Они держали его как якоря, те люди, что о нём помнили, их осталось так мало, которые знали, какой он на самом деле, а вовсе не то мифическое пугало, каким его видели остальные, или это он сам хотел им раньше стать, чтобы все забыли его истинный облик и суть. Сейчас его влекло сделать следующий шаг, став чем-то большим, растворившись, слившись с чем-то до боли знакомым, что чувствуют и знают дети и забыли взрослые. Да и вообще, призрак ли он Силы, ведь её — скрепляющую его материю — он отдал Рей? Что же тогда осталось?
Размазавшись по эфиру, он боялся потерять свою самоидентификацию, рассеявшись разрозненными частицами по эгрегору. Сейчас он только благодаря тому, что заглядывал в сознание знающих его людей, черпал мотивацию, чтобы оставаться здесь, не переступая черты, после которой возвращение стало бы затруднительным. Технически это было проще выполнить, оставаясь подле Рей, но он опасался, что в стрессовой ситуации может перехватить поток воскресившей её Силы и, воплотившись в реальности, разваоплотить её или, смешавшись с нею, превратиться в какой-нибудь непредсказуемый гибрид, поэтому Бен держался подальше от Рей.
Он не знал, долго ли сможет поддерживать своё существование, удерживаясь от перехода без помощи физического носителя. У ситхов древности были голокроны, на которых хранились записи их объединенных сущностей, но он не ситх, и такое преобразование не соответствовало его состоянию. Да и чем бы он стал? В детстве, подолгу оставаясь в одиночестве, он читал много сказок, в том числе и про джиннов — рабов заточивших их предметов. Такой способ навсегда закрывал путь к перерождению души, которая есть, несмотря на то, что многие и не улавливали разницы между записью сознания и самим духом.
Они были его колодцами, в которых он черпал себя — люди, которые его помнили. Его удивил Хакс, эта эгоистичная и одновременно самоотверженная скотина, оказывается, знал о нём то, о чем он даже и не подозревал. Он не был равнодушен, как большинство тех, с кем он учился, служил, командовал. Даже те, кто испытывал перед ним страх, скорее проявляли к нему отношение как к стихийному бедствию, которое, если соблюдать предосторожности, можно пережить, тогда как Хакс проявлял личное отношение, то завидуя, то осуждая, делая это с особым пристрастием, то пытаясь одёргивать, кляня за глупость, то давая советы, в общем, постоянно появляясь в поле зрения. Он всё подмечал. Этот мурглачий [непереводимая игра слов] сын залез даже в его медицинскую карту, сосчитав, конечно же брезгливо сморщив нос, сравнивая их с паразитами, количество родимых пятен, видимо на случай, если возникнет необходимость опознать его труп. Вот незадача, а тела-то и нет. Бен усмехнулся про себя, зато он теперь точно знал, благодаря этой нервной горелке, сколько у него родинок. Но, за неуместную любознательность, он успел в своё время хорошенько наподдать Хаксу.
Но накануне он его удивил. В состоянии фантома, когда на дух не влияют биологические часы и ты не ограничен рамками физиологии, легко можно потерять счёт времени, и видимо он, подзависнув, долго не возвращался. Хакс впал в панику, отправившись его искать. Он, конечно, думал, что ему снятся смутные сны, вызванные его нестабильным положением и встречей с По, который откровенно его дразнил, не давая захлопнуться в своей скорлупе. Но как бы то ни было, он нашёл его, напомнив, что пора возвращаться. Хакс построил в астрале проекцию города, где Кайло, тогда ещё полный жизни, бесцеремонно вторгся в его отдушину и пел «Три моряка», заставляя Хакса морщиться при каждой фальшивой ноте. Да, он его нашёл, поместив именно в эту отдушину, выделив в себе ту лёгкую составляющую — гонца, который смог пройти через границу бытия.
Бен сжал иллюзорные кулаки, жалея, что был порой так жесток. Он узнал в том рыжем мальчишке себя. Хакс с детства прятался в придуманный мир, в котором его потеряли добрые родители, а подобрали жестокие чужаки. Его отчаянные глаза словно призывали Бена быть кем-то большим, чем равнодушным прохожим. Взявшись крепко за руки, они вышли в физический мир.
Вокруг Хакса хлопотала Роуз, а ей помогал Дэмерон. Видимо, у рыжего, пока он разыскивал его в астрале, подскочила температура и началась лихорадка. Девушка, делающая Хаксу охлаждающие примочки, удивлённо вскинула глаза на проявившегося из ниоткуда Бена. Она его ещё не видела, а знала всё лишь со слов По. Роуз хотела что-то ему сказать, но тут Хакс, зашевелившись, начал приходить в себя, и её внимание переключилось на него. Первым его вопросом, когда он открыл глаза, стал:
— Бен, признайся, что это ты сбил с курса мою медкапсулу?
В этом был весь Хакс! Только почувствуешь к нему расположение всей душой, как он сразу выдаст такое, что сразу возникает желание отвесить ему хорошего пинка. По, глядя на эту немую сцену, давясь смехом, сообщил Роуз:
— Видишь, не одни мы солидарны в своих чувствах к Обниманскому.