей оставила.

Лисовин снова взял карандаш. Хотя пока ничего из слов Авдеева не понял.

– Подождите, Авдеев. Я пока ничего не понял. Вы сказали, что Мария Селезнева – это девушка, которая скрывается под чужим именем?

– Это и сказал.

– Но вы ведь не из Локтя родом?

– Дак во взводе охраны больше половины местные. Они-то знают. Вот и сказал мне Пашка Ерохин, наш каптенармус, что де девка-то не нашенская. Вроде не было дочек у тетки, что мамкой её назвалась.

– И ваш Ерохин доложил про это куда следует?

– Доложил. Как без этого. Но вроде там все разрешилось. Сказала тетка, что дочку в молодости прижила без венца. А в Локоть с приплодом и без мужа возвращаться не хотела. Вот и отдала дочку-то.

– И ей поверили? Кто снимал показания?

– А я знаю? Из ваших кто-то. Да вы и сами узнать можете, господин следователь.

– Это все?

– Нет. В управе все показания записали, и никто копать не стал. Но я не таков.

– А что вы?

– Я решил глубже копнуть. Больно Третьяк этот тип скользкий.

– Вот как? Вы считаете, что господин Третьяк враг?

– Большевик.

– Но господин Третьяк, поступая на службу в полицию и не скрывал того факта, что он состоял в партии коммунистов.

– Я не про прошлое говорю, Он и сейчас большевик.

Лисовин спросил:

– А ранее вы почему молчали?

– Дак меня не спрашивал никто.

– Но, если вы подозреваете врага на столь высокой должности. То ваш долг поставить в известность начальство.

– Третьяк ныне начальник уголовной полиции. А я всего лишь рядовой охранного взвода. Что я мог? Походил по рынку. Поспрошал у селян. Они и опознали девку.

– Марию Селезневу?

– Да. Она из Вареневки. Это село в пяти верстах от Локтя. Недалече. И звать девку Ирка Фофанова.

– Фофанова?

– Да.

– А что это меняет?

– Как что? Вы, господин следователь, не всё услышали. Фофанова. А батя её Фофанов был председателем колхоза в Вареневке. Коммунист. И сын его Демка Фофанов в активистах при советах состоял. А с чего Фофановской девке менять имя и фамилию?

– Вы кому про это доложили? – снова задал этот вопрос Лисовин. – Про девку доложили?

– Дак сказал командиру охранного взвода.

– А что он?

– Дураком меня назвал.

– Почему? Сведения не показались ему важными?

– Он сказал, раз начальник полиции эту курочку топчет, то нам дела до этого нет.

– А что же вы?

– А чего мне? Приказано не думать, про это, я и не думаю. Вот вы спросили, и я рассказал.

– Я понял, Авдеев. Но прошу вас никому эту информацию больше не раскрывать. Я сам все тщательно проверю. А вам спасибо за бдительность. Вы можете идти.

Авдеев ушел. Лисовин стал думать, что ему делать с этой информацией. Пока ничего на Третьяка у него не было. Ну, пользует он молодую девку. Пусть отец у девки был коммунистом. Но и сам Третьяк бывший коммунист. Да и Воскобойник при советах должности занимал и Каминский.

Доложить Дитмару? Пока не стоит. Нужно тайно в этом деле самому покопаться.

Лисовин записал в блокноте:

«Селезнева – Фофанова Ирина. Шкатулка Голицына»…

***

Лисовин поднял архивные документы Локтя. Благо большевики при отступлении мало что смогли вывезти или уничтожить. Дело об убийстве председателя колхоза Фофанова имелось в наличии. И в деле нашлись фотографии.

Следователь отправился в хозяйственный отдел. Там сидел шестидесятилетний Семёныч. Он был коренной житель Локтя и многих знает.

– Здорово, Семёныч.

– Здорово, господин следователь. Чего надо?

– Вот хотел тебе одну фотографию показать.

Семёныч посмотрел на пожелтевшую карточку.

– Знаю. Это Иван Фофанов и семья его. Вот жена и вот дети Демьян и Ирина.

– Ты хорошо знал Фофанова?

– Я? Нет. Но я сам в Вареневке родился. Только потом переехал в Локоть. Еще до коллективизации.

– Значит, с Фофановыми не общался?

– Нет. В друзьях не ходили.

– И что с ними сейчас не знаешь?

– Дак Иван погиб давно. Лет десять тому, как погиб. А баба его и по сей день в Вареневке живет. А вот про детей не знаю ничего.

–Уверен?

– Дак из ума еще не выжил.

– А скажи мне, Семёныч, ты про «Золотую банду» слыхал?

– Сказал тоже! Кто в здешних местах про них не слыхал. Это самого Корня команда. Сколь людей перерезали – жуть. Взяли их и Корня кончили. Но вот золотишка не нашли. Про то все знают.

– Все?

– Дак добра у банды было страсть сколь. Не просто так они «золотыми» звались. Но про то тебе не меня спрашивать.

– А кого?

– Начальника нашей полиции. Он ведь дело «золотых» вёл. Кто к тому делу касательство имел, тот его никогда не бросит.

– Это почему же?

– Я сказал, что добра там было – хоть лопатой греби…

***

Лисовин хотел найти хоть какие-то сведения по делу «золотых». Но в уголовном архиве порядка не было никакого. Ему попался только листок с описью голицинского клада. Изумруды (29 штук с описанием каждого камня), сапфиры вынутые из оправы (57 штук), бриллианты 109 штук (с описанием крупных экземпляров). Украшения: броши (20 штук с подробным описанием каждой), браслеты (42 штуки), диадемы (18 штук, 2 уникальные с описанием всех камней), ожерелья (12 штук, 10 из них с описанием).

– С чего бардак-то такой в архиве у вас? – спросил Лисовин у старика-хранителя.

– А мне чего? Большевики как уходили, так и разбросали все. Кое-чего вывезли. Но основные документы было приказано сжечь.

– И почему не сожгли? – спросил Лисовин.

– А некому было. Я к тому времени уже здесь не работал. Это потом, при ваших, меня снова сюда поставили. И паек дали.

– Но почему такой бардак? Ничего найти нельзя?

– Кто мне помощников дал? Как все это самому разгрести?

– Но в архиве с личными делами все в порядке.

– Там люди работали. А здесь только сам начальник полиции заходил.

– Господин Третьяк?

– Он самый. Приказал мне отыскать давнее дело «золотых».

– Как? Но и я это дело ищу! Чего же сразу не сказали, что его здесь нет?

– А разве вы сказали мне, зачем пришли?

– И то верно, – согласился Лисовин. – И что с делом «золотых??

– Нашел я дело и господину Третьяку передал.

– А зачем ему дело «золотых»?

– Он не сказал. Он начальник и ему виднее, что и кому говорить.

«Вот бы побеседовать по этому поводу с Третьяком, – подумал Лисовин. – Наверняка многое мог бы рассказать про это. И дело наверняка уже исчезло без следа. Ладно, господин начальник, посмотрим, что будет дальше».