ГЛАВА ВТОРАЯ

Наверное каждый из вас в детстве читал чудесный рассказ про Робинзона Крузо и знает, как море выбросило его на остров, как он жил в одиночестве несколько лет.

То же самое было и с нами — тринадцатью несчастными пассажирами, попавшими Б-г знает куда. Разница лишь в том, что он был один, а нас — тринадцать. Тринадцать братьев (двенадцать братьев и одна сестра), дети одного и того же народа. Тринадцать Робинзонов на одном острове! Конечно, наше положение лучше, чем положение одинокого Робинзона. Но если даже нас тринадцать человек? Все равно мы не знаем, где мы находимся. Материк ли это или пустынный остров. Судя по богатой растительности, мы не в пустыне. Возможно даже, что остров обитаем. Но вопрос в том, кто его обитатели. А вдруг, избави Б-же, людоеды?

И мне вспоминается книга, которую я читал на пароходе до катастрофы. Книга как раз была еврейская — роман, но издана в Америке. У меня был экземпляр седьмого издания (так сказано на обложке). Заглавие этого романа очень длинное: «Капитан Гарибаба, или Они идут за бриллиантами и попадают к людоедам на остров „Кукуруза“, где живут дикие люди из племени „Таратута“».

Книга произвела такую сенсацию во всем мире (так сказано на обложке), что на фабриках не хватило бумаги, а в типографиях — букв для набора, и наборщиков пришлось привезти из Европы на специальных пароходах.

Жаль, что я романа не дочитал. Буря помешала мне, а я как раз остановился на самом интересном месте, где было описано, как пароход блуждал по волнам океана, как на пароходе кончился провиант и как бросали жребий, кого из матросов употребить в пищу. Жребий бросали до тех пор, пока в живых остался только один капитан. И этот капитан поплыл к острову «Кукуруза».

А что, если и мы попали на этот остров, и дикарям из племени «Таратута» захочется полакомиться котлетами из человеческого мяса?

Если так — то лучше было погибнуть в море!

Атеист

Эта мысль заставила нас всех содрогнуться: никто из нас не хотел попасть на зубы дикарям, а предпочел бы скорее зажарить кого-нибудь из них. Мы отчаянно проголодались, свершив немаленькую прогулку по морю на обломках разбитого парохода.

Ребром встал вопрос о еде. Мы поглядели друг на друга такими глазами, точно говорили: «Давайте-ка бросим жребий, кого раньше съесть».

— Если мы будем стоять, ничего не выйдет. Надо начать поиски, достать пищу.

Так сказал один из нас. Кажется, миллионер. Он больше всех страдал от голода.

— Достать пищу? — сказал другой сердито. — Это легко сказать! А где достать? Разве вы не видите, что мы находимся в пустыне?

— Вы так решили? — спрашивает третий, рассердившись на второго.

— Милосердный Б-г, избавивший нас от воды, наверное, и накормит нас.

Так произнес единственный набожный еврей среди нас — ортодокс, но за это атеист наградил его злобным взглядом.

И таким образом начались дебаты. Они продолжались до тех пор, пока один из нас (я не хочу сказать, что это был я, дабы вы не сочли меня хвастуном) не напал на блестящую мысль: мы все должны разойтись в разные стороны и начать поиски в лесу, на горах, в полях. Это предложение было почти уже принято, но нашелся один и запротестовал:

— А вдруг мы заблудимся?

Это было очень дельное замечание, и все согласились с тем, что тринадцать — это не один. Но все-таки остался вопрос: куда нам всем двинуться? В какую сторону? Влево или вправо? В лес или в поля? И снова закипел спор, и, как на пароходе, мнения разделились. Сколько людей — столько мнений. Тринадцать человек — тринадцать мнений. Один утверждал, что в лесу должны быть плоды, какие — неизвестно, но, во всяком случае, — плоды. Его перебил другой:

— Я впервые слышу о том, что в лесу растут плоды.

Вмешался третий и сказал, что бывают различные леса. Если нет яблок и груш, то зато, наверное, есть орехи. За орехи он ручается.

— За орехи вы ручаетесь? Чем вы, например, ручаетесь?

— Чем хотите!

— И за диких зверей вы тоже ручаетесь?

— Для чего вы тут приплели зверей? Дикие люди опаснее.

— Гораздо хуже!

Спор тянулся бы до бесконечности, но вмешался рабочий:

— Господа! Если вы не обидитесь, я вам кое-что скажу. Я себе человек простой, рабочий, всяких там штук не знаю, но для чего ссориться по поводу того, чего не знаешь? Возможно, в лесу много плодов, но, может быть, и наоборот. Если вы мне позволите, я на минутку забегу в лес. Если там растут плоды, я вам скажу или сорву и принесу. И мы поедим.

Это было так просто и ясно, что никто не запротестовал. Мы расселись по камням, греясь на солнце, и каждый из нас погрузился в свои думы. Все мы молчали и не потому, что боялись нарушить святую тишину и не из-за отсутствия тем для разговора, но по очень простой причине: мы были, как я уже вам говорил, адски голодны, а голодный человек не любит разговаривать.

Сионист

Если все чувствовали то, что я чувствовал, — мне придется сказать, что в ту минуту каждый из нас с вожделением поглядывал на другого не хуже людей племени «Таратута».

Да, голодный человек — зверь. Я мог убедиться в этом, когда рабочий вернулся из леса, с ног до головы нагруженный плодами. Вся колония набросилась на него. Б-г знает, что могло бы произойти, приди он с пустыми руками. Джентльмен-банкир первый бы задушил его. Но, к счастью, наш ходок принес сладкие свежие бананы и жирные орехи. И мы, словно дети племени «Таратута», набросились на них, вырывая друг у друга из рук.

Эти бананы и орехи были изумительно вкусны. Мы не могли ими нахвалиться. Каждый из нас находил в них различный вкус и высказывал по этому поводу свое мнение.

Чем больше мы ели, тем все разговорчивее становились. Засияли лица, улыбки показались на губах. Мы стали совершенно другими людьми. Один заметил, что банан — самый лучший плод.

Другой заявил, что бананами он готов питаться всю жизнь.

Третий доказал, при помощи Дарвина, что первобытные люди питались исключительно бананами. Но вмешался еще один и при помощи того же Дарвина стал отрицать это.

Его поддержал пятый, приведя в доказательство зубы:

— Если первобытные люди питались бананами, почему же у них были такие крепкие зубы?

Но вступил ортодокс, сотворил молитву над плодами и заявил:

— О чем вы тут спорите? Разве вы забыли, что сказано в Писании? Б-г ведь так наказал Адаму: «со всех деревьев в саду ешьте, кроме этих двух деревьев».

Само собой понятно, что против такого объяснения запротестовал атеист, и они оба немного повздорили, но очень добродушно. После еды у каждого человека хорошее настроение, особенно после такого продолжительного голода. На душе стало легче, в глазах посветлело. Захотелось немного отдохнуть, растянуться на мягкой траве во весь рост, глядя на синее небо.

И все растянулись, задрав головы. Но долго глядеть на небо нельзя — подкрадывается сон и, видимо, на долгое время, ибо, когда мы проснулись, солнце уже стояло довольно низко.

И наша первая мысль была:

— Воды! Где достать глоток воды?

И, как водится, взялись за долгое обсуждение. Кто-то заметил, что вода должна быть поблизости: где горы — там и вода.

Материалист

Другие ополчились:

— Это вовсе не доказано. Могут быть горы, но без воды.

Все мы высказали свое мнение. Тринадцать человек — тринадцать мнений. Тринадцатым был рабочий, который любил постоянно быть последним. Он сперва извинился, что осмеливается в таком почтенном обществе выступать со своими мнениями, но если ему будет позволено, он хочет сказать, что спорить не надо, а лучше всего пусть разрешат ему добежать до ближайшей горы и убедиться, есть ли там вода.

Нечего говорить, что это предложение было принято почти единогласно, — и через очень короткое время рабочий прибежал с известием, что тут недалеко под горой протекает ручей с чудесной холодной водой. Жаль только, у него нет под рукой ведра, а то бы он принес. Он боится, что нам всем придется потрудиться и сходить самим. Конечно, мы «потрудились», направились туда и увидели ручей кристальной чистоты. Ручей падал с горы и пропадал где-то в лесу. Мы опустились на колени, припав губами к воде, как делали некогда наши предки. И снова мы ожили, снова посветлело в глазах. Мы уселись на берегу ручья.

Сидим и глядим, как заходит солнце и прячется за густым, темным лесом. Теплый день готовится уступить свое место прохладному вечеру. И вечер реет над нами и наводит нас на новое размышление:

— А где нам поспать?

Конечно, мнения разделяются. Один говорит, что лучше всего переночевать в лесу. Другой против этого, опасаясь диких зверей. Третий предлагает подняться на гору:

— Авось, там мы найдем что-нибудь.

Его перебивает кто-то, утверждая, что кроме камней там ничего не найдем. Следующий оратор заявляет, что это и хорошо: из камней можно построить что-нибудь для защиты от дождя.

Идеалист

Разговаривая так, мы удаляемся от ручья и незаметно доходим до какой-то огромной пещеры. Возможно, эта пещера сделана человеческими руками.

И об этом различные мнения. Но все согласны, что здесь мы должны проводить наши ночи. Разве есть что-нибудь другое? И, если уж вы хотите знать, это не так скверно. Правда, одеял и подушек у нас не было, зато каждый постелил себе свежей травы. Для женщины мы отвели отдельный уголок и из листьев сделали нечто вроде ширмы. Всю эту работу исполнил рабочий. Не думайте, что мы его заставили работать. Он сам за это взялся, дав нам понять, что это его дело, ибо он прирожденный рабочий, привыкший к постоянному труду. Он не может не работать. Сказать, что мы особенно упорствовали, — я не могу. Но мы тоже не сидели сложа руки. Мы были заняты весьма серьезным вопросом: «где мы находимся?» Нет ничего хуже, как не знать, где находишься. Удивительное дело!

Среди нас было много интеллигентных людей. Были люди даже ученые, философы, но ни одного, кто бы знал географию и мог назвать все острова. Один кое-что помнил и стал сыпать названия ни к селу, ни к городу:

— Сицилия, Сардиния, Куба, Ямайка, Урагвай, Индостан, Гиндукуш, Гималаи, Анды, Тибет, Арарат…

— Те-те, — отозвался другой, — смотрите-ка, куда он заехал! С островов взобрался на горы.

— Знаете что, — сказал третий. — Придумаем название для этого острова. Как назовем, так и будет называться.

Это предложение понравилось всем, и мы принялись подыскивать название. Конечно, каждый предлагает свое. Тринадцать человек — тринадцать названий. Миллионеру хотелось, чтобы остров был назван «Парижем». В Париже он провел свои лучшие годы. Ортодокс, только что помолившийся Б-гу, предложил назвать «Б-жьею помощью». Но атеист высмеял его и заявил, что ему все равно, пусть хоть назовут «чертовым островом».

Женщина тоже предложила другое, советуя назвать «Евой» в честь прародительницы Евы. Но так как она была единственной женщиной, ее никто не поддержал.

Кто-то предложил назвать «Сионом», но другой спросил:

— С какой стати Сионом? Почему не Аргентиной, Угандой или Бразилией?

— Если бы вы меня послушались, я бы предложил назвать этот остров «Карлом Марксом», — так отозвался некто, по-видимому, социалист.

— Почему это «Карлом Марксом»? — спрашивает кто-то. — Почему не Моисеем-законодателем, Магометом, Спинозой, Байроном, Гейне, Спенсером?

Из всех этих дебатов мы узнали, что среди нас, тринадцати, существует ровно тринадцать элементов. Даю здесь подробный список:

1 сионист, 1 территориалист, 1 капиталист, 1 ортодокс, 1 атеист, 1 социалист, 1 националист, 1 ассимилятор, 1 идеалист, 1 материалист, 1 рабочий, 1 женщина, 1 писатель (это я, автор этого рассказа). Итого 13 человек, 13 элементов.

Ассимилятор

Внезапно меня осенила идея (величайшие идеи приходят внезапно), и я встал на камень и попросил слова:

— Милостивая государыня и милостивые государи! Позвольте и мне высказать свое мнение по поводу названия острова. Так как каждый из нас твердо держится за свое название и не намерен уступить другому и, возможно, прав в своем упорстве, я бы предложил вам, принимая во внимание, что нас тринадцать человек, назвать этот остров Островом тринадцати.

Тут я должен сделать небольшое примечание и сказать вам откровенно, что ни один оратор Европы и Америки не слыхал таких аплодисментов, каких удостоился я в этот прекрасный вечер на не менее прекрасном острове.

Я это, упаси Б-же, говорю не для хвастовства, но с исключительной целью доказать читателю, что успех всякого оратора заключается в одном: надо говорить как можно короче. Чем меньше говоришь, тем меньше глупостей. Поэтому я и заканчиваю вторую главу своих описаний.

Загрузка...